• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

Двенадцатого мая 1849 года, в 2 часа дня, транспорт "Байкал" бросил якорь в гавани Петропавловска-на-Камчатке.

Невельской нетерпеливо устремился к начальнику порта за корреспонденцией. На его имя был секретный конверт от Муравьева. Невельской надеялся, что там находится инструкция, которая даст ему право на исследования.

Но Муравьев писал, что посылает пока только копию с инструкции. Подлинник же отправлен в Петербург на утверждение. Невельской был обескуражен.

Началась разгрузка, драгоценные дни навигации в Охотском море уходили один за другим, а ответа из Петербурга не было. Что же делать? Идти в море без разрешения, — авось инструкция поступит осенью и задним числом покроет его самовольство? Но вдруг она вовсе не будет утверждена или в нее будут внесены поправки, которые все изменят в корне? Да мало ли "а вдруг" можно было ожидать…

Однако время не ждет. И Невельской решился идти в плавание на свой страх и риск.

Но щепетильная порядочность капитана не позволяла ему играть судьбами офицеров, которые могли бы тоже подвергнуться взысканию за самовольные действия. И Невельской, пригласив всех их в капитанскую каюту, изложил суть дела и всю безотлагательную срочность его.

— Господа, — закончил он свою речь, получив единогласное одобрение принятому решению, — на нашу долю выпала важная миссия, и я надеюсь, что каждый из нас честно и благородно исполнит свой долг перед отечеством. Ныне же я прошу вас содействовать скорейшему выходу в море. Все, что я вам объявил, должно остаться между нами и не может быть оглашаемо.

— Ура капитану Невельскому! — крикнули офицеры, и капитан пожал руки своим помощникам.

Транспорт быстро подготовили к историческому плаванию. 29 мая прибыла обещанная Врангелем байдарка.

Утром 30 мая 1849 года на "Байкале" прозвучали трели боцманских дудок, матросы начали вращать шпиль, "выхаживая" якорь.

Слабый береговой ветер наполнил поднятые паруса, и транспорт медленно двинулся по спокойным водам Авачинской губы.

Вскоре пройдено было "горло" бухты, океанская зыбь плавно подняла и опустила судно.

Ветер, усиливаясь, накренил транспорт, вода зашумела у бортов, и "Байкал" прибавил ходу, покачиваясь на мощных океанских волнах. Берега Камчатки медленно сливались с горизонтом, но еще долго сияли вдали над серым морем снеговые вершины Авачинской и Ключевской сопок.

Восемь дней, лавируя против ветра, в непроницаемых холодных туманах пробивался "Байкал" к Охотскому морю.

К концу дня 11 июня по карте Крузенштерна до Сахалина оставалось 35 миль. С рассветом 12 июня судно должно было подойти к побережью острова. Солнце село в тяжелые тучи, ночь наступила мрачная и пасмурная. Места были неисследованные, и Невельской не покидал палубы. Судно двигалось со скоростью двух-трех узлов, через каждые 15 минут бросали лот, и протяжный голос вахтенного из темноты оповещал о глубине и грунте. В 11 часов ночи ветер зашел к северо-западу, а из мрака впереди стал доноситься рев буруна. Лот показывал глубину 40 футов.

"Байкал" сделал поворот; зашумели от перемены курса паруса, и судно отошло к востоку. Светало медленно. Ветер слабел, горизонт стал очищаться от туч, проглянуло солнце, и на расстоянии около пяти миль показался низменный берег, а за ним — невысокие горы в клочьях низкой облачности. Это был Сахалин.

Весь день, идя вдоль низменного берега с мелководными обширными заливами, делали опись берегов то со шхуны, то с гребных судов. По единственной принятой карте Крузенштерна здесь был указан скалистый берег и притом от 8 до 15 миль западнее, так что случись ночью свежая погода и не будь Невельской так опытен и осторожен, судно разбилось бы о берег.

Тринадцатого июня моряки с "Байкала" увидели на возвышенной отмели над морем три деревни. Когда транспорт подошел ближе, часть жителей торопливо направилась в горы. Оставшиеся встретили русских с робким любопытством. Гиляки были одеты в собачьи шкуры шерстью вверх, вооружены копьями и стрелами и, судя по их поведению, привычны видеть европейцев. Подарив им несколько мелких вещей, моряки вернулись на судно.

На следующий день, продвигаясь к северу вдоль неприветливых, почти голых берегов (лишь изредка на возвышенных отмелях виднелись заросли можжевельника и тальника), транспорт вступил в плавучие льды, сильно мешавшие плаванию.

Семнадцатого июня прошли мыс Елизаветы, положение которого совпало с картой Крузенштерна. Обогнув мыс Марии, Невельской направился вдоль западного берега Сахалина. С глубоким волнением вступил он в заветные воды. Здесь решалась не только личная судьба Невельского. Он понимал, что от результатов его исследований зависело будущее этих окраин России.

Плавание в проливе было трудным и опасным, но все препятствия казались ничтожными по сравнению с пройденными мытарствами. Унижение и борьба с враждебными силами царской бюрократии остались позади (как думал Невельской), а здесь, на вольных морских просторах, на палубе послушного судна, окруженный преданными товарищами, Геннадий Иванович не страшился опасностей.

Но победа далась нелегко. В проливе бурлили неправильные течения, глубины были очень неравномерны, и потому малейший ветер, разводя волну на глубоких местах, поднимал сулой, крутой отрывистый волнолом, на частых и беспорядочно разбросанных отмелях. Судно, которое могло двигаться только при помощи ветра, осторожно лавировало на глубине от 20 до 10 метров. Вдруг с глубины 15 метров с резким треском транспорт сел на крутую банку. От толчка многие упали на палубу. Пока привели к ветру, судно врезалось в мель. Завезли верпы[19].

Пробовали стянуться с мели, но тщетно. Начался прилив: набегающие волны толкали корабль на отмель. Становой многопудовый якорь положили в баркас и, завезя его на глубокое место, опустили. Вся команда стала вращать кабестан[20], чтобы подтянуться к якорю. Но судно не трогалось с места. Волнами его приподнимало и било о дно, все дальше осаживая на мель. От ударов трещали все связи корабля. Люди надрывались. Невельской внешне был спокоен, но душа его томилась и трепетала. Потеря судна грозила ему большим, чем смерть, — она грозила позором и полным крушением всех планов и надежд. Шансов на спасение было мало. Глухие удары, шуршание раздираемой обшивки предвещало неминуемую беду.

Но люди не сдавались. В наступившем ночном мраке они работали из последних сил, не теряя мужества, то в шлюпках, заливаемых волнами, пробуя завозить и опускать якорь, то у кабестана. После 16 часов непрерывной борьбы и тяжелого, опасного труда судно было спасено. Отойдя от банки и бросив якорь, Невельской решил на шлюпках исследовать видневшийся залив. То отстаиваясь в тумане, то осторожно лавируя среди отмелей, он обследовал побережье, отыскивая лиман Амура. Несколько раз за это время садились на мель. Наконец 27 июня, в 4 часа дня, транспорт "Байкал" бросил якорь в северной части лимана.

Неправильные и быстрые течения, лабиринты подводных и надводных мелей превращали огромное пространство лимана в гибельную ловушку для парусного судна. Плавание в Амурском лимане небезопасно и теперь, при изученных фарватерах и на более совершенных судах. Со времени Невельского не одно судно погибло здесь, сев на мель в ненастную погоду.

Невельской попытался на транспорте пройти через лиман. Шлюпки шли впереди, делая промеры, отыскивая фарватер. Но сильные ветры, постоянно меняющие свое направление, разводили непрерывное волнение. Работа была утомительна и опасна. Транспорт и шлюпки часто попадали в критическое положение. Однажды три шлюпки отправились делать промеры, и на транспорте осталось только 10 человек. Ветер внезапно засвежел, люди в шлюпках не смогли выгрести против крутой волны, баркас выбросило на лайду[21], а вельбот отнесло к сахалинскому берегу против огромного гиляцкого селения Тамлево.

Едва не погибнув в борьбе с ревущим ветром и крутым грохочущим прибоем, мичман Гейсмар и матросы вытащили полузатопленный вельбот на отмель. Смеркалось, низко над волнами неслись рваные тучи, прибой гремел и рокотал. Нечего было и думать о возвращении на транспорт. Промокшие до нитки моряки развели большой костер из сухого плавника и, развесив мокрую одежду, заснули, зарывшись в песок. Утомленный не менее других, часовой тоже заснул, а гиляки, подобравшись во тьме, забрали всю одежду потерпевших крушение.

Проснувшись на рассвете, моряки обнаружили пропажу. Гиляки, толпившиеся у деревни, угрожали копьями и луками. Моряки в одних рубашках поспешно спустили на воду вельбот (благо волнение немного утихло) и устремились к транспорту, где их, сконфуженных и сердитых, встретили насмешками. Между тем гиляки, осмелев, спустили множество лодок и с песнями и криками стали грести к транспорту, надеясь овладеть им.

Невельской приготовился к обороне на крайний случай, но не стрелял, не желая кровопролитием начинать свое знакомство с местным населением. Он слыхал, что иностранные китобои, бесчинствуя на побережьях Охотского моря, озлобили гиляков. Невельскому предстояло сделать многое, чтобы доказать, что русские пришли сюда не грабить и насиловать, а защитить, помочь, научить жить лучше. Правда, он знал, что если допустить сюда якутских и иркутских кулаков-торгашей да сибирских чиновников, то вряд ли сбудутся его мечты о благоденствии края и местного населения. Но Невельской надеялся, что в новом краю будут и новые обычаи.

Гиляцкие лодки нестройною флотилией приближались к "Байкалу" со стороны левого борта, обращенного к берегу. С правого борта, незаметно для гиляков, был спущен вельбот. Набирая скорость, он обогнул транспорт, гребцы навалились на весла во всю силу, и вельбот понесся к флотилии, как сокол на стаю уток. Он носом опрокинул маленькую лодчонку, которая была ближе всего к "Байкалу", гребцы выхватили из воды двух захлебывающихся, перепуганных гиляков и во весь мах длинных весел пошли обратно к транспорту. Гиляки на лодках подняли многоголосый вопль, полетели стрелы, но вельбот уже огибал корму "Байкала" и через несколько минут был поднят на палубу. Пленников вывели на ростры и объяснили, что им будет очень плохо, если товарищи их не одумаются. Гиляки вступили в переговоры. Воинственный пыл прошел. Они вернули похищенные вещи, получили за это подарки, и пленники были отпущены.

После этого случая с гиляками наладились добрые отношения, и в дальнейшем они, дружески относясь к морякам, помогали им чем могли.

Примечания:

1

Вантами называют тросы стоячего такелажа, удерживающие мачту с боков. (О.Курти "Постройка модели судов" с.287 ккк)

2

Реи — деревянные или металлические балки. Они служат для постановки прямых парусов, прикрепляемых к ним своей верхней частью (шкаториной). Реи подвешивают к мачтам за середину горизонтально палубе. (О.Курти "Постройка модели судов" с.230 ккк)

19

Верп — небольшой якорь.

20

Кабестан — так называется шпиль, вертикальный ворот, при помощи которого поднимают якорь.

21

Лайда — равнинное побережье моря, заливаемое приливом и обсыхающее при отливе.