• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

В первые дни марта фронт группы армий Шёрнера пребывал в бездействии по линии, приблизительно параллельной северной границе Чехословакии и отступающей в юго-восточном направлении из Дрездена в Саксонии вниз к Западной Бескиде около Кракова в Польше. Но к концу месяца русское наступление отбросило 1-ю танковую армию Шёрнера назад, продвинулось к Брюнну в самом сердце Чехословакии и отрезало его от группы армий «Юг» в Южной Чехословакии и Западной Венгрии. После этих завоеваний русское продвижение замедлилось снова, оставляя немцев в неуверенности, хотели ли Советы взять группу армий Шёрнера в двойной охват или готовили наступление на Австрию.

Отступление 1-й танковой армии сопровождалось отступлением 17-й армии в Остраве в Северной Чехословакии. Горячо оспариваемая индустриальная область попала к русским. Километр за километром они пробивали свой путь через бурные горные кряжи Карпат.

Только 4-я танковая армия Шёрнера, удерживая свой левый фланг в Силезии к югу от осажденного Бреслау, видела относительную активность противника. Но в начале апреля начали множиться признаки того, что группа армий Конева готовилась к новому и мощному продвижению в этом секторе.

Фон Натцмер, начальник штаба Шёрнера, знал, что 4-я танковая армия не могла противостоять русскому нападению, если не получит подкрепление. Даже сам Шёрнер должен был признать, наконец, что соотношение сил врага к его собственным было таким, что угрожало катастрофой. 15 апреля он летал в Берлин. Но там он услышал новости о том, что в течение последних двадцати четырех часов отчаянное сражение бушевало в секторе группы армий «Висла». Ясно, что не было никакой надежды на подкрепление на силезском фронте. Шёрнер возвратился с пустыми руками.

Меньше чем через двенадцать часов началось русское наступление на реке Одере. Войска Конева прорвались через фронт 4-й танковой армии и перерезали контакт Шёрнера с 9-й армией на севере. Но затем русские повернули на север для атаки на Берлин, и войска Шёрнера наслаждались периодом благодати.

Русское наступление развивалось настолько быстро, что настигло сотни тысяч гражданских жителей. Внезапно дороги были заполнены беженцами. У некоторых, кто знал о мерах русских, принятых к востоку от Одера, создалось впечатление, что в Саксонии Красная армия проявляет большую сдержанность, чем она показала в других местах. Гвардейские дивизии Конева демонстрировали моменты сдержанности и дисциплины. Возможно, имелась политическая цель использовать эти войска в этом секторе – Саксония была старой коммунистической территорией. Но когда все сказано и сделано, различие было только одним из нюансов.

Это кажется невероятным, но все же случилось так, что окружной руководитель Мучман из Саксонии уже 25 апреля послал полицию на переправы через Эльбу в Мейсене, в 24 километрах к северо-западу от Дрездена, чтобы воспрепятствовать колоннам испуганных беженцев пересечь реку. Партийный руководитель Мейсена Бёме, который держал мосты открытыми для колонн беженцев и для своего населения, обвинялся в пораженчестве, поэтому Бёме совершил самоубийство. Он являлся исключением среди партийных чиновников, которые, как правило, повиновались, пока не пришел момент, чтобы сбросить свои партийные униформы и исчезнуть.

5 мая, незадолго до падения Дрездена, Мучман объявил, что крутой поворот судьбы недалек, что крупномасштабное немецкое нападение быстро отбросит русских на восток. Два дня спустя он сел в свой автомобиль и сбежал. Он был пойман русскими войсками, и дальнейшая его судьба неизвестна.

К концу апреля Конев начал отводить значительные силы с берлинского фронта и поворачивать их на юг. 4-я танковая армия подверглась сильному нажиму. Но в течение ночи 26 апреля Гитлер телефонировал из Берлина в штаб Шёрнера и дрожащим от волнения голосом приказал, чтобы силы Шёрнера немедленно маршировали на Берлин для «приведения сражения за столицу к победному концу».

Шёрнер спал в то время, и его начальник штаба фон Натцмер принял звонок. Вот его примечания о прочитанном: «Нападение на расстоянии большем чем 200 километров силами, которые не существовали нигде, кроме как в воображении Гитлера! На мои протесты, что все силы группы армий заняты, что нет ни боеприпасов, ни топлива, что нет никакого шанса на успешную атаку, я получал стереотипный ответ: «Все это не имеет значения. Нехватки должны быть устранены, сражение за Берлин должно быть выиграно». Гитлер отметил, что у него сложилось впечатление, что группа армий в состоянии активно атаковать, но не хочет. Невозможно было понять ситуацию более извращенно».

Спустя несколько дней после этой беседы 4-я танковая армия отступила на юг.

Перед линиями Шёрнера тем временем столица Силезии, Бреслау, встретила свою смерть. Нихофф, командующий цитаделью, наконец, понял, что он не может надеяться ни на какую помощь своему осажденному городу. Если бы американцы или британцы стояли в воротах, то его действия были бы очевидны. Но здесь войска также отказались сдаться русским.

В последние дни марта Конев объявил, что если город не сдастся немедленно, то он поднимет шторм разрушения. На Пасху в субботу он стал выполнять свою угрозу. Начался артобстрел города, который загнал население в подвалы. Заградительный огонь достиг кульминационного момента в понедельник. Советские самолеты участвовали в бомбардировке. Бреслау вскоре превратился в море огня.

Генерал Нихофф оставил руины своего штаба в предместьях города и двинулся в подвалы университетской библиотеки. В день рождения Гитлера, 20 апреля, Нихофф появился среди населения, чтобы раздать шоколад женщинам и детям. Возможно, он думал о своей жене и детях и об указе Бормана и Гитлера, угрожающем смертью любому командующему цитаделью.

21 апреля молодые женщины Бреслау были призваны, чтобы служить вспомогательным средством для обороняющихся войск. Неизвестно кто – Нихофф или окружной руководитель Силезии Ханке – ответствен за этот шаг – вероятно, оба участвовали в этом. Но теперь стал проявляться дух восстания. В одном из предместий женщины с белыми флагами появились перед партийными чиновниками и потребовали прекратить борьбу. Окружной руководитель Ханке, конечно, арестовал лидеров группы. Но дух не мог быть подавлен. Он нашел адептов в четырех священнослужителях, пасторах Хорниге и Конраде, канонике Крамере и католике Суффрагане Ферхе. Утром 4 мая эти четверо попросили аудиенцию у генерала Нихоффа.

Генерал слушал спокойно, в то время как священнослужители представили свою просьбу. Пастор Хорниг закончил вопросом:

– Генерал, можете вы перед вашим вечным судьей взять ответственность за продолжающуюся оборону города?

Прошла минута болезненной тишины. Затем Нихофф сказал:

– Господа, что я должен сделать?

– Сдайтесь!

Генерал не ответил.

В полдень эти четверо мужчин уехали и возвратились в свои дома. Это отняло у них много времени, потому что низколетящие русские самолеты-истребители затрудняли продвижение.

Русские громкоговорители объявляли о новых и еще более сильных воздушных атаках. Они предупредили, что Бреслау будет снесен до основания, если немедленно не сдастся. Распространилась паника. Гражданские жители сформировались в группы, чтобы перебежать к русским линиям, избежав ливня огня, который готовился. Но генерал Нихофф не мог принять решение, пока события 5 мая не освободили его из неволи окружного руководителя Ханке.

Той ночью Ханке узнал о смерти Гитлера. Он пошел на взлетно-посадочную полосу в городе, сел в самолет и сбежал. Его последующая судьба остается невыясненной. Известно, что он оставил город, замаскировавшись под сержанта СС. Некоторые говорили, что он попал в руки чешских войск и был убит. Другие источники указывают, что он, как Кох, скрылся.

Утром 6 мая четыре клирика возвратились в штаб Нихоффа и попросили другой аудиенции с командующим цитаделью. Он принял их со словами:

– Вопрос уже решен в вашу пользу. Я только что начал переговоры с русскими.

Красные плакаты на затемненных дымом стенах города скоро сказали населению, что помощи извне ждать нельзя и что переговоры о капитуляции идут полным ходом. Город вздохнул с облегчением. Некоторые войска пробовали отчаянные вылазки; другие выбрасывали оружие и переодевались в гражданскую одежду. Перед рассветом 7 мая русские войска двинулись в город. Артобстрел и бомбежка прекратились. Музыка звучала из русских громкоговорителей.

До конца апреля Богемия, Моравия и Судеты были спокойными, как очарованный остров среди бушевавших вокруг бурь.

В марте 1939 г. чешские области Богемия и Моравия были превращены в протекторат при немецком доминировании. Будущие поколения, возможно, не увидят ничего необычного в разбивании территорий, которые экономически принадлежали друг другу, пока такое разделение не используется как инструмент для подавления одной нации другой. Но германский акт 1939 г. удовлетворял только такой цели – подавлению чешской нации.

Чехи, само собой разумеется, были глубоко потрясены разрушением их национального существования. Огромное большинство немцев в Судетах не приветствовало этого. Многие из них происходили из семей, которые обосновались на чешской территории много поколений назад и достигли уровня жизни, который оставлял желать немногого. Создание протектората не принесло им никакого преимущества и не дало никакой власти.

Но своевольное отношение, хорошо рассчитанное, чтобы создать глубокую вражду, было импортировано многими немцами, которые теперь приехали из рейха как администраторы и контролирующие чиновники. Затем произошли пугающие события в Лидице. Протектор Гейдрих был убит. В свою очередь, Гитлер лично выпустил приказ, который призвал к мстительному массовому убийству. Большинство немцев в протекторате и, конечно, огромное большинство старых поселенцев были глубоко потрясены событиями в Лидице, охотой за подозреваемыми и убийством заложников. Но их шок был недостаточным, чтобы спасти их. Они также должны были нести ответственность за последствия.

В начале мая 1-я и 3-я армии США приблизились к чешской территории с запада. Днем и ночью их военно-воздушные силы появлялись в небе, наносили удары по железным дорогам и нарушали движение на шоссе. Несколько городов, среди них Эгер и Пилсен, были значительно повреждены с воздуха. Но все это было ничем по сравнению с тем, что продолжалось в других местах.

Таким образом, область была сочтена последним заповедником, лежащим на полпути к мирной жизни. Колонны беженцев из Силезии росли, и люди прибывали на каждую железную дорогу. Раненые солдаты прибывали десятками тысяч. Бесчисленные правительственные учреждения двигались в протекторат, и германские военно-воздушные силы доставили большую часть оставшихся ресурсов, в частности немного первых реактивных самолетов, в аэропорты вокруг Праги. Совещания среди политических и промышленных руководителей проходили здесь в бесконечной процессии, и страна стала нерестилищем слухов. Был слух, что область будет полигоном для того нового чудо-оружия, которое принесет немцам победу, а другой слух был о том, что Шёрнер планировал превратить протекторат в последний опорный пункт немецкого сопротивления. Появились листовки, призывающие к формированию женского «Вервольфа». И конечно, игра в «народную армию» велась везде, где жили немцы. Западни для танков готовились в больших количествах. Замешательство царило повсюду в протекторате.

Замешательство также царило в голове генерала СС Карла Франка, действующего протектора Богемии и Моравии и абсолютного владельца земли. Франк, рабски преданный Гитлеру, принял власть после смерти Гейдриха, когда неспособный и бездействующий Далюге принял титул протектора.

Когда рухнул Северный фронт группы армий Шёрнера и одерский фронт к востоку от Берлина, Франк задумал превратить правительство области в чешский национальный орган. Новое чешское правительство, которое он имел в виду, должно было быть преобладающе антикоммунистическим, состоять главным образом из членов чешских правых групп, которые отклоняли как советское доминирование, так и немецкое правление. Наиболее вероятно, такое правительство встретило бы поддержку значительного большинства чехов.

Франк намеревался оставить страну после того, как такое правительство было сформировано, взяв с собой германские войска и полицию, правительственные учреждения, недавно прибывших немцев и старых поселенцев, которые хотели уехать. Он намеревался продемонстрировать западным державам, что прокоммунистический курс бывшего президента Бенеша не представлял мнения большинства в Чехословакии. Он хотел вынудить западные державы занять ясную позицию не к национал-социалистическому марионеточному правительству, а к стране, которая была освобождена от немцев и теперь нуждалась в защите против новой угрозы, возникающей на востоке.

Никто не знает, куда привела бы реализация его плана. Никто не может сказать, заставил ли бы он Соединенные Штаты избежать дилеммы, к которой привела их политика Рузвельта. Это кажется маловероятным. Этот план, видимо, интерпретировался бы как другая попытка немцев посеять разногласия среди союзников.

В конце апреля Франк прибыл в Берлин и представил свой план Гитлеру. Он получил категорический отказ. Гитлер объявил, что он не мечтал об отказе от невредимого протектората, арсенала Германии и германских армий. Он объявил, что Богемия будет удержана любой ценой, и, так или иначе, намеревался закончить войну в течение нескольких следующих недель.

Теперь, как и всегда, Франк подчинился Гитлеру. Он возвратился в Прагу и запретил дальнейшее обсуждение своего плана. Он отпустил чешских лидеров, с которыми провел беседы, и ждал поворота судьбы, который обещал Гитлер.

Секретная служба Франка сообщила об увеличивающихся приготовлениях к восстанию чехов – не только коммунистов, которые получили оружие из России воздушным путем, но также и националистических групп, надеющихся на быстрое прибытие американцев. Франк ночью 30 апреля на музыкальном фоне барабана и горна выступил по пражскому радио с речью, в которой предупредил чехов, что он потопит восстание «в море крови». Даже Франк редко использовал более опрометчивый язык. Немцы в протекторате восприняли речь с глубоким беспокойством. Но они остались и ждали.

Ни Франк, ни немецкие поселенцы, ни любой человек в Германии не знали тогда об обмене радиосообщениями в последней части апреля между генералом Эйзенхауэром и начальником штаба советской армии Антоновым. В этом обмене Антонов сделал все, что смог, чтобы воспрепятствовать американцам занять большую часть чешской территории. Коммунистическая Чехословакия могла быть создана, только если вся страна и прежде всего «золотой город Прага» будут освобождены Красной армией. Только тогда чешские националисты, или часть их, могли быть побеждены и использованы в целях Советов. Но русскому продвижению все еще мешали войска Шёрнера.

4 мая Эйзенхауэр радировал в Москву, что 3-я армия США готова двинуться в Чехословакию и Прагу и «зачистить всю территорию к западу от рек Эльбы и Молдау». В тот же самый день Антонов через американскую военную миссию в Москве «предложил» Эйзенхауэру «не продвигаться за линии Карлсбад – Пилсен-Будвейс», чтобы «избежать возможного беспорядка среди войск с обеих сторон». И Эйзенхауэр приказал, чтобы его войска не пошли дальше линии, установленной Антоновым.

День 1 мая наступил и прошел спокойно.

Вскоре после полуночи новости о смерти Гитлера достигли Праги. Каждая газета в городе – немецкая и подвергнутая цензуре чешская – вышла в траурных рамках и с напечатанными длинными хвалебными речами о человеке, который «умер, борясь до последнего».

Первые новости о восстаниях среди чехов достигли Праги в тот же день. Франк внезапно понял, что надежды, которыми вдохновило его посещение Берлина, не имели никаких оснований. На какое-то время он пал жертвой полного отчаяния, но затем доверился Дёницу. 3 мая он вылетел в штаб адмирала для совета.

Дёниц не дал ему больше нескольких минут. Адмирал чувствовал то же самое отвращение к Франку, которое он чувствовал к очень многим партийным лидерам. Он проинструктировал Франка поддерживать порядок в Праге, пока он мог, и объявить город открытым. Франк не упомянул о своих переговорах с чешскими лидерами.

Признаки восстания распространялись. В Восточной Чехословакии, где прибытие русских казалось неизбежным, чешские национальные флаги и еще более красные флаги реяли над городами и деревнями. Чешские железнодорожники вышли и оставили поезда, многие из которых были заполнены немецкими беженцами, оказавшимися в затруднительном положении везде, где они стояли. Фургоны беженцев были остановлены на дорогах чешскими партизанскими группами. Чешская промышленность должна была закрыться из-за прекращения работы железной дороги. Массы фабричных рабочих праздно ходили по улицам. Появилось все больше красных флагов. Немецкие уличные знаки были удалены, и немецкие надписи на магазинах исчезли под слоем краски. Но пока еще почти не было вспышек насилия.

4 мая массовые митинги были проведены на улицах Праги. Прошел слух, что Франк не возвратился в город, что Шёрнер принял всю власть повсюду в протекторате, который германские войска оставят в течение нескольких дней, что они договаривались о капитуляции перед американцами, что правительство будет передано чешским лидерам и что американцы достигнут Праги через день или около того.

Вечером общественные громкоговорители объявили, что в Праге объявлено осадное положение. Для чешского населения был установлен комендантский час. Но массы людей на улицах не обращали на это внимания. Немецкая полиция оказалась в общем замешательстве и не предпринимала никаких действий.

Когда Франк возвратился в Прагу утром 5 мая, он узнал, что в его отсутствие и чешское правительство протектората, и недавно избранный Национальный совет, представлявший антикоммунистическую фракцию, настоятельно просили, чтобы полномочия правительства были официально переданы им. В свою очередь они гарантировали бы охранное свидетельство всем германским войскам и всем немецким гражданским жителям, которые желали уехать.

Но прежде чем Франк мог прийти к решению, чешские коммунисты начали кровавое восстание. Коммунисты знали, как приводить массы в движение, и, вероятно, они редко имели дело с более алчущими массами.

В утренние часы 5 мая коммунисты распространили слух, что американские танки приближаются к западным предместьям Праги. За ним последовал слух, что американцы потребовали немедленной капитуляции и что немцы согласились.

Чешские и красные флаги сразу появились в бесчисленных окнах. Толпы выстраивались вдоль улиц, на которых ожидались американцы. Общественные демонстрации были проведены на улицах и площадях. Чешские национальные песни заполнили воздух. Немецкая полиция и немецкие войска оставались в чрезвычайном замешательстве. Немецкие солдаты, которые показались на улицах тем утром, были приняты со словами: «Радуйтесь, мальчики, скоро война будет закончена и вы сможете пойти домой!»

Чешские массы были полны ликования. Теперь единственной искры было бы достаточно, чтобы произошел взрыв.

В заключительном порыве гордости Франк приказал очистить улицы от собраний. Спустя несколько часов после этого приказа он снова погрузился в пропасть апатии. Но вред был нанесен.

Только несколько из немецких войск последовали за приказом Франка. Но было достаточно, чтобы в одной или другой части города эсэсовцы начали очищать улицы, стрелять в демонстрантов или выкатывать полевые орудия. Радость и волнение масс, которые еще не знали, что ни один американский солдат не стоял перед Прагой, обернулись волной ярости.

В это время въехал грузовик с вооруженными чешскими коммунистами на территорию пражской радиостанции, они преодолели маленькую охрану и захватили здание. Немецкие усилия возвратить станцию не увенчались успехом. Пражское радио начало призывать Чехословакию к оружию. Бои вспыхнули по всему городу. Другие коммунистические команды захватили немецкие склады с одеждой и оружием, среди них большой арсенал народной армии.

«Чешские полицейские, члены чешской армии! – призывало пражское радио. – Поднимайтесь против угнетателей, идите на помощь нам. Дороги к Праге открыты…» Затем следовали ужасные описания злодеяний, совершенных войсками СС, и призывы к мести.

Более умеренные среди чешских лидеров поняли, что должны принять участие в восстании, пока их не отодвинули за пределы призыва. Хорошо вооруженная полиция чешского протектората и подпольная организация чешских армейских офицеров присоединились к рядам повстанцев. В тот момент их превосходящее вооружение и обучение обеспечили им преобладание в движении. Соответственно новый Национальный совет принял лидерство в восстании. Националисты и коммунисты боролись плечом к плечу.

Но под поверхностью продолжалось соревнование между этими двумя фракциями. И это скрытое соревнование за поддержку масс заставило обе стороны применять все более резкие методы. Коммунисты, однако, применили свой главный метод – они пытались воспламенить людские страсти. Их курьеры с востока сообщили, что русские, а не американские войска займут Прагу. Они знали, что заключительная победа придет к ним, а не к националистическому лагерю, и таким образом преследовали только одну цель: разжигать и поддерживать огонь кровавой революции против немцев, из которого выросла бы их собственная революция, коммунистическая революция против старой чешской буржуазии, против правящего класса вообще.

Все же эта несообразная масса повстанцев едва ли одержала бы победу так быстро, как произошло, если бы немецкие войска оказали решающее сопротивление. Но недавно призванные солдаты СС не имели никакого энтузиазма для этого сражения. Многие из них были призваны из числа немецкого населения Праги. И многие из них дезертировали в попытке достигнуть своих, которые, как они знали, были в опасности. Только старые войска СС и люди из службы безопасности боролись безжалостно, отвечая на жестокость повстанцев собственной жестокостью.

В сумерках 5 мая большинство немецких административных офисов попало к чехам. Главные проезды, большинство мостов и железнодорожных станций, центральная телефонная станция, богемская радиостанция и пражское радио были в руках повстанцев. Немецкие члены правительства протектората были арестованы; некоторые из них – расстреляны. Только немецкий правительственный сектор во дворце Храдчаны и несколько немецких армейских постов удерживались. Была также маленькая группа немецких солдат на железнодорожной станции Масарик, которых собрал решительный капитан, чтобы защитить несколько тысяч немецких беженцев и раненых в поезде, остановленном из-за забастовки железнодорожников. Но между положениями немецких солдат и немецких правительственных учреждений во дворце располагались мосты Молдау, которые контролировали повстанцы.

Чешское население стояло в стороне и наблюдало, в то время как коммунистические и националистические партизаны хватали членов СС и полиции, так же как солдат регулярной германской армии, и убивали их на улицах. Пражское радио призывало каждого чеха к оружию. Партизаны начали врываться в немецкие дома. Постепенно массы последовали их примеру.

Днем 5 мая большинству немецких гражданских жителей приказали идти в подвалы зданий, а в некоторых частях города они были помещены под арест. Многие из них были собраны, чтобы заполнить тюрьмы, так же как школы, театры, гаражи и другие временные тюрьмы. Эта облава дала начало первым массовым избиениям и даже множеству перестрелок. Общественные пытки немцев на улицах Праги начались 6 мая. Толпы чехов ждали транспорты немецких заключенных на улицах, чтобы забрасывать их камнями, плевать им в лицо и бить любым предметом, который попадал под руку. Немецкие женщины, дети и мужчины подверглись тяжелым испытаниям, пока достигли тюремных ворот под градом ударов и пинков. Женщин любого возраста вытаскивали из групп, брили им головы, мазали краской лица и рисовали свастики на их обнаженных спинах и грудях. Многие были изнасилованы, других заставляли открыть рот для плевка их мучителей.

Действующий протектор Франк во дворце Храдчаны знал о событиях в городе. И все же за весь день 6 мая он не предпринял никаких действий, чтобы установить контакт с чешским Национальным советом или с чехами из правительства протектората.

Но прежде чем закончилось 6 мая, восстание в Праге было прервано. В вечерние часы в город вошли войска – полностью вооруженная дивизия солдат в немецких униформах, но на их плечах и знаменах виднелся синий крест Святого Андрея на белом щите: 1-я дивизия войск генерала Власова.

Власов когда-то был советским генералом. Он заработал высокие почести в сражении за Москву и стал командующим армией. Власов, сын русского крестьянина и коммунист с юности, повзрослев, начал замечать раскол между социалистической доктриной и советской действительностью.

В 1942 г. Власов был захвачен немцами. Будучи в плену, он подумал, что с помощью Гитлера мог бы удалить Сталина и большевизм и создать новую, действительно социалистическую Россию. Он был уверен, что мог воспитать миллионную армию из числа тех граждан, которые любили свою страну, но не любили Сталина. Возможно, что Власов мог бы победить советские армии и выиграть войну. Но он не мог даже пытаться бороться с Советами, если его усилия использовались Гитлером для учреждения германской колониальной империи на востоке Европы.

Власов и несколько немецких сочувствующих отчаянно боролись за признание своих планов. Но боролись напрасно. Приближаясь к заключительным дням ужаса, ни Гитлер, ни Розенберг не поняли, какую возможность благородного решения восточного конфликта им предложили. Только в конце осени 1944 г., когда война была для немцев проиграна, Власову позволили публично призвать к формированию антибольшевистской русской армии и русского контрправительства. Но даже это обращение было превращено почти в фарс: человеком, который спонсировал Власова, был Гиммлер, самый горячий защитник германской колониальной империи на востоке, где славянской кастой рабов будут управлять германские владельцы. Гиммлер действовал под влиянием определенных советников, которые убедили его, что обещание свободы, свободной России могло теперь подвигнуть многих русских солдат оставить советские ряды. Оппортунизм Гиммлера позволил Власову зачитать его обращение в Праге и сформировать Комитет по освобождению народов России.

Это обращение было зачитано 14 ноября 1944 г. Двадцать четыре часа спустя штаб Власова получил ответы от сорока тысяч добровольцев в лагерях для военнопленных и трудовых лагерях. «Что было бы, – спрашивал Власов тогда некоторых немецких посетителей, – если бы вы дали мне свободу действий в 1943 году?»

Власову обещали материальную часть и вооружение для двадцати пяти дивизий. Есть подозрения, что Гиммлер, высшая власть над резервами, воспрепятствовал тому, чтобы это вооружение достигло Власова. Более того, Власову не давали возможности собрать войска вместе или даже войти в контакт с его бесчисленными добровольцами.

Тем не менее Власову удалось сформировать и оснастить две дивизии. К февралю 1945 г. он сформировал общий штаб «армий освобожденных народов России», с начальником штаба Трухиным, бывшим советским генералом. Начало было положено учебной офицерской школой, воздушным корпусом и несколькими специальными частями. Два других бывших советских генерала, Бунишенков и Зайцев, обучали эти две дивизии.

Власов вскоре утратил все иллюзии о возможности немецко-русского сотрудничества. Но, как и бесчисленные немцы, он вынашивал другую надежду до самого последнего часа: надежду, что союзники после краха Германии выступят против расширения власти Сталина в сердце Европы, что неестественный союз между СССР и западными державами развалится, как только Германия будет побеждена. Он надеялся получить от западных держав поддержку, которую Гитлер был не в состоянии дать ему.

В марте 1945 г. Власов послал секретных посланников в английский и американский штабы во Франции и Бельгии. Он пробовал ясно дать понять, что не был рабом Германии, а был врагом большевизма и надеялся найти помощь, чтобы строить новую Россию. Он пробовал сообщить западным державам политические и идеологические цели Сталина и тот факт, что коммунизм, старый неисправимый коммунизм, останется империалистическим до конца его дней.

Его посланники были арестованы, как прихвостни Германии и предатели Советского Союза. Никто не побеспокоился, чтобы выслушать их.

Власов переместил все свои войска в ненемецкую область Богемии, где ясное разделение немецких войск и гражданских жителей было налицо. Его Генеральный штаб и 1-я дивизия, насчитывавшая приблизительно восемнадцать тысяч человек, были размещены приблизительно в 32 километрах от Праги. Комитет по освобождению народов России оставался в Карлсбаде, в 120 километрах к западу от Праги.

В начале мая германское Верховное командование приказало 1-й дивизии Власова двигаться на север, где ее должны были использовать против русских войск, наступавших на Берлин. Власов отказался следовать приказу, даже при том, что не знал, какими будут последствия его отказа. Но теперь он оказался в действительно безнадежном положении.

Затем его достигли новости о восстании в Праге и призывы о помощи, раздававшиеся по пражскому радио. 5 мая он приказал своей 1-й дивизии двигаться на Прагу, поддержать чешских повстанцев и восстановить порядок в городе. Дивизия вошла в Прагу вечером 6 мая.

С тех пор говорилось, что 1-я дивизия Власова, которой командовал генерал Бунишенков, перевесила чашу весов в пользу чехов, что сомнительно в лучшем случае. Это решение было только вопросом времени. Но нет сомнения, что шесть полков Бунишенкова ускорили победу повстанцев.

Власов послал свои войска в надежде на спасение Праги от длительной борьбы и тяжелого разрушения и таким образом на установление некоторых связей с западными союзниками, которые пока отклонили его предложения. Он действовал согласно ложному предположению, что не Советы, но более близкие американские войска займут город.

Взволнованное население Праги оказало дивизии Бунишенкова восторженный прием. Растущая жажда крови спала, и в течение двенадцати часов люди Власова стали спасением для немецких гражданских жителей, заключенных и раненых. Некоторые из русских освободили заключенных в тюрьму немецких солдат и позволили им убежать на запад – хотя они не могли воспрепятствовать большинству из них попасть в руки чешских партизанских групп и быть убитыми или замученными до смерти. Другие войска «свободной России» участвовали в сильных боях против немцев, в которых они теперь видели не больше чем предателей их общего дела.

В течение ночи 6 мая маленький американский патруль на танках и грузовиках появился в кипящем городе. Чешское население и генерал Бунишенков были убеждены, что оккупация американскими войсками была неизбежной. Но патруль был просто разведывательным отделением, выяснявшим, что происходило в Праге. Возможно, командующий 3-й армией США стал сомневаться, не могло ли, в конце концов, восстание в Праге сделать желательным для него занятие города. Чешские радиопередачи сообщили о злодеяниях, совершенных СС, а русское наступление, казалось, не развивалось со скоростью, которую предсказал советский генерал Антонов.

Но когда командир американского патруля разузнал, что очаги немецкого сопротивления были минимизированы до нескольких небольших центров, которые были в безнадежном положении, он решил возвратиться к своим линиям. Перед отъездом он поговорил с Бунишенковым. С искренностью и поразительным простодушием, которое отличало большинство американских офицеров в те дни, он велел поддерживать порядок в Праге и ждать прибытия советских войск. И не понимал, почему Бунишенков выглядел ошеломленным. Не понимал, что предложил людям Власова с широко раскрытыми глазами идти на верную смерть.

В отчаянии, Бунишенков приказал своим людям немедленно прекратить сражаться, оставить Прагу и маршировать на запад к штабу Власова. Уличные заграждения и баррикады помешали его войскам отбыть сразу. Они уехали утром 7 мая. Чехи, переполнявшие улицы, с растущим волнением наблюдали за их отступлением, раскрыв от удивления рты.

Дивизия достигла штаба Власова днем. 8 мая Власов получил доклады, что советские танки приближались к Праге с северо-запада. Он отдал приказ двигаться на запад, и его колонны, вышедшие только что из боев с немцами в Праге, прошли среди разбросанных остатков немецких войск, среди колонн немецких беженцев, которые шли в направлении американских линий.

Трое из генералов Власова, которые передвигались отдельно, были остановлены чешскими партизанами, захвачены и через несколько дней переданы Советам. Но 1-я дивизия без труда прошла через американские линии и сдалась 3-й армии США.

Сам Власов был отведен в штаб 3-й американской армии. У него сложилось впечатление, что он был гостем, а не пленным в американском штабе. Еще раз он попробовал объяснить свое положение и реальные цели Советского Союза. Возможно, он встретил понимание среди некоторых из американских офицеров. Но не было ни одного среди них, кто мог изменить общую политику, которой был предан генерал Эйзенхауэр.

Власов не знал, что его войска были тем временем разоружены и окружены американскими танковыми войсками. Советские комиссары требовали выдачи предателей и получали их без затруднений. Да и с формальной точки зрения такая выдача была действительно обязанностью американских командующих.

В одиннадцать часов утра 13 мая американское командование сообщило Бунишенкову, что бронетанковое американское ограждение вокруг 1-й дивизии будет открыто на восток и что в три часа дня дивизия двинется маршем в этом направлении. Генерал и его люди понимали, что означал этот приказ. Некоторые из войск пробовали скрыться. Большая их часть пошла на восток в надежде выйти из американского ограждения перед прибытием русских и бежать на запад. Но по пути они обнаружили, что двигаются в коридоре американских войск, который вел их прямо в советские шеренги.

2-я дивизия Власова и его различные отдельные части, размещенные в Баварии и Австрии, также стали пленниками американцев. Их держали в нескольких лагерях. Некоторые из них были отпущены. Другие совершили самоубийство. Все остальные были переданы Советам.

Власов и его штат в штабе 3-й армии США не знали ничего о судьбе войск. Место, где располагался штаб, маленький город Шлюссельбург, было в это время занято частично американскими, частично советскими войсками. Через некоторое время после 15 мая американский офицер пригласил Власова и его штаб пройти с ним на совещание в соседний населенный пункт. В то время как группа проходила по лесистой тропинке на пути к таинственному населенному пункту, ее внезапно окружили советские солдаты. Власов и его штаб были захвачены прежде, чем осознали, что случилось.

Полтора года спустя Власов и двенадцать его офицеров были повешены на Красной площади в Москве.

7 мая 1945 г. штаб генерала Шёрнера получил приказ высшего командования немецкими вооруженными силами прекратить борьбу на всех фронтах в полночь 9 мая. Фон Натцмер, начальник штаба, побледнел. Этот приказ похоронил все надежды на спасение его войск от русских лагерей для военнопленных, поскольку было просто невозможно вывести его войска с Восточного фронта к указанному часу.

Генерал Шёрнер, дрожа от ярости, кричал, что не намерен исполнять этот приказ. Он продиктовал сообщение всем командующим своей группы армий, информируя их о приказе перемирия и о своем решении продолжать сражаться. Он потребовал, чтобы мнения командующих генералов были представлены ему ночью. Он чувствовал себя уверенным относительно того, какие получит ответы. Никто не хотел сдаваться русским – и это общее настроение хорошо соответствовало секретным личным планам Шёрнера.

Штаб Шёрнера рассмотрел вопрос и постановил, что намеренное нарушение соглашения о сдаче означало разрушение последних остатков юридических отношений с союзническими войсками. Американские командующие, вне сомнения, отвергли бы любые переговоры о взятии военнопленными войск Шёрнера. Приказ бороться сделал бы каждого немецкого солдата ярмарочной игрушкой для всех, с последствиями, возможно, более плохими, чем русские тюрьмы.

Шёрнер слушал свой штаб с нарастающей яростью. Он нисколько не интересовался американской реакцией на нарушение сроков капитуляции. Он беспокоился о себе одном и не намеревался стать заключенным у американцев или русских, ибо знал об отношении к нему во вражеском лагере. Он был теперь последним оставшимся в живых неустрашимым приверженцем Гитлера. Он слышал, что его имя было в русском черном списке, – и не мог знать, не передадут ли его американцы Советам? Его планы были готовы к исполнению, и его штаб теперь угрожал вмешаться в них.

Но затем фон Натцмер предложил приказать северному флангу 4-й танковой армии продолжать сопротивление против русских попыток прорваться на севере, в то время как всем другим частям разрешить «организованно бежать на запад». Хотя многие части попали бы в русские руки, эта процедура казалась единственной, которая обещала спасти большинство.

Шёрнер понял, что здесь было желаемое им решение. Если бы он приказал, чтобы его войска бежали на запад, то он мог бы избавиться от всей личной ответственности и с тех пор действовать открыто во благо собственного спасения. Он согласился на предложение фон Натцмера с необычной живостью. Возможно, эта живость должна была насторожить его штаб. Но ни один из офицеров не думал, что фельдмаршал Шёрнер, человек, который потребовал от каждого из своих солдат стоять насмерть, планировал сбежать.

Шёрнер выпустил инструкции, необходимые для выполнения предложения фон Натцмера. И при этом он не забыл приказать доставить несколько маленьких самолетов в аэропорт в Зааце, приблизительно в 96 километрах к северо-западу от Праги.

В то время как приказы ушли из его штаба, багаж упаковывался, грузовики загружались, а военные документы сжигались, Шёрнер поспешил на свою частную квартиру. Он наполнил портфель деньгами и отправился к фон Натцмеру.

Фельдмаршал обратился к своему начальнику штаба с благодарностью за лояльную службу и прекрасное сотрудничество. Он продолжил несколько резко, что решил взять один из самолетов, которые прибудут в Заац, и бежать в баварские горы. У него было горное убежище, о котором никто не знал, хорошее место, чтобы скрыться, возможно, до Рождества. После Рождества он мог бы «высунуть голову» снова и «оценить ситуацию».

И если фон Натцмер хочет присоединиться к нему, продолжал фельдмаршал, открывая свой портфель, то эти деньги пригодились бы им.

Лицо фон Натцмера стало красным, затем белым. Он сказал, что на следующий день группа армий пойдет добывать себе жизнь. Командир не может покинуть ее в такое время. Никогда прежде командование не было более значимым. И даже в связях с американцами высокое звание Шёрнера имело величайший вес.

Но Шёрнер не дрогнул. Разве он не уполномочил свои войска бежать на запад? Он требовал для себя не больше, чем он предоставил им, – право обеспечить себе безопасность. Что осталось сделать командованию, фон Натцмер мог сделать один.

Шёрнер закрыл свой портфель, повернулся и уехал. Ночь была светлой от огня, в котором документы и бумаги превращались в пепел.

Конвой штаба уехал рано утром 8 мая. Автомобиль Шёрнера ехал впереди, сопровождаемый фон Натцмером. Затем ехал радиогрузовик и множество других транспортных средств.

Фельдмаршал торопил своего водителя. Скоро все транспортные средства, кроме автомобиля фон Натцмера, отстали.

Когда два этих автомобиля прибыли в Заац, самолеты еще не прилетели. Шёрнер пришел в ярость. Он ждал почти час. Фон Натцмер ждал с ним в надежде, что радиогрузовик догонит их. Но ни самолеты, ни грузовик не появились. Вместо этого русские танки внезапно показались на северном крае летного поля.

Шёрнер немедленно двинулся на запад, фон Натцмер позади него. В сумерках два их автомобиля прибыли в город Подерзам вблизи немецкой границы. И здесь Шёрнер узнал, что один из его самолетов приземлился на соседнем лугу. Он сразу послал адъютанта, чтобы обеспечить самолет для себя.

Офисы городского командующего, где Шёрнер остановился, были заполнены ранеными и солдатами, возвращающимися из увольнения и ждущими инструкций. Когда фельдмаршал появился среди них, они отшатнулись в страхе от этого человека, который достиг так много одной только жестокостью.

Шёрнер не уделил внимания толпе. Он вызвал партийного руководителя города и приказал ему достать два гражданских мужских костюма, один из них должен быть баварским. На глазах солдат он отстегнул свой Рыцарский крест с дубовыми листьями и бриллиантами и опустил его в карман. Когда костюмы были принесены, Шёрнер ушел в соседнюю комнату. Немного позже он появился снова, теперь он был одет в баварский костюм, и угостил всех шампанским и сигарами. Затем он ушел снова с двумя нацистскими офицерами, которые были преданы ему, топить свою печаль в шампанском. Толпа солдат снаружи медленно пришла в себя.

Фон Натцмер оставил офис городского командующего и вышел в ночь. В ярости и отчаянии он искал в темном городе радиопост, чтобы установить контакт с группой армий. Но искал напрасно. Единственное средство связи с войсками был самолет, стоявший на лугу около города.

В течение долгого времени фон Натцмер стоял у своего автомобиля. Он понял, что появление русских танков в Зааце могло означать только одно: русские войска угрожали уходу группы армий на запад.

В конце концов фон Натцмер решил попросить у фельдмаршала Шёрнера самолет. Но фельдмаршал уже плохо стоял на ногах. Он слушал, не выпуская из рук стакан, и затем сказал нет, протянул стакан начальнику штаба и пригласил его «забыть все это». Фон Натцмер отказался. Шёрнер взорвался. Когда поток злословия иссяк, фон Натцмер повторил свое требование. Шёрнер снова рявкнул: «Нет!» Фон Натцмер, теперь дрожа от гнева, ответил, что поставит охрану у самолета до следующего утра и затем будет использовать его так, как считает целесообразным. С этим он оставил комнату.

Поставленная охрана получила инструкции не разрешать никому, кроме фон Натцмера, приближаться к самолету. Но она состояла из нескольких пожилых милиционеров, обеспокоенных собственной судьбой и судьбой своих семей. Рано утром высокий, широкоплечий человек в гражданской одежде появился на лугу. Милиционеры подняли винтовки. Но затем они увидели его лицо и услышали рев: «Разве вы не видите, кто я? Я – фельдмаршал Шёрнер!» Они опустили оружие в полном замешательстве и стояли в стороне, в то время как Шёрнер поднялся в самолет и улетел.

Шёрнер направился на юго-запад. Мотор вскоре отказал, и самолет, едва не потерпев крушение, был вынужден приземлиться в Восточной Австрии. Шёрнер перемещался по стране в течение нескольких дней, пока не был узнан населением. Затем, около 15 мая, он заявил о себе бывшему штабу германской 1-й армии, который теперь находился в плену у американцев и участвовал в увольнении из армии низших чинов германских войск.

Немного позже американские власти передали его комиссарам Советского Союза, которые искали его.

В соответствии с приказами из штаба группы армий, все командиры Шёрнера 8 мая уведомили войска, что борьба должна прекратиться в полночь и что все, кроме нескольких частей, должны двигаться на запад немедленно и любыми маршрутами. И приблизительно один миллион солдат устремился на запад по дорогам Западной Чехословакии и Судет, движимый вперед надеждой, что их американские противники примут их как заключенных.

Судьба 1-й танковой армии может служить примером трагического исхода для всей группы армий.

Почти полностью изолированная от других частей, 1-я танковая армия едва избежала окружения русскими войсками. Вечером 8 мая эта армия, избитая, но все еще держащаяся вместе, стояла рядом с Брюнном. В ней все еще насчитывалось приблизительно четыреста тысяч человек.

Было около 176 километров между ними и американскими линиями в Восточной Чехословакии. Но 9 мая был сияющий весенний день. Деревья вдоль дорог стояли в цвету. И 176 километров не были большим расстоянием для войск, которые прошли через восточные кампании.

1-я танковая армия продвигалась. Некоторые части, идущие пешком или едущие верхом, были настигнуты русскими и пропали без вести. Но большая часть армии перемещалась единым отрядом и осталась невредимой.

Тыловые эшелоны и госпитальные части первыми достигли американских позиций. Они были взяты в плен. Волна надежды прошла по приближающимся боевым войскам.

Последний командующий 1-й танковой армией, генерал Хассе, установил свой командный пункт приблизительно в 8 километрах к востоку от линий американской 5-й пехотной дивизии, чтобы руководить заключительными этапами капитуляции. Днем 9 мая сообщения поведали ему, что американские линии закрывались для германских войск. Одновременные донесения с востока и юго-востока указывали на то, что русские войска продвигались быстро. Время для спасения немецких солдат сокращалось.

Часть за частью войска армии Хассе прибывали и концентрировались в полях и вдоль лесов перед американскими линиями. В лесу чешские партизанские группы дожидались своего часа. В конце дня американские самолеты приземлились на дорогах, остановили походное движение германских колонн и повели их в большие лагеря.

Генерал Хассе теперь знал, что было приготовлено для его людей. Но он не хотел сдаваться без борьбы. Он послал своего начальника штаба, фон Вайтерсхаузена, искать аудиенции у командира 5-й американской пехотной дивизии.

Фон Вайтерсхаузену позволили пересечь линии и встретили с любезностью. Он умолял, он объяснял. Американское командование делало одну техническую отговорку за другой, но фон Вайтерсхаузен не сдавался, и в конце концов ему сказали простую правду: войска 1-й танковой армии воевали против русских, и они должны будут стать русскими пленными.

Фон Вайтерсхаузен возвратился к своему автомобилю в тишине. Один из американских штабных офицеров протянул руку и убежденно сказал:

– Мы уважаем русских, как очень справедливых бойцов. Я не сомневаюсь, что с вами обойдутся согласно международному праву и вы скоро возвратитесь домой.

Фон Вайтерсхаузен покачал головой.

– С Советами можно иметь дело только с оружием в руке, – ответил он. – Если вы не имеете никакого оружия, вы – их раб.

Все войска, которые были окружены американскими силами, были переданы русским. Войска, которые все еще оставались на марше, были быстро пленены русскими. Некоторые группы убежали в горы и брели на запад. Возможно, таких было несколько десятков тысяч человек. Все, кроме нескольких тысяч из них, были пойманы чешскими партизанами и убиты или переданы русским. Обширные массы армий сформировались в колонны и пошли на восток.

Все 7 мая прошло в сильных боях вокруг немногих немецких центров сопротивления в городе Праге. Ночью генерал Туссен, командант Праги, получил известие об общей капитуляции и приказ прекратить сражаться в полночь 9 мая.

Туссен сразу обратился к чешскому Национальному совету с предложением сдаться при условии, что его войскам и немецким гражданским жителям будет дано охранное свидетельство для выхода из города.

Переговоры длились в течение ночи 7 мая и до полудня 8 мая. Национальный совет был готов принять капитуляцию на заявленных условиях. Он чувствовал потребность закончить борьбу, установить порядок и сформировать чешское правительство перед неизбежным теперь прибытием русских. Совет, мыслящий в демократических терминах, полагал, что если бы правительство было составлено теперь, то оно было бы в состоянии поддержать себя, когда придут русские. Но коммунистическая фракция сопротивлялась. Они желали, чтобы борьба продолжилась, пока советские войска не войдут в город, надеясь, что эти войска принесут с ними социалистическую революцию.

Но коммунисты все же не превалировали. Их оппозиция и все более близкий подход русских армий усиливали решение умеренных элементов в Праге уладить ситуацию. Таким образом, Национальный совет предоставил охранное свидетельство германским войскам и гражданским жителям.

Днем Туссен получил донесения о русском наступлении на Прагу с севера. Он решил начинать отход немедленно, оставляя раненых и гражданских жителей под защитой Красного Креста, как предложил Национальный совет. Протектор Франк, который тихо следил за переговорами, подготовился также тихо принять участие в отходе.

Ближе к вечеру 8 мая начался марш. Длинные ряды немецких солдат и гражданских жителей двигались по забаррикадированным улицам Праги на запад. Вдоль тротуаров выстроилось чешское население. Здесь и там катил немецкий танк, здесь и там мог быть замечен немецкий солдат, несущий базуку. Раненые хромали с палками и костылями. Среди них катил автомобиль протектора Франка и его семьи. Франк позже сдался американским войскам. Они передали его чехам, которые, не теряя времени, повесили его.

Массовое бегство длилось ночь напролет. Около двух часов утра немецкая батарея открыла огонь в городе – Туссен не был в состоянии уведомить все свои войска, и некоторые части СС отказались капитулировать. В ответ партизаны открыли огонь по уходившим походным порядком войскам. Повторные столкновения привели к тому, что отход вышел за пределы выделенного времени. Колонны все еще покидали город, когда наступил рассвет 9 мая.

Германские войска и гражданские жители, которые удерживали железнодорожную станцию Масарик, сдались чешскому майору графу Шварценбергу. Граф выполнил свою задачу с образцовой любезностью и правильностью и позаботился, чтобы группа могла сформироваться для марша. Но даже в этом случае группа, в которой было большое количество женщин и детей, оказалась последней, оставившей город.

Около семи часов утра 9 мая группа со станции Масарик пересекла мост Молдау. Перед ними в свете утреннего солнца стояли крутые склоны холма Храдчаны. Группа медленно прошла через парк по вьющейся дороге под могущественными стенами древнего дворца.

Внезапно раздались выстрелы. Советская пехота вырвалась из парка, крича «ура» и стреляя из автоматов и пистолетов. Немецкие солдаты, которые пробовали сопротивляться, были истреблены.

Революция одержала победу. Она распространялась по Праге, как огонь на ветру.

Немецких гражданских жителей, которые находились в тюрьме Рузин, теперь вызывали из переполненных камер. Они получили первую чашку воды за много дней и говорили, что война была закончена и что теперь их благородной обязанностью стало помочь восстанавливать повреждения и удалять баррикады. Но прежде чем оставили тюрьму, они почувствовали то, что действительно было припасено для них.

Несколько грузовиков с немецкими ранеными и медицинским персоналом въехали во двор. Раненые, медсестры, доктора только выгрузились с транспортных средств, когда внезапно отряд повстанцев появился с улицы и атаковал их. Они вырвали у них костыли, палки, повалили их на землю и прикладами, кольями и молотками били до тех пор, пока немцы не испустили дух.

На улице толпы ждали тех, кто вышел из тюрем, чтобы разбирать баррикады. Нетерпеливые глаза наблюдали из окон. Никто не может сказать, сколько не отвернулись в позоре и ужасе, – таких, должно быть, было немало. Но массы на улицах знали, чего они хотели, – и они прибыли снабженные всем, что их освобожденные страсти и дикие эмоции могли желать – от кипящей смолы до садовых ножниц.

Так начался день, столь же злой, как любой злой день истории. Они тоже были людьми – те, кто на улицах и площадях Праги захватил немцев, и не только эсэсовцев, обливал их бензином, подвешивал их ногами кверху, поджигал и наблюдал за их муками, продленными тем, что в этом положении высокая температура и дым не душили их. Они тоже были людьми – те, кто связывал немецких мужчин и женщин вместе колючей проволокой, расстреливал в связке и катил их вниз в реку Молдау, кто топил немецких детей в корытах с водой на улицах и выбрасывал из окон.

Они били каждого немца, пока он не лежал бездыханным, принуждали голых женщин разбирать баррикады, перерезали сухожилия на их пятках и смеялись над их корчами. Других забивали до смерти. И все же эти действия были немногочисленными среди многих, по сравнению с которыми простой расстрел нескольких сотен мальчиков из школы Адольфа Гитлера кажется особой привилегией.

Это было началом. Прага показала пример для всей страны, для каждого города и деревни повсюду в Чехословакии и Судетах, где были немцы. Приливная волна насилия, убийства и изгнания поднялась в мае 1945 г. и убывала в течение многих месяцев и лет, пока последний немец не сбежал из страны или не умер в тюрьме – все, кроме тех немногих, кто после конфискаций и лишения гражданских прав уцелел.

Более поздние поколения могут судить эти события наравне с уничтожением или изгнанием евреев из Германии. Они могут найти, что уничтожение политической свободы чехов и ужас Лидице призвали к такому взрыву ненависти и мести. Но они не должны забывать миллионы чехов, которые держались обособленно и боялись, что сами могут пасть жертвой пробужденных масс, если скажут хотя бы одно лишнее слово; как не вправе забыть тысячи и тысячи чехов, которые даже в самые темные дни шторма помогли пищей и одеждой немецким беженцам.

Вечером 20 мая пастор Карл Зайферт и некоторые пожилые крестьяне стояли на берегах реки Эльбы, приблизительно в 24 километрах вверх по течению от города Дрездена. Советский оккупационный комендант их небольшой саксонской деревни разрешил им хоронить трупы, которые река выбрасывала на берег день за днем.

Они прибывали, плывя вниз из Чехословакии, женщины и дети, старики и солдаты. Тысячи проплывали дальше – но для тех, кто был выброшен на берег здесь, пастор и его люди рыли могилы и хоронили их, произнося молитву.

Река приносила связки, перевязанные колючей проволокой, и трупы, которые были без языков, глаз, грудей. Но этим вечером река принесла деревянный остов кровати, он плыл, как плот, к которому семья, взрослые и дети, была прибита длинными гвоздями. Мужчины вытащили костыльные гвозди из детских рук, и пастор пробовал сказать себе слова, которые он говорил так часто в своей душе: «Боже, что мы сделали, что они так согрешили!» Но сегодня вечером ужас оказался слишком большим, и эти слова не были произнесены.

Все, что он смог сказать, было: «Боже, пощади их души!»