• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

Главной целью Ивана III во внутренней политике было распространение великокняжеской власти на всю Великороссию, а в конечном итоге на всю Русь. В сферу его политической деятельности, таким образом, вовлекалось не только Великое княжество Московское, но также и многие другие части Руси. Его цели можно охарактеризовать как национально русские, а не специфически московские. Старая формулировка в титуле московских великих князей, Всея Руси, теперь приобретала дополнительное значение.

Задача, стоявшая перед Иваном III при проведении его национальной политики, имела две стороны: во-первых, он должен был присоединить к Москве до сих пор независимые русские государства, а во-вторых, ограничить власть своих братьев и других удельных князей. Как нам известно, он при любой возможности избегал скоропалительных решений, предпочитая продвигаться постепенно и концентрировать внимание в каждый отдельный момент на одной конкретной проблеме. Поэтому процесс объединения Великороссии продолжался весь период правления Ивана III, а некоторые менее значительные задачи были даже оставлены для решения его сыну и преемнику Василию III.

Напомним, что в 1462 г. – году восшествия Ивана III на престол – Великороссия была еще далека от политического единства. Кроме Великого княжества Московского существовало еще два великих княжения (тверское и рязанское), два княжества (Ярославль и Ростов) и три города-республики (Новгород, Псков и Вятка).

Само Великое княжество Московское тоже не было полностью единым. Хотя отец Ивана III, Василий II, конфисковал уделы Дмитрия Юрьевича Шемяки (Галич в Костромской земле), Ивана Андреевича Можайского и Василия Ярославовича Боровского, он согласился оставить князя Михаила Андреевича в Верее и Белоозере править там в качестве великокняжеского вассала («младшего брата»). Михаил обращался к Василию II как к своему господину и «старшему брату».176

На первом или втором году своего правления Иван III, в свою очередь, заключил с Михаилом договор примерно на тех же условиях, что и Договор от 1450 года. Политическая зависимость Михаила от великого князя отражалась в той же терминологии:177 в Договоре 1472 г. Иван называл себя «старшим братом» Михаила и его «господином». Сходные термины использовались и в Договоре от 1482 г.178 В Договоре 1483 г. Михаил должен был признать своим «старшим братом» также сына Ивана III, Ивана Молодого.179 Видно, как Иван III последовательно укреплял власть великого князя, что отражалось в изменении «терминологии подчинения». Примерно в 1483 г. Михаил Андреевич написал завещание, в котором он называл Ивана III не только своим господином, но и своим государем; более того, он добавил к титулу Ивана выражение «Всея Руси».180 И что было еще важнее для Ивана III, он завещал ему княжества Верейское и Белоозерское. Михаил умер в 1486 г., и оба его княжества тогда официально отошли к Московии.

Все братья Василия II умерли в младенчестве (кроме одного, умершего в возрасте 21 года) и не оставили потомства. Таким образом, в правление Василия II вопрос об уделах внутри великокняжеской семьи не вставал. Василий оставил 5 сыновей, включая Ивана III. Древнерусское представление, согласно которому каждый сын получал долю отцовского владения, было столь сильно, что Василию II пришлось принять его во внимание. В последнем завещании и распоряжении Василий «благословил» старшего сына Ивана III великим княжеством и отдал в его непосредственное управление около половины территории: четырнадцать городов против двенадцати, поделенных между остальными четырьмя сыновьями.181

Из братьев Ивана III Юрий стал князем дмитровским; Андрей Большой – князем углицким; Борис – князем волоцким; Андрей Меньшой – князем вологодским.

Хотя Иван III чтил волю отца и признавал удельные права своих братьев, у него не было намерения расширять их владения. Когда Юрий Дмитровский, не оставив потомства, в 1472 г. умер, Иван III повелел возвратить его удел великому князю как выморочный. Это противоречило древней традиции, по которой каждый из оставшихся братьев имел право на долю имущества покойного брата. Затем в 1478 г., Иван Васильевич отказался выделить братьям долю земель, полученных от Новгорода. Политика Ивана III возмутила Андрея Большого и Бориса, и, как мы видели, они фактически восстали против него в следующем году. Непосредственной причиной этого выступления послужил конфликт с Иваном III по делу князя Ивана Владимировича Оболенского-Лыко.182 Князь Оболенский являлся наместником великого князя в городе Великие Луки. Горожан возмутили злоупотребления Оболенского, и они пожаловались великому князю. Иван III сместил Оболенского и приказал отдать под суд. Тогда оскорбленный Оболенский ушел от Ивана III и поступил на службу к князю Борису Волоцкому, пользуясь старой боярской привилегией свободы службы. Иван III, однако, больше не признавал этого принципа и послал своих людей захватить Оболенского и силой доставить в Москву на суд. Поступок великого князя, естественно, вызвал возмущение князей Бориса и Андрея Большого. Однако в 1480 г., во время нашествия хана Ахмата, Борис и Андрей, под нажимом матери и ростовского епископа Вассиана, согласились на мир с Иваном. Иван III пошел на некоторые уступки. Он пожаловал Андрею Большому важный город Можайск, добавив его к углицкому уделу, а Борису небольшой городок Вышгород с несколькими деревнями в Дмитровской земле в придачу к Волоку. И Можайск и Вышгород входили в удел покойного князя Юрия. Но, несмотря на это соглашение, отношения между Иваном III и двумя братьями оставались натянутыми.

В 1481 г. бездетным умер князь Андрей Меньшой Вологодский. Его удел, как прежде удел Юрия, перешел к великому князю, что не могло улучшить отношений Ивана III с Андреем Большим и Борисом. В 1491 г. Андрей Большой не смог принять участие в походе против Золотой Орды. Тогда его и Бориса обвинили в измене. Бориса Иван III простил, Андрея же взяли под стражу, а его удел конфисковали,183 он умер в тюрьме в 1493 г. В следующем году скончался князь Борис Волоцкий, оставив двух сыновей. Один из них не был женат и умер в 1504 году; второй – женатый, но не имевший сыновей – умер в 1513 г. Это произошло в правление Василия III, который присвоил Волок как выморочное имущество, что явилось одним из тех случаев, когда Василий III завершал труд отца.

Что касается внешних правителей, то ярославские князья уступили свои права одиннадцать лет спустя. В 1456 г. скончался великий князь Иван Рязанский, оставив девятилетнего сына Василия, которого он поручил заботам великого князя московского Василия II. В 1464 г. Иван III выдал свою сестру Анну за молодого Василия Рязанского. После чего Рязань, пусть формально и независимая, стала подчинена Москве. Василий умер в 1483 г., оставив двух сыновей, Ивана и Федора. Последний завещал свою половину рязанского княжества Ивану III Московскому (1503 г.), но Ивану (V), скончавшемуся в 1500 г., наследовал его сын Иван (VI).

Самым большим достижением Ивана III в деле объединения Великороссии явилось присоединение Новгорода (1478 г.). Новгород был подчинен только после продолжительной борьбы и серии принудительных мер, применявшихся к горожанам в течение нескольких лет после 1478 г. Однако дело было сделано, хотя и ценой разрушения новгородских традиций.

Покорение Твери оказалось куда более легким. Следует отметить, что Михаил, великий князь тверской (брат первой жены Ивана III), помогал Ивану III в его походах против Новгорода. В качестве награды за свою помощь он рассчитывал получить часть новгородских территорий, но получил отказ. Примерно в 1483 г. Михаил заключил союз против Москвы с Казимиром Литовским. Как только известие о соглашении дошло до Ивана III, он выслал на Тверь войска (1484 г.). Не получив поддержки от Казимира, Михаил пошел на мирные переговоры.184

По Договору от 1485 г. Михаил признал Ивана III «Всея Руси» своим господином и старшим братом, а Ивана Молодого старшим братом.185 Михаил вынужден был дать клятву никогда не заключать никаких соглашений с Казимиром Литовским. Хотя Михаил и подписал этот договор, он не собирался выполнять его и продолжал секретные переговоры с Казимиром. Вскоре московские агенты перехватили одно из писем Михаила к Казимиру, после чего Иван III лично повел армию на Тверь (24 августа 1485 г.). Город сдался на третий день осады, а Михаил бежал в Литву. Чтобы облегчить горожанам переход к новой власти, Иван III назначил в Тверь нового князя – своего сына, Ивана Молодого.

Покорив Тверь, Иван III обратил свое внимание на небольшую северную республику Вятка. Первоначально колония Новгорода, Вятка получила независимость в конце XII века.186 Город Хлынов стал ее столицей. Новгородцев раздражала потеря ценного региона, и вятичи постоянно находились в готовности отразить их попытки восстановить здесь свое господство. Вятичи были людьми вольными и весьма заносчивыми. Им удалось поссориться практически со всеми своими соседями, включая двинцев (которые подчинялись Новгороду) и жителей города Устюг, присоединенного к Москве в правление Василия I. Вятичи постепенно распространили свою власть на юг, вниз по течению реки Вятки, притоку Камы. Некоторые финские роды из племен вотяков и черемисов стали их подданными. После образования Казанского ханства казанские татары, продвигаясь на север, проникли в район нижней Вятки, в результате чего между ними и вятичами произошло несколько столкновений.

Ища компромисса то с Новгородом, то с Казанью, вятичи часто обращались за помощью к Москве. Когда они поняли, что подобная помощь может угрожать их независимости, они вместо этого постарались установить дружеские отношения с Казанским ханством. Во время гражданской войны в Московии, в 1451-52 гг., вятичи поддерживали Дмитрия Шемяку против Василия II. После победы над Шемякой Василий II выслал в Вятку отряд. Этот первый поход московитов на Вятку провалился. Во втором же походе московиты нанесли вятичам поражение, и те дали Василию II. клятву верности (1460 г.)187, но вскоре после ухода московских войск восстановили свою независимость.

Когда Иван III, в 1468 г., попросил вятичей поддержать войсками московский поход на Казань, они отказались и объявили нейтралитет в московско-казанском конфликте. Три года спустя, однако, они согласились принять участие в московском походе на Новгород. Это, конечно, было ошибкой, поскольку, несмотря на всю нелюбовь к Новгороду, само его существование служило определенным ограничением московской политики объединения. В 1486 г. вятичи совершили набег на Устюг, владение Московии. Годом позже они опять отказались участвовать в войне с Казанью. Тогда Иван III обратился с просьбой к митрополиту Геронтию направить вятичам послание. Митрополит убеждал вятичей не помогать мусульманам против христиан и угрожал им отлучением от церкви.188 Не получив ответа, Иван III отправил в Вятку сильную армию под командованием князя Данилы Щени и боярина Григория Морозова. Тверские, устюжские и двинские соединения участвовали в походе вместе с московской армией, в которую входила конница. Вассал Ивана хан Мухаммед-Эмин выставил 700 конников. Напомним, что и устюжане и двинцы имели к Вятке собственные претензии и поэтому горели желанием наказать вятичей.

16 августа 1486 г. объединенная московская армия появилась перед Хлыновым. Московские военачальники потребовали, чтобы вятичи поклялись в покорности Ивану III и выдали трех своих предводителей. Через три дня те подчинились. Трех руководителей передали под охрану устюжанам. Это, однако, было не все. 1 сентября всем гражданам Вятки с семьями (их было, по-видимому, несколько тысяч) приказали покинуть свои дома и повезли в Москву через Устюг. В Москве трех лидеров казнили. Все другие вятичи должны были поступить на великокняжескую службу. Нескольким пожаловали поместья.189 Таким был конец Вятки.

В результате этих событий к концу правления Ивана III лишь часть рязанского княжества и город Псков оставались в Великороссии самостоятельными государствами. Ни Рязань, ни Псков не составляли никакой угрозы Москве. Псков нуждался в поддержке Москвы против ливонских рыцарей, и поэтому можно было рассчитывать на его приверженность великим князьям Московии.

Распространение великокняжеской политической власти на прежде независимые великорусские государства являлось лишь первым шагом на пути приведения государственного управления и органов администрации к единообразию. Оно установило новую форму национального великорусского государства, но эта форма еще должна была быть наполнена новым содержанием. Перед московским великим князем стояли, таким образом, задачи привлечения администрации вновь присоединенных территорий к национальным нуждам и приведения действий центральных и местных органов управления к согласованности.

В подобных делах, как и во многих других, Иван III предпочитал действовать медленно и осторожно. Известный специалист по русскому праву и государству М.Ф. Владимирский-Буданов справедливо заметил, что некоторое время после присоединения каждого государства к Москве местные органы самоуправления имели определенные прежние черты, и территория, таким образом, на время сохраняла известную степень административной автономии.190 Разумеется, местные дела теперь находились в ведении великокняжеских наместников, а не прежних правителей. Московская система управления распространялась на всю Великороссию постепенно. В этом процессе и сами московские методы управления претерпели изменения, им суждено было завершиться крупными реформами 1550-х гг.

В первой половине XV века московская администрация представляла собой соединение двух различных систем, базировавшихся на разных принципах.191 Одну из двух ветвей можно назвать государственным управлением в прямом смысле этого термина; другую – «манориальным», или «дворцовым», управлением. К государственному управлению относились сбор налогов (прежде собираемых ханами), система призыва на военную службу и судопроизводство. Дворцовая администрация отвечала за содержание войск великокняжеской гвардии; управляла владениями великого князя; в ее ведении находились различные специальные службы, такие как сокольничий, конюшенный, охотничий; а также снабжение великокняжеского дворца.

Когда власть великого князя московского распространилась на всю Великороссию, и он превратился в правителя национального государства, дворцовая администрация тоже приобрела национальное значение. Две системы – государственная и дворцовая – не слились, однако, а продолжали сосуществовать. Каждая имела собственные органы и чиновников. Представительства обеих ветвей постепенно были учреждены на всех присоединенных территориях.

Что касается государственного управления, то его главным представителями на местах являлись великокняжеские наместники и волостели. Наместник назначался в каждый крупный город, а волостель в каждый сельский район. Основной функцией наместника и волостеля был суд. Они не получали жалования от великого князя, и поэтому имели право оставлять за собой часть собираемых ими судебных пошлин, им также разрешалось «кормиться» с города или района, куда они назначались. Это было так называемое кормление.192 Объем того, что жители обязаны были предоставлять этим чиновникам, устанавливался традицией. С распространением власти великого князя московского появилась необходимость точнее определить обязательства местных жителей по отношению к великокняжеским представителям, особенно во вновь присоединенных регионах, где люди не были знакомы с московской административной системой. Первые списки обязательств народа по отношению к кормленщикам относятся к середине XV века.193 В правление Ивана III было решено выдавать особые грамоты жителям недавно присоединенных территорий, дабы предотвратить недоразумения между чиновниками и народом. Одна подобная грамота, пожалованная Иваном III жителям Белоозера в 1488 г., дошла до нас в полном виде. Есть основания думать, что она не была единственной. В статье 38 Судебника 1497 г. говорится, что наместники и волостели должны собирать судебные пошлины «согласно грамотам». Это ясно говорит о том, что к 1497 г. существовало несколько подобных грамот.194

Напомним, что последний князь белоозерский Михаил Андреевич завещал свое княжество Ивану III. Когда Михаил скончался (1486 г.), в Белоозеро прибыли московские представители для преобразования бывшего княжества в провинцию Московии. Первая их задача состояла в сборе информации о местных законах и обычаях. В Москве эти материалы тщательно изучили и использовали при подготовке грамоты, определяющей сферу компетенции наместников и волостелей Московии в Белоозерской провинции; ее обнародовали в марте 1488 г.195 Эта белоозерская уставная грамота 1488 г. является важным документом административного права Московии того периода.196

Грамота устанавливает определенные правила дознания и судебной процедуры над уголовными преступниками, а также размеры судебных пошлин. Для предотвращения злоупотреблений со стороны чиновников в грамоте оговаривается объем выплат (корма) местных жителей чиновникам, а также время этих выплат (дважды в год, на Рождество и Петров день). Сбор выплат осуществляли выбранные представители сельских общин (сотники), а не чиновники. Принципиально важная статья (19) грамоты требует, чтобы в суде местных жителей представляли сотники и добрые люди (выборные). Судья должен советоваться с ними по ходу судебного разбирательства. Другая имеющая существенное значение статья (23) гласит, что в случае нанесения обиды белоозерским людям (горожанам или крестьянам), пострадавшие «сроки наметывают на наместников и на волостелей и на их людей (представителей)». Таким образом, наместник не имел возможности уклониться от ответственности, откладывая дело против него на неопределенное время. В заключительной части грамоты говорится, что любой, нарушивший условия, обозначенные в ней, будет наказан великим князем. Это предполагает право местных жителей направлять великому князю жалобы на чиновников, если они будут препятствовать обычной процедуре.

Региональные грамоты оказались лишь первой ступенью на пути сведения методов управления и судебной процедуры к единообразию. Существовала явная необходимость в более полном своде законов, который был бы приемлем для всей Великороссии. Такой судебник был обнародован 1 сентября 1497 г. Нет сомнений, что подготовительная работа по составлению свода началась по меньшей мере за год до его окончательного одобрения великим князем и боярской думой, а возможно, и за два. До последнего времени считалось, что главным создателем судебника был Владимир Гусев, поскольку в одной из летописей имя Гусева упоминается непосредственно после записи о выходе судебника.197 Большинство ученых полагали, что Гусев был дьяком. Однако Н.П. Лихачев в своей работе о дьяках (опубликованной в 1885 г.) утверждает, что имя «Владимир Гусев» не встречается среди известных нам дьяков того времени.198 В 1939 г. С.В. Веселовский в своей статье о Владимире Гусеве показал, что его семья принадлежала к дворянству.199

В 1940 г. И.С. Лурье высказал мнение, что имя Владимира Гусева в Типографской летописи упоминалось просто как сноска к следующей записи, записи о казни Гусева в 1497 г., а не в связи с предыдущей записью о составлении судебника.200 С заключением Лурье согласился и Л.В. Черепнин.201 По Черепнину, составлений судебника Иван III доверил не Гусеву, а комиссии, возглавляемой князем Иваном Юрьевичем Патрикеевым. Материалы, собранны комиссией, редактировал, по всей видимости, дьяк Василий Третьяк Долматов.202 Доказательства Черепнина кажутся мне убедительными.

В сущности Судебник 1497 г. представляет собой собрание правил процедуры и избранных правовых норм, предназначенное, прежде всего, как руководство для судей высших и местных судов.203

В судебнике упоминаются три вида высших судов: (1) верховный суд, возглавляемый председателем боярской думы, в которой заседают бояре и государственные чиновники; решения этого суда обжалованию не подлежали. (2) Боярский суд, который должен был докладывать дело великому князю, которому принадлежали окончательное решение. (3) Суд по особым делам под председательством судьи (боярина или государственного секретаря), которого специально назначали для каждого подобного дела; этот судья докладывал дело верховному суду для окончательного утверждения судебного приговора. Судопроизводство в провинциальных городах и районах оставлялось в руках кормленщиков. Как и в Белоозерской уставной грамоте, представители местного населения должны были принимать участие в судебных заседаниях (статьи 37 и 38 судебника).

Что же касается правовых норм, то судебник установил размеры наказаний за разные виды преступлений; а также правила судебных процедур по делам о земельных владениях и торговых займах, отношениях между хозяевами и наемными работниками, между владельцами земли и крестьянами, по делам о рабстве. Большая часть статей судебника предельно лаконична. Многие статьи основываются на ранних русских сводах законов – «Русской правде» Киевского периода и Псковской судной грамоте XIV и XV веков.204

Принципиальное значение для укрепления власти великого князя имела статья 9 судебника, которая устанавливала смертную казнь за основные государственные преступления, прежде всего, для всех виновных в вооруженном мятеже и заговоре против государя.205

В «Русской правде» не было статей о смертной казни, но она существовала в Новгородском и Псковском праве. Великие князья московские в конце XIV и начале XV веков несколько раз применяли смертную казнь к непокорным боярам и предателям.206 Согласно Уставной грамоте Двинской Земли 1398 г. наказаньем за третью кражу являлась казнь через повешенье. Иван III, как нам известно, казнил нескольких новгородских бояр, а также руководителей восстания в Вятке. Однако до судебника 1497 г. в Великороссии не существовало общего закона о смертной казни за государственные преступления.

С точки зрения социального и экономического развития Великой Руси одной из наиболее важных статей судебника являлась статья 57 о праве крестьян переходить из одного владения или района в другой. Эта статья состоит из двух частей. Первая содержит общее правило о том, что крестьяне свободны менять место жительства один раз в год в течение двух недель около «осеннего Юрьева дня», 26 ноября. Во второй части оговаривается особый случай, который касается крестьян, проживающих в домах (пожилых дворах), построенных для них владельцем земли. Если такой крестьянин желал съехать в конце первого года проживания, он должен заплатить землевладельцу за пользование домом одну четвертую часть его стоимости. Если крестьянин жил там два года, он выплачивал половину; если три, то – три четверти; если четыре, то – полную цену. Средняя стоимость дома устанавливалась в размере 1 рубль для степных районов (где лес стоил дорого) и половину рубля для лесных районов.

Кажется очевидным, что 57 статья вводилась в интересах землевладельцев и крестьян, а также в интересах великого князя. Крестьянам было важно, чтобы свобода их передвижения из одной местности в другую была официально подтверждена. Время, установленное для переезда (около 26 ноября), соответствовало окончанию сельскохозяйственного сезона в Великороссии. К этому моменту сбор урожая заканчивался, и зерно было уложено на хранение. Крестьянин, таким образом, имел возможность произвести все расчеты с землевладельцем и заплатить все налоги великому князю. Более ранний закон подобного рода встречается в статье 42 Псковской судной грамоты (с немного другим временем переезда – 14 ноября, вместо 26 ноября). Что же касается специального условия для крестьян, проживавших в домах, построенных землевладельцами, то требование платы за пользование домом в случае отъезда крестьянина должно было, конечно, прежде всего гарантировать владельцу сохранность дома. Однако сумма устанавливаемая в качестве цены за дом, была не слишком высока. Более того, если крестьянин уезжал, прожив в доме более четырех лет, он все равно платил не более установленного размера.

В целом статью 57 следует рассматривать вполне благоприятной и для землевладельцев и для крестьян. С моей точки зрения В.Б. Ильяшевич абсолютно прав, утверждая, что эта статья предназначалась не для того, чтобы лишить крестьян свободы передвижения, а для того, чтобы регулировать их миграцию в соответствии с требованиями сельскохозяйственной экономики.207

Даже после политического объединения Великой Руси и установления единой системы судопроизводства оставалось множество препятствий для осуществления непосредственного управления людьми великим князем. В тот период на Руси кроме политических существовали противоречия экономические и общественные.

Историки, особенно марксисты, обычно характеризуют общественно-экономический строй Руси того времени как феодальный. Но термин «феодализм» превратился в своего рода ярлык и в целом, насколько это касается Руси, применяется некорректно.208 На Руси XV столетия, несомненно, наблюдаются определенные аналогии с феодальным строем Западного типа. До объединения Великороссии отношения между великим князем и младшими князьями можно охарактеризовать терминами сюзеренитета и вассальной зависимости. Одним из краеугольных камней феодальной экономики является большое земельное владение, и таковые были широко распространены на Руси в XV веке. Как на Западе, владелец «майора» имел определенные «манориальные» и юридические права над населением своего владения. Однако на Руси в то время крестьяне не были привязаны к владению и все еще имели свободу передвижения из одной местности в другую. Более того, основа землевладения не была феодальной. До введения поместной системы в конце правления Ивана III владелец имел полное право собственности на землю.

Представление о правах на землю в Древней Руси значительно отличалось от понятий современного периода. Только с оговорками мы можем применять современные юридические термины к русскому землевладению XV века. Самый лучший анализ проблемы дает В.Б. Ильяшевич. Несколько упрощая его выводы, мы можем говорить о следующих основных категориях земель в Древней Руси: (1) государственные земли (обычно называемые черные земли); (2) великокняжеские земли (известные как дворцовые земли); (3) вотчины (родовые, наследственные имения) удельных князей, которые сохранялись за ними, даже когда они отказывались от права сюзерена и становились служилыми князьями под властью великого князя; (4) боярские земли и (5) церковные земли, включая монастырские.

Следует отметить, что не только земли, которыми владели бояре, но и все земли, принадлежавшие людям на правах частной собственности, называли боярскими. Таким образом, термин «боярские земли» являлся эквивалентом термину «частные владения», в отличие от государственных и церковных земель.209 К этой категории тогда относились, наряду с вотчиной боярина, гораздо меньшее по размерам имение «боярского сына» (члена низшего дворянства), и совсем маленькое имение, владелец которого иногда сам обрабатывал землю. Таких мелких землевладельцев в Новгороде называли своеземцами. Они существовали также и в Московии, хотя количество их там неуклонно сокращалось.210 Ни боярские дети, ни своеземцы не представляли угрозы для великокняжеской власти. Бояре и служилые князья, с другой стороны, могли доставить – и временами действительно доставляли – серьезные беспокойства великому князю. Их сила состояла в вотчинах. Иван III по своей осторожной натуре это ясно осознавал, однако избегал прямо ущемлять какие-либо наследственные права служилых князей и бояр. Вместо этого, он пытался ввести, наряду со старыми формами землевладения, новый тип пользования землей – поместье.

Наследственные права служилых князей и бояр являлись препятствием для великокняжеской власти и в управлении армией, в отправлении судопроизводства. Русское судопроизводство, как нам известно, строилось в то время на системе кормления. Не имея средств на жалование судьям, великий князь был не в состоянии упразднить эту систему; в любом случае он не мог сделать этого немедленно. Поэтому, как мы знаем, он старался отрегулировать ее тремя способами. Во-первых, региональными грамотами судебником устанавливались правила надлежащих судьям выплат. Во-вторых, были утверждены определенные нормы судебной процедуры. В-третьих, местные жители допускались к участию через выборных представителей в сборе выплат и судебных заседания Все это касалось жителей государственных и дворцовых земель, также мелких землевладельцев. Вотчин служилых князей и боя как и церковных и монастырских земель, новое законодательство поначалу особенно не коснулось.

Со времен Владимира Святого русская церковь имела полуавтономный статус и некоторые привилегии. По Церковному Уложению Владимира и другим законодательным актам «церковные люди» находились под юрисдикцией митрополита, а не князя. Под «церковными людьми» понимались не только духовенство и члены их семей, но также и другие определенные группы людей, которые либо служили церкви тем или другим способом, либо нуждались в ее защите.211 Монгольские ханы в свое время, в соответствии с Ясой Чингисхана, пожаловали церкви специальные ярлыки (грамоты) неприкосновенности.

Земельные владения церквей и монастырей со всеми людьми работающими на них, освобождались от налогов; все церковные люди не подлежали призыву на военную службу. Монгольским представителям запрещалось под угрозой смертной казни захватывать церковные земли или требовать услуг от церковных людей.212 После распада Золотой Орды и возвышения великого князя московского церковь была вынуждена обратиться к последнему за подтверждением своих привилегий. В XIV и XV веках вышло несколько великокняжеских грамот, дарующих церкви административную и юридическую неприкосновенность, однако подчиняющих крестьян церковных земель государственному налогообложению. Таким образом, как это ни парадоксально, независимость церкви стала не такой безоговорочной, когда христианские правители взяли верх над буддийскими, шаманистскими и мусульманскими ханами.213

Что же касается вотчин служилых князей, то последние (если когда и сохраняли за собой свои бывшие земли после отказа от прав суверена) имели традиционное право отправлять суд над людьми, живущими в их доменах. Великие князья поначалу молча признали их права.

Напротив, нетутилованные бояре и более мелкие землевладельцы нуждались в великокняжеском подтверждении своего судебного права. В течение XV века великие князья выдали таким землевладельцам несколько грамот, гарантирующих юридическую неприкосновенность. Для выдачи подобных грамот у великого князя было две причины. Во-первых, он не располагал достаточным количеством подготовленных судей для всех боярских земель. А во-вторых, выдавая эти грамоты, он мог ограничивать юридические права бояр, когда считал это необходимым. В большинстве таких грамот дела по наиболее серьезным преступлениям исключались из юрисдикции землевладельцев. Кроме того, все тяжбы между получателями дарений и их соседями подлежали рассмотрению великим князем.214

Хотя в области судопроизводства на текущий момент великий князь мог быть удовлетворен компромиссом, устраивающим обе стороны, ситуация в армии была абсолютно другой. Отчаянная борьба Великороссии за выживание требовала централизованного руководства армией больше, чем чего-либо другого. Великий князь московский, как мы знаем, унаследовал от монгольских ханов право на всеобщую мобилизацию в случае необходимости. По этому праву Дмитрий Донской провел «призыв» в 1380 г. на всей территории Великого княжества Московского, а его сын, Василий I, сделал то же самое в 1396 г.215

Однако ни Дмитрий, ни Василий I не создали регулярной национальной армии. Успех всеобщей мобилизации зависел от сотрудничества с удельными князьями и боярами и, конечно, от отношения к ней народа в целом. Поэтому мобилизация была возможна в тот период только в момент угрозы национальной безопасности. Во время княжеских усобиц в первой половине правления Василия II больших армий не собиралось, и великий князь вынужден был рассчитывать преимущественно на свой двор.216

Основываясь на доступных свидетельствах, мы полагаем, что во второй половине правления Василия II великокняжеский двор был значительно увеличен. Некоторых слуг под дворским (прикрепленных к службе)217 перевели от других обязанностей на военную службу. Этим дворянам (слугам двора) обычно жаловали небольшие поместья либо в полную собственность, либо во временное пользование. Самый первый из известных нам случаев пожалования земли княжескому слуге на время его службы зафиксирован в завещании великого князя Ивана I Калиты (примерно, 1339 г.): «А что купил село..., а дал есмь Бориску Воръкову, аже иметь сыну моему которому служити, село будет за нимь, не иметь ли служити детем моим, село отоимуть».218 Судя по всему, в XIV веке составлялись и другие подобные соглашения, а еще больше – в первой половине XV столетия.

Однако даже весьма значительное расширение двора великого князя было недостаточным для создания сильной армии. Необходимо было искать другие средства. Одним из наиболее действенных при Василии II явился прием на великокняжескую службу татарских князей с соответствующими отрядами. Если эти князья принадлежали к дому Чингисхана, на Руси их называли царевичами. Каждый получал город (с прилегающим районом) для кормления. Здесь мы встречаемся со случаем использования системы кормления для нужд армии, а не для отправления судопроизводств Эти татарские войска обычно были исключительно боеспособны оказали большую поддержку как Василию II, так и Ивану III.

В первой половине правления Ивана III Москва, как мы знаем вела несколько войн, а именно: против Казанского ханства (1468-69 гг.), против Новгорода (1471 и 1478 гг.) и против Золотой Орды (1472 и 1480 гг.). Исходя из описаний этих войн в летописях и других источниках, можно проследить следующее ее переустройство московских вооруженных сил того периода.

Ядро армии (войска) Московии составляли дворяне и боярские дети, связанные с двором, под командованием самого великого князя или воеводы (военачальника), назначаемого великим князем. Эту часть армии можно назвать дворянским ополчением. Братья великого князя с собственными отрядами должны были приходить к нему на помощь по призыву. Служилые князья и московские бояре участвовали в войнах по приказу, каждый со своим отрядом. Они ожидали назначений на командные посты в соответствии с чинами и статусом их родов. В этом отношении великий князь был связан традицией. Далее следует назвать вспомогательные татарские войска под командованием татарских царевичей, владеющими различными городами на условиях системы кормления, и также войска вассального касимовского хана.

Все вышеперечисленные подразделения были конными. Кроме них во многих случаях использовались пешие войска. В 1469 г. Иван III призвал для похода на Казань всех годных к строевой службе купцов и горожан в Москве и некоторых других городах. Они служили под командованием отдельного воеводы (подчиненного воеводе конных войск, который являлся главнокомандующим). Это городское ополчение воевало в пешем строю. Другим видом пехоты были казаки, впервые упоминаемые в русских летописях в Рязанской земле под 1444 г.219 В 1468 г. группу казаков послали из Москвы против казанских татар в район Камы. По-видимому эта группа в то время временно была расквартирована в Москве или неподалеку от нее. Судя по всему, постоянно они жили не в Москве, а где-то под Окой, у северной границы степей. Казаки воевали под командованием собственного выборного атамана, которым в 1468 г. являлся Иван Руно.

Замечательной чертой великорусской армии того периода был дух воинской инициативы и участие рядовых воинов в планировании походов. Прекрасным примером этого служит весеннее выступление 1469 г. против Казани. Русская армия под командованием старшего воеводы боярина Константина Александровича Беззубцова стояла в Нижнем Новгороде. По какой-то причине Иван III в последний момент решил отложить главное наступление на Казань и выслать вперед разведывательный отряд. Он приказал Беззубцову оставаться со штабом в Нижнем Новгороде и отправить в бой только добровольцев. Когда Беззубцов объявил солдатам великокняжескую волю, каждый пожелал сражаться с татарами «за всех христиан». Сначала они заказали молебен, а затем сами выбрали себе командира, казацкого атамана Ивана Руно. Спустившись по Волге на лодках, они 22 мая добрались до пригородов Казани. Татары контратаковали, русские понесли большие потери, но в целом поход достиг своей цели и подготовил почву для основного наступления, которое состоялось в августе и завершилась 1 сентября мирным договором.220 Другим примером участия командиров и рядовых воинов в планировании военных походе является совещание боярских и дворянских войск, созванное Иваном III в 1471 г. накануне наступления на Новгород.

Во второй половине своего правления Иван III столкнулся проблемой объединения населения новых полученных территорий (Новгород, Псков, Белоозеро) в армию Великого княжества Московского. Главный упор он теперь делал на увеличение дворянского ополчения. Его политика диктовалась как военными, та и политическими соображениями. С военной точки зрения отряды дворян, находившиеся под непосредственным управлением великого князя, лучше отвечали задаче централизации cтруктуры армии и объединению общего командования, чем подразделения предоставляемые князьями и боярами. С политической стороны, в случае любых выступлений аристократии правительство великого князя могло ожидать поддержку от дворян.

Для должного исполнения своих военных обязанностей дворянские войска нуждались в средствах, а их в то время мог было предоставить только в форме землепользования. Поэтому главной задачей Ивана III во второй половине его правления было получить достаточно земель для распределения дворянам, несущим военную службу.

Теоретически великий князь распоряжался всей государственной землей. Фактически же большая ее часть, особенно в Северной Руси, являла собой девственный лес. Пахотные земли населяли крестьяне, которые, согласно древнерусскому представлению, имели собственные права на обрабатываемые ими земли. Поскольку они выплачивали государству налоги, то представляли собой важный источник государственного дохода. Дворцовые земли давали содержание великому князю и его двору. Исходя из этих соображений, великий князь предпочел бы не использовать государственные земли в качестве поместного фонда. Существовали, однако, еще две обширные категории земель – боярские вотчины и церковные и монастырские владения.

Великий князь не имел права затрагивать боярские вотчины, поскольку бояре являлись ведущей силой в великорусском правительстве и органах администрации. Любая попытка упразднить наследственные права боярского класса могла закончиться свержением самого великого князя. Да и просто открытое наступление на привилегии боярства противоречило бы природе Ивана III. Кроме того, дворянство, которое должно было служить союзником великого князя в его борьбе против бояр, еще недостаточно окрепло и оставалось плохо организованным. Несмотря на все эти обстоятельства, Иван никогда не упускал возможности захватить владения отдельных бояр, виновных в измене или недостойном поведении, и поступил так, когда в 80-х гг. XIV века несколько московских бояр навлекли на себя его немилость.

Во вновь присоединенных территориях ситуация была другой. Там великий князь не был связан традициями и мог действовать как победитель. Поскольку новгородские бояре возглавляли борьбу против него, Иван III попытался уничтожить их как класс. Как нам известно, после присоединения Новгорода нескольких бояр казнили, большинство отправили в Москву, а их вотчины захватил великий князь. Таким способом Иван III получил немало земель, которыми мог распоряжаться по своему усмотрению. Подсчитано, что до 1470 г. примерно 33 процента пахотной земли в новгородском регионе принадлежало 68 боярским семьям.221 В 1489 г. меньшие по размерам владения житьих людей тоже конфисковали.

Не удовлетворившись этим новым земельным фондом, Иван III обратил свое внимание на новгородскую церковь и монастыри. В 1478 г. от новгородского архиепископа потребовали передать Ивану III десять волостей (районов), входивших в его епархию, а также шесть, принадлежавших десяти самым богатым новгородским монастырям, – половину всей церковной земли.222 В 1491 и 1492 гг. в Новгород прибыли московские чиновники для составления кадастра всех новгородских земель. Они работали несколько лет, за которые и другие церковные и монастырские земли тоже перешли к великому князю. В 1500 году Иван получил благословение митрополита Симона на секуляризацию любых церковных и монастырских земель в новгородском районе.223

Согласно С.В. Веселовскому, к 1500 г. Иван III получил в новгородском регионе путем конфискации боярских и церковных земель примерно 1 000 000 десятин пахотной земли.224 Основную их часть московское правительство предоставило дворянам, которые находились на военной службе и в большинстве своем были боярскими детьми. Кроме них, на новгородских землях расселили некоторых бывших слуг опальных московских и новгородских бояр; теперь они стали слугами великого князя.

Мы не располагаем точными сведениями об общем количестве дворян, поселившихся на новгородской территории с 1487 по 1500 гг., но можно предположить, что за этот период не менее 8000 человек получили там поместья. Известно, что в 1489 г. из Новгорода вывезли 9000 бояр, житьих людей и купцов, а на их место отправили такое же количество московских бояр, купцов боярских детей.225 До нас дошли, хотя и с некоторыми пробелам новгородские кадастровые книги. Согласно С.В. Веселовскому, доступных нам кадастровых книгах зарегистрировано 2000 поместий московских поселенцев (бояр, боярских детей и бывших боярских слуг). Базилевич дает меньшее число – 1800.226 Размер большей части новых поместий колебался от 100 до 300 десятин.227

Следует отметить, что большинство высланных новгородцев поступили на великокняжескую службу и получили поместья в различных районах Великого княжества Московского. В целом эта было взаимное переселение. На основе доступной нам информации оно представляется тщательно организованным и хорошо проведенным. Историческое значение этого массового переселения для русской политической и общественной истории поистине огромно, поскольку в его процессе сложился новый тип условного землевладения – особый род военного ленного владения, известный как поместье. Ни московские поселенцы в Новгородской области, ни новгородские поселенцы в Московской не имели права собственности на землю. Они получали землю, чтобы быть в состоянии исполнять свои обязанности в качестве военнослужащих, и пользовались ею только при условии службы государству. Хотя юридическая природа поместья конкретнее определена в середине XVI века, цель жалованья поместьем прекрасно понимали во времена Ивана III и сам великий князь и получавшие землю.

Получивший поместье стал известен как поместник или помесчик (позднее помещик), то есть тот, кто был «помещен» (от место, поместити). Термин фигурирует в статье 63 Судебника 1497 г. Примечательно, что помещик упоминается не в первой части статьи (где говорится о боярстве и монастырях), а во второй, в ряду с «черными» (государственными) крестьянами. Законодатель, таким образом, ясно подчеркивал, что поместья принадлежат к категории государственных земель, а не частных владений.

Примечания

Хотя во второй половине правления Ивана III и произошел глубокий социальный переворот, который должен был выдвинуть класс средней аристократии (дворянство), правительство и органы центральной администрации еще находились тогда в руках бояр. Однако в среде этого социального класса произошли серьезные перемены. Наряду с древними родами московского боярства трон теперь окружали служилые князья. Одни являлись потомками Рюрика, другие – Гедимина.

Вскоре две аристократические группы – служилые князья и нетитулованные бояре – слились, образовав единую правящую группу, в целом называемую боярство. Процесс урегулирования отношений между ними протекал не всегда гладко, поскольку некоторые представители древних боярских фамилий не желали уступать новичкам и продолжали требовать себе высших постов в армии и органах управления. В 1500 г., во время литовской кампании, боярин Юрий Захарьевич Кошкин отказался принять на себя командование сторожевым полком, когда князь Данила Щеня (потомок Гедимина) был назначен командующим главным полком. Кошкин заявил, что не пристало ему подчиняться Щени – «охранять князя Данилу», как он выразился. Иван III ответил, что Кошкин должен охранять не князя Данилу, а самого великого князя (другими словами, что каждый военачальник служит государству, а не непосредственному начальнику).228 Кошкин в этом случае подчинился приказу великого князя, но в целом Ивану III не удалось разрушить аристократические традиции в армии и правительстве. В конце концов была разработана сложная система чинов и соответствующая ей табель о старшинстве княжеских и боярских родов. Система стала называться местничество (буквально «порядок мест»), законность системы вынуждены были признавать и великий князь и боярство.

Боярство совместно с великим князем правило Русью через государственный совет, известный в современной историографии как боярская дума. Членов этого органа великий князь назначена из ведущих княжеские и боярских фамилий, и в своем выборе он был связан традицией. Как мы знаем, в 1471 г. при подготовке к походу против Новгорода великий князь советовался и с боярам и с дворянством. Это собрание можно рассматривать как прототип Земского собора, введенного внуком Ивана III, Иваном IV Грозным. В правление Ивана III подобный эксперимент, насколько нам известно, не повторялся. Бояре были еще могущественны, дворянство недостаточно сильно.

Не имея возможности ввести постоянный дворянский совет в противовес влиянию боярской думы, Иван III использовал другие средства для контроля за боярской администрацией. Он все более и более полагался на дьяков (государственных секретарей), обычно избираемых из людей незнатного происхождения Некоторые из них, такие как Федор Курицын, были учеными людьми, многие получили по русским стандартам того времени хорошее образование. Великий князь мог назначить и сместить, дьяка без консультаций с боярской думой; успех дьяка по службе, таким образом, зависел от его собственных способностей и лояльности к великому князю. Большинство дьяков были людьми весьма одаренными, а некоторых со всей ответственностью можно назвать выдающимися государственными деятелями. Они служили в качестве секретарей как великого князя, так и боярской думы, и при Иване III думные дьяки признавались полноправными членами думы. Им обычно поручалось управление великокняжеской казной и приказом иностранных дел, а также, как можно видеть из Судебника 1497 г. (статья 1), они участвовали в деятельности верховного суда.

Боярская дума являлась высшим правительственным органом Великороссии. Она служила законодательным советом и руководила как внутренними, так и внешними делами, а также занималась проблемами руководства армией. Великий князь председательствовал на заседаниях думы, когда считал это необходимым, обычно если предполагалось утверждение и обнародование важных решений. Рядовыми заседаниями руководил один из бояр, называемый первосоветником.229 Мы можем назвать его председателем и главой думы. Большую часть правления Ивана, до 1499 г., этот пост занимал князь Иван Юрьевич Патрикеев.

Мы бы ошиблись, если бы поверили, что бояре думали только о своих классовых интересах. Московские бояре явились важнейшим фактором построения Великого княжества Московского. Теперь они, вместе со служилыми князьями, превращали его в Великорусское государство. Бояре всем сердцем поддерживали великого князя в его политике объединения. Они также оказались готовы сотрудничать с великим князем в деле увеличения дворянского ополчения и снабжения дворянства землей, пока не были затронуты их права на собственные земли.

Каким бы значительным ни казался земельный фонд, полученный от Новгорода, его не хватало для полной реализации поместного плана. Кроме того, весь новгородский земельный фонд находился в одном регионе, Северной Руси. Он мог служить базой для защиты Новгородской и Псковской областей от балтийских немцев и шведов. Однако другие потенциальные театры войны – литовский на западе и татарский на юге и юго-востоке – тоже требовали внимания. Необходимо было более пропорциональное распределение поместных землевладений по всей территории Великороссии, чтобы, в случае необходимости, обеспечить готовность дворянской армии. Таким образом, требовалось больше земель для дворянства в центральной части Великороссии, а также в ее западных и юго-восточных пограничных районах.

Успех секуляризации церковных и монастырских земель в Новгородской области вдохновил Ивана и его советников на рассмотрение возможности секуляризации хотя бы части церковных земель на основной территории самого Великого княжества Московского.

Следует отметить, что в течение правления Ивана III церковь Московии, хотя и стала независимой от патриарха константинопольского и превратилась в национальную Русскую Церковь, не смогла четко определить свои взаимоотношения с растущим Русским государством. Великий князь московский считался ее защитником. Более того, во многих случаях, а особенно при выборе митрополита, Иван III вел себя как глава церковной администрации. Митрополита избирал епископский собор, однако с одобрения великого князя. Однажды (в случае с митрополитом Симоном, 1494 г.) Иван торжественно провел вновь посвященного прелата к митрополичьей кафедре в Успенском соборе, таким образом подчеркнув прерогативы великого князя.230

Принимая во внимание большую роль Ивана III в руководстве Русской Церковью, достижение по крайней мере частичной ceкуляризации церковных земель в Московии казалось вполне вероятным. Огромное значение имел также тот факт, что право монастырей владеть землей и другими богатствами подвергалось по моральным и религиозным соображениям сомнению целой группы самих священников. Наиболее известными в этой группе были так называемые заволжские старцы, представлявшие мистическое течение мысли в русском православии того периода. Они испытали влияние учений видного византийского богослова XIV века Св. Григория Паламы и его последователей.

Проблему церковных земель широко обсуждали и мирян духовенство. Многие миряне, включая некоторых бояр, одобрительно относились к деятельности заволжских старцев, направленной на духовное возрождение и очищение церкви. Сын Ивана Патрикеева Василий, постриженный в монахи в 1499 г., стал известным старцем под именем Вассиана. Возможно, что весь род Патрикеевых сочувствовал этому течению.

Право монастырей владеть землей ставило под вопрос и другое религиозное движение, которое фактически отрицало весь институт Православной Церкви: «ересь жидовствующих». Начало ему положил ученый иудей (возможно, караим) Захария, появившиеся в Новгороде в 1470 г. В этой ереси существовало несколько ответвлений, варьирующихся от караизма до рационалистического отрицания церковных догматов и обрядов231 Несколько высших чиновников в Москве, включая дьяка Федора Курицына, тайно поддерживали это движение.

Маловероятно, что Иван III лично сочувствовал ереси по религиозным соображениям. Но он, несомненно, считал полезным, своей политики по меньшей мере один из ее принципов – отрицание права церкви владеть землей. Как защитник православной церкви Иван III не имел возможности открыто поддерживать деятельность этого движения. Более того, согласно общепринята понятиям того времени, он должен был подавить его жестокими мерами. В 1375 г. новгородское правительство, не колеблясь применяло высшую меру наказания к трем лидерам более раннего еретического движения, так называемым стригольникам.232 Иван III, напротив, пока было возможно избегал применения крутых мер против еретиков.

Судя по всему, архиепископ Геннадий Новгородский узнал о существовании этой ереси в конце 70-х гг. XV века.233 Однако только в 1487 г., собрав больше информации, он взял под стражу двух священников и двух дьяков, обвинив их в богохульстве. Всех четверых он отправил в Москву, прося великого князя и митрополита наказать их. В Москве трое обвиняемых были признаны виновными в хулении святых икон, а один оправдан. В целом вопрос о ереси не поднимался. В 1488 г. троих (двух священников и одного дьяка) наказали кнутом, а затем всех четверых отослали обратно в Новгород. Геннадий получил указание провести дальнейшее расследование, но в то же время ему запретили применять к подозреваемым пытки или делать ложные обвинения. О расследовании по распространению ереси в Москве приказа не поступало. 26 сентября 1490 г. в сан митрополита московского был посвящен монах Зосима, подозреваемый в тайном сочувствии ереси. С другой стороны, под давлением архиепископа Геннадия и других консервативных священников, требовавших жестоких мер, в Москве был созван собор (церковный совет) для обсуждения мер по прекращению дальнейшего распространения ереси.

Собор допросил еще нескольких новгородских священников и дьяков, обвиненных архиепископом Геннадием во время следствия. Сам Иван III не стал участвовать в заседаниях и представлять великокняжескую власть послал трех бояр (включая князя Патрикеева) и одного дьяка. Всех обвиняемых признали виновными, и священников лишили сана. Всех приговорили к телесным наказаниям, и для исполнения приговора отправили обратно в Новгород. В самой Москве в это время никто из приверженцев этого течения не был ни схвачен, ни допрошен.

Геннадий и его последователи не удовлетворились такими половинчатыми мерами и организовали травлю митрополита Зосимы, обвинив его не только в еретических взглядах, но и в пьянстве. В 1494 г. Иван III позволил Зосиме тихо оставить пост, а затем, как уже говорилось, назначил его преемником Симона. Симон был убежденным православным, однако человеком робким, готовым подчиняться приказам Ивана III. Все понимали, что в основе своей терпимое отношение к ереси не изменится, пока у власти будет находиться Иван III.

В продолжение большей части правления Ивана III работа московского правительства шла гладко, без каких-либо резких противоречий внутри правящей группы. В 90-х гг. XV века ситуация изменилась. Религиозные разногласия смущали весь народ и вызывали горькое чувство. Расправа в 1491 г. с братом Ивана Андреем Большим и его смерть в тюрьме в 1493 г. сделали того мучеником в глазах многочисленных сторонников прав удельных князей, особенно их бывших слуг. Что касается внешней политики, то основная часть нации всем сердцем поддерживала Ивана III в его борьбе против татар, германцев и шведов, однако подобного единства не было относительно его конфликта с Литвой. Все это создавало благоприятную психологическую почву для роста оппозиции. Эта оппозиция не объединилась бы и не составила серьезной угрозы Ивану III и его правительству, если бы само это правительство в тот момент не было поражено дворцовыми интригами, в результате которых даже Иван III в конце концов вышел из себя.

Как мы знаем, в 1470 г. Иван III объявил своим соправителем сына (от первой жены) Ивана Молодого, дав ему титул великого князя. Через двадцать лет Иван Молодой умер (ходили слухи, что он был отравлен мачехой, Софьей Палеолог); его смерть снова открыла вопрос о наследнике трона. Двор разделился на две группы: одна поддерживала кандидатуру сына Ивана Молодого (внука Ивана III) Дмитрия, а другая – старшего сына Ивана III от Софьи Палеолог, Василия (родился в 1479 г.). За всем этим стояла личная борьба двух женщин: Софьи – матери Василия и Елены – матери Дмитрия.

Несколько лет Иван III не мог решить, кого из двух мальчиков назначить своим преемником. Из главных советников Ивана III и князь Патрикеев и дьяк Федор Курицын склонялись к кандидатуре Дмитрия. С другой стороны, Софья, естественно, интриговала в пользу своего сына. Некоторые противники Ивана III тоже предпочитали Василия Дмитрию. Среди них были бывшие слуги удельных князей, а также некоторые священники, болезненно воспринимающие терпимое отношение Ивана III к «ереси жидовствующих». Было известно, что соперница Софьи, княгиня Елена Молдавская, разделяет взгляды этого течения. При подобных обстоятельствах можно было ожидать, что Софья и Василий постараются войти в контакт с политическими и религиозными противниками Ивана.

Связи Софьи с удельными московскими князьями установились задолго до конфликта девяностых годов XV века. В 1480 г. ее племянница Мария (дочь брата Софьи Андрея Палеолога) вышла замуж за Василия Михайловича, сына князя Михаила Андреевича Верейского. Этот брак имел неожиданные последствия четыре года спустя, послужив причиной ссоры между Софьей и Иваном III. После свадьбы Иван разрешил Софье носить один из драгоценных камней своей первой жены. Когда в 1483 г. родился Дмитрий (сын Ивана Молодого и Елены Молдавской), Иван III попросил Софью вернуть драгоценность, чтобы подарить ее Елене. Софья сочла эту просьбу оскорблением и отказалась возвратить камень. Она объяснила, что у нее самой осталось мало драгоценностей, потому что ей пришлось многое отдать своему брату Андрею (который, напомним, всегда нуждался в деньгах), а остальное племяннице Марии в качестве приданого. Иван III пришел в ярость и послал своих людей в Верею конфисковать приданое Марии, что они и сделали. Василий и Мария бежали в Литву, прося защиты у великого князя Казимира.234

Этот случай, естественно, возбудил в Софье ненависть к Елене и мальчику Дмитрию. Пока был жив отец Дмитрия, сам мальчик не представлял непосредственной угрозы для Софьи. Однако после смерти Ивана Молодого Дмитрий превратился в серьезное препятствие на пути Софьи и ее сына Василия к трону.

Это препятствие можно было устранить только отчаянными мерами. В 1497 г. был раскрыт заговор с целью убийства Дмитрия. По всей вероятности, он зародился после ареста Андрея Большого в 1491 г. или после его смерти в заточении в 1493 г. Заговорщики решили действовать, когда в 1497 г. они узнали, что Иван III наконец принял решение объявить Дмитрия своим соправителем и преемником.

Свидетельства о заговоре в летописях скудны и противоречивы. По понятным причинам составители летописных сводов, созданных во времена правления Василия III и его сына Ивана по-видимому, получили указание удалить информацию об участии в нем Софьи и Василия. Однако в некоторых манускриптах сохранились отдельные фрагменты подлинных записей.235

Согласно рассказу в одном подобном фрагменте, Иван III, получив информацию о заговоре и о роли в нем Василия, пришел бешенство и заключил Василия под домашний арест. Сторонников Василия схватили. Следствие обнаружило следующие факты.

Несколько ранее (вероятно в сентябре или октябре) дьяк Федор Стромилов сообщил Василию, что его отец (Иван III) решил пожаловать Дмитрию титул великого князя владимирского и московского. По совету Афанасия Еропкина Василий собрал совещание своих приверженцев, в основном являвшихся боярскими детьми; среди них был Владимир Гусев (которого до последнего времени ошибочно считали составителем Судебника). Они, и некоторые другие, присягнули Василию. Было решено, что Василий со своими людьми должен нарушить верность отцу, отправиться в Северную Русь и захватить там великокняжескую казну, хранящуюся в Вологде и Белоозере. В это время Дмитрия убьют.

Тогда же Иван получил донос, что Софья встречалась с несколькими «ведьмами», которые снабдили ее ядом. Предполагается, что Софья – по ее роли в заговоре – намеревалась тайно отравить Дмитрия, а возможно, и самого Ивана III. Иван приказал «ведьм» схватить и утопить ночью в Москве-реке. Затем он наложил опалу на Софью и, как говорит летописец, с этого времени принимал особые меры предосторожности.236 Василий тоже попал под тщательный надзор.

Что касается руководителей заговора, то прежде всего Иван передал дело митрополиту Симону и епископскому собору.237 Собор уполномочил верховный суд провести судебное заседание. Всех участников заговора признали виновными. Дьяка Федора Стромилова, Афанасия Еропкина, Владимира Гусева и еще трех руководителей приговорили к смертной казни и обезглавили 27 декабря. Это был первый случай применения статьи 9 Судебника. Многих сторонников Василия заключили в темницу.

Как убедительно показал Л.В. Черепнин, все лидеры заговора и их семьи были связаны, в то или иное время, с дворами удельных князей, таких как Андрей Большой Углицкий, Борис Волоцкий и Михаил Верейский и Белоозерский. Следует также отметить, что предки Гусева и Стромилова поддерживали Дмитрия Шемяку и Ивана Можайского против отца Ивана III.238 Таким образом, заговор 1497 г. представляется возрождением федеративной идеи, противостоящей аристократии.

Нет оснований верить, что сын Ивана III Василий поддерживал права удельных князей. Позже, став правителем Московии, он продолжил политику своего отца. Очевидно, что причиной его союза с группой Гусева стала рискованная затея отчаявшегося человека. Заговор казался единственным способом, дававшим Василию возможность захватить власть. Он проиграл, но последующие события показали, что не окончательно. В настоящий момент важнее была его жизнь.

Как только заговор был раскрыт, подготовка к официальной коронации Дмитрия завершилась. Заранее был разработан сложный ритуал. Церемонию провели в Успенском соборе Кремля 4 февраля 1498 г. Митрополит Симон и епископы совершили богослужение. В центре церкви стояли три трона: для Ивана III, для Дмитрия и для митрополита. Иван III и митрополит восседали на своих местах, Дмитрий стоял перед своим троном. Иван III, обращаясь к митрополиту, объявил, что согласно древнему обычаю каждый из его предков передавал великое княжение своему первому сыну. Поскольку первый сын Ивана III умер, он теперь благословляет Дмитрия (как первого сына своего первого сына) Великим княжеством Владимирским, Московским и Новгородским. Митрополит затем наложил руку на голову Дмитрия и прочел молитву помазания, после чего благословил регалии – бармы239 – венец240. Иван III возложил регалии на плечи и голову Дмитрия, Дмитрий сел на трон, и прозвучал молебен. Затем в краткой речи Иван III дал своему внуку напутствие быть покорным Богу, любить справедливость и хорошо заботиться о православном народе.241

С торжественной коронацией Дмитрия политический кризис, казалось, был преодолен, стабильное положение правительства восстановлено и, более того, благословлено митрополитом и епископским собором. Однако на самом деле рана не затянулась. Раскрытие заговора и особенно участие в нем Софьи и Василия болезненно отразились на физическом и душевном состоянии Ивана III. Если мы решим поверить рассказу Герберштейна о пьянстве Ивана III, то, скорее всего, он пристрастился к нему именно в время. Герберштейн говорит: «За обедом он обычно пил так много, что засыпал. Все приглашенные сидели тогда в безмолвии, силъно напуганные».242 Герберштейн во время своих посещений Москвы собрал много ценной информации, но в то же время повторял и просто слухи: некоторые из его рассказов, безусловно, вымысел. Конкретно эта история кажется психологически правдивой, но только в том случае, если мы предположим, что она относится к последним годам жизни Ивана III: нет свидетельств о чрезмерное пьянстве Ивана III в первой половине его правления. Итальянец Амброджио Контарини, трижды приглашенный Иваном III на обед в 1476-77 годах, нашел, что обед «был, конечно, подан в великолепном стиле». Контарини понравились все блюда. Что же касается напитков, то он говорит, что после того, как он отобедал у Ивана III в третий раз (незадолго до своего отъезда), ему пpeпoднесли «огромный серебряный сосуд полный их напитка, приготовленного из меда». Контарини смог отпить только четверть. Иван настаивал, чтобы он допил до дна, и «приказал освободить сосуд и вернуть его мне».243

Хотя Софья и Василий были в опале и, по-видимому, находились под строгим надзором, их невозможно было изолировать полностью. Следующий по старшинству брат Василия, Юрий (родился в 1480 г.), опалы избежал (как и младшие дети Софьи). Юрий даже принимал участие в церемонии коронации Дмитрия. Сестра Василия Елена являлась великой княгиней литовской, и любое открытое насилие над ее матерью могло привести к дипломатическому инциденту. До раскрытия заговора 1497 г. и Иван и Софья вели с Еленой регулярную переписку. После опалы Софья перестала писать дочери. Иван III, однако, продолжал писать Елене и передавать наилучшие пожелания и ей и ее супругу, великому князю Александру. 29 марта 1498 г. послу Ивана в Литве, князю Василию Ромодановскому, были даны указания передать приветствия Александру в следующем порядке: от самого Ивана III, от Дмитрия, от Софьи и от матери Дмитрия Елены Молдавской. Приветствия Елене Литовской должны были быть переданы в том же порядке.244

После того, как первый шок от опалы прошел, Софья и Василий, судя по всему, начали попытки возвратить себе милость Ивана III через своих друзей среди придворных и духовенства. Для этого было необходимо возбудить его подозрения в отношении бояр, проводивших расследование заговора 1497 г. и посадивших на трон Дмитрия, а прежде всего в отношении князя Ивана Патрикеева. Наиболее убедительным было бы представить Василия жертвой клеветы. Именно такому плану следуют летописные своды XVI века. В Никоновской летописи мы читаем, что Иван III наложил опалу на Василия и Софью под воздействием «дьявольских чар и советов дурных людей».245 Можно быть уверенным, что князя Ивана Патрикеева сочли одним из таких людей.

Византийцы являлись непревзойденными мастерами дворцовых интриг, и, судя по всему, это искусство было у Софьи в крови. Можно предположить, что сначала она не пыталась сама доказывать что-либо Ивану III, а подослала какое-то третье лицо, скорее всего не участвовавшее в конфликте, постепенно подрывать доверие Ивана III к князю Патрикееву. Так случилось, что именно в это время между Иваном III и князем Патрикеевым возникли разногласия по поводу русской внешней политики. Как мы знаем, после подчинения Казанского ханства в 1487 г., Иван III поставил своей следующей целью присоединение Западнорусских земель. Это предполагало конфликт с Великим княжеством Литовским. Брак дочери Ивана Елены с Александром Литовским (в 1495 году) со стороны Ивана был дипломатическим шагом, направленным исключительно на укрепление в Литве Русской православной партии. Напротив, князь Иван Патрикеев и некоторые другие знатные бояре, такие как князь Семен Иванович Ряполовский и князь Василий Васильевич Ромодановский, выступали за сближение с Великим княжеством Литовским. Они надеялись, что брак Елены с Александром сможет укрепить дружбу двух стран, которым вместе будет легче сражаться с татарами и турками.246

По-видимому, Патрикеев и Ряполовский, которым часто доверялись переговоры с Литвой, чтобы избежать войны, не всегда точно следовали наставлениям Ивана III и придерживались собственной линии. Когда Иван III обнаружил это, то счел их поведение «предательством» (выражение использовано в Устюжской летописи).247 Развязка наступила, когда в январе 1499 г. Иван III приказал взять под стражу князя Ивана Патрикеева, его сына Василия и князя Семена Ряполовского. 5 февраля Ряполовского казнили. Обоих Патрикеевых постригли в монахи. В апреле был схвачен князь Василий Ромодановский.248

Все приказы по этому делу Иван III отдавал лично, без всякого согласования с боярской думой (главой которой являлся князь Патрикеев). Таким образом, в отличие от казней 1497 г. убийство князя Ряполовского являлось властным актом, противоречившим духу Судебника. Вскоре назначили нового главу думы – князя Василия Даниловича Холмского (из тверской ветви Рюриковичей). Год спустя (13 февраля 1500 г.) Иван III отдал Холмскому в жены свою дочь Феодосию (родилась в 1485 г.). Следует отметить, что отец Василия Холмского, князь Данила Дмитриевич Холмский, прославил себя как полководец в войнах с казанскими татарами и ливонцами, но несмотря на это в 1474 г. попал в опалу. Иван III вернул князю Даниле свое расположение только после того, как тот подписал специальное обязательство никогда не покидать московской службы. Князь Данила скончался в 1493 г. Его сын Василий (новый глава думы) тоже был выдающимся военачальником.

Вскоре после ареста Ряполовского и Патрикеевых Иван III вернул ко двору Софью и Василия, а 21 марта. Василия объявили великим князем новгородским и псковским.

Некоторое время спустя Софья снова начала писать дочери, Елене Литовской. Однако дух ее писем сильно изменился. Раньше это были интимные письма матери к дочери; теперь послания Софьи имели религиозный и политический тон. Она призывает Елену твердо держаться своей православной веры. «Не принимай римской веры, даже если они будут запугивать тебя болью и смертью, иначе погибнет душа твоя» (30 мая 1499 г.).249 Очевидно, что в своих письмах к Елене того периода Софья следовала официальной линии внешней политики Ивана III.

При своей коронации в 1498 г. Дмитрий получил титул Великого князя Всея Руси. Точнее, Иван III «благословил внука Великим княжением Владимирским, Московским и Новгородским». Теперь, когда после коронации прошло чуть больше года, Иван III объявил Василия Великим князем Новгородским (и Псковским), таким образом нарушая единство «Всея Руси» и лишая Дмитрия одного из великих княжеств. По всей видимости, этот поступок Ивана III одобрила боярская дума во главе со своим новым председателем. В любом случае свидетельств о противодействиях нет. С другой стороны, яростный протест против нового титула Василия пришел от тех, кого он непосредственно касался. Новгород теперь являлся провинцией Московии и политического голоса не имел. Однако Псков еще оставался свободным городом, хотя и под сюзеренитетом Ивана III. Иван отправил в Псков посла со следующим извещением: «Я, Великий князь Иван, благоволю моему сыну Василию и жалую ему Новгород и Псков». Псковское вече отказалось признать Василия и послало в Москву делегацию из трех руководителей города и трех бояр с просьбой к великим князьям Ивану и Дмитрию не нарушать древней традиции, по которой сюзереном Пскова является великий князь московский (и Иван III и Дмитрий были великими князьями московскими, а Василий нет).

Когда псковская делегация вручила Ивану III петицию, он рассердился и ответствовал: «Не свободен ли я заботиться о своем внуке и моих сыновьях? Я дарую княжескую власть, кому желаю; и я желаю даровать Новгород и Псков Василию». Он взял под стражу двух членов псковской делегации, хотя другим позволил вернуться в Псков. Псковичи тогда послали другую делегацию с новой петицией, адресованной «Ивану, Великому князю Новгородскому и Псковскому». Иван III повелел делегации возвращаться обратно и пообещал прислать в Псков специального посла со своим ответом. Этот посол, боярин Иван Хоботов, прибыл в Псков и объявил на вече, что великий князь будет соблюдать древнюю традицию относительно Пскова. Текст послания, привезенного Хоботовым, в Псковской летописи не приводится. По всей вероятности, Иван объяснил псковичам, что он остается их сюзереном, а титул Василия только номинальный. Следующая псковская делегация в Москву просила великих князей Ивана и Василия освободить из тюрьмы двух членов первой делегации (до тех пор удерживаемых в Москве). Это было сделано немедленно,250 и конфликт между Псковом и Москвой, таким образом, разрешился. Василия, однако, глубоко оскорбило столь откровенное нежелание псковичей признать его своим великим князем; чувства Василия повлияли на его собственную политику в отношении Пскова, когда он стал единственным правителем Великой Руси.

Ни Софья, ни Василий не собирались молча удовлетворяться частичным успехом, и борьба за власть в великокняжеском дворце не утихала. Обстоятельства теперь, несомненно, были против Дмитрия. Он еще был совсем молод (родился в 1483 г.). После падения Патрикеевых и казни Ряполовского его единственным потенциальным покровителем среди высших официальных лиц оставался Федор Курицын. Однако Курицын, будучи дьяком, полностью зависел от расположения к себе великого князя и не имел возможности возражать Ивану III. Если бы он осмелился защищать Дмитрия открыто, его могли бы тут же сместить с поста. В последний раз в доступных нам источниках имя Курицына упоминается 1500 г. Вероятно он умер до 1503 г.

Вскоре после присвоения Василию титула Великого князя Новгородского и Псковского, Иван III начал игнорировать Дмитрия.251 При дворе сложилась невозможная ситуация, которая не могла не смущать как бояр, так и весь народ. В конце концов 11 апреля 1502 г. Иван III лишил милости Дмитрия и его мать Елену Молдавскую: обоих посадили под домашний арест. Три дня спустя, получив благословение митрополита Симона, Иван III «посадил» Василия «на великое княженье Володимерьское и Московское и Всея Руси самодержцем»252

В Великой Руси известие, несомненно, встретили со смешанным чувством. Оно вызвало значительное беспокойство за границей и породило всяческие слухи. Опала Елены Молдавской и ее сына обострила отношения Москвы с Молдавией. Воевода Стефан, отец Елены, горько жаловался своему (и Ивана III) союзнику, хану Крыма Менгли-Гирею. Через посланника Иван III пытался объяснить хану свое отношение к Дмитрию следующими обстоятельствами: «Я, Иван, сначала благоволил своему внуку Дмитрию, но он стал груб со мной. Все благоволят тому, кто хорошо служит и старается угодить своему благодетелю; нет смысла в благоволенье человеку, который груб к тебе». Посол Ивана в Литве получил инструкции давать подробные объяснения всем, кто будет задавать вопросы о событиях в Москве. Кроме того, посол должен был подчеркивать, что Василий теперь вместе с Иваном III, является сюзереном всех русских государств.253

После этого в некоторых документах к Ивану III обращались как к «великому государю». Возможно по этой причине Герберштейн называл его «Великим».254 Действительно можно предположить, что Иван III, хотя и имея все внешние знаки власти, был вынужден передать значительную часть реальной власти Василию (Софья умерла 7 апреля 1503 г.). Очевидно, что Василий установил тесный контакт с лидерами консервативной группы русского духовенства. Они, в свою очередь, рассчитывали, что Василий поддержит борьбу против ереси, а также поможет им отразить будущие попытки провести секуляризацию церковных земель.

Под влиянием Василия Иван III согласился принять лидера консервативного духовенства, настоятеля Иосифа Санина Волоцкого.255 Иван III трижды имел беседы с Иосифом на пасхальной неделе 1503 г.256 Мы знаем об этих встречах из писем Иосифа архимандриту Митрофану, который являлся духовником Ивана III в последние годы его жизни. Иосиф написал Митрофану в апреле 1504 г. – то есть примерно через год после встречи с Иваном III. Иосиф, по всей вероятности, в это время еще прекрасно помнил основное содержание своих бесед, но мы не можем быть уверены, что все его утверждения правдивы в деталях.257 Как пишет Иосиф, при первой встрече Иван признал, что беседовал с еретиками и просил Иосифа простить его. Иван III добавил, что митрополит и епископы отпустили ему этот грех. Иосиф ответил, что Бог простит Ивана III, если с этого момента он будет бороться с ересью. Во второй беседе Иван III объяснил Иосифу, какую ересь возглавлял протоиерей Алексий, а какую Федор Курицын. Иван также признал, что его невестку Елену обратил в ересь Иван Максимов. Затем Иван, как утверждается, пообещал принять против ереси жесткие меры. Однако при третьей встрече Иван III спросил Иосифа, не будет ли грехом наказывать еретиков. Когда Иосиф начал выступать в пользу наказания, Иван резко прервал беседу.

В августе и сентябре 1503 г. в Москве был созван собор (церковный совет). Иосиф и его последователи надеялись, по всей вероятности, что этот собор разрешит подавление ереси. Иван III, однако, не включил вопрос о ереси в повестку дня собора, который под председательством Ивана III рассмотрел некоторые мелкие реформы в церковной администрации. Одна из них касалась сборов, которые требовали епископы от кандидатов в священнослужители при посвящении в сан. Это, кстати, было одним объектов критики еретиков. Собор принял решение упраздни эти сборы. Когда сессия собора уже близилась к концу, представитель заволжских старцев, Нил Сорский, предложил вниманию собора новую проблему, говоря, что монастыри нужно лишить права владеть землей. Маловероятно, что Нил сделал этот шаг без согласования с Иваном III.

Предложение встретило яростное сопротивление. Митрополит Симон, три года назад благословивший захват церковных земель в Новгороде, теперь протестовал против возможности применения подобных мер ко всей Руси. Как мы знаем, до конца 1503 г. Симон никогда не осмеливался открыто противоречить Ивану III. Теперь, однако, он мог рассчитывать на защиту Василия. Противники Нила сделали все, чтобы отклонить его предложение. Иосифа Санина, уехавшего из Москвы за день до речи Нила, поспешно затребовали обратно. Большая часть собора оказалась в оппозиции к Нилу. Иван III трижды пытался переубедить совет, но в конце концов был вынужден отступить, после того как Иосиф и другие защитники существующего порядка засыпали его цитатами из отцов церкви и византийских церковных уложений, подтверждающих их позицию.258

Отказ собора позволить дальнейшую секуляризацию церковных земель был серьезным ударом по планам Ивана III увеличить фонд поместной земли, а через нее дворянское ополчение. Поскольку Василий поддерживал решение собора, Иван III не мог ничего поделать. Ему скоро представилась возможность нанести ответный удар одному из самых активных врагов еретиков, архиепископу Геннадию Новгородскому. Геннадий подписал решение собора, упраздняющее плату епископам за введение священников в сан; но по возвращении в Новгород он не смог убедить своего секретаря прекратить эти поборы. В Москву немедленно поступили жалобы. При других обстоятельствах Геннадий, скорее всего, сумел бы выпутаться или во всяком случае получить лишь небольшое наказание или выговор. Теперь Иван III потребовал от митрополита Симона немедленных действий, и Геннадия тут же убрали из епархии.259

После смещения Геннадия руководство борьбой против ереси принял на себя Иосиф Санин. В вышеупомянутом письме от апреля 1504 г. к духовнику Ивана III Митрофану Иосиф побуждает Митрофана использовать все средства, чтобы убедить Ивана III в необходимости подавить ересь. Иосиф утверждает, что если Митрофан не сможет справиться с задачей, Бог накажет и его (Митрофана) и Ивана III.260 Василий, в свою очередь, вне всяких сомнений, подталкивал отца созвать новый церковный собор, чтобы заклеймить ересь. Наконец Иван III сдался. Стоит отметить, что примерно в это время (не позже 16 июня 1504 г.) Иван III написал завещание, в котором «благословил» Василия «всеми русскими великими княжествами». Младшим братьям Василия давалось указание считать Василия «своим отцом» и во всем ему подчиняться. Дмитрий вообще не упоминается в завещании. Подпись засвидетельствовали четыре человека: духовник Ивана III, архимандрит Митрофан; председатель боярской думы, князь Иван Холмский; князь Данила Васильевич Щеня; и боярин Яков Захарьевич Кошкин.261

Собор против еретиков собрался в Москве в декабре 1505 г. На этот раз вместе с Иваном III номинально председательствовал Василий, но фактически был один председательствующий. Руководителей ереси приговорили к сожжению на костре. Троих, включая брата Федора Курицына и Ивана Максимова, сожгли в Москве 27 декабря. Вскоре после этого нескольких других еретиков казнили в Новгороде.262 Елена Молдавская скончалась в тюрьме 18 января 1505 г.

Отказ собора 1503 г. одобрить секуляризацию церковных земель и жестокое наказание еретиков, назначенное собором 1504 г., больно задели чувства Ивана III. Его захлестнули отчаяние и тоска: он, по-видимому, каялся в своих последних ошибках. Однако теперь было слишком поздно что-либо менять. Автоматически он продолжал исполнять обязанности великого князя. Его вассал, хан Казани Мухаммед-Эмин, поднялся против Ивана III и зверски убил многих русских купцов, живших в Казани. В сентябре казанские татары напали на Нижний Новгород, но были отбиты. Что касается семейных дел, то 4 сентября 1505 г. Василий женился на Соломонии Сабуровой, дочери московского боярина. Обряд совершил митрополит Симон. Иван III присутствовал на свадьбе.

Думал ли Иван III о возвращении к власти Дмитрия? Слухи об этом ходили по Москве еще в 1517 г., во время первого приезда Герберштейна в Москву. Герберштейн рассказывает, что когда Иван III умирал, "он приказал привести к нему Дмитрия и сказал – «Дорогой внук, я согрешил против Бога и тебя тем, что заточил те в темницу и лишил наследства. Поэтому я молю тебя о прощении Иди и владей тем, что принадлежит тебе по праву». Дмитрия тронула эта речь, и он легко простил своему деду все зло. Одна когда он вышел, его схватили по приказу дяди Гавриила (то есть Василия) и бросили в тюрьму.263 Иван скончался 27 октября 1505 г.