• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

1. — Источники к изучению царствования Ивана IV. 2. — Историография вопроса. 3. — Личность Ивана Грозного. 4. — Периодизация царствования. 5. — Оценки личности Ивана Грозного. 6. — Реформы 1550-х годов. 7. — «Стоглавый» собор. 8. — Взятие Казани и значение этого события.

Сегодня мы начинаем рассматривать события царствования царя Ивана Грозного. Сначала я скажу несколько слов о тех общедоступных источниках, которые неплохо бы знать. Затем, вероятно, пойдет речь о царе Иване, но не как о государственном деятеле, а как о человеке, его психологии (я объясню, почему это необходимо). И уже потом мы с вами будем говорить непосредственно о проблемах государственного управления, эволюции государственной власти, создания новых учреждений, войнах и т. д.

Вряд ли найдется у нас в России человек, который не слыхал об этом государе. Следует сказать, что мы располагаем значительным количеством источников, которые вполне открыты для всех желающих. В первую очередь это знаменитая переписка царя Ивана с воеводой князем Андреем Курбским. Она издавалась неоднократно полностью и в отрывках; как правило, фрагменты ее печатаются в хрестоматиях по литературе. Но все-таки читать ее надо полностью. Не обязательно в оригинале — существует превосходный академический перевод на русский язык. Полный текст всегда более интересен, чем фрагменты.

Перу Андрея Курбского принадлежит также знаменитая «История о великом князе Московском» — труд, который называют иногда первым русским «Архипелагом ГУЛАГом». Это не каламбур. Эта книга действительно повествует о событиях правления царя Ивана, причем автор делает упор на его преступлениях. Если хотите, это своеобразный памятник русской диссидентской литературы (конечно, аналогия поверхностная).

Существуют письма [23] — послания Ивана Грозного английской королеве Елизавете, шведскому королю Юхану, польскому королю Стефану Баторию и, как образчик его чисто литературного дара (а он, бесспорно, был одаренным писателем), — послание опричнику Василию Грязному, который угодил в плен к крымским татарам и слезно просил царя выкупить его. Издевательское, очень короткое письмо царя Ивана представляет определенный литературный интерес.

Это то, что принадлежит перу либо самого царя, либо его ближайших соратников. К этому же времени относится определенный корпус русских летописей, которые более или менее подробно фиксируют все события, имевшие место. Но зарываться в эти тексты вам не следует, хотя бы потому, что они не так доступны и не так легко читаются, как все, о чем я только что сказал. Затем, если вы хотите посмотреть на все то, что тогда происходило, как бы глазами стороннего наблюдателя, рекомендую вам записки иезуита Антония Поссевино, знаменитого посла римского папы Григория XIII, который фактически был посредником на переговорах Ивана Грозного и Стефана Батория (они опубликованы, недавно было переиздание). Наиболее экзотическое сочинение того времени — это записки Генриха Штадена, которые были у нас опубликованы довольно давно под названием «Записки немца-опричника». Действительно, в опричнине служили всякие люди. Среди высокородных князей и боярских детей попадались просто заезжие авантюристы, каковым и был немец Генрих Штаден. Разбогатев во время своих похождений с царскими опричниками, он вернулся в Европу и написал очень любопытные и циничные мемуары. Первое их издание было до революции.

Существуют источники и другого плана. Недавно к лику святых Русской Православной Церкви был причислен митрополит Макарий — знаменитый русский книжник. Естественно, есть работы о нем, есть его житие, достаточно современное, есть исследования его деятельности. Я бы адресовал вас и к этой литературе. Тут надо обращаться в основном к «Богословским трудам», поскольку именно там помещались работы игумена Макария (Веретенникова), сейчас уже архимандрита, посвященные митрополиту Макарию Московскому. Наконец, не забывайте, что в 1564 году был напечатан знаменитый «Апостол» Ивана Федорова — первая русская точно датированная печатная книга. У «Апостола» существует знаменитое послесловие, которое тоже представляет определенный интерес как культурологическое явление.

Все это может дать некоторое основание для более углубленного изучения истории царя Ивана. Теперь несколько слов об историографии — о тех трудах разных историков, которые посвятили свои работы этому царю. Работ об Иване Грозном чрезвычайно много, и я вовсе не требую, чтобы вы стремились перелопатить все это колоссальное собрание книг, статей, самых разных сочинений. Помимо учебника С. Ф. Платонова, я предложил бы вам С. М. Соловьева — это наиболее продуманное, четкое изложение основных событий. Соловьев, как всегда, обильно цитирует источники, (поэтому читать его вдвойне интересно), подробно разбирает ход событий; как всегда, он достаточно осторожен в оценках. С. Ф. Платонов в своем «Курсе лекций» разбирает все это очень кратко, но глубоко, высказывает очень интересные мысли, и это тоже нужно читать. Что касается В. О. Ключевского, то одна из самых знаменитых {стр. 77} его лекций — о характере царя Ивана Грозного. Эта лекция печатается в однотомнике избранных лекций, воспроизводится в курсах. Но это особый разговор, потому что там не разбираются государственные деяния царя Ивана, а предпринимается попытка нарисовать его чисто психологический портрет.

Наконец, интересно почитать Н. М. Карамзина. Но самая, пожалуй, солидная работа (солидная, но малодоступная, она вышла после войны, в 50-е годы, очень маленьким тиражом) — «Очерки по истории опричнины» Степана Борисовича Веселовского, академика, замечательного русского историка, последнего историка настоящего русского масштаба. Это специальный труд, который, я бы сказал, исчерпывает тему. Таких книг у нас очень мало. Купить ее невозможно, но в библиотеках она есть. Существует еще масса популярных работ, колоссальное количество статей, посвященных каким-то отдельным проблемам. Сейчас зарываться во все это не следует. Из популярных работ лучше всего взять книгу В. Б. Кобрина, профессора педагогического института; она вполне доброкачественно рассказывает о царе, его деяниях, но в популярном стиле.

После такого краткого обзора я хочу сказать несколько слов на тему, которая, строго говоря, не всегда должна интересовать историка. Нам предстоит побеседовать о Царе Иване как о человеке. У нас не было необходимости углубляться в психологию Дмитрия Донского, например, или пытаться представить себе характер Ивана III — нам вполне достаточно обычных их государственных деяний. Что же касается царя Ивана, то трудно пройти мимо этого человека, не затронув вопроса о его психологии. Дело в том, что если просто разбирать его государственные деяния, то противоречивость их настолько поражает воображение, что поневоле вспоминаешь слова М. М. Щербатова, историка XVIII века, который признавался, что не может себе представить царя Ивана как единого человека, и что ему кажется, что их было много и все были разные.

О противоречивости царя Ивана говорил Н. М. Карамзин; Н. И. Костомаров просто отказывал ему в каком бы то ни было интеллектуальном развитии и считал дураком; С. М. Соловьев и К. Н. Бестужев-Рюмин видели в нем в первую очередь сильного, умного, проницательного государственного деятеля; С. Ф. Платонов, осторожный в оценках, считает, что одно дело — испорченная натура царя, другое — его бесспорно сильный ум. Но все равно это был один, единый человек, единая личность, и приходится говорить о нем, котому что история царя Ивана поучительна.

Он родился в 1530 году от второго брака своего отца. Он был долгожданным сыном — Василий III и во втором браке отцом стал не сразу. А когда Ивану было три года, отец его умер, и правительницей государства стала его мать — царица Елена (великая княгиня Елена Глинская). Правление матери, видимо, было не очень назидательным, потому что источники откровенно говорят, что фактически ближайшим человеком к ней был боярин князь Овчина-Оболенский, который и был всесильным временщиком.

Иностранные наблюдатели говорят, что Елена умерла от яда. Доказать здесь, разумеется, ничего нельзя, но уже сам факт подобного предположения говорит о том, что великокняжеский двор того времени не представлял собой ничего назидательного. Сразу же после смерти Елены (Ивану было 8 лет) князь Овчина-Оболенский был заточен в темницу и скончался от «скудости пищи и тяжести оков», как повествует об этом летопись.

С этого момента начинается борьба за власть между двумя боярскими родами — Вельских и Шуйских. Две фамилии борются за преобладание, не щадя никаких средств, идя к цели буквально по трупам, и все это видит сначала восьмилетний, а потом быстро взрослеющий царевич. Он живет, с одной стороны, наблюдая все эти безобразия, а с другой стороны, в полной заброшенности, им никто не занимается, и впоследствии он будет горько жаловаться на то, что они с братом были не всегда накормлены и одеты. Он видит, что эти бояре, пытаясь свалить друг друга, не брезгуют никакими решительно средствами; точно так же относятся они и к Церкви, поскольку один митрополит — сторонник Вельских, другой — сторонник Шуйских. Следовательно, когда меняется власть, меняются и митрополиты. Не щадят даже близких ему бояр, тех, кто непосредственно составляет его окружение. Шуйские пытаются убить одного из близких к Ивану бояр, он стремится защитить его, а когда митрополит Макарий пытается ходатайствовать об этом человеке, то бьют и митрополита, не слушают царя, и хотя в конце концов удается спасти этого боярина, но это все, естественно, очередная травма. Детские впечатления — самые сильные, и именно они формируют человека. Это факт, с которым трудно не согласиться.

Впечатления, которые испытал подрастающий русский царь, были весьма сильными. В 13 лет, когда владычество Шуйских, казалось, было упрочено, он отдает приказ псарям схватить князя Андрея Шуйского и казнить, что те и делают, причем казнь была отнюдь не традиционной: его просто забили кулаками, пока волочили по двору. Даже не плаха, не виселица, не застенок — просто убийство. Тут бы боярам подумать о том, кто подрастает, на что будет способен этот мальчик, когда вырастет. Но поскольку те сами постоянно занимаются подобными делами, то и этот приказ ничего нового им для размышления не дает.

В это время Иван, видимо, много читает — из его переписки мы можем сделать вывод, что он был очень начитан в Св. Писании, очень много знал наизусть и цитировал большими кусками Псалтырь, Евангелие, Апостол и пророков. Но это ум скорее запоминающий, т. е., по мнению некоторых специалистов, перед нами скорее начетчик, чем глубокий мыслитель.

Когда ему исполняется 16 лет, он заявляет митрополиту Макарию о том, что желает совершить два деяния: венчаться на царство и вступить в брак. Нам трудно судить, сам ли он пришел к этой мысли или кто-то на него влиял, но факт остается фактом — именно в 16 лет были высказаны такие два чрезвычайно {стр. 78} серьезные намерения. Царское венчание происходило в 1547 году по старинному чину, по которому ставился на великое княжение Иван III и по которому он ставил на великое княжение своих сыновей, но с некоторыми изменениями, поскольку речь теперь идет уже не о великом княжении, а о царстве. Что касается брака, то невестой царя становится дочь Романа Юрьевича Захарина, боярина, который не замешан в борьбе Шуйских и Вельских, человека уважаемого.

Анастасия Романовна становится супругой царя Ивана. Вскоре после брачных торжеств в Москве случился чудовищный пожар, испепеливший весь город. Митрополит Макарий вынужден был спасаться из Кремля, и его на канате спускали со стены в районе Тайнинской башни, канат оборвался, владыка страшно расшибся и был в полумертвом состоянии увезен в Новоспасский монастырь. Царь вынужден был уехать в село Воробьево (Воробьевы горы над Москвой-рекой). А в Москве начался бунт, и весьма любопытный: он представлял собой отголосок борьбы за власть Шуйских, теперь уже с Глинскими. Голытьба, видимо, подученная кем-то из Шуйских, стала кричать, что-де во всем виновата бабка царя княгиня Анна Глинская, она-де вынимала сердца у людей, настаивала на них воду и прыскала этой водой по домам, вот-де Москва и сгорела. Московским обывателям того времени в фантазии не откажешь.

Во время бунта один из Глинских был убит прямо в Успенском соборе, затем толпа московской черни отправилась в село Воробьево с требованием, чтобы царь выдал на расправу свою бабку и своих родственников по материнской линии. Но если бояре не могли представить себе возможностей юного царя, то что уж говорить о московской голытьбе? Царь вышел поговорить с крикунами и отдал очень короткое приказание. Стрельцы схватили первых попавшихся — тех, кто кричал громче других, и тут же с ними расправились, после чего волнение утихло само собой. Иван крови не боялся и умел действовать в подобных ситуациях крайне решительно. Так началось его царствование, то есть самостоятельное правление.

Здесь мы сразу должны заметить хронологические моменты. Период приблизительно с 1547 по 1560–1564 годы — это период, пожалуй, наиболее крупных, интересных, значительных, наиболее продуманных деяний царя. Сюда мы отнесем Земский собор, который работал в 1550–1551 годах; результатами работы этого собора явился пересмотр «Судебника» Ивана III и написание «Стоглава» (отсюда и собор получил название Стоглавого). Это борьба за Казань и взятие Казани, это присоединение Астрахани. Все течение Волги становилось русским, и, следовательно, открывалась возможность для колонизации земель на Востоке, на протяжении всего течения Волги. Это достаточно продуманная политика в отношении юга, здесь царь Иван продолжает политику своего отца. Наконец, это Ливонская война, попытка выйти к берегам Балтики, то есть овладеть землями, которые откроют для нас торговлю с Западом. Все это очень разумно.

Что же касается пресловутой жестокости царя, то в этот период ничего сверхъественного в этом смысле не происходит. Царя, конечно, нельзя назвать кротким агнцем, но во всяком случае изувером, извергом его тоже не назовешь. А дальше — болезнь царя, смерть жены Анастасии и какой-то излом в его психике, так что приблизительно с 1563–1564 года царь превращается в то исчадие ада, которое нам всем так хорошо известно. Это не значит, что он перестает продумывать какие-то реформы. Опричнина — явление двойственное. Опричнина — это опричный террор, но с другой стороны, это определенная попытка реформы управления землями. Это продолжение Ливонской войны, достаточно бессмысленное, но все-таки это военные действия. И весь этот период до конца 70-х годов — период неистовых казней, чудовищных злодеяний, которые можно объяснить только совершенно ненормальным состоянием психики этого человека. И, наконец, последние годы жизни царя Ивана — это убийство собственного сына и постепенное умирание в каком-то жутком состоянии.

Почему я заговорил именно о психологической стороне? Дело в том, что у нас до революции этому вопросу уделяли довольно большое внимание, а после революции — наоборот, т. е. все наиболее яркие попытки разобраться, что собой представлял царь Иван как человек, относятся к периоду до 1917 года. После революции, особенно с конца 20-х — в 30-е годы, царя оценивали только как государственного деятеля. И это было понятно: историки выполняли социальный заказ. Товарищ Сталин видел в царе Иване своего, если хотите, предшественника. Сталин, недоучившийся семинарист, понимал историю по-своему и хотел, чтобы его деятельность, так сказать, имела соответствующий прецедент. И, пожалуй, наиболее подходящим объектом для подобного самооправдания или, наоборот, возвышения в собственных глазах был Иван Грозный. Тогда появился знаменитый фильм о царе Иване, который, я думаю, многие знают.

В это время уже накатывался вал официальной исторической фальсификаций, Степан Борисович Веселовский, академик (академиком он стал благодаря своим замечательным трудам, своим великим научным заслугам), у себя в кабинете написал книгу под названием «Очерки по истории опричнины». Про него рассказывают, что в свое время он, человек небогатый, женился по любви на богатой наследнице купеческого рода, и полученное приданое очень интересно использовал. Он нанял переписчиков, которые в архивах переписали колоссальное количество актов, документов, текстов, необходимых ему для дальнейшей работы. Поэтому, имея такой своеобразный архив у себя дома, он дома и работал. Судя по всему, это был человек редкой смелости, потому что в сталинские времена даже у себя в кабинете утаить рукопись было очень сложно. Кто-то ее видел, кто-то знал, над чем он работает. А писал он об опричнине, основываясь исключительно на тех документах, которые дошли до нашего времени. Он всесторонне разобрал этот вопрос и совершенно объективно показал, что из себя представлял опричный террор — это в тридцатые-то годы. Аналогия напрашивалась сама собой. Труд этот увидел свет уже после его смерти {стр. 79} и после смерти «вождя всех народов». В 50-е годы Академия наук издала его столь малым тиражом, что он тогда уже был почти недоступен. Это тоже говорит о том, что царь Иван и после свой смерти будоражил сознание многих поколений и ученых, и исследователей, и просто всех тех, кто интересуется историей.

Я думаю, что судить царя Ивана нам не следует. Нам нужно постараться психологически, так сказать, определить, что собой являл царь Иван (может быть, многих эта проблема по-настоящему заинтересует, потому что это действительно очень любопытно) и, с другой стороны, оценить те государственные деяния, те реформы, которые имели место в его царствование. Но настолько сильно, настолько очевидно прослеживается взаимосвязь личности царя и этих самых государственных деяний, что окончательно отделить одно от другого мы просто не сможем — уж слишком его личность наложилась на все то, что тогда происходило. Поэтому неправы не только те историки, которые копаются в личных подробностях его биографии, во всех его женах, во всех его убийствах, во всех гнусностях, которые он вытворял как частное лицо, — неправы и те, кто сосредоточивает свое внимание исключительно на взятии Казани, на Ливонской войне, на земской реформе и опричнине в ее, так сказать, хозяйственном выражении.

Литературоведы изучают стиль посланий царя Ивана и говорят, что это тоже очень любопытная работа. Но все-таки нам с вами, имея так много разнообразных источников, надо все эти факты более или менее суммировать. Повторяю, не для того, чтобы творить суд. Царя Ивана мы уже не переделаем никогда, а он, я думаю, дает чрезвычайно поучительный пример, чрезвычайно богатую пищу для размышлений, и это, в свою очередь, помогает нам более четко представлять себе очень непростую, а иногда и очень страшную русскую историю.

И вот поэтому, когда начинают рассуждать о царе Иване, в первую очередь останавливаются на земском соборе 1550–1551 годов. Причем у нас иногда даже не говорят, что это был собор, а просто говорят, что в 1550 году был «Судебник» Ивана IV, а в 1551 году был «Стоглав».

Это был один собор — общий собор духовенства и боярства. Он заседал действительно очень долго и пересматривал «Судебник» Ивана III довольно фундаментально, а затем давал ответы на вопросы царя, связанные с церковной практикой, церковным управлением т. д. И вот появились два очень любопытных документа: «Судебник» и «Стоглав». «Стоглав» — это тоже своеобразный свод постановлений, если хотите, по вопросам церковного управления и церковной жизни. Название «Стоглав» искусственное. Оно вовсе не означает, что там было каких-то сто вопросов, сто дней заседаний — ничего подобного. Просто впоследствии, при редактировании, этот текст был разделен на сто глав. Это чисто искусственное деление, и отсюда собор впоследствии стали называть стоглавым собором, хотя, естественно, ничего подобного в реальной жизни не было.

В работе над «Судебником» в сущности главная работа сводилась к следующему. Вы помните, что «Судебник» Ивана III фактически отвечал новациям, которые тогда появились. Именно в то время только начинало формироваться российское дворянство, начиналась раздача поместий, и в то же время имела место традиционная система управления территорией через так называемое кормление. Кормление — это значит, что кто-то из бояр получал город или регион, с которого он получал доходы, и он же осуществлял там власть. Теперь эта система управления реформируется так, что кормление начинает исчезать. Кормление больше не нужно, это очень архаичная форма. Фактически вводится самоуправление территорий, и вопросы полиции, суда и финансов должны решаться выборными лицами на местах. А чтобы орда кормленщины не чувствовала себя лишенной средств существования, предлагается установить специальный налог, который идет в казну, откуда и выдается финансовое обеспечение бывшим кормленщикам, т. е. задумана реформа местного самоуправления. Реформа очень любопытная, потому что осуществляется она, очевидно, не в интересах боярства, а в интересах дворянства. В это же время начинает расселяться в Москве по поместьям первая тысяча новых, так сказать, служилых людей, которая будет называться московскими дворянами, вторая тысяча будет расквартирована в других землях, третья еще дальше и т. д.

Сам ли Иван пришел к этой мысли? Вероятнее всего, это был результат коллективного творчества, причем на собор, надо полагать, был предложен к рассмотрению уже подготовленный проект. Вскоре после женитьбы и венчания на царство вокруг царя Ивана образуется своеобразный совет, небольшая группа людей, которая впоследствии, по выражению Андрея Курбского, составит так называемую избранную раду, то есть избранный совет. Два наиболее значительных лица там — священник Сильвестр и не очень родовитый дворянин Алексей Адашев. Это сравнительно молодые люди, которые смотрят на ситуацию, видимо, свежими глазами. Направляет деятельность избранной рады и самого царя, конечно, митрополит Макарий.

О роли митрополита Макария в этот период можно говорить очень много. Мы не видим нигде следов прямого вмешательства митрополита Макария в деятельность царя. Но глядя на то, что представлял собой царь именно в годы правления митрополита, в годы его жизни в Москве, мы приходим к выводу, что благие и разумные начинания и деяния юного царя, которые как раз приходятся на этот период, можно объяснить только благотворным влиянием митрополита. Видимо, этот человек, чрезвычайно умный, образованный, сумел хотя бы на какой-то период умерить кровожадность царя. Во всяком случае, зверства опричнины начинаются уже после смерти митрополита Макария — до этого ничего подобного просто не происходит. Учитывая, что митрополит Макарий возглавлял освященный собор, совершенно очевидно, что он участвовал и в изменении, в новом редактировании «Судебника», и фактически, конечно, влиял на ту реформу, о которой идет речь.

{стр. 80}

О «Стоглаве» нам еще придется говорить, когда мы будем рассматривать историю раскола, но заранее хочу сказать, что обвинение «Стоглава» в том, что он узаконил какие-то неверные положения, абсолютно несправедливо. «Стоглав» действительно узаконил двуперстие, «Стоглав» узаконил и другое, но он узаконил ту практику, которая у нас была с X века и которую мы получили от греков. Это сами греки в XVI или в XVII столетии ввели у себя новшества. И Никон, копируя греков, по вечной русской привычке наспех и поверхностно учиться у кого-нибудь, лишь бы за границей, с помощью греков и создал «Стоглаву» репутацию сборника каких-то странных, неверных, лживых постановлений. «Стоглав» был прав. Единственная глупость, которая в нем написана, касается стрижки бород. Ссылка на пророка Моисея в этом вопросе абсолютно не подтверждается Писанием.

Лучшая книга о расколе, а следовательно, и о вопросах, связанных со «Стоглавом», принадлежит профессору Н. Ф. Каптереву. Его двухтомное исследование называется «Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович». Это знаменитое сочинение, которое у нас почему-то сравнительно мало известно. Чрезвычайно серьезное, подробное, толковое исследование, написанное к тому же хорошим, ясным языком. Почему-то у нас выводы Н. Ф. Каптерева до сих пор широко не признаются, хотя нет и критики этих взглядов.

Таким образом получается, что «Судебник» и «Стоглав», реформируя и упорядочивая как государственное управление, так и церковную практику, охватывали как бы все стороны жизни государства — настолько трудно представить, что Церковь в то время могла существовать отдельно от каких-то государственных проблем, и наоборот.

Дальше, естественно, царь продолжает политику великого князя Василия III в отношении Казани. Мы знаем, что Василий III пытался взять Казань, подходил к ее стенам, штурмовал, был отбит, выстроил город-крепость Васильсурск, как передовую базу. И вот его сын тоже начинает походы, и в третий поход в 1552 году, в день Покрова Пресвятой Богородицы (14 октября) Казань после осады, после взрывов мин, подведенных под стены города, была взята кровопролитным штурмом. Источники говорят о 150-тысячном русском войске, о 150 русских пушках, о 30-тысячной татарской рати, которая обороняла город, о том, что при штурме пленных не брали, кроме женщин и детей. Эта победа была чрезвычайно кровопролитной.

Иван IV возвращается через древние русские города Ярославль, Владимир, Суздаль, через Троице-Сергиеву лавру. Его встречают еще за границей Москвы, идет крестный ход от Сретенского монастыря в Успенский собор, а дальше — знаменитый многодневный пир в Грановитой палате. Тогда на награды всем участникам казанского похода были истрачены на современный счет, вероятно, миллиарды рублей — конями, одеждой, оружием, серебряными чашами, всем, чем только можно. И строго говоря, это объясняется тем, что именно взятием Казани была поставлена точка в борьбе с татарами на Востоке. Уже не отбили, а победили окончательно, навсегда. Астрахань — всего лишь эпизод, потому что судовая рать, которая спустилась в Астрахань, уже никакого хана не нашла — все, кто только мог бежать, бежали, и без выстрела, без всякого сопротивления Астрахань перешла под руку московского царя, ну а на тех, кто остался, была наложена «непосильная» дань: надо было каждую зиму поставлять в Москву три тысячи осетров. Но в то время, вероятно, можно было бы поставить и триста тысяч, потому что Волга буквально кишела рыбой.

Эта победа над татарами открывала путь в Персию и возможность чрезвычайно выгодной торговли для России. Восточные товары ценились не только в Москве, а Москва могла перепродавать их на Запад с успехом и большой выгодой для себя. А главное, колонизовались по Волге все земли черемисов, мордвы и т. д., а также создавались условия для начала русской колонизации на восток, в сторону Сибири. Таким образом закладывался фундамент для продвижения русских в сторону Тихого океана, и в XVI–XVII веках это продвижение будет все усиливаться.

После соответствующих торжеств в память о войне был выстроен храм Покрова на Рву, который также носит имя св. Василия Блаженного. Небольшая справка: Василий Блаженный никогда этого храма не видел, он умер раньше, чем его построили. При жизни он молился в деревянном Троицком храме, который стоял на месте этого собора, и впоследствии был похоронен рядом с церковью. Известно, что сам царь участвовал в его погребении. И когда возводили собор, то могилу святого московского юродивого не тронули, а обстроили. Если вы будете смотреть с Красной площади на собор, то самый маленький несимметричный придел с маленькой главкой — это и есть придел, где находится могила Василия Блаженного. Типичное московское название — не собор Василия Блаженного, а просто Василий Блаженный. Настоящее его название — храм Покрова, т. к. престол в главном приделе освящен в честь праздника Покрова Божией Матери — дня, когда была взята Казань. Остается добавить, что первоначально собор был цвета красного кирпича и имел белокаменные вставки.

Теперь о Ливонской войне. Исход ее тоже был вполне предрешен, потому что Ливонский орден к тому времени настолько ослаб, что никакого неуспеха просто быть не могло. Русское войско после успехов в борьбе с Казанью представляло собой достаточно мощное явление, а ливонцы, по словам самих ливонских хронистов, погибали от сытой и порочной жизни. К тому же там отсутствовало какое бы то ни было политическое единство: магистры ссорились с рижскими архиепископами, отдельные регионы пытались добиться самостоятельности. Короче говоря, это было гнилое дерево, которое достаточно было пихнуть, чтобы выйти в Прибалтику, к берегам моря, что и было сделано. В течение двух кампаний 1559–1560 годов русская рать прокатилась по землям всего ливонского ордена до Пруссии, разграбив все, {стр. 81} что было можно, захватив пленных, богатства, доведя орден до полного упадка. И тут надо было вовремя остановиться, потому что магистр, не зная, что ему предпринять, стал предлагать свой орден Швеции, Польше, Литве. Нужно было срочно предпринимать какие-то действия, чтобы не оказаться лицом к лицу с этими государствами, но здесь ничего не было предпринято, и Эстляндия отошла Швеции, Курляндия (область в районе Риги) — Польше, а остальная западная часть ордена отошла к Литве. И Россия оказалась теперь лицом к лицу с тремя врагами совсем иного сорта, чем Ливонский орден. И если Швеция большой опасности в тот момент не представляла, то этого нельзя было сказать о Польше и Литве.

Первоначальные успехи в Литве русского оружия были весьма значительными: в 1563 году был взят Полоцк, и в 1565 году, когда русские войска доходили уже до Вильно, литовцы готовы были к заключению чрезвычайно выгодного и почетного мира с Россией. Казалось бы, чего еще нужно? Нет, земский собор решил войну продолжать, и куском, как говорится, подавились. Но не забывайте, что в это время уже начался опричный террор и, строго говоря, земский собор мог только одобрять те идеи, которые высказывал царь Иван. Говорить о какой-то продуманности действий в этот период не приходится. При том, что Ливонская война продолжалась до 1581 года, здесь мы должны остановиться, потому что где-то в 1563–1564 годах проходит рубеж, когда кончается государственный деятель, когда кончается нормальный человек и начинается тиран. Смерть любимой жены, тяжелая болезнь самого царя, смерть митрополита Макария — все это, видимо, так подействовало на психику царя Ивана, что после этих событий перед нами уже совершенно другой человек. О том, какой это был человек, и что было им сделано в последующий период, и каковы были результаты этой деятельности, мы будем говорить на следующей лекции.