• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

И после заключения Ништадтского мира в России продолжалось кораблестроение. Балтийский флот получал новые и новые пополнения. Корабли ходили в плавания, исправно проводилось обучение экипажей. Иностранцы, приглядывавшиеся к русскому флоту, удивлялись качествам русских кораблей. Флот, как пишет Берхгольц, осматривавший его 5 октября 1723 г., «состоял из двадцати с лишком линейных кораблей, которые все, за исключением двух или трех, никак не старее 8 и 9 лет. Офицеры уверяли, что они так превосходно сделаны, как нигде в свете, и что такого корабля, как «Екатерина» (на котором в нынешнем году летом плавал император), если рассматривать его со стороны устройства и красоты, даже нет ни в Англии, ни в других государствах».¹

Еще в предпоследний год войны вышел знаменитый петровский морской регламент, по правилам которого в течение ряда поколений жил русский флот. На титульном его листе было написано: «Книга устав морской о всем что касается доброму управлению в бытность флота на море. Напечатался повелением царского величества в санкт-петербургской типографии, лета господня 1720, апреля в 13 день». Печатался он ровно четыре месяца.

Тексту регламента предшествует «Предисловие к доброхотному читателю» и указ от 13 января того же 1720 г. Указ очень характерен: «Учиня устав воинской сухопутной, - говорится в указе - ныне с помощью божиею приступаем к морскому, которое такожь прежде сего начинаемо было. А именно при блаженной и вечнедостойной памяти его величества государя отца нашего, для мореплавания на Каспийском море. Но тогда, чего ради тому не исполнится, и на нас сие бремя, воля вышнего правителя возложить изволила. Оное оставляем непостижимым судьбам его. И понеже сие дело необходимо нужное есть государству (по оной присловице: что всякой потентат, которой едино войско сухопутное имеет, одну руку имеет. В которой и флот имеет обе руки имеет) того ради сей воинской морской устав учиняли, дабы всякой знал свою должность, и неведением никтоб не отговоривался. Которое выбрано из пяти морских регламентов, и к тому довольную часть прибавили что потребно. Еже все чрез собственный наш труд учинено и совершено в Санкт-Петербурге, 1720 году, генваря в 13 день».

Великолепный фолиант, напечатанный крупным шрифтом на плотной бумаге, представляет собой свод законоположений, регулирующих жизнь на корабле и на суше, поскольку деятельность служебных лиц на суше относится к морскому делу. Много внимания посвящено правилам, относящимся к поведению служащих на корабле людей во время боя. Устав грозит суровыми наказаниями ослушникам. Он очень точен и дает в ряде случаев самые детальные инструкции.

На Балтийском море постепенно водворялось спокойствие. Торговые сношения приходили в норму.

Завоевательных целей, направленных против Швеции, у Петра после Ништадтского мира не было. Это доказывается не только тем, что, имея полную возможность отодвинуть далеко к северу границы русских владений в Финляндии, Петр этого и не думал делать, но также тем, что большой и сильный русский флот, которого очень страшился шведский король и его приближенные, старательно избегал каких-либо поползновений на неприкосновенность берегов и территориальных вод Швеции. Финский залив, правда, фактически находился в руках России, но залив Ботнический со своими Аландскими и другими островами, шхерами, водами считался владениями шведской короны, суверенные права которой Петр после 1721 г. старался особенно щепетильно соблюдать.

К началу октября 1723 г. были заложены обширнейшие укрепления, которые предназначались для того, чтобы сделать о. Котлин неприступным. Тогда же последовало и переименование крепости в Кронштадт, Вот что пишет Берхгольц, присутствовавший при церемонии 7 октября 1723 г.: «Новое укрепление, как говорят, будет состоять из многих бастионов, которые назначено протянуть во всю длину острова, от верхнего конца берега до нижнего, для защиты всего города и гавани со стороны Карелии; им же будет заключаться и большой новый канал, идущий из гавани внутрь острова и служащий для удобнейшего проведения больших кораблей, нуждающихся в починке, к докам, которые устроены с одной его стороны. Когда окончилась первоначальная закладка, сопровождавшаяся 21 пушечным выстрелом с форта Кронслота (Кроншлота - Е. Т.), не только новое укрепление, но и самый город получил название Кронштадта, тогда как прежде этот город назывался только или по имени форта Кронслота или по имени острова, на котором находится (Котлина - Е. Т.)»².

Блестящие победы России в Северной войне, наличие первоклассной армии и мощного флота начинали создавать вокруг России ореол непобедимости в глазах не только ее очень немногих друзей, но и многочисленных врагов. Сирил Уич (Wich), английский резидент в Гамбурге, доносил в мае 1721 г. о настроениях прибалтийских государств: «Люди до такой степени убеждены в могуществе царя, что его боятся повсюду»³.

Французский посол Кампредон, характеризуя положение России в последние полтора-два года жизни Петра, писал королю Людовику XV о царе: «Он выполнял обязанности барабанщика и плотника и постепенно, переходя из чина в чин, дошел до звания генерала и адмирала, соблюдая во всякой должности с самой крайней точностью повиновение и субординацию по отношению к высшим начальникам и дисциплине… Таким образом, с непостижимым трудом и терпением ему удалось образовать хороших сухопутных и морских офицеров, превосходных солдат, более чем стотысячную регулярную армию, флот из 60 кораблей, из которых 20 - линейные, причем ежегодно он увеличивает свой флот ста пятьюдесятью галерами. Уже видели, как с этими судами он пересекал Балтийское море и был способен в очень короткое время перевезти значительную армию во владения своих соседей. Я говорю: в очень короткое время, так как непостижимо, с какой быстротой тут исполняются подобные намерения»⁴.

Кампредон, как и другие иностранные наблюдатели, именно наличию большого военного флота придает решающее значение в укреплении громадного влияния России на дела Европы вообще и Северной Германии, Дании, Голландии в частности. Кампредон отмечал, что в Петре проявился «великолепный гений, подкрепляемый зрелыми размышлениями ясного проникновенного рассудка, чудодейственной памятью и храбростью», и что в то же время «он одарен необычайной осторожностью» (d'une prudence consommee). Все эти качества сделали Петра «величайшим обладателем земель во всей Европе и самым могущественным государем Севера». Итак, «Россия, едва известная некогда по имени, теперь сделалась предметом внимания большинства держав Европы, которые ищут ее дружбы, или боясь ее враждебного отношения к их интересам или надеясь на выгоды от союза с ней»⁵.

У царя, по сведениям того же прекрасно информированного посла Кампредона, имеется в распоряжении 115-118 тысяч регулярных войск, не считая казаков, киргизов, калмыков и т. д., а также могущественный военный флот. «При первой лишь демонстрации со стороны его (Петра - Е. Т.) флота, при первом движении войск ни Швеция, ни Дания, ни Пруссия, ни Польша не посмеют пошевелиться (branler)», - пишет посол Кампредон в Париж 9 января 1724 г. и прибавляет, что хорошо расширить торговлю с Россией, потому что царь - «единственный монарх на Севере, который в состоянии заставить уважать свой флаг»⁶.

Когда в конце 1723 г. скончался регент Франции Филипп Орлеанский, то граф де Морвиль, временно управлявший ведомством иностранных дел, спешит уведомить посла в Петербурге, что смерть регента нисколько не меняет намерения Франции вступить в тесный союз с царем (former d'etroites liaisons aves le czar). Из Франции приезжает для торговых переговоров Дешаррье, и переговоры завершаются успехом. Уезжая, Дешаррье увозит с собой посылаемых Петром во Францию двух молодых кораблестроителей для усовершенствования в корабельном деле. Этот Дешаррье изучал некоторые производства в России и пришел к заключению, что, например, «и пушечный и ружейный порох в России гораздо лучшего качества, чем французский». Мало того, так как во Франции признано было необходимым спешно увеличить королевский военный флот, то, по совету Кампредона, французское правительство хотело купить у России линейный 92-пушечный корабль, но цена (92 тысячи рублей, или 713 тысяч ливров) показалась слишком высокой⁷. Самая мысль, что Франция, старая морская держава желает покупать линейные корабли у России, могла бы еще, например, в 1715 г. показаться фантастической.

Повелитель большого флота и большой армии, Петр I мог могущественно влиять на все прибалтийские государства, даже не прибегая к явным дипломатическим угрозам.

Поглядим, что делалось в Северной Европе, например, в июне и июле 1723 г. Шведский король в тревоге («его положение печально»), датский король трепещет и обращается к Англии с просьбами о защите. В Мекленбурге теряют голову, не знают, как побудить «Священную Римскую империю» вступиться в случае нужды. Данцигские купцы тоже боятся русской высадки. Из-за чего же происходит переполох? Правда, сильно говорят о желании царя обеспечить за голштинским герцогом шведское престолонаследие. Но в общем никто в точности не знает намерений России, и именно поэтому все прибалтийские государства и волнуются. Объяснение чрезвычайно просто: в Петербурге, у Котлина и в Ревеле стоит в полном снаряжении не менее 22 линейных кораблей, 8 фрегатов, немало брандеров и бомбардирских кораблей и 70 галер. А на берегу готовы около 17 тысяч солдат, «не считая тех, которые обыкновенно уже находятся на судах»⁸, - сообщает своему королю французский посол в Петербурге Кампредон в июне 1723 г. И это происходит в такой момент, когда еще не окончена большая, далекая, нелегкая война с Персией и когда Турция, обеспокоенная русскими успехами на Каспийском море, собирается грозить всерьез своим наступлением.

Следя беспокойным взором за движениями Балтийского флота, иностранные дипломаты принуждены были убедиться, что в России создан флот и на далеком Каспийском море, и он не только возник там внезапно, «из ничего», но даже умудряется брать города.

Вот приходит весть о взятии города Баку - «лучшего порта на всем побережье между Шемахой и Гиляном». Царь в большой радости показывает послам планы города, рассказывает о бомбардировании его, и французский посол доносит королю о значении этого завоевания, о громадном обилии драгоценной нефти (le bitume, qu'on appelle oleum petrae) и о самом диковинном деле: «Что наиболее замечательно в этом завоевании, - это то обстоятельство, что флот, совершивший это предприятие, был выстроен в нынешнем же (1723- Е. Т.) году»⁹.