• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

После каждой фразы Гитлера все присутствующие молча кивали головой в знак согласия с ним.

(Генерал-полковник Г. Гудериан. Воспоминания солдата. с. 271)

Если человека каждый день называть свиньей, то известно, что из этого получится. Достаточно интересно, что если его каждый день называть величайшим гением, то результат будет такой же.

Лидер, которому никто не смеет возразить, которого все называют непогрешимым, которому все поддакивают, обречен. Как только Робеспьер отрезал голову Дантону, последнему соратнику, который имел мужество открыто спорить и не соглашаться, рухнула вся дьявольская система, и самого визжащего гражданина Робеспьера, заломив ему руки за спину, поволокли вверх по тринадцати ступеням к ногам матушки-гильотины под свист и рев ликующей толпы.

Роль второго человека в любой иерархии ничуть не меньшая, чем роль первого. И если первый человек — тянущий локомотив и пламенный мотор общества, то второй — тормозная система. Первый — сила ведущая, второй — сдерживающая. Политика, особенно во время войны, это смертельная гонка по темным, узким, кривым ущельям над бездонной пропастью: ревут, надрываясь, моторы и визжат тормоза. В этой ситуации тормоза не менее важны, чем мотор. Любой тиран должен проявить достаточно ума, чтобы терпеть рядом с собой человека, способного возразить, способного осадить его порыв, ибо порыв может оказаться гибельным. Наличие второго возражающего человека — свидетельство мудрости первого.

Чтобы оценить первого, мы должны знать, кого он держит рядом. Вторым у Сталина был Вячеслав Молотов. У Гитлера — рейхсмаршал Герман Геринг.

Вот о Молотове: «Человек сильный, принципиальный, далекий от каких-либо личных соображений, крайне упрямый, крайне жестокий… Сталин не раз в моем присутствии упрекал Молотова… Причем Молотов отнюдь не всегда молчал в ответ… Участвуя много раз в обсуждении ряда вопросов у Сталина в присутствии его ближайшего окружения, я имел возможность наблюдать споры и препирательства, видеть упорство, проявляемое в некоторых вопросах, в особенности Молотовым; порой дело доходило до того, что Сталин повышал голос и даже выходил из себя, а Молотов, улыбаясь, вставал из-за стола и оставался при своей точке зрения» (Маршал Советского Союза Г. К. Жуков. ВИЖ. 1987. No 9. с. 49).

А поведение второго человека гитлеровской Германии — это, по оценке Гудериана, «откровенное бесстыдство, с которым Геринг соглашался едва ли не с каждым словом Гитлера». Министр вооружений и боеприпасов Альберт Шпеер в своих «Воспоминаниях» открыл простую механику, которая позволяла Герингу оставаться на втором месте. «Приехав в ставку, Геринг имел обыкновение на несколько минут уединяться в отведенном для него павильоне. Его представитель генерал Боденшатц тут же покидал комнату для оперативных совещаний и, как мы предполагали, извещал своего шефа по телефону о всех возникших спорных проблемах. Затем Геринг появлялся в комнате и, не дожидаясь приглашения, горячо отстаивал именно ту точку зрения, которую Гитлер непременно хотел навязать своим генералам. И тогда Гитлер, окинув торжествующим взглядом участников совещания, говорил: „Вот видите, рейхсмаршал полностью разделяет мое мнение“ (Шпеер. с. 340).

Геринг — лизоблюд (приличия не позволяют выражаться точнее). Все, кто писал о нем, сходятся в этом мнении: «всегда готовый к услугам Геринг» (Генерал-фельдмаршал Э. фон Манштейн. Утерянные победы. с. 358).

Описание подхалимской тактики Геринга — это не порицание ему лично, это — приговор Гитлеру и всей системе его власти. Если вторым человеком Гитлер держал лижущего Геринга, если не видел откровенного холуйства и холопства, значит, Гитлер был глуп, значит, не мог и мечтать о победе над Сталиным.

А Шпеер продолжает рассказ о втором человеке Третьего рейха: «Я до сих пор помню, как меня тогда поразили его покрытые красным лаком ногти и напудренное лицо. К тому времени я уже привык, что на его халате из зеленой парчи всегда красуется огромная рубиновая брошь. Геринг спокойно выслушал наше предложение и мой рассказ и лишь иногда вынимал из кармана неоправленные драгоценные камни и с удовольствием перебирал их холеными пальцами» (с. 358).

«Мильх уже давно призывал меня обратить внимание на зрачки рейхсмаршала. Во время Нюрнбергского процесса мой адвокат доктор Флекснер подтвердил, что Геринг еще с 1933 года стал морфинистом» (С. 366). Это заявление Шпеера подтверждено множеством других источников, в том числе — официальной экспертизой Нюрнбергской тюрьмы: Геринг — наркоман с многолетним стажем.

Геринг занимал множество должностей, в том числе он фактически возглавлял всю германскую экономику. Вот образец его руководящей деятельности: «Совещание запомнилось лишь довольно странным поведением Геринга. Необычайно возбужденный, с заметно сузившимися зрачками, он прочитал не скрывающим своего удивления промышленникам лекцию о производстве металла. Он явно хвастался перед ними своим знанием устройства доменных печей и процесса плавки. Выступление Геринга отличалось также обилием общих слов и громких призывов: нужно увеличить выпуск продукции и как можно больше внедрять в производство новых разработок; промышленность слишком привержена традициям, она должна осваивать новые методы, уметь прыгнуть выше головы… и так далее. К концу двухчасовой речи поток слов стал постепенно иссякать, Геринг уже с трудом шевелил языком, а на его лице появилось отсутствующее выражение. Внезапно он положил голову на стол и спокойно заснул. Мы не стали будить решившего немного вздремнуть, как обычно, одетого в роскошный мундир рейхсмаршала Геринга, дабы не ставить его в неловкое положение, и продолжали обсуждать свои проблемы до тех пор, пока он не проснулся и не объявил сразу же об окончании совещания» (Шпеер. с. 366-367).

«Когда Геринг узнал, что мы собираемся увеличить производство паровозов, он пригласил меня в „Каринхалл“ и с полной серьезностью предложил изготовлять их из бетона, так как мы, дескать, не располагаем достаточными запасами стали. По его словам, бетонные паровозы будут, правда, быстрее изнашиваться, поэтому требуется лишь изготовлять их как можно больше. Разумеется, Геринг не знал, как конкретно наладить их производство, но зато на протяжении нескольких месяцев с маниакальным упорством цеплялся за эту безумную идею, ради которой он вынудил меня бессмысленно потратить два часа на поездку к нему на автомобиле и еще два часа на ожидание в приемной» (Там же. с. 313). К слову сказать, среди множества должностей, которые занимал Геринг, была и такая — председатель Имперского совета по научным исследованиям. Ярый сторонник идеи строительства бетонных паровозов возглавлял, направлял и координировал усилия германской науки. Известно, куда он ее направил.

«Геринг действовал безо всякого стеснения, чтобы именно во время войны преумножить свою художественную коллекцию. В залах „Каринхалла“ в три, а то и в четыре ряда висели теперь драгоценные полотна. Когда на стенах больше не осталось места, он пустил в дело потолок большого вестибюля, чтобы и там разместить серию картин. Даже на балдахине своей роскошной постели он велел прикрепить портрет обнаженной женщины в натуральную величину, изображающей Европу… Сам Гитлер неоднократно возмущался поведением „второго человека“ при сборе ценных произведений искусства, не рискуя, однако, призвать Геринга к ответу» (Шпеер. с. 255).

К слову сказать, и у Сталина был свой «ценитель искусств» — маршал Жуков, который ограбил музеи и банки «освобожденной» Европы и украсил свои дворцы не хуже Геринга. Жуков, как и Геринг, был большим любителем драгоценных камней, он собирал их с любовью и знанием… И все же Жуков — это не второй человек в государстве. Он только в военной стратегии второй. И Жуков не красил губы красной помадой и глаза не подводил. Жуков не настаивал на строительстве бетонных паровозов. Наконец, Сталин решил, что Жуков мародер и барахольщик, и готовил против него дело. Подельники Жукова, воры рангом поменьше, были арестованы и дали показания, достаточные для того, чтобы Жуков понес заслуженную кару. Вора Жукова спасла смерть Сталина.

А Гитлер, зная о проделках «второго человека», ничего не делал. Дошло до того, что немецкие школьники уже в 1942 году стали возмущаться поведением Геринга и выражали свое возмущение в письменном виде, в школьных сочинениях. Гитлеру это стало известно, и он изрек: «Характерно, что при выражении недовольства, которое дети приводят в своих сочинениях, то и дело фигурирует рейхсмаршал Геринг» (Застольные разговоры. Запись 25 марта 1942 г.).

Что делать первому человеку, если даже школьники возмущены поведением второго, если над ним смеются дети? Вспомним еще раз бессмертную фразу Макиавелли: об уме правителя прежде всего судят по тому, каких людей он к себе приближает. Если Гитлер приблизил к себе дурака, подхалима и вора, то тем самым он выставил напоказ всей Германии, Европе и миру свою собственную дурь, и она видна даже подросткам. Как же на это реагировал Гитлер?

Никак.

А в какой тумбочке Геринг брал деньги?

Прежде всего он занимал множество должностей: председатель Рейхстага, имперский министр авиации, глава правительства Пруссии, главнокомандующий Военно-воздушными силами, имперский уполномоченный по осуществлению четырехлетнего плана и пр. и пр. Одним словом, стахановец-многостаночник. Уже с этих должностей можно было хорошо кормиться. Когда только он успевал всю работу делать?

Помимо этого, он владелец концерна «Рейхсверке Герман Геринг». У него множество заводов по всей оккупированной Европе, а рабсила — дармовая, из концлагерей.

Еще источник доходов — прямой грабеж музеев и банков на захваченных территориях. Но не стеснялся Геринг работать и по мелочам, например, как сообщает Шпеер (С. 441), люди Геринга торговали на черном рынке дамскими чулками. Понятно, не в розницу: из оккупированных стран эшелонами гнали в Германию продовольствие, вина, парфюмерию, одежду, белье, ковры и другое. Реализация — через черный рынок. Доходы — главарям. Больше всех — Герингу.

А еще — «подарки». «Мы не обманули ожиданий Геринга и приехали к нему с дорогими подарками — коробками голландских сигар, вывезенными с Балкан слитками золота, ценными картинами и скульптурами» (Шпеер. с. 440). Вот он — настоящий социализм. Гитлер призывает: «Нужно ликвидировать капиталистическое общество» (24 марта 1942 года). Геббельс называет себя национал-большевиком и требует: «Следует мыслить по-революционному и прежде всего действовать по-революционному. Пришел час, когда нужно сбросить последнюю буржуазную скорлупу» (28 марта 1945 г.).

Наши коммунистические идеологи настаивают на том, что у нас был настоящий социализм, а у Гитлера — не совсем настоящий, с изъянами. Потому переводчики-коммунисты преднамеренно искажают перевод: называют гитлеровское государство не социалистическим, а социалистским. Но хотел бы я знать, чем наш социализм лучше гитлеровского? Гитлер пришел к власти законным путем, он победил на открытых всеобщих выборах. А Ленина никто не выбирал, он захватил власть путем кровавого переворота, устроенного на немецкие деньги. Чем же наш социализм лучше гитлеровского? Тем, что мы людей больше истребили? Тем, что страну больше загадили? Тем, что наши социалистические вожди больше наворовали? Тем, что наш рабочий жил в скотстве и мерзости? Каждый, кто плачет о нашем утерянном социализме, должен еще раз прочитать «Россию в концлагере» Ивана Солоневича. Особо рекомендую главу «Девочка со льдом»: «И вот на костях этого маленького скелетика — миллионов таких скелетиков — будет строиться социалистический рай…» Так вот: социализм он и есть социализм — ленинский, гитлеровский — не велика разница. И давайте не будем уточнять, какой сорт дерьма выше качеством. У них было варварство одного рода, у нас — несколько другого. Но и то и другое было настоящим социализмом. И никакого другого социализма не ждите. Нам говорят, что социализм Ежова, Бухарина, Гиммлера, Хрущева, Эйхмана, Чаушеску, Мао, Кастро и всяких прочих Пол Потов — это искажение великой идеи. Это говорят сами социалисты. И их заявления можно перевести одной фразой: дайте нам еще разок попробовать.

Сейчас мы говорим о вождях германского социализма, но будем иметь в виду, что они мало чем отличались от наших и всех прочих. Разница между гитлеровским и нашим социализмом только в том, что при Сталине периодически шел отстрел слишком увлекающихся вождей, потому наш социализм продержался дольше. Как только сталинская стрельба прекратилась, наш социализм треснул и надломился. Два десятка лет нас спасали неисчерпаемые (как казалось) запасы нефти. Но потом не спасла и нефть.

А немецких вождей Гитлер не стрелял с таким постоянством, потому социализм там разлагался быстрее. Немецкие вожди быстро и глубоко поняли сладость красивой жизни и бросились в накопительство и стяжательство. Они владели поместьями, заводами, дарили друг другу слитки золота. Впрочем, я не прав. Подарки подносились не друг другу, не взаимно, а снизу доверху. Шпеер сообщает: «Каждый год я получал извещение о том, что из полагавшихся мне как члену прусского государственного совета 6000 рейхсмарок весьма значительная часть израсходована на подарок рейхсмаршалу. Моего согласия никто не спрашивал» (с. 441).

Для ясности: 6000 рейхсмарок — это шесть легковых машин. Сам поднеси Герингу подарки в виде слитков, картин и скульптур, да еще из получки выдерут «значительную часть». Но не с одного Шпеера рвали деньги на «подарки». Все члены прусского правительства находились в том же положении. И не только они. Геринг занимал множество должностей, и миллионы его подчиненных регулярно выражали ему свою любовь. У меня собрана замечательная коллекция писем германских солдат и офицеров. Среди свидетельств беседа с потомком Бисмарка — германским асом, — записанная на видеопленку на ступенях Рейхстага. Он сбил 43 самолета, в основном советских, и сам был сбит в небе Сталинграда. Среди рассказанных им удивительных подробностей и эта. Да, летчики-фронтовики в добровольно-принудительном порядке отстегивали свои кровные денежки на подарки своему горячо любимому главнокомандующему. Это и к солдатам Военно-воздушных сил относилось. А их в разные годы было от полутора до двух миллионов.

Суммы собирались значительные. Но речь не о суммах, а об откровенном свинстве любимого главнокомандующего.

Мы видели, как Гитлер принимает гостей. А вот как гостей принимает Геринг. «На меня произвело крайне тягостное впечатление то обстоятельство, что в завершении обеда нам с Брекером подали обычный коньяк, тогда как Герингу лакей с довольно торжественным видом налил что-то из старой, покрытой пылью бутылки. „Это держат только для меня“, — без всякого стеснения пояснил он своим гостям, после чего долго распространялся на тему, из какого французского замка была изъята эта редкостная находка… С хозяйской гордостью он велел распахнуть все шкафы, дабы мы могли бросить взгляд на собрание французских духов и мыла, которых хватило бы на несколько лет. И наконец, под занавес он продемонстрировал нам свое собрание бриллиантов и других драгоценных камней» (Шпеер. с. 256).

Представим: мы пришли в гости, нам — просто хлеб, а хозяину — с икрой осетровой. Жует он, прихваливает, а нам объясняет, что слишком уж продукт дорогой, чтобы его гостям скармливать…

То же самое о Геринге, если не хлеще, мы можем прочитать и у Геббельса. А вот генерал-полковник Гудериан назначен генерал-инспектором танковых войск Вермахта. Взаимодействие танков и авиации — это то, на чем было построено завоевание Европы. Но настали другие времена. Надо обороняться, надо отбиваться, а взаимодействие танков и авиации все так же остается ключом к успеху. Однако это взаимодействие во второй фазе войны не получается. И тогда генерал-инспектор танковых войск Гудериан пытается встретиться с главой всей германской авиации рейхсмаршалом Герингом. Пытается раз, пытается два и три. «Мой визит к главнокомандующему Военно-воздушными силами так и не состоялся из-за напряженной внеслужебной деятельности этого господина» (Воспоминания солдата. с. 420).

В ходе войны советская пропаганда наносила мощные удары по высокопоставленным гитлеровцам персонально. Например, Гудериан после разгрома под Москвой в советских газетах стал известен под новой фамилией — Удериан. Доставалось и Герингу. Однако самый злой пропагандист не додумался до карманов, набитых бриллиантами, и бетонных паровозов.

Лучше всех о себе Геринг рассказал сам. В 1939 году в Германии вышла роскошная книга, которая так и называлась — «Геринг». Можно не знать немецкого языка, можно книгу не читать. Ее достаточно полистать, картинки посмотреть: неописуемой красоты горы, в горах — сказочный замок, в замке — Геринг. В замке — панорамные окна. В замке — неслыханная роскошь. И все — напоказ. Смотри, Германия, любуйся, как живет твой социалистический вождь.

Используя свое положение, Геринг рекламировал себя, явно перегнув палку, прыгнув выше головы. Геринг вместо Деда Мороза (или Снегурочки) улыбался с рождественских открыток. С газетных страниц Геринг смотрел в туманную даль. Вот Геринг — среди рабочих. Геринг — среди крестьян. Геринг — на аэродроме. Геринг — на стадионе. Геринг — на пивном празднике. Одним словом, Геринг — с нами! И в журналах — он. И на плакатах. А еще — хроника. И в кадрах — ожиревший, одуревший павлин. Придворные художники и мастера выдумывали и шили специально для него все новые и новые формы одежды: Геринг

— в белом мундире с малиновыми отворотами, а вот — в белом мундире с синими отворотами, или — в пепельном мундире и голубых штанах с белыми лампасами, а то — в зеленом мундире с красными отворотами или в красном — с зелеными. Вот Геринг в сиреневой парадной шинели с лисьим воротником. А вот тоже в парадной шинели, только в другой — воротник бобровый. Больше всего окружающих удивляли его сапоги: высотой до того места, где ноги сходятся, и всех цветов, до оранжевого, желтого и ярко-красного. И со шпорами. Как кот в сапогах.

Прикинем общий вид: огромный мужик с животом, который колышется, не помещаясь в штанах; складки жира на лице, шее и животе; поверх седеющей щетины — толстый слой грима; на шее — лиса-чернобурка; на груди — женские брошки; на жирных, коротких, волосатых пальцах — бриллианты, рубины, сапфиры; на ногах — алые сапоги выше колена, как на пошлой берлинской бляди. И ко всему — потрясающая глупость, неописуемое самодовольство, спесь и угодничество до лакейства.

Все описания Геринга совпадают. Вот еще одно из многих. «Грубый человек с совершенно бесформенным телосложением… Он одевался всегда вычурно. В „Каринхалле“ и на охоте он подражал древним германцам, на службе он появлялся в форме, не предусмотренной никакими уставами: в красных юфтевых ботфортах с позолоченными шпорами — обуви, совершенно немыслимой для летчика. На доклад к Гитлеру он приходил в брюках навыпуск и в черных лакированных башмаках. От него всегда пахло парфюмерией. Лицо его было накрашено, пальцы рук унизаны массивными перстнями с крупными драгоценными камнями, которые он любил всем показывать… Во время войны действия Геринга были исключительно пагубными… Геринг, каким я знал его после 1943 года, был очень плохо осведомлен или даже совсем не осведомлен о действиях Военно-воздушных сил. Вмешиваясь в действия сухопутных сил, он действовал безрассудно, проявляя чувство неприязни к армии…

Только в августе 1944 года Гитлер заметил недостатки своего главнокомандующего Военно-воздушными силами. В присутствии Йодля и моем он обрушился на Геринга с руганью: «Геринг! Военно-воздушные силы никуда не годятся. Они недостойны того, чтобы их называли самостоятельным видом вооруженных сил, в этом виноваты вы. Вы лентяй!» Слушая эти слова, тучный рейхсмаршал пустил слезу. Он ничего не мог возразить» (Гудериан. Воспоминания солдата. с. 615-616).

Главными среди множества должностей Геринга оставались авиационные — министр авиации и главнокомандующий Военно-воздушными силами. Сухопутные войска Гитлер подчинил лично себе, приняв наряду с должностью Верховного главнокомандующего еще и должность главнокомандующего сухопутными войсками. Флоту и авиации Гитлер дал почти неограниченную самостоятельность. Так что Геринг был хозяином и в авиационной промышленности, и в Военно-воздушных силах. С авиационными должностями, как и со всеми другими, Геринг не справлялся никак. В окружении Геринга катилась волна самоубийств. Старые заслуженные авиационные генералы, стреляя в свои головы, тем самым снимали с себя ответственность за то, что творилось в Военно-воздушных силах. А Геринг, приняв очередную дозу морфина, блаженно улыбался. «Он вел себя как человек, проявивший свою полную несостоятельность и теперь стремившийся обмануть себя и других. Своим нежеланием считаться с реальным положением дел и прислушиваться к разумным аргументам он в 1941 году уже довел до самоубийства знаменитого летчика-истребителя и первого генераллюфтфлюгцойгмайстера Эрнста Удета. 19 августа 1943 года в своем кабинете застрелился один из ближайших сотрудников Геринга начальник Генерального штаба Военно-воздушных сил генерал-полковник Ешоннек. По словам Мильха, в найденной на его столе предсмертной записке он написал, чтобы рейхсмаршал не присутствовал на его похоронах» (Шпеер. с. 398).

Гитлер от случая к случаю ругает Геринга в присутствии посторонних лиц, обзывает лентяем. Геринг плачет. Интересно, а что он делает поплакав? «Гитлер обрушил на рейхсмаршала град упреков, обвиняя его в неумении командовать Военно-воздушными силами, и он, раздосадованный, предпочел отправиться в длительный отпуск» (Шпеер. с. 358).

Как в застоявшемся анекдоте: Геринг переутомился от безделья, и врачи прописали ему длительный отпуск.

Чем дальше шла война, чем безнадежнее становилось положение Германии, тем глубже затягивал Геринга наркотический омут. «Мне в любом случае не удалось бы расшевелить Геринга. Он окончательно впал в привычное для него, схожее с летаргическим сном состояние и пробудился только в Нюрнберге» (Шпеер. с. 367).

Элементарное знание психологии или просто звериное чутье должны были подсказать Гитлеру простую мысль: если Геринг и подобные ему так усердно демонстрируют верность, значит, в трудную минуту они предадут первыми. Но ни звериного чутья, ни элементарных знаний психологии Гитлер не проявил. И в трудную минуту Геринг предал Гитлера. И не он один. Геббельс пишет об обстановке всеобщего предательства накануне разгрома. В последний день своей жизни Гитлер исключил из партии Геринга и Гиммлера, снял их со всех официальных постов, лишил званий и наград… а сам застрелился.

Гитлер раскусил Геринга только в день самоубийства. А до этого считал своим самым близким человеком. До последнего дня.

Ситуацию можно изобразить так: через ночь, грозу и ураган командир корабля Гитлер ведет самолет неизвестно куда; он не интересуется показаниями приборов. А второй пилот, задача которого подстраховывать первого, вколол себе в толстую задницу увеселительного зелья, отключился от этой раздражающей реальности и пребывает в состоянии тихой задумчивой радости.

А вывод все тот же: они не были готовы к войне, они не могли победить. Под водительством сторонника бетонных паровозов и его бесноватого покровителя крах Германии был полностью обеспечен и надежно гарантирован.