• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

Десять месяцев между июнем 1582 и апрелем 1583 года засвидетельствовали самый мощный всплеск самурайской энергии, который когда-либо знала японская история. В июне 1582 г. Тоётоми Хидэёси был рядовым военачальником, сражавшимся за господина. Через десять месяцев, отомстив за смерть Нобунага, он стал владыкой тридцати провинций. Нобунага потребовалось двадцать лет, чтобы подчинить их своей власти. То, как ему это удалось, в уменьшенном виде отражает события последующих двадцати лет, ибо Хидэёси показал миру, каким образом он собирается создавать свою империю.

Когда известие о смерти Нобунага дошло до Хидэёси, он не стал разглашать эту новость и предложил Мори перемирие. Условия мира были достаточно мягкими, и вскоре Хидэёси поспешил в Киото. Тем временем Акэти Мицухидэ яростно преследовал родственников Нобунага, пытаясь истребить их. Нобутада, старший сын Нобунага, был убит самураями Акэти во дворце Нидзё. Акэти двинулся в Адзути, замок-дворец Нобунага, и разграбил его, разделив золото и серебро среди своих воинов. Он не нанес ущерба самому дворцу, но через несколько дней тот сгорел, вероятно, подожженный мародерами, и таким образом от символа власти Нобунага остались лишь каменные стены. Его так никогда и не отстроили заново. Затем Акэти почувствовал себя неуверенно. Он знал, что Хидэёси скоро вернется, а его приспешники не могли разыскать и схватить Иэясу. Что касается последнего, то история, которую о нем рассказывают, настолько типична, что вполне может быть правдивой. Люди Акэти пытались перехватить его по дороге из Сакаи в Окадзаки. Во время этого опасного путешествия ему однажды пришлось спрятаться на грузовой барже под кучей тюков с рисом. Самураи Акэти обыскивали лодку, тыкая копьями в тюки. Острие одного из копий резануло Иэясу по ноге, но он хладнокровно снял повязку с головы и вытер кровь с наконечника прежде, чем копье вынули.

30 июня судьба настигла Акэти Мицухидэ. Как только вернулась армия Хидэёси, Акэти был атакован у Ямадзаки, к юго-западу от столицы. Войска Акэти были наголову разбиты. Когда он убегал через рисовые поля, его узнали крестьяне, которые вышли пограбить; они схватили его и забили до смерти. Прошло всего тринадцать дней с тех пор, как он повел войско против Нобунага; отсюда его прозвище – «тринадцати-дневный сёгун».

Хидэёси, таким образом, отомстил за смерть Нобунага, и это поставило его в весьма выгодное положение. Поднявшись из рядовых солдат, он пользовался большой популярностью среди своих людей, для которых умение сражаться было главной добродетелью. Несмотря на невзрачную сутулую фигуру и лицо, которое, как замечают некоторые современники, делало его похожим на обезьяну, на поле битвы он был истинным богом войны. Когда-то простой асигару, свадебный наряд которому шили из старых знамен его господина, Хидэёси теперь готов был прибрать к рукам все владения прежнего хозяина. Как говорится в одной старой китайской пословице, тяжелый тюк переложили с одних широких плеч на другие.

Из тех, кто в первую очередь возражал против захвата Хидэёси всех этих владений, были, естественно, оставшиеся в живых члены семьи Нобунага. Надо было учесть и мнение товарищей по оружию, таких, как Сибата Кацуиэ, который сражался рядом с ним при Нагасино и занимал столь же высокое положение; Нива Нагахидэ, только что ставшего свидетелем того, как его творение – замок Адзути превратилось в пепел; Такигава Кадзумаса и Икэда Нобутэру. Токугава Иэясу еще не объявился, чтобы высказать свое мнение. Все эти люди хорошо и преданно служили Нобунага и едва ли были склонны рассматривать Хидэёси как его бесспорного наследника. Им, однако, пришлось иметь дело с человеком совсем иного склада, нежели их покойный господин. Хидэёси был умным и хитрым политиком. Его предложение провозгласить наследником внука Нобунага было бы более чем оправданным и разумным, не будь этому внуку всего один год. Японская традиция марионеточных правителей возрождалась в новом облике!

В условиях феодальной Японии в такой ситуации единственным аргументом могла быть только сила. В течение четырех месяцев продолжались непрерывные форсированные марши, осады и сражения. Перед Хидэёси стояла сложная стратегическая задача. Нобутака, третий сын Нобунага, угрожал столице из Гифу, старого замка семьи Ода. Такигава Кадзумаса питал сильную ненависть к Хидэёси, которая, возможно, была вызвана завистью. Он укрепился в замке Камэяма в Исэ. Но самая большая угроза исходила от Сибата Кацуиэ, который отличился во время кампании Нобунага против Асаи и Асакура и в награду получил провинции Этидзэн и Кага, которыми управлял из своего замка Кита-но-сё (современный город Фукуи). Сибата выступил после переворота, чтобы напасть на Акэти, и был страшно раздосадован, что Хидэёси его опередил. Что касается Сибата, то единственным моментом, благоприятным для Хидэёси, было то, что на всю зиму его армия была намертво заперта в Этидзэн снежными заносами. В остальном, если не учитывать этого метеорологического обстоятельства, Хидэёси приходилось полагаться исключительно на свои военные дарования и надеяться, что три его противника не смогут согласовать свои действия. Последнее, впрочем, было более чем вероятно. Хидэёси не мог рассчитывать на поддержку какого-либо другого даймё. Все, включая Иэясу, внимательно следили, как Хидэёси выйдет из такого положения. Только явный успех, а не добрые отношения, позволил бы рассчитывать на поддержку.

Если бы три союзника, младший Ода, Такигава и Сибата, сумели действовать сообща, они, вероятно, взяли бы верх. Вместо этого нетерпеливый Ода Нобутака открыто объявил войну Хидэёси в декабре 1582 г., когда все проходы в Этидзэн были завалены снегом. Это было по меньшей мере неблагоразумно, и Хидэёси мгновенно отреагировал. Он ввел войска в провинцию Мино и окружил замок Гифу. Такой демонстрации силы оказалось достаточно, чтобы Нобутака униженно попросил пощады и отдал себя целиком на милость Хидэёси. Тот простил его и ограничился только взятием заложников, чтобы обеспечить его лояльность в дальнейшем. Как это не похоже на покойного отца Нобутака! Нобунага, наверное, перебил бы весь гарнизон.

Едва Хидэёси вернулся в Киото, как пришло еще одно известие. Такигава Кадзумаса был готов выступить на Киото из Исэ при поддержке отряда Сибата, размещенного в замке Нагахама в Оми. Гарнизоном замка Нагахама командовал Сибата Кацутоё, сын Кацуиэ. Замок находился южнее, поэтому снежные заносы не мешали продвижению Кацутоё. Поскольку к поспешным действиям его вынудил молодой Ода, Сибата, очевидно, пытался задержать Хидэёси до оттепели. Хидэёси, однако, умел воевать золотом не хуже, чем сталью, и за хорошую взятку замок Нагахама перешел к нему вместе со всем гарнизоном, включая командира. Обезопасив тыл, Хидэёси обошел Исэ и осадил Такигава Кадзумаса в замке Камэяма. Такигава сдался, когда замок стал разваливаться у него на глазах – результат наиболее успешного использования подкопов в военной истории Японии.

Теперь Сибата Кацуиэ мог надеяться только на весеннюю оттепель. Чтобы предупредить любое нападение со стороны Этидзэн, Хидэёси послал гарнизон в Нагахама и устроил оборонительный рубеж из тринадцати фортов на севере Оми. Это, очевидно, были довольно примитивные, наскоро построенные укрепления – возможно, обыкновенный частокол со смотровыми башнями, поскольку тогда стояла зима, а север Оми – гористая местность. Центр этой оборонительной линии находился как раз к северу от озера Бива, среди крутых лесистых холмов, окружающих озеро Ёго. Два форта контролировали дорогу, которая ведет на север от Нагахама: форт Тагами, которым командовал кузен Хидэёси, Хасиба Хидэнага, и Ивасакияма, под командованием христианина Такаяма Укона; на горе же, на высоте 400 с лишним метров, стоял форт Сидзугатакэ, которым командовал Накагава Киёхидэ.

Все было спокойно на северном фронте, когда Хидэёси получил известие, что Ода Нобутака вновь восстал. Проклиная свое великодушие, Хидэёси вновь направился к Гифу, но едва он успел построить войска в боевой порядок, как пришли вести с границы между Оми и Этидзэн. Сибата послал по талому снегу Сакума Моримаса напасть на пограничные форты. Сакума занял Ивасаки, а христианин Такаяма вынужден был отступить в Тагами. Сакума воспользовался плодами победы и осадил Сидзугатакэ. Крепость не пала, но ее комендант, Накагава, был убит, и осаждавшие готовились отразить штурм.

Хидэёси спросил посланца, не отвел ли Сакума свои войска назад. Когда тот ответил, что никаких признаков готовящегося отступления пока не заметно, лицо Хидэёси, до тех пор скорбное, неожиданно осветилось радостью. Вот она, та единственная роковая ошибка врага, благодаря которой Япония упадет к нему в руки как спелый персик. В чем же была причина такой уверенности? В одном слове – Нагасино. Опыт той страшной битвы был жив в памяти как Хидэёси, так и Сибата. Сакума Моримаса в ней не участвовал, и поспешный штурм, которым он собирался взять форт Сидзугатакэ, должен был стать самоубийственным при атаке на силы, занимающие оборонительную позицию. Необходимо было послать сильное подкрепление, прежде чем к Сакума сможет присоединиться Сибата, который все еще пробивался через горные проходы из Этидзэн. Одним из тех быстрых бросков, мастером которых был Хидэёси, он проскакал с горсткой самураев из окрестностей Гифу в Тагами, ночью за шесть часов покрыв расстояние в пятьдесят миль. Здесь он застал своего кузена и вместе с растерявшимся Такаяма провел отряды через горные проходы к Сидзугатакэ. Все это они успели до рассвета.

Сакума тем временем игнорировал повторные приказы Сибата Кацуиэ отступить на позиции. Узнав о прибытии Хидэёси прежде, чем, как полагал Сакума, тот вообще мог услышать о нападении на Сидзугатакэ, он отступил на близлежащий холм, где на рассвете его войско, насчитывавшее 7 000 или 8 000 человек, было атаковано 6 000 воинов Хидэёси. Расписная ширма в замке Осака, хотя и стилизованная, прекрасно передает ощущение битвы среди холмов и лесов. Сражение продолжалось до полудня, до тех пор, пока воины из Этидзэн не дрогнули и не побежали, побросав копья, мечи, мушкеты и даже одежду, когда они продирались через густой кустарник.

Затем началась кровавая погоня через горы, до самых ворот замка Сибата, Кита-но-сё. Сибата, который не участвовал в битве, признал свое поражение и решил умереть со славой. Все окна в замке были затворены, а центральную башню заполнили соломой, которую Сибата поджег. Когда вспыхнуло пламя, он вонзил себе кинжал в живот. Так завершилась короткая, но решающая битва при Сидзугатакэ. Она предоставила Хидэёси контроль над всем, что оставил Нобунага и, что, вероятно, еще более важно, обеспечила ему союзников и верных помощников. Среди «семи копий Сидзугатакэ», как он нарек в тот день семерых самых доблестных самураев, мы находим имя Като Киёмаса, сына кузнеца из родной деревни Хидэёси, который вскоре стал одним из его величайших полководцев.

Когда Ода Нобутака узнал о смерти Сибата, он должным образом последовал примеру своего союзника. После этого в живых остался только один сын Нобунага, Ода Нобуо, который поспешил вступить в союз с единственным вероятным соперником Хидэёси во всей центральной Японии – Токугава Иэясу. То было роковое решение, ибо оно вело к столкновению двух выдающихся воинов, двух близких друзей и братьев по оружию. Любое военное противостояние Хидэёси и Иэясу завершилось бы битвой титанов.

Иэясу в то время был владыкой пяти провинций, поскольку смерть Такэда Кацуёри дала ему Каи и Синано, прежние владения Сингэна, в дополнение к Микава, Тотоми и Суруга. Иэясу, таким образом, унаследовал золотые рудники Сингэна, его отлаженную административную систему и многих из его верных и свирепых приближенных. Он был опасным противником, и Хидэёси это знал.

Как только оба они осознали, что противостояния не избежать, они стали вербовать союзников всюду, где только могли. Стратегическую расстановку сил в этом противостоянии – одну из наиболее интересных в истории Японии и в то же время менее всего изученную, вкратце можно описать так.

Хидэёси владел собственными провинциями и состоял в союзе с Мори на западе, с Нива Нагахидэ и Маэда Тосииэ на Хокурикудо, которых он «устроил» в освободившихся провинциях Сибата, и с Уэсуги Кагэкацу, наследником Кэнсина, в северном Тосандо. Среди прочих своих командиров – землевладельцев он мог рассчитывать на Инаба Иттэцу, Гамо Удзисато и Хори Хидэмаса, при том, что рядом с ним были также Икэда Нобутэру и Мори Нагаёси (не связанный родством с кланом Мори). По численности силы союзников Хидэёси превосходили силы Иэясу раза в три.

У Иэясу было много сторонников на Токайдо. Он предусмотрительно выдал свою дочь замуж за Ходзё Удзинао, представителя четвертого поколения Ходзё, если считать от Ходзё Соуна. На Хокурикудо он полагался на сомнительную поддержку Саса Наримаса, воинственный вид которого один историк уподобил «скалящей зубы сушеной сардине». Иэясу поддерживал Сикоку в лице Тосокабэ Мототика. Были и другие, менее значительные союзники, вроде самурая по имени Хомо с Токайдо.

Итак, два гиганта копили силы. Иэясу было сорок три года, Хидэёси сорок девять. В этом наборе союзников было что-то от войны Гэмпэй, только в более крупном масштабе. С появлением Хидэёси и Иэясу возникает ощущение, что средние века остались позади и мы присутствуем при столкновении двух армий Ренессанса. Спор между ними вновь должен был разрешиться в местности, прилегающей к равнине Ноби, недалеко от современного города Нагоя. Следует иметь в виду, какое влияние оказал на Хидэёси и Иэясу опыт сражения при Нагасино. Оба понимали значение стратегии обороны, несмотря на то, что она противоречила традиционным самурайским идеалам.

Кампания началась, когда союзник Хидэёси, Икэда Нобутэру, захватил замок Инуяма на реке Кисо. Таким образом он оказался в двенадцати милях по прямой от Иэясу, который разместил свой форпост в Киёсу. В какой-то мере Овари стала «ничейной землей» между Мино и Микава, провинцией Иэясу. Захват Инуяма был косвенно направлен против Иэясу, и когда зять Икэда, Мори Нагаёси, показался на дороге, ведущей от Инуяма к Киёсу, Иэясу решил остановить его продвижение, пока силы противника не объединились. Сакаи Тадацугу и другие командиры взяли одно из подразделений армии Токугава в 5 000 человек и встретили армию Мори у деревни Комаки, в середине пути. Произошла жаркая битва. Мори удавалось удерживать силы Токугава в деревне, несмотря на плотный огонь аркебуз, пока Сакаи не обошел его и не атаковал с тыла. Мори поспешно отступил, потеряв 300 человек.

Тогда Сакакибара Ясумаса предложил, чтобы Иэясу перешел в Комаки, поскольку рядом с деревней находился круглый холм, возвышавшийся над окрестными рисовыми полями метров на 80. Солдаты Токугава взяли лопаты, выкопали рвы и установили вокруг Комакияма частокол. На возведение укреплений ушла неделя, и поскольку никакая непосредственная опасность пока им не угрожала, Иэясу приказал отремонтировать два старых форта в Хира и Кобата. Вскоре после того, как Иэясу закончил сооружение укреплений, подошел Хидэёси. 7 мая 1584 г. он прибыл в замок Инуяма, где Икэда Нобутэру ознакомил его с диспозицией. Хидэёси покинул Инуяма, чтобы произвести разведку позиций Иэясу, и сделал комплимент противнику, искренне польстив ему тем, что велел возвести ряд фортов напротив фортов Иэясу. Он разместил свою ставку в Гакудэн, за линией фронта, которая протянулась от Ивасакияма до Нидзубори. Между этими двумя фортами, стоящими примерно в полутора милях друг от друга, он построил стену высотой пять метров и в метр толщиной. Иэясу в ответ воздвиг еще один форт в Тараку, но не стал строить стену. Две самурайских армии основательно окопались, почти как солдаты первой мировой войны. Оба военачальника выжидали за линией укреплений, не решаясь начать лобовую атаку и разделить участь Такэда Кацуёри. У Хидэёси было не менее 80 000 человек, и такое положение дел ему изрядно наскучило, как он писал Мори Тэрумото: Наша линия обороны растянута на десять или пятнадцать тё [около мили] напротив замка Комаки. И хотя мы пытались заставить врага выйти и вступить в сражение, Иэясу ни за что не хочет выходить из своего замка в Комаки. Так что нет смысла здесь оставаться ...

Было очевидно, что в Японии XVI века такая позиционная война не могла продолжаться долго. Менее чем через неделю ожидания Икэда Нобутэру пришел к Хидэёси и предложил совершить рейд в провинцию Микава. Поскольку половина самураев Микава в то время сидели за укреплениями на Комакияма, это предложение не было лишено смысла, но при условии, что гарантировалась внезапность. Хидэёси согласился и приготовился к лобовой атаке на позиции Иэясу в качестве отвлекающего маневра.

Икэда выступил в полночь, с 15 на 16 мая. Его силы в целом насчитывали 20 000 человек, но, чтобы сохранить обстановку секретности при переброске такого большого войска, он двинулся первым с 6 000 воинов, немного спустя за ним последовали Мори Нагаёси с 3 000, Хори Хидэмаса с 3 000 и Миёси Хидэцуна с 8 000 солдат. Утро 16 мая застало их на привале в Касиваи. Армию в 20 000 человек довольно трудно спрятать, и к полудню какие-то крестьяне доложили Иэясу о присутствии в районе Касиваи большого числа вражеских самураев. Сперва он не хотел им верить, но к вечеру разведчики подтвердили эти сведения, и Иэясу приготовился выступить. К тому времени армия Икэда после короткого отдыха пошла дальше, продвигаясь уже днем и не с такой скоростью. В ночь с 16 на 17 мая они переправились через реку Ята, и авангард Икэда приблизился к форпосту Ивасаки, который удерживал для Иэясу Нива Удзисигэ. Армия растянулась почти на пять миль, и на рассвете 17 мая самураи Икэда пошли на штурм Ивасаки, который был взят без особого труда. Остальная армия расположилась на завтрак вдоль дороги, не подозревая о приближающемся войске Токугава.

Иэясу оставил Сакаи, Хонда и Исикава присматривать за Комаки и выступил в восемь вечера 16 мая. Его авангард под командованием Мидзуно Тадасигэ к десяти вечера добрался до Кобата, где в полночь к нему присоединился Иэясу. Иэясу разгадал стратегию Икэда и после двух часов сна отправил Мидзуно перехватить арьергард колонны Икэда.

Нападение было совершенно внезапным. Самураев Икэда, которыми командовал Миёси Хидэцугу, застали врасплох, когда они завтракали на Сирояма. Они были неожиданно атакованы Мидзуно справа и Сакакибара слева. Атака была успешной, и Миёси едва удалось унести ноги. Третья дивизия, ближайшая, от кого можно было ожидать подмоги, расположилась примерно в трех милях дальше по дороге. Когда грохот аркебуз докатился до них, Хори Хидэмаса поспешно развернул армию и двинулся назад, на шум выстрелов. Они вскоре подошли к поселку Нагакутэ и расположились на холме двумя отрядами, так, что между ними и наступающими войсками Токугава оказалась река Канарэ. Хори Хидэмаса был опытным командиром и увидел в полоске воды защиту не менее действенную, чем частокол Нагасино. Было семь часов утра 17 мая. Хори приказал своим людям зажечь фитили, зарядить ружья и стрелять, как только враг приблизится метров на два-дцать. В качестве дополнительной награды он обещал по 100 коку риса каждому, кто собьет всадника. Войска Токугава приближались бегом, прямо в зону прицельного огня аркебузиров. Тучи пуль смешали их ряды, и, увидев, что они дрогнули, Хори повел своих людей в яростную атаку, которая разбросала самураев Токугава в стороны. Опять повторилась бы та же история, что и при Нагасино, но в момент, когда 3 000 воинов Хори врезались в строй 4 500 Токугава и раскололи его надвое, Хори увидел на горизонте золотой веер, штандарт Иэясу, который вел основные силы Токугава. Тогда он благоразумно отступил и вновь занял позицию вместе с первой и второй дивизиями под командованием Мори и Икэда, которые отступили назад от Ивасаки. Иэясу сделал широкий обход, собирая остатки своего потрепанного авангарда. Последовала пауза, пока обе армии строились в боевой порядок, а затем, с девяти утра, завязалась «настоящая» битва при Нагакутэ.

Войско Токугава насчитывало 9 000 человек, которые были разделены почти поровну между тремя командирами. Ии Наомаса был одним из столпов дома Токугава. Он служил Иэясу с 1578 г. и, по совету Иэясу, облачил всех своих самураев и асигару в красные лакированные доспехи. Эту идею Иэясу позаимствовал у старых приближенных Сингэна, которые рассказали ему, как в сражениях при Каванакадзима Ямагата Масакагэ имел обыкновение одевать в красные доспехи всех своих людей. Против так называемых «Красных Дьяволов» Наомаса стояли два сына Икэда, Тэрумаса и Юкисукэ, с 4 000 воинов. Мори Нагаёси стоял на левом фланге с 3 000 человек, а Икэда Нобутэру оставался в резерве с 2 000. Соотношение сторон было почти равным. Не было ни более выгодной позиции, ни частокола, ни элемента неожиданности.

Сражение началось с того, что аркебузиры Токугава стали обстреливать противника, что побудило двух сыновей Икэда атаковать Ии Наомаса, который отбил их атаку плотным аркебузным огнем. Старший Икэда пришел на помощь сыновьям, но ни Мори, ни Иэясу пока не сделали ни одного выстрела. Мори ждал, когда Иэясу окажет поддержку своему левому крылу – тогда Мори смог бы атаковать его с фланга, но Иэясу трудно было одурачить. Он неожиданно повел все свои силы в атаку, разделив их на два отряда, и этот удар заставил дрогнуть самураев Мори. Мори разъезжал взад и вперед перед рядами воинов, размахивая боевым веером. Он был весьма приметен в своей белой накидке, и один из «Красных Дьяволов» тщательно прицелился и прострелил ему голову. Это была очень эффектная смерть, и она стала сигналом для Ода Нобуо, который пошел в обход и атаковал армию Мори с фланга. Все войско Мори подалось назад, а Икэда упал на свой походный стул, поняв, что теперь все пропало. Молодой самурай по имени Нагаи Наокацу подбежал и пронзил его копьем, захватив призовую голову. К часу дня сражение закончилось. Иэясу сел, и перед ним положили 2 500 голов побежденных. Он рад был узнать, что его собственные потери ограничились 600.

Битва при Нагакутэ изображена на расписной ширме, которая хранится в Музее искусства Токугава в Нагоя. На центральной панели ширмы отображено несколько наиболее интересных моментов, среди них красный штандарт семьи Ии с их инициалами и смерть Икэда Нобутэру.

Тем временем в двух лагерях строились предположения об исходе экспедиции. Когда Хидэёси услышал о «битве за завтраком» на Сирояма, он немедленно выступил с подкреплением, в то время как Хонда Тадакацу приготовился атаковать его с фланга. До стычки, однако, дело не дошло – войско Хидэёси было столь огромным, что оно без труда могло бы уничтожить этого талантливого командира Токугава, но Хидэёси так понравилась его храбрость, что он не стал ему даже угрожать. Поэтому Хонда вернулся в Кобата, где встретил Иэясу. Вскоре обе армии вновь укрылись за оборонительными рубежами, и прежнее противостояние возобновилось.

Этот застой продолжался в течение нескольких месяцев, в то время как союзники двух главных соперников сражались в других частях страны, в частности, на Хокурикудо, где Маэда Тосииэ разбил Саса Наримаса. С конца 1584 г. отношения между Иэясу и Хидэёси стали от военного противостояния переходить к политическому партнерству. В конце концов каждый из них понимал, что другой стоит большего с головой, нежели без нее, и Иэясу покорился. Ведь Хидэёси, думал он, не будет жить вечно, а вместе они могут покорить всю Японию. Иэясу поступил очень разумно и заслуживает репутации человека, который овладел империей путем уступок.

Между 1582 и 1586 гг. Хидэёси построил замок Осака. Этот замок оставался его официальной резиденцией до самой его смерти и, подобно Адзути, олицетворял могущество своего владельца. Он был возведен на месте бывшего Исияма Хонгандзи, укрепленного храма Икко, который в свое время также был построен с учетом стратегических задач. Из Осака можно было одним глазом наблюдать за Внутренним морем, а другим – за Киото. Одной из необычных черт в его конструкции было использование циклопических гранитных блоков. Самый большой камень имеет двенадцать метров в длину и шесть в ширину. Замок Осака подвергся многочисленным перестройкам и в нынешнем состоянии является лишь тенью былого сооружения.

Теперь, когда Иэясу был на его стороне, а замок Осака стал его базой, Хидэёси почувствовал себя достаточно уверенно, чтобы приступить к завоеванию всей Японии. Единственными влиятельными кланами в Японии, не признавшими его превосходства, были: на Хонсю – Ходзё и Датэ, которые оба были блокированы союзниками Хидэёси, а также обитатели Сикоку и Кюсю. Сикоку пал первым. Кампания была столь короткой, что ее не стоит и обсуждать подробно. Вторгшаяся на остров армия Хидэёси насчитывала 80 000 солдат, включая людей Мори. Тосокабэ Мототика вскоре сдался. Ему позволили оставить за собой провинцию Тоса, а вся остальная территория острова была разделена между полководцами Хидэёси.

К 1587 г. могущество Хидэёси возросло настолько, что он стал планировать последнюю кампанию – вторжение на Кюсю. Этот большой южный остров всегда оставался в стороне от основного течения японской политики. Во время войны Гэмпэй он пострадал от столкновений местных владетелей; единственным случаем, когда на него вторглись извне, была экспедиция Нориёри, которая продвинулась не более чем на тридцать миль вглубь острова. Главные события войны между Северным и Южным Дворами послужили для самураев Кюсю не более чем предлогом для собственных территориальных захватов. Монгольское вторжение они отбили почти без посторонней помощи. Иными словами, Кюсю был совсем другим миром, и прежде чем описывать вторжение Хидэёси, стоит кое-что сказать о том, что происходило на Кюсю в период Сэнгоку.

Как мы уже говорили в главе шестой, растущей силой на южном Кюсю был клан Симадзу из Сацума. Сибуя, которые так упорно противостояли Симадзу, в конце концов капитулировали, предоставив Симадзу безраздельно править Сацума из их столицы Кагосима. Как раз на территории, подвластной Симадзу, высадились в 1543 г. португальцы с огнестрельным оружием, и, как мы уже говорили, первым, кто использовал огнестрельное оружие в бою, насколько известно, был Симадзу Такахиса (1514–1571) в 1549 г. В том же году он дал аудиенцию св. Франциску Ксавье в Кагосима. Так что, хотя Кагосима и находился далеко от Киото, этот город был далеко не культурной периферией. Скорее наоборот: поскольку все торговые и деловые контакты завязывались в первую очередь на Кюсю, это Киото приходилось поспевать за модой.

В 1556 г. Симадзу начали планомерное завоевание всего острова. Этот стереотип поведения нам уже знаком, достаточно вспомнить возвышение Ходзё и Токугава. В 1556 г. они аннексировали провинцию Осуми и начали семилетнюю кампанию против клана Ито в Хюга. Ито Ёсисукэ капитулировал в 1578 г. и бежал на север искать помощи у христианского владыки Бунго, Отомо Сорина. Отомо выступил против Симадзу с армией в 100 000 человек, и после яростной битвы 10 декабря 1578 г. половина его солдат либо утонула в водах реки Мимигава, либо полегла мертвыми на много миль вокруг. Отомо Сорин вернулся в Бунго, поклявшись отомстить весьма не по – христиански. Провинция Хюга была занята Симадзу.

Их внимание обратилось теперь на Хиго, и огромное войско Симадзу осадило Минамата на самой границе Хиго. Гарнизон сдался ночью 17 сентября, и вскоре почти вся провинция Хиго оказалась в руках Симадзу. Теперь они владели половиной Кюсю. Отомо еще удерживали Бунго, а клан Рюдзодзи контролировал большую часть северо-запада. Стычки между передовыми частями Симадзу и Рюдзодзи и раньше происходили время от времени, но только к весне 1584 г., в то самое время, когда Хидэёси и Иэясу готовились к кампании на Комаки, эти два клана столкнулись. Рюдзодзи Таканобу «подчищал» кое-какие самурайские кланы, уцелевшие после войны. Он напал на один независимый клан, оказавшийся в сфере его влияния – клан Арима, христианского даймё в провинции Хидзэн. Арима обратился за помощью к Симадзу, что последних весьма удивило, и помощь была предоставлена в лице Симадзу Иэхиса, третьего сына покойного Такихаса.

24 апреля 1584 г. Симадзу окопались на Окита-Наватэ, возвышенности напротив Симабара, где встретили яростную атаку Рюдзодзи, у которых не было недостатка в огнестрельном оружии, включая крупнокалиберные мушкеты. Те атаковали Симадзу и Арима в три колонны: одна наступала по дороге через холмы, а другая двигалась вдоль берега. Последней вскоре пришлось попробовать собственного зелья, когда христиане Арима поддержали союзников, открыв огонь по Рюдзодзи с лодок, которые подошли близко к берегу. Стрелки в лодках были вооружены аркебузами, мушкетами и двумя пушками, которые, надо думать, были португальскими. Поскольку атакующая колонна была очень плотной, промахнуться было трудно, и религиозный смысл того, что христианские самураи разносили в куски самураев-буддистов, от них не ускользнул. Не ускользнул он и от внимания отца Фруа, который писал:

«... обычай, которого они придерживались, был весьма примечателен: прежде всего, благочестиво преклонив колени и воздев руки к Небу, они стали молиться: „Отче наш, иже еси на небеси, да святится имя твое...“ Выполнив таким образом первую часть своего стратегического плана и с нетерпением приступив к заряжанию пушек ядрами, они с такой силой открыли огонь по врагу, что после первого же выстрела можно было видеть, как все небо наполнилось оторванными членами. Тут они вновь опустились на колени. Последовали молитвы воскресной проповеди, и они, таким образом, нанесли тяжелые потери язычникам, которые не имели мужества продолжать наступление. Одна часть отступила, а другие присоединились к третьей колонне».

Другими словами, «прости нам грехи наши ...», а те, кто согрешил против Арима, пусть отправляются в преисподнюю под шквалом пуль! Окончательная победа при Окита-Наватэ была одержана, когда штурмовая колонна самураев Симадзу прорвала ряды Рюдзодзи и взяла голову Таканобу.

В результате сражения при Окита-Наватэ весь северо-западный Кюсю оказался под контролем Симадзу, что сделало неизбежным возобновление конфликта между жадными Симадзу и мстительными Отомо – несомненно, к великому беспокойству христиан Арима, чье благочестивое поведение так помогло Симадзу. С 1585 г. Симадзу вынашивали планы завоевания Бунго, последний решающий шаг в покорении всего Кюсю, не имея представления о том, какая судьба им уготована. Отомо Ёсимунэ попросил помощи у Тоётоми Хидэёси!

Просьба о помощи стала тем самым поводом, который так нужен был Хидэёси. Если все будет выглядеть так, будто он действует в интересах одного из местных кланов, это сильно облегчит покорение Кюсю. Приняв сторону Отомо с гладстоновским лицемерием, Хидэёси написал Симадзу Ёсихиса от имени императора, приказывая ему прекратить враждебные действия против Отомо и убираться в Сацума, откуда пришел. Ёсихиса, который плохо понимал, что, имея дело с Хидэёси, они имеют дело с военным гением и мастером политической интриги, отнесся к письму с пренебрежением. Однако он ответил, противопоставив возвышение Хидэёси от крестьянского мальчика до диктатора многим векам правления Симадзу в Сацума – то, что больше всего должно было задеть Хидэёси за живое.

Нападение Симадзу на Бунго началось в ноябре 1586 г. Братья Симадзу, Ёсихиса, Ёсихиро и Иэхиса, повели три огромных армии по дороге из Хиго и Хюга в Бунго. Армия их союзников осадила Татибана на границе провинций Бунго и Тикудзэн, а братья тем временем раздельно двинулись к Фунаи (совр. Оита), столице Бунго. Ёсихиса первым делом подошел к Усуки, где жил Сорин, старший Отомо. События показывают, что это было нечто большее, чем обычная борьба кланов. Отец иезуит жалуется, что «отряд бонз (буддийских монахов) присоединился к армии Сацума. Эти безумцы не щадили ничего, что попадалось им на пути; повсюду были лишь развалины церквей и бегущие миссионеры».

В это время другая армия Сацума осадила замок Тосимицу. Поскольку город держался, был оставлен отряд, чтобы его блокировать, а в это время три брата объединили силы для атаки на Фунаи. В это самое время на Кюсю высадился авангард армии Хидэёси. Войска клана Мори под командованием Кобаякава и Киккава переправились через пролив с Хонсю и сняли осаду с Татибана. Это было первое поражение, которое потерпели Симадзу за тридцать лет войны, но эта неудача компенсировалась скоростью их продвижения в Бунго. Замок Фунаи, однако, был укреплен другим контингентом, посланным Хидэёси, под командованием Сэнгоку Хидэхиса и Тосокабэ Мототика, которые переправились через пролив Бунго с Сикоку и высадились в Усуки. Хидэёси дал им приказ защищать Фунаи, но Сэнгоку и младший Отомо его игнорировали, и, несмотря на увещевания Тосокабэ, войско Сикоку отправилось на выручку Тосимицу. Как только Симадзу услышали о приближении союзников, они напрягли все силы и взяли Тосимицу штурмом 20 января 1587 г. Когда самураи Сикоку подошли к замку, они увидели знамена Симадзу с черным крестом в круге на его стенах. В последовавшей затем битве армия Сикоку была наголову разбита, а сын Тосокабэ убит. Тосокабэ Мототика бежал к побережью, чтобы переправиться обратно на Сикоку, но начался отлив, и к лодкам нельзя было подойти из – за зыбучих песков. Он уже собирался покончить с собой, когда прибыл самурай с посланием от преследовавшего его Симадзу Иэхиса: Мы весьма сожалеем, что убили вашего сына во вчерашнем сражении. Мы понимаем, однако, как трудно добраться до ваших лодок через эти зыбучие пески. Ждите спокойно, пока не наступит прилив. Желаем вам благополучного возвращения.

Век рыцарства еще не кончился.

24 января 1587 г. Симадзу триумфально вступили в Фунаи. Но от этой победы они так никогда и не оправились.

За четыре дня до падения Фунаи Хасиба Хидэнага, кузен Хидэёси, высадился на Кюсю с 60 000 воинов. К нему присоединились «Две Реки», которые освободили Татибана, и их объединенный контингент, численностью в 90 000 человек, двинулся на Фунаи. Перед лицом такой новой угрозы со стороны союзников Симадзу решили, что не стыдно будет и отступить, и не успели союзники прослышать об их отступлении, как они уже пересекли границу и ушли в Хюга. Хидэнага стал их преследовать и не встречал сопротивления до тех пор, пока не дошел до крепости Такасиро. Эта твердыня стояла в десяти милях в стороне от его маршрута, и там, где великий Хидэёси выделил бы отряд, чтобы блокировать крепость, Хидэнага проявил бездарность, засев перед Такасиро со всей 90-тысячной армией.

Когда началась осада, пришло послание от Симадзу Иэхаса, который сообщил, что собирается прийти на помощь осажденным. Получив такое предупреждение, Хидэнага выделил 60 000 солдат, чтобы встретить армию Симадзу, и разместил их на укрепленных позициях. Симадзу имели репутацию людей храбрых и решительных, но хотя их провинция и была первой, вкусившей благодать огнестрельного оружия, из-за их удаленности от центра Хонсю они остались незнакомы с уроком Нагасино. Хидэнага должным образом приготовился. Были выкопаны длинные ряды траншей, срублено множество деревьев, из стволов которых построили засеки. За линией обороны он построил башни, с которых стрелки могли вести прицельный огонь по рядам воинов Сацума.

Симадзу непредусмотрительно полагались на старые идеалы ведения войны – характерная черта, которая делает доблестных самураев Сацума похожими на взлелеянный идеал типичного самурая. Губбинс сообщает: Впереди шли отборные силы – 3 000 меченосцев, которым было приказано уничтожить укрепления. За ними была поставлена кавалерия, готовая пойти в атаку через засеки, как только в них будут проделаны достаточно широкие бреши. В тылу у конницы были выстроены основные силы, а отряд в 1 000 человек был послан, чтобы атаковать имперскую армию с тыла.

И вот с присущей им стремительностью Симадзу бросились прямо под мушкетный огонь. Защитники, однако, сперва чуть было не попались на одну из собственных уловок, поскольку направили основной огонь на фигуру в великолепных доспехах, восседающую на походном стуле, которая, казалось, руководила атакующими.

Пять раз объект этого концентрированного огня сбивали со стула, но всякий раз его место быстро занимал другой. Стрелки поздравляли друг друга после каждого меткого выстрела, пока наконец один, более зоркий, чем другие, обнаружил, что предполагаемый полководец был не более чем соломенным чучелом, выставленным на виду, чтобы отвлечь огонь защитников. Нападавшие тем временем проделали брешь в укреплениях и притворно отступили, чтобы дать простор кавалерии, которая прорвалась внутрь и овладела этой частью укреплений.

Несмотря на столь удачное начало, Симадзу в свою очередь попались на уловку очень простую, особенно в свете описанного выше эпизода. Прибыли разведчики и доложили Иэхиса, что большая армия зашла между ними и их базой в Садовара. Эта «большая армия» состояла из бумажных плакатов и старых копий, привязанных к кольям, но она заставила Симадзу отступить. «Имперцы» последовали за ними, и горстка самураев Сацума отчаянно сражалась, прикрывая отступление, встав полукругом перед своими павшими товарищами. Они принесли себя в жертву не зря. Армия Сацума отбила Садовара, а флегматичный старый Хидэнага вновь засел перед Такасиро. Его терпение было, наконец, вознаграждено, когда у защитников крепости кончились припасы и им пришлось сдаться. После этого Иэхиса оказался заперт в Садовара войсками Хидэнага, что, впрочем, можно было бы сделать гораздо раньше. Старший брат, Симадзу Ёсихиса, стал управлять делами в Сацума из Кагосима.

Замок Такасиро пал, вероятно, где-то конце мая. Хидэёси к тому времени тоже добился некоторых успехов. Он прибыл на Кюсю 22 февраля 1587 г., через месяц после того, как выступил из Осака с 30 000 человек. Таким образом, всего под его началом, включая контингенты Хидэнага и Мори, оказалось около четверти миллиона человек, набранных не менее чем из тридцати семи провинций. Двадцать тысяч вьючных лошадей везли провизию. Только такой способный командир, как Хидэёси, мог собрать подобное войско, организовать его и перебросить за сотни миль. И, конечно, только такой ловкий человек, как Хидэёси, сумел бы убедить богатых купцов из Сакаи финансировать эту экспедицию.

Одним из проявлений политической зоркости Хидэёси было и то, что он понимал, что не всех союзников Сацума на Кюсю следует подавлять. Многие, полагал он, являются союзниками только по принуждению и при случае охотно перейдут на другую сторону. Первая возможность проверить эту догадку представилась, когда Хидэёси подошел к замку Огура, который удерживал Акидзуки Танэдзанэ. В ту же ночь Акидзуки оставил замок и отступил в другой. О том, как он наконец покорился Хидэёси, рассказывают забавную историю. Когда Хидэёси занял Огура, он обнаружил, что замок недостроен: его сооружали в такой спешке, что не успели отштукатурить стены. Он тут же приказал оклеить внешние стены белой бумагой. На следующее утро разведчик донес Акидзуки: могущество Хидэёси столь велико, что по его приказу всего за одну ночь весь замок покрыли штукатуркой. Так Хидэёси приобрел еще одного союзника, убедившись в том, что его осторожный подход к тем союзникам Сацума, которые являлись ими по принуждению, был правильным. Он обратился к своим командирам со следующими словами: Будем действовать осторожно и, сосредоточивая свои силы, каждодневно умножать их, привлекая на нашу сторону тех владетелей, которые являются вассалами Симадзу. Затем, когда Сацума останется в одиночестве, подобно дереву, лишенному листьев и ветвей, мы нападем и уничтожим корень...

К концу мая Хидэёси продвинулся до Яцусиро в Хиго, почти одновременно со своим кузеном в Такасиро. Здесь он обрел союзников, которые ему были столь желанны. «Владыки островов»: Мацуура с Хирадо, христианин Арима Харунобу, Гото с одноименного острова – все явились, чтобы покориться ему, и их корабли заполнили узкий пролив. Это был вотум доверия Хидэёси, и он отдал приказ об общем наступлении против Симадзу, которых теперь полностью оттеснили в их родную провинцию Сацума. Когда Хидэёси уже готов был выступить, к нему присоединился Рюдзодзи Масаиэ, который отправился в Сацума морем, высадившись около Акунэ. Хидэёси в сопровождении тысяч самураев с Кюсю, которые тридцать один год лелеяли жажду мести, утвердился на территории Симадзу. Шестьдесят тысяч человек были оставлены в Акунэ, чтобы двигаться на Кагосима морем, в то время как Хидэёси с 170 000 продвигался сушей.

Тем временем в Кагосима собрался военный совет, на котором присутствовали все более или менее значительные представители клана Симадзу. Обсуждался вопрос, следует ли попытаться как-либо воспрепятствовать продвижению противника или же дать ему пройти через Сацума и решить исход кампании из столицы. В какой-то мере на решение повлияла позиция Нииро Тадамото, главного вассала Симадзу, который отказался уводить свои войска с реки Сэндай и охранял этот естественный рубеж с 20 000 воинов. Еще 30 000 были немедленно отправлены ему на помощь, а Симадзу Ёсихиро установил еще одну линию обороны примерно в восьми милях к северу от Кагосима.

6 июня армия Хидэёси, впервые за всю кампанию, встретилась лицом к лицу с Симадзу. Шестьдесят тысяч самураев выстроились, чтобы не дать ему переправиться через Сэндайгава, и Хидэёси с удивлением отметил, что они решили сражаться, оставив реку у себя за спиной. Огромная армия двинулась вперед. Примерно в миле от реки они остановились, и командиры стали выравнивать ряды. Увидев, что они встали, Нииро Тадамото повел свой личный пятитысячный отряд в дикую атаку против 170 000 солдат Хидэёси. Поскольку армия только начала строиться в боевой порядок, Нииро Тадамото прорвался и сквозь первый ряд и сквозь второй, и они уже устремились к золотому ковшу – штандарту Хидэёси, когда наткнулись на самураев Фукусима Масанори и Като Киёмаса. В этот момент подоспели остальные самураи Сацума. Но, хотя прославленное мастерство меченосцев Сацума и сказалось в рукопашной схватке, численное превосходство противника заставило их отступить назад к реке. Атака конных самураев отвлекла внимание Хидэёси ровно настолько, чтобы Симадзу смогли отступить, но только после того, как произошел поединок между Нииро Тадамото и Като Киёмаса. Нииро был выбит из седла и находился во власти противника, но тот великодушно отказался воспользоваться своим преимуществом и даровал жизнь храброму самураю. Когда стемнело, армия Сацума, или то, что от нее осталось, растворилась в ночи.

Вторая линия обороны, как мы говорили, проходила в восьми милях от Кагосима. Здесь Симадзу задумали устроить дерзкую засаду. Все дороги на Кагосима шли через перевалы или глубокие ущелья, образованные многовековыми отложениями пепла из вулкана Сакурадзима. Поскольку топография этой местности хранилась в секрете, можно было надеяться задержать там целую армию; план же состоял в том, чтобы поджечь кустарник и под прикрытием дымовой завесы перебить солдат противника. К несчастью, эта часть ловушки была задействована преждевременно, когда авангард армии Хидэёси оторвался и заблудился в лабиринте расщелин.

Была лишь одна вещь, которой не предусмотрели Симадзу – предательство. У Хидэёси были свои шпионы в районе Кагосима среди монахов Икко, которых труднее всего было заподозрить. Эти монахи готовы были провести войско Хидэёси через вулканическую пустыню. Хидэёси тем временем отдал последние распоряжения. Те 60 000 солдат, которые остались в Акунэ, должны были погрузиться на корабли и плыть, огибая полуостров с юга и вверх по проливу. Одновременно Хидэнага должен был наступать по главной дороге, а колонны под командованием Като Киёмаса, Фукусима Масанори и Курода Ёситака – двигаться через расселины и ущелья, следуя за проводниками-монахами.

Симадзу Ёсихиро узнал о наступлении, когда на главной дороге появился Хидэнага. Самураи Сацума без особого труда блокировали его продвижение, но тут пришли тревожные новости о высадке десанта на побережье. Неожиданно появились Като и Курода, прошедшие тайными тропами, и тогда Хидэнага пошел в атаку. Ёсихиро бежал, и армия Сацума отступила.

Теперь не оставалось ничего, кроме земляных валов и частокола вокруг Кагосима, последнего штурма, побоища и, возможно, самого массового самоубийства в истории самураев. Но новых сражений не последовало. Через посредничество Иэхиса, которого взяли в плен в Садовара, Симадзу Ёсихиса, глава клана Сацума, который с оружием в руках проложил себе путь от одного конца Кюсю до другого, первый раз встретился лицом к лицу с Хидэёси. Он увидел человека небольшого роста, с морщинистым обезьяньим лицом, но в манерах великого полководца было такое врожденное благородство, что Ёсихиса исполнился благоговейным страхом. Условия, предложенные Хидэёси, были просты. Ёсихиса должен был отправиться в Киото как заложник, а управление Сацума переходило к его брату Ёсихиро. Симадзу сохраняли контроль над Сацума, Осуми и половиной провинции Хюга. Предложение было щедрым, в духе дальновидной политики Хидэёси. Он и до этого был великодушен с Мори и с Тосокабэ, которые пошли сражаться за него на Кюсю. Он не хотел уничтожать своих врагов, но стремился покорить их и использовать. Так закончилась великая кампания на Кюсю, самое грандиозное военное предприятие, которое знала Япония. Лучшие полководцы Хидэёси, включая Като Киёмаса и Курода Ёситака, получили земли на Кюсю, откуда они могли присматривать за Сацума. В начале июля армия отправилась домой.

Эта история имеет занятный эпилог, который чем-то напоминает недавние события. В тот день, когда армия Сацума понесла поражение, храбрый Нииро Тадамото, истинный самурай, предпочел укрыться среди холмов, дабы не видеть позор поражения своего клана. Там он собирался продолжать борьбу, не зная, что заключено перемирие и что война окончена. Когда 150– тысячный авангард армии Хидэёси проходил через один из узких проходов на границе Сацума, они обнаружили, что путь им перекрыл Нииро и его оборванные самураи. Тщетно самураи пытались убедить Нииро, что мир уже заключен. Он еще яростнее размахивал мечом и уже готов был атаковать авангард, если бы в тот момент не подошла вся армия Хидэёси. Тогда Нииро осознал всю абсурдность своих намерений и стал последним самураем, сложившим меч в этой войне. Японские солдаты, которых находили на тихоокеанских островах через многие годы после окончания второй мировой войны, имеют достойного предка.

Возвращение Хидэёси было триумфальным. Он преуспел там, где потерпели неудачу многие полководцы, от Минамото Нориёри до Имагава Рё-сун. Хидэёси достоин того, чтобы его называли «Наполеоном Японии».

Объединение Японии под властью Хидэёси не было только военной операцией. В его арсенале, помимо мечей и мушкетов, было и другое оружие. Японскую чайную церемонию трудно описать в нескольких фразах. Это культ элегантной простоты, вежливости и эстетического подхода, идеальным образом сосредоточенный вокруг чаепития. Хидэёси лучше многих других понимал, что чайная церемония – это способ влиять на людей и приобретать друзей. Ему мы обязаны тем, что чайная церемония превратилась из модного времяпровождения в истинный культ и в средство для укрощения духа тех, кто мог бы посягнуть на его авторитет.

Чай появился в Японии в IX веке, но настоящая культура чая развивается с XII в. Сперва к чаепитию относились с некоторым подозрением, но когда один сёгун обнаружил, что чай снимает последствия похмелья, чай сделался почитаемым напитком. В период Камакура хороший чайный лист высоко ценился и стоил очень дорого. Кувшин чая иногда давали в награду воинам, совершившим какой-нибудь необычный подвиг, и они собирали друзей и родственников, чтобы разделить с ними драгоценный дар. С этого, возможно, и началась чайная церемония.

С самого начала чай был тесно связан с учением Дзэн. И чаепитие, и Дзэн предполагали спокойное размышление о простых вещах, а учителя Дзэн еще раньше открыли, что чай помогает при медитации, действуя как слабый стимулятор. Японское пристрастие к формализму и церемониалу привело к разработке «правил» церемонии. Асикага Ёсимаса, сёгун эпохи войны Онин, окончательно сформулировал идею чайной церемонии в том виде, в котором ее воспринимали впоследствии. Аспект Дзэн в чаепитии привлекал к нему самураев. С середины XVI века, по мере того как «новые даймё» приобщались к этой моде, в изобилии появляются чайные анекдоты. Ода Нобунага часто устраивал чайные церемонии, и с тех пор мало было даймё, о которых не рассказывалась какая-нибудь история, связанная с чайной церемонией. Хидэёси относился к чаю с особым энтузиазмом. Он использовал любой повод, чтобы предаться своей страсти к этому культу. Возвращаясь после битвы при Нагакутэ, он остановился, чтобы выпить чаю у обочины дороги, а после кампании на Кюсю устроил чайную церемонию на пляже в Хаката. Исида Мицунари, который будет играть важную роль в нашем рассказе, впервые привлек внимание Хидэёси, когда подавал ему чай. Когда Отомо прибыл в Осака, чтобы просить помощи у Хидэёси, что привело к вторжению на Кюсю, одним из устроенных для него развлечений была чайная церемония. Принадлежности для чайной церемонии высоко ценились, изделия наиболее прославленных гончаров были очень дороги. Чайник, сделанный известным мастером, считался более ценной наградой, чем хороший меч. Когда Иэясу подчинился Хидэёси после кампании на Комаки, последний подарил ему чайник. Но не все принадлежности для чайной церемонии были прерогативой богачей. Некий Уэда Сигэясу мчался на коне под мушкетным огнем, когда заметил у дороги очень хороший ствол бамбука. Он спокойно спешился, не обращая внимания на свистевшие вокруг пули, и срезал коленце бамбука, чтобы сделать вазочку для своего чайного домика.

Некоторые воины, конечно, продолжали с подозрением относиться к чайной церемонии. Курода Ёситака как-то заметил Хидэёси, что наслаждение чаем – не дело для самурая. Это рискованно, сказал он, когда хозяин и гости сидят так близко друг к другу без оружия. На следующей чайной церемонии, куда он был приглашен, Хидэёси сел рядом с ним и стал тихим голосом обсуждать военные проблемы. Тогда Курода и оценил одно из преимуществ мирной обстановки чайной комнаты. Хидэёси, конечно, извратил тогда самую суть чайной церемонии, в основе которой лежат вещи не от мира сего, но таково уж было обыкновение Хидэёси. Курода еще повезло, что последствия его критического высказывания по поводу пристрастия его господина ограничились светской беседой. Известно, что Ода Нобунага и Като Киёмаса замышляли убийства во время чайных церемоний. Предполагаемой жертвой Ода Нобунага был Инаба Иттэцу, но тот сложил такое очаровательное стихотворение во время чайной церемонии, что Нобунага признался в своем умысле и попросил прощения. Заговор Като завершился еще более причудливо. Его объектом был мастер чая, руководивший церемонией, которого он надеялся застать врасплох, когда тот сосредоточится на приготовлении напитка. Мастер, однако, был столь бдителен и осторожен, что не дал Като ни одного шанса, и тот нехотя похвалил изысканные манеры хозяина, когда церемония завершилась. Один знаменитый мастер чая, рассказывают, парировал удар меча своим чайным ковшиком.

Многие чайные истории напоминают притчи Дзэн. Один из любимых героев автора – великий даймё северного Хонсю, Датэ Масамунэ, известный своей сдержанностью. Однажды, рассматривая одну особо ценную чайную чашку, он едва не уронил ее и невольно вскрикнул. Это так устыдило его, человека, который мог не дрогнув вступить в любое сражение и тем не менее вскрикнул, опасаясь за чашку, что он схватил ее и бросил о камень, разбив на тысячу осколков.

Невозможно постичь образ мысли самурая, не учитывая того влияния, которое оказывало на него чаепитие и связанные с ним ритуалы. Хидэёси был на них просто помешан – начиная от простой церемонии с одним гостем и кончая роскошным и экстравагантным пиршеством, которое он устроил в Китано после возвращения с Кюсю, на котором присутствовали сотни гостей и побулькивали десятки чайников, в то время как величайший человек в стране упивался своим эстетизмом.

Другая мера, предпринятая Хидэёси для установления социального контроля, была не столь изящна. В течение двух веков крестьяне, духовенство и пираты сражались бок о бок с самураями, и такое изнурительное испытание на прочность позволяло людям, подобным Хидэёси, подняться до вершин власти. Для Хидэёси с его намерением объединить страну было жизненно необходимо, чтобы весь этот беспорядок прекратился, чтобы у других не осталось того шанса, который когда-то представился ему. Иными словами, одного Хидэёси было достаточно. Одной из предпринятых для этого мер была великая перепись земель, другой – предпринятая Хидэёси знаменитая «охота за мечами», посредством которой он намеревался разоружить крестьянство и перековать мечи если не на орала, то, во всяком случае, на что-нибудь столь же мирное. Это был благочестивый инженерный проект Хидэёси – сооружение еще одного Великого Будды. Конфискованные мечи следовало переплавить и использовать для изготовления гвоздей и болтов для статуи, которую собирались соорудить из дерева, поскольку отливка ее в бронзе заняла бы слишком много времени. Будда начал приобретать форму в 1586 г. Статуя сооружалась к востоку от Киото, на этой стройке в течение шести лет было занято 50 000 человек. Статуя была разрушена землетрясением в 1596 г., но она сослужила свою службу. Сам же приказ об «охоте за мечами» был издан 29 августа 1588 г. Стоит процитировать его хотя бы частично:

«1. Людям различных провинций строго запрещается иметь у себя мечи, короткие мечи, луки, копья, огнестрельное оружие и другие виды вооружения. Обладание ненужными орудиями [войны] затрудняет сбор налогов и пошлин и способствует зарождению бунтов... Поэтому наместникам провинций, официальным чиновникам и уполномоченным надлежит собрать все перечисленное выше оружие и сдать правительству.

2. Собранные таким образом мечи и короткие мечи не пропадут даром. Их пустят на гвозди и болты при сооружении Великой Статуи Будды. Это пойдет на пользу людям не только в этой жизни, но и в последующей...»

Таково было могущество Хидэёси, что указ выполнили дословно. Растущая социальная мобильность среди крестьянства мгновенно обратилась в свою противоположность. Икки, монахи-воины, отошли в прошлое, все оружие у них отобрали.

Трудно переоценить значение «охоты за мечами» для становления самураев как класса. По мере того как шла «охота за мечами», строительство замков, которое началось при Нобунага, превратилось в манию. Соответственно, тенденция к социальному расслоению общества, когда человека буквально ставили перед выбором: быть ему солдатом или крестьянином, за стенами замка или снаружи – разительно усилилась. Какой-нибудь асигару мог быть воином низшего ранга, но он был воином, носителем меча, а не крестьянином. То было истинное начало социальной стратификации Японии эпохи Токугава, когда самурай стал «человеком с двумя мечами» – знаком отличия, который давал ему право жизни и смерти над представителями низших сословий. Со времени «охоты за мечами» термин «самурай» теряет прежнюю расплывчатость и получает гораздо более четкое определение.

Еще одно нововведение Хидэёси имело важные последствия. Мы постоянно видели, что на протяжении многих лет самураи почти всегда ожидали награды за свою службу. До времени Нобунага обычной наградой были участки земли, которые постепенно и тщательно распределялись между доказавшими свою преданность вассалами. Хидэёси стал раздавать своим самураям золото и серебро, превратив эти награды в своего рода «призы». Во время кампании на Кюсю один из встретившихся ему замков, Гандзаку, оказался особенно крепким орешком, поскольку его защищали отчаянно. Хидэёси наблюдал за ходом битвы со склона ближайшего холма, в окружении сундуков с монетами. Когда самураи возвращались, неся головы врагов, их награждали прямо на месте из этих сундуков. Сравните это с обещанием Хори Хидэмаса дать по сто коку риса каждому, кто подстрелит всадника, и станет ясно, в каком направлении менялась обстановка.

В 1600 г., когда Курода Ёситака вербовал солдат для кампании, которая будет описана в одиннадцатой главе, он дал объявление, приглашая ронинов (самураев без господина) к себе на службу и обещая в награду золото и серебро. В «день получки» Курода заметил, что ронины проявляют нетерпение, пока для них взвешивают монеты. Он приказал своим казначеям, чтобы те не слишком обращали внимание на возможный небольшой перевес. Курода велел также своим офицерам подмигивать тем, ежели таковые будут, кто прикарманит несколько украденных золотых. «Хорошо, – сказал он, – все взвешивать точно, когда имеешь дело с торговцами, но здесь лучшая политика – щедрость, которая придаст мне больше известности и привлечет больше ронинов».

Мы завершим эту главу рассказом о последнем шаге к воссоединению империи. Последующим событиям в жизни Хидэёси посвящена отдельная глава.

Провинции северного Хонсю всегда были удалены, как политически, так и по своему местоположению. Провинции Канто вовсе не было никакого дела до победоносных кампаний Хидэёси. Канто, конечно, была оплотом Ходзё, а возвышение основателя этого клана, Ходзё Соуна, может считаться наглядным примером процесса гэкокудзё. Его сын и внук честно следовали заповедям предка, состоявшим из двадцати одного параграфа, но следующее поколение, в лице Ходзё Удзимаса, расслабилось. Возможно, он устал от наставлений своего покойного прадедушки, или, может быть, то, что его отец передал ему Канто в готовом виде, сделало его беззаботным. Ходзё к тому же все больше замыкались в себе, считая горы Хаконэ естественной преградой не только для вражеских самураев, но и для культурных новшеств. Они, например, прекрасно знали о существовании огнестрельного оружия, но Удзимаса почему-то придавал больше значения луку и стрелам, нежели ружьям, и «тренировал» своих солдат, заставляя их гоняться за собаками. Обычаи замка Одавара также были весьма старомодны, и надо быть японцем, чтобы их оценить.

В 1589 г. Хидэёси нашел предлог для кампании против Ходзё и планировал вторжение в масштабах, равных экспедиции на Кюсю. От разных даймё потребовали выделить от сорока до семидесяти процентов их войск, реальное же число набранных солдат зависело от близости их владений к Канто. Самое тяжкое бремя, таким образом, ложилось на Токугава Иэясу, чьи владения соседствовали с землями Ходзё и который деликатно увильнул от участия в кампании на Кюсю под предлогом их удаленности от острова. Он должен был начать наступление на Одавара по дороге Токайдо вместе с Гамо Удзисато и Ода Нобуо, в то время как Уэсуги Кагэкацу и Маэда Тосииэ должны были зайти с севера. Поскольку провинции Иэясу растянулись вдоль Токайдо, он спешно принял меры к тому, чтобы привести в порядок эту великую дорогу. Вдоль нее строились постоялые дома, ремонтировались старые замки. Для более быстрой переброски войск через реку Фудзи был построен понтонный мост, в том самом месте, где столетия назад имел место эпизод с «водоплавающими птицами». Приготовления Хидэёси, касавшиеся снаряжения и провизии, были доверены Накацука Масаиэ, который организовал перевозку 200 000 коку риса морем из Осака вдоль побережья Токайдо. Сверх всего этого, 10 000 больших золотых монет было потрачено на покупку риса в провинциях Токайдо.

Силы клана Ходзё были безнадежно малы в сравнении с этой армией. Они могли собрать до 50 000 человек и сперва собирались сражаться на открытой местности, но перед лицом 200-тысячной армии отступили в свой замок Одавара, где разместили по три мушкета и одной пушке в каждой бойнице.

Хидэёси выступил из Киото 5 апреля 1590 г., устроив парад своих войск, масштабы и великолепие которого не поддаются описанию. Его продвижение по Токайдо было размеренным и пышным. Иэясу уже двинулся вперед, чтобы начать осаду. Сохранились его полевые приказы, и они хорошо отражают характер военных действий в эпоху Момояма:

«Если кто-либо отправится на разведку без приказа, он будет наказан.

Если кто-либо вырвется вперед, даже для того, чтобы совершить подвиг... он и вся его семья будут наказаны.

Всякий, кто окажется в другом отряде [на марше] без уважительной причины, будет лишен коня и оружия.

Все войска на марше должны держаться главных дорог.

Когда войска находятся на марше, все флаги, ружья, луки и копья следует нести в соответствии с правилами.

Длинные копья не следует нести с собой, кроме как в строю».

Далее следуют предписания против выпаса коней, грабежей, поджогов, а также относительно размещения обоза. Приказы завершаются словами:

«Да будут все боги Японии, большие и малые, наблюдать за нами! Да поразят они без жалости всякого, кто нарушит эти приказы! Да будет так.

(Иэясу».)

Гамо Удзисато сыграл свою роль в наказании нарушителей. Инспектируя бывших под его началом самураев, он заметил одного, который был не на своем месте. Самурай получил строгий выговор и приказ встать в строй. Некоторое время спустя Гамо вновь обнаружил, что самурай стоит не на своем месте, и тогда без лишних слов вынул меч и снес ему голову. После этого проблем с дисциплиной больше не было.

Сражаться пришлось совсем немного. Люди Иэясу заняли несколько пограничных фортов, но когда остальная армия прибыла к Одавара, они просто сели и стали ждать, когда голод заставит Ходзё сдаться. Обстановка была столь мирной, что вокруг замка вырос временный городок, где самураи развлекали своих жен, играли в го, устраивали чайные церемонии и выращивали овощи. Ходзё также старались веселиться, как могли, в своем хорошо обеспеченном припасами замке, где сакэ было не меньше, чем пороха. Единственный настоящий приступ за долгих четыре месяца осады был предпринят войском Токугава. Иэясу привез нескольких саперов из Каи, которые подкопались под один из участков стены, так что во время неожиданного штурма кладка развалилась. «Красные Дьяволы» Ии бросились в брешь, и завязалась жестокая схватка. Подобные действия, однако, предпринимались большей частью для того, чтобы развеять скуку.

Один наблюдатель отмечает, что:

«союзники больше не предпринимали попыток пойти на приступ, но проводили время в пирах. Танцовщицы, музыканты и актеры привозились в разные лагеря, дни проходили в веселье. Это больше напоминало гигантский пикник, нежели войско, намеренное сражаться».

Ходзё наконец покорились, а Удзимаса покончил с собой. С другими членами семьи обошлись столь же милостиво, как с Симадзу, но они не сохранили за собой свои провинции. Пророческим жестом Хидэёси подарил Иэясу провинцию Канто и предложил место, где могла бы быть основана столица – не Одавара, но одну рыбацкую деревушку около Камакура, под названием Эдо. Иэясу согласился и распределил земли вокруг этого небольшого городка между членами клана Токугава. О том, насколько успешным было это его начинание, можно судить по тому факту, что Эдо в настоящее время именуется Токио.

Единственным даймё, который еще не покорился, был Датэ Масамунэ на крайнем севере Хонсю. Клан Датэ, хотя и жил в отдалении, был хорошо знаком со всеми военными новшествами, о чем можно судить по их вооружению. Датэ Масамунэ был яркой личностью; его прозвали «Одноглазым Драконом», поскольку он потерял в бою один глаз. Когда он был ранен, глаз повис на его щеке. Он впоследствии отрезал его, чтобы враг не мог ухватиться за него во время сражения.

Датэ прибыл, чтобы выразить свое повиновение Хидэёси после, или, возможно, во время кампании против Одавара. Союз с ним довершил полновластие Хидэёси. Впервые после войны Онин, покорившись мечу сына дровосека, Япония стала единой нацией. К великому сожалению Хидэёси, он так никогда и не стал сёгуном, поскольку не был одним из Минамото; он носил титул кампаки, т.е. «регента». Его всегда смущало отсутствие хорошей родословной: можно предположить, что изысканный узор, мон, на его доспехах выражает его одержимость поиском индивидуальности.