• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

Грезя о «чудо-оружии» фашистские бонзы не стеснялись, так сказать, попутно, решать и более мелкие проблемы. Наряду с созданием установок, излучавших таинственные Х-лучи, они также конструировали душегубки, решали проблему добычи золота для третьего рейха, делали горючее из «ничего"… Все это зачастую делалось в условиях строжайшей секретности. Но время сорвало покровы тайны. И вот что под ними обнаружилось.

Если в начале войны военнослужащие советской армии постоянно таскали с собой противогазы, то уже к 1943 году большая часть их была выкинута – наши войска перестали бояться применения газов со стороны нацистов. Но почему? Война ведь поворачивала на Запад, потом и вообще вошла в пределы третьего рейха, опыт применения газов у немцев был еще с Первой мировой войны, и все-таки во Вторую такое оружие на фронте не применялось. Почему?

Давайте попробуем взглянуть на проблему, вот с какой точки зрения.

Говорят, нацистские бонзы не рискнули применить газы по той простой причине, что знали: у советской армии тоже накоплены достаточные запасы такого оружия. А поскольку плотность населения в Германии куда выше, чем в России, то педантичные немцы посчитали, что собственные потери будут куда выше, чем противника. Вот, дескать, и воздержались…

Но если это и правда, то далеко не вся. Вождям – как нацистскому, так и советскому – по большому счету было совершенно наплевать, что будет с их народами. Им нужно было господство над миром. А какова будет цена победы – не все ли равно? Победителей ведь не судят…

Нет, главная причина, очевидно, заключается в другом. Гитлеровцы полагали, что для победы на фронте им достаточно уже того оружия, что применялось. А химическому они нашли другое предназначение – его использовали против людей, которых вроде бы и не было…

Как известно, И. В. Сталин не признавал существования советских военнопленных. Попавшие в окружение (зачастую по вине вышестоящего командования) части обязаны были пробиться к своим или умереть. Раненые, контуженные, находившиеся в беспамятстве люди, попадая в плен, тут же оказывались брошенными на произвол судьбы. Вождь всех народов наотрез отказался подписать международную конвенцию, гарантировавшую права военнопленных, хмуро бросив, что у нас таких нет. Есть только дезертиры и предатели Родины.

Таким образом около 6 миллионов людей оказались как бы вычеркнутыми из жизни. И хотя использование военнопленных в военной промышленности или любой сфере, связанной с обеспечением нужд фронта, является грубейшим нарушением Гаагской и Женевской конвенции, у заправил третьего рейха формально оказались развязаны руки.

И вот итог такой политики. Когда в 1945 году войска союзников освободили узников в лагерях для военнопленных, их оказалось там всего около миллиона человек. Куда делись остальные?

Во время войны не менее миллиона русских военнопленных были выпущены из лагерей или завербованы на службу в частях, сформированных немцами из лиц, сотрудничавших с ними. Два миллиона русских военнопленных погибли в немецкой неволе – от тяжелой работы, голода, холода и болезней. О судьбе остальных – а это еще около трех миллионов человек, данных нет. Впрочем, и в Нюрнберге были приведены убедительные факты, свидетельствующие о том, что они скорее всего были истреблены фашистской службой СД. Правда, согласно немецким данным, было казнено всего 67 тысяч человек, но кто же им поверил?

Попробуем провести свое расследование…

Известно, что основная масса русских военнопленных – примерно 3 миллиона 800 тысяч человек – была захвачена немцами на первом этапе русской кампании, особенно при окружениях, – с 21 июня по 6 декабря 1941 года. Следует признать, что в ходе боев и быстрого продвижения армия не может уделять надлежащего внимания такому большому числу взятых в плен. Но немцы и не предпринимали на этот счет никаких усилий. Действительно, немецкие документы свидетельствуют, что советских военнопленных умышленно морили голодом, оставляли умирать на морозе в лютую, на редкость снежную зиму 1941/42 года.

«Чем больше военнопленных умрет, тем лучше для нас» – таково было отношение многих официальных нацистских должностных лиц, как свидетельствует о том Розенберг.

Туповатый министр оккупированных восточных территорий не являл собой примера гуманного нациста, особенно в отношении русских, с которыми, как мы знаем, он вместе воспитывался. Но даже он выразил протест по поводу обращения с русскими военнопленными в длинном письме от 28 февраля 1942 года генералу Кейтелю, начальнику штаба ОКБ. Это был момент, когда советское контрнаступление отбросило немцев от Москвы на самые дальние в ту зиму рубежи и когда немцы наконец поняли, что авантюра, имевшая целью уничтожить Россию в ходе одной короткой кампании, провалилась и что теперь, когда США присоединились к России и Великобритании в качестве противника Германии, они могут не выиграть войны, а в этом случае придется держать ответ за свои военные преступления.

«Судьба русских военнопленных в Германии, – писал Розенберг Кейтелю, – есть трагедия величайшего масштаба. Из 3 миллионов 800 тысяч пленных лишь несколько сот тысяч еще работоспособны, большинство из них истощены до предела или погибли из-за ужасной погоды».

И далее Розенберг замечает, что этого можно было избежать – в России достаточно продовольствия, чтобы прокормить их.

«Однако в большинстве случаев лагерное начальство запрещало передачу продовольствия заключенным, оно скорее готово было уморить их голодной смертью. Даже во время переходов военнопленных в лагерь местному населению не разрешалось давать им пищу. Во многих случаях, когда военнопленные не могли дальше двигаться от голода и истощения, их пристреливали на глазах потрясенных местных жителей, а трупы оставляли на дороге. Во многих лагерях пленные содержались под открытым небом. Ни в дождь, ни в снег им не предоставляли укрытия…

И наконец, следует упомянуть о расстрелах военнопленных. При этом полностью игнорировались какие-либо политические соображения. Так, во многих лагерях расстреливали, к примеру, всех «азиатов»…

Причем к ним относили не только выходцев из Азии. Вскоре после начала русской кампании эсэсовцы получили право «прочесывать» русских военнопленных. Цель таких действий раскрылась в показаниях Отто Олендорфа, одного из самых жестоких палачей СД. Подобно многим из окружения Гиммлера, он слыл «интеллектуалом», поскольку окончил юридический и экономический факультеты университета и был профессором института прикладной экономики.

«Все евреи и большевистские комиссары, – свидетельствовал Олендорф, – подлежали удалению из лагерей и расстрелу. Насколько мне известно, такая практика проводилась в течение всей русской кампании».

Однако не все шло гладко. Иногда русские пленные были настолько измучены, что не могли самостоятельно дойти до места казни, и это вызывало протесты даже Генриха Мюллера, шефа гестапо.

«Начальники концлагерей жаловались, что от 5 до 10 процентов советских граждан русской национальности, приговоренных к смерти, прибывали в лагеря полумертвыми либо уже умершими… При этом отмечалось, что, например, при передвижении от железнодорожной станции в лагерь значительное число их падало в обморок от истощения, умирало или было при смерти и их приходилось бросать в кузова машин, следовавших за колонной…»

На таких было жалко тратить пули, а потому немецкими специалистами был придуман новый, более дешевый способ уничтожения людей.

«Весной 1942 года, – рассказывал на Нюрнбергском процессе свидетель Олендорф, – поступил приказ от Гиммлера изменить метод казни прежде всего женщин и детей. С тех пор их доставляли ко рвам в грузовиках, оборудованных газовыми камерами (душегубках). Автомобили были сконструированы специально для этой цели двумя берлинскими фирмами. Снаружи нельзя было определить, для чего они предназначались. Выглядели они как обычные фургоны, но устроены были так, что с запуском двигателя выхлопные газы подавались в закрытый кузов, умерщвляя в течение десяти-пятнадцати минут всех, кто там находился».

Но и этот способ оказался не идеальным.

«Захоронение погибших в грузовиках с газовыми камерами, – жаловался тот же Олендорф, – было тяжелейшим испытанием для личного состава отрядов спецакций».

Это подтвердил и некий доктор Беккер, которого Олендорф опознал как конструктора душегубок. В своем письме в штаб СД Беккер возражал против того, чтобы персонал СД выгружал трупы удушенных газом женщин и детей, подчеркивая, что «всем занятым на этой работе могут быть нанесены сильнейшие психологические травмы и причинен серьезный ущерб здоровью. Они жаловались мне на головную боль, появлявшуюся после каждой такой выгрузки».

Доктор Беккер обратил также внимание своего начальства на то, что «применение газа не всегда осуществляется правильно. Для того чтобы поскорее завершить операцию, водитель нажимает на акселератор до отказа. При этом лица, подлежащие умерщвлению, погибают от удушья, а не от отравления газом, погружаясь при этом в сон», как запланировали создатели душегубок.

Конструктор, очевидно, казался самому себе прямо-таки гуманистом, предлагая усовершенствовать технологию умерщвления. «Мои рекомендации подтвердили теперь, что при правильной регулировке рычага смерть наступает быстрее и узники засыпают мирным сном. Искаженных от ужаса лиц и экскрементов, как это было раньше, не наблюдается».

Но в душегубках, как показал Олендорф, можно было одновременно удушить от 15 до 25 человек за рейс, а этого было совершенно недостаточно в сравнении с масштабами истребления, предписанными Гитлером и Гиммлером. Недостаточно, например, для операции, проводившейся в Киеве, столице Украины, в течение двух дней – 29 и 30 сентября 1941 года, когда, по данным официальных отчетов отрядов спецакций, был уничтожен 33 771 человек, преимущественно евреи.

Поэтому кроме передвижных душегубок в третьем рейхе были оборудованы и стационары по уничтожению людей – лагеря смерти.

Все – более тридцати – главные нацистские концлагеря были по существу лагерями смерти, где погибли от пыток и голода миллионы узников. Хотя лагерное начальство вело свой учет (каждый лагерь имел свою официальную «тотенбух» – книгу смерти), записи были неполны, а во многих случаях книги уничтожались при приближении наступавших союзников. Но все-таки и они свидетельствуют о многом. Так часть одной из книг смерти, уцелевшая в Маутхаузене, включала записи о 35 318 умерших с января 1939 по апрель 1945 года.

Крупнейшим и наиболее известным был лагерь в Освенциме, пропускная способность которого (четыре огромные газовые камеры и прилегающие крематории) намного превосходила пропускную способность других лагерей – в Треблинке, Белжеце, Собибуре и Хелмно, располагавшихся на территории Польши. Имелись и другие, менее обширные лагеря смерти под Ригой, Вильно, Минском, Каунасом и Львовом, однако от остальных они отличались тем, что здесь главным образом расстреливали, а не удушали газом.

В течение некоторого времени главари СС соперничали в поисках наиболее быстродействующего газа для истребления евреев. Быстрота действий была важным фактором, особенно в Освенциме, где к концу войны был установлен своеобразный рекорд – 6 тысяч жертв в день. Начальником лагеря в течение некоторого времени был Рудольф Хесс, бывший уголовник, признанный в свое время виновным в убийстве. В Нюрнберге он дал под присягой показания, что газ, которым он пользовался, был наиболее эффективным:

«Окончательное решение» еврейского вопроса означало поголовное истребление евреев в Европе. В июне 1941 года я получил приказ установить в Аушвице оборудование для их истребления. К этому времени в Польском генерал-губернаторстве уже действовали три лагеря истребления: Белжец, Треблинка и Вользек…

Я прибыл в Треблинку, чтобы изучить на месте, как осуществлялось истребление заключенных. Начальник лагеря сообщил мне, что за полгода он ликвидировал 80 тысяч человек. Его основной обязанностью была ликвидация всех евреев из Варшавского гетто.

Он использовал угарный газ, и его метод показался мне малоэффективным. Поэтому когда я оборудовал здание для истребления в Аушвице, то приспособил его для использования газа циклон В, который представлял собой кристаллическую синильную кислоту. Мы сбрасывали ее в газовую камеру через небольшое отверстие. Чтобы удушить всех, находившихся в камере, было достаточно от трех до пятнадцати минут в зависимости от климатических условий.

Мы определяли, что люди мертвы, по прекращавшимся крикам. Потом мы выжидали примерно полчаса, прежде чем открыть двери камеры и выгрузить трупы. Затем солдаты отряда спецакций снимали кольца и другие драгоценности, вырывали изо рта умерших золотые коронки.

Другим усовершенствованием, сделанным нами, было строительство газовых камер с разовой пропускной способностью 2 тысячи человек, в то время как в десяти газовых камерах Треблинки можно было истреблять за один раз по 200 человек в каждой».

Затем Хесс объяснил, каким образом производился отбор жертв, предназначенных для газовых камер, поскольку не всех поступающих заключенных приканчивали сразу. Объяснялось это тем, что часть из них требовалась для работы на химических заводах «И. Г. Фарбениндустри» и на предприятиях Крупна. Там они работали до полного истощения, а затем подлежали «окончательному решению».

Герр Хесс неустанно вносил усовершенствования в искусство массовых убийств.

«И еще одно усовершенствование, дававшее нам преимущество перед Треблинкой, состояло в том, что жертвы Треблинки почти всегда знали, что их ждет смерть, в то время как в Аушвице мы стремились их одурачить, внушая, что они будут подвергнуты дезинфекции, пройдут через „вошебойки“, – пояснял он. – Конечно, они нередко распознавали наши подлинные намерения, и тогда вспыхивали бунты, возникали осложнения. Зачастую женщины прятали своих детей под одеждой. И когда мы их обнаруживали, то тотчас же отправляли в газовые камеры.

От нас требовали проводить операции по уничтожению втайне, но отвратительная тошнотворная вонь от постоянно сжигаемых тел пропитала весь район, и жители окрестных селений, конечно, знали, что в Аушвице проводится массовое уничтожение людей».

Хесс разъяснял, что иногда отбирали несколько пленных – очевидно, из числа русских военнопленных – и убивали их посредством инъекций бензина. «Наши врачи, – добавляет он, – имели приказ выписывать обычные свидетельства о смерти и указывать в них любую причину смерти».

К откровенным описаниям Хесса можно добавить лаконичную и вместе с тем всеобъемлющую картину истребления людей и ликвидации трупов в Освенциме, нарисованную в показаниях оставшихся в живых узников и самих тюремщиков… Отбор, который определял, кто из евреев направляется на работы, а кто прямо в газовые камеры, происходил на железнодорожной станции, сразу после выгрузки заключенных из вагонов, в которых они ехали взаперти, без воды и пищи часто целую неделю, так как многие доставлялись из столь отдаленных мест, как Франция, Голландия, Греция. Хотя по прибытии и происходили душераздирающие сцены насильственного разлучения жен и мужей, детей и родителей, никто из узников, как свидетельствовал Хесс и подтверждали оставшиеся в живых, не подозревал, что их ждет впереди. Ведь некоторым из них вручали красивые открытки с видами Вальдзе, которые оставалось только подписать и отправить домой родственникам. Заранее напечатанный на открытке текст гласил: «Мы тут хорошо устроились, получили работу, и с нами хорошо обращаются. Ждем вашего приезда».

Сами по себе газовые камеры и примыкающие к ним крематории, если смотреть на них вблизи, отнюдь не производили зловещего впечатления. Было невозможно определить, каково предназначение этих зданий в действительности. Вокруг них были хорошо ухоженные газоны и цветочные клумбы. Надписи при входе гласили: «Бани». Ничего не подозревавшие евреи считали, что их просто ведут в баню, чтобы избавить от вшей – распространенного явления во всех лагерях. И все это сопровождалось приятной музыкой!

Оркестр молодых симпатичных девушек, одетых в белые блузки и темно-синие юбки, как вспоминал один из оставшихся в живых, был набран из узниц. Пока шел отбор кандидатов в газовые камеры, этот единственный в своем роде музыкальный ансамбль наигрывал бравурные мелодии из «Веселой вдовы» и «Сказок Гофмана». Ничего торжественного и мрачного из Бетховена. Похоронным маршем в Освенциме служили бодрые, веселые мелодии из венских и парижских оперетт.

Под эту музыку, вспоминая счастливые и более беззаботные времена, мужчины, женщины и дети направлялись в банные корпуса, где им предлагалось раздеться, перед тем как принять «душ». Иногда даже выдавали полотенца. Оказавшись в «душевой», они, пожалуй, впервые начинали подозревать, что здесь что-то не так. Помещение было набито людьми, как бочки селедкой, что не позволяло принять душ, при этом массивную дверь прикрывали, запирали на замок и герметизировали. Наверху, где располагались грибовидные конуса над вентиляционными трубами, сообщавшимися с газовыми камерами, стояли стражники, готовые в любой момент высыпать в них цианистый водород, или циклон В в виде кристаллов сине-фиолетового цвета. Первоначально это вещество вырабатывалось в качестве сильного дезинфицирующего средства. Как мы убедились, герр Хесс нашел для него новое применение, чем очень гордился.

Узники из соседних блоков наблюдали за происходившим и за тем, как сержант Молль подавал стражникам сигнал высыпать кристаллы в вентиляционные трубы. «Прекрасно! – восклицал он. – А теперь дайте им чего-нибудь пожевать». И он громко хохотал. Кристаллы в этот момент ссыпались в отверстия, которые затем плотно закрывались.

Все, что происходило внутри, палачи могли наблюдать через закрытые толстыми стеклами смотровые щели. Обнаженные узники тем временем поглядывали наверх в ожидании душа, которого не было, или под ноги, удивляясь отсутствию дренажных отверстий. Прежде чем газ начинал активно действовать, проходило некоторое время. И тут они понимали, что через отверстия в вентиляционных трубах поступает газ. Именно в этот момент обычно начиналась паника. Давя друг друга, люди стремились уйти подальше от трупов, жались к огромной металлической двери, а затем, по словам Рейтлингера, «вдруг начинали лезть друг на друга, создавая нечто вроде синеватой, липкой, забрызганной кровью пирамиды, терзая и калеча друг друга, даже потеряв сознание».

Спустя двадцать-тридцать минут, когда огромная масса обнаженных тел переставала корчиться, вступали в действие насосы, откачивавшие отравленный воздух, открывалась большая дверь, и служащие зондеркоманды приступали к делу. Это были евреи из числа узников, которым была обещана жизнь и достаточное питание за выполнение самой ужасной работы, какую только можно представить. Надев противогазы и резиновые сапоги, взяв шланги, они приступали к работе. Рейтлингер так описал это:

«Их первой задачей было смыть кровь и дефекации, прежде чем начать растаскивать с помощью крюков и багров сцепленные тела. Эта процедура была прелюдией к омерзительной охоте за золотом, к удалению зубов и волос, которые немцы считали стратегическими материалами. Затем наступало время совершать путешествия в подъемнике или вагонетках к печам крематория, потом к мельницам, перемалывавшим клинкер в мелкий пепел, после чего его засыпали в грузовики и сбрасывали в реку».

В свидетельских показаниях на Нюрнбергском процессе отмечалось, что иногда пепел продавали в качестве удобрения. Одна данцигская фирма, согласно документам, представленным советским обвинением, изготовила котел с электрическим подогревом для производства мыла из человеческого жира. Его рецепт включал «12 фунтов человеческого жира, 10 кварт воды и от 8 унций до фунта каустической соды… Все кипятилось в течение 2–3 часов и затем охлаждалось».

Как свидетельствуют документы, между немецкими предпринимателями шла активная борьба за контракты на строительство сооружений для истребления и кремации, а также на поставку смертоносных сине-фиолетовых кристаллов.

Фирма «Топф и сыновья» из Эрфурта, специализировавшаяся на поставке отопительной аппаратуры, выиграла контракт на строительство крематориев в Освенциме. Обширная переписка по поводу этой сделки была обнаружена среди бумаг лагерного начальства. Письмо фирмы от 12 февраля 1943 года является на сей счет достоверным свидетельством.

«В Центральное строительное управление

службы СС и полиции г. Аушвиц

Содержание:

О строительстве крематориев 2 и 3 для лагеря.

Мы подтверждаем получение вашего заказа на пять тройных печей, включая два электрических подъемника для поднятия трупов и один запасной подъемник. Заказ включает также установку для загрузки угля и устройство для транспортировки пепла».

Однако «Топф и сыновья» была не единственной фирмой, принимавшей участие в этом грязном деле. Например, фирма «С. Н. Кори» также претендовала на строительство печей в Белграде, рекламируя свой большой опыт в этой области, поскольку она уже соорудила четыре печи для Дахау и пять для Люблина которые, как она подчеркивала, «полностью удовлетворили» заказчика.

Кристаллы циклона В, убивавшие узников, в первую очередь поставлялись двумя немецкими фирмами, которые получили патент на их производство у концерна «И. Г. Фарбен индустри». Это были фирмы «Теш и Штабенов» в Гамбурге и «Дегеш» в Дессау. Первая поставляла 2 тонны кристаллического цианистого водорода в месяц, вторая – 0,75 тонны. Наряды на доставку неожиданно всплыли в Нюрнберге.

Директора обеих фирм утверждали: они продавали свою продукцию только для целей дезинфекции и даже не представляли, что ее возможно использовать для убийства. Но эта уловка не сработала. Были обнаружены письма, отправленные фирмой «Теш и Штабенов» с предложением поставлять не только упомянутые кристаллы, но и вентиляционное и нагревательное оборудование для газовых камер. Кроме того, несравненный Хесс, начав давать показания, превзошел самого себя, признавшись, что директора компании не могли не знать, как использовалась их продукция, поскольку они поставили ее (по заявке Хесса) столько, что хватило бы для истребления 2 миллионов человек.

После войны, до начала судебных процессов в Германии, почти все на Западе верили, что массовые убийства – дело рук в общем-то нескольких фанатичных главарей СС. Но протоколы судебных заседаний не оставляют и тени сомнения в соучастии в них ряда немецких промышленников, причем не только Круппа и директоров химического треста «И. Г. Фарбен индустри», но и предпринимателей меньшего калибра, которые внешне, вероятно, казались ничем не примечательными отцами семейств и добропорядочными слугами общества.

Сколько же всего несчастных, ни в чем не повинных людей, в большинстве своем евреев, а также русских военнопленных, было уничтожено в одном только Освенциме! Общее число установить невозможно. Сам Хесс в своих показаниях назвал цифру порядка «2 миллиона 500 тысяч расстрелянных, удушенных газом и сожженных и еще по меньшей мере 0,5 миллиона погибших от голода и болезней, что в сумме составляет около 3 миллионов человек». Позднее в ходе суда над ним в Варшаве он уменьшил эту цифру до 1 миллиона 135 тысяч человек. Советское правительство, которое провело тщательное расследование злодеяний в Освенциме после того, как в январе 1945 года его захватила Красная Армия, приводило в Нюрнберге еще большую цифру – 4 миллиона человек.

И все вышесказанное – пожалуй, еще цветочки по сравнению с экспериментами доктора Рашера и ему подобных.

Этот факт сидит в памяти многих словно железный гвоздь: генерал Д. М. Карбышев был облит ледяной водой и заживо заморожен в лагере Маутхаузен зимой 1945 года.

Долгое время я, как и вы, думал, что нацистские изверги таким образом отомстили непокорному генералу за его нежелание сотрудничать, за то, что он даже в условиях концлагеря пытался вести антифашистскую работу.

Все это, конечно, так. Но, кроме того, у этой истории, как и многих других, оказалась еще, если так можно выразиться, и научная подкладка.

Лет десять тому назад, наконец, разоткровенничался мой, ныне уж покойный, тесть (царство ему небесное, хороший был человек). То, бывало, сколько его не просили и дети, и внуки, он и словом не обмолвился, за что ему были дадены многочисленные правительственные награды, а тут вдруг, считай спустя полвека, стал рассказывать…

Он угодил в плен из-за «катюши». Если кто не знает, гитлеровцы устроили за нашими гвардейскими минометами настоящую охоту. Поэтому тактика их применения в начале войны бала такой. Батарея «катюш», базировавшихся на шасси автомобиля ЗИС-5, выезжала в заданную точку, давала залп по заранее определенной цели и тут же быстренько сматывалась с огневой позиции. Ибо гитлеровцы тут же открывали бешенный ответный огонь, посылали специальные эскадрильи бомбардировщиков, группы диверсантов, чтобы накрыть батарею, увезти хотя бы одну машину в свое расположение для последующего тщательного изучения установки.

Наши об этом тоже были хорошо осведомлены, потому каждый батареец знал: в случае чего машину следует взорвать, не оставлять врагу даже ценою собственной жизни.

Однако инструкции пишутся, да не всегда выполняются. Особенно в боевых условиях.

В общем, когда они в очередной раз попали в переплет, мой тесть очухался после крепкого пинка под ребра:

– Шнель, руссиш швайн! – ругался рыжий немец с автоматом наперевес. И выразительно повел стволом: дескать, ты либо сейчас быстренько встаешь и топаешь, куда я прикажу, или останешься тут лежать навеки…

Что делать? Тесть поднялся и зашагал, покачиваясь от головокружения и тошноты – видно рвануло где-то совсем неподалеку и его изрядно контузило.

На его счастье немец, видать, не разобрался, что плененный им русский солдат имеет какое-то отношение к «катюшам». Товарищи по оружию, очевидно, успели дать стрекача. Впрочем, возможно, что огромная свежая воронка, мимо которой они проходили – это все, что осталось и от машины, и от ее экипажа…

В общем, так или иначе, тесть мой угодил в концлагерь. Сначала во временный, полевой, а потом и стационарный – с бараками, выстроенными по ранжиру, аккуратно посыпанными дорожками и даже медицинским персоналом в белых халатах.

Тесть было обрадовался – голова после контузии все еще трещала – да соседи по бараку его быстро остудили:

– Гляди, тут лечение одно – чик, и готово!..

И рассказали, что врачи тут на редкость странные – не лечат, а калечат. Причем самыми разными способами. Одним к имеющимся ранам новые добавляют и следят, как те загнивают. Других заставляют соленую воду пить и сутками держат в ванне с холодной водой. У третьих кровь берут литрами…

Тесть понял, что если сразу не даст деру, то тут и окочурится. Парень он был здоровый, донбасский шахтер как-никак. Подговорил еще одного военнопленного покрепче в напарники, и рванули они со всех ног на Восток при первом же удобном случае.

Подробностей тесть не сообщал. Сказал только, что дуракам иногда везет; бежали они среди бела дня, забившись под товарный вагон, который только что разгружали. И когда их хватились, они были уж далеко…

Повезло им и еще раз – при переходе линии фронта. Ни фрицы их не заметили, ни свои не подшибли, когда они свалились им прямо на головы в траншею переднего края. И особист им попался не сволочной. А поскольку врали они с напарником складно, в один голос – как заранее сговорились – и про плен ни-ни, то вскоре их оставили в покое. Взяли они в руки по винтовке и стали отступать вместе с остальными…

И назад, на Запад, они потопали только через год с лишним. Впрочем, до Германии тесть так и не дошел – в конце войны его, как классного специалиста по шахтному оборудованию, вернули в Донбасс. Надо было срочно восстанавливать взорванные в 1941 году шахты.

И лишь сравнительно недавно я узнал, что тесть мой стал одним из подневольных участников эксперимента, который проводили в третьем рейхе около 200 тамошних медицинских светил. Причем нацистские врачи ставили опыты не только над русскими военнопленными, над узниками концлагерей, над мужчинами и женщинами не арийской национальности, но даже над немцами.

«Эксперименты» были весьма разнообразными. Испытуемых помещали в барокамеры и проверяли на них высотные режимы до тех пор, пока у них не останавливалось дыхание. Им впрыскивали смертельные дозы микробов тифа и гепатита. Над ними проводили опыты «по замораживанию» в ледяной воде или выводили обнаженными на мороз, пока они не замерзали (вспомните Карбышева). На них испытывалось действие отравленных пуль, а также иприта.

В женском концлагере, например, сотням польских девушек – «подопытных крольчих», как их называли, – умышленно наносили раны и доводили до гангрены, на других же проводили «эксперименты» по пересадке костей. В Дахау и Бухенвальде отбирали цыган и проверяли на них, сколько и каким образом может прожить человек, если будет пить только морскую воду.

Во многих лагерях широко проводились опыты по стерилизации мужчин и женщин, поскольку, как писал Гиммлеру эсэсовский терапевт доктор Адольф Покорны, «врага необходимо не только победить, но и искоренить». В тех случаях, когда его не нужно убивать, – а потребность в рабочей силе, как уже мы имели возможность убедиться, к концу войны ставила под вопрос целесообразность уничтожения людей – его следует «лишить возможности воспроизводить себя». Как сообщал Гиммлеру доктор Покорны, ему удалось найти подходящие средства для этой цели – растение Caladium seguinum, которое, по его словам, обеспечивало длительную стерильность. «Сама по себе мысль о том, – писал добрый доктор фюреру СС, – что три миллиона большевиков, находящихся сейчас в немецком плену, могут быть стерилизованы и в то же время будут пригодны для работы, открывает далеко идущие перспективы».

Еще одним немецким доктором, открывшим «далеко идущие перспективы», был профессор Август Хирт, руководитель Института анатомии при Страсбургском университете. Область его интересов несколько отличалась от предметов исследования его коллег, о чем он поведал адъютанту Гиммлера генерал-лейтенанту войск СС Рудольфу Брандту в письме, написанном в канун Рождества 1941 года:

«В нашем распоряжении находится большая коллекция черепов почти всех рас и народов. Однако мы располагаем лишь очень небольшим числом черепов еврейской расы… Война на Востоке представляет нам благоприятную возможность восполнить этот пробел. С получением черепов еврейско-большевистских комиссаров, которые представляют собой прототип наиболее отталкивающих, но характерных человекоподобных существ, мы получим возможность обрести необходимый научный материал».

Профессор Хирт не имел в виду черепа «еврейско-большевистских комиссаров», так сказать, уже препарированные. Он предлагал вначале измерить черепа у живых. Затем, после умерщвления еврея – при этом голова не должна быть повреждена – врач отделит ее от туловища и поместит в герметически закрытый контейнер.

После этого доктор Хирт приступит к дальнейшим научным исследованиям. Гиммлер был очень доволен. Он дал указание обеспечить профессора Хирта всем необходимым для исследовательской работы.

И его обеспечили. Ответственным поставщиком «научного материала» являлся довольно примечательный нацист по имени Вольфрам Сиверc, который неоднократно выступал в качестве свидетеля на основном процессе в Нюрнберге, а затем в качестве обвиняемого на «Процессе врачей». Бывший книготорговец Сиверc дослужился до чина полковника войск СС и секретаря-исполнителя в Институте исследований наследственности, одном из нелепых «культурных» учреждений, созданных Гиммлером для исследований в сфере его многочисленных безумных идей. По показаниям Сиверса, там имелось 50 научных учреждений, одно из которых именовалось Институтом военно-научных изысканий, и возглавлял его все тот же Сиверc. Это был человек чем-то похожий на Мефистофеля, с хитрым прищуром глаз и густой иссиня-черной бородой. В Нюрнберге его окрестили нацистской Синей Бородой по сходству с известным персонажем. Подобно многим другим участникам этой истории, он вел обстоятельный дневник, который, как и его переписка, сохранился и помог ему окончить жизнь на виселице.

К июню 1943 года Сиверсу удалось отобрать в Освенциме мужчин и женщин, скелеты которых должны были послужить впоследствии «для научных обмеров», проводимых доктором Хиртом, профессором Страсбургского университета. «Всего, – докладывал Сиверc, – подверглись обработке 115 человек, включая 79 евреев, 30 евреек, 4 азиатов и 2 поляков». Одновременно он дал заявку в главное управление СС в Берлине на транспортировку отобранных «для обработки» из Освенцима в концлагерь Натцвейлер, близ Страсбурга. В ходе перекрестного допроса в Нюрнберге английский прокурор спросил, что означает слово «обработка».

– Антропологические измерения, – ответил Сиверc.

– То есть, прежде чем их убивали, проводился антропологический обмер? И это все, для чего они требовались, не так ли?

– Затем делались слепки, – добавил Сиверc.

Он был приговорен к смертной казни и повешен, хотя следователи, возможно, так и не узнали всей ужасающей правды.

О том, что произошло потом, рассказал капитан войск СС Йозеф Крамер, убийца с большим опытом, приобретенным в Освенциме, Маутхаузене, Дахау и других концлагерях. Заслужив недолговечную славу Бельзенского Зверя, он был впоследствии приговорен английским судом в Люнебурге к смертной казни.

«Профессор Хирт из Страсбургского института анатомии известил меня об эшелоне заключенных, следующем из Аушвица, – рассказал он следователю. – Доктор сообщил, что они будут умерщвлены в газовых камерах концлагеря Натцвейлер. После этого тела будут доставлены в институт анатомии в его распоряжение. Он передал мне пол-литровую бутылку, заполненную примерно наполовину какими-то кристаллами (думаю, это были соли цианида), и объяснил примерную дозировку, которую надлежит применять для отравления прибывающих из Аушвица.

В начале августа 1943 года я принял 80 заключенных, которые подлежали умерщвлению с помощью кристаллов, переданных мне Хиртом. Однажды ночью на небольшой автомашине я повез к газовой камере примерно 15 человек – первую партию. Я сообщил женщинам, что для прохождения дезинфекции им нужно войти в камеру. Конечно, я не сказал, что там их отравят газом».

К этому времени нацисты уже усовершенствовали технологию отравления газом.

«При помощи нескольких солдат СС, – продолжал Крамер, – я заставил женщин раздеться донага и в таком виде затолкал их в газовую камеру.

Когда дверь захлопнулась, они начали кричать. Через небольшую трубу… я высыпал в камеру нужное количество кристаллов и стал наблюдать в смотровое отверстие за происходящим в камере. Женщины дышали примерно еще полминуты, затем попадали на пол. Потом, выключив вентиляцию, я открыл дверь и увидел безжизненные тела, испачканные экскрементами».

Капитан Крамер показал, что он несколько раз повторял эту процедуру, пока все 80 заключенных не были умерщвлены. После этого трупы были переданы профессору Хирту, как и требовалось. Допрашивавшие задали Крамеру вопрос, что он чувствовал в это время. Крамер дал ответ, который невозможно забыть и который проливает свет на явление, характерное для третьего рейха, но казавшееся непостижимым для нормального человека:

«У меня не было никаких чувств при выполнении этих акций, так как я получил приказ ликвидировать 80 заключенных только что изложенным мною способом. Именно так, между прочим, я был обучен действовать…»

Другой свидетель Анри Эрипьер – француз, работавший в качестве ассистента в институте анатомии, в лаборатории профессора Хирта, вплоть до вступления в Страсбург войск союзников – описал, что происходило далее:

«Первая партия, полученная нами, включала трупы 30 женщин… Тела были еще теплые. Глаза были открыты и блестели. Красные, налитые кровью, они вылезли из орбит. Следы крови были видны около носа и вокруг рта. Но никаких признаков трупного окоченения не наблюдалось…»

Эрипьер заподозрил, что они были умерщвлены умышленно, и тайно записал их личные номера, вытатуированные на левой руке. Затем поступили еще две партии общим числом 56 трупов в точно таком же состоянии. Их заспиртовали под непосредственным руководством доктора Хирта. Однако профессор проявлял признаки беспокойства в связи со всем этим делом.

«Анри, – сказал он Эрипьеру, – если не сможешь держать язык за зубами, станешь одним из них…»

Как свидетельствует переписка, профессор отделял головы и, по его словам, собрал коллекцию черепов, никогда дотоле не существовавшую. Но вскоре возникли определенные трудности, о которых шеф Института исследований наследственности доложил Гиммлеру 5 сентября 1944 года:

«Ввиду широких масштабов научных исследований обработка трупов еще не завершена, – писал он. – Чтобы обработать еще 80 трупов, потребуется определенное время».

А время уходило. Наступавшие американские и французские войска приближались к Страсбургу. Хирт запросил «указаний относительно судьбы коллекции».

«От трупов можно было бы отделить мягкие ткани, с тем чтобы исключить их опознавание, – докладывал он. – Однако это означает, что по крайней мере часть работы была проделана впустую и что эта уникальная коллекция утрачена для науки, поскольку сделать впоследствии гипсовые слепки будет невозможно.

Как таковая коллекция скелетов не привлечет к себе внимания. Можно объявить, что мягкие ткани были оставлены французами еще до того, как институт анатомии перешел в наши руки, и что они будут сожжены. Дайте мне, пожалуйста, рекомендации, к какому из трех вариантов следует прибегнуть: 1) Сохранить полностью всю коллекцию. 2) Частично разукомплектовать ее. 3) Полностью разукомплектовать коллекцию».

«Свидетель, скажите, зачем вы хотели отделить мягкие ткани? – задал вопрос английский обвинитель в притихшем судебном зале Нюрнберга. – Почему вы предлагали, чтобы вина пала на французов?»

«Как неспециалист, я не мог иметь своего мнения в этом вопросе, – ответил нацистская Синяя Борода, – я лишь передал запрос доктора Хирта. Я не имел никакого отношения к убийству этих людей. Я выполнял роль почтальона…»

Позднее Эрипьер описал попытку, правда, не вполне удавшуюся, скрыть следы преступлений:

«В сентябре 1944 года, когда союзники стали наступать на Бельфор, Хирт приказал Бонгу и герру Мейеру расчленить трупы и сжечь в крематории… Я спросил у герра Мейера на следующий день, все ли тела он расчленил, однако герр Бонг ответил: „Мы не могли расчленить все тела, это слишком большая работа. Несколько трупов мы оставили в хранилище“.

Когда месяц спустя части во главе с французской 2-й бронетанковой дивизией, действовавшей в составе американской 7-й армии, вошли в Страсбург, эти трупы были обнаружены там союзниками.

Не только черепам, но и человеческой коже находили применение апологеты «нового порядка». Из нее, как выяснилось, они изготовляли отличные абажуры, причем несколько штук были сделаны специально для фрау Ильзе Кох, жены коменданта концлагеря в Бухенвальде, прозванной узниками Бухенвальдской Сукой. Татуированная кожа пользовалась особым спросом. Об этом на Нюрнбергском процессе узник лагеря немец Андреас Пфаффенбергер дал под присягой следующие показания:

«… Всем заключенным, имевшим татуировку, было приказано явиться в амбулаторию… После осмотра заключенных с наиболее художественной татуировкой умерщвляли посредством инъекций. Их трупы доставлялись в патологическое отделение, где от тела отделялись лоскуты татуированной кожи, подвергавшейся затем соответствующей обработке. Готовая продукция передавалась жене Коха, по указанию которой из кожи выкраивались абажуры и другие декоративные предметы домашней утвари».

В другом лагере, в Дахау, спрос на такую кожу часто превышал предложение. Лагерный узник, чешский врач доктор Франк Блаха, показал в Нюрнберге следующее:

«Иногда не хватало тел с хорошей кожей, и тогда доктор Рашер говорил: „Ничего, вы получите тела“. На следующий день мы получали двадцать или тридцать тел молодых людей. Они были убиты выстрелом в голову или ударом по голове, но кожа оставалась неповрежденной… Кожа должна была поступать от здоровых людей и не иметь дефектов».

Однако всех, пожалуй, превзошел в своих бесчеловечных экспериментах доктор Зигмунд Рашер. Еще весной 1941 года доктору Зигмунду Рашеру, посещавшему в то время специальные медицинские курсы в Мюнхене, организованные люфтваффе, неожиданно пришла в голову блестящая идея. Он тут же написал о ней Гиммлеру.

Доктор Рашер обнаружил, что опыты по исследованию воздействия больших высот на летчиков застряли на мертвой точке. «До настоящего времени невозможно было проводить эксперименты на людях, потому что они опасны для здоровья испытуемых, а добровольцев, готовых подвергнуться им, не находится, – писал „исследователь“. – Не могли бы вы предоставить двух или трех профессиональных преступников… для участия в этих экспериментах. Опыты, в ходе которых они, вероятно, погибнут, будут проводиться при моем участии».

Через неделю эсэсовский фюрер ответил, что «заключенные, конечно, будут охотно предоставлены для проведения высотных экспериментов». Они были предоставлены, и Рашер приступил к делу. О результатах можно судить по его собственным докладам и по отчетам других «экспериментаторов». Эти документы фигурировали на Нюрнбергском и последующих процессах, в частности, над врачами СС.

Для проведения высотных экспериментов он организовал переброску барокамеры ВВС из Мюнхена прямо в концлагерь близ Дахау, где не было недостатка в человеческом материале, предназначенном на роль подопытных кроликов. Из новоизобретенного хитроумного устройства выкачивался воздух так, что моделировались условия отсутствия кислорода и низкое давление, характерные для больших высот. После этого доктор Рашер приступал к наблюдениям:

«Третий опыт проводился в условиях отсутствия кислорода, соответствующей высоте 29 400 футов (8820 метров). Испытуемым был еврей 37 лет в хорошем физическом состоянии. Дыхание продолжалось в течение 30 минут. Через четыре минуты после начала испытуемый стал покрываться потом и крутить головой.

Пять минут спустя появились спазмы; между шестой и десятой минутами увеличилась частота дыхания, испытуемый стал терять сознание. С одиннадцатой по тридцатую минуту дыхание замедлилось до трех вдохов в минуту и полностью прекратилось к концу срока испытания… Спустя полчаса после прекращения дыхания началось вскрытие».

Австрийский заключенный Антон Пахолег, который работал в отделе доктора Рашера, описал «эксперименты» менее научным языком:

«Я лично видел через смотровое окно барокамеры, как заключенные переносили вакуум, пока не происходил разрыв легких. Они сходили с ума, рвали на себе волосы, пытаясь уменьшить давление. Они расцарапывали себе голову и лицо ногтями и пытались искалечить себя в приступе безумия, бились головой о стены и кричали, стремясь ослабить давление на барабанные перепонки. Такие опыты завершались, как правило, смертью испытуемых».

Около 200 заключенных были подвергнуты этим опытам, прежде чем Рашер завершил их. Из этого числа, как стало известно на «Процессе врачей», около 80 погибли на месте, остальные были ликвидированы несколько позднее, чтобы никто не мог рассказать о происходившем.

Закончилась эта программа «исследований» в мае 1942 года, когда фельдмаршал Эрхард Мильх из люфтваффе передал Гиммлеру благодарность Геринга за новаторские «эксперименты» доктора Рашера.

Некоторое время спустя, 10 октября 1942 года, генерал-лейтенант Хиппке, инспектор авиационной медицины, выразил Гиммлеру от имени германской авиационной медицины и науки свою глубочайшую признательность за «эксперименты» в Дахау. Однако, на его взгляд, в них имелось одно упущение. Они не учитывали экстремально низкие температуры, в которых летчик действует на больших высотах.

В целях исправления этого недостатка ВВС приступили к сооружению барокамеры, оснащенной охладительной системой, способной воссоздавать холод на высотах вплоть до 30 тысяч метров. Хиппке добавил в своем докладе Гиммлеру, что эксперименты в условиях низких температур по различным программам по-прежнему ведутся в Дахау.

Они действительно продолжались.

«Эксперименты по замораживанию», проводившиеся доктором Рашером, были двух видов: первый – с целью выяснить, какой холод и сколько времени способен выдержать человек, прежде чем умрет; второй – с целью найти наилучшие способы отогрева еще живого человека, после того как он подвергся воздействию экстремально низких температур.

Для замораживания людей использовались два способа: либо человека помещали в резервуар с ледяной водой, либо оставляли обнаженным на снегу на ночь в зимнее время. Рашер посылал многочисленные доклады Гиммлеру о своих «экспериментах по замораживанию и отогреву». Один или два примера дадут полное представление о них. Одним из самых первых оказался доклад, представленный 10 сентября 1942 года:

«Испытуемых погружали в воду в полном летном снаряжении… с капюшоном. Спасательные жилеты удерживали их на поверхности. Эксперименты проводились при температуре воды от 36,5 до 53,5 градуса по Фаренгейту (от 2,5 до 12 градусов Цельсия). В первой серии испытаний задняя часть щек и основание черепа находились под водой. Во второй – погружались задняя часть шеи и мозжечок. С помощью электрического термометра была измерена температура в желудке и прямой кишке, составлявшая соответственно 79,5 градуса по Фаренгейту (27,5 градуса по Цельсию) и 79,7 градуса по Фаренгейту (27,6 градуса по Цельсию). Смерть наступала лишь в том случае, если продолговатый мозг и мозжечок были погружены в воду.

При вскрытии после смерти в указанных условиях было установлено, что большая масса крови, до полулитра, скапливалась в черепной полости. В сердце регулярно обнаруживалось максимальное расширение правого желудочка. Испытуемые при подобных опытах неизбежно погибали, несмотря на все усилия по спасению, если температура тела падала до 82,5 градуса по Фаренгейту (28 градусов по Цельсию). Данные вскрытия со всей ясностью доказывают важность обогрева головы и необходимость защищать шею, что должно быть учтено при разработке губчатого защитного комбинезона, которая ведется в настоящее время».

Таблица, которую Рашер приложил к своему отчету, составлена на основе шести «фатальных случаев» и отражает температуру воды, температуру тела при извлечении из воды, температуру тела в момент смерти, продолжительность пребывания в воде и время, прошедшее до наступления смерти. Самый крепкий человек оказался способен пробыть в ледяной воде в течение 100 минут, самый слабый – в течение 53-х.

Вальтер Нефф, лагерный узник, служивший санитаром при докторе Рашере, дал показания на «Процессе врачей», в которых непрофессионально описал один из опытов по переохлаждению человека в ледяной воде:

«Это был самый худший из всех экспериментов, которые когда-либо проводились. Из тюремного барака привели двух русских офицеров. Рашер приказал раздеть их и сунуть в чан с ледяной водой. Хотя обычно испытуемые теряли сознание уже через шестьдесят минут, однако оба русских находились в полном сознании и по прошествии двух с половиной часов. Все просьбы к Рашеру усыпить их были тщетны. Примерно к концу третьего часа один из русских сказал другому: „Товарищ, скажи офицеру, чтобы пристрелил нас“. Другой ответил, что он не ждет пощады „от этой фашистской собаки“. Оба пожали друг другу руки со словами „Прощай, товарищ“… Эти слова были переведены Рашеру молодым поляком, хотя и в несколько иной форме. Рашер вышел в свой кабинет. Молодой поляк хотел было тут же усыпить хлороформом двух мучеников, но Рашер вскоре вернулся и, выхватив пистолет, пригрозил нам… Опыт продолжался не менее пяти часов, прежде чем наступила смерть».

Номинальным руководителем первых экспериментов в ледяной воде был некий доктор Хольцлехнер, профессор медицины Кильского университета. Ему помогал некий доктор Финке. Проработав с Рашером пару месяцев, они пришли к выводу, что возможности экспериментов исчерпаны. После этого три врача написали совершенно секретный отчет на 32 страницах под названием «Эксперименты по замораживанию человека» и направили его в штаб ВВС. По их же инициативе 26 и 27 октября 1942 года в Нюрнберге была созвана конференция немецких ученых для обсуждения результатов их исследований. Обсуждались медицинские аспекты чрезвычайных происшествий в открытом море и в зимних условиях. Из представленных на «Процессе врачей» свидетельских показаний следует, что на конференции присутствовало 95 немецких ученых, включая наиболее известных медиков. И хотя не оставалось сомнений в том, что три врача в ходе экспериментов умышленно довели до смерти большое число людей, им не было задано ни одного вопроса на этот счет и соответственно не прозвучал ни один протест.

После этого профессор Хольцлехнер и доктор Финке отошли от данных экспериментов, но Рашер упрямо продолжал их в одиночку с октября 1942-го по май следующего года. Помимо прочего он хотел провести эксперименты, названные им как «сухое замораживание». Гиммлеру он писал:

«Аушвиц больше подходит для проведения подобных испытаний, чем Дахау, так как климат в Аушвице несколько холоднее, а также потому, что в этом лагере опыты будут меньше привлекать внимания ввиду его большей площади (испытуемые громко кричат при замораживании)».

По какой-то причине перенести опыты в Освенцим не удалось, поэтому доктор Рашер продолжил свои исследования в Дахау, уповая на настоящую зимнюю погоду.

«Слава богу, у нас в Дахау вновь наступили сильные холода, – писал он Гиммлеру ранней весной 1943 года. – Некоторые испытуемые находились на открытом воздухе по 14 часов при наружной температуре 21 градус по Фаренгейту (-6,1 по Цельсию), при этом температура тела опускалась до 77 градусов по Фаренгейту (-25 по Цельсию) и наблюдалось обморожение конечностей…»

На «Процессе врачей» свидетель Нефф дал также непрофессиональное описание «экспериментов по сухому замораживанию», проводившихся его шефом:

«Однажды вечером полностью раздетого заключенного вывели из барака и положили на носилки. Его прикрыли простыней, и каждый час выливали на него ведро холодной воды. Так продолжалось до утра. При этом регулярно измерялась температура.

Позднее доктор Рашер заявил, что было ошибкой накрывать испытуемого простыней, а затем поливать водой… В будущем лиц, подвергающихся опытам, накрывать не следует. Следующий эксперимент проводился над десятью заключенными, которых выводили наружу по очереди также обнаженными».

По мере того как люди замерзали, Рашер или его ассистент регистрировали температуру, работу сердца, дыхание и т. п. Тишину ночи часто нарушали душераздирающие крики мучеников.

«Первоначально, – объяснял Нефф суду, – Рашер запрещал проводить испытания под анестезией. Но испытуемые поднимали такой крик, что продолжать опыты без обезболивания он уже не мог…»

Испытуемых оставляли умирать, по словам Гиммлера, «как они того и заслуживали», в чанах с ледяной водой или на промерзлой земле обнаженными вне бараков. Тех, кто выживал, быстро уничтожали.

Но доблестных немецких летчиков и моряков, ради пользы которых проводились «эксперименты», необходимо было спасти после того, как они делали вынужденную посадку в ледяных водах Северного Ледовитого океана или приземлялись на скованных морозом просторах Заполярной Норвегии, Финляндии или Северной России. И доктор Рашер приступил в Дахау к «экспериментам по отогреву» над людьми, ставшими подопытными кроликами. Он желал знать, каков наилучший метод отогрева замерзшего человека и каковы соответственно возможности по спасению его жизни.

Генрих Гиммлер немедля выдал корпусу без устали работавших под его началом ученых рекомендации «практических решений». Он предложил Рашеру испытать способ отогрева «животным теплом», однако доктор поначалу не придал большого значения этой идее. «Отогрев животным теплом, будь то тело животного или женщины, слишком медленный процесс», – писал он шефу СС. Однако Гиммлер продолжал настойчиво убеждать его:

«Меня чрезвычайно интересуют эксперименты с животным теплом. Лично я убежден, что такие эксперименты дадут наилучшие и наиболее надежные результаты».

Несмотря на свой скептицизм, доктор Рашер был не из тех, кто отважился бы игнорировать предложение, исходящее от главаря СС. Он просто приступил к серии наиболее абсурдных из всех когда-либо проводившихся «экспериментов», фиксируя их для грядущих поколений во всех отталкивающих подробностях. Из женского концлагеря Равенсбрюк ему в Дахау направили четырех заключенных женщин. Однако привлечение к опытам одной из них (все они проходили как проститутки) смущало доктора, и он решил доложить об этом начальству:

«Одна из поступивших женщин обладает ярко выраженными нордическими расовыми чертами… Я спросил девушку, почему она добровольно пошла работать в публичный дом, на что она ответила: „Чтобы выбраться из концлагеря“. Когда я возразил, что стыдно быть продажной женщиной, она без смущения ответила: „Лучше уж полгода в публичном доме, чем полгода в концлагере“.

Мое расовое сознание кипит гневом при мысли о том, что придется выставлять обнаженной перед расово неполноценными элементами из концентрационного лагеря девушку, которая внешне являет собой чистейший образец нордической расы… В силу изложенного я отказываюсь использовать эту девушку для моих экспериментов».

Однако он использовал других, чьи волосы были менее белокуры, а глаза не такие голубые. Итоги опытов были должным образом изложены Гиммлеру в докладе от 12 февраля 1942 года, помеченном грифом «Секретно».

«Испытуемые были охлаждены известным способом – в одежде или без нее – в холодной воде при различной температуре… Изъятие из воды проводилось при достижении ректальной температуры 86 градусов по Фаренгейту (30 градусов по Цельсию). В восьми случаях испытуемых помещали между двумя обнаженными женщинами на широкой кровати. При этом женщины получили указание прижаться к охлажденному человеку как можно плотнее. Затем всех троих накрывали одеялами.

Придя в сознание, испытуемые больше не теряли его. Они быстро осознавали, что с ними происходит, и плотно прижимались к обнаженным телам женщин. Повышение температуры при этом происходило примерно с той же скоростью, что и у испытуемых, которых отогревали укутыванием в одеяла. Исключение составили четверо испытуемых, которые совершили половой акт, когда температура тела колебалась от 86 до 89,5 градуса по Фаренгейту (от 30 до 33 градусов по Цельсию). У этих лиц очень быстро повышалась температура, что можно сравнить лишь с эффектом горячей ванны».

К своему удивлению, доктор Рашер обнаружил, что одна женщина отогревала замерзшего человека быстрее, чем две.

«Я отношу это за счет того, что при отогреве одной женщиной отсутствует внутреннее торможение и женщина прижимается более плотно к охлажденному. В этом случае возвращение полного сознания также происходило значительно быстрее. Лишь в одном случае отмечено, что испытуемый не пришел в сознание и температура его тела повысилась незначительно. Он скончался при симптомах кровоизлияния в мозг, что и было позднее подтверждено вскрытием».

Подводя итог, этот гнусный душегуб заключал, что отогрев охлажденного при помощи женщин «протекает довольно медленно» и что действие горячей ванны более эффективно.

«Лишь те испытуемые, – делал он вывод, – физическое состояние которых допускало половой акт, отогревались удивительно быстро и возвращались в нормальное физическое состояние исключительно быстро».

По показаниям свидетелей, выступавших на «Процессе врачей», в целом на 300 заключенных было проведено около 400 экспериментов по «замораживанию». В ходе опытов умерло от 80 до 90 человек. Остальных, за немногим исключением, уничтожили позднее, причем некоторые сошли с ума.

Между прочим, самого доктора Рашера в числе дававших свидетельские показания на процессе не было. Он продолжал свои кровавые деяния, реализуя многочисленные новые планы, слишком многочисленные, чтобы говорить о каждом отдельно. Продолжались они до мая 1944 года, когда он и его жена были арестованы СС. Однако подвергли их аресту вовсе не за преступные «эксперименты» по умерщвлению людей, а по обвинению «в том, что он и его жена прибегли к обману в истории с происхождением их детей».

Дело в том, что отпетый шарлатан Рашер привлек внимание Гиммлера потому, что одной из навязчивых идей его было выведение все более полноценных поколений нордической расы. И вот в кругах СС распространился слух о том, что фрау Рашер после сорока восьми лет родила троих детей, отличающихся более совершенными качествами с точки зрения расовой теории. В действительности же семейство Рашер попросту похищало детей из сиротских домов через соответствующие промежутки времени.

Подобного вероломства Гиммлер, преклонявшийся перед немецкими матерями, не мог снести. Он искренне верил, что фрау Рашер действительно начала заводить детей в возрасте сорока восьми лет. И рассвирепел, узнав правду. Посему доктора Рашера посадили в бункер для политзаключенных в столь хорошо знакомом ему концлагере Дахау, а его жену отправили в Равенсбрюк, откуда доктору поставляли проституток для опытов по «отогреву». Ни один из лагеря живым не вышел. Полагают, что Гиммлер в одном из своих последних распоряжений приказал их ликвидировать, ибо они могли оказаться слишком неудобными свидетелями.

«Обнаружить и уничтожить» – вот так, буквально тремя словами, можно обозначить основное назначение зенитной артиллерии и других средств ПВО. Первое время деятели третьего рейха не обращали особого внимания на эту отрасль техники, поскольку война шла на чужой для них территории. Но когда военные действия развернулись непосредственно на территории самого третьего рейха, когда авиация союзников начала совершать рейды на города Германии, тут, дескать, немцы спохватились и успели сказать свое веское слово. Так ли это на самом деле?

Раздувание мифа о спасительном для Германии «чудо-оружии» началось задолго до последнего этапа Второй мировой войны. Так, например, весной 1943 года рейхсминистр оружия и вооружения Шпеер заявил: «Техническое превосходство обеспечит нам скорую победу. Затяжная война будет выиграна посредством „вундерваффе“. Рейхсминистр намекнул, что чудо-оружие вот-вот выйдет из стадии испытаний и тогда…

На что же намекал Шпеер в своем заявлении? Оказывается, на строго засекреченные исследования, которые с 1941 года велись в лагере смерти Бухенвальд.

Оказывается, в лагере в то время существовала команда электриков, большинство из которых были немцами, посаженными за колючую проволоку за свои политические убеждения. В общем, то была немецкая «шарашка», насчитывавшая около 100 заключенных, продолжавших работать по специальности. Надзор над ними осуществлялся несколькими нижними чинами СС. Во время описываемых событий команда располагалась в одном из бараков, мало чем отличавшихся от прочих: в длину он имел около 40, в ширину – около 9 метров.

Однажды лагерные электрики получили приказ переоборудовать свой барак. Внутри его возвели стену; все двери, ведущие в одно из двух отделений барака, замуровали; сразу же за отделением радиотехников и профессиональных телефонистов сколотили дощатый забор. Таким образом, в рабочее помещение был обеспечен только один доступ – с улицы. Входить сюда могли лишь комендант лагеря и командофюрер СС.

В новой лаборатории поселился один из заключенных – некто Блау; он должен был разрабатывать сделанное им несколько лет назад секретное изобретение. Отныне всякие контакты с Блау строго запретили. Лишь одному человеку – опытному электрику Армину Вальтеру – было вменено в обязанность оказывать изобретателю всяческую помощь. Прежде чем дать это поручение, комендант лагеря сказал Вальтеру: «Ты, конечно, изрядный болван, однако запомни, что Блау изобрел двойные лучи и этими лучами остановил трамвай…»

Кто же был сей чудодей от техники Блау?

По словам самого Блау, он значился важной персоной в списках военных чиновников «третьего рейха», но за какие-то махинации был осужден и попал в Бухенвальд.

Вот как описывает этого человека Райнгольд Лохман, один из выживших обитателей той «шарашки»:

«Беседуя с Блау, мы установили, что он не обладал даже самыми элементарными сведениями по части физики, механики, электротехники; ему, например, не был известен даже закон Ома…»

Тем не менее с момента основания лаборатории Блау поставил дело на широкую ногу. Вскоре помещение было завалено реостатами, амперметрами, конденсаторами, мотками проволоки, трансформаторами, радиолампами и т. д.

Как-то Вальтера вызвали к Блау. Перед бараком он увидел обшитую досками огромную – два метра в поперечнике – рентгеновскую лампу. Из технической документации, сопровождающей груз, явствовало, что лампа-великанша была скороспешно изготовлена концерном Сименса. В нескольких других огромных ящиках покоились немыслимых размеров трансформаторы.

Спустя несколько дней после монтажа лампы и трансформаторов Вальтер обнаружил, что изобретатель даже не знает, как следует обращаться с этими приборами.

Несколько позднее Блау заявил, что для увеличения эффективности рефлексии «двойных ХХ-лучей» необходимо вокруг барака проложить в земле кабель из серебра и меди. Уже через день эта бредовая идея была реализована.

В другой раз Блау затребовал из Швеции солидную порцию моноцитного песка. Специальный курьер СС был тут же отряжен прямо из Берлина в Стокгольм. Гитлеровцы не щадили сил и средств, дабы заполучить долгожданное оружие.

У этого странного «чудо-оружия» был не менее странный принцип действия. Во всяком случае сам изобретатель описывал его так:

«Модуляционная схема включения в перманентное ультракоротковолновое магнитное поле с дистанционным управлением беспроволочной телеграфией и дистанционными импульсами. Модуляция земного магнетизма с силовым линейным полем синхронной магнитной коллекции посредством так называемого эффекта вихревых токов с целью генерации дельта-магнитных лучей».

Любой мало-мальски грамотный инженер только пожмет плечами, ознакомившись с подобной «дельта-магнитной» абракадаброй. Как же могло случиться, что вплоть до самого конца войны Блау удавалось околпачивать всех и вся?

После первых бомбовых ударов противника – налетов на города Германии – всякий следующий опыт изобретателя происходил при большом скоплении высокопоставленных чиновников, заинтересованных в скорейшем успехе «вундерваффе».

Вот рассказ одного из очевидцев: «В свите приглашенных я видел генералов СС и группенфюреров. Были и лица в гражданском платье – вероятно, светила науки: бонзы от СС услужливо сопровождали их к лаборатории, где они внимательно вслушивались в то, что им пространно и не без апломба рассказывал изобретатель. В экспериментальном помещении царил такой хаос, что нельзя было и шагу ступить, чтобы не наткнуться на какой-нибудь диковинный прибор. Особенно много было электропультов. Когда Блау включал аппаратуру, то появлялось ощущение, будто вашу голову сунули в поток искр. Вокруг поблескивали молнии, трещали реле, неожиданно ослепляла флюоресценция».

Особенно запомнились два трюка, которые продемонстрировал изобретатель перед свитой. На железном гвозде, вбитом в потолок, висела обычная электрическая лампа с жестяным патроном. Аппаратура только что перестала грохотать, фейерверк угас. Блау взял один из проводов на выходе из передатчика и притронулся им к жестяному патрону – лампочка загорелась ослепительным светом. Велико было изумление присутствующих, ибо проделанный только что трюк демонстрировал принцип действия «двойных ХХ-лучей». По мысли Блау, вместо воспылания лампы должен был обеспечиваться следующий эффект: вокруг самолетов противника нарушалось поле земного притяжения, и, таким образом, целые армады бомбардировщиков должны были падать на землю.

Однако Блау «забыл» пояснить гостям истинный секрет этого фокуса: за несколько дней до представления он подвел к гвоздю искусно замаскированный провод, который был подключен к другой фазе.

В другой раз Блау продемонстрировал свое искусство фокусника таким эффектным способом: предварительно включив приемник на полную мощность, он после нескольких манипуляций у пульта заглушил радиопередачу. При этом он незаметно для высокопоставленных гостей, из которых мало кто мог даже подумать о возможном шулерстве, сунул в одну из конденсаторных катушек железный стержень; катушка, в свою очередь, была установлена на ответвлении антенного привода. Индуктивное заграждение в антенной цепи явилось, понятно, причиной того, что приемник вдруг умолк. Тем не менее факт некоего дистанционного действия «двойных ХХ-лучей» был так или иначе продемонстрирован, и шарлатан мог преспокойно продолжать свою деятельность.

Небезынтересно, что после ухода изумленных гостей заключенный Вальтер повторил тот же трюк. Вскоре его по жалобе Блау перевели на другие работы.

Теперь можно ответить и на вопрос – как могло случиться, что приглашенные на демонстрацию испытаний не смогли разоблачить шарлатана на месте? По всей вероятности, ни одна идея, ни один технический фокус не казались в то время настолько сумасбродными, чтобы за них нельзя было ухватиться, как за последнюю надежду уйти от неотступно надвигавшегося краха – поражения фашистской Германии.

Работы, связанные с изобретением «двойных ХХ-лучей», находились в ведении высших инстанций СС. Эсэсовцы намеревались, использовав «вундерваффе», коренным образом изменить ход военных действий. Кто из экспертов мог рискнуть в подобной ситуации объявить изобретателя «вундерваффе» мошенником? Для этого надо было поставить на карту свою жизнь, ибо такое заявление отнимало у фюрера и его ближайших соратников последнюю надежду.

Но опыт войны все же показал: на заверения мошенников все же надеяться не приходится. ХХ-лучи так никогда и не были использованы в боевой обстановке.

Тем не менее поиски чудодейственного оружия, в том числе и лучевого, продолжались до самого окончания военных действий. Тому есть и еще одно свидетельство…

«Неумолимо идет время. Все меньше и меньше остается с нами тех, кто вынес на своих плечах самую кровавую войну в истории человечества. Многих уже нет, но осталась память, остались удивительные истории, которые наши отцы и деды рассказывали нам иногда, под настроение. Вообще-то, фронтовики не любят вспоминать войну, но на традиционных встречах 9 мая нам – молодежи – иной раз удавалось услышать весьма интересные эпизоды из уст самих их участников. Два таких рассказа запомнились мне особенно, поскольку речь шла о событиях весьма неординарных. По мере сил я постарался придать им более-менее литературную форму, максимально сохранив при этом стиль изложения рассказчиков».

И далее к письму инженера Александра Косарева прилагалась довольно объемистая рукопись, рассказывающая о двух эпизодах Великой Отечественной войны, которые имеют прямое отношение к теме нашей книги. Итак…

И ныне случайный грибник может еще увидеть среди необъятных болот, километрах в 40 от Любани, остатки странного, похожего на мост, сооружения, неизвестно зачем и как воздвигнутого в этом гиблом месте. Он и не подозревает, что встречается с одной из неразгаданных тайн Второй мировой войны.

Многие фронтовики помнят начало блокады Ленинграда и предпринятую в 1942 году попытку Красной Армии прорвать окружение. Одна из наступающих частей была усилена двумя десятками легких танков, что крайне удивило готовящихся к атаке пехотинцев, так как перед ними лежало непроходимое болото.

Однако загадка скоро разъяснилась.

К лейтенанту Александру Ивановичу Воробьеву – командиру головного танка – прибыл посыльный из штаба с местным лесником, который утверждал, что через болото еще в царские времена была проложена 5-киломеровая гать, изготовленная из отдельных трехнакатных плотов, соединенных дубовыми клиньями. Со временем гать несколько притопилась и стала практически неотличима от болота, и о ее существовании помнили очень немногие местные жители. Вот эту возможность и решило использовать наше командование для нанесения внезапного удара фактически в глубокий тыл немецкой группировки.

Ранним утром, едва забрезжил рассвет, началось подтягивание подразделений, выделенных для разведки боем. Первыми на гать выдвинулись разведчики, предводимые лесником. В предрассветной тьме, ориентируясь практически на ощупь, они отметили специальными вешками положение наплавной дороги, по которой смогли бы пройти танки.

Достигнув, как им показалось, твердой земли, разведчики связались по радио с командованием и доложили, что путь размечен и свободен от мин.

В 5 утра фронтовая артиллерия начала методический обстрел позиций противника, но на этом участке, поскольку цели были недостаточно разведаны, решили вести только беспокоящий огонь, бросить вперед танковый батальон и поддержать его артиллерией, если ударные части встретят сопротивление.

В 5. 30 поступил приказ на выдвижение, и два десятка танков, облепленные пехотинцами, осторожно двинулись по размеченной переправе. Все машины шли с открытыми люками на тот случай, если настил переправы не выдержит и какая-нибудь провалится в трясину. С большой осторожностью колонна преодолела около двух километров, однако сработанная на совесть дорога с честью выдержала испытание.

Все это время артиллерия поддерживала наступающих – не столько результативным огнем, сколько маскируя стрельбой шум моторов. Наконец, танкисты увидели фигуры разведчиков, охраняющих подходы к гати со стороны противника. Те быстро разобрались по два человека и проводили каждый танк к уже намеченным исходным позициям. Немцы пока не обнаруживали своего присутствия.

Выждав, пока подтянутся отставшие, танки и пехота двинулись вперед. Примерно через 1,5 километра произошла первая стычка. Однако на наш яростный огонь немцы отвечали вяло и создавалось такое впечатление, что они совершенно не ожидали появления красноармейцев, а увидев их перед собой, старались скорее отступить, но никак не организовать отпор. Среди убитых немцев оказалось достаточно много одетых в гражданскую одежду.

Действия наших подразделений в это время затруднялось тем, что местность заросла густым, дремучим лесом, а кроме того, наши командиры, не зная, где находится противник и каковы его силы, действовали очень осторожно, помня о том, что в случае сильного контрудара, особенно во фланг, могла возникнуть проблема возвращения через гать.

Примерно к 9 утра разведчики доложили, что они вышли к другой наплавной переправе, по которой, по их словам, спешно и в полной панике переправляются разрозненные и достаточно малочисленные группы немцев. Лейтенант Воробьев во главе группы из нескольких танков рванулся к ней, щедро поливая попадающиеся по пути заросли и овраги огнем из пулеметов. Они стремительно выехали на широкую просеку, которая через несколько минут и привела их к обрыву, от которого через заболоченную равнину уходила вдаль дощато-бревенчатая дорога, опирающаяся на поплавки из связанных тросами бочек из-под авиационного бензина.

Вдали, где-то в 500 метрах, мелькали спины людей, но стрелять по ним танкисты не стали, предпочтя продолжить прочесывать местность, на которой оказались. Довольно скоро стало ясно, что наши находятся на своеобразном острове, окруженном болотом.

А при более детальном осмотре солдаты наткнулись на небольшой поселок, в котором, кроме жилых бараков, обставленных, впрочем, весьма прилично, обнаружилось несколько помещений, оборудованных под мастерские и конструкторское бюро. Там они нашли большое количество чертежей, карандашей, линеек и чертежных досок, из которых танкисты сразу напилили более удобных сидений для своих машин.

В это время пришло сообщение от разведчиков о том, что они нашли в глубине леса странные котлованы, а в них еще более странные зенитные батареи. Танкисты двинулись в указанном направлении. Пройдя около километра по свежепрорубленной просеке, вышли к двум широким, прямоугольной формы, котлованам, вырытым примерно в 100 метрах друг от друга. В центре каждого стояли по четыре крупнокалиберные зенитные пушки. Они были расположены по углам квадрата, в центре которого находилось решетчатое тарелкообразное сооружение, сверкающее на солнце тысячами зеркал.

Когда танкисты спустились в один из котлованов и начали осматривать находки, то увидели, что все пушки имели автоматические затворы и систему наводки с использованием электромоторов и, кроме того, были соединены со странным зеркалом толстыми, в руку, кабелями. Вскоре обнаружили, что от обеих батарей пучки кабелей ведут в небольшую рощицу между котлованами. В ней, под маскировочным навесом, нашли мощную дизельную электростанцию, смонтированную на прицепе вместе с емкостью для солярки. Пульт управления всей системой располагался метрах в 20-ти от нее в дощатой будке с бойницами.

В это время вдали грохнул сильный взрыв. Буквально через минуту солдаты, оставленные у немецкой переправы, передали по рации, что та взлетела на воздух. Танкисты связались с командованием и доложили обстановку. В ответ пришел приказ: к 20. 00 вернуться в расположение своих войск, увезя, по мере возможности, все, что было обнаружено в конструкторском бюро и котлованах.

После этого приказа большая часть подразделений двинулась обратно к выходу с острова, а несколько танковых экипажей и около роты пехотинцев осталось у котлованов. Солдаты, используя найденные в барачном поселке инструменты, начали разбирать систему управления одной из пушек и рубить топорами соединительные кабели. Другие пытались отвинтить от странной конструкции прожектор с толстыми рифлеными стеклами, который стоял в центре зеркального параболоида. Остальные прицепляли к захваченному в поселке грузовику дизель-электростанцию.

Внезапно из-под одного из прожекторов вырвались языки пламени и раздался взрыв. Все бросились на землю – сверху посыпались тысячи кусочков зеркал и обломков конструкции. Не успели они подняться с земли, как ахнул взрыв уже из другого котлована. Опасаясь взрыва склада с зенитными снарядами, красноармейцы почли за благо ретироваться из этого опасного места. Да и оставшиеся у котлованов танки и грузовик с прицепленной электростанцией, на которые влезло человек 30, с наступлением темноты поспешили двинуться к своей переправе. Но когда колонна въехала на гать, пришлось снизить скорость, так как легко можно было бы сползти в трясину. Не успели танкисты пройти и километра по гати, как новый мощный взрыв буквально вдребезги разнес дизель-электростанцию и сбросил грузовик в болото.

Поскольку две секции настила гати были при этом уничтожены, пришлось «арьергарду» провести ночь посреди болота. Только на следующее утро на выручку танкистов подоспела саперная рота, которая построила мост, соединивший уцелевшие секции гати, и вызволила попавших в ловушку.

Но на этом приключения солдат, участвовавших в наступательной операции, не закончились. Буквально назавтра в особом отделе начался поголовный допрос всех побывавших на болотном острове. Тех, кто говорил, что как-то соприкасался с зенитками в котлованах или даже изучал их, особисты увозили в неизвестном направлении. Больше в свою часть они не вернулись, и судьба их неведома.

Можно попробовать, с нынешних позиций, реконструировать принцип действия тех двух батарей, которые были обнаружены на болотном острове, пишет далее Косарев. Видимо, то была одна из первых, если не первая попытка немцев создать автоматически действующую зенитную установку, которая в ночных условиях должна была находить, отслеживать и уничтожать советские бомбардировщики, наносящие удары по Берлину и другим городам рейха.

Разработка, изготовление и испытание опытных образцов этого оружия, видимо, проводились в комплексе, на что указывает сосредоточение в одном месте и конструкторов, и механического производства, и самих опытных образцов. Весьма вероятно, что немецкие изобретатели пробовали уловить отражение светового пучка от узконаправленного прожектора и воспользовались для этого зеркальным параболоидом.

Наведение прожектора на цель, видимо, осуществлялось с помощью электромоторов с вынесенного в сторону от батарей пульта управления. Как только отраженный от самолета свет концентрировался в фокусе параболоида, в котором, видимо, находился фотоэлемент, автоматически включался механизм, производящий выстрел орудия и перезарядку его с помощью соленоидных электромагнитов.

Для увеличения вероятности попадания и плотности огня каждая из прожекторных установок оснащалась четырьмя орудиями, что, несомненно, должно было повысить результативность стрельбы.

Конечно, можно сказать, что отраженный от летящего на большой высоте самолета свет крайне слаб и засветки с земли могли бы легко парализовать работу этой сложной оптической системы. Но, видимо, немецкие конструкторы эту опасность вполне учитывали. Не будем забывать, где они устроили свой полигон. Мало того, что был выбран болотный остров, удаленный от ближайших населенных пунктов на несколько десятков километров, но и сами зенитные комплексы были помещены в котлованах, расположенных в густом хвойном лесу, что давало дополнительную гарантию защиты от случайной засветки уже на самом острове.

«О другом интересном случае мне поведал бывший военный летчик Алексей Львович Ф. (фамилию он просил не называть), – продолжает свое повествование Александр Косарев. – Эти события произошли с ним летом 1944 года во время освобождения Белоруссии. Ф. служил тогда в полку штурмовой авиации и практически каждый день вылетал в составе своего звена на бомбежку отступающих немецких войск».

Но однажды вечером он был вызван к командиру полка. Полковник усадил Ф. перед собой за стол и стал расспрашивать, на каких машинах тот летал до нынешней службы. Ф. отвечал, что с начала войны почти два года «ходил» на «кукурузнике», сперва как почтальон, а затем как инструктор.

– Вот и прекрасненько, – потер руки полковник, – нужно будет тебе, голуба, забросить одного человека в тыл к немцам.

Он встал, взял в руки скрученную в рулон карту, разложил ее на столе и указал точку в глухом лесу у Барановичей.

– С парашютом будет прыгать мой пассажир? – поинтересовался Ф.

– Нет, голуба, – усмехнулся полковник, – такие люди с парашютом дел не имеют. Короче, иди отдыхай, завтра получишь приказ, а пока что даю тебе сутки на подготовку самолета…

Весь следующий день Ф. провел у одного из двух имевшихся в полку У-2, готовя и проверяя его к завтрашнему полету. Когда совсем стемнело, Ф. снова вызвали в штабную землянку. На сей раз, кроме полковника, в ней находился некий человек в гражданской одежде. Полковник представил их друг другу. По тому, как поднимался, здоровался и разговаривал гость, Ф. сразу понял, что этот человек абсолютно никогда не имел никакого отношения к армии. Он был толст, неповоротлив и наиболее уверенно чувствовал себя, только сидя за столом у командира части.

После краткого знакомства полковник приказал ординарцу подать чаю и никого не впускать. Он снова расстелил на столе карту и подробно, часто повторяясь, объяснил Ф. задачу.

– Вылетаете ровно в 3. 15. В 4. 30, максимум 4. 45, ты должен сделать несколько кругов вот в этом районе. Ориентиром тебе будет поворот реки на северо-западе. Сигналом на посадку послужат парные выстрелы красных ракет в направлении лесной просеки. Смотри, не промахнись, – он посмотрел в глаза Ф., – просека-то старая, подзаросла, видать, а товарища Лаврова тебе надо доставить в целости-сохранности. Линию фронта будешь пересекать здесь, у деревни Займище. Это, правда, в стороне от маршрута, но ничего, снизу шум от твоей тарахтелки примаскируют слегка наши «боги войны». – Он хохотнул, расправил складки гимнастерки и продолжил: – После прохождения линии фронта – запомни, в 3. 35, – резко поворачивай на север, а в 3. 55–4. 00 также резко на запад. На всякий случай, голуба, следы-то надо заметать. Вот, пожалуй, и все. По приземлении доложи обстановку. Все ясно?

– Так точно! – отозвался Ф. – Только у меня на «кукурузнике» радио-то нет!

– Это ничего, – отмахнулся полковник, – у наших, гм, партизан рация имеется. Если нет вопросов – тогда ступай, поспи чуток, скоро уже взлетать…

Проспав часа четыре, Ф. был поднят заранее предупрежденным дневальным, стараясь никого не разбудить, осторожно вышел из палатки. У самолета его уже ждали двое техников и официантка с термосом и бутербродами. Вскоре появился зевающий Лавров, кутающийся от ночной прохлады в телогрейку.

Один из техников принес стремянку, и они с большим трудом втиснули пассажира на второе сиденье. К нему же погрузили и пищевые припасы, за которые тот сразу же и принялся.

Ф. прогрел мотор, вырулил на взлетную полосу и посмотрел на светящиеся часы. Было уже 3. 12. В это время в конце полосы заморгал синий фонарь. «Пора», – подумал Ф. и толкнул ручку газа. У-2, легко разбежавшись, взмыл в небо. Включив подсветку и посмотрев на карту, наш пилот развернул машину в направлении деревни Займище, стараясь двигаться с такой скоростью, чтобы подойти к ней ровно в 3. 35.

Он летел на высоте около трех километров, рассчитывая перед самой линией фронта выключить мотор и проскочить ее, планируя, но тут увидел множество ярких вспышек на земле и пунктирные трассы от летевших в сторону немецких войск снарядов «Катюши».

Чтобы не попасть под шальной снаряд, Ф. еще набрал высоту и повернул самолет на север, оставляя сзади кипевшую огненными вспышками линию фронта. Уже начало светать, когда они прибыли в указанный район. Ф. уменьшил обороты двигателя и начал плавно снижаться, описывая в воздухе восьмерки, что позволяло ему наблюдать за землей и в то же время контролировать небо на случай появления вражеских истребителей.

Внезапно из лесной чащи показались два красных огонька ракет, указывающих место посадки. Пока пилот разворачивал и ложился на курс, двойной выстрел красными ракетами повторился. Ф. оглянулся. Его пассажир мирно спал, уткнув лицо в ворот телогрейки.

Решив его не будить, Ф. повел самолет в узкий провал лесной чащи. Часть просеки была расчищена от кустов, но те, кто готовил посадку, не смогли избавить ее от торчавших кое-где полусгнивших корней. Об один из них, заканчивая пробежку по просеке, и стукнулся самолет стойкой правого колеса. Удар был силен. Самолет резко развернуло, и от катастрофы их спасли только густые заросли орешника, в которых и увяз уже готовый опрокинуться У-2. Какое-то время Ф. был не в состоянии двинуться, и окончательно пришел в себя только на земле, куда ему помогли спуститься подбежавшие люди. Они же вытащили самолет из кустов и осторожно извлекли из второй кабины Лаврова.

Было видно, что он при такой посадке пострадал гораздо сильнее пилота. Руки у него безвольно болтались, а лицо было залито кровью.

– Жив? – спросил Ф., подходя к одетым в необычную форму людям, уносящим Лаврова в чащу.

– Жив, вроде, – ответил один из них, – пойдем, и тебя тоже перевяжут…

Ф. двинулся за ними. Где-то через полчаса ходьбы они пришли в лагерь «партизанского отряда». Весь лагерь состоял из 4 или 5 грузовых, окрашенных в защитную краску автомобилей с брезентовыми фургонами и двух небольших палаток, стоящих несколько поодаль. Лаврова отнесли в одну из них, а пилота пригласили в другую. В ней на столике стояла немецкая полевая радиостанция, два автомобильных аккумулятора и несколько небольших сундучков, используемых как стулья и как столы.

Принесли разогретые консервы, и пока Ф. подкреплялся, ему залепили ссадину на щеке, а радист связался с командованием и доложил как о прибытии самолета, так и о неудачной посадке. Примерно через полчаса пришел ответ. Пилоту предлагалось ждать выздоровления Лаврова, но если этого не произойдет в течение трех дней, то ему приказывалось вывезти его обратно. Оставалось только ждать.

Первые два дня Ф. провел у самолета, производя при помощи необычных «партизан» починку сломанной стойки шасси и расчистку участка просеки для облегчения взлета. Довольно быстро он догадался, что находится на базе отряда диверсантов, которые захватили у немцев несколько грузовиков, но что-то в них оказалось такое, что потребовался консультант с Большой Земли. Видимо, Лавров и был тем консультантом, да только не повезло ему.

Крайне заинтригованный, Ф. выждал момент, когда большая часть обитателей лагеря отправится на расчистку взлетной полосы, и залез в кузов одного из грузовиков. Ничего интересного там не было, кроме нескольких больших металлических ящиков. Летчик из любопытства открыл два из них. В ящиках лежали непонятные приборы и невиданные инструменты. Закрыв ящики и выскользнув из грузовика, Ф. перебрался в другой, благо они стояли рядом, укрытые маскировочной сетью. В этом находилась некая трубчатая конструкция из металла серебристого цвета, имеющая систему, напоминающую механизм наводки пушки. Ф. вспоминает, что с одного конца этой «трубы» было что-то похожее на линзу, а кожух запирался на защелки, как у чемодана. В третьем грузовике, занимая весь кузов, хранились большие «катушки», как показалось ему, толстых кабелей, единственное, что смущало, так это то, что там, где эти кабели кончались, вместо электрического разъема или среза проводов сияла зеркальная стеклянная поверхность. Концы этих «кабелей» были столь отполированы, что их использовали вместо зеркала для бритья.

В делах и заботах быстро промелькнули три дня. У Лаврова оказалось сильное сотрясение мозга, и состояние его не улучшалось. Памятуя ранее полученный приказ, решили вывезти его еще до захода солнца. Между тем линия фронта стремительно приближалась, и небольшой отряд диверсантов находился в крайнем возбуждении. Примерно за час до отлета Ф. заметил, что трое из состава отряда начали обкладывать машины хворостом и подвешивать под бензобаки заряды взрывчатки. Видимо, не надеясь на успешный прорыв на грузовиках с неведомым оборудованием к своим, диверсанты решили их уничтожить.

Взлет и возвращение назад прошли без осложнений. Правда, его полк уже перебазировался и аэродром был в расположении уже другой части. Лаврова отправили в госпиталь, а наш пилот вернулся к соратникам…

«Подумаем немного над тем, что мог видеть летчик в белорусских лесах 1944 года. Наводимая как пушка установка не похожа на прожектор – тот должен быть намного больше по диаметру. Если это реактивная установка – то при чем здесь оптическая конструкция на одном из срезов серебристой трубы. А странные „катушки“, более похожие по описанию на лампы световой накачки первых рубиновых лазеров? Короче говоря, это был не прожектор, не пушка, не ракетная установка – с такой техникой опытный пилот за три года войны встречался не раз. Кстати, в одном из ящиков он видел большое количество стеклянных призм и двухсторонних зеркал.

Неужели уже в 1944 году немцы действительно проводили опыты по использованию лазеров для военных целей? Ведь явно не случайно были посланы наши 12–15 диверсантов для захвата этих машин. Сейчас уже вряд ли будет возможность установить истину, прошло слишком много лет, но думается, что и подобная версия имеет некоторое право на жизнь…»

Так заканчивает инженер свою, согласитесь, довольно необычную рукопись. Что к ней можно добавить?

Версия первая. Судя по тому, насколько грамотно выстроена рукопись, как автор умеет вовремя поставить точку, очевидно, что у человека есть определенные литературные способности, он неплохо владеет пером. А потому и мог попросту придумать все эти истории от начала и до конца, стилизовав свои рассказы под воспоминания бывших фронтовиков.

Версия вторая: представим себе, что сам инженер ничего не придумывал, действительно честно пересказал то, что услышал. Могли ли, в принципе, немецкие ученые и инженеры создать описанные конструкции и каковы были перспективы их использования в качестве того «супероружия», о котором неустанно трубил фюрер?

Да, могли. Вспомним, параболические зеркала, согласно легенде, использовал еще древний Архимед, сжигая римские корабли, атаковавшие его родные Сиракузы. Тут же задача была куда проще: надо было лишь сконцентрировать в точку отраженное световое излучение. Но эта задача выполняется в любом зеркальном телескопе, а их, слава богу, начали строить еще в прошлом веке.

Вопрос другой, насколько эффективно работала такая система? Пожалуй, еще хуже, чем те звукопеленгаторы, которыми была оснащена наша армия перед началом Второй мировой войны. Система могла работать лишь в стерильных условиях; любая посторонняя засветка приводила бы к тому, что батарея лупила бы в белый свет, как в копеечку, и ее КПД был бы близок к нулю. В чем, наверное, и убедились ее создатели. И эстафету переняли у них создатели лазера.

В принципе его устройство не содержит ничего такого, что не было известно физикам 1940-х годов. Так что вполне можно допустить: не только в США или в СССР отыскались светлые головы, способные придумать и сконструировать квантовый генератор. И в Германии вполне могли быть специалисты соответствующего уровня.

Косвенным тому доказательством может послужить хотя бы такой факт. Совсем недавно стало достоверно известно, что прототип первой ламповой ЭВМ был создан не в США после окончания Второй мировой войны, а несколькими годами раньше, в недрах министерства связи воюющего рейха. Однако разработка не была доведена до конца по одной простой причине – в Германии 1944 года не нашлось «лишних» несколько тысяч радиоламп, необходимых для опытов – все они шли на фронт, использовались в военных передатчиках и приемниках.

Иное дело, насколько велика могла быть мощность такого лазера? Для чего он мог использоваться? Вряд ли мощность его была достаточной для того, чтобы огненным лучом разрезать самолеты в воздухе – это довольно трудная задача и для современных лазерных систем. А вот использовать лазерный луч для ослепления пилота, а еще вернее – для целеуказания тем же зениткам. Ведь отражение лазерного луча уловить куда проще, система будет куда меньше страдать от посторонних засветок.

Но, согласитесь, даже будучи доведена до стадии серийного производства, такая система никак не тянет на роль «супероружия», способного повернуть вспять ход Второй мировой войны. Это вам все-таки не гиперболоид…

Была и еще одна причина не доводить данное изобретение до серийного производства. Наведение зенитной артиллерии и прочих средств противовоздушной обороны с помощью радаров оказалось куда практичнее и привлекательнее со многих точек зрения. И немцы об этом знали. О том свидетельствует хотя бы такая история.

Когда весной 1939 года германская секретная служба получила донесение о том, что в Англии разрабатывается система оборонных мероприятий, согласно которой фашистские самолеты должны быть перехвачены и уничтожены в воздухе задолго до подхода к побережью Великобритании (очевидно, речь шла о радарах), Геринг тотчас издал приказ: выделить один цеппелин и предписать командиру дирижабля несколько суток курсировать в небе над Балтийским морем. Оснащенный радиоаппаратурой воздушный гигант должен был, по мысли Геринга, засечь радарные установки врага. Однако по возвращении цеппелина экипаж доложил: следов радарной сигнализации не обнаружено.

Немцы успокоились. Никому и в голову не пришло, что установки англичан тут же отключались, стоило медленно летящему разведчику приблизиться к зоне видимости радаров. Каково же было изумление горе-стратегов от блицкрига, когда впоследствии обнаружилось, что на побережье Англии безотказно функционируют двадцать радарных установок.

«Идея радиолокации возникла независимо у разных лиц и в разных странах мира, после того как импульсная техника оказалась пригодной для обнаружения таких объектов, как самолеты и корабли. Вероятно, эта идея возникла почти одновременно в Америке, Англии, Германии и даже в Японии».

Так написано в официальной истории радара, изданной в США вскоре после окончания Второй мировой войны. Однако если относительно перечисленных стран в приведенной цитате все и справедливо, то почему здесь и словом не упомянуто об СССР? Наверное потому, что тогда пришлось бы признать: в нашей стране работы по радиолокации начались, как минимум, лет на десять раньше, чем за рубежом.

Вот свидетельство человека, стоявшего у истоков отечественной радиолокации – профессора П. К. Ощепкова.

«Апрель 1932 года. Я нахожусь в составе команды Псковского зенитного артиллерийского полка, – пишет он в своих воспоминаниях. – Перед нами поставлена задача в максимально короткий срок овладеть специальностью зенитчика.

За полгода мы должны пройти общевойсковую подготовку и овладеть теорией и практикой зенитной артиллерийской стрельбы. Из нас должны сделать командиров запаса зенитных артиллерийских взводов».

Командир полка В. М. Чернов оказался человеком большой эрудиции и высокой культуры. Он не раз говорил подчиненным, что техника того времени находилась лишь в начальной стадии развития техники зенитной стрельбы, что авиация противника делает все большие успехи в отношении увеличения скорости и потолка своих полетов и что поэтому любые наши текущие усовершенствования в технике стрельбы могут со временем оказаться не только устаревшими, но и совсем непригодными.

Основным методом стрельбы по самолетам тогда был табличный метод. В специальных книжках-таблицах был приведен свод расчетных данных для стрельбы. Для всевозможных точек воздушного пространства в зоне досягаемости орудий заранее были рассчитаны установочные данные для прицела, дистанционной трубки взрывателя снаряда, угла упреждения и т. д. Но, для того чтобы пользоваться таблицами, надо было очень быстро и с большой точностью определить курс полета самолета, его высоту, скорость и местонахождение (то есть дальность до него), а потом с минимальной потерей времени отыскать нужную графу в таблицах и с еще большей скоростью скомандовать найденные установочные данные орудийному расчету. На это уходили драгоценные секунды, в течение которых самолет мог далеко сместиться от места его засечки, и вероятность встречи снаряда с ним катастрофически падала…

«В условиях бурного развития авиации тех дней люди должны были не только непрерывно совершенствовать свои знания, но и сами в какой-то мере превратиться в „человека-автомата“.

Учебников по теории зенитной артиллерийской стрельбы в ту пору было мало, достать их было трудно. На занятиях мы, конечно, не могли всего запомнить, да и рассказывалось-то нам не все. Вот я и решил тогда написать книжку по теории зенитной артиллерийской стрельбы для внутриполкового обращения. Руководство полка меня в этом поддержало. За книжку я принялся с большим желанием, старался написать как можно доходчивее, снабдил ее рисунками и схемами. Дело двигалось успешно, и примерно через три месяца первая написанная мною книжица под названием «Теория зенитной артиллерийской стрельбы» была отпечатана на стеклографе и пошла по рукам. Ею пользовались на занятиях, по ней даже задавали уроки.

Вероятно, как и во всем первом, в ней было немало промахов и упущений. Не знаю, насколько полезной она оказалась для других, но для меня была чрезвычайно полезной. В процессе работы над ней я глубоко прочувствовал теорию зенитной артиллерийской стрельбы и понял многие ее слабые места. Я понял, что время, именно время, решает успех всего дела. Поэтому время должно быть сведено до минимума во всех процессах этой техники – от момента засечки местонахождения цели до момента встречи с нею выпущенного нами снаряда. Эта мысль крепко тогда засела мне в голову и не покидает меня до сих пор, хотя мировая техника достигла в этом направлении колоссального прогресса.

Говорят, что цель, поставленная перед собой, дается только тем, кто ее преследует неотступно. Я стал все больше и больше думать о том, чтобы найти пути для уменьшения работного времени – таким термином определяется время, необходимое для решения задачи или для приведения в действие механизмов.

Очень скоро анализ задачи привел меня к мысли о том, что некоторые команды из числа подаваемых орудийному расчету можно исключить.

Мне удалось математически показать, что при любых заданных углах места (то есть углах наклона цели к горизонту) для каждой конкретной дальности до цели числовое значение прицела и числовое значение дистанционной трубки взрывателя находятся в определенном соотношении. Это соотношение можно не только выразить в виде математической формулы, но и построить в виде графика непосредственно на прицельном барабане орудия. Тогда при подаче только одной команды, например при подаче команды значения трубки, можно будет одновременно установить и прицел и цифру дистанционного кольца трубки. Это означало, что из четырех команд, подаваемых орудийному расчету, одну можно исключить. Тем самым время, необходимое на подачу команд, уменьшится, и уменьшится довольно значительно, – по моим подсчетам, примерно на 25 процентов.

По составленным мной расчетным данным на четырех орудиях переоборудовали прицельные барабаны. Были проведены опытные стрельбы на полигоне близ Ленинграда. Результаты опыта подтвердили, что таким путем действительно можно сократить так называемое работное время при подаче команды на указанное число процентов. Однако требовалось сократить его еще больше».

Тем не менее и достигнутых результатов хватило для того, чтобы работой Ощепкова заинтересовались вышестоящие инстанции. В конце лета он был представлен командиром полка начальнику инспекции Управления противовоздушной обороны РККА И. Ф. Блажевичу. Тот захотел повидать новатора лично.

«А надо сказать, что к тому времени у меня уже зародилось много мыслей о путях усовершенствования техники зенитной артиллерийской стрельбы, и я рад был встретиться с инспектирующим», – продолжал свои воспоминания Ощепков.

Переговоры прошли успешно. Молодой специалист доложил, что по его твердому убеждению оптические приборы обнаружения из-за их ограниченного действия (ночь, туман, облака, малая дальность действия и т. п.) будут бессильны против самолетов на больших расстояниях, хотя сами по себе они могли бы иметь и высокую точность, и большую скорость работы. Обнаружение по звуку ненадежно, потому что звук относится ветром и имеет малую скорость распространения (330 метров в секунду), и в конечном счете величина звуковой энергии, доходящей до наблюдателя, не зависит от наблюдателя. Это не прожектор, позволяющий в крайнем случае увеличить силу света и тем поднять дальность его действия. Звук излучается самим самолетом, и чем дальше он от нас, тем меньшая доля звуковой энергии доходит до нас.

«К тому времени за рубежом различные фирмы начали „лепить“ всевозможные обнаруживающие системы, основанные на комбинации прожекторов, звукоулавливателей и автоматики, – проявляет свою осведомленность Ощепков. – Таковы, например, системы „Сперри“, „Когнед“ и др. За границей был поднят целый бум вокруг этих приборов. Они рекламировались на все лады как новейшие достижения техники обнаружения самолетов».

Прервем на время рассказ нашего прославленного конструктора, чтобы вставить в наше повествование одно существенное замечание. Итак, получается, рассказ Косырева о загадочной батарее, обнаруженной на болоте, имеет весьма существенное подкрепление – немцы действительно могли проводить подобные эксперименты. Но шли ли они впереди? Или просто, когда приспичило, пытались повторить зарубежные опыты?

Вернее всего второе предположение. А коли так, получается, что хваленые германцы не смогли избежать рецидива распространенной болезни.

Ведь и наша отечественная техника тоже ее не избежала. У нас, по примеру Запада, тоже, как уже упоминалось, начали строить перед войной различные системы «прожзвука», и многие, наверное, помнят, как во время парадов на Красной площади впереди зенитных орудий везли этакие «спруты» из причудливо изогнутых звукоулавливающих труб.

«У нас в полку такой техники еще не было, – продолжает Ощепков. – Мы видели ее тогда только на картинках в журналах и газетах. Но критику на нее уже успели навести, так как пришли к убеждению, что и эта хваленая техника упрется в дальность действия».

Отечественные спецы уже тогда пришли к убеждению, что ни на глаза, ни на слух для выявления приближающейся авиации противника надеяться нельзя. Но как обнаружить вражескую технику еще на дальних подступах к охраняемым рубежам? Этот вопрос все больше волновал военачальников по мере роста летно-технических качеств авиации. Именно поэтому, по-видимому, с таким вниманием Ощепкова и слушали в тот день и инспектирующий, и все, кто его сопровождал.

«Мне было ясно, – пишет он, – что никакие способы обнаружения цели, основанные на улавливании излучения, испускаемого самой целью, здесь не могут годиться. Я стал с жаром доказывать, что дать ключ к решению проблемы может только переход к принципиально новым методам, основанным на использовании энергии, посылаемой самим наблюдателем. Только такой подход к проблеме обнаружения воздушных целей может привести в конечном счете к желаемому результату».

Тогда еще не было понятно, каким путем надо решать эту задачу. Не представлялись даже контуры той новой техники, которая должна была прийти на смену всем и всяким системам прожекторного звука. Однако общий подход к проблеме многим понравился. Доводы о расхождении ножниц между возможностями дальнейшего совершенствования системы прожзвука и возможностями увеличения летно-технических качеств авиации показались убедительными. Все согласились, что уже в самые ближайшие годы противовоздушная оборона окажется в затруднительном положении. Необходимо было искать выход.

«Однако мои ссылки на то, что такой энергией, которую можно будет посылать от наблюдателя на цель, может быть энергия электрическая, как самая быстрая и самая выгодная по дальности распространения, никого не убедили, – констатирует Ощепков. – Довод, что существует уже радиосвязь на сотни и тысячи километров, плохо принимался в расчет. Только один Владимир Михайлович Чернов поддакивал мне своим густым басом».

Среди присутствующих не было почти никого, кто знал бы условия распространения радиоволн. Да и физику тоже не все хорошо знали. Все, однако, согласились, что надо искать такую энергию, которая распространялась бы на далекие расстояния.

«Я был почти уверен, что моя встреча с инспектирующим пропала даром, – вспоминал потом Ощепков. – Казалось, достаточно и одного дня, чтобы инспектор забыл о ней среди груды всяких других дел. Но очень скоро выяснилось, что в этом я ошибся.

Не прошло и двух месяцев, как в полк поступило распоряжение о направлении толкового малого в Москву, в Главное управление противовоздушной обороны РККА. Блажевич доложил-таки об интересных опытах и рассуждениях начальнику управления М. Е. Медведеву и его заместителю П. Е. Хорошилову. Те и решили поручить Ощепкову вопросы новой техники ВНОС, что в переводе на человеческий язык означает службу «воздушного наблюдения, оповещения и связи».

В конце декабря 1932 года новоиспеченный командир взвода был в Москве и приступил к исполнению своих обязанностей.

«Управление, куда я прибыл, было новым и по составу, и по задачам, поставленным перед ним, – пишет Ощепков. – Это, видимо, и определяло тот дух творчества, которым здесь были охвачены все – от начальника управления до рядового работника. Такая обстановка мне очень нравилась, однако уровень и масштаб работы изрядно смущали. Казалось, что не справлюсь с обилием поставленных задач. Да, вероятно, я и действительно не справился бы, если бы не постоянная поддержка со стороны многих работников управления.

Увлеченный идеей «переворота» в технике обнаружения воздушных целей, я не упускал случая вновь и вновь возвращаться к ее обсуждению. Мы подолгу обсуждали эту проблему с П. Е. Хорошиловым, начальником управления М. Е. Медведевым, начальником экспертного сектора С. А. Чаусовым, начальником службы ВНОС П. В. Виноградовым и многими другими сотрудниками управления.

Были ли сомневающиеся? Конечно, были. Пессимистов или оптимистов было больше – сейчас трудно подсчитать, но, поскольку новое направление все же одержало верх, оптимистов, по-видимому, было больше.

К середине 1933 года мнение о возможности применения радиоволн для обнаружения самолетов в Управлении ПВО РККА настолько уже окрепло, что было решено доложить об этом народному комиссару обороны СССР К. Е. Ворошилову, просить его разрешить организовать научно-исследовательские работы в этом направлении и определить их финансирование.

Мне было поручено составить докладную записку на имя народного комиссара обороны. При активном участии П. Е. Хорошилова такая записка была составлена 18 июня 1933 года. На составлении записки особенно настаивал тогда секретарь партийной организации управления Н. Н. Нагорный.

Примерно через полтора-два месяца состоялась встреча с К. Е. Ворошиловым. На этой встрече присутствовал и первый заместитель наркома обороны, ведавший вопросами вооружения и новой техники, Михаил Николаевич Тухачевский.

Насколько хватало сил и знаний, я старался обратить их внимание на несоответствие существующего направления в развитии техники обнаружения воздушных целей истинным задачам в этой области, в особенности в ближайшем будущем.

Долго убеждать в этом кого-либо из присутствующих не пришлось. М. Н. Тухачевский, отличавшийся ясным, острым и быстрым умом, сам направлял разговор. Он уже кое-что подсчитал в уме и для убедительности привел пример:

– С увеличением скорости полетов бомбардировщиков расстояние, которое самолет проходит за одну секунду, постепенно станет соизмеримым с расстоянием, проходимым звуком за тот же период времени. Следовательно, если самолет находится, например, на расстоянии 10 километров, то звук от него до наблюдателя может дойти только через 30 секунд. За это время воздушная цель даже при скорости, равной только половине скорости звука, может отклониться от курса на 5–6 километров в любом направлении, так что попытка определить истинное местонахождение ее в пространстве на основании звукопеленгации действительно может потерять всякий смысл. Возможности же полетов ночью, в облаках и за облаками не оставляют для нас другого выбора, как немедленно взяться за разработку идеи радиообнаружения самолетов, хотя всем нам еще многое в ней и неясно. Надо как можно скорее организовать широкий фронт исследований в этой области. Надо опробовать метод хотя бы на моделях.

Народный комиссар обороны сказал, что деньги на такие исследования будут, и спросил, сколько надо средств для начала работ. Я ответил, что мы обошлись бы сейчас суммой в 250–300 тысяч рублей.

М. Н. Тухачевский обязал Ощепкова и Хорошилова составить план работ, включить его в общий план мероприятий по новой технике Наркомата обороны, порекомендовал также разработать хотя бы примерные тактико-технические задания на исследовательские работы. Он тут же позвонил в Управление вооружений и приказал включить перспективные исследования в список важнейших работ Наркомата обороны с обязательным завершением первой их части уже в 1934 году.

Такая поддержка со стороны самых высших руководителей Народного комиссариата обороны означала зеленую улицу для всех исследований в этой области…

Но как только мы перешли к обсуждению возможных вариантов будущих технических устройств и в особенности принципов их действия, сразу же обнаружилось, что на этот счет нет единого мнения, особенно среди участвовавших в обсуждении работников связи и техники наблюдения, – вспоминал далее Ощепков. – Слишком необычны были подход к задаче и средства, выбранные для ее решения. Не было никаких примеров – ни наших, ни зарубежных, на которые можно было бы опереться.

Для того чтобы привлечь к обсуждению проблемы более широкие круги военных работников, было решено доклад, представленный Ощепковым на имя народного комиссара, после некоторой переработки опубликовать. Такая работа была очень скоро выполнена, и материал уже в феврале 1934 года вышел в виде отдельной статьи в журнале «Сборник ПВО» под названием «Современные проблемы развития техники противовоздушной обороны».

Принцип действия электромагнитного обнаружения самолетов в этой статье излагался так:

«Сущность обнаружения самолетов с помощью электромагнитных волн заключается в том, что если иметь источник генерирования ультракоротких или дециметровых волн и даже сантиметровых электромагнитных волн и излучение этих волн от источника генерирования направить в пространство, то, направляя такой луч электромагнитных волн на какой-либо предмет, можно получить всегда обратный отраженный электромагнитный луч. Приняв такой отраженный луч и определив направление его распространения, можно весьма точно определить не только направление на отражающую поверхность, но и место ее нахождения. Измеряя время от посылки этих волн до их обратного приема, что может быть сделано модуляцией, то есть наложением на основную частоту дополнительной частоты, или замером фазы полученных электромагнитных волн, можно точно определить время прохождения этих волн. А поскольку скорость распространения электромагнитных волн постоянна, постольку расстояние до отражающей поверхности, то есть до самолета, получится как следствие».

Из этого видно, что идея радиообнаружения у нас в стране к этому времени имела уже вполне конкретное содержание.

Еще одно важное соображение статьи касалось возможности светового отображения движущихся целей на командном пункте противовоздушной обороны. Речь шла о новых принципах создания световых экранов – светопланов, применяемых в таких пунктах. То есть, говоря иначе, речь шла о радарных экранах, используемых ныне на всех станциях радиолокационного обнаружения».

В октябре 1933 года был издан приказ об организации специального конструкторского бюро (СКВ). В связи с тем что к этому времени П. Е. Хорошилов, один из наиболее последовательных и стойких защитников идеи радиообнаружения, был переведен в Ленинград на должность начальника курсов усовершенствования командного состава ПВО, решено было организовать СКВ на территории этих курсов. Начальником СКВ был назначен Ощепков.

В задачу созданного бюро входила разработка общих схем системы радиообнаружения и специальных нестандартных узлов и деталей к ней. Бюро это успешно развивалось, и приказом от 7 октября 1934 года на него была возложена разработка новой системы радиообнаружения панорамного типа под шифром «Электровизор».

Год 1934-й начался с подготовки совещания в Академии наук СССР. «В первые же дни января я встретился с Абрамом Федоровичем Иоффе, – продолжает свои воспоминания Ощепков. – Он очень внимательно выслушал меня… Что касается основной идеи о возможности использования электромагнитных волн для дальнего обнаружения воздушных целей, то у него не было на этот счет никаких сомнений. Он, по-видимому, сам к этому времени многое уже продумал и поэтому говорил убежденно, уверенно. Единственно, в чем он несколько сомневался, – в возможности использования для этой цели очень коротких волн.

Он считал, что мощность на таких волнах будет иметь мизерное значение и, кроме того, главный отраженный луч таких волн, по его мнению, пойдет в сторону от нас, а не на нас, так как на этих волнах должно резче проявиться явление оптического отражения. Луч, попадающий на крыло самолета, должен был примерно под таким же углом отразиться и уйти в сторону противника. На более длинных волнах (метр или несколько метров), по его мнению, такая система должна была бы работать лучше. Здесь должно наблюдаться диффузионное отражение.

Для снятия возможных разногласий Иоффе предложил созвать специальное совещание по этой проблеме. Оно состоялось 16 января 1934 года. Были приглашены упомянутые выше виднейшие советские ученые и инженеры, работающие в области радиофизики или в близких к ней отраслях знания.

В итоговом протоколе совещания было записано следующее:

«Слушали:

Сообщение представителя Управления противовоздушной обороны РККА инженера Ощепкова, начальника Курсов усовершенствования командного состава ПВО тов. Хорошилова и академика А. Ф. Иоффе о крайней необходимости в современных условиях противовоздушной обороны, в целях обеспечения боевого использования технических средств ПВО конструирования приборов, обеспечивающих обнаружение самолетов на больших высотах – порядка 10 километров – и дальности до 50 километров в условиях, не зависящих от атмосферного состояния и времени суток.

Постановили:

В результате обмена мнениями о принципиальной важности и своевременности поставленного вопроса и о возможных средствах его разрешения совещание считает:

1. Из технических средств, могущих обеспечить в наикратчайший срок разработку приборов, обеспечивающих обнаружение самолетов в названных условиях, могут явиться приборы, построенные на принципе использования электромагнитных волн достаточно короткой длины волны (дециметровые и сантиметровые волны).

При этом должны быть разработаны относительно достаточно мощные генераторы дециметровых и сантиметровых волн, направляющие электромагнитные излучения системы, а также приемные устройства, обеспечивающие по отраженному электромагнитному лучу определение местонахождения самолетов (их координаты), их количества, курса движения и скорости.

Определение координат в первом случае может производиться как с дополнительно устанавливаемого приемного аппарата, так и не исключена возможность определения дистанции с одного и того же пункта, что при дальнейшем своем развитии может найти широкое применение в технике артиллерийской зенитной стрельбы по невидимой цели.

2. Одновременно с этим, ввиду новизны поставленного вопроса о применении электромагнитных волн для указанной цели и необходимости в этом направлении еще длительной научно-исследовательской работы, совещание считает необходимым вести разработку и других методов обнаружения. В частности, для обнаружения самолетов в сумерки использовать специально разработанные оптические системы и тщательно еще раз проверить результаты по методам, основанным на принципе звукопеленгации и инфракрасной радиации».

Решение описанного совещания свидетельствует, что именно наша страна является родиной идеи радиолокации. К этому времени идея радиолокации была осознана в нашей стране не только по своему целевому назначению, но и по методам осуществления.

В принятом решении со всей ясностью подчеркнуто, что с помощью импульсов (порций) электромагнитных волн достаточно короткой длины волны можно не только обнаруживать на больших расстояниях воздушные цели, но и определять их координаты (зенитная стрельба, наведение истребительной авиации и т. п.). И мы не вправе поэтому забывать всех тех, кто содействовал столь ясной постановке проблемы в тот период, когда о ней ничего не было еще известно в мире.

Слова «радиолокация» у нас в то время еще не было. Оно пришло к нам в 1941 году вместе с закупленными за границей станциями типа «Сон» и др.

В период, когда в нашей стране начинались первые работы по радиообнаружению (радиолокации), никаких сведений об аналогичных работах, проводимых за границей, не было да и не могло быть, так как, если судить по официальной американской истории радара, на Западе подобных работ в то время не было вообще.

Это вытекает из следующего. В официальной истории США об изобретении радара говорится: «В 1935 году по настоянию вице-адмирала Боуэна (в то время начальника технического бюро Морского комитета), конгресс США ассигновал Морской исследовательской лаборатории 100 000 долларов на научные работы. Это была первая сумма, отпущенная специально для развития радиолокационной техники».

В той же официальной истории о радаре сообщается, что «первый контракт с промышленностью на изготовление шести станций для обнаружения самолетов был подписан в октябре месяце 1939 года».

А вот в опубликованной в 1946 году журналом «Лук» статье двух американцев – Э. Реймонда и Дж. Хачертона, один из которых был длительное время советником в американском посольстве в Москве, – говорится:

«Советские ученые успешно разработали теорию радара за несколько лет до того, как радар был изобретен в Англии». В этом они правы. У нас действительно еще в 1933 году были составлены конкретные планы исследований целевого назначения, а в 1934 году, как это будет сейчас видно, первые действующие станции для обнаружения самолетов были уже построены на принципе отраженной электромагнитной волны.

19 февраля 1934 года Управлением противовоздушной обороны был заключен договор с Ленинградским электрофизическим институтом на проведение исследований по измерению электромагнитной энергии, отраженной от предметов различных форм и материалов. Этому же институту поручалось изготовить передатчик и приемник для проведения опытов по фактическому обнаружению самолета по отраженной от него волне.

Были поставлены работы и в Харьковском физико-техническом институте (в лаборатории профессора А. А. Слуцкина), в ОКБ Управления ПВО РККА, на заводе «Светлана» и других предприятиях. Все работы в этом направлении проводились по заранее составленному плану и рассматривались как дело большой государственной важности.

В результате уже к середине того же 1934 года отечественные специалисты имели прямые доказательства правильности метода. Были построены первые опытные станции, проведены их испытания, которые дали исключительно обнадеживающие результаты.

В протоколах испытаниях прямо указывается, что цель обнаруживается на расстоянии порядка 50 километров и высоте 5200 метров. И эти показатели не являются предельными – при необходимости дальность обнаружения может быть повышена и до 75 километров.

Из этих документов со всей очевидностью вытекает, что Советский Союз к середине 1934 года имел не только вполне сложившиеся, отработанные идеи в области радиолокации, но и фактический материал, подтверждающий правильность принципа действия.

Об этом приходится говорить тем более, что до сих пор распространено мнение, будто радиолокация пришла к нам из-за границы.

Если американцы пишут, что у них первый контракт на постройку шести опытных станций был заключен в 1939 году, то у нас в Советском Союзе первый договор с заводом на постройку пяти опытных станций электромагнитного обнаружения самолетов был заключен еще 26 октября 1934 году (заказы «Вега» и «Конус») – на пять лет раньше, чем в США. Конечно, эти станции и эти работы были не столь еще совершенны, как современная радиолокация, но факт остается фактом, и он говорит сам за себя.

…Таким образом специалисты третьего рейха могут в лучшем случае занять почетное третье место в своих попытках создать установки, использующие электромагнитные волны для обнаружения и уничтожения воздушных целей. На первом месте, безусловно, стоят наши специалисты, на втором союзники в лице англичан и американцев. Причем последние, вполне вероятно, использовали и помощь своих заокеанских коллег.

Всем известно, что в период Второй мировой войны немецкие химики и промышленники наладили производство всевозможных эрзац-продуктов. В частности, именно им мы обязаны появлению и распространению маргарина. Однако почему-то мало кто обращает внимание на то, какие усилия были предприняты деятелями третьего рейха для того, чтобы научиться синтезировать жидкое топливо буквально из ничего.

В годы Великой отечественной войны довольно часто можно было видеть такую картину. Автомобиль останавливался возле поленницы, и шофер начинал заправлять машину березовыми или осиновыми чурками. Конечно, топки в обычном понимании этого слова в автомашине не было. Просто рядом с кабиной устанавливалась высокая колонка химического реактора, и древесину перегоняли в газообразное или жидкое топливо.

Специалистам противоборствующих стран было отлично известно, что древесный, он же метиловый спирт или метанол, был впервые обнаружен в продуктах сухой перегонки древесины еще в 1661 году. Французский химик М. Бертло в 1857 году получил первый синтетический метанол омылением метилхлорида. В то время этим дело, собственно, и ограничилось. На практике метанол по-прежнему получали из подсмольных вод сухой перегонки древесины. Первый такой завод был построен в США в 1867 году, а к 1910 году таких заводов было уже около 120.

Конечно, новым способом тут же заинтересовались в Германии, у которой никогда не было своих запасов нефти, а из полезных ископаемых в изобилии, пожалуй, лишь бурый уголь. Да и лесов не так уж много. Поэтому немецкие химики старались найти методы синтеза метанола из более доступного сырья, чем древесина. Так, в 1923 году в Германии был получен первый метанол на базе водяного газа (он же синтез-газ СО+Н2) с помощью заводской установки, дававшей до 20 тонн метанола в сутки. И уже год спустя немецкие промышленники начали экспорт синтетического метанола в США, где он продавался в три раза дешевле, чем полученный из древесины. В это время в Германии метанол даже называли иногда «органической водой» (organische Wasser).

В годы Второй мировой войны метанол уже использовался в качестве моторного топлива для автомобилей (правда, в смеси с бензином). При почти вдвое меньшей, чем у бензина, теплоте сгорания, у метанола более высокое октановое число. Наличие кислорода в молекуле метанола обеспечивает более полное сгорание и уменьшение объема выхлопных газов. В них меньше оксида углерода, практически нет серы и, конечно, нет свинца.

Но зато при работе на метаноле требуется увеличение объема топливных баков. Больше теплоты нужно подводить во всасывающую систему для испарения топлива, а это значит, что существующие системы двигателей внутреннего сгорания для работы на метаноле необходимо переделывать. Постоянная температура кипения метанола затрудняет запуск мотора при низких температурах, требует применения специальных мер, например, впрыскивания в запускаемый двигатель высоколетучей жидкости (эфира). Метанол разрушает слой полуды в топливных баках, а образующийся при этом гидроксид свинца забивает топливные фильтры и жиклеры карбюраторов. Увеличивается также коррозия двигателя и элементов топливной системы, причем особенно страдают детали из магния, алюминия и их сплавов. Кроме того, в метаноле быстро набухают и теряют герметичность многочисленные прокладки и уплотнения…

Словом, автомобили тех лет были плохо приспособлены для работы на метаноле. И потому, как только появилась возможность, специалисты стали использовать традиционные бензин и солярку. Однако накопленный опыт не забылся. И по сей день конструкторы вместе с учеными обсуждают более широкие возможности применения «растительного горючего».

Например, практичные японцы в качестве сырья для производства моторного топлива хотят использовать водоросли. Норвежцы считают перспективной для той же цели переработку хвойной древесины – той ее части, которая обычно идет в отходы: опилки, сучья, непосредственно саму хвою… В Новой Зеландии получены первые тонны горючего из апельсиновых корок, а в Мексике проведены успешные опыты по переработке кактусов!

Итак, выясняется, что в принципе мотор можно питать практически любым органическим сырьем. В Бразилии, к примеру, даже самолеты летают «на растительном масле».

Однако вся эта экзотика, как уже говорилось, не от хорошей жизни. В той же Бразилии практически нет своих месторождений нефти, вот и приходится выкручиваться… В такой ситуации, конечно, уж мало берутся в расчет и низкая теплота сгорания такого топлива, и его высокая стоимость.

А в Германии времен третьего рейха синтетический бензин приходилось делать и из угля. Были попытки даже залить в автомобильный двигатель… воду! Причем для этого ее не разлагали на водород и кислород, расходуя на это большие количества энергии. Нет, воду пытались и пытаются добавлять в двигатель и без разложения, так сказать, в натуральном состоянии.

Еще на заре автомобилизма было замечено, что в сырую погоду двигатели как будто работают лучше. Проведенные исследования показали: да, в моторное топливо можно добавлять до 10 процентов воды, и двигатель будет работать.

Впрочем, как утверждают некоторые эксперты, двигатель при некоторых условиях может работать чуть ли не на чистой воде. Вот какую историю, например, рассказала читательница из г. Пензы Е. Ф. Палатова. Согласно ее данным, в США еще в период Первой мировой войны проводились испытания «горючего» для двигателей внутреннего сгорания, предложенного португальским эмигрантом Хуаном Андрэсом.

Основную часть его составляла вода (пресная или соленая, безразлично), в которую добавлялась неизвестная жидкость, имевшая зеленоватый оттенок. В печати приводились случаи, когда изобретатель на глазах свидетелей готовил исходную смесь из медикаментов, купленных в ближайшей аптеке. Смешав их в ведре с водой, он заливал топливный бак и заводил двигатель. После регулировки игольчатого клапана, изобретатель добивался устойчивой работы мотора, дававшего выхлоп без цвета и запаха.

Испытания проводились на автомобиле «Паккард» и на трехцилиндровом двухтактном судовом двигателе. Расход смеси составлял примерно 50 литров на 100 километров пути. Многовато, конечно, но не забывайте – и двигатели брались достаточно мощные, и топливо стоило баснословно дешево.

Будучи по образованию инженером-электрохимиком, Палатова вместе с коллегами попыталась разгадать ребус эмигранта. «Итак, все поршневые двигатели работают за счет газообразной массы высокого давления, которая поступает в цилиндр извне (сжатый водяной пар), либо образуется внутри цилиндра вследствие сгорания жидкого топлива, – рассуждала она. – В первом случае мы имеем место с паровыми машинами, во втором – с двигателями внутреннего сгорания. Те и другие имеют свои преимущества и недостатки».

Привлекательность паровой машины состоит в том, что рабочее тело – водяной пар – не отравляет окружающую среду. Естественно возникает вопрос: есть ли возможность создать непосредственно внутри цилиндра высокое давление пара? Андрэс ответил утвердительно: «Да, если использовать энергию взрывчатого вещества… «

Действительно, при взрыве даже небольших количеств взрывчатки образуются большие объемы газов и выделяется много тепла. Энергия взрыва и тепла может довести воду до газообразного состояния с высоким давлением. «Очевидно, Андрэс в качестве взрывчатого вещества выбрал нитроглицерин, – пишет Палатова. – Я полагаю так, поскольку в виде однопроцентного спиртового раствора нитроглицерин можно купить в аптеке, где он продается в качестве лекарства, расширяющего кровеносные сосуды».

В чистом виде нитроглицерин – тяжелая маслянистая жидкость, застывающая при температурах ниже 13оС. В воде растворяется плохо: всего 1,8 г на литр. Зато хорошо растворим в спирте – до 250 г на литр. При нагреве до 260°С и детонации взрывается. Причем процесс взрыва мгновенно охватывает всю массу нитроглицерина, переводя все молекулы разом в некую смесь газов.

Как показывает анализ, смесь газов, образующихся при взрыве, содержит от 58 процентов углекислого газа, 20 процентов водяного пара, 18 процентов азота и 4 процента кислорода. Все газы абсолютно нетоксичны, являются природными составляющими атмосферы Земли.

«Полагаю, в связи с вышесказанным, что „горючее“ Анрэса представляло собой водную эмульсию нитроглицерина, – заканчивает свое письмо Палатова. – Он готовил ее, приливая к воде смесь аптечного спиртового раствора нитроглицерина с эмульгатором. Причем эмульгатором могло служить жидкое калийное ( „зеленое“) мыло, которое также продается в аптеках. Так и получалась та зеленоватая жидкость, которую Андрэс вводил в воду перед ее заливкой в топливный бак, подобрав экспериментально-опытным путем количественное соотношение всех компонентов».

Как видите, ребус Андрэса оказался не столь уж сложен. И если его разгадал человек без особой подготовки, то, наверное, германские химики, издавна пользовавшиеся высокой репутацией во всем мире, и подавно справились с этой задачей. Тем более что перед войной, как показал даже беглый поиск, было немало публикаций на эту тему. Были проведены и эксперименты, целью которых являлся поиск оптимального состава горючего и наработка практического опыта по его применению. Однако этим экспериментам так и не суждено было выйти за пределы полигона. Почему? Ведь Германия, как уже неоднократно говорилось, остро нуждалась в замене натуральных нефтепродуктов синтетическими.

Причин тому несколько. Назовем хотя бы основные. В принципе затолкать в двигатель можно что угодно, даже нафталин – подобные опыты проводились еще в 20-е годы. Весь вопрос, насколько это выгодно и рационально?

Опыт же показал, что, если даже в двигатель добавляют незначительное количество воды, это приводит к резкому ухудшению его характеристик и долговечности. Кроме того, нитроглицерин – достаточно капризная, небезопасная в обращении жидкость. Не случайно небезызвестный Альфред Нобель потратил немало времени и сил прежде, чем смог получить динамит – довольно безопасную в обращении взрывчатку. В общем, Нобелевскую премию за использование нитроглицериновых смесей в качестве горючего не удалось пока получить никому. И те же химики третьего рейха предпочли пойти другим путем – стали получать синтетический бензин, например, из угля.

Был у них в запасе и еще один способ. Нефть, оказывается, можно добывать прямо из… воздуха!

Надо сказать, что история этого рецепта тоже достаточно давняя. Еще в 1908 году русский химик Е. И. Орлов обратил внимание на возможность синтеза нефтяных углеводородов из оксида углерода и водорода. Эта смесь называется еще водяным газом (или синтез-газом) и в достаточных количествах содержится в атмосфере.

Спустя несколько лет после Первой мировой войны этот способ был опробован на практике. Кайзеровская Германия оказалась отрезанной от природных источников нефти, и вот немецкие ученые К. Фишер и А. Тропш в 1922 году отработали технологию получения синтетических жидких углеводородов на практике.

Правда, водяной газ они решили поначалу получать не из воздуха, так как это оказалось технически слишком сложно, а из бурого угля. Синтез углеводородов осуществлялся при контакте этого газа с железоцинковыми катализаторами при высокой температуре. В 1936 году были введены в действие первые промышленные установки.

Всего было запущено 14 установок общей производительностью около миллиона тонн топлива в год. Они успешно проработали до конца Второй мировой войны.

Когда же послевоенная Германия получила доступ к дешевой природной нефти, постепенно все европейские и азиатские установки по производству синтетического топлива были остановлены или переведены на выпуск другой продукции. Зато в ЮАР, которая подверглась нефтяному эмбарго со стороны мирового сообщества и где к тому же добыча угля обходится чрезвычайно дешево, в середине 1980-х годов производилось около 4 миллионов тонн жидких углеводородов ежегодно.

И лишь в наши дни идея получения топлива из воздуха, а точнее, из содержащегося в нем диоксида углерода, похоже, приобретает особую остроту. Огромное количество сжигаемого на планете топлива грозит образованием так называемого «парникового эффекта». Из-за повышенного содержания углекислого газа в атмосфере часть солнечных лучей, которой полагалось бы отразиться от поверхности планеты и уйти назад в космическое пространство, теперь задерживается. А это, как полагают некоторые эксперты, в конце концов способно привести к всеобщему потеплению климата на Земле.

На первый взгляд, ничего страшного. Ну станет теплее на градус-другой. Что плохого? Но такое потепление, как показывают расчеты, может привести к тому, что значительная часть нынешней суши окажется затопленной. Вот ученые и предлагают способ, как зло обратить в благо. Прежде всего из атмосферного воздуха нужно выделить излишний диоксид углерода.

Уже сегодняшняя технология предлагает для этого несколько способов. Составляющие воздуха можно разделять при помощи пористых мембран, вымораживать или соединять в определенных условиях с газообразным аммиаком. Аммиак, реагируя с диоксидом углерода, образует карбонат аммония. Этот белый кристаллический порошок легко отделяется от газообразных компонентов чисто механическим путем – в аппаратах типа циклонов или центробежных сепараторов. Воздух, уже не содержащий углекислого газа, возвращается в атмосферу. Вслед за этим и карбонат аммония легко разлагается при нагревании на диоксид углерода и аммиак. Аммиак снова идет в дело, используется для улавливания новых порций углекислого газа.

Полученный диоксид углерода разлагают на оксид углерода (угарный газ) и кислород. Эта реакция требует больших затрат энергии. Поэтому, по всей вероятности, ее будет выгодно производить лишь при наличии дешевых энергетических источников. Такими источниками могут стать атомные реакторы или термоядерные установки. Здесь при температуре около 5000°С в присутствии катализаторов и будет получен оксид углерода. Освободившийся кислород опять-таки будет отправлен в атмосферу, а оксид углерода будет соединен с водородом. Полученные углеводороды в дальнейшем могут быть использованы в химическом производстве примерно так же, как сегодня используются производные нефти.

В оклахомской компании «Синтролиум», основанной в 1978 году братьями Марком и Кеннетом Эйдже, работают пока всего 16 человек. Однако контактов с компанией настоятельно ищут такие гиганты нефтяной империи, как «Шелл», «Эксон» и «Тексика». С последним, кстати, «Синтролиум» как раз и заключил соглашение о совместном производстве продукта под названием синкрот по цене 15 долларов за баррель.

Конечно, дороговато, однако уже сейчас ясно, что дальнейшим усовершенствованием технологии цену можно существенно снизить, и тогда синкрот станет дешевле натуральной нефти. А это весьма интересно, поскольку под новым названием скрывается синтетическая нефть, производимая из природного газа. А запасы его в пересчете на этот самый синкрот оцениваются как минимум вдвое больше, чем ископаемой нефти.

Американские инженеры взяли за основу ту же технологию, истоки которой восходят к началу нашего века.

Компания «Синтролиум» усовершенствовала этот процесс. Теперь для получения угарного газа вместо кислорода используется атмосферный воздух, что и привело к значительному удешевлению продукта. На опытной установке, работающей с 1990 года, производительность составляет 2 барреля в день. Но разработана и продается технология производства 2000 баррелей в день и заканчивается подготовка документации на строительство установки производительностью 5000 баррелей в день.

Компания убеждена, что будущее принадлежит таким сравнительно небольшим, компактным установкам, которые можно устанавливать в непосредственной близости от потребителя и получать горючее почти что из воздуха.

Большим преимуществом синкрота является то обстоятельство, что он не содержит серы и ароматических соединений, от которых приходится с великими трудами избавляться при работе с природной нефтью.

Кроме того, как показали последние исследования, природного газа на Земле в сущности гораздо больше, чем дают стандартные оценки. Они ведь не учитывают запасов так называемого твердого газа. А многие геологи всерьез полагают, что дно Мирового океана подстилают гидраты углеводородных газов – соединения, в которых молекулы метана заполняют пустоты в решетке кристаллического льда. Толщина залежей достигает полукилометра, что, согласитесь, весьма немало, учитывая площадь Мирового океана.

Только в Северной Атлантике, где работала группа доктора Дж. Бикенса из Мичиганского университета, оказалось, что на сравнительно небольшом участке дна льда находится до 35 миллиардов тонн метана. Вдобавок здесь же содержится до 7 процентов углерода – так что налицо все необходимое сырье (плюс атмосферный воздух) для производства синтетической нефти.

В общем, получается, что нацистские химики не довели начатое ими дело до логического конца. Быть может, потому, что не очень хотели помогать правящему режиму? Так или иначе, но ими оказался упущен и еще один шанс продлить агонию третьего рейха.

Обратите внимание, жители Европы, в том числе крупных городов и нашей страны, уже стали привыкать к грузовикам с красными газовыми баллонами вместо бензобаков. Появились и первые «Волги»-такси, работающие на газе. И как показывает накопленный опыт, природный газ вполне может составить конкуренцию традиционному бензину и дизельному топливу. У газа выше октановое число, он меньше загрязняет воздух токсичными газами при сжигании в цилиндрах мотора, не портит смазочного масла…

Все это, кстати, было известно довольно давно. На парижской выставке 1878 года Н. Отто и Э. Ланген продемонстрировали газовый автомобиль в действии. Он, правда, оглушал окружающих отчаянным треском, зато потреблял относительно немного топлива.

Так что в данном случае новое – это хорошо забытое старое. И стоит ли удивляться, что к настоящему времени только в нашей стране полмиллиона автомобилей работает на природном газе? Скорее стоит удивляться другому – почему их до сих пор так мало?.. В качестве горючего можно использовать и «биогаз». Источником для его получения служат отходы, в большом количестве – до 500 миллионов тонн в год! – образующиеся на животноводческих фермах, птицефабриках, а то и просто на полях страны.

Производство биогаза весьма несложно. В специальный бак – метантенк загружают органические отходы, добавляют немного воды и специальную анаэробную закваску. Теперь нужно лишь поддерживать в метантенке плюсовую температуру. Все остальное бактерии сделают сами: проведут необходимый процесс ферментации, переработают отходы в биогаз и шлам. Биогаз, как показывает анализ, на 50–70 процентов состоит из обычного метана, а шлам представляет собой прекрасное органическое удобрение.

Сама по себе такая неприхотливая технология, конечно, не представляет собой ничего принципиально нового. Некоторые ученые считают, что примерно такие же процессы превращения органических веществ в метан идут и в недрах Земли.

По подсчетам экономистов, в ближайшие 20–25 лет в Советском Союзе, по уже отработанным технологиям можно производить ежегодно 15–18 миллиардов кубических метров полезного газа. Потенциальные же возможности еще выше. Ведь в каждой индустриально развитой стране, как показывает расчет, приходится около двух тонн органических отходов на одного человека в год, что соответствует возможности получения 1000 кубических метров биогаза. Для справки добавим, что в настоящее время ежегодно городской житель тратит на приготовление пищи 100 кубических метров бытового газа, что эквивалентно 150 кубическим метрам биогаза. Таким образом практически все население может быть обеспечено газом!

И это еще не все. Сам процесс получения биогаза, по мнению специалистов, таит в себе немало резервов. В частности, можно ускорить процесс брожения. Например, если часть сброженной в метантенке биомассы вывести из него и смешать с вновь поступающим по трубам сырьем, разложение органических веществ начнется еще до того, как они попадут в метантенк. Это дает возможность сократить основной цикл с пяти суток до одних. А если микробиологи выведут высокоактивные виды микроорганизмов, то весь цикл реакций можно будет, вероятно, довести до нескольких часов.

Биогаз можно получать не только из отходов, но и со специально предназначенных для этого плантаций. А чтобы не занимать полезные площади на суше, такие плантации логично расположить в море.

Ученые полагают: для промышленных плантаций такой энергетической биомассы подходят лиманы Черного моря, Каспийское и Аральское моря и другие водоемы нашей страны. При урожае растений 20 граммов на квадратный метр водной поверхности в сутки, за летний вегетационный период с одного гектара можно собирать до 24 тонн биомассы. Ее переработка в метантенках даст 12 тысяч кубических метров газа. Такие исследования активно ведутся по программе «Биосоляр».

Представьте себе узкий бассейн, над которым ослепительно сияют огромные лампы. На поверхности воды плавают притопленные корытца из пластика. В них вода заметно темнее и словно бы гуще, чем вокруг. Во всяком случае, такое складывается впечатление, хотя, со слов сопровождающего нас руководителя лаборатории, вода самая обыкновенная – из водопровода, только с добавками питательных солей.

Но вот он наклонился и, держась за поручень, зачерпнул пробиркой из корытца. На глаз зеленоватое содержимое пробирки казалось совершенно однородным. Лишь под микроскопом удалось разглядеть, что вода кишит крошечными организмами.

Эти одноклеточные водоросли и есть основной «механизм» установки. Именно они потребляют питательные вещества, содержащиеся в субстрате, и под ярким светом быстро размножаются. Время от времени «бульон» из корытец разреживают, откачивая излишек в уже знакомый нам метантенк. Здесь идут реакции брожения, и вот, пожалуйста, из металлического баллона начинает выходить биогаз.

В лаборатории подсчитали: если выстелить подобными корытцами, или, как их здесь называют, фотосинтетическими блоками, поверхность Аральского моря, то можно обеспечить всю нашу страну топливом, которое даст тепло и электроэнергию для всех нужд. Фантастика?.. Пока – да. Но фантастика, основанная на точном расчете. Исследователи показывают карту земного шара, где отмечены наиболее выгодные места для создания подобных плантаций. По оценкам, с них можно собирать урожаи более 300 миллиардов тонн условного топлива в год. Это примерно в 15 раз больше, чем понадобится человечеству в 2000 году!

И наконец, бактерии можно использовать и для повышения эффективности обычных нефтепромыслов. Мы уже знаем, что при нынешних методах добычи значительная часть нефти так и остается в земных недрах. А вот если запустить в отработавшую свое скважину работников-невидимок, то они очень быстро переведут оставшуюся нефть в биогаз, и старые месторождения обретут новую жизнь.

Быть может, о нем, этом дьявольском металле, и не стоило бы говорить отдельно. Как вы убедитесь сами из изложенного ниже, тема вроде бы несколько выходит за рамки данной книги. И все-таки…

«Пишу вам вот по какому поводу. Вышел у нас тут спор. Один из моих одноклассников вычитал, что нацистское золото, которое не столь давно было обнаружено в швейцарских банках, в основном получено в результате переплавки зубных коронок, мостов, изъятых у узников концлагерей, а также золотых украшений, отнятых у населения оккупированных стран. Другой стал ему возражать: зачем это, дескать, немцам надо было? Культурная высокоразвитая нация, отличные химики… Они еще в 20-е годы научились добывать золото из морской воды, а то и просто пускают на переработку сточные воды. А потому и сумели так быстро восстановить свое хозяйство и после Первой мировой войны и после Второй. Это только мы, валенки, по-прежнему продолжаем добывать золото по старинке – из золотоносных песков да горной породы…»

Ну а дальше в читательском письме следовала дежурная просьба ответить, кто из двух спорщиков прав.

Прочел я это послание и задумался: коротка все-таки людская память. Еще ходят по земле последние выжившие узники тех страшных лагерей, а молодое поколение уже спорит, было то или не было… Ну что же, давайте попробуем проследить хотя бы частично историю нацистского золота.

Доцент Тамбовского института химического машиностроения Евгений Капитонов как-то рассказал такую историю.

Двадцать восьмого июня 1919 года был подписан Версальский договор, которым Германия обязывалась выплатить победителям репарации. В мае 1921 года на Лондонской конференции была установлена общая сумма – 132 миллиарда золотых марок. Сумма эта была непомерной. Она соответствовала 50 000 тонн золота, что составляло в то время почти две трети всего мирового запаса этого металла. Где взять столько?

И тогда на выручку своей родине поспешил известный немецкий физико-химик Фриц Габер. Он был своеобразным явлением в немецкой науке. Человек, о котором позже скажут, что он спас миллионы людей от голодной смерти и сотни тысяч из них обрек на смерть от удушья. Специалист, получивший Нобелевскую премию за разработку промышленного метода синтеза аммиака, необходимого для производства минеральных удобрений, ничтоже сумняшеся организовал и производство ядовитых газов для военных целей, за что, собственно, и был включен в число 895 главных военных преступников, прегрешивших против законов и правил войны, международных обычаев и святости заключенных договоров в период с 1914 по 1918 год. Тем не менее Фриц Габер считал себя «хорошим немцем» и помощь Германии в выплате репараций расценивал как крайне важную задачу и для немецкой науки, и для себя лично.

Габер размышлял о даре, которым, согласно древнему мифу, бог Дионис наградил царя Мидаса. Научившись превращать азот воздуха в аммиак, и сам химик в известной мере получил такой дар. Но какой триумф его мог бы ожидать, если бы он открыл новый источник золота, который насытил бы золотую жажду победителей и вернул бы отечеству былое могущество и достоинство.

В средние века в Германии добывали самородное золото из песчаных наносов в ручьях. Позднее золотоискателей привлекали реки Калифорнии и Аляски, Сибири и Австралии. Но куда деваются золотоносные стоки этих рек? В Мировой океан! Ученый знал работы, посвященные изучению содержания золота в океанской воде. Если считать наиболее достоверными данные авторитетного шведского ученого Сванте Аррениуса, полагавшего, что в тонне воды содержится около 6 миллиграммов золота, то в Мировом океане должно находиться… 8 миллиардов тонн драгоценного металла. Что значит взять из него всего 50 000 тонн – никто того и не заметит?

Здесь мы должны на время приостановить наше повествование, чтобы восстановить справедливость. Вовсе не Габер первым задумался о возможности извлечения золота из морской воды.

В 1872 году в одном из английских химических журналов появилась статья Е. Зонштадта, в которой автор сообщал, что он взял пробу воды в мелководной бухте Рамси у северо-восточного берега острова Мэн в Ирландском море. При анализе было обнаружено золото в расчете менее 67 миллиграммов на тонну воды. Когда встречается такая «неровная» цифра, легко подумать, что точное значение отличается от нее не намного – менее чем на единицу. Именно так и было понято сообщение Зонштадта, и статья его произвела сенсацию среди химиков, геологов, океанологов.

Для того чтобы понять существо сенсации, достаточно вспомнить, что богатейшие южноафриканские золотые руды содержат всего 10 граммов золота на тонну руды.

Добыча золота из речного песка дражным способом экономически оправдана уже при содержании 150 миллиграммов золота в тонне песка. При этом гидрометаллургическая переработка песка требует много труда и времени.

В морской воде золото, как и предполагали химики, находится в растворенном состоянии – в виде солей золотохлористоводородной кислоты. В этом случае его добыча становится экономически оправданной даже при содержании всего нескольких миллиграммов в тонне воды. Таким образом, данные Зонштадта говорили о возможности использования практически неистощимого источника золота.

Нужно было лишь найти эффективный способ извлечения его из морской воды и проверить в разных местах Мирового океана действительное содержание золота.

Работы в двух этих направлениях начали развиваться очень бурно. За полвека было создано около 30 различных способов извлечения золота из морской воды, на которые в разных странах Европы и в США было выдано в общей сложности 49 патентов. Некоторые изобретатели были настолько уверены в действенности разработанных ими методов, что спешили запатентовать их во всех ведущих странах Запада. Так, О. Нагель получил 15 патентов в Германии, Франции, Англии, Австрии, Норвегии, Нидерландах и Дании, причем 30 января 1916 года он зарегистрировал одновременно четыре заявки в трех странах.

Жажда золота была так велика, что жертвой ее чуть не стала медная обшивка днищ кораблей и свай причалов. Дело в том, что медь способна вытеснять золото из его солей. В этом случае можно ожидать, что вытесненное из раствора золото осядет на медной обшивке. В 1896 году Ливерсидж опубликовал статью, где сообщил, что исследования подтвердили наличие золота на медных листах обшивки, но выделение его из меди совершенно нерентабельно.

Появился ряд публикаций и по содержанию золота в морской воде. X. Мюнстер исследовал в 1892 году воду из Христиания-фьорда и нашел в ней 5–6 миллиграммов золота на тонну. Пак при исследовании воды, взятой у побережья Калифорнии, нашел 30 миллиграммов, Дон – 4,5 миллиграмма, Вагонер – 11–16 миллиграммов. Кох, изучавший воды Средиземноморья, приводит цифру 1,5 миллиграмма. Ливерсидж при исследовании проб, взятых у побережья Австралии, получил значение 30–60 миллиграммов. Данные, полученные в разных местах Мирового океана, были весьма обнадеживающими.

Правда, в Германии тогда же была издана и небольшая книга для чтения по неорганической химии для учащихся, где говорилось, что в тонне океанской воды содержится всего около 0,2 миллиграмма золота, но опьяненные надеждой исследователи не обратили на это никакого внимания. Точно так же весьма сдержанно были приняты сообщения ученых, которые нашли лишь доли миллиграмма золота в тонне воды.

Через 20 лет после появления своей первой статьи Б. Зонштадт вновь выступил с небольшой заметкой, в которой возражал против ложного понимания названного им ранее содержания золота. Он писал, что вновь взял в качестве пробы бочку воды у восточного побережья Англии в районе Лоустофта и нашел, что содержание золота в ней не просто менее 67 миллиграммов, но намного меньше. Но и эта заметка не привлекла ничьего внимания. Да и о каком доверии к ней можно было говорить, если величина пробы для микрохимического исследования измерялась бочкой неизвестного объема, а о найденном в ней количестве золота говорилось только, что его намного меньше 67 миллиграммов?

Таким образом, за полвека после первой публикации Зонштадта появилось довольно много питающих самые радужные надежды сведений о содержании золота в морской воде и идей, как его извлечь. Не было лишь самого золота.

А дело было в том, что все методы его извлечения разрабатывались на искусственной морской воде, которая приготовлялась посредством растворения в дистиллированной воде нужного количества солей с добавлением золота в количестве, соответствующем упомянутым выше публикациям. Конечно, эта жидкость весьма существенно отличалась от настоящей морской воды с ее микроорганизмами, илом и пр.

К тому же начавшаяся Первая мировая война помешала дальнейшему развитию исследований.

Когда же война закончилась, Габер выступил со своим предложением. В морозный январский день 1922 года он собрал в своей личной лаборатории дюжину молодых сотрудников и прочел им увлекательную лекцию о хозяйственном значении современной океанологии и о возможной перспективе добычи золота из океана.

Слушатели с восторгом восприняли эту идею. Уже в начале февраля во вновь организованном отделе института с таинственным обозначением «отдел М» закипели подготовительные работы. Сначала были проверены все существовавшие методы, разработанные для извлечения золота из воды.

После многих экспериментов был выбран усовершенствованный сотрудниками отдела М экстракционный метод с фильтрацией осадка через песочный фильтр. Метод Габера был постепенно доведен до такой степени совершенства, что позволял обнаружить даже миллиардные доли грамма драгоценного металла.

Для переработки воды требовалось создать специальные корабли с мощными насосными установками. Консультации со специалистами судоверфи «Вулкан» позволили установить, что строительство и эксплуатация таких судов будут экономически оправданными, если в 1 кубометре воды содержится не менее 1–2 миллиграммов золота. Таким образом, результаты расчетов судостроителей были обнадеживающими.

На очереди встала организация морских исследований. Габер хотел взять пробы в открытом море, вдали от берегов, где меньше примесей, мешающих произвести точный анализ. Проблема была непростой, поскольку во время войны Германия потеряла 90 процентов своего торгового флота и лишилась права выхода в Атлантический океан.

Правда, в июне 1920 года были установлены картельные связи между германскими судоходными компаниями и гарримановской компанией в США, что привело к оживлению германского судостроения и судоходства. За два года для обслуживания линии Гамбург – Америка были построены лайнеры «Гинденбург», «Людендорф», «Тирпиц», «Карл Легин» и другие. Тем не менее понадобилось содействие министра иностранных дел Ратенау, чтобы во время летних рейсов 1922 года оборудовать химическую лабораторию в одной из кают парохода «Ганза» и получить места на судне для пяти ее сотрудников. Финансирование экспедиции взяли на себя металлобанк и немецкое управление по распределению золота и серебра во Франкфурте-на-Майне.

Габер и его помощники были полны энтузиазма. Их покоряло величие взятой задачи – добыть 50 000 тонн золота, в то время как годовая добыча его во всем мире в первой четверти 20-го столетия ни разу не превышала 708 тонн.

Стены лаборатории были заняты стеллажами, на которых стояли двухлитровые банки со специальными герметичными крышками. Эти банки были изготовлены из стекла, полностью очищенного от малейших следов золота, чтобы они не исказили данных эксперимента. Тысячи проб воды были взяты и с поверхности, и с самых различных глубин в разных точках Северной Атлантики. Но лишь две из них содержали в среднем 8,5 миллиграмма золота. В остальных пробах его содержание измерялось числом с двумя-тремя нулями после нуля целых. И чем точнее становились методы анализа, тем меньшее содержание золота они показывали. Но, может быть, Северная Атлантика содержит золота меньше, чем другие области Мирового океана? Или все предшественники, включая Аррениуса, заблуждались?

Исследование воды Гольфстрима на пути в Нью-Йорк дало пять нулей после запятой.

Когда «Ганза» возвращалась к родным берегам, Габера все больше мучил вопрос: «Не следует ли ему вообще отказаться от своего плава?» Но вскоре он уже на борту «Вюртемберга» вновь занимается отбором проб в Южной Атлантике. Результат тот же. Летом 1924 года приписанные к Копенгагену датские исследовательские суда «Дана» и «Готхааб» отправились в Исландию и к берегам восточной Гренландии. Под руководством профессора М. Кнудсена для Габера там были взяты пробы воды и полярных льдов. При исследовании их было сделано неожиданное открытие – полярные льды содержали золота в десять раз больше, чем незамерзшая морская вода (до 0,047 миллиграмма на тонну). Но и эта концентрация была слишком мала для промышленной переработки. Ничего обнадеживающего не дала и датская экспедиция профессора Красса, в январе 1925 года начавшая систематические исследования залива Ла-Платы.

В начале мая 1925 года измерительное судно «Метеор» отправлялось в Южную Атлантику, чтобы в соответствии с планом доктора Мерца, возглавлявшего экспедицию, провести всесторонние океанологические исследования от Антарктики до Северного полярного круга. На борту корабля находились ученые многих профессий. В последний момент в состав экспедиции был включен и доктор Квазебарт, сотрудник отдела М.

Сегодня некоторые специалисты склонны считать поиски золота в море чуть ли не главной задачей «Метеора». Например, Г. Дубах и Р. Табер в своей книге «Сто вопросов об океане» пишут: «Одной из главных целей многочисленных экспедиций судна „Метеор“, неоднократно бороздившего Северную и Южную Атлантику с 1924 по 1928 год, было изучение возможности выделения золота из морской воды».

Однако результаты работы экспедиции по части поисков воды с достаточно большой концентрацией золота оказались тоже полностью негативными.

В 1925 году Габер предпринимает еще одну попытку найти золото. Ведь в море оно выносится реками. Может быть, в золотоносных реках вода содержит его достаточно много?

Рейн был золотоносной рекой. За сто лет до описываемых событий в великом герцогстве Баден чеканили монету из золота, добытого в его отложениях.

Габер внимательно исследовал пробы рейнской воды, взятые в районе Карлсруэ и Леверкузена. И здесь его ждали сразу две неожиданности. Во-первых, золота оказалось ничтожно мало. Тысячу кубометров воды в секунду несет Рейн в Атлантический океан. Но лишь 200 килограммов золота в год выносят его волны. Во-вторых, обнаружилось, что то немногoe количество драгоценного металла, которое переносят воды Рейна, содержится не только в донных наносах и иле, но и плавает в воде. По-видимому, частички золота там измельчены до состояния золы.

Но почему же многие исследователи публиковали столь обнадеживающие данные? Габер высказал по этому поводу достаточно логичное предположение. Исследователи, определяя содержание золота в воде, учитывали возможность потерять часть золота вследствие неполного его осаждения в процессе анализа. Но они не принимали во внимание, что, имея дело лишь с сотыми долями миллиграмма этого металла в тонне воды, необходимо учитывать и возможность вынесения в пробу небольшого количества золота с применяемыми реактивами, в которых оно служит случайной примесью, с инструментом или лабораторной посудой.

В 1927 году Ф. Габер опубликовал статью, в которой он подвел итоги всех работ, посвященных поискам золота в океане. «Возможно, что однажды найдут где-нибудь место в океане, где концентрируются частички благородного металла. Я же отказался от этих сомнительных поисков булавки в стоге сена».

Разочарование, постигшее Габера и его коллег, оказалось столь сильным, что еще в течение нескольких десятилетий они не предпринимали попыток ответить на вопросы, оставшиеся «за кадром». Почему, например, полярные льды содержат золота в десять раз больше, чем окружающая их вода? Куда исчезло золото из Рейна? И откуда, наконец, взял Е. Зонштадт число 67 миллиграммов, породившее столь много надежд и разочарований?

Вместо этого нацисты отыскали свой и, как им казалось, весьма перспективный источник поступления золота в третий рейх.

Все тридцать с лишним главных нацистских концлагерей были по существу фабриками смерти, где погибли от пыток и голода миллионы узников.

Сколько же всего несчастных, ни в чем не повинных людей, в большинстве своем евреев, а также русских военнопленных, было уничтожено в одном только Освенциме! Общее число установить невозможно. Упоминавшийся нами Хесс в своих показаниях назвал цифру порядка «2 миллиона 500 тысяч расстрелянных, удушенных газом и сожженных и еще по меньшей мере 0,5 миллиона погибших от голода и болезней, что в сумме составляет около 3 миллионов человек». Позднее в ходе суда над ним в Варшаве он уменьшил эту цифру до 1 миллиона 135 тысяч человек. Советское правительство, которое провело тщательное расследование злодеяний в Освенциме после того, как в январе 1945 года его захватила Красная Армия, приводит цифру 4 миллиона человек. Рейтлингер, основываясь на собственных тщательных подсчетах, ставит под сомнение даже цифру 0,75 миллиона истребленных в газовых камерах. По его данным, в газовых камерах погибли 600 тысяч человек, к которым добавляется еще «неопределенная часть пропавших без вести», порядка 300 тысяч человек, которые либо были расстреляны, либо умерли от голода и болезней. По любым подсчетам число это весьма внушительно.

Трупы сжигали, но золотые коронки на зубах сохранялись и, как правило, извлекались из пепла, если их не успевали присвоить солдаты специальных подразделений, перебиравшие горы трупов. Золото переплавлялось в слитки и вместе с другими ценностями, отобранными у обреченных евреев, направлялось в рейхсбанк в соответствии с секретным соглашением между Гиммлером и президентом банка и заносилось на счет СС под шифром «Макс Хейлигер». Помимо золота, сорванного с зубов, из лагерей смерти поступали золотые часы, серьги, браслеты, кольца, ожерелья и даже оправы от очков, поскольку евреям рекомендовалось «при переселении на новое место жительства» забирать с собой все ценности. Были собраны также большие запасы ювелирных изделий, особенно бриллиантов и серебряной посуды, не говоря уже о толстых пачках банкнот.

Рейхсбанк был буквально переполнен поступлениями на счет под шифром «Макс Хейлигер». Подвалы Рейхсбанка были забиты «трофеями» еще в 1942 году, и его алчные директора стали искать возможности заложить их в муниципальные ломбарды, чтобы получить под них наличные. В одном из писем Рейхсбанка в берлинский муниципальный ломбард, датированном 15 сентября, упоминается «вторая партия поступлений». Начинается оно так: «Мы направляем вам следующие ценности с просьбой найти им наилучшее применение». Далее приводится длинный перечень ценностей по видам, в который включено: 154 пары золотых часов, 1601 пара золотых серег, 132 бриллиантовых кольца, 784 пары серебряных карманных часов и 160 различных зубных протезов, частично изготовленных из золота. К началу 1944 года берлинский ломбард был переполнен поступающими сплошным потоком крадеными вещами и поэтому информировал рейхсбанк о том, что принимать ценности далее не в состоянии. Когда союзники одержали победу над Германией, они обнаружили в некоторых заброшенных соляных шахтах, где нацисты спрятали часть своих документов, и «трофеи», в том числе хранившиеся на счету под шифром «Макс Хейлигер». Количество их позволило заполнить три больших сейфа во франкфуртском филиале Рейхсбанка.

Знали ли банкиры об источниках этих уникальных вкладов? Директор управления драгоценных металлов Рейхсбанка показал в Нюрнберге, что и он и его служащие обратили внимание на то, что многие партии золота поступали из Люблина и Освенцима.

«Мы все знали, что это были места расположения концлагерей. Лишь в десятой партии, поступившей в ноябре 1943 года, впервые появилось золото, снятое с зубов. Количество такого золота становилось необычайно большим».

Иногда коронки срывали еще до того, как людей приканчивали. Из секретного доклада начальника минской тюрьмы выяснилось, что после того, как он прибег к услугам еврейского дантиста, «у всех евреев были сняты или вырваны золотые мосты, коронки и пломбы. Это происходило обычно за час или за два до спецакции». Начальник тюрьмы отмечал, что из 516 немецких и русских евреев, казненных в его тюрьме в течение полутора месяцев весной 1943 года, у 336 были сняты золотые коронки и т. п.

На Нюрнбергском процессе пресловутый Освальд Поль, начальник экономического отдела СС, который вел деловые операции для своего управления, подчеркивал, что доктор Функ, а также служащие и директора Рейхсбанка отлично знали происхождение вещей, которые они старались заложить в ломбард, чтобы получить под них деньги. Он довольно подробно описал «деловую сделку между Функом и СС относительно доставки в рейхсбанк ценностей, принадлежавших умершим евреям». Он припомнил разговор с вице-президентом банка доктором Эмилем Полем.

«После этого разговора не осталось никаких сомнений, что предметы, которые поступали в рейхсбанк или которые предполагалось передать в рейхсбанк, принадлежали евреям, убитым в концлагерях. Такими предметами были перстни, часы, очки, золотые слитки, обручальные кольца, броши, булавки, золотые коронки и другие ценности».

Итак, гитлеровцы отыскали свои месторождения и рудники, организовали собственные предприятия по добыче золота. И оказались в проигрыше. Причем не только потому, что война была проиграна и в Нюрнберге всплыли на свет божий все тонкости разработанной ими «технологии». Оказывается, если бы немецкие эксперты не поверили Габеру, еще пошевелили мозгами, у них была-таки принципиальная возможность получить золото из нетрадиционных, но природных источников.

Попытка других исследователей – уже после окончания Второй мировой войны – разобраться в данной проблеме привела к новым открытиям. Оказалось, что золото не так уж редко, как следовало ожидать, исходя из его названия – редкий металл! В природе оно находится самородным в виде микроскопических включений в изверженных горных породах, кварце, шиферах и т. п. Выветривание таких золотоносных пород дает россыпи, содержащие золотой песок, а иногда и крупные самородки – их находили до 285 и даже весом 1350 килограммов! В целом же за всю историю цивилизации добыто более 50 тысяч тонн золота, то есть в среднем по 10 тонн в год. По подсчетам геохимиков, общее количество золота в литосфере (земной коре глубиной до 16 километров) составляет около 100 миллиардов тонн. Так что до полного исчерпания золотоносных пород еще далеко, хотя некоторые рудники истощаются (так случилось и с рейнскими).

Но здесь возникает ряд интересных проблем. Наряду с постоянными открытиями новых месторождений драгоценного металла растут и области его применения.

Кроме традиционного использования в ювелирном деле, металлическое золото и его сплавы применяются для изготовления лабораторных приборов, деталей аппаратов, а также для покрытия различных предметов из стекла, фарфора или металлов, в микроэлектронике, стоматологии, катализе (синтез воды из элементов (!), термическое разложение металлоорганических соединений и др.), фотографии и т. д. и т. п.

Так или иначе, во всех этих процессах золото контактирует с водой или растворами, растворяется в воде и уносится водой. Таким образом, чем больше золота добывается и используется, тем более значительная его часть уносится реками в Мировой океан.

И еще. Анализируя основные месторождения золота, нетрудно прийти к выводу, что подавляющее большинство из них расположено по долинам рек. Почему? Да потому, что реки постоянно вымывают, как бы «просеивают» микроскопические частички золота (механические взвеси и химические соединения) из золотоносных пород. Вымывают и уносят в океан. Ведь не все же удается добыть. Сюда следует добавить и миграцию золота с органическими соединениями в биосфере.

Вывод из всех этих данных напрашивается сам собой: действительно, веками Мировой океан должен был накапливать золото!

Что же говорит современная геохимия о количестве благородных металлов в морской воде?

По данным советского академика А. Виноградова (1967 год), в среднем химическом составе воды океанов содержится 4х10–10 весовых процентов золота (0,000004 грамма на тонну в виде аниона 18). В литосфере золото содержится в среднем количестве 4,3х10–8 весовых процентов, то есть всего в 1000 раз больше, чем в океане!

Но золотоносную жилу (подобную «рифам» Трансвааля, где концентрация золота 12–18 граммов на тонну) нужно еще найти, а морская вода – вот она, бери сколько хочешь, хоть все 5 миллионов тонн содержащегося в ней золота. И почему только золота? В морской воде растворены почти все элементы периодической таблицы Д. Менделеева и лишь 16 из них (не считая тех, данные о которых отсутствуют), причем наиболее редкие, в количествах меньших, чем золото.

Выходит, нужно срочно и широким фронтом разворачивать золотодобычу из Мирового океана? Ведь со времен Ф. Габера такие работы практически не ведутся.

Может быть, когда-нибудь все это и станет реальностью, но прежде необходимо решить ряд важных вопросов. Например, чем сорбировать золото из воды? Прекрасные перспективы сулят ионообменные смолы, или, как их часто называют, иониты. Эти чудесные синтетические вещества способны обменивать свои активные ионы (вернее, противоионы) на любые ионы равного знака, находящиеся в растворе, в том числе, естественно, и на ионы золота, которые затем легко восстанавливаются до металла. Уже существующие сейчас иониты позволяют сорбировать золото в количестве 200 процентов и серебро в количестве 300 процентов от веса самой смолы!

Советские ученые А. Даванков и В. Лауфер разработали промышленную установку для извлечения золота (выход более 90 процентов) из сточных вод крупных ювелирных фабрик.

Однако Мировой океан не перельешь из одной бочки в другую, пропуская через колонну с ионитом? Тут, видимо, понадобятся иные, еще более совершенные технологические решения. И они уже на подходе…

Вот хотя бы одно из них.

Исследователи давно обратили внимание, что живые существа – обитатели морей и океанов – имеют свойство накапливать в своих организмах определенные вещества. Скажем, устрица представляет собой настоящий кладезь меди, голотурии и асции накапливают ванадий, омары и мидии – кобальт… А вот некоторые виды планктона, диатомовые водоросли и ряд других микроорганизмов отдают предпочтение золоту. Так почему бы не сделать ставку на природных старателей?.. «

Первые опыты обнадеживают. Исследователи отыскали микроорганизмы, панцири которых практически целиком состоят из благородного металла. Конечно, от лаборатории до промышленного производства – дорога достаточно длинная. Но, возможно, ее удастся сократить в свете последних научных открытий, сделанных американскими учеными.

Редчайшее явление природы им удалось зафиксировать с помощью гидрофонов, использовавшихся ранее в системе слежения за советскими атомными субмаринами. Некоторые ученые полагают, что донная активность – это своего рода «сердцебиение» планеты. Обнаруженный процесс влияет на химической состав морской воды, на отложение ценных металлов, в том числе и золота.

Речь идет о некой субстанции, похожей на вулканическую лаву, медленно вытекающую из недр планеты и растекающуюся по океанскому дну. Но все это происходит во мраке глубокой ночи, в недосягаемом оком подводном царстве, над которым царит убийственное давление многих тонно-километров. Вот почему эти процессы мало изучены и кажутся нам загадочными.

Тем не менее такие попытки предпринимаются. Недавно ученые отправились на 50-метровом исследовательском судне «Макартур» в район замеченной вулканической активности и опустили в воду чувствительные детекторы. С их помощью им удалось не только взять пробы извергнутой из расселины жидкости, как оказалось весьма изобиловавшей бактериями и микробами, но и насыщенной разнообразными солями.

В университете штата Вашингтон в Сиэтле ученые пытаются узнать как можно больше об экзотичных организмах, прекрасно себя чувствующих при температурах кипятка. «Это новейший рубеж микробиологии», – заявил Джон Барр, биолог, взявшийся за изучение теплоустойчивых микроорганизмов.

Единственный раз нечто подобное в прошлом ученым удалось зафиксировать в июне 1993 года. Тогда другая расселина региона – Хуан-Дефук-Рич содрогнулась от внутренних толчков. Опять-таки об этом стало известно из сообщения ВМФ США, в свою очередь, полученного от сети гидрофонов, опоясывающих побережье страны. Тогда ученые пришли к выводу, что поднимающееся из донных недр тепло порождает щедрую экосистему, включающую не только огромное число теплолюбивых микробов, но и колонии трубчатых червей и других причудливых тварей, заселяющих глубины, куда не проникает солнечный свет.

Трещины между тектоническими плитами на дне океана, особенно расселина Гордо-Рич, стали притчей во языцех в 1980-е годы, когда окаймлены залежами золота и других ценных металлов. Это открытие помогло в те годы президенту Р. Рейгану ускорить принятие закона о расширении границ США до 230-мильной зоны океана.

Итак, анализируя достижения деятелей третьего рейха, как правило, приходится констатировать, что фюрер и его подручные так и не смогли по-настоящему использовать тот научно-технический потенциал, который был у них под руками. Отчасти по малограмотности, отчасти из-за беспорядка, которого, оказывается, у них было не меньше, чем у нас.

Так, быть может, на военно-морском флоте, в частности на базах подводных лодок, которыми фюрер так гордился, дела шли лучше?

Обратимся к мировым авторитетам: нет сомнения, что Александр Липпиш – один из немногих ученых-аэродинамиков, интересовавшихся так называемыми экранопланами не только с позиций «чистой» науки – сумел далеко обогнать всех.

Впрочем, по мнению Липпиша, и он не был родоначальником этого направления науки и техники: «С 1921 года известна теория Визельсбергера, который был в те времена ассистентом профессора Прандтля в Геттингене. Он был первым, кто разработал теорию влияния экрана на подстилающую поверхность». Правда, оно рассчитывалось по теории биплана. Ученого интересовало в первую очередь поведение самолета при взлете и посадке.

Экраноплан – этакий гибрид торпедного катера и гидросамолета – летит гораздо ниже, в каких-нибудь 20–40 сантиметрах от воды. В этом случае масса воздуха, поддерживающего лодку-экраноплан, состоит как бы из двух частей: одна – заторможенный поток под крылом; другая – довольно незначительная – выходит из-под крыла в районе задней кромки и постоянно пополняется воздухом, поступающим сверху, от носка крыла.

Однако главная масса воздуха остается под несущей поверхностью и создает там давление, равное почти скоростному напору. Она играет роль своеобразного воздушного катка, по которому лодка-экраноплан «катится» как по маслу.

В 1930-х годах финский инженер Каарио разработал простое прямоугольное крыло-сани, скользящее над снегом с помощью экрана. Изобретатель получил патент, который, кажется, не прочитал ни один человек, – многие ли из нас знают финский язык?

Тем не менее Липпиш лукавит: сам-то он прекрасно осведомлен о том патенте. Знал он, возможно, и о работах нашего соотечественника В. И. Левкова, проводившего в 1935 году аналогичные эксперименты на территории СССР. Да и сам он провел за расчетами и в лаборатории достаточно много времени, чтобы понять: идея тут заложена богатая.

Так почему же он не стал бить во все колокола? Почему не раззвонил фюреру о еще одном варианте чудо-оружия, способном доставить бомбы и торпеды к побережью Англии со скоростью самолета и в то же время практически не засекаемого британскими радарами?

Причин тому может быть несколько. Во-первых, насколько известно, ученый недолюбливал нацистов и никогда не состоял с фюрером в таких отношениях, как, например, уже известный нам Фердинанд Порше. Во-вторых, он полагал, что экранолеты вряд ли смогут затмить самолеты, в том числе и его знаменитые «бесхвостки».

Так или иначе, свой первый экранолет А. Липпиш построил лишь для американцев.

«В 1959 году мой шеф – владелец и руководитель известной фирмы „Коллинз“ – попросил меня построить большую лодку, на которой можно было бы испытать радиоэлектронную аппаратуру для флота США, – рассказывал сам конструктор. – Коллинз хотел, чтобы все детали судна были из искусственных материалов – металл создает помехи для радиооборудования.

Для экспериментов мы построили прекрасный гидроканал длиной в 30 метров, оснастили его окнами для фото – и киносъемки. Модели помогли изучить все мыслимые формы лодок, даже планирующие поверхности с обратной стреловидностью. После многих опытов и размышлений я «вылепил» нижнюю поверхность лодки – это и были обводы будущего экраноплана. Лодку изготовили, и мы с Коллинзом прошлись на ней по одному из наших озер.

Суденышко отлично набирало скорость, мы начали было восторгаться его резвостью, как вдруг носовая часть отделилась от воды и угрожающе задралась кверху. Что скрывать, мы испугались – центр тяжести лодки находился в задней ее части, так недолго и до акробатического кульбита…

Теперь я знал все, что хотел узнать. Сдав электронщикам другую, совершенно нормальную лодку, продолжил работу над своей – строптивой. Если оставить днище таким, какое оно есть, поставить на лодку изогнутое крыло, рассуждал я, все будет в порядке. Но ведь надо как-то сохранять устойчивость, когда судно поднимется над водой. Значит, не обойтись без хвостового оперения, наподобие самолетного.

Вместе с сыновьями я смастерил несколько бальзовых моделей с микромоторчиками. Их мы гоняли по снежному покрову, а потом – в гидроканале. Аэродинамическое качество моделей (отношение подъемной силы к силе лобового сопротивления) достигало 40 – характеристика хорошего планера!

Позднее мы построили первую лодку – экраноплан Х-112.

Тут мы узнали, что влияние экрана на взлет и посадку летательных аппаратов изучали также в Японии и России. После доклада Каарио в США в 1959 году опыты с лодками провели фирмы «Локхид» и «Боинг». Правда, не очень удачные – лодки теряли устойчивость и опрокидывались, – с ними происходило то же самое, что и с нашей первой лодкой. Фирмы струсили, а мы пошли дальше. Самой большой проблемой оказался… двигатель. На новый попросту не хватало денег, а старый, купленный по случаю, оказался слишком слабым.

Мы решили на первых порах обойтись без мотора. Взяли быстроходный катер – он и буксировал наш Х-112. Лодка-экраноплан благополучно оторвалась от воды и заскользила на воздушной подушке.

По натяжению каната можно было определить силу лобового сопротивления аппарата. Аэродинамическое качество оказалось неожиданно высоким – 20–25. С мотором экраноплан запросто возил двоих. Я сидел обычно позади летчика.

После успешных полетов Х-112 я построил Х-113. Только уже на средства других организаций. Фирме «Коллинз», занимавшейся радиоэлектроникой, наши эксперименты были ни к чему. Работой заинтересовались в ФРГ, где я в 1965 году сделал доклад об опытах с лодкой-экранопланом. Х-113 построила фирма «Рейн-Флюгцейгбау». Для силовой установки мы выбрали американский «Нельсон» в 40 лошадиных сил.

Испытывали машину тоже в ФРГ, на озере Бодензее. Х-113 очень устойчив в полете. Можно смело бросить ручку. Управление настолько простое, что доступно любому летчику после некоторых указаний чисто теоретического характера.

Оказалось, Х-113 может летать и повыше, вне влияния экрана. Летчик поднимался до 800 метров. И хотя экраноплан нельзя назвать самолетом, он обладает многими достоинствами этой машины. Ведь на нем можно перелетать с одного озера на другое, преодолевать препятствия и участки суши в озерных районах. И все-таки главный режим для экраноплана – полет в зоне влияния экрана. В этом случае он превращается в высокоэкономичный скоростной аппарат, обходящийся маломощным двигателем».

Похоже, сам изобретатель нисколько не пожалел о том, что не построил подобную лодку еще до войны. А между тем, сделай он это, возможно, подобную картину можно было бы увидеть намного раньше.

…Стороннему наблюдателю этот покачивающийся на ленивой волне корабль кажется диковиной. Или плодом болезненного воображения конструктора. Длинный, стремительный корпус, смахивающий на фюзеляж авиалайнера, переходящий в «дельфиний нос» кабины, ветровые стекла которой пугающе походят на раскосые глаза. Турбореактивные двигатели. Самолетный киль – хвост.

Когда эту махину отбуксируют на чистую воду, оглушительно взревут моторы и узкое хищное тулово рванется вперед, в туче брызг. Набрав скорость, машина выскользнет из воды и со скоростью истребителя помчится на высоте нескольких метров над морской зыбью.

Это – чудо техники, прозванное на Западе «Каспийским монстром», увенчало усилия многих конструкторов и ученых. Задумывался об экранопланах Роберт Бартини, – итальянец, ставший советским авиаконструктором, но так никогда и не ставший для наших властей своим. Работал над ними уже упоминавшийся нами Левков и талантливейший Павел Гроховский, поставленный чекистами к стенке в те же 1930-е годы…

В итоге «монстры» появились не в 1940-е, а лишь в 1970-е и 1980-е годы. Впрочем, может это и к лучшему.

Ведь экранопланы не боятся никаких штормов. Им не страшны льды – они летят над ними. Им не грозят болотистые устья рек и прибрежные камни, на которых могут разбиться обычные корабли. Равно как и отмели. Высаживать десанты они способны везде – от африканского Берега Скелетов с его дьявольскими рифами, до обоих побережий США, арктических земель Канады и Аляски.

Экраноплану не грозят притаившиеся под поверхностью вод и на отмелях мины. Он недосягаем для торпед с подводных лодок. Зато он сам, обладая скоростью в 300–400 верст в час, нагонит и уничтожит глубинными бомбами даже самую быстроходную подлодку. Экраноплан может нести противокорабельные ракеты и мины, нанося удары по вражеским эскадрам. Проектировался аппарат, способный перебрасывать уже целый батальон морских пехотинцев со всей техникой и вооружением на несколько тысяч километров со скоростью 600 километров в час.

Представляете, насколько они могли бы изменить характер военных действий на Балтике, Северном Ледовитом океане или в Атлантике? Ведь тогда сам собой отпал бы вопрос, как транспортировать громоздкое ядерное устройство, скажем, к берегам той же Америки…

Однако военно-морская мысль третьего рейха пошла другим путем. Фюрер обратил свое внимание на людей-лягушек…

Разработка управляемых торпед началась в Италии. Еще в годы Первой мировой войны лейтенант итальянского флота Р. Паолуччи и инженер Р. Росетти создали оригинальную конструкцию – на торпеде были предусмотрены места для двух человек, которые управляли движением этого снаряда. Боеголовка торпеды содержала 170 килограммов взрывчатки и была оснащена сильным магнитом, который удерживал заряд на обшивке вражеского корабля. С ее помощью 1 ноября 1918 года удалось отправить на дно линкор «Вирибус Унитис», стоявший в австрийском порту Пола.

Об этом эксперименте вспомнили в 1935 году, когда на морской базе «Ла Специя» появились два офицера – Э. Тоски и Дж. Тески. Они представили проект модифицированного подводного снаряда. Через два месяца опытный экземпляр торпеды был спущен на воду и повел себя совершенно непредсказуемо. Управляемая торпеда только называлась так – на самом же деле она не держала глубину, внезапно меняла направление, всплывала на поверхность…

Тем не менее дело постепенно пошло на лад, в начале 1940 года князь Валерио Боргезе создал школу подрывников, а в штабе флота организовали специальный отдел для разработки новых видов вооружения. Одновременно были предприняты меры по дальнейшему совершенствованию «живой» торпеды.

Теперь она имела 6,7 метра в длину и 53 сантиметра в диаметре. Благодаря бакам для балласта и сжатого воздуха торпеда могла погружаться на глубину до 30 метров. Два винта приводились в движение электродвигателем, питаемым батареей аккумуляторов. Торпеда развивала скорость в три узла (5,5 километра в час) и имела дальность хода 10 морских миль (18,5 километра). В носовой, легко отсоединяемой части, находился взрывной заряд весом 300 килограммов, причем взрыватель был подключен к часовому механизму, что обеспечивало взрыв в заданное время. За боеголовкой располагался бак для балласта. На нем сидели командир торпеды и ныряльщик-механик. От ударов волн их защищал стеклянный щит, а в основании щита располагались бортовые приборы: магнитный компас, измеритель глубины, измеритель крена, рулевой рычаг, выключатели двигателя и насосов, удерживающих торпеду на нужной глубине. Сзади располагался контейнер с инструментами и запасным кислородным прибором.

К месту атаки «живую» торпеду доставляла подводная лодка, на борту которой монтировали специальные приемники для торпед. Подойдя как можно ближе к цели, подводная лодка всплывала, ныряльщики выходили и, достав торпеды из приемников, садились на них и плыли. Они старались находиться на поверхности как можно дольше, чтобы не пользоваться дыхательными аппаратами.

Приблизившись к месту диверсии, экипаж погружался и пилот направлял торпеду под корпус корабля. Подрывники крепили мину к днищу, включали часовой механизм и старались побыстрее убраться восвояси.

Теоретически предполагалось, что подрывники могут вернуться на облегченной торпеде назад к ожидавшей их подлодке. Но на практике найти подводную лодку в море оказывалось весьма непростым делом. Тогда диверсанты выбирались на сушу и уповали на судьбу, стараясь перейти линию фронта и вернуться к своим.

Несмотря на то, что потери среди боевых бойцов были довольно велики, в марте 1941 года по приказу дуче была сформирована 10-я легкая флотилия под командованием капитана Витторио Моккагатта. В нее входили надводные и подводные подразделения, которыми руководили соответственно командор Георгио Джиоббе и князь Валерио Боргезе. Тогда же организовали училище для военных ныряльщиков и базу в Ла Специя. Подводное подразделение включало училище для экипажей управляемых торпед и подводных лодок их транспортирующих, а также школу подводных диверсантов в Сан Лепольдо вблизи Ливорно.

Курсанты проходили тщательную теоретическую и практическую подготовку. Их учили пользоваться кислородными приборами, дальним заплывам, уменью долго находиться под водой. Был также создан научно-исследовательский «Биологический центр» для изучения проблем, связанных с длительным пребыванием под водой.

Школа диверсантов представляла собой замкнутый мир, куда принимали исключительно добровольцев, дававших подписку о сохранении абсолютной тайны. При поступлении кандидаты проходили детальное медицинское обследование и тесты на психологическую устойчивость.

Во время тренировок и выполнения боевых заданий лица ныряльщиков покрывали черной краской, а на голову надевали сеть, затканную водорослями. Для большей скрытности боевые операции выполнялись также, как правило, в темное время суток.

На первых порах итальянцам не везло.

Первую атаку на английские суда в Гибралтаре итальянцы предприняли 24 сентября 1940 года. В этот день с базы в Ла Специя вышла подводная лодка «Шире» под командованием князя Боргезе. Но когда через пять дней «Шире» достигла района Гибралтара, то оказалось, что английские суда ушли.

Двадцать первого октября подводная лодка «Шире» вновь вышла в море. В районе Гибралтара в заливе Алхесирас, вблизи устья реки Гвадаранкве были высажены ныряльщики. Однако первую торпеду деформировало давление воды, во второй отказал водяной насос. Ныряльщики затопили торпеды и были вынуждены выйти на сушу. У третьей же торпеды на расстоянии нескольких десятков метров от цели – линкора «Бархэм» – вышел из строя двигатель. Экипаж, решив, что дотянет боеголовку вручную, включил часовой механизм взрывателя. Однако выполнить намеченное диверсантам не удалось и боеголовка взорвалась, не нанеся никаких повреждений. Сначала англичане думали, что в порту грохнула авиабомба, но после поимки двух незадачливых диверсантов поняли грозившую опасность и усилили контроль за портом и прилегающей к нему территорией.

Тогда диверсанты переключились на подготовку операций в порту Александрия. Однако две подлодки, отправленные в рейд, на базу не вернулись. Причем некоторые экипажи живых торпед попали в плен, и в их числе оказался один из создателей этого оружия Элиас Тоски.

Лишь в декабре 1941 года началась третья операция против английского флота в Александрии. Руководителем ее стал сам князь Боргезе. Его подводная лодка «Шире» должна была доставить живые торпеды и их экипажи в район порта. Подлодка вышла в море 14 декабря на рассвете. По плану, торпеда пилота Луиджи де ла Пенне атакует линкор «Вэлиэнт», а Антонио Марчеглиа собирался уничтожить «Куин Элизабет». Винченцо Мартелло направлялся к недавно обнаруженному авианосцу. После того, как под корпусами кораблей установят мины, ныряльщики планировали разбросать в бассейне порта особые плавающие взрывные устройства. Они были невелики и также снабжены часовым механизмом, который должен был взорвать их через час после взрыва судов. Замысел заключался в том, чтобы поджечь еще и нефть, которая наверняка разольется по акватории порта после повреждения линкоров.

И пока англичане будут тушить пожар, ныряльщики надеялись выбраться за территорию порта, уничтожить снаряжение и спрятаться на побережье, а потом перебраться в устье Нила, где возле Росетта должна была ждать их через 48 часов подводная лодка.

В ночь с 18 на 19 декабря подводная лодка «Шире» достигла намеченного района. Он находился в одной миле от маяка на западном волнорезе александрийского порта. Глубина достигала здесь 15 метров. Через несколько часов лодка всплыла. Условия были идеальные – темно, море спокойное. Александрия лежала как на ладони. Живые торпеды двинулись к цели.

Граф де ла Пенне взял на себя командование. Двигаясь в полупогруженном состоянии, живые торпеды добрались до волнореза и, перемещаясь вдоль него, искали вход в порт, как вдруг появилось небольшое сторожевое судно. Заградительную сеть открыли, и вслед за кораблем в порт проскользнули и итальянцы.

Тем не менее экипаж торпеды, направлявшейся к линкору «Вэлиент», ухитрился наткнуться на еще одно заграждение. Пришлось всплывать и переваливать через сеть поверху. В результате оказалось, что на винт намоталась проволока. Торпеда потеряла ход. Поскольку до линкора оставалось недалеко, де ла Пенне принял решение отцепить боеголовку и подтащить ее под корабль. Потребовалось напрячь все силы – головка весила около 300 килограммов. Наконец, через 40 минут ему удалось доплыть и включить механизм взрывателя на 6 часов утра. Измученный итальянец всплыл на поверхность и был замечен часовым на линкоре.

В итоге и де ла Пенне, и его напарник попали в плен. Англичане, понимавшие, что диверсанты приготовили им какую-то пакость, не нашли ничего более остроумного, как сунуть обоих в нижних трюм. Если под корабль подложена мина, то, понимая грозящую опасность, диверсанты не захотят пойти на верную смерть и укажут, где мина.

Пока плененные итальянцы сидели в трюме и считали время, оставшееся до взрыва, экипажи остальных торпед не теряли времени зря. Капитан Марчеглиа обнаружил свою цель – линкор «Куин Элизабет». Итальянцы бесшумно подплыли под дно судна и заложили мину. Они спокойно покинули порт, направляясь к безлюдному пляжу. В соответствии с планом итальянцы двинулись к Росетта, но по пути были схвачены англичанами.

Командир третьей «живой» торпеды Мартелло не смог найти авианосец в ночной тьме и выбрал в качестве цели большой танкер, оставив мину под ним. Но и тут диверсантов заметили, захватили в плен.

Тем временем де ла Пенне и его напарник сидели в трюме, но молчали. Тогда командир линкора приказал закрыть водонепроницаемые переборки и собрал всю команду на верхней палубе. В 6. 05 раздался мощный взрыв. «Вэлиэнт» закачался и осел на дно. Вскоре взорвались мины под двумя другими кораблями.

Так 6 человек серьезно повредили 2 линкора и танкер в строго охраняемом порту. Но даже из этой операции ни сами итальянцы, ни их союзники немцы не смогли извлечь очевидной выгоды. В порту было довольно мелко и корабли лишь осели на днища. Поэтому сделанные с воздуха фотографии не могли выявить размеры повреждений, а из экипажей «живых» торпед на базу не вернулся ни один.

Тем не менее дуче при случае не утерпел и поведал фюреру о своих «морских дьяволах». Тот заинтересовался и велел создать и в своем флоте подобное подразделение.

Однако если итальянцы до конца войны сумели еще до конца войны серьезно повредить несколько кораблей противника (говорят даже, что на их совести линкор «Петропавловск», взорванный в Севастополе уже после окончания войны), то немецкие «люди-лягушки» ничем особым похвастаться так и не смогли.

Куда быстрее отреагировали англичане. Видимо, они сумели получить у пленных необходимые им сведения, и вскоре в море вышли первые «живые» торпеды с английскими экипажами.

В частности, им удалось затопить крейсер «Больцано». Причем сами диверсанты сумели благополучно вернуться на базу с помощью итальянских партизан-антифашистов.

Впрочем, вскоре англичане охладели к использованию «живых» торпед, рассудив, что риск тут слишком велик. И продолжали вести диверсионные операции с помощью подлодок-малюток типа «X».

Одной из первых удачных операций, проведенных малютками, оказалось нападение на линкор «Тирпиц». 22 сентября 1943 года лодки «Х-6» и «Х-7», доставленные в заданный район подлодкой-маткой «Стабборн», подошли к сильно защищенной гавани в Кофиорд (северная Норвегия), где находился «Тирпиц».

Преодолев систему внешних противолодочных заграждений, экипажи лодок обнаружили открытый проход во внутренней противолодочной сети (как потом выяснилось, проход открыли, чтобы пропустить небольшое судно, которое ожидалось через полчаса). Определив местонахождение «Тирпица», экипажи приготовились к нападению, однако в этот момент одна из лодок (Х-7) наткнулась на мель, не обозначенную на карте, и всплыла на поверхность. Наблюдатели на «Тирпице» (дело было днем) обнаружили лодку.

На линкоре подняли тревогу, и англичанам пришлось атаковать «Тирпиц» в надводном положении. Лодка подошла к линкору и сбросила на грунт мины, поставленные с замедлением на один час. К этому времени «Х-6», пройдя незамеченной под корпус «Тирпица», успела сбросить два боевых заряда и также поднялась на поверхность. Находясь под огнем противника, экипажи потопили свои лодки и сдались в плен. Во время допроса раздался взрыв, причинивший значительные повреждения немецкому линкору, который был выведен из строя на полгода.

Все эти обстоятельства привели к тому, что в конце 1943 года подводными диверсиями всерьез заинтересовались и в Германии. Нападение англичан на «Тирпиц» предопределило решение о создании соединения «К» (от слова «кляйнкампффербанд» – соединение малого боя) – диверсионно-штурмового соединения германских ВМС, состоявшего из отрядов человекоуправляемых торпед, взрывающихся катеров, боевых пловцов-одиночек и подлодок-малюток.

Намерения немцев сводились к следующему: разработать специальные подлодки-малютки по английским образцам и обучить экипажи; применить эти лодки-малютки для выполнения специальных заданий, например для проникновения во вражеские порты; осуществить специальную боевую подготовку морских штурмовых отрядов (ударных групп). Цель подготовки – обеспечить нападение малых надводных судов и ударных подлодок – малюток на вражеские прибрежные районы и находящиеся там важные военные объекты (радиолокационные станции, позиции артиллерийских орудий и т. п.).

Подразделения соединения «К» формировались отборными кадрами офицеров и рядовых. Почти все они добровольно согласились служить в новом качестве морских диверсантов. Каждый из них обязывался хранить строжайшую тайну, соглашался на службу без увольнений и отпусков, на разрыв всех связей с «гражданской средой», включая требование месяцами решительно ничего не сообщать домой, если особая ситуация потребует полного молчания.

Вступающий в ряды соединения «К» обязывался целиком посвятить себя общему делу, отдавая ему все свои физические и душевные силы. Это, однако, не значило, что он собирался приносить в жертву свою жизнь. Считалось, что экипажи боевых средств, состоявшие из представителей высокоцивилизованных народов белой расы, должны при выполнении боевого задания иметь реальные шансы на спасение своей жизни.

Адмирал Гельмут Гейе – командир соединения «К» – считал, что для успеха индивидуальных действий не так важна физическая сила, как воля и личная дисциплинированность. Хорошая физическая подготовка лишь увеличивала шансы на успех и уменьшала потери. В то же время вопреки укоренившимся традициям диверсантов обучали действовать и самостоятельно, сообразно боевой обстановке, а вовсе не слепо подчиняться букве приказа. О «людях-лягушках» с уважением говорили, что они боятся только бога, больше – никого.

В отличие от итальянцев и англичан, немцы широко использовали подводных диверсантов в операциях на сухопутных театрах военных действия для проведения речных диверсий. Так, в сентябре 1944 года английские войска захватили плацдарм на северном берегу реки Вааль в районе Неймегена. Войска, находившиеся на плацдарме, были связаны с тылами железнодорожным и шоссейным мостами через реку. Немецкое командование, стремившееся отрезать прорвавшиеся части противника от основных войск, приняло решение взорвать мосты силами подводных диверсантов.

План был разработан Гиммлером и утвержден лично Гитлером. Для проведения задуманной операции из Венеции, где находился отряд подводных пловцов, в Германию были вызваны 12 человек.

В ночь на 29 сентября немецкие диверсанты начали свой заплыв. Они должны были проплыть 17 миль до Неймегена, причем вдоль территории противника. Запас в кислородно-дыхательных приборах позволял находиться под водой не более 30 минут, поэтому большую часть пути диверсанты плыли по поверхности.

Первая четверка благополучно достигла железнодорожного моста, разрядила воздушные баллоны, державшие мины на плаву, и когда заряды опустились на дно под мостом, два диверсанта погрузились и установили взрыватели на заданное время.

Вторая группа, доставившая бомбы к шоссейному мосту, долго не могла установить заряды в намеченном месте. А когда закончился запас кислорода, они всплыли и прикрепили мины к опоре моста.

Собравшись вместе, диверсанты двинулись дальше, вниз по реке. Проплыв около семи миль, они увидели ракеты, освещавшие передний край немецких войск. Диверсанты вышли на берег и, оставив свои резиновые костюмы, двинулись к расположению немецких войск. Внезапно они услышали голоса. Их окликнули, но не на немецком языке. То был патруль отряда голландских патриотов из движения Сопротивления. Диверсанты бросились назад к реке. Но было поздно. Сзади загремели выстрелы, один из пловцов был убит наповал, другой смертельно ранен, остальные сдались.

И все-таки благодаря им взрывом был выведен из строя железнодорожный мост через Вааль и поврежден шоссейный мост, что сочли неплохим успехом.

Немецкие боевые пловцы также взорвали батарею 150-мм пушек, антверпенский шлюз и еще несколько мостов через Одер на советско-германском фронте.

Скажем несколько слов и о японских диверсантах. Сверхмалые подводные лодки начали использоваться ими в декабре 1941 года, когда было предпринято нападение на Перл-Харбор. Пять экипажей стартовали с лодок-носителей в восьми милях от базы. Вход в гавань, закрытый противолодочными сетями, к утру был открыт. Однако лишь одна лодка проникла туда и атаковала плавучий док, после чего была потоплена эскадренным миноносцем. Две пропали без вести, четвертая уничтожена дозорным кораблем на входе на рейд, пятая, севшая на камни, была захвачена американцами.

Тридцать первого мая 1942 года в 10 милях от входа в гавань Диего-Су-арес (о. Мадагаскар) с носителей стартовали две японские сверхмалые лодки. Не встретив сопротивления со стороны противолодочных сил, они проникли в гавань, торпедировали линейный корабль «Рамиллес» и потопили крупный танкер.

Последние успешные диверсии японцы совершили в декабре 1944 – марте 1945 года в районе о. Минданао в противодесантных боевых операциях и во время действий на прибрежных морских коммуникациях. Базируясь на островах Давао, Замбоанг и Себу, они вели атаки по кораблям и судам противника, по данным берегового наблюдательного пункта, установленного у пролива Суригао.

Всего за указанный период они потопили 5 транспортов, 2 крейсера, 5 эскадренных миноносцев и авианесущий корабль. Во многом такой успех был достигнут благодаря слабому противодействию американских сил противолодочной обороны и вследствие хорошо организованного наведения лодок на объекты атаки.

В начале 1944 года были созданы специальные команды боевых пловцов – «фукурю» (драконы счастья). Пловцы оснащались специальными костюмами и кислородно-дыхательными приборами, позволявшими диверсанту погружаться на глубину до 30 метров и двигаться там со скоростью 2 километра в час. Тактика сводилась к тому, что пловец с боевым зарядом, который удерживался на плаву с помощью надутого кожаного пузыря, приближался к днищу корабля и ударял взрывателем по металлической обшивке корпуса. При взрыве образовывалась пробоина, но и пловец погибал.

К лету того же года были спроектированы и построены человекоуправляемые торпеды «Кайтэн». Однако использование их против американских кораблей, стоявших на якоре вследствие сосредоточения средств противолодочной обороны в районе стоянок, оказалось неэффективным. Японцы пытались изменить тактику и атаковать корабли на переходе морем, используя преимущество в скорости, но точных данных об успешности этих атак не имеется.

Итак, несмотря на все предпринятые усилия, боевые пловцы не оказали все-таки большого влияния на ход Второй мировой войны. И если над ними после войны и появился ореол мученической славы, так в основном благодаря князю Боргезе, книга которого была широко разрекламирована и переведена на несколько языков, в том числе и на русский.

А посему в дальнейшем эстафету подхватили американцы и наши соотечественники. Они ухитрились в качестве «живых» торпед использовать дрессированных дельфинов, понапридумывали еще множество технических приспособлений, позволяющих человеку подолгу находиться под водой, опускаясь на большую глубину… Боевые пловцы и по сей день продолжают совершенствовать свое мастерство, но рассказ об их деятельности выходит за рамки нашего повествования.

А потому вернемся во времена третьего рейха и поговорим подробнее об одном действительно интересном изобретении – лодке-малютке, которая должна была действовать в комплексе с боевыми пловцами, частенько использовалась ими для доставки боевых зарядов почти к месту диверсии. Малые размеры лодки обеспечивали ее большую незаметность. Впрочем, дело было не только в этом…

Большая ставка при боевых операциях делилась также на сверхмалые подводные лодки, вооруженные обычными торпедами. Вначале была выпущена одноместная «Негер» (две обычные торпеды с электрическим приводом, расположенные одна над другой). В головной части верхней вместо заряда взрывчатки размещалась кабина водителя, прикрытая прозрачным колпаком. Подойдя на нужную дистанцию, водитель осуществлял наводку, а затем отсоединял нижнюю торпеду.

Впервые семнадцать «Негеров» были использованы в ночь на 21 апреля 1944 года в районе Анцио в Италии. Однако, несмотря на внезапность нападение, новизну используемых боевых средств, немцам удалось утопить только два сторожевых корабля. Столь же мало эффективными были действия «Негеров» и в Ла-Манше: с большими трудами они потопили лишь старый английский крейсер «Дрэгон», тральщик, эскадренный миноносец и несколько транспортов.

Тогда «Негеров» сменили одноместные подводные лодки «Бибер» водоизмещением 6,3 тонн (вместе с двумя торпедами) и подводной скоростью хода до 5,3 узла. Однако конструкция «Биберов» оказалась несовершенной. Они обладали незначительной дальностью действия, водитель, отравляясь окисью углерода от бензинового двигателя надводного хода, часто терял сознание во время выхода на боевой курс.

Тем не менее первый опыт использования лодок типа «Бибер» благодаря внезапности дал вполне удовлетворительный результат. 29–30 августа 1944 года из Фекана в бухту Сены вышли 18 таких лодок. Уничтожив транспорт типа «Либерти» и одно десантное судно, они возвратились без потерь в базу.

Однако в дальнейшем из-за низких технических качеств они практически не использовались и заметного влияния на ход боевых действий не оказали.

Более удачными оказались двухместные сверхмалые подводные лодки типа «Зеехунд» с двумя торпедами, водоизмещением 15 тонн и скоростью хода до 6,3 узла.

Усовершенствованные сверхмалые лодки «Зеехунд» действовали в морском районе между Темзой и Шельдой, а также в проливе Па-де-Кале с января по апрель 1945 года. Всего в операциях участвовало более 70 лодок, уничтоживших суда общим водоизмещением около 100 тысяч тонн.

Этот успех объясняется, во-первых, хорошо поставленной разведкой гитлеровцев, которые точно знали состав конвоев, время их выхода, маршрут перехода. Во-вторых, на всем протяжении пути Темза – Шельда через каждые 2 мили были установлены светящиеся буи. «Зеехунды», находясь вблизи фарватера, ожидали прохождения очередного конвоя и атаковали его на перископной глубине с малых дистанций. Сами же они с большим трудом поддавались обнаружению, как визуально, так и с помощью радаров.

В последний раз «Зеехунды» привлекались для выполнения транспортных задач при снабжении немецких войск, осажденных в районе Дюнкерка в апреле 1945 года.

Тем не менее и здесь, похоже, гитлеровцы не раскусили всех прелестей нового орудия…

Историю эту раскопал капитан-инженер второго ранга Л. Шапиро. Еще лет двадцать тому назад он опубликовал в журнале «Техника – молодежи» историю о том, как немцы в 1944 году пытались развязать «тотальную подводную войну с участием совершенно новых подводных лодок, против которых противник будет беспомощен».

Как это обычно бывало, министерство Геббельса опиралось не только на беззастенчивое вранье, но и на кое-какие факты.

Как выяснилось уже после разгрома фашизма, немецкое командование возлагало надежды на ускоренное строительство особых лодок, которое велось в городе Киле под руководством инженера Гельмута Вальтера – велось в обстановке абсолютной секретности…

Еще в начале 1930-х годов Вальтер обратил внимание на любопытные свойства давно известного химикам вещества – перекиси водорода. В растворах высокой концентрации она немедленно поджигала дерево, ткани и другие органические материалы, причем пламя можно было потушить только водой, а не песком или огнетушителем. Горение продолжалось даже без доступа воздуха. И Вальтер сообразил, что перекись можно использовать в качестве окислителя для сжигания органического топлива в двигателях подводных лодок. Не нужно было быть специалистом, чтобы оценить открывавшуюся перспективу.

Проблема скорости – одна из основных в подводном кораблестроении. У лучших лодок тех лет она не превышала 7–8 узлов (1 узел – 1,853 километра в час). Развивать ее корабли могли не более часа, после чего должны были всплывать на поверхность для зарядки аккумуляторных батарей. Удельный вес электроэнергетических установок подводного хода составлял 60–75 килограммов на 1 лошадиную силу, они отнимали 22–25 процентов водоизмещения – лодок. Увеличения скорости можно было достичь, только создав мощные и легкие двигатели. Вальтер предпринял попытки связать эту проблему с необычными свойствами вещества, которое по традиции применялось лишь как отбеливающее средство в текстильной промышленности (концентрация растворов обычно не превышала 35 процентов).

Исследования показали, что растворы перекиси высокой концентрации неустойчивы. При нагревании или под действием катализаторов они легко разлагаются. Процесс можно рассматривать как окисление водорода, содержащегося в молекуле воды, одним из атомов кислорода. Второй атом кислорода, которому уже не с чем реагировать, остается свободным. Реакция идет с выделением большого количества тепла.

В 1933 году перед Вальтером уже лежал график зависимостей температуры продуктов разложения и других величин от концентрации перекиси. Все зависимости оказались линейными. Это важнейшее свойство позволяло сравнительно несложно регулировать тепловые процессы в двигателях.

Воротилы военного бизнеса поддержали Вальтера. В 1936 году была построена и испытана опытная – парогазовая турбинная установка (ПГТУ) мощностью 4000 лошадиных сил. В процессе ее создания пришлось решать неожиданные проблемы. Обнаружилось, что пыль, ржавчина, щелочи и другие примеси резко ускоряют разложение раствора и создают опасность взрыва. Было решено применить эластичные емкости из синтетического материала – поливинилхлорида. Такие емкости с раствором помещали между двумя корпусами лодки – прочным и легким. Тем самым рационально использовались свободные объемы между корпусами. Кроме того, подача перекиси к насосу двигателя обеспечивалась простым давлением забортной воды.

Для подводных скоростей порядка 25–30 узлов, которые надеялся получить Вальтер, внешние формы тихоходных дизель-электрических лодок и способы управления ими не годились. Продувки моделей в аэродинамической трубе помогли выбрать оптимальную форму корпуса. При создании системы управления по глубине и курсу тоже заимствовали опыт самолетостроения и поставили сдвоенные рули по образцу самолета «юнкерс-52».

В 1938–1942 годах на Кильских верфях построили опытную лодку с ПГТУ. Она получила шифр У-80. На испытаниях корабль показал скорость полного подводного хода 28,1 узла. Конструкторы знали, что при столь стремительном движении выдвигать перископ нельзя – набегающий поток его просто снесет. Поэтому для измерения скорости в носовой части установили герметичный светильник. Испытания шли в вечернее время, когда светильник в воде хорошо виден. На мерной линии лодку сопровождал торпедный катер, по лагу которого и замерялась ее скорость.

На У-80 Вальтер применил двигательную установку с так называемым «холодным процессом». Полученные в результате разложения перекиси пары воды и кислорода использовали в качестве рабочего тела в турбине, после чего удаляли их за борт. Свободный кислород терялся, хотя его можно было направить в качестве дополнительного окислителя на сжигание топлива. Зато установка резко упрощалась, сокращался срок постройки корабля. А Вальтер торопился проверить принятые технические решения и заинтересовать командование немецкого флота.

В 1943 году прошла испытания первая боевая подводная лодка с двумя парогазовыми турбинными установками мощностью по 2500 лошадиных сил каждая. Установки работали уже по «горячему процессу». Скорость подводного хода была 22 узла – на 16 узлов больше, чем у немецких дизель-электрических лодок подобного водоизмещения. Это стало возможным только потому, что удельный вес ПГТУ удалось снизить до 5 килограммов на 1 лошадиную силу. И хотя было принято решение форсировать создание подобных лодок разного водоизмещения, от их постройки немцам все же пришлось отказаться.

Дело в том, что с самого начала исследований жадный до денег Вальтер пропагандировал свои работы и в ведомстве Геринга, среди командования военно-воздушных сил. Энергетические установки с перекисью водорода нашли применение на самолетах конструкции Мессершмитта, в приводах насосов на ракетах «Фау-2» и других видах военной техники. Потребность в перекиси на нужды ВВС резко возросла. А каждой подводной лодке на одну заправку требовалось 55 тонн 80-процентного раствора. Ведомству Геринга было отдано предпочтение.

По сведениям капитана второго ранга Л. Шапиро, всего немцы успели построить 11 лодок с ПГТУ. Хотя для этого понадобились более чем десятилетний срок и огромные материальные ресурсы, лодки так и не довели до необходимой эксплуатационной надежности. В подводной войне они участия, по существу, не принимали. Так что, как видите, и эта надежда на «чудо-оружие» не оправдалась.

После разгрома гитлеровской Германии в Англии, США и Швеции проводились работы с целью довести замысел Вальтера до практической реализации. На это ушло еще несколько лет. Тем временем успехи атомной энергетики позволили более удачно решить проблему мощных подводных двигателей.

Однако даже сегодня, с распространением атомоходов, эта идея не забыта. Не так давно «Новые Известия» поместили заметку об успехах американской науки. «Представители военно-морских сил США рапортовали, что им удалось разработать новое ракетное топливо, которое будет абсолютно безвредным для окружающей среды и, может быть, даже полезным для человека». Как бы это ни звучало парадоксально, продолжает газета, но факт остается фактом: новинка практически полностью состоит из старых лечебных препаратов – спирта (?) и перекиси водорода.

Все дело в том, что сотрудники исследовательского комплекса ВМС США в местечке Чайна-Лэйк использовали катализатор, способный расщеплять перекись на простую воду и кислород. И тут образуется много тепла, а в смеси со спиртным все это быстро и со стопроцентной гарантией расщепляется, а по-простому говоря, сжигается, и, пожалуйста, можно эту смесь использовать в любом, естественно, экологически чистом, двигателе.

Пероксидно-водородными двигателями сразу же заинтересовались в НАСА. Там уже планируют использовать их для запуска космических кораблей и корректировки движения искусственных спутников Земли. На земле подобные же двигатели можно будет использовать для автомобилей совершенно новой конструкции и прочих разработок XXI века. Причем журналисты отмечают, что мощности будут такими же, как у традиционных двигателей и даже больше, чем у них, но зато они будут идеально чистыми и щадящими природу.

Один из них – Александр Капков – впрочем, полагает, что американцы просто присвоили одну из наших разработок полувековой давности. Так, по крайней мере, сказал ему знакомый физик, долгие годы проработавший в одном из «почтовых ящиков» и предоставивший документы о том, что подобные разработки велись и у нас около полувека назад.

«В качестве доказательства ученый положил на стол книгу Феликса Чуева про талантливого изобретателя русского оружия „Стечкин“, изданную „Молодой гвардией“ в серии ЖЗЛ еще в 1978 году, – пишет Капков. – И правда, там, на странице 215, читаю буквально следующее:

«В институт двигателей приходили новые люди, которые стали расширять тематику в области новых исследований. Потребовались новые штаты, лаборатории, народу за тысячу человек перевалило. Организовали несколько филиалов. Стечкина давно интересовали подводные двигатели. Еще в 1947 году он поддержал новый мотор для подводных лодок, работающий на перекиси водорода, предложенный академиком Е. Чудаковым и инженером И. Варшавским. Некоторые ученые тогда высказались против. Стечкин выслушал все мнения и пригласил к себе Варшавского, которого знал с 1945 года, – он работал начальником отдела ЖРД в институте Академии артиллерийских наук. Действительный член этой академии Стечкин, консультировавший жээрдистов, сказал Варшавскому:

– Делай свой двигатель, он будет работать!

Мотор построили, но с первым же опытным образцом произошла неприятность: во время испытаний он взорвался. Конструкторов вызвал Сталин.

– Сколько вам нужно времени, товарищ Чудаков, чтобы сделать новый двигатель? – спросил он.

– Шесть месяцев, – поспешил ответить один из министров.

– А побыстрее никак нельзя? – спросил Сталин.

– Никак не получится.

– Даю вам две недели.

И новый двигатель через две недели был полностью готов и испытан. Работы по нему консультировал Стечкин».

А в начале 1950-х годов, как сообщается в книге, в лаборатории Чудакова занялись созданием двигателей уже на гидрореагирующих веществах для Военно-Морского Флота.

Иными словами, то, о чем радостно рапортуют американцы, и даже более широкую гамму чистых пероксидно-водородных и «гидрантных» двигателей у нас делали более чем полвека назад. Подводные лодки ходили по морям и океанам на таких двигателях, вырабатывая чистый водород, кислород или метан, не оставляя за собой никаких грязных шлейфов. Но почему же подобные экологичные двигатели не нашли применения в нашем народном хозяйстве?

И эта невостребованность объясняется вполне определенно. Н. С. Хрущев, сменивший на посту СССР Сталина, очень ревностно относился ко всем достижениям своего предшественника, в том числе и научным. К тому же начался новый атомно-космический период в техническом развитии держав. И тогда под аккомпанементы космических и ядерных побед спиртово-перикисные подводные лодки затопили в акваториях наших морей. И, возможно, так бы они и пролежали втуне на дне морском, если бы о них не заставили вспомнить «новейшие» разработки американского ВМФ».

Так объясняет ситуацию Александр Капков. Но, быть может, существует и иная версия? А именно: американцы, точно так же, как и наши специалисты, весьма ревностно интересовались в конце Второй мировой войны научно-техническими разработками третьего рейха. О том, как и мы и они целыми эшелонами вывозили оборудование с предприятий, изготовлявших авиационную и ракетную технику, электронное оборудование. И уж, конечно, всю техническую документацию, какая им только попадалась, а также мало-мальски грамотных специалистов.

Таким образом логично предположить, что и наши и американские специалисты, образно говоря, в свое время питались из одной кормушки. А потом каждый пошел своим путем, не забывая время от времени подворовывать друг у друга разные технические секреты.

И вот ныне, похоже, старая идея вышла на новый круг. Тем более что для этого есть конкретный технический повод. Некогда российская Академия космонавтики изобрела способ вывода в высокие слои атмосферы дирижаблей с так называемым флегматизированным (то есть невзрывоопасным) водородом. Называется эта система атмосферным спутниковым ретранслятором (АС-Р). Причем автоматическая система АС-Р позволяет его удерживать в пространстве с точностью до десятка метров. И более того, никакого топлива с собой брать на борт этого 40-метрового летательного аппарата не надо, поскольку на его борту имеется прибор по разложению воды, конденсируемой прямо из атмосферы. Это и обеспечивает подпитку АС-Р по мере утечки водорода.

Висеть непрерывно в воздухе на высоте 25 километров новый российский дирижабль последнего поколения способен непрерывно более года и передавать ретранслируемые с Земли и со спутников сигналы в нужное место.

До поры, до времени все это было никому не нужно. Но вот в конце 1998 года в США было объявлено о создании новой системы вселенской связи всех со всеми, которая базируется не на спутниках, как обычно, а именно на дирижаблях. По расчетам компании, которую ныне возглавляет бывший госсекретарь США и командующий войсками НАТО Александр Хейк, именно проект «Скай Стэйшин», базирующийся на 250 высотных дирижаблях, способен обеспечить дешевой сотовой связью, каналами для Интернета и т. д. 80 процентов мирового рынка. Оставшиеся 20 приходятся на малонаселенные районы Земли, где вместо дирижаблей логичней использовать все те же спутники.

Так что, вот какую, поистине головокружительную карьеру совершает в наши дни идея более чем полувековой давности. Впрочем, если верить некоторым историкам, во времена третьего рейха происходили еще и не такие чудеса.

Германия грозила завоевать моря с помощью своего первоклассного подводного флота. Их субмарины строились поточным методом и насчитывали 1113 вымпелов. Для сравнения: самым большим подводным флотом к началу войны обладали мы – более двух сотен подлодок. Германские «У-боты», мощные и удобные, послужили прообразами наших послевоенных лодок. Немцы к 1944 году научились действовать в районе от Антарктики до полярных северных льдов. Они ходили под водой на дизелях – с помощью шлангов-шнорхелей, многократно повышая радиус действия…

30 июня 1944-го два русских катера-охотника вступили в бой с немецкой субмариной У-250 у бухты Койвисто, что на Балтике. «МО-105» был торпедирован сразу, но «МО-103» через несколько часов накрыл врага глубинными бомбами. Оставшийся в живых рулевой с «МО-105» Иван Мартемьянов сообщил: мы не видели следа торпед! После потопления «немца» на поверхность выбросило нескольких живых подводников. Один из них, командир У-250 Вернер Шмидт, признался: его субмарина вооружена электрическими торпедами Т-5 «Крапивник», которые не оставляют пузырчатого следа и идут на шум винтов корабля-жертвы. Сверхсекретное оружие Гитлера!

Мы тогда сумели поднять со дна потопленную лодку, хотя немцы ожесточенно бомбили и обстреливали район ее гибели. Мы разгадали секрет ее страшных торпед. Подводный флот третьего рейха к концу войны достиг вершины технического совершенства. Помимо акустических и магнитных торпед, немцы завели лучшие в мире лодки 21-й серии, планируя построить в 1945 году 230 таких кораблей. Обтекаемые, они обладали подводным ходом в 17,5 узлов – вдвое большим, нежели лодки стран антигитлеровской коалиции. Под дизелями, шнорхелями и электромоторами сии лодки могли проходить 10 тысяч миль. И этот рекорд побьют лишь атомные субмарины. А самый лучший результат тех времен дал командир У-977 Хайнц Шеффер – 66 дней плавания без выхода на поверхность.

Немцы оборудовали свои лодки складными наблюдательными автожирами – подобиями мини-вертолетов, чтобы с их помощью обнаруживать корабли и самолеты противников задолго до того, как они сами будут обнаружены. Они испытывали лодки с «крейслауф-двигателями» – установками, которые обеспечивали работу дизелей под водой и позволяли развивать скорость в 20–25 узлов против 7–8 у обычных субмарин союзников.

Силу и нечеловеческую организованность рейха демонстрирует такой случай. В 1955 году в одну из наших оккупационных комендатур в Германии пришел немец и сообщил, что где-то у острова Рюген на Балтике затоплены лодки, в любой момент готовые к всплытию. Ему поверили и почти год искали этот чудовищный подводный тайник. И нашли его, начав подъемные работы силами 447-го дивизиона аварийно-спасательной службы Балтфлота.

«Все субмарины внутри отсеков были совершенно сухими. Только внутрь одной лодки через внешние выдвижные устройства проникла вода, герметичность прочного корпуса нарушилась… В остальных же все находилось в идеальном состоянии, даже съестные припасы оказались годными к употреблению», – писал в «Российской газете» от 5 февраля 1996 года Сергей Птичкин. И все эти лодки несли свастику на рубках, оказавшись последними гитлеровскими кораблями 26-й серии. Всех их зимой 1945 года тайно подготовили к консервации и положили на грунт под 45-метровой толщей воды, аккуратно замаскировав сверху водорослями.

Зачем? Птичкин полагает, что для этих лодок были подготовлены особо отобранные экипажи и командиры, посвященные в тайну предстоящей операции. В случае победы союзников они через какое-то время, когда победители, США и Союз, станут злейшими врагами (а Гитлер надеялся на вспышку противоречий уже в 1944-м), должны были проникнуть на законсервированные крейсерские лодки и начать топить корабли, спровоцировав новую мировую войну между недавними врагами рейха.

Версия очень правдоподобна. Ведь даже командный пункт для такой тайной операции у немцев был – Антарктида. Она оставалась практически неисследованной до грандиозных экспедиций Международного геофизического года 1957–1958 годов, и стационарных научных станций там не было. Самый большой объем информации об этом покрытом многокилометровой толщей льда, необитаемом материке, был у германцев. В 1938–1939 годах они организовали огромную экспедицию капитана Альфреда Ритшера, которую лично курировал рейхсмаршал Геринг. И многие считают, что в последующие годы немцы тайно построили тут второй Берхтесгаден – подземно-подледный город с теплицами, силовыми станциями, запасами продовольствия и оружия, со средствами связи. Вот только Гитлер так и не сумел бежать в эту потаенную крепость. Однако немецкий персонал там был, и она могла стать командным пунктом для провоцирования русско-американской войны.

Подтверждений этой версии практически нет. За исключением двух моментов. Первое – то, что преемником покончившего с собой Гитлера стал гросс-адмирал Дениц, создатель колоссального гитлеровского подплава. Второе – общеизвестный факт о том, что США в 1947 году организовали экспедицию в Антарктиду, называя ее «Хайджамп» – «Высокий прыжок». Во главе ее стоял адмирал Ричард Бэрд, герой полетов над Антарктикой в 1929-м. Еще в далекие 1970-е, читая советские книжки о путешествиях, я удивлялся: почему Бэрду для этой экспедиции дали авианосец, крейсеры и эсминцы – корабли для научных целей и плаваний среди льдов не слишком-то приспособленные? И почему в составе экспедиции было 4 тысячи человек?

Эта экспедиция бросила якорь у Земли Королевы Мод – именно у того района, над которыми в 1938–1939 годах летали «кондоры» капитана Ритшера. Но вся миссия была свернута через каких-то полтора месяца, а сам Бэрд по возвращении попадает в психиатрическую лечебницу. Журналист В. Пруссаков, занимающийся гитлеровскими тайнами, приводит статью 1948 года из журнала «Бризант»: мол, Бэрд заявил, что его экспедиция была атакована неприятельскими самолетами, и четыре его машины исчезли без вести. А после того, как он заявил о возможной атаке врага на аппаратах, способных летать от полюса до полюса с фантастической скоростью, его упекли в лечебницу.

Так что вполне возможно существование тайного штаба гитлеровцев в неизученной тогда Антарктиде. Немцы осенью 1944-го сами работали над атомной бомбой и прекрасно понимали, что после их поражения война между русскими да американцами может быть ядерной. И где-нибудь в середине 1950-х, когда Германия действительно возродилась и завела очень сильный Бундесвер, когда США и СССР балансировали на грани войны, по сигналу из далеких льдов законсервированные лодки могли броситься в пиратские рейды.

«И никому бы не пришло в голову, что не американский „Наутилус“ или советский „Ленинский комсомол“ провели удачный торпедный залп, что из небытия выплыли „волчьи стаи“ гросс-адмирала Деница», – пишет журналист из «Российской газеты».

Заметим, что вожди гитлеровской Германии были великими мистиками, и в страшной войне видели Рагнарек – Сумерки богов, в которых погибнут и русские, и американцы, и евреи, и даже большинство немцев – а выживут лишь избранные, истинные арийцы. Характерен даже выбор места тайника для подлодок – остров Рюген, прежде – остров Руян (Буян из русских сказок). Тот самый священный центр истребленного немцами тысячу лет назад славянского народа – племен лютичей и ободритов.

Птичкин считает, что фантастический план немцев по провоцированию Третьей мировой сорвал русский подводник Александр Маринеско. 30 января 1945-го он на «С-13» потопил гигантский лайнер «Вильгельм Густлов», который под сильнейшим прикрытием вывозил 7 тысяч гитлеровских подводников из Данцига. Почти все они погибли, и Гитлер объявил Маринеско личным врагом. Не было ли среди утонувших подводников и особо подготовленных экипажей для спрятанных субмарин? И не потому ли Гитлер так ярился, что не успевал еще подготовить им замену?

К концу войны немцы выпустили в море малые подводные лодки типа «23», архискрытные для того времени. Поскольку союзники давно наловчились издалека засекать всплывшие германские субмарины радарами, эту малютку сделали чисто подводной. На ней стояло два электромотора. Один, мощью в 600 лошадиных сил, включали во время атаки. Другой, всего в тридцать сил, служил для практически бесшумного экономического хода. Весной 1945-го эти кораблики сумели действовать у берегов Англии, просачиваясь сквозь сверхплотную систему противолодочной обороны. Их не слышали акустики, а пребывание под водой по нескольку суток кряду делало бесполезными британские радары. Ни одной «23-й» гитлеровцы тогда не потеряли! Немцы готовились применить их в операции «Ганнибал» – в перерезании снабжения по морю Британии и англо-американских войск в Европе. И не спас ли тогда и союзников наш Маринеско? Кстати, удар он наносил почти самоубийственный, атакуя «Вильгельм Густлов» в надводном положении, заходя по мелководью со стороны берега. Но звания Героя ему при жизни за это не дали… Почему? Неужто и Сталин имел на тех подводников свои виды?..

«Давайте еще раз представим будто СССР пал к 1942 году и разделен между Германией и Японией. Настает страшный час Англии, которая падает поверженной. У остатков западного мира вместе с нею исчезает единственная база для налетов бомбардировщиков на рейх – ведь с территории США они до гитлеровцев не дотягивают. Вместе с Британией исчезает и база для борьбы с немецким подводным флотом, которая появляется уже у гитлеровцев. Германия отхватывает себе Северную Африку и Ближний Восток (нефть), Япония оккупирует Австралию и Индию (сырье и рабочая сила).

США, лихорадочно создавая атомное оружие, реактивную авиацию и ракеты, вынуждены драться на Тихом океане с японцами, а в Атлантике – с немцами. Последние же развертывают гигантское строительство авианосцев, великолепных дредноутов типа «Бисмарк» и субмарин. Вторая мировая затягивается на несколько лет. Американцы пытаются прорваться на авианосцах к берегам Европы, чтобы нанести ядерные удары по третьему рейху, но немцы бьют их в океане. С их кораблей взлетают также «Фау» и «Арадо» с атомными зарядами на борту. Чтобы добить задыхающиеся в борьбе на два фронта США, в ход идут запасы химического оружия Германии и бактериологического – Японии. У последних, кстати, были подводные авианосцы – гигантские даже по более поздним временам лодки типа «И» с двумя легкими бомбардировщиками «Сейран» в герметичном ангаре. Всплыв, субмарина выпускала их в рейд на США. Они должны были нести бактериологические бомбы.

Да, чуть не забыли – у немцев внутри Америки действует прекрасно организованная диверсионно-террористическая «пятая колонна» – западно-украинские националисты. Мастера подрывного дела, убийств и конспирации. Японцы же могли дать своих камикадзе для немецких крылатых ракет с атомными и химическими зарядами. Причем западно-украинские ребята ловко расставили бы радиомаяки для подобных миссий немецко-японского чудо-оружия. Бедные Нью-Йорк, Сан-Франциско и Бостон! Ведь кроме всего прочего, США оказались бы в окружении стран Латинской Америки, очень симпатизировавших немцам и не любящих североамериканцев. Взять хотя бы Чили или Аргентину, будущий президент которой Хуан Перон даже фотографировался с Гитлером…

Что ждало Америку? Превращение Нью-Йорка в Нойе-берсдорф, разрушение небоскребов и появление уютного колониального городка на месте Бруклина. И, конечно, лагеря с газовыми камерами. Ибо гитлеровцы ненавидели Штаты, считая их страной, которой правит группировка еврейских воротил».

Такую вот жутковатую картину нарисовал Максим Калашников. Насколько она верна? По-моему, автор опять-таки сгустил краски, выдал желаемое за действительное. И дело даже не в том, что гитлеровцы даже к 1950 году вряд ли смогли бы создать ядерное устройство, способное уместиться на ракете или самолете – об этом мы уже говорили. Нарисованная картина начинает фальшивить уже в мелочах. А именно: очередное чудо-оружие – уникальные торпеды, не оставлявшие следа, оказались… бракованными.

Сошлюсь на столь часто цитируемую Калашниковым «Технику – Молодежи». В декабре 1973 года она публикует статью Михаила Чекурова «Деревянный меч адмирала Деница», где рассказывается следующая история.

17 октября 1939 года голос берлинского диктора оповестил мир об успешной морской операции. Подводная лодка «U-47» проникла в главную базу английского флота Скапа-Флоу и, потопив линкор «Ройял Оук», благополучно вернулась в Германию.

Вскоре после этого ее командир капитан-лейтенант Гюнтер Прин поведал представителям прессы красочные подробности своего подвига. Об одном умолчал кавалер Рыцарского и Железного крестов: как могло случиться, что при стрельбе по большому неподвижному кораблю из 8 выпущенных торпед цель поразили лишь 3? Никто не придал значения этому непонятному и тревожному факту. И напрасно…

В апреле 1940 года фашисты вероломно вторглись в нейтральную Норвегию, а немецкие подводные лодки заняли позиции у побережья Скандинавии. 42 подводных корабля, вооруженных торпедами нового типа. Такая армада, по замыслу адмиралов, должна была нейтрализовать мощь английского надводного флота.

Дальнейшие события развивались так. Прежде чем англичане успели активно вмешаться в ход боевых действий, важнейшие военно-административные центры Норвегии были оккупированы. Когда же королевский флот начал наносить удары по вражеским кораблям и транспортам, подводные лодки адмирала Деница пустили в дело свои торпеды. Но вот парадокс: атаки из-под воды поразительно часто заканчивались безрезультатно. Уже к середине апреля ни у кого не осталось сомнения в том, что немецкие торпеды ненадежны.

Командир «U-48» Г. Шульце одним из первых убедился в этом. 11 апреля он увидел в перископ английский тяжелый крейсер «Кумбер-ленд». Позиция подводной лодки, дистанция до цели – все обещало успех. Последовал трехторпедный залп и… крейсер спокойно растаял за горизонтом.

Вечером того же дня Шульце атаковал тяжелый крейсер «Йорк». На этот раз пирату, казалось бы, повезло; он явственно услышал три взрыва. Увы, его торпеды взорвались слишком рано, на вполне безопасной для корабля дистанции.

13 апреля «U-48» и «U-46» атаковали линкор «Уорспайт» – и снова преждевременные взрывы. О подобных же казусах докладывали и другие подводники. Наконец 15 апреля Г. Прин получил неоспоримое доказательство неисправности своих торпед. В этот день он скрытно подкрался к якорной стоянке английских кораблей, а затем – с дистанции 750 метров – произвел четырехторпедный залп по сплошной стене из транспортов и крейсеров. Промах практически исключался, но экипаж «U-47» не услышал ни одного взрыва. Прин лично проверяет боеготовность оставшихся торпед, перезаряжает аппараты, атакует, и опять вместо взрывов – тишина.

Вежливость и корректность младшего в чине по отношению к старшему – азбучная норма поведения для любого офицера. Но когда капитан-лейтенант Прин докладывал начальству о плачевных итогах своих атак, голос его срывался на крик: «Нас послали драться против сильного противника, вооружив негодным оружием, – негодовал Прин. – Я не намерен больше выходить в море с этими деревянными болванками!»

И Гюнтер Прин не был одинок в своем негодовании. Не кто иной, как командующий подводным флотом Германии адмирал Дениц, с горечью отмечал в секретном дневнике: «В истории войн, пожалуй, не было случая, когда солдаты посылались в бой со столь несовершенным оружием».

Немецкие подводные лодки были срочно отозваны в базы, и началось расследование явления, которое сам Дениц назвал «кризисом подводной войны, вызванным отказом торпед».

Как известно, во второй половине XIX века появилось новое грозное оружие морской войны: самодвижущаяся подводная мина Уайтхеда, или, как ее позднее стали называть, торпеда.

14 января 1878 года русские катера, спущенные с парохода «Великий князь Константин», атаковали и потопили торпедами турецкий сторожевой корабль «Интибах». Это был первый случай практического использования торпед, и взрывы на Батумском рейде услышали моряки всего мира. Торпеды быстро приобрели популярность, а появление подводных лодок еще более расширило ее возможности. Так, например, в ходе Первой мировой войны большая часть потопленных кораблей погибла от взрывов торпед.

В поисках защитных мер кораблестроителям пришлось пересматривать отдельные узлы кораблей. Для начала все жизненно важные объекты сосредоточили в «цитадели» – бронированной коробке в середине корпуса. Затем – по рекомендации академика Крылова – была внедрена «система непотопляемости», позволяющая предотвращать опрокидывание поврежденных кораблей. Наконец на бортах стали делать специальные утолщения – були, заполняемые жидким топливом, а сам корпус разделили на отсеки водонепроницаемыми переборками. Все эти конструкторские ухищрения не устранили торпедной опасности, однако основательно снизили эффект подводного взрыва.

Но и конструкторы торпед не дремали. Незадолго до Второй мировой войны был изобретен неконтактный электромагнитный взрыватель. Принцип его действия заключался в том, что вокруг торпеды создавалось постоянное магнитное поле. При прохождении ее под металлическим корпусом корабля-цели магнитное поле искажалось, и тут же срабатывал взрыватель. Взрыв происходил не у защищенного борта, а под днищем; разрушения при этом были в несколько раз сильней, чем при взрыве обычной торпеды.

Хотя новое оружие было почти не апробировано, адмирал Дениц возлагал на него большие надежды. Вместе с создателями торпеды типа G7e он полагал, что появились реальные перспективы «одним попаданием ломать хребет линкорам противника».

И вот вместо «ломки хребтов» – недоуменные доклады подводных асов. Внешне все это выглядело как трагическая и странная случайность. Трагическая, потому что таковыми были порожденные ею последствия для фашистского флота. А странная, потому что массовое производство невзрывающихся боеприпасов имело место в технически развитой стране, где порядок и аккуратность признаны национальными чертами.

В чем крылась причина отказов торпед? Кто был в том виноват? Давайте попробуем разобраться.

Конструированием и испытанием новых торпед в Германии занимался Экспериментальный институт торпедного оружия, а производство велось на нескольких предприятиях, из которых ведущим было Торпедное управление нильской военной верфи. Какую же оценку давало их работе командование фашистского флота?

«Методика испытаний новых типов торпед является предательской… Немецкие подводные лодки, вооруженные новыми торпедами, оказались фактически безоружными… В Торпедном управлении и на полигоне Экспериментального института обнаружены недочеты в подготовке торпед к сдаче флоту. Сущность их расследуется особо», – метал громы и молнии адмирал Дениц. И надо сказать, он имел на это основания. Ведь сам факт запуска в массовое производство – без должных испытаний! – такого дорогого и сложного вида оружия, как торпеда, наводит на мысль, что это не техническая ошибка, а преступление.

По приказанию командующего военно-морскими силами гросс-адмирала Редера военная прокуратура начала следствие. Оно длилось около года – срок для военного времени немалый. Редер настоял, чтобы главные виновники – инспектор торпедного вооружения адмирал Геттинг, руководитель Экспериментального института торпедного вооружения адмирал Вер и два ведущих инженера – предстали перед судом.

Адмирала Гёттинга суд оправдал, адмирала Вера – признал виновным. Но сущность обвинения сводилась лишь к тому, что возглавляемый им институт не обеспечил разработку надежной конструкции торпед и без проведения должных испытаний рекомендовал их к принятию на вооружение. Прочих подсудимых обвинили в том, что они занимали посты, не соответствующие их техническим знаниям.

До приговора суда мало кто сомневался, что виновные будут строго наказаны. Ведь, по заключению Деница, только в апреле – мае 1940 года при атаках немецких подводных лодок отделались «легким испугом» 3 линкора, 7 крейсеров, множество эсминцев и транспортов – все это общим водоизмещением свыше 300 тысяч тонн. Надо учитывать и то, что английские глубинные бомбы оказались вполне исправными, и для четырех немецких подводных лодок их атаки «деревянными болванками» оказались последними.

Однако приговор суда вызвал всеобщее изумление. Адмирала Вера всего лишь уволили из флота и определили в качестве почетного узника в рейнскую крепость Гельмерсгейм. Ведущие инженеры были приговорены к небольшим срокам тюремного заключения.

Но и этим судебным фарсом дело не ограничилось. Шеф люфтваффе Геринг через полгода забрал почетного узника в свою систему и поручил ему создание авиационных торпед. До самого конца войны Вер конструировал такие торпеды, причем о его прегрешениях во флоте начисто забыли. В 1968 году западногерманский пенсионер Оскар Вер умер. Никаких разъяснений относительно причин либерального отношения нацистского суда к его особе и покровительства Геринга он не оставил.

Германский историк Ф. Руге жаловался, что нехватка ассигнований на инженерные исследования приводила к тому, что испытания «неконтактных» торпед типа Q7a и G7e велись по сокращенным, «преступно укороченным» программам…

«Создатели оружия в великой Германии не испытывали недостатка в средствах», – возражает ему в своих мемуарах Дениц и тут же признает, что… в ходе испытания новых торпед были произведены лишь две, далеко не блестящие по результатам, стрельбы, после которых сразу последовала рекомендация к принятию на вооружение.

Теперь, когда рассекречены материалы следствия, можно смело утверждать: парадокс стрельбы «деревянными болванками» объяснялся неполадками в трех механизмах: электромагнитном взрывателе, контактном взрывателе, гидростате.

При полигонных испытаниях электромагнитный взрыватель устанавливался на устаревшей торпеде G7v. В то же время в серию была запущена новая торпеда с более мощным двигателем и как следствие – более сильной вибрацией. Именно вибрация и вызывала преждевременные взрывы. Даже с точки зрения рядового инженера подобный просчет – вопиющая безграмотность. Как могли проглядеть ее целые конструкторские бюро и военные ведомства?

Кроме того, оказалось, что при создании электромагнитного взрывателя не были учтены должным образом особенности земного магнетизма. Как известно, магнитное поле нашей планеты непостоянно, со множеством различных аномалий. В частности, у побережья Скандинавии на взрыватели влияла аномалия, создаваемая залежами железной руды в Швеции. Правда, чувствительность взрывателей можно было регулировать, учитывая магнитное склонение, однако точность такой регулировки была невелика.

Контактный взрыватель оказался еще менее надежным, чем электромагнитный. Классическая схема действия контактного взрывателя такова: ударник накалывает и взрывает капсюль, и уже от него последовательно взрываются первичный детонатор – промежуточный детонатор – основной заряд торпеды. Подобная конструкция оправдала себя еще в Первую мировую войну и считалась абсолютно надежной. Каково же было удивление судебных экспертов, когда они установили, что на «подследственных» взрывателях боек ударника слишком короток, а капсюль-воспламенитель весьма ненадежен: либо он вообще не срабатывал, либо сгорал слишком быстро, не успевая передать взрывной импульс на первичный детонатор. И наконец, сложность и ненадежность конструкции ударника приводили к тому, что при углах встречи торпеды с целью менее 50° он часто заклинивал.

Неудачной оказалась и конструкция гидростата. Принцип действия приборов основан на том, что он воспринимает давление столба воды, соответствующие заданной глубине хода торпеды, и сохраняет это давление, перекладывая горизонтальные рули. Выяснилось, что у торпед G7a, G7e тяга рулей проходила через мембрану гидростата, а ее сальники не были герметичными. Если же учесть, что внутри корпуса лодки, идущей в подводном положении, всегда накапливается избыточное давление (вследствие постепенного стравливания сжатого воздуха), то сущность неисправности легко понять. Гидростат воспринимал избыточное давление и после залпа уводил торпеду на глубину, превышающую заданную.

Как утверждал Дениц, причина этого дефекта стала известна лишь в 1942 году, после того как командир «U-94», находясь на боевой позиции в Атлантическом океане, по собственной инициативе произвел проверку гидростата. Разумеется, этим он грубо нарушил инструкцию, зато уличил конструкторов в технической безграмотности. Как мог случиться подобный «гидростатический казус»? До сих пор никто так и не смог дать вразумительного ответа на сей вопрос.

Свалить допущенные грубые промахи на спешку в работе или на козни земного магнетизма было невозможно. Разгневанные подводники требовали наказать виновников. Так была разыграна комедия в суде, бессмысленная по своей сути, ибо конкретные виновники так и не были найдены никогда.

Но, может быть, в дальнейшем конструкторы исправили допущенные промахи и гитлеровские подводные асы получили в конце концов надежное оружие? Отнюдь… Тот же адмирал Дениц уже после войны пытался оправдаться перед потомками, ссылаясь на американцев: у них, мол, неполадок с торпедами было не меньше. И действительно, американская торпеда Мк-14 с неконтактным взрывателем довольно часто отказывала. Мало того, бывали случаи, когда торпеда циркулировала и поражала выпустившую ее лодку.

В совпадении дефектов немецких и американских торпед нет ничего невероятного. Особенно если учесть сложность техники и ее высокую стоимость. Например, торпеда Мк-14 стоила более 10 тысяч долларов, и даже такая богатая организация, как Главное артиллерийское управление ВМС США, не могла себе позволить большого количества испытаний в условиях, приближенных к боевым.

Примечательно, что в США, как и в Германии, конкретных виновников не оказалось. Кто-то сэкономил за счет качества, кто-то преждевременно внедрил в производство, кто-то принял без должной проверки и т. д. и т. п. А в результате – стрельба «деревянными болванками».

Вот что пишет участник Великой Отечественной войны контр-адмирал М. Яросевич:

«Главнокомандующему ВМС Берлин 9 апреля 1942 г. Совершенно секретно. (По адресам согласно списку.) По вопросу: Расследование неполадок в торпедах.

Как известно офицерскому корпусу, в первые месяцы войны имели место случаи отказа торпед, что поколебало доверие к этому оружию и отразилось на боевых действиях подводного флота…»

Так начинался документ, подписанный адмиралом Деницем. Хотя на нем и стоит гриф «Совершенно секретно», адмирал, несомненно, стремился оповестить всех подводников о том, что наконец-то они имеют надежное оружие. Дальнейшие пункты документа перечисляли выявленные дефекты. Добавим только, что адмирал Дениц даже не пытался объяснить, как могло произойти столь грубое нарушение технических норм при конструировании, испытании и приемке торпед.

Теперь, по прошествии многих лет, можно обоснованно предположить, что первопричиной выпуска некачественных торпед являлся не злой умысел адмирала Вера и его инженеров, а нечто другое. Именно этим можно объяснить «либерализм» суда.

Вспомним предысторию создания торпед G7a, G7e. В 1930-х годах Германия начала лихорадочно вооружаться. Конструкторская мысль ее инженеров была мобилизована на создание самых перспективных видов оружия. Одним из них и была торпеда с неконтактным взрывателем. Однако принципиально новое техническое средство в процессе своего создания породило столь же новые проблемы. Решить их в установленный срок немецкие инженеры не смогли. Вот тут-то и проявился чей-то волюнтаризм. Под давлением обстоятельств и нажима сверху были приняты на вооружение некачественные взрыватели. Заметим, что их все же пришлось снимать с производства – уже в ходе войны, после дорогостоящих неудач.

В том, что следствие шло по заранее ограниченному руслу, нет ничего удивительного. Его границы определялись теми, кто не был подсуден в «фашистской Германии и кто, несомненно, был замешан в этом деле. Вспомним выводы комиссии:

1) «Конструкция взрывателей недоработана, а число испытаний недостаточно"… А кто подгонял, требовал ускорения работ?

2) «Ряд лиц в Экспериментальном институте торпедного оружия занимали посты, не соответствующие их техническим знаниям». А кто их туда назначил?

3) «Подготовка торпед к сдаче флоту в Торпедном управлении кильской верфи и на полигоне Экспериментального института находилась в неудовлетворительном состоянии». А в каком состоянии находилась приемка этих торпед флотом?

Ответы на эти важные вопросы бесполезно искать в официальных документах"…

В заключение скажем несколько слов о торпеде Мк-14. Да, ее взрыватели тоже никуда не годились. Долгое время Главное артиллерийское управление ВМС США оставляло многочисленные жалобы подводников без ответа. Потом назрел скандал. Дело было так. После того как подводная лодка «Тиноза» выпустила 10 торпед по японскому танкеру «Тонан Мару», американские акустики засекли 8 ударов в борт цели, но ни одного взрыва не последовало. Испытания, проведенные после возвращения «Тинозы» на базу, убедительно подтвердили тот факт, что взрыватели ненадежны.

Началась эпопея доделок и доработок. Меняли детали, проверяли технологию – все бесполезно. 24 июня 1943 года у командующего Тихоокеанским флотом США адмирала Нимица лопнуло терпение. Он приказал снять с торпед неконтактные взрыватели и заменить их усовершенствованными контактными. Главное артиллерийское управление выразило недоумение по этому поводу, но Нимиц остался непреклонен. Впрочем, с вооружения всех американских подводных лодок неконтактный взрыватель был снят лишь в марте 1944 года, когда попытки довести его потерпели крах.

А ведь американцы в то время находились в куда более выгодном положении, нежели подводники третьего рейха – страны, вынужденной вести войну на два фронта.

…Такой вот оказывается на практике дистанция между задуманным и исполненным. В идеях же ни сам фюрер, ни его ближайшее окружение недостатка никогда не испытывали. И чем хуже обстояли дела на фронте, тем более фантастичными они становились.

Чем ближе подходила к концу Вторая мировая война, тем чаще у нацистских бонз мелькала мысль: на сей раз не получилось. Надо залечь на дно, переждать, пока не уляжется буря, поднятая столкновением двух валов – советского и союзнического (о, в третьем рейхе были прекрасно осведомлены, что отношения между силами Востока и Запада далеки от идеальных!). А когда все утихнет, собрать оставшиеся силы и начать еще раз все сначала. Глядишь, да четвертый рейх установит свое господство над миром.

Причем от слов пытались перейти и к делу. История с затоплением возле острова Рюген совершенно исправных лодок – лишь один из фактов, свидетельствующих о такой подготовке. Были и другие…

Более двадцати лет тому назад вышел в свет приключенческий роман Л. Д. Платова «Секретный фарватер». На мой взгляд, это одна из лучших книг данного жанра о Второй мировой войне. В ней автор собрал воедино практически все известные к тому времени сведения о тайнах третьего рейха, подготовке к Третьей мировой войне.

Поскольку книжка Леонида Дмитриевича вряд ли теперь сохранилась в библиотеках – у популярных произведений век короток, рассыпаются, стареют книжки в читательских руках – позволю себе рассказать нынешнему поколению читателей, хотя бы вкратце, о чем в ней речь.

В годы Великой Отечественной войны командиру торпедного катера Борису Шубину удалось столкнуться со странной подлодкой противника. Она не стремилась участвовать в военных операциях, напротив, всеми силами уходила от контакта с противником. Волею судеб и автора Шубину удалось побывать на этой самой лодке, где его приняли за сбитого финского летчика, и кое-что разузнать о ее экипаже.

Оказалось, что экипаж подлодки «Летучий голландец», как и сама лодка, официально считались… погибшими. Командир подлодки фон Цвишен искусно воспользовался неудачной атакой советских кораблей, выбросил на поверхность немного соляра из цистерн, кое-какие заранее приготовленные обломки и добился того, что его экипаж, как и лодка, с 1943 года официально считались погибшими.

А сама лодка, заслужившая свое прозвище за умение появляться и исчезать неожиданно, стала выполнять наисекретнейшие задания верховного командования. Именно экипаж Цвишена, по мнению Платова, перевозил урановую руду из Южной Америки, тяжелую воду из Норвегии, переправлял время от времени таинственных пассажиров, лица которых старался не видеть даже сам командир. Именно на этом корабле должен был отправиться в свое последнее путешествие сам Адольф Гитлер. Отплыть и затеряться где-то в бассейне Амазонки, на уединенной ферме Парагвая или вообще на побережье Антарктиды.

Именно для этой цели фон Цвишен стал покойником, хотя при других обстоятельствах давно был бы адмиралом. «Он пользуется покровительством самого Канариса, – рассказывает один из членов экипажа. – Ведь они учились вместе в кадетском училище в Киле, а ты знаешь, как однокашники помогают друг другу на флоте и в армии. Но дело не только в Канарисе. Мне рассказывали, что еще в двадцатые годы нашему командиру, тогда безвестному лейтенанту флота в отставке, посчастливилось оказать важную услугу фюреру. Это случилось на митинге. На фюрера было совершено покушение, но наш командир прикрыл его грудью. Пуля, предназначавшаяся фюреру, задела шею командира и повредила какой-то мускул или нерв. Таково происхождение его увечья. Как видишь, оно почетно. Вот почему командиру доверено командование такой подводной лодкой, как наша. Он пользуется правом личного доклада фюреру!»

Тем не менее в самый ответственный час капитан второго ранга Гергардт фон Цвишен замыслил измену.

«Он не придет по вызову, переданному из канцелярии фюрера, согласно условному сигналу: „Ауфвидерзеен, майне кляйне, ауфвидерзеен!“ – сообщал своему начальству доктор экипажа, выполнявший по совместительству и обязанности осведомителя гестапо.

И далее пересказывает свой разговор с фон Цвишем.

Командир сказал:

– Нас называют лейб-субмариной фюрера. Но с чем это связано?

– Не знаю.

– Само собой. Откуда вам знать? Это знают только трое: я, мой штурман и Адольф. Теперь с вами уже четверо. Но вы, надеюсь, не проболтаетесь?

Я едва не выронил бокал. Как! Назвать фюрера по имени? Но это было уже государственным преступлением!

– Адольфу, при всем его величайшем самомнении, – спокойно продолжал командир, – нельзя отказать в сметливости. Вероятно, мысль о необходимости бегства пришла ему в голову после поражения нашей шестой армии на берегах Волги. Конечно, он полагал, что возможность всеобщей военной катастрофы еще невелика, скажем, один шанс на тысячу, но ведь и с этим нужно считаться. А пока Адольф, таясь от всех, обдумывал, как бы получше обставить свое исчезновение, подвернулся – очень кстати – этот мой бой с русским в Варангер-фиорде. Судьба как бы подсказала Адольфу решение. А он, как вы знаете, верит в судьбу. Остальное вам известно, доктор. «Летучий Голландец» перестал перевозить разжалованных королей, подрывников и будущих гаулейтеров, не желавших в своей «подводной деятельности» привлекать к себе чье-либо внимание. Только в случае с господином советником почему-то сделано было исключение, и это позволило нам немного поразмяться.

Я думаю, Харону бывало порой скучновато. Вы помните мифологию? Атлантический океан – это нечто вроде Стикса, в роли перевозчика Харона я. «Летучий Голландец» был предназначен для возможно более комфортабельной доставки Адольфа в потусторонний мир, в страну безмолвия и призраков.

– Был? Вы сказали: был предназначен? Но почему же «был»?

– А! Я уже говорил вам о карте? Нет? Так вот, к вашему сведению, в кабинете Адольфа висит особая карта. На ней аккуратно – Адольф очень аккуратный человек – отмечается местонахождение нашей подводной лодки. Адольфу хотелось бы, чтобы в такое тревожное время мы были поближе к нему. И для этого у него есть основания.

Командир выпрямился и без улыбки посмотрел на меня.

– Слушайте дальше. Самое интересное дальше. Ежедневно в условленный час мой радист выходит в эфир и подстраивается к определенной волне. Он ждет. Он терпеливо ждет. На волне не появляется ничего, и это хорошо. Стало быть, «третий рейх» еще стоит. Но вот – вообразим такой гипотетический случай – в каюту ко мне стучится радист. «Сигнал принят, господин капитан второго ранга», – докладывает он. Это самый простой условный сигнал. В эфире прозвучало несколько тактов. Где-то вертится пластинка. Исполнен популярный романс гамбургских моряков: «Ауф-видерзеен, майне кляйне, ауфвидерзеен». Не напоминает ли вам: «Небо безоблачно над Испанией». Тогда небо не было безоблачно над Испанией. И сейчас пластинка звучит зловеще. Она звучит, как погребальный звон над Германией! Он означает, доктор, что все погибло, «третий рейх» рухнул, и Адольф на четвереньках выбирается из своего бункера. Он зовет на помощь меня! Я должен бросить все дела, чем бы ни занимался, где бы ни находился, и полным ходом идти в ближайшую Винету – секретную базу на побережье Германии. Там в люк нашей подводной лодки спустятся Адольф, Ева, два-три телохранителя. Отсеки «Летучего Голландца» – вот все, что осталось Адольфу от его империи! Затем погружение, полный вперед, курс вест. Амазонка!.. Учтите: радист, принявший сигнал, не знает его тайного смысла. Знаем только мы: Адольф, Венцель, я и вы. Теперь уж и вы! – Он любезно повернулся ко мне всем корпусом: – Видите ли, Адольф желал бы временно раствориться в сумраке тропических лесов. Черчилль в тысяча девятьсот сороковом году собирался эвакуироваться в Канаду. Почему бы Адольфу не укрыться на том же континенте, но южнее, у своих земляков, в Бразилии? Он хотел бы, подобно нам, притвориться мертвым. «Третий рейх» рухнул, русские на улицах Берлина, но в резерве у Адольфа «Летучий Голландец». Пока есть «Летучий Голландец», еще не все потеряно.

Он приблизил свое лицо почти вплотную к моему:

– Сигнал «Ауфвидерзеен» будет принят, не сомневайтесь! Но пойму ли я его, вот в чем вопрос! Ведь я могу и снельсонить.

– Как это – снельсонить?

– Я имею в виду подзорную трубу и выбитый глаз адмирала. Забыли этот анекдот?

Я вздрогнул. Я вспомнил, как Нельсон получил приказ, который не хотел выполнить. Приложив подзорную трубу к выбитому глазу, он сказал: «Не вижу сигнала! Продолжайте тот же маневр!»

– Но вы, я замечаю, вздрагиваете всякий раз, когда я говорю «Гитлер» или «Адольф». Хорошо, ради вас – ведь вы мой гость – я буду называть его «фюрер». Я объясню вам, почему хочу снельсонить. – Он откинулся на спинку стула. – Понимаете ли, мне надоело получать приказы. В глазах этих высокопоставленных господ, которые даже не удосужились повысить меня в звании, мой «Летучий Голландец» – всего лишь подводный лайнер. Ошибка! И я отклоняю очередной приказ. Я принимаю решение самостоятельно. Вот оно: фюрера на борт не брать! – Видимо, наслаждаясь выражением моего лица, командир повторил, смакуя каждое слово: – Да, фюрера на борт не брать! – Потом он заботливо подлил вина в мой бокал. – Эта мысль для вас, конечно, нова, – сказал командир успокоительным тоном. – Постепенно вы освоитесь с нею. Сигнал, я думаю, раздастся завтра или послезавтра. Но это уже ни к чему. Фюрер живой бесполезен. Мертвый, пожалуй, еще пригодится.

– Какая же польза от трупа? – спросил я растерянно. – Хотя, говорят, в Бухенвальде и Освенциме…

– Не то, нет. Гений, даже без высшего образования, годится на другое. Фюреру нужна не Ева, а святая Елена. Ореол мученика будет ему к лицу.

– Имеете в виду заточение? Муссолини уже побывал в заточении.

– И зря бежал оттуда. Скорцени, конечно, ловок, но глуп. Муссолини гораздо лучше выглядел бы в заточении, так сказать, скорчившись в ногах у Наполеона, чем на виселице, да еще подвешенный вниз головой. Я желаю фюреру заточения! Стать мучеником – это лучшее, что он может сделать для пользы общего дела.

– Но багаж он позаботился доставить заранее. – Голос командира донесся до меня, как сквозь плотно задраенный люк.

– Кофры. Пять кофров. Не притворяйтесь, что вы не видели их! Вы были на пирсе во время погрузки.

– А что в этих кофрах?

В них, по мнению Платова, должен бы оказаться личный архив фюрера. Вот его-то фон Цвишен и собирался предоставить американцам в обмен за свою свободу.

– В кофрах, – продолжал он, – вместе с перечнями и выдержками, напечатанными для фюрера, содержатся также: отличные дворцовые перевороты, ослепительные взрывы, моментальные фотографии, сделанные из-за угла (убивают, как пули), подлинники неосмотрительно выданных расписок и мастерски выполненные фальшивки, которые были (или будут!) подброшены разведке противника через услужливую нейтральную разведку. Ведь иная погубленная репутация стоит взрыва военного объекта, не правда ли?

Есть кофр, который я назвал бы стоком слизи и нечистот. С содержимым его полагалось бы знакомиться, доктор, надев предварительно перчатки мусорщика. В этом кофре содержатся досье на некоторых политических деятелей Европы, Америки и Азии. К отдельным досье приложены счета из ресторанов или рецепты врачей, несомненно, не подлежащие оглашению.

Кое-кто из этих политических деятелей еще не развернулся, не вошел в полную свою силу. Но это не беда. Документы сберегаются про запас. А деятель, разгуливая по улицам, не знает, что кто-то уже положил пальцы на его горло и может в любой момент нажать – так, чуточку, в целях предупреждения.

Имеются также списки деятелей, которых я назвал бы: «люди-Винеты». Этим расписки и рецепты уже предъявлены. До поры до времени «люди-Винеты» законсервированы и притаились. Но стоит подать почти беззвучную команду, и…

– Считайте, что это мой каприз, – сказал он, – но я хочу, чтобы вы, доктор, поняли размах диверсий, намеченных на период «после войны». Вот вам одна из них. Она называется «На дно!». Мир никогда еще не видал таких своеобразных по замыслу и масштабу операций.

Я, доктор, напрашиваюсь на похвалу. Это я подал мысль насчет операции «На дно!». «Мой фюрер! – сказал я, заканчивая свой последний доклад. – Почему бы не применить в отношении „третьего рейха“ кое-что из тактики „Летучего Голландца“? Но, понятно, в достойных вас, грандиозных масштабах!» – «Не понимаю», – сказал он. «Положите всю Германию на грунт! – сказал я. – Конечно, временно. Пока минует опасность. Изредка вы могли бы поднимать перископ и осматриваться: не пора ли уже всплыть?»

– И фюрер воспользовался вашим советом?

– Как видите. Я же говорил вам: он гениальный плагиатор. И притом прирожденный притворщик. Уверяю вас: он знал о переговорах пройдохи в пенсне с Бернадоттом! Бедный Гиммлер думал, что дурачит своего фюрера, на самом деле фюрер дурачил своего Верного Генриха. Фюреру не могла не прийтись по вкусу мысль притаиться. Немцам сейчас надо притаиться, замереть. Над головами их с грохотом прокатятся два встречных вала, столкнутся и… Но немцы уцелеют, покорно втянув головы в плечи. Они останутся в согбенном положении, пока им не подадут команду распрямиться.

– Кто подаст команду?

– Фюрер хотел сам подать ее. До тех пор Германия должна притворяться мертвой, подобно своему фюреру. Едва лишь вступит в действие план «На дно!», как военные заводы бесшумно опустятся под землю. Однако люди будут продолжать работу. Они будут ковать оружие, как гномы в своих пещерах. Германия под пятой врага – это страна гномов, теней, невидимок! Волшебное превращение будет длиться долго, ряд лет, быть может, десятилетий. Да, страна оборотней… Опущенные глаза, скользящий лисий шаг, подобострастие и уклончивость в манерах. А в самых надежных тайниках сохраняются архивы. Все военнослужащие учтены, картотеки в полном порядке. Страна разбита на подпольные военные округа. Действуя бок о бок на протяжении ряда лет, различные группы оборотней ничего не знают друг о друге. Система взаимоизолированных отсеков, как на подводной лодке. О! Фюрер учел наш опыт до мелочей. В плане есть даже параграф насчет «дойных коров».

– Американские тресты и банки будут этими «дойными коровами». Они снабдят всем необходимым Германию, лежащую на грунте. Вся Германия, доктор, превратится в Винету! Пройдет положенный срок, и она снова всплывет со дна, послушная зову труб. Не под звон рождественских колоколов! Под грозную музыку Вагнера! Трубы, трубы! Полет валькирий! Недаром вагнеровский «полет валькирий» стал маршем нашей дальней бомбардировочной авиации.

Командир зажмурился.

– Безмолвная водная гладь, и над нею стелется дым. Вот протяжный зов трубы! Вода забурлила. И на поверхность из пены стали всплывать города. Сначала вынырнули колокольни, заводские трубы, мачты радиоантенн. Затем показались гребни красных крыш и кроны деревьев. Страна медленно всплыла, и тотчас же густой желтый дым повис над заводами, а с обсыхающих взлетных площадок поднялись самолеты и стаями закружили в воздухе.

Он открыл глаза. Холодный блеск их был, как свет фар, неожиданно вспыхнувший во тьме.

– Да! Это Германия, доктор! Наша с вами Германия! Четвертый рейх!»

Разделавшись с доносчиком-доктором, пройдоха Цвишен обошел всех. Согласно Платову, последняя его радиограмма, в которой он сообщал, что положит подлодку на дно Винеты, а сам будет пробиваться на запад посуху, была враньем, очередной дезинформацией. Цвишен остался верен себе.

Он залег на очередной секретной базе Винета-пять и выжидал там до тех пор, пока не улеглась пыль, поднятая взрывами Второй мировой войны на развалинах третьего рейха. А потом выбрал себе новых хозяев. Он сделал ставку на ФРГ. Западногерманская марка снова поднялась в цене, и не было никакого смысла бежать за океан.

Зимой 1951/52 года личный архив Гитлера уже находился за семью замками, в надежных стальных сейфах. Мог ли предполагать бывший владелец кофров, что все вдруг так странно обернется?

Багаж его погружен. Самолет наготове. Позывные с правильными промежутками уходят в эфир. Последний пассажир ждет – под русскими бомбами и снарядами, которые сыплются на Берлин. Море безмолвствует. Быть может, «Летучий Голландец» потоплен, подорвался на мине?.. Наступило 30 апреля.

Гитлер, брезгливо морщась, осмотрел ампулу с ядом. «Собачий корм», – подумал он. Правда, Блонди сдохла сразу, что было утешительно. И яд неоднократно проверяли этой зимой на заключенных в концлагерях, чтобы не ошибиться в дозе. Пора! Надо сделать усилие и вообразить, что это всего лишь новое лекарство, которое мгновенно избавляет от всех болезней.

«Летучий Голландец» по-прежнему упорно не откликался. И тогда Гитлер нехотя положил в рот ампулу…

Так представлял себе развитие событий в конце Второй мировой войны писатель. Ну а что сообщают по этому поводу исторические источники?

Прежде всего обратимся к тайнам смерти «наци № 1» – Адольфа Гитлера и «наци № 2» – Мартина Бормана.

Фон Цвишен был прав, говоря, что спасать Гитлера не имело смысла. И не только потому, что за ним тянулся шлейф одиозности. Фюрер бы просто долго не протянул, поскольку к концу войны превратился в настоящую развалину. Вот что говорят о том очевидцы.

«Нет почти никаких сомнений в том, что в 1940-х годах Гитлер страдал от разновидности болезни Паркинсона, хотя его симптомы не вполне характерны для этого заболевания, – пишет известный западный историк Хью Томас. – К концу 1942 года ухудшение его состояния прогрессировало весьма быстро; в большинстве случаев болезнь протекает гораздо медленнее…»

Болезнь Паркинсона, как известно, является заболеванием нервной системы. Около трети тяжелых случаев в конечном счете проявляются в незаметно подкравшемся слабоумии, и около половины больных страдают от депрессии – наглядный пример тому бывший президент США Рональд Рейган.

Мы не можем обследовать Гитлера, как обследуют живых больных, но мы располагаем кадрами кинохроники и фотографиями. Мы имеем также свидетельства его врачей и тех, кто хорошо знали его и, хотя не имели медицинского образования, зафиксировали свое потрясение его физической деградацией.

Ближе к концу войны немецкой кинохронике разрешалось вести съемки Гитлера только под определенными углами. И он сам, и Геббельс прекрасно сознавали, что свидетельства все усиливающейся немощи Гитлера разрушают миф о нем. В последние месяцы пребывания Гитлера в берлинском бункере его умышленно почти не снимали для кинохроники. Тем не менее и в этих немногочисленных кадрах видны неподвижность позвоночника, сутулость, затрудненность при ходьбе, медлительность, проблемы с координацией движений, застывшая маска лица, неподвижный взгляд, руки в карманах – все это служило явным доказательством неврологического заболевания.

Историк Иоахим Фест цитирует показания пожилого штабного офицера, давно знавшего Гитлера:

«Физически он являл собой ужасающее зрелище: он волочил себя болезненно и неуклюже, вытягивая туловище вперед и подтягивая вслед ноги, когда перебирался из жилых комнат в конференц-зал. Он утратил чувство равновесия: совершая этот короткий переход (25–30 метров), он вынужден был присаживаться на одну из скамеек, которые были установлены там для этой цели, или повисал на своем собеседнике. Глаза у него были налиты кровью, и хотя все документы для него печатались на специальных „пишущих машинках фюрера“, где шрифт был втрое крупнее обычного, он мог читать их только с помощью увеличительного стекла. Из уголков рта у него то и дело выступала слюна».

Офицер гестапо Вернер Бест, видевший Гитлера в «Волчьем логове» в июле 1944 года, нашел, что тот «так сутулится, как будто кланяется». К 28 декабря 1944 года, отмечал генерал Йоханнес Бласковиц, «левое плечо Гитлера заметно опущено, а левая рука скрючена так, что не действует».

Тем не менее в моменты острого стресса Гитлер мог пользоваться этой рукой, как свидетельствует фотография, зафиксировавшая, как Гитлер пожимает руку Муссолини левой рукой, – это было сразу же после взрыва бомбы в результате заговора в июле 1944 года, когда его правая рука временно не функционировала. Хотя она была не так уж сильно повреждена, но в смысле ее функций возникли сильные опасения: подпись Гитлера стала настолько неразборчива, что начиная с декабря 1944 года вызывали специального гражданского служащего, чтобы он подделывал подпись фюрера.

Несколько свидетелей вспоминают, что Гитлер обычно прижимал левую ногу к ножке стола, чтобы она не дрожала, и придерживал дрожащую левую руку правой, прижимая ее к телу.

В свете последующих событий симптоматично, что еще в марте 1944 года свидетели описывают, как Гитлеру должны были помогать сесть за письменный стол, как трудно ему было сидеть на диване, стоявшем в его комнате, и как ему поднимали ноги, когда он хотел лечь. Левая нога Гитлера самопроизвольно дергалась, когда он лежал. Шпеер вспоминает, что скамейки вокруг бункера устанавливались на уровне его бедра, потому что камердинер Гитлера Гейнц Линге жаловался, что ему тяжело поднимать фюрера с низких скамеек.

Капитан Петер Хартман был молодым офицером, прослужившим в охране Гитлера достаточно долго, чтобы хорошо изучить привычки фюрера и его внешность. Процесс дряхления, который видел Хартман, мог быть результатом прогрессирующей болезни Паркинсона или просто старения.

«Все мы знали, что ему пятьдесят пять лет, и те из нас, кто знал его в более ранние годы, до войны, когда он был просто человеком-динамо, взрывавшимся от избытка энергии, замечали, что с 1942 года он каждый год старел по крайней мере на пять лет. Перед самым концом, в тот день, когда он отмечал свой последний день рождения (20 апреля 1945 года), он выглядел скорее на семьдесят, чем на пятьдесят пять. Он выглядел, я сказал бы, физически дряхлым. Этот человек жил на нервах, сомнительных лекарствах, расходуя свою волю».

Если ухудшение физического состояния Гитлера было очевидным для его последователей, то что говорить о врачах?.. Профессор Вернер Хаасе был врачом персонала Имперской канцелярии еще в 1933 году, благодаря своему старшинству был призван в последние недели в бункере наблюдать Гитлера. Он был потрясен состоянием Гитлера:

«Я, конечно, знал, что это Адольф Гитлер, а не его двойник. Он был без фуражки, в привычном, когда-то безупречно чистом сером френче, зеленой рубашке и черных брюках, в простенькой форме, которую он носил с первого дня войны. На левом грудном кармане виднелись золотой партийный значок и Железный крест Первой мировой войны. Но личность, упакованная в эту влажную, испачканную едой одежду, была другим человеком. Я стоял навытяжку в шаге от него, выше на одну ступеньку. Когда я глянул вниз, то увидел сгорбленную спину Гитлера, его опущенные плечи, которые, казалось, дергались и дрожали. Было такое впечатление, будто его голова, как у черепахи, спряталась между плечами. Я подумал, что он похож на Атласа, держащего гору на спине. Эти мысли пронеслись у меня в голове за какие-нибудь тридцать секунд, не больше. Пауза возникла из-за того, что Гитлер никак не мог справиться с двумя листками, на которых было написано его приветствие к нам.

Его глаза, хотя он смотрел прямо на меня, не могли сфокусироваться. Они походили на бледно-голубой фарфор, тусклые, скорее серые, чем голубые. Они были подернуты пленкой, похожей на кожицу винограда. Белки налиты кровью. На его вялом, неподвижном лице я не мог различить никакого выражения. Тяжелые черные мешки под глазами выдавали постоянную бессонницу, хотя Гитлер был не единственным человеком в бункере, страдающим от этого недомогания.

Сейчас (в 1970-х годах) я все еще вижу его, хотя вся сцена заняла всего лишь четыре, от силы пять минут. Глубокие складки пролегали от его мясистого, довольно крупного носа к уголкам рта. Рот был крепко сжат, губы нервно сомкнуты. Его рукопожатие, холодное как рыба и вялое, было равнодушным. Это был какой-то судорожный рефлекс, хотя предполагалось дружелюбие. Когда он невразумительно пробормотал свою благодарность, я не смог ответить ему что-то внятное. Потом он извинился, что вызвал нас в столь поздний час. Я должен был пробормотать что-нибудь тривиальное, вероятно, «благодарю вас, мой фюрер».

Я был по-настоящему потрясен и реагировал, полагаю, как реагировал бы любой доктор, не без симпатии. Однако было уже слишком поздно: ни один смертный врач не смог бы ничего поделать. В пятьдесят шесть лет фюрер был парализованный, физически разрушившийся человек со сморщенным лицом, похожим на маску, всю желтую с серым. Я был убежден, что этот человек совершенно одряхлел».

Судя по доступным нам свидетельствам, ясно, что физическая деградация Гитлера стала весьма заметной в последние два года войны. И тем не менее, хотя он явно был полностью недееспособен, Гитлер оставался у власти – но в изоляции, абсолютно необходимой, чтобы его состояние не было раскрыто.

Геринг и Гиммлер, а также некоторые другие не хотели смены лидера, поскольку извлекали из его немощи определенные выгоды для себя. Гиммлер давно уже спрашивал своих врачей, доктора Карла Брандта и профессора Карла Гебхардта, об истинной природе болезни Гитлера.

Гитлер был явно одержим проблемой сифилиса – почти целая глава в «Майн кампф» посвящена этому вопросу, – а когда в начале 1930-х годов его начал наблюдать доктор Теодор Морелл, так называемый специалист по венерическим болезням, у которого стены кабинета на Курфюрстендамм были увешаны не дипломами или аттестатами, а фотографиями с автографами его клиентов – киноактеров и других знаменитостей, которым помогло его лечение, – Гиммлер более чем заинтересовался.

Первые же расследования его обнаружили, что мать Гитлера дважды рожала мертвых детей, что с медицинской точки зрения предполагает возможный врожденный сифилис. Такой сифилис иногда имеет внешние проявления, хотя у Гитлера ничего подобного не наблюдалось, но это не удовлетворило любопытство Гиммлера.

Когда у Гитлера начали появляться симптомы невралгии – скованность при ходьбе и при вставании, трясучка, – интерес Гиммлера снова вспыхнул, и он занялся новыми расследованиями о жизни Гитлера в период его молодости, когда он бродяжничал в Вене и его не слишком примерный образ жизни мог подвергнуть его риску подхватить сифилис от проституток. Гиммлеровские сыщики добыли результаты анализов крови, которые делал доктор Морелл в 1936 году, особенно серологические анализы на предыдущие заболевания сифилисом. Эти анализы крови стали основой для всех последующих слухов и интриг.

Врожденный сифилис может проявиться у взрослого человека, получившего его в наследство, но симптомы его характерны и их легко распознать. Нет никаких свидетельств, что у Гитлера проявлялись такие симптомы. Благоприобретенный сифилис, полученный в результате прямого сексуального контакта, тем не менее весьма заботил врачей Гитлера, и такую возможность следовало исключить, поставив точный диагноз заболевания Гитлера.

До изобретения сульфамидных антибактерицидных лекарств (в 1930-х – 1940-х годах) и наступления эры антибиотиков приобретенный сифилис развивался обычным образом, и иногда состояние больного улучшалось благодаря лечению сурьмой и тому подобными средствами, но в большинстве случаев болезнь оставляла свои следы на половых органах и в ужасном наследстве – впоследствии это назвали «общим параличом разума». Если Гитлер заразился не унаследованным сифилисом в молодости в Вене, то спустя двадцать лет – примерно в начале 1930-х годов – он стал жертвой поздних симптомов этого заболевания.

В общем, так или иначе, состояние Гитлера было таково, что спасать его не было никакого смысла. Ему оставалось лишь умереть. Но как он умер?

Обычно полагают, что Гитлер отравил Еву Браун и отравился сам цианистым калием. Но тут же сразу возникает вопрос: в состоянии ли он это был сделать? Как он мог заставить принять яд Еву, если был столь физически немощен? Хватило ли у него самого духу разгрызть стеклянную капсулу?

В настоящее время существует значительное количество противоречивых свидетельств того, как умерли Гитлер и Ева Браун. Некоторые из них довольно путаные, другие повторяют друг друга, и очень мало таких, на которые можно опираться!

«Каждый, кто предпринимает подобное расследование, вскоре сталкивается с одним существенным фактом – никчемностью человеческих свидетельств». Так писал Хью Тревор-Ропер, английский разведчик, которому по поручению английского правительства было поручено произвести первое расследование обстоятельств смерти фюрера, чтобы заглушить параноидальные утверждения Сталина, будто западные союзники каким-то образом сговорились с Гитлером и позволили ему спастись.

Замечание Тревор-Ропера о «никчемности человеческих свидетельств» представляет интерес, поскольку отражает его разочарование: несмотря на то, что англичане в поисках свидетелей прочесали лагеря военнопленных, тем не менее он получил весьма скудную информацию, вдобавок из очень малочисленных источников.

Его книга «Последние дни Гитлера» поражает скудостью материала, несмотря на то что ее автор работал в тесном сотрудничестве с английской разведкой и контрразведкой, имел доступ к копии дневника гитлеровских передвижений, который вел его камердинер Гейнц Линге. Этот дневник был тайно показан ему офицером разведки, полковником Джоном Маккоуэном, по приказу Дика Уайта, который был тогда главой британской разведки в Берлине.

Интересно, что подлинные свидетельские показания, собранные Тревор-Ропером, – а он располагал списком людей, остававшихся в имперском бункере до самого конца – опубликованы не были. В книге дан лишь их краткий анализ и описание церемонии прощания Гитлера и его новоявленной супруги с членами гитлеровского штаба:

«Гитлер и Ева Браун пожали руку каждому и вернулись в свое помещение. После этого часть присутствовавших была отпущена, кроме первосвященников и тех, чья помощь могла понадобиться. Они ждали в коридоре. До них долетел звук выстрела. Выждав какое-то время, они вошли в комнату. Гитлер лежал на диване, залитом кровью. Он выстрелил себе в рот. Ева Браун тоже лежала на диване, мертвая. Рядом с ней лежал револьвер, но она им не воспользовалась – приняла яд. Времени было половина четвертого».

Как видим, британский разведчик настаивает на том, что Гитлер застрелился. Однако недосказанность книги, туманность многих выражений Тревор-Ропера внесли свой существенный вклад в живучесть гитлеровского мифа о том, что призрачный фюрер выжил и ждет, расправив крылья, чтобы вернуться.

Не случайно, не веря западным источникам, И. В. Сталин велел провести собственное расследование обстоятельств гибели фюрера. Благо, что после войны бункер оказался в советской зоне оккупации Берлина.

Расследование проходило в обстановке полной секретности. Сталин велел даже игнорировать официальный запрос американцев по этому поводу. Лишь сравнительно недавно в печати появились первые свидетельства непосредственных участников этого расследования. Так, в 1965 году переводчица Елена Ржевская опубликовала в журнале «Знамя» статью, посвященную тем событиям. Потом Ржевская расширила эту статью до размеров книги, в которой описывала, как она в качестве переводчицы одной из советских воинских частей в конце войны получила задание найти Гитлера живым или мертвым. В ее книге содержатся ссылки на некоторые документы. Вскоре Львом Безыменским, членом редколлегии журнала «Новое время», были опубликованы и сами документы. А его книга «Смерть Адольфа Гитлера» была издана в Западной Германии, а потом и в Англии.

Так советские власти впервые официально признали, что Гитлер мертв.

В конце лета 1945 года Сталин поручил представить ему специальный доклад о смерти Гитлера. Ответственность за этот доклад была возложена на генерала Кобулова из НКВД (впоследствии он был расстрелян вместе с Берией). Донесение было подготовлено и направлено тогдашнему министру внутренних дел Круглову 19 января 1946 года. Главный начальник, отвечавший в НКВД за дела военнопленных, дал этой операции довольно вызывающее название «Миф».

В новом исследовании чекисты хотели искоренить неудовольствие Сталина докладом СМЕРШа, представленного ему Абакумовым. Тот твердо стоял на том, что первые патологоанатомические обследования, безусловно, подтвердили, что в воронке возле рейхканцелярии действительно был найден труп фюрера, хотя эксперты и не установили причину смерти.

Однако генерал Серов, с другой стороны, следователей СМЕРШа обвинял в некомпетентности. Материалы, представленные им, показывают, что Серов хотел подыграть Сталину, который был уверен, что в Берлине был совершен посмертный подлог – сожгли труп другого человека, двойника Гитлера, а сам фюрер сумел бежать.

Серов знал: советские эксперты во главе с московским патологоанатомом профессором Семеновским, консультирующие сейчас Сталина, твердо установили, что отравление цианистым калием не имело места, что ампулы с цианидом были подлогом. Сталин считал это за доказательство того, что этот труп не принадлежал Гитлеру, но НКВД все еще хотело выяснить, как умер человек, чей труп нашли в бункере.

Единственное доказательство, которое удовлетворило бы Сталина и убедило бы его, что труп принадлежит Гитлеру, было бы свидетельство, что смерть наступила в результате пулевого ранения: вождь всех народов и мысли не допускал, что такой человек, как Гитлер, лидер, сумевший обхитрить самого Сталина, мог умереть как-то иначе, менее достойным образом.

И Серов пустился во все тяжкие. Частью колоссального расследования, предпринятого НКВД, стали оперативные группы в каждом крупном немецком городе, оказавшемся после войны под контролем советских войск, которые занялись поиском доказательств наличия двойников, известных местному населению. И чекисты вскоре кое-что обнаружили.

Оперативная группа в городе Бернау получила информацию о некоем Густаве Велере, который был очень похож на фюрера. До 1944 года он проживал в Берлине. Его неоднократно вызывало гестапо и предлагало изменить прическу и сбрить усики. НКВД выяснил, что Велера вызывал лично Гиммлер и предупредил его: «Если ты по-прежнему будешь причесываться так же, как фюрер, то исчезнешь навсегда».

НКВД старался найти следы Велера и допрашивал сотрудников гестапо, имевших отношение к этому делу. В донесениях НКВД была фотография Велера. На ней он очень напоминал Гитлера.

Невозможно было увязать живого Велера с мертвым фюрером, но скрупулезные допросы сотрудников гестапо «подтвердили, что двойники существовали и гестапо знало о них». Эти донесения из Берлина вынуждали советских чиновников изменить свое отношение к захваченным ими обитателям бункера.

НКВД теперь готовился к «активным допросам». Начальнику Бутырской тюрьмы было приказано оборудовать камеры на двоих, хорошо изолированные друг от друга. Один из этих двоих должен был быть агентом НКВД. Начальник тюрьмы должен был также подготовить нужное количество помещений для допросов и обеспечить «особые меры» для наблюдения за арестованными, их охрану и сопровождение.

Из московских лагерей, где содержались военнопленные, отобрали восемь заключенных – тех, кто служил в бункере до самого конца, включая камердинера фюрера Линге и его помощника Баура. Протоколы допросов, которые длились по восемь-девять часов и проходили большей частью по ночам, в делах отсутствуют, их заменяют конспекты. Тем не менее можно установить, что Линге и Бауру не разрешали днем спать, их одели в рваное тряпье, что усугубляло испытываемый ими ужас.

Из документов явствует, что Линге не доверяли. Когда его схватили, он дал сомнительные показания, будто бы заранее приготовил одно одеяло, чтобы завернуть в него труп, и положил это одеяло в коридоре около комнаты Гитлера в ожидании его самоубийства. Как это могло быть, спрашивали советские следователи, когда должно было быть два самоубийства? При такой похвальной предусмотрительности нужно было бы приготовить два одеяла?!

Более того, хотя Линге корчился от страха, холода и голода, он говорил своему сокамернику (агенту НКВД, немцу, которого звали Бемен), что никогда не расколется и поэтому его нельзя будет обвинить во лжи, потому что только Мартин Борман и он знают правду!

Тем не менее следователи были уверены, что он лжет и что он намеренно отослал в последнюю минуту из кабинета Гитлера второго камердинера, чтобы он, Линге, «освободился от свидетеля». Во всех показаниях, которые Линге давал советским следователям, он ни разу не упоминал о каком-либо запахе вроде цианида, а только о едком дымке, в отношении которого они не верили, что его можно было унюхать через закрытую дверь, не пропускавшую запахов.

Высокомерие советских следователей, допрашивавших Линге по поводу пулевой раны на виске у Гитлера, заставило его после возвращения в камеру признаться Бемену:

«Они спрашивали меня о пулевом отверстии и о том, были ли на одежде следы крови. Я ответил, что заметил кровавое пятно на правом виске – красное пятно – размером не больше трех почтовых марок. Я не знал, действительно ли это рана от пули – это красное пятно могли и нарисовать…»

Как мог Линге, якобы последний человек, который видел Гитлера живым, и первый, кто увидел его труп, даже предполагать, что пулевая рана могла быть кем-то нарисована? Это весьма странное заявление, к тому же одно из многих подобных. Интересно также, что «маленькая капля крови» на виске увеличилась до размера трех почтовых марок, чтобы удовлетворить допрашивающих, и что в первоначальных показаниях Линге утверждал, что видел кровь на левом виске.

В общем, советские следователи получили что хотели. Но приблизились ли они к истине?

Из показаний Линге становится ясно, что советские следователи подозревали, что если и был выстрел, покончивший с Гитлером, то стрелял сам камердинер. И вполне может статься, что они были правы в своих предположениях. Линге действительно убил фюрера. Только он его не застрелил, а попросту задушил…

Вот какими видятся последние часы жизни фюрера в свете последних расследований.

Эсэсовская охрана без всякой необходимости громко хлопала тяжелыми стальными дверями на входе бункера – настроение у всех было мрачное и нервное. Поступали тревожные сведения о том, как продвигается наступление «Иванов»: вот они уже у станции метро «Штадгмитте», всего в 200 метрах от бункера, выходить в сад Имперской канцелярии небезопасно.

Генерал СС Ратгенхубер все утро поддерживал контакт с Борманом и Штумпфеггером, с которыми он имел долгое секретное совещание. Все остальное время Ратгенхубер с почерневшим лицом сердито отчитывал в бункерах канцелярии членов своего штаба – оплакивал отсутствие дисциплины, но воздерживался от мер по ее укреплению, опасаясь, что это может привести к тому, что все вообще рухнет.

Перепуганный Геббельс, знавший, о чем говорили Раттенхубер и Борман, пытался укрыться у себя в комнате, читая одну из двух книг, оставшихся на его опустевшем столе.

Мы можем представить себе, как волочивший ноги Гитлер приходил для разговора с Геббельсом, почти напрямую сказавшему ему, что все кончено: глаза водянистые, но все еще исполненные демонической силы, лицо красное, со следами слез, из уголка рта тянется струйка слюны. Он судорожно выбрасывает вперед сжатый кулак, при этом движения его не синхронны, когда он колотит кулаком воздух, повторяя: «Предательство, предательство», грозит возмездием тем, кто предал его…

Геббельс, с пустыми глазами, высохшим ртом, измученный, смотрит, как Гитлер ковыляет от стены к стене, возбужденно размахивая пачкой бумаг, которые одна за другой выскальзывают из его рук и, порхая, ложатся на стол или на пол. Геббельс пытается приободрить фюрера, но его потухшее лицо отражает страх на лице Гитлера. Так проходит полчаса – они кажутся вечностью.

Борман приглушенным голосом разговаривает по телефону с Раттенхубером. Его плечи напряжены, локти выдвинуты так, словно он хочет прикрыть ими телефонную трубку, сделать звук еще тише. Штумпфеггер, мрачно потягивающий виски из стакана для анализов мочи, с неудовольствием смотрит на своего коротышку компаньона, нависая над столом.

От Руттенхубера поступает по телефону сообщение: весь персонал, за исключением выделенных лиц, должен немедленно покинуть нижний бункер и не заходить туда вплоть до нового распоряжения. Все должны находиться в верхнем бункере или в проходе в Имперскую канцелярию, пока не поступят новые указания. Ропот взволнованных голосов смолкает, как только с верхнего этажа появляются трое эсэсовцев, чтобы привести приказ в исполнение. Секретарши – некоторые из них выпивали, другие спали или играли в карты – торопятся уйти, жалуясь на отсутствие всякой информации.

В коридоре Линге настаивает на том, чтобы его заместитель Крюгер, чье дежурство должно продолжаться еще два часа, сдал ему смену; протест Крюгера резко обрывает Борман. Высунув голову из своей комнаты, он сердито машет Крюгеру рукой, показывая, чтобы тот убирался, и приказывает Линге взяться за дело, и без шума. Крюгер выходит за дверь, поднимается по ступенькам и исчезает из виду.

Вернувшись в коридор к двери комнаты Гитлера, Линге торопливо переговаривается с Борманом и достает из-под скамьи одеяло и складывает его на стуле в коридоре. Он стучит в дверь и входит в гостиную – там он обнаруживает находящуюся в обмороке Еву, с головой, закинутой на спинку дивана, кровь из ее запястья капает на ручку дивана.

Линге поспешно заворачивает подол ее платья вокруг кровоточащего запястья и берет ее на руки. Ближайшая комната – спальня Гитлера, и, когда Линге останавливается, чтобы открыть туда дверь, кровь капает на пол. После этого он довольно бесцеремонно бросает Еву на кровать, где ее рука бессильно падает вдоль тела, и торопится по коридору в поисках Штумпфеггера, чтобы рассказать ему, что Ева попыталась покончить с собой.

Штумпфеггер ругается, отставляет свой стакан и хватает бутылку виски. Запрокинув голову, он делает большой глоток и, держа бутылку в руке, идет вслед за Линге в спальню, чтобы цинично глянуть на все еще находящуюся в обмороке Еву. Без особого интереса он разглядывает ее запястье, потом опоражнивает бутылку, роняет ее на пол, загоняет ее ногой под кровать и опускается на колени, чтобы остановить кровь.

Линге спешит в кабинет Штумпфеггера, чтобы взять там одежду и бинты для Евы, и тут его хватает Борман, чтобы узнать, что происходит.

Гитлер, услышав шаги, выходит из комнаты Геббельса и рассерженный кричит, требуя объяснений. Но никто не торопится успокоить его, эсэсовская охрана уже покинула нижний бункер, как и большинство его обитателей. Гитлер пугается, подозревая что-то неладное.

Он еще ковыляет к своей комнате, когда возвращается Линге. На вопрос Гитлера, что происходит, Линге отвечает, что Ева вскрыла себе вены, и предлагает фюреру ампулу с цианистым калием из маленькой медной шкатулки и армейский пистолет, который достает из ящика стола.

Непонимающе глянув на своего камердинера, Гитлер обзывает его «глупой деревенщиной» и поворачивается к нему спиной. Тогда Линге берет ампулу с цианидом и сзади пытается засунуть ее в рот Гитлеру, сжимая своими сильными пальцами челюсти Гитлера, чтобы тот открыл рот. Несмотря на свою слабость, Гитлер умудряется вырваться из хватки Линге и опустить голову. Теперь все усилия Линге ни к чему не приводят.

Но оскорбление уже нанесено, первый акт насилия совершен. Разъяренный Линге поворачивает этого преждевременно состарившегося человека спиной к себе и начинает душить. В ужасе он держит фюрера перед собой, пока слюна не перестает вытекать изо рта и тот не затихает.

Линге все еще держит труп, когда в комнату входит Штумпфеггер, который оставил жалобно, но достаточно громко стонущую Еву в спальне. Штумпфеггер приказывает Линге положить труп на пол. Убедившись, что Гитлер мертв, Штумпфеггер достает из кармана щипцы для разламывания ампул. Он проворно и профессионально раздавливает ампулу под высунутым языком Гитлера.

Штумпфеггер выходит в коридор и приказывает эсэсовским охранникам принести труп, лежащий за дверями бункера, а теперь принесенный в гардеробную охраны и бесцеремонно брошенный там. Эсэсовцы приносят его в комнату Евы, где на кровати лежит ее расстегнутое на спине синее платье. Труп втискивают в платье, а голову прикрывают тем же одеялом, которое эсэсовцы использовали, когда тащили сюда труп женщины.

Фальшивую Еву укладывают рядом с Гитлером, лежащим на одеяле. Его лицо, красное от негодования, оставляют частично открытым в подтверждение тому, что конец, в конце концов, наступил.

А когда Ева очнулась от своего истерического состояния, ей сообщили, что Гитлер покончил жизнь самоубийством. Она вряд ли отдает себе отчет в происходящем, когда карабкается вверх по задней лестнице. Тошнотворный запах цианистого калия заполнил всю комнату.

Но вернемся к Линге. Он открывает дверь после того, как «обнаружил» «двойное самоубийство» и сказал Борману загадочные слова: «Дело сделано, министр». После этого он бежит с расстроенным видом вверх по лестнице на верхний этаж и дальше в Имперскую канцелярию, выкрикивая потрясающую новость: «Фюрер мертв!» Когда Линге оказывается у массивной двери, из кухни высовывается фигура одной из кухарок Констанции, которая спрашивает: «А что с Евой, Гейнц?» Линге какое-то время бессмысленно смотрит на нее, прежде чем открыть дверь и ворваться в бункер эсэсовцев, продолжая кричать: «Фюрер мертв!»

Разговоры среди персонала бункера замерли, когда появился Раттенхубер, выглядевший потрясенным этой новостью. Другой прагматик Баур избегал всяких разговоров и не хотел слушать распространявшиеся слухи. Аксман спустился в нижний бункер и вместе с Линге присоединился к хору: Гитлер умер достойной смертью, он умер как офицер и джентльмен, застрелившись и приняв яд.

Что же касается Евы, то вполне вероятно, ей удается бежать. Где она скрылась и что с нею в конце концов сталось, знал, наверное, ее брат – Вернер фон Браун. Но он умел хранить секреты.

Быть может, она исчезла в одно время с Мартином Борманом, о «загробной жизни» которого вообще ходили легенды.

Вспомните славные «Семнадцать мгновений весны». Как, по-вашему, почему Штирлиц выходит в самые верха третьего рейха не на кого-нибудь, а на Мартина Бормана – наци номер два, заместителя Гитлера по партийным делам? Говорят, потому, что Борман, наряду со Штирлицем, тоже был… агентом советской разведки!

Можно, конечно, сослаться на богатую фантазию Юлиана Семенова. Однако реальность зачастую бывает покруче самых залихватских сценарных «наворотов». Более того, похоже, делая очередной сюжетный ход тот же Ю. Семенов опирался не только на собственную фантазию, но и кое-какие архивные материалы. Ни для кого ведь теперь не секрет, что он был вхож в архивы КГБ СССР.

Впрочем, кое-что мы можем узнать и без их помощи.

Пару лет тому назад в Великобритании увидела свет книга о том, как начальник партийной канцелярии Гитлера Мартин Борман бежал из Берлина, спокойно дожил до 89 лет в небольшой английской деревушке и скончался всего лишь несколько лет назад. Автор книги, скрывающийся под псевдонимом Кристофер Кричтон (на самом деле его зовут Джон Эйнсуорт Дэвис), уверяет читателей в том, что один из главных нацистских преступников Второй мировой войны, заочно приговоренный к смертной казни Нюрнбергским трибуналом, был вывезен из Германии по личному приказу премьер-министра Великобритании Уинстона Черчилля в обмен на обязательство выдать многомиллионные денежные авуары в одном из швейцарских банков.

Он утверждает, что план вывоза Бормана в Англию был разработан после встречи Черчилля с его личным советником по вопросам безопасности Дезмондом Мортоном и Яном Флемингом, будущим автором книг о Джеймсе Бонде, а тогда офицером военно-морской разведки. В соответствии с этим планом был создан специальный отряд из 400 «коммандос». Руководил операцией Ян Флеминг, автор книги был его заместителем.

Книга вышла в престижном издательстве «Саймон энд Шустер», которое заплатило 500 тысяч фунтов за рукопись, ознакомившись только с двумя главами и синопсисом. Ник Вебб, директор британского отделения издательства, твердо уверен, что к ним попал настоящий бестселлер; его не смущают сомнения, которые высказывают историки и другие издатели. Два человека поддерживают его убежденность – Дафф Харт-Дейвис, военный эксперт и литературный обработчик книги, и Милтон Шульман, театральный критик и военный эксперт, вот уже более четырех лет пытающийся издать книгу Кричтона.

Как утверждает автор бестселлера, все началось с того, что Флеминг получил задание узнать, куда нацисты вложили сокровища, награбленные по всей Европе. Это расследование вывело Флеминга на один из швейцарских банков, где, как удалось установить будущему писателю, нацисты депонировали огромные денежные суммы.

Флеминг попытался выяснить у швейцарских банкиров, будут ли эти счета раскрыты после войны. Ответ был отрицательным: без разрешения владельца ни в коем случае. Флеминг, однако, настаивал, пытаясь выяснить, кто же может дать разрешение. Ему вновь не сказали ничего вразумительного. Однако в конце беседы Флемингу предложили чашечку кофе. И когда он поднял чашку, то увидел на дне блюдца маленькую белую карточку с написанным на ней номером телефона. По возвращении в Лондон Флеминг выяснил, что номер принадлежал не кому иному, как Мартину Борману.

Здесь на сцене появляется автор – Кристофер Кричтон. Он, оказывается, перед войной учился в школе вместе с сыном германского посла в Великобритании, впоследствии министра иностранных дел Йоахима фон Риббентропа. Именно через сына Риббентропа и был установлен контакт с Борманом, который согласился отдать деньги из швейцарских банков в обмен на вывоз из Германии и свободу. В Берлин отправился специальный отряд «коммандос» во главе с Флемингом, причем во все детали операции были посвящены только четыре человека – Черчилль, Мортон, Флеминг и Кричтон. Сама же операция носила кодовое название «JВ» – «Джеймс Бонд».

В пути отряд неоднократно вступал в бой с передовыми частями Советской Армии, потеряв в перестрелках восемь человек. Но агентам все же удалось вывести Бормана из бункера Гитлера. А вместо него оставили двойника, которого нашли в одном из лагерей для немецких военнопленных. Этот человек считал, что его привезли в Германию для специального задания, после которого ему будет обеспечено безбедное существование, но просчитался и был убит в кабинете Бормана.

Сразу после посадки самолета в Англии Бормана отвезли в госпиталь, где ему сделали пластическую операцию: ее, как утверждается в книге, провел сэр Арчибалд Макиндо, хорошо известный ныне хирург. Только после этого Борман, по версии Кричтона, дал распоряжение швейцарским банкам относительно денег, и Великобритания получила 90 процентов его депозитов.

Несмотря на то, что сюжет был сколочен по всем законам жанра, путь этой истории к читателю был куда длиннее романов одного из ее участников. Все началось в 1988 году, когда Милтон Шульман, автор бестселлера «Поражение на Западе», получает письмо-отклик на публикацию о поисках следов Бормана. В нем автор письма задал вопрос: «Хотите знать, как Ян Флеминг и я вывезли Бормана из Берлина и доставили в Англию?» Письмо было подписано: Кристофер Кричтон. Когда Кричтон прислал Шульману ряд написанных глав и предъявил свидетельства достоверности происшедших событий, Шульман одобрил его намерение написать книгу.

Следующей задачей было заинтересовать издателей. Шульман признает, что это было крайне сложно. «У меня были документы: военные карты, принадлежавшие участникам операции, письма, написанные Черчиллем и лордом Маунтбаттеном. Все это было проверено на подлинность у специалистов „Согби“, и даже было доказано, что машинка, на которой письма печатались, и бумага были того времени. Но издателей это не убеждало».

Одним из документов было письмо Черчилля, написанное в 1956 году в ответ на письмо Кричтона, в котором премьер-министр извещает о своем намерении написать книгу об операции. В нем Черчилль заверяет Кричтона, что придет день, когда о ней можно будет рассказать, но сейчас это преждевременно.

Аргументы издателей сводились в основном к тому, что книга Кричтона станет очередной однодневкой в длинной череде историй и баек о Мартине Бормане. Существуют свидетельства о том, что Бормана видели в Парагвае и Аргентине. Человек по имени Хенрик Ленау настаивал на том, что ехал вместе с Борманом к датской границе в 1945 году, а жена некоего врача из Мюнхена, лечившего Бормана, заявляла, что видела его в Италии.

«Мертвого Бормана» также неоднократно находили в разных местах. И только в 1972 году он был официально признан умершим, после того как была найдена его челюсть. Впрочем, ненадолго, ибо совсем недавно Хью Томас в своей книге «Двойники» заявил, что из-за несоответствия ряду параметров челюсть не может быть признана принадлежавшей Борману.

Тем не менее версию Кричтона, похоже, можно проверить. Дело в том, что накануне Дня Победы, в мае прошлого года, Кричтон как один из участников войны выступил по радио и среди нераскрытых тайн войны назвал историю о том, как англичане привезли Бормана в Англию. Вскоре ему позвонила одна неизвестная семейная пара, утверждавшая, что они были друзьями сына женщины, которая жила с Борманом, и тоже пишут книгу.

Это был сюрприз, ведь Кричтон ничего не знал об английском периоде жизни Бормана – ни о том, как он встретил некую датчанку в автобусе и стал за ней ухаживать, ни о том, как получил паспорт и превратился в инженера, а затем ездил по всему свету, как датчанка стала жить с ним и родила дочь. Три графолога, проведшие сравнительный анализ писем, написанных Борманом и мужчиной, жившим в захолустной деревушке в 1964 году, подтвердили, что они написаны одним и тем же человеком.

Опубликованные в британской печати сенсационные сведения о том, что нацистский преступник Мартин Борман до 1989 года проживал в Англии, получили недавно дополнительные подтверждения. Лондонская «Дейли мейл» напечатала воспоминания некой Джоан Нельсон, которая утверждает, что была в течение 20 лет любовницей бывшего руководителя гитлеровской канцелярии.

«Я знала Бормана как Питера Хартли, мы случайно познакомились на автобусной остановке. Он представился как инженер, – рассказала Джоан. – Определенные сомнения у меня зародились после того, как я однажды обнаружила у Питера еще один паспорт на имя Уильяма Хорнгольда».

Джоан Нельсон сейчас живет к югу от Лондона. Согласно ее утверждениям, Питер Хартли лишь однажды проговорился, что на самом деле являлся соратником Гитлера. «Это произошло после того, как Питер, который до этого никогда не употреблял алкоголь, выпил за обедом много шампанского. Затем он начал рассказывать мне о том, как проводил время с фюрером и Евой Браун в загородной резиденции».

Джоан Нельсон также сообщила, что после взятия Берлина Борман некоторое время жил в Парагвае, откуда затем перебрался в ЮАР. Однако в Южной Африке у него возникли проблемы, и, став Питером Хартли, он сумел осесть в Великобритании, где и скончался 27 июня 1989 года в возрасте 89 лет.

Впрочем, это не единственная версия…

Мартин Борман умер не в Германии, а в Аргентине, и не под бомбами, а от гепатита, и не в 1945 году, а 30 лет спустя.

С такой сенсационной новостью выступила аргентинская газета «Маньяна дель Сур», издающаяся в городе Барилоче. Газета публикует фотокопию уругвайского паспорта некоего Рикардо Бауэра, под именем которого, как считает редакция, скрывался Борман.

Этот паспорт предоставил газете, как было сообщено, «человек немецкого происхождения, проживающий в Чили, который купил дом у Бауэра-Бормана». Он утверждает, что официальная версия, представленная правительством ФРГ в 1977 году, о том, что Борман погиб во время бомбежки при штурме Берлина советскими войсками, не соответствует действительности.

Паспорт, полученный газетой, был выдан в 1948 году уругвайским консульством в Генуе. По мнению автора находки, Борман свыше 25 лет провел в Чили, а в 1973 году перебрался в Аргентину, где спокойно доживал последние дни. Паспорт, сообщает газета, был найден на сельскохозяйственной ферме в Чили, которую Борман продал накануне отъезда в Аргентину.

Впрочем, не только зарубежные газетчики зарабатывают на Мартине Бормане. Наши – тоже. Не так давно, например, прошла информация о том, что отец ведущего парапсихолога, руководителя Международного центра «Имаго-Дженни» Валерия Авдеева – советский суперразведчик Василий Авдеев был в 1943 году внедрен вместо похищенного Мартина Бормана в «святая святых» верхнего эшелона власти третьего рейха, поступили ряд писем и телефонных звонков, с просьбой уточнить подробности этой уникальной операции.

Вот что рассказал по этому поводу сам Валерий Авдеев: «Отец отличался рядом феноменальных способностей. Кроме актерских данных, умения подражать голосу и манерам людей, в дополнение к дару перевоплощения, он обладал унаследованными от деда-колдуна навыками гипноза, которые со временем развил до совершенства. Именно эти качества, в сочетании с прекрасным знанием немецкого языка, сыграли главную роль в том, что в начале войны его включили в состав спецподразделения, готовящего разведчиков для работы в немецком тылу.

Перед войной, в 1940 году, его забрали на переподготовку в ОГПУ. С тех пор о нем в течение многих лет не было никакой информации. Пришло только две повестки: согласно одной, он погиб, согласно другой – «пропал без вести».

С самого детства меня неодолимо тянуло в Одессу. Через много лет, когда мне удалось туда съездить, я узнал о жизни отца после 1940 года. Я побывал в одесских катакомбах, музее и, рассматривая портреты подпольщиков, увидел фотографию отца. Под ней стояла подпись: «Василий Авдеев, подпольная кличка – Черноморский». Работники музея мне рассказали подробности о его жизни».

Первое свое боевое задание Василий Авдеев выполнял в 1942 году в оккупированной Одессе. Во главе группы из десяти человек он был заброшен с задачей восстановить разгромленное в результате предательства одесское подполье. Материалы этой операции содержатся в музее Одессы. Вскоре подполье и все связи были полностью восстановлены. Но гестаповцы выследили разведчиков. И перед самым возвращением с задания Авдеев-Черноморский попал в засаду. Он отстреливался и, поняв, что уйти не удастся, выстрелил себе в голову. По первой версии, его в бессознательном состоянии доставили в ближайший военный госпиталь. На следующее утро он пришел в себя и, поняв, что взят в плен, покончил жизнь самоубийством – ударился раненой головой об угол железного стола. Так, по одной из версий, окончилась жизнь Василия Авдеева. Именем Авдеева-Черноморского после войны названа одна из улиц Одессы.

Однако существует и другая версия, по которой оставшиеся на свободе разведчики в результате дерзкой операции вызволили своего командира и благополучно доставили в свою часть. В целях конспирации эта операция проводилась без участия одесского подполья.

Ну а поскольку официально он уже, дескать, умер, появилась возможность использовать суперагента в еще одной, на редкость дерзкой до сумасшествия операции – Авдеев должен был подменить Бормана.

В настоящее время существуют три версии относительно работы Бормана на советскую разведку.

Первая: Борман – агент ОГПУ был заслан в Германию еще до войны и все эти годы работал на Москву.

Вторая: Борман, в предвидении краха Германии, вышел на контакт с советской разведкой в начале 1943 года.

Третья: Борман был похищен и подменен советским агентом в конце марта 1943 года.

Очевидно, что первая версия не выдерживает даже поверхностной критики. Перед началом войны Борман занимал пост начальника штаба в аппарате Рудольфа Гесса. Напомним, что рейхсляйтер Гесс был заместителем Гитлера по партии и его личным секретарем. Естественно, Борман был знаком с разработками плана нападения на СССР, активно начавшимися в июле 1940 года.

Уже 31 июля Гитлер в беседе с ближайшим окружением дал установку на дату нападения – май 1941 года.

Первой ласточкой стал «Оперативный проект „Восток“ генерала Маркса. Следом за ним – Этюд Лоссберга, датированный 15 сентября и разработанный в ОКБ при личном участии Йодля (с 1939 года – начальник штаба оперативного руководства верховного главнокомандования вермахта и главного советника Гитлера по оперативно-стратегическим вопросам). И, наконец, 18 декабря 1940 года из ставки фюрера выходит окончательный вариант – Директива № 21, План „Барбаросса“. Более того, узнав о перелете Гесса в Англию (10 мая 1941 года), Гитлер прежде всего вызвал к себе в Бергхоф (баварская резиденция фюрера недалеко от городка Берхтесгаден) именно Бормана и только после разговора с ним распорядился о приезде Геринга и Риббентропа на совещание, состоявшееся вечером того же дня.

Интересная деталь: личный адъютант Гесса – обер-фюрер СА Пинч (имевший чин генерала) был немедленно арестован, допрошен, затем освобожден, разжалован в рядовые и отправлен на фронт в штрафную роту; практически весь штаб Гесса подвергся аресту и был расформирован; а Борман – не только остался вне подозрений, но и укрепил свои позиции: он унаследовал после Гесса и должность рейхсляйтера, и пост заместителя фюрера по партии, а позже – в 1943 году – стал его личным секретарем и самым доверенным лицом Гитлера.

Из всего изложенного следует, что, будь Борман советским агентом в рамках первой версии, Москва имела бы исчерпывающую информацию о готовящемся нападении и приняла бы своевременные ответные меры – чего, как известно, не произошло.

Вторая версия выглядит еще более неправдоподобной. Во-первых, в начале 1943 года говорить о крахе Германии было, мягко говоря, преждевременно. Да, потери немцев в ходе Сталинградской битвы были весьма значительны. Но и Советской Армии эта победа досталась нелегко. Да, активизировались войска союзников в Северной Африке. Но Италия еще держалась, Япония не сказала своего последнего слова. Оставалось полгода до Курской битвы, полтора года до открытия второго фронта. Нет, в то время далеко не исчерпала своих ресурсов огромная военно-промышленная машина фашистского рейха. Во-вторых, обладатель тайны партийного золота скорее мог рассчитывать на понимание со стороны союзников, нежели Москвы. На что он мог претендовать? На то, что ему сохранят жизнь? Фельдмаршал Паулюс, как известно, до 1953 года жил в Подмосковье, после чего, уже смертельно больной, был отпущен на родину. Но одно дело военнопленный Паулюс, совсем другое – нацистский преступник Борман. В-третьих, зачем ему, имея практически безграничные власть и деньги, добровольно отказываться и от того, и от другого, ища поддержки в стане врагов? Не проще ли, опираясь на группу надежных и преданных товарищей по партии, в нужный момент исчезнуть из Берлина и продолжить свою миссию, руководя нацистским движением откуда-нибудь из Южной Америки?

Нет, Борман не был наивным простачком: он не нуждался в том, чтобы предлагать свои услуги разведкам противника.

Итак, остается только третья версия: Мартин Борман действительно был подменен советским суперагентом.

Вопрос вопросов: а возможны ли в принципе операции такого масштаба? И каковы условия их успешного проведения? Одно из первых лиц рейха. Обстановка строжайшей секретности. Особые условия жизни. Высший уровень охраны. И так далее, и тому подобное. Но тем не менее… История знает несколько случаев.

Так, например, в июне 1940 года руководитель иностранной разведки СС Вальтер Шелленберг, по прямому приказу Риббентропа, разработал план похищения самого герцога Виндзорского! В своих мемуарах Шелленберг уделяет этой операции целую главу, описывая детали (похищение должно было произойти, когда герцог направлялся из Великобритании в Португалию) и преследуемую цель: использование пленника в качестве немецкого ставленника.

В результате перемены курса в англо-германских отношениях проведение этой операции было сочтено нецелесообразным и ее отменили.

Уместно вспомнить и историю двойного похищения Муссолини (сначала партизанами, затем – десантным подразделением СС под руководством Отто Скорцени).

Сравнительно недавно спецслужбы Израиля похитили и вывезли на свою территорию нацистского преступника Эйхмана, где он и предстал перед судом.

Этот ряд примеров можно было бы продолжить, но для нас важно другое: похитить – да, возможно! Но подменить? Ведь для этого необходимо знать об объекте все – походку, голос, привычки, ближайшее окружение и взаимоотношение с ним, и еще многое и многое другое – вплоть до мелочей быта.

А о Бормане было известно очень мало. Он никогда не фигурировал на первых ролях ни в «Дойче Вохеншау», ни в «Фелькишер беобахтер». Берлинская кинокомпания «UFA», специализирующаяся на документальных кинолентах о победах вермахта, кажется, ни разу не показала его. Имя Бормана и его роль отлично знали в верхнем эшелоне власти, но, хотя он почти всегда присутствовал среди лиц ближайшего окружения фюрера во время парадов и торжеств, среднее звено, в основной массе, даже не знало, кто он такой. Похоже, человек, имеющий огромное влияние в третьем рейхе, принимал тщательные меры, чтобы оставаться в тени.

Таким образом, операция по подмене могла быть осуществлена только при одном условии: рядом с Борманом должен находиться, и достаточно долго, агент-наблюдатель, пользующийся его полным доверием; лицо, по своему положению, сопровождающее Бормана как на работе и в поездках, так и в домашней обстановке.

Возможно ли было внедрение агента в окружение Бормана? Да. А именно: когда после разгона штаба Гесса Борман набирал себе новых людей, вероятность оказаться в числе сотрудников его аппарата была достаточно высока. А продвинуться, стать доверенным лицом – это уже вопрос профессионализма и техники. Прошедший школу НКВД, такой агент чувствовал бы себя как рыба в родной стихии. Очевидно, что период с 1941 по 1943 год более чем достаточен для того, чтобы собрать самую подробную информацию о Бормане.

Надо сразу отметить, что работа агента-наблюдателя принципиально отличается по задачам от работы оперативной разведки: войдя в доверие к «подопечному», желательно не стремиться к росту карьеры; не попасть под подозрение, а значит, держаться подальше от секретной информации; не занимать значительного поста в иерархии – короче говоря, не «светиться» и в то же время быть необходимым своему шефу в том единственном качестве, в котором его хотят видеть, и ни в каком другом. Его главная цель – исследование личности Мартина Бормана.

Какое же место при Бормане представляло такие возможности?

Настал момент вспомнить, какую роль играли в рейхе оккультизм и магия. Общество Туле, система институтов Анэнербе, контакты с Шамбалой, участие лам тибетской секты Агарти… И во главе всего этого стоял тайный мистический Черный орден СС.

Что же касается агента-наблюдателя – читатель уже, вероятно, догадался: идеальная должность при Бормане – личный доверенный порученец по делам ордена. Можно предположить, что он не имел высокой степени посвящения, но и этого было достаточно, чтобы успешно выполнять свою миссию.

Естественно возникает вопрос: имея такого человека рядом с Борманом, имело ли смысл идти на столь рискованную (если не авантюрную) операцию, как подмена?

Вне всякого сомнения – да! Иначе нельзя было проникнуть в тайны партии, тайны, известные до конца и в подробностях только одному человеку – Мартину Борману. Это – тайны нацистского золота. Овладев ими, можно было в зародыше пресечь планы возрождения фашистского рейха следующего уровня. Планы, в которые Гитлер буквально вкладывал всю свою душу.

Систематическое создание тайников, открытие счетов в банках и другое вложение капитала пришлось на период с конца 1942 до начала 1945 годов, когда закладывалась основная финансовая база тайных движений, оккультных орденов, верхушки НСДАП-СС. Последний, короткий период с февраля по март проходил в условиях крайне неблагоприятных. Именно эти, более поздние тайники (ввиду невозможности соблюдения полной конспирации) оказались частично «засвеченными». Однако в них было спрятано не так уж много, образно говоря, «вершина золотого айсберга».

Вот почему только операция по подмене Мартина Бормана могла привести к реальным результатам.

Информация о подготовке операции такой высокой степени секретности, по вполне понятным причинам, отсутствует. Тем не менее, несмотря на уникальность таких акций, возможность их всегда предусматривалась, что, в первую очередь, требовало разработки общей концепции и мер по пресечению утечки информации.

Золотая клетка… Те, кто побывал в ней, редко и неохотно рассказывают о деталях быта и так называемом особом режиме. А уж о выполняемой там работе – ни-ни! Только в своем кругу, да и то по привычке, называя свое бывшее сверхзасекреченное начальство по инициалам ( «Д. Ф. „), должностям ( „Главный“) или традиционно ( «Сам“), а коллег – по именам и прозвищам – без фамилий.

Что-то знакомое, не правда ли? Если да, то сразу отмечу разницу: жили они дай бог каждому, стерегли их – не пожелай никому, изоляцию от внешнего мира как-то компенсировало общение с сотрудниками, в отдельных случаях с семьей.

А теперь представьте: круг общения сужен… до двух человек! Причем один из них – непосредственный начальник, а о втором нельзя знать ничего, кроме круга вопросов, касающихся вашей специальности. При этом вам известно, что никто из вас никогда отсюда не выйдет.

Приходит срок – подопечные уходят, на их место приходят другие. То же – реже или чаще – случается и с начальством. Это может произойти и с вами.

А вот подготовка «подопечных» совершенно не похожа на ту, о которой мы обычно читаем в «шпионской» литературе или мемуарах профессиональных разведчиков.

Первое, что ожидало «кандидатов в Борманы» (естественно, не подозревающих, что у них есть «конкуренты»), – виртуозные пластические операции и особый режим питания, дополненный специальным комплексом физических упражнений: так добивались полного сходства не только лица, но и фигуры.

Одновременно – изучение сотен фотографий, десятков досье, редких кусочков кинохроники. Отработка осанки, походки, жестов, мимики… Короче, главная задача – полное отождествление с изучаемым объектом.

Уникальные способности Василия Авдеева представляли ему возможность лидировать в этой гонке.

Что стало с другими кандидатами? Скорее всего, об этом уже никто и никогда не расскажет.

«Базовых» же вариантов подмены не так уж много. Вот один из них, судя по некоторым деталям, наиболее вероятный.

Ранняя, холодная весна 1943 года. Запланированная краткосрочная поездка на отдых – охота, прогулки на свежем воздухе где-нибудь в укромном, живописном уголке. Обильная трапеза в узком кругу, в просторном зале небольшого, старинного и уютного замка. Крепкий сон…

На следующее утро Борман просыпается простуженным, с сильной болью в горле. Говорит сквозь кашель, с трудом и не очень внятно. Поднялась температура. Отдых прерывается, Бормана увозят домой. Но это уже не тот Борман. Это Борман-2. Болезнь дает ему возможность адаптироваться, объясняет незначительные изменения тембра голоса. Такова одна из версий…

Итак, у каждого из нас своя биография. Несколько строк: дата рождения, место учебы, работы, семейное положение, партийная принадлежность, толика заслуг и точка. Желобок, в котором движется имя человека. Он был, жил, делал. Схема однообразна: и для знаменитостей, и для обывателей. Разве что у одних стены желобка ярко расцвечены, отделаны до мельчайших деталей. Биография других бледна и расплывчата. Несколько цифр, скудные факты, скорее напоминающие, что жизнь не состоялась, что человека, как щепку, подхваченную течением, влекло от одной преграды к другой. Что-то задержало его и заставило здесь работать, что-то сделало партийцем, что-то – участником войны. И все же за этим смутным рисунком проглядывает четкая линия, ведущая от рождения к смерти. То, что поддается позднейшему описанию.

Описывать жизнь этого человека казалось делом необычайно трудным. У него было множество биографий. Точнее говоря, первые сорок пять лет его жизни изучены досконально. У историков почти не возникает вопросов. Первая дата: 17 июня 1900 года. Семья: сын сержанта. Первые скупые записи: полевой артиллерист времен Первой мировой, позднее поместный инспектор. Первый подвиг: убийство своего школьного учителя. Первый арест: год тюрьмы. Партия. Сплочение рядов, агитация, партийные списки. 1929 год. Свадьба. А в «свадебных генералах», свидетелем на свадьбе, – сам «Адольф-законник». Многим немцам имя это уже известно, они гордятся своим Адольфом. Первый ребенок. Потом еще девять детей. Продвижение по службе. «Золото партии». Сперва Hilfskasse – фонд помощи тем, кто пострадал в уличных боях с «красными». Затем – Фонд Адольфа Гитлера. Огромные финансовые потоки: налоги, пожертвования, принудительные взносы. И постоянные конкуренты, которых надо опередить, перехитрить, подавить. Новая недвижимость, новые страны, людской мусор: славяне, евреи, пленные. Прозвища: «серый кардинал», «железный канцлер», «Макиавелли за письменным столом». Титул: Секретарь Фюрера. Ответная услуга: свадьба Гитлера. А в «свадебных генералах», свидетелем на свадьбе, – он, Мартин Борман. Это было 29 апреля 1945 года.

Новая же жизнь начинается вечером 1 мая. Бормана видели на улице. Он выбрался из бункера. Он куда-то шел. Он был уверен, что спасется. Он отправил телеграмму Карлу Деницу, новому президенту Рейха. Он спешил встретиться с ним. И тут человек по имени Мартин Борман исчезает. Впрочем, его еще подвергают заочному суду, приговаривают к смертной казни. Но кто видел этого человека? Никто.

Зато на свет появляется целая россыпь призрачных фигур. У каждой – своя судьба. И каждая продолжает жизнь Мартина Бормана. Кто он теперь? Манфредо Берг? Курт Гауч? Ван Клоотен? Хозе Пессеа? Луиджи Больильо? Элиезар Гольдштейн? Йозеф Яны? Мартини Бормаджоне?

Где он скрывается? В одном из монастырей Северной Италии? Или же в Риме, в францисканском монастыре Сант-Антонио? Или в бенедектинском аббатстве на северо-востоке Испании? Или стал миллионером в Аргентине? Или ксендзом в Польше? Или обосновался в Чили?

Что стало причиной его смерти (а в факте оной в начале девяностых уже почти не сомневались)? Рак желудка? Рак легких? Цирроз печени?

Где он похоронен? В парагвайском городке Ита? В безымянной могиле на земле Альбиона? В роскошном склепе на римском кладбище Верано?

Когда это было? В 1952 в Италии? Или в 1959 в Парагвае? Или в 1973 в СССР? В Аргентине в 1975? В Великобритании в 1989? А может быть, он погиб от взрыва снаряда еще в тот памятный всем историкам вечер, 1 мая 1945 года, и дальнейшие контуры биографии – лишь невольные измышления специалистов и любителей сенсаций?

Со временем из сотен версий, живописавших послевоенную участь Бормана, три стали казаться ученым самыми правдоподобными.

Первая версия. Борман бежал в Южную Америку на борту немецкой подлодки. Он прихватил с собой «золото партии», надеясь вдали от Европы утвердить новый – Четвертый – Рейх. Он поселился на ранчо близ границы Бразилии и Парагвая. Ему принадлежали здесь тысячи квадратных километров земли.

Вторая версия. Борман выбрался из бункера. Он спешил к Деницу, чтобы передать завещание фюрера. Внезапно появились красноармейцы. Они остановили его, но, не узнав, отпустили. Борман спешил, но впереди опять заметил солдат. Русские были повсюду. Борман растерялся. Скрыться было уже нельзя. Отправляясь в путь, он прихватил с собой капсулу цианистого калия, и теперь, когда положение было безвыходно, оставалось лишь воспользоваться ей. Он проглотил яд. Его тело было найдено, не опознано, погребено. Борман продолжал жить в умах людей и в обличье Бормаджоне, Гольдштейна, Берга…

И, наконец, третья версия.

Повернувшись к своей секретарше, Эльзе Крюгер, он сказал: «До свидания!» Распахнул дверь, вышел. Так исчез человек, которого многие называли «гитлеровским Мефистофелем».

Первым, кто начал официально его разыскивать, был британский майор Ричард У. Г. Хортин. 18 октября 1945 года ему было поручено объявить Мартину Борману, обвиняемому в преступлениях против мира и человечности, а также в военных преступлениях, что 20 ноября «в Нюрнберге, Германия» откроется судебный процесс над ним и еще двадцатью тремя нацистскими руководителями.

Майор Хортин распорядился отпечатать 200 000 листовок с портретом находившегося в бегах преступника – Бормана. О нем постоянно напоминали газеты и радио. Но все было напрасно. Обвиняемого так и не удалось найти.

В это время в баварском городке Мемминген был арестован лидер движения «Гитлерюгенд» Артур Аксман. На допросе он рассказал, что бежал из рейхсканцелярии вместе с Борманом, Людвигом Штумпфеггером, личным врачом Гитлера, Хансом Бауром, пилотом Гитлера, и еще несколькими приближенными вождя.

По его словам, неподалеку от моста Вайдендамм они угодили под мощный огонь русских. Аксман пытался укрыться в воронке от снаряда. Рядом с ним, в яме, лежал могущественный рейхсляйтер Борман.

К утру их группа разрослась уже до десяти человек. Все посрывали с мундиров знаки различия, побросали оружие и двинулись на запад, вдоль железнодорожных путей. Уже подойдя к станции Лертер, они заметили на платформе красноармейцев. Тотчас спустились с насыпи вниз, на Инвалиденштрассе, и наткнулись опять на советских солдат – на полевой караул. Те приняли их за дезертиров из «Фольксштурма». Зимой 45-го в это ополчение набрали людей, не годных к строевой службе. Никто не обучал новобранцев, оружия не хватало. Они были «пушечным мясом» и в дни боев за Берлин при первой возможности разбегались. Красноармейцы добродушно отнеслись к появившимся безоружным немцам. Их угостили сигаретами. Улыбаясь, сказали привычный пароль: «Войнa капут, Гитлер капут».

Борман и Штумпфеггер были насторожены. Они явно не доверяли русским. Сигареты, «капут», что дальше? Арест? Нет, пока солдаты не опомнились, надо спешить. И вдвоем, «шагая все быстрее» (Ланг), они устремились в сторону Шарите – берлинской университетской клиники. Чуть позже, вслед за ними, двинулись и Аксман со своим адъютантом Гердом Вельцином . Вскоре они заметили своих товарищей. Те лежали прямо на дороге, неподалеку от станции. Они не шевелились. Через несколько лет, вспоминая тот день, Аксман был не так скуп на детали: «Мы склонились на колени и узнали обоих, Мартина Бормана и доктора Штумпфеггера. Ошибки быть не могло. Оба лежали на спине… Я обратился к Борману, дотронулся до него, стал тормошить. Он не дышал».

Поразительно, но на Нюрнбергском процессе на эти признания Аксмана не обратили никакого внимания, хотя один из следователей, допрашивавших его, – британский историк Хьюдж Р. Тревор-Ропер – полагал, что шеф «Гитлерюгенда» говорит правду. Очевидно, писал Тревор-Ропер, «по недосмотру» этот протокол попросту упустили из виду.

Вместо Аксмана трибунал допросил Эриха Кемпку, личного шофера Гитлера. Тот сообщил, что в последний раз видел Бормана «в ночь с первого на второе мая 1945». На вопрос, мог ли рейхсляйтер вырваться из города, Кемпка ответил, что это «почти невозможно», ведь бой был слишком сильным.

Что делал Борман, когда свидетель увидел его? «В тот момент, когда я увидел его, – вспоминал Кемпка, – сзади подошло несколько танков. Они „взяли в клещи“ группу людей, среди которых находился и Борман. Когда рейхсляйтер подошел к первому танку, в машину внезапно угодил снаряд. Раздался взрыв. Пламя вырвалось как раз с той стороны, где шел Мартин Борман».

Фридрих Бергольд, адвокат Бормана, переспросил свидетеля: «Вы видели, что взрыв был настолько силен, что Мартин Борман погиб?»

Кемпка: «Да. Я полагаю, что после взрыва такой силы он погиб».

Слушания закончились. Судьи не вняли сказанному. Свидетель мог обманывать их, помогая Борману скрыться.

Первого октября 1946 года трибунал заочно вынес приговор Мартину Борману. Правда, американец Фрэнсис Биддл вплоть до последнего момента упорствовал и предлагал отказаться от приговора и объявить, что Борман погиб. Однако, в конце концов, он не выдержал и согласился с коллегами, осудившими не пойманного пока нациста на «смерть через повешение».

Еще в зале заседаний суда адвокат Бергольд с досадой промолвит, что в ближайшие годы имя Бормана обрастет легендами из-за того, что его судьба так и осталась невыясненной. То были пророческие слова.

… Вскоре Бормана стали встречать повсюду. Он появлялся в Австралии, Египте, Испанском Марокко, итальянском Больцано. В Байрейте его видели с президентом Торгово-промышленной палаты, в Мюнхене он нанес визит некоему тайному коммерции советнику, в чешском Хомутове вел жизнь скромного егеря.

В 1949 году Пауль Гессляйн, политик-центрист, давно эмигрировавший в Чили, сообщил, что встретил нескольких странных незнакомцев, ехавших верхом; среди них был Борман. Он узнал его на все сто процентов, ведь «с 1930 по 1933 год часто видел его в рейхстаге». Когда кавалькада двинулась прочь, в сторону леса, он услышал, как Борман крикнул своим спутникам: «Это был Гессляйн!»

Однако, как ни красочен был рассказ, доверия он не вызвал. Быстро вспомнилось, что Борман стал депутатом рейхстага, лишь победив на ноябрьских выборах 1933 года. Сам Гессляйн – вопреки тому, что о нем сообщается во многих статьях и книгах – вовсе не был депутатом рейхстага, ему довелось заседать лишь в саксонском ландтаге в 1920–1922 годах.

Итак, все чаще и чаще Борман, похороненный было Аксманом, преспокойно разгуливал на свободе. Его путешествиям и приключениям не могло положить конец даже решение суда, состоявшегося в Берхтесгадене в январе 1954 года. На нем было заявлено, что Мартина Бормана следует считать умершим второго мая 1945 года в 24. 00. В одном из берлинских загсов (то бишь бюро записи актов гражданского состояния) сообщение о его кончине было зарегистрировано под номером 29223. Церемония прошла тихо и не вызвала интереса у публики. Тем паче что покойный продолжал переписывать свою жизнь.

В 1945–1970 годах было собрано около 6400 фактов, доказывавших, что рейхсляйтер вел вполне плотское существование: «кто-то что-то видел, слышал, находил». Не покладая рук трудились и полицейские: шестнадцать раз они арестовывали людей, напоминавших Бормана. Впрочем, все эти люди сумели доказать, что никогда в жизни не правили нацистским Рейхом. Множество раз находили и могилу Бормана. В этой истории непременно следовало разобраться.

В 1959 году берлинские судебные власти начали новое разбирательство. Через два года они передали материалы по этому делу во Франкфурт, Фрицу Бауэру, одному из самых неутомимых охотников за нацистами. Поначалу тот был убежден, что Борман пережил «Сумерки богов» и теперь скрывается где-нибудь «в Южной Америке».

Был у Бауэра и свой вполне надежный свидетель – бывший штандартенфюрер СС Вернер Хайде. Этот профессор неврологии почти полтора десятка лет скрывался от правосудия, ведь он был причастен к массовым убийствам больных и инвалидов. Обнаружили его лишь в 1959 году. Он рассказал, что после войны какое-то время работал в Дании, в одном лазарете. Позднее, когда образовалась ФРГ, занимался врачебной практикой под именем доктора Фрица Саваде.

В Дании ему пришлось помогать некоторым нацистским бонзам. Среди них был и Борман. Рейхсляйтер провел у него несколько дней, а затем его переправили куда-то на юг.

Эти слова обнадежили Бауэра. Незадолго до этого, 13 мая 1960 года прямо на одной из улиц Буэнос-Айреса израильскими агентами был похищен некий Клементо Рикардо. Как оказалось, под этим именем несколько лет скрывался Адольф Эйхман, один из организаторов массового истребления евреев в годы войны. На одном из допросов он якобы сказал, что Борман спасся. «Дыма без огня не бывает», – отметил Бауэр.

4 июля 1961 года франкфуртская прокуратура выписала ордер на арест. Участковый судья Оппер, подписавший ордер, разделял мнение «охотника за головами». Существует опасность того, подчеркнул судья, что Борман «и впредь, сознавая всю тяжесть возложенных на него обвинений, будет скрываться от правосудия, как он делал это начиная с 1945 года».

Летом 1965 года, дабы проверить давние показания очевидцев, провели раскопки в Берлине, близ станции Лертер. Останки Бормана не удалось найти. Тела, когда-то осмотренные Аксманом, так же как и тело, увиденное Кемпкой, таинственно исчезли. И снова стали множиться гипотезы.

Корреспондент лондонской «Санди таймс» Энтони Терри со слов некоего Эриха Карла Видвальда поведал читателям следующую историю (его статью перепечатали многие издания). Итак, Видвальд помог Борману выбраться из осажденного Берлина. Позднее они переехали в Южную Америку, причем Видвальд стал телохранителем Бормана. Сперва рейхсляйтер поселился на ранчо к югу от аргентинского городка Сан-Карлос де Барилоче, возле границы с Чили. Позднее он осел близ границы Бразилии и Парагвая, на берегу реки Парана, в поселке, что назван «колонией Вальднер-555». В этой цифири не было ничего случайного. В свое время Борману присвоили звание обергруппенфюрера СС, и Генрих Гиммлер вручил ему почетное удостоверение члена СС за номером 555.

«Железный канцлер» бежал из Берлина не с пустыми руками. Он присвоил 350 миллионов марок – партийную кассу и деньги фюрера. Ему же достались еще 130 миллионов – деньги СС. В джунглях Южной Америки скрывался сказочно богатый человек.

Рассказы эти потрафили вкусу не одних лишь обывателей. Внимательным читателем нашумевшей статьи был и франкфуртский следователь. Вскоре Видвальд давал показания. Он признался, что выдумал все – и лесную колонию, и бегство из города, и сотни миллионов, доставшиеся тому, по ком плачет веревка. Образ Бормана, едва воплотившись в фигуру владельца лесов и лугов, в экзотического ранчеро, снова растаял. Не жить ему в Аргентине, Парагвае, Чили, ибо путь он держал в СССР.

В конце 1971 года были опубликованы воспоминания Рейнхарда Гелена, первого председателя BND – Федеральной разведывательной службы, – человека, которому не пристало морочить публику россказнями о «солнечной Бразилии». О Бормане он упомянул мимоходом. Вот книга, вышедшая тогда, она называется: «Служба». В ней 424 страницы, но нас интересуют не двадцать четыре, не четыре страницы, а лишь четыре абзаца.

Вот они! Торжественный зачин: «А теперь мне хотелось бы прервать длительное молчание, скрывавшее одну важную тайну». Речь пойдет об «одной из самых загадочных историй нашего столетия». Борман был русским шпионом. Упрек, впрочем, не нов. Были и другие, подозревавшие «канцеляриста Макиавелли» в двойной игре. Вот только никогда еще немецкий сотрудник спецслужбы такого высокого ранга не обвинял Бормана в шпионаже. Назревала сенсация. Как же его завербовали? Что с ним стало?

В годы войны в Германии работали советские разведчики, и «самым знаменитым их информатором» был Борман, пишет Гелен. Секретные донесения передавались в Москву с помощью единственной берлинской радиостанции, которая работала бесконтрольно. И без помощи Бормана здесь, конечно, не обошлось. После войны бывший нацистский вождь, «великолепно замаскировавшись, жил в Советском Союзе».

Откуда же Гелен узнал об этом? Ему рассказали «два надежных информатора». Их имена он не хотел называть даже на допросе, учиненном ему следователем из Франкфурта Хорстом фон Глазенаппом. Разумеется, Гелену пришлось поделиться своим открытием с тогдашним канцлером Конрадом Аденауэром, но тот решил, что, «учитывая политические аспекты, в этом деле ничего не надо предпринимать».

Через год после этих скандальных разоблачений на след Бормана напали простые дорожные рабочие. Причем на этот раз гость из прошлого объявился в Берлине, вот только не рассыпал он горстями монеты, не размахивал «краснокожей паспортиной», а клацал костьми. Прокладывая новые кабели, рабочие наткнулись на череп. Тут же стройка замерла. Вызвали полицейских. Те принялись искать «страшный остов костяной».

В течение двух дней, 7 и 8 декабря 1972 года, на свет были извлечены два «относительно хорошо сохранившихся» (как писал прокурор) скелета. Позже здесь нашли еще несколько выпавших зубов и золотой зубной мост.

Началось кропотливое следствие. Специалисты из Института судебной и социальной медицины вместе со стоматологами из ведомственной полицейской клиники не один месяц кряду изучали «скелет номер один» и «скелет номер два». По «антропометрическим расчетам, проделанным на основании средних размеров трубчатых костей» выяснили, что в первом случае рост человека при жизни составлял «190–194 сантиметра». Рост Штумпфеггера – и «охотники за головами» насторожились – был 1,90 метра.

Во втором случае эксперты сошлись на цифрах «168–171 сантиметр». Согласно документам СС, рост Бормана равнялся 1,70 метра. Напряжение достигает накала.

Дальнейший осмотр «скелета номер один» показал, что в нижней трети левого предплечья имеется явный след залеченного перелома кости. Штумпфеггер в 1923 году сломал себе руку. Изучая «скелет номер два» врачи констатировали «неправильное сращение правой ключицы после ее перелома». Сыновья Бормана подтвердили, что в 1938 или 1939 году их отец, упав с лошади, сломал себе ключицу.

На «челюстях обоих черепов» отыскались крохотные осколки стекла. Судя по их толщине и форме, речь могла идти «об осколках ампул или колб». Похоже, что погибшие приняли яд, раскусив для этого по небольшой ампуле.

Изучив челюсть «скелета номер один», следователи были единодушны: здесь, на этой улице, были найдены останки доктора Людвига Штумпфеггера. Во втором случае мнения разделились. Не сохранилось ни одного рентгеновского снимка, который запечатлел бы зубы Мартина Бормана. Потому пришлось полагаться лишь на память Хуго Блашке – врача, который когда-то лечил рейхсляйтера. Для кого-то его слова звучали убедительно, кто-то сомневался.

Абсолютно уверен был прокурор Иоахим Рихтер, руководивший следствием: «Обвиняемый так же, как и доктор Людвиг Штумпфеггер, скончался второго мая 1945 года в Берлине в предутренние часы – в промежутке между 1. 30 и 2. 30». А вот писатель и бывший спецагент Ладислав Фараго придерживался иного мнения. Он сообщил прокурору, что у него есть неоспоримые доказательства, которые «торпедируют все выводы, сделанные комиссией». Вот только представить эти «веские улики» Фараго так никогда не соизволил, хотя и заявил в 1973 году, что Борман стал миллионером и живет в Аргентине.

Постепенно вокруг имени Бормана воцарилось молчание. Призрак беглого нациста уже не тревожил ни парагвайские дебри, ни датские города. Похоже, и впрямь его останки были отысканы строителями в те декабрьские дни.

Однако осенью 1996 года появилась еще одна книга, посвященная Борману: «Операция Джеймс Бонд». На ее страницах рейхсляйтер не покорялся судьбе, не глотал яд «в предутренние часы». В последнюю секунду ему все же удалось бежать из Берлина. Так утверждал не газетчик, не автор приключенческих историй, а бывший британский агент, уже известный нам Кристофер Крейтон, он же Джон Эйнсуорт Дэвис.

Впрочем, беглец, спасавший свою жизнь, мог быть и двойником. Из Лондона в осажденный Берлин, как уже говорилось, направили человека, точь-в-точь похожего на Бормана: те же шрамы, та же бородавка, те же зубные пломбы. Его попытались убить, но он чудом остался жив и вот пробирался в ту майскую ночь по улицам Берлина. И погиб от разорвавшегося рядом снаряда.

Итак, новый поворот в биографии Бормана? Но где же веские аргументы? Как рождаются подобные слухи?

Первого декабря 1996 года в итальянском «Il Manifesto» появилась любопытная статья. Сотрудник этого скромного, дышавшего на ладан издания Лоренцо Грасси писал, что настоящий Борман умер летом 1952 в Риме. Естественно, жил он здесь под чужим именем. Что тут правда, а что попытка привлечь новых читателей, произвести фурор?

В конце 1997 года американский историк Роберт Кац завершил книгу, посвященную «римскому следу» в судьбе Бормана, или того, кто был похож на Бормана, или того, кто не был похож на Бормана, или того, кого не существовало вообще. Роберт Кац – авторитетный специалист. Его книга «Убийство в Риме», описывающая резню, устроенную эсэсовцами в 1944 году в Ардеатинских пещерах, считается лучшим исследованием на эту тему.

Что же на этот раз предложил публике Кац? Возможно, в последний раз он попытался вдохнуть жизнь в летучую тень Бормана. Итак, война закончилась. Борман уцелел, но его всюду ищут. И тогда, воспользовавшись документами солдата, умершего во время африканской кампании от малярии, рейхсляйтер обманывает судьбу. Теперь он обычный солдат, каких миллионы. В послевоенной Европе разве интересен кому-нибудь винтик нацистской машины? Он свободен. Он может ехать на все четыре стороны. Он выбирает Рим. Знакомая ему семья аристократов прячет разжалованного вождя. Никто не подозревает, что за человек скрывается в их особняке. Здесь, в Риме, в 1952 году Борман – человек, ненадолго перехитривший смерть, – умирает от рака.

Впрочем, легенду вскоре распознали: покойного звали – и об этом Кац почему-то умолчал – Курт Гауч. Под этим именем его похоронили и этим именем он был наречен при рождении. Он вел беспокойную жизнь, был музыкантом в Уругвае, счетоводом в Вене, вором в Риме, но всегда и всюду он оставался Куртом Гаучем. Им он родился, им он и умер. На Бормана он, действительно, был похож, но больше ничего общего между ними не было. Гауч умер в Риме, а Борман… Поговорим еще немного об этой книге, ведь на ее примере хорошо видно, как обрастает легендами биография неупокоенного призрака.

Злую шутку с историком сыграли несколько человек, снабдивших его «важными документами». Ну, не совсем документами, а их копиями, то есть с точки зрения ученого «чем-то весьма несущественным». Однако соблазн был велик. Этим бумагам хотелось верить, а подлинники? Что ж, они были украдены и, быть может, еще найдутся. И Роберт Кац рискнул воссоздать жизнь Бормана по этим внезапно открывшимся фактам.

Вот только потомки Бормана уже давно ничему не хотели верить. Ни сенсационные статьи, ни книжные разоблачения их не интересовали. И они попробовали сами поставить точку в этой загадочной истории.

Еще в 1996 году их семейный адвокат Флориан Безольд обратился к генеральному прокурору Франкфурта Хансу Кристофу Шеферу. Он попросил, благо теперь это можно, провести генетическую экспертизу останков неизвестного мужчины ростом «168–171 сантиметр», найденных в 1972 году.

Прокурор, как и министр юстиции земли Гессен, был не против. Пожалуй, это была последняя возможность внести полную ясность в судьбу Мартина Бормана.

За это дело взялись судебные медики из Франкфурта и Берна. Однако их постигла неудача. Выделить ДНК из клеточного ядра не удалось, потому что кости неизвестного пребывали в плачевном состоянии. Простой и надежный метод подвел. Неужели тайна Бормана так и не будет раскрыта?

И тогда ученые из Института судебной медицины при Мюнхенском университете попробовали пойти другим путем, куда более сложным. Они решили выделить так называемые митохондриальные ДНК. Получилось! Дальнейшее уже не составило труда. Профессор Вольфганг Айзенменгер обратился за помощью к одной из родственниц Бормана, даме восьмидесяти трех лет, внучке Амалии Фольборн, а та была тетей Бормана по материнской линии. Так в распоряжении ученых оказались две ампулы крови. Анализ показал родство пожилой дамы, живущей ныне близ саксонского городка Гельнхаузен, и человека, чей скелет обнаружили в декабре 1972 года. Значит, им был Мартин Борман.

Четверть века назад следователь Хорст фон Глазенапп писал, что судьба Мартина Бормана, как и участь Каспара Хаузера, «еще долго будет волновать людскую фантазию». В 1996 году история Каспара Хаузера отчасти прояснилась. Сотрудники того же мюнхенского института провели анализ ДНК и установили, что загадочный подкидыш вовсе не был – как полагали прежде – наследником Баденской династии. Через два года была внесена ясность и в другую легенду. Мартин Борман стал Мартином Борманом. Он обрел свое тело, а вместе с ним и свою подлинную биографию. В ту майскую ночь он пытался бежать из Берлина. Но было уже поздно, всюду он встречал советских солдат. Тогда в страхе, что его вот-вот опознают и схватят, он раскусил капсулу с ядом и замертво рухнул оземь. Феерические «Сумерки богов» закончились подле сточной канавы.

В длинном перечне мифов и легенд можно, казалось, поставить окончательную точку.

На страницах западной печати появились и очередные теории, объясняющие, каким образом скелет Бормана оказался на территории Германии, и в то же время прекрасно согласующиеся с предыдущими версиями. Вот хотя бы одна из них.

Когда Борман умер на территории СССР, необходимо было окончательно закрыть его дело и сохранить тайну наци № 2 навеки. Для этого была проделана последняя операция, связанная с его именем. Тело Бормана было тайно вывезено на территорию Германии – благо тогда еще существовала ГДР – и так же тайно захоронено в окрестностях Берлина. А затем, спустя некоторое время, распущен слух, где именно стоит искать его могилу.

Скелет благополучно найден и опознан. Дело закрыто. А действительную истину, похоже, узнают лишь наши потомки. Лет этак еще через пятьдесят…

Нам же с вами хватит на наш век и других тайн. Как, по-вашему, куда могли направляться из Берлина беглые нацисты? Один из вариантов ответа гласит: в… Антарктиду!

Известно, что ранней весной 1945 года Гитлером был утвержден разработанный ранее план – проект «Валькирия-2», предусматривающий укрытие наиболее ценных, тайных, имеющих эзотерический характер реликвий третьего рейха. Среди наиболее ценимых Гитлером предметов было древнейшее копье, известное в настоящее время как «Копье Кассия Лонгина».

Легенда повествует, что это копье было изготовлено из таинственного «небесного металла» в III тысячелетии до нашей эры неким Тубал Каином и обладало удивительными свойствами.

В свое время это копье принадлежало царю Соломону, а в I веке до новой эры попало в руки Юлия Цезаря, который за какой-то героический поступок вручил его своему лучшему центуриону. Один из потомков центуриона и был Кассий Лонгин, который с помощью этого копья прервал муки Иисуса Христа на Голгофе.

С тех пор, согласно традиции, владеющий копьем способен на фантастические дела. Говорили и о том, что «тот, кто им владеет и понимает силы, которым оно служит, держит в своих руках судьбу мира во имя Добра или Зла».

Копье попало в руки Карлу Великому, основавшему первый рейх. В течение целого тысячелетия оно переходило от одного императора к другому, пока Наполеон не положил конец первому рейху.

К этому времени копье Кассия Лонгина оказалось в Вене, во дворце Габсбургов.

Гитлер еще в молодости узнал о копье и о легенде, рассказывающей о нем. Он многократно посещал музей, которым стал бывший королевский дворец, и часами рассматривал витрину с реликвией. Исследователь Пруссаков в этой связи пишет:

«… Когда Австрию присоединили к „фатерланду“, фюрер незамедлительно явился в королевский дворец и потребовал, чтобы ему передали Св. Копье. После чего „в его руках оказался ключ к мировому господству“, и вряд ли кто-нибудь будет отрицать, что Гитлер во многом контролировал судьбу человечества в последующие семь лет. Можно сказать, что копье исполнило свое обещание. Оно не обещало, что Гитлер будет вечно владеть властью».

Но, конечно, Гитлер хотел надежно спрятать не только и не столько священное копье. Было много и других, более ценных вещей – взять хотя бы драгоценности и компрометирующие документы. Где их спрятать понадежнее? И вот тут, оказывается, что писатель не знал некоторых деталей.

В 1938 году Германия вдруг обнаруживает необъяснимый интерес к Антарктиде. В течение 1938–1939 годов были осуществлены две антарктические экспедиции. Самолеты третьего рейха произвели детальное фотографирование территории, ранее неизвестной. Они сбросили несколько тысяч металлических вымпелов, несущих на себе знак свастики, «застолбив» таким образом территорию, которая получила название «Новой Швабии». И даже стала считаться частью рейха.

Командир экспедиции капитан Ритшер, прибыв в Гамбург 12 апреля 1939 года, смог доложить:

«Я выполнил миссию, возложенную на меня маршалом Герингом. Впервые германские самолеты пролетели над антарктическим континентом. Каждые 25 километров наши самолеты сбрасывали вымпелы… Мы покрыли зону приблизительно в 600 000 квадратных километров. Из них 350 000 квадратных километров были сфотографированы, и в результате у нас есть достаточно детальная карта этого района…»

Но зачем Германии понадобилась далекая и холодная территория в 600 000 квадратных километров? Аналитики терялись в догадках. В 1943 году гросс-адмирал Карл Дениц изрек: «Германский подводный флот гордится тем, что создал для фюрера на другом конце света Шангриллу – неприступную крепость». Но словам главнокомандующего ВМС третьего рейха тогда никто не придал должного значения…

О них вспомнили в 1951–1954 годах, когда американская газета «Нейшенел полис» выступила с рядом статей на тему того, что Гитлер не погиб в своем бункере в апреле 1945 года. Якобы покончил с собой его двойник, а фюрер улизнул в Антарктику на подлодке и долгое время обитал там в «Новом Бертесгадене».

Действительно, потребовались бы тысячи поисковиков с кораблями, самолетами, вертолетами и плюс специальное оборудование, чтобы обнаружить местонахождение этой базы полвека тому назад. Да и в наше время, когда над Антарктидой практически постоянно баражируют искусственные спутники Земли и их оборудование может оказаться бессильным при попытке обнаружить убежище, занесенное толстым слоем снега и льда. Тем более что такой задачи никто специально перед собой, похоже, не ставил.

Между тем, как сообщалось в одной из газетных публикаций, к созданию постоянной базы в Антарктике в Германии начали серьезно готовиться еще в 1938 году. А в середине 1940 года подлодки уже подвозили к шестому материку в громадных количествах пищу, одежду, топливо и т. д. А также стройматериалы, тракторы, оружие… И в большом количестве – радиоаппаратуру.

Прибывали и люди, включая инженеров и ученых. В течение последующих четырех лет ударными темпами шло строительство некоего таинственного убежища.

«Похоже, читатель, что газеты были правы, – утверждает исследователь непознанного А. Л. Кульский. – „Неприступная крепость“ ждала фюрера. Но он так никогда и не появился во льдах Антарктики.

Сейчас известно, что в третьем рейхе существовало будто бы совершенно секретное соединение германских подводных лодок, получившее наименование – «Конвой Фюрера». По мнению капитана Бернхарта, в «Конвой Фюрера» входило 35 субмарин. В кильском порту с них сняли торпеды и прочее военное снаряжение, поскольку им строжайше запрещалось вступать в бой во время этого плавания.

Зато их нагрузили контейнерами, содержавшими ценные вещи и документы, а также огромные запасы провизии. В Киле субмарины приняли пассажиров, некоторых даже под видом членов экипажа.

В настоящее время достоверная информация имеется только о двух подлодках из «Конвоя».

Капитана «U-977» Гейнца Шеффера неоднократно обвиняли в том, что именно он якобы перевез Гитлера в Южную Америку! Правда, он категорически отрицал это обвинение на допросах, проводившихся представителями и американских и британских спецслужб.

Чтобы придать своим словам как можно больше убедительности, Шеффер переквалифицировался в писателя и написал книгу, которая вышла в 1952 году и называлась коротко и конкретно: «U-977».

Это было скучное повторение того, что он говорил на допросах. Книга была написана по известному принципу: «… шел, поскользнулся, упал, … очнулся … гипс»! Но спецслужбы свое дело знали и…

Вот письмо капитана Шеффера своему «старому товарищу» капитану цурзее Вильгельму Бернхарту, датированное 1 июня 1983 года:

«Дорогой Вилли, я размышлял о том, стоит ли издавать твою рукопись, касающуюся „U-530“. Все три лодки ( „U-977“, „U-530“ и „U-465“), участвовавшие в той операции, теперь мирно спят на дне Атлантики. Может быть, лучше не будить их?

Подумай об этом, старый товарищ! Подумай также о том, в каком свете предстанет моя книга после рассказанного тобой? Мы все дали клятву хранить тайну, мы не сделали ничего неправильного и лишь выполняли приказы, сражаясь за нашу любимую Германию. За ее выживание. Поэтому, подумай еще раз, а может быть, еще лучше представить все как выдумку?

Чего ты добьешься, когда скажешь правду о том, в чем заключалась наша миссия? И кто пострадает из-за твоих откровений? Подумай об этом!

Конечно, ты не намереваешься сделать это просто из-за денег. Я повторяю еще раз: пусть правда спит с нашими подлодками на дне океана. Таково мое мнение… На этом я заканчиваю письмо, старый товарищ Вилли. Пусть Господь хранит нашу Германию. Искренне, Гейнц».

Что известно сейчас вообще о миссии «U-530»? Что так настойчиво просил не разглашать даже через 40 лет Гейнц своего «старого товарища Вилли»?

Согласно рукописи Вильгельма Бернхарта «Возвращение Св. Копья», ситуация с тем самым походом «U-530» была таковой. В начале апреля 1945 года Святое Копье и другие вещи, уложенные в шесть бронзовых ящиков, были переправлены в город Киль, а затем погружены на «U-530». К этому времени на субмарине находились пять пассажиров, лица которых были скрыты хирургическими повязками.

Капитаном субмарины был 25-летний Отто Вермаут, семья которого погибла при бомбардировке Берлина. Вообще команда подлодки была подобрана так, что никто не был женат – и ни у кого не оставалось живых родственников.

Вермаут получил два личных письма. От Гитлера и от Деница. Согласно предписанию он должен был взять у каждого члена команды «обет вечного молчания». В ночь на 13 апреля 1945 года «U-530» вышла из Киля. На стоянке в Кристиансанде Вермаут получил запечатанный пакет. Когда он вскрыл его, понял, что рейс будет долгим.

«U-530», дойдя до африканского побережья, повернула на юго-запад. Затем пошла к Сандвичевым островам. Далее была Антарктида. Достигнув ее берегов, 16 человек спустились на лед. В их распоряжении имелся груз, карта и детальная инструкция, касающаяся ледяной пещеры, в которой им предстояло скрыть «священные реликвии».

Это была Новая Швабия ( «Земля Королевы Мод»). Сей ледяной тайник, обозначенный на их карте, был открыт экспедицией Ритшера в 1938–1939 годы. Группа вошла в ледяную пещеру и аккуратно уложила ящики, содержащие Св. Копье и личные вещи Гитлера. Первый этап операции под кодовым названием «Валькирия-2» был завершен. Теперь можно было возвращаться в мир и сдаваться на милость победителям.

10 июля 1945 года, через два месяца после окончания войны в Европе, «U-530» в надводном положении вошла в порт Мар-дель-Платы.

Что касается подлодки «U-977», то полагают, что она перевезла прах Гитлера и Евы Браун. Насколько можно верить такому утверждению, мы с вами уже знаем.

Тем не менее, согласно легенде, 30 апреля 1945 года в саду рейхсканцелярии были сожжены тела Гитлера и его жены Евы Браун. Когда от них осталась лишь груда костей и горка пепла, эсэсовцы собрали пепел и разложили по шкатулкам. Из комнаты Евы Браун принесли маленькую деревянную шкатулку. Внутри нее находился небольшой хрустальный шарик, который Ева Браун использовала для предсказания судьбы. Считается, что благодаря этому шарику она предсказала судьбу Гитлера еще в 1930-е годы. Поверив ей, он потому и держал ее подле себя все эти годы.

После того как прах Гитлера и Евы аккуратно разложили по коробкам, эсэсовцы сняли простыни с принесенной ими поклажи. Под простынями оказались обугленные трупы мужчины и женщины. Их положили в то самое углубление, в котором недавно происходила кремация Гитлера и Евы. Известно, что с двумя запечатанными коробками Артур Аксман (шеф гитлерюгенда) благополучно покинул горящую столицу. В норвежском порту два бронзовых ящика были перенесены на борт субмарины «U-977». В ее грузовых отсеках находились два ящика, один из которых содержал вышеупомянутый прах. А другой – емкость, в которой, если верить свидетельствам некоторых бывших эсэсовцев, содержалась сперма Гитлера.

Известный доктор Менгеле уже значительно позднее оплодотворял спермой нацистских бонз специально подобранных арийских женщин.

Повторив известный путь «U-530», с заходом в Антарктику, 17 августа 1945 года подлодка «U-977» также прибыла в Мар-дель-Плату, где и сдалась аргентинским властям.

Так что, если верить вышеизложенному, «дорогой Вилли» не внял просьбе «старого товарища» Гейнца. И где-то там, в Антарктиде, десятки лет хранились упомянутые выше «реликвии». Правда, эта версия уже сильно отличается от той, что предлагали Вермаут и Шеффер американским следователям. Но значит ли это, что вторая версия окончательная? Есть немало странностей и несостыковок даже в том случае, если мы принимаем «Возвращение Св. Копья» за чистую монету. Во-первых, куда делись таинственные пассажиры этих подводных лодок? Зачем было взято такое количество продуктов? Какова была роль во всей этой операции третьей подводной лодки «U-465»? Наконец, действительно ли имела место встреча «U-977», как о том говорят бывшие офицеры СС, с советской подводной лодкой, на борту которой находились якобы высокопоставленные представители и ученые-атомщики из СССР? Произошла ли тогда передача технической документации по немецкому атомному оружию?

Скорее всего, гитлеровское начальство вовсе не собиралось забираться так далеко и в столь холодные края. Оно вполне могло обосноваться и поближе – на южно-американском континенте. Говорят, что еще за пять лет до окончания войны дальновидный Борман выбрал Аргентину как «землю обетованную» для возможной эвакуации.

Был организован «Фонд М», средства из которого предназначались на разведдеятельность и на помощь нацистам, обживающимся в новой стране. Согласно данным США, в 1945 году на счете «М» было 400 миллионов долларов! Специалисты полагают, что всего в Аргентину было переведено не менее двадцати миллиардов долларов!

Учитывая численный состав «Конвоя Фюрера», можно сделать вывод о том, что было кому возить золото и ценности в Аргентину и Патагонию!..

Но все это делает историю с подлодками «U-530» и «U-977» еще более непонятной.

В самом деле, по прибытии к месту интернирования, и Вермаут, и Шеффер, попав в руки спецслужб, дали свои первые версии, которые вообще не выдерживали никакой критики! Надо совсем ничего не знать о кадрах спецслужб, чтобы полагать, что те так легко поверили подобной «клюкве»! Ведь средства «развязать язык» у любой спецслужбы всегда найдутся. А тут получается, что они просто «проглотили» самую нахальную ложь, дали себя обвести вокруг пальца?!

Ведь с предполагаемым районом высадки на «Землю Королевы Мод» людей Вермаута и Шеффера связана, пожалуй, и еще одна, по мнению исследователей и аналитиков, значительно более удивительная загадка. Речь идет о таинственно-легендарной экспедиции адмирала Ричарда Берда, известной под кодовым названием «Высокий Прыжок».

«Высокий Прыжок» находится в списке наиболее загадочных экспедиций ВМФ США, полагает автор книги «Призраки истории» А. Л. Кульский. Командовал этой экспедицией адмирал Ричард Берд. Назначение его на эту должность носило далеко не случайный характер, поскольку он занимался антарктическими исследованиями с 1928 года.

Вот тут-то мы и сталкиваемся с очень любопытным фактом. Составление планов экспедиции «Высокий Прыжок» совпало по времени с окончанием допросов бывших командиров немецких субмарин «U-530» и «U-977» – Вермаута и Шеффера. Но началась экспедиция еще не скоро. Только 27 января 1947 года.

Что имел адмирал в своем распоряжении? Оказывается, довольно внушительные силы. Прежде всего, авианосец! И помимо него – еще 13 других кораблей, а также – 25 самолетов и вертолетов палубной авиации. Всего в составе экспедиции насчитывалось более 4000 человек!..

Вся эта армада через какое-то время бросила якоря вблизи «Земли Королевы Мод». Вначале события развивались успешно. Исследователи сделали около 49 000 фотографий, соответствующих отображению 60 процентов побережья. Затем произошло что-то непонятное. Всего через неполный месяц, в феврале 1947 года, операция «Высокий Прыжок» была внезапно свернута.

Мощная военно-морская эскадра, имевшая запас продуктов на 6–8 месяцев, неожиданно возвратилась. И с этого момента экспедиция адмирала Берда окружена плотной завесой секретности.

Однако в мае 1948 года европейский журнал «Бризант» поместил сенсационную статью, в которой утверждалось, что вернулась экспедиция далеко не в полном составе. Что как минимум один корабль, четыре самолета и несколько десятков людей были «потеряны» вскоре после того, как эскадра достигла «Земли Королевы Мод».

Известно и то, что адмирал Берд по возвращении из Антарктиды давал длительные объяснения на засекреченном заседании очень высокопоставленной комиссии, включающей в свой состав не только представителей командования ВМФ США, но и близких к окружению Президента США вашингтонских чиновников. И Берд якобы признался, что прекращение экспедиции было вызвано действиями «вражеской авиации».

Вездесущие журналисты «Бризанта» уверяли, что Берд заявил буквально следующее:

«США необходимо принять защитные акции против истребителей противника, совершающих вылеты из полярных районов, и что в случае новой войны Америка может подвергнуться атаке врага, обладающего способностью летать с одного полюса на другой с невероятной скоростью!»

Некоторые журналисты предположили в связи с этим, что в течение Второй мировой войны немцы посылали корабли и самолеты в Антарктику со специальным оборудованием для находившихся там огромных подземных заводов, на которых создавалось наисовременнейшее вооружение. В конце войны группы ученых перевозились из Германии в Антарктику на субмаринах.

Капитаны Вермаут и Шеффер не выдержали на допросах и сболтнули что-то о полярных базах. Тогда американцы и направили свои ударные отряды, замаскированные под научную экспедицию, чтобы обнаружить и уничтожить секретный плацдарм третьего рейха. Экспедиция Берда закончилась провалом, потому что на ее пути оказались превосходящие силы противника.

До сих пор неизвестно, в чем состояла цель «Высокого Прыжка». Но одно известно доподлинно. Произошло морское сражение, которое привело к ощутимым потерям в американской эскадре. В ходе новой морской экспедиции, состоявшейся через несколько лет, адмирал Берд погиб.

В конце 1980-х годов, если судить по фильму «НЛО в Третьем рейхе», была получена дополнительная информация о том, что случилось во время проведения экспедиции «Высокий Прыжок»… Да, вы догадались верно: группа кинематографистов обратилась к людям с развитыми паранормальными способностями, которых называют контактерами, и те, дескать, раскрыли тайну экспедиции Берда. Адмирал и его команда, видите ли, напоролась на противодействие инопланетян, взявших под свою опеку выходцев из третьего рейха.

Гитлеровцы вроде бы давно с ними знались, потому и смогли построить «летающую тарелку». Более того, согласно некоторым данным, те же инопланетяне позволили немцам слетать в космос и даже на… Марс!

Не знаю, как вам, но мне такой исход событий напоминает «бога из машины». Существовал в античной драматургии такой сценический прием. Когда автор запутывался в хитросплетениях сюжета настолько, что уже не знал, как ему привести героев к счастливому финалу, на сцене появлялся Юпитер или кто-нибудь из его подручных и тут же наводил порядок.

Применительно к данному случаю сообщу следующие подробности. Согласно фильму, в третьем рейхе работали три группы контактеров, которые получали информацию от инопланетян и использовали ее в своих целях.

Так, скажем, контактер Мария Отте вкупе с тремя помощниками получила… чертежи и описание «летающей тарелки»! Она, эта «тарелка», конечно же, не была «последним словом» техники инопланетян. Но ее возможности были несравнимы с возможностями земной авиации.

Далее, как это утверждалось в фильме «НЛО в третьем рейхе», в каждом из этих обществ было построено по одному экспериментальному образцу. К 1939 году начались сверхсекретные испытательные полеты новых «аппаратов». Одна из «тарелок» была дополнительно оснащена реактивными ускорителями, что привело ее к катастрофе, которая произошла в Норвегии зимой 1940 года.

Что касается версии относительно базы в Антарктиде, оснащенный огромными складами и даже подземными заводами, то в их существовании сомневаются и самые записные врали. Даже в их головах почему-то не укладывается, что инопланетяне могли поставить на шестом континенте некий источник энергии типа ядерного реактора. «А иначе такая база требует колоссальных запасов горючего, которое должно было давно уж кончиться», – сокрушаются они.

А между тем существование такой базы в военное время вполне можно допустить. Немцы были мастаки на устройство подобных убежищ. Скажем, по свидетельству историка Игоря Боечина, они ухитрились устроить аэродром «подскока» не где-нибудь, а в нашем Заполярье. И, базируясь на нем, сшибали самолеты, которые перегонялись из США через Дальний Восток по ленд-лизу. Остатки этого аэродрома были случайно обнаружены за Полярным кругом лишь в 1970-е годы.

Что же касается баз для подлодок, то еще в Первую мировую войну немцы рассовали их по всему миру. Одно время этим занимался сам Канарис, в ту пору еще не бывший шефом абвера. Во Вторую мировую войну одна из таких баз могла располагаться и где-нибудь в районе Земли Королевы Мод. Вполне допускаю это.

Ведь в планах гитлеровцев значилось строительство и куда более глубоких и затаенных убежищ…

Известно, что у Гитлера была навязчивая идея повсюду строить подземные бункера-убежища. В одном из таких убежищ в центре Берлина он и закончил свои дни. Но откуда взялась такая идея? Оказывается, в ее основе лежала не только достаточно здравая мысль, что лишь под землей можно укрыться от бомбардировщиков союзных войск. Нет, у фюрера на то имелись еще и иные, достаточно глубокие основания.

«Две теории процветали в нацистской Германии – теория ледяного мира и теория полой Земли. Эти теории – два объяснения мира и человека. Они приближаются к древним преданиям, оправдывают мифы, объединяют некоторое число истин, защищаемых теософами, – пишет в своей работе „Пророки терпят фиаско“ известный наш исследователь экзотерических явлений Ю. Я. Бондаренко. – Теории эти были выражены с помощью большого научно-политического аппарата нацистской Германии. Они должны были изгнать из страны то, что мы называем современной наукой. Они царили над многими умами Германии».

Более того, они предопределили известные военные решения Гитлера, порой влияли на ход войны и, несомненно, способствовали финальной катастрофе. Увлеченный этими теориями, в частности идеей жертвенного искупительного потопа, Гитлер повел за собой к катастрофе весь германский народ.

Теоретиком доктрины вечного льда был Ганс Гербигер, которого Гитлер поддерживал, которому он верил и которого считал «одним из трех великих космологов». Гитлер и Гербигер, «два великих австрийца», встречались много раз. Главарь нацистов слушал этого ученого визионера с благоговением. А между тем Гербигер никому не давал и слова вставить в свои рассуждения. Даже Гитлера он одергивал достаточно резко, вполне мог сказать: «Мауль цу!» – «Заткнись!»

Он довел до крайности убеждения фюрера: германский народ в своем мессианстве был отравлен западной наукой, узкой, ослабляющей, лишенной тела и души. Доктрина мирового льда даст нужное противоядие от ее действия. Эта доктрина разрушила общепринятую астрономию. Она тесно сочеталась с мыслью о магическом социализме и обильно питала то, что позднее Юнг назвал «стремлением к неразрушимому».

Между тем, казалось бы, у Ганса Гербигера были все основания стать вполне нормальным, здравомыслящим человеком. Он родился в 1860 году в тирольской семье, учился в технологическом училище в Вене и стажировался в Будапеште. Вначале работал чертежником у конструктора паровых машин Альфреда Кольмана, затем поступил в качестве специалиста по компрессорам к Ланду в Будапеште. В 1894 году он изобрел новую систему крана для насосов и компрессоров. Лицензия была продана американским и немецким компаниям. В результате Гербигер стал обладателем большого состояния. И лишь разразившаяся Первая мировая война с ее инфляцией свела это состояние к нулю.

Такой удар судьбы, наверное, и повлиял на мировоззрение до тех пор вполне здравомыслящего немца. Гербигер увлекся астрономическим применением трех состояний воды – жидкости, льда, пара. Он претендовал на то, чтобы объяснить этим всю космографию и всю астрофизику. Неожиданные «озарения блестящей интуиции» открыли ему, как он сам утверждал, двери в новую науку, охватывающую все остальные.

Летом 1925 года многие ученые Германии и Австрии получили письма следующего содержания: «Пришла пора выбирать, с нами вы или против нас. Гитлер расчистит политику, Ганс Гербигер выметет ложные науки. Доктрина вечного льда будет знаком возрождения немецкого народа! Берегитесь! Становитесь в наши ряды, пока не поздно!»

Гансу Гербигеру в то время было 65 лет. Он был чем-то вроде свирепого пророка и выглядел соответствующе: его огромная белая борода, сверкающие глаза и привычка не говорить, а вещать, словно громкоговоритель, наводили оторопь на многих.

«Объективная наука – это пагубное изобретение, тотем упадка», – вещал Гербигер. Он, как и Гитлер, считал, что вопрос, предшествующий всякой научной деятельности, состоит в том, кто именно ищет знаний. Только пророк может претендовать на научность, поскольку только он в силу озарения поднимается на высший уровень сознания. Как уже говорилось, Ганс Гербигер не выносил и малейшего намека на противоречие. Его тут же охватывала священная ярость:

«Вы верите уравнениям, а не мне! – кричал он. – Сколько же времени потребуется вам, чтобы понять, что математика – ложь, не имеющая никакой цены!»

В своих воззрениях Гербигер был не одинок. Другой нацистский космолог с красноречивой фамилией Бендер утверждал, например, что мы живем на внутренней поверхности сферы. Третий говорил о том, что Земля плоская и это заявление побудило немцев даже послать на Арарат экспедицию за ковчегом.

Гербигер действовал как глава партии, он создал движение со своей службой информации, вербовочными бюро и пропагандистами. Это движение опубликовало три огромных тома с изложением учения Гербигера, 40 популярных книг, сотни брошюр.

«Наши северные предки обрели силу в снегах и во льдах, – провозглашала одна из таких брошюр, – вот почему вера в мировой лед – естественное наследство нордического человека. Австриец Гитлер выгнал еврейских политиков. Другой австриец, Гербигер, выгонит еврейских ученых. Своей собственной жизнью фюрер показал, что дилетант может стать выше профессионала. Потребовался другой дилетант, чтобы дать нам полное представление о Вселенной».

Движение Гербигера издавало большим тиражом ежемесячный журнал «Ключ к мировым событиям». Гербигеру удалось завоевать десятки тысяч сторонников. Он начал играть заметную роль в истории идей и вообще в истории.

Вначале ученые протестовали, пытались доказывать в публиковавшихся письмах и статьях нелепость теории Ганса Гербигера. Однако вскоре, после прихода Гитлера к власти, сопротивление стало слабее, хотя в университетах Германии еще продолжали преподавать ортодоксальную астрономию. Известные инженеры и ученые присоединились к доктрине вечного льда. Таковы были, например, Ленард, открывший вместе с Рентгеном Х-лучи, физики Оберт и Штарк, чьи исследования в области спектроскопии пользовались всемирной известностью.

Так в чем же заключается суть этой «доктрины льда»? Прежде всего в том, что она черпает свою силу во всеохватывающем видении истории и эволюции Космоса, объясняет образование Солнечной системы, рождение Земли, жизни и духа. Она описывает все прошлое Вселенной и возвещает ее будущие превращения. Она отвечает на три главных вопроса: «Кто мы? Откуда пришли? Куда идем?»

Все основано на идее вечной борьбы в бесконечных пространствах, борьбы между льдом и огнем, между силами отталкивания и притяжения. Эта борьба царит также и на Земле над живой материей и определяет историю человечества. Гербигер утверждал, что раскрыл самое отдаленное прошлое Земли и ее еще более отдаленное будущее. Он ввел самые фантастические понятия об эволюции живых существ. Он ниспроверг все существовавшие теории об истории цивилизаций, о появлении и развитии человека и общества. Он изложил свое представление истории цивилизации не как длительное восхождение, а как целую серию взлетов и падений. Люди – боги, гиганты, сказочные цивилизации – предшествовали нам сотни тысяч, если не миллионы лет назад. Возможно, мы вновь станем тем, чем были предки нашей расы, пройдя через катаклизмы и необыкновенные мутации в ходе истории, которая развивается циклами на Земле и в Космосе. Законы Неба те же, что и законы Земли. Вселенная принадлежит одному и тому же движению, она – живой организм, и все отражается во всем. Судьбы людей связаны с судьбой звезд. Происходящее в Космосе происходит и на Земле, и наоборот.

Эта доктрина циклов и почти магических отношений между человеком и Вселенной опиралась на древние пророчества, оккультное учение об астрале, древнеиндийскую мистику и демонологию.

В письме к рейхсляйтеру Лею Гербигер писал, что, будучи молодым инженером, «наблюдал, как расплавленная сталь пролилась на мокрую и покрытую снегом землю: земля взорвалась с некоторым опозданием и с большой силой». Вот и все. Из этого зернышка и выросло его учение.

Кратко его можно изложить так: в небе было огромное тело с высокой температурой, в миллионы раз больше нашего нынешнего Солнца. Оно столкнулось с гигантской планетой, состоявшей из скопления космического льда. Масса льда глубоко проникла в сверхсолнце. Затем в течение сотни тысяч лет не происходило ничего. Потом произошел гигантский взрыв.

Осколки были отброшены так далеко, что затерялись в ледяном пространстве. Другие либо упали обратно на центральную массу, либо были отброшены в среднюю зону, став планетами нашей системы. Их было тридцать. Постепенно они стали покрываться льдом.

Луна, Юпитер, Сатурн состоят из льда, каналы Марса – трещины во льду. Только Земля не была полностью охвачена холодом, на ней продолжается борьба между льдом и огнем.

На расстоянии, втрое большем расстояния до Нептуна, находилось в это время огромное ледяное кольцо. Оно и сейчас там находится. Астрономы называют его Млечным Путем, так как несколько звезд, похожих на наше Солнце, сверкают сквозь него в бесконечном пространстве. Что же касается фотографий отдельных звезд, совокупность которых представляет Млечный Путь, то это подделки.

Солнечные пятна, которые меняют свою форму и место каждые одиннадцать лет, происходят от падения ледяных глыб, которые оторвались от Юпитера, совершающего свой оборот вокруг Солнца каждые одиннадцать лет.

Лед и пламень, отталкивание и притяжение вечно борются во Вселенной. Эта борьба определяет жизнь, смерть и вечное возрождение Космоса.

Немецкий писатель Эльмар Бругг издал в 1952 году работу, посвященную Гербигеру. В частности, он пишет: «Ни одна из доктрин, представляющих Вселенную, не вводила в игру принцип противоречия, борьбы двух противоположных сил, которая, однако, питала человеческую душу на протяжении тысячелетий. Неувядаемая заслуга Гербигера в том, что он с такой силой воскресил интуитивное знание наших предков, представив вечным конфликтом огня и льда, воспетое в „Эдде“. Он изложил этот конфликт в соответствии со взглядами его современников. Он научно обосновал этот грандиозный облик мира, связанный с дуализмом материи и силой отталкивания, которая рассеивает, и притяжения, которое собирает».

Луна, согласно доктрине Гербигера, несомненно, упадет на Землю. В течение нескольких десятков тысячелетий расстояние от одной планеты до другой кажется неизменным. Однако спираль сужается, постепенно Луна приближается к Земле. В связи с этим сила гравитации будет увеличиваться. Тогда воды океанов Земли соединятся в постоянные цунами, они поднимутся, покроют сушу, затопят тропики и окружат самые высокие горы.

Все живые существа постепенно станут легче и увеличатся в размерах. Космические силы станут более мощными. Действуя на хромосомы и гены, они создадут мутации. Появятся новые расы, животные и растения, гигантские леса.

Затем, еще более приблизившись, Луна взорвется от большой скорости вращения и станет кольцом из скал, воды и газа. Это кольцо будет вращаться все быстрее и быстрее. Наконец это кольцо обрушится на Землю. И тогда произойдет Падение, предсказанное Апокалипсисом. Выживут только самые лучшие, сильные, избранные люди. Они увидят ужасающие картины конца мира.

На протяжении тысячелетий лишенную спутников Землю ожидают наслоения новых рас и цивилизаций гигантов. Все начнется снова после потопа и страшных катаклизмов. Марс, значительно меньший, чем Земля, в конце концов достигнет ее орбиты. Слишком большой, чтобы стать спутником, он пройдет совсем близко от Земли, заденет ее и упадет на Солнце, притянутый его огнем. Земная атмосфера окажется увлеченной притяжением Марса, покинет Землю и затеряется в пространстве.

Океаны забурлят, вскипая на поверхности Земли, смоют все, и земная кора взорвется. Мертвая планета, продолжая двигаться по спирали, будет захвачена ледяными планетоидами, плавающими в небе, и станет огромным ледяным шаром, который, в свою очередь, упадет на Солнце. После столкновения наступит Великое Молчание, Великая Неподвижность, а внутри полыхающей массы на протяжении миллионов лет будут собираться водяные пары, произойдет новый взрыв для созидания новых миров вечными пламенными силами Космоса.

Такова судьба нашей Солнечной системы в глазах австрийского инженера, которого национал-социалисты назвали Коперником XX века. На свое счастье Ганс Гербигер не дожил до крушения третьего рейха, который похоронил под своими обломками и его доктрину. Умер в 1932 году и после смерти был удостоен титула «Гениальный открыватель, благословенный Богом».

Феномен Гербигера не может быть понят вне общей атмосферы «сумасшедшего дома», о которой упомянул Уолтер Ширер, описывая обстановку в гитлеровском бункере, и которая окружала фашизм на всех его этапах. Без оккультной истерии, которая сопровождала борьбу нацистов за власть, не было бы и «ледяного пророка».

Однако справедливости ради мы должны сказать, что он был отнюдь не одинок в своих заблуждениях. А теория подземного мира так и вообще имеет давнюю историю.

Так, в одном из сочинений великого древнегреческого мыслителя Анаксагора (V век до н. э.) встречаются слова, которые до сих пор вызывают ожесточенный спор среди ученых. Анаксагор повествует о возникновении какого-то иного мира: «И люди были составлены и другие живые существа, которые имеют душу. И у этих людей, как у нас, имеются населенные города и искусно выполненные творения, есть у них Солнце, Луна и прочие (светила), как у нас, и земля у них порождает многое и разнообразное… « Может быть, он описывает жизнь на другой планете?

Однако такую заманчивую догадку приходится отбросить – ей не соответствует разработанная философом модель космоса. Эта модель строго симметрична: плоский диск Земли, накрытый верхней полусферой воздуха и поддерживаемый нижней, окружен быстро вращающимся эфиром. Так не говорит ли Анаксагор о мире, симметричном нашему, о жизни, процветающей на противоположной стороне земного диска? Это предположение покажется тем более верным, если вспомнить, что древнегреческая мифология вполне допускала существование Тартара, отдельного мира под землей. Но ведь Тартар – нечто темное, мрачное; недаром же Зевс заключил в него своих заклятых врагов – титанов. А Анаксагор рассказывает о солнечном обитаемом мире, удивительно напоминающем наш. Вот почему этого древнегреческого философа (если мы, конечно, правы в трактовке его слов) можно считать одним из первых авторов необычной, поражающей воображение гипотезы, которая, как ни странно, имела своих приверженцев до недавнего времени.

15 апреля 1818 года члены конгресса США, директора университетов и некоторые крупные ученые получили такое послание:

«Всему миру.

Я объявляю, что Земля полая и обитаема изнутри. Она состоит из нескольких твердых концентрических сфер, помещенных одна в другую, и имеет у полюсов отверстия от 12 до 16°. Берусь доказать истинность сего высказывания и готов исследовать внутренность Земли, если мне помогут в этом предприятии.

Клив Симе,

бывший капитан от инфантерии».

Если вы думаете, что экс-вояку после этого письма немедленно поместили в психиатрическую лечебницу, то ошибаетесь. Ведь Симе с непосредственностью дилетанта лишь довел до крайности распространенное в то время мнение, что наша планета полая. За несколько лет до него, в конце XVIII века, довольно известный ученый Лесли также предлагал снарядить экспедицию для поисков входов в подземный мир. Он считал, что внутренняя поверхность Земли, обогреваемая самосветящимся духом, обитаема.

«Собственно говоря, появление модели полой 3емли было вызвано необходимостью растолковать некоторые непонятные факты, – пишет по этому поводу известный журналист и историк Ю. Ф. Филатов. – Так, Кормульс в 1816 году считал, что впадина между Довером и Кале образовалась за счет сдвига коры (толщиной около 500 километров) пустотелой Земли. А немецкий профессор Штейнгаузер объяснял земной магнетизм и его вековые изменения за счет существования некой внутренней планеты Минервы, медленно двигающейся по круговой орбите внутри земной полости (один оборот за 476–480 лет). Эта точка зрения базировалась на высказываниях таких корифеев, как Галлей, Франклин, Лихтенберг. Но paз Земля полая, то почему бы не предположить, что она обитаема не только снаружи, но и изнутри? Вот и выдвигались „теории“ одна экзотичнее другой…»

Первое, что приходит на ум, так это путешествие в глубь Земли, описанное блистательным пером Жюля Верна. Ближе к нашим дням ту же идею логически обосновал советский академик В. А. Обручев. Правда, сделал он это не в научной работе, а в романе «Плутония».

Главный герой этого романа, профессор астрономии Труханов, исходит из концепции: ядро планеты состоит из горячих газов, оно окружено магмой, а потом уж твердой корой. Однако так было до триасового периода. В триасовый период, а может быть, даже раньше, в конце палеозоя, произошла гигантская катастрофа: на Землю, близ Северного полюса, упал метеорит диаметром 250 километров. Он пробил земную кору и остался внутри планеты. Газы вырвались наружу, и подземная полость охладилась. Через отверстие в нее постепенно распространились юрская флора и фауна. Роль подземного солнца – Плутона – играет раскаленный небесный снаряд.

Хотя В. Обручев писал, что воспользовался этой гипотезой лишь для того, чтобы в занимательной форме рассказать о животном и растительном мире доисторических времен, она интересна и сама по себе. А если учесть, что книга Обручева вышла в свет в 1924 году, то есть в то время, когда на нашей территории появились первые посланцы вермахта, то вполне может быть, что данная теория вместе с ними перекочевала затем в Германию.

Впрочем, подобная идея могла прийти в третий рейх и другим путем. В конце Первой мировой войны молодой немецкий летчик Бендер попал в плен к французам. В лагере он случайно наткнулся на комплект старых газет «Шпага огня».

Выпускал эту газету американец Сайрус Тид, исследователь алхимической литературы. «То, что видимый мною участок земной поверхности, ограниченный горизонтом, линзообразен, не вызывает сомнений, – говорил он. – Однако еще далеко не ясно, выпуклая эта линза или вогнутая, уходит земная поверхность за горизонтом вниз или вверх». Действительно, эту дилемму не так-то легко решить – например, древние египтяне верили, что края Земли приподняты. Основываясь на мифах и легендах, Тид решил: земная поверхность уходит за горизонтом вверх, а так как кругосветные плавания неопровержимо доказали, что наша планета – сфера, то мы находимся на внутренней поверхности пустотелого шара. Итак, не надо искать подземный мир – мы обитаем в нем!

Придя к столь парадоксальному выводу еще в 1864 году, Тид создал нечто вроде религии – «корехизм» – и начал выпускать небольшую газету «Шпага огня». Через 30 лет у него было уже более 4 тысяч последователей! И среди них – однофамилец нашего Остапа Бендера.

Вернувшись в Германию, он всерьез взялся за изучение «корехизма» и внес свою лепту в «теорию»; с внешней стороны Земли находится бесконечная скала. Итак, Земля – колоссальный пузырь в скале, его диаметр тот же, что и у земного шара в классической космологии. Слой воздуха имеет протяженность в 60 километров, потом атмосфера разреживается до абсолютной пустоты к центру, где находится округлая масса «первобытного вещества». Вокруг массы вращаются небольшие по размерам солнце и луна, а также светящиеся частички – планеты, звезды и галактики. Солнце заходит за массу – на одной из вогнутостей наступает ночь, тень от массы падает на луну – происходит лунное затмение. При этом световые лучи распространяются по криволинейной траектории, а инфракрасные – по прямой. В 30-е годы учение Бендера завоевало широкую популярность в Германии. Для обывателя-бюргера мысль о том, что он живет в подземном мире, была на одной ступени по «безумности» с идеями четырехмерного пространства и постоянства скорости света.

Бендер стал жертвой собственного творения. В апреле 1942 года с ведома высоких чинов флота рейха снаряжается экспедиция на остров Рюген. Ею руководит доктор Гейнц Фишер, известный специалист в области инфракрасной техники. Сразу по прибытии члены экспедиции направили радары в небо под углом в 45°. В полном соответствии с теорией Бендера они пытались получить изображение английского флота, стоящего в Скапа-Флоу. Разумеется, планы экспедиции с треском провалились. Бывшего летчика посадили в концлагерь, где он и умер.

Тем не менее другая его идея – теория о существовании подземного мира – продолжает отрабатываться с упорством, достойным лучшего применения.

Немцы не только понастроили огромное количество буккеров, подземных заводов, но и подумывали о создании этакого «вселенского» убежища в недрах Земли. Причем есть предположение, что для исполнения своей мечты они пытались использовать опять-таки одно из изобретений своих учителей из СССР. 19

И воспользовались немцы изобретением инженера А. И. Требелева. «Еще в 1937 году я, вместе с другими инженерами, – вспоминал сам изобретатель, – предложил создать самоходный, движущийся под землей аппарат. Мы тогда пришли к выводу, что на основе новейших данных советских ученых в теории резания можно построить эффективный аппарат для закрытой разработки грунтов».

Далее Требелев рассказывал, что модель подземной лодки – «субтеррины» – прошла испытания на Гороблагодатском руднике, проделав туннель длиной около 40 метров в толще горы Благодать. Экипаж лодки составили три человека. Один из них – водитель – должен был находиться внутри лодки, управляя ее движением; двое других – механик и слесарь – готовили аппарат к работе.

Судя по тому, что последние сведения о «субтеррине» датируются началом 50-х годов, испытания ее так и не дали благоприятных результатов. Но это у нас. А кто знает, каких успехов могли добиться упорные и педантичные немцы? Ведь многие образцы землеройной техники мы позаимствовали у них.

Полноты изложения ради добавим к сказанному, что уже после войны, в 1948 году, еще один советский инженер – М. И. Циферов – получил авторское свидетельство на изобретение подземной торпеды – аппарата, способного самостоятельно двигаться в толще земли со скоростью 1 метр в секунду. (Для сравнения: скорость агрегата Требелева – 12 метров за час.)

Циферов предложил способ бурения с помощью скрытого взрыва. Для этого им была сконструирована специальная головка бура, напоминающая гигантское сверло. Его режущими кромками служили две радиальные щели. Далее следовал пороховой отсек, в котором располагался заряд, взрывавшийся от электрического запала. В момент взрыва пороховые газы создавали в камере сгорания давление в 2–3 тысячи атмосфер! С огромной силой они вырывались из узких щелей головки, их реактивные потоки вращали бур. Как только отгорала одна шашка, из специального отсека через затвор, похожий по своему устройству на орудийный замок, подавалась новая.

С помощью подобного бура, как показали расчеты, можно пройти в глубь Земли на 12 километров. Почему не больше? Штанга или трос, на которых висит бур, при больших глубинах погружения могут оборваться, не выдержав собственного веса.

М. И. Циферов предложил еще и подземную… ракету. Она была «перевернута вверх тормашками», чтобы выжигать и активно выталкивать грунт из проделываемой скважины.

Честно сказать, я не знаю, откуда Циферов черпал идеи для своих разработок. Может, и своим умом дошел. Но ведь известно, что люди техники частенько используют в качестве трофеев иноземные идеи. Вон те же советские ракетчики из Германии много чего привезли.

А нашу идею создания подземной лодки подхватили американцы. Еще лет 30 тому назад они демонстрировали новый буровой снаряд, носовая часть которого представляла собой мощный нагреватель, выполненный из термостойкого молибденового сплава и способный создавать температуру примерно 1000 градусов. При таком нагреве любая кристаллическая порода если не плавится, то размягчается. Под действием собственного веса снаряд погружается в породу, словно нож в масло. Его хвостовая часть охлаждает и заодно цементирует стенки ствола; оплавленная порода образует прочную стеклообразную массу, предупреждающую прорыв подземных вод или обвал породы без дополнительного крепления.

Лет десять тому назад сотрудники Института теоретической физики и физики Земли предложили проект «тонущего реактора», с помощью которого они надеялись решить проблему захоронения радиоактивных отходов. Суть идеи заключается в следующем. Для начала обычным способом бурится скважина диаметром около метра и глубиной в несколько километров. Дно ее забивается серой, а потом туда опускают двухтонную капсулу с отходами. Радиоактивное излучение разогревает окружающее пространство, сера стимулирует реакцию, и капсула со скоростью 2–3 метра в сутки станет проваливаться в недра Земли. А вслед за ней можно запустить следующую… Так за несколько лет, используя 2–3 скважины, заложенные в разных частях света, можно избавить планету от радиоактивных отходов.

«И все-таки подобные проекты не дают основания говорить о создании настоящей подземной лодки», – скажете вы и будете совершенно правы. Сведений о создании действующего аппарата действительно нет. Но иногда их отсутствие тоже бывает достаточно красноречивым.

Мои предположения подтвердила и недавняя публикация в «Комсомолке». Там, в частности, утверждалось, что «создать торпеду, которая в достаточно рыхлом грунте пройдет пару километров, – реально уже сегодня». Далее говорилось, что осуществить проект лодки, которая смогла бы проходить большие расстояния под землей, конечно, сложно, но все-таки возможно с помощью автономных источников энергии – ядерного и термоядерного реакторов, а также лазера и ультразвуковых излучателей, приспособленных для разрушения пород…

Что же касается заправил третьего рейха, то они вполне могли санкционировать идею создания комфортабельных убежищ, еще более глубоких и укромных, чем знаменитый «Вервольф» фюрера. Они могли упорно искать входы в подземный мир, где можно было бы укрыться от бурь, бушевавших на поверхности.

Но если это так, то они в очередной раз ошиблись. Опыт холодной войны, когда по всему миру было понастроено множество убежищ, рассчитанных даже на прямое попадание атомной бомбы, показал: в таких «выживалках» нельзя прожить сколь-нибудь долго.

Замкнутое пространство, отсутствие естественного геомагнитного фона, напрочь экранируемого железобетонными перекрытиями, угнетающе действует на человеческую психику. Люди выдерживают такое существование от силы месяц-два, а потом выходят наверх. Даже если знают, что там, на поверхности, их ждет верная смерть. Именно так было, например, с партизанами, пытавшимися воевать в одесских, керченских и прочих катакомбах.