• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

Я предположил, что их намерение состояло в том, чтобы навести нас на мины и подводные лодки, и вынужден был уйти от преследования. Это можно считать отказом от сражения, но в действительности это было отказом от действий, которые ожидались от нас противником и на которые он рассчитывал… Я понимаю, что такая тактика, не будучи понятой, может навлечь на меня позор…

(Адмирал Джеллико – британскому адмиралтейству)

Неудача в Галлиполи ознаменовала начало конца британского превосходства на море, длившегося более двух столетий. Но этот процесс шел очень медленно, некоторые черты его стали заметны только перед Второй мировой войной. Два фактора помогли на некоторое время замаскировать эту истину: британское господство в водах мира и впечатляющий поименный перечень Гранд-Флита. Взгляд на великое множество дредноутов и линейных крейсеров, сконцентрированных в водах Северного моря вместе с сопровождавшими их малыми кораблями, убивал все дурные предчувствия. «Уничтожить можно только числом», – сказал еще адмирал Нельсон, а под командой Джона Джеллико собралась такая мощь, о которой Нельсон не мог и мечтать. Когда 31 мая 1916 года у берегов Ютландии столкнулись Гранд-Флит и германский флот открытого моря, это было кульминацией демонстрации военно-морской силы в мировой истории. Для смертельной схватки были использованы 259 военных судов. Со стороны Британии это были 37 линейных кораблей, 31 крейсер и 85 эсминцев. Неудача этой мощной армады в том «уничтожении», о котором говорил Нельсон, повергла в шок и встревожила всю Британскую империю.

Но была общая неспособность осмыслить происходящий процесс; она сопутствовала всем событиям Первой мировой войны. Как показывает письмо Джеллико, открывающее эту главу, он предвидел возможность патовой ситуации, которая сложилась на море. Этот тупик был предопределен концепцией морских сил Германии, ясно выраженной в предисловии к германскому морскому закону 1898 года: «…Даже если бы он встретил нас, имея значительно превосходящие силы, поражение сильного германского флота так ослабило бы врага, что, несмотря на одержанную им победу, могла сложиться ситуация, когда его собственные позиции в мире уже не смогли бы быть поддержаны силами его флота».

Эта доктрина могла быть истолкована с двух позиций: активной атакующей, как хотел гросс-адмирал фон Тирпиц, и пассивной оборонительной, как настаивал кайзер после сражений у Доггер-банки и Гельголанда. При любой из них существенно помочь немцам в осуществлении их намерений могли бы атаки подводных лодок или установка минных заграждений с помощью подводных или надводных кораблей. Тирпиц предпочел бы рассчитывать на активные действия флота, который, по его мнению, сумел бы нанести существенный ущерб королевскому флоту. Вице-адмирал Шеер, принявший командование флотом открытого моря в январе 1916 года, надеялся заманить в ловушку и уничтожить часть кораблей британского флота поодиночке. С этими намерениями он возобновил практику набегов на британское побережье. В апреле был обстрелян Лоустофт, а в мае Шеер расширил свои планы, надеясь выманить британские крейсеры в море, выставив в качестве приманки свою крейсерскую эскадру. В засаду были направлены 16 подводных лодок, ожидающих выхода Гранд-Флита; флот открытого моря сосредоточился в ожидании возможности напасть на отделившуюся часть кораблей противника.

В провале намерений Шеера сыграли большую роль два фактора, хотя один из них был неблагоприятен и для англичан. Довольно долгое время немцы не понимали, что находятся под пристальным вниманием британской разведывательной службы. «Возможно, более, чем другие государства, мы добивались военных успехов благодаря проникновению в замыслы противника, – говорил Черчилль. – К удивлению друзей и огорчению врагов, сведения из морских и армейских отделов секретной службы вновь и вновь оправдывались». Шансы заманить британский флот в ловушку были у Шеера невелики. Таким же отдаленным был шанс нанести впечатляющий удар путем подводной атаки, но здесь британские адмиралы заблуждались точно так же. Ни германцы, ни англичане полностью не изучили опыт Русско-японской войны 1904–1905 годов и не сделали правильных выводов. Ни те ни другие не осознали тот удивительный факт, что из 67 торпед, выпущенных 23 июня 1904 года в бою под Порт-Артуром, ни одна не попала в цель; а в ходе Цусимского сражения в дневное время цели достигли только две; в ночное время, выпустив более 100 торпед, японцы смогли попасть только в 4 корабля, 2 из которых затонули. Когда Гранд-Флит вышел в море 30 мая 1916 года, чтобы перехватить Шеера, все его корабли благополучно миновали 16 поджидавших их подводных лодок. Но британцы не смогли оценить неэффективность засады, поскольку не знали о ней.

В Северном море хорошая видимость редко сохраняется долго. 31 мая погода была, как обычно, переменчивой – самой хорошей с утра (до того, как два крупных флота расположились в поле зрения друг друга), но после полудня она ухудшилась. Дым орудий и дым корабельных труб смешались с туманом. Удивительно, но факт, что в последнем большом сражении надводных флотов ни одна из сторон не смогла эффективно использовать воздушную разведку, хотя германские цеппелины к тому времени продемонстрировали высокую степень эффективности. Два флота спокойно передвигались в 200 милях друг от друга, и офицеры обеих сторон уже решили, что предприятие завершится ничем, когда случайный контакт вызвал взаимное притяжение обоих флотов, как будто металлические опилки притянулись к полюсу магнита. Вскоре после двух часов пополудни, когда линейные крейсера Розайтской эскадры вице-адмирала Битти вышли из Скапа-Флоу на север для встречи с Гранд-Флитом адмирала Джеллико, его легкие крейсеры повернули, чтобы осмотреть встретившийся им нейтральный датский пароход. Легкий крейсер «Эльбинг», входивший в разведывательную группу вице-адмирала фон Хиппера, собирался сделать то же самое, когда был замечен «Галатеей»; ее орудия открыли Ютландский бой в 2 часа 28 минут пополудни.

Поскольку в тот момент друг с другом сходились легкие силы, судьба определила их шансы с угнетающим равенством: навстречу врагу шли 6 линейных крейсеров агрессивного Битти, поддерживаемые 4 новейшими быстроходными дредноутами; казалось, что план Шеера уничтожить британский флот по частям может с успехом осуществиться; но Шеер не знал, что Гранд-Флит также находится здесь, поэтому возможность поддержки адмирала Битти стала ошеломляющим сюрпризом. Ход сражения поначалу определялся этим соотношением случайностей; его завершение было обусловлено уже другими факторами.

Битти немедленно провел маневр, стараясь отрезать Хиппера от его береговых баз, допуская для себя опасность столкновения со всем флотом открытого моря. Джеллико в это время увеличил скорость для того, чтобы его поддержать. Хиппер лег на обратный курс, чтобы соединиться с Шеером, и две эскадры линейных крейсеров (6 британских и 5 немецких единиц) шли параллельным курсом на восток-юго-восток, когда в 3 часа 48 минут пополудни они открыли встречный огонь с расстояния в 18 тысяч ярдов. За первую четверть часа боя германцы одержали значительный успех; за три четверти часа они полностью изменили первоначальное неравенство сил. Импульсивность Битти и хронические для королевского флота ошибки в передаче сигналов сразу лишили его поддержки четырех дредноутов контр-адмирала Эван-Томаса. Свой вклад в это также внесли дефекты в вооружении и оборудовании. Немецкие бортовые залпы нанесли первые удары и закончили пристрелку раньше, чем смогли пристреляться британцы; хуже всего, что из-за тактической ошибки один из немецких кораблей вообще остался необстрелянным. В 4 часа обнаружились первые результаты: взорвался «Индефетигебл», при этом погибло свыше 1000 офицеров и матросов. Двадцать пять минут спустя за ним последовала «Куин Мэри», лучший по вооружению корабль в эскадре Битти, унося с собой еще 1200 человек. Это был первый кризис в ходе сражения. Немцы получали серьезные повреждения, но благодаря своей более мощной броне оставались на плаву и сражались, а Битти потерял треть своих линейных крейсеров. Но в бой вступила эскадра Эван-Томаса, обладавшая 15-дюймовыми орудиями, да и дух Битти был по-прежнему неукротим.

Простой обыватель не может представить себе и осознать масштаб и ход такого действия, как этот бой. Максимальная скорость британских кораблей была 27 узлов, немецких – 26,5 узла; конечно, это не соответствует средней скорости кораблей в ходе самого боя, но дает представление о том, что, когда вскоре появился флот открытого моря, противоборствующие эскадры сближались со скоростью 43 мили в час. Расстояния были соизмеримыми: Эван-Томас находился в 8 милях позади Битти, хотя и шел под его командой; при такой скорости он мог пройти это расстояние за двенадцать минут. Решение необходимо было принять быстро. Все это время посреди дыма орудийных выстрелов и огромных водяных фонтанов от «недолетов» и «перелетов» легкие крейсеры и эсминцы противников вступали в схватки и стреляли из своих небольших орудий, угрожая поразить цели торпедами. Когда командор Гудинаф с крейсера «Саутгемптон» в 4 часа 33 минуты пополудни обнаружил главные силы Шеера, он сообщил: «Имею контакт с вражеским военным флотом, подходящим с юго-востока курсом на север». С того момента, когда Битти и Джеллико приняли этот сигнал, началась вторая стадия сражения.

Вопрос теперь состоял в том, сумеют ли англичане использовать свое большое стратегическое преимущество так, чтобы возместить их тактические неудачи. Новый ряд проблем, связанный с несовершенством английской сигнализации, свалился на Джеллико. Задача Битти была относительно простой: завлечь немцев в капкан Гранд-Флита. Его более высокая скорость позволила ему оторваться от Шеера, хотя эскадра Эван-Томаса из-за еще одной ошибки в передаче сигнала отвернула слишком поздно и какое-то время была против головной линии немецких кораблей. Это были самые новые и мощные корабли не только в королевском флоте, но и в мире. Положение их оправдало худшие ожидания. Все четыре получили повреждения, причем «Уорснайт» настолько серьезные, что вынужден был выйти из боя. Однако их тяжелые орудия не были повреждены германскими снарядами.

В 18 часов 1 минуту была установлена визуальная связь между линейными крейсерами Битти и дредноутами Джеллико, и тогда командующий Гранд-Флитом смог принять рискованное решение о развертывании в боевую линию своих 24 линейных кораблей.

Они продвигались до тех пор шестью отделениями, каждое в колонне из четырех кораблей, в целом составляя фронт в 4 мили длиной; для боя они должны были перестроиться в одну линию – это действие требовало не менее тридцати минут. Вопрос был: в какую сторону разворачиваться? При такой скорости и таких дистанциях ошибка могла иметь непоправимые последствия. Только от визуального сигнала Битти Джеллико получил жизненно важную для него информацию и сразу принял решение развернуться к востоку. Это давало ему два очевидных преимущества (при условии, что немцы пойдут прежним курсом): он перекрыл бы им направление отхода и мог бы стать поперек курса – наиболее эффективный тактический прием.

Видимость, которая уже была плохой из-за черного дыма труб более 250 судов, начала ухудшаться. В течение последующих сорока пяти минут маневрирование было беспорядочным; результаты двадцати минут боя – противоречивыми. Сначала основная нагрузка пришлась на легкие силы – крейсеры и эсминцы, сновавшие между линиями гигантов. Немцы добились первого успеха, тяжело повредив крейсер «Честер»; но положение полностью изменилось с подходом 3-й эскадры линейных крейсеров адмирала Худа, быстро лишившей хода крейсер «Висбаден». Внезапное появление Хиппера и начала линии Шеера вновь изменило баланс: тяжело поврежден был британский крейсер «Уорриор» и уничтожен «Дефенс».

Затем в 6 часов 23 минуты пополудни «Эйджин-курт», замыкающий корабль линии Джеллико, открыл огонь, подхваченный соседними дредноутами. Когда тяжелые снаряды англичан упали вокруг головных кораблей Шеера, он понял, что случилось худшее: он завел свой флот в такую западню, о которой часто рассуждали германские военно-морские теоретики. Он не стал тратить время на размышления по поводу дальнейших действий; ему только осталось как можно быстрее отворачивать, чтобы удрать. В этом флоту открытого моря очень помогла ухудшившаяся видимость, а в момент наибольшей опасности их ободрил новый значительный успех. Флагманский корабль адмирала Худа «Инвинсибл» внезапно взорвался – это был уже третий британский линейный крейсер за этот день. Несколько крупных взрывов последовали друг за другом, из разламывающегося корпуса вырвались тучи угольной пыли, огромные языки пламени охватили корабль, мачты упали, корабль раскололся надвое, и огромная туча черного дыма поднялась к небу. Когда она рассеялась, из воды торчали нос и корма корабля, как бы отмечая то место, где лежит адмирал. Только шестерым из команды, включавшей в себя 1026 матросов и офицеров, удалось спастись. Таков был мрачный эпилог фантазий Фишера, давшего стране быстроходные, хорошо вооруженные, но лишенные надежного бронирования крейсеры.

К 6 часам 45 минутам пополудни контакт между основными силами был потерян, но сражение еще не закончилось. Сперва немцы отвернули на юг, затем на запад в сторону Англии. Десять минут спустя Джеллико узнал о действиях Шеера и тоже двинулся к югу. Продержавшись двадцать минут на западном курсе, Шеер сделал поворот на 180 градусов и направился на восток, надеясь отсечь хвост эскадры Джеллико и потрепать его арьергард. Вместо этого он угодил прямо в центр линии. Второй раз за день Джеллико оказался в удачной позиции, в его пользу было и преимущество освещения, поэтому немецкие корабли получили тяжелые повреждения. Шеер снова был вынужден повернуть на запад. На сей раз он прикрыл свой отход маневром, которому в военно-морской теории придавали почти волшебные свойства: он приказал своим эсминцам произвести массированную торпедную атаку на британскую линию. Реакция Джеллико вызвала серьезную критику его способа руководства сражением. Опасаясь торпед, он отвел линию своих линейных кораблей.

Наиболее острым критиком Джеллико стал Уинстон Черчилль; именно он смог в полном объеме очертить рамки проблем, стоявших перед адмиралом, и природу дилеммы, с которой тот столкнулся: «Ничего подобного этому частному случаю не происходило ранее, и ничего не случится в будущем. «Приемы Нельсона» – результат долгих лет борьбы между сильнейшими флотами того времени. Гений Нельсона позволял ему правильно рассчитать последствия любого решения. Но этот гений опирался на полученный им практический опыт. Перед Трафальгарским сражением он проделывал те же действия в меньшем масштабе. Нельсон не должен был думать о подводной угрозе. Он чувствовал, что знает то, что может произойти в результате действий флота. Джеллико не знал. Никто не знал. Он только знал, что даже полная победа не улучшит решительным образом уже благоприятную военную ситуацию на море, а полное поражение будет равносильно проигрышу войны. Он был готов принять бой тогда, когда это нужно ему, но не был готов оказаться в серьезной опасности. Сражение должно было продолжаться, пока он этого хотел, и закончиться, когда он этого пожелает».

Обладание самыми большими в мире военно-морскими силами давало еще одно преимущество: возможность выбора военно-морских операций. Отход Джеллико сорвал намерения германских миноносцев. Из 32 торпед, что были выпущены по Гранд-Флиту, ни одна не достигла цели. Но контакт с немцами вновь был потерян, а ночь быстро приближалась. А волнения этого дня еще не утихли. В 7 часов 45 минут пополудни Битти сумел послать сообщение о местонахождении флота открытого моря и его курсе – на юго-запад. В 7.50 он убеждал Гранд-Флит следовать за ним, чтобы отрезать противника, но ухудшившиеся условия освещения сделали это невозможным. Тем не менее к восьми часам немцы и британцы сошлись курсами, что должно было поставить англичан в удобное положение третий раз за этот день. Однако стычка на флангах предупредила Шеера об опасности, и он снова отошел на запад.

Джеллико вместе со всем своим флотом теперь находился между немецкой эскадрой и ее береговыми базами и собирался сохранять это положение в течение всего следующего дня, чтобы вынудить немцев к бою. Немцы же были настроены на то, чтобы использовать темноту для отхода. Если что и могло помешать им в этом намерении, так это точная информация об их позициях или ночных передвижениях. Первого Джеллико не имел, обычные неполадки с сигналами в королевском флоте теперь оказались решающими и оставляли Джеллико в неведении о передвижениях врага. Что касается ночного боя, то он противоречил всем военно-морским канонам, принятым в королевском флоте. В отличие от немцев англичане не имели ни соответствующего освещения, ни осветительных снарядов, ни эффективных систем управления действиями прожекторов (это положение не изменилось и спустя десятилетие после войны). Эти факторы были решающими; несмотря на ряд непродолжительных и ожесточенных схваток, в результате которых потери несли обе стороны, немцы сумели под покровом ночи провести весь свой флот сквозь тылы британского флота без помех со стороны Джеллико, который даже не понял, что происходит. После четырех часов утра 1 июня истинную позицию флота открытого моря обрисовало сообщение из адмиралтейства, которое подтвердило жестокую реальность: сражение закончилось, и враг ушел.

Разочарование в этом результате было немалым, оно определило тон британского официального сообщения, которое почти сумело создать впечатление, что англичане одержали победу. Но это было не так: они не сделали все, что могли, для уничтожения врага. Были большие потери, среди них особенно чувствительная – потеря трех линейных крейсеров. Немецкие потери полностью стали известны позже. Итоги были таковы:

Но существеннее этих чисел тот факт, что в 9 часов 45 минут пополудни 2 июня адмирал Джеллико мог сообщить адмиралтейству о том, что его флот готов выйти в море спустя четыре часа после получения уведомления. Шеер не мог сообщить это до середины августа. Превосходная конструкция германских судов спасла их от гибели, но не могла спасти от повреждений, которые сделали их непригодными для боев в течение длительного времени.

19 августа Шеер предпринял еще одну попытку нанести ущерб королевскому флоту, поскольку не сумел добиться этого в Ютландском сражении. Снова он отвел значительную роль субмаринам, и снова его планы были расстроены британскими спецслужбами. И на этот раз воздушная разведка ввела его в заблуждение: цеппелин сообщил, что обнаружил присутствие Гранд-Флита, хотя на самом деле это были идущие на сближение с ним легкие силы из Гарвича. Шеер вновь повернул назад, а вмешательство Джеллико опять удержало англичан от погони за ним. Но это была последняя вылазка флота открытого моря до его прихода в Скапа-Флоу для сдачи 21 ноября 1918 года. Раньше всех и правильнее всех оценку Ютландскому бою дала одна из нью-йоркских газет: «Немецкий флот напал на своего тюремщика, но сам по-прежнему остался в тюрьме».

«Тюремщика» эта ситуация устраивала. Тревожные недостатки, которые продемонстрировал королевский(Затонул после боя от тяжелых повреждений)флот, были так обобщены в комментарии к сражению, составленному Битти: «Есть что-то неправильное в нашей системе». На самом деле неправильным было практически все: конструкция кораблей, вооружение, качество тяжелых снарядов, передача сигналов, тактика; все имело недостатки. Даже такой рвущийся в бой командир, как Битти, который принял командование Гранд-Флитом от Джеллико в ноябре 1916 года, пришел к выводу, что искать боя с немцами больше не стоит. К счастью, этот взгляд разделяли и сами немцы. В январе 1918 года Битти сообщил военно-морскому собранию, что германская эскадра линейных крейсеров теперь должна рассматриваться как превосходящая их, а новые бронебойные снаряды, заказанные после Ютландского боя, не будут готовы до лета 1918 года. Из этого следовал печальный вывод: чтобы защитить торговлю, правильной стратегией Гранд-Флита должно быть не нанесение врагу ущерба любой ценой, а удержание его на базах до тех пор, пока общая обстановка не станет более благоприятной. Эти слова были сказаны спустя месяц после того, как Битти получил подкрепление из шести самых мощных американских супердредноутов.

Эта точка зрения означала: для немцев очевидной победой было получить выгоду от повреждения главного оружия британцев, пожертвовав своим второстепенным. Для британцев разгром второстепенного германского оружия не давал никакого преимущества. А разрушить главное оружие Германии – ее армию – могла только армия, и дорогой ценой.