• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

Так много было воюющих сторон, так мощно они были вооружены с ростом военной индустрии, что безвыходное положение продолжалось, а потери и ужасы войны неуклонно увеличивались. Бесспорно, это был убийственный год.

(Сирил Фоллс)

Жестокая борьба, разгоревшаяся в середине боев за Верден, составляла лишь часть картины одержимого мира. Эти разрушительные артиллерийские налеты, ужасные потери составляли лишь одну ноту в крещендо 1916 года, которое готовилось теперь. Следующими «музыкантами», вступившими в игру, были австрийцы, чей начальник штаба генерал Конрад фон Хетцендорф никогда не склонялся полностью к стратегическим рассуждениям Фалькенгейна, а цеплялся за собственную идею разгрома Италии. Его попытка потерпела неудачу, но нанесла итальянцам некоторый ущерб.

Наступление Конрада началось на фронте Трентино 15 мая. За пять дней он продвинулся на 5 миль. К 10 июня, когда наступление должно было остановиться, наибольшее продвижение составило всего 12 миль; были взяты 45 тысяч пленных и 300 орудий. Итальянцы потеряли около 150 тысяч человек, австрийцы – около 80 тысяч. Но итальянцы использовали на подковообразном фронте преимущество своих коммуникаций, как центральные державы имели то же преимущество на фронте более крупного масштаба. Для них была неожиданной только мощь австрийского наступления; но их резервы были под рукой; использованные с должным умением, они остановили армию Конрада в предгорьях. Несмотря на победу, австрийцы не сумели распечатать альпийский барьер, «стратегическая ситуация серьезно не изменилась». Действительно, когда генерал Карло Кадорна 16 июня перешел в контрнаступление, австрийцы вынуждены были отдать многое из того, что успели захватить, при этом понесли большие потери. Но в тот момент Кадорна не покончил с ними.

Однако в это время основные интересы сместились в сторону востока. Южной группой армий[15] на Карпатском направлении в это время командовал генерал Брусилов, наиболее энергичный из русских генералов и одна из величайших военных фигур. Не удовлетворенный ролью, которая отводилась ему в предполагаемом русском наступлении (по договору в Шантильи), полагая, что можно выгодно использовать сложный рельеф местности, Брусилов получил разрешение начать крупномасштабное наступление. Он готовился к нему методично и умело; тактическая внезапность была достигнута заблаговременным сосредоточением ударных сил более чем в двадцати точках. Его стратегия была подобна простукиванию стены, чтобы найти места, где она сложена из твердого камня, а где – из фанеры и штукатурки.

Русское наступление началось 4 июня. Последующие дни показали, что значительная часть австрийского фронта – не более чем «фанера и штукатурка». Наступление русских на обоих флангах достигло немедленного и значительного успеха. Австрийские соединения, сталкиваясь с ними, таяли, осталось только несколько изолированных, не разрушенных островков германских укреплений. Должно быть, Конрад горько сожалел о шести хороших дивизиях, которые отослал в Италию. Через три дня только 8-я русская армия взяла в плен 44 тысячи человек. За три недели общее число их возросло до 200 тысяч, к концу кампании в сентябре в плену у русских было 450 тысяч человек. Эти потери, наряду с другими несчастьями, сделали неизбежным крах Австрийской империи. Но и самой России эти четыре месяца стоили миллиона потерь, что сильно деморализовало ее армию. К концу года из воинских частей дезертировало около миллиона человек, большинство из сбежавших спокойно вернулись в свои дома. Что еще усиливало значение этих потерь, так это бесплодность победы. Никто в ставке русских и не мечтал о таком успехе. Он даже вызвал некоторое замешательство. Успехи Брусилова не были использованы на других фронтах; из-за жесткой обороны растущего числа германских подкреплений темп его продвижения неизменно снижался. В этот момент Румыния, долго не решавшаяся выступить на стороне союзников, приняла это решение, но слишком поздно: вместо поддержки крупного успеха в июне она выступила в августе, став объектом мщения для немцев.

Но в оркестре еще не хватало одного инструмента. Русские, французы, итальянцы, немцы и австрийцы – все вступили в сражение, но оставалась Великобритания с ее армией, разросшейся до 58 дивизий во Франции; это было 1,5 миллиона человек. Какую партию будет играть она?

Ответ на этот вопрос был получен 1 июля 1916 года в день, ставший самой крупной катастрофой всей войны. В этот день в 7 часов 30 минут утра 11 британских дивизий одновременно двинулись на германские позиции на северном берегу реки Соммы. К вечеру их потери составляли 57 470 солдат и офицеров, из них почти 20 тысяч – убитыми. Исключая правый фланг, продвижение было минимальным, некоторые дивизии вернулись в свои траншеи, будучи отброшенными на начальные позиции. Мы приведем одно из свидетельств, описывающее эту трагедию; оно принадлежит бригадному генералу Ф.П. Крозье, в то время командиру десятого батальона 36-й (Ольстерской) дивизии:

«…Я бросаю взгляд направо сквозь рощу деревьев. Я вижу десяток бредущих стрелков, потом мои глаза приковываются к зрелищу, которое я больше никогда не увижу. Я вижу британских солдат, лежащих рядами на «ничейной земле», мертвых, умирающих или раненых. То здесь, то там я вижу офицера, который вел в бой своих подчиненных. Разрывы снарядов и дым ухудшают видимость, но я вижу, что деревня Тьепаль еще держится, хотя сейчас уже 8 утра, а мы должны были занять ее в 7.45, чтобы выдвинуть наш фланг вперед».

И в других местах ситуация развивалась точно так же: «Атакующие цепи двигались сначала в превосходном порядке, но постепенно таяли. Не было мечущихся или пытавшихся бежать, люди падали прямо в своих рядах, не преодолев даже сотни ярдов по ничейной земле». Это было проявлением великолепной храбрости, но вызывает дрожь при одном воспоминании». Тьепаль – цель первого дня сражения, был захвачен британцами 27 сентября на 89-й день, а все сражение продолжалось в течение 141 дня.

Прошло много времени, пока ужасные события 1 июля дошли до сознания британцев. Ни Хейг, ни командующий сражавшейся там 4-й армией генерал Роулинсон, никто из офицеров не делились случившимся с первым встречным. Военный корреспондент Филипп Гиббс написал в своей газете: «В целом это хороший день для Англии и Франции». Но когда британская общественность узнала, сколько жизней было загублено за этот короткий промежуток времени, шок был огромным. Его последствия ощущались на всем протяжении Первой мировой войны, влияя на британскую стратегию; они чувствуются и до сих пор. Одной из причин такой реакции был особый характер армии, маршировавшей в эту бойню. Потому что это была «армия Китченера» – энергичная, преданная и надежная; физическая и духовная элита британской нации, которая добровольно откликнулась на призыв лорда Китченера. Избиение этой породы людей было той ценой, которую заплатила Англия за принцип добровольности – принцип неадекватной жертвы.

По причине исхода боя 1 июля, по причине шока, по причине высоких качеств павших солдат правда о сражении на Сомме была в значительной степени скрыта. Не поняв это, нельзя отнестись с должным вниманием к тем 140 дням, последовавшим за этим ужасным вступлением. В течение этих дней британская армия нанесла первое серьезное поражение немцам, сделала первый шаг к разгрому, который привел к поражению Германии. В это время Великобритания играла ведущую роль на Западном фронте, что и предсказывал Хейг. Информация о бое 1 июля была представлена им так: «Враг несомненно сильно потрепан… Следовательно, наш курс правильный, и ему надо следовать без промедлений». Наблюдательный читатель обнаружит здесь эхо решения Гранта, когда федеральная армия отошла назад после кровопролитного сражения под Уилдернессом в 1864 году: «Отходите к Споттсильвании». Гранта осуждали столь же строго, как и Хейга. Однако его решение означало начало конца Конфедерации.

Сражение на Сомме бушевало в течение четырех с половиной месяцев. На правом фланге британцев сражение вела крупная группировка французов под командованием генерала Фоша. Сначала их действия были неожиданными для немцев, считавших, что Франция полностью истощена битвой под Верденом, и войска Фоша смогли продвинуться вперед, что резко контрастировало с неудачами британцев. Позже, когда немцы сосредоточили против них свои силы, французы вынуждены были остановиться; их окончательные потери достигли 195 тысяч, что сравнимо с потерями под Верденом. Они добились многого, но одной из наиболее досадных особенностей сражения была недостаточная координация их действий с британскими; только дважды – 1 июля и 15 сентября – франко-британские силы достигали полного единства действий. Корни всех британских неудач лежали в недостаточной подготовке войск; были попытки установить жесткий порядок действий как компенсацию за недостаточную подготовку – следствие июльских потерь. Мнение Хейга, что у него не армия, а «собрание дивизий», подтверждено в официальной немецкой монографии этой войны: «Британская армия… по-видимому, еще не достигла достаточно высокого тактического стандарта. Степень обученности пехоты явно отстает от немецкой, недостаток обучения особенно ярко проявился в неповоротливости движения больших масс. Но очень хорошо, в силу природной независимости характера, сражались мелкие подразделения вроде пулеметных команд, гранатометчиков, групп, удерживающих траншеи, и специальных патрулей». Медленно и постепенно эти качества совершенствовались, но это обошлось дорого. Первый шаг, показавший, на что они способны, был сделан две недели спустя после крупной неудачи – 14 июля, когда 22 тысячи тех же неопытных солдат под командой тех же неумелых штаб-офицеров тихо, под покровом ночи сосредоточились на полосе «ничейной земли» в 500 ярдах от передовой германской линии, которую они захватили на рассвете одним броском. Французский генерал Бальфурье был по-своему прав, когда, узнав о намерениях англичан, назвал их неосуществимыми. Начальник штаба Роулинсона Арчибальд Монтгомери резко возразил на это, обещая в случае неудачи съесть свою шляпу, но не предполагая, что это будет дословно воспринято французом. Узнав об удаче, он воскликнул с облегчением: «Alors, le general Montgomery ne mange pas son chapeau»[16].

Это был замечательный и блестящий боевой подвиг, в любой другой войне он мог бы перечеркнуть многое из неудач 1 июля. Но в 1916 году этот успех был так же обманчив, как более ранний успех французов. У германской армии был твердый принцип: не уступать противнику территорию. Каждый британский (или французский) захват местности сопровождался немедленной контратакой: если не удавалась первая, за ней следовала вторая. За каждый ярд поэтому приходилось бороться снова и снова. Это придавало сражениям особенно жестокий характер, но в конце концов сломило германский дух. То, что планировали немцы по отношению к французам на Сомме, осуществили англичане на Сомме в отношении их самих. От одного конца фронта до другого, от Гомкура до Тьепаля через Бомон-Амель, Позьер, Фрикур и Мамёз, вплоть до Комбля, где сходились британский и французский фронты, и далее, постоянно кипело сражение. «Крепкими орешками» были узлы обороны Тьепаль и Бомон-Амель на левом фланге, открытое пространство вокруг Позьера и смертельный треугольник: Базантен-ле-Пти-Буа– Хай-Буа-Дельвиль-Буа на правом. Каждое из этих названий оставило горькую память среди британских войск; каждое стало моментом боевой славы для отдельных частей: Тьепаль – для ольстерцев, Бомон-Амель – для ньюфаундлендцев и хайлендеров, Позьер – для австралийцев, чьи убитые лежали там гуще, чем на любом другом поле боя этой войны, и Дельвиль-Буа – для южноафриканцев. Полки графств самой Англии сражались повсюду.

К началу сентября некоторые результаты военных действий стали очевидными. В то же время свое давление оказывала опасная стратегическая обстановка. 28 августа Жоффр сказал Хейгу: «Коалиция рассчитывает начать большое наступление в течение первых недель сентября». В это время сделала свой выбор Румыния: днем раньше она вступила в войну на стороне союзников. Не прошли незаметными последние наступательные вспышки сил Брусилова. В исходной точке своего главного в этом году наступления – под Изонцо – находился Кадорна; он наметил для него дату – 15 сентября. К этой дате готовились также Жоффр и Хейг. 31 августа Хейг проинформировал командиров своих армий: «…Главнокомандующий принял решение, что наступление в середине сентября планируется как решающая операция; вся подготовка должна быть соответственной».

Одним из приготовлений было введение совершенно нового оружия, представлявшего собой решение двух проблем: преодоления колючей проволоки и пулемета – появился танк. Это был продукт совместной разработки нескольких умов, но важный импульс к ней дал Уинстон Черчилль в марте 1915 года. По существу, идея состояла из объединения двух условий: использования брони, чтобы защитить людей при атаке, и гусеничной тяги, которая позволила бы преодолевать препятствия. Через одиннадцать месяцев после распоряжения Черчилля «проработать и предложить» первая пробная партия была готова. За испытаниями наблюдали офицеры штаба Хейга, который был вдохновлен их результатами и тут же включил новое оружие в план сражения. Он был огорчен, когда узнал, что это преждевременно. Ни сами танки, ни их экипажи не были готовы принять участие в начале сражения 1 июля. Тем не менее Хейг продолжал надеяться. Разочаровавшись в июле, он мог стать удачливее в августе. Но продолжались трудности с производством, новые проблемы возникали в процессе обучения. 11 августа он так ответил на письмо министра военного имущества, в котором тот сообщал, что детали танков не могут быть поставлены до 1 сентября: «Это неутешительно, поскольку я надеялся получить от этих «танков» результаты к более раннему сроку». Прошло больше месяца, и он смог выяснить, оправдывают ли танки его надежды. Но у него было не 150 танков, которые он запрашивал в апреле, а только 49. Наступление предполагалось провести как полномасштабную операцию всего альянса, в которой будут участвовать все союзники: французы, русские, итальянцы и румыны. Это был удобный случай, чтобы британцы попробовали использовать свою новую технику.

12 сентября армия союзников перешла в наступление в Салониках. В тот же день в Трансильвании соединились войска Румынии и России, чтобы добиться последнего в этом квартале решительного успеха. (Для противника добрым предзнаменованием стала первая небольшая победа войск фельдмаршала фон Макензена в Добрудже.) Кадорна начал свое седьмое сражение при Изонцо – первую стадию кампании, которая успешно продолжалась до ноября. В тот же день британцы и французы предприняли свое последнее объединенное наступление на Сомме. 17 из упомянутых 49 танков, которые должны были участвовать в атаке англичан, застряли в канавах или вышли из строя по техническим причинам прежде, чем приняли участие в атаке. Различные неполадки были и у оставшихся 32, но 13 из них у Флер-Курселетт вступили в бой вместе с другими частями. Эффект, который они произвели, был немедленным; последствия его сказались в далеком будущем. Тогда итогом этого было сообщение с наблюдательного самолета: «Танк идет по главной улице Флера, приветствуемый идущей позади него британской армией».

Тон этого сообщения соответствовал представлениям о новой машине. Его сравнивали с разными мифическими или реальными чудовищами, его нелепое и непреклонное движение вперед было объектом шуток. Филипп Гиббс писал: «Когда наши солдаты впервые увидели эти странные создания, переваливающиеся по дорогам и полям прошедших сражений, преодолевая по пути траншеи, они дико кричали, приветствуя их, и потом целый день умирали от смеха». Полковник Суинтон, один из отцов танка, заметил, что среди истинной правды распространились слухи, «что танки несли в себе команду в 400 человек, они вооружены 12-дюймовыми орудиями, их скорость – 30 миль в час, а построили их шведы в Японии. Далее утверждалось, что они укомплектованы летчиками, лишенными нервов».

В действительности танк «Марк-I» был высотой 7 футов 4,5 дюйма, в длину имел 32 фута и 6 дюймов, команда состояла из 8 человек, шестицилиндровый 105-сильный двигатель Даймлера развивал максимальную скорость 3,7 мили в час. Он был вооружен двумя шестифунтовыми орудиями (вариант «самец») или двумя пулеметами («самка») и оказался капризной машиной. В ходе боев 1916 года ни его характеристики, ни число машин ничего не изменили. Брешь, проломленная ударом у Флера, была прикрыта; большое наступление союзников захлебнулось в бесплодных переменчивых схватках. Многие военные, в том числе германское Верховное командование, не были полностью убеждены в успехе танков 15 сентября. Исключением был Хейг. Он сказал Суинтону: «Хотя танки не сделали все, на что мы рассчитывали, они спасли много жизней и полностью оправдали себя, но я хотел бы, чтобы их было в пять раз больше». Даже если согласиться с этим, первые серьезные успехи танков были еще впереди. Только спустя четырнадцать месяцев после их дебюта они показали, на что способны, если их использовать массированно, – в Камбре. До того момента они не использовались широкомасштабно. Через семь месяцев после боя у Флера у британской армии было всего 60 танков, в том числе много наскоро отремонтированных ветеранов первого сражения. Танки, которые действовали под Камбре в ноябре 1917 года, были в большинстве «Марк-IV» – значительно улучшенная модель, хотя еще далекая от совершенства. Причиной медленного производства было постоянное совершенствование машины: за время, прошедшее с дебюта первого танка «Марк-I» образца сентября 1916 года, сменились две модификации танка с последующим усовершенствованием. Такой скачок был обусловлен опытом, полученным на Сомме. Он сделал возможной блестящую победу при Камбре и определил роль танков в окончательных победах 1918 года.

Тем временем сражение на Сомме продолжалось. Укрепленный пункт Тьепаль был взят 27 сентября. К 1 октября британцы захватили почти 27 тысяч пленных, к началу ноября общие потери Германии были оценены по заниженным данным числом свыше 600 тысяч. 13 ноября капитулировал Бомон-Амель. Некоторые британские командиры хотели развить этот успех, но сложившаяся обстановка делала это невозможным. Несколько дней спустя сражение, по опустошительности и грязи равное Вердену, закончилось под ледяными ветрами приближающейся зимы. Те, кто выжил и был способен сравнивать, отмечали, что условия на Сомме в конце 1916 года превосходили по ощущению ужаса все прочие. «В нашем словаре нет слов, чтобы описать такое существование: это запредельный случай, для которого обычные слова не подходят», – говорит британская официальная история.

Каков был счет? В конце сражения британское руководство (ставка главного командования) оценило свои потери в 460 тысяч, позднее эту цифру исправили на 415 тысяч человек. Французы потеряли 195 тысяч. Немецкие потери никогда не будут известны из-за уничтожения отчетов и потому, что в этот период немцы умышленно пошли на занижение потерь, чтобы скрыть причиненный им ущерб. Учитывая их тактику и характер последующих действий, разумно предположить, что их потери сравнимы с потерями союзников или превзошли их. В течение всего сражения их стратегия строилась по установкам генерала фон Бюлова: «Главное состоит в том, чтобы любой ценой держаться за наши существующие позиции и улучшать их локальными контратаками… Врагу придется прокладывать себе путь сквозь горы трупов». Это определило характер всей кампании. Но, столкнувшись с последним крупным наступлением союзников, новые германские командующие, Гинденбург и Людендорф, отошли от этого принципа. Последний отмечает: «Мы столкнулись с опасностью того, что «бои на Сомме» могут вскоре вспыхнуть на разных участках нашего фронта. Даже наши войска не смогут противостоять таким наступлениям бесконечно… Поэтому уже в сентябре было начато строительство мощных тыловых позиций на Западном фронте…» Решение о сооружении линии Гинденбурга знаменует собой первое осознание немцами возможного поражения; отступление на нее в феврале 1917 года (единственный пример подобного отступления Германии) означает его подтверждение. Причиной этого были ужасные потери, понесенные их армией.

Принц Рупрехт Баварский, командующий группой армий, подвел этому итог с высоты своего положения: «Все, что еще оставалось от старой, первоклассно обученной в мирное время германской пехоты, было израсходовано на поле боя».

Люди на фронте высказывались по-другому. Так, 30 сентября один солдат 66-го пехотного полка написал в письме: «Дорогой Вильгельм, я посылаю тебе поздравление из своей могилы. Под этим жутким артиллерийским огнем мы скоро сойдем с ума. Он продолжается днем и ночью, без перерыва. Никогда до сих пор не было так плохо…»

3 октября офицер 111-го резервного пехотного полка писал: «…люди подвергаются ужасным испытаниям. Об укрытиях для них вопрос больше не возникает. Уже нет даже траншей, не говоря об укрытиях на первой линии. Все траншеи разрушены. Солдаты лежат в воронках… Мы медленно отходим».

Солдат 110-го резервного пехотного полка писал: «У нас снова ужасающие потери. Думаю, что не получу отпуск раньше, чем мы оставим Сомму. Но при наших потерях это не может долго продолжаться, или в нашем полку не останется ни одного человека».

Другой солдат писал: «Если нас полностью уничтожат, на то воля Высших сил».

Итог подводит солдат из 111-го запасного пехотного полка: «Ганс убит. Фриц убит. Вильгельм убит. И многие другие. Я теперь один остался из нашей компании. Божьими стараниями мы скоро освободимся. Наши потери ужасны. А теперь еще опять плохая погода, и каждый, кто не ранен, болен. Это почти невыносимо. Только бы наступил мир!»