• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

В заманчиво выглядящих военных планах редко виден какой-либо недостаток. Трудность состоит в том, как заставить их действовать…

(Фельдмаршал сэр Уильям Робертсон)

Приход «Гебена» и «Бреслау» в Константинополь вовлек Турцию в войну. Затем намерения Энвер-паши вовлекли его в кавказскую катастрофу. Воинственность Турции и кавказская кампания вынудили союзников, в том числе Британию, к участию в одном из самых отчаянных предприятий в течение всей войны. 2 января 1915 года, когда разгорелось Сарыкамышское сражение, русское военное командование отправило в Лондон срочную телеграмму, в которой настоятельно просило, чтобы самая могучая в мире военно-морская сила предприняла выступление против Турции. Это предложение тут же нашло отклик у тех, кто (подобно Уинстону Черчиллю, первому лорду адмиралтейства, или лорду Фишеру) с тревогой обдумывал новые пути повышения действенности военно-морского флота, и тех, кто, подобно лорду Китченеру, сомневался в возможности развития Западного фронта и искал способы разворачивания британской Новой армии.

Слияние двух идей произошло не сразу. Лорд Фишер никак не мог расстаться со своими пристрастиями к действиям на Балтике; лорд Китченер сначала был против любых военных операций в Средиземноморье, кроме защиты Суэцкого канала. Но при постоянном настойчивом давлении Черчилля нужные нити были собраны вместе и соткали ткань под названием «Галлиполи». Позже Черчилль писал: «Я не составлял и не мог составлять план. Но когда он был сделан авторитетными моряками, поддержан техническими авторитетами и одобрен первым морским лордом, я ухватился за него и поставил на рельсы действия; в дальнейшем я поддерживал его всеми силами».

Глаза всех заинтересованных были обращены к проливу Дарданеллы, легендарному Геллеспонту – узкой полоске воды, где плавали Леандр и лорд Байрон, которая отделяет Европу от Малой Азии и ведет в Мраморное море, Босфор и Константинополь. Сзади острова Греции, по правую руку равнины Трои, а впереди предмет вожделений. Неудивительно, что романтическое воображение людей разыгрывалось. Не менее привлекательными казались материальные выгоды. «Сейчас кажется сомнительным, – пишет британская официальная история, – что идея форсирования проливов… была одной из наиболее значительных стратегических концепций мировой войны». Уильям Робертсон, который выступал против этого предприятия в целом, а позже, как начальник Генерального штаба, против аналогичных, признавал его некоторые достоинства: «Преимущества, которые могут быть получены от форсирования проливов, очевидны. Такой успех послужил бы обеспечению защиты Египта, стимулированию Италии и Балканских стран к тому, чтобы встать на нашу сторону. Если бы он сопровождался форсированием Босфора, то позволил бы России получать снаряжение из Америки и Западной Европы и экспортировать скопившиеся запасы зерна». Один логический шаг приводит нас к ошеломляющему предположению, что успех в Галлиполи мог бы предотвратить большевистскую революцию в России.

Далекоидущие планы – это одно, а их выполнение – совсем другое. Утверждение Черчилля, что экспедиция в Дарданеллы была тщательно проработана «техническими авторитетами», опровергается превратностями, которые сопровождали ее на всех стадиях, прежде всего на начальной. В самом деле, ничего нового не было в идее нападения на Турцию через Дарданеллы. Британское адмиралтейство и Генеральный штаб изучали этот проект еще в 1904,1906,1908 и 1911 годах и пришли к четкому выводу: в одиночку военно-морской флот с этой задачей не справится. Для этого надо захватить полуостров Галлиполи, лежащий на севере пролива, а это требует участия армии. Когда в январе 1915 года русский запрос был получен, лорд Китченер прямо сказал Черчиллю: «…у нас нет войск, чтобы их где-либо высадить». Мы видели, какое бремя испытывали войска британских экспедиционных сил в это время во Франции, какую тяжесть взвалило на них решение Китченера. Но правительство под воздействием пылких убеждений Черчилля пренебрегло аргументированными возражениями и приняло решение попытаться обойтись одним флотом без поддержки армии. После этого пошли бесконечные неудачи; странность этой кампании состоит в том, что ни один эксперт не доказал, что она не имеет шансов на успех.

Своеобразие галлиполийской эпопеи состоит в изобилии тех моментов, когда союзники находились в дюйме от успеха; сохранилось много острых воспоминаний. Черчилль более всех осознавал обманутые надежды, описывая их в таком виде: «Сила и время в этом виде операции – вещи равнозначные; любая из них может быть выражена на основе другой. Потеря недели – то же, что потеря дивизии. В феврале три дивизии заняли бы Галлиполийский полуостров небольшими усилиями. Пять могли захватить его после 18 марта. В конце апреля уже было недостаточно семи, но девять смогли бы это сделать. Одиннадцати хватило бы в начале июля. Но 7 августа оказалось недостаточно четырнадцати». Так серия «несчастных случаев» может стать причиной последующих неудач. Но правильно ли такое количество ошибок, очень близких по характеру, называть «несчастными случаями»? Не указывают ли они на хронический изъян? Официальный историк замечает более трезво: «Многие причины объединились, чтобы похоронить предприятие, успех которого в 1915 году изменил бы ход войны. Но каждая из них будет признана исходящей из одной фундаментальной – полным отсутствием подготовки перед началом кампании».

Атаки с моря силами объединенного британского и французского флота начались 19 февраля. Их задача состояла в том, чтобы открыть вход в Мраморное море тремя последовательными действиями: разрушением фортов и батарей в устье пролива, ликвидацией турецких минных полей и нейтрализацией фортов, охраняющих узкие места пролива. Для этого было выделено 10 линейных кораблей. Все, кроме двух, были старыми судами, обреченными на гибель в течение максимум пятнадцати месяцев. Они были устаревшими, но для борьбы с фортами их силы были достаточны. Говоря современными терминами, эти суда были расходными, но их 12-дюймовые орудия могли сделать полезную работу. Исключениями были «Куин Элизабет», только что построенный британский линкор, чьи восемь 15-дюймовых орудий делали его самым мощным из находящихся на плаву кораблей, и «Инфлексибл», современный линейный крейсер.

Трудности, с которыми столкнулась чисто морская операция, действуя против стационарной береговой обороны, пусть и устаревшей, проявились сразу. Утром 19 февраля один за другим береговые форты были «обеззвучены», но, когда после полудня атака возобновилась, многие из их орудий заговорили снова. Дальнейшая бомбардировка планировалась на следующий день, но этому помешала плохая погода. Туркам погода благоприятствовала целую неделю; когда 25-го флот вернулся, многое пришлось начинать заново. Развитие событий, тем не менее, постепенно происходило: внешняя оборона была преодолена и отряды морских пехотинцев и моряков могли высадиться на полуостров, фактически не встретив сопротивления. Теперь наступала вторая стадия задачи, более рискованная и трудная: траление подходов к узким местам, где были установлены стационарные минные поля, плавающие мины и скрытые торпедные аппараты. Они составляли основное препятствие, прикрываемые фортами и мобильными батареями, которые трудно было обнаружить. Эта работа продолжалась в течение первых недель марта, большей частью со шлюпок. К 18 марта все было готово для следующей полномасштабной атаки. Но уже стал очевиден истинный характер всего процесса. Адмирал Карден, флотский командир, высказал свое мнение 13 марта: «…чтобы обеспечить мою коммуникационную линию, как только флот войдет в Мраморное море, сразу должна начаться полномасштабная военная операция на суше». Правительство пришло к этому выводу еще до начала морского наступления; вопрос состоял в том, где найти войска. Непродуманность решения начать морскую операцию, зная, что при этом нужна армия, но не располагая этой армией, понятна даже школьнику.

14 британских и 4 французских линейных корабля выдвинулись к узкой части пролива 18 марта. Французы подошли на близкое расстояние к оборонительным сооружениям и в течение часа заставили их замолчать; на смену им двинулась британская эскадра. Когда французы, уже изрядно потрепанные, отходили, «Голуа» получил удар, заставивший его подойти к берегу. «Буве» подорвался на мине и затонул в течение нескольких минут вместе с большей частью команды. «Сюфран» и «Шарлемань» были серьезно повреждены орудийным огнем. Британцам пришлось не намного лучше: «Иррезистибл» и «Оушен» подорвались на минах и затонули, хотя большинству членов экипажей удалось спастись. «Инфлексибл», наиболее важная после «Куин Элизабет» единица, был сильно поврежден артиллерийским огнем, а затем взрывом мины, что вынудило его уйти на ремонт на Мальту. Эти потери определили конец военно-морской операции, хотя в тот момент это еще не было ясно.

Сначала, несмотря на серьезность неудач, военно-морское начальство не было особенно встревожено. Генерал Ян Гамильтон, один из наиболее выдающихся и перспективных британских офицеров и друг Китченера, прибыл, чтобы возглавить сухопутные войска, которые удастся собрать на Ближнем Востоке для помощи флоту. Здоровье адмирала Кардена было подорвано, но его преемник де Робек говорил Гамильтону: «Мы все готовы вновь двинуться вперед без страха и уныния». В Лондоне, когда поступили новости, Фишер и адмирал Артур Уилсон встретили Черчилля с выражением твердой решимости довести борьбу до конца. Военный совет был также уверен и решителен.

Но вскоре Ян Гамильтон был отрезвлен. 19 марта он писал Китченеру: «Я с большой неохотой пришел к убеждению, что проливы едва ли могут быть форсированы линейными кораблями. Армейские части должны провести планомерные действия, чтобы открыть проход для флота». На это удивленный Китченер ответил: «Вы знаете мою точку зрения: Дарданеллы должны быть форсированы. Если для освобождения прохода необходима крупная военная операция на полуострове Галлиполи, она должна быть предпринята и доведена до конца». 23 марта адмирал де Робек согласился с точкой зрения Гамильтона, который заключил так: «Воистину жир (это мы) уже на огне».

В одном пункте все довоенные разработки были единодушны (ни один последующий критик это не оспаривал): для успеха совместной армейской и морской операции на Галлиполийском полуострове совершенно обязательны секретность и неожиданность. Но намерения союзников были ясны уже за месяц до этого, как только флот начал свои бомбардировки. В январе на полуострове была размещена только одна турецкая дивизия, еще одна была на азиатском берегу. В марте ответственным за его оборону был назначен генерал Лиман фон Сандерс, что повлекло за собой ее существенное укрепление. В апреле он располагал уже четырьмя дивизиями на полуострове и двумя за проливом. Укрепления были воздвигнуты во всех вероятных местах высадки десанта, построены батареи, вырыты и замаскированы позиции для пулеметов, сооружены проволочные заграждения у берега, спускающиеся в воду. Турки благодаря медленному движению союзников были вполне готовы.

Как подготовился генерал Гамильтон за сорок дней, прошедших после его прибытия из Лондона, осталось загадкой. За это время он должен был создать штаб и армию, укрепить ее костяк, разработать план, подготовить своих людей к одному из наиболее рискованных предприятий войны. Обстоятельства, казалось, сговорились против него; это проявилось даже в том, что необходимые припасы из Англии не были сгружены с кораблей и перепакованы в Александрии, чтобы армия могла их использовать. Но прежде всего стоял вопрос о самих экспедиционных войсках. Рассматривая Галлиполийскую кампанию, нельзя не признать: несмотря на храбрость и удивительный дух, войска Гамильтона можно лишь номинально назвать армией. Наиболее значительной была 29-я дивизия, последняя из британских регулярных войск, сформированная из заморских гарнизонов и небольшого числа резервистов. Это было прекрасное формирование, но его едва ли можно было назвать дивизией. Была импровизированная королевская морская дивизия из морских пехотинцев и матросов, у которой отсутствовала артиллерия и почти все вспомогательные службы. Был великолепный корпус из 39 тысяч австралийцев и новозеландцев, но его обучение и организация только начались. Список британских сил заканчивается индийской бригадой и территориальной дивизией (также слабой в части артиллерии). Французы внесли свой вклад в виде прибывшей колониальной дивизии. Предложение трех греческих дивизий (что означало вступление Греции в войну) было поспешно отклонено Россией, а именно самим царем. Русские были осведомлены об этой операции; сами они не могли ничем помочь, но по политическим причинам отклонили греческую помощь. «История с ее многими примерами близорукого эгоизма, показанного членами коалиции, обращающими общее дело в пустые слова, едва ли обнаружит пример более фатальный»[9].

Месяц пролетел стремительно. Каждый из действующих лиц был занят своим делом. Лиман фон Сандерс собирал информацию, побуждающую его форсировать подготовку своей обороны. Его турецкие союзники поддерживали свой боевой настрой, устроив армянскую резню, в которой погибло три четверти миллиона армян, живших в Турции. Королевский флот разрабатывал детали высадки на вражеский берег без использования специального оборудования. Морская авиация прощупывала турецкую оборону. Австралийцы в перерывах трудного процесса обучения терроризировали население Каира. Ян Гамильтон разыскивал все необходимое от кораблей до подков. Все его военные силы находились в чрезвычайном воодушевлении, соответствующем чувству, выраженному словами поэта Руперта Брука: «О боже! Я думаю, что никогда еще не был так счастлив в своей жизни… Я вдруг понял, что мечтой всей моей жизни было отправиться в военную экспедицию против Константинополя». Но Руперт Брук умер от заражения крови во время плавания; а для его товарищей Высокая Порта стала отдаленным видением.

В 5.00 утра Лиман фон Сандерс был разбужен новостью, что союзники высадились. После этого сообщения посыпались одно за другим, но ни одно не обрадовало немецкого командующего. Ему следовало быстро выяснить, какие действия на берегу были наступлением, а какие – отвлекающими маневрами; это он не отгадал. Но ошибка фон Сандерса не многим помогла британским солдатам: достижение фортов было достигнуто во многом благодаря случаю и стало одной из насмешек того дня.

Галлиполийская история отделена от окружающих событий не более, чем любой другой эпизод войны. День, в который солдаты Яна Гамильтона пробивались к берегу, был также четвертым днем «второго Ипра», по названию перелома в ходе этого сражения. Положение британской армии во Франции выглядело весьма мрачно: армия страдала от отчаянной нехватки всех видов боеприпасов, забираемых Жоффром и Фошем для усиления своих участков фронта; от необходимости участия во всех французских наступлениях; теперь и от немецкой атаки с применением нового ужасного оружия. В течение трудных месяцев марта (Нев-Шапель), апреля и мая (второй Ипр и Артуа), полевые орудия Джона Френча имели всего по 8,6; 10,6 и 11 снарядов в день на одно орудие против расчетного требования по 50 снарядов в день на одно орудие. Его тяжелые, но устаревшие (переделанные морские) 4,7-дюймовые орудия времен Англо-бурской войны в те месяцы получали по 5,3; 4,2 и 4,3 снаряда в день против расчетной потребности в 25 снарядов. «Это было, – говорил один из офицеров тяжелой артиллерии, – почти как приказ в письменной форме: расстрелять патроны». И самих орудий было недостаточно. Когда 27-я и 28-я (регулярная) британские дивизии сменяли в феврале две дивизии XVI французского корпуса, они увидели, что у французов было в наличии 120 полевых 75-миллиметровых пушек и 30 тяжелых гаубиц. У британцев же – 72 18-фунтовых (83,8-мм) орудия. Устаревшие 4,7-дюймовые орудия уже упоминались. При Ипре 2-я армия могла развернуть только 8 стандартных 60-фунтовых (120-мм) и 44 4,7-дюймовых орудия. Эти 4,7-дюймовки за свою беспорядочную стрельбу уже заслужили название «строгого нейтралитета». Какие шансы имел Ян Гамильтон на то, чтобы получить хорошо экипированные войска в такой ситуации? Его первые четыре дивизии имели только 118 артиллерийских орудий вместо положенных 306; эта недостаточность сохранялась в течение всей кампании, как и нехватка боеприпасов. Эти факторы оказались решающими с самого начала.

План Гамильтона был хорошо продуман, что было естественно для офицера его ранга. Его отвлекающая атака была успешной, ложные маневры оказались удачными, но в целом его действия были обусловлены необходимостью компенсировать материальную слабость армии ресурсами флота. Из-за этого оказался невозможным план высадки в Булаире на перешейке, которая была заманчивой с точки зрения «кабинетной стратегии», но все подталкивало войска к мысу Хеллес, на самое острие полуострова, где действия флота, совместно с французами, высадившимися в Кумкале на азиатском берегу, были бы более эффективными. Именно на Хеллес Гамильтон направил удар 29-й дивизии, чтобы она высадилась в пяти пунктах (так называемых пляжах, обозначенных буквами S, V, W, X и Y). Австралийско-новозеландский армейский корпус (АНЗАК) был послан далее на западную часть побережья к Габа-Тепе, а королевская морская дивизия успешно отвлекала внимание фон Сандерса от Булаира ложными десантами.

Первыми в 4.20 утра в полутьме рассвета на берег вышли австралийцы, тогда холмы побережья еле различались. Сразу произошла опасная случайность: шлюпки, перевозящие к берегу 1500 человек, были отнесены от берега сильным течением и причалили в двух милях к северу от намеченной точки, чего в темноте не заметили. Дальше все пошло непостижимым образом: бухта, где высадились австралийцы, была очень неудобным местом, где скалы подступали прямо к морю, оставляя узкую полосу песка. Поэтому это место слабо оборонялось, и австралийцы смогли выбраться на берег без потерь и затруднений. Но вскоре после высадки они запутались в ущельях, поросших кустарниками, и скалистых распадках.

Взаимодействие было потеряно, наступательный порыв слабел. Разбуженные турки открыли ожесточенный огонь, подтянули войска. Наращивание плацдарма было сильно затруднено из-за неправильного места высадки. Перспективы дальнейшего успеха сначала все же имелись, пока не произошло вмешательство одного наблюдательного и решительного турка. Мустафа Кемаль-паша, командир 19-й турецкой дивизии, силами, не превосходящими соотношение трех к одному, предпринял контратаку и остановил продвижение энергичных, но дезорганизованных австралийцев. Он закрепил турецкие войска на преобладающей высоте Сари-Баир, о которую разбились все последующие атаки АНЗАКа. Позиция в бухте вечером 25 апреля стала казаться бесперспективной, и генерал Бирвуд, командир корпуса, даже предложил немедленный отход. Однако Гамильтон решительно отверг это предложение. Вместо этого австралийцы и новозеландцы были брошены в яростное и упорное сражение, в котором они впервые продемонстрировали свои высокие боевые качества. Генерал Джон Монеш, который потом командовал австралийской бригадой, писал: «В течение следующих трех недель турки находились в удивлении и шоке под впечатлением нашего первого дикого натиска и собирали резервы со всего полуострова, чтобы с пятикратно превышающими силами наброситься на нас и решающим усилием сбросить назад в море. Австралийцы действовали прекрасно, отважно и надежно… Из всего, что случилось, не было ничего превосходнее, чем первый безумный натиск на берегу, продолжавшийся всего несколько часов, когда каждый был сам силен и своевременно поддержан».

Было и другое изложение событий на мысе Хеллес.

Из пяти пляжей, на которые была произведена высадка, успех был достигнут там, где несчастливые случайности помогли этому успеху. На пляже-Y, самом северном, где условия были сходны с бухтой АНЗАК, атакующий батальон спокойно высадился у подножия крутых утесов, но, как и австралийцы, понес потери и замешкался при проходе вглубь. Их положение на следующее утро выглядело таким безнадежным, что ввиду столь мрачной картины батальон был эвакуирован. На пляже-Х, двумя милями южнее, неблагоприятные условия местности дали преимущества: здесь высадка прошла относительно легко и была успешной. Несмотря на контратаки, британцы были способны оборонять и расширить свои позиции; даже оказывать помощь товарищам, находившимся ниже по берегу. При продвижении по фронту к пляжу-S на другом фланге блестящая кооперация армии и флота позволила войскам захватить турецкие оборонительные сооружения и отбить контратаки без больших трудностей. Этой операции, почти соответствующей замыслу, несомненно помогла успешная высадка французов в Кумкале, отвлекшая турок с азиатской стороны, которые иначе могли бы вести огонь с тыла на войска, атакующие пляж-S.

Но это были незначительные второстепенные действия по сравнению с основными высадками десанта на пляж-W и пляж-V, первый из которых позже стал известен как «ланкаширский плацдарм» по имени занимавшего его 1-го батальона ланкаширских стрелков. Не обижая этот прекрасный батальон, можно сказать, что его успех был следствием еще одного неудачного случая. Был повторен опыт австралийцев, но в меньшем масштабе, поскольку в процессе буксировки шлюпки, переполненные солдатами, были разделены прибоем; левая «флотилия» отвернула далеко от главных сил в сторону неприступного мыса Текке. И хорошо, что это произошло, поскольку пляж-W был одним из наиболее защищенных участков на всем побережье. Проволочные заграждения спускались до воды, артиллерия и пулеметы были размещены так, чтобы вести обстрел штурмующих продольным огнем вдоль проволоки. Турки не открывали огня до последнего момента (тактика, требующая крепких нервов, которой они доверяли, хотя она не всегда давала преимущества обороняющимся). В данном случае беспощадный кинжальный огонь сражал стрелков, как только их лодки упирались в песок. Многие были поражены в воде; другие погибли, когда попытались высадиться, некоторые утонули. Не падая духом под градом пуль, ланкаширские стрелки отчаянно пытались проложить дорогу через спутанную проволоку, которая мешала им у самого берега, и прорваться за нее. Эта попытка стала бы совершенно бесполезной, если бы не другая группа, которая ушла в неправильном направлении. Высадившись там у подножий утесов, эти солдаты обогнули с фланга турецкую оборонительную линию и оказали помощь своим товарищам, без которой оставшаяся часть батальона была бы уничтожена. Таким образом, на протяжении дня жестокого сражения береговой плацдарм был расширен и удержан.

Остается эпопея пляжа-V. Для высадки десанта был взят старый угольщик «Ривер Клайд», переоборудованный в десантное судно. С помощью лихтеров на него надеялись погрузить 2 тысячи человек и доставить их на берег быстрее, чем на шлюпках. Но половина батальона все-таки переправилась бы на шлюпках. Это был хороший план, но он не сработал. Как и в случае с ланкаширцами, шлюпки на подходе к берегу встретил сильнейший огонь. Многие шлюпки потеряли управление, так как рулевые были убиты. В течение нескольких минут десантники, выделенные для операции, были почти все уничтожены, немногие выжившие сгрудились на берегу.

«Ривер Клайд» подошел к берегу в то время, когда шлюпки подвергались обстрелу. Сразу выяснилось, что глубина слишком велика для людей; чтобы добраться до берега, нужен понтонный мост. Его соорудили из лихтеров под напором сильного бокового течения, которое постоянно смещало этот мост, находившийся под убийственным огнем. Раз за разом солдаты пытались пробиться к берегу, но суда расходились и останавливали их; раз за разом матросы и офицеры королевского флота пытались сомкнуть лихтеры и удержать их в этом положении. Капитан Анвин изо всех сил пытался удержать лихтер, чтобы его не разворачивало течением, крича солдатам, чтобы они спешили вперед. И они сразу делали это, как только предоставлялся шанс. Их бригадир был убит, их потери были ужасны. Коммодор авиации Сэмсон, пролетая над ними, видел, как мирное синее море стало красным от крови, на расстоянии 50 ярдов от берега картина была ужасающей. Красная рябь ударялась о берег, всюду поверхность воды взбивалась в жуткую бесцветную пену тысячами летящих пуль. Солнце сияло ярко, моряки продолжали удерживать лихтеры вместе, солдаты выбегали на берег, а турки убивали их. Один из солдат подкрепления, высаживавшихся позднее, написал: «Под понтоном, по которому мы шли с «Ривер Клайд», глубина была шесть футов, и вода так прозрачна, что мы могли видеть на дне лежащие в полной сохранности, одетые в солдатскую форму тела тех, кто высаживался здесь десять дней назад». Он добавляет, что, имея на себе по 88 фунтов снаряжения, «они не могли выплыть». В этой трагедии участвовали полки королевских дублинских стрелков, королевских манчестерских стрелков и Гемпширский полк.

Это был первый день Галлиполи; а впереди были еще 259 дней. Но все, что происходило потом, было омрачено потерями и иллюзорным успехом 25 апреля. Не существовало ни непрерывной линии фронта, ни какого-то значительного плацдарма, который не простреливался бы артиллерией. Горы Сари-Баир у бухты АНЗАК и Ачи-Баба на мысе Хеллес, возвышаясь над британскими позициями, по-прежнему удерживались турками. Следующей фазой кампании вместо победного марша поперек полуострова стала ожесточенная борьба за плацдарм. К 31 мая только британцы потеряли 38 тысяч человек. Траншеи, колючая проволока, пулеметы и непоколебимая стойкость обороны были в Галлиполи не менее эффективными, чем во Франции. Но с тем отличием, что во Франции англичане были плохо оснащены для траншейной войны, а в Галлиполи совсем не были к ней готовы. К тому же в Галлиполи список погибших сильно дополнялся больными. Из семи батальонов АНЗАКа, прошедших обследование в сентябре, 78 процентов были больны дизентерией, 64 процента – кожными болезнями и у 5 процентов были обнаружены сердечные заболевания.

На протяжении мая, июня и июля Ян Гамильтон делал попытки продвижения вперед, но ни разу не делал это большими силами. К 15 июля он достиг самого дальнего предела продвижения позиций у мыса Хеллес – около 3 миль в глубь страны. Турки энергично контратаковали и 18 мая начали наступление на АНЗАК, отбитое с крупными потерями для атаковавших. Безвыходное положение на Западном фронте в точности повторялось здесь. Армия застопорилась, а флот, на котором все держалось, был ослаблен. Еще можно было отнести к превратностям войны потопление дерзким вражеским эсминцем в начале мая линейного корабля «Голиаф», но, когда линейный корабль «Триумф» был торпедирован и затонул средь бела дня на виду у противника, а на следующий день другой линейный корабль «Мажестик» разделил его судьбу, стало ясно, что возник новый фактор. В Средиземное море вошли подводные лодки. Это положило конец постоянной и тесной поддержке флотом своей армии. Драгоценная «Куин Элизабет» с мощным вооружением ради ее безопасности была отправлена домой.

Такое ослабление военно-морских сил было своевременно компенсировано прибытием мелко сидящих мониторов, вооруженных 14-дюймовыми орудиями. В то же время британские субмарины проявили изумительное искусство, проникнув через узкий пролив в Мраморное море и дойдя до Константинопольской бухты. Субмарина «Е-11» под командой Несмита потопила транспортный корабль прямо в гавани Константинополя. «Е-14» потопила другой транспорт с 6-тысячным отрядом на борту. Всего на счету британских подводных лодок были линейный корабль, эсминец, 11 транспортов, 44 парохода и 184 парусника при потере 8 лодок из 13. Эти героические действия поддержали дух армии в это безрадостное время. К августу Гамильтон получил существенное подкрепление, позволившее ему обдумать новый крупный удар. Поскольку силы противника были сосредоточены на мысе Хеллес, он высадил свои свежие силы в бухте Сювла, тремя милями севернее бухты АНЗАК. Открытые, слабо защищенные берега давали возможность выбора средств высадки; задачу упростили самоходные баржи, каждая из которых могла взять на борт до 500 человек. Казалось, возникла прекрасная возможность «перерезать» полуостров с помощью австралийцев, удерживавших бухту АНЗАК. Но этого не произошло. Душой сопротивления горячей атаке австралийцев, которое достигло максимального накала на Лоун-Пайн – «хребте одинокой сосны» (там солдатами было заслужено 15 высших британских военных наград – крестов Виктории), вновь стал Мустафа Кемаль. Австралийцы захватили позицию на хребте, но и только. Элементарный опыт и минимальное количество решимости хотя бы у части командиров в бухте Сювла сделали бы бесполезными усилия турецкого командира. Но это был корпус неопытных, недообученных дивизий Новой армии, которыми командовали призванные из отставки генералы, ничего не знавшие о современной войне. Сама по себе высадка прошла без всяких затруднений. Потери были главным образом от дальнобойной артиллерии и снайперов. Но на берегу войска проявили поразительную неорганизованность. Старших командиров на месте не оказалось, младшие не знали, что должны делать («Надо или нет что-то делать с этим запечатанным конвертом или это слишком?» – спрашивал один придирчивый солдат). Большинство из них ничего не предприняло, большая часть солдат наблюдала за боем, будучи на биваке или купаясь у берега в то время, как только узкий турецкий заслон отделял их от товарищей из АНЗАКа, яростно бившихся всего в нескольких милях. Такие ошибки дорого обходятся на войне; бой у Сювлы означал фиаско всей галлиполийской экспедиции.

Первые предзнаменования этого были видны несколько раньше. В мае лорд Фишер, шокированный масштабом первых неудач, ушел из адмиралтейства. Этот шаг, совпавший по времени с кризисом боеприпасов, когда пресса ухватилась за сообщения о серьезной нехватке их во Франции, означал конец либерального правительства Британии. Премьер-министр Г. Асквит сформировал коалицию с консерваторами, одним из условий которой было смещение Черчилля. Так экспедиция потеряла своего самого сильного сторонника. К сентябрю стало шатким положение России, маячили новые сражения во Франции, и лорд Китченер, когда его спросили о намерении продвигаться далее к Константинополю, ответил: «Ей-богу, нет! Ей-богу, нет! Я допустил это дело, но больше – ни за что. Я выйду из него, как только смогу». В октябре Гамильтон был отозван. С донесением в Галлиполи был отправлен Чарльз Монро, командующий Западным фронтом, он уведомил об эвакуации войск. Как горестно говорил Черчилль: «Он прибыл, он увидел, он капитулировал». Но через месяц Китченер посетил полуостров, придя к такому же заключению. Был только один вопрос: не станет ли эвакуация бедствием, перед которым побледнеют даже ужасы 25 апреля.

Шедевр планирования, изобретательности и маскировки превратил эвакуацию в подобие триумфа. 19 и 20 декабря были оставлены бухта Сювла и АНЗАК. Вдоль дюжины небольших ложбин, ведущих назад от линии фронта, шли небольшие группы, по 6-12 человек, замыкающий (обычно это был офицер) закрывал углубление заранее приготовленной рамой из колючей проволоки или небольшим зарядом с запальным шнуром, который через час должен был взорвать заряд и разрушить траншею или галерею, чтобы по ней не мог продвигаться противник. Маленькие колонны соединялись, подобно ручьям, втекающим в главное русло, и в конце они составили четыре мощных потока… Не было задержек, остановок, спешки и лишней беготни, только тяжелые шаги без огней и курения. Каждый ярд отдалял от опасности, каждая колонна маршировала к назначенному ей причалу; звук шагающих ног заглушался сложенными мешками с песком; и так весь путь до моторных барж (их звали «жуками»), каждая вмещала 400 человек. На них были погружены генералы, штабные офицеры, пулеметчики, рядовые, перемешанные друг с другом и молчаливые. Была короткая пауза, чтобы удостовериться, что никто не отстал. Ни звука не было слышно на берегу, только пульсирующий звук двигателей «жуков» и судорожные выстрелы вражеских винтовок на отдаленных холмах, звучавшие над нашими пустыми теперь траншеями. Эвакуирующая команда из морских офицеров поднялась на борт. «Отдать концы», – прозвучал последний приказ, и все потихоньку двинулись.

Турки были полностью введены в заблуждение, с их стороны не было никакого противодействия, поэтому не было никаких потерь. Чудом было то, что подобная операция с тем же успехом 8–9 января была повторена на мысе Хеллес. Это было окончание Галлиполийской кампании.

Цена ее была высокой, но, учитывая поставленную цель и среднюю степень потерь в этой войне, не выдающейся. От начала до завершения экспедиции в ней принимали участие 410 тысяч англичан и 79 тысяч французов. Итоговые потери англичан составили 213 980 человек, из них 145 154 – из-за болезней. Жертвами дизентерии, возглавлявшей этот перечень, стали 29 728 человек, диарея унесла 10 373, брюшной тиф – 9423. Жертвами непредвиденной опасности оказались 15 тысяч человек, обмороженных после сильной снежной бури в ноябре. Французы потеряли 47 тысяч человек. Кроме того, были британские потери на море, которые также нужно учитывать. С другой стороны, турками было официально объявлено о потере 251 тысячи человек, но турецкие отчеты сохранились не полностью, и некоторые из источников сообщают о 350 тысячах. Если так, это превосходит их ужасающие потери на Кавказе. Ущерб, наносимый турецким войскам, был постоянным и фатальным.

Тем не менее Галлиполийская кампания была неудачей союзников, а для Англии – неудачей особого рода. Для нее это была последняя в истории Великобритании попытка реализовать свое превосходство на море традиционными способами. В самом деле, 1915 год был последним годом этого господства: паралич Гранд-Флита и рост подводной угрозы в оставшиеся годы войны устойчиво подрывали его силы, а завершился этот процесс последующим ростом американского и японского флотов. Поскольку Британская империя зиждилась на морской мощи, можно без преувеличения сказать, что провал в Галлиполи отметил собой начало конца этой империи. Но парадоксальный ход этой кампании показал выдающуюся роль солдат двух доминионов – Австралии и Новой Зеландии, чей вклад в военные действия был гораздо больше, чем просто благородный жест помощи. Это совпало с тем, как показала себя под Ипром Канада; поэтому эволюция империи могла скорее увеличить, чем уменьшить британские силы. К 1918 году контингенты доминионов стали их острием – ударными отрядами. Но для конца 1915 года, когда был печально опущен занавес в Галлиполи, эти утешения были слабыми.

Кроме Галлиполи, 1915 год был неудачным для морского флота. В Северном море, через которое германский флот открытого моря и британский Гранд-Флит впивались друг в друга взглядами, полными бессильной ярости, сохранился тупик. Несмотря на замечательную работу спецслужб, королевский флот не мог найти способа решения проблемы Северного моря; с другой стороны, германские адмиралы, в том числе из-за влияния кайзера, обнаруживали непонятную и растущую робость. Исключение составлял адмирал фон Хиппер, который после гельголандской неудачи продемонстрировал, чего могут достичь линейные крейсеры вместе с легкими силами молниеносными набегами. В ноябре 1914 года он стал причиной большой тревоги, проведя бомбардировку курортного городка Ярмута; в декабре повторил набег на расположенные севернее Скарборо, Хартлпул и Уитби. В Хартлпуле пострадали более 500 мирных жителей, что глубоко возмутило британскую публику. Очевидная неспособность флота предотвратить эти набеги не способствовала ее спокойствию. Еще больше были обеспокоены те, кто знал истинное положение дел; британцы были оповещены о германском набеге и готовили ловушку для немцев, но она не сработала из-за плохой связи и медлительности адмиралтейства.

В январе третья вылазка Хиппера была менее удачной. Он был перехвачен у Доггер-банки линейными крейсерами адмирала Битти, шедшими с поразительной скоростью 28 узлов и открывшими огонь с 17 тысяч ярдов. Два германских крейсера «Блюхер» и «Зейдлиц» были сильно повреждены при отходе, и «Блюхер» в конце концов затонул. Но это не было полной победой. «Мы должны были побить все четыре», – отметил Битти позже; очень вероятно, что так бы и случилось, если бы из строя не вышел его флагманский корабль «Лайон». Это вынудило Битти в критический момент перейти на эсминец, и он потерял управление сражением: заместитель командующего неверно прочел его приказ и прервал преследование. Тем не менее немцы были очень встревожены и до конца года не проявляли активность. Очень мало наблюдателей правильно оценили повреждения, полученные «Лайоном», выразив опасение по поводу точности попадания 11-дюймовых германских снарядов и их воздействия на относительно тонкую броню британских кораблей.

Не имея успеха на поверхности, немцы перешли к подводной войне. 4 февраля было объявлено о блокаде британских вод с ясным указанием, что она будет возложена в основном на немецкие подводные лодки. Правительство Соединенных Штатов предупредило Германию, что она будет нести ответственность за жизнь граждан Америки и их грузы. 1 мая был атакован и получил повреждения американский танкер «Галфлайт», а его капитан погиб. Шестью днями позже был потоплен лайнер «Лузитания» с 2 тысячами пассажиров на борту; среди 1198 погибших было много американцев. В августе еще больше американцев утонуло, когда было потоплено еще одно пассажирское судно. Последовавшая за этим волна возмущения заставила германцев ограничить активность субмарин. Британские власти готовились к этой опасности. Хотя принятые меры предосторожности далеко не соответствовали желательным, но без этой подготовки ущерб от действий подводных лодок оказался бы большим. Для Германии серьезным аспектом этих действий было усиление антигерманского настроя американской общественности, которое открыло путь для последующего вооруженного вмешательства.

В других местах проходили морские операции в морях, примыкающих к германским колониям, или у берегов стран, втянутых в войну Турцией. Многочисленные, в основном конные, войска Южно-Африканского Союза под командованием премьер-министра генерала Бота пересекли границы Германской Юго-Западной Африки. Остатки германского гарнизона сдались в июле. В Восточной Африке из-за краха плохо подготовленной экспедиции из Индии в порт Танга сложилась патовая ситуация, сохранившаяся и год спустя. В Месопотамии, чтобы компенсировать влияние турецкого успеха в Галлиполи на мусульманский мир, было принято решение совершить атаку на Багдад. В октябре британский кабинет министров передал по телеграфу, что командующий «может начать марш на Багдад, если уверен, что имеющиеся у него силы достаточны для успеха операции». Как отмечает официальная история, это означало: «Мы хотим, чтобы это было сделано, но солдатам придется рискнуть». В результате экспедиция под командованием генерала Таунсенда двинулась вверх по реке Тигр навстречу увеличивающим численность турецким войскам. 21 ноября он атаковал турецкие оборонительные позиции у Ктесифона; два дня спустя, потеряв около 5 тысяч из своих 14, Таунсенд продвинулся очень мало, встретив такое же упорное сопротивление, как в Галлиполи. Его английские и индийские отряды были измотаны; он начал отход к Кут-эль-Имаре и там 7 декабря попал в окружение. На данный момент дела у турок шли хорошо.

Активные действия союзники предпринимали на Средиземном море. Господство на этом море, несмотря на проникновение в него подводных лодок, позволяло союзникам решить дипломатические задачи, наиболее важной из которых было склонить на свою сторону Италию. Особенно заманчивые перспективы открытия итальянского театра военных действий видел Ллойд Джордж. По его мнению, это дало бы возможность нанести удар по Австрии, что «выбило бы опору» из-под Германии. На самом деле Германия «подпирала» более слабых соучастников, разумно используя их силы для отвлечения сил союзников. К тому же географическое положение Италии было неблагоприятным для проведения крупных военных операций. «Облицованные бастионом Альп», итальянцы полагали, что только на двух участках могли бы развернуть существенные силы: это был и Трентино, обращенный на север к Тиролю, но там значительные трудности создавали крутые горы и недостаток коммуникаций, и Изонцо, обращенный на восток к Триесту. Именно здесь напротив скалистого плато Карсо итальянцы выставили свои основные силы в одиннадцати боях при Изонцо, из которых первые четыре произошли в 1915 году. Эти четыре сражения стоили Италии 250 тысяч человек. Результаты были невелики: давление на Австрию оказалось недостаточно, чтобы помешать разгрому Сербии. Итальянцев ожидала траншейная война, которой горные условия придавали свою специфику и к которой они были так же плохо подготовлены, как и другие союзники. Уравнение, в котором с одной стороны были колючая проволока и пулеметы, а с другой – артиллерия, имело только один ответ: человеческие жизни.

Центральные державы, используя преимущества своих позиций, расположенных в центре, в 1915 году собирали «трофеи». Поражение в Галлиполи наряду с неудачами Италии создали новый баланс сил на Балканах. Изменить позиции прогермански настроенных монархов Греции и Болгарии могла только блестящая операция вроде взятия Константинополя. Греция якобы соблюдала нейтралитет, а Болгария, чтобы успеть собрать урожай, 6 сентября присоединилась к центральным державам. Это повлекло за собой гибель Сербии. В то время как крупные силы немцев и австрийцев атаковали сербов с севера, болгары ударили по их восточному флангу. В конце долгого и трагичного отступления по горам в разгар зимы, задерживаемая массами отступающего населения, доблестная сербская армия, уменьшившись наполовину, достигла побережья Албании и была эвакуирована союзниками на остров Корфу. Это был печальный конец ее отважной борьбы.

Полная неспособность оказать Сербии действенную помощь стала позором для союзников. Лучшее, что они могли сделать (это не требовало особых усилий), – высадить англо-французские войска в Салониках. Решение уйти из Галлиполи высвободило некоторые воинские части, которые были достаточно близко. Особенно хотели высадки в Салониках французы по политическим соображениям, не связанным с Балканами: это место предложили республиканскому генералу Морису Саррелю, который был освобожден Жоффром от командования на Западном фронте к большому замешательству правительства Франции. Первые французские части высадились в Салониках в начале октября, начав процесс, который должен был превратить этот военный театр по сардоническому замечанию германского комментатора в «самый большой лагерь интернированных» в этой войне. В конечном счете этот фронт поглотил более 400 тысяч одних только британских войск, у которых в то или иное время произошла 481 тысяча заболеваний: соотношение лежавших в госпиталях и здоровых было 1,103:1. Кроме того, сюда были стянуты силы французов, итальянцев, русских и сербов. Экспедиция к 1917 году разрослась до 600 тысяч человек. После провала первой неудачной попытки продвинуться, предпринятой в декабре 1915 года, она замерла и с большим трудом поддерживалась снабжением с моря, требовавшим очень напряженных усилий: на некоторых этапах в Средиземном море через день погибало по одному грузовому судну. Тем не менее политики и «кресельные стратеги» препятствовали ликвидации этой «болячки»; вместо этого туда были брошены силы, освободившиеся после Галлиполи. Здесь был самый глубокий провал стратегического планирования союзников. Как заметил полковник Репингтон: «Немецкие шпионы сидят на причалах в Салониках, покуривая сигары, и записывают каждого человека, лошадь или пушку и каждую тонну выгруженного снаряжения. Великолепный способ ведения войны!»