• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

У В.Е. Жаботинского есть роман, построенный вокруг библейской истории о богатыре и удальце Самсоне, много лет громившем «…полки филистимские…» и попавшем наконец к филистимлянам в плен. И вот, согласно роману, собрались вместе все филистимские князья, именуемые «саранами», и спорят о том, что же им делать с пойманным. И мнения их разделились – одни стоят за то, чтобы казнить Самсона без промедления, ибо он могуч, отважен и предприимчив, и если вырвется он однажды из заточения – быть беде:

«…опасно держать такого пленника в тюрьме. Человек он необычайный, преград для него нет; если вырвется даже из каменной темницы, никто не изумится…»

Но князь, который и держит Самсона в заточении, казнить его ни за что не хочет и говорит, что «…нельзя рубить голову такому человеку; все равно как нельзя сжечь свиток, исписанный стихами, или разбить серебряный кубок критской работы…».

Наконец, после долгих споров, вносится деловое предложение: «… – Я вас помирю, – вмешался гость из Экрона. – Твои советники правы, отец и брат мой: держать этакую птицу в клетке – все равно, что разложить костер на гумне в день умолота. Но я вас помирю. Я ведь уже давно вожусь с птицами в клетках. Есть у меня на службе раб из холодного заморского края, большой искусник в обхождении с соловьями. Он им осторожно выкалывает глаза: тогда они лучше поют, а улететь не могут. Прав и саран ваш, господа вельможи: пристойно ли вам собрать на площади сволочь нашу и туземную и драть кожу с человека, с которым вы сто раз сидели за столом?..»

И после этого князья филистимские, действующие в романе, в полном соответствии с каноническим текстом Библии выкалывают Самсону глаза, но смертью не казнят и в строгом заключении не держат.

Роман Жаботинского был издан им в эмиграции и вышел впервые как отдельное издание в Берлине, в 1927 году. Соответственно, в русской литературной традиции особенно глубокого следа он не оставил, но история о Самсоне известна всякому, кто заглядывал в Библию.

И она как-то невольно приходит на ум, когда глядишь на то, как вельможи и государи (не «…князья филистимские…», конечно, а «…государи европейские…») решали судьбу императора Наполеона Первого, своего пленника. Ну, «…драть с него кожу на потеху своей и туземной черни…», конечно, никто не собирался – времена были уже не библейские и еще не тоталитарные. Вопрос стоял просто о ссылке. Ссылке – но куда? Талейран и Меттерних высказывались за суровые меры – ссылку куда-нибудь, где он будет отдален от Европы на максимально далекое расстояние и где за ним будут тщательно присматривать. У Талейрана, помимо государственных, были для такого совета и личные причины. Меттерних никакой особой вражды к Наполеону не испытывал и вообще предпочел бы такое решение, при котором на престоле Франции остался бы Наполеон Второй, но коли уж это не получилось, в интересах спокойствия предпочел бы сослать Наполеона куда-нибудь подальше, хоть в Россию, хоть в английские колонии. Англичане, собственно, так сделать и предлагали, и рассматривали свои владения на Мысе Доброй Надежды как место вполне подходящее.

Однако царь Александр I этого не позволил. Царь совершенно искренне считал своего побежденного противника опаснейшим врагом – но и гением, и человеком огромных дарований, и о ссылке его в далекие колонии не хотел и слышать.

В итоге был достигнут компромисс – за Наполеоном сохранялся его императорский титул, в качестве суверенного владения он получал остров Эльба, недалеко от побережья Италии, ему гарантировалась выплата определенных сумм на поддержание его крошечного «двора», он был волен принимать любых посетителей, а в качестве защиты от вполне возможного покушения ему разрешалось взять с собой несколько сотен своих солдат – тех, кто не пожелал оставить своего императора в беде.

Итак, 4 мая 1814 года английским кораблем отрекшийся император Наполеон был доставлен на Эльбу, и ему предоставили возможность устраиваться в его новом владении так, как он посчитает наилучшим.

Есть серьезные основания считать, что на Эльбе Наполеон собирался обосноваться надолго. Страшные испытания, выпавшие на его долю, оставили свой след – английскому полковнику, сопровождавшему его в качестве комиссара британского правительства, он сказал, что «…император умер…». Наполеон собирался жить на Эльбе в качестве мирового судьи и сельского государя, в качестве резиденции выбрал себе здание, в котором когда-то размещались мельницы, а потом – маленький гарнизон острова. В здании было не больше дюжины комнат, да и то только после того, как второй этаж был достроен и приведен в порядок. Делать это пришлось на деньги Полины Бонапарт, княгини Боргезе. Согласно договору, отрекшийся император должен был получать два миллиона франков в год. Но обещали это союзники, а деньги должны были поступать из Франции – и правительство короля Людовика XVIII не выделило на это ни сантима.

И нельзя даже сказать, что из какого-то особого расчета. Просто дел было невроворот, бюджет сводился с дефицитом, из-за нехватки денег все второстепенные расходы урезали «до костей» – например, расходы, связанные с сокращением армии. Увольняемых офицеров переводили на половинное жалованье, и к тому же армию надо было очистить от бонапартистов, что оказалось затруднительным делом. Наполеоновские амнистии роялистам позволили вернуться во Францию очень многим эмигрантам – например, Коленкуру. Так что достаточного количества дворян с «безупречным прошлым» на замещение вакансий не оказалось, пришлось использовать старые, еще наполеоновские кадры и в армии, и в администрации – короче говоря, до свергнутого и как бы похороненного Наполеона Бонапарта никому из близких сотрудников короля не было никакого дела. Союзные державы даже протесты подавали по поводу неисполнения условий соглашения, но, конечно, не из лояльности по отношению к «императору Эльбы», а из чистого самолюбия. Но протесты были не особенно настойчивы, и их спокойно проигнорировали…

Наполеон остался со штатом в добрую тысячу человек, на содержание которого у него оказалось чуть больше 600 тысяч франков, которые ему приносили местные налоги и доходы с маленьких соляных и рудных промыслов на его острове.

Его жену с сыном к нему не пустили, а вскоре она сама выразила своему отцу, императору Францу, свое полное нежелание возвращаться к супругу. Замуж ее выдали в свое время, в 1809 году, по политическим соображениям, с чувствами не считаясь. Сейчас, в 1815-м, политические соображения изменились, а чувства были направлены на ее пригожего обер-гофмаршала генерала графа Адама Альберта фон Нейпперга. Его назначили к ней со специальной инструкцией – сделать все возможное для того, чтобы «…эрцгерцогиня Мария-Луиза…» не скучала в Шенбрунне. И он так хорошо справился со своей задачей, что впоследствии Мария-Луиза вышла за него замуж – но это все случится в будущем. А пока что она не только на Эльбу не выезжала, но не писала даже и писем своему – как бы уже бывшему – супругу.

Первая жена Наполеона, Жозефина, умерла 29 мая в своем Мальмезоне. Ее дочь, Гортензия, осталась хоронить мать и приехать к Наполеону не могла. Мари Валевская пыталась повидаться с Наполеоном в Фонтенбло, перед его отречением – но он не захотел ее видеть. Братья к нему не приехали, Каролина вместе со своим мужем, Мюратом, оставалась в Неаполе и даже на престоле – вступление Неаполитанского Королевства в войну против Наполеона и благожелательное отношение Меттерниха до поры до времени помогало Каролине держаться на плаву – державы ее терпели.

На Эльбе из всех родных Наполеона оказались только его мать и его сестра Полина, она и распоряжалась в его «дворце» в качестве хозяйки. Стоустая молва приписывала это тому, что она доводилась своему брату не только сестрой, но и любовницей.

Все это очень сомнительно. Число любовников Полины Бонапарт шло на дюжины, но никакой особой привязанности к ним она не обнаруживала. Наполеон жe и на вершине своего могущества был к женщинам довольно равнодушен и ненавидел скандалы. Потеряв Империю, на забытом богом острове Эльба он вряд ли был расположен к поискам экзотических любовных затей. Наконец, сестра может просто любить своего брата. И есть и чувства помимо любовной страсти – вроде благодарности…

Но, конечно, все это ничего не значило. Наполеон в глазах публики был фигурой полумифической, «Жизнь 12 Цезарей» Светония служила в ту пору довольно популярным чтением, про Калигулу и его сестер «…все всё знали…» – ну, а остальное дорисовывало воображение…

Полковник Кэмпбелл доносил на родину, что его подопечный раздражен, скучает, избегает общения и что «…следует снабдить его обещанными ему средствами…».

Ответа из Лондона он так и не дождался.

Первого марта 1814 года почтенный нотариус Франсуа Пулле, состоявший также в должности мэра Канн, в 3 часа дня был потребован в здание городского муниципалитета, где очень грозного вида мужчина потребовал «…для себя и для своих друзей…» паспортов для следования в Марсель. Мэр даже не успел и сообразить, какие паспорта может он выдать, как требование было переформулировано: теперь требовалось несколько экипажей с лошадьми и с присовокуплением трех тысяч «рационов», состоящих из хлеба, мяса и вина, и все это должно быть немедленно доставлено в дюны на берегу, недалеко от города.

Возразить мэр не мог – его собеседник обладал таким громким голосом и говорил таким непререкаемым тоном, что возражать ему как-то даже и в голову не приходило – было очень уж боязно. Ничего удивительного – с нотариусом Франсуа Пулле разговаривал генерал Камброн, побывавший и под Аустерлицем, и под Москвой, а в данный момент находившийся в должности командира батальона «старой гвардии» императора Наполеона на его острове Эльба.

В воскресенье, 26 февраля 1814 года, Наполеон попрощался со своей матушкой и со своей сестрой Полиной и вместе с 551 одним гренадером, 84 польскими уланами и со всеми добровольцами с Эльбы, кто пожелал последовать за ним, на семи утлых суденышках отправился во Францию. Всего набралось 1026 человек, под командой генералов Бетрана, Дрюо и Камброна. С полковником Кэмпбеллом Наполеон не попрощался – тот был в отлучке в Италии, где у него была подруга. Собственно, какие-то слухи дошли до полковника и там, и он на борту английского военного брига срочно вышел из порта Ливорно на перехват, но ночью его кораблик разминулся с флотилией императора. 1 марта 1814 года при виде французского берега капитан флагмана флотилии спустил флаг Эльбы и поднял французский триколор. Высадка состоялась в бухте Жуан. В первом же сонном городке, до которого ему удалось добраться, Наполеон объявил, что он, суверенный государь острова Эльба, располагает 6 сотнями солдат и намерен атаковать короля Франции, у которого есть 600 тысяч войска. Его задача – отнять у короля Францию. Ну, а дальше мы уже знаем – генерал Камброн нанес визит мэру Канн, и предприятие началось.

Замысел выглядел, конечно, полным безумием. Идти в Марсель или в Тулон Наполеон не мог – там были сильны роялистские настроения, стояли сильные гарнизоны, а командующим 8-м Военным округом, включавшим в себя оба этих города, состоял маршал Массена, присягнувший королю в верности.

Задерживаться на месте было тоже нельзя – единственное преимущество, которое имелось у Наполеона, состояло во внезапности. У него не было ни кавалерии, ни артиллерии, ни транспорта, ни припасов, и силы его были ничтожны. Оставалось идти вперед, добывая все необходимое по дороге – и мэру Канн пришлось срочно мобилизавать мясников и пекарей, потому что ждать было невозможно. Наполеон двинулся через горы прямо на Гренобль. Горный маршрут был выбран намеренно, чтобы затруднить погоню, а Гренобль избран потому, что там можно было раздобыть лошадей и пушки. Наличие в городе 7-тысячного гарнизона Наполеона не смущало – он не собирался сражаться. Солдат, идущих с ним, он рассматривал только как личный эскорт, защиту от ножа или пистолета случайного покушения. Его оружием были не штыки и не пушки, а его собственная личность и его собственная слава. Он опробовал это оружие 7 марта 1815 года у Лаффре, по дороге на Гренобль. Дорогу императору преградил батальон в составе 800 человек, под командой генерала Жан-Габриеля Маршана, кавалера знака Большого Орла ордена Почетного легиона [1].

Наградил его им в свое время лично Наполеон.

Наполеон вышел перед строем преградившего ему дорогу батальона, и ему навстречу выступил офицер, который, запнувшись, нерешительно сказал ему: «Если вы не отступите, мне придется вас арестовать». Император мягко отстранил его в сторону и закричал, обращаясь к солдатам:

«…Солдаты 5-го пехотного [полка]! Я – ваш император! Если есть тут кто-нибудь из вас, кто хочет меня убить, – моя грудь открыта!…» – и распахнул шинель.

Ему ответил громовый клич: «Да здравствует император!»

Солдаты бросали ружья и бежали к нему, боясь опоздать. Они становились на колени и целовали его шинель и даже эфес его шпаги…

Когда через некоторое время к месту встречи 5-го пехотного со своим императором подошел 7-й пехотный, не понадобилось и речей – полк просто присоединился к колонне гренадеров Наполеона. Солдаты сожалели только об одном – 5-й пехотный их опередил…

Гренобль пал без выстрела, добавив Наполеону весь свой гарнизон, артиллерию и все запасы. Префект, назначенный королевским правительством, бежал. Уехал из Гренобля и генерал Маршан – стрелять в своего императора он не захотел, но, с другой стороны, он присягал королю…

9 марта 1815 года, в 4 часа дня, уже во главе нескольких тысяч солдат Наполеон подошел к Лиону. В этот же день, только утром, в том же Лионе брат короля, граф д’Артуа, сопровождаемый маршалом Макдональдом, обратился к войскам с речью, в которой напомнил им о кровавом прошлом Бонапарта, о необходимости не дать ему вновь надеть ярмо на великую нацию и решимости не дать осуществиться его новым преступным замыслам. Закончил свою речь он восклицанием:

«Мы все пойдем на врага! Да здравствует король!»

По уставу войскам полагалось ответить громовым кличем: «Да здравствует король!»

Ответом, однако, послужила мертвая тишина. Граф д’Артуа постоял немного и скомандовал: «Разойтись!»

Он бежал из города – и правильно сделал. Весь гарнизон, включая коменданта, вышел навстречу въезжающему в город Наполеону с кликами «Да здравствует император!», с добавлениями вроде «Долой попов!», «Смерть Бурбонам!» и прочих лозунгов времен Революции.

Наполеон послушал, что кричит толпа, и на следующий день обратился к народу с речью, построенной более удачно, чем та, что произнес накануне граф д’Артуа:

«…Я вернулся для того, чтобы защитить те права, что дала нам Революция. Я дам народу ненарушимую Конституцию, которую народ и я создадим вместе…»

Закончил он словами, в которых объявил, что старая, вернувшаяся с Бурбонами аристократия лишается всех своих прав и привилегий и что белое знамя Бурбонов, украшенное лилиями, заменяется на триколор, введенный Республикой.

Император Наполеон двинулся на Париж уже во главе целого корпуса из 14 тысяч солдат, с казной в 600 тысяч франков, позаимствованной из местного отделения Французского Банка. Он намеревался прибыть в столицу 20 марта, в четвертый день рождения своего сына.

Король был очень обеспокоен. Но его военный министр, маршал Сульт, и отважный маршал Ней, тоже присягнувший знамени Бурбонов, уверяли его, что ситуацию можно поставить под контроль. Ней и вовсе сказал, что он привезет Бонапарта, эту бешеную собаку, в железной клетке в Париж.

Король Людовик прослезился и вручил свою судьбу в руки великого воина. Проблема, однако, заключалась в том, что он мог дать ему только 6 тысяч солдат – остальные были ненадежны.

То, что случилось дальше, превосходно описано у Е.В. Тарле:

«…В ночь с 13 на 14 марта маршала разбудили известием, что артиллерийская часть, которая должна была прийти к нему в подкрепление из Шалона, взбунтовалась и перешла вместе со своим эскортом (кавалерийским эскадроном) на сторону Наполеона. Затем на рассвете и утром непрерывно сыпались новые и новые известия о городах, прогоняющих роялистские власти и присоединяющихся к императору, о движении самого императора к Лон-ле-Сонье. В момент жестоких колебаний, начавших обуревать его душу, окруженный мрачными, явно не желающими ни говорить с ним, ни отвечать ему солдатами и избегающими его взгляда офицерами, Ней получил записку, привезенную в его лагерь верховым ординарцем от Наполеона. «Я вас приму так, как принял на другой день после сражения под Москвой. Наполеон», – прочел маршал в записке.

Колебания маршала Нея кончились. Он приказал полковым командирам сейчас же собрать и выстроить полки. Выйдя перед фронтом, он выхватил шпагу из ножен и прокричал громким голосом: «Солдаты! Дело Бурбонов навсегда проиграно. Законная династия, которую выбрала себе Франция, восходит на престол. Императору, нашему государю, надлежит впредь царствовать над этой прекрасной страной». Крики «Да здравствует император! Да здравствует маршал Ней!» заглушили его слова…»

Ней был хорошим солдатом и никаким политиком. Он принял решение – и, по-видимому, на душе его стало легко и просто: думать ни о чем больше было не нужно, хозяин вернулся.

В ночь с 19 на 20 марта Наполеон со своим авангардом вошел в Фонтенбло. Уже в 11 часов вечера 19 марта король со всей семьей бежал из Парижа по направлению к бельгийской границе.

20 марта 1815 года Наполеон вступил в свой верный Париж.

Новый министр внутренних дел нового императорского правительства, Лазар Карно [2], был крайне озабочен донесениями, которые он получал с мест. По всему получалось, что страна на грани гражданской войны. Роялисты выступали вполне открыто, в Бретани начиналось восстание, и с английских кораблей им уже выгружали оружие и припасы. На стенах в Париже развешивались всякого рода плакаты, например, такой:

1. «Ежегодно мне должны приносить в жертву для бойни триста тысяч человек.

2. Если понадобится, я увеличу эту цифру до трех миллионов.

3. Все эти жертвы будут посланы почтой на главную бойню».

Огромный успех имело объявление:

«Вознаграждение в два миллиона франков любому, кто вернет потерянный мир».

Найти этот потерянный мир пытался император Наполеон. Он слал и слал письма всем, с кем только мог надеяться найти контакт, но на его послания ему не отвечали, и даже более того, они не принимались. Коленкур, восстановленный в своей должности министра иностранных дел, пытался найти хоть одну щель в глухой стене дипломатической изоляции Франции – тщетно. Во Францию вернулись братья Наполеона, даже Люсьен. Но из маршалов времен его былой славы присутствовали только Ней и Даву. Мюрата он отказался принять – тот в марте 1815-го, по-видимому, рехнувшись, объявил поход за воссоединение всей Италии, пошел из Неаполя на север и, разумеется, был разбит австрийцами. Помощи Наполеону он этим не оказал, а вот из Неаполя союзники вышибли его немедленно. Он добрался до Тулона, но император не захотел его видеть.

Правительство Наполеона в 1815 году держалось на трех людях – на нем самом, на Лазаре Карно, ставшем министром внутренних дел, и на маршале Даву, назначенном на пост военного министра. Из всех маршалов Наполеона он был, возможно, самым лучшим. Во всяком случае, принадлежал к той же категории, что и Ланн, и Массена, то есть был способен к самостоятельному командованию. Именно ему принадлежала главная заслуга в победе под Иеной – он сделал там больше, чем сам Наполеон. Император и его маршал недолюбливали друг друга – Даву был человек независимый и очень многое в поведении своего повелителя не одобрял. Однако сейчас у него было чувство, что война на пороге, что надо защищать Францию и что он должен сделать для этого все, что он только может. Так Даву стал министром. Совершенно то же самое сделал и Карно – отказавшись служить Наполеону в годы его славы и могущества, он в 1815 году взялся за неимоверно трудный пост министра внутренних дел – надо было защищать Францию.

В правительстве появился и еще один человек, хорошо нам знакомый, – Жозеф Фуше. По-видимому, Наполеон решил, что его следует или расстрелять, или привлечь на свою сторону, каким бы неверным и зыбким ни было бы его сотрудничество. Все решит оружие в ближайшее же время, а пока пусть Фуше будет хотя бы не в лагере врага.

Повторяя удавшийся ему однажды ход с Сийесом, Наполеон принял новую конституцию. Ее написал Бенжамен Констан. Русская версия энциклопедии Wikipedia называет его, в частности, «…гражданским мужем госпожи де Сталь…». Ну, это не совсем точно – они действительно длительное время были близки, но сейчас Бенжамен Констан дружил уже не столько с ней, сколько с Жюли Рекамье. Весной 1815 года Бенжамен Констан полагал, что его ждет неминуемая тюрьма, если не что-то похуже – за неделю до бегства короля он совершенно открыто, письменно и печатно, называл Наполеона Нероном и бранил его диктаторские привычки. Однако Наполеон встретил его самым ласковым образом, поручил разработать документ, который составил бы основу Конституции новой, «либеральной» Империи, и подписал все 67 статей ее, не поправив и запятой. Бенжамен Констан был от него в полном восторге. Что думал Наполеон по поводу подписанной им Конституции – сказать трудно.

Он был очень занят – срочно формировал новую армию.

В Вене, как мы знаем, было принято решение: ни в коем случае не мириться. Войска вооружались и снаряжались со всей возможной поспешностью. Фактам надо было смотреть в лицо. Денег не было. Бюджет Империи за 1812 год включал доходы на сумму в 876 миллионов франков, но более 226 миллионов поступали как регулярные взносы покоренных стран, и теперь, конечно, этот источник дохода иссяк. Кампании 1813-го и 1814-го докончили опустошение казны, и правление Бурбонов ничего в этом плане не улучшило.

Возродившаяся наполеоновская Империя унаследовала от Бурбонов армию в 200 тысяч человек, из них 75 тысяч ветеранов, на которых можно было положиться. Этого было совершенно недостаточно – к границам Франции шли союзные войска общей численностью впятеро больше.

В срочно формируемые новые полки, в точности как и год назад, в 1814-м, были призваны таможенники, жандармы, моряки. Был объявлен призыв 1815 года – все это должно было дать в руки императора до полумиллиона войск, что не удалось, потому что уклонение составляло огромные цифры. От призыва бежали все, кто только мог. Страна не хотела войны, и власть императора держалась только на том, что старые, уволенные на половинное жалованье офицеры его старой армии смотрели на него примерно так, как маршал Ней, – с полной преданностью и в полной готовности выполнять приказания.

Однако даже если бы призыв удался – его не хватило бы. Союзники в принципе могли соединить свои усилия, и тогда их армии вторглись бы во Францию с пяти направлений.

Ho силы союзников оказались разбросаны. Из-за авантюры Мюрата часть австрийских войск застряла в Италии. Русские силы были велики, но идти им надо было из Польши – они ожидались не раньше конца июня.

Первым противником следовало считать англичан и пруссаков. Герцог Веллингтон срочно собирал войска в округе Брюсселя, осыпая Лондон проклятиями за медленную доставку ему припасов и подкреплений. На соединение с ним шли передовые части прусской армии под командованием старого героя франко-прусских кампаний Блюхера – человека, по общему признанию, глупого, зато обладавшего несокрушимым боевым духом. Его звали «…70-летним юношей…» – и определение это давалось отнюдь не в лестном смысле.

Солдаты звали его «Фельдмаршал «Вперед!».

Для того чтобы он не наделал чего-нибудь лишнего по своей общеизвестной горячности, к нему в качестве начальника штаба был приставлен генерал Гнейзенау – лучший штабной офицер прусской армии, наследник Шарнхорста.

15 июня Наполеон главными силами перешел реку Самбр с целью разгромить Блюхера до его соединения с армией Веллингтона. Англичане стояли в районе Катр-Бра. В сражении под Линьи Блюхер был разбит и отброшен. Веллингтон со всеми своими силами занял позицию в 22 километрах от Брюсселя, на плато Мон-сен-Жан, чуть южнее деревни Ватерлоо. Наполеон повернул на Катр-Бра. Французская армия подошла к Ватерлоо и обнаружила перед собой позиции англичан.

18 июня 1815 года она их атаковала.

Споры о том, как и почему Наполеон проиграл сражение под Ватерлоо, идут во Франции и поныне. Для многих деятелей французской культуры – скажем, для Гюго – это стало подлинным наваждением.

Бесконечные предположения – а что было бы, если бы пруссаки не подоспели на помощь Веллингтону, а что было бы, если бы Груши послушался совета и пошел на звук пушечной канонады, и так далее, и тому подобное – все это служит темой для занимательных разговоров даже сейчас. История, как известно, не знает сослагательного наклонения. Поразительная, невероятная карьера Наполеона изобилует случаями, когда Фортуна благоволила своему любимцу. Он десятки раз мог быть убит – и уцелел по чистой случайности.

Под Ватерлоо Фортуна ему изменила.

В обиход англичан вошла гордая формула, хорошо передающая упрямый, бульдожий дух Джона Буля: «…Англия проигрывает все битвы – кроме последней…»

Франция больше не могла защищаться. К союзникам подошли подкрепления. На Париж шли пруссаки в количестве 310 тысяч. А также 100 тысяч англичан и 230 тысяч австрийцев. A вслед за ними – 250 тысяч русских. Война после Ватерлоо была практически окончена.

Дипломаты начали разъезжаться из Вены в конце мая, даже до того, как вооруженные действия Англии и Пруссии решили исход конфликта.

Великие державы наконец-то поладили. За Россией оставалась Польша – правда, не вся. Австрия сохранила свои польские владения, но польские провинции Пруссии перешли к России. Пруссия также согласилась получить в компенсацию не всю Саксонию, а только 2/5 ее территории. Саксония в итоге уцелела как независимое королевство и сохранила свои главные города, Дрезден и Лейпциг.

За уступку в саксонском вопросе Пруссия получала вознаграждение – новые земли на Рейне. Это делало границы страны весьма странными – «старая» Пруссия оказывалась физически оторванной от своих новых владений – ее отделял от них, например, Ганновер. Но канцлер Гарденберг полагал, что это вполне приемлемо. «Следующая война заполнит дыры», – оптимистически говорил он.

Австрия избавлялась от своих владений в Нидерландах (теперешняя Бельгия), получив взамен Северную Италию.

Франции в 1815 году не удалось отделаться так легко, как после первого падения Наполеона, – у нее отрезали некоторые оставленные ей было области и наложили огромную контрибуцию в 700 миллионов франков.

Страна оставалась под оккупацией вплоть до окончания всех выплат. Все то, что сделал было для Франции Талейран, пошло прахом. Однако требования Пруссии о расчленении страны на Эльзас, Бургундию, Лотарингию и так далее были остальными великими державами все-таки сочтены чрезмерными.

Бурбоны вернулись во Францию. Проявив поистине королевскую неблагодарность, они уволили Талейрана, свалив на него ответственность за все то, что они натворили вопреки его советам.

Неаполитанская ветвь династии Бурбонов, впрочем, сочла нужным наградить его за спасение своего трона титулом герцога Дино, – который он передал своей «племяннице», Доротее де Талейран-Перигор, которая с тех пор и именовалась герцогиней Дино.

Уже уезжая из Вены, царь Александр неожиданно выдвинул идею учреждения некоего особого «…союза государей, исполненных истинно христианского духа, и направленного на защиту тронов и алтарей, и сокрушающего все попытки их расшатать…».

Озадаченный император Франц спросил совета у Меттерниха, как ему реагировать на столь необычный демарш. Меттерних ответил, что «…царь – сумасшедший, не надо ему противоречить…»

В результате был учрежден так называемый Священный Союз, в рамках которого король Пруссии (лютеранин), император Австрии (католик) и император России (православный) поклялись помогать друг другу поддерживать порядок в Европе во имя духа «…истинного христианства…». Англия от участия в Священном Союзе уклонилась.

Наполеон сдался англичанам.

1. На начальном этапе существовало четыре степени членства в ордене Почетного легиона, которые отличались от современных: легионер, офицер, командир и высший офицер. Все члены легиона были объединены в 15, а позднее в 16 территориальных когорт. Позднее легионеры стали именовались кавалерами, а командиры – командорами. A высшей степенью отличия стала степень носителей знака Большого Орла, впоследствии отмененная.

2. Лазар Карно (фр. Lazare Nicolas Marguerite Carnot; 1753–1823) – французский государственный и военный деятель, инженер и ученый. Первым предложил название «комплексное число». Родился в многодетной (18 детей) семье адвоката еврейского происхождения. В 1773 году окончил военную школу. В Революцию был назначен (14 августа 1793) членом Комитета общественного спасения, ему было вверено заведование персоналом и движением войск. В составе Комитета Карно проявил изумительную деятельность, создав четырнадцать армий, организуя оборону по всей границе и руководя военными действиями. Был членом Директории. Убежденный республиканец, не захотел сотрудничать с Наполеоном и в 1800 году вышел в отставку. В Трибунате голосовал против многих предложений правительства, включая учреждение ордена Почетного легиона.