Онлайн библиотека PLAM.RU


  • Военная элита Московского государства при Иване IV
  • Опричные воеводы
  • Реестр опричных воевод

    • Приложения

    Военная элита Московского государства при Иване IV

    Государственные и частные разряды, летописи, а также, в меньшей степени, иностранные источники и делопроизводственные материалы позволяют составить представление о командирском составе вооруженных сил Московского государства в XVI веке. Современный историк располагает массовыми данными о воеводском корпусе России XVI столетия от стрелецких голов до воевод высшего ранга. К последнему следует причислять первых воевод в большом полку, когда полевая армия имеет в своем составе от двух полков и выше; первых воевод или наместников в крупных крепостях (таких, как Новгород Великий, Псков, Казань, Астрахань, Юрьев Ливонский, Нарва, Полоцк); дворовых («дворцовых») воевод, т. е. персон, возглавляющих «государев полк» или «государев двор», когда он включается в полевую армию.

    Если исключить из общего числа лиц, попавших в перечисленные источники, всех тех, кто никогда не занимал важнейших воеводских постов, да и на меньшие попадал лишь в единичных случаях[109], останется еще очень значительный список людей, составлявших командный костяк вооруженных сил Московского государства. За все годы правления Ивана IV (1533–1584) он составлял приблизительно 200 человек. У всех этих военачальников можно проследить хотя бы основные пункты карьеры, однако для составления более развернутых биографий материала явно не хватает. Зато его достаточно в отношении военной элиты — сравнительно небольшого круга полководцев, получавших высокие и высшие воеводские назначения постоянно, на протяжении многих лет. Этот критерий сыграл роль основного при выделении названной «элитной» группы из разрядных списков. Особая важность придавалась назначениям на должности, которые давали право командовать полевой армией. Составление «реестра» военной элиты производилась с учетом следующих дополнительных факторов: сведения о проявлении полководческого искусства, опыт участия в боевых действиях, служба при Василии III (1505–1533), а также после смерти Ивана IV при Фёдоре Ивановиче (1584–1598). В итоге был получен список из 35 персон:

    Князь Бельский Дмитрий Федорович

    князь Бельский Иван Дмитриевич

    князь Булгаков Юрий Михайлович

    князь Воротынский Владимир Иванович

    князь Воротынский Михаил Иванович

    князь Глинский Михаил Васильевич

    князь Голицын-Булгаков Василий Юрьевич

    князь Голицын-Булгаков Иван Юрьевич

    князь Горбатый Александр Борисович

    князь Курлятев-Оболенский Иван Константинович

    князь Микулинский-Пунков Василий Андреевич

    князь Микулинский-Пунков Семен Иванович

    Морозов Михаил Яковлевич

    Морозов Петр Васильевич

    князь Мстиславский Иван Фёдорович

    князь Мстиславский Фёдор Иванович

    князь Палецкий (Полецкой) Андрей Дмитриевич

    Плещеев-Колодка Иван Дмитриевич

    князь Пронский Иван Турунтай Иванович

    князь Пронский Семен Данилович

    князь Серебряный-Оболенский Петр Семенович

    князь Серебряный-Оболенский Василий Семенович

    князь Телятевский Андрей Петрович

    князь Трубецкой Богдан Александрович

    князь Хворостинин Дмитрий Иванович

    князь Черкасский Семен Ардасович

    Шереметев Иван Большой Васильевич

    Шереметев Фёдор Васильевич

    князь Шуйский Иван Андреевич

    князь Шуйский Иван Михайлович

    князь Шуйский Иван Петрович

    князь Шуйский Петр Иванович

    князь Щенятев Петр Михайлович

    Юрьев Никита Романович

    Яковлев-Захарьин (Яковля) Иван Хирон Петрович


    Вплотную к ним примыкает группа из 57 персон:

    Басманов-Плещеев Алексей Данилович

    Бутурлин Иван Михайлович

    Бутурлин Роман Дмитриевич

    Волынский Вороной Михаил Иванович

    Воронцов Василий Федорович

    Воронцов Иван Семенович

    князь Воротынский Александр Иванович

    Головин Владимир Васильевич

    Головин Михаил Петрович

    князь Горенский Петр Иванович

    Карпов Долмат Фёдорович

    Князь Кашин Иван Иванович

    Князь Кашин Юрий Иванович

    Колычев Умной Василий Иванович

    князь Куракин Андрей Петрович

    князь Куракин Григорий Андреевич

    князь Курлятев-Оболенский Дмитрий Иванович

    князь Лобанов-Ростовский Иван Семенович

    князь Лыков-Оболенский Михаил Юрьевич

    князь Микулинский Дмитрий Иванович

    князь Ногтев-Суздальский Андрей Иванович

    князь Ногтев-Суздальский Даниил Андреевич

    князь Одоевский Никита Романович

    князь Одоевский Роман Иванович

    князь Одоевский Фёдор Иванович

    князь Охлябинин Иван Залупа Петрович

    Очин-Плещеев Захарий Иванович

    Очин-Плещеев Никита Иванович

    князь Палецкий Давыд Федорович

    князь Палецкий (Полецкий) Дмитрий Федорович

    Плещеев Дмитрий Михайлович

    князь Пронский Иван Шемяка Васильевич Нелюбов

    князь Репнин-Оболенский Андрей Васильевич

    князь Репнин-Оболенский Михаил Петрович

    князь Репнин-Оболенский Петр Иванович

    Романов-Юрьев Даниил Романович

    князь Серебряный-Оболенский Борис Васильевич

    князь Сицкий Василий Андреевич

    князь Сицкий Иван Васильевич

    князь Татев Петр Иванович

    князь Темкин-Ростовский Юрий Иванович

    князь Токмаков Юрий Иванович

    князь Троекуров Фёдор Иванович

    князь Трубецкой Михаил Романович

    князь Туренин Иван Самсонович

    князь Тюфякин Михаил Васильевич

    князь Хворостинин Андрей Старко Иванович

    князь Хворостинин Петр Иванович

    князь Хилков Василий Дмитриевич

    князь Хилков Дмитрий Иванович

    князь Хованский Андрей Петрович

    Чепчугов-Клементьев Никифор Павлович

    князь Черкасский Михаил Темрюкович

    Шереметев Иван Меньшой Васильевич

    князь Шуйский Фёдор Иванович

    князь Щербатый Меркул (Меркур) Александрович

    Яковля (Яковлев) Семен Васильевич


    В списки не вошли некоторые персоны, игравшие в армейской элите того времени важные роли на протяжении первых двух десятилетий правления Ивана IV. В их числе несколько крупных воевод из рода князей Мезецких, князья Горбатые — Борис Иванович и Михаил Васильевич, князь Александр Васильевич Кашин, князь Андрей Дмитриевич Ростовский, князь Василий Васильевич Шуйский, а также князь Иван Васильевич Шуйский — весьма заметная фигура. Причина во всех случаях одна: эти лица большей частью своей деятельности принадлежат предыдущему правлению, временам Василия III. Люди в основном преклонного возраста, позднее они дослуживали свой век.

    Карьера таких военачальников, как князья Василий Андреевич Микулинский, Фёдор Иванович Одоевский, Иван Шемяка Васильевич Нелюбов Пронский, Петр Иванович Репнин-Оболенский, а также некоторых других, сложилась также при Василии III, однако и позже они проявляли высокую активность на военном поприще, в частности, назначались на воеводские посты не менее десятка раз каждый. Поэтому в список они вошли.

    Целый ряд военачальников начинали при Иване IV службу с весьма скромных постов, но затем возвысились. Это могло произойти при Фёдоре Ивановиче, Борисе Годунове или даже позднее. Подобных персон автор этих строк также не включил в списки военной элиты, так как до 1584 г. они в ее состав не входили. Определенное «снисхождение» сделано в отношении видных фигур, наилучшим образом проявивших себя на протяжении грозненского времени и уже получивших значительный опыт на высоких воеводских должностях, но лишь в последующем царствовании достигших высших чинов и назначений (или просто пребывавших в «обойме» военной элиты на протяжении многих лет после смерти первого русского царя). В качестве примеров можно привести Никиту Ивановича Очина-Плещеева, князей Михаила Романовича Трубецкого, Дмитрия Ивановича Хворостинина и Фёдора Ивановича Мстиславского[110].

    Бросается в глаза особое положение некоторых родов на военной службе: из их числа постоянно, на протяжении десятилетий, рекрутируются воеводы, занимающие высокие и высшие должности в войсках и крепостных гарнизонах.

    Вот список родов, поднявшихся на военной службе особенно высоко:

    Семейства боярские

    Бутурлины

    Волынские

    Воронцовы

    Головины

    Колычевы

    Морозовы

    Плещеевы (в том числе Очины-Плещеевы и Басмановы-Плещеевы)

    Романовы-Юрьевы

    Сабуровы

    Салтыковы

    Шеины

    Шереметевы

    Яковлевы-Захарьины


    Семейства княжеские

    Барбашины (Борбашины или Барбошины)

    Бельские

    Булгаковы

    Воротынские

    Глинские

    Голицыны

    Горбатые

    Горенские

    Засекины

    Карповы

    Кашины

    Куракины

    Курлятевы-Оболенские

    Лобановы-Ростовские

    Лыковы-Оболенские

    Микулинские

    Мстиславские

    Ногтевы-Суздальские

    Одоевские

    Охлябинины

    Палецкие

    Пронские

    Репнины-Оболенские

    Ржевские

    Ростовские

    Серебряные-Оболенские

    Сицкие

    Татевы

    Телятевские

    Токмаковы

    Темкины-Ростовские

    Трубецкие

    Туренины

    Тюфякины

    Хворостинины

    Хилковы

    Черкасские

    Шуйские

    Щенятевы

    Щербатые


    Очевидны две особенности в составе этих списков. Во-первых, почти все перечисленные персоны и семейства представляют собой самые сливки военно-служилой аристократии Московского государства. В первом списке из 35 военачальников большинство дослужилось до боярского чина, некоторые занимали положение служилых князей.


    Русские бояре XVI–XVII веков


    А.П. Павлов по результатам кропотливого анализа источников сделал вывод: «Для конца XVI — начала XVII в. выделяется следующая группа фамилий, которые можно рассматривать как аристократические („боярские“): Басмановы-Плещеевы, князья Бахтеяровы-Ростовские, Борисовы-Бороздины, князья Буйносовы-Ростовские, Бутурлины, Вельяминовы-Зерновы, „воеводичи“ Волошские, князья Глинские, Годуновы, князья Голицыны, князья Гундоровы-Стародубские, князья Долгоруковы-Оболенские, князья Засекины-Ярославские, князья Звенигородские, Карповы-Долматовы, князья Катыревы-Ростовские, князья Кашины-Оболенские, князья Ковровы-Кривоборские (Стародубские), князья Куракины, князья Курлятевы-Оболенские, князья Лобановы-Ростовские, князья Лыковы-Оболенские, князья Мезецкие, Морозовы, князья Мосальские, князья Мстиславские, Мутьянские, князья Ноготковы-Оболенские, князья Ногтевы-Суздальские, князья Ноздроватые-Звенигородские, князья Одоевские, князья Охлябинины-Ярославские, Плещеевы, князья Приимковы-Ростовские, князья Прозоровские-Ярославские, князья Пронские, князья Репнины-Оболенские, Романовы-Юрьевы, князья Ромодановские-Стародубские, Сабуровы, Салтыковы, Селунские, князья Сицкие-Ярославские, князья Сулешовы, князья Татевы-Стародубские, князья Телятевские, князья Темкины-Ростовские, князья Токмаковы-Звенигородские, Траханиотовы, Третьяковы-Головины, князья Троекуровы-Ярославские, князья Тростенские-Оболенские, князья Трубецкие, князья Туренины-Оболенские, князья Тюменские, князья Тюфякины-Оболенские, князья Урусовы, князья Ушатые-Ярославские, князья Хворостинины-Ярославские, князья Хилковы-Стародубские, князья Хованские, князья Черкасские, Шеины, князья Шейдяковы, Шереметевы, князья Шестуновы-Ярославские, князья Шуйские, князья Щербатые-Оболенские. Всего около 70 фамилий»[111]. Речь идет о периоде 80-е гг. XVI века — 1605 г. Но этот круг аристократических семей, контролирующих назначения на важнейшие военные и административные посты, сложился раньше, при Иване IV, и впоследствии изменялся сравнительно мало. Основным изменением было изгнание с ключевых должностей в армии, дипломатическом ведомстве и управленческом аппарате «худородных» фаворитов предыдущего царствования. Роды Яковлевых-Захарьиных (Яковлей), Воронцовых, князей Бельских, Горбатых-Суздальских, Серебряных-Оболенских, Щенятевых уже пресеклись к тому времени (до второй половины 80-х гг. XVI в.). Род князей Барбашиных-Суздальских также пресекся, побывав на верхушке опричной иерархии. Ветвь Тверского дома, именовавшая себя «князьями Микулинскими», тоже извелась. Сильно размножившиеся князья Ржевские не завоевали при дворе высокого положения. Головины в борьбе с Борисом Годуновым попали в опалу, были удалены от двора и отправлены в ссылку; но в начале правления Фёдоре Ивановича они еще оставались в силе. Опала, по предположению того же А.П. Павлова, постигла и Волынских[112]. Наиболее значительные представители семейства Колычевых при Фёдоре Ивановиче также оказались в опале, утратили влияние и надежды на карьеру. Вместо Палецких, стоявших чрезвычайно высоко в середине XVI века, поднялись другие ветви Стародубского дома. В остальном — почти полное попадание военной элиты времен Ивана IV в «аристократический список» А.П. Павлова.

    Исключение одно-единственное: Никифор Павлович Чепчугов-Клементьев[113]. Эта фигура поистине уникальна. Родился он, скорее всего, в 30-х гг. XVI века. Карьерное продвижение Никифора Павловича шло медленно. Разряды довольно долго упоминают его на младших офицерских должностях. Так, во время похода 1558 г. на Юрьев-Ливонский он числился головой в полку правой руки, под началом первого воеводы боярина князя B.C. Серебряного. Через полгода, во время зимнего похода на Ливонию, он пребывает на той же должности в сторожевом полку, со вторым воеводой Ф.И. Салтыковым. В январе 1560 г. его отправляют головой при втором воеводе полка правой руки боярином Н.В. Шереметевым в армии, идущей на Алыст (Алуксне). В том же году он ходил головой при первом воеводе передового полка князе A.M. Курбском на Феллин[114]. Таким образом, первые, наиболее удачные годы Ливонской войны не принесли ему повышения по службе. В 1566–1567 гг. Никифор Павлович годует головой в Себеже при воеводе В.Ю. Сабурове[115]. К концу царствования Ивана IV это уже опытный военачальник, послуживший немало. И в 1582 г.[116] происходит небывалый взлет в его карьере: Никифора Павловича отправляют первым воеводой большого полка (т. е. командующим) в небольшой рати двухполкового состава (большой полк и передовой) из Казани на Каму «по ногайским вестям»[117]. К тому времени ему лет сорок пять, а может быть, и все пятьдесят. Год спустя он был отправлен вторым воеводой казанской рати к месту сбора для большого похода. В 1583–1584, а затем и в 1584–1585 гг. Чепчугов-Клементьев годует в Казани вторым воеводой «в остроге»[118]. Известно, что с декабря 1583 г. Никифор Павлович получил под команду стрельцов и литовских служилых людей Казани[119]. А в 1590 г., пребывая уже в преклонном возрасте, он вновь служит головой (всего-навсего головой!) у наряда во время осады Ругодива[120]. Чепчуговы не были «новыми людьми», совершенно неизвестными, но с большой аристократией им было не тягаться. Они представляли нижние слои дворянства, не имевшие ни малейшего влияния при дворе московского государя. В «тысячниках» числился некий Степанко или Стенька Чепчугов сын Клементьева, записанный во вторую статью псковским городовым помещиком по Опочке[121], а в Дворовой тетради 1550-х гг. Чепчуговы не отмечены. Сам Никифор Павлович в конце 80-х — начале 90-х гг., после стольких служб, ходил в выборных дворянах по Туле с окладом в 550 четей земли — не голь, но и ничего особенного[122]. Вотчины и поместья богатых аристократов измерялись тогда тысячами четвертей. Как уже говорилось, семейство Чепчуговых-Клементьевых не было ни «новым», ни совершенно «захудалым»: судя по писцовым книгам 1580-х гг., у Никифора Павловича была вотчина в Московском уезде, на реке Клязьма, а сам род, как обнаружил дотошный исследователь родословных Д.Ф. Кобеко, выводил себя от некоего (легендарного?) «честнаго мужа Облагиня», выехавшего из Швеции в 1375 г. на службу к великому князю московскому Дмитрию Ивановичу[123]. Служебная связь Чепчуговых-Клементьевых с Московским княжеским домом, возможно, уходила корнями в давнюю старину. Однако они «высвечиваются» источниками только в середине XVI столетия, да и то положение их иначе как весьма скромным не назовешь. Только сын Никифора Павловича, Иван Никифорович, в начале XVII столетия добился службы по московскому списку[124]. И если отец не местничал, то сын уже вступает в местнические споры[125]. Чем же тогда объясняется доверие, которое оказали Никифору Павловичу в уникальном случае самостоятельного командования армией, отправленной на Каму? Очевидно, несколькими десятилетиями безупречной службы… Однако возможен и другой ответ: Чепчуговы связаны были с влиятельным дьяческим семейством Щелкаловых. Василий Яковлевич Щелкалов, по всей видимости, был женат на сестре Никифора Павловича, а Василий Петрович Морозов, представитель влиятельного старомосковского боярского рода, был двоюродным братом Евдокии Никифоровны Чепчуговой[126]. Внука Никифора Павловича, Ивана Ивановича Чепчугова, во время одного местнического разбирательства упрекали в том, что его дед занял должность «головы у татар» по протекции Щелкаловых. Но должность головы была достижима для людей уровня Чепчуговых и без особой поддержки со стороны могущественных доброжелателей; очевидно, имелось в виду то самое воеводство в походе на татар. Таким образом, вполне вероятно и возвышение Никифора Павловича при покровительстве сильной родни (что никак не умаляет долгой и нелегкой службы, о которой свидетельствуют данные разрядов).


    Карта «Московское государство» (фрагмент). 1614 г. Составитель: Герард Гессель


    Таким образом, исключение лишь подтверждает правило. Постепенное врастание в высший слой военной элиты неаристократических провинциальных родов было возможным, но крайне долгим и трудным процессом. Требовалось показать долгую, честную, успешную службу или… заручиться поддержкой влиятельных покровителей.

    Во-вторых, в высшем командном составе вооруженных сил России времен правления Ивана IV (т. е. на протяжении полустолетия) абсолютно доминируют «княжата», иными словами, титулованная часть аристократии. Если считать по отдельным персонам, то получится, что представителей старомосковских боярских родов на верхнем эшелоне воеводского корпуса всего лишь 20 % (по первой группе армейской элиты), или порядка 25 % (по обеим группам). Если подсчитывать не отдельных личностей, а роды, то получится то же самое — чуть менее 25 %.

    Процент представителей старомосковских боярских родов, имеющих думные чины (бояре и окольничие) от общего количества служилых аристократов, заслуживших таковые в период регентства Елены Глинской и царствования Ивана IV, был неизменно выше — это убедительно показал А.А. Зимин в исследовании о составе Боярской думы[127]. Если считать одних только персон, имевших боярский чин, то превосходство титулованной знати, конечно, очевидно, но все-таки процент бояр некняжеского происхождения, как правило, не падает до значений около 20 %, он выше. Если анализировать состав окольничих, то неоднократно бывало так, что представители старомосковских боярских родов в этом чине превосходили по количеству представителей титулованной знати. А.А. Зимин, в частности, пишет в отношении практики, сложившейся в 30–40-х гг. XVI столетия: «Окольничество… обычно получали представители знатных, но не княжеских, а старомосковских боярских фамилий»[128]. Если рассматривать боярский список «Тысячной книги», то там 7 представителей старомосковских боярских семейств и 11 князей (а из семи окольничих — ни единого представителя титулованной аристократии). В боярском списке «Дворовой тетради» соотношение титулованной и нетитулованной знати 36:30 (в списке окольничих — абсолютное преобладание старомосковских боярских семейств)[129]. В первые годы опричнины они получили преобладание в опричной Думе и, возможно, взлет влияния старинных семейств нетитулованной знати, издавна связанной тысячами нитей с правящей династией, подготовлен был обращенными к царю настойчивыми советами ее представителей о введении особого порядка правления. Так, Пискаревский летописец связывает возникновение опричнины с инициативой В.М. Захарьина-Юрьева и А.Д. Плещеева-Басманова. В.Б. Кобрин считал, что «…опричнина была детищем старомосковского боярства, стоявшего во главе этого мрачного учреждения до рубежа 60–70-х годов XVI в.»[130], — так не стало ли господство нетитулованной знати в первый период опричного времени своего рода реваншем за усиление позиций «княжат» в военной сфере? В любом случае, соотношение титулованной и нетитулованной знати у кормила власти в Московском государстве было в среднем гораздо более ровным: не видно такого подавляющего превосходства, которое княжеские роды получили в армейском командовании.


    Бояре, окольничие, дьяки, подьячие. Немецкая гравюра, XVI век


    Потомки удельных княжат потеснили заслуженных московских бояр предположительно по двум причинам.

    В наибольшей степени правдоподобен ответ, основывающийся на свидетельстве Джильса Флетчера — английского дипломата, посетившего Россию в 80-х гг. XVI столетия. Флетчер указывал на обычай ставить военачальником русской армии знатнейшего аристократа[131]. Иное назначение нанесло бы обиду представителям других знатных семейств, оказавшимся в подчинении у человека, превосходство которого по части родовитости они не признавали. Так вот, у старомосковских бояр явно не хватало знатности, чтобы меряться ею с княжескими родами Мстиславких, Бельких, Шуйских, Воротынских, Микулинских и т. п. А в большинстве случаев они еще и не располагали земельными владениями, сравнимыми с колоссальными вотчинами и уделами, сохранившимися у этих семейств до середины XVI века.

    Но возможна и другая версия, которая требует специального дополнительного исследования. Можно предположить, что у нетитулованных московских фамилий была своего рода специализация, в большей степени распространявшаяся на судебно-административную деятельность, чем на военную. Да и на военные посты их чаще определяли в крепости, нежели в полевую армию. Для того чтобы подтвердить или опровергнуть этот тезис, нужна, повторюсь, отдельная монография. Здесь же хотелось бы привести лишь предварительные соображения.

    Вот один из главнейших «столпов царства», боярин (с 1547 г.)[132] и конюший Иван Петрович Фёдоров-Челяднин, представитель старшей линии потомков боярина Акинфа Великого, один из богатейших аристократов Московского государства. В 1568 г. он был убит, после того как попал под подозрение в заговоре с целью передачи престола князю Владимиру Андреевичу Старицкому. Но прежде Иван Петрович сделал великолепную карьеру и, как видно, пользовался доверием государя. Как пишет Р.Г. Скрынников, Челяднины «…издавно возглавляли Конюшенный приказ»[133]. Так было и с И.П. Фёдоровым-Челядниным: он был крупным администратором, дипломатом, главой Конюшенного приказа. Но на военной службе он никогда не поднимался особенно высоко. Немногое известно об участии Ивана Петровича в походах. В 1536 г. «Иван Петров сын Федоровича» упомянут как первый воевода в полку правой руки[134]. В 7045 (1536–1537) г. он расписан вторым воеводой в передовом полку во Владимире. А в 7048 (1539–1540) г. сидит воеводой в маленьком Боровске, удачно местничает с князем И.С. Ногтевым по поводу назначения по украинному разряду от поля, назначается первым воеводой в полку правой руки «по берегу» на Угре, а также первым воеводой сторожевого полка «от Казанской украины» (во Владимире); В 1541 г. — второй воевода в Калуге[135]. На это время приходится пик его активности на воеводских службах. Затем его ожидала опала 1546 г. и ссылка в родовые владения на Белоозеро, впрочем, быстро закончившаяся[136]. В 1548 г., во время большого похода на Казань, его поставили было в разряд, но отпустили «по болезни»[137]. В зимнем походе 1549 г. на Казань, а также летних 1547 и 1550 гг. к Коломне, Иван Петрович сопровождает царя, не имея какого-либо воинского назначения[138]. Последнее назначение Ивана Петровича в ранге полковых военачальников — пост первого воеводы в весеннем походе 1551 г. судовой рати к Казани (потолок карьеры Фёдорова-Челяднина в полевой армии)[139]. В государственных разрядах он упоминается также первым воеводой Свияжска с весны 1556 г. (для боярина — незавидное назначение); на берегу в 1564 г. (но не совсем ясно, был ли он туда реально отправлен, и если да, то в какой должности); в Юрьеве-Ливонском за 7070(1561–1562) г., но из записи опять-таки неясно, какой именно пост он там занимал (предположительно первого воеводы); а также в качестве первого воеводы в Полоцке за 7075 (1566–1567) г.[140] Некоторые исследователи считают, что воеводство в Полоцке могло рассматриваться как знак опалы[141], однако это сомнительно. Огромный Полоцк представлял собой богатейшее и притом стратегически важное приобретение времен первого периода Ливонской войны, сам царь гордился этой победой: ведь именно он возглавлял армию в походе на Полоцк[142]. Назначение на воеводство в Полоцк — это назначение на один из высших постов в военной иерархии того времени. Но на этом завершается список сведений о деятельности конюшего на военном поприще за всю грозненскую эпоху, богатую походами и войнами. По сравнению с представителями первого списка военной элиты, не вылезавшими из походов на протяжении многих лет и командовавших самостоятельными соединениями, Фёдоров-Челяднин выглядит довольно скромно. На военной службе ему чаще доставалась роль командующего городовыми гарнизонами, чем полкового воеводы. Это был прежде всего дипломат и администратор[143], о чем прямо свидетельствует, кстати, известное замечание немца-опричника Генриха Штадена: «Иван Петрович Челяднин был первым боярином и судьей на Москве в отсутствие великого князя. Он один имел обыкновение судить праведно, поэтому простой люд был к нему расположен…»[144]


    Полоцк. XVI век


    Иван Дмитриевич Шеин получил думный чин окольничего в середине 40-х гг., а боярином стал в 1552 или 1553 г., видимо, уже в преклонных годах (в 1555 или 1556 г. он умрет)[145]. Иван Дмитриевич — отпрыск древнего семейства Морозовых, связанного службой с московским княжеским домом еще с XIV века. Шеины, одна из многочисленных ветвей Морозовых, на иерархической лестнице при дворе великих князей московский в первой половине — середине XVI века стояли весьма высоко[146]. В 1553 г. Иван Дмитриевич вместе с кн. И.И. Турунтаем Пронским назначен за «кривой стол» на пиршестве после свадьбы «царя» Симеона Касаевича и М.А. Кутузовой-Клеопиной[147]. Военную службу его можно проследить с назначения на должность первого воеводы сторожевого полка в 7048 (1539–1540) г.[148] В коломенском походе апреля 1546 г. он числится вторым воеводой передового полка, год спустя во втором коломенском походе — опять первый воевода сторожевого полка; ту же самую должность он занимает в 1549 г., после того, как его расписали на второй срок, т. е. «на Николин день» в разряд «от поля и по берегу»; через год в таком же разряде И.Д. Шеин показан как первый воевода полка левой руки[149]. Неоднократно разряды показывают его как должностное лицо, оставленное для несения службы в Москве, иными словами, не расписанное ни в одну крепость, ни в один поход, и выделенное для административной работы[150]. Вот, собственно, и всё. Причем в роду Шейных, давшем в середине XVI столетия несколько человек, занимавших думные чины, Иван Дмитриевич наиболее активен на военной службе.

    Иван Иванович Хабаров получил боярский чин не позднее 1547 г.[151] Он шел к месту в Боярской думе долго и трудно: мимо него прошло окольничество, которого добивались высокие покровители Бельские, а в 1542 г. неудачи в придворной борьбе привели к тому, что он был отправлен в ссылку[152]. Иван Иванович происходил из разветвленного семейства Симских-Добрынских-Образцовых, служивших Московскому княжескому дому с XIV века (а их предки еще раньше). Его отец, Иван Васильевич Хабар, был одним из виднейших деятелей правления Ивана III и Василия III, талантливым полководцем[153]. Во второй половине 40-х — начале 50-х Иван Иванович становится заметной фигурой: в разряде от декабря 1546 г., составленном для свадьбы Ивана IV и А.Р. Захарьиной-Юрьевой, дворецкий И.И. Хабаров поставлен «вино нести к церкве, к венчанью в склянице»[154]. Он считался большим книжником[155]. Так вот, и до получения боярского чина, и после этого Иван Иванович изредка назначался в полковые воеводы, но никогда сам не командовал армией и даже не бывал на высоких постах. Как видно, у него был талант к охранной и сторожевой службе: Ивана Ивановича ставили, как правило, в сторожевой полк, причем в середине 30-х гг. он числится вторым или даже третьим воеводой, и лишь в 1549–1551 гг. получает назначение первым воеводой… того же сторожевого полка[156]. В 1552 г. под Казанью его, кстати, расписали ночами «ездити круг города по полком береженья для»[157]. В его военной карьере виден длительный перерыв между 1538 г. (второй воевода в Серпухове) и 1543 г. (первый воевода в Нижнем Новгороде)[158]. Вершины его военной карьеры никак не связаны с руководством войсками в походах. Иван Иванович неоднократно назначался первым воеводой и наместником в крупные города: помимо уже упоминавшегося годования в Нижнем он был наместником в Смоленске два года с декабря 1547-го, а затем еще раз с декабря 1552 по весну 1554 г.[159] Позднее И.И. Хабаров принял иночество и жил в Кирилло-Белозерском монастыре. Здесь он вызвал гнев Ивана IV своим неблагочестием (?) и в знаменитом царском послании настоятелю этой обители удостоился слов «дурак и упырь». По сведениям Курбского, впрочем, некоторыми исследователями оспариваемым, его родовое имущество разграбили в годы опричнины или несколько позже, а сам он вместе с сыном был убит.[160]

    Cемен Константинович Заболоцкий — окольничий с 7058 (1549–1550) г. и боярин с 7060 (1551–1552) г.[161] Род бояр Всеволожей-Заболоцких, когда-то могущественный, происходит от смоленских князей[162]. К середине XVI века Заболоцкие стали весьма многочисленны: в середине XVI столетия Ивану IV служит более трех десятков представителей этого рода! Однако на верхний уровень придворной иерархии сумели взойти лишь немногие из них. Так, боярином в 50-х гг. был один Семен Константинович. Да и в разряды попало менее половины дворовых служильцев… Основная же часть ветвей этого семейства не имела заметного влияния и заметных служебных достижений. Сам же Семен Константинович необыкновенно беден военными назначениями. Он никогда не ходил в полковых воеводах. Во второй половине 30-х — начале 40-х гг. Семен Константинович назначается воеводой в крупные города: Нижний Новгород, Рязань, Калугу; высшая точка его службы на военном поприще — пост «наместника за городом» в Нижнем в 7048 (1539–1540) г.[163] Последняя командирская служба С.К. Заболоцкого — должность второго воеводы на годовании в Свияжске с апреля 1552 г.[164] В середине 50-х он упоминается лишь в числе думных чинов, сопровождающих царя в походы на юг, по крымским вестям. Последний раз он расписан в разряде коломенского похода в июле 1557 г.[165] По данным С.Б. Веселовского, Семен Константинович упоминается в боярском звании до 1559 г.[166] Его сын Владимир бежал в Литву[167], были и другие перебежчики из рода Заболоцких; несколько представителей этого рода подверглось казням (по словам Курбского, Заболоцкие пострадали «всеродне» в опричные годы)[168]. Ни одного представителя, столь же высоко поднявшегося по службе, как С.К. Заболоцкий, этот род больше не дал.

    Иван Яковлевич Чеботов (Чоботов) происходил из мощного и разветвленного семейства Остеевых-Чулковых, уходящего корнями в XIII век, когда их родоначальник Гаврила Алексич служил Александру Невскому[169]. Есть основания считать его одним из инициаторов учреждения опричнины. Чеботов получил окольничество в 1551 г., а боярство — в 1558 или 1559-м[170]. В конце 1564 г., накануне учреждения опричнины, он попал в опалу[171], но впоследствии Иван Яковлевич числился опричным боярином. По сведениям С.Б. Веселовского, он еще в феврале 1570 г. упоминается в такой роли, но в том же году или, во всяком случае, не позднее 1571 г., вновь подвергся опале[172]. В виде особой милости он «…получил разрешение постричься и ушел от мира в ростовский Борисоглебский монастырь, причем сохранил свою вотчину в Ростове». В 1573 г. он еще был жив[173]. В годы политического расцвета Иван Яковлевич занимал место крупного деятеля и, по словам Р.Г. Скрынникова, «столпа приказного управления»[174]. Что же представлял собой И.Я. Чеботов с точки зрения военной карьеры? В «Тысячной книги» он записан как сын боярский третьей статьи по Переславлю-Залесскому[175]. Затем появляется у Казани, во время победоносного похода 1552 г. Здесь он занимает скромное место: ходит в ночной дозор во время осады, а после взятия города остается там на годовании одним из целой команды воевод (при этом сам воеводой не назван, а назван просто окольничим)[176]. В походе под Коломну 1555 г. Иван Яковлевич сопровождал царя, а затем «раздавал» дворы; год спустя под Серпуховом он опять сопровождает царя, не имея никакой воеводской должности[177]. Судя по разрядам, первый раз его ставят в полковые воеводы только в сентябре 1556 г., вторым по сторожевому полку на «первый срок» «на берег» — в Калугу, «для осеннего приходу от крымских людей». Но летом 1557 г. и во время зимнего похода 1562–1563 гг. на Полоцк он опять в царском сопровождении, без определенной должности[178]. Как видно, воеводские службы были не для него, и ценным военачальником Иван Яковлевич не стал.


    Стена коломенского кремля. Современная фотография


    Нагие происходили из тверского боярства. Еще при Василии III они летали невысоко: Михаил Иванович Нагой служил в небольших дворцовых чинах, в Думе никто из них не бывал. В Тысячной книге они уже отмечены. Разительная перемена в судьбе семейства произошла в результате двух браков, связавших его с Московским правящим домом. В 1549 г. Евдокия Нагая стала первой женой князя Владимира Андреевича Старицкого, а в 1581 г. на Марии Нагой женился сам Иван IV. Это вознесло Нагих в верхнюю часть аристократической пирамиды. Но уже в 1547 г. Фёдор Немой Михайлович Нагой упоминается в разрядах как окольничий, а не позднее 1559 г., по сведениям А. А. Зимина, он становится боярином[179] (в 1557 г. разряды его все еще именуют окольничим). Ни о каких крупных военных службах Фёдора Михайловича источники не сообщают. Он главным образом сопровождал Ивана IV в походах, не имея воеводской должности. Разряды сообщают, что роль такого сопровождающего Ф.М. Нагой исполнял летом 1547 г. (Коломна), зимой 1547–1548 гг. (Владимир и Нижний Новгород, затем возвращение в Москву от речки Роботки), летом 1550 г. (Коломна), летом 1553 г. (Коломна) и летом 1557 г. (Коломна)[180]. В марте 1549 г. его приставили к Щигалею при сборе рати в Нижнем Новгороде, когда стало ясно, что «…Сафа-кирея, царя крымского, не стало». Но ратью, отправленной из Москвы в Нижний, командовал не Нагой. Полковым воеводой за всю жизнь он побывал всего один раз, да и то на весьма скромном посту: третьим воеводой «у наряда» в ноябрьском походе на Казань 1549 г. С весны 1555 г. Фёдор Михайлович годовал вторым воеводой в Чебоксарах. Вот, собственно, и все его военные службы, о которых известно точно[181]. В 1565–1567 гг. некий Фёдор Нагой сидит воеводой сначала во Мценске, а затем в Чернигове, но это, весьма возможно, Фёдор Фёдорович, а не Фёдор Михайлович, которому поздновато в боярском чине сидеть вторым воеводой в Мценске — небольшой порубежной крепости[182]. В 7079 (1570–1571 гг.) в Почепе годует один Фёдор Нагой, а в Чернигове одновременно сидит воеводой и наместником другой. Не исключено, что наместничает именно Фёдор Михайлович, хотя и подтвердить это совершенно точно не представляется возможным[183]. Но в любом случае — даже если засчитать за Фёдором Михайловичем все мценские и черниговские воеводские службы (что, скорее всего, будет ошибкой), — его военная карьера выходит бедной на главные роли и совершенно их лишена в отношении служб в полевой армии.

    Лев Андреевич Салтыков унаследовал дворцовый чин оружничего от отца, Андрея Михайловича Салтыкова, принадлежавшего роду Морозовых-Салтыковых, который служил Москве с середины XIV столетия[184]. До чина окольничего (совмещавшегося с чином оружничего) Лев Андреевич дослужился не позднее 1553 г., а возможно, и в 1552 г. Чин боярина он получил предположительно в 1561 г., а в 1562-м точно был боярином, о чем свидетельствует запись в разрядной книге[185]. Он долгое время пользовался большим доверием царя, поскольку активно поддержал его во время «боярского мятежа» 1553 г. Р.Г. Скрынников считает, что это положение продлилось до 1563–1564 гг.[186], а с учетом того, что Салтыков готов был идти за Иваном IV в Александровскую слободу (хотя и был впоследствии выслан обратно), можно считать весьма вероятным царское благорасположение к нему как минимум до последних месяцев 1564 г. А.А. Зимин видит в нем опытнейшего московского администратора, расцвет деятельности которого пришелся на конец 50-х — начало 60-х гг. XVI века[187] В 1565 г. Салтыков подвергся аресту. По мнению П.А. Садикова, Лев Андреевич попал в опалу в связи с неудачами на воеводстве: «Некоторые из бояр, вяло и бесталанно руководившие военными операциями против крымцев и Литвы, осенью 1564 г., как, например, И.П. Яковлев, Л.А. Салтыков и кн. B.C. Серебряный-Оболенский, были арестованы и выпущены только после новой присяги на верность и денежного поручительства на огромные суммы со стороны ряда служилых людей»[188]. Возможно, это так. Но тогда Салтыков занимал незначительный пост «прибавочного» воеводы, и вряд ли его тактические ошибки могли стать причиной для неудач 1564 г. Так что есть основания усомниться в выводе П.А. Садикова: возможно, причина опалы была другой. В 1567 г. Лев Андреевич уже участвует в подготовке несостоявшегося похода на Литву. В 1568–1569 гг. Салтыков попадает в опричную думу боярином, опять становится «ближайшим советником» царя и занимает пост опричного дворецкого. Он принял участие и в опричном разгроме Северной Руси (1569–1570). Но в 1571 г. он вновь оказался в опале, был по распоряжению царя пострижен в монахи и отправился в Троице-Сергиев монастырь, а позднее его казнили[189].

    Казалось бы, Л.А. Салтыков — человек известный, и прославлен он именно военной службой. В большом походе русской рати против крымцев летом 1555 г. Лев Андреевич был вторым воеводой большого полка при первом воеводе боярине И.В. Шереметеве Большом. Поход оказался несчастливым для нашей армии: столкновение с двадцатитысячным войском хана у Судьбищ вылилось в кровавую битву, которая с перерывами продлилась трое суток и закончилась поражением московских воевод[190]. Вдвое меньшее число русских бойцов в первых двух столкновениях имело успех. Но затем получил тяжелое ранение И.В. Шереметев. Это деморализовало войско, быстро утратившее порядок. В результате оно подверглось разгрому. Боеспособность сохранила лишь небольшая часть его — отряд в 2000 человек. Этому отряду удалось закрепиться в овраге и отбить три атаки крымцев. Хан ушел, не став упорствовать, добивая остатки русской армии, и они благополучно отступили. Так вот, после того, как вышел из строя Шереметев, команду по старшинству доложен был принять Салтыков. Именно он, видимо, организовал стойкую оборону последнего отряда русских. Впрочем, он же не сумел сохранить боеспособность основных сил, так что роль его в сражении у Судьбищ неоднозначна[191]. Краткий период командования ратью при ранении Шереметева стал «звездным часом» Льва Андреевича. Во всяком случае, пиком его достижений на военном поприще. Но… для самой рати это был далеко не лучший вариант. Ведь Салтыков не имел достаточного опыта в командовании крупными соединениями. Возможно, это сказалось и на результате Судьбищенской битвы. Разряды сообщают со всей определенностью: Салтыков был главным образом администратором — должность оружничего предполагала управление дворцовым Бронным приказом. На протяжении десятилетия с конца 40-х по конец 50-х гг. Лев Андреевич шесть раз сопровождает Ивана IV в походах именно как оружничий, а не как человек, занимающий какую бы то ни было воеводскую должность[192]. И совершенно напрасно С.Б. Веселовский то и дело зовет его воеводой[193]: оружничество само по себе не делало человека военачальником, он был всего лишь сопровождающим лицом в свите государя, имея набор обязанностей, не предполагавший командование полками. Позднее Салтыков опять играет роль сопровождающего лица, но только в чине боярина: знаменитый поход на Полоцк зимой 1562–1563 гг. и поход из Александровской слободы к Серпухову по крымским вестям в 1570 г.[194] А где же собственно воеводские службы Льва Андреевича? Их немного. В полевой армии он до 1555 г. был воеводой дважды: в июне 1549 г. Салтыков идет вторым воеводой в маленькой рати (не разбитой на полки), отряженной к Нижнему Новгороду и, далее, на «казанские места», очевидно, в поддержку большого войска, ушедшего ранее из Москвы к Нижнему. В декабре 1553 г. он числится вторым воеводой передового полка в походе к Казани, а оттуда «…на луговую сторону и на Арские места… которые государю не прямят». А потом — Судьбищи[195]. Для столь важного похода И.В. Шеремету Большому дали, прямо скажем, не самого бывалого помощника… А позднее, кстати, Салтыкова полковым воеводой не назначали ни разу, что косвенно свидетельствует о низкой оценке его полководческих способностей. В 60-х г. на долю Льва Андреевича выпали две скромные воеводские службы. Его отправляли «в прибавку» воеводам, сидящим в Полоцке в 7073 (1564–1565)., а затем смоленским воеводам в 7075 (1566–1567). Это выглядит как ссылка, лишенная всяких признаков почета. И вряд ли за полоцкую службу «на подхвате» его могла постигнуть опала. Скорее сама отправка на такую должность может интерпретироваться как результат опалы. Вот, собственно, и всё. Как военный деятель Л.А. Салтыков выглядит человеком не первого и даже не второго ряда.

    Отпрыском того же рода, только другой ветви, является Григорий Васильевич Морозов. Окольничим он стал, видимо, в 1547 г. (точнее, не позднее декабря 1547 г.), а боярином — уже в 1548-м. А.А. Зимин считает, что смерть Григория Васильевича следует отнести примерно к 1552 г., а С.Б. Веселовский называет 1556 г.[196] Начинал Г.В. Морозов с низких чинов: в 1538 и 1539 гг. он служит в головах во время походов русской армии на юг, «от берега»[197]. В зимнем походе 1547–1548 гг. «для казанского дела» он среди сопровождающих царя с чином окольничего[198]. И лишь в краткий период между 1548 и 1551 г. происходит высокая военная карьера Григория Васильевича, связанная, как видно, с получением боярского чина: он идет вторым воеводой в большом полку к Коломне «по казанским вестям»; затем возглавляет (!) передовой полк осенью 1549 г. на Коломне «от крымские Украины»; переходит на службу в Нижний Новгород и там становится первым (!) воеводой «за городом»; наконец, командует полком левой руки в судовой рати 1551 г., отправленной к Казани прикрывать строительство Свияжска[199]. Г.В. Морозов никогда не назначался старшим военачальником в полевой армии. Но как знать, если бы жизнь его продлилась подольше, стал бы он воеводой из обоймы постоянно действующих, т. е. военной элиты, или разделил судьбу большинства представителей старомосковской нетитулованной знати, не ставших на армейской службе птицами высокого полета…


    Александровская слобода. Фотография С. Прокудина-Горского, 1911 г.


    Василий Михайлович Юрьев[200] принадлежал роду Захарьиных-Юрьевых, столь широко известному и до такой степени изученному отечественными исследователями, что в особом представлении он не нуждается. Со времен свадьбы Ивана IV и Анастасии Захарьиной-Юрьевой в 1547 г. это семейство оказалось ближайшим к трону и встало исключительно высоко в аристократической пирамиде Московского государства, а сам Василий Михайлович оказался государевым шурином. К тому же В.М. Юрьев был женат на сестре князя И.Д. Бельского Анастасии, а дочь его вышла замуж за князя М.Т. Черкасского (брата второй жены Ивана IV). Какие возможности для карьеры! В 1549 г. — окольничий, а несколько месяцев спустя — уже боярин[201]. Но на военном поприще Василий Михайлович был малозаметной фигурой. Как тверской дворецкий, он сопровождает Ивана IV летом 1547 г. под Коломну, а зимой — к уже упомянутой Роботке; оттуда он отправляется в качестве сопровождающего Щигалея под Казань, не имея никакого командного поста; летом 1553 г. он — в числе бояр в царской свите во время похода к Коломне[202]. В 7066 (1557–1558) г. Василия Михайловича ставят на годование в Казани, но должность его там неясна и, похоже, она не из числа воеводских. Возможно, он был там гражданским администратором[203]. В 1559 г., когда большая рать во главе с царем уходит на юг, против крымцев, В.М. Юрьев остается в Москве, в составе комиссии бояр, оставленных при брате Ивана IV, Юрии, неспособном к делам правления[204]. В такой же боярской комиссии остался «ведать Москву» В.М. Юрьев и во время царского похода 1562 г. на Литву[205]. Что же остается на его долю из воеводских поручений? Да почти ничего: Василий Михайлович был первый воеводой «у наряда» в зимнем походе на Казань 1548–1549 гг., да вторым воеводой передового полка летом 1551 г. в Рязани по берегу[206]. С середины 50-х гг. В.М. Юрьев, судя по данным разрядов, воинских постов не получает. Но дожил он, как минимум до середины 60-х (видимо, до 1567 г.). Куда же обращены были его честолюбивые помыслы? В основном к мирной административной карьере. Как уже говорилось он возглавлял Тверской дворец, в начале опричнины наместничал во Ржеве. Сохранились многочисленные известия о его обширной дипломатической работе[207]. К командованию крупными соединениями он то ли не был допущен, то ли, скорее, имея на то полное право, сам не пожелал прикоснуться.

    Часто ли назначали представителей нетитулованной знати, получивших думные чины, командовать полевыми армиями? Нет, это происходило почти что в виде исключения. А уж крупную рать, пятиполкового состава, за всё время правления Ивана IV доверили видному представителю старомосковского боярства только один раз — в январе 1584 г. Ф.В. Шереметеву[208]. Как часто бывал нетитулованный аристократ во главе армии или крепостного гарнизона, когда были совершены крупнейшие победы грозненской эпохи? Разгромом татар на Оке в 1541 г. руководили князья Д.Ф. Бельский, И.И. Турунтай Пронский. В 1552 г. армиями, шедшими на Казань, штурмовавшими ее и громившими неприятеля в окрестностях города, командовали князья И.Ф. Мстиславский и А.Б. Горбатый. Главным военачальником в рати, бравшей в 1554 г. Астрахань, был князь Ю.И. Пронский. В 1556 г. войском, отправленным против шведов на Карельский перешеек, командовал князь П.М. Щенятев. Отличились в битве под Выборгом Семен Васильевич и Иван Меньшой Васильевич Шереметевы, но, по данным разрядов, они был в этой армии второстепенными военачальниками (первый воевода передового полка и второй воевода полка правой руки соответственно), и только личная инициатива и отвага дали им возможность выдвинуться во время боевых действий. К Юрьеву-Ливонскому, павшему в 1558 г., ходили с армией князья П.И. Шуйский и B.C. Серебряный. Операцией, в результате которой был взят Феллин (Вильян) руководили князья И.Ф. Мстиславский и В.И. Барбашин (1560). Старшим воеводой под Полоцком в 1563 г. числился князь И.Д. Бельский[209]. Девлет-Гирея у Молодей разбили в 1572 г. князья М.И. Воротынский да Д.И. Хворостинин. В победоносном походе зимой 1572–1573 гг., в результате которого московская армия захватила Пайду, старшими воеводами были расписаны нагайский мурза князь П.Т. Шейдяков да князь В.Ю. Голицын. В 1577 г. большое московское войско и отряды государя ливонского Магнуса завоевали 26 городов и замков в Прибалтике[210]. Помимо основных сил там действовало еще два отдельных корпуса. Так вот, первым воеводой большого полка основных сил был князь И.П. Шуйский, а корпусами командовали князья Тимофей Романович и Андрей Васильевич Трубецкие. Псков от Стефана Батория в 1581–1582 гг. обороняли князья В.Ф. Скопин-Шуйский и знаменитый И.П. Шуйский.

    На долю нетитулованной аристократии досталось только два по-настоящему крупных успеха, где ее представители сыграли роль главных военачальников. Во-первых, взятие Нарвы в 1558 г. А.Д. Басманов прибыл в Ивангород с небольшим отрядом. Воспользовавшись пожаром в Нарве, он стремительным приступом взял ее мощные укрепления[211]. Во-вторых, разгром литовской 9-тысячной рати под Смоленском в 1580 г. воеводой И.М. Бутурлиным[212].

    Таким образом, можно сделать вывод: старомосковским и провинциальным боярским родам редко доверяли крупные соединения. У них было относительно немного шансов проявить полководческое дарование.

    Когда кто-то из нетитулованной знати все-таки становился во главе армии, это могло привести к большим неприятностям. Об угрозе местнической аварии все знали и старались не доводить до этого. Ведь если в Москве или в гарнизоне одной из крепостей местническая ссора хоть и могла нанести урон, но не стала бы гибельной, то в условиях постоянно меняющейся обстановки во время похода полевой армии вспышка вражды между воеводами была способна привести к катастрофе. И такие «местнические катастрофы» вооруженные силы России в XVI столетии знавали. Примеров подобного рода неприятностей летописи и разряды знают немало, они хорошо известны исследователям. Но все-таки стоит привести один из них, связанный с переломным событием в ходе Ливонской войны. Тяжелое поражение русских войск под Кесью (Венденом) в 1578 г. произошло в значительной степени из-за промедления с выходом в поход. А это промедление вызвано было грандиозным местническим скандалом. Частью конфликта стало челобитье князей В.А. Сицкого и П.И. Татева, что им «невместно» быть ниже по назначению, нежели первый воевода передового полка Ф.В. Шереметев. Разгром московский армии открыл целую серию неудач на Ливонском фронте, завершившуюся только в 1582 г. Война к тому времени была безнадежно проиграна.

    Поэтому в тех редких случаях, когда «командармами» становились представители нетитулованной знати, воеводами в полках назначались опять-таки нетитулованные аристократы или же лица княжеского происхождения, но второстепенных родов.

    В 50-х — начале 60-х гг. два представителя старинного московского боярства возглавляли полевые армии в крупных походах. Это Иван Хирон Петрович Захарьин-Яковлев (Яковля), а также Иван Большой Васильевич Шереметев. Так вот, офицерский корпус тех соединений, которые они возглавляли, почти лишен лиц княжеского происхождения. В осеннем походе 1554 г. из Галича на «казанские места» воеводой сторожевого полка у И.П. Яковлева стоит князь В.И. Токмаков-Ноздроватый, а в передовом полку — И.В. (Меньшой) Шереметев[213]. У Шереметева (Большого) в знаменитом походе против крымцев 1555 г. из шести подчиненных воевод только один — князь, да и тот удельный воевода Владимира Андреевича Старицкого (кн. В.Ю. Лыков)[214], а такая служба считалась рангом пониже государевой. Поход 1559 г. под Юрьев-Ливонский, когда во главе армии стоял И.П. Яковлев, воевод-князей не знает[215]. В разрядах указан под 7070 (1561–1562) г. поход из Смоленска в «литовскую землю». Во главе русской рати вновь поставлен И.В. (Большой) Шереметев. У него под командой — 4 воеводы, и только один из них, малозаметный князь И.Д. Дашков, относится к титулованной знати[216].

    В опричную эпоху этот порядок сохраняется, хотя и несколько ужесточается в отношении военной службы титулованной аристократии. Под началом опричного воеводы И.Д. Плещеева-Колодки оказывались князья М.Ф. Гвоздев-Приимков, И.П. Залупа Охлябинин и А. Морткин[217]. Никто из них не принадлежал к выдающимся, особо знатным княжеским родам. Гвоздевы-Приимковы были одной из младших ветвей Ростовских князей, служили в опричнине и сохранили родовые вотчины, но в служебном отношении высоко подняться не сумели. Разряды за 7076 (1567–1568) г. содержат известие о том, что на князя И.Ф. Гвоздева бил челом «о местех» Р.В. Алферьев, опричный выдвиженец из захудалых Нащокиных, и добился того, что пошел в поход «без мест»! Охлябинины и Морткины являлись отраслями сильно размножившегося семейства Ярославских князей; кн. А. Морткину, вероятно, мешало высоко подняться то обстоятельство, что родня его перебегала в Литву, и на военной службе его почти не видно. Охлябинины давно утратили родовые вотчины и не вышли в думные чины; по родовитости они стояли несколько ниже Морткиных; кн. И.П. Залупа Охлябинин служил много, повысил свое положение, попав в опричнину, но до высоких воеводских постов дослужиться не смог… Что же касается земских военачальников, то для них никакого изменения не произошло. Михаил Яковлевич Морозов в 1569 г. идет под Изборск со смешанным земско-опричным корпусом. Из восьми воевод, попавших ему под команду, князей лишь двое — это невысоко стоящие в служебном и родовом отношении князья Н. Гундоров и Ю.И. Токмаков[218]. Под 7077 (1568–1569) г. в разрядах упоминается об отправке того же И.П.Яковлева во главе армии на крымское направление «за реку». Вторым воеводой в большом полку идет князь Ф.И. Татев, а воеводами передового и сторожевого полков, соответственно, Н.Р. Юрьев и И.В. (Меньшой) Шереметев[219]. Фёдор Иванович Татев происходил от одной из младших ветвей князей Стародубских-Ряполовских. Что его отец, что он сам были вечными «рабочими лошадками» в вооруженных силах России XVI столетия, но никогда не поднимались высоко.

    В 1584 г. Ф.В. Шереметев, как уже говорилось, ведет большую рать на луговую черемису. В его подчинении 9 воевод, но из них только трое относятся к числу титулованной аристократии[220]. Это князья Д.И. Хворостинин (еще одна «рабочая лошадка» с трудной судьбой и триумфальным будущим, род его не отличался особой знатностью — чуть ниже Охлябининых), И.М. Барятинский (род из верхнего слоя провинциального дворянства[221]) и М.А. Щербатый (проиграл местническое дело 1586 г. худородному опричному выдвиженцу М.А. Безнину!)[222].

    Таким образом, при назначении нетитулованных аристократов на воеводские посты, особенно на посты старших военачальников в полевых армиях, московское правительство проявляло большую осторожность.

    Но даже такая осторожность не спасала от столкновений. Так, в 1575 г., во время победоносного похода на Пернов, воеводой большого полка был Н.Р. Юрьев[223], царский родственник, человек древнего рода, стоящий весьма высоко в аристократической иерархии. И то «не взял списков» и не признал его старшинства воевода полка правой руки князь А.В. Репнин! Случай показался Ивану IV не настолько однозначным, как другой местнический спор, произошедший тогда же и разрешенный с помощью прямого приказа: списки взять. А.В. Репнину пришло иное повеление, намного мягче: «…государь писал ко князю Ондрею, велел ему бытии на той службе без мест; а как служба минетца, и государь тогда дела их послушает»[224].

    Можно сделать следующие выводы: карьерный рост представителей нетитулованной знати в вооруженных силах был затруднен. Высшие посты в полевых армиях доставались им редко, в виде исключения. Главной причиной, по всей видимости, был недостаток знатности, что несло в себе потенциальную угрозу местнических конфликтов, которые могли привести к тяжелым последствиям во время боевых действий. Возможно, второй причиной была также большая склонность старомосковского боярства к административной службе; но об этом можно говорить пока лишь предположительно, — для подтверждения данного тезиса необходимо большое самостоятельное исследование, выходящее за рамки собственно армейской тематики.

    Опричные воеводы

    К настоящему времени вопрос о персональном составе опричного двора, опричных административных учреждений и опричной думы усилиями целого ряда отечественных историков изучен весьма подробно и основательно. В меньшей степени исследован состав опричного воеводского корпуса. В летописях, разрядах, делопроизводственной документации, а также записках иностранцев содержатся сведения о деятельности свыше пятидесяти воевод-опричников. Однако принципы комплектования командного состава опричной армии в разные периоды опричнины 1565–1572 гг. остаются на периферии интересов академических историков. Более того, даже список лиц, занимавших в опричнине крупные посты военачальников, еще не составлен, хотя опричные боевые соединения сыграли видную роль в военной истории России периода правления Ивана IV. Отчасти этому препятствует наличие ряда вопросов чисто источниковедческого характера.

    Источниковедческие проблемы

    Один из таких вопросов ставит неясность происхождения записи, помещенной в государственных разрядах под 7073 (1564–1565) г. и содержащей известие о воеводах полков, отправленных к Калуге. Она расположена в самом конце годового комплекса разрядных записей, что косвенно указывает на датировку весна — лето 1565 г. Однако в любом случае, если запись размещена под верным годом, она относится к первым месяцам существования опричнины или к периоду, непосредственно предшествующему ее введению.

    Имеет смысл воспроизвести ее полностью: «Тово же году были воеводы в Колуге по полком:

    В большом полку воеводы князь Федор Михайлович Трубецкой да князь Иван Васильевич Темкин Ростовской.

    В правой руке воеводы князь Василей Иванович Телятевской да князь Роман Васильевич Охлябинин.

    В передовом полку воеводы князь Иван Таутукович Черкаской, да Григорей Микитич Борисов-Бороздин.

    В сторожевом полку воеводы князь Володимер Тоутукович Черкасской, да Дмитрей Борисович Салтыков.

    А в левой руке воевода князь Иван Залупа Петрович Охлябинин да Игнатей Борисович сын Блудов»[225].

    По мнению В.Б. Кобрина, калужский разряд 7073 г. должен иметь иную, по всей видимости, более позднюю дату, но при этом, по его мнению, «…опричное происхождение этой разрядной записи несомненно»[226]. Однако ничего несомненного тут нет. В качестве аргументов В.Б. Кобрин выдвигает следующие факты: «Из десяти воевод, упомянутых в разряде, семь известны как опричники по другим источникам, а трое (В.Т. Черкасский, Р.В. Охлябинин, Г.Н. Бороздин) являются родственниками опричников. Это заставляет считать разряд опричным. Но дата… под которой он помещен, не может быть принята: в это время В.И.Темкин еще находился в литовском плену, а Ф.М. Трубецкой был земским воеводой. Они не могли, таким образом, возглавлять тогда опричные войска. Итак… датировать ее точно нельзя». Но уже А.А. Зимин обратил внимание на то, что в разряде упомянут не кн. В.И. Темкин, а его сын, кн. И.В. Темкин[227]. И, остается добавить, если по летописным данным тот же В.И. Темкин был возвращен из литовского плена в июле 1567 г.[228], то когда он туда попал, неизвестно. Возможно, его пленение было весьма кратковременным.

    Что касается прочих воевод, упомянутых в калужской записи 7073 г., то их служебное положение в конце 60-х — начале 70-х гг. может пролить свет на данную проблему.

    Итак, князь И.В. Темкин (из ростовских князей) до попадания в калужский разряд 7073 г. на воеводских службах источниками не упоминается. Когда он начал служить по опричнине — неизвестно: в разрядах его имя не встречается ранее 7079 г., когда его отправят вторым воеводой большого полка «из опришнины» в Тарусу[229].

    Далее запись содержит сведения о князьях И.П. Охлябинине и Р.В. Охлябинине (из ярославских князей). И.П. Охлябинин был одним из виднейших опричных воевод. Он долго и трудно проходил военную карьеру, начав с низких ступеней, приобретает большой опыт, в 60-х гг. (до опричнины) уже добивается первых воеводских назначений; в опричных разрядных записях он появится как первый воевода передового полка в Калуге под 7076 (1567–1568) г.[230] Далее до отмены опричнины он еще несколько раз выступит как крупный опричный полководец. Князь Р.В. Охлябинин (по поводу которого нет уверенности, участвовал ли он вообще в походе к Калуге) в опричных разрядах и иных документах не упоминается. До опричнины он неоднократно побывал на высоких воеводских должностях.


    Опричники Ивана Грозного


    Князья Черкасские — оба родня очень значительного деятеля грозненской эпохи, Михаила Темрюковича Черкасского, брата царицы Марии Темрюковны. Но в русской истории они оставили крайне незначительный след. За Владимиром Таатуковичем никаких служб, помимо присутствия в разрядной записи 7073 г. не числится, а Иван Таатукович назван еще раз в опричном разряде 7079 г. первым воеводой полка левой руки в опричном корпусе в Тарусе[231].

    Князь Василий Иванович Телятевский впервые появляется в калужском опричном разряде под 7077 г. как первый воевода передового полка и с этого момента служит в опричной армии на воеводских постах[232]. Впрочем, для него это не карьера. Он и до опричнины занимал крупные должности. В 7073 г. он сидел в Брянске наместником (до мая 1565 г., когда туда прислали других воевод)[233].

    Григорий Никитич Борисов-Бороздин происходил из знатного и влиятельного рода, уходящего корнями в тверское боярство. До опричнины он успел получить опыт на нескольких воеводских должностях. Действительно, он был двоюродным дядей большого опричного деятеля Н.В. Бороздина. Вот только В.Б. Кобрин слишком торопится вписать и его самого в опричнину[234] — на основании того, что Григорий Никитич назван в анализируемой разрядной записи, — а ее опричное происхождение надо еще доказать.

    Дмитрий Борисович Салтыков — сомнительный опричник. Он ни разу не упоминается в опричных военных соединениях как военачальник — хотя бы и самого скромного ранга. В.Б. Кобрин считает его опричником фактически по одной причине: Дмитрий Борисович был в октябре 1572 г. (видимо, опечатка, на самом деле имелся в виду 1571 г., поскольку в разрядной записи его отправка в Кострому отнесена к 7080(1571–1572) г.) в опричной Костроме «для поветрия моровова на заставе»[235]. Если Д.Б. Салтыков и вошел в опричнину, то, по всей видимости, ненадолго, на завершающем этапе ее деятельности. А вот родственником одного из наиболее влиятельных опричных деятелей — Л.А. Салтыкова из древнего московского боярского семейства — он был.

    Игнатий Борисович Блудов (из худородных провинциальных дворян) — представитель «опричной гвардии», упоминается в опричных разрядах с 7076 (1567–1568) г., где назван вторым воеводой сторожевого полка[236]; впоследствии постоянно используется как командир «второго ряда» в опричных соединениях. До опричнины он уже бывал в воеводах — с 50-х гг. XVI века: в марте 1555 г. назван в разряде «почапским наместником», в 7067 (1558–1559) г. он годовал вторым воеводой во Мценске, а в 7068 (1559–1560) г. сидел воеводой в Карачеве[237]. Отмена опричнины дурно сказывается на его карьере.

    Интереснее всего фигура князя Фёдора Михайловича Трубецкого. А.А. Зимин, оценивая гипотезу В.Б. Кобрина о ложной датировке разрядной записи 7073 г., в частности, замечает: «Гораздо более серьезным обстоятельством (чем мифическое присутствие в записи князя В.И. Темкина. — Д.В.) служит то, что Ф.М. Трубецкой, до октября 1570 г. земский воевода, в октябре также „возглавляет опричные войска в Калуге, как и в записи 1565 г.“»[238]. Обстоятельство и в самом деле серьезное. На первый взгляд, оно служит полным доказательством точки зрения В.Б. Кобрина. Но пребывание князя Ф.М. Трубецкого с войском у Калуги объясняется без привлечения каких бы то ни было соображений о составе опричнины. Фёдор Михайлович сидит первым воеводой в Дедилове с 7072 г. по сентябрь 1565 г., когда его заменили новым воеводой. А в мае 1565 г. князя Трубецкого отправили «с людьми» из Дедилова на подкрепление в большую армию князя И.Д. Бельского, собранную для отпора «по крымским вестям». Ее авангард (передовой полк) под командованием князя И.И. Турунтая Пронского и И.В. Меньшого Шереметева тогда же, в мае, был выдвинут как раз к Калуге. Ф.М. Трубецкой со своими людьми стоял тогда в районе Каширы в составе полка правой руки. Но с 26 июня основные силы стали передвигать к брынскому лесу для операций на литовском рубеже[239]. В Калуге некоторое время оставался с частью людей И.В. Меньшой Шереметев, но и его планировали перебросить оттуда на другой театр военных действий (неясно, был ли он на самом деле переброшен, т. к. в сентябре 1565 г. он опять сидит на воеводстве в Калуге)[240]. Таким образом, с конца июня 1565 г. больших сил русской армии на южном оборонительном рубеже нет, они ушли. И в этот момент туда могли выдвинуть из Каширы дедиловскую рать князя Ф.М. Трубецкого, которая в такой ситуации стала ядром корпуса, закрывавшего от крымцев это направление. А в сентябре (или, может быть, раньше) Трубецкой возвращается в Дедилов.

    Допустим, в разрядах нет ошибки, и поход под Калугу состоялся, тогда его можно датировать июлем — августом 1565 г. Ничто не мешает собраться под Калугой десяти воеводам, перечисленным в разряде 7073 г. Как уже говорилось, князь Трубецкой именно тогда возглавлял отряд дедиловцев на юге, а И.Б. Блудов, Г.Н. Борисов-Бороздин, князья И.П. и Р.В. Охлябинины, В.И. Телятевский имели к тому времени опыт пребывания на воеводских должностях. Иными словами, сложился командный костяк, который никого бы в тот момент своим составом не удивил. Остальные же участники похода были достаточно знатны, чтобы их назначение на посты полковых военачальников также ни для кого не стало бы сюрпризом.

    Семь будущих опричников из десяти воевод — это, конечно, сильный аргумент в пользу точки зрения В.Б. Кобрина. Но один из них, «опричник», Д.Б. Салтыков, — под сомнением. Кроме того, резонно предположить, что в первой половине — середине 1565 г. еще не существует разделения вооруженных сил на опричные и земские, а будущие опричные воеводы поставлены Иваном IV в большую рать на должности полковых начальников, чтобы можно было к ним присмотреться, оценить их способности. Людей просто «пробовали в деле». Количество «родственников опричников» ничего к позиции Кобрина не добавляет, поскольку весь военно-служилый класс был пронизан сетью брачно-родственных связей, и пребывание в одном семействе с опричником никого механически в опричнину не вводило.


    Болхов, Монастырская слободка


    Опричнина была учреждена в Александровской слободе в январе 1565 г., а в Москву Иван IV вернулся уже в феврале. Однако создание особой опричной армии требует времени. Нет ничего странного в том, что она еще не была составлена к лету 1565 г. и появилась на полях сражений только осенью. Указ о введении опричнины свидетельствует, в частности, о формировании новой служилой корпорации: «А учинити государю у себя в опришнине князей и дворян, и детей боярских дворовых и городовых 1000 голов…»[241] Формирование опричного государева двора и опричных вооруженных сил стоило больших усилий. «1565 год был заполнен строительством опричного аппарата, персональным отбором „людишек“, испомещением „верных слуг“, переселениями лиц, внушавших опасение…» — пишет А.А. Зимин[242]. Р.Г. Скрынников на основе Послания Таубе и Крузе, сверенного по изданию Г. Хоффа, реконструировал процесс отбора служилых людей по отечеству в опричнину следующим образом: «После утверждения указа об опричнине правительство вызвало в Москву дворян трех опричных уездов — Суздальского, Можайского и Вяземского и произвело генеральный смотр. Им руководила специальная опричная комиссия в составе первого боярина А.Д. Басманова, князя А. Вяземского и П. Зайцева. Во время смотра четверо „старших“ дворян из каждого уезда должны были после особого допроса и под присягой показать перед комиссией происхождение рода уездных служилых людей, рода их жен, указать также, с какими князьями и боярами они вели дружбу…»[243] Ясно, что этот процесс не мог идти быстро. П.А. Садиков считал также, что была произведена чистка командного состава в действующих войсках: ряд полковых воевод, стоящих по городам, близким к Дикому полю и пограничным с Литвою, был отозван и вместо них назначены новые[244].

    Впервые опричный корпус как самостоятельное полевое соединение появится на страницах разрядов только в октябре 1565 г. — у Болхова, при отражении набега крымцев[245]. Судя по всему, он еще совсем невелик: два не разбитых на полки отряда с пятью воеводами во главе. Серьезной боевой силой он станет лишь в 1567–1568 гг. Именно тогда, осенью 1565 г., в разрядах возникает пояснение: «воеводы из опришнины» В калужском разряде, о котором пишет В.Б. Кобрин, ничего подобного еще нет. Отсутствие в изучаемой разрядной записи слов «из опричнины», которые будут проставляться в разрядах на протяжении всего опричного периода в подавляющем большинстве случаев, говорит против гипотезы В.Б. Кобрина. Как уже говорилось, опричного корпуса к тому времени могло еще не существовать. Следовательно, «опричные воеводы» станут таковыми лишь в будущем, и сейчас ими вполне может командовать «земский воевода» кн. Ф.М. Трубецкой.

    Остается добавить еще один контраргумент более общего характера.

    Насколько характерна хронологическая путаница для разрядов того времени? Наиболее крупный знаток этого вида источников, В.И. Буганов, пишет о том, что в разрядных книгах второй половины XVI века в основном выдерживается хронологический принцип, они близки «к разрядным первоисточникам». С «государева разряда» 1556 г. начинается определенный этап, своего рода реформа разрядного делопроизводства: «Именно с середины XVI в. в разрядных книгах начинаются подробные регулярные записи (курсив мой. — Д.В.) за каждый год»[246]. А это вряд ли совместимо с произвольной перестановкой в разрядных записях более чем на пять лет.

    Таким образом, можно сделать вывод: нет достаточных оснований приписывать калужской разрядной записи 7073 г. опричное происхождение.

    И при составлении списка опричных воевод она не учитывается.

    Ряд вопросов ставит также разрядная запись выхода опричного корпуса под Тарусу. Эта запись относится к 7080 (1571–1572) г. Она свидетельствует о хронологически самой поздней крупной самостоятельной операции опричного воинства. С зимы 1571–1572 гг. нет ни единого значительного похода, о котором можно было бы твердо сказать, что командный состав набирался исключительно из опричников, без участия земских воевод. Общие действия опричных ратей и земских встречаются как минимум с 1569 г., когда З.И. Плещеева-Очина отправляют с опричным отрядом на поддержку земской армии воеводы М.Я. Морозова, отправленной отбивать Изборск. Но до середины 1571 г. разряды четко отделяли участвующие в крупной операции соединения опричников от соединений земцев. А с зимы 1571–1572 гг. начинается расписывание опричных и земских воевод в один и тот же полк большой рати без обозначения их принадлежности к опричнине и земщине.

    Итак, текст тарусской разрядной записи 7080 г.:

    «Того же году в Торусе из опришнины воеводы были по полком:

    В большом полку воеводы князь Михайло Темрюкович Черкасский да князь Иван Васильевич Темкин.

    В правой руке воеводы князь Микита Романович Одоевский да князь Ондрей Петрович Хованской.

    В передовом полку воеводы князь Василей Иванович Борбашин да окольничей Микита Васильевич Борисов.

    В сторожевом полку воеводы князь Василей Иванович Телятевский да князь Иван Охлябинин.

    В левой руке князь Иван да князь Дмитрий Щербатые»[247].

    Она присутствует только в сокращенной редакции разрядной книги.

    Информация, содержащаяся в ней, использовалась исследователями; в частности, В.Б. Кобрин учел ее при составлении списка опричников.

    Однако очень сомнительно, что этот выход опричного корпуса в действительности состоялся. Во всяком случае, он не мог пройти при том составе воевод, который приведен в разрядной книге.

    Прежде всего, кн. М.Т. Черкасский был казнен после прорыва хана Девлет-Гирея к Москве. Казнь состоялась в конце мая — начале июня 1571 г.[248]

    Возможно, его имя попало в заготовку разряда, предназначенного для выхода полков осенью 1571 г. Когда эта заготовка составлялась, приказные люди еще не знали о смерти Черкасского. В этом случае возможны два варианта: либо поход к Тарусе все-таки состоялся, но без участия покойного князя (это могло произойти только осенью 1571 г., поскольку названные в записи воеводы — князья Д. Щербатый, Н. Одоевский, И. Охлябинин и А. Хованский — участвовали зимой, весной и летом 1572 г. в других походах: к Новгороду Великому, «на берег», а также в оборонительной операции против очередного набега Девлет-Гирея), либо похода не было, хотя заготовка и вошла в состав разрядной книги.

    За второй вариант говорит почти полная идентичность этой записи и другой, составленной за год до того, для похода опричного корпуса туда же, к Тарусе. На всех воеводских постах стоят те же персоны, лишь последняя строка звучит иначе: «В левой руке князь Иван Черкасской, да князь Дмитрей Щербатой»[249]. Но и эта разница может объясняться одной только оплошностью писца: случайно пропустив слово «Черкасской» он мог создать ошибочное впечатление, что в состав разряда введен князь Иван Щербатый.

    Необыкновенное сходство двух разрядов носит уникальный характер: небывалое дело, чтобы разрядные записи, составленные с хронологической дистанцией в год, при совершенно разных обстоятельствах, тем не менее во всем или почти во всем повторяли друг друга. Вероятнее всего, переписчик дважды ввел в состав разрядной книги одну и ту же запись. Но тогда сама возможность похода опричной армии к Тарусе выглядит крайне сомнительно. Пользоваться данными тарусского разряда 7080 г. для определения состава опричной военной элиты означает делать источниковедчески не оправданный шаг.

    В этом случае дата последней крупной операции опричного корпуса как самостоятельного соединения должна быть перенесена на значительно более раннее время. Осенью 1570 г. его вывели к Тарусе, плюс еще два значительных отряда опричников были развернуты под Калугой и у Сенькина перевоза[250]. Бoльшая часть этих сил была сконцентрирована в мае 1571 г. для крупной оборонительной операции. Во всяком случае, когда против Девлет-Гирея, рвущегося к Москве, стали собирать полки, то полковые воеводы были назначены в основном из числа тех, кто был выставлен охранять южный рубеж еще осенью[251]. Против крымцев опричники и армия земщины действовали в условиях раздельного командования и притом крайне неудачно. Бoльшая часть опричного корпуса покинула поле боя вместе с царем, а оставшаяся часть жестоко пострадала, пытаясь отстоять столицу. Результатом же стал общий разгром вооруженных сил Московского государства и сожжение татарами Москвы. Видные опричные военачальники, участвовавшие в походе как полковые воеводы, подверглись смертной казни: кн. М.Т. Черкасский, кн. В.И. Темкин-Ростовский, В.П. Яковлев. Больше опричный корпус как самостоятельная боевая сила не собирался. Видимо, летом 1571 г. военная организация опричнины рухнула.

    Итак, у историка есть достоверные данные о существовании военной организации опричнины за период неполных шести лет — с октября 1565 по лето 1571 г.

    Реконструируя кадровый состав опричной военной машины, необходимо учитывать два важных источниковедческих замечания А.А. Зимина. В сущности, одно из них является естественным продолжением другого, поэтому и рассматривать их удобнее в совокупности.

    Вот первое высказывание: «Основная сложность при размежевании опричной и земской служб дворянства в 1565–1566 гг. коренится в состоянии источниковедческой базы. Наиболее полные сведения о принадлежности к опричнине, как установил В.Б. Кобрин в своей превосходной реконструкции состава опричного двора, дают разрядные записи. Однако только с сентября 1567 г. до начала 70-х годов XVI в. в разрядных книгах есть более или менее точное размежевание опричных и земских полков. До этого лишь осенью 1565 г. при рассказе о походе к Болхову указывается, что „из опришнины“ в Москву были посланы князья А.П. Телятевский, Д.И. и А.И. Хворостинины, а из Белёва (опричный город) — князь Д.И. Вяземский и Михаил Белкин[252]. Перед исследователем совершенно естественно встает вопрос, было ли вообще четкое размежевание опричных и земских полков до осени 1567 г., т. е. не является ли запись 1565 г. исключением. Если же это размежевание было, то делались ли всегда в разрядах указания на службу воевод „из опричнины“, или эти заметки носят случайный характер. Допустим, что опричные воеводы уже в 1565–1566 гг. не могли возглавлять земские полки и участвовать в совместных походах с земскими военачальниками. Но тогда получается, что основная масса воевод попала в опричнину только к 1567 г., ибо ранее об их опричной принадлежности нет никаких упоминаний»[253].

    Еще более четко проблему о недостатке информации, касающейся опричного корпуса, А.А. Зимин обрисовывает в другом месте: «Обращает на себя внимание отсутствие разрядов на вторую половину 1566 и первые три месяца 1567 г. Осенних назначений на „годование“ воевод и наместников не было. Не исключено, что правительство, напуганное выступлениями участников земского собора [1566 г.] из среды дворовых детей боярских, решило повременить с военно-административными назначениями до произведения тщательной проверки причастности к этому выступлению лиц из состава государева двора, откуда черпались кандидаты на высшие военные должности». Здесь же делается уточнение: «Последний разряд за 1566 г. датирован концом июня, а первый за 1567 г. — апрелем»[254].

    Безусловно, «брешь» в разрядных записях 1566 г. бросается в глаза, А.А. Зимин совершенно прав. Опричный корпус собирается как самостоятельная сила осенью 1565 г., затем источники не указывают, что никаких служб — походов, строительства крепостей и т. п. — для которых его вновь собрали бы, не было аж до осени 1567 г. Почему образовался этот перерыв?

    Можно предположить, что какая-то часть разрядных записей утрачена, причем утрата эта произошла тогда же, во второй половине 60-х гг. XVI века, поскольку в противном случае хотя бы одна редакция, хотя бы один список разрядных книг, известных во множестве вариантов, сохранили бы утерянную информацию. Нелегко назвать причину, по которой из разрядных книг мог быть извлечен значительный отрывок. Однако в пользу этой версии говорит следующее: никто из пяти воевод, указанных в Болховской разрядной записи 1565 г., не получал более никаких служебных назначений в течение названного двухлетнего периода, что выглядит странно: кроме кн. Д.И. Вяземского, все прочие постоянно получают посты в полевых соединениях и гарнизонах на протяжении 60-х гг., а тут в их карьере вырисовывается странная лакуна. Так что версия об утрате информации в разрядных книгах не лишена оснований.

    На протяжении всего указанного периода (до осени 1567 г.) персоны, известные как заведомые опричные воеводы более позднего периода, участвуют в походах вместе с военачальниками, которые никогда не упоминались в опричнине. Напротив, нет ни единого случая, когда в командовании полевого соединения собирались одни только явные опричники конца 60-х — начала 70-х гг. XVI века. В разрядах 1567–1571 гг. изредка делались записи, где о гарнизоне или полевом соединении, составленном из опричных подразделений, не говорится, что они «из опричнины» (правда, это очень редкие случаи, и чаще всего данная ремарка присутствует в предыдущих записях — составитель разрядной книги мог считать, что одной ремарки на несколько последовательно стоящих записей достаточно), но между осенью 1565 и осенью 1567 г. не обнаруживается ни одной записи, в которой целое соединение приписывалось бы опричной военной организации.

    Остается два варианта: либо четкого размежевания между опричными и земскими подразделениями в походах того времени действительно не производилось, либо опричный боевой корпус почему-то не выдвигался для службы «на берегу» или на западных рубежах. Первое весьма сомнительно: к осени 1565 г. боевое соединение опричников сформировано и, видимо, участвует в боевых действиях, затем оно по неясным причинам исчезает, и опричников смешивают с земскими полками, чтобы потом опять выделить в самостоятельную военную силу во второй половине 1567 г. Логические обоснование для подобного кульбита отыскать крайне трудно. Остается последнее: опричные военачальники не несли в указанный период боевой службы, их работа ограничивалась службой охранного характера. Чем это можно объяснить?

    Можно, конечно, предположить, что опричный боевой корпус находился на грани расформирования, поскольку Иван IV какое-то время прислушивался к советам об отмене опричнины и у него возникло колебание: не отменить ли это нововведение? Но подобный оборот представляется маловероятным: если использовать его как рабочую гипотезу, остается неясным, по какой причине опричная военная организация все-таки была сохранена и нашла новое применение в осеннем походе 1567 г.

    Но более вероятно второе: обстоятельства земского собора лета 1566 г. и особенно послесоборного выступления оппозиции вынудили царя постоянно держать всю военную силу опричного корпуса под руками, не распускать ее и не отправлять на театры военных действий.

    Отсутствие опричников на фронтах войны с Польско-Литовским государством и Крымским ханством действительно имеет смысл связывать с московскими событиями 1566 г.: Земским собором и антиопричным выступлением. Но прежде следует сделать оговорку: В.И. Корецкий сделал аргументированное предположение о двух антиопричных выступлениях в столице России — одно из них совершено «дворянской фрондой» в 1566 г., а второе приняло форму волнений посадского люда в июле 1568 г.[255] До настоящего времени гипотеза Корецкого не получила обоснованного опровержения. Однако она никак не отвергает того факта, что 1566 г. создал для Ивана IV тревожную ситуацию. Со всей определенностью к 1566 г. можно приурочить два свидетельства источников. Во-первых, А. Шлихтинг сообщает: «В 1566 году сошлись многие знатные лица, даже придворные самого тирана, число которых превышало 300 человек, для переговоров с ним и держали такую речь: „Пресветлейший царь, господин наш! Зачем велишь ты убивать наших невинных братьев? Все мы верно тебе служим, проливаем кровь нашу за тебя. Ты же за заслуги воздаешь нам теперь такую благодарность. Ты приставил к шеям нашим телохранителей, которые из среды нашей вырывают братьев и кровных наших…“»[256] и т. п. Во-вторых, претендент на занятие вакантной митрополичьей кафедры настоятель Соловецкой обители Филипп (Колычев) летом 1566 г. также потребовал от царя отменить опричнину[257]. Выступление произошло на соборе 1566 г. или вскоре после него, поскольку известно о казни как минимум трех вождей земской оппозиции, участвовавших в соборных заседаниях: кн. В.Ф. Пронского-Рыбина, И.М. Карамышева и К.С. Бундова[258]. Некоторые исследователи связывают с событиями 1566 г. известие Пискаревского летописца: «…а сам царь живя за Неглинною на Петровке. А ходиша и ездиша в черном все люди опришнины, а в саадацех помяла. И бысть в людех ненависть на царя от всех людей. И биша ему челом и даша челобитную за руками о опришнине, что не достоит сему бытии. И присташа ту лихия люди ненавистники добру сташа вадити великому князю на всех людей, а иныя по грехом словесы своими погибоша»[259]. По всей вероятности, у царя были основания опасаться вооруженного выступления оппозиции, ведь за тремя сотнями челобитчиков могло стоять значительно большее количество недовольных, не пожелавших открывать свои имена. И тогда присутствие в Москве значительного контингента боевых опричных отрядов объясняется самым естественным образом: 500 человек собственной охраны Ивана IV могло не хватить для подавления чаемого восстания. Потребовалось сосредоточить в столице весь корпус.

    Приходится либо признать эту версию, либо остановиться на гипотезе о лакуне в самом источнике — разрядах. Все прочие варианты менее обоснованны.

    Списочный состав опричных воевод

    Как уже говорилось, изучение опричной военной элиты — особенностей ее формирования, главных кадровых источников, боевого опыта и происхождения ключевых фигур — невозможно без предварительного составления списка. В Приложении III приводится этот список, составленный в основном по материалам разрядов, летописей и, в меньшей степени, сообщений иностранных авторов.


    Митрополит Филипп отказывается благословить Ивана Грозного


    В список входят только те, кто получал в опричнине воеводские должности. Не учтены также деятели опричнины, занимавшие видное место в карательных операциях, т. е. походах на «внутреннего врага» и расправах с ним[260]. Не вводились в этот реестр и опричники, входившие в состав государева двора и участвовавшие в походах, но не получившие ни разу воеводских назначений. Например, те, кто входили в свиту Ивана IV, несли службу в рындах, поддатнях, не поднимались выше должности голов и т. п. В список включены только те, кто побывал в воеводах при несении боевой службы против внешнего неприятеля. Поэтому данное перечисление в пять раз короче, чем список опричного государева двора у В.Б. Кобрина, и не включает целый ряд добавок, сделанных к кобринскому списку А.А. Зиминым: всего 55 человек.

    Почти все эти лица попали в список опричников, опубликованный В.Б. Кобриным. По неизвестным причинам он не учел лишь князя В.И. Горбатого-Мосальского, ходившего первым воеводой в передовом полку во время одного из выходов опричного корпуса под Калугу, а также Игнатия Борисовича Салтыкова, назначенного в том же походе вторым воеводой полка левой руки[261]. Кроме того, Кобрин ошибочно сообщает о назначении князя Семена Ардасовича Черкасского на пост первого воеводы полка левой руки в тарусском походе опричного корпуса осенью 1570 г.: по данным разрядов, эту должность тогда занимал князь Иван Таатукович Черкасский[262].

    По всей видимости, сюда можно добавить еще несколько персон, Кобриным в опричный двор не включенных. Это Дмитрий Шафериков-Пушкин и Афанасий Новокшенов (Новокщонов). Оба они участвовали в строительстве города Толшебора на Колыванской дороге в 7078 (по всей видимости, 1570) г.[263] В разрядной записи не сказано, что они «из опричнины», однако старшим воеводой при строительстве города был назначен видный опричник Р.В. Алферьев, следовательно, и подчиненных ему также подобрали из опричнины. В калужском походе 7077 (1568–1569) г. в одном варианте разрядной записи вторым воеводой передового полка указан Константин Дмитриевич Поливанов, а в другой — его брат Иван Дмитриевич[264], что может быть и писцовой ошибкой, и заменой одного военачальника другим, произведенной по неясной причине. В мае 1570 г. было получено донесение из-под Зарайска: опричный воевода кн. Д.И. Хворостинин сообщал о разгроме крымцев, который был совершен им вместе с Фёдором Львовым[265]; но кто этот Фёдор Львов — воевода или голова при князе Хворостинине, непонятно. По всей видимости, на завершающем этапе опричнины к ее военному ведомству принадлежал Иван Михайлович Большой Морозов. Он ходил в декабре 1571 г. в поход на шведов из Орешка в село Лебяжье как воевода большого полка вместе с явным видным опричником князем Д.М. Щербатым, который был тогда воеводой передового полка, и другим опричным военачальником, Я.Ф. Волынским-Попадейкиным, возглавившим сторожевой полк[266]. Это дает повод предполагать, что они были опричниками, хотя бы и недолгое время. Весной 1572 г. вместе с одним из главных опричных воевод, И.Д. Колодкой Плещеевым, в Орешек «для береженья… от Каролуса, короля свийского», отправили Василия Васильевича Розладина-Квашнина (вторым воеводой) и князя Григория Путятина (наместником вместо сидевшего там Замятии Сабурова)[267]; это позволяет предположить принадлежность опричной военной организации всех троих (особенно Розладина). В 1572 г. князь Никита Борисович Приимков-Ростовский был назначен в Юрьев-Ливонский вторым воеводой при первом — князе Семене Даниловиче Пронском[268], очевидном опричнике; возможно, и он был записан в опричнину под занавес. В Ругодиве (Нарве) как минимум с осени 1570 г. сидел одним из воевод князь Григорий Неклюд Давыдович Путятин; осенью 1571 г. его опять расписали туда четвертым воеводой; разряды сохранили имена остальных трех: первым был тогда Михаил Андреевич Безнин — опричник видный, высоко стоявший в военно-административной иерархии корпуса, вторым — Яков Фёдорович Попадейкин-Волынский, о котором, как об опричнике, уже шла речь выше, третьим же — князь Дмитрий Иванович Кропоткин[269]. Относительно этих двух персон может быть высказано то же предположение: они попали в опричнину в последние месяцы ее существования. Напротив, кн. И.П. Телятевский упомянут в опричном разряде воеводой, вероятно, ошибочно, и не поднялся выше поста головы (об этом речь пойдет ниже). Князь Юрий Иванович Токмаков — один из виднейших воевод грозненского времени — был назван П.А. Садиковым опричником, но для вывода этого есть лишь косвенные подтверждения[270]. Еще одного крупного военачальника, Замятию Ивановича Кривого Сабурова, С.Б. Веселовский считал опричником, но аргументов никаких не привел[271].

    Итак, к реестру из 55 персон, несомненно являвшихся опричными воеводами, можно добавить еще один коротенький реестрик с именами тех, кто могли быть таковыми, но остаются под сомнением:

    Князь Н.Б. Приимков-Ростовский

    Князь Д.И. Кропоткин

    Ф. Львов

    И.М. Большой Морозов

    A. Новокшенов

    И.Д. Поливанов

    Князь Г.Д. Путятин

    B. В. Розладин-Квашнин

    З.И. Сабуров

    Князь Ю.И. Токмаков

    Д. Шафериков-Пушкин

    В большом походе Ивана IV к Новгороду и оттуда на шведов к Выборгу зимой 1571–1572 гг. высокородный служилый аристократ из земщины Иван Васильевич Меньшой Шереметев назван вторым дворовым воеводой[272]. В том же зимнем походе к Новгороду «ветераны» опричного корпуса князья П.Т. Шейдяков, Н.Р. Одоевский, Д.И. Хворостинин соседствовали с крупнейшими военачальниками земщины в одних и тех же полках[273]. Поэтому возникает два предположения: либо к этому времени в опричнину переписали добрую половину земщины (что выглядит фантастично), либо произошел первый большой общий поход опричных и земских войск, ознаменовавший начало заката опричной военной организации. После этого на протяжении 1572 г. происходит еще несколько больших общих походов: во-первых, весной — на Новгород Великий и оттуда против шведов, во-вторых, выход большой армии «на берег», царский смотр в Коломне и новая отправка полков «на берег»[274].

    Итак, в опричных воеводах за семь лет побывало всего около пяти-шести десятков. Таким образом, опричнина захватила сравнительно небольшой процент русского воеводского корпуса того времени: разряды 1565–1572 гг. называют ощутимо большее количество земских воевод.

    Из этих пяти десятков сколько-нибудь значительного положения в опричных войсках[275] — хотелось бы подчеркнуть: именно в войсках, а не в администрации, иерархии «Слободского ордена» или, скажем, на дипломатическом поприще — добились Р.В. Алферьев, кн. В.И. Барбашин, Ф.А. Басманов, М.А. Безнин, И.Б. Блудов, Я.Ф. Волынский-Попадейкин, кн. Д.И. Вяземский, кн. А.И. Вяземский-Глухой, кн. В.И. Горбатый-Мосальский, В.И. Колычев-Умной, кн. Н.Р. Одоевский, кн. И.П. Охлябинин, И.Д. Плещеев, А.И., З.И. и И.И. Плещеевы-Очины, К.Д. Поливанов, кн. С.Д. Пронский, кн. А.П., В.И. и И.П. Телятевские, кн. В.И. Темкин-Ростовский, кн. Ю.И. Токмаков (если причислять его к опричнине), кн. Ф.М. Трубецкой, кн. Д.И. Хворостинин, кн. Ф.И. Хворостинин, кн. А.П. Хованский, кн. Б.Т, И.Т. и М.Т. Черкасские, кн. П.Т. Шейдяков, кн. И. (?) и Д.М. Щербатовы. Прочие же два-три десятка оставались на уровне сравнительно незначительных постов второго, третьего и четвертого воевод в полках или при «наряде».

    Высшее руководство опричной военной машиной

    Ранее в исторической литературе был распространен тезис о повальном «худородстве» опричников, впоследствии скорректированный. С.Ф. Платонов разработал концепцию, получившую широкую популярность: по его мнению, «Иван Грозный… решил вывести из удельных наследственных вотчин их владельцев — княжат и поселить их в отдаленных от их прежней оседлости местах, там, где не было удельных воспоминаний и удобных для оппозиции условий; на место же выселенной знати он селил служебную мелкоту на мелкопоместных участках, образованных из старых больших вотчин». Таким образом, противопоставлялись богатые аристократы и «служебная мелкота». Позднее С.Ф. Платонов выскажется еще резче: перед опричниной «…между Грозным и высшим кругом московской знати легла пропасть. По одну ее сторону находился царь со своими новыми приближенными, взятыми из дворцовой среды весьма среднего разбора. Среди них было лишь одно лицо с княжеским титулом (князь Афанасий Вяземский) и лишь одна семья достаточно великородная (Басмановых-Плещеевых). По другую сторону стояла вся великородная знать, как близкая к „избранной раде“, так и далекая от нее»[276]. Р.Ю. Виппер считал, что до введения опричнины «…плотный строй родовой аристократии, теснившейся к должностям, мешал государю выдвигать способных и талантливых людей низшего звания»; зато после ее учреждения «…в опричнину царь отбирал пригодные ему элементы, не считаясь с родовитостью, с местничеством, с классовыми предрассудками и притязаниями, свободно передвигая людей в чинах и соображаясь только с их военной пригодностью, их талантами и заслугой»[277]. П.А. Садиков противопоставлял «помещичье-дворянскую» опричнину и «княжеско-боярскую феодальную знать»[278]. С.В. Бахрушин считал основной социальной основой опричнины «…мелкое и среднее, преимущественно городовое (провинциальное), дворянство…»[279]. Но уже С.Б. Веселовский в крайне резкой форме оспорил концепцию Платонова[280]. В.Б. Кобрин, составивший список опричного двора, совершенно отвергает его повальное худородство; он выдвигает более корректную формулировку: «Состав опричного двора был несколько „худороднее“ доопричного и, главное, современного ему земского». Этот исследователь также считает, что борьба боярства и дворянства в опричный период не была стержнем политической истории[281]. А.А. Зимин еще более осторожен. Он, в частности, пишет: «Создавая себе опричнину и персонально отбирая преданных ему лиц из господствующего класса, Иван Грозный смело выдвигал новых людей из числа городового дворянства, ранее не игравших никакой заметной роли в армии и государственном аппарате. Но это нельзя сколько-нибудь переоценивать. В опричнину входили также представители большинства знатных княжеских и боярских фамилий…» Приводя данные из дипломной работы С.С. Печуро, он доказывает, что в целом по опричнине (не сосредотачивая внимание на ее верхнем этаже) дворовых служилых людей больше, чем в земщине[282]. Р.Г. Скрынников, с одной стороны, считал, что С.Ф. Платонов «…крайне преувеличил значение конфискаций в опричных уездах, будто бы подорвавших княжеско-боярское землевладение», а с другой — уверен был, что «…при наборе опричной тысячи предпочтение оказывалось худородному провинциальному дворянству»[283]. А.П. Павлов подходит к вопросу дифференцированно: «Привилегированное положение опричников, состав которых зависел от личной воли царя Ивана, приводило к серьезным нарушениям традиционной иерархии внутри господствующего класса. В первый год опричнины у ее руководства стоял кружок царских фаворитов преимущественно из представителей старомосковского боярства. Но на рубеже 60-х — 70-х гг. в составе руководства опричного двора произошел перелом и на смену прежним царским фаворитам пришли новые, более худородные лица, выходцы из рядов провинциального дворянства (Бельские, Грязные и другие)». Верхушка же земского двора состояла из представителей княжеско-боярских родов[284].

    Таким образом, полемика о социальном составе опричного аппарата в целом и особенно его политической верхушки привела к основательному исследованию этой проблемы и созданию обоснованной исторической реконструкции. Однако частный вопрос о составе опричной военной элиты до настоящего времени не был досконально изучен.

    Для того, чтобы определить, каковы наиболее характерные особенности опричного воеводского корпуса, следует обратиться к служебной деятельности опричных военачальников, их карьере и, разумеется, изучить вопрос об их положении в иерархии служилой аристократии Московского государства.

    Прежде всего: из кого выбирались командующие опричными полевыми армиями и гарнизонами, строительством крепостей? Кому доверяли самостоятельное командование опричными соединениями? Список их невелик:

    Р.В. Алферьев

    Князь В.И. Барбашин

    Ф.А. Басманов

    М.А.Безнин

    Князь А.И. Вяземский-Глухой

    Князь Д.И. Вяземский

    В.И. Колычев-Умной

    И.Д. Колодка Плещеев

    А.И. Плещеев-Очин

    З.И. Плещеев-Очин

    И. И. Плещеев-Очин

    К.Д. Поливанов

    Князь С.Д. Пронский

    Князь А.П. Телятевский

    Князь И.П. Зубан Телятевский (то ли В.И. Телятевский)

    Князь В.И. Темкин-Ростовский

    Князь Ф.М. Трубецкой

    Князь Д.И. Хворостинин

    Князь Ф.И. Хворостинин

    Князь М.Т. Черкасский

    (?) Князь И. Щербатов (Щербатый)

    Этот и без того недлинный реестр следует дополнительно сократить за счет учтенных в нем командиров незначительных отрядов. Так, Р.В. Алферьев всего-навсего указан первым воеводой при городовом строительстве на колыванской дороге, притом воинским контингентом, охранявшим строительство, командовал не он, а И.П. Яковлев (из земщины) и В.И. Колычев-Умной (из опричнины, с малым отрядом, не разбитым на полки)[285]. Князья В.И. Барбашин и В.И. Темкин-Ростовский возглавляли два маленьких, не разбитых на полки отряда, отправленных в мае или июне 1570 г. соответственно к Хотуни на роль резерва «по вестям» и из Москвы «на берег»[286]. Князья А.П. Телятевский и Д.И. Вяземский командовали такими же маленькими, не разбитыми на полки отрядами, выдвинутыми под Болхов в октябре 1565 г.[287] А.И. Очин-Плещеев и К.Д. Поливанов — в Одоеве и Мценске в 7076 г.[288] Князья А.И. Вяземский-Глухой и Д.И. Хворостинин — в Дорогобуже и Великих Луках зимой 1568–1569 г.[289] И.И. Очин-Плещеев — там же, на Великих Луках, после Хворостинина[290]. Тот же Д.И. Хворостинин — на Рязани летом 1570 г. «по вестям»[291]. Князья Ф.М. Трубецкой и С.Д. Пронский — в Калуге и на Сенькином перевозе в мае и осенью 1570 г.[292] Князь Ф.И. Хворостинин — в Слободе в 1572 г.[293] Князь И. Щербатый был наместником и воеводой в Новгороде-Северском в 7080 (1571–1572) г., а М.А. Безнин, как уже говорилось — в Нарве-Ругодиве с осени 1571 г.[294] Дело в том, что опричный корпус относительно редко концентрировался для больших походов. Разряды знают всего восемь или девять таких операций — об их масштабе свидетельствует прежде всего то, что опричное войско делилось тогда на полки. Таковыми можно считать четыре похода под Калугу во второй половине 60-х, — начале 70-х гг., поход к Вязьме весной 1568 г., поход к Мценску 7076 г.[295], два похода под Тарусу в начале 70-х гг.[296] и стояние под Тулой в августе 1569 г. «после отпуску больших опришнинских воевод». В калужских походах опричниками командовали князь А.П. Телятевский, И.Д. Колодка Плещеев, Ф.А. Басманов и князь Ф.М. Трубецкой, в вяземском — князь М.Т. Черкасский, во мценском — A. И. Плещеев-Очин, в тарусских — дважды расписан князь М.Т. Черкасский[297], а во время «стояния» под Тулой — князь B. И. Телятевский (то ли, по другой разрядной записи, князь И.П. Зубан Телятевский). К этому можно прибавить выход опричного корпуса в качестве государева двора в походы, где участвовал сам государь. В осеннем походе 1567 г. дворовым воеводой числился князь М.Т. Черкасский; в сентябрьском 1570 г. — разряд дворовых воевод не упоминает, а первым среди сопровождающих царя назван тот же Черкасский; в майском походе против Девлет-Гирея 1571 г. — первым дворовым воеводой ходил кн. Ф.М. Трубецкой, который в 1572 г., во время двух походов к Новгороду и оттуда «на свитских немцев», опять окажется на этой должности. Кроме того, значительные силы опричников были отправлены в 1569 г. отбивать вместе с земской ратью Изборск. Тогда командовал З.И. Плещеев-Очин[298].

    Таким образом, на верхушке опричной военной иерархии стояло всего восемь человек: И. Д. Колодка Плещеев, А.И. Плещеев-Очин, З.И. Плещеев-Очин, Ф.А. Басманов, князья М.Т. Черкасский, Ф.М. Трубецкой, А.П. Телятевский и В.И. Телятевский (или И.П. Зубан Телятевский). Все они принадлежали к родовитым семействам служилой знати.

    Первые четыре принадлежали старинному роду бояр Плещеевых, служивших Московскому княжескому дому как минимум с начала XIV века, и имели в XV–XVI столетиях первостепенное значение при дворе. Плещеевых нередко назначали на воеводские и наместнические должности, некоторые добились думных чинов, хотя карьерное продвижение семейства затруднялось его близостью ко двору удельного князя Юрия Дмитровского[299]. При Иване IV большой вес набрала ветвь Басмановых, происходящая от Данилы Андреевича Басмана Плещеева. Его сын, Алексей Данилович, был удачливым полководцем: он взял в 1558 г. Нарву, а в 1564 г. отстоял Рязань, оказавшуюся под ударом крымцев. Летопись сообщает следующие подробности: «В то же время на Рязани были во государьском жалованье в поместье боярин Олексей Данилович Басманов Плещеев да сын его Феодор, и слыша многие крымские люди приход на Рязанскую Украину, они же со своими людьми да с тутошними не со многими людьми… крымских людей побили и языки поимали не дошед города. Те языки сказали, что пришел царь Девлет-Кирей, а с ним дети его калга Магмет-Кирей царевич да Алды-Гирей со своими крымскими людьми: то первая весть про царя, безвестно убо бяше пришел. Тех же языков прислал Алексей Данилович Басманов да сын его Феодор ко государю царю и великому князю Ивану Васильевичю, а сам Олексей и сын его Феодор сели в городе на Рязани со владыкою Филофеем и ту сущих во граде людей обнадежили, не сущу бо тогда служилым людем никому, кроме городских людей ту живущих и селян, которые успели во град прибежати… У града же тогда крепости нужные… едва поделаша и града покрепиша и бои по стенам изставиша и из града выезжая с татарами бишася, из града стрельбою по царевым полком из наряду стреляти. Татары же ночным временем с приметом и с огнем многажды прихождаху и хотяху взятии град, Божиим же заступлением и Пречистые Богородицы и великих чюдотворцов руских молением граду ничто успеша и от града отступиша в своя страны»[300]. За рязанскую службу А.Д. Басманова-Плещеева и его сына Иван IV наградил золотыми монетами[301]. В победоносном походе на Полоцк в 1562–1563 гг. он участвовал как третий воевода передового полка[302]. Но еще за два года до нарвского взятия А.Д. Басманов-Плещеев получил боярский чин[303]. Выше расти ему было некуда. В 60-х гг. он был, видимо, одним из людей, находившихся в большом доверии у государя. Само учреждение опричнины в источниках связывается с его именем, и в опричной элите он был первое время чуть ли не самым влиятельным человеком. С другой стороны, в воеводах он больше не бывал, по всей видимости, из-за преклонного возраста или болезни (увечья?). Именно так объясняется тот факт, что сам Алексей Данилович никогда не возглавлял опричный военный корпус, несмотря на выдающиеся способности военачальника и большой опыт. В 1569–1570 гг. в связи с подозрением в измене по «новгородскому делу» карьера А.Д. Басманова-Плещеева рухнула, потащив за собой в пропасть карьеры его многочисленных родственников. Глава большого клана Плещеевых-Басмановых был казнен. По мнению Р.Г. Скрынникова, первые признаки опалы по отношению к Плещеевым видны еще зимой 1568–1569 гг.[304] По всей видимости, возвышение и падение А.Д. Басманова-Плещеева прямо повлияли на служебное положение его родственников.


    Серпухов. Фотография начала XX века


    Только можно объяснить неожиданный взлет И.Д. Колодки Плещеева. В семействе Плещеевых он был старшим представителем. Его отец, Дмитрий Михайлович, добился когда-то окольничества, но сам Иван Дмитриевич никакими заслугами и высокими чинами до опричнины отмечен не был. В «Дворовой тетради» он числился заурядным дворовым сыном боярским по Переяславлю-Залесскому[305]. Разрядами до опричнины он просто не замечен (!), и, быть может, совершенно не обладал командным опытом. И вдруг — высшее, а затем несколько просто высоких назначений в опричном корпусе. Судя по разрядной росписи опричного выхода под Калугу весной 1568 г., Иван Дмитриевич был назначен опричным «главнокомандующим» — первым воеводой большого полка. Одновременно с этим войском в районе Одоева и Мценска разворачивалась вторая опричная армия — под командой А.И. Плещеева-Очина. По свидетельству росписи совместного похода одоевских и калужских полков, который так и не был совершен, Иван Дмитриевич стоял выше А.И. Плещеева-Очина: в случае схода тот должен был подчиниться. В 7076 г. (трудно понять, что имеется в виду: конец 1567-го или весна 1568 г.) И.Д. Колодка Плещеев возглавлял небольшой отряд опричников в той же Калуге[306]. В конце 1568 — первых месяцах 1569 г. Иван Дмитриевич стоял с крупными силами опричнины (отряды еще трех военачальников) во Ржеве Володимирове как первый воевода[307]. В 1569 г., видимо, на весенние и летние месяцы до августа включительно, его назначили первым воеводой полка правой руки вместо умершего А.П. Телятевского в большой опричной армии, стоявшей под Калугой, а затем передвинутой к Туле. И.Д. Плещеев оказался в подчинении у своего родственника Ф.А. Басманова, который на этот раз был поставлен главнокомандующим. В мае 1570 г. Ивана Дмитриевича расписали первым воеводой в отряде, стоявшем «у Онтонья Великого» по вестям[308]. Возможно, тогда часть подчиненных ему сил участвовала в разгроме крымских татар 21 мая под Зарайском: воевода кн. Д.И. Хворостинин доложил царю, что ему удалось разбить неприятеля; но в этом году он не был расписан в какой-либо отряд, оборонявший южные рубежи; в то же время его брат, кн. А.И. Хворостинин, стоял вторым воеводой у И.Д. Плещеева. Возможно, произошла ошибка, и на самом деле Ивану Дмитриевичу тогда был подчинен не Андрей, а именно Дмитрий Хворостинин. С.Б. Веселовский ошибочно писал о И.Д. Плещееве, что он «…на службе в опричнине ничем не отличился»[309]. Между тем одно время в опричной военной иерархии Иван Дмитриевич стоял на первом месте! Более справедливо, думается, мнение Р.Г. Скрынникова, считавшего Ивана Дмитриевича «высокопоставленным опричником»[310]. После падения А.Д. Басманова-Плещеева в службах его родича виден перерыв на полтора года. После этого он получает скромное назначение третьим воеводой сторожевого полка (1572); вскоре идет в маленький Орешек «по ореховским вестям» для «береженья»[311]. Очевидно, этот человек на деле доказал, что силен не одними лишь родственными связями, но и воинским умением. Поэтому он не только уцелел в период опалы на Плещеевых, но и смог через некоторое время возобновить подъем по карьерной лестнице. После нескольких низких должностей он вновь «идет в гору». Ивана Дмитриевича постоянно отправляют на передний край «ливонского фронта». В 1573 г. он уже назначается воеводой в Юрьев-Ливонский. Правда, позднее его будут ставить в основном вторым или третьим воеводой в Юрьеве, но и это — много. В 7083 (1574–1575) г. Иван Дмитриевич участвовал в одном из ливонских походов, а.1582 г. возглавил передовой полк в одном из последних больших походов Ливонской войны. В 1575–1576 гг. он сидел первым воеводой в Пайде. В 1584 г., в первый же месяц правления царя Фёдора Ивановича, И.Д. Плещеева поставят вторым воеводой в полевую армию, отправленную под Серпухов «для приходу крымского царя и нагайских мурз»[312]. Вскоре этот военачальник был отставлен от службы, вероятно, по ветхости лет. В 1577 г. он еще фигурирует в «боярском списке» в статье «дворяне», в аналогичном документе 1585–1587 гг. против его имени уже стоит пометка: «Нет. В деревне»[313]. Что ж, на сей раз опричнина и родственная поддержка выдвинули в ряды видных московских военачальников дельного человека. Не видно, чтобы он блистал полководческим талантом, но его, скорее всего, считали толковым, надежным командиром.


    Воображаемый облик Гедимина, восходящий к изображению в хронике Алессандро Гваньини «Описание европейской Сарматии» (XVI век)


    Совсем другая история с сыном А.Д. Басманова-Плещеева, Фёдором Алексеевичем Басмановым-Плещеевым. К началу опричнины у него было всего две заметные службы: во-первых, в полоцком походе зимой 1562–1563 гг. Фёдор Алексеевич занимал очень скромную должность поддатни у рынды с третьим саадаком, а затем просто присутствовал в царской свите[314]. Во-вторых, после взятия города 15 февраля 1563 г. его отправили из-под Полоцка с реляцией о победе ко двору Старицких[315]. Когда в 1564 г. Алексей Данилович заперся от крымских татар в Рязани и отстоял город, сын был вместе с ним. Вот, собственно, и всё. После учреждения опричнины Ф.А. Басманов получил дворовый чин кравчего, но в первые годы на военной службе оставался малозаметной персоной. Он был «воеводой для посылок» в походе осенью 1567 г., прерванном на полпути, и лишь затем получил пост первого воеводы передового полка, развернутого весной 1568 г. в составе трехполковой опричной рати против литовцев в Вязьме[316]. И вот в 7077 (1568–1569) г. его ставят первым воеводой большой пятиполковой опричной рати под Калугой и даже подчиняют ему «лутчих людей» из земского войска[317]. Триумф! Притом триумф, которому предшествовал на редкость краткий служебный маршрут. Но, вместе с тем, и последнее воинское назначение перед опалой… Р.Г. Скрынников сообщает некоторые данные о службах Фёдора Алексеевича, на первый взгляд, способные изменить представления о его боевом опыте в сторону увеличения; однако данные эти не отличаются достоверностью и могут лишь ввести в заблуждение. Так, Р.Г. Скрынников пишет: «Во время выступления опричной армии к литовской границе в 1568 г. он возглавлял опричный передовой полк. Около того же времени Федор Басманов был назначен первым наместником Старицы…»[318] Р.Г. Скрынников ссылается на записки Г. Штадена. Но передача Штаденом фразы Ф.А. Басманова: «Этот уезд (Старицкий — Д.В.)… отдан теперь мне»[319], — еще не свидетельствует, что тот был именно старицким наместником. Иными словами, Фёдор Алексеевич был ненамного опытнее И.Д. Плещеева в военных делах, поднявшись на высшую ступень командирской иерархии. На военной службе он не проявил себя ни самостоятельными победами над неприятелем, ни долгой честной работой на переднем крае, и в этом смысле по заслугам перед отечеством стоит ниже Ивана Дмитриевича. Еще С.Б. Веселовский собрал о нем ряд крайне негативных высказываний: князь А. Курбский, немцы-опричники Таубе и Крузе, а также долго живший в Москве А. Шлихтинг пишут о нем одинаково неприязненно[320]. По их свидетельствам, Басманов-младший делал себе карьеру «содомским блудотворением» с царем, к тому же он жестокими интригами вызывал гнев государя против других вельмож. Г. Штаден также считает, что с Фёдором Алексеевичем «великий князь предавался разврату»[321]. Допустим, показание Курбского, ненавидевшего новое окружение Ивана IV, заведомо должно быть подвергнуто сомнению; допустим, Таубе и Крузе собирали злые сплетни и порочили всю опричнину от вершков ее до корешков; но слова Шлихтинга и Штадена, у которых не было явных причин питать предубеждение против Басманова, должны быть приняты во внимание. По всей вероятности, у современников он оставил впечатление человека скверного и порочного. Что же касается движения по карьерной лестнице, то для этого Фёдору Алексеевичу — был он содомитским фаворитом Ивана IV, или нет, — хватало влияния боярина-отца и женитьбы на племяннице царицы Анастасии Захарьиной-Юрьевой княгине В.В. Сицкой. Курбский считал также, что Фёдор Алексеевич «…зарезал рукою своею отца своего Алексея»[322], — надо полагать, отводя от себя обвинения в измене и показывая верность Ивану IV. Однако это известие вызвало сомнения по части достоверности у целого ряда исследователей. Во всяком случае, Басманов-младший не был казнен в результате общей большой опалы на Плещеевых, но и постов при дворе и в армии больше не занимал. Дата и обстоятельства его смерти неизвестны. Лишь С.Б. Веселовский указывает на одну довольно странную деталь: «Во вкладной книге Троицкого монастыря в 1570/71 (7079) г. записано „По Федоре Алексеевиче Басманове пожаловал государь царь… 100 рублев“. Из этого можно заключить, что у царя были какие-то особые мотивы увековечить память Федора»[323].

    Захарий Иванович Плещеев-Очин был родней А.Д. Басманову: семейства Очиных и Басмановых восходили к единому предку — боярину Даниле Борисовичу Плещееву, большому вельможе времен Василия II и Ивана III Великого[324]. Захарий Иванович имел самый богатый опыт и самый солидный послужной список среди всех главных воевод опричнины. Он отстаивал честь русского оружия во многих битвах, проявил себя как энергичный, инициативный и храбрый командир. Однако его карьера показывает: самостоятельно командуя крупными полевыми соединениями, Захарий Иванович нередко приводил их к поражению; особого полководческого таланта у него, таким образом, не видно. В «Тысячной книге» он числился сыном боярским второй статьи по Бежецкому Верху, а в «Дворовой тетради» — дворовым сыном боярским (тот же Бежецкий Верх, затем Дорогобуж)[325]. Как военачальник он дебютировал вторым воеводой в Козельске, под командованием отца, И.Г. Плещеева-Очина, в 1549 г.[326] Судя по этой дате, родился Захарий Иванович около 1530 г. или чуть раньше. В 1550 г. он наместничает во Мценске, в 1553-м — назначен «годовать» четвертым воеводой в Казани (расписан для действий на вылазках), оттуда в мае того же года идет к Свияжску вторым воеводой передового полка[327]. Осенью 1554 г. на Захария Ивановича свалилась очень странная радость. Летопись сообщает о том, что в Москву доставлены были пленный хан астраханский Емгурчи с семьей. Их встретили с почетом. Среди «царицастраханских» была «меншица» (младшая?) Ельякши, родившая по дороге в Москву царевича Ярашты. «И приехав к Москве, царь и великий князь государь велел царевича крестити и с матерью; и наречено царевичю имя Петр, а матери его Улиянея. И царь великий государь пожаловал царицу, велел ее дати замуж за Захария Ивановича Плещеева, а царевича велел кормити матери его, доколе возмужает»[328]. Таким образом, с одной стороны, семейство старомосковской нетитулованной знати получило прибавку «царской крови», хоти и татарской… а с другой, З.И. Плещееву-Очину достались чужая жена и чужой ребенок. Впрочем, как знать, не влюбился ли Захарий Иванович в Ельякши-Ульянию и не добивался ли сам такой необычной почести? С.Б. Веселовский считал, что «…этот политический брак обеспечил Захарию Ивановичу милостивое отношение царя»[329]. Но это не подтверждается фактами: два или три раза на воеводу обрушивались опалы, и последнюю он не пережил. Очевидно, царская милость не заходила слишком далеко… В 1555 г. его отправляли вместе с князем А.И. Ногтевым-Суздальским и П.П. Головиным расследовать причины вооруженного конфликта на шведско-новгородской границе в Карелии (и заодно поставили командовать сторожевым полком в формирующейся для отпора шведам рати). После того как стало ясно, что война неизбежна, он остался в полосе конфликта и действовал удачно, в частности, вместе князем Ногтевым разбил шведский осадный корпус у Орешка[330]. Затем он пошел первым воеводой полка левой руки в составе большой русской армии, наголову разгромившей шведов в районе Выборга[331]. Осенью 1557 г. его отправили в Путивль, по всей видимости, для землеописания (сказано: «в Путивле пишет»)[332]. Служба Захария Ивановича на Ливонском театре военных действий складывалась не столь успешно, как на Карельском. Его назначили командовать сторожевым полком в армии, вставшей под Юрьевом-Ливонским[333]. В октябре — ноябре 1559 г. он совершил ряд удачных набегов на земли Ордена, однако позже два раза потерпел поражение; во второй раз его разбили всерьез: воевода потерял обоз и более 1000 человек одними убитыми. По свидетельству летописи, в столь тяжком разгроме виновата несогласованность в действиях наших воевод и беспечность самого Плещеева-Очина — он не наладил караульную службу, к тому же вступил в жестокий местнический конфликт с Замятней Сабуровым, что ощутимо мешало служебной деятельности[334]. В течение нескольких лет его имя не всплывает в разрядных списках: очевидно, государь положил на него опалу. В октябре 1562 г. ему сказано окольничество, и он вместе с Д.Г. Плещеевым на Можайске раздает дворы; в большом зимнем походе к Полоцку Захарий Иванович участвовал и нигде в боевых действиях не отличился, но 17 февраля 1563 г. ему доверена была ответственная служба — вместе с тремя иными военачальниками охранять полоцкого воеводу С. Довойну и других знатных пленников; 18 февраля его перевели на должность первого воеводы в острог «за городом», где он, видимо, и остался после возвращения русской армии[335]. За поражение большой русской армии при наступлении на Оршу в январе 1564 г. Захарий Иванович и князь И.П. Охлябинин, бывшие в ней воеводами, подверглись опале. Тогда они оба попали к литовцам в плен, а помимо двух этих «имянных людей» пленниками стали многие русские дворяне; неприятель захватил и обоз[336]. Главный виновник поражения, старший из воевод князь П.И. Шуйский, бежал с поля боя и погиб от рук литовских «мужиков»[337]. Это было не просто поражение, а еще и позор, и утрата стратегической инициативы. В 7074 (1565–1566) г. 26 «князей и детей боярских» подписали поручную запись на боярина З.И. Плещеева-Очина «…в том, что ему… в Литву не бежати и ни х которому государеву недругу нигде в удел не отъехать и не постричись… А побежит он… в Литву или х которому ко государеву недругу в удел отъедет, или пострижетца, или безвестно где денетца, ино… на порутчикех четыре тысячи рублев денег и… порутчиковы головы в его голову место»[338]. Иными словами, воеводе перестали доверять. Вернувшись из недолгого плена, Захарий Иванович долго не мог восстановить прежнее доверие Ивана IV и свое высокое положение. Его должность в большом осеннем походе русской армии 1567 г., свернутом на полпути, показывает, как много он потерял в карьерном смысле: его поставили всего-навсего вторым воеводой «на посылку» — ничтожный пост! Очевидно, в 1567 г. он и попал в опричнину, где удостоился боярского чина[339]. По разрядным записям опричного похода под Вязьму (весна 1568 г.) видно: положение Плещеева-Очина начало понемногу восстанавливаться — он уже первый воевода сторожевого полка, а затем и воевода в Вязьме[340]. По всей видимости, за очередной взлет по службе Захарию Ивановичу следовало благодарить родню — Басмановых. И они в конечном итоге вывели воеводу на высоту, которой до опричнины у него не было. В 1569 г. его отправили во главе отряда опричников отбивать Изборск вместе с земской ратью М.Я. Морозова; эта непростая воинская задача была выполнена. Но и тут все вышло не слава богу у Захария Ивановича: земских воевод и татарских мурз за изборскую победу наградили от имени царя золотыми монетами, а опричным военачальникам их не дали. По всей видимости, Иван IV был недоволен местническим столкновением среди них[341]. В том же году, во время калужского похода опричного корпуса, З.И. Плещеева-Очина расписали первым воеводой передового полка, но затем перевели на должность второго воеводы большого полка — видимо, подстраховывать менее опытного Ф.А. Басманова[342]. Родня же и свела его в могилу: очевидно, общая опала 1570 г. на Плещеевых коснулась и его: имя опричного боярина попало в синодик казненных[343].

    Брат Захария Ивановича, Андрей Иванович Плещеев-Очин, не располагал ни сравнимым опытом, ни такой же энергией, однако добился высокого положения в опричной военной иерархии за счет тех же родственных связей. До опричнины его имени разряды почти не знают. Он числится сыном боярским 3-й статьи по Бежецкому Верху в «Тысячной книге» и дворовым сыном боярским по «Дворовой тетради»[344]. В феврале 1560 г., после взятия Алыста, его посадили там вторым воеводой[345]. Во время большого осеннего похода 1567 г., окончившегося у Ршанского яма, он — «дворянин в стану» у государя[346]. Для серьезных воеводских назначений это, конечно, негусто. Но тем не менее Андрей Иванович их получает! В 7076 (не ранее зимы 1567–1568) г. его поставили возглавлять отряд «из опришнины» в Одоеве; при «сходе» с армией И.Д. Колодки Плещеева он должен был подчиниться последнему и «ходить за людьми по вестям» в большом полку. Позднее, в 1568 г., он расписан воеводой большого полка, т. е. главным начальствующим лицом в корпусе трехполкового состава под Мценском (туда перешел, по всей вероятности, и его одоевский отряд)[347]. Любопытно, что В.Б. Кобрин, имея все эти данные, все-таки сделал вывод: «Четвертый из братьев (сыновей И.Г. Плещеева-Очина. — Д.В.) Андрей большой роли не играл»[348]. Но ведь Андрей Иванович сыграл роль одного из опричных «главнокомандующих»! Может быть, он не добился получения думного чина, но в войсках он достиг наивысшего положения — старшего воеводы в самостоятельном полевом соединении. С.Б. Веселовский сообщает, что А.И. Плещеев-Очин «пережил царя Ивана», — не выдавая источника, откуда он взял эту информацию[349]. В синодике казненных его имени нет, но и в разрядах после 1568 г. оно также не встречается: опала на Плещеевых, по всей видимости, выбила его из воеводской «обоймы». Отличиться на поле боя и проявить полководческие способности этот воевода не успел — в отличие от того же И.Д. Колодки Плещеева.

    Любопытно, что господство Плещеевых в опричной военной организации установилось не сразу. Это произошло лишь в самом конце 1567 или в первые месяцы 1568 г. До того на первом плане в опричном корпусе было другое семейство, а именно князей Телятевских. Они происходили из Тверского княжеского дома и служили Москве со времен Ивана III. Это была весьма родовитая ветвь служилой аристократии. С 1509 по 1544 г. она находилась, по всей видимости, в опале, лишилась вотчин, исчезла из разрядов, но потом постепенно восстановила высокое положение при дворе и в армии. Незадолго до учреждения опричнины кн. П.И. Телятевский получил боярский чин, но в 1565 г. умер[350]. А.П. Павлов собрал значительный материал о больших земельных приобретениях, сделанных Телятевскими (в частности, Андреем Петровичем) в значительной степени благодаря опричной карьере[351]. В доопричные времена Телятевские, как видно, не были богатыми землевладельцами и не располагали вотчинами: в «Дворовой тетради» все они, и Андрей Петрович в их числе, фигурируют как ярославские помещики[352].

    Центральная фигура среди них в опричные годы — князь Андрей Петрович Телятевский, сын боярина кн. П.И. Телятевского. Это воевода, боевой опыт которого сравним с опытом З.И. Плещеева-Очина. К опричнине он пришел с солидным «послужным списком»: рында с копьем в Коломенском походе Ивана IV летом 1557 г.; сопровождает двор Щигалея в зимнем 1558–1559 г. походе против ливонцев; через несколько месяцев — опять расписан в рынды с копьем в походе Ивана IV под Тулу, но поход этот не состоялся; первый воевода ертоула в зимнем походе на Полоцк 1562–1563 гг. (у него под командой — 628 детей боярских, плюс еще 384 у второго воеводы, А.И. Бутурлина, плюс ногайские и астраханские татары)[353]. После «полоцкого взятия» Андрей Петрович получает крупные назначения: в 7072 (1563–1564) г. его ставят первым воеводой передового полка под Вязьмой, «по литовским вестям», и в сентябре 1564 г. он участвует в отражении неприятеля, появившегося у Великих Лук[354]. Веселовский сообщает, что в 1564 г. его пожаловали чином думного дворянина. «Для сына боярина это было небольшой честью, но следует иметь в виду, что в это время царь Иван был очень скуп на пожалования в думу»[355]. Летом 1565 г. он опять на литовском рубеже, в составе оборонительной армии, — на той же должности[356]. Осенью 1565 г. Андрей Петрович уже в опричнине. Первое время именно он является «главнокомандующим» опричного полевого корпуса. Причины выбора, сделанного Иваном IV в пользу этого человека, неясны. Откуда такое доверие к нему? Известно, что Андрей Петрович выполнил службу, требовавшую большой осмотрительности: он провел расследование о смерти Алексея Адашева в Юрьеве-Ливонском и изъял оставшиеся после покойного заготовки для «летописца лет новых» (1561)[357]. В.Б. Кобрин проводит логическую связь между успешным выполнением щекотливой миссии, возложенной на Телятевского, и обретением статуса доверенной персоны при Иване IV. Р.Г. Скрынников полагает, что сам выбор А.П. Телятевского для этого ответственного поручения диктовался простым обстоятельством: он был «человеком молодым» и при Адашеве не занимал видных постов, а потому, следовательно, и не был ничем скомпрометирован[358]. Составляя новую духовную грамоту (около 1562 г.) Иван IV включил кн. А.П. Телятевского в регентский совет при его сыне Иване, а значит, уже тогда князь был доверенным лицом государя[359].

    Но, думается, существуют более прозаическая причина возвышения этого человека: у него была влиятельная родня, составившая ему протекцию. В частности, близким родственником Андрея Петровича был боярин кн. С.И. Пунков-Микулинский, блистательный полководец и обладатель богатого удела в Микулине, умерший в 1559 г. или, быть может, в начале 1560-го; более того, за Микулинского стояла и его могучая родня по жене — семейство старинных московских бояр Морозовых. Князь Телятевский как раз весной 1559 г. вернулся из победоносного похода в Ливонию, где войсками командовал кн. С.И. Пунков-Микулинский. После разгрома немецких войск под Чествином он имел возможность в лучшем виде представить заслуги родича[360]… Тем более, что князь Микулинский, «…мужественно сражаясь с ливонскими немцами, принес… оттуда на шее своей смертельную рану и скончался в Москве на пятидесятом году своей жизни»[361]. Просьба умирающего победителя облагодетельствовать молодого родственника могла прозвучать вдвойне весомо… Незадолго до опричнины у Андрея Петровича была еще одна отличная возможность выдвинуться, которой он, по всей вероятности, воспользовался: будучи в момент «полоцкого взятия» 1563 г. первым воеводой ертоула, он наилучшим образом зарекомендовал себя в глазах царя. А Иван IV исключительное значение придавал полоцкой победе: успех был значительный, резонанс от него пошел по всей Европе и, главное, триумф был достигнут под непосредственным руководством государя[362]. В сущности, это величайшая победа самого царя в роли военачальника. Очевидно, тогда Андрей Петрович и запомнился ему как толковый и исполнительный военачальник.

    Итак, князю А.П. Телятевскому поручают возглавить опричный отряд на первой боевой операции — под Болховом в октябре 1565 г. По сообщению летописи, боевые действия у Болхова (в них участвовали и земские войска), увенчались успехом: основные силы крымцев, устроивших набег, вынуждены были спешно отойти, а небольшие их отряды подверглись разгрому[363]. Осенью 1567 г. князь Телятевский выходит под Калугу как первый воевода большого полка, т. е. как командующий всем корпусом[364]. Это пик в его военной карьере. И выглядит он как вполне заслуженное возвышение; оно хоть и было довольно быстрым, но тем не менее Андрей Петрович успел пройти несколько более низких ступеней воеводской иерархии и получить необходимый командный опыт. В дальнейшем Телятевских оттесняют от управления военной машиной опричнины Плещеевы. В большом осеннем походе 1567 г. кн. А.П. Телятевский назначен одним из воевод «на посылку». Это несравнимо с его недавними постами. В весеннем походе 1568 г. под Вязьму он всего лишь второй воевода большого полка при первом — кн. М.Т. Черкасском. Допустим, пребывание на первом месте кабардинского царевича Черкасского еще никак не роняет чести Телятевского. Однако в 1568 г. высшими должностями в опричной армии завладевают И.Д. Колодка Плещеев и А.И. Плещеев-Очин. В 7077 (видимо, зимой 1568–1569) г. Телятевский получает самостоятельное назначение в Брянск «с украинными воеводами», а «по вестям сходиться» он должен с рязанскими воеводами, но уже во время выхода всего опричного корпуса к Калуге в 1569 г. он расписан всего лишь первым воеводой полка правой руки. Его подчинили фавориту Ивана IV Ф.А. Басманову, который поставлен командующим[365]! Этот вызвало конфликт: Андрей Петрович бил челом «в отечестве о счете» на Ф.А. Басманова, но «…вскоре разболелся, и умер». Что же, быть может, болезнь рассудила два семейства, соперничавших за первенство в опричной военной иерархии. Вероятна и насильственная смерть — судя по отзывам современников о Ф.А.Басманове, он мог организовать тихую расправу над своим недругом, особенно когда речь шла о статусе всего огромного клана Плещеевых. А обстоятельства похода позволили это убийство (если, конечно, произошло убийство) скрыть. Царь, благоволивший Басмановым, не был заинтересован в серьезном расследовании. Смерть кн. А.П. Телятевского стала серьезной потерей для командного состава вооруженных сил России. Факты его биографии свидетельствуют о том, что он был способным военачальником и мог в дальнейшем сослужить отечеству добрую службу.

    Другой крупный опричный военачальник — дядя кн. А.П. Телятевского, князь Василий Иванович Телятевский.

    По справедливому замечанию В.Б. Кобрина, они были примерно одного возраста — «судя по времени начала службы»[366]. Однако по служебным достижениям племянник превзошел дядю. Василий Иванович попал на «именную службу» в Полоцком походе 1562–1563 гг.: он определен был «спати в стану у государя», а затем расписан в есаулы[367]. В 7072–7074 (1563/1564—1565/1566) гг. с перерывом с мая 1565 г. на несколько месяцев Василий Иванович сидел в Брянске наместником; кроме того, как уже говорилось выше, он выходил летом 1565 г. под Калугу в должности первого воеводы передового полка[368]. В 1569 г. вместо З.И. Очина-Плещеева его вновь расписали первым воеводой передового полка из опричнины под Калугой[369]. Следующее служебное назначение Василия Ивановича ставит перед исследователями проблему: записи разрядных книг краткой редакции сообщают, что в августе 1569 г. «после отпуску больших воевод» первым воеводой большого полка в оставшемся на позициях опричном корпусе был назначен брат кн. А.П. Телятевского, Иван Зубан Петрович Телятевский; в записях пространной редакции на той же должности — кн. В.И. Телятевский[370]. Князь И.П. Телятевский фигурирует с названной должностью в списке опричников, составленном В.Б. Кобриным[371]. И даже не то странно, что Иван Петрович, занимая прежде весьма скромные должности[372], неожиданно оказался выше своей родни в служебном отношении, — опричнина знает и более диковинные случаи возвышения (например, тот же И.Д. Колодка Плещеев). Гораздо показательнее другое. В записях краткой редакции говорится, что Иван Петрович получил пост старшего воеводы «после отпуску больших воевод» в Калуге. А пространная редакция уточняет: «Тово же лета велел государь князь великий тем же воеводам Федору Басманову с товарищи быть по той же росписи из Колуги на Тулу по полком… И князь Василей Телятевский шол в передовом полку ис Колуги на Тулу с Федором Басмановым. Тово же лета августа в… день после отпуска опришнинких больших воевод Федора Басманова с товарищи велел государь быть воеводам на Туле по полком: в большом полку воеводы князь Василей Иванович Телятевский да Михайло Ондреевич Безнин…» Выходит, под Калугой корпусом всё еще командовал Басманов, и князь И.П. Телятевский вряд ли мог его замещать. Что же касается разряда, составленного для выхода большой опричной армии под Калугу несколькими месяцами ранее, то там, как уже говорилось, значится именно Василий Иванович — в качестве первого воеводы передового полка. В краткой редакции стоит он же, только сама запись ошибочно смещена и поставлена перед записью о выходе большой опричной армии под командой Ф.А. Басманова к Калуге. Следовательно, пребывание кн. И.П. Телятевского в тульском разряде, скорее всего, следует считать ошибкой. Опричный корпус тогда возглавил все-таки Василий Иванович. В дальнейшем его воеводская карьера в опричнине, хотя и пошла под гору, продолжилась, — несмотря на смерть племянника, сильнейшего в роду человека. В мае 1570 г. Василий Иванович был вторым воеводой у Калуги «по вестям», а осенью возглавил сторожевой полк во время общего выхода опричного корпуса к Тарусе[373]. С отменой опричнины он остался в «обойме» командного состава вооруженных сил. В походе 1572–1573 гг., когда была взята Пайда, Телятевский нес сторожевую службу в стане у государя; осенью 1574 г. его поставили вторым воеводой в Серпухов; весной 1575 г. им заменили кн. И.К. Курлятева на посту первого воеводы в сторожевом полку, во время общего выхода войск на юг для отражения крымцев; с ним Телятевский простоял на позиции у Коломне до осени[374]. В 7087 (видимо, осень 1578) г. князь Телятевский вновь ходил в той же должности против татар Дивей-мурзы. Крупное назначение Василий Иванович получил в декабре 1578 г. — он возглавил гарнизон Полоцка. Однако оно принесло ему только горе. Летом 1579 г. польский король Стефан Баторий осадил город и вошел в него 1 сентября. В русских разрядах появились сообщения о лихорадочных попытках собрать сильные отряды на подмогу Полоцку. Постфактум туда вписаны крайне негативные оценки поведения полоцких воевод. Они-де «худы и глупы, и людей в городе мало», и далее совсем нехорошо: «…король стоял под Полоцким 4 недели и Полотеск взял изменою, потому что воеводы были в Полоцке глупы и худы; и как голов и сотников побили, и воеводы королю город здали, з детьми, и с людьми, и стрельцами»[375]. Правительство Ивана IV пытается то ли изменой, то ли неспособностью полоцких воевод оправдать падение города, ничуть не думая о том, как объяснить, почему великие московские стратеги поставили в Полоцк столь слабых воевод и столь слабый гарнизон! Впрочем, о «худости» и «глупости» воевод, в том числе и кн. В.И. Телятевского, судить по одной разрядной записи не стоит, поскольку она недостоверна. Иностранные источники, освещавшие осаду Полоцка, говорят о прямо противоположном положении вещей. Полоцк оказал серьезное сопротивление и доставил неприятелю немало хлопот. Подробная картина героической борьбы за Полоцк дана в исследовании В.В. Новодворского. Он, в частности, привел мнение самого Батория: «Москвитяне доказали тогда своею энергией и усердием, что в деле защиты крепостей они превосходят все прочие народы»[376]. Таким образом, осенью 1579 г. Василий Иванович оказался в плену. Дата и обстоятельства смерти князя дикуссионны. С.Б. Веселовский сообщает, что воевода умер в Литве, не вернувшись из плена. Но А.П. Павлов обнаружил упоминание кн. В.И. Телятевского в ярославской писцовой книге 1620-х гг., и, следовательно, князь мог вернуться в Россию после смерти Ивана IV, но вряд ли служил далее: в разрядах и летописях имя Василия Ивановича больше не фигурирует[377]. Сохранился также рассказ польского шляхтича С. Немоевского о последних годах жизни Ивана Грозного. Так вот, Немоевский сообщает, что кн. В.И. Телятевский возвратился в Россию после заключения мира с поляками; царь, гневаясь на воеводу, велел его утопить. По всей видимости, это был военачальник средних способностей, честный, надежный, но звезд с неба не хватавший. Он имел сравнительно немного командного опыта, когда взошел на высшую ступень в опричной иерархии, став во главе самостоятельного полевого соединения; с годами опыт к Василию Ивановичу пришел, но не избавил его от катастрофы 1579 г.

    Князь Михаил-Салнук Темрюкович Черкасский, крещеный кабардинский царевич, приходился Ивану IV ближайшей родней: он был братом его второй жены Марии-Кученей Темрюковны Черкасской. Свадьба состоялась в августе 1561 г. Но Салнук прибыл в Москву с просьбой о помощи против наседающих соседей гораздо раньше — осенью 1558 г., тогда же и крестился, приняв имя Михаил[378]. Служебная карьера Михаила Темрюковича первое время не приносила ему высоких должностей. В полоцком походе 1562–1563 гг. князь Черкасский расписан всего лишь рындой «с большим саадаком»[379]. Зато после взятия города он получает от царя весьма почетное задание. Его отправляют в Москву в качестве главного из вестников победы. Царь велел кн. М.Т. Черкасскому доставить грамоты «…ко отцу своему и богомольцу к Макарию митрополиту всеа Руси и ко царице и великой княгине Марие и к детем своим ко царевичу Ивану и ко царевичу Федору и к брату своему ко князю Юрью Васильевичи)»[380]. Для каждого из адресатов он везет особый наказ. Кроме того, по дороге к Москве князь Черкасский должен сообщать государево распоряжение священникам: «Пети молебны со звоном, что Бог милосердие свое показал царю и великому князю, вотчину его город Полтеск со всем в руки ему дал…» Такая служба — знак большого доверия со стороны царя. Недаром два других гонца, отправленных с добрыми вестями к иным адресатам — Ф.А. Басманов и М.А. Безнин, — впоследствии займут высокое положение в опричнине. Известно также, что Михаил Темрюкович имел в Москве собственный двор, сгоревший во время апрельского пожара 1564 г.; ему также достался в удел Гороховец (1568)[381]. В опричнине кн. М.Т. Черкасский поднялся до необычайных высот. Более того, Генрих Штаден связывает сам факт учреждения опричнины с советами, поданными Ивану IV сестрой Михаила Темрюковича, царицей Марией[382]. Это согласуется со свидетельством Пискаревского летописца об аналогичных советах, поданных царю В.М. Захарьиным-Юрьевым и А.Д. Басмановым: Михаил Темрюкович был женат на дочери В.М. Захарьина-Юрьева и мог выступать «одним фронтом» с сестрой и новой русской родней. С такими родственными связями совсем не удивительно, что карьера Михаила Темрюковича в опричнине вышла просто головокружительной. Во время осеннего похода 1567 г. его поставили первым дворовым воеводой (!); в весеннем походе под Вязьму 1568 г. он расписан первым воеводой большого полка, да и в Тарусском разряде осени 1570 г. числится в той же должности[383]. Иными словами, князь Черкасский трижды побывал в опричных «главнокомандующих» и оставался на пике карьеры как минимум с осени 1567 по конец 1570 г. В опричных воеводах ходили и другие представители рода Черкасских: Иван и Борис Таатуковичи[384]. Их возвышение было связано с возвышением Марии Темрюковны и ее брата. Между тем, имея (предположительно) опыт боевых действий с татарами, который мог быть им получен еще на родине, Михаил Темрюкович вряд ли когда-либо возглавлял крупные самостоятельные полевые соединения. Иными словами, в роли крупного военачальника вновь оказался человек, не получивший для этого должной подготовки.

    Осенью 1569 г. царица М.Т. Черкасская умерла. По разным версиям, это произошло то ли в результате какого-то бесчестия или опалы со стороны царя, то ли в результате отравления. В данном случае причина ее смерти не важна. Гораздо важнее другое: после ухода из жизни царицы Марии ее брат еще долгое время сохраняет высокий статус в опричнине. Как минимум год — судя по той же Тарусской разрядной записи. Позже начинается разлад между ним и Иваном IV, в частности, по приказу царя казнят вместе с сыном его жену, урожденную Захарьину-Юрьеву[385]. В.Б. Кобрин объясняет эту казнь опалами на Захарьиных-Юрьевых, связанных с Плещеевыми-Басмановыми, которые подверглись репрессиям в связи с новгородским «изменным делом», а Р.Г. Скрынников приводит и прямую связь семейства Захарьиных-Юрьевых с обвинениями по данному делу[386]. Но самого Михаила Темрюковича казнили (или же просто тайно убили) только в мае — июне 1571 г. Свидетельством очевидной государевой опалы на него является низведение с прежнего высшего поста в опричной военной иерархии на должность первого воеводы передового полка. Именно в такой должности его отправили в составе большой рати отражать набег Девлет-Гирея. Тогда же, в самом походе, либо сразу после него, Михаил Темрюкович и расстался с жизнью[387]. Различные исследователи — С.Б. Веселовский, Е.Н. Кушева, В.Б. Кобрин, А.А. Зимин, Р.Г. Скрынников, Б.Н. Флоря — связывают казнь кн. М.Т. Черкасского с изменой его кабардинской родни Ивану IV, или же, как минимум, с подозрением в измене либо опасением их ухода со службы[388]. Но причина смерти Михаила Темрюковича может быть проще и прозаичнее. После катастрофического прорыва Девлет-Гирея к Москве в мае 1571 г. Иван IV жаловался, что одной из причин поражения было отсутствие разведки и худо налаженная сторожевая служба. В частности, он говорил: «Передо мной пошло семь воевод со многими людьми, и они мне о татарском царе знать не дали»[389]. Очевидно, такая претензия относится к служебным обязанностям воевод передового и сторожевого полков. Кто был тогда их командирами? Кн. М.Т. Черкасский, кн. В.И. Темкин-Ростовский, кн. Д.И. Хворостинин, кн. П.Т. Шейдяков, боярин В.П. Яковлев и кн. В.А. Сицкий. Трое из них — В.П. Яковлев, князья Черкасский и Темкин-Ростовский — были тогда казнены, причем Яковлев и Черкасский стоят в синодике казненных рядом[390]. Из числа прочих кн. Д.И. Хворостинин временно потерял в служебном росте: если в этом походе он расписан третьим воеводой передового полка, то в следующем (1572) — третьим воеводой менее значительного сторожевого полка[391]. Вероятнее всего, речь идет об одном деле, и очень похоже на то, что всех названных наказали за майский разгром. В таком случае, смерть царского шурина оказалась расплатой за командирскую некомпетентность. Этот инцидент вскрыл брешь в самой системе комплектования командного состава опричнины: слишком многое зависело от интересов наиболее влиятельных придворных кланов и личного доверия Ивана IV. Соответственно, воеводский опыт и полководческий талант оказывались на втором плане. И вот — расплата.

    Наконец, князь Фёдор Михайлович Трубецкой — фигура, приход которой в опричный корпус стал одним из главных свидетельств изменения в кадровой политике Ивана IV. До 1570 г. в опричную военную организацию не брали представителей наиболее богатых и влиятельных княжеских родов. В опричных воеводах ходили князья Вяземские Телятевские, Хворостинины, Охлябинины, Гвоздевы, Морткин. Все они представляли либо младшие ветви семейств, либо просто захудалые, т. е. небогатые и ничем значительным долгое время себя не проявлявшие на службе, в том числе не вышедшие в думные чины. Притом далеко не всех из них пустили на высокие должности. В опричном военном руководстве (список из 21 человека) примерно 50 % составляет нетитулованная знать, в том числе три персоны, не входившие в число высокородного московского боярства — Р.В. Алферьев и М.А. Безнин (оба из Нащокиных — «родословная», но захудалая фамилия), а также и К.Д. Поливанов. Примерно такое же соотношение складывается, если подсчитать всех опричных воевод. Но это, подчеркиваю, — лишь при учете полного списка за весь период с 1565 по 1572 г. Если же проанализировать кадровый состав опричнины до весны 1570 г., то картина будет совершенно другая. Из 7 высших опричных военачальников 4 принадлежат боярскому семейству Плещеевых, 2 — русской титулованной знати (князья Телятевские) и 1 (кн. М.Т. Черкасский) — выезжей титулованной аристократии. При подсчете всех лиц, которым в опричнине доверяли командование самостоятельными полевыми соединениями, гарнизонами городов или же строительством крепостей, получается не менее показательный результат: к нетитулованным родам относятся 7 человек: К.Д. Поливанов, В.И. Колычев-Умной и 5 представителей Плещеевых; к титулованным русским родам — только 5 человек: двое князей Телятевских, двое князей Вяземских, а также князь Д.И. Хворостинин; к выезжей аристократии — все тот же кн. М.Т. Черкасский. Таким образом, в 1565 — начале 1570 г. нетитулованная знать в опричной армии преобладает. Назначения 1570 г. переворачивают ситуацию[392]. В опричную военную организацию на первые позиции приходят князья Ф.М. Трубецкой, С.Д. Пронский, В.И. Темкин-Ростовский, В.И. Барбашин, достигает в ней высокого статуса Ф.И. Хворостинин (кроме того, переходят на положение опричных военачальников также Н.Р. Одоевский, В.И. Горбатый-Мосальский, И.В. Темкин-Ростовский, Д.М. Щербатый и А.П. Хованский, но им самостоятельных соединений не доверяли) — почти все они принадлежали к высшим аристократическим родам. В то же время большинство крупных опричных воевод из нетитулованной знати либо подвергаются казни, либо теряют прежнее свое высокое положение. Значительные посты в 1570 г. из нетитулованной знати в опричнине получали только И.Д. Колодка Плещеев, В.И. Колычев-Умной да Р.В. Алферьев, а в 1571–1572 гг. — один М.А. Безнин. Таким образом, всего за несколько месяцев 1570 г. титулованная знать получила абсолютное преобладание в опричнине, как это было в целом по вооруженным силам России на протяжении всего царствования Ивана IV.

    Приходится вспомнить свидетельство Пискаревского летописца о начале опричнины под 1565 г.: «В том же году попущением Божием за грехи наши возъярися царь и великий князь Иван Васильевич всеа Руси на все православное християнство по злых людей совету Василия Михайлова Юрьева да Олексея Басманова и иных таких же, учиниша опришнину разделение земли и градом»[393]. «Злые люди», принадлежавшие семействам старомосковской боярской знати, как видно, после больших военных неудач 1564 г. и предательства князя А. Курбского решили осуществить реванш над титулованной знатью, теснившей старинных слуг Московского правящего дома в Думе и совершенно преобладавших в армейском командовании. Особенно привлекательным подобный план мог звучать в устах А.Д. Басманова — человека, одержавшего под Рязанью убедительную победу в том же 1564 г., когда титулованная знать приносила в основном огорчения от потерь и поражений. Теперь можно со всей определенностью сказать: да, на протяжении пяти лет продолжался этот реванш в опричнине, во всяком случае, в опричной военной организации[394]; с весны 1570 г. он сходит на нет.

    После большого похода против северных русских земель, находившихся в земщине, а также расследования «новгородского изменного дела» и произошел перелом. Для этого было как минимум две причины. Прежде всего, подвергся разгрому стержнеобразующий для опричнины клан Плещеевых, которые до того успели оттеснить от власти в опричном корпусе Телятевских. Плещеевы ставили своих людей не только на высшем, но и просто на всех уровнях командного состава опричнины. Помимо четырех перечисленных воевод к числу опричных военачальников относились также И.И. Плещеев-Очин и Н.И. Плещеев-Очин, а также кое-кто из родни Плещеевых. Тогда же пал род князей Вяземских, а это еще четыре опричных воеводы, в том числе два крупных: князья А.И. Вяземский-Глухой и Д.И. Вяземский. Более того, сам поход мог вызвать серьезное разочарование царя в опричнине: во время грабительского похода на Северную Русь в 1569–1570 гг. опричники покидали царя, предпочитая кровавой, страшной, но все же службе личное обогащение. В записках немца-опричника Генриха Штадена есть очень характерное место: царь после этого похода делает в Старице смотр опричному войску, желая знать «…кто остается при нем и крепко его держится»[395]. Следовательно, Иван IV увидел в рядах опричного войска заметное число людей отставших, ушедших по своим надобностям… И «мемуары» Штадена, и записки других иностранцев об опричном времени изобилуют свидетельствами многочисленных злоупотреблений опричных должностных лиц, не меньше заботившихся о собственном обогащении, чем старая аристократическая администрация, но более «голодных», а значит, менее сдержанных в методах и масштабах вымогательств, взяточничества, открытого грабежа. При этом они осмеливались оставлять Ивана IV в его походах… Поэтому опричный корпус нуждался, во-первых, в укреплении новыми командными кадрами, поскольку старые оказались выбиты или попали под подозрение, и, во-вторых, потускнела идея, согласно которой опора на старинные московские боярские роды и устранение представителей сильнейшей титулованной аристократии от рычагов управления опричниной придадут опричному военному механизму особый градус верности, управляемости, инициативности. Поэтому весной — осенью 1570 г. происходит вливание целого ряда способных военачальников из числа титулованной знати (притом ее «сливок»!) в командный состав опричнины. Среди них виднейшей персоной был именно Ф.М. Трубецкой.


    Воображаемый облик Ольгерда, восходящий к изображению в хронике Алессандро Гваньини «Описание европейской Сарматии» (XVI век)


    Фёдор Михайлович происходил из весьма знатного рода, идущего от Гедимина и Ольгерда. Трубецкие служили государям московским со времен Ивана III. Они сохраняли на протяжении всего XVI столетия права на родовые вотчины в Трубчевске и даже остатки удельного суверенитета, хотя удел и был ликвидирован не позднее 1531 г. В Думе из князей Трубецких до опричнины был лишь кн. С.И. Трубецкой-Персидский, попавший туда в годы правления Елены Глинской. Да и крупных служебных достижений в воеводских чинах за их родом числилось немного[396]. До первой половины 60-х гг. XVI века Фёдора Михайловича в разрядах не видно. Он известен лишь по «Дворовой тетради» как служилый князь[397]. В разрядных записях его имя появляется незадолго до опричнины. Князь Трубецкой упомянут в числе есаулов, ходивших с Иваном IV под Полоцк зимой 1562–1563 гг.[398] С 7072(1563–1564) г. он на протяжении нескольких лет сидит первым воеводой в Дедилове, то есть на переднем крае обороны южных рубежей России. Отпускают его с воеводства лишь в сентябре 1565 г. Летом 1565 г. он, как уже говорилось выше, ненадолго выходил сначала к Кашире, а затем к Калуге во главе защитной рати. В дальнейшем его карьера складывалась в рамках земщины. Известно, например, что осенью 1567 г. он стоял первым воеводой в передовом полку на Великих Луках и там же расписан был «в посылку» первым в сторожевом полку; позднее он занимает пост первого воеводы в Туле[399]. В опричнине он оказался не позднее мая 1570 г. С момента попадания в опричнину Трубецкой становится одной из крупнейших величин в вооруженных силах России при Иване IV и его сыне Фёдоре Ивановиче (1584–1598), одним из «столпов царства». Князь Трубецкой с самого начала занимает среди опричных военачальников ведущее место. Почему именно он был избран царем для этой высокой службы, понять нетрудно. Трубецкой не имеет прочных связей со старым воеводским корпусом опричнины, а значит, избавлен от подозрений в доброжелательстве к «новгородским изменникам». Военный опыт у него имелся вполне достаточный, хотя и не было ярких боевых достижений. Главное же достоинство — чрезвычайная знатность рода. Опричные воеводы не вылезали из местнических споров друг с другом, что заметно вредило службе, а против Фёдора Михайловича ни один из них не посмел бы инициировать подобного разбирательства: слишком велико было превосходство прямого потомка Ольгерда[400]. Итак, в мае 1570 г. он возглавляет опричный отряд, поставленный у Калуги «по вестям». Летом того же года уже поставлен первым воеводой большого полка, т. е. «главнокомандующим» основных сил опричного корпуса, дислоцировавшихся там же. Осенью Фёдор Михайлович вновь под Калугой командует опричным отрядом. В походах Ивана IV 1571 и 1572 гг. он ставится первым дворовым воеводой[401]. На исходе опричнины, не позднее октября 1571 г., князь Трубецкой получил боярский чин: об этом сообщает разряд государевой свадьбы с Марфой Собакиной: здесь, среди прочих доверенных людей, присутствует с семьей и Фёдор Михайлович[402]. Падение опричнины, в противоположность судьбам многих других опричников, не разрушило его карьеру. Князь Трубецкой не перестал получать высшие армейские посты. В победоносном походе зимой 1572–1573 гг., когда была взята Пайда, Фёдор Михайлович участвовал как первый дворовый воевода. В другой победоносный поход — на ливонские города и замки, захваченные тогда во множестве, — князь вновь пошел первым дворовым воеводой (лето 1577 г.)[403]. Занимая столь высокие посты, он автоматически входил в состав высшего командования полевой армии, пребывал в составе ее штаба. И, значит, делит с царем и воеводами большого полка славу этих побед. Смерть Ивана IV никак не сказалась на статусе полководца: уже в мае 1584 г. он возглавляет армию, вышедшую «на берег… для прихода крымского царя»; в январе 1586 г. Фёдор Михайлович отправляется первым воеводой в Новгород Великий; он еще успел поучаствовать в Тявзинской войне — как первый воевода полка правой руки во время успешного похода на новгородские земли, отданные ранее шведам: тогда были взяты Ям и Ивангород (зима 1589–1590). В зимнем походе 1591–1592 гг. на Выборг его расписали на аналогичный пост[404]. Последний поход князя Трубецкого состоялся весной 1593 г. — его отправили «на берег» в той же должности — первого воеводы полка правой руки. В серпуховской поход царя Бориса Федоровича (1598–1605) его не взяли, видимо, по возрастным причинам, и дали скорее почетную, нежели боевую задачу, — отвечать за готовность к осаде «старого каменного города» в Москве (1598)[405]. Мы находим имя воеводы на первом месте в боярских списках 1588–1589 и 7098 (1589–1590) гг., он судит местнические суды, участвует в дипломатических приемах[406]. Князь Ф.М. Трубецкой при государях Фёдоре Ивановиче и Борисе Фёдоровиче пользуется почетом, уважением и немалым влиянием. Он был придворным сторонником партии Годуновых (несмотря на некоторые размолвки с ними), и, скорее всего, этим объясняются победа рода князей Трубецких в крупном местническом деле над «ровней» — князьями Булгаковыми-Голицыными. Умер Фёдор Михайлович, по всей видимости, уже в преклонном возрасте, в январе или феврале 1602 г. По сведениям В.Б. Кобрина, он похоронен «в своем родовом гнезде Трубчевске»[407]. Английский дипломат Джилье Флетчер, побывавший в Московском государстве в конце 80-х гг. XVI столетия, перечислил главных воевод русской армии того времени: среди них и кн. Ф.М. Трубецкой. К нему относится и последующая оценка, данная Флетчером всей четверке: «Все они знатны родом, но не отличаются никакими особенными качествами…»[408] Оценка эта, думается, объективна, поскольку в данном случае Флетчер выполнял роль сборщика важных сведений, а не публициста — хулителя России. Несколькими строками ниже он отмечает выдающиеся способности другого русского полководца — кн. Д.И. Хворостинина, да и в самой ремарке о четырех главнейших военачальниках России делает некоторое исключение, говоря о дарованиях кн. И.М. Глинского. Судя по фактам военной карьеры кн. Трубецкого, англичанин был недалек от истины: за Фёдором Михайловичем, как руководителем самостоятельных полевых соединений, не числится никаких серьезных боевых успехов. Как, впрочем, и поражений. Одно можно сказать точно: за несколько десятилетий честной службы этот человек побывал в качестве одного из главных воевод в трех больших успешных походах, руководил гарнизонами больших крепостей, ни от какого неприятеля не бегал с позором. Он просто сделал на своем веку много добротной военной работы.

    Изучив кадровый состав высших военачальников опричного корпуса, можно сделать следующие выводы:

    Во-первых, во главе опричного корпуса во всех крупных его операциях ставились представители родовитой служилой знати. К подобной службе не допущено ни единого представителя провинциального «городового» дворянства или даже дворянства московского, но не принадлежащего старинным боярским родам.

    Во-вторых, на начальном периоде опричнины видно преобладание нетитулованной аристократии — как в высшем эшелоне опричного командования, так и уровнем ниже, среди крупных опричных воевод. В значительной степени его можно объяснить личным влиянием А.Д. Басманова-Плещеева, который спас Рязань от прорыва крымцев в крайне неудачном для России 1564 г. Это преобладание весной — осенью 1570 г. сходит на нет всего за несколько месяцев. На смену опричным полководцам «первого призыва» приходит высшая титулованная знать. Она-то и составляет костяк командных кадров до отмены опричнины в 1572 г.

    В-третьих, по всей видимости, при назначении на высшую командную должность в опричнине существенным положительным фактором было участие в триумфальном походе на Полоцк зимой 1562–1563 гг. Вероятно, это повышало степень доверия со стороны Ивана IV, который имел возможность видеть человека «в деле». Во всяком случае, среди 8 главных опричных военачальников 6 были расписаны в этом походе на «именные службы».

    В-четвертых, наличие боевого и руководящего опыта для претендентов на высший командный пост в опричнине отступало на второй план перед иными критериями: принадлежностью к «правильному» семейно-родственному клану и доверием государя. Из восьми названных военачальников четверо располагали явно недостаточным опытом для столь высоких и столь ответственных должностей: Ф.А. Басманов-Плещеев, И.Д. Колодка Плещеев, А.И. Плещеев-Очин и кн. М.Т. Черкасский. Ненамного больше опыта было у князя В.И. Телятевского. А старый боевой воевода З.И. Плещеев-Очин пришел в опричнину с репутацией человека, неоднократно битого неприятелем. Таким образом, общая боеспособность высшего командного состава опричного корпуса оставляет желать лучшего. Мнение Р.Ю. Виппера о «талантливых выдвиженцах» Ивана Грозного не находит подтверждения на материале верхнего яруса опричной военной машины. Государь, пользуясь терминологией А.А. Зимина, действительно «смело выдвигал новых людей», но на данном уровне выбор Ивана IV обеспечил армию военачальниками далеко не лучшего качества.

    После изучения проблемы на уровне высших военачальников опричного корпуса логично спуститься уровнем ниже и проанализировать ситуацию на материале всех заметных опричных воевод — а именно тех, кто попал в список, состоящий из трех десятков персон. Туда, как уже говорилось, входят все те, кто хотя бы раз занимал пост первого воеводы в полку, крепости, небольшом самостоятельном отряде или при строительстве города.

    По этому списку видно следующее: почти вся титулованная аристократия попала туда во время или после большой кадровой перестановки весны — осени 1570 г. Об этом уже говорилось выше.

    Помимо кн. М.Т. Черкасского в списке присутствуют еще три представителя знати инородческой — его родня князья Борис и Иван Черкасские, а также ногайский мурза кн. Петр Тутаевич Шейдяков, крестившийся по собственному желанию[409]. Для князей Черкасских опричнина была мимолетным эпизодом, когда высоко поднявшийся родственник смог вытащить их на воеводские посты. Не стало его — ушли из разрядов и они. Оба по одному разу появлялись в армии на излете опричнины, в 1570 г.[410], и не сыграли, видимо, сколько-нибудь крупной роли. Петр Тутаевич вошел в опричную военную иерархию еще позже — в 1571 г., участвовал также в новгородских походах 1572 г.[411], однако и он — кадр, брошенный на укрепление воеводского состава опричнины в самом конце ее существования, — очевидно, не был в ней одним из ключевых фигурантов.

    Что остается?

    Значительная группа представителей родовитого старомосковского боярства. В том числе 5 человек из огромного семейства Плещеевых, а также Василий Иванович Умной-Колычев и Яков Федорович Волынский-Попадейкин. Последний в опричнине не достиг больших чинов (возглавлял «кош» — обоз в 1567 г.), а в 1571 г. и вовсе неудачно действовал против крымцев. Карьера его вышла на пик к тому моменту, когда военная машина опричнины в основном была расформирована, а остатки ее стремительно рушились (конец 1571–1573 гг.). В декабре 1571 г. он идет во главе сторожевого полка из Орешка к селу Лебяжьему, через несколько месяцев в новгородском походе ему вновь доверяют командовать сторожевым полком, а под 7081 (1572–1573) годом Яков Федорович расписан в разряде первым воеводой на годование в Нарву-Ругодив[412]. В походе на Полоцк 1562–1563 гг. этот человек участвовал — он был поставлен «от государя… на посылки»[413]. А вот Василий Иванович стал одним из ведущих воевод опричнины. Возможно, в этом ему способствовало отдаленное родство Колычевых и влиятельных Захарьиных-Юрьевых[414]. Он и до опричнины уже был «в чинах» — ему сказали окольничество, назначали воеводствовать в Михайлов, Мценск, Коломну и Торопец, доверяли посты на уровне полковых воевод. В опричнину он попал с тем же чином окольничего, да и военные должности занимал примерно те же, что и в доопричное время. Как второй воевода сторожевого полка он появился в анналах опричного корпуса весной 1568 г. под Вязьмой, затем возглавил опричный отряд в Ржеве Володимировой[415]. Его командный опыт находил применение часто. Однако Василий Иванович в большинстве случаев оказывался на вторых ролях. Ему, как представителю семейства мятежного, когда-то поддержавшего вооруженное выступление удельного князя А.И. Старицкого, семейства, породившего изменника Б. Хлызнева-Колычева, а затем прославившегося антиопричными обличениями митрополита Филиппа (Колычева), видимо, не до конца доверяли. Василий Иванович в опричнине карьеры не сделал: кем был, тем и остался; высокие чины пошли ему уже после отмены опричных порядков — с конца 1572 г. Но и в опричные годы судьба подарила Василию Ивановичу шанс на возвышение. В 1570 г. ему подчинили опричный отряд, охранявший строительство города Толшебора на Колыванской дороге вместе с земцами И.П. Яковлева. Затем этот отряд был переброшен под Ревель (Таллин)[416]. Армия, осаждавшая Таллин, располагала очень значительными силами и мощным артиллерийским арсеналом. Там собрались помимо земцев Яковлева и опричникв Умного-Колычева силы союзного Ивану IV Ливонского короля Магнуса. Но взять город не удалось, осаждающие вынуждены были отступить. Хотя разнузданные подчиненные Василия Ивановича несут значительную часть вины за неудачу, он избежал серьезного наказания и лишь скатился до прежнего положения второго воеводы в сторожевом полку (1572)[417]. В дальнейшем карьера его выправилась.

    Еще одна группа состоит из нескольких княжеских семейств, не принадлежавших верхнему слою боярско-княжеской аристократии. Помимо Телятевских туда входили кн. И.П. Охлябинин, Д.И., А.И., П.И., Ф.И. Хворостинины, Ал. И., Д.И. Вяземские, В.И. Горбатый-Мосальский, а также Д.М. Щербатов (Щербатый)[418].

    Князь Иван Петрович Залупа Охлябинин, происходивший из ярославских князей, был в опричном войске одним из ставленников клана Плещеевых, поскольку женат был на двоюродной племяннице боярина А.Д. Басманова. В походе на Полоцк 1562–1563 гг. он был есаулом и действовал весьма активно[419]. По всей видимости, у князя Охлябинина было военное дарование: его назначали на видные воеводские должности очень часто. Он оказался одним из тех, кто составил костяк опричного командного состава. Князья Хворостинины — своего рода загадка опричнины. Не вполне ясно, почему именно их привлекли на военную службу в опричный корпус. Хворостинины были представлены в думе еще до опричнины: думный чин получил кн. Иван Михайлович, отец четырех братьев, вошедших впоследствии в число опричников, видный военачальник. Они не были худородным семейством или захудалым, но с высшей титулованной знатью тягаться в «отечестве» не могли и, видимо, значительными земельными богатствами не располагали. Князь П.И. Хворостинин возил наградные золотые Басмановым, отстоявшим Рязань в 1564 г., да и отдаленные родственные связи у Хворостининых и Басмановых-Плещеевых были — через тех же Охлябининых (Хворостинины составили соседнюю с ними ветвь ярославских князей)… Но какая-либо протекция со стороны семейства Плещеевых вызывает большие сомнения: в 1567 г. кн. Д.И. Хворостинин жестоко местничал с И.Д. Колодкой Плещеевым. Скорее всего, Хворостинины поднялись благодаря личному военному таланту Дмитрия Ивановича, отличившегося при взятии Полоцка в 1563 г.[420], да еще благодаря тому, что он «оправдал доверие» Ивана IV, когда тот приказал ему охранять опального вельможу кн. Д. Курлятева — через несколько месяцев после полоцкой победы. В опричнине были кн. Андрей, Дмитрий, Петр и Фёдор Ивановичи Хворостинины, все они достигли воеводских чинов, Дмитрий и Фёдор вышли в крупные военачальники. Дмитрий Иванович — единственный изо всех опричных выдвиженцев — проявил яркий талант полководца. Братья Хворостинины также вошли в воеводский костяк опричного корпуса. Большой фаворит Ивана Грозного, кн. Афанасий Иванович Вяземский, происходил из размножившегося и захудавшего рода, который в 60-х гг. XVI века пребывал на грани утраты княжеского титула. Афанасий Иванович, будучи одним из первых лиц в опричнине, тем не менее сыграл довольно скромную роль как воевода опричного корпуса. На командных должностях он появляется всего два раза: как второй дворовый воевода в крупной рати осенью 1567 г. и как второй воевода в Дорогобуже «повестям» зимой 1567–1568 гг.[421] Любопытно, что его возвышение также уходит корнями в Полоцкий поход 1562–1563 гг.: Афанасий Иванович стоял тогда во главе царского обоза[422] и выполнял трудную задачу руководства огромным «кошем» в условиях «заторов» и «мотчания» при движении колоссальной армии. Он «вытащил» на большие воеводские чины родню: кн. Дмитрия Ивановича Лисицу Вяземского и Александра Ивановича Вяземского-Глухого; кроме того, в воеводах ходил и кн. Василий Иванович Волк Вяземский, но был малозаметен. Из этого семейства значительным опытом и способностями обладал только один военачальник — кн. А.И. Вяземский-Глухой. Он четырежды назначался на воеводские должности, а в Дорогобуже зимой 1567–1568 гг. возглавил отряд опричников, направленный туда «по вестям»[423]. В 1570 г. Афанасий Иванович попал в опалу в связи с расследованием новгородского «изменного дела» и, по мнению большинства современных историков, подвергся казни, а его родня распрощалась с блестящей карьерой. Больше воеводами Вяземских при Иване IV не назначали. Князем Дмитрием Михайловичем Щербатым «укрепили» опричный корпус в 1570 г., в общем «призыве» титулованной знати. По словам С.Б. Веселовского, он принадлежал «младшей и самой слабой линии рода князей Оболенских [ветвь черниговских князей. — Д.В.]»[424]. В опричнине он большой роли не сыграл и особой карьеры не сделал. Примерно то же можно сказать и о князе Василии Ивановиче Горбатом-Мосальском, с той лишь разницей, что он происходил из другой младшей ветви черниговских князей.

    Наконец, группа относительно худородных дворян: Р.В. Алферьев, М.А. Безнин, И.Б. Блудов, К.Д. Поливанов. Их совсем немного! И отнюдь не они определяют лицо опричной военной машины. Кроме того, в отношении Романа Васильевича Алферьева и Михаила Андреевича Безнина следует сделать оговорку: они относятся к старинной тверской «родословной» фамилии Нащокиных, утратившей влияние, но все-таки не скатившейся до уровня простых городовых дворян. Безнин проявил решительный характер во время переговоров с осажденным в Полоцке гарнизоном в феврале 1563 г. и тем, по всей видимости, угодил царю. После взятия города он был отправлен с почетной миссией гонца, несущего вести о победе архиепископу Пимену в Новгород[425]. Оба назначались на воеводские должности в опричнине неоднократно, особенно Михаил Андреевич, однако карьеру сделали в основном по административной и дипломатической части. М.А. Безнин, помимо всего прочего, был выдающимся летописцем, автором самостоятельного летописного сочинения, а также заготовки для повести о взятии Полоцка, попавшей впоследствии в Лебедевскую летопись[426]. В опричной военной системе они исполняли роль «рабочих лошадок»[427]. Еще одна «рабочая лошадка» — Игнатий Борисович Блудов, но в гораздо большей степени, чем Алферьев и Безнин: его отправляют на воеводские должности постоянно. У Блудова опыт военной работы был колоссальным — больше, чем у кого бы то ни было в группе «худородных дворян», да и вообще один из самых значительных по всему опричному командному составу[428]. Но происхождение провинциального дворянина не позволило ему подняться высоко. Потолок Игнатия Борисовича в опричнине — назначение воеводой сторожевого полка под Тулой в 1569 г. «после отходу опришнинских больших воевод»[429]. Этот военачальник погиб осенью 1580 г. под Смоленском[430]. Константин Дмитриевич Поливанов принадлежал к старинному роду, не попавшему в государственный родословец и известному лишь по частным. Этот род стоял очень далеко от воеводских назначений и тем более думных чинов. Тем не менее Константин Дмитриевич, сопровождавший царя в его знаменитом походе из Москвы в Александрову слободу в 1564 г. и отправленный оттуда царем в столицу с обращением к купцам, был одним из доверенных лиц Ивана IV. Четырежды его назначали на должности уровня полковых воевод и поручали иные важные службы. Высшее служебное достижение Поливанова относится к 7076 (1567–1568) г.: его расписали первым воеводой в опричном отряде, отправленном к Мценску[431]. После отмены опричнины звезда его закатилась: высокие чины он более не получал, ходил в приставах и головах.

    Таким образом, спустившись с уровня высших опричных воевод на уровень основного воеводского костяка опричного корпуса, можно сделать вывод: почти полностью повторяется та же самая картина. Неродовитых людей в этом слое очень мало — всего четверо. Прочие же относятся либо к титулованной аристократии, либо к старомосковским боярским родам. Полоцкий поход 1562–1563 гг. играет роль «кузницы кадров», через которую прошло абсолютное большинство видных фигур. Количество выходцев из титулованной и нетитулованной знати на этом уровне примерно равно до 1570 г., а позднее титулованная знать начинает преобладать: позиции Плещеевых рушатся, замены им из числа старомосковских боярских родов не видно. Личное доверие государя и семейно-родственная поддержка не оставляют впечатления столь же мощного фактора при отборе претендентов на высокие посты, однако и в данном случае они играют весьма заметную роль.

    Существование самостоятельной опричной военной машины не принесло Московскому государству триумфальных военных успехов. Отдельно от земских ратей опричники только один раз одержали крупную победу: в мае 1570 г. кн. Д.И. Хворостинин и Ф. Львов разбили крымцев под Зарайском. «Реванш» старомосковского боярства оказался нестойким и кратковременным: в 1570–1572 гг. он сходит на нет. Представители неродословных и худородных фамилий добились высоких воеводских назначений в очень незначительном количестве. К рычагам высшего руководства вооруженными силами в годы опричнины никого из них не допустили. «Способные» и «талантливые» военачальники рекрутировались в этот период за редкими исключениями из той же титулованной знати, с той лишь разницей, что значительная часть происходила не из высшего ее эшелона, а из младших ветвей, из захудалых родов, оттесненных до опричнины на второй план. Разумеется, никакими «новыми людьми» они не были. Они-то как раз получили в опричную эпоху превосходный шанс возвыситься и воспользовались им сполна. В послеопричное время многие из них сумели закрепить за собой карьерные достижения.

    Реестр опричных воевод

    Алферьев Роман Васильевич

    князь Барбашин (Борбашин, Барбошин) Василий Иванович

    Басманов-Плещеев Федор Алексеевич

    Безнин Михаил Андреевич

    Бельский-Скуратов Григорий (Малюта) Лукьянович

    Блудов Игнатий Борисович

    Блудов Михаил Борисович

    Борисов Григорий Никитич

    Борисов Никита Васильевич

    Боушев Иван

    Бутурлин Дмитрий Андреевич

    Бухарин-Наумов Иван (Ищук) Иванович

    Волынский-Попадейкин Яков Федорович

    князь Вяземский Афанасий Иванович

    князь Вяземский Василий (Волк) Иванович

    князь Вяземский Дмитрий Иванович

    князь Вяземский-Глухой Александр Иванович

    князь Гвоздев-Приимков-Ростовский Иосиф Федорович

    князь Гвоздев-Приимков-Ростовский Михаил Федорович

    князь Горбатый-Мосальский Василий Иванович

    Зайцев Петр Васильевич

    Колычев-Умной Василий Иванович

    князь Морткин Андрей Иванович

    Мятлев-Слизнев Иван Иванович

    князь Одоевский Никита Романович

    князь Охлябинин Иван (Залупа) Петрович

    Плещеев Иван (Колодка) Дмитриевич

    Плещеев-Очин Андрей Иванович

    Плещеев-Очин Захарий Иванович

    Плещеев-Очин Иван Иванович

    Плещеев-Очин Никита Иванович

    Полев Григорий Осипович

    Поливанов Константин Дмитриевич

    Поярков[432] Петр

    князь Пронский Семен Данилович

    Салтыков Игнатий Борисович

    князь Сицкий Василий Андреевич

    князь Телятевский Андрей Петрович

    князь Телятевский Василий Иванович

    князь Иван (Зубан) Петрович Телятевский

    князь Темкин-Ростовский Василий Иванович

    князь Темкин-Ростовский Иван Васильевич

    князь Трубецкой Федор Михайлович

    князь Хворостинин Андрей Иванович

    князь Хворостинин Дмитрий Иванович

    князь Хворостинин Петр Иванович

    князь Хворостинин Федор Иванович

    князь Хованский Андрей Петрович

    князь Черкасский Иван Таатукович

    князь Черкасский Михаил Темрюкович

    князь Шейдяков Петр Тутаевич (из ногайских мурз)

    князь Щербатов Дмитрий Михайлович

    князь Щербатов[433] Иван

    Яковлев Василий Петрович

    Примечания:



    1

    Хворостинины были отдаленными родственниками Курбских. В апреле 1564 г. князь Андрей Курбский перебежал к литовцам. Но вряд ли из-за семейной связи с ним «выбили» из Думы князя Ивана Михайловича Хворостинина: слишком уж далеко их родовые ветви разошлись друг от друга.



    2

    Лебедевская летопись // Полное собрание русских летописей. М.,1965. Т. 29. С. 310.



    3

    Разрядная книга 1475–1605 гг. М., 1981. Т. II, Ч. I. С. 144, 163.



    4

    Каргалов В.В. Полководцы X–XVI вв. М., 1989. С. 311.



    10

    В дальнейшем участие кн. А.П. Хованского в боевых действиях не упоминается. То ли Воротынский не видел в нем надежного военачальника, то ли он был ранен в одной из первых стычек.



    11

    Скрынников Р.Г. Царство террора. СПб., 1992. С. 450.



    12

    Каргалов В.В. Полководцы… С. 314.



    13

    Подробнее см. в главе о кн. Воротынском.



    14

    По другой версии, эпизод с восставшей «черемисой» и переодеванием относится к 1582 или 1583 г. Весной 1584 г. Хворостинин был на краткий срок резко понижен в чине.



    15

    Согласно одному разряду, Хворостинин был первым воеводой в Новгороде, а в соответствии с другим — первым лицом в отряде, отправленном на поддержку новгородского гарнизона.



    16

    Разрядная книга 1475–1605 гг. М., 1984. Т. III. Ч. I. С. 186.



    17

    Разрядная книга 1475–1605 гг. М., 1984. Т. III. Ч. I. С. 210.



    18

    Павлов А.П. Государев двор и политическая борьба при Борисе Годунове. СПб., 1992. С. 42.



    19

    Тогда этот корпус возглавляли князья Тимофей Романович Трубецкой и Дмитрий Иванович Хворостинин. Трубецкой был знатнее, Хворостинин опытнее, но именно против Хворостинина возвышали голос воеводы южных крепостей — Кашин в Новосиле, Хилков в Орле и Салтыков в Белёве.



    20

    Прямой потомок великого князя Андрея Ярославича. Сам Дмитрий Константинович дважды ненадолго занимал владимирский великокняжеский стол.



    21

    Дело, быть может, не в «припадке ярости», а в придворной борьбе: иные дворцовые партии смогли поколебать положение Шуйских, направив на представителя их рода гнев государя-отрока.



    22

    Абрамович Г.В. Шуйские и российский трон. Л.,1991. С. 4.



    23

    Лебедевская летопись // Полное собрание русских летописей. М.,1965. Т. 29. С. 274.



    24

    Пискаревский летописец // Полное собрание русских летописей. М.,1978. Т. 34. С. 190.



    25

    О том, что такое «Тысячная книга» и «Дворовая тетрадь», рассказывается в биографическом очерке о князе Дмитрии Ивановиче Хворостинине.



    26

    Пискаревский летописец // Полное собрание русских летописей. М., 1978. Т. 34. С. 192. Подробнее о битве у Молодей рассказывается в очерке про князя М.И. Воротынского.



    27

    В одном из них — Вольмаре — берут в плен Александра Полубенского, командующего силами Речи Посполитой в регионе. Его принуждают отдать подчиненным приказ о сдаче укрепленных пунктов. Этот приказ немало способствует успехам русского оружия.



    28

    Мы знаем об этом из хроники Бальтазара Рюссова, источника не совсем надежного, поэтому весьма возможно, что страдания Магнуса несколько преувеличены. Но другие иностранные авторы — Петр Петрей и Генрих Штаден — как будто подтверждают эти сведения: первый пишет о том, что Магнуса избивали и даже заставляли ползать у палатки Ивана IV, вымаливая прощение; второй объявляет, что с Магнусом поступили «не по-христиански».



    29

    Мнения исследователей очень различаются по поводу численности армии Батория и псковского гарнизона. Баторий, по разным подсчетам, мог иметь под рукой от 30 до 100 тысяч человек, причем последняя цифра представляется большим преувеличением. Поляки считали, что Шуйский располагал силой в 57 000 бойцов, но это также фантастическое преувеличение. В тексте даны наиболее вероятные цифры численности.



    30

    Каргалов В.В. Полководцы X–XVI вв. М., 1989. С. 262.



    31

    В источниках именуется также Свиной и Свинорской.



    32

    Гейденштейн Р. Записки о Московской войне (1578–1582). СПб., 1889. С. 210.



    33

    Гонец, к сожалению, был перехвачен поляками.



    34

    Новодворский В. Борьба за Ливонию между Москвою и Речью Посполитою (1570–1582). СПб., 1904. С. 240–241.



    35

    Гейденштейн Р. Записки о Московской войне (1578–1582). СПб.,1889. С. 242.



    36

    В польских источниках — Иоганн Миллер, то ли Моллер.



    37

    Действительно, у Ивана IV служил отряд европейских наемников во главе с командиром Юрием Франзбеком или Францбековым (Фаренсбахом, Фрундсбергом?).



    38

    По другим сведениям, это были пищальные дула, числом 12, которые должны были при взрыве сыграть роль осколочного материала. В качества детонатора поляки использовали взведенную ружейную часть, прикрепив ее шнурком к днищу деревянного ящика, куда был положен маленький ларец с порохом, а также к его крышке. Вынув железный ларец из ящика или открыв крышку ларца, русский воевода привел бы в действие адскую машинку…



    39

    Впрочем, относительно муромского поместья возникают вопросы, т. к. его владельцем мог быть и другой кн. Шуйский.



    40

    Флетчер Дж. О государстве русском. СПб.,1906. С. 42.



    41

    Бесчадием Ирина Годунова не страдала: она родила супругу дочь Феодосию, к сожалению, скончавшуюся в младенчестве.



    42

    Горсей Дж. Записки о России. XVI — начало XVII в. / Под ред. B.Л. Янина; перевод и сост. А.А. Севостьяновой. М., 1990. С. 101–102. Точность рассказа Горсея вызывает некоторые сомнения.



    43

    Зимин А.А. Формирование боярской аристократии в России во второй половине XV — первой трети XVI вв. М., 1988. С. 127–128.



    109

    Например, бывал раз-другой вторым воеводой полка левой руки, передового, сторожевого и т. п., «годовал» в небольшой крепости, был воеводой при татарских служилых царевичах.



    110

    Правда, в отношении последнего из них слова «проявивший себя наилучшим образом» не вполне уместны. Князь Ф.И. Мстиславский десятки раз выходил в походы на воеводских должностях, дважды при Иване IV осуществлял командование полевыми армиями, но полководческого таланта был лишен, и это сказалась на судьбах вверенных ему войск.



    111

    Павлов А.П. Государев двор и политическая борьба при Борисе Годунове (1584–1605 гг.). — СПб., 1992. С. 17–18. Князья Булгаковы не указаны здесь, видимо, из-за технической ошибки, ведь по соседству с этим списком А.П. Павлов ясно говорит о них как об одном из самых видных аристократических родов конца XVI столетия.



    112

    Павлов А.П. Государев двор… С. 133.



    113

    В справочной литературе иногда ошибочно именуется Никифором Клементьевичем.



    114

    Милюков П.Н. Древнейшая разрядная книга. М., 1901. С. 202, 206, 216, 224.



    115

    Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 48.



    116

    Очевидно, весной.



    117

    Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 190.



    118

    Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 197, 205–206, 213.



    119

    Антонов А.В. Частные архивы русских феодалов XV— начала XVII века // Русский дипломатарий. М., 2002. Вып. 8. № 686.



    120

    Cтаниславский A.Л. Труды по истории Государева двора в России XVI–XVII веков. М., 2004. С. 131. Понижение по службе, возможно, стало следствием конфликта с придворной партией Годуновых (См.: Кобеко Д.Ф. Щелкаловы и Чепчуговы // Русская старина. СПб., 1901. Вып. CV (XXXII год издания). С. 711). Правда, Иван IV (в 1567–1568 гг.) и Фёдор Иванович (в 1585 г.) жаловали ему иные, весьма серьезные источники дохода: Антонов А.В. Указ. соч. №№ 3440, 3442.



    121

    «Тысячная книга» 1550 г. и «Дворовая тетрадь» 50-х годов XVI в. (далее ТКДТ) / Подг. к печати А.А. Зимин. М. — Л., 1950. С. 100. Упомянут в Тысячной книге также некий Семейка Григорьев сын Клементьева, городовой новгородский сын боярский второй статьи, но связан ли он с Чепчуговыми, уверенно сказать нельзя. — ТКДТ. С.89.



    122

    Станиславский А.Л. Указ. соч. С. 236, 333, 349.



    123

    Кобеко Д.Ф. Щелкаловы и Чепчуговы // Русская старина. СПб., 1901. Вып. CV (XXXII год издания). С. 711–712.



    124

    Павлов А.П. Указ. соч. С. 115, 116; Станиславский A.Л. Указ. соч. С. 301.



    125

    Эскин Ю.М. Местничество в России XVI–XVII вв. М., 1994. №№ 434 (возможна фальсификация) и 869.



    126

    Кобеко Д.Ф. Щелкаловы и Чепчуговы… С. 713. Д.Ф. Кобеко также установил (с меньшей долей вероятности) родственные связи Чепчуговых с князьями Ромодановскими, а через них и отдаленное родство с могучими Шуйскими.



    127

    Зимин А.А. Состав Боярской думы в XV–XVI веках // Археографический ежегодник за 1957 год. М., 1958. С. 54–80.



    128

    Зимин А.А. Состав… С. 59.



    129

    ТКДТ с. 54–55, 111–114.



    130

    Кобрин В.Б. Власть и собственность в средневековой России. М., 1985. С. 215.



    131

    Флетчер Дж. О Государстве Русском. СПб.,1906. С. 81–82.



    132

    Зимин А.А. Состав… С. 60.



    133

    Скрынников Р.Г. Царство террора. СПб., 1992. С. 296.



    134

    Милюков П.Н. Древнейшая разрядная книга… С. 98.



    135

    Милюков П.Н. Древнейшая разрядная книга… С. 102, 109, 111, 113.



    136

    Зимин А.А. Опричнина Ивана Грозного. М.,1964. С. 277.



    137

    Бычкова М.Е. Состав класса феодалов в России в XVI в. М., 1986. С. 126.



    138

    Милюков П.Н. Древнейшая разрядная книга… С. 123, 138, 144.



    139

    Милюков П.Н. Древнейшая разрядная книга… С. 149.



    140

    Милюков П.Н. Древнейшая разрядная книга… С. 184, 251, 228; Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 48. А.А. Зимин отыскал упоминания еще двух назначение — во Псков (1554) и Смоленск (1559–1560). См.: Зимин А.А. Опричнина Ивана Грозного. М.,1964. С. 277–278.



    141

    Флоря Б.Н. Иван Грозный. М., 2003. С.220; Скрынников Р.Г. Царство террора. СПб., 1992. С. 296.



    142

    Александров Д.Н., Володихин Д.М. Борьба за Полоцк между Русью и Литвой в XII–XVI веках. М., 1994. С. 108–110.



    143

    Об административных службах И.П.Федорова см., в частности, у Зимина: Зимин А.А. Опричнина Ивана Грозного. М.,1964. С. 278–279.



    144

    Штаден Г. О Москве Ивана Грозного. Записки немца-опричника. М., 1925. С. 79.



    145

    Зимин А.А. Состав… С. 59.



    146

    Зимин А.А. Формирование боярской аристократии в России во второй половине XV — первой трети XVI в. М., 1988. С. 241.



    147

    Бычкова М.Е. Состав класса феодалов в России в XVI в. М., 1986. С.116.



    148

    Милюков П.Н. Древнейшая разрядная книга… С. 110–111.



    149

    Милюков П.Н. Древнейшая разрядная книга… С. 122, 124, 132–133, 143, 147.



    150

    Милюков П.Н. Древнейшая разрядная книга… С. 129, 140, 162.



    151

    Зимин А.А. Состав… С. 60. Данные М.Е. Бычковой позволяют предположить, что это произошло немного раньше — в декабре 1546 г. Бычкова М.Е. Состав класса феодалов… С. 125.



    152

    Полное собрание русских летописей (далее — ПСРЛ). T.XIII. Никоновская летопись. С. 126.



    153

    Зимин А.А. Формирование боярской аристократии… С. 220–221.



    154

    Бычкова М.Е. Состав класса феодалов… С. 142.



    155

    Курбский А. История о великом князе Московском // ПЛДР. Вторая половина XVI века. М., 1986. С. 346.



    156

    Милюков П.Н. Древнейшая разрядная книга… С. 96, 97, 98, 100, 140, 143, 149.



    157

    Милюков П.Н. Древнейшая разрядная книга… С. 157.



    158

    Милюков П.Н. Древнейшая разрядная книга… С. 105–118.



    159

    Милюков П.Н. Древнейшая разрядная книга… С. 129, 134,164, 168. Весной 1554 г. Смоленск сгорел, и Хабарова свели с наместничества, очевидно, увидев в этом его вину.



    160

    Курбский А. История о великом князе Московском // ПЛДР. Вторая половина XVI века. М., 1986. С. 154–155, 346. См. также комментарий (здесь же, с. 614). С.Б. Веселовский косвенно подтверждает сведения Курбского: Веселовский С.Б. Исследования по истории опричнины. М., 1963. С. 130, 341.



    161

    Зимин А.А. Состав… С. 63.



    162

    Служат Москве с конца XIV в.



    163

    Милюков П.Н. Древнейшая разрядная книга… С. 101, 102, 106, 111.



    164

    Милюков П.Н. Древнейшая разрядная книга… С. 152.



    165

    Милюков П.Н. Древнейшая разрядная книга… С. 173, 181, 188.



    166

    Веселовский С.Б. Исследования по истории опричнины. М., 1963. С. 383.



    167

    Как заметил К.Ю. Ерусалимский, перебежчиком B.C. Заболоцкий стал еще до войны и, по словам Ивана IV, он бежал не от царской опалы, а «…розбраняся с своею братьею». — См.: Ерусалимский К.Ю. Ливонская война и московские эмигранты в Речи Посполитой // ОИ, 2006. Вып. 3. С. 75–76. Впоследствии B.C. Заболоцкий добился в Речи Посполитой высокого положения, был фаворитом Стефана Батория, участвовал в военных действиях на Московском фронте и был убит в 1580 г. в вооруженной распре с К. Радзивиллом. Можно предположить, что закат карьеры С.К. Заболоцкого был связан с изменой его сына. В свою очередь, переход B.C. Заболоцкого на сторону врага мог быть связан, по мнению А.А. Зимина, с «опасной близостью» рода ко двору Владимира Андреевича Старицкого и поддержкой его во время «боярского мятежа» 1553 г. — См.: Зимин А.А. Опричнина Ивана Грозного. М., 1964. С. 116–117.



    168

    Курбский А. История о великом князе Московском // ПЛДР. Вторая половина XVI века. М., 1986. С. 352; Веселовский С.Б. Исследования… С. 383.



    169

    Зимин А.А. Формирование боярской аристократии… С. 161–166.



    170

    Зимин А.А. Состав… С. 64; Веселовский С.Б. Исследования по истории опричнины. М., 1963. С. 236–237.



    171

    Зимин А.А. Опричнина Ивана Грозного. М.,1964. С. 127–128.



    172

    Предположительно это произошло в связи с погромом Северной Руси в конце 1569–1570 гг. И.Я. Чеботов мог выразить несогласие с необходимостью подобного шага.



    173

    Веселовский С.Б. Исследования по истории опричнины. М., 1963. С. 237.



    174

    Скрынников Р.Г. Царство террора. СПб.,1992. С. 521.



    175

    ТКДТ. С. 67.



    176

    Милюков П.Н. Древнейшая разрядная книга… С. 157–158.



    177

    Милюков П.Н. Древнейшая разрядная книга… С. 173–174, 181.



    178

    Милюков П.Н. Древнейшая разрядная книга… С. 186, 188, 234. В 1559 г. Чеботов расписан в той же роли царского «сопровождающего» в поход на Юг, против крымцев, но поход не состоялся (Там же, С. 212).



    179

    Зимин А.А. Состав… С. 60; ТКДТ. С. 112.



    180

    Милюков П.Н. Древнейшая разрядная книга… С. 123, 126, 128, 145, 161, 188.



    181

    Милюков П.Н. Древнейшая разрядная книга… С. 132, 136, 176.



    182

    Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 28, 32–33, 40–41, 47.



    183

    Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 70.



    184

    Зимин А.А. Формирование боярской аристократии… С. 238.



    185

    Зимин А.А. Состав… С. 66.



    186

    Скрынников Р.Г. Царство террора. СПб., 1992. С. 29.



    187

    Зимин А.А. Опричнина Ивана Грозного. М., 1964. С. 149–150.



    188

    Садиков П.А. Очерки по истории опричнины. — М. — Л., 1950. С. 22–23.



    189

    Скрынников Р.Г. Царство террора. — СПб., 1992. С. 227, 513; Послание Иоганна Таубе и Элерта Крузе / Перевод М.Г. Рогинского // Русский исторический журнал. Пг., 1922. Кн. 8. С. 54 (с учетом поправок А.И. Браудо. См.: Браудо А.И. Послание Таубе и Крузе к герцогу Кетлеру // ЖМНП. 1890. № 10).



    190

    ПСРЛ. Т. XIII. Никоновская летопись. С. 256–257.



    191

    Курбский А. История о великом князе Московском // ПЛДР. Вторая половина XVI века. М., 1986. С. 275–279.



    192

    Милюков П.Н. Древнейшая разрядная книга… С. 138, 145, 161, 180, 188, 212. Запись лета 1556 г. о походе царя к Серпухову имеет несколько необычный формуляр, и потому непонятно: то ли Салтыков был там 3-м из дворовых воевод, то ли, что скорее, остался все в том же положении «окольничего и оружничего», сопровождающего царя. Второе более верно, т. к. он выделен особой строкой не в числе дворовых воевод, а отдельно.



    193

    Веселовский С.Б. Исследования по истории опричнины. М., 1963. С. 441.



    194

    Милюков П.Н. Древнейшая разрядная книга… С. 234–235; Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 66.



    195

    Милюков П.Н. Древнейшая разрядная книга… С. 132, 165, 172.



    196

    Зимин А.А. Состав… С. 60–61; Веселовский С.Б. Исследования по истории опричнины. М., 1963. С. 131.



    197

    Милюков П.Н. Древнейшая разрядная книга… С. 104, 106.



    198

    Милюков П.Н. Древнейшая разрядная книга… С. 126, 128.



    199

    Милюков П.Н. Древнейшая разрядная книга… С. 131, 140, 141, 149.



    200

    Как уже говорилось, по всей вероятности, один из приближенных Ивана IV, стоявших у истоков опричнины. Это сообщение Пискаревского летописца, правда, пытался оспаривать Р.Г. Скрынников, но не привел достаточных оснований: см. Скрынников Р.Г. Царство террора. СПб., 1992. С. 225.



    201

    Зимин А.А. Состав… С. 61, 63.



    202

    Милюков П.Н. Древнейшая разрядная книга… С. 123, 126, 127, 161.



    203

    Милюков П.Н. Древнейшая разрядная книга… С. 200.



    204

    Милюков П.Н. Древнейшая разрядная книга… С. 213.



    205

    ПСРЛ. Т. XIII. Никоновская летопись. С. 341.



    206

    Милюков П.Н. Древнейшая разрядная книга… С. 136, 151.



    207

    Граля И. Иван Михайлов Висковатый.-М., 1994. С. 116, 119, 153, 193, 240, 285, 293,299.



    208

    В январе 1575 г. в Ливонию отправилась пятиполковая рать, где в большом полку номинально числился старшим военачальником ногайский мурза «Афанасий Шейдякович», а реально командовал русский воевода Н.Р. Юрьев.



    209

    Правда, первым «дворовым воеводой» был расписан И.П. Захарьин-Яковлев (Яковля).



    210

    По другим данным — 24 или 25.



    211

    Милюков П.Н. Древнейшая разрядная книга… С. 200, 201; ПСРЛ. Т. XIII. Никоновская летопись. С. 295–296.



    212

    Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 183. Можно было бы, наверное, добавить сюда успех В. А. Бутурлина под Смилтином зимой 1564–1565 г. (Указ. соч. С.38), однако масштаб его победы не ясен.



    213

    Милюков П.Н. Древнейшая разрядная книга… С. 169. О Токмаковых см. сноску № 110.



    214

    Милюков П.Н. Древнейшая разрядная книга… С. 172.



    215

    Милюков П.Н. Древнейшая разрядная книга… С. 214.



    216

    Милюков П.Н. Древнейшая разрядная книга… С. 231–232.



    217

    Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 55, 58.



    218

    Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 58. Гундоровы — одна из младших ветвей семейства князей Стародубских; Токмаковы-Ноздроватые — одна из младших ветвей семейства князей Звенигородских. Кн. Ю.И. Токмакова ожидает краткий, но блистательный взлет карьеры в поздней опричнине, он еще станет опричным дворецким, но в 1569 г. он заметной фигурой еще не является.



    219

    Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 57.



    220

    Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 201.



    221

    А.П. Павлов считает эту ветвь черниговских князей захудалой, хотя и несколько возвысившейся по службе в опричнине. — Павлов А.П. Государев двор и политическая борьба при Борисе Годунове (1584–1605 гг.). — СПб., 1992. С. 133.



    222

    Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 218.



    223

    Номинально подчиненный царю Симеону Бекбулатовичу.



    224

    Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 116–117.



    225

    Разрядная книга 1475–1605 гг. М.,1981. Том II. Часть 1. С. 191. В краткой редакции князь Р.В. Охлябинин отсутствует, см.: Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 39–40.



    226

    Кобрин В.Б. Состав опричного двора Ивана Грозного // Археографический ежегодник за 1959 год. М.,1960. С. 17.



    227

    Зимин А.А. Опричнина Ивана Грозного. М., 1964. С. 155.



    228

    ПСРЛ. Никоновская летопись, продолжение. Т. XIII. 2-я половина. С. 408.



    229

    Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 68.



    230

    Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 55.



    231

    Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 69.



    232

    Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 60.



    233

    Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 28, 30.



    234

    Кобрин В.Б. Состав опричного двора Ивана Грозного // Археографический ежегодник за 1959 год. М., 1960. С. 27.



    235

    Кобрин В.Б. Указ. соч. С. 72 (данные разрядов: Разрядная книга 1475–1605 гг. М.,1982. Том II. Часть II. С.283).



    236

    Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 55.



    237

    Милюков П.Н. Древнейшая разрядная книга. М.,1901. С. 172, 207, 209,217.



    238

    Зимин А.А. Опричнина Ивана Грозного. М., 1964. С. 155.



    239

    Милюков П.Н. Древнейшая разрядная книга. М.,1901. С. 245; Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 29–35.



    240

    Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 36, 42.



    241

    Продолжение Александро-Невской летописи // Полное собрание русских летописей. М., 1965. Т. 29. С. 344.



    242

    Зимин А.А. Опричнина Ивана Грозного. М., 1964. С. 152.



    243

    Скрынников Р.Г. Царство террора. СПб., 1992. С. 219.



    244

    Садиков П.А. Очерки по истории опричнины. М.,1950. С. 25. Впрочем, эти перемещения могут объясняться не только «чисткой», но и простыми тактическими или же административными соображениями.



    245

    Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 45.



    246

    Буганов В.И. Разрядные книги последней четверти XV — начала XVII в. М.,1962. С. 121, 131, 150.



    247

    Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 86–87.



    248

    Р.Г. Скрынников придерживается мнения, согласно которому кн. М.Т. Черкасский «…между 16 и 23 мая 1571 г. был зарублен опричными стрельцами на дороге между Москвой и Серпуховом». — Скрынников Р.Г. Царство террора. СПб., 1992. С.434.



    249

    Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 69.



    250

    Разрядная книга 1475–1605 гг. М.,1982. Т. II, Ч. II. С. 271–272.



    251

    Разрядная книга 1475–1605 гг. М., 1982. Т. II, Ч. II. С. 277–278.



    252

    На самом деле не Белкин, а Михаил Андреевич Безнин, один из виднейших опричников. Его имя восстанавливается в этом месте по краткой редакции разрядной книги, — см.: Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 45.



    253

    Зимин А.А. Опричнина Ивана Грозного. М., 1964. С. 195.



    254

    Зимин А.А. Опричнина Ивана Грозного. М., 1964. С. 208.



    255

    Корецкий В.И. История русского летописания второй половины XVI — начала XVII в. М., 1986. С. 14, 26–32.



    256

    Шлихтинг А. Новое известие о России времени Ивана Грозного. Л, 1934. С. 19.



    257

    СГГД. Ч. 1.С. 557.



    258

    Антонов А.В. Приговорная грамота 1566 года // Русский дипломатарий. М., 2004. Вып. 10. С. 175, 176; Сборник РИО. Т. 71. С. 465; Рогинский М.Г. Послание Иоганна Таубе и Элерта Крузе // Русский исторический журнал. Пг., 1922. Кн. 8. С. 43.



    259

    Пискаревский летописец // ПСРЛ. Т. 34. С. 190. Однако это свидетельство Пискаревского летописца не имеет точной датировки и может быть отнесено к другому периоду в истории опричнины, например к выступлению 1568 г.



    260

    По поводу большого похода 1569–1570 гг. против земщины в разрядах есть лишь краткая и весьма откровенная запись: «…ходил государь в Великий Новгород и Новгород велел грабить». — Разрядная книга 1475–1605 гг. М., 1982. Т. II, Ч. II. С. 265. Конечно, имена некоторых воевод, участвовавших в опричном карательном походе, восстанавливаются по другим источникам. Однако в данном случае причина отказа учитывать эти службы в картине формирования и функционирования русской военной элиты не источниковедческая, а содержательная: это была не военная работа, а род операций, которые возлагаются на внутренние войска. А вопрос об элите карательных органов остается за пределами данного исследования.



    261

    Разрядная книга 1475–1605 гг. М., 1982. Т. II, Ч. II. С. 261, 262.



    262

    Кобрин В.Б. Указ. соч. С. 88; Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 69.



    263

    Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 65.



    264

    Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 60.



    265

    Разрядная книга 1475–1605 гг. М., 1982. Т. II, Ч. II. С. 256.



    266

    Разрядная книга 1475–1605 гг. М., 1982. Т. II, Ч. II. С. 291.



    267

    Разрядная книга 1475–1605 гг. М., 1982. Т. II, Ч. II. С. 305.



    268

    Разрядная книга 1475–1605 гг. М., 1982. Т. II, Ч. II. С. 305.



    269

    Разрядная книга 1475–1605 гг. М., 1982. Т. II, Ч. II. С. 307. Любопытно, что сокращенная редакция разрядной книги назначения в Ругодив М.А. Безнина и кн. Д.И. Кропоткина не упоминает: Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 82.



    270

    Cадиков П.А. Очерки по истории опричнины. М. — Л, 1950. С. 48.



    271

    Веселовский С.Б. Исследования по истории опричнины. М., 1963. С. 231–232; А.А. Зимин присоединился к этому мнению. — См.: Зимин А.А. Опричнина Ивана Грозного. М., 1964. С. 350.



    272

    Разрядная книга 1475–1605 гг. М., 1982. Т. II, Ч. II. С. 292.



    273

    Разрядная книга 1475–1605 гг. М., 1982. Т. II, Ч. II. С. 292–293.



    274

    Разрядная книга 1475–1605 гг. М., 1982. Т. II, Ч. II. С. 302–306, 307–309.



    275

    Иными словами, командовали армиями, гарнизонами, строительством крепостей или хотя бы отдельными полками в полевых соединениях.



    276

    Платонов С.Ф. Полный курс лекций по русской истории. Петрозаводск, 1996. С. 204–205; // Платонов С.Ф. Иван Грозный (1530–1584). Виппер Р.Ю. Иван Грозный / Сост. и вступит, ст. Д.М. Володихин. М., 1998. С. 83.



    277

    Виппер Р.Ю. Иван Грозный // Платонов С.Ф. Иван Грозный (1530–1584). Виппер Р.Ю. Иван Грозный / Сост. и вступит. ст. Д.М.Володихин. М., 1998. С. 152, 157. При всей спорности утверждений Р.Ю. Виппера, одна его идея заслуживает самого пристального внимания: Роберт Юрьевич видит в установлении опричной организации род военной реформы. К настоящему времени собрано достаточно фактов, чтобы согласиться с этим мнением в весьма значительной степени.



    278

    Садиков П.А. Очерки по истории опричнины. М. — Л, 1950. С. 26.



    279

    Бахрушин С.В. Иван Грозный // Научные труды. М., 1954. Т. II. С. 300.



    280

    Веселовский С.Б. Исследования… С. 29–34.



    281

    Кобрин В.Б. Социальный состав опричного двора. Автореферат кандидатской диссертации. М., 1961. С. 11; Он же. Власть и собственность в средневековой России. М.,1985. С. 199–218.



    282

    Зимин А.А. Опричнина Ивана Грозного. М., 1964. С. 354–359.



    283

    Скрынников Р.Г. Царство террора. СПб., 1992. С. 219, 221.



    284

    Павлов А.П. Государев двор и политическая борьба при Борисе Годунове. СПб., 1992. С. 102.



    285

    Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 65.



    286

    Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 63. Тот же кн. В.И. Темкин-Ростовский командовал опричным соединением при обороне Москвы от Девлет-Гирея в 1571 г. — Разрядная книга 1475–1605 гг. М., 1982. Т. II, Ч. II. С. 281.



    287

    Разрядная книга 1559–1605 гг. М.,1974. С. 45.



    288

    Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 54–55; Разрядная книга 1475–1605 гг. М., 1982. Т. II, Ч. II. С. 237.



    289

    Разрядная книга 1475–1605 гг. М.,1982. Т. II, Ч. II. С. 242.



    290

    Разрядная книга 1475–1605 гг. М., 1982. Т. II, Ч. II. С. 252.



    291

    Разрядная книга 1475–1605 гг. М., 1982. Т. II, Ч. II. С. 265.



    292

    Разрядная книга 1475–1605 гг. М., 1982. Т. II, Ч. II. С. 256, 272.



    293

    Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 83.



    294

    Разрядная книга 1475–1605 гг. М.,1982. T.II, Ч.II. С. 307. Относительно И. Щербатова не исключена путаница: возможно, имелся в виду кн. И. Черкасский.



    295

    Не вполне понятно, был ли поход, или только составлялась разрядная роспись, где сказано: «во Мценску были воеводы по полком». — Разрядная книга 1475–1605 гг. М., 1982. Т. II, Ч. II. С. 237.



    296

    Или, возможно, всего один выход опричного корпуса под Тарусу, ошибочно записанный в разрядной книге дважды (см. выше).



    297

    Во втором случае поход мог не состояться и заведомо кн. М.Т. Черкасский расписан ошибочно.



    298

    Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 58. Вывод о крупных силах опричного корпуса, брошенных на Изборск, сделан по количеству воевод: во главе опричного отряда их стояло четверо.



    299

    Зимин А.А. Формирование боярской аристократии в России во второй половине XV — первой трети XVI в. М., 1988. С. 195–201.



    300

    Продолжение Александро-Невской летописи // Полное собрание русских летописей. М., 1965. Т. 29. С. 339.



    301

    Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 22.



    302

    Сапунов А.П. Разряд полоцкого похода 1562/1563 г. // Витебская старина. Витебск, 1885. Вып. IV. С. 28.



    303

    Веселовский С.Б. Исследования по истории опричнины. М., 1963. С. 225.



    304

    Скрынников Р.Г. Царство террора. СПб., 1992. С. 376–377, 404. Скрынников также высказал предположение, что крах Плещеевых связан с интригами «…руководителей сыскного ведомства опричнины В.Г. Грязного и M.Л. Скуратова-Вельского…».



    305

    ТКДТ. С.138.



    306

    Разрядная книга 1475–1605 гг. М., 1982. Т. II, Ч. II. С. 231–233.



    307

    Разрядная книга 1475–1605 гг. М., 1982. Т. II, Ч. II. С. 242.



    308

    Разрядная книга 1475–1605 гг. М.,1982. Т. II, Ч. II. С. 250–251, 256.



    309

    Веселовский С.Б. Исследования… С. 225.



    310

    Cкрынников Р.Г. Царство террора. СПб., 1992. С. 235.



    311

    Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 81. А.П. Павлов заметил, что в начале 1570-х гг. многие его вотчины пошли в раздачу «дворяном и детем боярским» — Павлов А.П. Государев двор и политическая борьба при Борисе Годунове. СПб., 1992. С. 194.



    312

    Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 100, 113, 132, 187, 209.



    313

    Станиславский A.Л. Труды по истории государева двора в России XVI–XVII веков. М., 2004, С. 194, 203.



    314

    Сапунов А.П. Разряд полоцкого похода 1562/1563 г. // Витебская старина. Витебск, 1885. Вып. IV. С. 39; Милюков П.Н. Древнейшая разрядная книга. М., 1901. С. 236.



    315

    Лебедевская летопись // ПСРЛ. Т. 29. С. 316.



    316

    Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 52; Разрядная книга 1475–1605 гг. М., 1982. Т. II, Ч. II. С. 229.



    317

    Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 59; Разрядная книга 1475–1605 гг. М., 1982. Т. II, Ч. II. С. 249.



    318

    Скрынников Р.Г. Царство террора. СПб., 1992. С. 227.



    319

    Штаден Г. Записки немца-опричника. М., 2002.



    320

    Веселовский С.Б. Исследования… С. 226.



    321

    Штаден Г. Записки немца-опричника. М., 2002. С. 55.



    322

    Курбский А. История о великом князе Московском // ПЛДР. Вторая половина XVI века. М., 1986. С. 352.



    323

    Веселовский С.Б. Исследования… С. 227. Обращает на себя внимание колоссальный размер вклада.



    324

    Зимин А.А. Формирование боярской аристократии в России во второй половине XV — первой трети XVI в. М., 1988. С. 198–199.



    325

    ТКДТ. С. 60, 191,201.



    326

    Милюков П.Н. Древнейшая разрядная книга. М., 1901. С. 134.



    327

    Милюков П.Н. Древнейшая разрядная книга. М., 1901. С. 141, 159–160.



    328

    Лебедевская летопись // ПСРЛ. Т. 29. С. 236.



    329

    Веселовский С.Б. Исследования… С. 227.



    330

    Лебедевская летопись // ПСРЛ. Т. 29. С. 241.



    331

    Лебедевская летопись // ПСРЛ. Т. 29. С. 242–243.



    332

    Милюков П.Н. Древнейшая разрядная книга. М., 1901. С. 192.



    333

    Милюков П.Н. Древнейшая разрядная книга. М., 1901. С. 214.



    334

    Лебедевская летопись // ПСРЛ. Т.29. С. 281–282; Милюков П.Н. Древнейшая разрядная книга. М., 1901. С. 176, 179.



    335

    Баранов К.В. Записная книга Полоцкого похода 1562/1563 года // Русский дипломатарий. М., 2004. Вып. 10. С. 124, 143.



    336

    Продолжение Александро-Невской летописи // ПСРЛ. Т. 29. С. 329. К весне 1566 г. З.И. Плещеев-Очин уже вернулся из плена. — Сб. РИО. Т. 71. С. 398–399).



    337

    Пискаревский летописец // ПСРЛ. Т. 34. С. 190.



    338

    Антонов А.В. Поручные записи 1527–1571 годов // Русский дипломатарий. М., 2004. Вып. 10. № 14.



    339

    К 1567 г. относится первое твердое упоминание его в качестве опричника — в названном осеннем походе. В.Б.Кобрин считал, что Захарий Иванович стал опричником в 1566 г. (по поручной записи — Кобрин В.Б. Состав опричного двора Ивана Грозного // Археографический ежегодник за 1959 год. М., 1960. С. 61), но в этом документе не сказано, что он опричник, а считать взятие поручной записи признаком обязательного последующего перехода в опричнину — довольно сомнительно.



    340

    Разрядная книга 1475–1605 гг. М., 1982. Т. II, Ч. II. С. 225, 229, 233.



    341

    Разрядная книга 1475–1605 гг. М., 1982. Т. II, Ч. II. С. 240–241.



    342

    Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 59–60.



    343

    Скрынников Р.Г. Царство террора. СПб., 1991. С. 543.



    344

    ТКДТ. С. 81, 201.



    345

    Лебедевская летопись // ПСРЛ. Т. 29. С. 285.



    346

    Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 51.



    347

    Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 54–55; Разрядная книга 1475–1605 гг. М., 1982. Т. II, Ч. II. С. 237.



    348

    Кобрин В.Б. Состав опричного двора Ивана Грозного // Археографический ежегодник за 1959 год. М., 1960. С. 62.



    349

    Веселовский С.Б. Исследования… С. 228.



    350

    Зимин А.А. Формирование боярской аристократии в России во второй половине XV — первой трети XVI в. М., 1988. С. 108–111.



    351

    Павлов А.П. Указ. соч. С. 180.



    352

    ТКДТ. С. 123.



    353

    Милюков П.Н. Древнейшая разрядная книга. М., 1901. С. 189, 204, 212–213, 234; Лебедевская летопись // ПСРЛ. Т. 29. С. 304–305; Баранов К.В. Записная книга Полоцкого похода 1562/1563 года // Русский дипломатарий. М., 2004. Вып. 10. С. 129.



    354

    Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 18–20.



    355

    Веселовский С.Б. Исследования… С. 234.



    356

    Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 35.



    357

    Описи Царского архива XVI века и архива Посольского приказа 1614 года / Под. ред. С.О. Шмидта. М., 1960. С. 43.



    358

    Кобрин В.Б. Указ. соч. С.76; Скрынников Р.Г. Царство террора. СПб., 1992. С. 143.



    359

    СГГД. № 174.



    360

    Лебедевская летопись // ПСРЛ. Т. 29. С. 278. А.Л. Хорошкевич считает, что поход кн. Микулинского, «…внешне вполне удачный… главной цели не достиг. Рига не была взята». — Хорошкевич А.Л. Россия в системе международных отношений середины XVI века. М., 2003. С. 238. Однако в Москве его оценили однозначно положительно — летописный текст содержит ремарку: в ответ на доклад кн. Микулинского о завершении похода «…государь к воеводам послал з жалованием». Неизвестно, ставилась ли изначально войскам задача непременно взять Ригу.



    361

    Казанская история // За землю Русскую: Древнерусские воинские повести. Челябинск, 1991. С. 269.



    362

    Александров Д.Н., Володихин Д.М. Борьба за Полоцк между Литвой и Русью в XII–XVI веках. М., 1994. С. 108–110; Хорошкевич А.Л. Россия в системе международных отношений середины XVI века. М., 2003. С. 334–337.



    363

    Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 45; Лебедевская летопись // ПСРЛ. Т. 29. С. 348.



    364

    Разрядная книга 1475–1605 гг. М., 1982. Т. II, Ч. II. С. 221.



    365

    Разрядная книга 1475–1605 гг. М., 1982. Т. II, Ч. II. С. 225, 229, 239, 249–250.



    366

    Кобрин В.Б. Указ. соч. С. 76.



    367

    Баранов К.В. Записная книга Полоцкого похода 1562/ 1563 года//Русский дипломатарий. М., 2004. Вып. 10. С. 130, 131.



    368

    Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 28, 30, 39, 40; Милюков П.Н. Древнейшая разрядная книга. М., 1901. С. 246, 256, 265.



    369

    Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 59–60.



    370

    Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 57–58; Разрядная книга 1475–1605 гг. М., 1982. Т. II, Ч. II. С. 251–252.



    371

    Кобрин В.Б. Указ. соч. С. 76.



    372

    В опричнине он известен только на посту второго головы в осеннем походе 1567 г., да и то В.Б. Кобрин, сообщивший об этом его назначении в своем списке, мог ошибиться: в разрядных книгах краткой редакции список голов опущен, а пространная редакция в этом месте говорит о некоем князе Иване Тивекелеве, то ли Тивскове (Разрядная книга 1475–1605 гг. М., 1982. Т. II, Ч. II. С. 226), из коих можно при желании слепить антропоним «Телятевский», но такое преобразование выйдет довольно сомнительным. Так что в конечном счете непонятно: а был ли кн. И.П. Зубан Телятевский в опричнине? До опричнины он известен разрядам только как стольник во время зимнего похода на Полоцк 1562–1563 гг. — Баранов К.В. Записная книга Полоцкого похода 1562/1563 года // Русский дипломатарий. М., 2004. Вып. 10. С. 132. После опричнины его вообще нет в разрядах.



    373

    Разрядная книга 1475–1605 гг. М., 1982. Т. II, Ч. II. С. 256; Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 69. Кн. В.И. Телятевский был расписан также в тарусский разряд 1571 г., однако, как уже говорилось выше, вряд ли имеет смысл учитывать его.



    374

    Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 90, 109,113,118.



    375

    Разрядная книга 1475–1605 гг. М., 1984. T.III, Ч. I. С. 66–67, 80–81, 86.



    376

    Новодворский В.В. О взятии Полоцка войсками Стефана Батория в 1579 году. Полоцк, 1997. С. 12. Это издание — отрывок из дореволюционного, ставшего библиографической редкостью: Новодворский В.В. Борьба за Ливонию между Москвою и Речью Посполитою (1570–1582). СПб.,1904.



    377

    Веселовский С.Б. Исследования… С. 234; Павлов А.П. Указ. соч. С. 180.



    378

    Россия помогла кабардинским князьям: осенью 1565 г. князь Мамстрюк Темрюкович Черкасский получил от царя большую армию, и с нею отбыл на родину.



    379

    Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 15.



    380

    Лебедевская летопись // ПСРЛ. Т. 29. С. 314; Продолжение Александро-Невской летописи // ПСРЛ. Т. 29. С. 315–316.



    381

    Продолжение Александро-Невской летописи // ПСРЛ. Т. 29. С. 333–334; Зимин А.А. Опричнина Ивана Грозного. М., 1964. С. 363



    382

    Штаден Г. Записки немца-опричника. М., 2002. С. 43.



    383

    Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. Разрядная книга 1475–1605 гг. М., 1982. Т. II, Ч. II. С. 68; С. 225, 229.



    384

    Разрядная книга 1559–1605 гг. М.,1974. С.69; Разрядная книга 1475–1605 гг. М., 1982. T.II, 4.II. С. 262.



    385

    Рогинский М.Г. Послание Иоганна Таубе и Элерта Крузе // Русский исторический журнал. Пг., 1922. Кн.8. С. 40–41.



    386

    Кобрин В.Б. Указ. соч. С.87; Скрынников Р.Г. Царство террора. СПб., 1992. С. 432.



    387

    Разрядная книга 1559–1605 гг. М.,1974. С. 74; Рогинский М.Г. Указ. соч. С. 54; Штаден Г. Записки немца-опричника. М., 2002. С. 55; Скрынников Р.Г. Царство террора. СПб., 1992. С. 543 (синодик!).



    388

    Веселовский С.Б. Исследования… С. 467; Кушева Е.Н. Политика Русского государства на Северном Кавказе в 1552–1572 гг. // Исторические записки. М.—Л., 2950. Т. 34. С. 284–285; Кобрин В.Б. Указ. соч. С. 87; Скрынников Р.Г. Царство террора. СПб., 1992. С. 425; Зимин А.А. Опричнина Ивана Грозного. М., 1964. С. 460; Флоря Б.Н. Иван Грозный. М., 2003. С. 265–266.



    389

    ЧОИДР. 1848. Кн. 9. Отд. IV. С. 296.



    390

    Cкрынников Р.Г. Царство террора. СПб., 1992. С. 543 (синодик!).



    391

    Разрядная книга 1559–1605 гг. М.,1974. С. 74, 77.



    392

    В отношении всего опричного двора это резкое изменение первым подметил Л.M. Сухотин. — Сухотин Л.M. К пересмотру вопроса об опричнине. Белград, 1931. [Вып.] 1. С. 11; Указ. соч. Белград,1940. [Вып.] 7–8. С. 166–171.



    393

    Пискаревский летописец // ПСРЛ. Т.34. М.,1978. С. 190.



    394

    Данные А.А. Зимина подтверждают эту тенденцию и в отношении Думы. — Зимин А.А. Состав Боярской думы в XV–XVI веках // Археографический ежегодник за 1957 год. — М., 1958. С. 72–75.



    395

    Штаден Г. Записки немца-опричника. М., 2002. С. 108 (курсив мой — Д.В.).



    396

    Зимин А.А. Формирование боярской аристократии в России во второй половине XV — первой трети XVI в. М., 1988. С. 125, 127; Веселовский С.Б. Исследования… С. 234–235; Павлов А.П. Указ. соч. С. 161–162.



    397

    ТКДТ. С. 117.



    398

    Баранов К.В. Записная книга Полоцкого похода 1562/ 1563 года // Русский дипломатарий. М., 2004. Вып. 10. С. 131.



    399

    Разрядная книга 1559–1605 гг. М.,1974. С. 53–54; Кобрин В.Б. Указ. соч. С. 78.



    400

    C.О.Шмидт обратил внимание на то, что местнические дела, вершенные в годы опричнины, после ее ликвидации оспаривались как своего рода исключение из сложившейся системы. — См.: Шмидт С.О. У истоков российского абсолютизма. М., 1996. С. 362. По всей видимости, возвышение кн. Ф.М.Трубецкого было одним из шагов, возвращавших систему местничества к прежнему состоянию, потревоженному в первые годы опричнины.



    401

    Разрядная книга 1475–1605 гг. М., 1982. Т. II, Ч. II. С. 256, 261, 292; Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 69, 74, 81.



    402

    Разрядная книга 1475–1605 гг. М., 1982. Т. II, Ч. II. С. 286.



    403

    Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 89, 142.



    404

    Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 202, 217, 256, 288.



    405

    Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 296, 314.



    406

    Боярские списки 1577–1607 гг. // Станиславский A.Л. Труды по истории государева двора в России XVI–XVII веков. М.,2004, С.203, 304; Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 234, 235, 330.



    407

    Павлов А.П. Указ. соч. С. 40–41, 56, 62, 80; Кобрин В.Б. Указ. соч. С. 78–79.



    408

    Флетчер Дж. О государстве русском. СПб., 1906. С. 82.



    409

    Кобрин В.Б. Указ. соч. С. 88.



    410

    Разрядная книга 1475–1605 гг. М., 1982. Т. II, Ч. II. С. 262, 291; Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 69.



    411

    Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 74, 77, 81.



    412

    Разрядная книга 1475–1605 гг. М., 1982. Т. II, Ч. II. С. 225; Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 77, 98.



    413

    Баранов К.В. Записная книга Полоцкого похода 1562/ 1563 года// Русский дипломатарий. М., 2004. Вып. 10. С. 132.



    414

    Веселовский С.Б. Исследования… С. 217; Зимин А.А. Формирование боярской аристократии в России во второй половине XV — первой трети XVI в. М., 1988. С. 177–179.



    415

    Разрядная книга 1475–1605 гг. М., 1982. Т. II, Ч. II. С. 229, 233.



    416

    Разрядная книга 1475–1605 гг. М., 1982. Т. II, Ч. II. С. 258; Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 59.



    417

    Разрядная книга 1475–1605 гг. М., 1982. Т. II, Ч. II. С. 308; Чумаков А. Осада Ревеля (1570–1571 гг.) // ЧОИДР, 1891. Кн. П. Отд. IV. С. 29; Володихин Д.М. Иван Грозный: Бич Божий. М., 2006, С. 88–89. Кстати, земского воеводу И.П.Яковлева за поражение под Ревелем казнили.



    418

    О высшей служилой знати, влившейся в опричнину в 1570 г. и позднее, говорилось выше.



    419

    Баранов К.В. Записная книга Полоцкого похода 1562/ 1563 года // Русский дипломатарий. М., 2004. Вып. 10. С. 132, 134, 136, 138, 139.



    420

    Лебедевская летопись // ПСРЛ. Т. 29. С. 310.



    421

    Разрядная книга 1475–1605 гг. М., 1982. Т.II, Ч. II. С. 225, 242.



    422

    Баранов К.В. Записная книга Полоцкого похода 1562/ 1563 года // Русский дипломатарий. М.,2004. Вып. 10. С. 131.



    423

    Баранов К.В. Записная книга Полоцкого похода 1562/ 1563 года // Русский дипломатарий. М., 2004. Вып. 10. С. 242.



    424

    Веселовский С.Б. Исследования… С. 237.



    425

    Лебедевская летопись // ПСРЛ. Т. 29. С. 309; Продолжение Александро-Невской летописи // ПСРЛ. Т. 29. С. 316.



    426

    В.И. Буганов без особых оснований приписал ее Д.И. или И. С. Черемисиновым.



    427

    Высшие служебные назначения обоих названы выше.



    428

    Игнатий Борисович в полоцком походе 1562–1563 гг. должен был «за государем ездити». — Баранов К.В. Записная книга Полоцкого похода 1562/1563 года // Русский дипломатарий. М.,2004. Вып. 10. С.130.



    429

    Разрядная книга 1475–1605 гг. М., 1982. Т. II, Ч. II. С. 252.



    430

    Разрядная книга 1475–1605 гг. М., 1984. Т. III, Ч. I. С. 178.



    431

    Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 54–55.



    432

    Расписан вторым воеводой сторожевого полка в опричном корпусе под Мценском (7076 г.), но текст разрядной записи позволяет и иное толкование, а именно, что Поярков был не воеводой, а только головой. — Разрядная книга 1475–1605 гг. М., 1982. Т. II, Ч. II. С. 237.



    433

    Расписан первым воеводой полка левой руки в разрядной записи 7080 (1571/1572) г., однако этот разряд мог быть вставлен в книгу ошибочно (см. выше), так что, возможно, этот военачальник и не был в опричнине. — Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 87; Разрядная книга 1475–1605 гг. М., 1982. Т. II, Ч. II. С. 307.

    Главная | Контакты | Нашёл ошибку | Прислать материал | Добавить в избранное

    Все материалы представлены для ознакомления и принадлежат их авторам.