• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

Император, Престолом Всероссийским обладающий, не может исповедывать никакой иной веры, кроме Православной⁷²⁸.

Взаимоотношения российских самодержцев и православной церкви имели свою, весьма драматическую историю. При этом следует иметь в виду, что все российские монархи были религиозными людьми, но к православной церкви как к институту власти они относились по-разному.

В первой четверти XVIII в. Петр I сумел подчинить православную церковь, сделав ее частью государственного механизма. В результате священнослужители фактически превратились в государственных служащих. Это решение не связано с личной религиозностью монарха. Это было политическое решение. Поэтому на протяжении XVIII – начала XX вв. церковные структуры интегрировались в бюрократическую систему Российской империи.

Процесс подчинения церкви государству сопровождался бюрократизацией ее структур и постепенной утратой морально-нравственного авторитета священнослужителей в глазах народа. Совершенно не случайно то, что в великой русской литературе XIX в. крайне мало положительных образов священников. Художники также отдали дань антирелигиозной пропаганде. Достаточно вспомнить картины В.Г. Перова «Монастырская трапеза» и «Крестный ход на Пасху». Тем не менее именно православная вера цементировала целостность Империи, а российские монархи фактически определяли стратегию церковного влияния на душу народа. Поэтому небезынтересно оценить уровень личной религиозности российских монархов, формировавшейся не без влияния царских духовников.

Следует отметить, что демонстративное пренебрежение национально-религиозными традициями со стороны монархов было редкостью и в конечном счете дорого им обходилось. Так, Петр III, внук Петра I, всячески выказывал свое пренебрежение православной обрядностью. В придворной среде спустя десятилетия об этом ходили самые разные рассказы. В 1860-х гг. министр Императорского двора В.Ф. Адлерберг «рассказал, что слышал от императора Александра Павловича, как в Зимнем дворце была лютеранская церковь Петра III»⁷²⁹. Надо признать, что источники этой информации весьма авторитетны. Прагматичная Екатерина II активно использовала «религиозный фактор» в процессе подготовки переворота, подчеркнуто демонстрируя приверженность идеалам православия.

Тем не менее после воцарения Екатерины II в 1762 г. никакого религиозного фанатизма при Российском императорском дворе не наблюдалось. Что весьма характерно для XVIII в., вошедшего в европейскую историю как век Просвещения, густо замешанный на атеизме.

Однако в XIX в. ситуация изменилась. Следует отметить, что система домашнего образования российских монархов и великих князей предполагала их обязательное и традиционное религиозное образование в детские годы. Вместе с тем уровень религиозности особ Императорской фамилии, естественно, оказывался разным, хотя на протяжении жизни со всеми ее драматическими коллизиями он мог меняться в ту или иную сторону.

Несмотря на свое исключительное положение, российские монархи, конечно, оставались людьми, разграничивавшими личную религиозность и религиозную политику империи, во главе которой они находились. Говоря об уровне религиозности членов Императорского двора, необходимо также разграничивать личную религиозность императоров и сложившуюся, весьма устойчивую религиозную практику Высочайшего двора. Вплоть до последней четверти XIX в. религиозная практика Императорского двора оставалась в рамках формально-религиозных традиций, сложившихся еще при Екатерине II.

Для придворных в первой четверти XIX в. в целом присуще формально-скептическое отношение к религии, характерное для XVIII в. Безусловно, в этом сказалось воспитание Александра I в духе космополитических просветительских идей Ж. – Ж. Руссо и Вольтера.

Религиозным образованием Александра I в детские годы руководил протоиерей А.А. Самборский. Судя по воспоминаниям современников, это был человек достаточно светский, лишенный глубокого религиозного чувства. Протоиерей Андрей Афанасьевич Самборский (1732–1815) не только обучал будущего Александра I основам православия, но и стал его первым духовником.

А.А. Самборский.

В.Л. Боровиковский. Конец 1790-х и.

Говоря о духовниках российских императоров, следует иметь в виду, что по традиции, сложившейся к концу XV в., духовниками русских царей, а затем и российских императоров становились настоятели Кремлевского Благовещенского собора. Хотя в имперский период российской истории духовники и жили в Петербурге, но по традиции протопресвитер Большого придворного собора в Зимнем дворце одновременно возглавлял и Благовещенский собор Московского Кремля, будучи духовником императорской семьи.

Как правило, духовники российских императоров были широко образованными людьми, подолгу жившими в Европе. Не являлся исключением и А.А. Самборский. Окончив в 1765 г. Киевскую духовную академию, он, по воле Екатерины II, отправлен в Англию для изучения агрономии. Одновременно с этим на него возложили обязанности ведения церковных служб при российском посольстве в Лондоне. В 1768 г. он женился на англичанке, которую обратил в православие. В 1868 г. его официально назначили на должность священника при посольской церкви. Наряду со службами на русском языке он совершал службы для греков и сочувствующих православию англичан на греческом или латинском языках. В Англии Самборский пробыл 15 лет. В 1780 г. императрица Екатерина II отозвала Самборского в Россию.

В 1781 г. его включают в свиту наследника Павла Петровича во время его путешествия по Европе. По завершении путешествия «графа Северного» Самборский награжден Екатериной II бриллиантовым крестом на голубой ленте. В 1785 г. Самборского назначили наставником в Законе Божием и духовником к великим князьям Александру и Константину Павловичам. Позже в этом же звании он был и при великих княжнах, дочерях Павла I. Когда в 1788 г. в Царском Селе возвели величественный Софийский собор, Самборский стал его первым протоиереем.

Его деятельность высоко оценили. В 1799 г. Самборский удостоился ордена Св. Анны I степени. В этом же году его определили духовником к великой княгине, эрцгерцогине австрийской Александре Павловне, при которой он находился вплоть до ее кончины в 1801 г. Его не забывали и после смерти Павла I. Самборского удостоили алмазными знаками ордена Св. Анны и позволили жить в Михайловском дворце «на покое».

Литургический прибор из походной церкви Александра I. Россия. Около 1812 г.

Влияние священника-агронома Самборского сказалось на экуминистических увлечениях Александра I. В результате император, воспитанный в традициях энциклопедистов, стал, по сути, космополитом, оставаясь православным монархом православной Империи. Проявлялось это в различных поступках. Известно, что император длительное время поддерживал отношения с баронессой В. – Ю. Крюденер, проповедовавшей идею слияния православной и католической церквей. В 1813 г. император посетил в Германии общину моравских братьев. С 1812 г. он начинает систематически читать Библию и посылает сестре Екатерине Павловне список «мистической литературы»⁷³⁰. Все эти увлечения были весьма далеки от канонического православия.

А.А. Самборский являлся духовником Александра I с 1785 г. по 3 апреля 1808 г., то есть на этой должности он пребывал 23 года. После ухода с должности одряхлевшего Самборского его место при императоре занял Павел Васильевич Криницкий (1752–1835). Он происходил из дворян Черниговской губернии, образование получил в Черниговской гимназии и Киевской духовной академии. По окончании курса Криницкий некоторое время преподавал поэзию и греческий язык в черниговской гимназии. Однако в 1783 г. его жизнь резко изменилась, поскольку его отправили священником в Париж, где он пробыл до 1791 г. и стал свидетелем начала Великой французской революции. По возвращении в Россию он с 1793 по 1795 г. состоял законоучителем в Академии художеств.

Император Александр I перед отъездом из Санкт-Петербурга 1 сентября 1825 г. Г.Г. Чернецов. 1825 г.

В 1799 г. началась придворная карьера П.В. Криницкого. Его определили законоучителем младших детей императора Павла Петровича и протоиереем Софийского собора. В расходных документах великого князя Николая Павловича впервые имя Криницкого упоминается в 1801 г., когда повелением императрицы Марии Федоровны «находящемуся при

Их Императорских Высочествах великих князьях духовником и законоучителем протоиерею Павлу Криницкому» выдается «в пожалование 100 руб.»⁷³¹.

Именно П.В. Криницкий стал первым законоучителем будущего императора Николая I. Любопытно, что таинство исповеди при Императорском дворе было «платной услугой». По крайней мере, в финансовых документах прямо фиксируется, что помимо жалованья в марте 1810 г. «духовнику протоиерею Павлу Криницкому» выдано «за исповедь 200 рублей»⁷³². Систематические занятия Законом Божьим начались у великого князя Николая Павловича с осени 1802 г.

Постепенно Криницкий занял все должности дряхлевшего Самборского. В декабре 1803 г. его причислили к придворной церкви, 27 января 1806 г. назначили старшим над придворным духовенством. И, наконец, 3 апреля 1808 г. назначили духовником царским и членом Священного Синода. Таким образом, в 1808 г. у Александра I появился второй духовник.

После 1815 г. близ царской семьи появляется новое духовное лицо – Николай Васильевич Музовский, он стал духовником Николая и Михаила Павловичей. В результате вплоть до 1825 г. Криницкий оставался духовником Александра I, императриц Елизаветы Алексеевны и Марии Федоровны, а Музовский был духовником «младших» великих князей – Николая и Михаила. При этом, несомненно, решающее слово при решении «кадровых вопросов» в делах придворного духовенства играли Александр I и вдовствующая императрица Мария Федоровна. Примечательно, что Криницкий оставался духовником вдовствующей императрицы вплоть до ее смерти в 1828 г., а после этого его продолжали официально называть «бывшим духовником покойной государыни императрицы»⁷³³.

На момент коронации Николая I в августе 1826 г. «Камер-фурьерский журнал Высочайшего двора обеих половин» зафиксировал разделение полномочий между священниками следующим образом: среди духовенства, присутствовавшего на коронации, упоминается «Их императорских Величеств протопресвитер Криницкий» и «Его Императорского Величества духовник протоиерей Музовский»⁷³⁴.

Формальная религиозность Высочайшего двора проявлялась и во внешнем облике духовника Николая Павловича – Николая Васильевича Музовского⁷³⁵. Своим внешним обликом он мало напоминал православного священника. В 1817 г. он ходил «в черной одежде, в белом галстуке и без бороды», и, по мнению современников, в нем «трудно было признать… нашего православного священника»⁷³⁶.

Прибор для причастия. 1820-е и.

Наряду с церковными службами, крещениями, венчаниями и прочим, одной из его обязанностей было обращение в православие немецких принцесс, выходивших замуж за великих князей дома Романовых. Когда в 1817 г. в Россию приехала будущая жена Николая I, духовник «постоянно должен был находиться в приемной принцессы, чтобы, пользуясь каждым свободным часом, помогать ей выучить наизусть Символ веры»⁷³⁷.

Надо признать, что формальный подход Н.В. Музовского к вопросам веры сделал переход из протестантизма в православие для прусской принцессы Шарлотты тяжелым испытанием. Спустя много лет императрица Александра Федоровна вспоминала, что «Священник Муссовский, знакомивший меня с догмами греческой церкви, должен был подготовить меня к принятию

Святых Тайн; он был прекрасный человек, но далеко не красноречив на немецком языке. Не такой человек был нужен, чтобы пролить мир в мою душу и успокоить ее в смятении в подобную минуту»⁷³⁸. Сама процедура приобщения к православию произвела тяжелое впечатление как на прусскую принцессу, так и на ее свиту: «С грехом пополам прочла я Символ веры по-русски; рядом со мной стояла игуменья в черном, тогда как я была одета вся в белом, с маленьким крестом на шее; я имела вид жертвы; такое впечатление произвела я на всю нашу прусскую свиту, которая с состраданием и со слезами на глазах взирала на участие бедной принцессы Шарлотты в церковном обряде, естественно, странном в глазах протестантов»⁷³⁹.

Для протестантки адаптация к новой для нее религии оказалась тяжелой. Не только из-за неизбежного духовного перелома, но и из-за особенностей повседневной обрядности. Для православной великой княгини Александры Федоровны, в прошлом прусской принцессы Шарлотты, необходимость выстаивать на ногах продолжительные службы показалась крайне тяжелой. Спустя много лет Александра Федоровна вспоминала о своем первом посещении Москвы: «Мне пришлось пролежать в постели, а затем на кушетке в течение нескольких дней; настолько утомили коленопреклонения мои ноги, я даже с трудом могла двигать ими»⁷⁴⁰.

Таким образом, мы можем констатировать, что, во-первых, в период правления «западника» Александра I религиозная жизнь российского Императорского двора в полной мере воспроизводила традиции формальной религиозности, сложившиеся в XVIII в. Во-вторых, император Александр I после 1815 г. во многом находился во власти идей, связанных со стремлением к слиянию католической и православных церквей. В-третьих, оба духовника императора Александра I были широко образованными людьми, подолгу служившими при православных храмах в Европе. Немаловажно было и то, что внешний облик царских духовников был далек от канонического образа русского православного священника.

Николай I, став императором в декабре 1825 г., будучи православным по рождению и воспитанию, за 30 лет правления прошел через серьезную духовно-религиозную эволюцию, связанную с постепенным отказом от формальной религиозности.

Будущего императора начали учить молитвам и креститься с февраля 1803 г., когда ему шел восьмой год⁷⁴¹. Главными учителями, закладывавшими религиозность в детскую душу, были воспитательницы, как это ни странно, исповедовавшие протестантизм и лютеранство, что, безусловно, накладывало свой отпечаток на личную религиозность детей.

Если во второй половине 1820-х гг. молодой Николай I был достаточно формально религиозным человеком, то с начала 1830-х гг. его личная религиозность приобретает более одухотворенные формы. Духовная трансформация Николая I теснейшим образом связана с формированием собственного сценария власти, основанного на национальных традициях и отрицании западной религиозно-политической практики.

Подчас поступки императора Николая I настолько выбивались из привычных стереотипов поведения, что это буквально приводило в смятение придворных. Но со временем они выстроились в линию поведения, которая и формировала национально ориентированный сценарий власти. И важнейшей частью нового сценария власти стала искренняя православная религиозность Николая Павловича.

Так, мемуаристы упоминают, что иногда во время службы император Николай I становился впереди, рядом с хором певчих и подпевал им своим красивым голосом. Одна из дочерей Николая I вспоминала, что «для Папа было делом привычки и воспитания никогда не пропускать воскресного Богослужения, и он, с открытым молитвенником в руках, стоял позади певчих. Но Евангелие он читал по-французски и серьезно считал, что церковнославянский язык доступен только духовенству. При этом он был убежденным христианином и глубоко верующим человеком, что так часто встречается у людей сильной воли»⁷⁴². Это очень показательная цитата. Действительно, искренне верующий православный монарх, читающий Евангелие по-французски, является неким символом переломных процессов, начало которым положил Николай Павлович.

Одной из старых православных традиций, существовавших при царском дворе со времен московской Руси, была практика изготовления «родовых» икон. С новорожденных снимали «мерку», по ее длине отрезали кусок доски, на нем иконописцы писали лик святого, в день которого появился на свет царственный младенец. Николай I в своих записках упомянул, что он для своих детей сохранил этот обычай, и «Императрица дарила каждому новорожденному икону его святого, сделанную по росту ребенка в день его рождения»⁷⁴³. Примечательно, что в своем духовном завещании, составленном в 1844 г., Николай Павлович упомянул и о своей «родовой» иконе, распорядившись ее судьбой: «Образ Чудотворца Николая, в рост мой при рождении, должен всегда оставаться в Аничкове»⁷⁴⁴. Когда в 1857 г. у Александра II родился сын, названный в честь Сергия Радонежского, то сразу по его рождении известному иконописцу Пешехонову был заказан образ преподобного Сергия Радонежского «в рост Его Высочества, как того требовал старинный благочестивый обычай»⁷⁴⁵.

Любопытно, что в Большой церкви Зимнего дворца богослужения совершались и по «политическим» поводам. В период правления Николая I каждый год 14 декабря совершалось богослужение, на которое приглашались только лица, причастные к событиям, связанным с подавлением восстания декабристов в 1825 г. После службы все допускались к руке императрицы Александры Федоровны и целовались с императором, как в Пасху.

Примечательно, что традиция богослужений в память событий 14 декабря сохранялась и при Александре II, правда, уже только по юбилейным датам. Например, 14 декабря 1875 г., в память 50-летия событий на Сенатской площади, состоялся торжественный обед, на который пригласили оставшихся участников событий, в числе которых были князья А.А. Суворов, В.Ф. Адлерберг, Р.Е. Гринвальд. На это время в Зимний дворец привезли мундир Николая I по форме лейб-гвардии Измайловского полка, в котором был император в этот трагический день. Естественно, старики вспоминали о событиях. Нашел о чем рассказать сыновьям и Александр II, которому в декабре 1825 г. было 7 лет⁷⁴⁶.

Николай Павлович с первой половины 1830-х гг., когда завершился процесс оформления его «сценария власти», всячески подчеркивал свою «русскость». Наряду с введением в повседневный придворный быт русского языка (он разговаривал на русском языке «даже с женщинами (дотоле неслыханное дело при Дворе)») он первый ввел в моду «привычку петь тропари праздничные и даже всю обедню вместе с хором в церкви – это одни мелочи; но модные дамы времен Александра рассказывают, какое это сделало впечатление, как удивило, как показалось странным, причудливым и какой переворот сделало в гостиных, а впоследствии и в семейной жизни, и в воспитании, и мало-помалу разбудило народное чувство»⁷⁴⁷.

Следует подчеркнуть, что вера Николая I была совершенно искренней, и он сознательно «подтягивал» свой Двор к искренней и благоговейной православной религиозности. Фрейлина А.Ф. Тютчева вспоминала, что в дни больших праздников и особых торжеств богослужение отправлялось в Большой церкви Зимнего дворца. На службе мужчины были в парадной форме, при орденах, дамы – в придворных костюмах, то есть в повойниках и сарафанах с треном, расшитым золотом, производивших величественное впечатление.

Впрочем, обрядовая религиозность Императорского двора, естественно, была далека от проявлений простонародных традиций православного благочестия. Славянофилка фрейлина А.Ф. Тютчева упоминала, что она не смела ни становиться, как привыкла, на колени, ни класть земных поклонов, «так как этикет не допускал подобных проявлений благочестия. Все стояли прямо и вытянувшись….Члены императорского дома, однако, держали себя в церкви примерно и, казалось, молились с истинным благочестием. Император Николай стоял один впереди, рядом с хором певчих и подпевал им своим красивым голосом»⁷⁴⁸.

При Николае Павловиче начали возводиться новые придворные соборы. Любовно обустраивая Петергофскую Александрию, Николай I приказал возвести домашнюю церковь близ Коттеджа. Ее построили в модном тогда готическом стиле и назвали Капеллой Св. Александра Невского. С июля 1834 г. там начались богослужения. Они носили семейный, камерный характер. К службе кроме членов семьи Романовых приглашали по особым спискам лишь близких родственников и придворных. При Николае I исключение делали только для кадет. В Царском Селе в 1825–1827 гг. в Александровском парке соорудили в готическом стиле Шапель⁷⁴⁹. В арочном своде Шапели устроили вход в квартиру духовника императора Н.В. Музовского.

Религиозному воспитанию своих детей Николай I уделял большое внимание. Следуя традиции, он лично выбрал кандидатуру законоучителя для старшего сына – цесаревича Александра Николаевича. Им стал доктор богословия Г.П. Павский.

Герасим Петрович Павский в 1814 г. окончил Петербургскую духовную академию со званием магистра. В этом же году он занял в академии кафедру еврейского языка. В 1815 г. Павский получил должность священника при Казанском соборе в Петербурге. В 1817 г. его определили законоучителем в Царскосельский лицей, ив 1821 г. Павский получил степень доктора богословия и высочайше награжден орденом Св. Владимира IV степени. На то время ему исполнилось только 34 года. На этом карьерный взлет молодого богослова не окончился. После открытия в 1819 г. Петербургского университета попечитель Учебного округа С.С. Уваров предоставил Павскому кафедру богословия. И в академии, и в лицее, и в университете лекции талантливого богослова вызывали всеобщий интерес. Поэтому не случайно он вошел в круг преподавателей цесаревича Александра Николаевича, которых подбирал В.А. Жуковский. По поручению императора Николая I Павский составил программу преподавания Закона Божия, по которой начал свои занятия с цесаревичем с 30 ноября 1826 г.

Свои занятия он начал с изучения молитвы «Отче наш», применительно к представлениям восьмилетнего ученика. Занимаясь преподаванием цесаревичу, Павский составил два руководства («Начертание церковной истории» и «Христианское учение в краткой системе»), их издали ограниченным тиражом.

Царственным родителям и руководителям воспитательного процесса цесаревича В.А. Жуковскому и К.К. Мердеру Павский понравился. Об этом свидетельствует запись в дневнике воспитателя цесаревича К.К. Мердера: «2 февраля 1829 г. Вечером Их величества присутствовали при экзамене в Законе Божием. Великий князь отличался в особенности, все ответы его были прекрасны и доказывали большую правильность его суждений». По результатам экзамена Николай I «объявили совершенное удовольствие» отцу Павскому⁷⁵⁰.

Вскоре Павский начал преподавать Закон Божий и дочерям Николая I – Марии, Ольге и Александре. Кроме этого, его причислили к Большому собору Зимнего дворца. И, наконец, пиком придворной карьеры Павского стало его назначение духовником всех высоких воспитанников. Его неоднократно отмечали и награждали (бриллиантовым наперсным крестом, алмазными знаками Св. Анны II степени, орденом Св. Владимира III степени и еще двумя бриллиантовыми перстнями). При Императорском дворе Павский проработал 9 лет. Столь заметные успехи порождали зависть среди церковных иерархов.

В 1835 г. разразился скандал. Поводом к нему стали «конспекты-методички» Павского, подготовленные для цесаревича. Его обвинили в ошибках, недобросовестности и неблагонамеренности. В дневнике А.С. Пушкина в феврале 1835 г. появилась запись: «Филарет⁷⁵¹ сделал донос на Павского, будто бы он лютеранин. Павский отставлен от великого князя. Митрополит и Синод подтвердили мнение Филарета. Государь сказал, что в делах духовных он не судия; но ласково простился с Павским. Жаль умного, ученого и доброго священника! Павского не любят»⁷⁵².

Тем не менее Павский сохранил доброе расположение со стороны Николая I, поскольку только с его ведома Павского могли назначить на должность священника Таврического дворца, сохранив за ним все права и преимущества по службе.

Поскольку цесаревич лишился не только законоучителя, но и духовника, то встал вопрос о его замене. Эту проблему вновь решал лично император Николай I. Инициатор «дела Павского» московский митрополит Филарет обратил внимание императора на молодого священника Василия Борисовича Бажанова.

К 1835 г. В.Б. Бажанов уже считался опытным преподавателем. После окончания в 1823 г. Духовной академии со званием магистра он до 1827 г. преподавал Закон Божий во Втором кадетском корпусе, а после ухода Павского из университета принял от него кафедру богословия. Одновременно он преподавал в Главном педагогическом институте и в 1-й гимназии. Именно в гимназию на урок Бажанова и пришел Николай I. Императору хватило 15 минут, чтобы составить мнение о священнике, после чего он ушел. По воспоминаниям Бажанова, император по возвращении во дворец заявил, что нашел, наконец, законоучителя для наследника. Естественно, не все встретили это назначение доброжелательно. Фрейлина императрицы Александры Федоровны отметила в дневнике: «Променяли ястреба на кукушку»⁷⁵³.

Здесь уместно будет сослаться и на мнение А.С. Пушкина, тот, будучи близким приятелем В.А. Жуковского, лично знал и Г.П. Павского (1787–1863), и В.Б. Бажанова (1800–1883). Первого он называл «умным, ученым и добрым священником», а второго – человеком «очень порядочным»⁷⁵⁴. Таким образом, мы можем констатировать, что законоучителями и духовниками у подраставшего цесаревича были грамотные и достойные священники.

Очень важно и то, что Николай I лично приобщал своих детей и внуков к семейно-религиозным традициям. Внуков Николая I, включая будущего Александра III, крестил духовник императора Николая Павловича протопресвитер Музовский⁷⁵⁵. Подрастающие внуки исполняли все положенные религиозные обязанности: накануне воскресений, царских дней и больших праздников их водили ко всенощной, а в воскресные и праздничные дни они слушали обедню в Малой церкви Зимнего дворца в присутствии царя и родителей⁷⁵⁶.

Николай I и родители, цесаревич Александр и цесаревна Мария Александровна, своим отношением в церковным службам прививали детям серьезное отношение к религиозным обрядам. Мемуаристка с почтительным удивлением писала: «Лицо цесаревны выражало полную сосредоточенность. Ее сопровождали все дети, даже самый маленький, которому еще не было трех лет и который стоял молча и неподвижно, как и остальные, в продолжение всей длинной службы. Я никогда не понимала, как удавалось внушить этим совсем маленьким детям чувство приличия, которого никогда нельзя было бы добиться от ребенка нашего круга; однако не приходилось прибегать ни к каким мерам принуждения, чтобы приучить их к такому умению себя держать, оно воспринималось ими с воздухом, которым они дышали»⁷⁵⁷.

То – взгляд близкого, но стороннего наблюдателя. Детей, конечно, приучали к порядку. Император Николай Павлович внимательно следил за порядком в церкви, обращая внимание на мельчайшие детали, в том числе и на поведение своих внуков. Так, в 1852 г. Николай I, внимательно наблюдая за внуками на богослужении, высказал главному воспитателю внуков генералу Н.В. Зиновьеву, что «они стоят за обедней очень хорошо, но что плечи держат неправильно и каблуки не вместе»⁷⁵⁸. Эти «каблуки не вместе» по отношению к маленьким внукам⁷⁵⁹ действительно поражают, рисуя во всей полноте особенности характера Николая I.

Личная религиозность российских императоров, безусловно, имела и политическую составляющую. Постоянная демонстрация приверженности православным святыням Руси была важной и обязательной частью их публичного имиджа. Так, в семье Романовых вплоть до 1917 г. сохранялся обычай при визитах в Москву буквально первым делом посещать икону Иверской богоматери, а затем мощи московских святых. В октябре 1831 г. при посещении Москвы Николай I и цесаревич Александр Николаевич, которому тогда было 13 лет, немедленно по приезде отправились поклониться гробнице митрополита Алексия⁷⁶⁰. Спустя 20 лет, в сентябре 1851 г., когда в Москву приехала цесаревна Мария Александровна, она сама отвезла детей в Троице-Сергиеву лавру, где они отстояли обедню в Троицком соборе, а затем молились перед ракой Св. Сергия Радонежского. Мать и дети посетили Гефсиманский скит и отправились в Ростов на поклонение Св. Дмитрию Ростовскому⁷⁶¹. Летом 1855 г. еще не короновавшийся Александр II впервые посетил древнюю столицу в качестве императора. Один из дней весьма напряженного визита посвящался Троице-Сергиевой лавре, где Александр II и императрица Мария Александровна усердно молились у мощей Св. Сергия⁷⁶².

На детские души посещение московских религиозных святынь производило большое впечатление, поскольку «было принято сейчас же по прибытии совершать поклонение мощам; один из постоянно там молящихся пяти монахов поднимал крышку гроба»⁷⁶³.

Тем не менее, дочь Николая I Ольга Николаевна оценивала характер религиозного воспитания царских детей как достаточно формальный. Она объясняла это тем, что «нас окружали воспитатели-протестанты, которым едва были знакомы наш язык и наша церковь»⁷⁶⁴. Вместе с тем следует отметить, что воспитательный процесс в царской семье предусматривал существенную разницу в подготовке цесаревича и его сестер.

Дело в том, что, по сложившейся практике, дочери российских императоров рано или поздно становились супругами протестантов. Возможно, поэтому их приобщение к православной религии носило, пожалуй, формальный характер.

Николай I сделал очень много для изменения религиозной жизни Российского императорского двора, однако надо признать, что ему так и не удалось переломить формального отношения к православным канонам в придворно-аристократической среде. Пышные богослужения в дворцовых домовых храмах по большей части являлись только необходимой частью пышных дворцовых церемоний. В них не было самого главного – искренней веры. Фактически придворные религиозные службы носили характер светской церемонии.

Личный авторитет императора и его религиозность, безусловно, дисциплинировали присутствовавших в Большой церкви Зимнего дворца. Как упоминала А.Ф. Тютчева, «все стояли прямо и вытянувшись», «члены императорского дома… держали себя в церкви примерно»⁷⁶⁵. Отсутствие на церковной службе или опоздания сурово и немедленно пресекались Николаем Павловичем. Например, в апреле 1834 г. камер-юнкер А.С. Пушкин нарушил этикет, не явившись в придворную церковь «ни к вечерне в субботу, ни к обедне в вербное воскресенье». После этого он немедленно получил приказ явиться для объяснений. Сам поэт писал: «Однако ж я не поехал на головомытье, а написал изъяснение»⁷⁶⁶.

Но и при грозном императоре во время длинных служб великие князья периодически умудрялись выскакивать из церкви «перекурить» на церковную лестницу. Поэтому 28 апреля 1847 г. издается высочайший указ о категорическом запрете употребления «табаку в церквах во время отправления службы». После смерти императора Николая I весь строгий порядок очень скоро нарушается: «Каждый мог запаздывать, пропускать службу по желанию, не будучи обязан никому отдавать отчета»⁷⁶⁷.

Как и каждый православный, Николай Павлович периодически исповедовался своему духовнику Н.В. Музовскому (1772–1848). Его он «получил» от матери и старшего брата Александра I, память о котором Николай Павлович глубоко чтил. Однако, видимо, облик и личностные качества Музовского претили Николаю I. Об этом косвенно свидетельствуют его слова, произнесенные в 1848 г. после назначения Бажанова на место умершего Музовского. После первой исповеди у нового духовника Николай I сказал семейству, что он «первый раз в жизни исповедовался». Сам Бажанов писал, что он не знает, что эти слова означают, но предположил, что «государь не исповедовал своих грехов перед духовниками, и духовники не предлагали ему вопросов, а прочитывали только молитвы пред исповедью и после исповеди»⁷⁶⁸.

О личностных предпочтениях Николая I свидетельствует и то, что в 1841 г. именно В.Б. Бажанову, а не Музовскому поручается приобщить будущую императрицу Марию Александровну к таинствам православной церкви. Императрица Александра Федоровна, невольно сравнивая происходящее, отмечала, что «конфирмация моей невестки, цесаревны, совершалась совершенно при иных условиях: она нашла здесь прекрасного священника, который объяснил ей слово за словом все догматы и обряды нашей церкви…»⁷⁶⁹. Тем не менее, в завещании, составленном Николаем Павловичем в 1844 г., «отдельным пунктом» выражена благодарность «отцу-духовнику» Музовскому «за его верную долговременную службу; душевно его почитав»⁷⁷⁰.

Мы можем предположить, что Музовский изначально не устраивал царя, но снять его с должности означало пойти против воли Александра I, чью память чтил Николай I. В результате только после смерти Музовского в 1848 г. В.Б. Бажанов стал духовником не только цесаревича Александра Николаевича, но и Николая I.

Современники неоднократно отмечали глубокую личную православную религиозность Николая I. Так, графиня А.Д. Блудова писала, что «Николай Павлович – самый православный государь из царствующих над нами со времен Федора Алексеевича»⁷⁷¹. В этом контексте особенно весомо звучит фраза Николая I, которую он произнес в ходе своей предсмертной беседы с В.Б. Бажановым о вере: «Я не богослов; верую по-мужицки»⁷⁷². И эта твердая мужицкая православность добавляет новый важный штрих к облику самодержца Николая I.

Отношение Александра II к религии не выходило за общепринятые рамки его круга. Он был, конечно, верующим человеком, выполнявшим все обязательные обряды православной церкви. Но его религиозность сродни религиозности Александра I: формальная вера, но без глубокого религиозного чувства. В отличие от отца, к нарушениям дисциплины во время церковных служб он относился совершенно спокойно. Александр II не любил Москву, не любил, когда ему напоминали, что он родился в Чудовом монастыре древней столицы. Он – «западник» и лучше чувствовал себя в каком-нибудь Эмсе и вообще в Пруссии…⁷⁷³

В семье Александра II подлинным носителем православной религиозности была, как это ни странно, императрица Мария Александровна. Бедная немецкая принцесса, ставшая цесаревной, а затем и императрицей, всем сердцем восприняла православные каноны. По свидетельству воспитательницы царских детей А.Ф. Тютчевой, «душа великой княгини была из тех, которые принадлежат монастырю»⁷⁷⁴.

В начале1850-х гг. внуки Николая I начали последовательно включаться в систему религиозного образования. Для старшего сына цесаревича Александра великого князя Николая Александровича уроки Закона Божия начались со 2 ноября 1850 г. Эти уроки вел Бажанов, его утвердили в должности 20 января 1851 г., с оплатой в 285 руб. в год. Столько же он получал за преподавание всем остальным детям цесаревича. В начале 1851 г., когда великому князю Николаю Александровичу шел восьмой год, Бажанов стал готовить мальчика к первой исповеди и Великом посту⁷⁷⁵. В 1853 г. Бажанов готовил к первой исповеди уже восьмилетнего великого князя Александра Александровича, будущего Александра III⁷⁷⁶.

Следует заметить, что кандидатура В.Б. Бажанова в качестве учителя Закона Божьего при детях Александра II не была бесспорной. Императрица Мария Александровна хотела сама подобрать законоучителя для своего старшего сына, даже пойдя против традиций. Поэтому в начале 1850-х гг. в качестве возможной кандидатуры законоучителя рассматривался духовник принцессы Вюртембергской Ольги Николаевны – протоиерей И.И. Базаров. Главной причиной такого решения стало то, что Бажанов занимал иные многочисленные должности и детям мог уделять только малую толику своего внимания. А императрице духовник требовался все время. Она писала Ольге Николаевне о Базарове: «…Мы примем его с распростертыми объятиями.

Но если в него запала хоть малейшая доля протестантизма, то мы не поймем друг друга. Я очень дорожу учебною частью (которой, увы, пренебрегает Бажанов)… я еще ничего не говорила Бажанову до получения ответа. Полагаю, что он сам поймет, что у него не хватает на это времени… не слишком ли он мягок? Но для детей мне прежде всего нужна сердечность»⁷⁷⁷. Однако по ряду причин вариант с И.И. Базаровым не прошел, и преподавание осталось за Бажановым, его цари «глубоко уважали как своего многолетнего духовника, не пожелали оскорбить или просто даже огорчить»⁷⁷⁸.

Но Мария Александровна, не осуществив свой замысел для старшего сына, все-таки реализовала его для младших сыновей. Бажанова освободили от обучения, и в 1859 г. преподавание Закона Божьего поручается протоиерею Рождественскому, служившему при церкви Мариинского дворца, с одновременным преподаванием Закона Божьего детям великой княгини Марии Николаевны. Н.В. Рождественского перевели в Малую церковь Зимнего дворца и причислили к ней сверх штата⁷⁷⁹. К такому назначению Н.В. Рождественского подтолкнуло охлаждение его отношений с хозяйкой Мариинского дворца, великой княгиней Марией Николаевной. Это связано с тем, что священник отказался тайно совершить обряд венчания дочери Николая I и графа Строганова. Позже Н.В. Рождественский стал настоятелем Малой церкви Зимнего дворца, членом Священного Синода и духовником императрицы Марии Александровны. С 1866 г. Н.В. Рождественского назначили на должность учителя Закона Божьего и духовника великого князя Сергея Александровича, а когда подрос великий князь Павел Александрович, он стал и его духовником⁷⁸⁰.

Надо сказать, что царские дети искренне полюбили Н.В. Рождественского. Великий князь Сергей Александрович после наступления совершеннолетия просил мать, императрицу Марию Александровну, подарить Ивану Васильевичу красивый наперсный крест. Императрица сама выбирала камни для креста и заказывала его рисунок. В январе 1876 г. одна из фрейлин императрицы Марии Александровны, по просьбе Сергея Александровича, купила материю на рясу И.В. Рождественскому. Видимо, священник сумел установить со своими духовными сыновьями ту тонкую душевную связь, которая и делает религию религией. После исповеди в феврале 1876 г. Сергей Александрович записал в дневнике: «Иван В. так со мною хорошо говорил!»⁷⁸¹

Вместе с тем И.В. Рождественский мог быть и строгим к своим подопечным. Того же Сергея Александровича его духовник строго разбранил за то, что его подопечный пропустил всенощную во время масленицы (2 февраля 1877 г.).

Умер И.В. Рождественский в 1882 г. Удар с ним случился через несколько дней после кончины императора Александра II от горя и страшного потрясения, так как, когда умирающего государя привезли во дворец, именно Иван Васильевич Рождественский приобщал Святых Тайн умирающего императора⁷⁸².

Примечательно также и то, что когда в начале 1860-х гг. цесаревичу Николаю Александровичу начали преподавать «университетский курс», то в качестве «учебных пособий» использовали такие бесценные сокровища, как подлинники Остромирова Евангелия и летопись Нестора «Повесть временных лет»⁷⁸³. Профессор Московского университета Буслаев вспоминал: «Никогда не забуду, с каким наслаждением читал я ему об Остромировом Евангелие, об Изборнике Святославовом и о великолепных миниатюрах Сийского Евангелия по драгоценным рукописям, которые были доставлены нам для лекций из Петербургской Публичной библиотеки, из Московской синодальной и с далекого Севера, из Сийского монастыря»™.

Воспитатели детей императора Александра II оставили дневниковые записи, в которых упоминается об эпизодах повседневной религиозной жизни царских сыновей. Так, в марте 1862 г. великий князь Владимир Александрович (15 лет) «отвез Василию Борисовичу (Бажанову. – И. 3.) материю на рясу в подарок от императрицы»⁷⁸⁵. В апреле 1862 г., накануне пасхальных торжеств, дети рано утром пошли «на половину великого князя наследника на исповедь. Они вернулись назад в 10 минут девятого, что, мне кажется, слишком скоро для исповеди». После этого они отправились «к родителям, чтобы читать с императрицею книги духовного содержания»⁷⁸⁶. На следующий день мальчики, следуя традиции, красили яйца. И, наконец, в субботу 7 апреля 1862 г. воспитатель «В половине двенадцатого… разбудил великих князей, чтобы идти к заутрене. Разговлялись у государя около половины четвертого.

Вернувшись назад, сейчас же легли спать»⁷⁸⁷. Так для мальчиков прошла Пасха 1862 г.

Пасха, как и везде на Руси, – особый праздник. Конечно, подносились традиционные подарки в виде пасхальных яиц. Если кто-то из семьи отсутствовал в Зимнем дворце, то подарки им обязательно отправлялись по месту пребывания. Например, в Вербное воскресение 1865 г. Александр II отправил фельдъегеря в Ниццу к императрице Марии Александровне с пасхальными подарками. Сам же император в пасхальную ночь 1865 г., как обычно, работал. Сначала с тремя сыновьями и всеми членами дома Романовых он присутствовал на торжественной светлой заутрене в Большой церкви Зимнего дворца. После заутрени он, по традиции, христосовался с присутствующими знатными особами и с представителями гвардейских полков. Разговенный завтрак, как всегда, состоялся в Золотой гостиной Зимнего дворца. По признанию самого царя, он «вернулся в кабинет усталый после христосования с 416 лицами, отчего, по его выражению, у него закружилась голова»⁷⁸⁸.

Мемуаристы в один голос отмечают, что религиозная жизнь в Зимнем дворце при императоре Александре II концентрировалась вокруг его жены – императрицы Марии Александровны. Как писал хорошо знавший Марию Александровну граф С.Д. Шереметев: «Нужно признать, что она с полным сознанием и убеждением изучала все русское, и прежде всего православие. Ее переход в православие не был простой формальностью. У нее были такие руководители, как митрополит Филарет, такие друзья, как В.Д. Олсуфьев, когда она была еще цесаревною, такие поклонники, как Николай I»⁷⁸⁹. Пожалуй, после Екатерины II не было императрицы, столь глубоко изучившей «нашу веру, наш строй и нашу народность. Она оставила крупный след, отразившийся на ее детях и придавший им то, что так отсутствует в других членах семьи иных ее поколений….Отражение матери следует искать в детях императора Александра II. Она воспитала «русское», честное поколение»⁷⁹⁰.

Православная религиозность императрицы Марии Александровны не могла не повлиять на формирование искренней религиозности ее детей. Александр III вспоминал: «Мама постоянно нами занималась, приготовляла к исповеди и говению; своим примером и глубоко христианскою верою приучила нас любить и понимать христианскую веру, как она сама понимала. Благодаря Мама мы, все братья и Мари, сделались и остались истинными христианами и полюбили и веру, и Церковь»⁷⁹¹. После смерти матери цесаревич Александр Александрович писал младшему брату: «Если бы речь шла о канонизации моей матери, я был бы счастлив, потому что я знаю, что она была святая»⁷⁹². Так старший сын оценил роль матери в формировании его искренней православной религиозности.

Следует также отметить, что «кружок» императрицы Марии Александровны был центром придворных славянофилов. Большое влияние на императрицу во второй половине 1850– 1860-е гг. имели ее фрейлины А.Ф. Тютчева и А.Д. Блудова. По воспоминаниям мемуаристов, Антонину Блудову при дворе прозвали «жандармом православия»⁷⁹³.

В конце царствования Александра II наметили «кадровый резерв» на должность царского духовника, так как духовник Бажанов достиг уже весьма преклонного возраста. В качестве преемника на должность духовника выбрали Ивана Леонтьевича Янышева. Он родился в 1826 г. в Калужской губернии в семье дьякона. Курс в Санкт-Петербургской духовной академии Янышев завершил с ученой степенью бакалавра физико-математических наук. В 1851 г. его определили священником в православную церковь в Висбадене. В 1856 г. Янышева перевели в Санкт-Петербургский университет профессором богословия и философии. В 1858 г. вновь направили в заграничную командировку, назначив священником в церкви русской миссии в Берлине. Затем – вновь в Висбаден, где он проработал с 1859 по 1864 г. Все это время Янышев достаточно активно занимался научной работой.

Придворная карьера И.Л. Янышева началась в 1864 г., когда его пригласили в Копенгаген преподавать Закон Божий невесте российского цесаревича принцессе Дагмар. Это произошло, когда тяжело болевший Николай Александрович счел необходимым лично встретиться с Янышевым, с которым «долго беседовал… о предстоящей задаче и остался вполне доволен отношением к столь важному делу ученого-богослова»⁷⁹⁴. После того как в 1866 г. Дагмар превратилась в цесаревну Марию Федоровну, услуги Янышева не забыли, и его назначили ректором Санкт-Петербургской духовной академии (1866–1883 гг.).

Именно Янышев в своих проповедях с церковной кафедры толковал великие реформы Александра II. Когда осенью 1866 г. в Россию прибыла невеста цесаревича Александра Александровича датская принцесса Дагмар, И.Л. Янышев готовил ее к церемонии миропомазания, а императрица Мария Александровна учила ее, как подходить к иконам и молиться. 12 октября 1866 г. в Большой церкви Зимнего дворца состоялась церемония миропомазания, и датская принцесса Дагмар получила новое имя – Мария Федоровна⁷⁹⁵. Обряд миропомазания совершал митрополит Исидор в Большой церкви Зимнего дворца. Принцесса во время обряда была одета в простое белое платье со шлейфом, без украшений. Свидетельницей выступила сама императрица Мария Александровна⁷⁹⁶. В 1874 г. Янышев призвали к участию в делах по старокатолическому вопросу в качестве официального представителя русской церкви на боннской конференции. Именно он произнес проповедь 2 марта 1881 г. над гробом убитого террористами Александра II. Судя по воспоминаниям Богданович, эта речь произвела большое впечатление на присутствовавших: «Государь не скончался – он убит! Убит!» – закричал он на всю церковь. Эти слова были встречены глухими рыданиями»⁷⁹⁷.

Продолжателем православной традиции на российском императорском престоле стал Александр III. Частью его «сценария власти» стала подчеркнутая «народность», тесно связанная с его искренней православной религиозностью.

«Мужицкая» внешность царя органично сочеталась с его глубокой православной религиозностью. Современники подчеркивали, что личная религиозность Александра III носила камерный характер, но искренность его религиозного чувства была совершенно очевидна для окружающих. Описывая события лета 1877 г., один из воспитателей царских детей, пообщавшись с будущим императором, отметил для себя, что цесаревич показался ему очень рассудительным, патриотичным, сведущим по русской истории и очень религиозным⁷⁹⁸.

Многолетний соратник Александра III граф С.Д. Шереметев вспоминал, что когда в начале 1870-х гг. цесаревич Александр Александрович предложил ему искупаться, то он увидел на груди великого князя множество образков и среди них крест⁷⁹⁹. Граф вслух высказал свое удивление, поскольку в аристократической среде подобное проявление религиозности не было принято. Впоследствии С.Д. Шереметев объяснял увиденное русской натурой Александра III, для которого была совершенно чужда космополитичность его отца.

Проявлялось это и в большом, и в малом. Так, Александр III, в отличие от отца, любил Москву. Он часто говорил, что его давнее желание – пожить в Москве, провести в ней Страстную неделю, поговеть и встретить Пасху в Кремле⁸⁰⁰. Именно Александр III инициировал начало «императорской серии» ежегодных пасхальных яиц работы мастеров фирмы К. Фаберже. Именно Александр III положил начало традиции ежегодного пасхального христосования не только со свитой, но и с прислугой и нижними чинами охраны. В его уборной в Аничковом дворце всегда горела в углу лампада перед иконами с подвешенными пасхальными яйцами⁸⁰¹.

Александр III хорошо знал детали православной обрядности, он понимал символизм православной церкви. Поэтому его православие – исповедание русского человека. Он чувствовал и сознавал, что без него нельзя быть всецело русским человеком, что отречение от православия равносильно отречению от России, ее духа, ее истории, ее преданий, ее силы⁸⁰².

При Александре III Зимний дворец остался только парадной резиденцией, поскольку царь там не жил. Он продолжал жить в Аничковом дворце, куда поселился еще в 1866 г. после женитьбы. Примечательно, что в 1865–1866 гг., накануне свадьбы цесаревича, построили церковь Аничкова дворца. Постепенно она пополнялась древними иконами, собираемыми цесаревичем. Для звонницы заказали особые колокола, повторявшие знаменитые ростовские звоны. Даже священником в Аничковой церкви служил простой армейский полковой священник, судьба свела его с цесаревичем во время Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. Более того, в церковь Аничкова дворца имели право ходить все живущие во дворце: прислуга, кучера, старики унтер-офицеры. По свидетельству современников, «в церкви Аничкова дворца чувствовалась та теплота, которая совершенно отсутствовала в Малой церкви Зимнего дворца; стояли не чиновные люди, не свита, а разночинцы, и дорожили они этим правом… было что-то патриархальное в этом совместном молении, что-то резко отличавшееся от обычных дворцовых порядков»⁸⁰³.

Тот же мемуарист, рассказывая о парадном выходе в Зимнем дворце 6 января 1891 г. по поводу очередной церемонии водосвятия на Неве, описывал церковную службу следующим образом: «Служба прекрасная, пение безукоризненное, церковь полна, фрейлины направо, царедворцы налево….Толпа равнодушных, дипломатический корпус со своими дамами в окнах Николаевской залы. Бинокли наставлены на Неву. Зрелище»⁸⁰⁴.

Так же любовно Александр III обустроил и церковь Гатчинского дворца, куда в конце марта 1881 г. переехал со всей семьей. Надо заметить, что дворцовая Гатчинская церковь в начале 1880-х гг. имела вид не то гостиной, не то проходной комнаты, чему способствовали лестницы с двух сторон и полное отсутствие икон, кроме самых необходимых, на иконостасе. Мало-помалу Александр III лично занялся украшением церкви. Все подносимые ему иконы он развешивал в церкви, причем некоторые собственноручно. Церковь украшалась пасхальными яйцами, в ней возобновили живопись. В церкви появилось «царское место». В результате через несколько лет церковь уже действительно походила на православный храм. В ней стало теплее, и протестантский оттенок совсем исчез. Граф С.Д. Шереметев подчеркивал, что Александр III «любил щегольнуть знанием церковного устава, хотя иногда и ошибался, но всегда дорожил церковным благолепием и был глубоко верующим (православным) человеком без всякой тени ханжества»⁸⁰⁵.

Столь пристальное внимание Александра III к своим домовым церквям вызывало удивление даже у священников. Граф С.Д. Шереметев приводит высказывание духовника царя Янышева по поводу того, что царь «вообще так любит иконы». В свою очередь, граф выразил недоумение по поводу «удивления» Янышева, его С.Д. Шереметев называл «двуличный Янус»⁸⁰⁶.

К некоторым придворным храмам Александр III относился неоднозначно. В Петергофе, в парке Александрия еще при императоре Николае I по проекту архитектора К.Ф. Шин-келя выстроили придворную капеллу Св. Александра Невского в модном тогда готическом стиле. Александр III знал эту церковь с детства. Однако, когда определились его архитектурно-религиозные пристрастия, не скрывал, что церковь в Александрии ему не нравится, поскольку построена по образцу немецкой кирхи. Вместе с тем ему нравилась Ливадийская церковь⁸⁰⁷, выдержанная в строгих православных архитектурных традициях. Кроме того, ему были дороги воспоминания о матери, которая также любила и особенно заботилась об этой церкви⁸⁰⁸.

Траурный крест с изображением Александра III. 1899 г.

Примечательно, что при Александре III Императорский двор стал более строго следовать традициям православной обрядности. Во многом это связано с влиянием обер-прокурора Священного Синода К.П. Победоносцева. Так, ему удалось добиться принятия решения о полном прекращении театральных представлений в Петербурге во время Великого поста. Запрет на светские развлечения соблюдался и в императорской семье. Даже у маленькой великой княжны Ольги на время Великого поста отменялись уроки танцев⁸⁰⁹.

Следует подчеркнуть, что Александру III удалось передать свое искреннее православие детям. Великая княгиня Ольга Александровна вспоминала, как в дворцовой церкви Гатчинского дворца собиралась семья и свита на пасхальную заутреню. С одной стороны, все неукоснительно следовали правилам этикета: на голове – усыпанный жемчугами кокошник, вышитая вуаль до талии, сарафан из серебряной парчи и кремовая атласная юбка. С другой стороны, несмотря на неизбежную придворную официальность, религиозное чувство сохранялось в полной мере: «Я не помню, чтобы мы чувствовали усталость, зато хорошо помню, с каким нетерпением мы ждали, затаив дыхание, первый торжествующий возглас «Христос Воскресе!»»⁸¹⁰.

В.Б. Бажанов, занявший должность духовника императорской семьи при Николае I в 1848 г., оставался на этом посту вплоть до своей смерти в 1883 г., уже при Александре III, то есть занимал ее 35 лет. На протяжении длительного времени он обучал Закону Божьему младших детей Николая I и всех детей Александра II. Не без его влияния сложились твердые морально-нравственные взгляды и у Александра III. Именно в религии Александр III искал нравственную опору, принимая подчас очень сложные, судьбоносные для России решения. Один из мемуаристов привел слова императора: «Когда что меня смущает и я чувствую, что человеческими силами не выйти из тяжелого состояния души, стоит вспомнить слова Евангелия «Да не смущается сердце Ваше, Веруйте в Бога и в Мя веруйте», и этого довольно, чтобы прийти в себя»⁸¹¹.

В период правления Александра III началась придворная карьера Ивана Леонтьевича Янышева. В 1883 г., после смерти духовника царской семьи В.Б. Бажанова, его назначили «духовником Их Императорских Величеств, заведующим придворным духовенством и протопресвитером соборов Большого в Зимнем дворце и московского Благовещенского». Однако ни мемуаристы, ни другие источники не упоминают о какой-то особой духовной близости между глубоко и искренне верующим царем и его духовником. Янышев при Дворе был только сановником в рясе, добросовестно выполнявшим все положенные обязанности.

Когда Александр III умирал в Ливадии в октябре 1894 г., рядом с ним находился его духовник Янышев. Но при этом к царю пригласили и знаменитого о. Иоанна Кронштадтского, он известен не только как блестящий проповедник, но и как целитель. 10 октября 1894 г. Александр III принял о. Иоанна Кронштадтского. По свидетельству современницы: «Войдя к нему, он сказал: «Великий Государь, чем болеешь ты?» Они вместе молились, Государь стал на колени. Отец Иоанн провел рукой по больным местам и не причинил боль. Государь был очень тронут»⁸¹². Видимо, царь цеплялся за соломинку, поскольку врачи его уже приговорили, и он надеялся только на священника-целителя. Умер Александр III 20 октября 1894 г.

Николай II был одним из самых верующих российских монархов, что связано не только с его духовным воспитанием, но и жизненными обстоятельствами, часто заставлявшими искать утешения в религии. Как император, он строго выполнял все обязательства, связанные с обычной чередой дворцовых богослужений и церемоний. Его личная религиозность проявлялась в искренности веры. Домашний иконостас, находившийся в царской спальне, поражал количеством икон.

Во второй половине 1870-х гг. решался вопрос о законоучителе для будущего Николая II, и повторилась ситуация 1850-х гг., когда императрица Мария Александровна попыталась пригласить законоучителя для своих детей «со стороны». В 1875 г. Александр III и императрица Мария Федоровна, в обход «традиционных» Бажанова и Янышева, попытались пригласить на место законоучителя царских детей протоиерея Н.В. Рождественского, «которого они любили и с которым охотно беседовали». Граф С.Д. Шереметев вспоминал: «…Нужен был законоучитель для цесаревича Николая Александровича, и родители остановились выбором на протоиерее Рождественском и при мне просили его очень убедительно принять на себя эту обязанность, но Рождественский, ссылаясь на болезнь и на упадок сил, не нашел возможным принять это предложение. Долго убеждали его родители… в действительности же Рождественский прожил недолго и открыл путь И.Л. Янышеву (Двуликий Янус)»⁸¹³.

Приводя эту цитату, следует уточнить, что Рождественский все же на короткое время стал духовником будущего Николая II. По сложившейся традиции, в 1875 г. у мальчика Николая, которому исполнилось семь лет, состоялась первая исповедь. Его духовником стал Н.В. Рождественский. 12 февраля 1877 г. «Вся семья приобщалась, и Ники, который второй раз исповедовался у Ивана В. Пили потом чай все вместе»⁸¹⁴. После смерти И.В. Рождественского в 1882 г. духовником Ники некоторое время состоял престарелый Бажанов, в 1883 г. его сменил Янышев.

Ивана Васильевича Рождественского (1815–1882) любили многие. Протоиерей, член Священого Синода, настоятель Малой церкви Зимнего Дворца, проповедник, он родился в селе Богоявленский Погост, Вязниковского уезда Владимирской губернии, 18 января 1815 г., в семье священника. Санкт-Петербургскую духовную академию он окончил в 22 года в 1837 г. магистром богословия. В 1840—1850-х гг. он преподавал Закон Божий в петербургских кадетских корпусах, справедливо считаясь одним из самых талантливых преподавателей. В 1859 г. он стал законоучителем детей великой княгини Марии Николаевны и по ее рекомендации в 1859 г. был переведен к Большому Двору, где стал преподавать Закон Божий детям Александра II, а в 1862 г. он назначается протоиереем Малой церкви Дворца. Вся царская семья полюбила нового наставника. Так что Александр III лично знал протоиерея Рождественского с 1859 г.

После того как И.В. Рождественский отказался занять место законоучителя будущего Николая II, это место занял Янышев. Когда цесаревич Николай Александрович приступил к изучению наук университетского курса, то Янышев продолжил свою педагогическую карьеру при цесаревиче, читая ему курс канонического права в связи с историей церкви, а также богословие и историю религий.

Со временем религиозность Николая II стала приобретать черты религиозного фатализма. Николай II постоянно упоминал, что он родился в день Иова Многострадального и что конец его царствования будет трагичным. Точкой отсчета зарождения этого чувства можно считать Ходынскую катастрофу, произошедшую в мае 1896 г. во время коронации в Москве. Следует заметить, что в этой сложной ситуации, когда ему предлагались различные решения – от объявления траура по погибшим до «продолжения банкета», – духовник царя о. Янышев вел себя совершенно пассивно. Как вспоминал влиятельный чиновник Министерства Императорского двора B.C. Кривенко, он после Ходынки «бросился к духовнику государя о. Янышеву, умоляя его пойти к государю, настоять на отмене праздников. Протопресвитер вздыхал, высказывался уклончиво, а на представленный решительно вопрос ответил: разве он может беспокоить государя подобными заявлениями? Так узко формально понимал духовник царя свои обязанности, а Янышев слыл за высокообразованного человека, много лет прожившего за границей»⁸¹⁵.

Следует заметить, что не только Николай II был «запрограммирован» на трагическую кончину, но в том же была убеждена и императрица Александра Федоровна, о чем свидетельствует эпизод, произошедший во время Саровских торжеств в июле 1903 г. Там Николай II встречался с юродивой Пашей Саровской. Об их встрече ходило много слухов. Художница В.П. Шнейдер, участница Саровских торжеств, вспоминала свой разговор с императрицей по этому поводу: «Значительно позднее на одном из приемов, когда Императрица подолгу разговаривала со мной, разговор зашел про юродивых.

Протоиерей Иоанн Янышев

Императрица спросила меня, видела ли я Саровскую Пашу? Я сказала, что нет. «Почему?» – «Да я боялась, что, прочтя, как нервный человек, в моих глазах критическое отношение к ней, она рассердится и что-нибудь сделает, ударит и т. п.» И осмелилась, спросила, правда это, что когда Государь Император хотел взять варенья к чаю, то Паша ударила его по руке и сказала:

«Нет тебе сладкого, всю жизнь будешь горькое есть!» «Да, это правда». И раздумчиво Императрица прибавила: «Разве вы не знаете, что Государь родился в день Иова Многострадального?» Потом говорили о юродивых бургундских принцессах (Эльза, Лострип), грюндвальдских старцах и проч.»⁸¹⁶.

После того как в конце 1904 г. Александровский дворец Царского Села стал постоянной резиденцией семьи Николая II, встал вопрос о месте для молитв императорской семьи, ведь императору, как мы уже упоминали, в условиях революции пришлось резко ограничить свои передвижения вне территории императорских резиденций.

Следует заметить, что формально в Александровском дворце домовой церкви не существовало. Однако еще в 1840-х гг. в нескольких комнатах дворца сформировалась домовая церковь. Это было связано с трагедией, в 1844 г. пережитой Николаем I. Дело в том, что 24 июня 1844 г. в кабинете императрицы Александры Федоровны (жены Николая I) от скоротечной чахотки умерла дочь Николая I Александра Николаевна. После ее смерти в кабинете императрицы устроли дворцовую молитвенную комнату. Архитектор Д. Ефимов перестроил интерьер этой комнаты. На месте, где стояла постель, возвели маленькую молельню. Иконостас с личными иконами княгини Александры Николаевны покоился на панелях, сделанных из ее же кровати братьями Гамбс. Центром молельни стала портретная икона с изображением умершей в образе св. царицы Александры. При Николае I здесь служили панихиды по великой княгине. В соседней комнате оборудовали предмолельню. Этот мемориальный комплекс сохранялся во дворце вплоть до конца 1920-х гг.

Однако Николай II счел необходимым устроить «свою» домовую церковь в одном из дворцовых парадных залов. В этом помещении сначала располагалась его спальня, затем – парадная зала и, наконец, малиновая гостиная императрицы Александры Федоровны. Здесь установили походный иконостас Александра I, сопровождавший его во время заграничных походов в 1813–1814 гг. Иконостас представлял собой шесть тканых полотнищ, укрепленных на складной ширме⁸¹⁷. Легкий иконостас перевозился при Николае II в Ливадию и Спалу. Перед иконостасом в ряд стояли четыре стула для княжон, кресло для Николая II и стул цесаревича Алексея.

Александровский дворец. Спальня императора Николая II и его супруги. Фото 1930-х гг.

Александровский дворец. Киот в спальне цесаревича Алексея. Фото 1930-х гг.

Для императрицы Александры Федоровны в этом же зале устроили маленькую отдельную молельню с иконами на стенах, где для нее поместили кушетку и аналой. Конечно, скудный церковный антураж мало сочетался со светскими интерьерами парадных залов Александровского дворца. Поэтому когда в 1913 г. близ Александровского дворца возвели Федоровский собор, то он и стал домовым храмом императорской семьи.

По свидетельству современников, Николай II хорошо разбирался в богословских проблемах и хорошо знал православную обрядность. Протопресвитер русской армии и флота о. Шавельский, находившийся в Ставке с 1914 по 1917 г. и лично наблюдавший царя, вспоминал: «В истории церковной он был достаточно силен, как и в отношении разных установлений и обрядов церкви….Государь легко разбирался в серьезных богословских вопросах и в общем верно оценивал современную церковную действительность, но принятия мер к исправлению ее ждал от «специалистов» – обер-прокурора Св. Синода и самого Св. Синода»⁸¹⁸; «Государь выслушивал богослужение всегда со вниманием, стоя прямо, не облокачиваясь и никогда не приседая на стул. Очень часто осенял себя крестным знамением, а во время пения «Тебе» и «Отче наш» на литургии, «Слава в вышних Богу» на всенощной становился на колени, иногда кладя истовые земные поклоны. Все это делалось просто, скромно, со смирением. Вообще о религиозности государя надо сказать, что она была искренней и прочной. Государь принадлежал к числу тех счастливых натур, которые веруют, не мудрствуя и не увлекаясь, без экзальтации, как и без сомнений. Религия давала ему то, что он более всего искал, – успокоение. И он дорожил этим и пользовался религией как чудодейственным бальзамом, который подкрепляет душу в трудные минуты и всегда будит в ней светлые надежды»⁸¹⁹.

Религиозность императора отмечалась всеми, кто его окружал. Генерал Ю.Н. Данилов вспоминал, что «Император Николай был глубоко верующим человеком. В его личном вагоне находилась целая молельня из образов, образков и всяких предметов, имевших отношение к религиозному культу. При объезде в 1904 г. войск, отправлявшихся на Дальний Восток, он накануне смотров долго молился перед очередной иконой, которой затем благословлял уходившую на войну часть.

Будучи в Ставке, государь не пропускал ни одной церковной службы. Стоя впереди, он часто крестился широким крестом и в конце службы неизменно подходил под благословение протопресвитера о. Шавельского. Как-то особенно, по-церковному, они быстро обнимают друг друга и наклоняются каждый к руке другого»⁸²⁰.

Говоря о религиозности последнего российского императора, нельзя не сказать и о его жене, императрице Александре Федоровне. Сразу следует отметить, что наряду с личными отношениями религия стала одной из прочных основ их брака.

Необходимость перемены религии, обязательная для жены российского монарха, долгое время заставляла колебаться протестантку дармштадтскую принцессу Алике. Однако после того как она решила принять предложение руки и сердца наследника Российской империи, она всем сердцем приняла и православие.

По сложившейся традиции к невесте в Англию направили царского духовника о. Янышева, для того чтобы подготовить ее к переходу в православие. Это событие подробно обсуждалось в петербургских гостиных. Так, в июне 1894 г. в дневнике генеральши Богданович зафиксировано: «Говорят, что Алиса находится под влиянием пастора, что Янышев, посланный наставлять ее в православной вере, произвел на нее мало впечатления, что она не поддается его убеждениям. Янышев – ученый, холодный богослов, влиять на душу он не может. Про нее говорят, что она холодная, сдержанная»⁸²¹. Это стало только началом всевозможных пересудов, шлейфом тянувшихся за Александрой Федоровной на протяжении всей ее жизни.

В дневниках Николая II неоднократно зафиксирован весь «круг» религиозных обязанностей императорской четы. В 1895 г. молодые супруги вместе проходили его впервые. 1 января 1895 г. к обедне приехали дяди Николая II – «Миша, Владимир, Алексей и тетя Михень». Одной из обязательных церемоний для императорской семьи было ежегодное водосвятие на Неве. Для ее проведения напротив Иорданского (Посольского) подъезда Зимнего дворца сооружался шатер с помостом, и в прорубь торжественно опускался серебряный крест. В дневнике Николай II следующим образом описывается это событие (5 января 1895 г.): «…Надо было идти к вечерне с водосвятием.

Алике в первый раз присутствовала при окроплении всего дома св. водою». 6 января 1895 г.: «На улицах с утра стояли толпы народа, вероятно, ожидавшие выезда в Зимний; там происходило обычное водосвятие по Иордани без участия войск».

19 января 1895 г. молодой император и муж показывал жене иконы и блюда в Концертном зале Зимнего дворца. После этого он «показал Алике Малую церковь» Зимнего дворца. Поскольку при Дворе соблюдался траур по умершему Александру III, то масленичные гуляния в 1895 г. отменили, и 13 февраля Николай II записал: «В этом году никакой разницы для нас нет между масленицей и постом, все также тихо, только теперь, разумеется, дважды ходим в церковь. Настроение такое, что молиться очень хочется, само просится – в церкви, в молитве – единственное самое великое утешение на земле!». Это очень редкий и показательный эмоциональный всплеск для крайне сдержанного царя. 17 февраля 1895 г. Николай II и Александра Федоровна исповедовались «в нашей спальне после общей молитвы» о. Янышеву.

В марте-апреле 1895 г. императрица Александра Федоровна впервые приняла участие в церковных службах, связанных с православной Пасхой. 4 марта супруги «пошли ко всенощной с поклонением Св. Кресту». На следующий день участвовали в обедне. 25 марта ходили «ко всенощной – получили вербы». 26 марта присутствовали на обедне. 27 марта «были на вечерней службе». Поскольку дела никто не отменял, а Николай II еще не выработал жесткий ритм своих «занятий», то в этот день ему «пришлось заняться делами и вечером, т. к. потерял час из-за церкви». 28 марта супруги присутствовали на обедне и на вечерней службе. 30 марта они «пошли к 12-ти Евангелиям». 31 марта «был вынос плащаницы». 1 апреля ходили к обедне. В этот день Александра Федоровна «занялась краскою яиц с Мишею и Ольгою», а вечером – «обоюдные подарки и разные сюрпризы в яйцах. В 11.50 пошли к заутрене, в первый раз в нашу домашнюю церковь». 2 апреля, в воскресенье, наступила Пасха с длинной службой и разговением.

Искренняя и экзальтированная религиозность императрицы Александры Федоровны далеко выходила за общепринятые при Императорском дворе рамки. Исследователи отмечают отчетливую наследственную предрасположенность Александры

Федоровны к религиозному мистицизму. Обычно это связывают с тем, что среди ее далеких предков – святая Елизавета Венгерская. Рано умершую мать будущей императрицы связывала долголетняя дружба с известным теологом Давидом Штраусом. Повышенная религиозность, переходящая в мистицизм, была характерна и для старшей сестры императрицы – великой княгини Елизаветы Федоровны⁸²². Эта предрасположенность к религиозному мистицизму привела к восприятию не только догматов православия, но и всей его обрядовой, мистической стороны.

Хорошо знавшие императрицу люди отмечали ее тягу к религиозности, характерную для допетровской Руси, с почитанием старцев и юродивых⁸²³. Следует отметить, что официальная церковь не одобряла подобную религиозность, расценивая ее как «крайнюю и даже болезненную форму православия». Это проявлялось в ненасытной жажде знамений, пророчеств, чудес, отыскивания юродивых, чудотворцев, святых как носителей сверхъестественной силы⁸²⁴.

Именно императрица инициировала процедуру канонизации Серафима Саровского в 1903 г. Произошло это при трагических для нее обстоятельствах. Александра Федоровна родила подряд четырех дочерей, и вопрос о престолонаследии для нее стоял очень остро. Поэтому в Петербург из Франции пригласили экстрасенса Филиппа, тот гарантировал императорской чете рождение мальчика. Однако вместо ожидаемого мальчика у императрицы оказалась замершая беременность, и пришлось объяснять всей стране, почему не родился официально обещанный ребенок. Однако даже при столь трагических обстоятельствах Александра Федоровна не утратила веру в Филиппа. Этим воспользовались российские духовные иерархи. На даче великого князя Петра Николаевича, близ Петергофа, состоялась встреча мартиниста Филиппа и о. Иоанна Кронштадтского. Именно он подсказал Филиппу идею канонизации Серафима Саровского, связывая с этим рождение мальчика в царской семье. Филипп выполнил свою задачу, и Серафима Саровского, невзирая на сопротивление обер-прокурора Священного Синода К.П. Победоносцева, канонизировали. А летом 1904 г. в царской семье родился цесаревич Алексей Николаевич. Именно с этим связано появление в кабинете Николая II большого портрета святого Серафима⁸²⁵.

О Серафиме Саровском в царской семье стало известно еще в 1860-х гг. По семейной легенде, когда в 1860 г. заболела дочь Александра II Мария⁸²⁶, кто-то предложил пригласить целительницу из Дивеевской общины Гликерию Занятову. Она укрыла девочку куском мантии Серафима Саровского, и девочка выздоровела⁸²⁷.

Примечательно, что во время Саровских торжеств, видимо, «с подачи» Александры Федоровны, Николай II «очень желал, что бы лейб-медик Вельяминов зарегистрировал бы случаи исцелений, которых было множество, было прозрение слепых, хождение параличных и т. д. Вельяминов отказывался наотрез от регистрирования, говорил, что все эти случаи вполне объясняются на нервной почве, а он даст свое имя только тогда, если у безногого вырастет нога»⁸²⁸.

Императрица Александра Федоровна со временем стала хорошо разбираться в русской православной литературе. Основу ее личной библиотеки составляли религиозные книги и, прежде всего, труды отцов церкви. Со временем императрица научилась даже разбирать религиозные тексты на старославянском языке. По свидетельству современницы, «ее величество много читала, ее, главным образом, интересовала серьезная литература. Библию она знала от корки до корки»⁸²⁹. Как и у русских цариц допетровского периода, любимым занятием Александры Федоровны стало вышивание воздухов[25] и других принадлежностей церковного обихода⁸³⁰.

Однако при всей религиозности императорской четы царские духовники влияния на нее фактически не имели. Наличие официального духовника и периодические исповеди носили формальный характер и не затрагивали их душ. К сожалению, следует признать, что появление Распутина близ царской четы связано не только с болезнью цесаревича Алексея, но и с отсутствием духовного авторитета близ царской семьи. Дело в том, что о. Янышев, начавший свою придворную карьеру еще при Александре II, уже одряхлел и не мог затронуть душу императрицы.

Поэтому Александра Федоровна, имея официального духовника, начала поиски авторитетного для нее духовного иерарха. Таким неофициальным духовником Александры Федоровны стал Феофан Полтавский (Василий Дмитриевич Быстров)⁸³¹. Его знакомство с царской семьей обычно датируется 1905 г. Архимандрит Феофан не только вел духовные беседы с императрицей, но и служил в домовой церкви Александровского дворца. При этом Александра Федоровна со своими дочерьми пела на клиросе всю литургию. Он же исповедовал всю царскую семью. Следует отметить, что не без его одобрения в Александровском дворце началась придворная карьера Г.Е. Распутина. Такая ситуация с наличием «официального» (И.Л. Янышев) и «неофициальных» (В.Д. Быстров и Г.Е. Распутин) духовников сохранялась при Императорском дворе вплоть до лета 1910 г.

Летом 1910 г. произошло несколько важных событий. Во-первых, скончался «официальный» духовник царской семьи Янышев, и формально должность царского духовника оказалась вакантной. По мнению одного из современников, «знаменитый протопресвитер Иоанн Леонтьевич Янышев, оставивший как талантливый ректор академии (1866–1883 гг.), как ученый, как блестящий проповедник великую память о себе и в то же время как протопресвитер (1883–1910 гг.) и администратор – плохое наследство… Придворное духовенство, несмотря на прекрасное материальное обеспечение и все исключительные преимущества и выгоды своего положения, блистало отсутствием талантов, дарований, выдающихся в его составе лиц. В общем, может быть, никогда раньше состав его не был так слаб, как в это время: Иоанна Леонтьевича некем было заменить. Между тем еще при его жизни потребовались заместители; в последние годы он ослабел, ослеп. Поэтому еще при жизни своей он должен был передать другим обязанности царского духовника и законоучителя детей»⁸³².

Во-вторых, к 1910 г. императрица Александра Федоровна определилась с кандидатурой своего «неофициального» духовника. Несмотря на то что в 1909 г. состоялась хиротония архимандрита Феофана в епископы и его назначение на должность ректора Санкт-Петербургской духовной академии, влияние Г.Е. Распутина, не занимавшего никаких официальных должностей при Императорском дворе, стало безусловным. Епископ

Феофан пытался бороться, но исходом этой борьбы стало его удаление из Петербурга на Таврическую кафедру в 1910 г. Епископ Феофан пытался бороться с Распутиным и позже. В 1911 г. он предложил церковным иерархам обратиться с коллективным письмом к царю, целью которого было раскрыть ему глаза на Распутина. Однако иерархи отказались пойти на это, сославшись на то, что Феофан – духовник императрицы и это его личный долг. И Феофан пошел до конца. Осенью 1911 г. он добился личной аудиенции у Александры Федоровны в Ливадии. Встреча продолжалась полтора часа. Однако собеседники друг друга не поняли, и вскоре епископ Феофан попросил перевода в Астрахань, подальше от царского дворца в Ливадии…

В-третьих, в 1910 г., после смерти И.Л. Янышева, все занимаемые им должности были разделены между четырьмя священниками:

– протопресвитером армии и морского флота стал Петр Григорьевич Шавельский;

– заведующим Придворным духовенством был назначен духовник вдовствующей императрицы Марии Федоровны Петр Афанасьевич Благовещенский;

– духовником императорской семьи стал протоиерей Николай Григорьевич Кедринский;

– законоучителем царских детей – протоиерей Александр Петрович Васильев.

В целом это были довольно слабые назначения. Протопресвитер армии и морского флота Г.П. Шавельский[26] оказался самой сильной кандидатурой в этом списке. Среди офицерства и солдат он пользовался авторитетом. Николай II, заняв в августе 1915 г. должность Верховного главнокомандующего и почти постоянно живя в Ставке, с уважением относился к этому человеку. Следует отметить, что П.Г. Шавельский не являлся для армии чужим человеком. Он участвовал в Русско-японской войне и «в деле» под Ляояном как священник 33-го Восточно-Сибирского стрелкового полка, был контужен.

Цесаревич Алексей с отцом Александром (Васильевым). Фото 1912 г.

Глава Придворного духовенства П.А. Благовещенский на момент назначения – немощный 80-летний старец, теряющий память, и его больше заботили материальные блага, чем дела придворной службы.

Законоучитель царских детей протоиерей А.П. Васильев на момент назначения не имел должного влияния и ограничивался только учебными занятиями «по предмету». Когда подрос цесаревич Алексей Николаевич, то его, так же как и предков, начали учить Закону Божьему. В 1915/16 учебном году в расписании цесаревича Алексея значилось три урока Закона Божьего в неделю.

Царский духовник всегда занимал особое положение в придворной иерархии, поскольку принимал исповедь царей. По словам Г.П. Шавельского, протоиерей Н.Г. Кедринский «еще при Янышеве попал в духовники по какому-то непонятному недоразумению»⁸³³. Н.Г. Кедринский имел диплом Санкт-Петербургской духовной академии и стаж долгой придворной службы, на которую он попал через «взятие», женившись на дочери пресвитера собора Зимнего дворца, протоиерея Щепина. Шавельский характеризует его как «тип простеца, незлого по душе, но который себе на уме, довольно хитрого и недалекого»⁸³⁴.

Цесаревич Алексей с учителями, в том числе и с отцом Александром. Спала. Фото 1912 г.

Это назначение, состоявшееся в 1910 г., конечно, не было случайным. В это время влияние Г.Е. Распутина и А.А. Вырубовой на царскую семью стало уже весьма значительным. Распутин уже являлся фактическим и высокочтимым царским духовником. В этой ситуации назначение Н.Г. Кедринского являлось не более чем формальностью, поскольку место царского духовника фактически прочно занял Распутин. Видимо, такое положение вполне устраивало Николая II и его супругу. О том, как по-разному в царской семье относились к Распутину и Кедринскому, свидетельствуют дневниковые записи царя. С одной стороны, 13 января 1913 г. Николай II коротко фиксирует: «Принял Кедринского»; «В 10 час. исповедовались у о. Кедринского» (10 апреля 1913 г.). А с другой стороны, 18 января 1913 г. Николай II записал: «В 4 часа приняли доброго Григория, кот. остался у нас час с ¹/₄».

Судя по всему, судьба о. Кедринского решилась осенью 1913 г. По крайней мере, уже в октябре 1913 г. Николай II с семьей исповедовался о. Васильеву «в молельне» (20 октября 1913 г.). Высочайшим указом от 2 февраля 1914 г. Н.Г. Кедринский смещается с должности официального царского духовника. Смещение «подсластили» назначением его на пост помощника заведующего Придворным духовенством. Следует подчеркнуть, что факт смещения царского духовника Высочайшим указом не имел прецедентов, по крайней мере, в имперский период истории России. Примечательно, что Александра Федоровна в личной переписке после 1917 г. называла А.Ф. Керенского «Кедринским».

Причиной этого нарушавшего все придворные традиции решения стало поведение самого о. Кедринского. По воспоминаниям Шавельского, «ни ученых, ни общественных заслуг за ним не значилось. Его малоразвитость, бестактность и угловатость давали пищу бесконечным разговорам и насмешкам. Более неудачного «царского» духовника трудно было подыскать. При Дворе это скоро поняли, ибо трудно было не понять его. Придворные относились к нему с насмешкой. Царь и царица терпели его. Но и их многотерпению пришел конец».

В результате духовником семьи Николая II с февраля

1914 г. стал о. Васильев. Александр Петрович Васильев родился в крестьянской семье, проживавшей в Смоленской губернии. Он кончил курс Петербургской духовной академии в 1893 г., но ученой степени кандидата богословия не получил. Свою карьеру начал в церкви Крестовоздвиженской общины сестер милосердия в Петербурге, преподавал Закон Божий в нескольких гимназиях и очень много проповедовал среди рабочих Нарвского района. До назначения ко Двору пользовался в Петербурге известностью прекрасного народного проповедника, дельного законоучителя и любимого духовника. Прекрасные душевные качества, доброта, отзывчивость, простота, честность, усердие к делу Божьему, приветливость расположили к нему и его учеников, и его паству. Кроме того, отцу Васильеву нельзя было отказать не только в уме, но и в известной талантливости⁸³⁵.

Сразу же по назначении на столь почетную должность о. Васильеву пришлось определять свое отношение к Распутину.

Он, конечно, понимал, что его карьера прямо зависит от этого отношения. Только при определенной лояльности к Распутину он мог сохранить свою должность. При этом на о. Васильева давили многочисленные противники Распутина, пытаясь использовать его новое положение.

Естественно, будучи вхожим в царскую семью с января 1910 г., к февралю 1914 г. Васильев пребывал в курсе «придворных раскладов». Кроме этого, его весьма ценила императрица Александра Федоровна. В своих письмах она периодически упоминает о проповедях протоиерея Васильева, давая им самую высокую оценку.

Судя по всему, Васильев достаточно лояльно относился к Распутину. С ним беседовал на эту тему Шавельский. В разговоре, продолжавшемся более трех часов, Шавельский уяснил для себя со слов Васильева, что «Александра Федоровна считала Распутина не только народным целителем, но и духовным авторитетом: Он (Распутин) совсем не то, что наши митрополиты и епископы. Спросишь их совета, а они в ответ: «Как угодно будет вашему величеству! Ужель я их спрашиваю затем, чтобы узнать, что мне угодно?» А Григорий Ефимович всегда свое скажет, настойчиво, повелительно»⁸³⁶. Основой этой повелительности была искренняя вера Распутина в самого себя⁸³⁷. По воспоминаниям Г.П. Шавельского, «о. Васильев не отрицал ни близости Распутина к царской семье, ни его огромного влияния на царя и царицу, но объяснял это тем, что Распутин действительно человек отмеченный, Богом, особо одаренный, владеющий силой, какой не дано обыкновенным смертным, что поэтому и близость его к царской семье и его влияние на нее совершенно естественны и понятны. О. Васильев не называл Распутина святым, но из всей его речи выходило, что он считает его чем-то вроде святого».

Из этого разговора Г.П. Шавельский вынес твердое убеждение, что при всех положительных качествах официального царского духовника Г.Е. Распутин «фактически негласный духовник и наставник в царской семье, лицо, пользовавшееся в ней таким бесспорным авторитетом, каким не пользовался ни талантливый, образованнейший прот. Янышев, ни все три вместе заместители его… Распутин стал как бы обер-духовником царской семьи. После краткой, в течение нескольких минут, исповеди у своего духовника, на первой неделе Великого поста 1916 г., Государь более часу вел духовную беседу со «старцем» Григорием Ефимовичем». В дневниках Николая II рассыпано множество упоминаний о визитах Распутина в Александровский дворец.

В заключение мы можем констатировать, что религиозные традиции, бытовавшие в царской семье, на протяжении XIX в. менялись. Начало этим изменениям было положено в царствование Николая I, заложившего основы «национальной модели» царствования. Новый импульс развитию этой модели придали царствования Александра III и Николая II. Однако если православная религиозность Александра III стала органичной частью внутренней политики, то религиозность его сына не только не выходила за рамки «закрытой» личной жизни, но и привела к созданию кризисной внутриполитической ситуации, когда либеральной оппозиции удалось успешно разыграть «карту Распутина», дискредитируя царскую семью.

Роль царских духовников на протяжении всего XIX в. не выходила за жестко очерченные служебные рамки. Они совершали все необходимые при дворе службы, занимались административной, научной и педагогической деятельность, но серьезного влияния на души царей не имели. Только Распутин, сумевший стать фактическим духовником царской семьи, оказывал действенное влияние на духовную жизнь всей царской семьи. Характер и степень его влияния выходят за рамки настоящей работы, поэтому и не рассматриваются. Однако стоит отметить, что как только Распутин приобрел это влияние, нарушая устоявшиеся правила, то немедленно началась ожесточенная борьба придворных группировок как за приобретение влияния на самого Распутина, так и за полную ликвидацию этого влияния, что вылилось в убийство Распутина в декабре 1916 г.

Официальные духовники российских императоров