• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

Досуг, связанный с различными развлечениями, не являлся только формой отдыха для российской аристократии. Скорее это была специфическая форма проведения времени, в рамках которого собственно развлечения сопрягались с решением множества утилитарных задач: от конфиденциальных бесед на сугубо деловые темы в неформальной обстановке придворного праздника до обычной ярмарки тщеславия, позволявшей блистать немыслимой роскошью, и решения матримониальных задач, связанных с планами на удачное замужество. Для женской половины, входившей в «большой свет», – главное «поле битвы», со своими громкими победами и сокрушительными поражениями, молва о которых передавалась из поколения в поколения и прилежно фиксировалась в дневниках и мемуарах. Поэтому развлечения при Императорском дворе в самых различных вариантах были не только важнейшей частью повседневной жизни российской аристократии, но и своеобразной формой их самореализации. Сам факт участия в светских развлечениях свидетельствовал о приближенности к Императорскому двору и причастности к высшему свету.

Как правило, развлечения носили циклический характер и определялись как временем года, религиозными праздниками, так и имевшимися прецедентами. Конечно, особенности времени и прогресс техники вносили в характер этих развлечений свои поправки.

Тем не менее для довольно разнообразных придворных развлечений была характерна придворная церемониальность, основанная на множестве нюансов, о которых знали только «свои». Например, во время театральных спектаклей придворный этикет запрещал аплодировать прежде императора.

Полагалось аплодировать только вслед за ним, но «по некоторой робости, аплодировали очень немногие и очень слегка»³⁵⁵. И таких нюансов, подчас ставивших в тупик непосвященного, имелось множество.

Интерес к различным мистическим практикам европейского толка формируется при русском Императорском дворе еще при Екатерине II. В 1780 г. в Петербург под именем графа Феникса прибыл знаменитый граф Калиостро, ставший главной сенсацией зимнего сезона. В числе прочего знаменитый европейский авантюрист широко практиковал и спиритизм. Следует заметить, что сама императрица весьма скептически отнеслась к заезжей знаменитости, не без оснований связав его деятельность с укреплением масонских лож в России. По крайней мере за два года (1785–1786 гг.) она написала три комедии, одну из них, с красноречивым названием «Обманщик», посвятив Калиостро. Тем не менее именно Калиостро положил начало спиритической практике в России, сохранявшейся среди высшего света вплоть до 1917 г.

Собственно спиритизм (фр. spiritisme, от лат. spiritus – душа, дух) как мистическое течение, сторонники которого верят в посмертное существование душ умерших и возможность общения с ними, сформировался в середине XIX в. В серьезных энциклопедических словарях упоминается, что «в России первые спиритические сеансы были устроены в начале 70-х гг. знаменитым медиумом Юмом». Это не совсем точно.

Дело в том, что мода на спиритические сеансы начала распространяться в высшем свете императорских и великокняжеских дворов еще в 50-х гг. XIX в. Как правило, приглашались заезжие европейские «звезды». Скорее всего, в этом действе привлекал откровенный мистицизм, замешанный на любопытстве. Однако спиритические сеансы старались не афишировать. С одной стороны, подобная практика не соответствовала канонам православной церкви, с другой – спиритизм считался дурным тоном, поэтому в спиритических сеансах принимали участие только самые близкие к императорской семье люди.

Фрейлина Марии Александровны А.Ф. Тютчева и в воспоминаниях, и в дневнике неоднократно с недоумением и раздражением затрагивала тему спиритических сеансов при Императорском дворе. В 1853 г. она упоминает о трех таких сеансах: в мае окружение цесаревича «после чая» забавлялось тем, что магнетизировало столы и шляпы, а затем отправлялось спать³⁵⁶; в сентябре по «возвращении двора в Царское все здесь очень заняты вертящимися и пишущими столами. С ними производится множество опытов даже на вечерах у императрицы….К одной из трех ножек стола привязан карандаш… весь вздор вертящихся столов занимает меня как игра…»³⁵⁷; в октябре «Вечер у императрицы. Опять вертящиеся столы»³⁵⁸.

Как следует из дневниковых записей фрейлины А.Ф. Тютчевой, в 1858 г. при Дворе несколько раз принимали «Юма-столовращателя», тот появился в Петербурге в июле 1858 г. В Зимнем дворце немедленно организовали сеанс с участием 11 человек. Фрейлина А.Ф. Тютчева, сама принимавшая в этом участие, перечисляет их имена в дневнике: император Александр II, императрица Мария Александровна, императрица-мать Александра Федоровна, великий князь Константин Николаевич, наследный принц Вюртенбергский, граф П.А. Шувалов, граф В.Ф. Адлерберг, Алексей Толстой, Алексей Бобринский и фрейлины Александра Долгорукова с Анной Тютчевой³⁵⁹.

Спиритические забавы вызвали неоднозначную реакцию со стороны перечисленных лиц. Так, на очередном сеансе у императора Александра II, состоявшемся в ноябре 1858 г., обе императрицы – Мария Александровна и Александра Федоровна – не присутствовали, хотя «столовращатель» сделал все, чтобы заинтересовать царственных особ. По свидетельству А.Ф. Тютчевой, «стол поднялся, завертелся и застучал, выбивая такт гимна «Боже, царя храни»». Сама же фрейлина, оценивая эти забавы, констатировала: «Во всем этом странная смесь глупости и чего-то сверхъестественного»³⁶⁰.

Со временем Александр II к спиритизму не только остыл, но и стал с сомнением относиться к тем, кто этим занимался. Так, министра путей сообщения генерала Мельникова сняли со своего поста после того, как Александр II узнал о том, что тот занимается спиритизмом, столоверчением и вызыванием духов³⁶¹.

Способствовала популярности спиритизма среди российской аристократии и жена великого князя Константина Николаевича, великая княгиня Александра Иосифовна. Истеричка по природе, она не только охотно принимала в Мраморном дворце заезжих знаменитостей, но и искала своих, «отечественных» медиумов. Как водится, из этих «поисков» вышла очередная скандальная история, которую, конечно, всеми силами постарались замять.

Великая княгиня Александра Иосифовна. Ф.А. Каульбах. 1857 г.

Когда интерес высшего света к «Юму-столовращателю» иссяк, то он начал проводить сеансы среди российской интеллигенции. К его сеансам большинство отнеслось скептически. Но нашлись и горячие сторонники. Среди них оказались писатель А.Н. Аксаков и профессора A.M. Бутлеров и Н.П. Вагнер. В результате в 1871 г., по предложению Д.И. Менделеева, при Петербургском университете создали комиссию (32 человека) для изучения спиритических явлений. Она признала спиритизм суеверием. Тем не менее и среди интеллигенции, и среди аристократии, и среди членов императорской фамилии спиритические сеансы проводились довольно регулярно.

Когда в семье Александра II подросли младшие сыновья Сергей и Павел, то и они из любопытства поучаствовали в спиритических сеансах. Причем поведение свитских, принимавших спиритизм всерьез, вызвало у них недоумение. Это отношение они, видимо, унаследовали от своей матери-императрицы и воспитательницы Анны Федоровны Тютчевой.

Мода на спиритизм в императорской семье сохранялась вплоть до начала XX в. Последний всплеск увлечения

пришелся на период с 1903 по 1904 г., когда Николай II и Александра Федоровна принимали участие в спиритических сеансах, устраиваемых черногорками Милицей и Станой, на которых они «вызывали» дух Александра III. Дух якобы давал своему сыну политические рекомендации. Эти увлечения довольно быстро прошли, но на всю жизнь императрица сохранила любимый символ – свастику, ее она воспринимала как символ возрождения. Вплоть до своей смерти императрица носила на руке простой перстенек с эмблемой свастики³⁶². Одна из подруг императрицы объясняла это пристрастие к свастике следующим образом: «В ее глазах она представляла собой не амулет, а некий символ. По ее словам, древние считали свастику источником движения, эмблемой божественного начала»³⁶³.

Так называемые рыцарские карусели появились при российском Императорском дворе еще при Екатерине II. Это галантное развлечение, связанное с постановкой «танцев на лошадях», требовало тщательной подготовки и высокой квалификации участников. От всадников требовались безупречная техника выездки и умение естественно чувствовать себя в средневековых костюмах.

В XIX в. заметным событием в развлекательной практике российского Императорского двора стали карусели, проводимые в период царствования Николая I. Император-рыцарь, всячески поддерживавший культ прекрасной дамы – императрицы Александры Федоровны, счел возможным и необходимым организовать несколько таких каруселей. Соответствующий антураж фактически имелся: в Императорском арсенале хранилась роскошная коллекция подлинных рыцарских доспехов, а в пригородах сооружены модные в то время строения в готическом стиле.

Непосредственным поводом для организации самой известной рыцарской карусели стало приближающееся 25-летие обручения императора Николая I и императрицы Александры Федоровны в 1842 г.

Выезд рыцарей на празднике «Белой Розы» 1829 г. А. Менцель

Техническая подготовка к рыцарской карусели началась за два месяца до ее проведения. Был определен круг участников. Конечно, главными действующими лицами стали юбиляры – Николай Павлович и Александра Федоровна. Во время поста 1842 г. провели репетиции в Михайловском манеже Петербурга, сшили платья и подогнали доспехи.

Михайловский манеж к этому времени был привычным местом для проведения каруселей. Так, В.А. Жуковский в одном из писем упоминает о карусели, состоявшейся в Михайловском манеже 2 апреля 1828 г.: «Была два раза карусель, т. е. 16 пар дам и мужчин верхами в Михайловском манеже. Видеть это было очень приятно. Дамы были одеты в обыкновенное суконное верховое платье; все почти в черном, с белыми кавалергардскими фуражками на головах. Царица была лучше всех, она удивительно ловка верхом»³⁶⁴.

Рыцарская карусель 1842 г. прошла в два этапа. В конце апреля 1842 г. в Михайловском манеже «для своих» под контролем Николая I прошла генеральная репетиция карусели, хотя без исторических костюмов и в отсутствии главного действующего лица – императрицы Александры Федоровны.

Александра Павловна командует конной каруселью

Царскосельская карусель. О. Берне. 1843 г.

Наградные знаки Ордена «Белой розы». Ювелир И.Г. Хоссауэр.

По эскизу императрицы Александры Федоровны. 1829 г.

Главное представление рыцарской карусели состоялось 23 мая 1842 г. в Царском Селе, на площадке перед Александровским дворцом. Здесь все действо строилось вокруг императрицы, в костюме средневековой дамы, восседавшей в седле. Кавалеры, окружавшие императрицу, блистали подлинными бесценными «максимилиановскими» доспехами[20] средневековых рыцарей, взятых «напрокат» из Императорского арсенала.

Всего в карусели участвовало 16 пар. Они сначала проехали торжественным маршем, а затем составили «кадрили», «шены» и прочие танцевальные фигуры. Все мероприятие продолжалось полтора часа: с семи часов до половины девятого вечера.

Зрителей присутствовало очень мало, только родственники участвующих в карусели лиц³⁶⁵.

В последующие годы рыцарские карусели также проводились, но уже гораздо с меньшим размахом. Так, подшефные «синие» кирасиры императрицы Марии Федоровны по случаю полковых праздников периодически устраивали для нее рыцарские карусели в 1880—1890-х гг. Последняя карусель, устроенная для императрицы Марии Федоровны подшефными кавалергардами, состоялась 20 марта 1914 г. Мария Федоровна в этот день записала в дневнике: «В 9 часов вечера я и Мари отправились на caroussel, устроенную кавалергардами. Все также прошло прекрасно и невероятно весело»³⁶⁶.

Карточные игры, по преданию, изобрели во Франции для забавы слабоумного французского короля Карла VI (1380–1422), прозванного Безумным. Следовательно, карты «по месту рождения» являлись древнейшей придворной игрой. Однако фактически карты появились много раньше, по крайней мере, известно, что в 1132 г. в Китае они уже были широко распространены.

Картежники. Тенирс, Давид Младший. Ок. 1645 г.

В Европе игральные карты появились не ранее эпохи крестовых походов. Первое документальное известие об игральных картах относится к 1379 г. Многочисленные варианты карточных игр были не только средством досуга, но и способом наживы. Поэтому карточные игры периодически в разное время и в разных странах запрещались. Однако эти меры, как правило, оказывались безрезультатными, поскольку запреты не могли противостоять азарту и стремлению к наживе. Не избежали увлечения карточными играми и монархи. Особенно широкий размах азартные карточные игры приобрели во Франции в период правления Короля-Солнца Людовика XIV.

Карты охотничьей колоды. М. Зичи

В России игральные карты появились в XVII в., вероятно, через Малороссию, где казаки в лагерях иногда коротали время за картами. В допетровской Руси игра в карты жестко каралась. В Уложении Алексея Михайловича 1649 г. предписывалось с игроками в карты поступать, «как писано о татех», то есть бить их кнутом и рубить им руки и пальцы. При Петре I руки и пальцы уже не рубили. Указом 1696 г. велено обыскивать всех заподозренных в желании играть в карты, «и у кого карты вынут, бить кнутом». В 1717 г. игра в карты каралась только денежным штрафом. При Анне Иоанновне в 1733 г. для профессиональных картежников предусматривалось наказание тюрьмой или батогами (последние – для «подлых людей»), В конце царствования Елизаветы Петровны (в 1761 г.) было введено различие между запрещенными азартными и дозволенными коммерческими играми: «Позволяется употреблять игры в знатных дворянских домах; только ж не на большие, но на самые малые суммы денег, не для выигрыша, но единственно для препровождения времени»³⁶⁷. Петр III заменил батоги и тюрьму денежным штрафом, причем денежным штрафом наказывались только те игроки, которые играли на большие деньги или в долг.

Фишки для игры в карты

Таким образом, «картежные» законодательные нормы постоянно смягчались – от узаконенного членовредительства до денежных штрафов, налагаемых только на профессиональных шулеров. Эта тенденция достаточно очевидна. Во-первых, карты превратились в общепринятую форму досуга для широкого круга людей. Во-вторых, грань, отделявшая азартные игры от досуговых, всегда оставалась достаточно зыбкой. В-третьих, при императорском дворе играли, и играли по-крупному. Особенно крупно играли при Дворе Екатерины II. Ее многочисленные фавориты проигрывали огромные суммы, и то была самая настоящая коммерческая игра. Один из «отставных» фаворитов Екатерины II, С.Г. Зорич, развлекаясь в своем Шкловском имении, практиковал карточную игру по-крупному, и к нему охотно съезжались знатные игроки. Недаром А.С. Пушкин в «Пиковой даме» упоминает о Зориче как о знаменитом игроке. В Государственном Эрмитаже по сей день хранятся различные драгоценные фишки, использовавшиеся во время карточной игры.

Тем не менее и при Екатерине II издавались указы, связанные с картами. Например, сенатским указом признали азартными запрещенными играми банк, фаро, квинтич, а коммерческими – ломбер, кадрилию, пикет, контру, панфил. В конце XIX в. к азартным играм отнесли штос, баккару, викторию и макао со всеми видоизменениями.

Набор для игры в карты

В конце XVIII – начале XIX вв. карточная игра макао была широко распространена при российском Императорском дворе. Екатерина II во время дворцовых праздников и вечеринок предпочитала играть именно в вист и макао. Кавалеры ее партии несколько раз чередовались³⁶⁸. При этом она периодически меняла партнеров, беседуя с ними на те или иные темы. Как правило, при Дворе в карты играли «на интерес». В качестве «интереса» выступали специальные золотые фишки или неограненные алмазы, иногда бриллианты и золотые червонцы. Перед игроками ставились ящички с камнями, либо счет робберам велся на червонцы – тогда рядом с императрицей находился камер-паж с запасом империалов и червонцев для уплаты проигрыша императрицы³⁶⁹. Играть с царственной особой в азартные игры было не только почетно, но и выгодно, поскольку монархи не всегда стремились к выигрышу. Их солидные проигрыши – своеобразная форма «материальной помощи» тем или иным вельможам.

В карты играли все российские монархи, но «запойных» любителей азартных игр среди них не называлось. Так, Николай I, в бытность еще великим князем и великосветским человеком, конечно, в карты играл. И, конечно, на деньги, но игроком не был. В январе 1825 г., возвращаясь из Пруссии, великий князь Николай Павлович проиграл своим спутникам: графу Модену – 485 руб. ассигнациями; генералу Корсакову – 30 руб. и полковнику Турно – 17 руб. Всего 532 руб. ассигнациями³⁷⁰.

Играл Николай I и будучи императором, хотя карточный азарт, видимо, был ему совершенно чужд. Судя по записям в его бухгалтерских книгах, он регулярно проигрывал. В ноябре 1835 г. он пять раз сидел за карточным столом (4 (105 руб.), 9 (45 руб.), 10 (85 руб.) 22 (65 руб.) и 24 (90 руб.) ноября), проиграв 395 руб. ассигнациями³⁷¹. В декабре он проиграл еще 605 руб.³⁷²

Свои карточные проигрыши Николай I оплачивал из «Гардеробной суммы». По свидетельству того же М. Корфа, и «проигрыш его рассылался по принадлежности на другой день, при напечатанных по однообразной форме записках министра Императорского двора князя Волконского»³⁷³. Видимо, Николай I не получал особенного удовольствия ни от карточной игры, ни от своих карточных проигрышей, и в последующие годы он полностью исключил эту статью расходов из своих «Гардеробных сумм».

Жена Николая I императрица Александра Федоровна из всех карточных игр предпочитала макао. Об этой игре она упоминала в своем альбоме³⁷⁴. Во время «балов с мужиками» в Зимнем дворце она, показывая себя подданным, играла с министрами именно в эту игру.

В Николаевскую эпоху карты использовали и для благотворительных лотерей. Эти лотереи, как правило, разыгрывались на приватных балах в Аничковом дворце, куда приглашали только «своих». Для проведения лотереи из Английского магазина доставлялись различные, заранее отобранные вещи. Они размещались на столах. Николай I садился за небольшой стол, на котором лежала колода карт, а под каждой вещью вместо номера лежала игральная карта. Гости «покупали» карты у царя, а затем он сам раздавал купленные вещи. Достаточно часто на этих лотереях разыгрывались действительно ценные вещи. Так, на подобной лотерее продавался портрет В.А. Жуковского, написанный К. Брюлловым³⁷⁵.

При Александре II традицию приватных карточных игр продолжили. Один из мемуаристов, описывая весенний вечер 1863 г. в Большом Екатерининском дворце Царского Села, упоминает, что когда в Китайской комнате императрицы Марии Александровны для фрейлин читалось «Дворянское гнездо» И.С. Тургенева, Александр II садился за карточный стол «с обычными своими партнерами»³⁷⁶.

Карточная игра как часть досуга при российском Дворе иногда приводила к неожиданным последствиям, имеющим прямое отношение к искусству. Например, в коллекции Государственного Эрмитажа, в так называемом «Охотничьем альбоме» Александра II, хранится уникальная колода из 52 карт. Карты стандартного размера (90 на 55 мм) являются 52 акварелями, на которых придворный художник Михай Зичи запечатлел различные сценки на тему придворной охоты. Причем сюжеты он брал из реальных событий охотничьего сезона 1860 г.

Как правило, в карты начинали играть в поезде, чтобы скоротать время. И, конечно, играли на деньги. Иначе играть считалось неприличным. Об этом сохранились мемуарные свидетельства. Один из егерей вспоминал: «Была назначена охота на медведя, довольно далеко от Петербурга, по Николаевской железной дороге. На станции, где должен был выйти Государь, я дожидался прибытия его. Поезд плавно подъехал; обер-кондуктор подбежал к двери вагона, ухватился за ручку, но дверь не отворяется. Проходят две-три минуты ожидания. Оказалось, что Его Величество играл в карты и делали расчет. Дверь открылась, и я вижу стол с зеленым сукном и около стола – обер-егермейстера барона Ливена с мелком в руках, проверяющего счет. Государь, проходя мимо стола к выходной двери, обернулся к барону и сказал: «Что же ты еще считаешь?» – «Да что, государь, кажется, меня обсчитали». Государь улыбнулся и, сказав, «не может быть», вышел на платформу»³⁷⁷. Судя по карточным акварелям, в карты играли и после охоты.

Играли вечерами в карты и при Дворе цесаревича Александра Александровича в Аничковом дворце: «Собирались тогда за круглым чайным столом, а потом рассаживались играть в карты. Цесаревич со своими обычными партнерами, остальные садились за стол цесаревны, до 12 обязательно играли в игру под названием loup»³⁷⁸.

Во второй половине XIX в. в карты на неограненные алмазы уже не играли. Играли на деньги. Иногда случались забавные истории. Так, граф С.Д. Шереметев, не самый лучший игрок, когда приходило время расплачиваться за проигранную партию, «вынимал бумажки, которые словно нарочно оказывались до того засаленными, что цесаревич приходил в комическое негодование». Надо заметить, что это было мелким, но, тем не менее, нарушением сложившейся практики при карточных «императорских партиях». И когда Шереметев «вытащил полуразорванную в бумажной рамке» купюру, «явление небывалое за царской партиею и при дворе», цесаревич отобрал ее у графа и лично сжег на свечке³⁷⁹. Играла в карты и Мария Федоровна. Мемуаристы упоминают, что она «не прочь была даже азартных игр», при этом «Государь этому вовсе не сочувствовал»³⁸⁰.

То, что Александр III не был картежником, отмечали многие современники. Хотя на балах карточная игра среди гостей, по разным причинам не танцевавших, – обычное дело. Многие мемуаристы с глубоким удовлетворением констатировали сам факт карточной игры с царем как свидетельство принадлежности к избранному обществу. Однако в их записях присутствует некий намек на то, что, будучи цесаревичем, Александр III уделял картам больше внимания. Так, о его игре в карты в феврале 1883 г. на балу у великого князя Владимира Александровича мемуарист писал: «Игра гораздо скромнее, чем 12 лет назад. Государь никакой, по счастью, страсти к игре не имеет, а играет исключительно для препровождения времени»³⁸¹. Через несколько лет мемуарист в той же тональности пишет о равнодушии Александра III к картам: «Государь и великий князь, по счастию, играют без всякого увлечения, исключительно с целью быть чем-то занятыми, а не принужденными скитаться по гостиным и любезничать»³⁸².

В Петербурге, конечно, играли и по-крупному. Играли и великие князья, среди титулованных игроков часто появлялся младший брат Александра III, великий князь Владимир Александрович. Увлечение мужа в полной мере разделяла его жена Мария Павловна: «Еду вечером к Скалонам, где великая княгиня Мария Павловна держит банк в рулетку, а великий князь Владимир играет в винт»³⁸³.

Николай II картам предпочитал домино и биллиард, но императрица Александра Федоровна в карты играла охотно. Мемуаристка упоминает, что «императрица была большой любительницей «альмы», но ей свойственна была маленькая, но простительная слабость: она не любила проигрывать!»³⁸⁴.

Следует еще раз подчеркнуть, что «запойных» игроков в императорской семье не было. Игроки бывали, но до «зависимости», как сказали бы сегодня, не доходило. В карты «на интерес» играли ради легкого адреналина, хотя за границей российские великие князья немало денег оставляли в казино Монте-Карло. Там игра шла по-крупному, а казино, как известно, в проигрыше не бывают. Поэтому за великими князьями периодически числились весьма крупные карточные долги.

Трудно сказать, когда в императорских дворцах появилась такая забава, как большая деревянная гора, с которой могли кататься не только дети, но и взрослые. Скорее всего, подобная забава стала возможна, когда во второй половине XVIII в. выстроили и обжили большие дворцы с огромными залами.

Катальные горы на Большой Неве. Н. Серракаприола. 1817 г.

Эта забава выросла из традиционных зимних, ледяных гор. В XVIII в. катание на горках было не только частью зимнего досуга простолюдинов, но и рафинированной аристократии. Во времена Елизаветы Петровны в парке при Большом Царскосельском дворце соорудили «Катальну гору». В Ораниенбауме при Екатерине II также построили павильон «Катальная горка». Причем, судя по чертежам, это была не только зимняя, но и летняя забава самодержцев. Летом катались на специальных тележках. Это, безусловно, экстремальный вид отдыха, поскольку высота ораниенбаумского павильона «Катальной горки» составляла 33 м – высота современного двенадцатиэтажного дома. Правда, скат горки находился на высоте 20 м, но и этого для экстрима вполне достаточно. По преданию, Екатерина II так и не рискнула скатиться летом с этой рукотворной горы.

Ледяные зимние горы всегда пользовались популярностью в череде зимних развлечений российской аристократии. Императрица Мария Федоровна, будучи цесаревной, так отчаянно каталась с ледяных гор в Таврическом саду зимой 1881 г., что сумела основательно расшибиться и после этого ходила «с порядочным синяком» на лице³⁸⁵.

Деревянные горки в дворцовых залах появились, видимо, при Павле I, у которого была большая семья. Вероятно, деревянные горки для детей устраивались во всех императорских дворцах. По крайней мере, известно, что огромные деревянные горки для детей соорудили в Зимнем дворце, Александровском дворце Царского Села и Гатчинском дворце.

Одно из самых ранних упоминаний о подобных сооружениях относится к 1805–1807 гг. Одна из мемуаристок, описывая Арсенальный зал Гатчинского дворца, упоминает, что там была «гора для катания… Бывало, мы бежим туда с радостью после своих уроков – бежим, чтобы покататься на горе то на ногах, то на сукне, то в тележке»³⁸⁶. Об этой же «гатчинской горке» упоминала в 1818 г. будущая императрица Александра Федоровна. Тогда она, молодая девушка, «попробовала скатиться с деревянной горы стоя»³⁸⁷. Судя по акварелям Э.П. Гау, эта деревянная горка сохранялась в Арсенальном зале Гатчинского дворца вплоть до начала 1880-х гг. Дети же катались с подобной горки на специальных войлочных ковриках.

Арсенальный зал Гатчинского дворца. Справа в глубине – «катальная горка». К.А. Ухтомский. 1847 г.

Еще одну подобную горку возвели в одном из залов Александровского дворца в Царском Селе. Она занимала примерно половину большого парадного зала. Изготовили ее из полированной древесины, и катались с горы на небольших ковриках. Гора дала название залу: он вполне официально именовался Залом горы. Сохранился рисунок А. Чернышева «Развлечения при Высочайшем дворе в Царском Селе в 1846 г.». На горке не только дети, но и молодые юноши и девушки. Взрослые также присутствуют в зале, снисходительно наблюдая за резвящейся молодежью и обсуждая свои «взрослые» дела. Конечно, в этом зале находились многочисленные и хрупкие произведения искусства, и для служителей дворца было очень сложно уберечь их от расшалившихся на горке детей.

На этой горке катались все дети Николая I, Александра II и Александра III. Императоры, даже став «большими», периодически скатывались с любимой с детства горы. Одна из мемуаристок упоминает, как ее, еще ребенка, пригласил в Александровский дворец Александр II и предложил покататься с деревянной горы. Поскольку девочка смущалась, то Александр II «сам, для примера, скатился с внуком на руках»³⁸⁸. Примечательно, что этот внук – будущий Николай II, следовательно, Александру II на тот момент было, по меньшей мере, 50 лет.

«Катальная горка» в Александровском дворце Царского Села

Дочери Николая II и цесаревич Алексей – последние из тех, кто по праву хозяев катался в Зале горы. Как и в прежние годы, на этой горке с не меньшим удовольствием катались не только дети, но и взрослые. Одна из мемуаристок упоминала, как в 1908 г. она, будучи беременной, вместе в великими княжнами каталась «на американских горах, установленных в одном из помещений дворца. Мы целыми часами развлекались, получая от катания огромное удовольствие. Я совершенно забывала о том, что я замужняя женщина, которая через несколько месяцев собирается стать матерью»³⁸⁹.

Для четырех поколений Романовых на протяжении почти 80 лет деревянная горка служила одним из любимых развлечений. Эта горка «прожила» длинную жизнь, поэтому сохранилось несколько ее фотографий. Как и многие мемориальные вещи, деревянная горка в Александровском дворце Царского Села погибла в годы Великой Отечественной войны.

О существовании деревянной горки в Зимнем дворце известно из воспоминаний английской няни Маргарет Эггер, опекавших детей Николая II. Она упоминает, что на первом этаже Зимнего дворца на детской половине в одном из залов, «обитом красной материей, в котором царских детей учили танцам», находилась огромная горка из полированного дерева, с которой дети катались на войлочных ковриках.

В 2004 г. Петергофском музее-заповеднике открыли выставку императорских велосипедов. В экспозиции музея представлено 12 раритетных велосипедов, в числе которых есть и «машины», принадлежавшие последним трем императорам: Александру II, Александру III и Николаю II. Экспозиция музея вызывает самый живой интерес, поскольку все мы в разные годы, на разной «технике» отдали дань этому увлечению. Да и «велосипедная история» императорских резиденций также небезынтересна…

В России в императорских дворцах первая модель велосипеда появилась в 1867 г., когда Александр II возвратился из Парижа, где в числе прочего знакомился с экспонатами Всемирной промышленной выставки. Видимо, там его заинтересовала модель велосипеда под названием «Костотряс», которая и была им приобретена. Эта «конструкция» появилась во Франции в начале 1850-х гг.

Велосипед имел деревянные, обтянутые металлом колеса с деревянными спицами, он был очень тяжел, но уже имел некоторые детали, которыми обладают и современные модели. Конечно, для 50-летнего царя эта была только забавная игрушка, и, в лучшем случае, он проехался на неуклюжей конструкции пару раз. Однако на этом велосипеде наверняка упражнялись старшие сыновья царя. Так или иначе, с этой модели велосипеда Романовы начали не только отслеживать усовершенствования в велосипедной технике, но и приобретать все более и более совершенные модели.

Надо заметить, что подрастающие великие князья в своих развлечениях всегда охотно использовали различные технические новинки, только-только появлявшиеся в магазинах. К числу таких новинок относились и велосипеды. Вероятно, первыми «настоящими» велосипедистами в императорской семье стали младшие сыновья Александра II великие князья Сергей и Павел Александровичи.

Говоря о велосипедах 1870-х гг., надо иметь ввиду, что они еще не имели пневматических шин, и для катания на них требовалась ровная трасса и определенный навык. Навык нарабатывался опытом, а трассой с ровным покрытием стали драгоценные паркеты Зимнего дворца. Первые опыты велосипедной езды по дворцовым залам Зимнего дворца зафиксированы в декабре 1876 г. Видимо, велосипеды только что приобрели, а ждать наступления лета не хватало терпения. 9 декабря 1876 г., когда на улице стоял мороз в 25 «С, состоялся первый велосипедный заезд по залам Зимнего дворца. Катались младшие сыновья Александра II: 19-летний Сергей и 16-летний Павел. В этом «историческом заезде» использовались велосипеды разных конструкций, по крайней мере, Сергей уточняет в дневнике, что он катался «на четырехколесном», и молодые люди очень забавлялись: «Мы прокатывались повсюду, даже перед караулом…»³⁹⁰ Можно только представить себе реакцию дворцовых смотрителей, когда сыновья Александра II «гоняли» по залам Зимнего дворца, переполненными драгоценными предметами, а колеса у велосипедов были из цельной резины и грохотали вовсю. Тем не менее перечить им никто не мог, и заезды затем повторялись неоднократно. Так, несколько позже великий князь Сергей Александрович записал в дневнике: «Гоняли на велосипедах по залам, право, забавляет меня это, уморительно»³⁹¹. Те велосипеды уже довольно близки по конструкции к современным, поскольку к этому времени был уже запатентован цепной привод на заднее колесо (1867 г.) и появились шины из цельной резины (1869 г.). А что касается велосипеда «на четырех колесах», то это не оговорка, поскольку тогда появлялись самые причудливые конструкции.

В Петергофском музее есть несколько велосипедов модели «Паук», заявленных как велосипеды Александра III. Следует подчеркнуть, что это была спортивная модель, поскольку езда на таком велосипеде была по-настоящему опасной. Дело в том, что ведущее, переднее колесо было диаметром 1600 мм, а маленькое заднее колесико не гарантировало от падения даже на ровной трассе. Велосипеды по-прежнему оставались забавой, и купивший их в 1882 г. Александр III, которому тогда было 37 лет и который уже набрал приличный вес, вряд ли сам пользовался этими велосипедами.

«Костотряс». Велосипед императора Александра III. Петергоф

«Паук». Велосипед императора Александра III. Петергоф

Надо заметить, что к началу 1880-х гг., несмотря на множество конструкций, велосипеды получили широкое распространение. К этому времени в Европе уже начинала развиваться велосипедная индустрия, и к 1890-м гг. лучшие велосипеды изготавливались в Англии (до 40 ООО штук в год). В Европе одной из лучших велосипедных фирм считалась «Cowentry Machinist's С⁰». К концу 1890-х гг. в Европе и Америке насчитывалось до 1000 велосипедных фабрик.

О популярности велосипедов в России свидетельствует факт издания специализированных журналов. Так, в Петербурге для любителей велосипедной езды издавались журналы: «Велосипед» (с 1892 по 1898 г.), в Москве – «Велосипедист и речной яхт-клуб» (с 1892 по 1896 г., позднее – «Велосипедист» и «Велосипедный спорт»).

Рост популярности велосипедной езды связан с изобретением шотландским ветеринаром Джоном Бойд Дэнлопом в 1887 г. пневматических шин, они сделали езду на велосипеде по-настоящему комфортной. Во второй половине 1880-х гг. появляется велосипед, названный безопасным. Эту конструкцию, с равновеликими колесами, в 1884 г. запатентовал Джеймс К. Старли. На таком «безопасном» велосипеде вполне могли кататься миниатюрная императрица Мария Федоровна и ее старший 14-летний сын, будущий Николай II. На велосипеде в Петергофском музее уже есть ручной тормоз, подрессоренное сиденье, велосипедный звонок, велосипедный фонарь и пневматические шины. Однако педали, как и на более ранних моделях, размещены на переднем колесе.

К началу 1890-х гг. окончательно сложилась стандартная сегодня конструкция велосипеда. До наших дней дошла фотография 1890-х гг., на которой императрица Мария Федоровна держит за руль велосипед с дамской рамой совершенно привычных нам очертаний.

В Петербурге лучшим магазином, имевшим статус Поставщика Императорского двора по продаже дорогих моделей велосипедов, считался магазин Торгового дома «Победа», он позиционировал себя как «Склад велосипедов английских и американских».

На фирменных счетах магазина указывался его владелец – Е. Танский и адрес офиса фирмы – Малая Морская ул., 12.

Безопасный велосипед. Петергоф

Именно в этом магазине Николай II, став императором, купил себе в июле 1895 г. новый «взрослый» велосипед. Тогда он приобрел для себя очень дорогой американский велосипед «Dayfon>> со специальным седлом за 243 руб. К нему были куплены за 9 руб. велосипедный фонарь и звонок (1 руб.). Кроме этого, видимо, для своего старого «велосипеда Зингера» приобретена «воздушная трубка» за 6 руб. Иными словами, только по одному «велосипедному счету» Николай II уплатил 259 руб.³⁹² Буквально через пару недель царь подписал еще один счет на 24 руб., в нем значились: чистка велосипеда, регулировка и доставка (10 руб.), чехол для велосипеда (8 руб.), подставка для велосипеда (5 руб.) и машинное масло (1 руб.)³⁹³. Через месяц, в августе 1896 г., царь продолжал тратиться на ремонт своих старых велосипедов (новая шестерня для перемены передачи за 10 руб., велосипедная цепь за 12 руб. и работа с проездом мастера за 5 руб.)³⁹⁴.

Вдовствующая императрица Мария Федоровна во время велосипедной прогулки. Фото 1900-х и.

Последний «велосипедный счет» в 1895 г. на 98 руб. Николай II подписал 31 декабря. Вероятно, после окончания сезона царь принял решение о «тюнинге» своей новой машины. Только этим можно объяснить решение о «полной эмалировке велосипеда» за 15 руб., о «полной никелировке велосипеда» за 30 руб. Кроме этого, велосипед полностью перебрали («обточение корпусов, проверка колес, чистка и сборка» за 8 руб.), приобрели запасные «пневматические шины» за 45 руб., купили еще один велосипедный чехол за 8 руб. и велосипедный насос за 2 руб. 50 коп.

Таким образом, только в первый год своего царствования Николай II потратил 381 руб. на велосипеды и запчасти к ним. Все эти покупки, как и послепродажный сервис, осуществлялись именно в магазине «Победа». Примечательны и условия хранения дорогих игрушек – за зиму велосипеды не только перебирались специалистами, но и паковались в специальные чехлы. Кроме этого, типовые и очень дорогие модели велосипедов «доводились» по заказу царя специальным эмалированием и никелированием.

В последующие годы магазин «Победа» получал по одному оплаченному царскому счету. Как правило, главная позиция счета – это «исправление и чистка велосипеда» перед началом очередного сезона. Иногда упоминалось о «регулировке велосипеда». С 1900 г. встречаются счета «за хранение велосипеда». Видимо, после окончания сезона велосипеды царя стали просто забирать в магазин, где их не только ремонтировали, но и хранили до следующего сезона. Примечательно, что Николай II довольно долго пользовался американским велосипедом «Dayfon», купленным в 1895 г. Так, в июне 1900 г. царь уплатил 130 руб. «за новые части велосипеда и его чистку». Судя по царским счетам, Николай II так и ездил на этом велосипеде «со специальным седлом» вплоть до 1917 г., по крайней мере, последний «велосипедный счет» Торговому дому «Победа» царь оплатил в декабре 1915 г. («за ремонт велосипеда – 40 руб.»)³⁹⁵.

В Петергофском музее велосипедов выставлен велосипед-тандем, заявленный как велосипед Николая II. Примечательно, что велосипед-тандем изготовлен как компромисс между мужским и женским велосипедами – он предназначен для совместного катания девушек и юношей, поэтому переднее место оборудовано «дамской» рамой, а заднее – «мужской». Вполне возможно, что царь катался на этом велосипеде. Судя по фотографиям, этот велосипед хранился в Гатчинском дворце, и на нем катался не только Николай II, но и его младший брат Михаил с сестрами Ксенией и Ольгой. Возможно, этот велосипед изготовили для совместного катания братьев со своими сестрами.

Самый последний велосипедный счет подписал уже гражданин Романов 10 мая 1917 г., когда на скромные 4 руб. 80 коп. купил клей резиновый и «вентиля для велосипедов»³⁹⁶.

Велосипед-тандем. Петергоф

Катались на велосипедах и все дочери Николая II. Велосипеды для них покупались на их «собственные суммы» в том же Торговом доме «Победа». Это были обычные детские велосипеды для девочек. На сохранившейся фотографии видно, что велосипеды одной модели, но разных размеров, с учетом возраста девочек. На всех велосипедах цепь закрыта от попадания туда пышных юбок девочек.

Как известно, цесаревич Алексей болел гемофилией, при этом заболевании особенно опасны внутренние кровотечения, которые могли начаться от малейшей травмы. А где велосипеды, там неизбежны травмы и падения. Если для обычных детей «велосипедные» падения чреваты только синяками и болячками, то для цесаревича они становились смертельно опасными. Но он – мальчик, и родители хотели, чтобы он рос нормальным ребенком. Поэтому, когда цесаревич был маленьким, его катал на велосипеде дядька-матрос А.Е. Деревенько. Так, на одной из фотографий, сделанных в Германии осенью 1910 г., мальчик сидит в специальном сиденье, закрепленном над передним колесом велосипеда.

Цесаревич Алексей и А.Е. Деревенько. Германия. Фото 1910 г.

Первые велосипеды наследник получил в шесть лет, т. е. в 1910 г. Два детских велосипеда Алексею Николаевичу достались в подарок от рижского купца Александра Лейтнера, владельца фабрики велосипедов и автомобилей «Россия». Вместе с велосипедами Алексею с дальней перспективой подарили буклет фирмы с видами цехов и перечнем «взрослых» велосипедов³⁹⁷. В благодарность царская семья подарила предприимчивому купцу золотой портсигар с изображением Государственного герба. Примечательно, что Лейтнер немедленно попытался использовать в коммерческих целях это событие, запросив разрешение в Канцелярии императрицы на право размещения портрета цесаревича на каталогах фирмы, на что предпринимателю жестко ответили, что «помещение портретов Особ Императорской Фамилии в каталогах, прейскурантах обычно не разрешается Министерством Императорского двора в виду рекламного характера помещения таковых портретов»³⁹⁸.

Свой второй велосипед фирмы «Дукс Ю.А. Меллер» наследник получил в 1913 г. Эту фирму основал в Москве выходец из Прибалтики Ю.А. Меллер в 1895 г. В мастерской Меллера занимались сборкой велосипедов из комплектующих деталей, закупаемых за границей. (Надо заметить, что в 1913 г. велосипедные фирмы «Россия» и «Дукс» получили крупные заказы Военного министерства на поставку велосипедов в армию.)

Император Николай II и цесаревич Алексей в Александровском парке Царского Села. Фото 1913 г.

Это был трехколесный велосипед, на нем цесаревича фотографировали несколько раз весной 1913 г.³⁹⁹, тогда цесаревичу исполнилось 9 лет.

Надо заметить, что для цесаревича это был не просто велосипед для развлечения. Дело в том, что осенью 1912 г. он едва не умер от травмы бедра. Последствием этой истории стала его хромота, поскольку он не мог полностью разогнуть травмированную ногу и ходил, сильно хромая. Поэтому цесаревича во время торжеств, связанных с 300-летием Дома Романовых, носили на руках казаки Собственного конвоя. В начале 1913 г. лечащие врачи пришли к выводу, что цесаревичу необходим велосипед специальной конструкции для того, чтобы разрабатывать травмированную левую ногу.

Цесаревич Алексей на велосипеде в парке. Фото 1914 г.

В феврале 1913 г. в Александровский дворец Царского Села вызвали представителя фирмы «Дукс Ю.А. Меллер» Михаила Щипанова для ремонта старого велосипеда наследника. Тогда же с мастером переговорили врачи, подробно обсудив особенности конструкции нового «спецвелосипеда». Как писал лечащий врач цесаревича В.Н. Деревенко: «Он много над этим потрудился, выдумав сперва 3-колесный велосипед Его Императорского Высочества Государя Наследника Цесаревича. Но этот велосипед оказался слишком малым, и фирме «Дукс» был заказан новый велосипед, который фирма вскоре и имела честь принести с Высочайшего Ея Императорского Величества Соизволения Государю Наследнику Цесаревичу в дар. И в этом велосипеде пришлось выдумывать форму и величину педалей, руля и седла, сообразно предъявленных нами требованиям и нашим указаниям. Велосипед с выдуманной педалью явился своеобразным ортопедическим аппаратом, на котором Государь Наследник Цесаревич катался и с большой для себя пользой, и с большим удовольствием. В течение нескольких месяцев этот аппарат являлся незаменимым»⁴⁰⁰. Следует заметить, что мастер получил заказ 23 февраля, а уже 3 апреля 1913 г. новый велосипед, стоивший фирме 250 руб., был готов. Врачи обосновывали необходимость изготовления подобной конструкции следующим образом: «Велосипед желательно иметь теперь, т. к. для Его Высочества это не только забава, но и ортопедический прибор…»⁴⁰¹

Надо сказать, что езда цесаревича на «ортопедическом аппарате» оказалась настолько полезной, что весной 1914 г. Михаил Щипанов уже переделывал его в обычный велосипед. Как писал В.Н. Деревенко в августе 1914 г.: «На днях мне вновь пришлось увидеть мастера, вызванного для того, чтобы превратить велосипедный аппарат вновь в велосипед, т. к. Государь наследник Милостию Божией здоров»⁴⁰².

Конечно, императорская семья тогда же, в апреле 1913 г., отблагодарила велосипедный магазин. Императрице Александре Федоровне чины ее Канцелярии предложили два варианта: либо выплатить фирме стоимость велосипеда, либо выразить фирме «благодарность от августейшего Наследника Цесаревича имени». Императрица выбрала последний вариант, в котором была заинтересована и фирма-изготовитель. В сентябре 1914 г. мастер Михаил Щипанов получил «за труды по устройству для Наследника Цесаревича в 1913 г. специального велосипеда» золотые часы с цепочкой и с изображением Государственного герба стоимостью в 200 руб.

В энциклопедии «Брокгауза и Эфрона» справедливо утверждается, что термин «lawn tennis» английского происхождения, и смысл игры состоит в том, чтобы «на открытом воздухе, при участии 2,3 или 4 лиц… при помощи особых палочек с рукояткой и широкой, обтянутой ремешками рамкой», перекидывать «друг другу мячи, стараясь по возможности дольше не дать им упасть на землю».

В России большой теннис стал известен на рубеже 1860– 1870-х гг. Тогда в Петербурге начали появляться различные спортивные клубы, создававшиеся в столице английской диаспорой. Постепенно игра приобрела популярность среди российской аристократической молодежи. Надо заметить, что англоманов всегда было много среди российской аристократии. В результате в конце XIX в. большой теннис становится популярным видом развлечений золотой молодежи.

В российской императорской семье в теннис начали играть в середине 1870-х гг. Видимо, одними из первых теннисистов в России стали сыновья Александра III. В дневнике великого князя Сергея Александровича (31 мая 1875 г.) упоминается, что он «с братьями» играл «для тренировки» в «теннис на траве»⁴⁰³. Сохранилось упоминание другого мемуариста о том, что в начале 1880-х гг. младший брат Александра III великий князь Владимир Александрович без ведома императора начал использовать Большой зал Александровского дворца в Царском Селе для игры в теннис. Когда Александр III узнал об этом, то младший брат немедленно получил нагоняй за «нецелевое» использование одного из парадных залов дворца⁴⁰⁴.

Надо заметить, что, даже став «важным генералом», Владимир продолжал периодически играть в теннис. Более того, он стал высочайшим покровителем петербургского клуба лаун-тенниса. В теннис играла и его жена, весьма крупная великая княгиня Мария Павловна. Впрочем, возможно, занимаясь теннисом, она так «держала талию». Супруги не только вместе охотились, но и играли друг с другом в теннис: «Захожу к великой княгине Марии Павловне и застаю ее и великого князя, играющих в саду в мячик lawn-tennis»⁴⁰⁵.

Из этих сведений следует, что одна из первых теннисных площадок, с большой долей вероятности, располагалась в Александровском парке Царского Села. Трудно сказать, была ли она вообще, или в теннис играли на одном из парковых газонов («на траве»). Поскольку Сергей Александрович упоминает «братьев» в качестве своих партнеров, а на Владимира он указывает прямо, то наверняка Сергей Александрович имел в виду своих старших братьев Александра, Владимира и Алексея, поэтому мы можем предположить, что в молодые годы Александр III играл в большой теннис.

Наряду с теннисом играли в бадминтон. Играли и зимой в помещении. Николай II записал в дневнике, что 3 февраля 1890 г. он «играл с тетенькой в бадминтон»⁴⁰⁶. «Тетенькой» будущий император называл жену своего дяди великого князя

Сергея Александровича Елизавету Федоровну. 6 февраля играли еще раз, и Николай Александрович с удовлетворением отметил, что он выиграл шесть раз.

Даже крупный и полный Александр III подумывал о том, чтобы заняться модной игрой. Причиной этих раздумий было желание Александра III похудеть. Вообще царь нуждался в физических нагрузках. Как упоминает в мемуарах государственный секретарь А.А. Половцев, он в июне 1890 г. посоветовал императору «устроить для себя jeii de pomme (игра в мяч. – фр.)». Александр III ответил, что «очень желал бы это сделать»⁴⁰⁷. Однако сложившийся образ жизни и постоянная занятость так и не позволили Александру III заняться большим теннисом. Поэтому первым российским императором, включившим теннис в свой досуг, стал Николай II.

Судя по всему, с игрой в «lawn-tennis» Николай II познакомился в ходе своих визитов в Англию в середине 1890-х гг. Однако в Англии он только смотрел, как играют. В России на теннисный корт Николай II впервые вышел в подмосковном селе Ильинском, где он отдыхал после коронации в Москве в 1896 г. Это село – загородная резиденция великого князя и генерал-губернатора Москвы Сергея Александровича.

В дневнике Николая II зафиксирована точная дата, когда он впервые взял в руки теннисную ракетку. 2 июня 1896 г. он записал: «После чаю пошел играть с другими в lawn-tennis, в первый раз». С этого дня Николай II две недели ежедневно играл в теннис. В дневнике царя факт каждой игры пунктуально фиксировался: «После кофе играл с другими в lawn-tennis до завтрака, а также затем с 4-х до 7 ¹/₂ ч.»; «Все утро до завтрака играли в lawn-tennis»; «С 9 час. начали играть в lawn-tennis, я удачнее вчерашнего… В 4 часа опять lawn-tennis и чай в саду»; «Вернувшись домой, выпили кофе и отправились играть в lawn-tennis – эта игра стала главным спортом нашей здешней жизни»; «Утро было чудное, этим мы воспользовались, чтобы долго играть в lawn-tennis в последний раз!».

На теннисном корте в селе Ильинском Николай II получил первые навыки игры. А поскольку Николай II был физически прекрасно развит, то у него игра пошла. Кроме этого, для него, загруженного массой дел, представлялось очень важным за короткое время получать максимальную физическую нагрузку, а теннис для этого очень хорошо подходил. Впоследствии в императорских резиденциях построили пять теннисных кортов: в Петергофе, в Царском Селе (два корта), в Ливадии, в Спал е. Еще один, шестой, теннисный корт построили в финляндских шхерах, поблизости от места постоянной стоянки «Штандарта».

Игра так увлекла царя, что, уехав из Москвы 21 июня и переехав 25 июня в Фермерский дворец в Петергофском парке Александрия, Николай II с женой, едва «разложив все вещи, пошли осмотреть вновь устроенный lawn-tennis». А на следующий день, 26 июня Николай II уже обновил свой первый теннисный корт, поиграв в теннис со своими дядями – Михаилом и Петром Николаевичами, качество покрытия корта царя не устроило: «Играли потом в lawn-tennis; хорошо, но еще довольно мягко».

Обычно царь в дневниковых записях называл эту игру lawn-tennis, сеткой или по-русски теннисом. Партнерами Николая II, как правило, были офицеры подразделений охраны или офицеры императорской яхты «Штандарт». Иногда он играл с родственниками, молодыми великими князьями. Постепенно круг теннисных партнеров царя расширялся. Как обычно бывает в России, царское увлечение немедленно превратилось в увлечение ближайшего окружения. К офицерам «Штандарта» присоединились фрейлины. Неплохо в теннис играла фрейлина Анастасия Гендрикова. Даже весьма полная Анна Вырубова разделила царское увлечение. Когда подросли дочери, они также вышли на теннисный корт.

Императрица Александра Федоровна из-за больных ног играла в теннис единственный раз 29 июня 1896 г.: «После чаю читал и затем играл с Алике (single)⁴⁰⁸ в lawn-tennis». Однако ее старшая сестра, прусская принцесса Ирэна, в теннис играла чаще. На фотографиях, сделанных в Спале, мы видим прусскую принцессу на теннисном корте.

Для хорошо физически развитого Николая II серьезными противниками были только молодые офицеры «Штандарта». С остальными, судя по фотографиям, игра в теннис больше напоминала игру в бадминтон.

Император Николай II с дочерью Татьяной на теннисном корте. Спала

В ноябре 1913 г. на корт в Ливадии против 45-летнего царя вышел молодой Феликс Юсупов (Сумароков-Эльстон), будущий убийца Григория Распутина и муж племянницы Николая II Ирины Александровны. Николай II охарактеризовал его в, как лучшего игрока в России и констатировал, что у него есть чему поучиться. Всего у Николая II состоялось четыре игры (И, 20, 21 и 22 ноября 1913 г.) с Ф. Юсуповым, и, видимо, царь остался доволен встречей с серьезным противником, которая помогла ему определить собственный уровень игры: «Сегодня в теннисе принял участие гр. Сумароков – молодой студент – лучший игрок в России. Есть чему поучиться у него». В его дневнике появились записи: «Поиграли с увлечением с Сумароковым», «Была удачная игра в теннис с Сумароковым». Судя по этим записям, дипломатичный Ф. Юсупов дал себя обыграть.

Примечательно, что весьма сдержанный Николай II периодически позволял себе «подурить», находясь на теннисном корте. На фотографиях, сделанных летом 1914 г. на корте в Петергофе, мы видим Николая II сидящим на плечах партнера по теннису – сотника Собственного Е.И.В. Конвоя Зборовского.

Император Николай II с командиром сотни Конвоя Зборовским. Александрия

На теннисный корт мужчины-игроки выходили, как правило, в спортивной форме. Николай II одет в белые брюки и рубашку, на ее нагрудном кармане вышит императорский двуглавый орел. На ногах – белые ботинки с черными носками, пояс – светлый, видимо, взятый от одного из военных мундиров. Позже на фотографиях, сделанных в Ливадии, видно, что пояс у царя уже трехцветный. Насколько можно судить по расположению цветов на черно-белой фотографии, эти цвета воспроизводили цвета государственного флага России: белый, синий, красный. Пояс застегивался сбоку на три узких ремешка. Видимо, партнеров царя по теннису обеспечивали теннисной формой централизованно, либо они сами по образцу заказывали себе именно такую форму. Примечательно, что Николай II был очень аккуратен в одежде, и на большинстве фотографий на его рубашке застегнуты все пуговицы, на голове (вне игры) одета офицерская фуражка. Возможно, и обувь для тенниса у игроков была специальной. По крайней мере, на фотографии, сделанной летом 1914 г., великая княжна Мария Александровна держит в руках белые теннисные (?) туфли с плоской подошвой без каблуков.

Теннисные ракетки, или, как сказано в энциклопедии, «особые палочки с рукояткой и широкой, обтянутой ремешками рамкой», делали стандартных размеров. На фотографиях отчетливо просматривается, что дизайн их – разный. Судя по всему, ракетки берегли. По крайней мере, на одной из фотографий девушки держат в руках ракетки зачехленными.

Император Николай II на теннисном корте. Германия

Около теннисного корта были мальчики и девочки, они, как и сегодня, подавали мячи игравшим. На фотографии, сделанной на теннисном корте в Спале, мы видим двух мальчиков и двух девочек, одетых в национальные платья, перед плетеной корзиной для мячей. На неогороженном корте в Виролахти мячи подбирали матросы с яхты «Штандарт».

Император Николай II. Германия. Фото 1910 г.

Во время неофициальных визитов Николай II играл и за границей. Так, в конце августа 1910 г., когда семья уехала на несколько месяцев в Германию, Николай II охотно играл с братом жены. На одной из фотографий он изображен на теннисом корте в Дармштадте.

Первый по времени теннисный корт для Николая II построили летом 1896 г. в Петергофском парке Александрия, вскоре после возвращения царя из Москвы. Именно этот теннисный корт стал самым часто используемым из всех царских теннисных кортов.

Площадка для игры в лаун-теннис располагалась восточнее Собственного сада Фермерского дворца, на северном берегу ручья. План корта и описание правил игры в июне 1896 г. сразу же по возвращении из Москвы собственноручно сделал император Николай II. В июле-августе того же года были составлены проект (арх. А.А. Семенов) и смета на 4619 руб.⁴⁰⁹

Примечательно, что проектом императорской площадки для тенниса занимался московский архитектор А.А. Семенов, который в 1875–1883 гг. руководил строительством московского Исторического музея. Видимо, именно он проектировал теннисную площадку для великого князя Сергея Александровича в селе Ильинском. Поэтому как «специалиста по кортам» его и направили в Петергоф.

Императорская семья и Зборовский (слева) на теннисном корте в парке Александрия, Петергоф. Фото 1914 г.

Как показали археологические исследования последних лет, во избежание сырости «между площадкою тенниса и сеткой устраивался фундамент». Поверхность корта засыпалась слоем желтого песка (10–15 см), затем шел слой кирпичного щебня (43 см), а на глубине 65 см заложена глиняная подушка. Вокруг корта была проложена дорожка шириной в 2,7 м из крупного битого кирпича. Площадку окружали вертикальные стойки из бревен, державшие ограждавшую теннисный корт сетку⁴¹⁰.

В дневниковых записях царя часто встречаются упоминания об игре в теннис на этом корте. В июне 1905 г. Николай II записывает, что «в первый раз после долгого времени поиграли с офицерами в lawn-tennis». Летние дневниковые записи во время его пребывания в Нижнем дворце Петергофа буквально испещрены упоминаниями об этих играх. В летнем сезоне 1905 г. Николай II выходил на теннисный корт 25 раз. Записи в дневнике крайне лаконичны и лишь констатируют факт игры: «Играли в теннис». Иногда указывалось время игры и «качество» игры: «Играли в теннис с 4 до 5 ⁴/₂ – лучше, чем вчера». Очень редко упоминались партнеры по играм. Так, 24 июня 1905 г. царь «играл с Мишей и офицерами в теннис». Миша – это младший брат царя великий князь Михаил Александрович. Часто партнерами царя становились дежурные флигель-адъютанты: «Долго играл в теннис с Андреем (деж.) и офицерами». Андрей – великий князь Андрей Владимирович (1879–1956). Николай II последний раз вышел на теннисный корт 1 сентября 1905 г..

Летом 1913 г. Николай II играл на корте «с дочерьми и Настенькой Гендриковой». Периодически Гендрикову заменяла А.А. Вырубова: «Поиграл с детьми и Аней в теннис». В числе его постоянных партнеров по теннису был лейтенант Н. Родионов, тот специально приезжал «с яхты… и поиграл с нами до 5 час.». Также с царем играли лейтенанты «Штандарта» Семенов, Потоцкий и Хвощинский.

Лето 1914 г. было тревожным, поскольку политическая ситуация в Европе резко обострилась. Дело шло к большой войне. Однако теннис оставался теннисом. Судя по фотографиям, настроение у царя сохранялось очень неплохое. Партнеры царя – те же, что и в 1913 г. Среди новых игроков появился сотник Собственного Конвоя Зборовский. Последний раз на Петергофском корте Николай II играл в теннис 16 июля, а 19 июля (1 августа) Германия объявила России войну.

Второй и третий теннисный корты соорудили в императорских резиденциях Ливадии и Спале, видимо, одновременно во второй половине 1890-х гг. Причем, как свидетельствуют фотографии, в Ливадии построили две площадки для игры. Корты были стандартные, с песчаным покрытием, окруженные высокой сеткой. Впервые Николай II вышел на теннисный корт в Ливадии летом 1909 г. А.А. Вырубова вспоминает, что Николай II «ежедневно играл в теннис, я всегда была его партнером», при этом «он относился очень серьезно к игре, не допуская даже разговоров… он отлично играл и терпеть не мог проигрывать»⁴¹¹. Рядом с кортами стояли скамейки, на которых часто фотографировались игроки и зрители. Старшие Ольга и Татьяна были уже взрослыми девушками, и непринужденная обстановка игры позволяла им слегка флиртовать с офицерами «Штандарта».

На фотографиях, сделанных весной 1913 г. в Ливадии, с девушками на корте почти постоянно находился мичман Н. Родионов. Мичман, как правило, играл в паре с царем. В Ливадии поблизости от теннисных кортов был сооружен Чайный домик. После игры все игроки и зрители отправлялись пить чай.

Император Николай II в теннисной форме. Ливадия. 1914 г.

В августе 1913 г. первая игра на корте в Ливадии состоялась 24 августа. К этому времени сложился определенный ритуал – после игры обязательный чай. Иногда сдержанный Николай II с удовольствием констатировал в дневнике: «Днем прекрасно поиграл в теннис – лично я сыграл семь сэтов». В этот сезон царская семья прожила в Ливадии необычайно долго, и в теннис играли буквально до заморозков: «Днем поиграли в теннис, руки зябли»; «Играли в теннис, руки зябли». В этом сезоне во время одной из игр Николай II был довольно серьезно травмирован: «Во время игры мне мячом попало в правую икру настолько сильно, что я захромал. Вечером мне наложили бинт». Пару дней он был вынужден пролежать в кровати, а затем ходил, опираясь на палку. Эта игра, состоявшаяся 26 ноября 1913 г., и завершила сезон. В начале декабря 1913 г. семья вернулась в Петербург.

Через несколько месяцев, 30 марта 1914 г., царская семья вернулась в Ливадию. С 9 апреля возобновились игры в теннис и продолжались почти два месяца, до конца мая 1914 г. Последний раз на теннисный корт в Ливадии Николай II вышел 25 мая

1914 г.: «Поиграли хорошо в теннис». Это было последнее посещение царской семьи Ливадии.

Четвертый теннисный корт соорудили в 1907 г. в финляндских шхерах близ местечка Виролахти. Корт располагался на мысу, близ воды. Покрытие корта сделали из досок, постеленных на грунт. Настелили две параллельные площадки. Ограждение из сетки отсутствовало, и матросам приходилось бегать за мячами. За игрой наблюдали, сидя на траве или на длинной скамейке, поставленной рядом с кортом. У императора было свое кресло-шезлонг. Рядом с кортом соорудили временный сарай со «стенами» и «крышей», обтянутыми парусиной. В этом сарае, видимо, переодевались и хранили спортивный инвентарь.

На теннисном корте в Ливадии. Фото 1914 г.

Николай II и его семья очень любили эти места. В дневнике царя множество упоминаний об игре в теннис. В 1913 г. царская семья провела в шхерах целый месяц (с 11 июня по 11 июля): «Скоро после завтрака съехали на берег и начали с увлечением играть в теннис»; «В 2 ¹/₄ съехали на берег, и я много играл в теннис». Если в Ливадии после тенниса пили чай, то в шхерах – купались: «С увлечением поиграли в теннис и выкупались»; «Днем поиграл в теннис и чудно выкупался»; «Поиграли в теннис и затем выкупались с наслаждением».

Последний раз Николай II с семьей побывал в шхерах и играл на теннисном корте близ Виролахти 2 июля 1914 г.: «Съехал с детьми на берег и поиграл в теннис. Потом выкупался с офицерами на старом месте».

Император Николай II на теннисном корте в Финляндии

Император Николай II на теннисном корте в Финляндии

Пятый теннисный корт был сооружен на территории Федоровского городка, построенного в Царском Селе, близ императорской резиденции Александровского дворца. Сам корт находился за кирпичными стенами Федоровского городка, что весьма устраивало охрану. В отличие от других теннисных кортов, известна только одна фотография, на которой запечатлена игра на этом корте. Необычен ракурс фотографии, поскольку ее сделали с одной их башен Федоровского городка. На фотографии отчетливо видны разметка на корте, сетка, окружавшая корт, и скамейки за сеткой для зрителей. Видимо, здесь играли только дочери Николая II. По крайней мере, в дневниках весьма пунктуального царя нет ни одного упоминания о его играх на этом корте. Вероятнее всего, этот корт сделали летом 1915 г.

В 1914 г. в зданиях Федоровского городка устроили госпиталь, и, видимо, выздоравливавшие офицеры играли с молодыми великими княжнами летом 1915 г. По крайней мере, сохранилась акварель, на которой Мария и Анастасия Николаевны изображены на фоне башен Федоровского городка в окружении офицеров, у двоих из них в руках теннисные ракетки. Наряду с кортом на территории Федоровского собора в парке рядом с Александровским дворцом располагался еще один, шестой теннисный корт. Этот теннисный корт был временным, поскольку имел покрытие из досок, разбираемое на зиму. Об этом временном корте несколько раз упоминал в дневнике Николай II: «Поиграл с дочерьми в теннис, который вновь устроен из досок» (3 июня 1915 г.); «В 3 ¹/₂ ч. вернулся в Царское Село. Поиграл в теннис и покатался на прудах».

Теннисный корт. Федоровский городок, Царское Село

Великие княжны Мария и Анастасия Николаевны на фоне башен Федоровского городка Царского Села. Акварель

В 1917 г., уже после отречения, Николай II мимоходом вновь упомянул об этом теннисном корте: «Пошли посмотреть работу по складыванию досчатого «groud» для нашего тенниса на прежнем месте» (12 мая 1917 г.); «Днем была успешная работа около дорожки, пройдя теннис; срубили пять сухих елей и распилили их всех на дрова» (31 мая); «Днем спилили четыре сухих дерева за теннисом» (20 июня 1917 г.).

Поскольку все перемещения Романовых после ареста дозволялись только в пределах ограды Александровского парка, то можно локализовать место временного корта территорией упомянутого парка. Однако эта теннисная площадка в 1917 г. так и осталась невостребованной.

Частью досуга Императорского двора были и анекдоты. Сам этот жанр устных юмористических историй восходит к «Декамерону» Боккаччо. В XVIII в. под анекдотами понимались и различные нравоучительные истории бытового характера, связанные с жизнью известных лиц. В их основе, как правило, лежали подлинные истории. Так, широко известны анекдоты, связанные с жизнью Петра I. Во второй четверти XIX в. анекдоты принимают современный характер коротких рассказов, отчасти вымышленных или с утрированием подлинных событий. Как правило, анекдоты были по-мужски (по-женски) «неприличными». Рассказывали их лишь в однополом обществе.

Приводимых в дневниках и мемуарах собственно текстов анекдотов очень мало. В силу специфики жанра. Чаще просто фиксируется сам факт рассказанного анекдота. Так, Николай II в дневнике 26 августа 1896 г. записал: «Ели, пили кофе, курили и болтали в столовой поезда Вильгельма; как всегда, когда дамы уходят, все начали рассказывать неприличные анекдоты – больше всего он сам и посол наш Остен-Сакен». Обращает на себя фраза «как всегда» и то, что кайзер Вильгельм II был любителем скабрезных анекдотов.

Примечательно, что «пристойные» анекдоты не возбранялись и во время светской беседы за царским столом. По упоминаниям мемуаристов, их рассказывали и совершенно «не приспособленные» для анекдотов люди. Так, аскетический облик «великого инквизитора» обер-прокурора Святейшего Синода К.П. Победоносцева совершенно не вяжется с анекдотами. Тем не менее, по воспоминаниям, на одном из высочайших завтраков в Гатчине «Победоносцев порывался рассказывать анекдоты»⁴¹².

Наверняка потихоньку рассказывали при Императорском дворе анекдоты и о самодержцах. Они, конечно, были политизированны. За границей революционная эмиграция периодически издавала брошюры этих анекдотов. «Качество» подобных анекдотов весьма сомнительно, однако политическая подоплека очевидна. Вот несколько анекдотов о Николае II:

«Однажды, когда Его Величество сидел в театре, он обратил внимание на человека с большой, густой шевелюрой и поинтересовался узнать, кто он.

– «Мне кажется, что это известный поэт», – сказал Его Величеству сидевший позади министр Двора. «Поэт? – заинтересовался Его Величество. – Может быть, это сам Пушкин?»»⁴¹³.

«Зайдя в детскую, Его Величество увидел, что дети ссорятся и дерутся из-за большого листа «Русских ведомостей».

– Олечка, Танечка, – сурово приказал он. – Бросьте сейчас же эту дрянную газету.

– Зачем же ты ее получаешь, папа? – спросили в один голос обе девочки»⁴¹⁴.

Детали повседневной жизни императорской семьи зафиксированы различными источниками. Но одним из самых достоверных остаются фотографии, поскольку они в буквальном смысле фиксировали «мгновенья жизни» императорской семьи. Фотографии «императорской серии» можно разделить на две группы, каждая из которых имела свою историю. К первой относятся официальные фотографии, сделанные профессиональными фотографами, а ко второй – любительские, сделанные либо лично членами императорской семьи, либо лицами, входившими в их ближайшее окружение.

«Kodak». Собственный фотоаппарат императорской семьи

История фотографии начинается в 1839 г., когда изобрели сам процесс фотографии и разработали технические средства для закрепления изображения. Поражает оперативность, с которой эта техническая новинка оказалась в сфере внимания хозяйственных подразделений Министерства Императорского двора. В результате уже осенью 1839 г. Николай I внимательно ознакомился с дагерротипным аппаратом, приобретенным хозяйственными службами Министерства Императорского двора. Возможно, сам факт приобретения аппарата именно Министерством Двора дает основания предположить, что его собирались использовать для фотографирования членов императорской семьи. Однако после осмотра императором дагерротипного аппарата его передали в Академию художеств. К сожалению, несмотря на существовавшие технические возможности, эпоха Николая I не оставила ни одной фотографии самодержца.

На рубеже 1850—1860-х гг. появляются первые официальные фотографии, запечатлевшие внешний облик членов Императорской фамилии. Примечательно, что на этапе формирования «фотографического рынка» среди фотографов императорской семьи оказываются люди, чьи имена впоследствии исчезают из списков официальных фотографов. Так, 29 марта 1862 г. великий князь Александр Александрович, будущий Александр III, дважды ездил фотографироваться «к Робильяру» со своим старшим братом цесаревичем Николаем Александровичем⁴¹⁵. Примечательно, что Робильяр (Robillard) впервые приехал в Петербург из Франции в 1852 г. в качестве портретиста, работавшего преимущественно пастелью.

Со временем вокруг императорской семьи сложился круг профессиональных фотографов, они монополизировали за своими ателье права на фотографирование престижных клиентов. К их числу можно отнести фотографов К.И. Бергамаско, А.И. Деньера, И. Дьяговенко, А.А. Пазетти и К.А. Фишера.

Однако самым известным мастером считался Сергей Львович Левицкий. Свою карьеру он начал еще при Николае I в 1849 г., открыв на Невском проспекте «Дагерротипное ателье С. Левицкого». Профессия была настолько востребована, что в конце 1850-х гг. С.Л. Левицкий перебрался Париж, где также держал собственное фотоателье.

Знакомство С.Л. Левицкого с членами императорской семьи состоялось в 1865 г., в очень тяжелой ситуации для императорской четы. В апреле в Ницце умер старший сын Александра II цесаревич Николай Александрович. Тогда же наметился окончательный разрыв между Александром II и его женой Марией Александровной. Так сложилось, что летом 1865 г. С.Л. Левицкий в Ницце снимал российских аристократов, в том числе и лиц, входивших в окружение императрицы. Видимо, именно они составили фотографу протекцию, поэтому до нас дошло несколько фотографий, запечатлевших Александра II и Марию Александровну в трауре по старшему сыну. Вероятно, С.Л. Левицкий произвел на императрицу хорошее впечатление, и она попросила его вернуться в Санкт-Петербург.

К этому времени в Министерстве Императорского двора сложилась нормативная практика присуждения весьма престижного звания придворного поставщика. Это звание юридически оформили в 1856 г. Но еще ранее при Дворе существовала группа поставщиков, имевших право использовать государственный герб в рекламных целях. В 1854 г. С.Л. Левицкий попытался получить двуглавого орла на свою продукцию, однако ему отказали на том основании, что фотография – это искусство, а не производство. Надо заметить, что с подобным отзывом сталкивался не только Левицкий. Поэтому нормативные документы, связанные с присвоением звания придворного поставщика, скорректировали, и с 1859 г. фотографы получили возможность получать звание поставщика и придворного фотографа. Как и другие потенциальные поставщики, они должны были 8—10 лет печатать фотокарточки царской семьи. Если отсчитывать время начала работы на императорскую семью с 1865 г., то получение С.Л. Левицким звания «Придворного фотографа Их Императорских Величеств» в 1877 г. выглядит вполне логичным.

Именно С.Л. Левицкому принадлежат хрестоматийные фотографии семьи Александра II и Александра III. Именно его приглашали для фотографирования скончавшихся российских монархов и коронации. В дневниковых записях Романовых в 1860—1870-х гг. по большей части упоминается имя Левицкого. В мае 1875 г. императрица Мария Александровна с детьми посетила ателье Левицкого, и, по словам великого князя Сергея Александровича, фотографии «…хорошо удались, мы также сняли группу втроем и я вдвоем с Мама»⁴¹⁶. В мае 1877 г.: «Поехали… к Левицкому, снимались в различных видах и очень долго, трогательные группы с Павлом[21]»⁴¹⁷.

Именно Левицкий фиксировал памятные моменты из жизни Императорского дома. Например, 26 февраля 1876 г., когда цесаревичу Александру Александровичу исполнился 31 год, в Аничковом дворце состоялись торжественная обедня и завтрак. Потом вся семья отправилась к Левицкому, где «сняли группу пантомимическую… Отлично все удалось и отдельные карточки также»⁴¹⁸. Через несколько дней Сергей Александрович посетил ателье фотографа Бергамаско, где «снимался в гусарской венгерке и чачкирах»⁴¹⁹.

Надо отметить, что счета за фотографии были весьма значительными. Если посмотреть счета, оплаченные императрицей Марией Федоровной только в июне и июле 1881 г., то картина будет следующей: в июне 1881 г. фотограф Соловьев снимал для Марии Федоровны интерьеры в столь дорогом для нее Аничковом дворце. За 15 фотографий ему было уплачено 280 руб.⁴²⁰ В июле 1881 г. императрица получила счет от своего официального фотографа Левицкого на 486 руб.

В 1890 г. Левицкий начал строительство около Казанского собора на Невском проспекте «Фотографического дома». Примечательно, что в проекте предусматривался специальный подъезд для членов императорской семьи. Фотографический дом открыли в 1894 г. К этому времени Левицкий начал передавать дело своему сыну – Льву. Молодой Левицкий к этому времени специализировался на выездной съемке, а с 1898 г. полностью унаследовал дело отца⁴²¹.

Следует отметить, что тиражирование и продажа фотопортретов членов императорской семьи являлось достаточно прибыльным делом. Это право давалось Канцелярией Министерства Императорского двора. Поначалу бизнесом «на лицах» занимались несколько фирм, связанных с Императорским двором. Но в начале 1900-х гг. фирме «Боассонна и Эгглер» удалось добиться монопольного права на тиражирование некоторых царских фотографий. Видимо, речь шла о нескольких версиях официальных фотопортретов членов императорской семьи. Можно только предполагать, каким образом швейцарский фотограф Фредерик Боассонна и его компаньон, германский подданный Фриц Эггер, приобретшие в 1902 г. популярную в Петербурге фотографию А.А. Пазетти на Невском проспекте, добились этого права.

Отдельной темой было тиражирование портретов Николая II. Монопольное право на тиражирование фотопортретов царя получила Царскосельская фирма «К.Е. фон Ган и К⁰». Особенно прочными позиции этой фирмы стали после перенесения постоянной императорской резиденции в 1905 г. из Зимнего дворца в Александровский дворец Царского Села.

История фирмы начинается в 1 июня 1891 г., когда выходец из Варшавы Карл Андреевич Ягельский совместно с женой старшего инженер-механика К.Е. Якобсон, урожденной Ган, открывают фотоателье под маркой «К.Е. фон Ган и К⁰». В 1897 г. совладелицей А.К. Ягельского стала вдова титулярного советника В.И. Засельская, а «привилегия художественной собственности» на снимки императорской семьи перешла к А.К. Ягельскому. В 1911 г. высочайшим указом ему было присвоено звание «Фотограф Его Величества». Следует отметить его новаторский подход к технологическим процессам фотосъемки. Например, А.К. Ягельский применил метод кинематографической съемки с целью последующего распечатывания отдельных кадров в качестве фотографий. Об объемах его работы «на семью» говорит то, что только за 1910 г. он напечатал от 1500 до 2000 фотокарточек.

Яхта «Штандарт». Офицер с ящиком фотоаппарата

Будучи близок к царю «географически», К.Я. Ягельский превращается в фотографа, получившего доступ со своей фото-и кинокамерой в ближний круг императорской семьи. Он много снимал царя в деловой обстановке, во время отдыха на «Штандарте» и финляндских шхерах. Его фотографии включались заказчиками в свои личные альбомы. Лучшие фото, с одобрения императрицы Александры Федоровны, отбирались и разрешались к продаже. По материалам поездок Николая II по фронтам в 1914–1915 гг. К.Я. Ягельскому удалось составить и издать альбом «Его Императорское Величество в действующей армии». Свое место рядом с «семьей» К.Я. Ягельский сохранил вплоть до 1917 г. Более того, последние снимки он сделал в Тобольске во второй половине 1917 г.⁴²²

Во время визитов в европейские страны к официальным съемкам подключались европейские фотографы. Именно они запечатлели важнейшие события, связанные с отечественной историей. Так, в апреле 1894 г. в Кобурге, когда цесаревич Николай Александрович сватал дармштадтскую принцессу Алису Гессенскую, официальную съемку помолвки вел фотограф Эдуард Уленхут.

Пожалуй, самым информативным и объективным источником по истории повседневной жизни императорской семьи является любительская фотография. Первыми фотографами-любителями в императорском окружении можно назвать графа И.Г. Ностиц⁴²³ и генерала А.А. Несветевича, они в 1870– 1880-х гг. фотографировали членов семьи Александра II и Александра III. Однако полнее всего любительская фотография заявила о себе в семье последнего российского императора Николая II. К этому времени в продаже появились надежные фотоаппараты «Кодак» с неплохими возможностями для любительской съемки.

Первые опыты любительской фотографии Николая II и Александры Федоровны относятся к 1896 г., когда после коронации царская семья отдыхала в подмосковном Ильинском. Царственные любители отсняли более 500 сюжетов⁴²⁴.

Следует отметить, что фотографией занималась именно Александра Федоровна. Это подтверждается ее бухгалтерскими счетами. Например, в 1896 г. она оплатила два счета. Первый – английской фирме за фотографические принадлежности (на 9 фунтов стерлингов, или 85 руб. 65 коп). Второй – на 25 руб. фотографу И.И. Карпову за исполненные фотографические работы, 2 коробки пленок и чехол для объектива⁴²⁵.

Со временем появилась «база» для обработки и печати многочисленных фотопластинок и пленок, «нащелканных» членами императорской семьи. Для этого в одном из парковых павильонов близ Александровского дворца в Царском Селе оборудовали фотомастерскую. Там в год проявлялось до 2 тыс. фотопластинок, с которых печатали фотографии.

Однако счета фирме «Ган и К⁰» оставались весьма внушительными. Например, в августе 1914 г. императрица Александра Федоровна оплатила фирме Гана пять счетов на 4800 руб.⁴²⁶ Сумма счета вполне сравнима с ювелирными счетами.

У российских императриц Марии Федоровны, Александры Федоровны и Николая II был весьма квалифицированный наставник – профессиональный фотограф Карл Андреевич Ягельский. Со временем увлечение фотографией охватило и детей царской семьи. Все дочери имели свои фотоаппараты. Поскольку фотографировали все, то некоторые снимки получались на весьма хорошем художественном уровне. Охотно занималась фотографией даже пожилая вдовствующая императрица Мария Федоровна. В своем дневнике (28 июня) за 1914 г. она упоминает о своей прогулке в Гайд-парке, «где делала фотоснимки»⁴²⁷.

Свой фотоаппарат имел и цесаревича Алексей. По крайней мере, в 1916 г. он на свои деньги четырежды (май, июль, сентябрь и ноябрь) приобретал «фотографические принадлежности… фирмы «Кодак»». При этом, видимо, приобретал эти принадлежности за 50 %, «скидываясь» на них с мамой⁴²⁸.

Представление о количестве фотоаппаратов в царской семье дают описи Гатчинского дворца. Например, в Уборной и в Шкафной комнатах великого князя Михаила Александровича хранились: аппарат фотографический типа клап-камеры, с объективом. В Передней и в Проходной комнатах Михаила Александровича: фотоаппарат «Folding Pocet Kodak» и еще три фотоаппарата⁴²⁹.

Рядом с царской семьей были и другие любители с фотоаппаратами. Так, полковник А. И. Спиридович, возглавлявший Отряд подвижной физической охраны, стал фактически еще одним домашним фотохудожником, поскольку он по долгу службы был обязан постоянно находиться поблизости от императора. Значительный вклад в фотолетопись последней императорской семьи внесла и ближайшая подруга императрицы Александры Федоровны – Анна Александровна Вырубова.

Императрица Мария Федоровна. Фото А.И. Пазетти. 1899 г.

Императрица Мария Федоровна с фотоаппаратом «Kodak» на полевых занятиях Кавалергардского полка. Фото 1912 г.

Когда в 1920 г. она по льду Финского залива бежала из советской России, то вынесла с собой несколько альбомов с фотографиями императорской семьи. Сейчас все они хранятся в библиотеке Йельского университета.

Первый опыт привлечения «великого немого» для документальных съемок придворных церемоний зафиксирован в мае 1896 г. В этом году в Москве происходила коронация Николая II. Для фиксации исторической церемонии пригласили французских операторов. Эта короткая пленка стала первым документальным фильмом в Российской империи.

Начало было положено, появился и соответствующий интерес к модной технической новинке. Поэтому через месяц после коронации в Петергофе состоялось два киносеанса (7 и 13 июля 1896 г.). Оба киносеанса проводились в Большом Петергофском дворце. Примечательно, что термин «кинематограф» еще не вошел в повседневный оборот, поэтому Николай II использует привычную для него терминологию: «Показывали удивительно интересные движущиеся фотографии на экране». Но уже во второй дневниковой записи царь прибегает и к новому тогда термину «кинематограф» («синематограф»): «Обедали у Мама ив 10 ч. поехали в Большой дворец, где показывались движущиеся фотографии (кинематограф)». Из текста непонятно, каков был сюжет этих «движущихся картинок», но поскольку все происходило вскоре после коронации, то можно с большой долей уверенности предположить, что французские кинематографисты в Большом Петергофском дворце впервые представили свою продукцию заказчикам и, вероятно, показали другие документальные ленты. Таким образом, с 1896 г. придворная кинохроника стала неотъемлемой частью жизни Императорского двора.

В 1896 г. Николай II еще несколько раз столкнулся с кинематографом. В сентябре 1896 г. во время визита в Англию состоялась официальная съемка царственных гостей: «После кофе вышли вместе в сад, где нас снимали и простым способом, и вертящимся (синематограф)». Знакомство с кинематографом русского царя продолжилось в Германии. В октябре 1896 г. Николай II записал в дневнике: «Обедали в 8 час. и поехали в концертное здание, где видели действие кинематографа».

В Петербурге модная техническая новика появляется в марте 1897 г., также в доме вдовствующей императрицы Марии Федоровны Аничковом дворце. В камер-фурьерском журнале зафиксировано, что «в Танцевальном зале французским гражданином Матье был продемонстрирован «кинематоргаф» – подвижные фотографии и «эхонограф»»⁴³⁰.

Со временем кинематограф стал частью повседневной жизни императорской семьи. Так, во время летнего пребывания в Царском Селе фотограф царской семьи Карл Андреевич Ягельский 1 августа 1900 г. организовал первое кинопредставление⁴³¹.

Кинопроектор Пате-Бэби. Франция. Конец XIX в.

По мере того как подрастали царские дети и Александровский дворец Царского Села превратился в жилую императорскую резиденцию, на втором этаже детской половины дворца оборудовали помещение для просмотра кинофильмов. Поначалу в Александровском дворце специального помещения «для кино» не было. Потом для просмотра кинофильмов оборудовали комнату, где проводили уроки музыки (в комнате стояли два пианино). Для просмотра кинофильмов на лицевой стене повесили экран из прорезиненной ткани, покрытый алюминиевой, серебристой краской. Кроме экрана большой проблемой оказалось стационарное размещение кинопроекционного аппарата. Для него в подвале дворца установили специальный трансформатор, выделив отдельное помещение.

Со временем кинозалы оборудовали во всех императорских резиденциях. В ноябре 1904 г. царь, будучи у матери в Гатчине, записал в дневнике: «Вечером смотрели разные сцены кинематографа Гана».

В Ливадии в 1910–1911 гг. под руководством молодого архитектора царского имения Г.П. Гущина соорудили ряд технических и служебных построек, в число которых вошел и театр. Его здание перестроили из бывшей флотской казармы, прежде также служившей местом «собраний и народных развлечений». В театре был просторный зрительный зал со сценой. На сцене установили экран, и «милый театр», как назвал его Николай II, стал еще и кинотеатром. За тематику демонстрируемых фильмов и техническое обеспечение киносеансов по-прежнему отвечал К.А. Ягельский.

Кинематографические сеансы для августейших особ устраивались и на императорской яхте «Штандарт». Для организации демонстрации фильмов иногда приглашались владельцы ялтинских кинотеатров – А.К. Салтыков и П.К. Чепатти. Среди немногочисленных кинематографических заведений Ялты театры «Одеон» Салтыкова и «Иллюзион» Чепатти были наиболее популярны.

Фильмы, предназначавшиеся для императорской семьи, в основном развлекательные. Сам Николай II определял репертуарную политику Ягельского терминами: «Интересный, веселый, забавный». Например, в дневнике он писал: «Поехали к 8 ч. на яхту к обеду… Затем наверху в столовой был забавный кинематограф»; «После чая в 5 ¹/₂ поехали в театр, где видели отличный кинематограф – «Одеон»».

Участие владельцев ялтинских театров в показе кинематографических лент для императорской семьи отмечалось наградами. В декабре 1911 г. директор «Одеона» А.К. Салтыков получил золотую булавку с крупным бриллиантом, а жена его – золотые дамские часы, украшенные Государственным гербом с короной.

«В среду, 11 апреля, вечером, – сообщала «Русская Ривьера», – в Ливадии состоялся сеанс кинематографа, на котором присутствовали: Николай II с дочерьми, великий герцог и герцогиня Гессенские, великий князь Дмитрий Павлович, лица свиты, находившиеся в Ливадии, и другие лица. Картины удостоился демонстрировать владелец ялтинского «Иллюзиона» г. Чепатти. Сеанс кинематографа продолжался с 9 ⁴/₄ до 11³/₄ вечера, причем было показано 11 картин». Через месяц, в мае 1912 г., П.К. Чепатти наградили Большой золотой медалью на Аннинской ленте с надписью «За усердие», а его жене пожаловали золотые часы с короной, усыпанной бриллиантами. Надо заметить, что такие подарки – обычная практика в Министерстве Императорского двора. Все люди, так или иначе, привлекаемые к обслуживанию императорской семьи и при этом не состоявшие в придворном обслуживающем штате, как правило, получали подарки, которые они высоко ценили.

В Ливадийском театре кроме кинематографических сеансов устраивались показы «картин в натуральных красках». В течение сеанса на экране возникали красочные пейзажи России. Менялись слайды, и перед взором зрителей представали достопримечательности, памятники древнего зодчества, знаменитые архитектурные ансамбли. Автор этих «картин» – Сергей Михайлович Прокудин-Горский (1863–1948), родоначальник русской цветной фотографии, замечательный фотомастер, ученый-химик.

Николай II благосклонно относился к начинаниям Прокудина-Горского, с удовольствием смотрел его слайды, приглашая для этого Сергея Михайловича в Царское Село и Ливадию. По указу царя Министерство путей сообщения выделило фотографу вагон для его передвижной лаборатории и обеспечило бесплатный проезд по всем железнодорожным магистралям России. Во время последних поездок по стране в 1909–1911 гг. Прокудин-Горский сделал несколько тысяч цветных фотографий. 30 ноября 1911 г. император «присутствовал при демонстрации С. Прокудиным-Горским картин в цветной проекции Туркестана и Средней России» в Ливадии.

Работы Прокудина-Горского и в последующие приезды царской семьи демонстрировались в Ливадии. 13 декабря 1913 г. Николай II записал в дневнике: «В 9 часов поехали в Ливадийский театр, где сначала были показаны снимки цветными стеклами, а затем интересный кинематограф».

Стереоскоп. Россия. Начало XX в.

В новом Ливадийском дворце в рабочем кабинете царя хранились в красных кожаных футлярах два небольших диапозитива в натуральных цветах на стекле, выполненные С.М. Прокудиным-Горским. Один диапозитив был с изображением государя и государыни, другой – царской семьи. После революции эти фотографические снимки на стекле отправили в Москву вместе со многими ценными вещами из Ливадийского дворца⁴³².

По мере взросления царских детей репертуарная политика постепенно менялась. Как правило, демонстрировались документальные ленты, причем значительную часть киноматериала составляли снятые Ягельским документальные зарисовки из жизни императорской семьи. Сам Николай II и Александра Федоровна с удовольствием смотрели семейную кинохронику. Конечно, весь киноматериал оставался в семье. Только малая его часть, связанная с различными официальными мероприятиями, тиражировалась и поступала в широкий прокат. Например, сохранился официальный ролик, посвященный закладке Федоровского собора в Царском Селе.

Судя по всему, при «семье» работали два кинодокументалиста. Наряду с К.А. Ягельским семейные и официальные кинофильмы из жизни императорской семьи снимал придворный фотограф Ган. Так, 20 января 1907 г. Николай II зафиксировал в дневнике, что после завтрака он «долго гулял и катался с детьми с горы. От 5 час. до 6 ¹/₄ Ган показывал им кинематографические снимки – комические и из пребывания на «Штандарте»».

С 1911 г. репертуар фильмов начал определять начальник Канцелярии министра Императорского двора генерал А.А. Мосолов. Он писал впоследствии, что императрица сама определила программу киносеансов: «Сначала актюалитэ (хроника. – И. 3.), фильмы, снятые за неделю придворным фотографом Ягельским, затем научный либо красивый видовой, в конце же – веселую ленту для детей»⁴³³.

Николай II и его близкие любили кино. Просмотр фильмов стал одним из любимых семейных занятий. Примечательно, что император Николай II положил начало традиции личной цензуры фильмов, имевших политический подтекст. Так, 13 ноября 1911 г. в Ливадийском театре на суд императора и его окружения представили первую в истории отечественного кино полнометражную историческую киноленту режиссера В. Гончарова «Оборона Севастополя». Фильм продюсировала крупнейшая российская кинофирма «Ханжонков и К°». За картину «Оборона Севастополя» Александр Ханжонков удостоился личной награды Николая II – бриллиантового перстня.

Ханжонков, прекрасно понимая, что для его фирмы означает высочайшее покровительство, попытался немедленно развить успех. Уже 20 ноября 1911 г. он пишет прошение на имя Александры Федоровны, сообщая, что его фирмой «снята картина, инсценированная по басне Крылова «Стрекоза и Муравей», все сцены каковой картины исполнены стрекозами, жуками и муравьями. Картина эта, по отзывам английской и французской прессы, является шедевром кинематографического искусства, и подобных картин по сие время на кинематографическом рынке не появлялось. Ввиду этого осмеливаюсь обратиться к Вашему Императорскому Величеству… разрешить мне поднести означенную картину нашему Обожаемому Наследнику Цесаревичу… быть может, демонстрирование этой картины доставит удовольствие Его Императорскому Высочеству в период восстановления Его драгоценного здоровья после перенесенной болезни»⁴³⁴.

Таксифот («Волшебный фонарь»), Франция. Конец XIX– начало XX вв.

Это прошение вызвало ряд официальных запросов – от экспертных оценок художественного качества картин до запросов о политической благонадежности «подъесаула войска Донского в отставке Александра Ханжонкова». Следует заметить, что картины были действительно новаторскими для того времени (по сути – первая мультипликация), поскольку «замечательны тем, что снимки сделаны с живых стрекоз и муравьев, и из множества снимков выбраны подходящие к воспроизведению басни»⁴³⁵.

В результате 23 декабря 1912 г. Ханжонков переслал в Александровский дворец «ларец с тремя картинами нашей фабрики»: «Стрекоза и муравей», «Приют-корабль Наследника Цесаревича» и «Рождество обитателей леса». В знак благодарности продюсер получает «часы золотые с изображением Государственного герба с цепочкою за 125 руб.».

Пропагандистский потенциал кинематографа в самодержавной России впервые широко использовался в год 300-летия династии. К торжествам специально сняли пропагандистский художественный фильм «Избрание на царство Михаила Федоровича». Фильм «сдавали» накануне торжеств 16 февраля 1913 г. лично самодержцу. И заслужили его одобрение. В дневнике царя в этот день появилась запись: «После обеда смотрели кинематогр. «Избрание на царство Михаила Феодоровича». Хорошо и достаточно верно в историч. отношении. Потом видели веселые снимки».

В период Первой мировой войны царя много снимали. Однако в условиях системного кризиса самодержавия документальный монархический кинематограф уже не мог спасти репутацию правящей династии. Когда в залах кинотеатров крутили фронтовую хронику с участием царя «Награждение Георгиевскими крестами», в зале в голос смеялись и выкрикивали: «Батюшка с Георгием, а матушка с Григорием».

Сохранилось описание одного из киносеансов, проводимых в ближайшем окружении Николая II в Александровском дворце. Его оставил посол Франции Морис Палеолог. 12 марта 1916 г. он записал в дневнике: «Я приехал в Царское Село в пять часов. Аппарат установили в большом круглом зале, перед экраном поставлены три кресла, вокруг них – дюжина стульев. Почти тотчас же вошли император и императрица с великими княжнами и наследником-цесаревичем в сопровождении министра Двора Фредерикса с супругой, обер-гофмейстера графа Бенкендорфа с супругой, полковника Нарышкина, г-жи Буксгевден, воспитателя наследника Жильяра и несколько чинов дворцового управления. Во всех дверях столпились и выглядывают горничные и дворцовые служители. Император одет в походную форму, на императрице и великих княжнах – простые шерстяные платья, прочие дамы – в визитных туалетах.

Передо мной Императорский двор во всей простоте его обыденной жизни. Император усаживает меня между собой и императрицей. Свет гасят, и сеанс начинается.

Во время двадцатиминутного антракта нам подают чай; император выходит в соседнюю комнату покурить, я остаюсь с императрицей…»⁴³⁶.

После отречения Николая II и ареста семьи Романовых киносеансы в Александровском дворце Царского Села продолжались вплоть до конца августа 1917 г. Обязанности киномеханика взял на себя бывший цесаревич Алексей. В июле 1917 г. бывший император дважды упоминает, что Алексей «показывал свой кинематограф очень удачно».

Об этом же эпизоде упоминает в своих воспоминаниях обер-гофмаршал П.К. Бенкендорф. 2 июля 1917 г. цесаревич пригласил всех постоянных жителей Александровского дворца на киносеанс. Бенкендорф[22] упоминает, что незадолго до революции фирма «Pathe» подарила цесаревичу маленький киноаппарат с большим количеством фильмов. Дворцовый электрик собрал аппарат и подготовил его к просмотру. Это развлечение повторилось дважды, доставив огромное удовольствие как цесаревичу, так и всем присутствующим. При этом в числе показанных «фильмов» были и вышеупомянутые «мультики» Ханжонкова.

После того как семью Романовых выслали в Сибирь, среди множества вещей, взятых с собой, они забрали и вещи, имеющие отношение к кинематографу. Например, в Тобольск из Александровского дворца отправили кинопроектор, экран и 21 коробку с кинолентами. Видимо, Алексей планировал и дальше проводить свои удачные киносеансы.

Можно добавить, что Александровский дворец Царского Села в конце 1920-х гг. впервые стал кинематографической площадкой, на которой снимался игровой художественный фильм. Знаменитый режиссер С. Эйзенштейн в подлинных интерьерах снимал фильм о событиях 1917 г., посвящая свое творение 10-летию Октябрьской революции. Из этого фильма наиболее известна сцена разорения матросами царской спальни.

Обязательным и совершенно естественным элементом воспитания детей русского дворянства было основательное музыкальное образование. Музыка для них – своеобразная среда обитания. Конечно, для девочек эта дисциплина считалась обязательной, и учили их музыке основательно. Для мальчиков музыкальное образование оставалось скорее желательным.

Маленьких великих князей и княгинь обучали музыке педагоги, приглашаемые в царскую семью. Следует подчеркнуть, что все представители Дома Романовых имели домашнее музыкальное образование, в том числе и императоры. Притом музыкальное образование было весьма востребовано в их повседневной жизни. Степень музыкально-исполнительской квалификации, конечно, разная, но все русские императоры владели теми или иными музыкальными инструментами. Самое главное – все они были ценителями и знатоками музыки, с удовольствием посещая оперу, различные музыкальные спектакли и концерты.

Император Александр I играл на скрипке и кларнете. Обучил его виртуоз Фердинанд Диц (1742–1798), ученик композитора Глюка, который начинал карьеру в Венской опере, где приобрел репутацию виртуозного скрипача. В 1771 г. Диц приехал в Россию и начал карьеру в качестве камер-музыканта придворного оркестра. Как придворный музыкант играл в Малом Эрмитаже, благодаря чему его талант оценила Екатерина II. Именно она избрала его на роль учителя музыки Александра I. Уроки принесли свои плоды, и, по свидетельству современников, Александр I хорошо играл на скрипке⁴³⁷.

Николай I также не чуждался музыки. Император Николай Павлович стал первым российским монархом, игравшим на различных духовых инструментах: флейте, валторне, корнете и корнет-а-пистоне. Сам Николай I называл свои инструменты без различия нюансов, попросту «трубой»⁴³⁸. Современники отмечали его хорошую музыкальную память и слух. Кое-где он даже сочинял, отдавая предпочтение военным маршам. Свои музыкальные навыки Николай Павлович реализовывал так, как это принято в дворянской среде по всей России, – на домашних концертах. Концерты проходили и в Зимнем, и в Аничковом дворцах, и на них, как правило, приглашались только «свои».

Поскольку у царя не было физической возможности систематически заниматься на музыкальном инструменте, то он поручил А.Ф. Львову (автору гимна «Боже, царя храни») «всегда за несколько минут пред концертным вечером приходить к нему в кабинет, чтобы проиграть с ним его партию»⁴³⁹. Специально для царя А.Ф. Львов составил партию на cornet-a-piston⁴⁴⁰.

Труба

Некоторую объективную информацию о музыкальных пристрастиях Николая Павловича дают его приходно-расходные книги по так называемой «Гардеробной сумме». Так, в 1824 г., находясь в Пруссии, великий князь Николай Павлович счел необходимым «за свой счет» приобрести у «инструментальных мастеров» Грислинга и Шлотта «духовые инструменты для Саперного и Пионерного батальонов», шефом которых он был. Эти духовые инструменты обошлись великому князю в 2914 прусских талеров⁴⁴¹.

В 1830-х гг., судя по счетам, император Николай I довольно часто музицировал. Личные бухгалтерские книги императора пестрят счетами «за чистку инструментальных труб» перед концертами. Чистили «инструментальные трубы» разные люди: безымянный «унтер-офицер Саперного батальона», «отставной унтер-офицер Максимов», «унтер-офицер Саперного батальона музыкант Федоров» и др. Большая часть этих людей – музыканты Саперного батальона, им Николай Павлович командовал в молодые годы. Как правило, разовая чистка «музыкальных» или «инструментальных» труб обходилась Николаю I в 10 руб. ассигнациями⁴⁴². Иногда трубы чинили. Как правило, чинил унтер-офицер Саперного батальона музыкант Федоров за те же 10 руб. ассигнациями. Иногда трубы чистили чаще, иногда реже. Видимо, это связанно с частотой их использования. Так, в ноябре 1835 г. музыкант Аникеев получил «за чищение двух раз труб» сразу 20 руб.

Периодически для императора приобретались новые музыкальные инструменты, как в России, так и за границей. В России в июне 1835 г. инструментальному мастеру Андерту «за взятые для Его Величества две трубы» уплатили 265 руб. ассигнациями. В декабре 1835 г. у этого же мастера купили валторну «для Его Величества» за 250 руб.⁴⁴³ Приобретались инструменты и за границей. В мае 1835 г. на Санкт-Петербургскую таможню законопослушный государь направил сумму таможенных сборов в 10 руб. 34 коп. «за полученные из-за границы две музыкальные трубы»⁴⁴⁴.

Имел император и другие музыкальные инструменты. Судя по «Гардеробным счетам», в феврале 1836 г. барабанщику Дворцовых гренадер уплатили 25 руб. «за перетягивание барабана Его Величества»⁴⁴⁵.

В 1840—1850-х гг. «музыкальные счета» практически исчезают из «Гардеробных сумм». Бесконечный поток дел, возраст и болезни давали себя знать. Видимо, в эти годы император играл только на семейных праздниках по «своим» дням в июне (день рождения) и в декабре (тезоименитство). Так, в ноябре 1849 г. (накануне тезоименитства. – И. 3.) «за чистку музыкальных труб Его Величества» было уплачено 3 руб. серебром⁴⁴⁶. В декабре 1853 и 1854 гг. «зачистку трех музыкальных труб мастеровому роты Федору Купцову» было уплачено 3 руб. серебром⁴⁴⁷. Это последние «музыкальные счета» императора Николая I. Сухие бухгалтерские счета свидетельствуют, что любовь к музыке император Николай Павлович пронес в буквальном смысле через всю жизнь. Можно сказать, именно Николай I «легализовал» духовые инструменты в императорской семье.

Кроме этого, в период правления Николая I формируется такая форма музыкального досуга, как концерты на открытом воздухе в императорских резиденциях. Именно в 1840-х гг. Павловский вокзал превращается в музыкальную Мекку для истинных ценителей музыки. Согласно некоторым сведениям, великий князь Михаил Павлович согласился на продолжение Царскосельской железной дороги до Павловска только при условии регулярных музыкальных вечеров, которые предполагалось организовывать в здании Павловского вокзала.

Валторна альтовая 3-вентильная в строе. Конец 1880-х и.

Валторна басовая 3-вентильная в строе. Конец 1880-х и.

К Императорскому двору регулярно приглашались первоклассные европейские музыканты, они принимали участие и в музыкальных вечерах в Павловске. Так, 5 апреля 1843 г. на торжестве по случаю 25-летия обручения Николая I и Александры Федоровны играл Ференц Лист⁴⁴⁸.

Примечательно, что концерт Ф. Листа при Императорском дворе закончился скандалом. Один из мемуаристов передает рассказ самого Листа об этом инциденте: «Во время моей игры государь подозвал своего адъютанта и стал о чем-то с ним разговаривать. Я перестал играть; наступила тишина.

Валторна теноровая 3-вентильная. Конец 1880-х и.

Валторна натуральная. Середина XIX в.

Император подошел ко мне и спросил отчего я бросил играть. Я ответил: «Когда ваше величество разговаривает, все должны молчать». Николай I с минуту на меня с недоумением посмотрел; потом вдруг нахмурил брови и сказал: «Господин Лист, экипаж вас ждет». Я молча поклонился и вышел. Через полчаса в гостиницу

ко мне явился полицмейстер и сказал, что через шесть часов я должен покинуть Петербург»⁴⁴⁹. Знаменитый Иоганн Штраус более десятка сезонов отыграл на Павловском вокзале для рафинированной публики.

О музыкальных увлечениях Александра II мы знаем очень мало. Известно только, что он играл на фортепиано. Императрица Мария Александровна, как и всякая аристократка ее эпохи, также владела этим инструментом.

В салоне императрицы Марии Александровны регулярно проводились музыкальные вечера. Конечно, императрица «по должности» покровительствовала музыкантам, ее именем назван Мариинский театр. Однако современники свидетельствуют, что «императрица музыки не любила и ее не понимала»⁴⁵⁰.

Сыновья и племянники императорской четы музыку любили с детства и реализовали свои музыкальные интересы в полной мере. Так, великий князь Константин Константинович, будучи молодым человеком, каждую пятницу играл на виолончели в русском оркестре под управлением Направника. С великим князем разучивались новые произведения, но, конечно, без публики⁴⁵¹. Вероятно, у «Константиновичей» виолончель – семейный инструмент, поскольку отец знаменитого «К. Р.», великий князь Константин Николаевич, также играл на этом инструменте. Более того, «Константиновичи» часто устраивали у себя в Мраморном дворце домашние концерты. Так, в марте 1889 г. в Мраморном дворце у великой княгини Александры Иосифовны состоялся концерт, на котором ее сын Константин Константинович играл концерт Моцарта на фортепиано. Причем отец, великий князь Константин Николаевич, играл на виолончели в оркестре. Затем домашними хорами исполнялся «Requiem» Моцарта, соло пели принцесса Елена Мекленбургская и княгиня Новосильцова⁴⁵².

Можно почти точно сказать, когда будущий Александр III начал играть на любимых духовых инструментах: летом 1847 г., когда Александру шел третий год, он упросил одного из воспитателей купить ему настоящую трубу, «чтоб играла». Воспитатель «приискал в игрушечной лавке детскую трубу из цинка, которая при легком надувании производит звуки через так называемую гармонику; а чтоб младшему брату было незавидно, то и для него немного поменьше»⁴⁵³. В результате дети «с утра до вечера не выпускали их из рук и изо рта». Примитивные музыкальные «экзерсисы» мальчиков в немалой степени раздражали бабушку-меломанку – императрицу Александру Федоровну. Она вызвала воспитателя и «особенно благодарила за эти подарки». Когда этим же летом Александр II прислал детям игрушки, купленные в Гамбурге, то бывшие в их числе трубы немедленно изъяли⁴⁵⁴.

Великий князь Константин Николаевич

Достаточно много известно о музыкальных пристрастиях Александра III. Внешне совершенно неутонченный и мужиковатый император, вместе с тем, являлся тонким ценителем и большим знатоком музыки. Александр III, как и Николай I, довольно регулярно играл на музыкальных инструментах, получая от этого искреннее удовольствие. Примечательно, что могучий царь играл на различных духовых инструментах, как и его дед, Николай I, которого Александр III глубоко почитал. В описи вещей в личных комнатах императора в Гатчинском дворце упоминаются музыкальные инструменты, хранившиеся «под рукой». Так, в Рабочей комнате Александра III хранилась валторна, в Уборной – труба-баритон, в Комнате за Уборной – труба⁴⁵⁵.

Следует отметить, что свой путь к духовым инструментам Александр III нашел не сразу. Сначала его начали учить играть на фортепиано, как принято во всех «порядочных» аристократических семействах. Утонченной императрице Марии Александровне, при всем ее искреннем уважении к свекру, претили «военные» трубы.

Уроки фортепиано начались для великих князей Александра и Владимира Александровичей довольно поздно, с осени 1857 г., когда Александру исполнилось 12,5 года. Первым учителем музыки для братьев стал полковник М.А. Половцев, ему платили по 7 руб. за урок⁴⁵⁶. Преподавателя нашли, как это принято во все времена, по рекомендации. В.М. Половцев учил игре на фортепиано принцессу Екатерину Петровну Ольденбургскую, она была на два года младше Александра, но учиться музыке начала значительно раньше его⁴⁵⁷. В.М. Половцев, ученик знаменитого Гензельта, стал учителем музыки и для всех сыновей Александра II.

Занятия шли очень плохо, и причина тому – простое нежелание великого князя играть на фортепиано. У братьев ненависть к фортепияно была наследственной, как и тяга к духовым инструментам. Дело в том, что еще осенью 1858 г. наследник-цесаревич Николай Александрович решительно отказался учиться играть на фортепиано, и тогда же его молодой воспитатель О.Б. Рихтер начал учить его играть на корнет-а-пистоне. Позже с цесаревичем стал заниматься признанный виртуоз Вурм⁴⁵⁸. Трудно сказать, что повлияло на решение Никсы: наследственное увлечение внешней стороной военного дела или авторитет царственного деда.

Младшие братья цесаревича, Александр и Владимир, видимо, не раз слышали музыкальные экзерсисы старшего брата и постепенно заинтересовались и самим инструментом. В сентябре 1861 г. воспитатель Александра Александровича отметил в дневнике, что его воспитанник, «по-видимому, более интересуется игрою на корнет-a-pistons, нежели прежде»⁴⁵⁹. Притом шестнадцатилетний Александр Александрович продолжал «мучить» фортепиано. 4 сентября 1861 г. воспитатель записал: «После завтрака Александр Александрович отправился играть на фортепиано»⁴⁶⁰.

Второму царскому сыну было уже почти 17 лет. Несмотря на несколько лет регулярных занятий, его музыкальные «успехи» не продвинулись дальше примитивных гамм, поэтому родители в конце октября 1861 г. приняли «стратегическое» решение прекратить обучение Александра Александровича игре на фортепиано. Как это ни удивительно, молодой человек воспринял это достаточно болезненно, по крайней мере, он жаловался своему воспитателю, что его не будут больше учить играть на фортепиано. На эти жалобы воспитатель резонно заметил: «В этом он сам виноват, что тот. кто в течение нескольких лет сидит на экзерсисах и еще не умеет разбирать нот, тот не может подавать надежды на успехи. Что нужно требовать строго, либо совсем оставить музыку»⁴⁶¹. В результате на фортепиано безрезультатно потратили целых четыре года.

Однако уроки не прошли бесследно. Они пробудили интерес к музыке. По примеру старшего брата, Александр Александрович стал брать уроки у О.Б. Рихтера. И уже в январе 1862 г. воспитатель констатировал, что «Александр Александрович пошел к Дмитрию Борисовичу (Рихтеру. – И. 3.), чтобы не пропустить урока музыки на трубе, он как-то стал дорожить этим»⁴⁶².

В 1860-х гг. пятый сын Александра II Сергей повторил путь старшего брата, отказавшись играть на фортепиано. Точнее, учитель музыки Кюндингер⁴⁶³ сам посоветовал ему прекратить занятия по игре на фортепиано. При этом великий князь Сергей Александрович любил и понимал музыку.

На протяжении всего 1862 г. воспитатель великого князя Александра Александровича неоднократно отмечал, что у Рихтера братья «провели время очень весело, не говоря уже о музыке, которая доставляет им истинное наслаждение»⁴⁶⁴. Александр Александрович настолько почувствовал вкус и к новому инструменту, и к игре на нем, что принял «несколько раз участие в оркестре»⁴⁶⁵. Более того 17-летний великий князь стал играть самостоятельно и «трубил до 10 часов»⁴⁶⁶. Во всех этих записях сквозит сначала удивление, а затем и просто изумление как музыкальными талантами, так и желанием играть со стороны того, на ком уже давно поставили крест его учителя музыки.

В летний сезон 1863 г. великих князей Александра и Владимира стали вывозить на аристократический «музыкальный пленэр» в Павловск. Эти прогулки в Павловск «на музыку» были почти обязательны для петербургской аристократии: «Вереница экипажей останавливалась у болотистой речки. Отсюда внимали звукам оркестра. Знакомых бывало – пропасть»⁴⁶⁷.

Как известно, музыка объединяет, и в первой половине 1860-х гг. вокруг сыновей Александра II складывается кружок любителей музыки, он просуществовал около 10 лет. По свидетельству мемуариста, Александр Александрович играл квартеты еще со своим старшим братом-наследником Николаем Александровичем, генералом Половцевым, Вурмом, Тюрнером. После смерти старшего брата в апреле 1865 г. великий князь Александр Александрович стал цесаревичем, и к 1869 г. вокруг него сложился «скромный медный септет» из девяти человек⁴⁶⁸.

Музыкальный вечер у А.Ф. Львова (квартет Вильегорских). XIX в.

В 1872 г. пожеланию цесаревича Александра Александровича было основано «Общество любителей духовой музыки», в то время оно называлось «Хор наследника цесаревича Александра Александровича». Цесаревич лично на протяжении 9 лет участвовал в его регулярных репетициях и концертах. К этому времени состав «Общества» расширился за счет офицеров лейб-гвардейского Егерского полка. Музицировали еженедельно, по четвергам. Оркестр был исключительно медный с прибавлением одного «контр-баса» (ротмистр Дмитрий Антонович Скалон) и турецкой музыки. Дирижировал помощник заведующего хором гвардии Беккель, позже его заменил Шрадер. Репертуар для любителей довольно сложный – Бетховен, Глинка, Шуман, Вагнер, Мейебер. Для усиления состава один раз пригласили «легионера» со стороны – профессионального американского музыканта-виртуоза, игравшего на корнете. Они отыграли вместе два месяца, за что американец получил на память весьма ценный перстень⁴⁶⁹.

Надо заметить, что очень многие офицеры были заинтересованы войти в состав «Хора» наследника, поскольку это давало возможность личных, неформальных контактов с ним. Все хорошо понимали, что наследник рано или поздно станет императором и будет набирать свою «команду» из лично ему известных людей. Не чурались «музыкальных контактов» и великие князья. Так, дядя цесаревича великий князь Николай Николаевич (Старший) несколько раз исполнял в оркестре цесаревича «партию маленького барабана», причем он «выбивал дробь отчетливо и красиво» на барабане, привезенном из Болгарии в 1877 г.

Периодически «Хор» концертировал, например, играли в Зимнем дворце для императрицы Марии Александровны. Один раз устроили большой концерт «для своих». Предполагалось, что это будут родные и близкие участников хора. Но в зале собралось до 250 человек. До последнего момента участники концерта не знали, приедет ли цесаревич. Александр Александрович приехал и вместе со всеми участниками выступал на сцене. Это – уже прецедент.

Столь многолетнее членство в «Хоре» в конце 1870-х гг. даже слегка формализовалось. По инициативе цесаревича придворный фотограф Левицкий сфотографировал всех членов кружка. Затем придворные ювелиры изготовили жетон для ношения с инициалами цесаревича и царской над ним короной. Внутри жетона помещалась миниатюрная фотография цесаревича⁴⁷⁰.

Личное участие цесаревича в занятиях «Хора» продолжалось вплоть до марта 1881 г., когда после воцарения у Александра III уже не осталось ни времени, ни возможности для регулярных занятий музыкой⁴⁷¹.

Будущий Александр III не был чужд и пения. Мемуарист упоминает, как «великий князь, сидя рядом с бароном Владимиром Александровичем Фредериксом, очень твердым певцом, пел вместе с ним партию 2-го тенора»⁴⁷².

Александр III очень любил музыку П.И. Чайковского. Когда композитор лишился материальной поддержки своих покровителей, то именно Александр III поддержал его материально. Великому композитору назначили государственную пенсию в 3000 руб. в год, что равнялось годовому жалованью университетского ординарного профессора. Можно упомянуть и то, что П.И. Чайковский, в свою очередь, посвятил жене Александра III, любимой в России императрице Марии Федоровне, 12 романсов, некоторые из которых были на слова великого князя Константина Константиновича – «К. Р.».

О музыкальных пристрастиях Александра III подробно писал в мемуарах граф С.Д. Шереметев. Он вспоминал, что в один из вечеров в Гатчине они слушали Чайковского: «Хор играл в этот день особенно хорошо, и впечатление было сильное. Государь пожелал повторения и слушал с видимым наслаждением, да и нельзя было иначе. Все разошлись несколько позднее обыкновенного и под чудным настроением, а на другой день узнали, что в то самое время, когда все это происходило в Гатчине, умирал Чайковский. Казалось, мы слушали его лебединую песнь.

Вообще он очень любил музыку, но без всяких предвзятых, партийных мыслей, без всякой претензии на музыкальность. Конечно, он восторгался Глинкой и знал многие его романсы. Особенно любил он «В крови горит огонь желанья». Рубинштейна он не переваривал как человека, его коробило его самомнение, его самодовольство и самоуверенность….К Балакиреву относился сочувственно и снисходительно – к его невменяемости. Римского-Корсакова ценил не только как композитора, а как знатока оркестровой части. Он многому восхищался у Вагнера и любил, когда его исполняли, но не терпел музыкальных завываний его поклонников… Церковную музыку очень любил, ценил Бортнянского, но предпочитал Львова за его задушевность. Любимая его Херувимская была Львова. Он назначил ее петь в день своей коронации…»⁴⁷³.

Граф С.Д. Шереметев упоминает также, что Александр III был не прочь послушать и цыган, «когда они были хороши». Поскольку в естественной «среде обитания» цыган, т. е. в ресторанах, российские императоры их слушать не могли, то одну цыганку пригласили спеть в императорском Гатчинском дворце. Конечно, петь в парадных дворцовых залах для цыганки – совершенно неорганично, поэтому она волновалась, пела одна и, конечно, хуже обыкновенного. Однако Александр III остался ею доволен и щедро наградил певицу⁴⁷⁴.

Александру III нравилась и легкая музыка, особенно вальсы Штрауса. Он следил за музыкальными новинками, но отзывы его всегда осторожны. Он никогда не судил по первому впечатлению. Примечательно, что в обычае семьи входило посещение «прогонов», или генеральных репетиций. Так, с «Пиковой дамой» Александр III впервые познакомился еще перед первым ее представлением. Эта опера ему понравилась.

Николая II, как и всех царских детей, учили играть на музыкальных инструментах. Он мог сносно играть на фортепиано, но делал это чрезвычайно редко. По воспоминаниям Маргарет Эггерт, Николай II лично не музицировал и не пел, хотя очень любил музыку и был в достаточной степени музыкально развит.

Младший брат царя великий князь Михаил Александрович в своем кабинете Гатчинского дворца хранил фисгармонию, клавишный духовой музыкальный инструмент с металлическими язычками, со многими регистрами и двумя ножными педалями, которыми приводились в движение меха воздушного резервуара инструмента. Фактически это домашний орган. Сестра Николая II великая княгиня Ольга Александровна играла на скрипке. Ее учителем был первый скрипач в императорском оркестре Владислав Курнакович.

По своим музыкальным пристрастиям Николай II во многом унаследовал вкусы родителей. Он очень любил оперу⁴⁷⁵ и церковную музыку. В отношении церковного пения Николай II отличался большим консерватизмом и предпочитал простое пение. Так же как и его отец, Николай II из композиторов любил более всего Бортнянского, Турчанинова, Львова, «к которым с детства привыкло его ухо. Произведения новых композиторов можно было исполнять при нем с большой опаской, рискуя получить замечание, а то и резкое выражение неудовольствия»⁴⁷⁶.

Императрица Александра Федоровна, как и все девочки ее круга, в молодые годы получила добротное музыкальное образование. Ее учитель музыки, директор Дармштадтской оперы, высоко оценивал музыкальные дарования юной принцессы. Главным инструментом императрицы было фортепиано. Ее музыкальный вкус выражался в любви к Вагнеру⁴⁷⁷.

Став императрицей, Александра Федоровна не оставила своих занятий музыкой. Более того, после 1905 г. императрица пригласила в Александровский дворец профессиональных педагогов. Она играла дуэты с пианистом профессором Кюндингером, тот приходил к ней каждую неделю на несколько часов. Брала уроки пения у профессора Н.А. Ирецкой из Консерватории. Видимо, эти занятия были связанны с желанием императрицы петь дуэты со своими подросшими дочерьми. Любопытно, что Николай II весьма скептически относился к музыкальным талантам своей жены и слушать ее пение не любил. Тем не менее периодически Николай II приходил на половину жены послушать, как она и Вырубова в четыре руки играли любимые им Пятую и Шестую симфонии Чайковского. Те, кто слышал игру императрицы, утверждали, что «Ее Величество была великолепной пианисткой и играла с удивительным подъемом»⁴⁷⁸.

Александра Федоровна, по словам А.А. Вырубовой, обладала «чудесным контральто». Естественно, бывали и домашние концерты. С императрицей пели дуэтом баронесса Мария Штакельберг (в девичестве Каульбарс), сестры Танеевы, графиня Эмма Фредерике, а также «госпожа X и госпожа Z – две известные оперные певицы»⁴⁷⁹. Однако вскоре эти домашние концерты прекратились. Официальным предлогом стали проблемы с сердцем, они возникли у Александры Федоровны примерно в 1908 г.

Подрастающих дочерей в большой семье Николая II музыке учили фрейлины и мать. Уровень их музыкальной одаренности, естественно, разный. Так, по мнению очевидцев, старшая дочь, великая княжна Ольга Николаевна, была не только самой умной из всех сестер, но и самой музыкальной, «она могла на память сыграть любое услышанное ею музыкальное произведение», кроме этого, «она очень недурно пела меццо-сопрано»⁴⁸⁰.

Примечательно, что, наряду с «академическими» музыкальными занятиями, в семье Николая II соседствовали вполне «народные» музыкальные пристрастия. Как это ни покажется странным, утонченная и рафинированная императрица Александра Федоровна любила простую трехструнную русскую балалайку. Как правило, балалаечников она слушала во время отдыха на императорской яхте «Штандарт», поскольку во дворце балалайку слушать было неловко. Фрейлина императрицы баронесса С.К. Буксгевден упоминает, что в Ливадии «после обеда иногда слушали игру балалаечного оркестра яхты или пение казаков эскорта»⁴⁸¹.

На яхте «Штандарт». Цесаревич Алексей с домброй. Фото 1907 г.

Рожок сигнальный с монограммой

Сохранилась редкая фотография цесаревича Алексея Николаевича, сделанная на борту императорской яхты «Штандарт» летом 1907 г., на ней трехлетний цесаревич в окружении юнг играет на балалайке. Надо признать, что это единственный известный случай, когда наследник российского престола не только научился, но и полюбил играть на истинно народном инструменте. Как музыкальный инструмент балалайка была совершенно не типична для аристократических гостиных, и тем не менее… В этой «музыкальной истории» удивительным образом совпали музыкальные предпочтения матери и сына, что бывает не столь уж и часто…

С игрой казаков-балалаечников Собственного конвоя императрица познакомилась еще в первый год жизни в России. А после рождения второй дочери среди игрушек детей появились игрушечные балалайки из магазина Т.Н. Дойникова, что размещался на Казанской улице. В конце 1897 г. в этом магазине купили еще две игрушечные балалайки. Однако играть на балалайке в царской семье стали после того, как цесаревичу Алексею пошел третий год. Именно тогда сделали упомянутую фотографию.

Видимо, в выборе музыкального инструмента для цесаревича сошлось несколько причин. Это было и стремление «сделать» из цесаревича истинно русского монарха, и интерес императрицы к истинно русскому народному инструменту. Судя по воспоминаниям, «Алексей обладал превосходным музыкальным слухом и великолепно играл на балалайке».

Конечно же, у цесаревича имелись учителя, среди них называют генерал-майора Свиты Его Величества А.А. Ресина. Однако у генерала было не так много времени, поскольку он командовал Сводным полком, который охранял императорскую резиденцию в Царском Селе. Поэтому Ресин рекомендовал императрице в качестве учителя игры на балалайке для цесаревича надворного советника Александра Николаевича Зарубина. Сын генерал-лейтенанта, выпускник Императорского лицея, причисленный к Первому департаменту Сената, он как любитель играл в народном оркестре В.В. Андреева. С 15 марта по 4 мая 1916 г. он дал цесаревичу 12 уроков игры на балалайке⁴⁸².

Рожок сигнальный с изображением императорского герба.

И.Ф. Андерст. 1-я половина 1850-х гг.

Дудка боцманская генерал-адмирала великого князя Алексея Александровича. 1854 г.

Именно для этих уроков в апреле 1916 г. на «собственные средства» цесаревича в музыкальном магазине Лемберга куплена профессиональная балалайка за 25 руб. Вероятно, мальчик так увлекся игрой на этом инструменте, что хотел разделить увлечение со своими друзьями, кадетами Агаевым и Макаровым, им он на свои средства в августе 1916 г. купил две балалайки в футлярах, потратив на это 76 руб. Когда цесаревич переехал в Ставку к отцу в Могилев, то с собой он взял и балалайку.

Императрица Александра Федоровна не только всячески поощряла музыкальное увлечение сына, но и включила в январе 1917 г. уроки игры на балалайке, два часа в неделю, в расписание занятий цесаревича. Эти занятия так и не начались, поскольку в конце февраля 1917 г. в Петрограде начались волнения, закончившиеся отречением Николая II 2 марта 1917 г. С этого времени «Его Императорское Высочество Наследник-Цесаревич» превратился просто в Алексея Николаевича Романова. Несмотря на все эти драматические события, Алексей не оставил увлечения балалайкой, и в списке вещей, взятых в августе 1917 г. царской семьей в Тобольск, значились и две балалайки.

Со времен московского царя Алексея Михайловича в придворный быт входит практика театрализованных действ. Общепризнанным является то, что придворный театр времен царя Алексея Михайловича стал одной из важных ступеней становления русского профессионального театра. В XVIII в. театр занял свое прочное место в дворянской культуре.

Члены императорской семьи регулярно посещали главные театральные сцены столицы. С посещением связывалось множество нюансов. Во-первых, к XIX в. отслеживание новинок театрального сезона стало прочной традицией в аристократической среде.

Александр II в Гатчинском театре. Акварель М. Зичи

Во-вторых, многие великие князья оказывали неформальное покровительство молодым актрисам и балеринам, что также стало неофициальной традицией. В-третьих, два петербургских театра получили имена императриц – Александры Федоровны и Марии Александровны, превратившись в императорские Александринский и Мариинский театры. Было создано специальное подразделение – Дирекция императорских театров в структуре Министерства Императорского двора.

Когда семья императора выезжала в пригородные резиденции, то театральный сезон продолжался и там, только на различных летних площадках императорских резиденций. Так, во время пребывания в Царском Селе при Дворе постоянно два раза в неделю играли спектакли, состоявшие из одной русской и одной французской пьесы⁴⁸³. Граф С.Д. Шереметев упоминает, что в сезон 1863 г. «в Китайском театре давались спектакли, в Эрмитаже был прелестный бал….За ужином блюда подавались на машине, как в прошлом столетии»⁴⁸⁴.

В Царском Селе кроме Китайского театра активно использовалась сцена в Большой зале Царскосельского дворца. Там дважды в неделю на сцене, устроенной еще при Николае I, давали спектакли артисты императорской русской и французской трупп. После спектакля все следовали на ужин⁴⁸⁵.

Российские императоры хорошо знали и ценили своих артистов. Ценили в том смысле, что во время юбилейных бенефисов считали своим долгом прислать юбиляру дорогой подарок и по возможности почтить юбилейный спектакль своим присутствием. Кроме этого, артисты императорских театров получали достаточно высокое жалованье и могли при достаточной выслуге лет рассчитывать на достойную пенсию.

В дворянском кругу выступления профессиональных трупп на «домашних площадках» – дело обычное. Так было и в императорской семье. Иногда и монархи выходили на сцену во время профессиональных постановок. Конечно, это рассматривалось как вполне безобидная прихоть монарха. Даже грозный Николай I позволял себе такие экспромты. Один из ведущих актеров Николаевской эпохи П.А. Каратыгин, описывая в своих «Записках» представление водевиля «Ложи первого яруса» в Гатчинском дворце, писал: «Спектакль, говорят, прошел на славу, хотя был бесконечный, но к довершению эффекта государь, который во время второго акта сел нарочно сбоку, незаметно ушел за кулисы, накинул на себя серую шинель и явился на сцену квартальным надзирателем»⁴⁸⁶.

Один из многолетних соратников Николая I барон Модест Корф упоминает в мемуарах, что в Гатчинском дворце приглашенные актеры играли две пьесы: «Ложа первого яруса» Каратыгина и французскую комедию. В последней император играл роль немца, которого сбил с ног русский купец. Корф подчеркивает, что пьесу с участием Николая I смотрели «в самом тесном кругу» зрителей – семья и пятеро ближайших сановников. Русскую пьесу играли для более широкого круга зрителей, но царь в ней не участвовал⁴⁸⁷.

Надо заметить, что петербургская аристократия с пренебрежением относилась к русскому драматическому театру, предпочитая Михайловский «французский» театр. Эту моду задавала царская семья. Александринский театр был весьма посещаем, однако совершенно другой, разночинной публикой: «Фи, Александринский театр – для простых», «Туда никогда не ходят»⁴⁸⁸.

Парадный спектакль в честь германского императора Вильгельма I в Михайловском театре. Акварель М. Зичи. 1873 г.

Как уже упоминалось, ни императрица Мария Александровна, ни император Александр II не были страстными любителями музыки. Поэтому посещение итальянской оперы являлось, по большей части, данью традиции и соблюдением привычных форм досуга членов Императорской фамилии. В 1865 г. Александр II писал жене: «Ты, не правда ли, удивишься, что я поехал в «Отелло»? Но главная тому причина та, что я хотел видеть детей и пить с ними чай, и, в конце концов, я действительно насладился музыкой»⁴⁸⁹.

Детей Александра II с ранних лет приобщали к итальянской опере, которую они со временем оценили и полюбили. После посещения очередного оперного спектакля мальчики с удовольствием пели наизусть затверженные оперные мотивы⁴⁹⁰. Например, вечером 27 декабря 1861 г. великие князя Александр (16 лет) и Владимир (14 лет) в сопровождении своего главного воспитателя графа Б.А. Перовского отправились в театр смотреть «Севильского цирюльника»⁴⁹¹.

Юношей регулярно вывозили в театры. В дневнике их воспитателя встречается множество упоминаний о таких поездках: «В семь часов великие князья пошли к императрице и скоро вернулись оттуда, чтобы ехать в театр. В ложе была императрица, великий князь Константин Николаевич и фрейлина Тютчева» (29 декабря 1861 г.)⁴⁹².

Регулярное посещение театра – важная часть создания публичного образа монарха. Вместе с тем в театр монархи ходили прежде всего для того, чтобы получать удовольствие и отдыхать. Существовали некоторые светские условности, жестко соблюдаемые. Так, в императорских театрах были царские ложи. Аналогичные ложи существовали и в других театрах, которые часто посещались членами императорской семьи. Вместе с тем для мужской половины императорской семьи было совсем необязательно находиться именно в царской ложе. Так, М.Ф. Кшесинская упоминает, что на спектакле в январе 1892 г. «государь и наследник сидели в первом ряду, а императрица и великие княгини – в царской ложе»⁴⁹³.

Торжественная и помпезная царская ложа занималась хозяевами в обязательном порядке во время официальных мероприятий. Но в повседневной жизни царственные зрители занимали те места, с которых им было удобнее наблюдать за разворачивающимся на сцене зрелищем. Фрейлина А.Ф. Тютчева, впервые сопровождавшая в театр цесаревну Марию Александровну в январе 1853 г., искренне удивилась тому, что ее «ввели в маленькую литерную ложу у самой сцены, в одном ряду с ложами бенуара»⁴⁹⁴. Видимо, для цесаревны Марии Александровны в первую очередь было важно сидеть в ложе «у самой сцены». Поэтому статусная и помпезная ложа часто пустовала, хотя в театре и присутствовали особы императорской фамилии.

Примечательно, что молодых великих князей, которых в обязательном порядке сопровождали их воспитатели, как правило, не сажали в царскую ложу. Для них резервировалась вполне достойная ложа, но несколько в стороне от их царственных родителей и свиты. Подобная практика восходила к традициям XVIII в., когда родители и дети держались достаточно далеко друг от друга, да и родителей только с трудом можно назвать родителями в современном понимании этого слова. Один из воспитателей упоминает: «Мы сидели в верхней ложе, в нижней ложе был государь и другие члены царской фамилии»⁴⁹⁵.

Также следует отметить, что к балетным спектаклям великих князей Александра и Владимира начали приобщать, начиная с 1862 г., когда Александру исполнилось 17 лет. Однако воспитатели великих князей считали, что балетные спектакли мальчикам смотреть еще рано («великим князьям еще рано ездить по балетам»), поскольку именно в эти годы балерины начали прочно занимать места дам полусвета не только в гвардейско-аристократической среде, но и привлекать пристальное внимание старшего поколения великих князей.

Александр III на всю жизнь сохранил любовь к театру и сумел передать ее своим детям. Примечательно, что с возрастом театральные пристрастия Александра III претерпели изменения. В отличие от своих родителей, Александр III особенно любил «русскую сцену и следил за нею»⁴⁹⁶. Следует подчеркнуть, что именно в период правления Александра III появляются негосударственные театры и формируются традиции русской реалистической театральной школы.

В последней четверти XIX в. российская балетная школа окончательно формируется. Этому в немалой степени способствовало то, что именно балет становиться «главным из искусств», как для членов Императорской фамилии, так и для петербургского высшего света. Преимущественно его мужской части. К этому времени балерины прочно входят в личную жизнь членов Императорской фамилии и это, отчасти, становиться традицией.

На период правления Александра III пришлись главные балетные премьеры П.И. Чайковского. Примечательно, что члены семьи Александра III посещали даже репетиции и генеральные прогоны новых балетных постановок на музыку П.И. Чайковского⁴⁹⁷.

Способствовало подъему статуса балетной сцены и внимание Александра III к Императорскому балетному училищу. При этом императорская семья практически перестала посещать Смольный институт, что так любил делать Александр II. Именно во время выпускного концерта в 1890 г. за стол Александра III была приглашена одна из самых талантливых выпускниц балетного училища 17-летняя Матильда Феликсовна Кшесинская, чья судьба окажется тесно связанной с императорской семьей. Именно тогда юную балерину представили цесаревичу Николаю Александровичу.

Как правило, в императорских резиденциях по торжественным дням устраивалась то, что сейчас называют концертом. Конечно, составители концерта учитывали личные вкусы монархов и повод, по которому и устраивался концерт. Например, 14 ноября 1896 г. в Аничковом дворце состоялся один из таких концертов, посвященных дню рождения вдовствующей императрицы Марии Федоровны. Согласно сведениям, почерпнутым из камер-фурьерского журнала, репертуар был составлен из произведений для струнного оркестра: «Арагонская охота» (Глинка), народная песня из «Скандинавской сюиты» (Гамерик), вальс цветов из балета «Щелкунчик» (Чайковский), пролог из оперы «Паяцы» (Леонковалло), марш «Привет Копенгагену» (Фарбах)⁴⁹⁸.

Примечательно, что, несмотря на театральность императорской семьи, обер-прокурору Священного синода К.П. Победоносцеву, имевшему большое влияние на Александра III, удалось добиться полной отмены спектаклей в императорских театрах на период Великого поста⁴⁹⁹.

Поскольку в императорской семье сформировались прочные театральные традиции, то цесаревич Николай Александрович, а затем и император Николай II, стал заядлым театралом, чего нельзя сказать об императрице Александре Федоровне.

Сохранились записки Николая II к императрице-матери, написанные в 1896 г., в которых речь идет о театре: «Милая Мама! Извини, пожалуйста, за наше дерзкое бегство в театр. Но в ¹/₂ восьмого дают Ревизора. Сандро[23] и Сергей очень звали туда. Я два раза старался попасть в него, но ни разу не удавалось»; «Милая Мама, мне очень хочется поехать сегодня в балет Чайковского «Лебединое озеро», поэтому извини нас, если не придем к тебе к обеду. Не думаешь ли ты тоже поехать в театр?».

Дневник Николая II позволяет в деталях определить место театра в повседневной жизни императора на протяжении длительного времени, понять его театральные предпочтения и то, что оставляло его равнодушным. В дневниковых записях за 1896 г., в первый год правления молодого императора, когда он еще не в полной мере ощутил груз, свалившийся на него после ранней смерти отца, «театральные» записи довольно часты. В январе 1896 г. он ходил в театр буквально через день, посетив 16 театральных постановок.

Записки Николая II к императрице Марии Федоровне

Анализ этого списка показывает, что 2 6-летний молодожен предпочитал оперу (6 посещений)⁵⁰⁰, которую с удовольствием слушал в императорских театрах. Об опере Массне «Вертер» он отозвался: «Очень красиво, но трудно ознакомиться с первого разу». Об опере Направника «Дубровский» Николай II отозвался как о красивой вещи с отличной оркестровкой и чудными хорами. Слушая «Отелло» Верди, он отметил, что итальянские певцы Батистини и Таманьо пели великолепно. Оценивая оперу Вагнера «Тангейзер», ее он слушал в первый раз, император записал только одно слово: «Прелестно!». Через несколько дней Николай II впервые слушал «Аиду» Верди, но, видимо, впечатление оказалось не таким сильным, поскольку он ограничился только записью: «Очень хорошо».

Театральная программка спектакля в Петергофском Летнем театре в честь бракосочетания великого князя Александра Михайловича с великой княгиней Ксенией Александровной. 1894 г.

Зато оперу П.И. Чайковского «Евгений Онегин» он слушал не единожды. Ее царь оценил очень высоко: «Пел старый настоящий состав – великолепно! Ничего не знаю лучше этой музыки». Примечательно, что молодая жена не всегда его сопровождала, но любимого «Евгения Онегина» они слушали вместе.

Вторую позицию по предпочтениям занимали легкие водевили во Французском театре (5 посещений)⁵⁰¹, о них царь только упоминал, что «отличная веселая пьеса» или «давали уморительную пьесу». Причем некоторые вещи ему нравились настолько, что он иногда смотрел один и тот же спектакль дважды.

Третью позицию в шкале предпочтений занимал балет (4 посещения)⁵⁰². Судя по отзывам, балетные постановки нравились ему далеко не все. Так, балет П.И. Чайковского «Лебединое озеро» он назвал «красивым, но скучным». Вместе с тем «Спящую красавицу» оценил очень высоко: «Как всегда, в нем наслаждался музыкой». Высоко отозвался о балете «Конек-Горбунок», его он смотрел впервые: «Постановка отличная, музыка старая и простая». Однако с бенефиса признанного мастера балета Петипа император ушел до окончания спектакля.

В феврале 1896 г. император посетил различные театры 12 раз. В этом месяце он отдал предпочтение Французскому театру, посетив его 5 раз⁵⁰³. В этом театре практиковалась последовательная постановка двух коротких веселых спектаклей. Причем спектакль «Conseil judiciaire» Николай II смотрел ранее в январе, но счел возможным посетить его еще раз и «хорошо посмеяться». Любопытно, что уже тогда у молодоженов выявились различные вкусовые пристрастия. Так, 28 февраля 1896 г. Николай II отвез жену в Немецкий театр, а сам предпочел с великими князьями Георгием и Владимиром Александровичами отправиться во Французский театр. Там они от души повеселились: «хохотали ужасно!» В этом месяце царь прослушал 4 оперы⁵⁰⁴. Еще раз послушал любимую «Спящую красавицу» и очень высоко оценил «Паяцев». Видимо, по просьбе жены Николай II дважды посетил Немецкий театр⁵⁰⁵, но, судя по всему, ему больше нравился искрометный юмор французских пьес, которым он отдавал явное предпочтение. В феврале царь единственный раз без особых эмоций посетил Императорский Александринский театр⁵⁰⁶.

Примечательно, что балет император смотрел только до Великого поста. Видимо, смотреть на балерин во время поста считалось грехом. 4 февраля 1896 г. он записал в дневнике: «Давали сборный спектакль, где все лучшие балерины, в последний раз перед постом, отличались со свойственным им умением».

В марте 1896 г. монарх отдал предпочтение репертуару Французского театра. В течение месяца Николай II посмотрел в нем 9 спектаклей⁵⁰⁷. «Очень смешной» спектакль «Ten Toupinel» он посетил дважды. Повторим, что вкусовые театральные предпочтения у супругов, проживших вместе лишь четыре месяца, обозначились уже вполне отчетливо. Так, 8 марта Николай II записал в дневнике, что после того как они поужинали вдвоем с женой, он поехал один в театр, так как пьесу играли очень легкую. В театре 26-летний царь много смеялся. Вероятно, 22-летнюю Александру Федоровну, ее мало кто видел с улыбкой на лице, совершенно не устраивали веселые, скорее всего двусмысленные, французские пьесы. Из серьезных вещей царь послушал во второй раз «Аиду» и присутствовал в Мариинском театре на концерте для военных инвалидов.

Последним театральным петербургским месяцем 1896 г. стал апрель. Дела стали наваливаться более плотно. Кроме того, в завершающую стадию вступила подготовка к очень важному событию в жизни российского императора – коронация, ее планировали провести в мае 1896 г. Поэтому за месяц Николай II сумел вырваться в театр только 4 раза. Он в очередной раз прослушал «Дубровского», съездил в Михайловский театр, где посмотрел «отличную пьесу» «Через край». Затем посмотрел обязательную «Спящую красавицу» и завершил месяц посещением Французского театра.

После выматывающей коронации Николай II и Александра Федоровна полтора месяца прожили в селе Ильинском, подмосковном имении великого князя Сергея Александровича и великой княгини Елизаветы Федоровны. Естественно, московская знать делала все, чтобы досуг императорской четы оказался насыщенным и разнообразным. Так, 1 июня императорская чета отправилась в Архангельское к князю Юсупову в его домашний театр. Для них приготовили постановку легендарной оперы «Лалла-Рук» с итальянкой-певицей Арнольдсон. После оперы смотрели фейерверк и ужинали. 6 июня вновь у Юсуповых слушали два акта «Севильского цирюльника» и 4-й акт из «Риголетто».

В июле-августе 1896 г. в Красном Селе проходили традиционные учения Гвардейского корпуса, и центр театральной жизни переместился туда. В офицерской среде Красносельских лагерей большим успехом пользовались легкие французские водевили.

Вторая половина 1896 г. оказалась занята первыми официальными визитами в европейские страны. Это отнимало много времени и так выматывало физически, что венценосным супругам было не до развлечений.

В последующие годы театральная жизнь императорской четы стала значительно скромнее. Императрица Александра Федоровна практически перестала посещать театры. Это связано как с рождением пятерых детей, так и с особенностями характера императрицы. Николай II по-прежнему старался выбраться в театры, однако дела и политическая ситуация в стране диктовали такой график, что театр постепенно ушел из жизни царя.

Если взять последний «спокойный» (на Дальнем Востоке уже началась война с японцами) год, то в январе 1904 г. царь выбрался в театр восемь раз. Дважды послушал очень понравившуюся ему оперу «Gotter dammerung» («Наслаждались все вместе»). Из Александринского театра, после просмотра пьесы «Обыкновенная женщина», вернулся разочарованным, оценив ее «бессмысленной». Зато постановка во Французском театре, как обычно, понравилась. С удовольствием в очередной раз посмотрел «Спящую красавицу» («отлично, давно не видал»), В рамках традиционных январских празднеств «посмотрел весьма удачный» спектакль в Эрмитаже – сокращенный вариант «Мефистофеля», в котором пели Шаляпин и Собинов. Потом был опять Французский театр. Закончился январь просмотром «Русалки». В этот день царь узнал о нападении японцев на Порт-Артур. Началась Русско-японская война, и публичное посещение театров прекратилось. Развлечения начали носить камерный, семейный характер.

Потом произошла революция. За период с 1905 по 1907 г. Николай посетил Петербург только 4 раза, проводя все время в пригородных резиденциях. После стабилизации положения в стране Николай II возобновил посещения театров. Этот факт немедленно заметили в высшем свете и расценили как окончательное подавление революционного террора. Одна из мемуаристок отметила, что Николай II, посетивший 12 декабря 1910 г. театр по случаю 50-летнего юбилея одного из артистов (Гердта), «6 лет не был в театре». Она также добавила, что «царь собирается часто бывать в театре» и что «пока еще возможно ездить, но с конца января и начала февраля эти посещения будут опасны. По всему видно, что снова смутное время надвигается»⁵⁰⁸.

В это время постоянными спутницами Николая II становятся его старшие дочери. Так, две старшие дочери сопровождали царя во время его визита в Киев, и 1 сентября 1911 г. они присутствовали на торжественном исполнении «Сказки о царе Салтане» в Киевском оперном театре. Правда, представление закончилось гибелью премьер-министра П.А. Столыпина, застреленного террористом буквально на глазах царя.

Накануне и во время подготовки торжеств, связанных с 300-летием династии, Николай II возобновляет визиты в Петербург. По сути, это был его последний театральный сезон, продолжавшийся два месяца. В январе 1913 г. вместе со всеми дочерьми царь посмотрел «Конька-Горбунка» в новой постановке. Всем очень понравилось. Со старшими дочерьми в Мариинском театре слушал «красивую оперу» Пуччини «М-me Butterfly». С дочерьми наслаждался А. Павловой в «Дон Кихоте», она «танцевала на славу». Со старшими дочерьми удачно посетил Александринский театр, посмотрев «интересную пьесу» «Ассамблея». Не чуждался царь и театральных новинок. Так, он достаточно высоко оценил оперу Н.А. Римского-Корсакова «Сказание о граде Китеже и деве Февронии». Театральную новинку царь слушал со старшими дочерьми, оценив произведение как «интересную вещь, музыка трудная, но красивая. Мне она понравилась». Для такого искушенного театрала, как Николай II, оценка весьма высокая, поскольку он был скуп на подобные эмоциональные оценки.

Складывается такое впечатление, что Николай II в январе и феврале 1913 г. наслаждался давно знакомыми постановками, их он смотрел и слушал много раз. Наслаждался тем, что может разделить радость от увиденного со своими старшими дочерьми. Тем, что может вновь посещать театры, а не сидеть узником в пригородных резиденциях, окруженных многочисленной охраной. Следует отметить, что возобновление «театральной жизни» диктовалось не столько личными желаниями царя, сколько политической необходимостью. Накануне 300-летия династии Николай Романов должен был продемонстрировать политическую стабильность страны, в том числе и тем, что он может в любое время посетить любую точку своей Империи. В том числе и театр. Царь активно демонстрировал себя подданным.

В феврале 1913 г. с дочерьми смотрел балет «Дочь фараона», в нем А. Павлова «дивно танцевала». Затем был «чудный» «Лоэнгрин», где он наслаждался «дивной музыкой». В Царском Селе в помещении Китайского театра смотрел спектакль «нестатусной» труппы «Кривое Зеркало», при этом все «много хохотали».

Накануне юбилейных торжеств начались спектакли, входившие в праздничную «тематическую» программу. Так, 22 февраля 1913 г. с женой и старшей дочерью Николай II поехал в Мариинский театр на парадный спектакль «Жизнь за Царя». На постановке такого уровня, конечно, «было очень красиво», но, тем не менее, «Алике уехала после первого действия». Надо заметить, что императрица откровенно пренебрегала выполнением своих представительских «должностных обязанностей», уехав в такой день со спектакля. После этих празднеств Николай II только один раз в августе 1913 г. выбрался в театр, послушать оперу. В одиночестве.

Наряду с посещением профессиональных театров у членов императорской семьи находилось время и для любительских постановок на домашней сцене «для своих». Вообще домашние спектакли были общей дворянской⁵⁰⁹ традицией, устойчиво сохранявшейся вплоть до 1917 г. Естественно, самое активное участие в этих спектаклях принимала молодежь. Распределялись роли, учились тексты, готовились костюмы, и после двух-трех прогонов спектакль выставлялся на суд публики. Отметим, что у молодых «актеров» уже имелся некоторый сценический опыт, поскольку дети в императорской семье участвовали в любительских спектаклях с малых лет. Например, зимой 1864 г. семилетний великий князь Сергей и четырехлетний Павел Александровичи играли первый в жизни спектакль для императрицы Марии Александровны. Домашний театр устроили в пустых комнатах нижнего этажа виллы Пельон в Ницце. Граф А.А. Бобринский для детей написал пьесу на французском языке «La mansarde du Crim»⁵¹⁰.

Конечно, публика была весьма лояльна, поскольку на сцене «блистали» хорошо известные им люди: родственники и друзья. Пьесы, как правило, отбирались комические, и публика охотно смеялась. Но кроме комедий ставились театральная классика и сложные драматические произведения.

Среди Романовых выявилось достаточно много талантливых актеров-любителей. Так, Государственный секретарь А.А. Половцев неоднократно отмечал театральный талант младшего сына Александра II великого князя Павла Александровича. В оценке весьма критически настроенного сановника талант Павла Александровича признается некой «константой». Например, описывая спектакль, данный в Мраморном дворце у великой княгини Александры Иосифовны 17 февраля 1886 г., он упоминает, что «великий князь Павел Александрович играет роль первого любовника в изумительном совершенстве.

Дмитрий Константинович недурен в комической роли. Константин Константинович слабее. Дамы плохи»⁵¹¹. Через несколько лет, будучи вновь на спектакле в Мраморном дворце (14 февраля 1889 г.), он отметил: «По обыкновению великий князь Павел Александрович играет превосходно, остальные весьма плохи»⁵¹². Под остальными Половцев имел в виду и признанного «актера» великого князя Константина Константиновича.

Великий князь Константин Константинович в костюме Гамлета

Об этих любительских спектаклях есть упоминания в дневниках и мемуарах. Во второй половине XIX в некоторые эпизоды из театральных постановок зарисовали придворные художники и запечатлели фотографы.

Наброски эскизов костюмов персонажей трагедии о Гамлете в переводе вел. князя Константина Константиновича. Гатчина. М. Зичи. 1899 г.

Император Александр II в Арсенальном зале. Гатчина. М. Зичи. 1859 г.

Великие княжны Анастасия и Татьяна. Ливадия

В 1859 г. в Гатчинском дворце серию акварельных зарисовок сделал начинающий придворный художник М. Зичи. Судя по его акварелям, любительские спектакли занимали важное место в досуге императорской семьи. 24 октября 1859 г. на сцене Арсенального Гатчинского дворца блистали молодые фрейлины княжна А.Н. Трубецкая и княжна A.C. Долгорукова. Придворный художник в деталях зарисовал всех участников спектакля и публику, стоявшую у сцены. 28 октября 1859 г. на той же сцене разыграли комедию «Булочная», в которой приняли участие три сына Николая I: великие князья Константин, Николай и Михаил.

Молодые великие княжны и фрейлины во всем блеске молодости охотно выходили на любительские театральные подмостки. Однако в связи с замужеством число претенденток на возрастные женские роли в любительских спектаклях катастрофически убывало. Это по-человечески вполне понятно, но были и известные дамы, начинавшие без особых комплексов играть возрастные роли. К их числу можно отнести одну из дочерей фельдмаршала Паскевича-Эриванского: «Домашний спектакль у кн. Паскевич. Княгиня после десятилетнего перерыва снова на сцене и теперь в старушечьей роли»⁵¹³.

Когда подросли сыновья у Александра II, то их тоже вовлекли в постановки любительских, домашних спектаклей. И все происходило «по-взрослому». Так, при постановке спектакля в апреле 1875 г., подготовленного сыновьями для императрицы Марии Александровны, состоялась генеральная репетиция, «актеры», естественно, переживали («Ужасно страшно! К счастью, все хорошо удалось! Арлекинада – отлично. Толпа народа, ужасно»). Известный скульптор барон П.К. Клодт, по совместительству учитель рисования великого князя Сергея Александровича, подготовил афиши для спектакля («Две афишки, сделанные бароном Клодтом, прелестны»)⁵¹⁴.

Сценки из спектакля «Булочная». Гатчина. М. Зичи. 1859 г.

Сценки из спектакля «Меценат». Гатчина. М. Зичи. 1859 г.

Примечательно, что в домашних спектаклях наряду с любителями участвовали и профессиональные актеры, своей игрой они прочно «сшивали» рыхлый любительский спектакль. В январе 1876 г. великий князь Сергей Александрович после обычных эмоций («Эмоции ужасные, страдание. Все великолепно удалось!!! Счастье! Папа и Мама очень довольны. Все нам комплименты говорили, более или менее искренние») упоминает, что после спектакля состоялся «ужин с актерами»⁵¹⁵.

В октябре 1878 г. в Ливадийском дворце поставили сцены из комедии «Ревизор». Судя по сохранившейся фотографии, главные роли достались молодым великим князьям, младшим сыновьям Александра II. Хлестакова играл великий князь Сергей Александрович. Его младший брат Павел Александрович также играл одну из главных ролей. Остальные роли играли флигель-адъютанты и ближайшее окружение императорской семьи⁵¹⁶.

Николай II, будучи еще цесаревичем, принял участие в таком любительском спектакле в феврале 1890 г. Цесаревичу тогда шел 23-й год. Жена великого князя Сергея Александровича, Елизавета Федоровна (цесаревич называл ее тогда тетей Эллой), выступила в качестве режиссера при постановке пьесы по «Евгению Онегину». Цесаревичу, конечно, досталась одна из главных ролей. В своем дневнике будущий император отметил основные этапы подготовки пьесы: 13 февраля – «Начал разучивать свою маленькую роль из Евгения Онегина, для крошечного спектакля т. Эллы»⁵¹⁷; 23 февраля состоялась первая репетиция на сцене; 24 февраля – прогон, поскольку «репетиция шла два часа»; 25 февраля репетиция состоялась в костюмах; и, наконец, 27 февраля 1890 г. состоялся сам спектакль: «Спектакль с нашими двумя сценами с тетенькой прошел удачно». Видимо, спектакль так хорошо приняли, что его повторили на следующий день. 3 марта 1890 г. цесаревич записал в дневнике: «Возня с Евгением Онегиным окончилась сегодня тем, что я поехал к Бергамаско и снялся в обоих костюмах с Татьяной во многих положениях». Эти снимки 22-летнего Николая II сохранились.

Своеобразным пиком любительских спектаклей, фактически вышедших на профессиональный уровень, стала постановка «Гамлета» на сцене Эрмитажного театра в 1899 г. Великий князь Константин Константинович Романов не только перевел⁵¹⁸ «Гамлета» на русский язык, но и, с разрешения своего племянника Николая II, играл в спектакле главную роль.

Великий князь Константин Константинович в роли Иосифа в драме «Царь Иудейский»

Этому любительскому спектаклю придавалось государственное звучание, поэтому на постановку «Гамлета» были потрачены значительные суммы из личных средств Николая II. Офелию играла дочь графини М.Э. Клейнмихель. Роли второго плана исполняли офицеры гвардейских полков. Даже пажи датской королевы были настоящими пажами, сыновьями лучших русских фамилий. Императрица Александра Федоровна регулярно посещала репетиции: «Всегда холодная и равнодушная, она, казалось, была только тем занята, чтоб в шекспировском тексте не было ничего, могущего показаться ей оскорбительным»⁵¹⁹. Современники отмечали роскошь любительской постановки. Спектакль на дворцовой «площадке» повторили три раза. Первый раз для – Императорского двора и дипкорпуса, второй раз – для родственников исполнителей и третий раз – для артистов императорских театров (русского, французского и итальянского).

Сценки из домашних спектаклей. Гатчина. М. Зичи. 1859 г.

В 1904 г. Николай II с большим удовольствием посмотрел еще два любительских спектакля. 20 января 1904 г. Николай II и Александра Федоровна семейно посетили молодоженов – младшую сестру царя Ольгу и принца Петра Ольденбургского и там посмотрели любительский спектакль, в котором играли Ольга, Петр и младший брат царя Михаил: «Играли совсем хорошо и весьма дружно». В ноябре 1904 г. дети Николая II устроили для родителей сюрприз, разыграв «в лицах и надлежащих нарядах» пьесу «Стрекоза и муравей».

Летом цари, как и все их подданные, купались. С большим удовольствием. Купались, как правило, в Петергофе, где проводились самые жаркие летние месяцы. Известно, что еще в XVIII в. в Петергофе, при Екатерине II, на Менажерийном пруду устроили императорскую купальню. В закрытом со всех сторон павильоне устроили специальные ниши для раздевания. Небольшой пруд украшали 16 фонтанирующих дельфинчиков и фонтан «Солнце». Купальню построили достаточно большой – 29 м по наружному краю бортов и 27,5 м по внутреннему. Примечательно, что фонтан «Солнце» использовался не только для декора купальни, но и для совершенно утилитарных нужд. В 1772–1774 гг. он одновременно служил и водометом императорской кухни. Эта купальня просуществовала более 150 лет, разобрали ее только в 1925 г.⁵²⁰

Тем не менее, купание оставалось достаточно редкой формой отдыха в императорской семье вплоть до начала XX в. Купались, конечно, по очереди. Пуританский XIX в. не приветствовал совместных купаний. Купались «в исподнем» или нагишом. Хотя в мемуарной литературе есть упоминания, что жена Александра III императрица Мария Федоровна в молодые годы могла купаться в гатчинских прудах в неглиже, но это, видимо, было исключением из правил, чем обычной практикой. Судя по фотографиям, только в конце XIX в. в царской семье стали использовать специальные купальные костюмы.

На Черное море царская семья начала регулярно выезжать с 1862 г. Местом пребывания царской семьи на крымском побережье стала резиденция Ливадия, расположенная поблизости от Ялты. Уже к 1866 г. на берегу моря выстроили здание купальни для императрицы Марии Александровны. Императрица из-за больных легких могла позволить себе морские ванны только в специальном закрытом помещении⁵²¹.

Император Николай II со старшими дочерьми. Петергоф

Цесаревич Алексей в пруду Александровского парка. Июнь 1914 г.

В 1866 г. младшие сыновья Александра II – девятилетний Сергей и шестилетний Павел с огромным удовольствием купались в море, конечно, под бдительным присмотром. Для детей непосредственно в море усроили купальню, практически без изменений она просуществовала до 1917 г. Последними в этой «морской» купальне плескались дети Николая II. Воспитатель девятилетнего великого князя Сергея Александровича описывал в дневнике «морскую» купальню следующим образом: «Купальня устроена весьма удобно: она состоит из довольно большого пространства, обколоченного редкими сваями, обтянутыми полотном; в купальне двигается по рельсам весьма красивая будка, в которой одеваются; когда волнение сильно, то для великих князей приготовляют ванны на открытом воздухе близ моря, а в случае сильного ветра – в здании ванны Ее Величества»⁵²².

Морские купания маленьких мальчиков справедливо рассматривались как оздоравливающие процедуры – «ванны», им велся строгий учет. В бархатный сезон 1866 г. великий князь Сергей Александрович «взял» всего 46 ванн, а его младший брат Павел Александрович – 40 ванн⁵²³.

Примечательно, что за купающимися царскими детьми, даже за взрослыми, внимательно следили. Так, летом 1875 г., когда 18-летний великий князь Сергей Александрович купался в Финском заливе, то рядом с ним в воде в обязательном порядке находился его «военный дядька» матрос Андреев⁵²⁴.

Николай II, Александра Федоровна и Ольга Александровна. Ливадия. Фото 1913 г.

Император Николай II с Ольгой Александровной. Ливадия. Фото 1913 г.

Анастасия на берегу Черного моря

Мария Федоровна с Ксенией на берегу моря. Фото 1883–1885 гг.

А.Е. Деревенько, Алексей, Мария и Анастасия на берегу Черного моря

Когда в 1909 г., после четырехлетней изоляции в пригородных резиденциях Петербурга, Николай II с семьей отправился на Черное море в любимую Ливадию, то для девочек в Английском магазине приобрели все необходимые купальные принадлежности. С июля 1909 г. по 14 января 1910 г. там только для Марии Николаевны купили: две пары купальных туфель по 2 руб., купальную шапочку за 1 руб. 25 коп. и купальный костюм за 17 руб. Как свидетельствуют фотографии, купальные костюмы у девочек были одинаковой, стандартной расцветки в горизонтальную полоску, цветов «тельняшки». Если не считать характерных для того времени закрытых купальных костюмов, тот же самый набор вещей мы покупаем сегодня, отправляя своих детей в бассейн или на море.

В Ливадии Николай II постоянно купался в море. Судя по фотографиям, царская купальня оборудовалась довольно просто: на галечном берегу разбивалась палатка для переодевания, от палатки к морю разворачивался веревочный мат, чтобы камешки не кололи ноги, в море уходил канат, за который можно держаться при волне.

Царские дочери в Ливадии пользовались своей купальней, оставшейся еще со времен императрицы Марии Александровны. К деревянным мосткам, уходившим в море, пристроили со всех сторон экраны из парусины. В огороженное пространство, обтянутое канатами, спускалась лестница с широкими деревянными ступеньками. То есть с точки зрения безопасности и морали все условности соблюдались. За купающимися девочками присматривал матрос А.Е. Деревенько. Сохранилось несколько фотографий купающихся царских дочерей рядом с А.А. Вырубовой. Александра Федоровна в Черном море категорически не купалась. Судя по тому, что Николай II упоминает в дневнике «бассейн перед домом», то именно там она с младшими дочерьми принимала морские ванны.

У императорской семьи было еще одно «море» для отдыха – Финский залив. Николай II в дневниковых записях называет залив без всяких кавычек морем. Так, 6 июня 1905 г., он записал в дневнике: «Днем баловались с детьми в море, они барахтались и возились в воде. Затем в первый раз купался в море при 14 ¹/₄ – низкая температ., но зато освежительная». Николай II купался при первой возможности, если выпадало «окно» в рабочем графике. Детям позволяли «купаться в море перед домом». Александра Федоровна могла себе позволить только «ходить с детьми в воде».

Каждый факт купания Николай II прилежно фиксировал в дневнике. 28 июня 1906 г.: «Купался в море в первый раз – и в воде было 20°»; 30 июня 1906 г.: «Купались вместе в море; в воде было 18°, а в тени 21°»; 1 июля 1906 г.: «Купались вместе в море». Что касается упоминания о «совместных» купаниях, то имеются в виду дочери, но не жена. Александра Федоровна купалась в Финском заливе считаные разы (в начале своей супружеской жизни).

Купались и в Балтийском море. В 1860—1870-х гг. царских детей вывозили на морские купания в Гапсалу (сейчас Хаапсала в Эстонии). При Николае II купались в финляндских шхерах.

Сутки перехода на «Штандарте» от Петергофа, и царская семья оказывалась среди живописных островов в финляндских шхерах. Песчаные пляжи на островах были совершенно необорудованными, но это нисколько не мешало царю с адъютантами купаться. Даже в неглиже. В холодной воде купался и Алексей с сестрами. Александра Федоровна позволяла себе только прогулки на лодках по островам.

В жизни Императорского двора балы оказывались ближе всего к официальным торжественным церемониям, поскольку они занимали промежуточное положение между торжественными высочайшими выходами и неформальными развлечениями высшего света с участием членов императорской фамилии.

Схема бала (как и поведение участников) строго регламентировалась, начиная от официальных и неофициальных правил поведения. Это распространялось и на «форму одежды» для мужчин и женщин – участников бала. Существовал устоявшийся график проведения балов, по крайней мере «больших», традиционно проходивших в Зимнем дворце. Традиционные балы проходили в зимний сезон, начинаясь с Рождества и продолжаясь до начала Великого поста.

Существовали устоявшиеся «форматы» зимних императорских балов. Во-первых, это Большой бал в Николаевском зале Зимнего дворца, или, как его называли, «Большой бал Николаевской залы». На этом балу собиралась вся родовая, военная и бюрократическая аристократия Петербурга. То был официальный бал, для приглашения на него главным основанием служила «Табель о рангах».

Во-вторых, Средний бал в Концертном зале Зимнего дворца. На этот бал отбор публики происходил более жестко и, как правило, то была так называемая «трехклассная аристократия», то есть лица, занимавшие в «Табели о рангах» первые три классные должности. Однако на этот бал могли приглашаться и лица, не входившие в должностную иерархию, но лично близкие, по тем или иным причинам, к членам императорской фамилии.

Бал в Концертном зале Зимнего дворца во время официального визита шаха в мае 1873 г. М. Зичи. 1874 г.

В-третьих, Малые балы в Эрмитаже. Традиция балов этого «формата» сложилась в первой половине 1860-х гг., когда старший сын Александра II, цесаревич Николай Александрович, начал выходить в свет. Собственно, и зала, где проходили Малые балы, располагалась на половине наследника, в так называемом Шепелевском дворце. Как правило, по числу приглашенных это был весьма немноголюдный бал. Поэтому сам факт приглашения на него являлся прямым свидетельством принадлежности к сливкам петербургской аристократии. Этому балу придавало особое звучание и обязательное присутствие на нем дипломатического корпуса. В целом «схема» Малого бала оставалась традиционной. Главное занятие и событие для приглашенных, конечно, танцы. Для тех, кто не танцевал, в Эрмитажной галерее размещали целую вереницу зеленых карточных столов. Танцы прерывались обязательным ужином. С.Д. Шереметев, описывая Эрмитажный бал, состоявшийся 12 февраля 1887 г., вспоминал: «Когда наступило время, оркестр заиграл марш, и шествие двинулось к ужину. Впереди обер-гофмаршал князь С.Н. Трубецкой выступает испанским шагом. За ним царская чета просто и приветливо раскланивается по сторонам»⁵²⁵. После ужина некоторое время продолжались танцы, а затем гости «нестройною толпою повалили все с лестницы, и начался разъезд»⁵²⁶.

Серия январско-февральских балов, когда все представители императорской семьи активно развлекались, вызывала даже некоторое раздражение. Одна из фрейлин императрицы Александры Федоровны (жены Николая I) писала о своей «хозяйке»: «Набесновавшись вдоволь в мясоед и на масляной, императрица ездила на экзамены Екатерининского института… и слушала со вниманием»⁵²⁷.

Традиция «бешеных» зимних балов сохранялась вплоть до конца XIX в. Когда в начале 1900-х гг., при Николае II, эту традицию постепенно «свернули», многие старики с ностальгией вспоминали бальные беснования своей молодости. Январские записи (1877 г.) в дневнике 20-летнего великого князя Сергея Александровича достоверно фиксируют эти настроения: «Вечером очень веселый… у Саши (будущего Александра III, тогда цесаревича. – И. 3.), как всегда, очень весело и плясали у-у-ух как!»; «Котильон был бешеный! С ума сходили….Кружились, бесились без конца. Под конец бегали и в изнеможении падали на стулья, чтобы через несколько времени снова скакать по зале. Я раз двадцать пропотел; платки были мокрые тряпки. Кончили после 4-х часов утра…»⁵²⁸.

Наряду с «зимними» балами проводились и «летние». После того как в мае Императорский двор переезжал в Царское Село, там в парадных залах Большого Екатерининского дворца организовывалось несколько балов. Эти балы производили оглушающее впечатление на «новичков» и благодаря гению Растрелли, и благодаря составу участвующих в этих балах. Молодой граф С.Д. Шереметев, принадлежавший к «золотой молодежи» 1860-х гг., спустя много лет вспоминал: «В первый раз видел я Большой Царскосельский дворец во всем блеске бала. Танцевали в Большой зале, а в проходной галерее накрыт был ужин на бесчисленное число гостей. Сияли деревянные колонны с позолотой, перевитые гирляндами во вкусе прошлого века, горели огнями. Тогда еще никто не помышлял об электрическом освещении, и горели бесчисленные свечи, как бывало во времена Екатерины. Чудное было зрелище, которое нельзя забыть…»⁵²⁹.

Бал в Зимнем дворце. С. Шамот. 1884 г.

Перечисленные «форматы» балов носили обязательно-ритуальный характер. Периодичность их проведения не зависела от желания или нежелания государя. Это была традиция, важность и значение которой признавалось всеми: «Это предание, которое не следует забывать, и балы по-прежнему продолжались: Концертные, Эрмитажные, Аничковские»⁵³⁰.

Наряду с перечисленными официальными балами происходили и более камерные, со временем они также стали приобретать почти статусный, официальный характер. Самыми камерными балами зимних сезонов считались домашние балы императорской семьи. Традицию камерных домашних балов «для своих» заложила еще в XVIII в. Екатериной II. В XIX в. эту традицию подхватил Николай I, он начал проводить так называемые Аничковские балы. Новую традицию продолжил Александр III. В период его правления Аничковские балы стали почти обязательной частью великосветского зимнего сезона большого петербургского света. Число домашних балов строго не устанавливалось и зависело от множества причин. В «хорошие» годы их проходило несколько. Главной их особенностью было то, что на такие балы приглашались люди лично приятные императорской семье или входящие в «ближний круг» семьи. Соответственно, эти балы «отличались немноголюдством и носили несколько домашний, семейный характер. Не танцующих было немного»⁵³¹.

Для детей аристократии проводились детские балы. Родители, как правило, на этих детских балах не присутствовали. За детьми следили воспитатели. Однако были и особые, статусные детские балы. Так, 16 апреля 1851 г. состоялся первый детский бал в Дворянском собрании для старших сыновей цесаревича Александра Николаевича – великих князей Николая и Александра Александровичей. Причем первому было 8, а второму только 6 лет. На этом балу присутствовала вся императорская семья⁵³².

Члены Императорской фамилии посещали многочисленные балы и танцевальные вечера в домах и дворцах петербургской аристократии, в Дворянском собрании, в женских институтах. Говоря о многочисленных балах, следует иметь в виду, что существовала неофициальная регламентация балов, которые было принято или не принято посещать членам разраставшейся императорской фамилии. Это была весьма тонкая градация, и периодически, в силу характера и темперамента, совершались «ошибки», так, в марте 1891 г. Александр III счел необходимым сделать выговор великим княгиням «женам Владимира и Павла, что были на балах у Пистолькорс и Гартунг, сказал им, что скоро они поедут к бранд-майору»⁵³³.

Традиционные январско-февральские большие и малые императорские балы на масленицу завершались последним балом перед началом Великого поста. Окончание последнего бала перед началом Великого поста являлось своеобразным ритуалом, что неоднократно зафиксировано современниками. При Николае I в воскресенье перед постом на масленице, ровно в 12 ночи, трубач трубил отбой, и по желанию Николая I танцы прекращались, даже если труба звучала среди фигуры котильона⁵³⁴.

Традиция существовала вплоть до конца XIX в. 26 февраля 1867 г. в воскресенье состоялся последний бал на масленицу. Он начался обедом в Золотой гостиной Зимнего дворца в 19.30 вечера, к танцам перешли сразу же после обеда и окончились они в 23.55, так что бал окончился за 5 минут до наступления поста⁵³⁵. В феврале 1874 г. великий князь Сергей Александрович в последнюю ночь перед постом «танцевал до 12 часов у т. Мери⁵³⁶.

Бал у княгини М.Ф. Барятинской. Г.Г. Гагарин. 1830-е гг.

Бал в Петербургском Дворянском собрании 23 февраля 1913 г. Д.Н. Кардовский. 1915 г.

Парадный обед в Концертном зале Зимнего дворца по случаю визита Вильгельма I. М. Зичи. 1873 г.

Вальс. Неизвестный художник. 1801 г.

Бал был чудесен! Все в цветах!..»⁵³⁷, «Отдохнули после вчерашнего бала, но у меня в голове слышны звуки вальса!»⁵³⁸. На масленицу в 1888 г. на танцевальном вечере для молодежи в Александровском дворце Царского Села меню бала включало блины с икрой. По сложившейся традиции в 24 часа, с первым ударом часов, «музыка внезапно смолкла, танцы прекратились, а все члены императорской семьи и их гости сели за «постный ужин». Из меню было исключено только мясо»⁵³⁹.

Придворные балы имели совершенно конкретную денежную составляющую. Денежная калькуляция бала включала довольно обширный перечень, начиная со стоимости тысяч свечей до оборудования буфетов и устройства ужина для участников бала. Однако, по авторитетному свидетельству великого князя Александра Михайловича, стоимость придворных балов, при всей их пышности и роскоши, была сравнительно незначительной. Это объяснялось тем, что «для их устройства не требовалось делать специальных покупок и не надо было нанимать в помощь особой прислуги. Вино доставлялось Главным управлением уделов, цветы – многочисленными оранжереями Дворцового ведомства, оркестр музыки содержался постоянно Министерством Двора. То, что более всего поражало приезжавших иностранцев, которые получали приглашение на придворные балы, это скорее окружавшая их пышность, нежели значительность произведенных расходов»⁵⁴⁰. При этом приглашенные на бал дамы блистали (в буквальном смысле) красотой и нарядами на собственные средства и были, по сути, главным украшением императорских балов.

Круг приглашенных на большие императорские балы формально определялся чинами. Помимо придворных чинов, кавалеров и дам право присутствия на балах имели генералы и офицеры (VII класса и ниже – по особым спискам), гражданские чины I–III классов (иногда IV), Георгиевские кавалеры, губернаторы, предводители дворянства и председатели земских управ (находившиеся в Петербурге), а также супруги и дочери тех из этих лиц, кто имел чин IV класса и выше, супруги полковников и бывшие фрейлины (с мужьями). Если следовать только этим формальным признакам, то право присутствовать на императорских балах имели тысячи людей, как мужчин, так и женщин.

Бал. Ужин под пальмами. С. Шамот. 1884 г.

Непременным условием приглашения на придворные балы для мужчин было обладание формальным правом быть представленным императору, а для дам – предварительное фактическое представление императрицам. Право представления «их величествам» в первую очередь давалось придворным чинам, кавалерам и дамам, а затем военным и гражданским чинам первых четырех классов, полковникам гвардии, занимавшим должности IV класса, и некоторым другим категориям лиц (после 1908 г. также членам Государственной думы и Государственного совета). Из числа дам этим правом пользовались супруги и дочери всех придворных чинов и кавалеров (после 1908 г. и их вдовы); бывшие фрейлины; супруги, вдовы и дочери «особ первых четырех классов»; супруги флигель-адъютантов (после 1908 г. также их вдовы и дочери) и некоторых полковников и капитанов первого ранга. Для военных и гражданских чинов высших классов было принято представляться императору по случаю назначения на должность, награждения, отъезда и по другим поводам.

Поскольку на такие балы съезжались тысячи приглашенных, работы у чиновников Гофмаршальской части набиралось много. Иногда бюрократический механизм давал сбой, что могло привести и к карьерным крушениям. Впрочем, все зависело от людей. Такая история произошла в царствование Александра III. Командир 1-й гвардейской дивизии генерал Николай Павлович Эттер получил приглашение на первый Концертный бал в Зимнем дворце, но в приглашении не была упомянута его жена. Он поехал к корпусному командиру принцу Ольденбургскому и объявил, что «готов жертвовать жизнью своему государю, но обидеть жены своей не позволит. Принц Ольденбургский поехал к императрице и выхлопотал приглашение, но при этом от гофмаршала кн. Оболенского было объяснено, что приглашения военным делаются через Гвардейский штаб и что за правильность их не отвечает. На следующие два бала Эттера опять пригласили без жены, он не поехал под предлогом болезни, а затем подал просьбу об увольнении со службы»⁵⁴¹.

С другой стороны, военный министр Александра II Д.А. Милютин при первом же удобном случае покидал эти светские мероприятия: «Вечером – большой бал в Зимнем дворце. Густая толпа, душно и скучно. Уехал я, не дождавшись ужина»⁵⁴².

Официально лишь названные категории лиц, именовавшиеся как «имеющие право приезда ко Двору» или «имеющие право быть представленными ко Двору», могли приглашаться на «балы и другие собрания» при Дворе. Даже представление императорской чете частным образом (в обход официального порядка) не давало права на такие приглашения. Вместе с тем, кроме этих формальных признаков, существовали так называемые «правила Большого Света», они неформально определяли, кто является завсегдатаем придворных развлечений, подчас не имея на то формальных прав, а кто, несмотря на наличие всех формальных прав, никогда не будет развлекаться на императорском балу.

Об этом феномене в разное время писали многие мемуаристы. Например, барон М.А. Корф писал в январе 1839 г. следующее: «Элементы, из которых составляются все эти балы большого света, довольно трудно объять какими-нибудь общими чертами. Разумеется, что на них бывает весь аристократический круг; но кто именно составляет этот круг в таком государстве, где одна знатность происхождения не дает сама по себе никаких общественных прав, – объяснить нелегко. В этом кругу есть всего понемножку, но нет ничего, так сказать, доконченного, округленного. Тут есть и высшие административные персонажи, но не все; некоторые отдаляются от светского шума по летам, другие по привычкам и наклонностям. Точно так же в этом кругу есть и богатые, и бедные, и знатны, и ничтожные. Даже такие, о которых удивляешься, как они туда попали, не имея ни связей, ни родства, ни состояния, ни положения в свете! Между тем весь этот круг как заколдованный: при 500 ООО населения столицы, при огромном Дворе, при централизации здесь всех высших властей государственных он состоит не более как из каких-нибудь 200 или 250 человек, считая оба пола, и в этом составе переезжает с одного бала на другой, с самыми маленькими и едва заметными изменениями, так что в этом кругу, то есть в особенно так называемом большом свете, невозможно и подумать дать в один вечер два бала вдруг.

Молодые люди-танцоры попадают легче, но тоже не без труда. Так, например, флигель-адъютанты и кавалергардские офицеры почти все везде; конногвардейских много; прочих полков можно назвать наперечет, а некоторых мундиров, например гусарского, уланского и большей части пехотных гвардейских, решительно нигде не видать. Появление в этом эксклюзивном кругу нового лица, старого или молодого, мужчины или женщины, так редко и необыкновенно, что составляет настоящее происшествие. Заключу одним: человеку, не посвященному в таинства петербургских салонов, невозможно ни по каким соображениям угадать априори, кто принадлежит к большому кругу и кто нет»⁵⁴³.

Несмотря на привычные «таинства петербургских салонов», появление «не статусных лиц» на больших императорских балах могло объединить это довольно пестрое сообщество. Так случилось, когда в январе 1884 г. на большом двухтысяном балу в Зимнем дворце появилась дочь парижского Ротшильда – Ефруссия. Несмотря на то что многие хорошо знали о деловых контактах Александра III с Ротшильдами, публика впала в негодование, поскольку для рафинированной аристократии Ротшильд оставался «не более как одесский купец»⁵⁴⁴.

Для того чтобы «нестатусное лицо» могло просто посмотреть на дворцовый церемониал, подчас требовалось личное разрешение императора. Например, 1 января 1888 г. Александр III лично распорядился допустить на хоры одной из зал, чтобы «посмотреть на шествие», лорда Черчилля с женой⁵⁴⁵.

При подготовке торжественных балов требовалось решать множество организационных проблем, что (весьма косвенно) принималось во внимание самими участниками бала.

Для придворных балов печатались пригласительные билеты, их развозили по адресам придворные слуги. Там указывалось, в какой форме быть на балу. 18 декабря 1834 г. А.С. Пушкин записал в дневнике: «Придворный лакей поутру явился ко мне с приглашением: быть в 8 ¹/₂ в Аничковом, мне – в мундирном фраке, Наталье Николаевне как обыкновенно»⁵⁴⁶.

Примечательно, что и тогда существовала проблема «транспортных пробок» при съезде гостей на бал. Для того чтобы избежать толкотни, гостей дворцовых балов «разводили» по разным, «своим», подъездам Зимнего дворца. К каждому из дворцовых подъездов подъезжали гости, занимавшие определенное положение, причем в своих каретах (как тогда говорили, «на своих выездах»). Длина кареты, запряженной парой лошадей, почти вдвое превосходила длину современных автомобилей. Пробки у подъездов заставляли регламентировать количество карет, которые могли выстраиваться у подъезда. Поэтому к дворцовым подъездам приходилось занимать очередь. А.С. Пушкин в письме к жене в апреле 1834 г. упоминал, что на предполагавшемся балу в Зимнем дворце будет 1800 гостей: «Расчислено, что, полагая по одной минуте на карету, подъезд будет продолжаться 10 часов; но кареты будут подъезжать по три вдруг, следственно время втрое сократится»⁵⁴⁷.

Суета происходила и при разъезде с балов. С учетом того, что на балы приглашались сотни гостей, вероятно, были и «очереди в гардеробах». Ни один из мемуаристов не упоминает, как, собственно, раздевались и одевались гости, приехавшие в императорский дворец. Из документов известно, что в качестве дополнительных гардеробщиков на больших балах «подрабатывали» рядовые лейб-гвардии Преображенского полка. Конечно, трудно представить, что княгиня Юсупова стояла с номерком за шубой в очереди за графиней Куракиной. Скорее всего, слуги уже ждали своих хозяев с их шубами в обширных вестибюлях Зимнего дворца. Но о том, что накладки бывали, есть мемуарные свидетельства. Довольно регулярно путали шубы и шинели, а то и вовсе хозяева оставались без верхней одежды. Так, на балу у князя Юсупова у цесаревича Александра Николаевича украли шубу, а на балу присутствовал император со всей семьей. Не желая задерживать близких, цесаревич надел первую попавшуюся шинель. Когда Николай Павлович увидел сына на морозе в шинели, он рассердился на цесаревича за пренебрежение здоровьем. На другой день шубу цесаревича, конечно, нашли…⁵⁴⁸

При подготовке балов организаторы старались удивить гостей какими-либо новинками. Например, при Александре III электрическое «ослепительное» освещение «эдиссоновскими лампочками» сначала опробовали во время традиционных балов в Зимнем дворце. Наряду с яркостью света гости, как одну из положительных черт новинки, отметили, что лампочки «не греют», что очень важно во время многотысячных балов: гости, разгоряченные выпитым и танцами, меньше потели.

Приглашенные во дворец «по-доброму» отмечали для себя малейшие просчеты Гофмаршальской части, отвечавшей за «материальную» сторону проводившихся балов. Так, во время Эрмитажного бала 12 февраля 1887 г. один из гостей отметил, что «Зимний сад очень красив, как всегда. Но я заметил нововведение: среди растений распевали канарейки. Жаль только, что клетки взяты прямо с рынка, совсем уж просты»⁵⁴⁹.

Организационная композиция проводимого действа была достаточно сложной и только по традиции могла называться балом. Официальный бал включал в себя несколько составных частей: придворный спектакль, как правило, сборный, обед и, собственно, сам бал, безусловно – самое главное действо.

Для того чтобы в ходе самого бала управлять этим сложным механизмом, необходимы были распорядители балов. Примечательно, что это неофициальная «должность». И каждая эпоха выдвигала своих тонких знатоков бальных правил. В 1860-х гг. лучшим распорядителем балов считался Ипат Бартенев: «Он составил себе прочную репутацию лучшего распорядителя, и при дворе не бывало бала без участия Ипата Бартенева»⁵⁵⁰.

Сцена из жизни семьи Николая I. А. Чернышов. 1840–1850 гг.

Во второй половине 1880-х гг. императорскими балами «дирижировал» конногвардеец барон Ф.Е. Мейендорф. Граф С.Д. Шереметев, невольно сравнивая барона с «распорядителями балов» своей молодости, критично замечает, что Мейендорф, конечно, «добрый малый, но с ухарскими ухватками, не вполне подходящими, кричит он и командует, как в казарме»⁵⁵¹.

Время окончания бала не регламентировалось. Гости веселились до тех пор, пока в зале находились император или императрица. Бал продолжался, как правило, до двух-трех часов ночи. Домашние Аничковские балы у страстной танцовщицы императрицы Марии Федоровны могли затягиваться и до 4 часов утра. Современники вспоминали, что когда «котильон продолжался слишком долго, а императрица не хотела кончать, государь придумывал особое средство. Музыкантам приказано было удаляться поодиночке, оркестр все слабел, пока, наконец, не раздавалась последняя струна, и та, наконец, умолкала. Все оглядывались в недоумении, бал прекращался сам собой»⁵⁵².

Описываемый эпизод произошел на февральском балу 1883 г. Поскольку «ход» с удалением музыкантов из оркестра был хорошо известен в Европе, то мемуарист это немедленно зафиксировал: «В 3 ⁴/₂ час, когда, несмотря на настояние государя, императрица продолжает танцевать, то государь посылает одного из танцоров с приказанием музыкантам кончать; музыканты уходят один за другим так, что под конец играют лишь одна скрипка и барабан. Повторение шутки Гайдна…»⁵⁵³.

Поскольку балы заканчивались глубоко за полночь, а официальное совершеннолетие великих князей наступало в 20 лет, то именно родители решали, идти их молодой поросли на балы или нет. Так, государственный секретарь А.А. Половцев в январе 1883 г. буквально «выпрашивал» у великого князя Николая Николаевича (Старшего) разрешение для 19-летнего сына Петра Николаевича посетить бал в его доме. И действительно, «начали танцевать в 11 – окончили в 5»⁵⁵⁴. Такая же история случилась в январе 1887 г. и с цесаревичем Николаем, которому шел 20-й год. Одна из великих княгинь «просила позволить цесаревичу приехать (на бал. – И. 3.), но императрица отвечала, что не позволяет ему выезжать без нее…»⁵⁵⁵.

Общее количество балов в сезон могло меняться. Это зависело от множества причин: состояния здоровья и вообще дел и отношений внутри императорской четы, траура по европейским родственникам, внутриполитической и внешнеполитической ситуации. Но минимальное количество обязательных, традиционных балов сохранялось почти всегда.

В Николаевскую эпоху сезон больших дворцовых балов начинался, как правило, в Николин день (6 декабря). Устраивали балы и в другие «высокоторжественные» дни. По отзывам современников, все они имели одинаковый, строго классический, но именно поэтому и чрезвычайно грандиозный характер.

Само действо разворачивалось в парадных залах Зимнего дворца, которые со временем приобрели определенную «специализацию». Так, танцевали в Белой (Золотой галерее), играли в карты в Георгиевском зале, ужинали в Николаевской зале⁵⁵⁶.

Своего апогея балы в Петербурге достигали на масленицу. В эти дни «гуляли все». И аристократы, и народ. График масленичных балов 1848 г. оставил барон М.А. Корф. Судя по его записям, 15 февраля, в воскресенье, состоялся огромный бал для первых четырех классов. В понедельник – бал у управляющего Двором великого князя Константина Николаевича – графа Кушелева. В этот же день состоялся маскарад в Большом театре, который почтил своим присутствием Николай I. Во вторник – бал для царской фамилии в Михайловском дворце; в среду – бал у графа Закревского для императора и цесаревича и бал-маскарад в Дворянском собрании, где они также присутствовали; в четверг – домашний спектакль и бал для царской фамилии у графа Клейнмихеля; в пятницу – маленький бал для избранных в Собственных комнатах Николая I, перед его кабинетом; в субботу – бал у князя Юсупова и маскарад в Большом театре⁵⁵⁷. При этом всю неделю наряду с балами катались с ледяных гор в Таврическом саду, посещали утренние и вечерние спектакли во всех театрах, забавы в балаганах и ели непременные блины…

Французский художник О. Берне, лично наблюдавший бурную жизнь петербургского света в начале 1843 г., оценивал «трудозатраты» аристократов следующим образом: «Наконец масленица кончилась, наступает пост, и мы возвращаемся на путь Господень. Оно и пора – еще несколько таких дней, и половина петербургского общества отправилась бы на тот свет»⁵⁵⁸.

Если отвлечься от эмоций и перейти на сухой язык цифр, то, по данным хозяйственных подразделений Министерства Императорского двора, в 1867 г. высочайших балов состоялось:

Таким образом, всего в 1867 г. столы накрывались на высочайших больших балах 24 раза на 7226 персон⁵⁵⁹. Для того чтобы наглядно показать традиционализм и цикличность, с ориентацией на опыт «прежних лет», присущие повседневной жизни российского Императорского двора, приведем данные и на 1868 г.

Всего в 1868 г. «мероприятия» с участием высочайших персон проводились несколько чаще, чем в 1867 г., – 29 раз, и число участников в них было значительно больше – 11 532 персоны⁵⁶⁰. Если сопоставить эти данные по сезонам, то очевидно, что с декабря по февраль «фриштыки», «обеденные» и «вечерние» столы накрывались в Зимнем дворце для участников традиционных балов. В Красном Селе за «обеденными столами» располагались офицеры гвардейских полков, принимавшие участие в традиционных учениях. Ежегодно 26 ноября «фриштык» и «обеденный стол» накрывались для Георгиевских кавалеров. Остальные дни были связаны с «высокоторжественными днями» высочайших тезоименитств, крестин, помолвок, свадеб и прочих важных событий в жизни многочисленного потомства Павла I.

Николай II подробно зафиксировал в дневнике все перипетии своих первых официальных балов в январе 1896 г. Так, 11 января 1896 г. он записал: «В 9 ¹/₂ ч. вышли в Николаевский зал, и начался наш первый Большой бал. Страдал за дорогую Алике, кот. должна была принять массу дам. Обошел столы и затем сам ужинал. В 1.10 все кончилось!» Этот восклицательный знак скупого на эмоции императора вместил все: и напряжение первого «рабочего» бала, и волнение за жену, и просто человеческую усталость после тяжелого дня.

После первого бала началась профессиональная рутина. 18 января состоялся первый Концертный бал, он продолжался почти три часа. За это время царь даже успел сходить в свои комнаты покурить. Бал проходил по традиционной схеме: танцы – ужин – танцы. 25 января прошел второй Концертный бал. Николай II опять во время ужина «работал», обходя столы. Этот бал продолжался с 21.45 до 2.30, то есть около четырех часов. И 31 января – заключительный третий Концертный бал.

После его окончания царь с облегчением отметил в дневнике: «этим и закончились наши балы!». Концертными их называли по названию Концертного зала Зимнего дворца, в котором они проходили.

В последующие годы обязательные балы по раз и навсегда установленному порядку продолжались. 19 января 1904 г. около 22 часов начался Большой бал в Зимнем дворце. Николай II отметил, что «народу было как никогда много». Он, как обычно, «обходил столы по всем залам». Как обычно, волновался за жену: «К счастью, дорогая Алике отлично выдержала бал».

Для женской половины императорской семьи цвет и фасон платья определялся исключительно господствующими модными тенденциями. При этом соблюдалась определенная мера вкуса, поскольку петербургский аристократический бомонд следовал моде с определенным консервативным оттенком. Сие негласное правило старожилы высшего света хорошо знали. В остро модных платьях на балах появлялись только не знавшие подобных тонкостей выскочки, и их немедленно наказывала стоязыкая молва женской половины бальной залы.

К женскому бальному платью подбирались необходимые аксессуары: от веера до обязательной «Корне де баль» – книжечка для бала, в которой дамы записывали карандашом порядок танцев и имена кавалеров. Страницы книжечки делали из тонких пластин слоновой кости. В начале XIX в. пожилые дамы, блиставшие на балах еще в екатерининское время, активно пользовались такими аксессуарами, как табакерки и мушечницы.

В Эрмитаже хранится богатая коллекция табакерок, принадлежавшая нескольким поколениям российских монархов: табакерка в виде гренадерской шапки лейб-компании с вензелем императрицы Елизаветы Петровны, изготовленная в 1741–1742 гг.; табакерка в виде мопса, лежащего на подушке. У мопса на золотом ошейнике выгравировано «Toujours Fidelle». Надпись, возможно, связана с неофициальным дамским орденом «Мопсов» или «Верность». Эта табакерка была впервые упомянута в описи за 1789 г.

Возвращаясь к дворцовым балам, следует сказать несколько слов об одежде российских императоров. В их бальную одежду обязательно входил военный мундир, но в остальном имелись нюансы.

Табакерка в виде мопса. Западная Европа. 1770– 1780-е гг.

Карне

Карне с портретом великой княгини Марии Федоровны. Ок. 1780 г. Россия

Карандаш в футляре. Начало XX в.

Существовало несколько вариантов, определявших, какой мундир оденет в день бала император. Это мог быть мундир полка, полковой праздник которого приходился на день проведения бала. Это мог быть мундир полка, который нес караул в день бала в Зимнем дворце; мундир подшефного императору полка. Если на балу присутствовал гость из европейского королевского дома, император в знак уважения к нему мог одеть мундир подшефного полка страны гостя. У российских императоров хранились целые коллекции военных мундиров, включавшие сотни комплектов. Например, граф С.Д. Шереметев упоминает, что во время Эрмитажного бала 12 февраля 1887 г. Александр III был в уланском мундире, потому что в этот день был уланский праздник⁵⁶¹.

На парадных балах устанавливалась определенная форма одежды для всех приглашенных. На официальные балы все, военные и статские, являлись в парадных мундирах и башмаках. Иногда вносились новшества. Так, на первом Большом балу сезона 6 декабря 1841 г. появились два новшества, немедленно отмеченные всеми гостями. Во-первых, в карты играли в Портретной галерее, так как в Георгиевской зале обрушился потолок и там продолжался ремонт. Во-вторых, не танцующим военным впервые позволено было явиться в сапогах⁵⁶². Примечательно, что форма одежды жестко регламентировалась высочайшими указами, вносимыми в Полное собрание законов Российской империи. Например, в 1852 г. генерал-адъютантам, флигель-адъютантам и генералам Свиты Его Императорского Величества предписано «на балах при Высочайшем дворе и на всех частных балах, когда на бале приказано быть в праздничной форме, иметь при присвоенных званиях их полукафтанах бальные шаровары белого сукна, без цветной по боковым швам выпушки»⁵⁶³.

Немаловажную роль играла и прическа для участников балов. Если женщины просто следовали, с теми или иными вариациями, моде своего времени, то у мужчин – все гораздо строже. Со времен Петра I особенности волосяного покрова на лицах российской аристократии приобрели политический характер. Конечно, бород насильно никто не стриг, поскольку их появление на лицах российской аристократии вплоть до Александра III представить совершенно немыслимо. Допускались усы, подусники, бакенбарды, но не бороды. Для мужчин было совершенно нормальным и естественным завиваться перед балом. Так, 10 апреля 1862 г. 17-летний будущий император Александр III перед балом первый раз завился «по приказанию государя, и, кажется, ему это очень нравится»⁵⁶⁴.

Офицеры столичных лейб-гвардейских полков играли на придворных балах очень важную роль, поскольку являлись теми обязательными кавалерами, перед которыми ставилась конкретная задача развлекать танцами и разговором «застоявшихся» и «невостребованных» дам. Этих офицеров по «разнарядке» подбирали командиры гвардейских полков, строго указывая им, что их главная «боевая» задача – развлекать дам, а не собственные удовольствия и предпочтения.

Надо заметить, что дамы всегда болезненно воспринимали факт своего «простоя» во время балов. А уж тем более великие княгини, которым по определению необходимо было «блистать». И если кто-либо из них «простаивал», то это могло вылиться даже в публичные слезы, что, конечно, с удовлетворением отмечалось «соперницами». Так, в феврале 1885 г. «на елагинском вчерашнем танцеванье великая княгиня Мария Павловна расплакалась с досады за то, что Рейтерн, намеченный ею в кавалеры, по недоразумению стал танцевать с кем-то другим»⁵⁶⁵. Заметим, что Мария Павловна к этому времени была замужней дамой «со стажем»…

Вместе тем малейшее нарушение бальной офицерской формы строжайшим образом пресекалось лично императорами, крайне чувствительными к нарушениям формы одежды. Даже в мелочах. Во времена Александра I и Николая I требования придворного этикета соблюдались очень жестко. Так, Г.А. Римского-Корсакова⁵⁶⁶ исключили из гвардии за то, что тот позволил себе за ужином расстегнуть мундир⁵⁶⁷. На представлении об увольнении «по домашним обстоятельствам с мундиром» помета: «Высочайше поведено мундира Корсакову не давать, ибо замечено, что оный его беспокоит. 20 февр. 1821». Следует иметь в виду, что по моде второй четверти XIX в. мужчины затягивались в талии, так же как и женщины, поэтому за столом им иногда хотелось расстегнуться.

На придворных балах офицерам категорически запрещалось танцевать без перчаток. Так, на одном из январских балов 1890 г. Александр III «остался недоволен некоторыми офицерами, которые после ужина начали танцевать без перчаток». Видимо, после ужина разгоряченные спиртным офицеры решили позволить себе эту маленькую, по их представлениям, вольность. Однако Александр III не считал нарушение установленной формы одежды мелочью, поэтому он немедленно сделал замечание командирам соответствующих полков. Более того, один из офицеров во время исполнения польки начал танцевать венский вальс. Все это «возмутило государя». И на следующий день четырех офицеров «посадили в комендантскую»⁵⁶⁸.

Аресты офицеров за нарушение установленной формы одежды начались во времена Павла I и продолжались при всех последующих императорах, вплоть до Александра III. Эти аресты, в какой-то степени, также стали одной из традиций больших зимних балов. Заслуженные генералы с удовольствием вспоминали проказы своей молодости и то, как их сажали за не вовремя снятую перчатку или расстегнутый крючок на воротнике. Это не было вымыслом. Так, в августе 1839 г. великий князь Михаил Павлович отправил Лермонтова под арест прямо с бала в Царском Селе за неформенное шитье на воротнике и обшлагах вицмундира⁵⁶⁹.

Вместе с тем многие современники отмечали, что упрощение военной формы при Александре III, придание даже гвардейской форме «мужицкого характера» привели к некоторой утрате привычного блеска императорских балов. Граф С.Д. Шереметев, участвовавший в Эрмитажном бале 12 февраля 1887 г., отмечал, что «мундиры на военных некрасивы, сапожища и шаровары не идут к балу»⁵⁷⁰.

При проведении балов учитывались особенности православных религиозных праздников. Так, во времена Николая I на масленицу в ходе обеда обязательно подавались блины с икрой. Вообще же многотысячные балы, сопровождавшиеся обязательным ужином, требовали напряженных усилий всех подразделений императорской кухни.

Маргарет Эггер, няня-англичанка, наблюдала серию таких балов в январе-феврале 1901 г. По ее свидетельству, для одного из больших балов подготовили: триста пятьдесят блюд, на каждом из которых лежало по три цыпленка с салатом и гарниром; триста пятьдесят больших омаров в соусе под майонезом;

триста пятьдесят больших блюд с холодным мясным ассорти; огромное количество различных пирогов и бисквитов; две тысячи связок спаржи для жареного мяса; огромное количество фруктов и различных вин. По свидетельству англичанки, во время ужинов подавались и супы различных видов. На этих балах было все: прекрасные интерьеры, замечательная музыка, ярмарка тщеславия, интриги, романы, азарт карточных баталий и прекрасный стол.

Даже во время многотысячных балов «с мужиками» предусматривалось угощение. В залах по углам стояли горки с выставленными золотыми кубками, блюдами и другой драгоценной посудой. Это также просчитанный психологический ход. Организаторы понимали, что прекрасный декор дворцовых залов удивлял, но народное представление о богатстве было связано с золотом. Поэтому «царское богатство» в изобилии представляли на подобных действах, рассчитывая на народное восприятие. Рядом с горками, наполненными уникальной посудой, лакеи разливали чай и сами размешивали в нем сахар ложечками, что бы кто-нибудь не позарился на царское добро…

Конечно, участие в балах было одной из обязанностей императорской четы, связанной с традиционными формами презентации монархической власти в России, специфической формой общения монархов со своими подданными. Однако монархи были людьми и по-человечески очень по-разному относились к этому.

По свидетельству современников, Александр I не только прекрасно танцевал, но и любил танцевать. По свидетельству близких, императрица Александра Федоровна (жена Николая I) любила танцевать, впрочем, как и большинство женщин. Сам Николай I «танцевал, в виде исключения, только кадрили»⁵⁷¹. Его дочь Ольга Николаевна в мемуарах несколько раз повторила, что ее отец «принимал балы как неприятную необходимость, не любил их»⁵⁷², «Папа терпеть не мог балов и уходил с них уже в 12 часов спать»⁵⁷³. Однако это были впечатления ребенка или молодой девушки, записанные спустя много лет.

Императрица Александра Федоровна в бальном платье

Соратники Николая I оценивали отношение императора к балам несколько по-иному. Так, барон М.А. Корф отмечал, что Николай I, будучи человеком «очень веселого и живого нрава», предпочитал парадным балам «небольшие танцевальные вечера, преимущественно в Аничковом дворце», на которых вел себя «шаловливо», и на протяжении многих лет охотно принимал участие в танцах⁵⁷⁴. Думается, правы оба. Николай Павлович с годами стал избегать участия в парадных балах под прицелом сотен глаз, но дома, в привычной обстановке, «среди своих», танцевал охотно.

Галантный женолюб Александр II охотно танцевал на камерных балах. Но во время больших традиционных балов в Зимнем дворце он, как и положено, работал, общаясь с приглашенными. Князю П.А. Кропоткину, камер-пажу императора, приходилось сопровождать Александра II на придворных балах. Он упоминает, что его служба на балах «была не из легких», поскольку Александр II «не танцевал и не сидел, а все время ходил между гостей». Камер-паж по должностным обязанностям должен был находиться поблизости от царя, но так, чтобы «не торчать слишком близко и вместе с тем быть под рукой, чтобы явиться немедленно на зов. Это сочетание присутствия с отсутствием давалось нелегко. Не требовал его и император: он предпочел бы, чтобы его оставили одного, но таков уже был обычай, которому царю приходилось подчиняться»⁵⁷⁵.

Примечательно, что детей учили танцам с раннего детства и постепенно вводили в круг взрослых развлечений. Первые взрослые балы вызывали массу эмоций не только у девушек, но и у великих князей. По свидетельству К.К. Мердера, будущий Александр II тщательно оттачивал танцевальные навыки: «С некоторого времени князь берет уроки танцевания в бальном костюме, чтобы не казаться слишком натянутым, когда придется явиться на бал в чулках и башмаках. Его Высочество все еще вальсирует слабо»⁵⁷⁶.

Родители буквально принуждали сыновей участвовать в балах, прекрасно понимая, что эти навыки усваиваются только на практике. По словам В.А. Жуковского: «Ныне на бале императрица послала великого князя вальсировать. Он вальсирует дурно оттого, что чувствует свою неловкость, до сих пор не имел над собою довольно сил, чтобы победить эту неловкость и выучиться вальсировать, как должно. Будучи принужден вальсировать и чувствуя, как смешно быть неловким, он в первый раз вальсировал порядочно, потому что взял над собою верх и себя к тому принудил. Самолюбие помогло»⁵⁷⁷.

Императрица Мария Александровна в силу своего характера к балам относилась как к обязанности. На балах она выполняла свой долг, но не более того.

Бальные атрибуты: перчатки дамские, сумочка, щипцы костяные для растяжки перчаток (конец XIX – начало XX в.)

Современники, видевшие ее на этих балах, писали: «Видел я ее не раз на больших придворных балах: стройная, худая, вся усыпанная бриллиантами, с прическою в мелких завитках, она показывалась как бы нехотя, была любезна, говорила умные речи, всматривалась пристально и проницательным взглядом; всегда сдержанная, она, скорее, недоговаривала, чем говорила лишнее. Она как бы исполняла скучную обязанность, и когда говорила, можно было подумать, что она хочет сказать: «Видите, я с вами говорю, потому что это принято, что это – долг, но до вас мне нет никакого дела; у меня есть внутренняя жизнь, доступная избранным, все остальное – служба, долг, скука»… Сдается мне, что Государю Александру Николаевичу было душно с нею»⁵⁷⁸.

Тяжеловесный Александр III, как и его дед Николай I, относился к балам как к обязанности. Многолетний соратник императора граф С.Д. Шереметев вспоминает, что «придворные балы были наказанием для государя»⁵⁷⁹, что Александр III «никогда не отличался своими светскими наклонностями, не любил танцевать, на балах всегда скучал и не скрывал вообще своих взглядов»⁵⁸⁰.

Следует заметить, что подобное отношение к балам формировалось у Александра III еще во времена его юношества. Этому возрасту вообще свойственны многочисленные комплексы по поводу своего внешнего вида. Александр Александрович довольно рано набрал вес и совершенно не соответствовал образу мужской красоты того времени: стройного изящного юноши с тонкой талией. Даже осенью 1866 г., когда в Зимнем дворце проводилась серия балов, на которых датскую принцессу Дагмар, будущую цесаревну, «вводили» в светское общество Петербурга, цесаревич отказывался танцевать со своей невестой на балах. С.Д. Шереметев упоминает: «Я был на одном бале и видел, как цесаревич стоял во время кадрили около своей невесты, но это продолжалось недолго. Он решительно заявил, что танцевать не намерен, и слово это сдержал, к немалому смущению придворных и семьи. Вообще в роли жениха цесаревич, по-видимому, был невозможен»⁵⁸¹.

Поскольку Мария Федоровна любила балы, то нежелание Александра III не только танцевать, но и оставаться на этих балах, периодически приводило к глухим семейным конфликтам. «Глухим» на публике, но, возможно, более «громким» наедине. Например, современники отметили, что на одном из февральских балов 1884 г., который затянулся до 4 часов утра, императрица продолжала «неустанно танцевать, не пророняя ни слова. Государь уехал, встав из-за ужина»⁵⁸². Причем Мария Федоровна очень по-женски не учитывала, что ежедневную работу с документами для царя никто не отменял. Однако супруги жили вместе долго и учитывали интересы друг друга, поэтому через несколько лет картина была уже иная: «Государь оставался на бале у графини Стенбок лишь несколько минут, императрица, напротив, танцевала до упаду и осталась ужинать…»⁵⁸³.

Вместе с тем Александр III использовал балы для неформального общения с лично приятными и интересными для него людьми. Во время «домашних» Аничковских балов он показывался в начале бала, радушно принимал гостей и уходил в свой кабинет. Затем некоторых из гостей Александр III приглашал в свой кабинет. Не обязательно для дела, а просто покурить или поиграть в карты. Причем не только мужчин, но и женщин. Естественно, за этими избранниками «следили со вниманием, предаваясь праздным выводам»⁵⁸⁴.

Жена Александра III императрица Мария Федоровна страстно любила танцевать. Еще со времен, когда она стала цесаревной, в 1870-х гг. стали проводиться так называемые Аничковские балы. После 1881 г. участие в этих балах становится одним из признаков вхождения в ближний императорский круг. Аничковских балов давали по несколько раз в сезон. На этих балах гостей было немного, и они носили домашний, семейный характер. Как правило, все танцевали.

По свидетельству сестры Николая II Ольги Александровны, ее брат-император «любил танцевать и был превосходным танцором», однако жена, у которой были больные ноги, «терпеть не могла такого рода увеселений». Поэтому император танцевал на балах только «обязательные» танцы⁵⁸⁵.

Молодежь, конечно, любила балы и охотно в них участвовала, поскольку то были главные события сезона и к ним долго и тщательно готовились. Например, в 1840 г. дочь Николая I Ольга Николаевна не сочла возможным пропустить изысканный бал у своей тети Елены Павловны в Михайловском дворце, хотя незадолго перед тем довольно тяжело болела (47 дней в постели) «нервной горячкой», во время которой ей побрили голову. Для того чтобы скрыть отсутствие волос, великая княжна надела на голову сетку из бархатных лент.

По традиции бал открывался полонезом. Первую пару составлял император, который вел старшую чином даму дипломатического корпуса⁵⁸⁶. Так, главный январский бал 1887 г. Александр III и Мария Федоровна начали «очень аккуратно в 9 ¹/₂ час. Полонез очень короток, не так, как в прошлое царствование», – отметил в дневнике участник этого бала. Примечательно, что в обязанности императрицы входили танцы с послами. На том же балу Мария Федоровна «идет польским с Швейницем, а затем танцует два кадриля с Шакир-пашою и датским посланником»⁵⁸⁷.

Николай II, так же как и его предшественники, на балах не развлекался, а преимущественно работал. В его обязанности входило торжественное открытие бала традиционным полонезом. За исключением этого полонеза Николай II больше не танцевал, «хотя до своего восшествия на престол считался хорошим танцором. Императрица принимала участие лишь в тех танцах и с теми партнерами, которые предписывались ей этикетом»⁵⁸⁸. Будучи Гессенской принцессой, Александра Федоровна, как и все молодые девушки, любила танцы. Но после того как она стала российской императрицей, обычные танцы стали для нее недоступны⁵⁸⁹. Начало официальных балов полонезом и неучастие в дальнейших танцах императора и императрицы являлось традицией, восходившей к XVIII в. О таком порядке торжеств упоминало множество мемуаристов. Например, великий князь Михаил Александрович писал: «Самодержец открывал бал всегда полонезом, после чего начинались общие танцы. Император и императрица наблюдали за нами, но не принимали в них участия. Цари покидали залы сейчас же после ужина, чтобы дать молодежи возможность веселиться с большой свободой»⁵⁹⁰.

На балах полуофициального характера порядок танцев мог меняться. Главными танцами были вальс и мазурка. Например, в январе 1896 г. на балу у великого князя Владимира Александровича и великой княгини Марии Павловны бал начался с фигуры мазурки, исполненной восьмью парами.

Процедура коронационных торжеств отрабатывалась до мельчайших деталей. Важное место в коронационных торжествах занимали балы. Эти публичные, торжественные действа официально открывали начало новой эры в жизни большого света. Неписаные правила уравнивали хозяев бала и гостей. Английский писатель Ф. Ансело, описывая коронационный бал 1826 г., отмечал в записках: «Знаки почтения, каких требует обычно присутствие императора и великих князей, были запрещены. Женщинам полагалось явиться в национальном костюме, и лишь немногие ослушались этого предписания»⁵⁹¹.

На коронационном балу 1826 г. танцевали исключительно полонезы. Наряду с классическим полонезом танцевали и его «модификации», например так называемый польский. Фактически танец представлял собой прогулку по залам. Мужчины предлагали руку дамам, и постепенно пары обходили большую залу и прилегающие к ней комнаты. Во время неспешного танца-прогулки была возможность завязать беседу, разрешалось менять партнерш, причем в просьбе по «обмену» отказывать было нельзя⁵⁹².

Император обычно на балу работал. Он постоянно циркулировал по залу, разговаривая с дамами и сановниками. Еще одной бальной коронационной традицией были балы у английского и французского послов. Поскольку речь шла о престиже великих держав, то послы в негласном соперничестве затрачивали гигантские средства на подготовку этих балов. Российские гости, прекрасно зная об этом почти официальном соперничестве и вспоминая легенды и «счета» предыдущих коронаций, выносили свою оценку.

Иногда «посольские» балы ассоциировались с трагедиями. Так, Николаю II подданные так и не простили того, что в мае 1896 г. во время коронационных торжеств в Москве, после трагедии на Ходынском поле, на котором в давке погибли сотни людей, молодой император отправился на бал к французскому послу Монтобелло.

Некоторые из императорских балов по тем или иным причинам входили в историю. О них долго вспоминали современники, описывая произошедшее в мемуарах и дневниках, о них мы помним и сегодня. Степень «историчности» балов, конечно, разная. От заметного, но в целом проходного первого бала нового царствования до действительно знаменитых балов.

При Александре III было положено начало традиции так называемых исторических балов. 25 января 1883 г. у младшего брата царя великого князя Владимира Александровича устроили первый из таких балов. В придворные костюмы XVII в. оделись хозяева бала – великий князь Владимир Александрович и его жена великая княгиня Мария Павловна. Следует отметить, что исторические костюмы – не импровизация портных «на тему». Созданию костюмов предшествовала серьезная работа в архивах Императорской академии художеств.

Для отделки костюмов из лучших тканей использовались золотые и серебряные нити, драгоценные камни и жемчуг, меха соболя и горностая. На балу присутствовали император Александр III с супругой. Императрица Мария Федоровна оделась в костюм русской царицы XVII в., состоящий из «парчовой ферязи, украшенной бриллиантами, изумрудами, рубинами, жемчугом и другими драгоценностями; парчовой шубки с золотыми цветами, отороченной соболиным мехом и с разрезными рукавами.

Императрица Мария Федоровна в костюме русской царицы XVII в. Фото К. Бергамаско. 1883 г.

На голове Ее Величества была надета серебряная шапка-венец, отороченная соболем и украшенная большими брильянтами, изумрудами и крупным жемчугом, который в несколько ниток ниспадал с шапки на оплечье»⁵⁹³. Во время ужина на этом балу исполнялись исключительно русские песни. Надо заметить, что подобный бал явился еще одним проявлением подчеркнутого национализма Александра III и его ближайших соратников.

В журнале «Всемирная иллюстрация» бал описывался следующим образом: «На бал было приглашено… до 250 знатных особ обоего пола… На парадной лестнице, на площадке и в дверях малой столовой стояла прислуга, одетая в живописные костюмы разных эпох, имеющие связь с русской историей: то был скифы, варяги, бермяты, стрельцы новгородские и московские… Вскоре гостиная и танцевальная зала наполнилась русскими боярами, боярынями и боярскими детьми обоего пола, воеводами, витязями, думными и посольскими дьяками, кравчими, окольничими, ловчими, рындами, конными и пешими жильцами (времен Иоанна IV)…»⁵⁹⁴. Примечательно, что если императрица Мария Федоровна позволила себе появиться в платье московской царицы XVII в., то император Александр III выступал этом балу в генеральском мундире.

Отметили необычный бал и мемуаристы. Так, А.А. Половцев записал в дневнике: «Бал у великого князя Владимира Александровича… в костюмах по преимуществу русских XVI столетия. Праздник удается в высшей степени, обилие и разнообразие ярких цветов оживляет залу в противоположность скучному фраку. На императрице верный исторический костюм, нарисованный кн. Григорием Гагариным. Богатство материи и камней чрезвычайное. Жена моя – в русском костюме XI столетия, дочь – в татарском уборе, а я в костюме, изображенном на известной гравюре, изображающий портрет стольника Потемкина, ездившего послом в Англию. Особенно выдаются костюмы Васильчакова, директора Эрмитажа и двух его дочерей… Все великие князья разодеты в богатейшие костюмы и уборы, вообще мужчины одеты с большею, чем дамы, историческою верностью. Государь уезжает вскоре после ужина, но императрица продолжает танцы до 4 ¹/₂ утра»⁵⁹⁵.

В конце 1880-х гг. петербургскому бомонду запомнились так называемые цветные балы. Говоря о цветных балах, следует иметь в виду, что это достаточно давняя традиция. Так, в обычае были белые балы для молодых девушек, впервые выходящих в свет, а также розовые балы для молодоженов. Но в конце 1880-х гг. прошли два бала других «цветов». Они запомнились современникам.

24 января 1888 г. в Зимнем дворце состоялся зеленый, или изумрудный, бал. Назван он так, потому что на нем доминировал зеленый цвет – цвет надежды. Зеленые изумруды женских украшений оттеняли бальные платья различных зеленых оттенков.

26 января 1889 г. в Аничковом дворце состоялся знаменитый черный бал. Всех приглашенных на бал попросили прийти в траурной одежде. Столь странная просьба была вызвана тем, что австрийский Двор организовал большие празднества во время траура при российском Дворе. При подготовке очередного бала в Аничковом дворце пришло известие о смерти австрийского эрцгерцога. Бал не отменили, но гостей попросили прийти в черных платьях. Дамам об изменении «сценария» бала было сообщено только 22 января: «Приезжает гофмаршал Оболенский и объявляет, что в четверг будут танцевать в Аничковом дворце в черных платьях…». Можно только представить, какой переполох поднялся в дамских будуарах после этого известия, как лихорадочно решалась «стратегическая задача» по кардинальному изменению образа. Впрочем, у светских дам, конечно, имелись траурные платья, но здесь ставилась иная задача – бальные платья должны были быть черного цвета. Кроме этого, следовало подобрать соответствующие аксессуары, хотя сияющие бриллианты смотрелись на фоне черных платьев особенно эффектно. Надо заметить, что в коллекции коронных бриллиантов у русских императриц хранилось богатое собрание «специальных» ювелирных изделий с черными камнями, которые одевали в дни дворцовых трауров или похорон.

Новость вызвала неудовольство у многих, причем даже у влиятельных особ, например обер-прокурор Священного синода К.П. Победоносцев назвал, «танцевание в черных платьях… кощунством»⁵⁹⁶. Однако императрица, почувствовав «вкус» необычной идеи, могла себе позволить пренебречь подобным мнением.

Конечно, портнихи, не разгибаясь, работали четыре дня, дамы из-за «форс-мажора» потратили много денег, но «стратегическая задача» успешно решилась, и на балу 26 января дамы блистали…

Черный бал. Платье императрицы Марии Федоровны. Франция. 1880-е гг.

Камердинер императрицы Марии Федоровны описывал дамские наряды следующим образом: «Серые вырезанные платья, черные веера, черные по локоть перчатки, черные башмачки»⁵⁹⁷. Во время бала исполнялась только венская музыка, в пику австрийскому Двору. Надо признать, что это была действительно изысканная месть, поскольку «никогда женщины не выглядели так привлекательно, как на этом балу, – в черных вечерних платьях, усыпанных бриллиантами!»⁵⁹⁸.

Костюмированный бал во дворце великого князя Владимира Александровича 25 января 1883 г. К.О. Брош.

Один из участников черного бала, великий князь Константин Константинович Романов (поэт «К. Р.»), записал в дневнике: «Бал в Аничков ом 26 января 1886 г. был очень своеобразным, с дамами во всем черном. На них бриллианты сверкали еще ярче. Мне было не то весело, не то скучно»⁵⁹⁹. Можно с уверенностью утверждать, что инициатором цветных балов была императрица Мария Федоровна.

Конечно, зимние придворные балы – большая ярмарка тщеславия, к ней готовились загодя, продумывая не только фасон платья, но и «тактику» своего поведения. Иногда опытность в такого рода мероприятиях позволяла подняться и до уровня «стратегии». Итоги каждого бала подлежали строгому разбору на женской половине семьи, когда тщательно подсчитывались как «потери», так и «победы». Надо признать, что «боевые действия» на этих балах носили подчас бескомпромиссный характер. Огромное значение имело «снаряжение бойцов», особенности которого с удовольствием обсуждали даже мужчины, особенно те, кто был уже в возрасте и для которых главные «бои» уже отгремели под звуки польского и мазурки.

Императрица Александра Федоровна в костюме московской царицы XVII в. Фото 1903 г.

Так, государственный секретарь А.А. Половцев упоминает, как он в ноябре 1890 г. разбирал «виденные на аничковом собрании туалеты: у императрицы было белое атласное платье, спереди оно раздваивалось и открывало серебряное глазетовое, серебром шитое треугольное поле, точно так же по бокам были разрезы, в коих виднелись из атласа же сделанные, смятые, в несколько рядов расположенные пучки, на рукавах пониже плеч были весьма художественно исполнены перевязки.

Костюм боярина XVII в. графа А. А. Бобринского. 1903 г.

Все платье было оторочено мелкими шелковыми шариками, напоминавшими жемчуг. На шее у императрицы было превосходное в один ряд ожерелье из крупного жемчуга… На великой княгине Марии Павловне было тоже белое атласное платье, тоже с переднею частью, вышитою серебром. На великой княгине Елизавете Федоровне розовое, обшитое собольим мехом, имевшее форму, которую в конце прошлого века столетия называли «польский фасон»»⁶⁰⁰. В этом эпизоде поражает «квалификация» Половцева в употреблении весьма специфической терминологии тогдашней моды.

Иногда балы запоминались современникам по различным «историям», происходивших на них. Об этих «историях» вспоминали спустя десятилетия, они становились своеобразным «придворным фольклором», передаваемым из поколения в поколение.

В одном из писем к старшему сыну Александр III рассказал о забавной истории, произошедшей на январском балу 1891 г.: «Большой бал в Николаевской зале прошел благополучно, было более народу, чем когда-либо; приехало на бал более 2200 человек, и к ужину пришлось ставить запасные столы. Наш оркестр играл дивно в полном составе 106 человек и произвел эффект….Падений, Слава Богу, не было, но во время вальса вылетела на середину зала большая юбка!»⁶⁰¹. Можно только представить, что пережила молодая девушка, у которой из-под платья вылетела эта «большая юбка».

Участники исторического бала 1903 г.

Исторические балы старались каким-либо образом зафиксировать в фотографиях, веерах и даже в «маленьких портфельчиках». Так, сезон зимних балов в 1874 г. прошел очень оживленно. Наряду с традицией сыграло свою роль и замужество единственной дочери Александра II. На одном из балов в Аничковом дворце дамы и кавалеры во время мазурки обменялись взаимными, заранее подготовленными подарками. Дамы давали кавалерам маленькие портфельчики с надписью: «Дворец 18 января 1874 года», а кавалеры дамам – веера с той же надписью⁶⁰².

Костюмированный бал, прошедший в Петербурге в 1882 г., оставил после себя веер императрицы Марии Федоровны, на нем директор Императорского Эрмитажа И.А. Всеволожский нарисовал карикатурные изображения участников этого бала. Среди них можно узнать великих князей Алексея Александровича и Сергея Александровича, герцога Эдинбургского, А.А. Половцева, К.П. Победоносцева. «По политическим мотивам» не изображены только хозяева бала, а также царь и царица⁶⁰³.

11 января 1896 г. состоялся первый большой придворный бал молодоженов Николая II и Александры Федоровны. С учетом того, что это был первый бал нового царствования, разослали достаточно много приглашений (3500), фактически на бал явились 2500 человек. Несмотря на весь опыт дворцового персонала, на входе во дворец и у гардеробов случились обычная «толпа и давка». Поскольку многие уезжали с бала, не дожидаясь «вечернего стола», его накрыли, желая сэкономить, из расчета на 2400 человек и почти угадали, поскольку свободными остались только 60 приборов. Николай II и Александра Федоровна, как и положено государям, по большей части работали и не танцевали. Николай II обходил присутствующих, стараясь каждому сказать что-либо приятное. Молодой императрице «представляли множество дам». Мемуарист, конечно, упомянул и о туалетах главных действующих лиц, Николай II был в «алом конногвардейском мундире», а императрица Александра Федоровна – «в бледно-зеленом» платье «с рубинами»⁶⁰⁴.

Трудно было заранее предугадать, какой из балов останется в памяти потомков. Например, серия парадных балов различного уровня, связанных с празднованием 300-летия династии Романовых, оказалась совершенно проходной, не оставив после себя каких-то особенных впечатлений. Сам Николай II в дневнике отметил, что в эпицентр празднеств, 23 февраля 1913 г., поехал с женой и сестрой Ольгой на бал в Дворянское собрание. Бал был начат исполнением «польского», а затем танцы продолжились. Все впечатление царя: «Был большой порядок и красивый бал».

Император Николай II впитал «русскость» своего отца с детства. И сам, в свою очередь, продолжил традицию исторических балов. В какой-то мере это стало демонстрацией идеологической преемственности. Грандиозный костюмированный бал, проведенный в Зимнем дворце в 1903 г., стал последним большим балом империи, запомнившимся современникам. Великий князь Александр Михайлович писал в «Воспоминаниях»: «22 января 1903 г. «весь» Петербург танцевал в Зимнем дворце. Я точно помню эту дату, так как это был последний большой придворный бал в истории империи»⁶⁰⁵.

Учитывая масштабы действа, для подготовки костюмов привлекались десятки портных. Так же как и во время исторического бала 1883 г., проводились архивные изыскания с целью создания эффекта максимальной достоверности костюмов времен царя Алексея Михайловича. Надо отметить, что «малый царский наряд» Николая II был действительно отчасти подлинным.

Пуговицы с костюма Николая II

Эскиз костюма для царя разработали директор Эрмитажа И.А. Всеволожский и художник санкт-петербургских императорских театров Е.П. Пономарев. Ткани заказали поставщику Высочайшего двора фирме Сапожниковых – два вида бархата и золотую парчу. Из Оружейной палаты Московского Кремля было выписано 38 подлинных предметов царских костюмов XVII в. Из них для костюма Николая II было отобрано 16⁶⁰⁶. В их числе были жемчужные запястья, принадлежавшие сыну Ивана Грозного царю Федору Иоанновичу. В качестве дополнения к костюму использовали подлинный жезл царя Алексея Михайловича⁶⁰⁷. Пуговицы и нашивки на костюме были русской работы XVII в.

Костюм Николая II для бала 1903 г.

Сшил костюм для царя театральный костюмер Императорских театров И.И. Каффи, ему помогали две портнихи, чьи имена не сохранились. Царскую шапку изготовили в шляпной мастерской братьев Брюно, поставщиков Высочайшего двора с 1872 г.

Великий князь Александр Михайлович описывал костюмы участников бала следующим образом: «Ксения была в наряде боярыни, богато вышитом, сиявшем драгоценностями, который ей очень шел. Я был одет в платье сокольничего, которое состояло из белого с золотом кафтана с нашитыми на груди и спине золотыми орлами, розовой шелковой рубашки, голубых шаровар и желтых сафьяновых сапог. Остальные гости следовали прихоти своей фантазии и вкуса, оставаясь, однако, в рамках эпохи XVII века….Алике выглядела поразительно, но государь для своего роскошного наряда был недостаточно велик ростом. На балу шло соревнование за первенство между великой княгиней Елизаветой Федоровной (Эллой) и княгиней Зинаидой Юсуповой….Бал прошел с большим успехом и был повторен во всех деталях через неделю в доме богатейшего графа А.Д. Шереметева»⁶⁰⁸.

Знаменитому балу предшествовала только одна генеральная репетиция, она состоялась 10 февраля 1903 г. Все танцующие репетировали предполагавшееся действо в Павильонном зале Зимнего дворца. Все дамы были в сарафанах и кокошниках, мужчины – в костюмах стрельцов, сокольничих и пр. Осматривали подготовленные костюмы лично императрица Александра Федоровна и ее старшая сестра великая княгиня Елизавета Федоровна. Предполагалось, что в этих костюмах пройдут три бала.

На следующий день, 11 февраля, состоялся первый бал. Вечером гости начали собираться в Романовской галерее Зимнего дворца. Затем участники, шествуя попарно, «отдавали» русский поклон хозяевам бала в Большой (Николаевской) зале. Потом состоялся концерт в Эрмитажном театре. После спектакля в Павильонном зале участники бала танцевали «русскую». Ужин проходил в Испанском, Итальянском и Фламандском залах Эрмитажа, где сервировали вечерний стол. Затем участники бала проследовали опять в Павильонный зал, и вечер завершили танцами.

13 февраля 1903 г. состоялся второй бал. Участие в нем приняли 65 танцующих офицеров в костюмах XVII в. Члены царской семьи собирались в Малахитовом зале, остальные – в прилегающих помещениях. В 23 часа все участники перешли в Концертный зал, где за позолоченной решеткой на подиуме находился придворный оркестр в костюмах трубачей царя Алексея Михайловича, а в Большом Николаевском зале были расставлены 34 круглых стола для ужина. Буфеты располагались в Концертном зале и Малой столовой, столики с вином и чаем – в Малахитовой столовой.

Группа офицеров лейб-гвардии Конного полка в нарядах сокольничих времен царя Алексея Михайловича

После ужина хозяева возвратились в Концертный зал и танцевали до часу ночи. Общие вальсы, кадрили и мазурки начались после исполнения трех специально подготовленных танцев: русского, хоровода и плясовой. Кавалерами были кавалергарды, конногвардейцы и уланы. 14 февраля в доме у графа А.Д. Шереметева состоялся заключительный третий бал.

Традиционные зимние бальные сезоны прервали Русско-японская война (1904–1905 гг.), революция 1905 г. и болезнь цесаревича Алексея в 1912 г. Но когда дочери Николая II подросли, их надо было выводить в большой свет. Для великой княжны Ольги Николаевны, которой осенью 1911 г. исполнилось 16 лет, в Ливадии организовали первый в ее жизни взрослый бал. На бал пригласили не только родственников, но и офицеров военного гарнизона, расквартированного в Ялте. А.А. Танеева вспоминала, что «великая княжна Ольга Николаевна, первый раз в длинном платье из мягкой розовой материи, с белокурыми волосами, красиво причесанная, веселая и свежая, как цветочек, была центром всеобщего внимания. Она была назначена шефом третьего гусарского Елисаветградского полка, что ее особенно порадовало. После бала был ужин за маленькими круглыми столами»⁶⁰⁹.

Вскоре к старшей сестре присоединилась великая княжна Татьяна Николаевна, для нее поводом для участия во взрослых балах стали торжества 1913 г.

Заботливая бабушка, вдовствующая императрица Мария Федоровна, успела устроить для старших внучек большой бал до начала Первой мировой войны. Зимой 1914 г. в Аничковом дворце был дан бал в честь старших дочерей Николая II – Ольги и Татьяны. Он стал главным событием сезона. Для вдовствующей императрицы этот бал не был «проходным». В своем дневнике (14/27 февраля 1914 г.) она отметила, что «впервые за последние 20 лет устроила бал!»⁶¹⁰. Как и было принято «в старые добрые времена», бал в Аничковом дворце закончился под утро – в 4.30 утра. Императрица Александра Федоровна присутствовала на этом балу, но предпочла уехать вскоре после его открытия – в полночь⁶¹¹. Эти мелочи просто поразительны. Мать, выводящая старших дочерей во взрослую светскую жизнь, соблюдя минимальные приличия, покидает бал, на котором танцуют ее дочери.

В начале 1914 г. традиционные зимние балы прошли и в Зимнем дворце. Мария Федоровна зафиксировала этот факт в дневнике (3/16 марта 1914 г.): «Когда еще не пробило 6 вечера, отправилась в Эрмитаж на «Парсифаль»….В 8 ⁴/₂ вечера в бальном зале был накрыт пышный обед, где присутствовали все….Все продолжалась ужасно долго – до 1 ¹/₂ ночи»⁶¹². Это тоже примечательная мелочь. На «своем» балу можно было танцевать до утра, а бал у невестки – это уже утомительно и «ужасно долго».

Для младших великих княжон – Марии и Анастасии – первый бал остался лишь мечтой. Первая мировая война так и не позволила вывести их в свет. Вместе с тем это не совсем верно. По случаю приезда осенью 1916 г. в Петроград румынского принца Кароля в Александровском дворце Царского Села устроили домашний бал. Именно на нем состоялся первый, дебютный выход в свет третьей дочери царя 17-летней Марии Николаевны. Конечно, не обошлось без накладок. Входя в зал в туфлях на высоком каблуке, Маша упала, на что немедленно последовала реплика отца: «Разумеется, это толстушка Мария»⁶¹³. Можно только предполагать, что испытывала тогда молодая девушка.

Традиция публичных маскарадов при Императорском дворе заложена во времена правления Петра I. Эта традиция донесла до XIX в. сравнительную демократичность придворных маскарадов. Маскарады были одним из немногих придворных действ, когда в парадных залах Зимнего дворца могли развлекаться не только дворяне, но представители купечества и даже других слоев городского населения. Со времен Петра I дошла и строгая регламентация маскарадных увеселений.

До середины XVIII в. четкой периодичности в проведении придворных маскарадов не было. Их обычно приурочивали к каким-либо значимым событиям в жизни императорской семьи. В немалой степени популярность придворных маскарадов обусловилась любовью к ним женщин-императриц, начиная с Анны Иоанновны и Елизаветы Петровны. Во время 34-летнего правления Екатерины II некая тенденция к регулярности проведения маскарадов обозначается уже вполне отчетливо.

Первый маскарад в Зимнем дворце состоялся 22 октября 1763 г. Поскольку в Зимний дворец должны были прийти тысячи людей, отработали процедуру их допуска во дворец. Сначала требовалось направить письменный запрос в Придворную контору, по рассмотрении которого выдавался пропускной билет. Билет был бесплатным, но имел разное оформление для дворян и купцов. Как правило, дворяне и купечество были главными гостями царских маскарадов, но периодически разрешалось их посещение и городскими мещанам. Существовали и жесткие ограничения, например слугам, носящим господскую ливрею, посещение маскарада запрещалось.

В XVIII в. в Зимнем дворце маскарады проводились достаточно часто. До восьми маскарадов в год. Осенью три-четыре, столько же после Нового года – от Рождества и до Великого поста. Под маскарадные действа отводились все парадные залы на втором этаже Зимнего дворца. С учетом сословной структуры

Российской империи даже демократичные маскарады проводились по сословиям. Во время праздника для каждой категории гостей выделялись «свои» залы. Каких-либо ограничений перехода в «чужой» не существовало, но купцам и дворянам было комфортнее веселиться «среди своих».

Маскарадный костюм императрицы Александры Федоровны. 1903 г.

Естественно, возможность посещения царского маскарада привлекала тысячи людей. Данные о количестве участников маскарадов колеблются от 2,5 до 8 тыс. человек. Столь большая разница в цифрах вполне объяснима. Обычно Придворная контора выдавала от 7 до 10 тыс. билетов, однако на маскарады приходило не более 4–5 тыс.⁶¹⁴ Но были маскарады-рекордсмены, так, в 1778 г. в Зимнем дворце собралось 8 тыс. человек⁶¹⁵. Если приводить точные данные, то на маскарад, проведенный в Зимнем дворце 12 февраля 1776 г., пришло 2350 «дворянских масок» и 470 «купеческих». Всего 2820 чел. На маскарад 29 октября 1776 г. было роздано 6958 билетов: 5926 дворянам и 1032 купцам. Но пришло только 2482 дворянина и 289 купцов. Всего 2771 человек. На маскарад 16 февраля 1778 г. роздано билетов 8977. Присутствовало 3882 дворянина и 854 купца. Всего 4736 человек⁶¹⁶. Приводя эти данные, следует учитывать, что в 1784 г. население Петербурга насчитывало 192 тыс. человек, при этом дворяне с купцами составляли 2–3 % от общей численности населения столицы⁶¹⁷.

Традиции маскарадов продолжились в период правления Александра I и Николая I. Биографы царя отмечали, что Николай I «по должности» рано начал принимать участие в придворных маскарадах.

Костюмированный бал в Зимнем дворце при императоре Николае I. Г.П. Виллевальде. 1830-е и.

Сначала ему это не очень нравилось, однако, повзрослев, он втянулся в них⁶¹⁸. Мемуаристы, писавшие о времени царствования Александра I, отмечали, что «балы при дворе были в то время довольно часты. Они назывались bals pares (костюмированные балы – фр.), или куртаги, и состояли из одних польских»⁶¹⁹. На маскарадах приветствовать особ Императорской фамилии запрещалось. Гости должны были проходить мимо, не обнажая головы и не кланяясь.

К началу XIX в. в Петербурге сложилась определенная классификация придворных маскарадов. Маскарады в Петербурге проводились самые разные, публичные, на них могли за умеренную плату попасть самые разные люди. Это были коммерческие мероприятия, которые должны приносить некоторый доход. Самыми знаменитыми публичными маскарадами стали маскарады, проводившиеся в доме Энгельгардта и описанные в «Маскараде» М.Ю. Лермонтова. Их неоднократно посещал Николай I.

На так называемые корпоративные маскарады собирались представители того или иного землячества или купеческой гильдии. Это был способ общения и развлечения «для своих».

Император Николай I на маскараде. А. Ладюрнер

Примерно те же цели преследовались и на аристократических маскарадах, на них приглашались представители высшего света. Как правило, эти маскарады носили камерный характер развлечения «для своих». Так, императрица Александра Федоровна описывает один из подобных маскарадов, проведенных в начале 1818 г. во дворце молодоженов Николая Павловича и Александры Федоровны «для нашего всегдашнего павловского общества». Все были «замаскированы» с головы до ног: «Матап – волшебницею, императрица Елизавета Алексеевна – летучей мышью, я – индийским принцем, с чалмой из шали, в длинном ниспадающем платье и широких шароварах из восточной ткани»⁶²⁰.

Конечно, со временем появились образцы для подражания. Как правило, они приходили из Европы. С начала 1820-х гг. таким «образцовым» аристократическим маскарадом начал считаться знаменитый берлинский маскарад «Лалла Рурк», организованный в 1822 г. принцем Антоном Радзивиллом. Этот маскарад надолго стал эталоном светского блеска и хорошего вкуса⁶²¹. Успех «Лаллы Рурк» повторился 13 июля 1829 г., когда в Потсдаме ко дню рождения императрицы Александры Федоровны ее отец, прусский король Фридрих Вильгельм III, организовал маскарад под названием «Волшебство Белой Розы». Праздник был задуман как средневековый рыцарский турнир с «живыми картинками» и посвящен российской императрице. Название маскарада связано как с девичьим прозвищем императрицы, так и с тем, что белая роза, символ праздника, – любимый цветок Александры Федоровны.

По образцам «Лаллы Рурк» и «Белой Розы» при российском Императорском дворе начали организовывать тематические маскарады.

Великие княжны Ольга и Александра в маскарадных костюмах. П.Ф. Соколов. Начало 1830-х гг.

Один из них состоялся зимой, на масленицу 1834 г. Тему маскарада обозначили сказкой «Аладдин и волшебная лампа». В Концертном зале Зимнего дворца поставили трон «в восточном вкусе» и галерею для тех, кто не танцевал. Зал декорировали тканями ярких цветов, кусты и цветы освещались цветными лампами. Мемуаристка, дочь Николая I Ольга Николаевна, пишет, что «волшебство этого убранства буквально захватывало дух». На маскараде старшие дочери царя Ольга и Мария «появились в застегнутых кафтанах, шароварах, в острых туфлях и с тюрбанами на головах». На этом маскараде им впервые разрешили «идти с Мама в полонезе». Однако общий фурор произвел сын министра Двора Г.П. Волконский, который изображал горбатого, с громадным носом карлика с лампой⁶²².

В январе 1835 г. маскарад в Аничковом дворце «тематически» воспроизводил эпоху Павла I. А.С. Пушкин, присутствовавший на этом маскараде, записал в дневнике (8 января): «6-го бал придворный (приватный маскарад). Двор в мундирах Павла 1-го; граф Панин (товарищ министра) одет дитятей. Бобринский – Брызгаловым (кастеляном Михайловского замка)….Государь – полковником Измайловского полка, etc. В городе шум. Находят все это неприличным»⁶²³.

Тезоименитство императора Николая I также отмечалось балом-маскарадом. Только его проводили в Зимнем дворце. На таком маскараде 26 декабря 1835 г. присутствовал А.С. Пушкин с женой. Последний раз супруги Пушкины были вместе в Зимнем дворце на церемонии водосвятия 6 января 1837 г.⁶²⁴

В 1837 г. в рамках «Китайского маскарада» состоялся детский «Бобовый праздник». Все приглашенные были в «китайских костюмах». Николай I оделся мандарином, с искусственным толстым животом, в розовой шапочке, с висящей косой на голове. Он был совершенно неузнаваем⁶²⁵.

Примечательно, что по «Гардеробным суммам» можно представить, сколько стоил Николаю I этот «китайский» карнавальный костюм. В марте 1837 г. по счетам из «Гардеробной суммы» уплачено: костюмеру театра Балте за китайское маскарадное платье – 865 руб.; парикмахеру Вивану за китайский парик для маскарада – 70 руб.; мастеру Тимофееву за китайскую шапку для маскарада 40 руб. Следовательно, весь костюм обошелся императору в 975 руб.⁶²⁶

Великий князь Алексей Александрович в маскарадном костюме

Великий князь Владимир в маскарадном костюме

Приглашение к участию в костюмированных балах в Аничковом дворце считалось знаком особой царской милости. На эти маскарады приглашались избранные. Например, когда после смерти А.С. Пушкин его жена Наталья Николаевна возобновила светскую жизнь, ее пригласили участвовать в маскараде в Аничковом дворце. Она оделась «в древнебиблейском стиле»: длинный фиолетовый бархатный кафтан, почти закрывавший широкие палевые шальвары, на голове – покрывало из легкой белой шерсти⁶²⁷.

Отношение к придворным маскарадам не обсуждалось. Как правило, их любили все за демократичность и некую интригу, которой не было на помпезных официальных балах. Однако дочь царя Ольга Николаевна, активно участвуя во всех маскарадах и детских балах, заметила спустя много лет, что ей не нравились костюмированные балы. Она считала их утомительными и скучными, поскольку «специально разученные для них танцы часто подавляют прирожденный талант и грацию»⁶²⁸. Тем не менее, она активно участвовала в каждом из придворных маскарадов. В 1843 г. на одном из зимних костюмированных балов Ольга Николаевна с несколькими барышнями появились в средневековых костюмах из голубого шелка, отделанного горностаем, с лентами на голове, усеянными драгоценными камнями, наподобие короны Св. Людовика⁶²⁹.

Иногда проводились маскарады официально-парадные. Как правило, они связывались с событиями общегосударственного масштаба. Это могли быть коронационные торжества: 1 сентября 1826 г. во время московских торжеств, связанных

с коронацией Николая I, состоялся «маскерад» в Большом театре на Петровке. На маскараде мужчины нарядились в «венецианы» – полумаскарадные костюмы в виде плаща-накидки. Возникали поводы и дипломатического характера. Например, 4 мая 1830 г. состоялся костюмированный бал по случаю заключения мира с Турцией. На этом маскараде фрейлина Екатерина Тизенгаузен изображала Циклопа. По просьбе Екатерины А.С. Пушкин написал для нее стихотворение, которое она с успехом прочла перед императорской четой:

Язык и ум теряя разом,
Гляжу на Вас единым глазом.
Единый глаз в главе моей.
Когда б судьбы мои хотели,
Когда б имел я сто очей,
То все бы сто на Вас глядели⁶³⁰.

Маскарады по случаю заключения браков детей Николая I также носили официальный характер. Так, в 1841 г. в Зимнем дворце устроили пышный маскарад с участием всего Императорского дома по случаю бракосочетания наследника Александра Николаевича⁶³¹. По случаю бракосочетания Ольги Николаевны 4 февраля 1843 г. в Зимнем дворце также устроили парадный маскарад.

Примерно до середины 1840-х гг. в Зимнем дворце 1 января или на масленицу ежегодно проводились народные маскарады, или, как их называли, «балы с мужиками». Иногда «балы с мужиками» проходили и летом в Петергофе, во время традиционных гуляний, связанных с днем рождения императрицы Александры Федоровны (с 1826 по 1829 г. летние балы не проводились). Эта традиция сложилась еще в Екатерининскую эпоху и продолжалась на протяжении почти столетия. Определенную регулярность «балы с мужиками» приобрели во время правления Николая I. Так, 1 января 1828 г. в Зимнем дворце на «балу с мужиками» половину гостей составляли мещане⁶³². В 1831 г. в Зимнем дворце состоялся очередной маскарад для купечества и дворян, на который пригласили 2200 человек.

Примечательно, что европейские страны в это время вступали в период буржуазных революций, и для иностранцев было странным видеть столь массовые демонстрации единения народа и Императорской фамилии.

Графиня А.П. Шереметева в карусельном костюме. Неизвестный художник. После 1766 г.

Ф.П. Макеровский в маскарадном костюме. Д.Г. Левицкий. 1789 г.

Весьма критично относившийся к реалиям николаевской России французский путешественник барон де Кюстин, с некоторым раздражением, но, по сути, верно подметил «идеологическую» подоплеку этих балов. Он писал в «Записках»: «Когда император открывает свободный с виду доступ во дворец привилегированным крестьянам и буржуа, которых он дважды в году удостаивает чести явиться к нему на поклон, он не говорит земледельцу, купцу: «Ты такой же человек, как я», но он говорит барину: «Ты раб, как они»»⁶³³.

Действительно, это была ежегодная демонстрация единства самодержавной власти и народа. Народ впускали в «царские чертоги», где они могли видеть императора и его семью. Эти действа вписывались в рамки сценария «патернализма», реализуемого в период правления Николая Павловича.

Описаний подобных маскарадов достаточно много. Любопытно восприятие порядка при проведении столь масштабных праздников. Так, Николай I 4 января 1832 г. в письме к И.Ф. Паскевичу сообщал, что «на маскараде 1 числа было во дворце 22 364 человека; и в отменном благочинии»⁶³⁴. С другой стороны, одна из фрейлин императрицы Александры Федоровны «черноокая», Смирнова-Россет, писала, что «полиция счетом впускала народ, но более сорока тысяч не впускали. Давка была страшная»⁶³⁵.

Интересен взгляд на подобный маскарад руководителей хозяйственных подразделений Зимнего дворца. В 1844 г. в рапорте «майора от ворот» полковника Баранова указывается, что для подготовки маскарада была проделана серьезная работа. Из Таврического дворца доставили скамейки и расставили их в нишах под окнами в залах. По сложившейся традиции устроили буфеты для бесплатного угощения публики. Каких-либо ограничений при впуске во дворец не было. Конечно, охрана следила за тем, чтобы во дворец городские мещане приходили в «чистой одежде», на глаз контролировалась и численность гостей.

Важная часть подобных мероприятий – непосредственные контакты народа и монархов. Николай I, его жена и все дети считали своим прямым долгом находиться среди «мужиков» на протяжении всего бала, отчетливо понимая, что это часть их профессии, хотя им приходилось тяжело физически. Как правило, императрица Александра Федоровна, одетая в так называемый русский сарафан, усаживалась в Георгиевском зале за ломберный стол, играя с министрами в бостон или вист. Для того чтобы лицезреть императрицу, в громадный парадный зал «простых людей» пускали не более чем по десять человек за раз. Можно представить робость, трепет и преклонение подданных, тихо проходивших мимо императрицы. Для Александры Федоровны это была просто работа.

Конечно, у дворцовой администрации были опасения за сохранность залов. Но в 1844 г. все обошлось на редкость хорошо. Полковник Баранов после маскарада немедленно доложил министру Императорского двора П.М. Волконскому о «потерях». Они казались на удивление незначительны, с учетом того, что за несколько часов через залы дворца прошло несколько тысяч человек. В числе «потерь» упоминалась потертая краска на стенах и дверных рамах. Видимо, через них пропихивалась толпа. «Полы паркетные, в особенности где стояли буфеты, значительно повреждены». По-видимому, горожане штурмовали буфеты с царским угощением. Психологически это понятно. Царское угощение, да еще бесплатное. Что говорить о простолюдинах, если даже высокопоставленные сановники старались унести домой с дворцового приема лишний апельсин или «конфекту» своим детям в качестве царского подарка. Также были разбиты стекла в двух форточках. Вероятно, из-за духоты от бесчисленных свечей, расставленных в дворцовых залах. В Гренадерском пикете нижнее арматурное украшение было повреждено. Вероятно, кто-то, по русской традиции, хотел унести «сувенир» из царского дворца. В Портретной галерее героев 1812 г., с правой стороны от портрета Александра I, «от сильного дыхательного пара человеческого лак на шести портретах покрылся непроницаемой белизной». Наверное, нашлись любознательные посетители, буквально «носом» рассматривавшие портреты. В Белом зале почти на всех позолоченных колоннах на поверхности остались следы сырости от дыхания⁶³⁶. Министр Императорского двора распорядился немедленно исправить повреждения.

Летние «народные» маскарады проходили в петергофской Александрии по случаю дней рождения императрицы Александры Федоровны. В этот день дворцовая охрана широко открывала ворота парков для всех желающих. Со временем проведение этих маскарадов превратилось в прочную традицию. В письмах к различным корреспондентам Николай I обычно только фиксировал факт состоявшегося очередного маскарада. Так, на следующий день после маскарада, 2 июля 1837 г., царь писал своему старшему сыну из Александрии: «Маскарад был очень ладен и заключил с обычным ужином весь праздник. Зато сегодня прекрасная погода, и народу очень много»⁶³⁷.

Во второй половине 1840-х гг. проведение народных маскарадов прекратилось, но многолетняя традиция их проведения стала маленьким кирпичиком программной формулы «Православие – самодержавие – народность».

Популярность маскарадов во многом связана с их демократизмом. Под маской могли скрываться самые разные по происхождению и социальному положению люди. Особенно любили «интриговать» девушки, на маскарадах искавшие своего «случая».

В немалой степени популярности маскарадов способствовало отношение к ним самого императора. По свидетельству близкого к императору мемуариста: «Император Николай чрезвычайно любил публичные маскарады и редко их пропускал – давались ли они в театре или Дворянском собрании»⁶³⁸. Причины здесь были самые разные. Император считал необходимым «быть в курсе» всего происходившего в столице, в том числе и развлечений. Кроме того, красавец император любил общество молодых женщин. А на маскарадах любая дама в маске или полумаске «имела право взять государя под руку и ходить с ним по залам». Дамы, естественно, считали своим долгом «интриговать» императора. Для этого «на тамошние маскарады раздавалось до 80 даровых билетов актрисам, модисткам и другим подобных разрядов француженкам. Именно с целью интриговать и занимать государя»⁶³⁹. Справедливо считалось, что только у француженок достаточная «квалификация» для маскарадных интриг. До нас дошел забавный анекдот, связанный с маскарадными интригами. «Зимой 1851 г. к Николаю I на публичном маскараде подошла девушка в маске и заявила императору: «Я тебя знаю…» Император немедленно ответил: «И я тебя…» «Не может быть». «Точно знаю…» «Кто же я такая?» «Дура», – сказал царь и отвернулся. – По-русски либо горничная, либо прачка»⁶⁴⁰.

На одном из таких театральных маскарадов, подражавших балам в парижской «Опера», Николай I познакомился с молоденькой Варенькой Нелидовой, бедной сиротой, младшей из 5 сестер. Она сумела удержать возле себя императора и только под конец вечера сказала, кто она. Дальше для бедной институтки началось воплощение сказки о Золушке. Ее пригласили ко Двору, и она понравилась императрице Александре Федоровне. Вскоре Нелидова получила фрейлинский шифр. Эта история породила множество сплетен. Большой свет единодушно зачислил В. Нелидову в категорию дам «для особых услуг». Но, так или иначе, Вареньку Нелидову и Николая I публичный маскарад связал 17-летней дружбой. Хотя современники считали В. Нелидову далеко не красавицей, но признавали ее необыкновенную обаятельность или то, что называется шармом. Дочь Николая I отметила, что, по ее наблюдениям, «женщины такого типа нравились деловым мужчинам, так называемые «душегрейки»». Видимо, Николай I действительно чувствовал себя в обществе Нелидовой очень комфортно. Так, Ольга Николаевна приводит эпизод, как мастерски Нелидова рассказывала анекдоты: «Папа смеялся до слез. Однажды от смеха его кресло опрокинулось назад»⁶⁴¹.

На маскарадах существовала своя «форма одежды». Причем она не формировалась стихийно, а предписывалась циркулярно. У дам все было просто. На маскарады они обязаны являться в масках, полумасках или «тематических» костюмах. Так, в 1843 г. на маскараде в доме министра Императорского двора князя М.П. Волконского императрица появилась «в богатейших средневековых нарядах»⁶⁴². Для аристократических маскарадов, где все прекрасно знали друг друга, допускалось появление только в маскарадном костюме, без маски. В 1849 г. на традиционном Петергофском празднике по случаю дня рождения императрицы Александры Федоровны она появилась на маскараде «в великолепнейшем новогреческом (албанском) костюме, в предшествии восьми пар, одетых в такой же костюм, – все без масок. Пары эти составляли, сверх великой княжны Марии Николаевны, фрейлины и молодые камер-юнкеры и камергеры»⁶⁴³. На известном портрете графини Самойловой кисти К. Брюллова мы видим на заднем плане публику в маскарадных костюмах, при этом сама графиня тоже в маскарадном костюме, но без маски на лице.

Что касается мужчин, то на маскарадах масок они не носили. До начала 1840-х гг. они обязаны были появляться на маскарадах в различных костюмах, в том числе домино и венецианах. Если на маскараде появлялись офицеры, то без шпаг. Так, барон М. Корф, описывая маскарад у графа Левашова в феврале 1839 г., писал: «Мы все были в цветных фраках, без масок, но и без лент, в домино, дававших нам вид немецких пасторов или каких-то Дон-Базилиев с круглыми шляпами, которых, однако, никто не надевал»⁶⁴⁴. Император и наследник могли позволить себе появиться на маскараде в каком-либо экзотическом обмундировании, способном сойти за маскарадный костюм. В 1843 г. на маскараде у князя М.П. Волконского Николай I был в пунцовом жупане линейных казаков Собственного конвоя.

В середине 1840-х гг. на маскарадах император и вообще мужчины, «военные и статские, являлись тут в обычной своей одежде; но дамы все без изъятия были переряжены»⁶⁴⁵. Однако 12 февраля 1846 г. по случаю маскарада, данного в пользу инвалидов, объявлено приказание, по которому любые маскарадные костюмы для офицеров запрещались. С этого времени офицеры развлекались на маскарадах только в форменных мундирах и обязательно при шпаге. Маскарады для военных стали отличаться от обыкновенных балов лишь тем, что на первых они должны носить на голове каски. Можно представить себе развлекающегося на маскараде офицера при шпаге и в массивной кожаной каске с имперским орлом…

На маскарадах в силу жанра самого действа манера поведения гостей была самая демократичная. В 1842 г. французский живописец О. Берне, сопровождавший Николая I на одном из маскарадов, отмечал, что «каждый предоставлен самому себе, от императора до последнего актеришки. Все проталкиваются сквозь толпу без почитания рангов и не снимая головных уборов. У офицеров поверх мундиров маленькие шелковые накидки из черного кружева… Его Величество держится с удивительной грациозностью, и на него непрестанно нападает множество черных домино, чтобы сказать ему все, что им только взбредет в голову»⁶⁴⁶.

Традиция проведения придворных маскарадов в полной мере продолжалась в первое десятилетие правления Александра II. Примечательно, что сам жанр маскарада, даже «на заданную тему», оставлял достаточный простор для фантазии его участников. Фантазии «на маскарадную тему» допускали даже некоторое отступление от весьма жестких условностей большого света. Молодым светским львицам жанр маскарадов позволял обнажиться чуть больше принятого или намекнуть своим костюмом на некую загадку. Граф С.Д. Шереметев, описывая петербургское общество 1860-х гг., упоминает о маскарадах в доме княгини Е.П. Кочубей: «Здесь я был на знаменитом костюмированном бале, на котором были двор и все общество… помню… княжну Марию Элимовну Мещерскую в виде египетского сфинкса с одною яркою бриллиантового звездою в волосах. Грусть и сосредоточенное, загадочное ее выражение как нельзя более шли к изображению сфинкса….Тут же был и князь Павел Петрович Вяземский в виде огра (людоеда), в огромных сапогах с раструбами, за голенищами которых насованы были куклы, изображавшие детей»⁶⁴⁷.

Костюмированный бал во дворце княгини Елены Кочубей в честь императора Александра II. 25 февраля 1865 г. М. Зичи. 1865 г.

Бывали случаи, когда относительная «маскарадная свобода» становилась поводом для политических эскапад. Так, на одном из придворных святочных маскарадов 1860-х гг. влиятельная фрейлина императрицы Марии Александровны, графиня Антонина Блудова, весьма близко примыкавшая к славянофильским кругам, позволила себе одеть простонародный «костюм полотера». На маскараде «она показалась в рубашке и в больших сапогах». Александр II «вышел из себя. Ей сделано было внушение, и больше уже этого не повторялось»⁶⁴⁸.

Веер с карикатурой на костюмированный бал 1882 г.

Веер с карикатурой на костюмированный бал 1882 г.

Веер с карикатурой на костюмированный бал 25 января 1883 г. у великого князя Владимира Александровича. Россия. 1883 г.

В 1860-х гг. в Михайловском дворце при Дворе великой княгини Елены Павловны продолжались блестящие маскарады, бывшие отголоском ушедшей Николаевской эпохи. По словам мемуариста, «это было поистине что-то сказочное….Тут были маски и костюмы удивительно богатые и разнообразные, целая депутация каких-то насекомых в мантиях и приветственная у них речь и адрес Государю, произнесенная главою депутации букашек»⁶⁴⁹.

Участвовал в придворных маскарадах и Александр II. На одном из них, состоявшемся в феврале 1875 г., цесаревич Александр Александрович нарядился «атаманом», а император Александр II оделся Петром Великим, и «в руках его была знаменитая «дубинка», но одеяние это ему не шло, и он скоро его снял»⁶⁵⁰. На это замечание по поводу «скоро снятого» маскарадного костюма следует обратить особое внимание. Харизматичный Николай I мог многое себе позволить, в том числе и появиться в маскарадном костюме, и ни у кого не возникало вопроса «идет или не идет» той или иной образ монарху. Александр II был слаб, и это на подсознательном уровне осознавалось многими, поэтому ему и «не шел» образ Петра Великого с его дубинкой. Маскарадный костюм «разрушал» и без того не слишком прочный образ монарха, поэтому в 1870-х гг. маскарадная традиция стала постепенно исчезать из придворного досуга.

Однако на вкус и цвет… 18-летнему великому князю Сере-гею Александровичу на бале-маскараде 1883 г. понравилось все: «Чудный костюмированный бал у Владимира⁶⁵¹….Было много красивых костюмов. Минни⁶⁵² была в розовом домино, Михен⁶⁵³ – в виде жрицы солнца, великолепна. Папа⁶⁵⁴ – Петром Великим, Саша⁶⁵⁵ – великолепным гетманом, дядя Низи⁶⁵⁶, Алексей⁶⁵⁷ и Николаша⁶⁵⁸ – витязями, Владимир – кавалергардом Елизаветы Петровны, дядя Костя⁶⁵⁹, Костя⁶⁶⁰ – моряками Екатерины, Елена М.⁶⁶¹ – бержеркой⁶⁶², очень мила. Танцевали до ¹/₂ 5-го!!! Лег около 6 часов»⁶⁶³.

При Александре III придворные маскарады проводились вплоть до 1894 г. Но за все правление государь ни разу не появлялся в маскарадном костюме. Однако то, что было не позволено монарху, дозволялось цесаревичу Николаю Александровичу. Зимой 1894 г. на необычайно оживленной масленице, несмотря на тяжелый грипп Александра III, был проведен очередной придворный маскарад. Он отражал уже сложившиеся новые веяния царствования Александра III. На этом маскараде цесаревич Николай Александрович, одетый в костюм сокольничего, «был очень хорош. Ксения Александровна царевною также очень хороша. Ее жених, «боярином» был слаб»⁶⁶⁴.