• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

В 1925 году, когда я впервые начинал писать для заводчиков собак о наследственности, почти никто не имел ни малейшего представления о генетике, генах и хромосомах. Ныне, спустя поколение, мы привыкли часто видеть эти слова в печати. Любой студент высшей школы имеет понятие об их значении, некоторые весьма отчетливое. Множество преобладавших в 1925 году идей, связанных с племенным разведением животных, кажутся нам нынче глупыми — родимые пятна, пренатальное воздействие, наследственность приобретенных признаков и прочее. Общепринято было считать, будто наследственность передается через кровь. Образованные люди, конечно, не верят больше подобным дискредитировавшим себя утверждениям.

Общие познания людей в психологии сегодня находятся примерно на том же уровне, на каком были генетические представления в 1925 году. Когда речь идет о собаках, хозяева по-прежнему тычут щенков носом в экскременты, приучая блюсти чистоту в доме, инструкторы на площадках при обучении послушанию почти без исключения применяют силовые методы, с младенчества неосознанно заставляя собак бояться (после чего покупатели всю жизнь уверены, что «кто-то обидел бедную крошку»). Куснула она кого-то — и хозяин растолковывает друзьям, что ее «наверняка кто-нибудь пнул, и она никогда этого не забудет». И все продолжается в том же духе. Только я сомневаюсь, что лишь следующее поколение заводчиков станет просвещенным в области современной психологии, по одной простой причине — они жаждут научиться с легкостью дрессировать собак и как можно скорее добиваться успехов.

Вспоминая собак, принадлежавших друзьям моих родителей, я с трудом могу припомнить хоть одну, которую так или иначе не дрессировали бы. Один пес обладал великолепным репертуаром трюков, восхищавшим всех и каждого. Другого обучили приносить хозяину разные вещи. Выслушав просьбу, пес поднимался наверх по лестнице и спускался, неся хозяину тапочки. Я всегда приходил в полный восторг, видя, с какой точностью он, получив сигнал или команду, несет тапочки хозяина или хозяйки. Хозяин не объяснял нам, каким образом дает псу это понять, просто спрашивал, какую пару мы желали бы видеть в зубах у собаки, и пес всякий раз приносил требуемую.

В нашем районе Бруклина жили трое слепых, имевших фокстерьеров-поводырей, маленьких собачек, к которым были прикреплены длинные трости. Насколько мне помнится, дрессированы они были даже лучше нынешних крупных обученных собак-поводырей. В те времена содержание собак доставляло больше радости, поскольку владельцы получали удовольствие в основном от процесса дрессировки. Сегодня им, на мой взгляд, первым делом нравится присутствовать при кормлении своих любимцев, а во-вторых, просто держать рядом живое существо. Многие владельцы собак были бы точно так же счастливы возле аквариума с тропическими рыбками.

Так что вдобавок к попытке помочь владельцам лучше понять своих собак еще одна важная цель этой книги — внести радость в серое существование тысяч собак, которым процесс дрессировки приносит великое наслаждение. Собаки способны доставить и вам немалое развлечение. Попробуйте потренировать своих питомцев, и увидите — это именно то, что нужно.

Кроме дрессировки собак, живущих в питомниках и в домашних условиях, я работал со многими охотничьими породами — в основном с кунхаундами[2] и бладхаундами. Прежде у меня уходило несколько охотничьих сезонов на превращение кунхаунда в идеальную собаку. Сегодня я при хорошей погоде с успехом могу справиться за пару недель. Когда-то бладхаунда требовалось натаскивать около года, чтобы сделать из него поистине надежную ищейку по следу. Сегодня мне удается это за шесть недель, если как следует потрудиться.

В этой книге мы будем по мере возможности придерживаться научного метода. А метод это естественный.

Научный метод не признает сверхъестественного. Остается бесчисленное множество вещей, которые наука еще не подвергла тщательному исследованию, и все-таки это не дает нам права называть их сверхъестественными. Может быть, сверхъестественные феномены и существуют, только нам о них в этой книге лучше забыть и иметь дело с естественными. Мы хотим получить возможность предвидеть будущее развитие событий, и наука позволяет нам это сделать. Найдутся также люди, желающие внушить нам, будто кое-какие пока еще необъяснимые поступки обладают «метафизической природой». Мы же будем двигаться дальше, приняв за основу, что сверхъестественное — просто чушь, как весьма убедительно продемонстрировал профессор Альфред Дж. Эйер в своей книге «Язык, истина и логика».

Мы с детства приучены употреблять выражения, которые намекают, будто и другим животным присущи такие же психические характеристики, как человеку. Пользуемся прилагательными, применимыми лишь к человеческим существам, — болтливый попугай, нежная голубка, жестокий волк. И наоборот, привыкли говорить о своем собственном виде в выражениях, допустимых только по отношению к животным. Возможно, вам нелегко будет отбросить привычный образ мыслей и не высказываться таким языком о своих собаках, однако мы непременно должны понять, что собака великолепна сама по себе и ее незачем очеловечивать. Она и без того интересна, ее нужно лишь изучать, а не переделывать. Действительно видно, что собаки во многом ведут себя так же, как мы, но это не означает, будто они похожи на нас и во всех других отношениях.

Человек и собака живут в разных пространственно-временных мирах, и наш долг — постараться понять эту разницу, не пытаться перетащить собаку в свой мир, куда она не в силах войти, не обладая воображением, а самим, с помощью своих уникальных возможностей, шагнуть в мир собаки. Тогда мы сумеем их лучше понять и обучать.

Пожелав уяснить, каким образом лучше всего обращаться с каким-либо домашним животным, сперва надо узнать, что это за животное и как оно существовало в естественных условиях, в которых было вынуждено существовать. Если я завел кошку и хочу знать, чем ее накормить, а под рукой не окажется книжек, которые можно было бы почитать, рядом нет ни друзей, ни соседей, способных меня просветить, я исследую ее естественный рацион. Что она ест? Конину? Птиц? Грызунов? И оказывается, что в естественных условиях она питается в основном грызунами. Я не могу тратить время на ловлю мышей и охоту на белок, чтобы накормить кошку, так что стараюсь обеспечить ее именно этими питательными веществами, но в ином виде, наиболее для меня удобном.

Если я завел кролика, то не пытаюсь держать его на кошачьей диете. Нет, я смотрю, как он ест естественную для себя пищу, снабжаю его необходимыми продуктами, и точно так же стремлюсь предоставить ему условия для проживания наиболее близкие к естественным. Я стараюсь понять его естественное поведение. Не буду ставить для кролика доски, о которые можно точить когти, и не стану вить гнезда для кошки, чтобы она выстилала их шерсткой, готовясь разместить выводок котят.

Владельцы собак в большинстве случаев не дают себе труда поинтересоваться естественной для собаки средой обитания, ее предками и их образом жизни, а в результате испытывают порой нечто вроде шока, узнав, что собака — это волк. Что за животное — собака? Что за животное — волк?

Обеспечивая себе надежную основу, закладывая солидный фундамент для дрессировки собак — понимания их поведения, — мы могли бы вернуться к амебе и проследить за эволюцией. Поскольку большинство образованных людей имеет представление о теории Дарвина и о важности приспособления к окружающей среде, давайте пропустим амебу и рассмотрим более близкого предка наших собак, canis lupus, волка.

Психологи говорят об адаптивных реакциях. Это означает, что почти любое действие индивидуума имеет определенное значение для выживания. Все, что делает волк, он совершает с целью продолжения существования вида. Отбор же вела среда обитания. Волк, непригодный для существования в этой среде, совершавший немыслимые поступки, не позволяющие передавать и сохранять протоплазму, погибал, и вид с облегчением от него избавлялся.

Читая эту главу, обратите, пожалуйста, особенное внимание на приспособленность действий волка, каждое из которых способствует выживанию вида, а все в целом идентичны действиям собак. Поняв волка, мы поймем и собаку.

Нам посчастливилось получить в свое распоряжение великолепный материал, содержащийся в книгах и статьях, где о волках рассказывают, не очеловечивая, не боясь и не пороча их. Они написаны людьми, которые знают волков. Прочитав все подобные источники, приходится заключить, что эти люди знают и собак — собак в их естественном состоянии.

Во-первых, нам следует помнить, что точно так же, как человек с помощью селекции, основанной на мутациях, превратил волка в собак разнообразных пород, адаптация к природной среде подразделила волка на разнообразные виды. Мы могли бы назвать их «породами». Степной волк отличается от лесного гораздо меньше, чем собаки различных пород друг от друга. При скрещивании все они приносят потомство. Различия отмечаются в наследственных формах поведения, в голосе и во внешнем виде.

Щенки степного волка (их называют также «детенышами»), подложенные домашней суке, часто становятся надежными спутниками человека. На людей дикие волки не нападают. Все прочитанные вами истории о нападениях — плод воображения. Сказка о Красной Шапочке совершенно несправедливо оклеветала волка. «Клуб волков» в Алгоме, Канада, на протяжении многих лет предлагал награду в сто долларов любому, кто докажет, что был укушен волком. Никто так и не получил награды.

В отчете Бюро биологического контроля Соединенных Штатов утверждается, что в архивах отсутствуют сведения о ком-либо, когда-либо погибшем от волков в Северной Америке. Доктор Уилфред Т. Гренфелл говорит в своей книге «Лабрадор»: «Никогда не случалось, чтобы лабрадорский волк убил человека». Члены «Клуба волков» из Алгомы заявляют, что волк не нападет даже на ребенка, так как слишком боится шума.

Мистер Эйб Мартин из Алгомы подводит итог, провозгласив: «Каждый, кто скажет, будто его укусил волк, — лжец».

Немногим ученым выпадала редкостная возможность понаблюдать за волками, но вот определение, с которым многие из нас согласятся: «Волк — это вой по ночам и следы на снегу». И этого определения при всей его краткости вполне достаточно.

Наблюдения за одомашненными (доместицированными) волками, которых используют в ездовых упряжках (многие упряжки состоят исключительно из арктических волков), и за содержащимися в зоопарках приводят к тому же самому заключению, которое выразительно сформулировал один из самых активных исследователей, Эрнест Сетон-Томпсон:

«Он, во-первых, во всех отношениях просто большой дикий пес — живет, питаясь мясом, добытым во время открытой охоты, оставляет на камнях и деревьях метки, лишен подозрительности и дружелюбен, помахивает от удовольствия хвостом или воет на луну, охотней преследует убегающую добычу, чем нападает — ибо все его инстинкты рассчитаны на преследование, — не опасается человека, но некая неведомая сила удерживает его от атаки, и он готов стать ему другом, спутником, помощником и рабом.

Все это мы видим в арктическом волке и увидели бы в лесном, пока нескончаемая война не изменила его. Справедливее было бы называть их «арктической» и «лесной» собаками, так как они и есть собаки — большие, самые что ни на есть собачьи, только чуточку диковатые».

Что же известно о волке, предке нашей собаки и фактически основной породе собак, которая до сих пор существует? Читатель поймет, что нижеследующие наблюдения принадлежат автору, который не объявляет себя знатоком естественной истории этой дикой собаки. Это лишь изложение сути того, что написано натуралистами. Читатель найдет в приложении список источников, и в каждом из них содержится увлекательнейший материал для чтения.

Во-первых, волк обладает необычайным умением приспосабливаться. В этом одна из причин его выживания. Он может не только жить в самом разном климате, но и питаться самой разнообразной пищей.

Далее, волки — даже щенки из одного выводка — существенно отличаются друг от друга. Те, кто держал волчат дома, рассказывают, что порой один-два из помета вырастают послушными и надежными, тогда как на других, воспитанных точно таким же образом, никогда нельзя положиться. Взрослые волки легко приручаются.

Известно, что дети эскимосов и индейцев разыскивают волчьи логова и играют с детенышами, если волчицы-матери не проявляют страха, позволяя детям нянчиться с малышами, как с куклами, и даже раскрашивать их в разные цвета.

Самые злобные на момент отлова щенки, взрослея, становятся еще агрессивнее. Одни развиты больше других, третьи настолько ласковы и бесстрашны, что кажется, будто им так и хочется стать домашними любимцами всей семьи. Некоторые остаются столь же дружелюбными, как старые ласковые овчарки.

Чем моложе щенки при отлове, тем больший процент вырастает надежным. Лучше всего те, кого выкармливают из бутылочки. Один натуралист, вырастивший в заповеднике волчонка, говорит: «В день отъезда из заповедника я нанес последний визит самой дружелюбной собаке, какую знал в своей жизни».

Волк неимоверно силен физически и использует свою силу наилучшим образом. Когда его приучают к переноске тяжестей, мускулы крепнут так, что становятся непропорциональными по отношению к размерам тела. Упряжка из шести ездовых собак, среди которых есть волки, или состоящая исключительно из волков, способна протащить такой же груз, как две лошади. Волки, попавшие в капкан, прикрепленный к бревну весом в 100 фунтов[3], могут волочить за собой это бревно много миль[4]. Одного обнаружили за девяносто миль, и попавший в капкан волк был еще жив.

Волк старается избегать встреч с человеком, пока обстоятельства не научат животное не испытывать страха. Индейцы-оджибуэи называют нашего волка «махэнган», что означает «голодный трусливый воришка», вечно рыщущий в поисках пищи.

Возможно, легенды о нападении волков на людей сложились на основании поведения бешеных животных. В Европе волчьи атаки наводили ужас, так как многие укушенные заболевали бешенством.

Приводится много правдивых рассказов о волках, подбиравшихся к человеку поближе, особенно по ночам, но не причинявших вреда. Пьяные засыпали в снегу, а наутро обнаруживали вокруг себя кольца следов. Один искатель замерз насмерть, и тело его нашли через два года абсолютно нетронутым.

Тем не менее люди с легкостью верят байкам о нападениях волков. Никто даже не сомневается! Рассказывают, будто один охотник подвергся преследованию двух десятков волков, прицелился в вожака стаи и застрелил его, после чего остальные набросились и сожрали товарища. Охотник, приободрившись, пошел вперед, однако волки последовали за ним, и он вновь подстрелил вожака. Все это продолжалось до тех пор, пока он не свалил последнего волка и таким образом не спас свою жизнь.

Люди, выслушивая эту историю, как правило, не задают никаких вопросов. Но если немножко подумать, то следовало бы поинтересоваться — сколько весил последний волк?

Волки начали приручаться во времена охоты на бизонов. Они быстро усвоили, что им не нужно рисковать жизнью, убивая телят, надо просто следовать за охотниками и ждать, пока те подстрелят и освежуют бизона. При этом волки частенько усаживались поблизости, всего ярдах[5] в пятидесяти. Звук ружейного выстрела служил сигналом к обеду. Охотникам требовались только шкура, язык и вырезка, остальное шло в пищу волкам.

Читая о подобных поступках, кто-то может подумать, будто эти волки принадлежат совсем к иному, отличному от всех прочих виду, который нигде не встречается, разве что в ездовой упряжке. Но это те же самые волки. Разница состоит в более высоком уровне сообразительности животного и великолепных способностях к адаптации.

Волк обладает обширными запасами физической выносливости и со своим безграничным упорством преследует жертву до изнеможения. Порой волк убивает спящего оленя, но обычно убийство совершается после долгой погони. Измученная бегством жертва меньше чувствует боль. Скорость преследующего волка оценивается примерно в десять-двенадцать миль в час, а убегающего — от двадцати восьми до сорока. Волки, за которыми гонятся на автомобилях или аэропланах, развивают скорость до сорока миль в час. Один такой волк пробежал на максимальной скорости сорок пять миль, после чего, выдохшись, остановился.

Погоня нередко продолжается миль по сто. Даже в глубоком снегу, где волк не имеет возможности бежать по ровной поверхности, он способен покрыть сотню миль, преследуемый человеком в снегоступах. Волк не ленится. Одного загоняла группа людей, выходивших посменно, отыскивая след по ночам с фонарями. Даже подраненный из ружья, волк продержался четырнадцать дней, пока охотник в конце концов не убил его. Сравните с мужеством и выносливостью американского лося, за которым один вермонтец шел без отдыха и сна семь дней.

Убив жертву, волк наедается, после чего спит много часов. В крайнем случае может всю ночь охотиться, вернуться в логово, поспать три-четыре часа и, отдохнув, вновь отправиться на поиски.

С охотой связан один интересный факт — по свидетельствам, волки загоняют до изнеможения одно и то же животное, независимо от того, куда оно направляется. Замечали, как карибу[6], преследуемый волками, пробегал через стадо точно таких же карибу, когда преследователи находились гораздо ближе к другим животным, чем к намеченной добыче, но никогда не сворачивали, продолжая гнаться за уставшей жертвой. Некоторые олени пересекали иногда несколько стад, но так и не могли отделаться от волков.

Обжитое одним волком пространство занимает площадь от двенадцати до девяноста миль, иногда больше, в зависимости от наличия пищи. Летом оно обычно сокращается по сравнению с зимами, когда в поисках еды приходится больше путешествовать.

Если индейца вывести за пределы привычного для него района охоты, он часто оказывается безнадежно заблудившимся, хоть и нередко отказывается в этом признаваться. «Индеец не потерялся, это вигвам потерялся» — таков его ответ. Об этом рассказывает человек, проживший много лет среди индейцев в Мичигане. Вполне возможно, что то же самое происходит и с волком. У него есть охотничье — или обжитое — пространство и тропы. Район этот бывает больше или меньше, в зависимости от возможностей для пропитания. Волк обегает его, совершая, как правило, произвольные круги длиной от двадцати до ста миль. Обычно общий диаметр составляет не более двадцати пяти миль.

Чаще всего он путешествует кругами против часовой стрелки, стелющейся рысью, с частыми остановками, во время которых обнюхивает и обновляет мочой метки. Выслеживая добычу, волк не бежит по прямой, а отбегает в стороны. Пока он кружит, нюх сообщает ему о наличии пищи или животных, которых можно съесть. Он способен чуять запахи на большом расстоянии, особенно если они исходят от стада животных.

Наблюдатели рассказывают, что тропы регулярных обходов нередко прокладываются по наиболее мягкой почве — по песчаным отмелям, например, или по берегам рек и ручьев, словно волк всеми силами пытается сберечь лапы. Некоторые свидетели утверждают, что на снегу волки идут по следам, оставленным другими волками. Задними лапами они стараются попасть в ямки, проделанные передними, поэтому на снегу скорость иная, чем на твердой почве. Иногда невозможно определить число волков в пробежавшей по свежему снегу стае, так как передвигаются они след в след.

Когда семейство в логове обзаводится малышами, родители охотятся совсем близко, однако после того, как щенки подрастут, взрослые отправляются в дальние круговые обходы, занимающие несколько дней. Одно замечательное наблюдение свидетельствует, что пара волков методично совершала семидесятимильный пробег и каждые девять дней выходила в определенный наблюдательный пункт. Другая группа каждые девять-десять дней предпринимала пробежку на сто миль.

Перебираясь в намеченное место, волки, как правило, путешествуют сбитой стаей, но по снегу часто передвигаются друг за другом, следуя, как уже отмечалось, по следам предыдущего волка.

Волки проделывают много миль в поисках пиши. Мюри рассказывает о стаде карибу с детенышами на Аляске, к которому волки наведывались по ночам за двадцать миль.

Если считать, что слово «ум» означает способность животного существовать в среде обитания, волк, безусловно, умен, демонстрируя умение жить в широчайшем разнообразии условий, а его приспособляемость тем более требует выдающегося ума.

Каррен считает волка «самым умным животным из всех обитателей леса, которое использует всю мощь своего разума для маскировки, уклоняясь от встреч с человеком. Он способен спрятаться в высокой траве, за небольшим кустиком, с помощью двух веточек замаскироваться под пень или упавшее дерево. Окрас помогает ему в этом. Лиса не имеет понятия о маскировке и в отличие от волка не знает, как слиться с землей или с кустом».

Другой наблюдатель сообщает: «Убегающий волк превращается в настоящую оптическую иллюзию, исчезая среди пары кривых веток или каким-то непостижимым образом ныряя под землю. Непревзойденный мастер камуфляжа».

Множество наблюдателей описывают различные способы использования волками своего голоса. Во-первых, с волком у каждого ассоциируется такой звук, как вой. Одни говорят о нем как о «протяжном, низком и жалобном, может быть, самом унылом и устрашающем из всех звуков, когда-либо слышанных человеческим ухом». В этом утверждении можно усомниться, спросив, не вызвано ли определение «устрашающий» известными слушателям «байками про волков».

Я нахожу в нем определенную музыкальность. Таким же казался он одному из первых в колониях священников, передавшему нам свои впечатления о волчьем вое в следующих словах: «Волки задали нам концерт, словно шесть настроенных на разный тон корнетов. Ничего подобного я не слышал никогда в жизни». Этот звук навевает тоску, а в голосах других волков, способных вступить в хор, существуют значительные различия, которые смягчают эффект, когда сливаются воедино. В волчьем вое нет даже намека на грубость.

Хорошее описание волчьего воя — воя, а не лая — дает в своей книге «Загадочный Север» Пьер Бертон: «Это звук колдовской, жалобный, мрачный, загадочный… Если у Севера есть своя песня, она заключается в этом навязчивом плаче, словно впитавшем в себя все одиночество и великолепие земли, расположенной на верхнем краю континента».

При полной луне или поднявшемся ветре волк, похоже, ничего так не любит, как стоять на каменистой возвышенности и выть. Долгий протяжный звук идет волнами. Его подхватывают все волки, находящиеся в пределах слышимости, и даже окрестные собаки присоединяются к хору. Одни ученые утверждают, что невозможно отличить голос волка от собаки одинакового с ним размера, другие уверены, что разница есть. Конечно есть. Ведь современные собаки совсем разные по величине, и горло у них устроено совершенно по-разному.

Вой стаи волков вызывает ужас. «Когда человек слышит волчью стаю и при этом его не прохватывает мороз по коже, значит, он сделан из рифленой резины», — утверждает один свидетель, слышавший неподалеку вой стаи волков. Он отмечает, что волки шли по вчерашнему следу, проложенному снегоступами, и прятались, насколько хватало смелости, за купами молодых деревьев. Они часто отдыхали и не сбивались в стаю, пока не разглядели оленя. Рассказчик спрашивает: «Не для того ли они так жутко выли, чтобы напугать жертву, лишив ее таким образом сил и способности к сопротивлению?»

Вот что можно сказать про волчий вой.

Во-вторых, волки порой издают резкий отрывистый лай.

В-третьих, короткий, низкий утробный вой, мелодичный и жутковатый, который, видимо, служит призывом к стае собраться для охоты на слишком крупную для одиночки добычу.

В-четвертых, лай во время гона по следу. Это не равномерное «гав-гав-гав» и не протяжные звуки, а короткая серия резкого хриплого лая, за которой следует пауза, а потом следующая короткая серия.

В-пятых, хриплый звук в момент убийства, почти рычание, приглушенное шерстью жертвы, когда волк вонзает клыки в шкуру и крутит туда-сюда головой, чтобы всадить их поглубже.

В-шестых, песнь, исполняющаяся во время пиршества, на котором присутствуют несколько волков. Это разнообразные звуки, высота и интенсивность которых варьируются в зависимости от количества пищи в пасти. При закрытой пасти звук вырывается из ноздрей или превращается в урчание. Один человек, наблюдавший за стаей, которая поедала тушу бизона, рассказывает, что пиршество «происходило в весьма резких тонах, и его можно было сравнить лишь со старомодной компанией, собравшейся за чаепитием, состоящей из раздражительных восьмидесятилетних особ, паралитиков, впавших в младенчество представителей обоих полов, визгливых девственниц и нескольких побывавших в употреблении холостяков мужского пола. Каждый ел от всей души, ворчал и попрекал соседей». Назовем это голосом жадности.

В-седьмых, просительное жалобное поскуливание в логове, особенно над щенками. Его издают «мать» и другие члены семейства.

В-восьмых, предупредительное рычание, которое издают волчицы, одергивая малышей. При этом звуке те разбегаются. Известно также, что самки лают, веля щенкам держаться подальше от того, что «мать» считает опасным или подозрительным.

В-девятых, нечто вроде лая, которым самки призывают самцов.

В-десятых, известно, что волки тихонько повизгивают от боли; молодые волчата, побитые в драке, визжат, удирая от победителя.

И наконец, волки, не занятые охотой, призывают друг друга определенным тоном. Этот призыв успешно имитируют охотники, подманивая волков поближе, на расстояние выстрела. Возможно, им пользуются только самки, поскольку в рассказах об удачных случаях имитации упоминается, что отзываются на него лишь самцы.

Вот каков язык волков. Естественный, инстинктивный язык, которым все волки пользуются и который все они после некоторого обучения понимают.

Разве не таков же в целом язык наших современных собак?

Кроме голоса, волки общаются друг с другом всякими прочими способами — с помощью запахов, выражения морды или жестов, вполне поддающихся изучению. Некоторые авторы говорят о неведомых нам способах. Сетон называет один из них «волчьим беспроволочным телеграфом». Насколько я могу судить, никто не исследовал слухового диапазона волков, который, как и у собак, безусловно, гораздо обширнее нашего. Если так, волки, может быть, издают звуки, который человек не слышит, а значит, и не понимает.

Волки охотятся в основном ночью, а днем отдыхают. Охотясь стаей, они издают «охотничий клич», привлекающий, вероятно, окрестных волков, желающих принять участие в пиршестве. Этот клич издается во время погони, прежде чем волки увидят преследуемое животное. Как только они замечают добычу, клич становится громче и тон изменяется. Существует немало свидетельств людей, видевших и слышавших, как волки настигают и убивают жертву. Если это олениха, она быстро падает и редко остается в живых более двух минут. Как только жестокое дело сделано, полдюжины волков меньше чем за полчаса пожирают все, за исключением шкуры и шерсти. Чем они после этого занимаются? Одни отходят на небольшое расстояние, сворачиваются клубочком в снегу и спят невесть сколько времени. Остальные разбредаются в разные стороны по одному, тоже сворачиваются и засыпают.

В семействе обычно охотится самец.

Мюри, описывая начало охоты, говорит, что все начинается с продолжительного ритуала. Он видел, как волки «помахивают хвостами и вместе резвятся. Все воют. К стае присоединяется волчица. Ее приветствуют энергичными помахиваниями хвостов и выражением общих дружеских чувств. Потом лихорадочная деятельность подходит к концу, и пять морд задираются к небу. Над тундрой мягко разносится вой. Внезапно компания распадается. «Мать» возвращается на сторожевой пост в логове, а четверо волков трусят в сумерках на восток».

В другой вечер совершалась более сложная процедура с не столь явно выраженной целью, но со временем стая также двинулась в путь.

Никто не знает, как именно волки сообщают друг другу о необходимости собраться, чтобы убить добычу или отправиться на охоту. Самый лучший рассказ о таком сборе стаи принадлежит Эндрю Бару, лапландцу, перегонявшему стадо из трех тысяч северных оленей с Аляски в дельту реки Маккензи, чтобы обеспечить едой эскимосов. Перегон длился несколько лет, и о нем читал почти каждый, кто интересуется Арктикой. В числе злейших врагов путешественников были волки. Далее я привожу выдержки из издававшегося в Виннипеге журнала «Бивер» за сентябрь 1934 года, где печатался этот рассказ в изложении редактора.

«Откуда-то издалека, из-за бесконечных снегов, доносится слабый волчий вой. В этих долгих протяжных звуках слышится вызов, неисчерпаемое терпение и зловещее предупреждение. Чувствуется почти неуловимое содрогание оленей. Даже животным, никогда прежде не слышавшим этого воя, понятен его смысл. По обширному пути на юг разлетаются глухие призывы и ответы, словно на дальних фермах перекликаются петухи.

В первый день не было ни следов, ни звуков. Ночью до погонщиков оленей донеслись те же самые мрачные крики. Направление воя переместилось с юга на запад. Волки по-прежнему маневрируют на расстоянии.

Старший погонщик приметил вдали пятнышко, оно исчезло и опять появилось. Люди попрятались за снежным барьером, каждый вооружен дубинкой, обут в снегоступы, все готовы атаковать волков, как только те явятся.

С какой осторожностью они приближаются! С какой инстинктивной опаской! Над снежным валом промелькнуло темное пятно, замерло, снова двинулось… Они идут с неуклонной настойчивостью».

Волки останавливаются, как будто посовещаться, после чего вроде бы составляют план и приходят к согласию. Люди встревоженно наблюдают за необычными консультациями приближающихся волков.

«Во время последней сходки стая разделяется, одна часть идет дальше. Новый отряд ожидает избрания нового вожака. Под его руководством волки направляются к югу, словно действия прочих нисколько их не интересуют. Но люди знают — второй отряд получил задание совершить большой обходной маневр. Позже они выскочат на оленье стадо с другой стороны».

Дальше в истории сообщается, как люди бросились на волков, многих поубивали, после чего повернули назад, прошли через стадо и убили нескольких зашедших сзади, но те уже успели задрать нескольких телят.

Волки — главным образом ночные добытчики. Охотники поджидают их возвращения с мародерских набегов домой и отправляются на охоту перед самым рассветом.

По ночам волки гораздо отважней, чем днем. Если днем их близ лагеря почти никогда не увидишь, после захода солнца стая вполне может расположиться совсем рядом и завести многочасовой вой.

Атакуя жертву вроде крупного быка — американского лося или карибу, — пара-тройка волков сперва пытается его «подсечь», повредив подколенную связку. Если вам неизвестно, что это за подколенная связка, ее называют еще ахилловым сухожилием, которое у человека проходит от пятки вверх через голень. У четвероногих животных оно идет вверх от скакательного сустава. При повреждении сухожилия животное не владеет конечностью, не способно лягнуть ею, и, хоть стоит на здоровых ногах, становится уязвимым. Когда повреждены два сухожилия, жертва падает. Не верьте легендам о волках, преследующих среди скал быстроногого, точно молния, оленя, — они вполне сознательно выбирают единственного неповоротливого увальня. Оленей волки под колени не подсекают, никто никогда не обнаруживал оленя с поврежденным ахилловым сухожилием. Волки вцепляются оленям в живот, бедра, иногда в горло.

При убийстве крупных животных кто-то — как правило, самка — отвлекает внимание жертвы, прыгая перед ним или атакуя спереди. Это позволяет находящемуся сзади самцу сделать свое смертоносное дело. Пастухи обычно называют волков, нападающих спереди, «бездельниками».

В крупных стадах диких овец волки убивают главным образом слабых.

Волки пожирают исключительно детенышей карибу, нападая на взрослых, лишь когда телят нет. Малыши отстают от стада, и самые слабые погибают. Таким образом волки поддерживают здоровье стада.

Крупный волк поглощает огромное количество пищи и быстро ее переваривает. Он способен заглатывать большущие куски мяса, просто накалывая их зубами, даже не пытаясь как следует пережевывать. Он быстро насыщается, потом уходит и спит либо, в зависимости от того, есть ли дома щенки, тащит мясо в логово и ложится спать.

Иногда целая стая так наедается, что едва передвигает ноги, и тогда охотники могут уложить ее на месте. Нам рассказывали, что подобный способ охоты предпочитают индейцы, которые специально убивают бизона и выкладывают для волков мясо.

Тщательные наблюдения показывают, что волк, будучи плотоядным, тем не менее поедает большое количество растительной пиши, составляющей содержимое желудков его жертв. Даже подрастающий щенок волка, добыв бурундука или суслика, старается съесть и содержимое желудка. Мало что остается даже от таких крупных животных, как северный олень или карибу, когда их забивает стая волков. Они пожирают все, вплоть до кишок.

В связи со способностью волка поесть Дэн Макдональд рассказывает, как обнаружил и спугнул однажды трех волков, доедавших молодого оленя-самца. «От него оставалась лишь пара передних конечностей, шея и голова». Они сожрали оленьи внутренности и все прочее. На каждого должно было прийтись фунтов по двадцать, что свидетельствует о растяжимости волчьих желудков.

Возможно, после длительного поста и напряженной погони дикие волки способны съесть даже больше. Желудок у них весьма эластичен и растягивается, принимая форму арбуза. Один натуралист вырастил выводок из десяти волчат-самцов, которые, заматерев, весили в среднем по девяносто фунтов. Исследователь продержал их два дня на голоде, потом предоставил вволю конины, говядины, жира, после чего убил и взвесил содержимое желудков. Они съели в среднем по восемнадцать фунтов каждый.

Мы уже видели, как волки добывают корм, преследуя убегающую жертву. Пусть никто не подумает, будто это единственная пища волков.

Волки особенно любят леммингов — маленьких, похожих на мышей грызунов. На Севере выдавались необычайно «урожайные» на леммингов годы, и в эти периоды волки предпочитали небольших грызунов любой другой пище. Нередко оказывалось, что желудки у них битком набиты леммингами.

Почки с кустов шалфея, моллюски, кролики, индюшки, вишни, улитки — все идет в дело. В неволе волков часто кормят консервами для собак.

Волка можно приучить к любой пище, и даже выросшие на мясе приспосабливаются порой к разнообразным другим продуктам. Один домашний волк прекрасно ел кукурузную кашу.

Существуют некоторые свидетельства, что волки перед появлением детенышей способны перебить целое стадо. В одном стаде карибу за одну ночь были убиты двадцать голов, но съедены были лишь языки животных. Подобная резня может длиться с февраля до конца марта с целью запасти еду для волчат, когда карибу уйдут прочь. Волки убивают овец и тащат в логово перед тем, как волчице предстоит ощениться. Однажды были обнаружены пять припасенных овец, закопанных в снегу.

Сознательно ли волки делают запасы или инстинктивно, как белки, прячущие орехи? Некоторые случаи явно свидетельствуют о расчете, как, например, история с одиннадцатью лошадьми, оставшимися в заваленном снегом дворе. Волки не стали убивать сразу всех, они даже не нападали, а убивали и съедали по одной зараз и тащили мясо в логово за двести ярдов.

Самые интересные фазы жизни волков связаны с воспроизводством вида. Это для них, разумеется, самое главное, и все их характеристики и привычки складывались с целью гарантировать выживание не только себе, но и будущим поколениям. Именно поэтому волк до сих пор существует. И все этапы его супружеской и семейной жизни чрезвычайно интересны.

Выбор партнера зависит от того, кто окажется рядом, если только поблизости не обретается несколько самцов, и тогда между ними завязывается яростная борьба. Найдется немало свидетелей, слышавших звуки подобных жестоких битв и видевших на снегу пятна крови. Порой кажется, будто волки, потеряв столько крови, должны умереть, однако, насколько мне известно, никто не находил мертвых волков.

Приняв решение соединиться, партнеры убегают вместе и с той поры остаются друг с другом, причем оба придерживаются моногамности.

По распространенному мнению, течка у волчицы начинается по достижении двух лет. На самом деле первая течка приходит в возрасте двадцати двух месяцев.

Согласно Сетону, волки спариваются с конца января до первой недели марта, «и чем холоднее в стране климат, тем позже». Сегодня, основываясь на информации, полученной в основном уже после смерти Сетона, мы уточнили бы — чем дальше на север страны, тем позже, поскольку на самку оказывает влияние не холод, а долгота дня. Впрочем, смысл утверждения от этого не меняется, Сетон излагает факт, только дает ему ошибочное, хоть и абсолютно логичное обоснование. При проверке у факта оказалась иная природа.

Волки — великолепные землекопы. Порой они выкапывают за сезон туннели длиной в десять-двенадцать футов[7]. Норы тянутся либо горизонтально под склоном холма, либо уходят вертикально в землю.

Для родов волки готовят углубленную площадку в форме блюда. Одна из них была глубиной в шесть дюймов[8]. Такие площадки выскребают даже в каменных пещерах. Логова не обязательно устраивают в норах, куда нужно заползать, для них годится любое укрытие. Иногда логово располагается под вывороченными корнями дерева или в какой-нибудь впадине, если рядом негде укрыться, как, скажем, в прериях, или в расщелине среди скал. Волки явно предпочитают естественные пещеры, когда их можно отыскать, и устраивают «постель» неподалеку от входа, вглубь обычно не забираются, даже если места достаточно. Много раз логова обнаруживали в пустых дуплах. Порой рядом с логовом находят круглые ямы глубиной в восемь дюймов, вырытые волками для сна. Бывает, семейство волков занимает лисью нору, несколько расширив ее. В одной из них на пространстве длиной в двадцать футов насчитывалось восемь выходов.

Никто никогда не видел, чтобы волк приносил что-нибудь для ограждения логова или устраивал над ним навес по примеру кроликов и многих прочих видов.

Период беременности составляет, как правило, шестьдесят три дня, иногда доходит до шестидесяти шести. Никому не известно, в какой момент совершается вязка — в середине или ближе к концу течки.

В выводке может быть от пяти до четырнадцати щенков, в среднем — семь-восемь. Если волчата родились в срок, глаза открываются на девятый-десятый день, в случае преждевременных родов — несколько позже.

Дикие волчицы редко придавливают щенков, но с уверенностью утверждать это невозможно. В неволе самки поедают умерших щенят. Они часто нервничают, весьма остро реагируют всякий раз, когда их хоть сколько-нибудь побеспокоят, после чего начинают перетаскивать щенков в новое или в старое логово. Но при появлении в пещере охотников самки нередко отползают вглубь и не совершают никаких попыток защитить волчат. Множество свидетельств об этом объясняется тем, что страх пересиливает «материнский» инстинкт.

Есть сведения о приеме волчицами осиротевших чужих малышей.

Волчьи логова, несмотря на выводок, всегда абсолютно сухи и чисты, поскольку «мать» облизывает облегчившихся щенков. Никому не известно, долго ли это продолжается. Впрочем, мы в данном случае можем ориентироваться на наблюдения за своими собаками — пока щенкам не исполнится пять-шесть недель, когда они полностью освоятся за пределами гнезда.

Волчица обычно щенится в логове. Волки, однако, не всегда испытывают предчувствие или получают предупредительные сигналы, которые заставляли бы их оставаться в логове. Есть несколько свидетельств, когда беременные волчицы оказывались в момент родов слишком далеко от дома и были вынуждены подыскивать для этого подходящее место. Со временем они перетаскивают малышей в собственное логово. Можно увидеть, как волчицы переносят совсем маленьких щенков, держа их посередине туловища так, что только голова и хвост выглядывают из углов пасти «матери». Некоторые несут щенков, схватив их за загривок.

В период выкармливания щенков «матерью» волк-«отец» практически исчезает, но вскоре вновь присоединяется к семейству. Самцы койотов, лис и некоторых других плотоядных держатся в стороне от самок во время беременности и в течение нескольких дней после рождения детенышей.

В случае гибели волчицы, после того как щенки подросли достаточно, чтобы обходиться без молока, заботу берет на себя «отец» и даже перетаскивает их в новое логово, если старое оказывается потревоженным.

Браунинг утверждает, будто самцы выполняют работу, обычно приписываемую «матери», — поглощают пищу, несут ее домой в желудке, а в логове срыгивают. (Мы можем оспорить это утверждение, поскольку исследования последнего времени показали, что суки срыгивают пищу под воздействием гормонов и это связано с процессами воспроизводства и лактации.).

Никто не сомневается, что это проделывают волчицы. В Колорадо, у входа в волчье логово, обнаружили огромное количество срыгнутого мяса — 150 фунтов. Оно привлекло несметное множество мух и издавало чудовищный запах. Свидетель, сообщивший об этой находке, говорит, что семейства волков в период выращивания щенков перебираются с места на место раза четыре — из санитарных соображений.

Известно, что один волк приносил домой пищу за двадцать миль, чтобы накормить волчицу и щенков.

Еду доставляют домой не только родители. Явно все члены стаи носят пищу «матери» и щенкам. Одни тащат ее прямо в логово, другие прячут на расстоянии от ста ярдов до полумили. Возможно, волки-охотники наедаются досыта и приносят домой остатки, так как редко съедают запасы, закопанные неподалеку от логова.

Волчата выходят из логова в трехмесячном возрасте, иногда раньше. Они вместе с родителями отправляются на охоту, останавливаясь на день-другой в укромных местах, где родители по ночам учат их убивать добычу. Наблюдавшие за малышами отмечают, как свободно резвятся они в такие моменты. Отсутствие родителей не заставляет их прятаться и таиться. Но, обнаружив поблизости человека, они впадают в панику и мчатся в укрытие.

Волчата остаются с родителями всю первую зиму, как минимум, до марта. Возможно, они расходятся с появлением в логове нового выводка. Некоторые живут в семье несколько лет.

Охотники и звероловы, набредавшие на щенков, рассказывают, что замечали неподалеку родителей. Сетон отмечает преданность волка волчице. Самец часто выступает в роли охранника, стоя, как правило, на каком-то возвышенном месте, или приманки, когда старается отвлечь внимание всех, кто слишком близко подойдет к логову.

Отношение самца к выводку проявляется не только в охране и отвлечении посторонних, но и в доставке пищи, хотя он и не входит в логово. Если щенка вывести из укрытия и оставить, самец будет его охранять.

Малыши пищат, когда голодны, и «мать» им отвечает. Они сидят в логове, даже имея возможность выползти. Только в дневное время месячные щенки могут вылезти из укрытия. Они скоро догадываются, откуда берется еда, и, проголодавшись, лезут «матери» в пасть, пока та не срыгнет.

Наблюдатели расходятся во мнениях по поводу срока, в течение которого волчица выкармливает щенков молоком. Один утверждает, будто он длится до пяти-шести месяцев, другой — до шести недель, а еще кто-то — до восьми. Когда малышам исполняется три месяца, «мать» может брать их на короткие прогулки или на охоту.

Один из излюбленных звероловами способов отлова самцов или самок состоит в том, чтобы положить ярдах в пятидесяти от логова убитого щенка. В одном случае беременная волчица попала в ловушку в том месте, где ощенилась. Самец, явно пытавшийся прийти ей на помощь, попался в другой капкан в том же самом месте. Зверолов отловил все семейство. Рассказывавший об этом Сетон замечает: «Что тут скажешь! Единственный шанс на отлов и уничтожение этих великолепных созданий мы получаем, играя на их благороднейших чувствах — любви к детям и преданности друг другу».

Звероловы успешно пользуются семейной верностью волков. Они обнаружили, что, если поймать одного члена семейства, убить его и утащить останки, другие пойдут расследовать, что произошло с их родственником. Таким образом отлавливали в ловушки, расставленные рядом с местом отлова первого волка, целые семейства.

Члены семьи часто пытаются вызволить попавшего в капкан. Их переживания очень трогательны. Они стоят вокруг, царапают цепь, воют, наносят длительные визиты, пока их не вспугнет охотник, на которого волки никогда не нападают.

«Мать» держится в логове или поблизости, пока щенкам не исполнится три недели. В логово к двухнедельным щенкам начинают входить «отец» и другие члены семейства. Когда щенки подрастают и учатся ходить, все члены семейства оказывают им внимание. Даже другие самцы позволяют щенкам по себе ползать. Рассказывают о выводке, жившем в одном логове, откуда родители перетащили малышей в другое, побольше, где росли другие щенки.

В одном логове на Аляске семь переярков и пять щенков жили вместе одной семьей. Семейство состояло из взрослой пары с щенками, а остальные пять переярков (самка и четыре самца) были, скорее всего, их детьми из предыдущих выводков, которые еще не завели собственных семей. Все это подводит нас к вопросу о волчьей стае. Что это такое?

Наблюдатели сообщают нам, что волчья стая — это живущее вместе семейство, иногда группа семейств. В одной стае насчитывалось тридцать два волка, но в большинстве случаев они состоят из пяти-семи взрослых особей. Это признак общительности. «Ни у кого из других хищников, — замечает Сетон, — она не проявляется в столь высокой степени».

Когда речь заходит о волчьей стае, можно услышать массу историй о том, как кто-то кому-то рассказывал, будто видел двух самцов, сражавшихся за первенство. Насколько мне известно, подтвердить факт подобных сражений свидетельством из первых уст никому еще не удавалось. Зачем, в конце концов, драться, если стая — одна семья? Другое дело — бой между самцами, когда член одного семейства пытается вторгнуться на территорию другой семьи.

Что касается волков-одиночек, ученые называют их просто изгоями. Одни слишком состарились и не могут убивать, сточив зубы до десен. Другие потеряли пару. Вероятно, даже самки, попавшие в этот разряд, не подбирают себе нового партнера. Вопрос о продолжении рода для таких волков закрыт.

Обучение у волков начинается в самом раннем возрасте. За рычанием «матери» следует мгновенная реакция. Наказания крайне суровы, особенно для совсем крошечных щенков. Если волчонок просит есть в неподходящий, по мнению «матери», момент, раздается предупредительное рычание, и «мать» тут же наносит укус, в результате которого перепуганный щенок издает жуткий визг, служащий предостережением остальным. Волчата визжат точно так же, как многие другие виды животных. Похоже, при этом другие щенки чувствуют настоящую боль и таким образом учатся, не испытывая физических страданий. Это очень важное соображение, которое необходимо запомнить. Иногда «мать» встряхивает щенка, иногда резко швыряет в сторону. Так она говорит ему: «Нет!»

Следующие уроки щенки получают во время совместных игр. Позже, когда достаточно подрастут, чтобы учиться на примере (если такое бывает), «мать» берет их на охоту. Она может научить щенков опасаться ловушек, показывая, как надо вести себя рядом с капканами. Мы не знаем, издает ли она при этом какие-либо запахи.

Когда щенки начинают бегать, «мать», а может быть, и «отец» добывают оленя, и семейство съедает его. После множества подобных опытов каждый детеныш усваивает, какие части туши самые вкусные. Эти уроки начинаются лишь после смены зубов у щенков на постоянные. Некоторые считают, будто они учатся, подражая родителям. Так ли это? Щенки склонны охотиться на все, что движется. Кто знает, сколько раз они гонялись за зайцами или за детенышами более крупных животных, за телятами, например? Если родители находятся рядом и помогают убить теленка, юный волк может и не догадываться, что это сделал не он, но набирается отваги и уверенности в себе, все чаще добывая крупных животных в компании с родителями. Это очень важно. Если в первой попытке он бросится на быка, а тот попросту развернется и забодает его до полусмерти, отважится ли волчонок еще на одну атаку? Возможно, и тогда следующий урок его прикончит. Выступая же в роли подмастерья, он учится и смелеет, никогда, может быть, не узнав, что не его удары приканчивали добычу. Есть свидетельства о нападениях одиноких волков, однако крупных животных почти всегда атакует стая.

Годовалый волчонок способен самостоятельно добывать пропитание, но только к двум, а по утверждениям некоторых ученых, к трем годам перестает походить на щенка и приобретает вид взрослого волка.

Люди видели, как волчата преодолевают вброд ручьи и речки. Переярки переплывают глубокие реки и озера. Одного, гнавшегося за оленем, обнаружили отплывшим на милю от берега. Олени плавают быстрее волков и часто ищут спасения, бросаясь в воду. Но, выйдя на берег, бегут тяжелее, чем прежде. И волки бесстрашно на них нападают.

Когда озера покрываются льдом, большинство волков проявляет нерешительность. Как у любого другого животного, оказавшегося в ледяной воде, движения со временем замедляются, и они тонут. Похоже, что волки, которые не решаются броситься за добычей в воду, получили когда-то страшный урок. Возможно, под ними проваливался лед или они выходили из воды слишком замерзшими и ослабевшими, чтобы продолжать погоню. Как бы там ни было, часто видели, как волки отказываются от преследования добычи, бросившейся в воду. Порой, если озеро небольшое, они обегают вокруг по берегу и поджидают жертву на другой стороне.

Мало кто из животных обладает такой памятью на неприметные детали, как волки. Звероловам прекрасно известно, что ни в коем случае нельзя трогать ни одну мелочь, которую волк видел прежде. Даже брошенная или сдвинутая на пути ветка вселяет в волка подозрение, и он убегает с этого места.

Волк, который просит пощады, осознав, что не в силах справиться с волком-противником, как правило, опрокидывается на спину.

Если чужак хочет присоединиться к стае, его часто прогоняют, предпринимая сдержанные атаки, и покусывают за бедра, когда он пускается наутек. Настойчивого чужака могут убить.

Хотя волк обычно отправляется в дальний путь по ночам, он может путешествовать и в дневное время, сохраняя зоркость и держа уши настороже, чтобы приметить врага и уклониться от встречи. Всякий раз, когда человек первым замечал волков в местах, где те привыкли бояться людей, звери немедленно удирали, руководствуясь первой волчьей заповедью: безопасность — превыше всего. Основные правила с точки зрения волка — бдительность и быстрота.

Опытный наблюдатель и охотник, знающий, где найти волка, за шестнадцать лет повстречался с шестнадцатью волками, не считая тех, кого видел во время охоты с гончими. Он говорит: «Человек, увидевший волка, — поистине один из избранных, и совершенная правда, что можно всю жизнь бродить по лесу, полному волков, и никогда ни единого не заметить».

Голодные волки не свирепеют, а становятся крайне жалкими и неспособными к сопротивлению. Такой волк, даже загнанный в угол, вряд ли будет атаковать.

Поскольку врагов у волков немного и они редко пугаются, один натуралист вошел незамеченным прямо в стаю. В семействе были щенки, нуждавшиеся в защите. Увидев его, все разбежались. Он говорит: «После многочисленных наблюдений за волками самое сильное впечатление произвело на меня их дружелюбие. Взрослые дружелюбны друг с другом и ласковы со щенками по крайней мере до октября». Познакомившись с тремя отловленными волками, он заявил, что поражен их врожденными теплыми чувствами друг к другу.

Выражение морды волка способно передать целую гамму эмоций. Говорят, что они улыбаются, демонстрируют гордость, щерятся: кривят при рычании губы, скалят передние зубы. Некоторые щурят глаза, которые у многих желтого цвета, что придает им дикое выражение.

Янг и Голдман сообщают, что у волков имеются специальные пахучие железы синеватого цвета, расположенные внизу по бокам основания хвоста. У всех собак есть анальные железы, но они расположены ниже, по обеим сторонам ануса.

При встрече волки «задирают хвосты почти под прямым углом и замирают на минуту, пока друзья или враги принюхиваются».

У каждого волка моча имеет свой, индивидуальный, запах, по которому его можно опознать. Когда волки на своей территории чуют мочу чужого волка, поднимается сильное волнение. Звероловам это прекрасно известно, и они пользуются мочой для приманки волков, чуящих запах по ветру.

У волков-самцов, учуявших запах мочи чужака, шерсть на холке встает дыбом, как грива. То же самое происходит и с самками, но реакция у них несколько менее выражена.

У биологов существует такая теория: онтогенез повторяет филогенез. Слова длинные и непонятные. А означают они приблизительно следующее: каждый индивидуум, приобретая свой окончательный вид, повторяет все стадии, через которые прошел его вид за длительный процесс эволюции. Классический пример, разумеется, человек. Все начинается с одной клетки. Потом она превращается (путем деления) в две, две — в четыре, четыре-в восемь и так далее, до образования круглой, полой внутри массы. После чего процесс идет дальше, все усложняясь и усложняясь, пока эта масса не обретет конечности, жаберные щели, хвост. Хвост укорачивается, конечности удлиняются, передние — превращаются в руки. Жабры исчезают, и, наконец, возникает человеческий младенец. Когда ему всего несколько часов от роду, у него такие сильные кисти и мышцы рук, что он способен удерживать вес собственного тела, ухватившись за ваши пальцы.

Филогенез — это история происхождения рода за миллионы лет эволюции; онтогенез — история индивидуума, который за девять месяцев проходит примерно через те же самые стадии. Простейшее одноклеточное — амфибия — обезьяноподобное — и, наконец, человек. Даже в младенчестве он повторяет историю, пройденную его родом.

Но хотя эта теория подтверждается многочисленными доказательствами, психологи только недавно поняли, что все, применимое к физиологии человека и животных, применимо также и к их поведению. Собака не исключение — ее поведение в ходе естественного развития повторяет и воспроизводит историю предков. Теперь мы получили ясное представление о поведении волка, непосредственного предшественника наших собак, или, можно сказать, дикой собаки, не затронутой ни селекцией, ни цивилизацией. Живя вместе с собаками, наблюдая за ними и имея возможность судить о них объективно, мы должны осознавать, что каждая характеристика домашней собаки в определенной степени представляет собой модификацию характеристики, унаследованной от неодомашненной собаки — волка.

Приняв это за основу, пойдем дальше и обсудим, как собаки стали такими, какими мы их сегодня знаем.

В ледниковый период эпохи плейстоцена существовали волки, весьма похожие на нынешних. Вполне возможно, что между ними, как и сейчас, наблюдалось великое разнообразие. Волки — даже степные — ни в коем случае не одинаковы. Одни весят до 150 фунтов, оставаясь при этом мускулистыми, поджарыми, а не ожиревшими, подобно нашим гигантским собакам такого же веса. Другие не дотягивают и до пятидесяти фунтов. Убивали волков, достигавших сорока дюймов в холке, — выше самых крупных современных собак. Другие по сравнению с ними выглядят весьма приземистыми. Бывают волки с короткими прямыми хвостами, бывают с длинными и поджатыми.

Окрас волков укладывается в ту же гамму, что и окрас немецкой овчарки, — от черного до бледно-желтого. Упоминают о некоторых волках с белым крапом. Встречаются красные, а порой альбиносы.

Различают, как минимум, девять видов волков, каждый из которых имеет определенные отличия. Хотя они и могут спариваться с представителями семейства псовых, но детенышей имеют только от вязок с волками.

Все волки имеют щенков от вязок с собаками, и эти потомки не становятся стерильным гибридом, а способны к воспроизводству, подобно обоим своим родителям.

Многих волков приручали, и хорошо доказано, что жить с ними рядом вполне безопасно, они столь же преданны и полезны, как любая собака. Взрослые волки, отловленные маленькими щенками и воспитанные эскимосами или другими обитателями Арктики, ведут себя в ездовых упряжках совершенно так же, как собаки. Каюры называют их собаками, не видя никакой разницы между ними и другими ездовыми животными.

До чего же они разные, эти волки! Индейцы заводят с волками дружбу, раскрашивают волчатам мордочки! Не требуется особого воображения, чтобы представить себе маленького индейца, притащившего в дом особенно дружелюбного волчонка и приручающего его. Может быть, первым из прирученных был необычный волчонок с белым крапом? Изображения собак (или волков?), обнаруженные в засыпанной песком аризонской пещере индейцев-«корзинщиков»[9], где хранились три тысячи лет, показывают, что, вполне вероятно, могло произойти с волками, чтобы мы получили сегодня право называть этих преобразившихся животных собаками.

Собака — это волк, претерпевший ряд устойчивых мутаций или внезапных изменений протоплазмы, каждое из которых давало породистый приплод. Мутации совершаются и сегодня, как совершались на протяжении долгой истории существования волков. Они происходят и у собак, так что каждый желающий может вывести новую породу.

В ходе собственного опыта племенного разведения собак я обнаруживал несколько интересных мутаций. Однажды у щенка, полученного от вязки бладхаунда с ирландским сеттером, получился идеально закрученный хвост (идеальный для бостон-терьера). В другой раз получился приземистый кокер-спаниель с настолько короткими конечностями, что сошел бы за длинношерстную таксу. В обоих случаях я мог вывести новую породу.

Волк выжил потому, что обладал врожденными для своего вида способностями к адаптации. Он доказал, что может жить в любом климате, от холодной Арктики до тропически жаркой Мексики. И это стало одним из ценнейших качеств собак, которое не утратилось в процессе доместикации (одомашнивания). Когда среда обитания изменялась, изменялся, приспосабливаясь к этим изменениям, и волк. Человек превращал волка в собаку, руководствуясь своими нуждами или прихотями. Насколько он изменил его суть? Почти нинасколько. Ибо любая собака, от самой крошечной чихуахуа до самого крупного сенбернара, — волк по всем основным характеристикам, по анатомии и физиологии, но больше всего по поведению, которому и посвящена эта книга. Никто, разумеется, не усомнится в способности собак адаптироваться. Один бигль, например, живет в квартире на Парк-авеню и ест из миски, а его «брат»-однопометник спит на соломенной подстилке в неотапливаемом сарае в Северном Вермонте, где температура опускается до тридцати градусов ниже нуля. Вермонтский «брат» встает по утрам, потягивается, съедает из миски сухой корм, заедает снегом, чтобы утолить жажду, лает на луну, а когда собаки по берегам реки поднимают вой, вторит им. Он любит сопровождать хозяина в лес, где охотно его покидает, отыскивает и берет след кролика, радостно лает несколько часов, пока того не подстрелят, после чего отыскивает и выслеживает другого, и все это длится часов по восемь. Этот бигль великолепно приспособился, но не лучше волков, содержащихся в зоопарке, и их неотловленных однопометных «братьев». Одни выживают, полагаясь на свой ум и силу, другие живут гостями работников зоопарка.

Помня о вышесказанном, легче будет понять, почему собака обладает определенными способностями, и увидеть, что все ее поведенческие реакции в той или иной степени присущи волку, тому самому, от кого она происходит. Или, выражаясь генетической терминологией, геном собаки происходит от генома волка. Если перебрать все генотипы различных пород собак, мы наверняка обнаружим сходство с генотипом волка.

Собака стала спутником человека задолго до зарождения письменности, что ярко демонстрируют нам самые примитивные рисунки в пещерах. Несколько тысячелетий назад произошло уже достаточное количество мутаций, чтобы первобытные люди могли подразделять собак на несколько видов. Как минимум, пять тысяч лет назад существовали овчарки, ловчие и сторожевые собаки типа мастифа, ищейки.

Со временем определенные характеристики волков (или то уже были собаки?) усиливались и закреплялись с помощью отбора мутаций, чтобы собака была полезной для человека. Полезные черты их поведения стояли на первом месте. В каждой характеристике предков собаки усматривали ту или иную пользу. Склонность рыть землю легла в основу пород терьеров (слово «терьер» происходит от латинского «terra» — земля), землекопов, или, как говорят собаководы, норных собак. Волчье любопытство и замирание перед броском на добычу стали главными для подружейных собак, охотящихся на птиц. Лай во время преследования — основная черта гончих; поноска добычи домой — главная характеристика ретриверов; погоня за намеченной жертвой, даже когда рядом целое стадо животных того же вида, — важнейшее для бладхаундов и прочих ищеек. Прирожденное дружелюбие и преданность членам семейства составляет основу дружелюбия и преданности собак-компаньонов и домашних любимцев. И конечно, способность к адаптации позволяет сегодня собакам благополучно существовать в бесконечно разнообразных условиях.

У волков должны были происходить также мутации, затрудняющие выживание, однако и из их числа многие легли в основу разнообразных, выведенных человеком пород. Надо признать, что едва ли не подавляющее большинство современных пород собак не выжило бы, оказавшись вновь в дикой природе, даже будучи выкормленными волками. Может ли кто-нибудь вообразить, будто бульдог с его короткими конечностями и короткой шерстью, неспособный гнаться за добычей из-за затрудненного дыхания, сумеет выжить в естественной среде и продолжить свой род? Или что громоздкому сенбернару удастся добывать пищу и жить? Или изнеженному чихуахуа? Или бладхаунду? Представьте, долго ли просуществует новомодный кокер-спаниель в пышном наряде? Его шерсть соберет всю грязь, мухи станут откладывать в ней яйца, из которых выведутся личинки и заразят собаку, даже если несчастное животное сразу же не запутается в кустах ежевики, не сумев высвободиться!

Наши породы собак по физическому и умственному развитию не превосходят диких, которых мы называем волками. Но когда речь идет о специализации, тут они намного выше.

Возможно, вина за то, что наши собаки способней не в целом, а лишь в своих специализированных областях, лежит на подавляющем большинстве их владельцев. Мы ошибаемся, утверждая, будто все наши собаки склонны слушаться и подчиняться. Стоит только одной проявить больше ума, чем у других, как ее тут же одергивают, считая, что она доставляет чересчур много хлопот. Обычно собака демонстрирует сообразительность, быстро изобретая способы вырываться на волю. Ее называют беглянкой и не хотят больше держать.

На состязаниях грейхаундов умный пес не стал гнаться за механическим зайцем, а перепрыгнул через низкое ограждение, пересек трек, преодолел другой барьер и схватил «добычу», когда та туда подкатилась. «Заяц» был растерзан, но борзой сломал лапу. Ее вылечили, и она стала как новенькая, но пса, разумеется, сочли непригодным к работе — он оказался слишком умным. Его не использовали и в качестве производителя, опасаясь, как бы щенки тоже не вышли чрезмерно сообразительными.

Один из моих собственных красных кунхаундов сперва научился подсовывать нос под дверцу, открывать ее и выбегать в загон на ночные прогулки. Дверцу установили так, чтобы он больше не мог просовывать под нее нос. Но прикрепленная к дверце цепь на блоках тянулась поверху его клетки в шести футах и шести дюймах от пола. Он сообразил, что можно подпрыгнуть, ухватиться за цепь передними лапами и продержаться, пока не выйдет его подруга. Когда та наполовину выходила из клетки, он спрыгивал, совал под дверцу голову, протискивался следом за ней, и дверца за ним падала. Все это его раздражало, поскольку вернуться назад он не мог и всю ночь лаял. Хозяин избавился от него. Его следовало бы использовать для выведения линии более умных собак.

Единственные известные мне собаки, которых выводили ради ума, — английские лёрчеры[10], но они навсегда остались помесью. Их разводили для воровства, чтобы они крали все, за чем пошлет хозяин, будь то кролик в усадьбе или одежда, развешанная для просушки. Они быстро обучились прятаться на местности на волчий манер, быть все время настороже, отзываться на звуковые сигналы и жесты рук. Когда англичане призвали собак на военную службу, лёрчеры стояли далеко впереди всех по сообразительности и быстроте обучаемости. Очень жаль, что собак выводят ради послушания и специализации, а не ради высокого интеллекта.

Примечания:

1

Евгеника — теория о наследственном здоровье человека и путях его улучшения; в современной науке многие проблемы евгеники решаются в рамках генетики человека. (Здесь и далее примеч. ред.)

2

Кунхаунды — выведенные в Америке несколько пород древесных енотовых гончих.

3

Фунт — 453,6 г.

4

Миля — 1609 м.

5

Ярд — 0,9 м.

6

Карибу — североамериканский дикий северный олень.

7

Фут — 30,48 см.

8

Дюйм — 2,5 см.

9

«Корзинщики» — индейская культура II в. до н. э. — VII в. н. э., обладавшая развитой техникой плетения корзин.

10

Лерчер — порода, разводившаяся главным образом в Ирландии. Наиболее распространенная комбинация — кросс грейхаунда с терьером или с колли.