• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

Удивительное дело: «Путешествия Гулливера» одни считают веселой, забавной сказкой для детей. Другие же – мрачной и злой сатирой, предназначенной исключительно для взрослых.

Кто прав? И те и другие…

^{Джонатан Свифт}

Во-первых, мало кто, наверное, читал полный текст сочинения Джонатана Свифта (1667–1745). Большинство, как правило, начинает и кончает свое знакомство с творчеством этого англо-ирландского писателя в нежном возрасте, ознакомившись лишь с адаптированными фрагментами его книги. Между тем путешествия в страну лилипутов и в страну великанов – лишь некоторые из странствий «Лемюэля Гулливера, сначала хирурга, а потом капитана нескольких кораблей», как написано в заглавии этой книги. За бортом еще остаются «путешествия в некоторые отдаленные страны света», включая летающий остров Лапуту, страну лошадей и т. д.

И читая полный текст, вскоре начинаешь понимать, что с каждой страницы сочится едкая сатира не только на современное писателю общество, но и вообще на пороки человечества, которое, похоже, он не очень жаловал.

И действительно, по свидетельству одного из современников писателя, графа Оррери, «у доктора Свифта лицо было от природы суровое; даже улыбка не могла смягчить его, и никакие удовольствия не делали его мирным и безмятежным; но когда к этой суровости добавлялся гнев, просто невозможно вообразить выражение или черты лица, которые наводили бы больший ужас и благоговение».

И вот этот язвительнейший из людей был по профессии… священником. Занимая пост скромного деревенского викария, тем не менее он был грозой сановных вельмож и даже влиял на политику Великобритании; англичанин по происхождению, он боролся за свободу ирландцев…

Двойственность не покинула его даже на смертном одре. На исходе дней в частной записке Свифт предрекал, что умирать ему уготовано «в злобе, как отравленной крысе в своей норе». И тем не менее он тут же сочинил себе и эпитафию, в которой торжественно сообщалось: «Здесь покоится тело Джонатана Свифта, декана этого кафедрального собора, и суровое негодование больше не раздирает его сердце. Ступай, путник, и подражай, если можешь, ревностному защитнику мужественной свободы».

Кстати, именно эти слова и выгравированы на его надгробье в Дублинском соборе.

Как же он дошел до жизни такой?

Отец его, англичанин Джонатан Свифт-старший, мелкий судейский чиновник, приехавший на заработки в столицу Ирландии – Дублин, – здесь же и скоропостижно скончался. Случилось это за несколько месяцев до рождения сына, поэтому мальчика в память об отце тоже нарекли Джонатаном.

Мать его тоже вскоре покинула – уехала в Англию устраивать свою судьбу, оставив ребенка на попечение дяди. И жизнь в чужом доме не показалась Джонатану раем. Случалось, его попрекали и лишним куском хлеба.

От этого характер мальчика, понятное дело, стал заметно портиться. Тем более, что Дублинский университет, куда он поступил после окончания школы в 14 лет, тоже принес мало радости. Независимый и язвительный Джонатан особым прилежанием в учебе не отличался. Особенно раздражали его пустопорожние рассуждения средневековых богословов-схоластов. Но выбирать профессию особо не приходилось – за обучение платил дядя.

После окончания университета в 1688 году с дипломом бакалавра и с чувством облегчения Свифт уехал в Англию.

Мать вспомнила о своем сыне и попыталась пристроить его на хорошее место. По протекции он получил место литературного секретаря у влиятельного вельможи сэра Уильяма Темпла.

Когда-то Темпл был видным дипломатом, но на склоне лет, разочаровавшись в государственной деятельности, удалился в свое поместье Мур Парк, чтобы разводить цветы, читать древних авторов и сочинять на свободе философские труды эпикурейского содержания. Скрашивали его отшельничество лишь друзья, наезжавшие из Лондона.

Казалось бы, богатая библиотека, общение с незаурядными людьми, интересные беседы могли увлечь Свифта, еще в университете проявлявшего особый интерес к поэзии, истории, литературе. Однако гордый юноша стал тяготиться ролью слуги-секретаря и вскоре вернулся в Ирландию искать лучшей доли.

Но здесь его никто не ждал с распростертыми объятиями. Так что, помыкавшись пару лет, Свифт попросился снова к Темплу. Хозяин Мур Парка его простил и даже позволил в свободное время заняться собственным литературным творчеством.

Именно в имении Темпла Свифт создал свои первые произведения – «Оду Вильяму Сэнкрофту» (1690) и «Оду Конгриву» (1693). Несмотря на высопарные названия, это были скорее стихотворные фельетоны, содержащие гневные выпады против общественных пороков.

Понятное дело, большой популярности, а тем более денег, они своему автору не принесли. Поэтому в 1692 году Джонатан Свифт защитил магистерскую диссертацию, давшую ему право на церковную должность. Впрочем, деятельность священника его тоже не особо прельщала, и он оставался секретарем у Темпла до самой смерти хозяина в 1699 году.

Лишь нужда заставила затем Свифта принять место помощника викария (священника) в маленькой ирландской деревушке Ларакор.

В те времена, как и поныне, бедная Ирландия была зависима от Англии, превратившейся благодаря бурному развитию промышленности и торговли, а также успешным колонизаторским завоеваниям в самую могущественную европейскую державу и «владычицу морей».

Однако саму империю раздирали внутренние противоречия. Окраины Великобритании – причем не только заморские колонии, но и Ирландия с Шотландией – мечтали о самостоятельности. В самой Англии вели борьбу за власть две партии – тори и виги. Тори стояли за усиление власти короля и сохранение дворянских привилегий, виги – за ограничение королевской власти во имя беспрепятственного развития промышленности и торговли.

Знакомства с друзьями Темпла привели Свифта в лагерь вигов. Он выпустил анонимно несколько ядовитых политических памфлетов, направленных против лидеров тори. Сочинения пользовались большим успехом, ходили по рукам и оказали неоценимую услугу вигам.

Свифт часто наезжал из своей ирландской деревушки в Лондон. Посетители Бэттоновской кофейни, где собирались литературные знаменитости, не раз наблюдали, как мрачный человек в черной сутане устраивался за одним из столиков, некоторое время вслушивался в споры окружающих, а потом и сам разражался остротами и каламбурами, которые потом гуляли по всему Лондону.

В 1704 году Свифт, опять-таки анонимно, опубликовал книгу под названием «Сказка бочки, написанная для общего совершенствования человеческого рода». Тут надо заметить, что английское выражение «сказка бочки» означает примерно то же, что и русское «молоть вздор». И Свифт отвел душу, откровенно высказавшись по поводу бестолковых околонаучных споров, бездарных литераторов, продажных критиков и т. д. Он полагал, что светлые умы легче отыскать среди обитателей Бедлама – дома для умалишенных в Лондоне, – чем в высшем обществе.

Особенно досталось от доктора богословия – к тому времени Свифт защитил еще одну диссертацию – деятелям церкви. В особенности тем из них, которые годами ведут пустопорожние дискуссии.

Народ хихикал и расхватывал «Сказку бочки» как горячие пирожки. За год книга переиздавалась трижды. Читателей, понятно, интересовало: кто же автор? И Свифт не устоял перед искушением славы – объявился перед публикой и был принят в круг известных литераторов, художников и государственных деятелей своего времени. Одновременно он, по существу, поставил крест на своей церковной карьере – выпадов в свой адрес духовенство ему не могло простить весьма долго.

Так он и стал жить двойной жизнью – скромного сельского священника и знаменитого своими приколами писателя. Так он не постеснялся довольно жестоко подшутить над астрологом Джоном Партриджем, ежегодно выпускавшим календари с предсказаниями. И вот в 1707 году в свет выходит брошюра с прогнозами на 1708 год, написанная неким Исааком Бикерстафом. Копируя стиль своего коллеги, он среди прочего предсказывал число и время, когда Партридж умрет от горячки. Мало того, на следующий день после указанной роковой даты вышла листовка «Отчет о смерти мистера Партриджа, автора календарей…», которая тут же разошлась по Лондону. И семью бедного астролога замучили визитами гробовщики и пономари, предлагавшие услуги по похоронам усопшего, а книгопродавцы вычеркнули его имя из своих списков.

Так что Партрижду потребовались немалые усилия, чтобы восстановить свое реноме.

И если вы думаете, что Свифта после этого случая замучила совесть, отнюдь… Он был по горло занят политическими интригами.

С 1702 года Англия вела затяжную войну с Францией. Английский главнокомандующий герцог Мальборо как мог оттягивал ее окончание, поскольку на военных поставках наживался не только он сам, но и многие предприниматели и банкиры – сторонники партии вигов. Увидев все это, разочарованный Свифт тут же переметнулся в лагерь тори, которые вели борьбу за прекращение войны.

Десятки отточенных памфлетных стрел Свифта полетели в герцога Мальборо и его свиту. Острое перо сатирика сделало свое дело – к власти пришли тори, и в 1713 году с Францией был заключен мирный договор. А самому Джонатану Свифту, как бы в награду за это, в 1715 году предложили место декана Дублинского собора. Однако по сути то была почетная ссылка – новая власть удаляла его из Лондона, опасалась, что вскоре Свифт обрушит свою критику и на действия тори.

Действительно, в 1724 году Свифт выпустил в свет «Письма Суконщика» – семь памфлетов, написанных якобы дублинским торговцем. Причиной послужила выдача англичанину Буду королевского патента на чеканку разменной монеты для Ирландии. И тот тут же наводнил страну неполновесной монетой. На этом «законном грабеже» разбогатели и он, и английское правительство.

Свифт устами Суконщика врезал Монетному двору, прошелся по правительству и, увлекшись, закончил прямыми призывами к ирландцам восстать против английского владычества.

Автора «Писем Суконщика» тут же вычислили, и премьер-министр Англии распорядился заключить писателя под стражу. Однако английский наместник в Ирландии ответил: «Чтобы арестовать Свифта, нужен экспедиционный корпус в десять тысяч солдат».

«Суровый декан Дублинского собора сделался кумиром ирландцев, – пишет по этому поводу исследовательница творчества Свифта Любовь Калюжная. – Специальный отряд круглосуточно охранял дом Свифта, на улицах Дублина выставлялись его портреты, в честь писателя был основан “Клуб Суконщика”, а в народе ходила легенда, будто Свифт – потомок древних и справедливых ирландских королей…»

В итоге английское правительство было вынуждено замять «дело Свифта». Скандал спустили на тормозах.

В эти же годы Джонатан Свифт написал свою главную книгу «Путешествия в некоторые отдаленные страны света Лемюэля Гулливера, сначала хирурга, а потом капитана нескольких кораблей». В 1726 году издатель получил от «неизвестного лица» рукопись «Путешествий Гулливера» и опубликовал без имени автора, хотя никто уж не сомневался в авторстве Свифта.

За год книга выдержала пять изданий. В необычных приключениях Гулливера среди лилипутов и великанов, лапутян и гуигнгнмов (разумных лошадей) читатели находили и веселую фантастическую сказку, и философскую притчу, и беспощадную сатиру на английские порядки…

Так, лилипуты считали своего крохотного короля самым могущественным монархом в мире. Враждующие партии лилипутов – высоко-каблучники и низкокаблучники – напоминали английских тори и вигов, а секты остроконечников и тупоконечников, ведущих пустопорожние споры о том, с какого конца следует разбивать яйцо, воспринимались как сатирическое изображение религиозного раскола между католиками и протестантами…

Всевозможные иносказания привели к тому, что со временем «Путешествия» обросли комментариями, превышающими объем самого произведения. К примеру, нам могут показаться странными выпады Свифта против создателя теории всемирного тяготения Ньютона. Однако все становится понятным, когда вспоминаешь, что именно Ньютон, будучи директором Монетного двора, разрешил чеканку неполновесной монеты для Ирландии.

Еще один пласт книги связан с загадочными предсказаниями, там и сям встречающимися в ее тексте. Так, скажем, Джонотан Свифт пишет, что лапутяне – жители летающего острова Лапуты – «открыли две маленькие звезды или два маленьких спутника, обращающихся около Марса. Ближайший из них удален от центра этой планеты на расстояние, равное трем ее диаметрам, второй находится от нее на расстоянии пяти таких же диаметров; первый из них делает полный оборот в пространстве за 10 часов, тогда как второй – за 21,5 часа».

Современники Свифта отнеслись к этому пассажу, как к очередной выдумке писателя. Но через 150 лет вдруг оказалось, что у Марса действительно есть спутники и находятся они примерно на тех же местах, как указал Свифт. Откуда он узнал об их существовании?..

Официально считается, что спутники Марса были открыты американским астрономом А. Холлом в 1877 году. И это действительно так. В середине августа во время очередного великого противостояния ученый направил на Красную планету новый 65-сантиметровый телескоп-рефрактор и обнаружил рядом с Марсом два спутника. Спутники Бога войны и получили соответствующие имена – Фобос и Деймос, то есть Страх и Ужас.

Но как тогда объяснить тот факт, что еще за полвека до этого, а именно в 1726 году, знаменитый английский писатель-сатирик Джонатан Свифт описал два марсианских спутника в своих «Путешествиях Гулливера»? Непонятно. Тем не менее факт остается фактом.

Откуда Свифт мог знать такие подробности? Споры по этому поводу продолжаются уже многие десятилетия. И в конце концов исследователи выдвинули три возможные гипотезы-объяснения:

1 Во всем виновата неудержимая фантазия писателя, придумавшего все от начала и до конца;

2. В своих рассуждениях писатель опирался на логику. Раз уж Земля имеет один спутник, а Юпитер – четыре, то Марс, располагающийся между ними, по идее, должен иметь пару сателлитов.

3. Свифт имел в своем распоряжении какие-то источники, в которых указывалось существование спутников.

Первые два предположения логической проверке не поддаются. А вот что касается третьего…

Говорят, писатель поддерживал очень тесные связи с астрономами своего времени. В частности, он знал, что в 1722 году, за четыре года перед изданием «Гулливера», английский астроном Джон Хедли построил рефлектор с фокусным расстоянием в 5,5 футов (160 см), с помощью которого он мог увидеть много чего нового…

Возможно, также, что о существовании спутников Марса писателю мог намекнуть астроном Джон Флемстид, который занимался изучением Луны и Марса. Он также мог заметить нечто интересное в районе Красной планеты и рассказал о том писателю. И то, что не мог позволить себе ученый – опубликовать непроверенные сведения, – сделал писатель в своем фантастическом романе. С него, как говорится, взятки гладки…

…Фантаст и великий насмешник закончил свою жизнь весьма печально. На склоне лет Свифт начал страдать мучительными головными болями и головокружениями, потерял слух, сделался еще более угрюмым, никого к себе не допускал, проводя дни в полном одиночестве. Память его настолько ослабела, что он не мог даже читать.

Однажды во время прогулки, глядя на верхушку засыхающего вяза, Свифт сказал своему спутнику: «Так вот и я умираю – с головы…»

Обычно, когда речь заходит об этом американском поэте и прозаике, вспоминают, что он написал знаменитое стихотворение «Ворон», да несколько рассказов о раскрытии преступлений, благодаря которым, как говорят критики ныне, «возникла особая ветвь в литературе – детективный жанр».

^{Эдгар По}

Все это действительно так. Эдгар Аллан По действительно сформулировал несколько правил, которые затем использовали в своей работе многие писатели-детективщики. В частности, по мнению Э. По, куда интереснее, когда преступление разгадывает не полицейский, состоящий на государственной службе, а некий оригинал-любитель. Он же придумал, что место преступления может казаться совершенно недоступным посторонним, между тем преступник находит остроумный способ войти туда, сделать свое черное дело и незамеченным выскользнуть. Улики должны храниться на самом виду, но так, чтобы об этом мог догадаться лишь изощренный ум. И, наконец, преступником, как правило, оказывается тот, на кого поначалу меньше всех падают подозрения…

А кроме того, когда знакомишься с творчеством Эдгара Аллана По более внимательно, неожиданно для себя открываешь, что тонкий аналитический ум писателя был способен на большее: использовав россыпь фактов, которые были известны, казалось бы, всем, он делал неожиданные выводы, открытия и даже прогнозы, которые сбывались десятилетия спустя. Вот тому хотя бы несколько примеров.

…В 1884 году в суде разбиралось кошмарное дело. 28 июня того же года из английского порта Саутгемптон к далеким берегам Австралии вышла яхта «Миньонетт» с экипажем из четырех человек. Среди просоленных морских волков оказался и новичок – сбежавший от родителей семнадцатилетний парень. Звали его Ричард Паркер.

Яхта попала в шторм и затонула. А ее экипаж оказался в спасательной шлюпке без запасов еды и питьевой воды. Шестнадцать дней дрейфа сломили людей. Первым не выдержал юноша – он стал пить морскую воду и быстро ослабел. И остальные… использовали его как пищу.

А когда морских скитальцев подобрало судно «Монтесума», кто-то проболтался. Дело дошло до суда. Газета «Таймс» стала описывать ход судебного процесса, и тут кто-то вспомнил, что еще полвека назад, в 1838 году, все подробности трагедии описал Эдгар По в своей «Повести о приключениях Артура Гордона Пима». Совпало даже имя погибшего – в книге его тоже зовут Ричард Паркер.

Интересно, что и тут Эдгар Аллан По оказался родоначальником некоего жанра литературных предсказаний. Вскоре там же, в Нью-Йорке, малоизвестный писатель Морген Робертсон выпустил в свет роман-предсказание, о котором пойдет речь ниже.

А сравнительно недавно, спустя 100 лет после написания «Повести о приключениях…», в ней отыскалось и еще одно загадочное предсказание.

Когда уцелевшие после кораблекрушения моряки наконец добрались до берега, то их воображение поразил ручей с необычной водой. «Она отнюдь не была бесцветна, но и не имела и какого-то определенного цвета; она переливалась в движении всеми возможными оттенками пурпура, как переливаются тона у шелка, – описывает Эдгар По эту необычную воду устами Артура Гордона. И далее: «…Набрав воды в посудину и дав ей хорошенько отстояться, мы заметили, что она вся расслаивается на множество отчетливо различимых струящихся прожилок, причем у каждой был свой определенный оттенок, что они не смешивались и что сила сцепления частиц в той или иной прожилке несравненно больше, чем между отдельными прожилками. Мы провели ножом поперек струй, и они немедленно сомкнулись, как это бывает с обыкновенной водой, а когда вытащили лезвие, никаких следов не осталось. Если же аккуратно провести ножом между двумя прожилками, то они отделялись друг от друга, и лишь спустя некоторое время сила сцепления сливала их вместе».

Доктор физико-математических наук, профессор А.С. Сонин, ознакомившись с этим описанием (книга, кстати, впервые была переведена на русский лишь в 1961 году), с удивлением отметил, что Эдгар По в подробностях описал свойства… жидких кристаллов. Они же, между прочим, были открыты лишь полтора века спустя после того, как писатель закончил свое повествование.

И это, кстати, не единственное произведение одного из самых загадочных писателей ХIХ века, где есть подобные прозрения. Например, в 1836 году, он написал статью «Шахматный автомат Мельцеля», в которой раскрыл тайну знаменитого робота-игрока, как сказали бы мы сегодня. Эдгар По каким-то образом догадался, что внутри «автомата» помещался настоящий живой игрок небольшого роста, и это именно он обыграл самого императора Наполеона и многих других знаменитостей.

Он же первый изобрел прием, которым затем воспользовался Герберт Уэллс и многие другие писатели-фантасты, – замаскировал выдуманное им событие под реальность. Так, в рассказе «История с воздушным шаром» он в подробностях описал полет через Атлантику. В действительности такое событие состоялось лишь век спустя, но читатели безоговорочно поверили в мистификацию. Почему?

Да потому что, как метко подметил Ф.М. Достоевский, «в его способности воображения есть такая особенность, какой мы не встречали ни у кого; это сила подробностей».

Эта же сила подробностей проявляется и в еще одном рассказе Эдгара По – «Разговор с мумией». В нем вообще немало удивительных намеков. Так, мумию оживляют с помощью электрического тока. Теперь, посмотрев телесериал «Скорая помощь», многие знают, что именно с помощью электрического разряда действительно запускают вновь остановившееся сердце.

Далее, ожившая мумия указывает, что люди способны иногда впадать в длительный, как его называют ныне, летаргический сон, что жизнедеятельность человека можно на время приостановить (ныне такая операция называется анабиозом) и даже что люди вообще-то способны жить лет по восемьсот, как это указано в Библии…

Что касается столь длинной жизни, то как ее достичь, ученые разбираются и по сей день. Как и с тем, каким же образом Эдгару По и ему подобным удавались подобные предсказания. И вот до чего додумались.

Одна из самых необычных гипотез начинается ссылкой на древнегреческого философа Прокла. У него нашлись последователи и ныне некоторые исследователи предполагают, что одновременно может существовать множество миров, одинаковых по своей истории, но сдвинутых относительно друг друга по времени. И тогда, чтобы проникнуть в будущее (или прошлое), достаточно «заглянуть» в нужный параллельный мир…

Известный журналист и писатель Виталий Правдивцев полагает, что такие способности есть у многих, но далеко не все об этом догадываются. Некоторые, правда, в затруднительных случаях полагаются на интуицию, другие – уповают на судьбу…

В наше компьютерное время некоторые ученые даже пытаются осваивать нетрадиционные способы прогнозирования будущего. Так, кандидат биологических наук Е.А. Файдыш считает, что современные математические методы и последние открытия физики «открывают ранее недоступные возможности настройки на разнообразные образы виртуального будущего».

Что из этого получится, покажет будущее.

Во всяком случае, Эдгару Аллану По способности предсказателя счастья не принесли. Напротив, жизнь и судьба его оказались трагичны.

Великий насмешник, знаменитый американский писатель Марк Твен (он же – Самюэль Ленгхорн Клеменс), сказал однажды полушутя-полусерьезно: «Остерегайтесь делать прогнозы, особенно если они относятся к будущему».

Однако знаете ли вы, что сам он далеко не всегда следовал этому правилу? Впрочем, лучше, наверное, рассказывать все по порядку.

^{Марк Твен}

Тем, что литература заполучила Марка Твена, мы обязаны Миссисипи. Нет, я не собираюсь утверждать, что не будь этой великой реки, он не стал бы великим писателем. Но факт остается фактом: именно Миссисипи подарила своему бывшему лоцману литературный псевдоним. Как вспоминал впоследствии сам писатель, «Mark twain» – (отметь два) – ходовой лоцманский термин, означавший, что глубина достигает в данном месте двух морских саженей (около четырех метров). И, стало быть, пароход может безопасно следовать своим курсом.

Когда Марк Твен отправился в самостоятельное плавание, он тоже старался придерживаться глубокой воды.

Миссисипи же подарила писателю многие сюжеты его произведений. А Самюэль Клеменс, став Марком Твеном, пересказал эти сюжеты нам. Вспомните «Старые времена на Миссисипи», «Приключения Тома Сойера», «Приключения Гекльберри Финна» – во всех этих и некоторых других произведениях наряду с людьми одним из главных персонажей является и Река.

«Вся современная американская литература вышла из одной книги Марка Твена, которая называется “Гекльберри Финн”. Это лучшая наша книга… Ничего подобного до нее не было. Ничего равного не написано до сих пор», – так определил роль бывшего речного лоцмана Эрнест Хемингуэй.

Но прежде чем стать лоцманом американской литературы, Самюэль Клеменс прожил долгую, богатую событиями жизнь.

Прежде всего, конечно, он родился. Произошло это 30 ноября 1835 года в штате Миссури, в деревне Флорида. Деревушка, несмотря на громкое название, была столь крошечной, что Твен позднее шутил: «Родившись, я увеличил население Флориды на целый процент…»

Четыре года спустя Клеменсы переехали в городок Ганнибал на реке Миссисипи. Тот самый городок, который известен всем читателям Твена под именем Сент-Дитерсберга.

В двенадцать лет Сэм Клеменс потерял отца, был вынужден бросить школу и поступил «за одежду и стол» в местную газету мальчиком на побегушках, то есть курьером. Здесь он приучился читать и даже опубликовал свои первые литературные опыты.

Шесть лет спустя, в 1853 году, Клеменс покинул родные места и пошел «в люди». Работая наборщиком в типографиях на отдельных разовых заказах, он за четыре года повидал крупнейшие промышленные и культурные центры своей страны – Нью-Йорк, Филадельфию, Вашингтон…

Еще несколько лет спустя Клеменс стал учеником лоцмана на Миссисипи. Затем он был «рудокопом в копях Невады, – вспоминал сам писатель, – потом газетным репортерам, потом золотоискателем в Калифорнии; потом газетчикам в Сан-Франциско, потом специальным корреспондентом на Сандвичевых островах; потом разъездным корреспондентом в Европе и на Востоке, потом носителем факела просвещения на лекторских подмостках, и, наконец, я стал книжным писакой и непоколебимым столпом среди других столпов Новой Англии».

Одна за другой выходят книги, принося писателю заслуженную славу и популярность. К концу XIX века Марк Твен становится самым знаменитым американцем как у себя на родине, так и за рубежом. Его книги читают во всех странах. Письма к нему доходят по адресу: Америка, Марку Твену.

Писатель не только знаменит сам. Он делает известными и друзей своего детства, дошлые литературоведы без особого труда устанавливают, что Бекки Течер в действительности звали Лаура Хокинс, Джо Гарпера – Джон Бриге, вдову Дуглас – миссис Холидей, Гека Финна – Том Бланкеншип…

Что же касается Тома Сойера, то его так и звали – Томас Сойер Спиви, мальчуган из соседнего штата Иллинойс, слава о проделках которого докатилась и до Ганнибала.

Конечно, в книге все подано не совсем так, как это было в жизни – автор использовал свое право на художественный вымысел и на создание обобщенных образов. Так в Томе «объединились черты трех моих знакомых мальчишек», – писал Марк Твен. Кто они, эти трое? Во-первых, сам автор, затем его ровесник и школьный друг Уил Боуэн и, наконец, тот самый Том Сойер Спиви, о котором мы уже говорили.

Но в большинстве случаев автор опирался на действительные факты. Был в городке и индеец Джо. Пещера его имени и по сей день привлекает внимание экскурсантов, которые приезжают в городок почтить память Марка Твена, увидеть места, где он жил.

А иногда писателю удавалось даже делать своего рода открытия. Вот только один пример. «Отпечаток большого пальца, и что из этого вышло» – так называется одна из глав книги Марка Твена «Жизнь на Миссисипи».

Вкратце ее содержание таково. Во время Гражданской войны в США в штате Миссисипи грабители ворвались в дом Карла Риттера и убили его жену вместе с ребенком. Только благодаря счастливой случайности этой же участи избежал глава семейства.

По манерам поведения налетчиков он понял, что то были солдаты из ближайшего военного лагеря. Но как их найти, если лица грабителей и убийц скрывали маски? И тут бывший отец семейства обнаружил, что один из преступников оставил на разбросанных бумагах кровавый отпечаток большого пальца. Вот по этой-то улике Риттер и решил его отыскать.

Он переоделся бродячим хиромантом и стал гадать солдатам по руке. Он наносил на бумагу отпечатки пальцев, смазанных красными чернилами, а затем каждую ночь просматривал в увеличительное стекло свои трофеи.

В одну из ночей ему повезло: узоры пальцев рядового Франца Адлера совпали с тем кровавым отпечатком. Узнав, когда убийца его жены и дочери будет ночью стоять в карауле, Риттер в темноте подкрался к нему и вонзил в сердце кинжал…

Совершив месть, Риттер уехал в Европу, где устроился на работу сторожем в мюнхенский морг. Кроме прочего, он должен был следить, не подаст ли какой из трупов признаки жизни. И вот однажды холодной зимней ночью такой мнимый труп нашелся. Им оказался… все тот же Франц Адлер.

Видимо, ему повезло: кинжал Риттера не достиг цели. Но месть все-таки свершилась. Теперь сторож морга дал возможность убийце окончательно замерзнуть, попивая рядом с ним коньяк и кутаясь в теплую одежду.

Самое примечательное в этой кошмарной истории то, что Марк Твен рассказал о дактилоскопии – способе отыскания человека по отпечаткам его пальцев, еще до того, как этот способ нашел себе применение в практической криминалистике! Более того, в романе «Простофиля Вильсон» (1894) писатель также подробно рассказывает, как лучше всего снимать отпечатки пальцев для опознания.

Есть в жизни литератора и еще один примечательный эпизод, имеющий прямое отношение к теме нашего повествования. Вот какой случай приводит в своем исследовании журналист, историк и литературовед Сергей Мануков.

«Первая и наиболее известная встреча Марка Твена с потусторонними силами связана со смертью его брата Генри, – пишет он. – Случилась она в 1858 году, когда 23-летний Сэмюэль работал учеником лоцмана на пароходе “Пенсильвания”.

Однажды Сэмюэлю приснился страшный сон. Дескать, его брат лежит в металлическом гробу, на его груди покоится букет белых роз, в самом центре которого алеет одна-единственная красная роза.

Сэмюэль проснулся в холодном поту. Вдруг, подумал он, с братом и правда неладно? “Я быстро оделся и направился к двери, – писал потом Твен в своей автобиографии. – Сделал несколько шагов и остановился. «Но ничего такого не может быть, – мысленно сказал я себе. – Чего я так перепугался! Это всего лишь сон…”

По здравому размышлению будущий писатель пришел к выводу, что его сновидение – просто фантазия. Металлические гробы в те времена, как и сейчас, стоили очень дорого и были не по карману семье Клеменс. К тому же во сне домовина стояла на двух стульях, которые тогда тоже встречались очень редко.

Тем более, что вскоре выяснилось: Генри жив и здоров, братья встретились на одной из пароходных стоянок на корабле «Пенсильвания».

Потом Сэм на другом пароходе отправился в очередной раз: и через два дня прочел в газетах: на «Пенсильвании» взорвались котлы! Погибло полторы сотни человек, десятки получили увечья. Получил сильнейшие ожоги от вырвавшегося из котлов пара и брат Генри.

Вскоре он умер, и когда Сэм приехал на его похороны, то, переступив порог морга, он остолбенел! Так же, как в том злосчастном сне, Генри лежал в гробу из светлого металла. Оказалось, несколько состоятельных дам, тронутые молодостью и красотой покойника, собрали деньги и купили металлический гроб. А стоял он… правильно… на двух стульях.

Не хватало лишь одной детали – цветов. И что бы вы думали!? Когда Генри хоронили, к гробу подошла незнакомая пожилая женщина и положила ему на грудь букет белых роз, в центре которого алел одинокий красный цветок.

После этого происшествия начинающий литератор уверился в мысли, что иногда человеку дано предвидеть некие события будущего. Со временем эта уверенность только окрепла.

Став известным литератором, Марк Твен познакомился со многими выдающимися людьми – членами королевских семей, видными политиками, знаменитыми учеными и известными религиозными деятелями. Особое место среди них занимала слепая и глухая Хелен Келлер, которая прославилась тем, что каким-то непостижимым образом знала, что и кто ее окружает в данный момент и даже умела читать мысли собеседников.

Способности юной телепатки приводили Твена в неописуемый восторг не раз. Она неоднократно заканчивала фразы собеседника, причем повторяла слово в слово мысли, которые он не успевал даже произнести вслух.

Причем Марк Твен, будучи скептиком по натуре, не раз проверял Келлер. Узнав, что Хелен многое может узнать о человеке, просто коснувшись его руки, писатель решил испытать девушку. Распрощавшись с ней, он неожиданно вернулся вечером того же дня, молча приблизился к Хелен и быстро пробежал руками по ее волосам. Девушка тут же спросила: «Мистер Твен, вы вернулись? Что-то случилось?»

После этого писатель безоговорочно поверил в ее феноменальные способности. Свои чувства к Хелен он красноречиво выразил в письмах. «Ты удивительное создание, – писал он в одном из них, – самое удивительное на всей Земле».

Литературоведы как-то подсчитали: из ста восьми фантастических идей знаменитого французского литератора Жюля Верна ошибочными или принципиально неосуществимыми оказалось только десять. «В девяноста восьми случаях предвидение состоялось», – говорят они. Но так ли это на самом деле? Давайте проследим, насколько велика была точность попадания в «яблочко» прославленного писателя?

^{Жюль Верн}

Свой первый роман – «Пять недель на воздушном шаре» – один из «отцов жанра» научной фантастики опубликовал в 1863 году, последний – «Необыкновенные приключения экспедиции Барсака» – в 1910 году. За полвека литературной деятельности он много чего успел предсказать.

Подводная лодка с двойным корпусом, скафандры для пребывания под водой, автоматические ружья – все это уже стало обычным. «Фульгуратор» – боевой ракетный снаряд на твердом топливе – предстал затем в образе реактивного миномета, знаменитой «Катюши» и ее наследника, не менее известного «Града». Вертолеты, летающие со скоростью 200 км/час и поднимающиеся на высоту более 8 км, – есть теперь и такие. Электромобили тоже испытываются один за другим, «доводятся до кондиции». И летательный аппарат, получающий энергию на расстоянии с помощью микроволнового излучения, прошел первые испытания…

Кроме того, в произведениях Жюля Верна имеются упоминания о подруливающем устройстве для морских судов, о получении электроэнергии из океана за счет температурных перепадов в верхних и нижних слоях воды, о пробое материалов электрической искрой, о небьющемся стекле, о люминесцентных лампах холодного света, о хирургической трансплантации органов… Откуда он об этом узнал?

Некоторые исследователи утверждают, что в современной Жюлю Верну научной литературе нет и намеков на подобные идеи. Но это далеко не всегда так. Рассмотрим в качестве примера хотя бы воздушный шар «Виктория», на котором герои писателя-фантаста облетели почти всю Африку.

Прообразом его послужил воздушный шар «Гигант», который и в самом деле имел исполинские для того времени размеры. Его двойная оболочка, имевшая 90 м в окружности и вмещавшая 6098 кубометров светильного газа, должна была нести гондолу, построенную в виде шале – двухэтажного дачного домика с террасой, где с удобствами могли разместиться 12 пассажиров, не считая самого пилота.

А пилотом этим, между прочим, должен был стать приятель Жюля Верна, известный на весь Париж и его окрестности Феликс Турнашон, по прозвищу Надар.

Правда, «Гигант» Надара в небо так и не поднялся. Зато «Виктория» Жюля Верна благополучно облетела не только Африку, но и весь мир, поскольку роман по выходе в свет стал пользоваться таким шумным успехом, что вскоре был переведен на многие языки, в том числе и русский.

И уж если чему стоит в данном случае удивляться, так это географическому предсказанию Жюля Верна, указавшего в книге, что река Нил вытекает из озера Виктория, образуя по пути несколько водопадов, раньше, чем такое открытие было сделано на самом деле.

Самым знаменитым предсказанием Жюля Верна называют подводную лодку «Наутилус», описанную им в романе «20 000 лье под водой». Но знаете ли вы, что подобное предсказание было далеко не единственным?

В сентябре 1867 года, когда карандашный набросок романа о невиданном подводном корабле был наполовину обведен чернилами, что значило, что Жюль Верн приступил к завершающей фазе своей работы – сначала он писал черновик карандашом, потом исправлял написанное, и, наконец, обводил чернилами, – произошел своего рода скандал.

Издатель Пьер Жюль Этцель уже оповестил читателей, что в ближайшие месяцы Жюль Верн обещает закончить «Путешествие под водой», в котором его герои проведут «шесть месяцев в глубинах морей без всякого общения с внешним миром – такой сюжет дает автору благодарный материал для изображения драматических событий и введения красочных описаний»…

Однако тут выяснилось, что подводный корабль «Молния», движимый электрической энергией, уже описан пером другого литератора. Встревоженный Этцель сообщает Жюлю Верну, что в газете «Пти журналь» начата публикация романа о кругосветном подводном путешествии под названием «Необыкновенные приключения ученого Тринитуса». Автором сего произведения значился некий Аристид Роже. Позднее выяснилось, что под этим псевдонимом скрывался известный ученый того времени, профессор Жюль Рангад. И тут наука опередила литературу.

Тогда Жюль Верн, по совету своего издателя, обратился с письмом к редактору в ту же газету. «Еще задолго до публикации “Необыкновенных приключений ученого Тринитуса” г-на Роже я приступил к работе над романом “Путешествие под водой”, о чем сообщалось в “Журнале воспитания и развлечения”, – пишет он. – Убедительно прошу Вас поместить в “Пти журналь” это письмо, чтобы предотвратить возможные нарекания читателей, если они обнаружат в сюжете моего нового романа некоторое сходство с “Необыкновенными приключениями ученого Тринитуса…”

Конечно, профессиональный мастер пера смог отделать сюжет лучше, чем ученый, взявшийся за перо. Он лучше выписал характеры главных героев, блестяще представил интерьеры корабля, придумал более захватывающий сюжет, но все это уже было своеобразным повторением пройденного.

Он также допустил и ряд фактических ошибок, вошел в противоречие с наукой. Вспомните, например, какие просторные помещения, огромные обзорные экраны описывает Жюль Верн. На настоящем же «Наутилусе», который вышел в море почти сто лет спустя, царила изрядная теснота, а иллюминаторов не было вообще.

И, наконец, главное. Рассказывают, что вскоре после того как роман «20 тысяч лье под водой» увидел свет, в книжных магазинах Парижа появился странный покупатель.

Необычность его поведения заключалась в том, что он просил продать ему все, какие только были в магазине, экземпляры книги о подводном плавании. Увы, книг в магазинах уже не было: то, что принадлежало перу Жюля Верна, на полках не залеживалось. И оптовый покупатель вынужден был уходить ни с чем.

Кто же был тот странный покупатель? Им оказался сам Жюль Верн.

А странная его просьба была обусловлена вот каким обстоятельством. Несмотря на то что по многим своим свойствам «Наутилус» остается кораблем завтрашнего дня и для нашего времени, была у него одна особенность, которая отбрасывала его далеко в прошлое.

Дело в том, что «Наутилус» капитана Немо оказался безоружным перед лицом врага. Фантазия Жюля Верна была бессильна найти для любимого детища писателя достойное его оружие. Допотопный таран – вот все, что мог противопоставить «Наутилус» противнику. А такое оружие могло произвести впечатление разве что на профессора Пьера Аронакса – случайного спутника Немо, человека весьма далекого от морских битв: «Скорость движения “Наутилуса” заметно возросла. Так он делал разбег. Весь его корпус содрогался. И вдруг я вскрикнул: “Наутилус” нанес удар…»

Между тем во времена Жюля Верна уже существовало грозное оружие, достойное легендарного корабля. В самом начале XIX века, задолго до капитана Немо, Фултон вооружил свой «Наутилус» № 1 двумя медными бочонками с порохом. Электрические взрыватели превратили бочонки в мины в самом современном смысле этого слова. Подводники должны были прикрепить мину к борту неприятельского корабля, а затем, разматывая провод, отойти на безопасное расстояние и взорвать мину током от электрической батареи.

Еще более интересное оружие находилось на борту металлической подводной лодки Карла Андреевича Шильдера. В ее носовой части помещался довольно толстый горизонтальный стержень длиной около двух метров. На конце стержня была укреплена гарпунная пушка наподобие тех, из которых и сейчас бьют китов. На гарпун подвешивалась пороховая мина весом шестнадцать килограммов. От мины шел провод к электробатарее.

А может быть, Верн искал для своего корабля такое оружие, которым можно было поражать любые корабли, не только стоявшие на месте, но и пребывавшие в движении?..

Такое оружие тоже уже существовало. И великий провидец просто его проморгал. Лишь когда книга о «Наутилусе» увидела свет, Жюль Верн узнал из печати о том, что еще несколько лет назад вначале русский механик Иван Федорович Александровский, а затем английский инженер Роберт Уайтхед независимо друг от друга создали самодвижущуюся мину – торпеду. Уже первые торпеды поражали неприятеля с расстояния более полукилометра.

Жюль Верн, конечно, не мог не осознать очевидных преимуществ самодвижущейся мины по сравнению с примитивным тараном. И он бросился в книжные магазины скупать свою книгу. И слава на этот раз подвела великого писателя: книга уже жила собственной жизнью. Так и пошел плавать на долгие годы по морям и океанам «Наутилус» капитана Немо с древним тараном.

С романом «Плавающий город» Жюлю Верну повезло больше. Но и его сюжет подсказала писателю сама жизнь. В 1858 году со стапеля сошел океанский пароход-гигант «Грейт Истерн». Именно он и послужил отправным толчком для написания Жюлем Верном его произведения. Ведь именно на этом колоссе писатель совершил путешествие в Америку вместе со своим братом Полем весной 1867 года.

И в самом деле, длина колосса составляла два футбольных поля – 207,25 м, а ширина – 25,21 м. В движение он приводился паровой машиной мощностью 4000 л. с., которая вращала четырехлопастный винт диаметром 7,2 м. Помимо могучего винта на судне имелся еще дополнительный движитель – два колеса диаметром по 16,8 м. На каждом из них было по 30 жестко закрепленных лопастей-плиц, размерами 3,9 м в ширину и 1 м в высоту. Колеса вращались специальной паровой машиной мощностью 3410 л. с. Включив сразу оба двигателя, гигант развивал скорость до 14 узлов.

Впрочем, и тут Жюль Верн, оттолкнувшись от реальности, несколько приукрасил ее. На деле судьба «Грейт Истерн» сложилась вовсе не так, как в романе.

Уже во время строительства гиганта случилась череда несчастий, не обещавшая кораблю легкой судьбы. Не закончив начатое, скончался его первый кораблестроитель. Затем взбунтовавшаяся паровая лебедка погубила несколько рабочих. Во время отделочных работ на рейде волны штормового прилива ударили в открытые окна салона и попортили его дорогостоящую обстановку. А назначенный на судно капитан утонул, пытаясь в шторм добраться до судна на шлюпке…

Когда же работы наконец были закончены, билеты на рейс до Нью-Йорка удалось продать всего лишь 35 пассажирам – большинство не захотело раскошеливаться на чересчур дорогие билеты.

Но судно все-таки вышло в море, надеясь, что реклама со временем сделает свое дело и все убытки будут покрыты. Действительно, американцы в Нью-Йорке встретили корабль овацией. Гигант оказался вполне во вкусе американцев. И когда был организован двухдневный круиз стоимостью по 10 долларов с персоны, новый капитан впал в соблазн пополнить кассу и принял на борт 2000 гостей, хотя пассажирских кают было всего лишь 300. Часть пассажиров вынуждена была провести ночь на палубе, где к сырости добавилась копоть пароходных труб. Вдобавок ко всему им пришлось еще и поголодать, поскольку выяснилось, что пароходный ресторан никак не рассчитан на такое количество гостей. Разозленные таким приемом, американцы учинили на судне погром.

Снова пришлось заниматься ремонтом… А когда «Грейт Истерн» все-таки вышел в нормальный рейс, внезапно налетел ураган. Шторм поломал 16-метровые гребные колеса. Огромные волны разносили вдребезги стекла каютных иллюминаторов. У врача не хватало гипса для накладки шин поломавшим ноги и руки пассажирам. Под шумок в винный погреб забрались кочегары и не захотели выходить оттуда, пока не прикончили все запасы…

В общем, это коптящее «чудо техники» на пассажирские линии больше не вышло. И с 1865 по 1873 год использовалось лишь для прокладки через Атлантический океан телеграфных и телефонных кабелей. А в 1888 году было продано на слом всего за 20 000 фунтов стерлингов.

Тем не менее Жюль Верн все же предугадал мечту кораблестроителей и финансистов – они хотели видеть на морях и океанах суда-города, которые бы приносили максимум прибыли. А потому в начале следующего века, вслед за злополучным «Титаником», в рейсы стали выходить все новые корабли-гиганты.

Так, лайнер «Иль де Франс» за 32 года эксплуатации – с 1927 по 1959 год – 620 раз совершал рейсы по маршруту Гавр – Нью-Йорк и обратно. И его владельцы с гордостью писали, что ни разу не случалось, чтобы хотя бы одно место из 1345 пустовало.

Во второй половине ХХ века огромной известностью пользовался так же британский лайнер «Куин Мери», не раз с успехом пересекавший Атлантику. Снискал себе славу и французский пассажирский гигант «Франс», на котором был даже свой парк. За ним последовал американский суперлайнер «Юнайтед Стейтс», вмещающий сразу 3000 человек и имевший, как гласила реклама, «всего два деревянных предмета на борту – рояль в концертном зале да колоду для рубки мяса на кухне». Все остальное изготовлено из негорючих материалов, включая гардины, мягкие кресла и постельное белье.

К концу ХХ века, впрочем, ажиотаж вокруг этих судов спал – большинство пассажиров пересекает теперь Атлантику по воздуху, на борту авиалайнеров. И все же, похоже, лайнеры-гиганты не забыты окончательно. В последние годы построено несколько круизных лайнеров, ставших своего рода плавучими курортами, где есть все, что только может пожелать душа отдыхающего.

Хотите ли сходить в театр или посетить ледовое шоу, отточить удар на гольф-поле или просто погонять футбольный мяч?.. Все это вы может проделывать во время рейса, скажем, на борту лайнера «Liberty of the Seas», по сравнению с которым даже знаменитый «Титаник», кажется прогулочным катером.

Расстояние от ватерлинии до верхней оконечности трубы примерно такое, как у двух статуй Свободы, поставленных одна на другую. Если лайнер установить на корму вертикально, он будет выше парижской Эйфелевой башни, поскольку длина его 350 м!

На корабле водоизмещением 160 тыс. тонн размещается 4300 пассажиров и 1500 членов команды – фактически это небольшой город на плаву. На пятнадцати палубах-этажах гиганта нашлось место всему, что только может пожелать человек. Тут есть и театр, и каток, и казино, и торговый центр, и собственная поликлиника…

И данный лайнер – еще не последнее слово современной техники. Как и предсказывал Жюль Верн, вскоре в море появятся настоящие плавучие острова.

Скажем, инженер Норм Никсон, владелец фирмы «Инженеринг Солюшенс», располагающейся в городе Сарасота, штат Флорида, вот уже 10 лет с лишним лет работает над проектом плавучего города, который он назвал «Фридом» – «Свобода».

Размеры будущего города-острова должны в 30 раз превысить размеры самого крупного пассажирского судна. По предварительным расчетам, строительство «Фридома» обойдется в 6 млрд долларов. Город вместит 85 тыс. постоянных жителей и их возможных гостей.

– Я вовсе не намерен создавать на этом острове некое утопическое государство, – говорит Никсон. – У меня и моих коллег чисто практические планы: мы хотим создать город, в котором было бы приятно жить и работать. У нас уже более 400 заявок от людей, которые не прочь поселиться в нашем плавучем поселке…

А французский строитель Жан Маршан, известный своей смелостью, намерен поставить такой остров на якорь поблизости от известного курорта Ницца. Здесь вырастет жилой микрорайон с населением в 10 тыс. человек. Жители смогут пользоваться всеми привычными благами современного города. А кроме того, к их услугам будет чистое море. Ведь вдали от берега оно, несомненно, менее загрязнено.

У плавучего города-острова есть и еще одно преимущество. Разладилась погода – ничто не мешает поднять якоря и отправиться на поиски солнца.

Так что, как видите, Жюль Верн все-таки был прав, сказав однажды: «Все, что один человек способен представить в своем воображении, – другие сумеют претворить в жизнь». Рудники и плантации на морском дне, поиски затонувших городов, аккумулирование летнего тепла, использование блуждающих токов земной коры, управление погодой – это все у человечества впереди.

Конечно, у писателя можно найти и проекты, которым никогда не суждено осуществиться. Почитайте, к примеру, последний роман Жюля Верна «Париж 100 лет спустя», обнаруженный среди рукописей писателя лишь в конце прошлого столетия и впервые опубликованный в 1994 году. В нем писатель попытался дать прогноз социальной жизни общества спустя век и во многих случаях попал, что называется, пальцем в небо. Единственное, в чем можно согласиться с литератором: люди в наши дни действительно стали намного прагматичнее, оставляя романтике все меньше места…

Но, впрочем, быть может, великий фантаст и тут слишком забежал вперед. И описанный им мир станет ближе к реальности не через 100, а, скажем, через 200 лет после того, как великий фантазер поставил последнюю точку в своем последнем романе?..

Его гениальные предвидения и рисунки поражают нас и сегодня. Живи он в настоящее время, о нем сейчас сказали бы, наверное, что Альбер Робида обладал способностями провидца и экстрасенса. Такую славу принесли ему 54 книги, в которых ему принадлежит не только текст, но и 55 000 прекрасных иллюстраций, изображавших будущее.

Началось же все вот с чего…

^{Один из фантастических домов Альбера Робиды}

Альбер Робида родился в Компьене на юге Франции 14 мая 1848 года. И уже в начальной школе стал делать молниеносные шаржи. Пером и карандашом он изображал очень похоже и смешно своих близких, учителей и одноклассников, сцены из жизни школы. Причем почти всегда по памяти.

Весть о таких способностях вскоре разнеслась по всей школе. Дело кончилось тем, что однажды Альбера вызвали к директору школы. Когда юный художник, готовясь к худшему, вошел в кабинет, директор спросил, нет ли у Робиды шаржа и на него. Альбер, конечно, сказал, что нет. Директор пристально на него посмотрел и сказал, что не будет возражать, если Робида нарисует и его. «Когда вы вырастете и станете знаменитым, я буду показывать этот рисунок своим внукам, друзьям и домочадцам, – объяснил свою просьбу директор. – А пока хочу задобрить вас вот этими красками…»

Директор оказался прав: именно способности к рисованию помогли Альберу получить известность, пробиться к успеху. Однако его отец, по профессии нотариус, относился к занятиям сына с большим скепсисом. И пристроил сына к себе в контору: пусть, дескать, приучается к действительно полезному занятию.

Но Альберу сидеть в конторе было смертельно скучно. И он, сидя за столом, на черновиках документов рисует человечков с большими головами. «Это гомонкулы – искусственно рожденные существа», – говорит он окружающим. Над юным художником и его выдумкой лишь посмеялись. Никто ведь тогда не знал, что 6 июля 1978 года родится Луиза Браун – первый ребенок, получившийся в результате искусственного оплодотворения яйцеклетки.

Однако вернемся к юности Альбера Робиды. Он все-таки уговорил отца отпустить его Париж учиться рисованию. Он снял самую дешевую комнатку на Монмартре и с головой ушел в любимое занятие.

Поначалу дела шли не очень хорошо. Случалось, что Робида жил и впроголодь, перебиваясь тем, что продавал свои рисунки на улице случайным прохожим. Предлагает он свои рисунки и иллюстрированным изданиям и в конце концов добивается первого признания.

В 1866 году восемнадцатилетний Альбер начал работать карикатуристом в юмористическом издании «Журналь амюзан» («Занимательная газета»). А спустя 5 лет он стал членом редколлегии роскошного журнала «Ви паризьен» («Парижская жизнь»), стал также стал сотрудничать с Венским сатирическим журналом «Фло» («Блоха»). Печатал его рисунки и журнал «Филипон», где работали всемирно известный карикатурист Домье и не менее знаменитый книжный иллюстратор Гюстав Доре.

Парижские журналы стали посылать Робиду в самые отдаленные уголки Франции, получая от него путевые зарисовки, карикатуры и юмористические описания своих приключений. С большим зонтом для защиты от жарких солнечных лучей или дождя, этюдником и походным солдатским ранцем он прошел пешком почти всю Францию. Зарисовал Нормандию, описал Бретань, Прованс, и побывал даже в Германии – в Тюрингии.

Заодно Робида записывал местные предания, анекдоты, народные песни, шутки и рисовал, рисовал без устали. Однажды он стал свидетелем разговора группы французских рабочих, занятых на строительстве новой железной дороги. Они, примостившись на шпалах, собрались перекусить. Один из них, указав на стоящий поодаль локомотив с длинной дымящейся трубой, сказал:

– Раньше двигателем человечества были мускулы, а теперь будет пар!

Это замечание Альбер графически выразил так: закованный в доспехи рыцарь с длинным копьем, на сильном и красивом коне, все же пятится от надвигающегося на него паровоза – символа эпохи пара!

Пытаясь представить будущее, Альбер не мог отмахнуться и от настоящего. А оно бывало отнюдь не радужным. Он едва не погиб в охваченным огнем Париже, когда во время франко-прусской войны противники все же нашли общий язык, чтобы подавить народное восстание в Париже. В мае 1871 года немцы, окружившие город, все же пропускают в него версальцев. Коммуна доживает последние дни. Расстрелы на улице стали обыденным делом.

Робида выжил чудом. Он покинул город в повозке с ранеными версальскими солдатами. А когда чужак был обнаружен охраной уже за городом, бежал в лес под пулями стрелявших по нему солдат. К счастью, в него не попали.

Он вернулся во французскую столицу лишь два года спустя, когда была объявлена амнистия. Робида снова начинает рисовать, открывает юмористический еженедельник «Карикатура», где изображает картины из семейной жизни как современной Франции, так и воображаемого общества будущего.

Сам он только что женился на кузине, поэтому тема семейного быта ему близка. Но что это? Трехлетний ребенок убирает комнату с помощью странного прибора, в котором мы без особого труда узнаем привычный нам пылесос. Его сестра тем временем рассматривает движущиеся картинки в странном зеркале – прообразе телевизора. А вот муж и жена беседуют друг с другом по проводам и даже без них – по воздуху. Чем вам не намек на сотовую мобильную связь?..

Реальная жизнь тем временем идет своим чередом. Наступает 1877 год. Вся Франция с интересом следит за процессом, в котором в роли ответчика выступает сам Жюль Верн. Очередной не известный никому автор обвиняет мэтра, что он позаимствовал у него сюжет романа о путешествии к центру Земли. Но судья в конце концов оправдывает фантаста.

Робида отправляет в Амьен, где живет Жюль Верн, сочувственное письмо и несколько журналов со своими рисунками. Просит о личной встрече. Знаменитый писатель принял начинающего коллегу.

Робида показывает ему цикл рисунков о будущем и подписи к ним. «Пишите книгу и иллюстрируйте ее», – советует Жюль Верн.

Так с легкой руки мэтра в 1883 году в Париже вышел альбом «Двадцатое столетие», а спустя несколько лет – 600-страничная книга «Электрическая жизнь». Вскоре труды Альбера были переведены на русский язык, и с ними познакомились россияне.

«У этого художника, писателя и фантаста была удивительная судьба», – пишет об этом удивительном человеке наш замечательный историк Лев Михайлович Вяткин. Во многом именно благодаря его трудам современному российскому читателю и стал известен француз, который «как бы прожил несколько жизней, ибо обладал многими замечательными талантами, был художником и писателем, сумел заглянуть в будущее и… высмеять его».

Однако самому Альберу зачастую было не до смеха. Видения, которые посещали его по ночам и которые он затем переносил на бумагу, далеко не всегда были идиллическими.

Перелистаем хотя бы тут же «Электрическую жизнь». Кроме всего прочего Робида описывает «страшную катастрофу», случившуюся на мощной электростанции под литерой «N» (ядерная?) из-за аварии «в большом резервуаре» (реакторе?).

«После полудня 12 декабря 1955 года, вследствие какой-то случайности, причина которой так и осталась невыясненной, разразилась над всей Западной Европой страшная электрическая буря – так называемое торнадо, – пишет Робида. – Причинив глубокие пертурбации в правильном течении общественной и государственной жизни, авария эта принесла с собою много неожиданностей…»

Несмотря на то что дата аварии на электростанции дана с ошибкой почти в 30 лет, нынешний читатель невольно подумает об аварии на Чернобыльской АЭС. Причем Робида, надо сказать, еще смягчил краски, взвалив вину за аварию на торнадо, а не на человеческую безалаберность, как то было на самом деле…

Вообще же, говоря о достижениях ХХ века в области техники и межпланетных полетов, Робида многое смог предсказать с большой долей достоверности.

«Электричество служит неистощимым источником тепла, света и механической силы, – пишет он. – Эта энергия приводит в движение как огромное количество колоссальных машин на миллионах заводов и фабрик, так и самые нежные механизмы усовершенствованных физических приборов.

Оно мгновенно передает звук человеческого голоса с одного конца земли в другой, устраняет предел человеческому зрению и носит по воздуху своего повелителя, человека – существо, которому, кажется, суждено было ползать по земле, словно гусенице, не дожившей еще до превращения в бабочку.

Не довольствуясь тем, что электрическая энергия является могущественным орудием производства, ярким светочем, упором, передающим голос на какие угодно расстояния, на суше, на море и межпланетном пространстве (вопрос о телефонировании с одного небесного тела на другое хотя еще не решен вполне удовлетворительным образом, очевидно, близится к разрешению), электричество выполняет, кроме того, еще тысячи других различных обязанностей. Между прочим, оно служит в руках человека также оружием – смертоносным и грозным оружием на полях сражений…»

В 1900 году состоялась Всемирная выставка в Париже, собравшая в своих павильонах наилучшие достижения всего мира. Робида работал над оформлением выставки от зари и до зари. А по ночам ему снились кошмары. Мир будущего предстает в них все более и более ужасным.

Альбер Робида хотел бы предупредить мир о грозящих ему несчастьях. Но как это сделать? Его книги никто не воспринимает всерьез.

И тогда в 1906 году писатель принимает решение уйти в тень. Он покидает Париж, покупает домик в пригороде. Гуляет в саду. Вечерами сидит в библиотеке. Мрачные видения постепенно оставляют его.

Однако однажды он видит, как его младший сын играет в солдатиков. Судя по всему, немецкие солдаты выигрывают сражение у англичан. Но отец вдруг говорит: «Неправда, немцы все же проиграют войну»…

Он сам напуган вырвавшимися словами. Дар предвидения снова вернулся к нему. И он видит, как весь мир погружается в безумную войну.

И тогда в 1908 году он делает последнюю попытку упредить события, издает иллюстрированную историю для молодого поколения. Оно восприимчивей старшего. Одновременно дает интервью известному журналу, где впервые говорит о своих прогнозах всерьез.

Но книгу раскритиковали за излишнюю мрачность. А журнал, опубликовавший интервью, счел возможным прокомментировать его самым язвительным образом. Дескать, похоже, наш прославленный юморист на склоне лет потихоньку начинает сходить с ума. Такой вывод можно было сделать из этого комментария.

Робида обижен и обескуражен. Похоже, его предсказание о двух грядущих мировых войнах никому не нужно. Мир, словно маленький ребенок, не желает ничего знать о плохом и грустном.

И Альбер Робида замолкает.

Лишь после двух мировых войн планета, немного пришедшая себя от пережитого, вспоминает о человеке, который еще задолго до произошедших событий предупреждал о многих насущных проблемах ХХ века.

Он знал, что многие технические чудеса и сумасшедшие скорости могут смертельно надоесть. «Лихорадочно-спешное существование среди загрязненных дымом чудовищных заводов и фабрик заставит человека бежать от всего созданного им в поисках тишины и глотка чистого воздуха, – писал Робида. И добавлял: – Каким изумительным зрелищем для наших потомков станет живая лошадь – зрелище совершенно новое и полное величайшего интереса для людей, привыкших летать по воздуху!»

Сказано это между прочим, Так писал Альбер Робида сто с лишним лет назад в книге «Электрическая жизнь». Попутно назовем некоторые другие его книги: «Война в XX веке» (в Первую мировую у него погибнут оба сына), «Париж на перекрестке столетий» (история Парижа в рисунках), «Путешествия в страну колбасников» (сатира на германский милитаризм), «Часы минувших веков» (1899 г., о последствиях ядерной войны).

Последний научно-фантастический роман был переведен на русский язык и вышел в России в 1904 году. В нем он описал события, которые, по мнению Альбера Робида, ожидают человечество из-за противостояний государств больших и малых и из-за стремления одних к обогащению за счет других.

В XX веке многие технические изобретения, включая «бомбу величиной с горошину, способную разрушить город», сделают некоторых политиков крайне жестокими, что неминуемо приведет к «великому бедствию» и «великому ужасу».

Далее Робида описывает человечество, которое, наконец опомнившись от «великого ужаса», пытается вновь объединиться и создает «Великий совет предохранения от ошибок прошлого без политиков» и принимает новое летоисчисление.

«Род человеческий, – пишет он, – уцелевший и не погибший, по крайней мере, полностью наконец-то облагоразумился. Человек вышел из Великого бедствия и стал шествовать по бороздам, проведенными его предками».

…Альбер Робида прожил долгую жизнь. Ему суждено было увидеть Первую мировую войну и применение иприта против французов, что когда-то он описал в фантастическом романе. Увидел он и города, разрушенные бомбами, сброшенными с дирижаблей и самолетов, и осуществление многих других собственных пророчеств. Единственное, что он не мог предположить, – это то, что два его сына погибнут в мясорубке когда-то описанной им мировой войны.

Сказочник и прорицатель умер в 1926 году, в возрасте 78 лет, в своем доме в Невилле, сидя за рабочим столом. Ему поставлен скромный памятник, и его вспоминают, когда вновь открывают его книги со смешными и забавными рисунками, изображающие женщин, одетых по-мужски, войну на рельсах бронированных локомотивов, сражения в воздухе «воздушных кораблей и кабриолетов», «театральные спектакли и телегазеты на дому по телефоноскопу», магазины с звуковыми записями, рождение людей из пробирки и многое другое, «невероятно фантастическое», но весьма пророческое.

Долгое время в нашей стране английский писатель-фантаст Герберт Уэллс был известен прежде всего как автор нашумевших романов «Война миров», «Машина времени» и «Человек-невидимка». Иногда о нем также вспоминали еще и в связи с его книгой «Россия во мгле», где он описал свои впечатления от встреч с руководителями молодого советского государства – Лениным и Троцким, назвав их кремлевскими мечтателями.

^{Герберт Уэллс}

После смерти писателя в 1946 году Уэллса также стали величать гуманистом и героем, пытаясь разгадать его мистическую тайну предвидения будущего.

Однако лишь сравнительно недавно выяснилось, что кроме официальной лакированной биографии писателя существовала и другая, отнюдь не такая уж благородная…

«Мистер Уэллс, может, и гений, но в нем таится частица темноты», – говорили лично знавшие Герберта современники. Если же расшифровать эту фразу, полную английской сдержанности, то надо признать следующее. Герберт Уэллс был начисто лишен чувства жалости к окружающим, даже самым близким людям. По своим политическим взглядам он был отъявленным расистом. Еще в 1901 году он разъяснил публике, что, по его мнению, должно произойти с «роями черных, коричневых и желтых людей, не соответствующих канонам идеальной высшей расы». «Мир – это не благотворительная организация, и я считаю, что им придется убраться из него», – откровенно писал он в своем эссе.

Писатель недолюбливал негров, евреев называл «паразитами общества», а католицизм и христианскую религию в целом считал «умственной раковой опухолью». Однажды он даже воскликнул, что не дал бы и гроша за большинство людей на этой Земле. Он с интересом присматривался к тем режимам, которые установили в своих странах Гитлер и Сталин. И был даже разочарован бесславным и скорым концом фюрера и его «тысячелетнего» рейха.

Герберт Уэллс вовсе не был джентльменом и в личной жизни, справедливо заработав репутацию развратника и отъявленного женоненавистника. В 1891 году, будучи учителем колледжа, он женился на кузине Изабель, которую вскоре стал называть «совершенно бесполезным созданием» и третировать по поводу и без повода.

Некоторое время жена терпела тиранию мужа. Но через три года супруги все же развелись, когда жена узнала о романе мужа со своей студенткой Кэтрин Роббинс. После развода с первой женой Уэллс вскоре женился вторично. Влюбленная в Герберта бывшая студентка поначалу стойко переносила его истерики, а тот между тем развлекался с многочисленными любовницами. В США он крутил роман с активисткой борьбы за контроль над рождаемостью Маргарет Сангер. А во время первой поездки в Россию в 1912 году завел интрижку с переводчицей Мойрой (или Марией) Бенкендорф, любовницей Максима Горького. В своей секретной автобиографии Уэллс сделает редкое для себя признание: «Она была женщиной, которую я любил по-настоящему».

А вот судьбы других любовниц Уэллса складывались порой весьма драматично. Одна из них, не вынеся грубости возлюбленного, даже попыталась покончить с собой, перерезав вены. И что же? Герберт Уэллс откровенно сожалел, что попытка суицида не удалась. «Она была неописуемо утомительной, терзающая меня маленькая крыса, которая угрожала нашему с тобой благополучию», – писал он.

От связи с писательницей Эмбер Ривз у него родилась дочь, но Уэллс не хотел разводиться с очередной женой и заставил Эмбер выйти замуж за своего знакомого – молодого адвоката, прикрывавшего продолжавшийся роман Герберта и Эмбер. Правда, вскоре она заявила, что он хочет сделать ее проституткой, и рассталась с «негодяем».

В 1914 году у Герберта «нечаянно» родился еще один ребенок – сын от писательницы и известной феминистки Ребекки Уэст. Ребекку с сыном он скрывал в отдаленных деревеньках в Хертфордшире, а когда они встречались на людях, обращался с ней с подчеркнутым пренебрежением и старался демонстративно унизить.

Биографы писателя порою ищут истоки такого поведения писателя в его детстве. Герберт был четвертым ребенком в семье хозяина спортивного магазина, профессионального крикетиста Джозефа, и служанки Сары.

Отец куда больше внимания уделял спорту, чем семье и своему малодоходному бизнесу. Вскоре магазин разорился, и Уэллсы оказались на грани нищеты. Сара работала на износ, стараясь содержать семью и всячески балуя младшенького – свою надежду, сосредоточив на нем всю свою нерастраченную любовь. В результате Герберт рос эгоистичным и самолюбивым парнишкой.

Он считал себя совершенно особенным, не чета прочим. И уже в юности ратовал за чистоту расы белого человека, не раз публично заявлял, будто прогресс человечества требует избавления от ущербных членов общества – калек, душевнобольных и прочих неполноценных.

Словом, британцы должны благодарить Бога за то, что Уэллс стал писателем, а не ушел в политику, иначе они могли бы запросто обзавестись Гитлером английского розлива. Хотя Уэллс, надо признать, предпринял две попытки быть избранным в парламент, но благополучно провалился.

Тогда он попытался выразить свои идеи в литературе. Вспомните хотя бы: его герой, путешествующий на машине времени, человечество будущего видит состоящим из двух половинок – «чистых» и «нечистых». Первые живут в свое удовольствие, а вторые должны «пахать» на них, не видя толком даже дневного света.

А вспомните «тепловые лучи», которыми сокрушают все и вся кровожадные марсиане из «Войны миров», высадившие десант на нашей планете. Они ведь, пожалуй, еще похуже нынешнего лазерного оружия будут…

Еще в одном малоизвестном романе – «Освобожденный мир» (1914) – Уэллс рассуждает о возможности расщепления атома и создании атомной бомбы. И от того, что это предвидение осуществилось, человечеству стало отнюдь не легче…

Полет на Луну тоже состоялся, хотя и не так, как это описано в романе «Первые люди на Луне». Кейворита, к сожалению, мы не изобрели до сих пор. Ни машины времени, ни пищи богов нам тоже пока создать не удалось…

Тем не менее и ныне интересно полистать еще одну малоизвестную у нас книгу Герберта Уэллса под названием «Предвидения». Она имеет подзаголовок «О воздействии прогресса механики и науки на человеческую жизнь и мысль» и целиком посвящена предсказаниям открытий и изобретений науки и техники в XX веке.

В свое время количество проданных экземпляров этой книги превысило тиражи всех ранних научно-фантастических романов Уэллса. В Англии книжка впервые вышла в 1901 году, а затем была переведена на многие языки. В России ее тоже издавали, причем даже два раза: в Москве – в 1902 году, а в Петербурге – в 1903 году.

Недавно разыскал и проанализировал эту редкую книгу московский историк Ю.М. Фролов. И вот что он, в частности, пишет.

Начинает свои предсказания Герберт Уэллс с развития транспорта. По его мнению, железные дороги с их паровозами скоро должны уступить свое ведущее положение автотранспорту. «Бесчисленные опыты с автомобилями, производимые в настоящее время, так возбуждают воображение и так много людей трудятся над их усовершенствованием, что не верится, чтобы неудобства этих экипажей – их толчки, неуклюжесть, оставляемый за собой неприятный запах – не могли быть вскоре устранены», – пишет Уэллс.

К этому он добавляет, что вскоре появятся также широкие автомобильные дороги, для которых разработают особые покрытия. А поездка на автомобиле станет удобнее железнодорожной, так как путешественник сможет останавливаться там, где ему вздумается, ехать медленнее или быстрее, сворачивать с трассы на проселок.

Предугадал фантаст и вскоре последовавшую специализацию автомобилей. Одни из них будут перевозить грузы, другие – пассажиров. Железные дороги будут использоваться лишь для перевозки тяжелых грузов и массовой перевозки людей (так и произошло). А чтобы увеличить вместимость вагонов, Герберт Уэллс предлагал значительно расширить колею, чего, к сожалению, не удосужились сделать до сих пор.

Герберт Уэллс пришел к выводу, что широкое применение автотранспорта позволит увеличить размеры городов. По его мнению, радиус города, удобного для жизни, равен тому расстоянию, которое можно преодолеть за 1–2 часа. Если жители только ходят пешком, диаметр города не должен превышать 10–12 км, если ездят на гужевых повозках – вдвое больше, а если пользуются автомобилем, развивающим скорость – 45 км/ч, то он может составить 90 км. Причем Уэллс не сомневался, что 45 км/ч – не предел для автотранспорта будущего. Так что к концу XX века население Лондона, Петербурга и Берлина может превысить 20 миллионов жителей, а Нью-Йорка и Чикаго – 40 млн, прогнозирует он.

И тут, как нам ныне хорошо известно, писатель ошибся. В Лондоне немногим более 8 млн жителей, в Москве – порядка 10 млн, в Петербурге – 4,5 миллиона, в Берлине – 3,5, в Нью-Йорке с пригородами – около 20 миллионов… Ошибка вышла потому, что Уэллс не предвидел городских пробок.

Он полагал, что в центральной части города пешеходы будут передвигаться по движущимся тротуарам-конвейерам. Во времена Уэллса они уже были показаны на всемирных выставках в Чикаго (1893) и Париже (1900). Но дальше дело так и не пошло…

Весьма сильно Уэллс ошибся и с развитием авиации. «Воздухоплавание вряд ли внесет существенные перемены в систему транспорта, – писал он. – Человек – не альбатрос, а земное двуногое, весьма склонное утомляться и заболевать головокружением от чрезмерно быстрого движения, и сколько бы он ни воспарял в мечтах, а жить все-таки ему придется на земле». А потому он осторожно предполагал, что к 2000 году непременно, и даже, возможно, к 1950 году «будет изобретен такой аэроплан, который поднимется в воздух и благополучно вернется на свое место».

Не верит он и сенсационной новинке того времени – передаче сигналов с помощью радиоволн. Фантаст лишь вскользь упоминает, как военный корабль, обнаружив в море превосходящие силы противника, вызывает помощь по беспроволочному телеграфу.

Удивительно, но, в общем-то пренебрежительно отозвавшись о радиосвязи, Герберт Уэллс большое значение придает распространению телефона. «Вы только подумайте о том, что будет осуществляться при помощи телефона, когда он войдет в общее употребление. Труд шатания по лавкам почти отпадет: вы распорядитесь по телефону и вам хотя бы за сто миль от Лондона вышлют любой товар; в одни сутки все заказанное будет доставлено вам на дом, осмотрено и в случае непригодности отправлено обратно. Хозяйка дома, вооружившись трубкою и не двигаясь с места, будет иметь в своем распоряжении местных поставщиков и все крупные лондонские магазины, театральную кассу, почтовую контору, извозчичью биржу, доктора…»

На телефон он по существу возлагает все обязанности компьютера и Интернета. С помощью телефона можно будет и работать, не выходя из дома, например, заключать сделки, пишет Уэллс. Таким образом, отпадет необходимость держать контору в центре города и ежедневно ездить на работу.

Радикально изменятся газеты, полагает он. В XX веке большое значение приобретут специализированные издания, а самые горячие и нужные многим новости – биржевые и валютные курсы, результаты розыгрыша лотерей и тому подобные сведения – станут поступать в дома по проводам и печататься на ленте вроде телеграфной, либо записываться на валик фонографа, чтобы подписчик мог их прослушать в удобное для себя время.

В газетах по-прежнему останется много рекламы, полагает он, но страницы с рекламой станут редактировать. Если реклама чересчур назойлива и в тысячный раз восхваляет какой-то сомнительный товар, ее либо отвергнут, либо возьмут огромные деньги за то, чтобы ее поместить, да еще засунут в самый конец отдела объявлений. (Как было бы хорошо, если бы это пожелание писателя наконец-таки оправдалось!..)

В отдельной главе Герберт Уэллс пишет о проблеме общения между собой представителей разных народов. Причем он почему-то полагал, что в XX веке международным языком станет не английский, как ныне повелось, а французский, «так как на нем издается больше хороших книг, чем на английском». Немецкий язык он считает слишком оригинальным, а «испанский и русский – языки сильные, но у них недостаточно читающей публики, чтобы стать господствующими». А потому, полагает Уэллс, эти языки постепенно будут вытесняться из повседневного общения.

И тут он, что называется, попал пальцем в небо. И дело не только в том, что на испанском ныне говорит почти вся Южная Амерка и почти половина Северной. Он совсем забыл о китайцах и индусах, численность которых измеряется уж миллиардами.

Что же касается России, то Уэллс видел будущность нашей страны «во мгле». Он полагал, что в XX веке она распадется на две части – западную и восточную. Причем большая часть славянских народов будет тяготеть к Западной Европе, а не к России.

Отчасти он угадал: СССР приказал долго жить. Однако, потеряв часть республик, Россия все же пока остается одним из крупнейших государств в мире. А вот Британская империя, над которой некогда не заходило солнце круглые сутки, съежилась до пределов Британских островов. Этого Уэллс никак не предвидел.

«Возможно, что в ближайшие десятилетия Россия политически получит господство над Китаем», – писал далее Уэллс. И оказался прав: некоторое время коммунистический Китай прислушивался к голосам из Кремля. Впрочем, «русская цивилизация не обладает такими свойствами, которые бы обеспечили ей длительное воздействие на миллионы энергичных азиатов, сросшихся со своей культурой», – угадал писатель.

Так иногда называют этого человека. Чем заслужил такое звание не имевший особой популярности английский литератор Морган Эндрю Робертсон, самая знаменитая книга которого принесла своему автору одни огорчения?

^{Газета с сообщением о гибели «Титаника»}

А дело в том, что об этой книге неожиданно вспомнили почти полтора десятка лет после ее написания, благодаря невероятному стечению обстоятельств. Во всем мире всерьез заговорили о даре ясновидения, которым был наделен этот неприметный человек, – ведь события, описанные им, во многом совпали с реальной катастрофой, получившей название «трагедии XX века»…

Речь, конечно, о катастрофе «Титаника», описанной уж столько раз, что, кажется, и добавить уж нечего. Тем не менее давайте вспомним хотя бы некоторые детали.

Утром 12 апреля 1912 года многие газеты мира поместили краткое сообщение: «Пароход “Титаник” компании “Уайт Стар”, выйдя 11 апреля 1912 года в свое первое плавание, столкнулся с айсбергом и затонул. По последним сообщениям, есть основания полагать, что из 2800 человек спаслось менее 700».

И потом уж, в последующие дни, по мере того как поступали новые сведения от уцелевших пассажиров и членов экипажа, газеты сообщали все новые и новые душераздирающие подробности. О том, как на самом большом в мире судне не хватило на всех спасательных шлюпок. И как из-за этого многие семьи оказались разлучены навеки: в шлюпки в первую очередь сажали женщин с детьми, а их мужья и отцы остались брошенными на произвол судьбы на борту тонущего гиганта. И о том, как люди в отчаянии бросались с борта в ледяную воду и вскоре гибли от переохлаждения. И о той неразберихе, которая воцарилась на борту среди экипажа «лучшего в мире судна». И о тех конструктивных недостатках, на которые, как оказалось, кораблестроителям указывали, еще когда «Титаник» находился на судоверфи, но которые так и не были устранены…

Среди вороха сообщений неожиданно всплыло и еще одно. Оказывается, вся эта трагедия была в подробностях описана еще за 14 лет до случившегося.

Безвестный автор в точности описал, как холодной апрельской ночью плавучий «город-сказка» – самый большой и комфортабельный корабль в мире, на борту которого находилось немногим меньше 3000 человек, – пересекал Атлантику. Длина невиданного чуда техники составляла 260 метров, мощность двигателей – 50 00 лошадиных сил. Корабль, оснащенный тремя винтами, мог развивать скорость до 25 узлов, даже при встречном ветре и неблагоприятном течении.

«Это было крупнейшее судно из спущенных на воду, величайшее творение рук человеческих, – писал мало кому известный английский литератор Морган Эндрю Робертсон. – В постройке и техническом обеспечении корабля были задействованы представители всех наук, профессий и специальностей, известных цивилизации. На мостике судна находились офицеры, представлявшие не только элиту королевских военно-морских сил, но и прошедшие суровые экзамены по всем наукам, имевшим отношение к ветрам, приливам, течениям и географии морей. Они были не только мореплавателями, но и учеными. Точно такой же профессиональный стандарт применялся и при подборе персонала машинного отделения, а служба стюардов соответствовала требованиям первоклассного отеля…»

Далее автор живописал, что скрашивать досуг пассажиров должны были два духовых оркестра и театральная труппа. Полчища поваров и медиков обеспечивали весьма сносное мирское существование, а корпус капелланов отвечал за духовное благосостояние всех присутствовавших на борту.

Не забыл автор описать и технические особенности чудо-судна. «Незаметные глазу телефонные кабели соединяли горделивый мостик со строгим машинным отделением в корме, “вороньими гнездами” на фок-мачте и всеми уголками корабля, где велась работа. Каждый провод увенчивался маркированным диском с передвижным индикатором, диапазон движения которого содержал все ответы и команды, необходимые для управления массивным корпусом судна, будь то в доке или открытом море. По большому счету, это позволяло избавиться от грубых и нервных выкриков матросов и офицеров».

Еще Робертсон указал, что в случае необходимости 92 переборки девятнадцати водонепроницаемых отсеков можно было перекрыть за полминуты одним поворотом рукоятки из рубки на мостике машинного отделения и десятка других помещений, расположенных на палубе. Эти переборки автоматически перекрывались бы и просто при появлении воды.

«Корабль был способен оставаться на плаву при девяти залитых водой отсеках, но ни один потенциальный инцидент в море не был способен привести к такому финалу, – отмечал автор. – Вот почему судно считалось практически непотопляемым».

«Короче говоря, это был плавучий город, за железными стенами которого имелось все, что сводило к минимуму все опасности и неудобства вояжа через Атлантику и позволяло наслаждаться жизнью», – заканчивал свое описание Морган Робертсон.

С учетом явного превосходства перед другими судами руководство судоходной компании разрешило капитану самого большого в мире корабля то, что возбранялось другим. «Судно может идти на всех парах в тумане, во время шторма и при ясной погоде на рейсах Северной линии, зимой и летом по ряду существенных и не вызывавших сомнения причин», – писал Морган Робертсон.

При этом молчаливо предполагалось, что при столкновении с другим судном «плавучий город» просто отшвырнет меньшее судно со своего пути или даже просто разрежет его пополам. Ну а если на пути вдруг повстречается айсберг, то корабль на полном ходе сможет сманеврировать и уклониться от лобового удара, скользнув по ледяной горе вскользь и отделавшись таким образом минимальным ущербом – ободранной краской на борту или в крайнем случае пробоиной в одном-двух отсеках, поближе к корме.

«Судно уже побило все рекорды скорости во время своего первого рейса, – отмечал Робертсон, – но вплоть до третьего выхода в море так и не удалось уменьшить пятидневный срок путешествия через Атлантику. Потому среди двух тысяч пассажиров, загрузившихся на борт в Нью-Йорке, циркулировали неофициальные слухи, что в этот раз будет предпринята третья попытка…»

Однако ночью случилось не предвиденное. Со всего входа лайнер врезался правым бортом в громаду айсберга и получил такие пробоины, что вскоре затонул. Правда, произошло это не мгновенно, так что у пассажиров гиганта водоизмещением в 70 000 тонн по идее была возможность спастись.

И тут вдруг выяснилось, что на лайнере имелось всего 24 шлюпки, в то время как их требовалось как минимум вдвое больше. А температура воды в этом месте Атлантики была настолько низкой, что пассажирам «плавучего города», которым не нашлось места в шлюпках, оставалось надеяться разве что на чудо. Но оно не произошло, хотя среди пострадавших находилось немало миллионеров и других «сливок» высшего общества…

Знакомая картина, не так ли? Но как удалось безвестному автору предугадать основные черты трагедии за полтора десятка лет до того, как она случилась?..

Этот вопрос мучил десятки добровольных экспертов, и они приступили к тщательному анализу текста. При этом выяснилось, что Робертсон в свом описании допустил ряд ошибок. Так, у него говорится о водоизмещении лайнера в 70 000 тонн, а «Титаник» имел водоизмещение «всего лишь» в 66 000 тонн. Незначительные различия имелись и в некоторых других приведенных выше параметрах судна: длина гиганта на самом деле составляла 269, а не 260 метров, а мощность двигателей самого большого корабля в мире на самом деле была на 5000 лошадиных сил больше, чем указывалось в тексте. Да и называлось судно «Титаник», а не «Титан», как писал автор.

Однако в основном он несомненно угадал! Столкновение с айсбергом произошло в Северной Атлантике, около полуночи (в 23.40), в точке, соответствующей 410°46? северной широты, 50°14? западной долготы (в 900 милях от Нью-Йорка) …

После того как имя Робертсона всплыло на первой полосе лондонской «Таймс», его книгу тут же переиздали, а самого литератора… попытались привлечь к ответу в суде. Причина? Дескать, он своим романом «Тщетность, или Гибель “Титана”» «накаркал» катастрофу…

Однако судья справедливо счел эту гипотезу недостаточным основанием для обвинения. Но сам автор-провидец был вынужден объясниться перед широкой публикой, как ему пришла в голову идея романа. И Робертсон опубликовал несколько статей, в которых поначалу объяснял столь нереальные совпадения старого произведения и реальной трагедии тем, что ему… было видение!

Но этого оказалось мало. Пресса с подачи некоторых заинтересованных лиц, увидевших в Робертсоне козла отпущения, подняла жуткий вой. Например, в вину Робертсону вменяли то, что он не предупредил о существующей опасности «в серьезной форме», и то, что сам он остался на берегу; поговаривали даже о том, что катастрофа, дескать, была подстроена «желающим прославиться романистом».

Тут уж пришлось обороняться всерьез. И тогда Морган Робертсон рассказал, что им ранее было написано в общей сложности более десятка романов о морских крушениях. На их страницах литератор «потопил» уж уйму кораблей с самыми разными названиями.

Кстати, уже после его смерти выяснилось, что пророческий дар литератора отнюдь не исчерпывался историей с «Титаником» и иными кораблекрушениями. В 1914 году Робертсон опубликовал еще одно фантастическое произведение – «За пределами спектра», где описал… войну США с Японией! Здесь ему удалось предугадать, что японцы первыми нападут на американские базы на Гавайях и Филиппинах.

К сожалению, точного времени описываемых событий Робертсон не назвал. Зато указал, что на японских субмаринах будет использована некая «солнечная бомба». И в самом деле, подлодки Страны восходящего солнца впоследствии были оснащены установками, излучавшими ультрафиолет. Говорят, эти устройства помогали японцам временно ослеплять американских моряков.

Но откуда Морган Робертсон узнал о таких чудесах техники будущего? Видимо, и этот, и многие другие вопросы, касающиеся странных предсказаний писателя, еще ждут внимательных исследователей этого феномена.

Его очень часто называли «советским Жюлем Верном», показывая тем самым, что он был таким же удивительным провидцем, как и знаменитый французский фантаст. Однако, пожалуй, процент попадания у нашего мастера научной фантастики был еще выше. Судите сами.

^{Александр Беляев}

…Фантазировать он начал с самого раннего детства. В шестилетнем возрасте Саша Беляев решил научиться летать. Как птица. А может, и еще лучше – одним усилием воли взмывать к самым облакам.

Но для начала надо было научиться хотя бы планировать. И он полез на дерево, рассчитывая спланировать с него. Чем это кончилось, вы и сами может догадаться. При падении с дерева он сильно ударился спиной и даже попал в больницу. Пока лежал там месяц, пришел к выводу, что летать, подобно ангелу, у него пока не получается, несмотря даже на то, что он – сын священника. А значит, надо строить аэроплан.

Но для этого нужны были деньги. Где их взять? Выход подсказал старший брат Василий. «Найдем клад, и все дела, – авторитетно сказал он. – Я знаю, где искать…»

Мальчишки пробрались в старый дом на окраине, где уже никто не жил, и стали простукивать стены. Нашли пустоту. Ударили сильно по стене – сверху упали камни, едва не придавив мальчишек.

А ночью Саше приснился сон. Будто бы они с братом пробираются по темному туннелю. Где-то впереди брезжит свет на выходе из него, но брат идти уже не может, остается где-то в темноте, а сам Александр мучительно, из последних сил все ползет и ползет к выходу…

Через два года Василий и в самом деле погиб. Только не в тоннеле, а просто утонул, купаясь в речке. А Саша понял: согласно тому пророческому сну, ему еще предстоят долгие мучения.

И неприятности не заставили себя долго ждать. Отец решил, что сын должен продолжить семейную династию, и отправил его учиться в семинарию.

Но Александр вовсе не собирался быть священнослужителем. Наперекор отцовской воле закончил Демидовский лицей и стал адвокатом.

В 1907 году молодой адвокат Беляев начал собственную практику в Смоленске. Вскоре по городу и его окрестностям пошла молва: Беляев выигрывает самые запутанные дела.

Однажды к нему пришла с просьбой о защите молодая женщина. «Я – ясновидящая, – объяснила она. – Предупредила двух женщин о возможной скорой кончине их мужей. А теперь безутешные вдовы обвиняют меня в их преднамеренной смерти. Дескать, я им ее напророчила…»

Беляев задумался. Потом усмехнулся.

– Раз вы – ясновидящая, поведайте мне обо мне.

– Вы искали золото, но потеряли брата, – без запинки заговорила девушка. – Ваша жизнь будет тяжелой, но очень яркой. А еще вы сами сможете заглядывать в будущее.

Беляев перестал улыбаться.

– Хорошо, я возьмусь за вашу защиту.

И адвокат доказал присяжным: нельзя обвинять человека в том, что он видит дальше других. Подзащитная была оправдана.

А сам Беляев начинает всерьез изучать феномен ясновидения. Он даже собрался создать прибор для чтения мыслей.

Но довести свою разработку до конца он не успел. Началась Первая мировая война. Беляева не взяли в действующую армию по состоянию здоровья – дала о себе знать полученная в детстве травма спины. Ему-то и в суде становилось все тяжелее выстаивать перед присяжными часы судебного заседания.

В 1916 году врачи ставят ему грозный диагноз – туберкулез позвоночника. Предписывают смену климата и полная неподвижность. Он уезжает в Крым, в санаторий. Его заковывают в гипсовый корсет.

Трудно сказать, как бы он выдержал три долгих года в гипсе, если бы не медсестра Маргарита Магнушевская. Целые дни она проводила возле него. Ей он и стал рассказывать истории, приходившие ему в голову. А она записывала их. Так появились на свет первые рассказы начинающего литератора Александра Беляева. Один из них – про голову, которая жила, будучи отделенной от туловища – даже напечатала ялтинская газета.

В стране между тем бушует 1917 год. В больших городах большевики и эсеры, монархисты и кадеты сменяют друг друга на митингах. Но в Крыму пока что тихо, жизнь идет налаженным порядком.

Наконец закончились мучительные три года. Врачи разрешили больному Беляеву встать. Лечение пошло ему на пользу. И он тут же делал предложение Маргарите. Они обвенчались и уехали в Москву. В столице больше шансов пристроить в печать рассказы начинающего писателя.

Молодые супруги ютятся в крошечной комнате. Сырость и холод. Но Александр горд: московские издательства начали его публиковать. Выходит из печати его повесть «Голова профессора Доуэля», переделанная из ялтинского рассказа. В ней, в частности, появляется новая линия: певичка продолжает жить, когда ее голову соединяют с другим женским телом.

В своих фантазиях Александр Беляев опирается на последние достижения отечественной науки. В 1928 году профессор С.С. Брюхоненко проводит опыт по оживлению собачьей головы, отделенной от туловища. А его коллега В.П. Демихов осуществляет пересадку подопытным собакам второго сердца и головы.

Повесть восторженно встречена публикой. Беляев становится популярным. Его приглашают на встречи с читателями. Он им с удовольствием рассказывает о возможных чудесах близкого будущего.

На одной из встреч его засыпали вопросами. Кто обитает на дне океана? Есть ли жизнь на других планетах? Существуют ли на самом деле «летучие голландцы»? Откуда они берутся?..

Дома Александр Романович берет в руки карандаш и начинает прикидывать. Предположим, где-то, например, в районе Бермудских островов, существует некая особая зона. Соседнее Саргассово море с его множеством водорослей способствует тому, что здесь скапливаются суда, оставленные по разными причинам своими командами…

Так рождается замысел романа «Остров погибших кораблей». И Беляев был первым, кто указал на загадочность знаменитого ныне Бермудского треугольника.

В 1929 году Беляевы отправляются в Крым – Александру Романовичу необходимо подлечиться. Попутчиками в купе оказываются двое мужчин. Оба непрерывно кашляют. Странные пятна на коже. Рассказывают: это последствия технологической аварии на одном из предприятий Кузбасса. В городе выпал желтый снег. Многие стали болеть…

Такова оборотная сторона индустриализации, отмечает Беляев в своей записной книжке. В будущем, если не принять мер, Россию ждет масштабная катастрофа.

Так родился сюжет повести «Продавец воздуха». Глоток чистого воздуха при определенных условиях может стоить больших денег. И снова Беляев предугадал ситуацию. Сегодня в мире из-за плохого воздуха умирают сотни тысяч людей. Руководители государств вынуждены принимать меры для ограничения выброса промышленных газов в атмосферу. Киотский протокол – лишь одно из свидетельств тому.

Конец 20-х годов. Максим Горький едет по стране. У него болезнь легких, писатель как бы прощается со страной и ее людьми. А Беляев пишет новый роман «Человек-амфибия». Талантливый хирург Сальватор заменил больные легкие мальчика жабрами акулы. Ихтиандр теперь получил возможность обитать в океане.

Книгу мгновенно раскупают в магазинах. Однако периодическая печать неожиданно обрушивается на писателя с критикой. Дескать, зачем он перенес действие романа куда-то за границу? Неужто в советской стране нет своих Сальваторов?..

И критикам совершенно нет дела до трагедии самого писателя, болезнь которого те же советские врачи излечить никак не могут. А тут еще заболевает менингитом старшая дочь Беляевых Люда. Медики откровенны: остается надеяться лишь на чудо. Наука пока бессильна…

В 1932 году Людмила умерла на руках родителей. В тот же день в клинике умерли еще 12 детей.

У писателя – тяжелая депрессия. Она вызывает осложнение и собственной болезни. Его снова заковывают в гипсовую броню. Он не может работать, и в семье появились проблемы с деньгами.

Поэтому, едва встав на ноги, Беляев уехал в Мурманск. Завербовался на Север плановиком, чтобы подработать. Сослуживцы скоро узнают, что с ними вместе работает знаменитый писатель. По знакомству Беляева в тяжелом гидроскафандре опускают на дно Баренцова моря. Рыбы, водоросли – масса впечатлений.

Вскоре у него созревает замысел романа «Чудесное око». Он снова берется за перо. А еще через два года из печати выходит книга «Подводные земледельцы».

И снова фантаст Беляев предвосхищает действительность. Лишь в 1943 году француз Жак-Ив Кусто изобретет акваланг. А плантации морской капусты появятся на дне на дне Амурского залива лишь в 70-е годы.

Новые произведения писателя критика принимает благосклонно. Беляева приглашают на встречу с приехавшим в СССР Гербертом Уэллсом. Тот прочитал некоторые вещи Беляева и отозвался о них благодушно.

Александр Романович свободно говорит по-английски, заводит разговор о нацистах, о надвигающейся на мир коричневой чуме. Уэллс отвечает уклончиво – дескать, не надо преувеличивать опасность.

Лишь через пять лет Беляеву приходит письмо из Англии. «Вы были правы, нацистский орел выпорхнул из гнезда», – пишет Герберт Уэллс.

А Беляев тем временем пишет повесть «Замок ведьм», где описывает, как нацисты пытаются поставить себе на службу даже шаровые молнии.

Наступает грозный для многих в нашей стране 1937 год. Из дома в дом перетекают страшные слухи – люди бесследно исчезают по ночам.

Чтобы хоть как-то отвлечься, Беляев мастерит для младшей дочери Светланы игрушечную карусель. И вдруг хватается за карандаш. Мелькает мысль: карусель ведь можно устроить и в космосе, на орбите. Так родился замысел романа «Звезда КЭЦ».

По выходе книги из печати восторженный отзыв прислал даже сам Циолковский, именем которого в романе названа орбитальная станция. Два мечтателя намного обогнали свое время – ведь первая реальная орбитальная станция появилась в космосе лишь в 1973 году.

Но советской критике угодить трудно. Снова накинулись: почему писатель уводит читателя от повседневной действительности? И почему это в космосе люди должны сходить с ума?..

А писатель не понимает – почему на эту книгу так накинулись? Ему хочется уснуть подольше, чтобы проснуться в будущем. Глядишь, тогда порядки в стране будут другие… И он пишет рассказ про анабиоз при глубоком охлаждении. Эксперименты в этом направлении ведутся и поныне.

Между тем наступает 1940 год. В стране у многих мрачные предчувствия – грядет большая война. А у писателя – особые ощущения; он понимает, что эту войну он не переживет. Здоровье все хуже…

И он вспоминает о детской мечте, пишет книжку об Ариэле – человеке, умевшем летать. Он и сам бы хотел взлететь над суетой повседневности…

…Последнее предсказание Беляева касается его семьи. Он спасет жизнь жене и дочери, велев им не ехать в Ленинград при наступлении немцев. Сам он уже передвигаться не может, снова прикован к постели.

Немцы с началом войны вскоре захватили Пушкин, где жил писатель со своей семьей, вплотную приблизились к Ленинграду, взяли город в плотное кольцо блокады. В городе вскоре начался массовый голод. Тысячи людей погибают от недоедания и холода.

В Пушкине, в оккупации, как ни странно, жизнь была все-таки чуть полегче, у людей был шанс выжить. Но холод донимает всех и здесь. В печку летит все, что только может гореть – мебель, потом книги. Наконец, очередь доходит до рукописей. Жена пытается возражать, но писатель говорит: «Они мне уже не понадобятся».

Ночью 6 января 1943 года Маргариту как будто кто-то толкнул во сне. Проснувшись, она кинулась к мужу. Пятидесятивосьмилетний писатель уже не дышал.

Утром она завернула его в одеяло и отвезла на кладбище на детских санках. Отдала одеяло могильщику и попросила похоронить писателя в отдельной могиле. Тот пообещал, но не смог выполнить обещанного – промерзлая земля не поддавалась лопате. И писателя Беляева погребли в общей могиле вместе со многими другими.

А жену его с дочкой немцы отправили на работы в Польшу. Здесь они и дождались освобождения советскими войсками. А потом их отправили в ссылку на Алтай, на долгие 11 лет.

Когда же они наконец смогли вернуться в Пушкин, бывший сосед передал чудом уцелевшие очки Александра Романовича. На дужке Маргарита обнаружила плотно навернутую бумажку. Она осторожно развернула ее. «Не ищи моих следов на этой земле, – писал ее муж. – Я жду тебя на небесах. Твой Ариэль».

PS. А когда, интересно, мы научимся летать, как Ариэль?

«… Я прочла вашу замечательную книгу “Туманность Андромеды”. Поверьте, ее известность будет возрастать по мере того, как события в жизни будут увязываться с ее содержанием, и в следующем веке о вас будут говорить лучше, чем о Жюле Верне, потому что вы обладаете человеческим теплом и гуманизмом, которыми не обладал он…»

Так писала литератору француженка Дениз Бонтам – одна из многочисленных почитательниц Ивана Ефремова за рубежом.

^{Иван Ефремов}

И уж, конечно, куда больше читателей и почитателей Ивана Ефремова было в нашей стране. Я сам, например, помню, с каким нетерпением ждал очередного номера «Пионерской правды», где с продолжениями печаталась та же «Туманность Андромеды». Мгновенно «проглатывал» очередной фрагмент, а затем вырезал и бережно складывал вырезки одна к одной, чтобы потом перечесть роман еще раз, уже целиком.

И так поступал не только один я. Один из лучших космонавтов мира, дважды Герой Советского Союза, генерал Владимир Джанибеков оставил в мемориальном кабинете знаменитого писателя фотографию с надписью: «Своей судьбой я обязан Ивану Антоновичу Ефремову». И пояснил, что именно «Туманность Андромеды» зародила в нем мечту, которая в конце концов и привела Джанибекова в отряд космонавтов.

Однако ныне мало кто знает, что замысел того романа, как и многих других произведений фантаста, зародился в пустыне Гоби, где в трудные послевоенные годы уже тогда известный ученый-палеонтолог, профессор Иван Антонович Ефремов (1907–1972) руководил Монгольской палеонтологической экспедицией Академии наук СССР.

На старых, потрепанных машинах, переживая песчаные бури, бездорожье, жару и холод, экспедиция под руководством Ивана Антоновича совершила подлинный научный подвиг. Из Гоби, после сложнейших раскопок, было вывезено 460 ящиков с монолитами «костей дракона» – динозавров – общим весом более 120 т… Сегодня реконструкции громадных ящеров украшают экспозиции палеонтологических музеев в Москве и Улан-Баторе.

Но главное даже не в этом. Долгое время палеонтология оставалась просто «музейной» наукой о вымерших чудовищах. Ефремов вскрыл незримые связи между такими, на первый взгляд, далекими областями науки, как палеонтология и исследования космического пространства. «Палеонтология – наука, погруженная, казалось бы, в недра планеты, – служит окном в космос, через которое мы научимся видеть закономерности истории жизни и появления мыслящих существ», – писал он.

Такую широту взглядов, способность связывать, казалось бы, несвязываемое, ему привила школа жизни. У Ефремова было непростое детство.

Его отец-лесопромышленник был здоровяком, который запросто гнул подковы; этим умением, кстати, до глубокой старости обладал и сам Иван Антонович. Так что когда отец в начале ХХ века оставил семью, заботы о ней легла и на подростка Ивана.

Потом юношу закрутила, замотала Гражданская война – вместе с авторотой 6-й армии он дошел до Перекопа. После окончания военных действий уехал в Петроград, где экстерном закончил 23-ю единую трудовую школу и пошел работать. Был пильщиком дров, грузчиком, шофером. Одновременно умудрился закончить Петроградские мореходные классы и получить диплом штурмана каботажного плавания…

О юных годах Ефремов вспоминал в одном из своих писем: «Когда-нибудь я напишу о своих первых плаваниях на Тихом океане. О том, как… матрос, попавший в одну компанию со всякой шпаной, сумел отстоять свое достоинство благодаря врожденной силе и боксерскому умению; как он за краткое время стоянок в Японии увидел нечто большее, чем портовые кабаки…»

Он действительно плавал на Дальнем Востоке, совершал рейсы на Камчатку, Сахалин, в ту же Страну восходящего солнца… Потом его занесло на Каспий, где он заинтересовался палеонтологией, прочитав в журнале статью известного ученого, профессора П.П. Сушкина.

Осенью, закончив навигацию, он разыскал Петра Петровича в Петрограде и попросился в ученики. Сушкину понравился плечистый, самостоятельный юноша. И он предложил ему место препаратора в Геологическом музее.

Одновременно Ефремов поступил на биофак университета, но в 1925 году перешел в Горный институт, на геологическое отделение. Работал, учился вечерами и по окончании курса не только получил диплом с отличием, но и вскоре защитил ученую степень кандидата наук за оригинальное описание древнейших земноводных.

С той поры он неоднократно участвовал в научных экспедициях. Сначала вместе с Сушкиным, а после смерти учителя и самостоятельно. Причем свое первое научное открытие новоиспеченный ученый сделал в 18 лет…

Экспедиции, как правило, проходили вдали от жилья, в глухих местах, где приходилось хлебнуть лиха. «В морозы ниже 40° приходилось туго… Обшивали все металлические приборы, чтобы к ним можно было прикасаться, не рискуя отморозить пальцы», – вспоминал Ефремов.

Тем не менее даже в таких условиях Ефремов ухитрялся много читать. Один из участников тех экспедиций, тогдашний студент ЛГУ Н.И. Новожилов, рассказывал, что вечерами, в редкие свободные часы, Ефремов читал своим сотрудникам «Алые паруса» или «Корабли в Лиссе». Причем не по книге, не пересказывал, а именно читал наизусть, словно стихи. Такая у него была исключительная память…

Со временем он и сам начал писать. Первые литературные опыты И.А. Ефремова относятся к годам Великой Отечественной войны. На фронт его не взяли, а отправили со специальным заданием в Среднюю Азию, куда был эвакуирован Палеонтологический институт АН СССР.

Но тут сдало, казалось бы, железное здоровье Ефремова, он оказался на больничной койке. И пока находился в больнице, он написал несколько рассказов. Семь из них впоследствии составили сборник «Семь румбов». По выходе сборника в свет Ефремова пригласил к себе в Кремлевскую больницу А.Н. Толстой, умиравший от рака легких.

Он сказал, что Иван Антонович уже законченный писатель, и поинтересовался, когда это он успел выработать «такой изящный и холодный стиль?» Ефремов ответил, что все это идет от науки – ведь ему постоянно приходится описывать условия залегания пластов, окружающий ландшафт, не упускать из виду мельчайшие подробности…

А поскольку к тому времени у него было уже свыше четырех десятков трудов, то опыт письма у ученого имелся уж изрядный.

Вот так от науки он пришел в литературу. В результате этого синтеза стали рождаться произведения, которыми зачитывались наши современники. Причем перо Ефремова с одинаковой достоверностью описывало как приключения героев в Африке и Древней Элладе в далеком прошлом («Путешествие Бурджеда» и «На краю Ойкумены»), так и в глубинах космоса в отдаленном будущем («Звездные корабли» и «Сердце Змеи»).

А потом пришла пора ставшей классикой научной фантастики «Туманности Андромеды»; романов «Лезвие бритвы», «Час Быка» и «Таис Афинская» – произведений философских, будоражащие мысли и воображение читателей и по сей день…

Но это вовсе не значит, что И.А. Ефремов все писал «из головы». Он полагал, что герои будущего живут среди нас уже сегодня. Так, одним прототипов главного героя романа «Лезвие бритвы» стал известный психолог, профессор К.К. Платонов. А Таис Афинскую Иван Антонович в какой-то мере списал со своей жены – Таисии Иосифовны…

Однако одна из главных заслуг Ефремова-писателя состоит в том, что он перевел литературу из области человековедения в область человечествоведения…. «Писатель-фантаст, – объяснял он, – обязан показать выход из грозных ловушек, которые будущее готовит для человечества»…

Впрочем, не всем его прогнозы нравились. Социально-философский роман И. Ефремова «Час Быка», написанный в конце 60-х годов ХХ века, находился под запретом почти двадцать лет. Не сразу нашла путь к читателю и «Таис Афинская». Были попытки «выправить» и «Лезвие бритвы…»

Ефремов отстаивал свою точку зрения всеми возможными средствами до самого последнего своего часа. Более того, в последние годы жизни он начал подготовку к написанию романа «Чаша отравы», в котором, пожалуй, первым из советских писателей собирался всесторонне осветить проблемы экологии, очищения ноосферы. «Я хочу сказать, – пояснял он свой замысел, – о том, что надо предпринять для очищения ноосферы Земли, отравленной невежеством, ненавистью, страхом, недоверием, показать, что надо сделать для того, чтобы уничтожить все фантомы, насилующие природу человека, ломающие его разум и волю».

Он не успел написать этот роман, который бы оказался как нельзя кстати в наши дни. Но многие его пророчества уже сбылись. Так, скажем, ему удалось предвидеть развитие глобальных систем связи и коммуникаций, открытие голографии и кемберлитовых трубок в Якутии, увеличение международного терроризма и ухудшение экологии…

Другой прогноз Ефремова касается обнаружения разумной жизни во Вселенной. Признаки разума в космосе ищут уже давно. Ныне астрономами уже обнаружено около 300 планет за пределами Солнечной системы. Причем работа поисковиков выходит на качественно новый уровень благодаря космическим супертелескопам серии «Кеплер». Эти разведчики, рассредоточившись в окрестностях нашей планеты, возьмут под наблюдение 250 звездных систем, находящихся на удалении порядка 50 световых лет от Земли. В них, по мнению специалистов, имеется по крайней мере, 3 миллиона светил, подобных нашему Солнцу.

Кроме того, телескопы будут анализировать излучение этих звезд с целью выявления, какой процент железа, углерода, водорода и кислорода содержится в их излучении. Это поможет понять, насколько реальна белковая жизнь в той или иной планетной системе. «Конкретных результатов наших поисков следует ожидать уже к 2015 году», – убеждены исследователи.

Тогда, возможно, мы и узнаем, насколько был прав И.А. Ефремов в своих предсказаниях.

Так, пожалуй, можно назвать всемирно известного английского писателя-фантаста Артура Кларка, недавно ушедшего от нас на 91-м году жизни. Он надеялся встретить свое 100-летие на борту орбитальной космической станции, поскольку в мире невесомости, как он считал, земная гравитация уже не будет досаждать ему, мешая передвигаться.

Однако этого не случилось. А какие еще прогнозы, сделанные Кларком за его долгую жизнь, осуществились, какие не сбылись, и что он нам еще напророчил?

^{Артур Кларк}

Чтобы узнать это, давайте оглянемся назад, в начало века, и проследим, как обыкновенный английский школьник, сын фермера, дорос до славы всемирного пророка, знаменитого писателя, книги которого переведены на десятки языков и изданы общим тиражом в миллионы экземпляров.

О школьных годах будущего писателя, родившегося 16 декабря 1917 года в городе Майнхэд (графство Сомерсет), известно мало. Он ничем не выделялся среди своих ровесников.

Окончив школу, в возрасте 19 лет Артур переехал в Лондон, где нашел себе должность аудитора в казначействе. В свободное время он интересовался проблемами космических полетов и нашел себе единомышленников, вступив в Британское межпланетное общество. Новые друзья по достоинству оценили красноречие и оригинальность мышления Кларка и в 1940 году избрали его председателем общества.

С началом Второй мировой войны был призван в Королевские ВВС и, будучи лейтенантом, участвовал в разработке радарной системы для упрощения пилотам навигации в сложных метеоусловиях. Этот период жизни впоследствии был описан им в документальном романе «Укатанный путь» (1963).

После войны Кларк пошел снова учиться и с отличием окончил знаменитый Королевский колледж в Лондоне по специальностям «Физика» и «Математика». Во время учебы Кларк начал писать свои первые рассказы и повести. Но печататься он стал довольно поздно, в 1946 году, на пороге своего 30-летия.

Зато быстро добился признания. Уже за первые романы о космосе он был награжден премиями Небьюла и Хьюго. А международная организация ЮНЕСКО – подразделение ООН, которое занимается культурой – наградила его премией Калинга.

На первый взгляд кажется, что Артур Кларк пошел по стопам своих предшественников – Жюля Верна и Герберта Уэллса. В его книгах есть и живописная популяризация достижений науки, и легкий юмор, и плакатно упрощенные образы героев, воплощающих идеалы добра. Однако он вовсе не стал затворником, как Жюль Верн, или таким снобом, как Герберт Уэллс.

В 50-е годы ХХ века Артур Кларк увлекся подводным плаванием и киносъемками жизни моря. Он даже переселился поближе к теплому морю и с 1956 года стал жить в Республике Шри-Ланка, на Цейлоне, неподалеку от города Коломбо.

В 1964–1968 годах писатель начал работать в кино. Совместно с режиссером Стэнли Кубриком он создал сценарий фильма «2001 год: космическая Одиссея» по своему же роману. Кинокартина, как и книга, имела шумный успех.

Вскоре писатель был приглашен в США для участия в передачах о высадке американских астронавтов на Луну. В 1970 году он, совместно с Н. Армстронгом, М. Коллинзом и Э. Олдрином выпустил документальную книгу «Впервые на Луне».

В 80-е годы писатель активно сотрудничал с телевидением. На телеэкранах многих стран мира прошли многосерийные передачи «Таинственный мир Артура Кларка» и «Мир странных явлений Артура Кларка».

В 2005 году Кларк написал «Последнюю теорему», ставшую и его последней книгой. На закате своей жизни из-за перенесенного полиомиелита Кларк не мог самостоятельно передвигаться, перестал ежедневно погружаться в море. Однако до последних дней он вел переписку со своими коллегами во всем мире, генерировал новые идеи.

В мировой литературе за Кларком закрепилась слава этакого пророка, сумевшего предсказать многие перемены и изобретения ХХ века.

Многим поклонникам научной фантастики хорошо известны «Три закона Кларка», сформулированные в книге «Профили будущего». Первый гласит: «Если заслуженный, но пожилой (в физике, математике и астронавтике старше 30 лет, в других науках – старше 40 лет) ученый заявляет, что нечто возможно, – он, конечно же, прав. Когда же он заявляет, что это невозможно, – он, вероятнее всего, ошибается». Второй закон Кларка звучит так: «Единственный путь обнаружения пределов возможного состоит в том, чтобы отважиться сделать один шаг в невозможное», а третий: «Любая перспективная техника неотделима от волшебства».

После публикации писатель объяснил, почему сформулировал именно три закона. По его словам, он решил остановиться на этой цифре, так как именно тех законов Ньютону оказалось достаточно, чтобы сформулировать основы небесной механики, а Азимову – чтобы установить правила безопасности в робототехнике. Но потом все же не удержался и продолжал формулировать все новые законы, доведя их аж до 69-ти.

Первый опыт знаменитых предсказаний Кларка связывают с опубликованием статьи «Ретрансляторы вне Земли» в 1945 году, где фантаст выдвинул идею использования геостационарных спутников для радиосвязи и ретрансляции телесигналов. Говорят, писатель не запатентовал свое изобретение, потому что просто не верил, что идею можно будет реализовать при его жизни. Однако на самом деле идея, что называется, носилась в воздухе и была осуществлена, как только появились технические возможности запуска ракет на геостационарную орбиту высотой 36 000 км.

Одной из любимых футуристических идей Кларка было использование космического лифта – специального подъемника, доставляющего грузы на орбитальные станции. Это устройство, описанное в романе «Фонтаны рая», было взято за основу при разработке прототипа, который прошел испытания в 2004 году. Однако сам Кларк позаимствовал идею у ленинградского инженера Юрия Арцутанова и лишь популяризировал ее.

Впрочем, и сам Артур Кларк в интервью журналу «Ньюсуик» в 2001 году откровенно сказал, что способен ошибаться. «Мы не настолько продвинулись в создании пилотируемых космических аппаратов, насколько я надеялся. Отеля “Хилтон” пока что нет на околоземной орбите, но станция “Мир” уже являлась чем-то вроде комической гостиницы, хотя по удобствам заслуживала лишь одну с половиной звезду…»

Не существует пока и мыслящего компьютера, хотя его создание, безусловно, возможно и будет осуществлено, по мнению Кларка, к 2020 году.

Главным же своим предсказанием Артур Кларк считал вот какое. Человечество ныне стоит на пороге обретения биологического бессмертия, полагал он. Вскоре наступит время, когда мозг каждого отдельного человека может быть «перегружен» в новый носитель, которым может стать другой организм или кибер. Причем скопированный интеллект может быть помещен и в клонированную форму человека, что обеспечит появление полной физиологической и интеллектуальной копии организма».

Сам же писатель в надежде вновь возродиться в форме клона предпринял нетрадиционную акцию. Прядь его волос была отправлена на межпланетном зонде в сторону Млечного Пути базирующейся в Хьюстоне (США) американской компанией «Встреча: 2001». «Будет интересно, если когда-нибудь некая сверхцивилизация наткнется на космическую “посылку” и воспроизведет меня», – пошутил Кларк по этому поводу.