• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

Трудно представить себе, как что-то пугает вас до смерти в Содберри, Онтарио. Это ничем не примечательный и дружелюбный горняцкий городок в 150 милях к северу от Торонто, более известный своим «Большим Никелем» (Big Nickel) – 13-тонной статуей, воплощающей канадский вклад в pocket change.[59] Здесь популярен керлинг, а на городском веб-сайте в разделе «Это тоже занятно» туристам предлагается пролистать список овощных магазинов.

Тем не менее сегодня вечером страх у нас в повестке дня. Я направляюсь в лабораторию по исследованию сознания (Consciousness Research Lab) в университете святого Лаврентия. Там – под воздействием электромагнитного поля – меня должны посещать призраки. У Майкла Персингера (Michael Persinger), нейроученого и профессора, который руководит этой лабораторией, есть своя теория о призраках. В соответствии с ней определенные паттерны электромагнитной активности, связанные как с земным магнетизмом, так и с деятельностью человека (проводные устройства, различное оборудование и линии электропередач), при воздействии на человеческий мозг могут вызывать галлюцинации. И в особенности такие, которые порождают эффект присутствия, но без зрительных образов.

В своем исследовании, опубликованном в 1988 году, Персингер сравнивает печатавшиеся на протяжении 37 лет в журнале «Fate» отчеты о хонтинге (haunting)[60]с теми проявлениями геомагнитной активности, которые приходились на соответствующие даты, совпадающие с упомянутыми в журнальных материалах. Аналогичное исследование было проведено психологами университета Айовы Уолтером и Стефани Рэндалл (Walter and Steffani Randall). Они проанализировали ежемесячные флуктуации солнечного ветра (влияющего на геомагнитную сферу Земли) – чтобы на основе данных уже известного нам Общества психических исследований (SPR) сопоставить «зеркальные» ежемесячные пики и спады «человеческих галлюцинаций». Оба графика показывают подъем в апреле и сентябре и область «низкого давления» в период между ними.

Затем Персингер сосредоточил внимание на электромагнитных полях, порождаемых человеческой деятельностью (man-made electromagnetic fi elds, EMFs). В 1996 году одна семейная пара из Содбери сообщила ему о странных вещах, творящихся у нее в доме. Людям слышались чьи-то дыхание и шепот. А в какой-то момент, когда они лежали в постели, им показалось, что кто-то касается их ступней. Муж говорил о видении женщины, как будто прошедшей сквозь их кровать. Персингер и двое его коллег отправились к ним в дом и установили оборудование, с помощью которого можно было вести мониторинг EFMs в разных комнатах. В полном соответствии с теорией профессора, дом в электромагнитном отношении оказался «открыт всему». Заземление проводов было скверным, а электрические цепи работали с избыточной нагрузкой. Мало того что наиболее интенсивные искусственные электромагнитные поля существовали именно в тех местах, где людям чудилось присутствие привидений, – там же обнаружились предательские отклонения от «нормального» поведения EFMs, что профессор оценил как наиболее вероятную причину появления хонтинга.

Если электромагнитные поля подобного рода способны вызывать хонтинг, то резонно предположить возможность создания того, что профессор Престингер называет «синтезированным призраком» – воздействием на людей аналогичными EFMs, генерируемыми в лабораторных условиях. Именно это, по моей просьбе, и собирался проделать со мной сегодня вечером доктор Престингер. В задней части его лаборатории находится звукоизолированная камера – хонтинг-бокс, – внутри которой установлено удобное кресло. В нем сидит объект исследований, а Персингер направляет сложноструктурированные EFMs прямо в его мозг – при помощи шлема, украшенного электромагнитами и многочисленными проводами.

Как правило, я против того, чтобы незнакомцы направляли силовые поля мне в мозг. Однако Майкл Персингер занимает университетскую должность, и его статьи печатаются в ведущих медицинских журналах. Насколько опасным будет наш эксперимент? Я размышляла об этом, сидя на заднем сиденье такси по дороге в университет. Водитель – выпускник университета св. Лаврентия – поинтересовался, что я делаю в их городе. Я ответила, что приехала увидеться с Майклом Персингером. Таксист обернулся ко мне: «Странный он парень. Я слышал, он работает только по ночам, а? И еще он держит крыс».

Мне показалось, в Содбери, Онтарио, Майкл Персингер более знаменит, чем «Большой Никель». И, несомненно, профессор намного интереснее. «Говорят, он косит свой газон в костюме-тройке».

Доктор Персингер навстречу мне не выходит: его еще нет в лаборатории. Он будет позже, а я пока должна внести в анкету некоторые сведения о себе: в каком бы эксперименте мне ни пришлось участвовать, они будут частью протокола. Лаборантка усаживает меня за стол рядом с дверью, и я остаюсь там в течение получаса – расставляя галочки в чек-боксах «Истинно» и «Ложно». Меня брали на борт космического корабля. Я иногда дразню животных. Порой я ощущаю бессмысленность того, что делаю. С моим сознанием что-то не так.

Не могу себе представить, кто бы напротив некоторых из этих утверждений мог поставить отметку в чек-боксе «Истинно». Или такое можно вообразить? Я стригу газон в костюме. Я люблю крыс.

Лаборантка встает, чтобы выполнить какое-то поручение. Выходя, она почему-то запирает дверь на ключ. Некоторое время я продолжаю сидеть. Затем встаю и начинаю прохаживаться. На столе у одной из стен стоят пластиковые контейнеры, в каждый из которых помещены по два больших среза мозга, находящихся в прозрачной жидкости. «Очаровательно», – думаю я и замечаю надписи на крышках. «Шон и Кристи». «Майкл и Холли». «Брент и Дерек». Если бы все происходило в любой другой вечер, я бы решила, что имеются в виду студенты, анатомировавшие мозги. В любой другой вечер мне бы и в голову не пришло, что Шон и Кристи могли бы быть теми, чьи мозги хранятся в лабораторных контейнерах.

Дверь у меня за спиной открывается. Входит человек в костюме-тройке из ткани темного цвета в тонкую светлую полоску и с кармашком для часов. Доктор Персингер – изящный, светловолосый и по виду здравомыслящий – представляется. Даже не присев, берется просматривать листы анкеты с моими ответами. Кажется, ему не терпится засадить меня в экспериментальную камеру. Но я говорю ему, что прежде хотела бы задать несколько вопросов. Он отвечает: «Отлично». И добавляет, что нам лучше пройти в Колониальную комнату и побеседовать там. Перед моим мысленным взором возникает картина приглушенного доверительного разговора в помещении с темными деревянными панелями.

Доктор Персингер открывает самую обычную дверь в другом конце здания. Внутри – две длинные стены, образованные рядами клеток. Там царит соответствующий запах: ну да, это колония, только для крыс. Но грызуны в данном случае – не хобби, как можно было понять из разговора с таксистом. Они участвуют в различных полезных экспериментах при изучении эффектов электромагнитных полей. (Персингер убежден, что определенные типы EMFs во многих случаях могут помогать при лечении – в широком диапазоне от депрессии до множественного склероза). Он говорит, что в течение ночи приходит сюда по несколько раз – собирать данные и ставить опыты. Иногда он уходит спать в четыре утра. Вот откуда его ночная жизнь.

Не отрываясь от своих крыс, Персингер знакомит меня с происхождением теории хонтинга. Почему электромагнитное поле определенного типа способно заставить живое существо что-то слышать или ощущать чье-то присутствие? Каков механизм этого явления? Ответ основывается на том, что воздействие электромагнитных полей снижает уровень мелатонина. Это вещество, как объясняет Майкл, обладает антиконвульсивным действием. Если его уровень у человека понижен (особенно в правой височной доле мозга), то возникает склонность к очень слабым микроприпадкам, пароксизмам эпилептического характера, которые и вызывают трудноуловимые галлюцинации. Персингер добавляет, что сопутствующие эмоции продуцируют выброс стрессовых гормонов, которые, в свою очередь, могут усиливать микроприпадки.

Майкл – не единственный, кто исследует связь между спиритическими феноменами и височной долей мозга. В 2002 году «Psychological Reports» провел опрос 242 студентов, добровольно принимавших участие в анкетировании и ответивших на 98 вопросов о спиритических явлениях. Для анализа ответов использовалась методика ассессмента (assessment). Ответы по каждой позиции – предсказуемо и объяснимо, с научной точки зрения – соотносились с данными, также полученными при анкетировании и отражавшими группы симптомов, в комплексе связанных с эпилепсией: галлюцинации, страх и ощущение потери собственного тела. Состояние подобного рода, известное также как эпилепсия, связанная с височной долей мозга, часто остается недиагностированным. Такой личный опыт, не получая медицинского объяснения, вводит человека в заблуждение – пациент интерпретирует происходящее с ним как спиритическое событие и подгоняет под него свои представления.

Мне кажется, Персингер искусно «сшивает» в одну подборку все касающееся призраков. Не вызывает сомнений, что люди с самопроизвольно возникающими микроприпадками (то есть страдающие от частичной эпилепсии комплексного характера) часто испытывают галлюцинации. Верно и то, что электромагнитные поля снижают выработку мелатонина в организме. Это было доказано в опытах на крысах и молочных коровах (в «опытном павильоне» молочного скота в животноводческом комплексе[61] университета МакГилла в Квебеке).

Результаты, полученные профессором Персингером, позволяют предполагать, что, воздействуя на объект электромагнитными полями, эффект хонтинга можно вызвать и в условиях лабораторного эксперимента. По словам Майкла, через его лабораторию прошло около тысячи человек – на испытуемых воздействовали EMFs, направленным на правую височную долю мозга. И 80 % подопытных говорили об ощущении чьего-то присутствия. В 2002 году в журнале Journal of Nervous and Mental Disease Персингер опубликовал научную статью о хонтинге, воспроизводимом в лабораторных условиях. В ней говорилось о том, как 48 студентов университета подвергались влиянию электромагнитного поля с напряженностью до 1 микротесла – причем облучению подвергались как обе височные зоны, так и только левая или правая. Участники четвертой группы испытывали мнимую пульсацию. При воздействии на правую височную долю мозга люди сообщали о возникающем чувстве страха и ощущении чьего-то присутствия чаще, чем те, кто получал целенаправленное воздействие на левую височную долю или подвергался мнимому облучению. К сожалению, пока не нашлось других исследователей, которые повторили бы эксперимент Персингера.

Звукоизолированная камера, в которой Майкл экспериментирует с хонтингом и своими гостями, кажется такой же большой, как грузовой лифт. Она выглядит так, словно ее специально декорировали в стиле 1970-х годов: на полу – ворсистое ковровое покрытие в желтовато-коричневых тонах, а кресло обито не слишком изящной дешевой тканью с мексиканским рисунком. Мне казалось, еще немного – и прозвенит резкий звонок.

Сотрудница лаборатории Линда Сент-Пьер укрепляет на моей голове контакты для снятия электроэнцефалограммы. Пока она занята этим, я расспрашиваю профессора о том утверждении, которое он сделал в одной из своих работ. «Хотя полученные результаты заставляют предполагать, будто эти призрачные ощущения и видения являются артефактами, возникающими в определенном состоянии, вызванном экстремальным воздействием, мы не можем исключить возможность того, что они связаны с непостоянными, меняющимися порогами восприятия, которые ограничивает нашу способность различать естественные, но не вполне ясные стимулы». А не могут ли «естественные, но не вполне ясные стимулы», о которых он говорит, исходить от мертвых? Проще говоря, способны ли определенные электромагнитные поля быть не причиной галлюцинаций, а фактором, расширяющим возможности человека к восприятию некоторых истинно паранормальных явлений или сущностей?

Персингер признает: оба объяснения имеют право на существование. Бывает и так, что люди подвергаются физическому воздействию электромагнитных полей, что затем толкуют в привычном для себя культурном контексте – «Призрак!» Они – по крайней мере, некоторые – могут неожиданно (вследствие воздействия полей на их мозг) получить возможность уловить то, что Майкл называет «информацией, действительно существующей в окружающей среде». Профессор полагает, что последнее вполне вероятно. «Особенно, – уточняет он, – там, где человек переживает определенный опыт снова и снова». До своего посещения лаборатории я думала, что Персингер – скептик и разоблачитель. Но теперь мне стало ясно: я ошибалась.

Пока мы вели разговор, он обвязал мою голову видавшим виды шарфом с рисунком, как на кашмирских шалях, – чтобы электроды для снятия ЭЭГ лучше держались. Он сказал, что пользуется этим шарфом не один год. И сделал паузу. «Самое забавное, – подумала я, – будет, если выяснится, что все дело в шарфе». Поверх него Персингер надел на меня оранжевый шлем Skidoo. К его наружной стороне прикреплены восемь маленьких электромагнитов, которые должны посылать в мой мозг милли-секундные импульсы. Персингер заверил меня в том, что уровень воздействия не выше, чем в похожем устройстве для сушки волос. Главное здесь – не мощность, а совокупность и схема (паттерн) сигналов. Профессор погасил свет и повернулся ко мне спиной, направляясь к двери.

«Готовы?»

Нет. «Да».

Дверь закрывается с тяжелым свистящим звуком дампф – как воздушный шлюз на космическом корабле. Проходит пять минут. Мне хочется почувствовать чье-то присутствие, но пока я ощущаю только отсутствие – звука, света и всех прочих эффектов, которые мечтаю испытать. Если вы когда-либо ждали в темноте и тишине начала удивительного представления, то можете понять мое состояние в те минуты. Меня начинает беспокоить мысль о том, что я могу разочаровать доктора Персингера – и не менее сильно, чем разочаруюсь сама. В некоторых случаях я действительно чувствую бессмысленность происходящего. Что-то не так с моим сознанием.

К концу опыта я начинаю кое-что видеть и слышать. Как будто мелькают чьи-то лица и слышатся обрывки фраз, но все проносится в моем сознании так быстро, что в следующее мгновение я уже ничего не могу вспомнить. В какой-то момент я слышу в отдалении звуки полицейского автомобиля – дорожный патруль снова и снова сигналит: «ву-уп», «ву-уп» – чтобы водитель впереди прижался к обочине.

Когда все заканчивается, доктор Персингер входит в лабораторную кабину и присаживается на кушетку, дабы порасспрашивать меня о полученном опыте. Я прерываю его. «Вы слышали сирену полицейской машины?»

«Нет».

«А я слышала. Примерно в том направлении».

Персингер отрывает взгляд от своего блокнота. «Это звукоизолированная комната».

Ага. Должно быть, я незаметно уснула.

«Вы клеите ярлыки, – говорит доктор Персингер. – Не нужно этого делать». Он встает, чтобы найти распечатку моей электроэнцефалограммы. Майкл просматривает страницу за страницей – напряженно и очень внимательно. «Вы не погружались в сон. Даже близко не подходили к этому состоянию».

Но, что бы это ни было и каким бы реальным оно ни казалось, ничего такого, что я могла бы назвать сверхъестественным, не происходило. Примерно пять лет назад в течение нескольких месяцев меня по ночам будил громкий неожиданный стук – как будто кто-то настойчиво барабанил в переднюю или заднюю дверь дома. Этот стук был настолько явным и несомненным, что поначалу я вставала с постели, влезала в халат и, спотыкаясь, шла к двери, приводя в великое изумление своего мужа Эда, читавшего что-то в гостиной. Но за дверью никого не было. И стука тоже не было. Все было призрачнее, чем сейчас, но, вероятно, тут важен контекст происходящего – когда в ожидании сидишь в лаборатории или лежишь в постели поздно ночью.

Персингер говорит, что, согласно ответам в анкете, я – человек с преобладанием активности левого полушария мозга. И «менее всего склонна к спонтанным реакциям». Для сравнения он дал мне лист бумаги с выдержками из расшифровки записи, сделанной во время беседы с человеком, для которого характерна доминирующая активность правого полушария и высокий уровень спонтанных реакций.

«Я чувствую чье-то присутствие позади себя, а затем с левой стороны…»

«Я начинаю чувствовать присутствие людей, но не вижу их; они у меня по сторонам. Они бесцветные, серые с виду. Я помню, что дело происходило в комнате для экспериментов, но все казалось очень реальным».

Наибольшее впечатление на меня произвела реакция скептически настроенного исследователя паранормальных явлений Сьюзан Блэкмор. В статье для «New Scientist» она пишет: «Я ощутила, как что-то ухватило меня за ногу, и оттолкнула это нечто, а затем смяла его и размазала по стене».

Вполне вероятно, я никогда не ощущала присутствия призраков лишь потому, что височная доля моего головного мозга просто не предназначена для этого. И не исключено, что основная разница между скептиками (Сьюзан Блэкмор не в счет) и людьми, готовыми все принимать на веру, заключается в тех нейронных структурах, с которыми все они рождаются. Однако основной вопрос пока не снят с повестки дня. Те, чей мозг подвергается воздействию электромагнитных полей и в состоянии возбуждения ощущает «присутствие», реагируют на что-то реальное или же просто галлюцинируют? И нам вновь придется остановиться у статуи Большого Скептика – она высится как раз на лужайке за окнами моего офиса.