• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

О том, почему красивое красиво, смешное смешно, чем отличается оригинал от неотличимой копии, трагедия от несчастья, и в чем разница между правдой искусства и дегенерацией общества.

Красота спасет мир. А как же! Это знают все интеллигенты. Что это такое — они знают уже хуже. Почему спасет? Во- первых, потому что надо. Во-вторых, потому что чем же еще ему спасаться? Разве что водкой. Признаков того, что это сборище мерзавцев собирается спасать Господь, не просматривается. Происходящее скорее напоминает подготовку к Великому Потопу.

Мир спасешь — ты. Если ты же его не угробишь. А красотой можешь любоваться, вдохновляться и возвышаться. А вообще это все метафоры. А мы всерьез.

1. Платону было хорошо, он изобрел идеализм. По его мнению, красота — это совершенство, а совершенство — это соответствие вещи эйдосу, идеальному прообразу в высшем мире идей. Чем больше вещь соответствует своей идее, тем красивее.

2. Все вещи делятся на красивые, противные и наплевать. Этой проблемой занимается эстетика, и, таким образом, она занимается всем, что нас окружает. Так что эстетика — толстый ломоть в каравае философии, который выпечен комом. И поскольку в философии никуда не денешься без эстетики, то все серьезные философы высказали свои философские суждения по части красоты.

И перечислить их невозможно.

3. Ансельм Кентерберийский пришел к умозаключению, что «Бог творит красоту не только вовне себя, он сам по своей сущности тоже есть красота». Последовательный уважительный бьютиглобализм. Таки он прав — уж кто совершенство, если не Бог?

4. В развитие этой мысли Николай Кузанский сформулировал: «Красота есть все бытие всего сущего, вся жизнь всего живущего и все понимание всякого ума». То есть все сущее красиво, все некрасивое не существует. Были в философии оптимисты, были!

5. Гегель, Гартман, Царлино, Палладио, Маркс, Баумгартен, делла Мирандола, Шлегель, Гваттари, перечислятьмож- нобесконечно.

6. А вот любящий больше всего на свете живых людей, Бентам считал, что — красота есть надындивидуальная возможность удовольствия для наибольшего числа людей. С небес на землю. Рул Британия! Научно-техническая революция.

7. А Джордж Сантаяна в «Смысле красоты» определил ее уже так: «Красота есть наслаждение, рассмотренное в качестве объекта».

Вы чувствуете: уже занялись субъектом, эту красоту воспринимающим.

8. И инструменталист Джон Дьюи, прагматист до мозга костей, уже считал красоту «обозначением характерной эмоции».

9. Слово «красота» соответствует понятию «красота». «Красоту» можно считать идеей, или универсалией, или категорией, или качеством, — не суть.

10. Красота являет себя в объекте.

Объект может быть материальным или идеальным: меч или мысль.

Материальный объект может быть предметом или процессом: бегун или бег.

Материальный объект может быть совокупностью предметов, статичной или динамичной: пейзаж или закат, море или прибой.

Идеальный объект может быть чувственным, рациональным или информационно-синтетическим: любовь, или решение задачи, или воспоминание о былом, как и мечта о будущем.

11. Красота воспринимается через такие органы чувств, как зрение и слух. Картина и музыка. Через обоняние, осязание и вкус мы можем получать прекрасные ощущения, но их решительно не принято связывать с восприятием красоты.

12. Видим и слышим мы все вокруг. Но обоняет человек, осязает и познает на вкус только то, с чем находится в контакте сколько-то потребительского взаимодействия. Обоняет, осязает и вкушает то, что близко, контакт с чем имеет конкретные последствия.

Обоняние, осязание и вкус — чувства «интимные» и «потребительские». Поступающая через них информация предполагает действенную реакцию организма: вдохнуть глубоко или отойти подальше, пахнет хорошей пищей или воняет гнилью, сук дерева надежен, чтоб взобраться, или хрупок, еда приятна или отрава. Хотя духи для нюха, кошка для глажки и соус для вкуса призваны именно доставлять удовольствие, и только. Однако это — культивированное удовлетворение «утилитарных» чувств. Вроде пушистого цыпленка для подтирки.

Но почти все, что мы видим и слышим далеко вокруг, к нашему непосредственному существованию отношения не имеет. Среди множества информации, поступающей через зрение и слух, мозг отфильтровывает крупицы, важные для принятия конкретных решений. Почти же вся зрительно- слуховая информация не несет никаких поводов к реагированию, она утилитарно нейтральна.

Красота не содержит поводов к утилитарному реагированию. У нее отсутствует физиологическая потребительская ценность.

13. Красота не нужна. По большому счету, красота не является необходимой.

Ею можно и хочется наслаждаться. Но ее нельзя съесть, выпить, ею нельзя защититься от опасности. Ее нельзя защупать до исчезновения или проглядеть до дыр.

Ею можно пользоваться, но нельзя использовать.

У красоты отсутствует главное потребительское качество — ее нельзя потребить.

14. Потребление красоты, или обладание красотой, — это всего лишь возможность находиться в зоне красоты, получая прямую информацию об объекте красоты через зрение и слух. Ее от этого не убудет. Есть ты здесь, нет тебя, — ее столько же. (Обладание красотой как возможность купить картину, скажем, запереть в своем музее и никому не показывать, только самому смотреть, — это из области психологии и психопатологии. Публичная доступность красоты не уменьшает ее. Владеют предметом, объектом, артефактом, имеющим всегда рыночную стоимость. Это дает право смотреть самому сколько влезет, и не давать другим, и вообще уничтожить объект. Это феномен социальный. Но: никто не почистит зубы твоей щеткой, не съест твой обед, не поселится в твоем доме, не по- рулит твоей машиной. Ты наслаждаешься вкусом, комфортом и скоростью. Но: каждый, кто видит твой дом и твою машину, может бесплатно наслаждаться их красотой. Чтоб только ты мог наслаждаться красотой купленного объекта, его надо или прятать в подземелье, или выколоть всем глаза и проткнуть уши.)

Красота — это идеальное качество материального объекта. Можно приватизировать объект, но невозможно контролировать его идеальное качество. (Мы не имеем в виду сейчас танцы рабыни для царя или решение теоремы.)

Красоту нельзя купить, украсть, сунуть в карман.

Красота неотчуждаема от любого, кто есть в ее зоне.

15. Однако о потребительском аспекте красоты говорить придется. Красивый конь, машина, девушка. Красота сулит дополнительное наслаждение от езды на коне, машине, девушке. Врете вы всё. Тщеславие вас заело.

Самые резвые и выносливые кони — отнюдь не самые прекрасные и гармоничные с точки зрения художника. Обводы кузова машины не гарантируют быстрой езды и приемистости. А красавица может оказаться фригидной дурой и сволочью.

Красота не есть гарантия потребительского качества. Красота самоценна. Наслаждение от пользования красивым предметом не соответствует степени ожидания. С привычкой красота волнует меньше, и потребительское качество ценится само по себе, вне упаковки.

Наслаждение от потребления предмета — и наслаждение от красоты потребляемого предмета — это не одно и то же. Потребительское наслаждение усиливается от любования, сопровождается любованием. Потребительское наслаждение возбуждается дополнительно сознанием красоты предмета. Потребительское наслаждение возбуждается дополнительно сознанием разносторонних отношений с объектом красоты, социальных, интимных, властных, собственнических.

Субъект стремится сблизиться и слиться с объектом красоты как можно ближе и всеми доступными способами. Красота влечет.

То есть:

Эстетическое и потребительское качество объекта — это не только не одно и то же в принципе, но и степени двух этих качеств различны.

Эстетическое и потребительское наслаждения, попадая в резонанс, взаимно усиливаются. Но отнюдь не всегда.

Высокое эстетическое наслаждение, предваряя низкое потребительское наслаждение, ведет к разочарованию. Ожидания не оправдались. Два рода возбуждения попали не в резонанс и взаимно частично гасятся. Так все классно выглядело, а на деле ничего хорошего. Хотя это тоже не всегда. Возможный вариант: «фигово, так хоть красиво». (Мужественный красавец оказался трусом и импотентом. Ну… хоть красивый…)

16. Возбуждение имеет свойство распространяться на соседние участки мозга. Воображение имеет свойство задействовать ассоциации. Красота впечатляет, возбуждает, ввергает в мечтательную задумчивость от восхищения до тоски.

Общее физиологическое воздействие красоты — возбуждение нервной системы: положительная эмоция.

И вот эта положительная эмоция носит совершенно неопределенный, абстрактный, неприкладной характер. Это для организма не характерно. Удовольствие — это, значит, от чего- то конкретного. И вот на уровне этой стереотипной взаимосвязи мозг ищет, с чем бы конкретным это удовольствие совместимо? Оно же не может быть не от чего? И тогда представления об этом удовольствии начинают переходить на области, смежные с объектом красоты. Если это женщина (мужчина), то ею надо обладать, торт — съесть, в машине — ездить, в доме — жить. Ибо это должно быть хорошо.

Эстетическое качество распространяется на возможные потребительские. Более того: эстетическое качество распространяется на общее качество объекта. Красивое не может быть плохим.

Красивое — синоним хорошего. Да! Наша внешность — наш единственный бесплатный агент по рекламе. Ну, а раз объект хорош — так и все его качества должны быть хороши. Он должен быть темпераментным, вкусным, быстрым и удобным.

Ну, это так просто. Когда мы что-то вот только что увидели — мы про него ничего не знаем, кроме того, что это красиво (в данном случае). Еще незнакомое — оно нам нравится и приятно. На данном этапе знакомства — оно нам только приятно и хорошо! Ну, вот это «приятно и хорошо» и распространяется в подсознании на объект в целом и все его качества.

…А потом плюнешь мерзким тортом в рожу подлецу, пнешь вонючую машину и взорвешь дом с приведениями.

17. В прекрасном из городов Ленинграде, сказочными белыми ночами, меж разведенных ажурных мостов, в романтичные юные годы и рядом с красивыми девушками, я не испытывал ничего, кроме раздражения. Мысль была дискомфортная, как репей: где же обещанное счастье?!

Эта неповторимая красота была сырая, роса была с городской копотью, кожа делалась влажной и грязной, предутренняя промозглость утомляла, кайф на балтийском ветру выветривался, сидеть на граните было холодно и твердо. Вроде на глаз и все так красиво — а вроде вообще ничего интересного и хорошего: лучше пить и веселиться в теплой комнате, глядя в окно на эту красоту. Вот эта невозможность получить от жизни удовольствие, хоть близко равное визуальной красоте, меня дико раздражало. Хоть видит око, да зуб ймёт дрянь какую-то.

…Как прекрасна северная природа, пока тучи мошки не впустили в вас кусала. Как прекрасны лазурно-солнечно-зеленые тропики, пока их липкая духота не измотала вас, а это у нее мигом. Как прекрасна любовь на свежем сене, пока соломинки колючие не влезли во все нежные места вместе с муравьями. Как прекрасны седые университетские профессора, пока ты по учебе не познакомишься поближе с этими скудоумными старперами.

«Как обманчива бывает внешность», — горько проговорил еж, слезая с сапожной щетки.

18. «Ничто в жизни не бывает ни так хорошо, ни так плохо, как люди обычно себе представляют», — отчеканил Флобер.

Красота заставляет воображать, как хорошо все, что с ней связано.

Но это слишком простая и недостаточная точка зрения. Это лишь один из аспектов.

19. Поскольку передача генов и физиологическая экспансия в пространство есть наша основная подсознательная забота, без красоты в связи с любовью не обойтись. Тут основная точка зрения вот какая:

Греки (античные, современные никого не интересуют, кроме банковских кредиторов) полагали, что красивая внешность — есть отражение благородной сущности, достойной личности, прекрасной души. Ибо красота земная — это воплощение идеала всех добродетелей, который помещается в виртуальном пространстве высшего мира, мира идей. Это их Платон надоумил. Но вообще они это и до Платона полагали, он просто хорошо сформулировал.

Не лишено. Красавице легче быть доброй и благородной: ей все само в руки идет, и от этого пришедшего можно уделять другим. А дурнушке приходится терпеть столько горя, несправедливости, разочарований, что здесь трудно не накопить ведро горечи и яда в душе.

Опять же, красавец-храбрец-силач обласкан друзьями и подругами, он выбирает лучший из доступных вариантов, он желанен, перед ним заискивают. Он может себе позволить и великодушие, и благородство. А карлику кривому как жить? а тоже всего хочется. И приходится брать умом, хитростью, коварством, и зло от этой несправедливости природной он вымещает на людях, как может. Комплексы у тех, кто природой обойден, понимаешь!..

…Но мы, материалисты и циники, здесь скажем о влиянии красоты на личность, ее характер и ментальность. И ничего она врожденного не отражает, а лишь является важным фактором формирования личности и поведения в обществе. Обратная зависимость! Сначала родился уродом или красавцем — а потом сформировался с учетом своих внешних данных. М-да-с.

Эту точку зрения можно считать архаичной.

20. А вот со второй точкой зрения, утилитарно-современной, интереснее. Сводится она к тому, что красивых больше любят, потому что красота в явной или скрытой форме являет пользу для продолжения рода. То есть: красота как привлечение к тому, кто удачнее продлит с тобой род.

И действительно. Большая грудь женщины свидетельствует, что она хорошо выкормит детей. Тонкая талия подчеркивает ширину бедер, что свидетельствует о способности хорошо родить детей. А большие круглые ягодицы свидетельствуют, что у нее много жира для работы в голодных условиях, но при этом она сохраняется ловкой и подвижной (не зад-сундук). А густые волосы и гладкая кожа свидетельствуют об общем хорошем здоровье, необходимом для хорошего выращивания детей. А хорошие белые зубы свидетельствуют, что у нее весь скелет хороший, и хороший кальциевый обмен, и у новорожденных тоже сформируются хорошие скелеты, и у потомства будет хорошее здоровье. И природа тысячелетия развивала у женщин эти признаки, чтобы лучше привлекать лучших самцов. Поэтому она может быть на самом деле даже бесплодна, а система половых сигналов, отделившаяся от изначальной плодовитости, прямо так и кричит: отдай семя мне! «Ты положительно рассуждаешь о хорошенькой женщине, как об английской лошади!» — с негодованием сказал Грушницкий.

Мы к этому добавим, что блеск глаз и мелодичность голоса свидетельствуют о хорошем гормональном уровне, что также способствует зачатию и вынашиванию хороших детей. О'кей, парень, я согласен, пусть играет эта пластинка.

Большие глаза чтоб лучше видеть, длинные ноги чтоб лучше бегать. Большие уши чтоб лучше слышать, большие руки чтоб лучше нянчить детей, маленький рот чтоб меньше есть, длинная шея чтоб вертеть головой по сторонам за детьми и по хозяйству. Квадратная голова, чтоб мужу удобно ставить на нее кружку пива, и рост один метр, чтобы делать минет не наклоняясь. Эй, на кассе, выбейте ему мозги с гарниром за девяносто копеек!

Шутки шутками, но вернемся на семь строк выше — к ушам. А почему надо маленькие и аккуратные? А чем мешают большие и лопоухие? А почему надо ротик небольшой и губки пухлые и очерченные? Чем плох большой рот с узкими губами, слюней меньше пускать будет? А кто сказал, скудоумные граждане мужской национальности, что крепкие, надежные, кривые ноги хуже по жизни, чем прямые, стройные, с круглым узким коленом и сухой щиколоткой?

В чем преимущество для деторождения и хозяйства небольшого прямого носика над большим и горбатым? Большим небось нюхать лучше! В чем преимущество огромных глаз над маленькими, если маленькие отлично видят? А если верхняя губа «слишком» выдается вперед, или наоборот, нижняя вперед лезет? Ну и что? Дождь в рот заливаться будет?

И главное, наконец: что же именно заключается в трудноуловимых разницах черт и пропорций лица, отличающих красивую от некрасивой? Нос чуть-чуть не той формы… щеки чуть-чуть мясисты?., вот разрез глаз какой-то… неинтересный. Детали ничтожны, а разница на лице.

И тогда вспомним, что есть такое понятие, как «секса- пильность». И вот мы перечислили все рациональные признаки сексапильности. И получили, что. «Красивая фигура» и «красота» — не совсем одно и то же. Красивая фигура иначе называется просто «хорошая фигура», отличная, классная, изумительная. «Хорошо сложена» и «красиво сложена» — почти одно, но не совсем. «Хорошо» — это все правильно и сексуально привлекательно. «Красиво» — это есть что-то еще, дополнительно привлекающее сверх понятных достоинств сложения.

Сексапильность — основная составляющая того, что принято называть женской красотой. Сексапильность легко объяснима рационально. Сексапильность легко истолковывается как сексуальная утилитарность прямая или косвенная, явная или скрытая, самодостаточная или противопоставленная признакам мужественности.

Но особенности черт лица, гармония пропорций лица и тела, красота движений и походки, — ни прямого, ни скрытого, ни противопоставленного, вовсе никакого сексуального, физического, физиологического и т. д. смыслов не несут.

Вот в этой маленькой разнице между сексапильностью и красотой, между объяснимым и (пока) необъяснимым, утилитарным и нерациональным, полезным и излишним, — вот в этом заключается секрет, фокус, цимес мит компотус.

Потому что красота — это не реклама, и не оценочная стоимость, и не призыв к действию. Ибо, повторяем:

Эстетическое наслаждение красотой и потребительское наслаждение объектом — носителем красоты — это не одно и то же.

21. А когда мы любуемся красивым пейзажем — как мы его можем потребить? Краски заката — куда их используешь?

А прекрасный лес? А бескрайняя степь? А привольная река? А ширь и гладь морская?

Могут сказать, что закат в хорошую погоду — это к хорошей охоте и процветанию, суху и благу. А в лесу много зверей, а степь можно засеять хлебом или пасти скот. И поэтому красивая природа подсознательно ассоциируется с удовольствием от хорошей жизни, с пользой.

А чего хорошего в бешеной буре, ревущей в море? А завораживает грозной красотой. Чего полезного в скалистых пиках? В природе дикой, голой, грозной и величественной? Замучишься искать пользу.

Полезен дождь вовремя — для урожая, для водопоя. А красоты в нем особой нету. Полезно вспаханное поле. А красивее его дикий луг.

Красота природы утилитарной ценности обычно не имеет и условия житья ничем не улучшает. Но — красиво. Но — бесполезно.

И тогда говорят об идеале. Прекрасна идеальная гора, высокая и неприступная. Прекрасно буйное безбрежное море. Прекрасен закат, ибо он есть идеал и гармония красок, полутонов и линий, где визуальная насыщенность окоема являет идеал гармонии цветов в природе.

Красота — это идеал. А идеал — он впечатляет, восхищает, притягивает. Почему, собственно? А вот такое ему присуще свойство. Это приоткрываемое окошечко в идеальный мир, стремление к которому имманентно присуще человеку. А почему, собственно? А потому что в идеальном мире праос- нова всего земного, и житие наше грешное — это посильное стремление соответствовать первозданному и высшему идеалу. За этим — своя философская система мира. Весьма, увы, архаичная, условно-упрощенная.

22. И вот идеал зверя грозного: лев! Красив, бродяга. Могуч, величествен, грациозен и соразмерен. Грива, рык, клыки, хвост упругий кисточкой бьет. А тигр! А леопард. Рысь. Гепард.

И волк красивый — лобастый, легкий на ноге, упруг, хвост пушистый поленом, глаза желтые исподлобья не мигая смотрят.

Медведь менее красив. На вид неуклюж, мешковат. Хотя ловок, быстр, силен и свиреп.

Перед росомахой волки отступают, хотя она мельче. Тело сплюснуто по-черепашьи, кривые мощные лапы приземисты, маленькая голова плоская. Даже длинный мех не делает росомаху красавицей. Малехо уродка.

Олень красив! Кабан вряд ли. А ведь — ловок, храбр, быстр, силен и умен!

Конь красив, а осел уже не очень. Хотя ослик и умнее, и выносливее, и норовистее. Ну — пропорции не те.

Жираф изящен и красив. И чем он со своей первобытной крошечной головой красивее бегемота?

Крокодил — это совершенство! Молниеносный бросок, обтекаемое тело, мощные челюсти, выжил в миллионолетиях, не ест полгода, не боится никого. Ну что вам некрасивого в его жирном брюхе, кривых лапках и крошечных глазках?

Паук — это идеал в своем роде. Таракан — это идеал подобного насекомого. Что вы визжите?! Любуйтесь красотой! И принесите сюда лягушку со змеей. Они тоже совершенны.

…Если попробовать вычленить и обобщить красоту в животном мире, то большинство идеальных существ кастинг на конкурс красоты не пройдут. Червяки и жабы, свиньи и овцы, куры и крабы.

Выяснится, что. Красота ассоциируется с плавностью линий и с плавностью стремительных движений. И с «чистыми» цветами: желтый, черный, коричневый, белый, серый, можно в сочетаниях, — но без грязных оттенков, «грязно»-бурые, — желтые, — серые не нравятся. Серый у волка, черный у пантеры, бурый у медведя — должны быть нарядны как-то.

Еще красота ассоциируется с приятностью на ощупь: теплое, пушистое, гладкое если гладишь. А холодное, склизкое, голое, — нам противно.

Красота в животном мире — это у братьев наших меньших, теплокровных и млекопитающих. Это — что? Это земноводные гады нам биологически чужды и даже исторически враждебны. Не тянет нас к ним. Чужие. Сверхрудиментарная антипатия на биологическом уровне. Здесь такое дело: биологическая неприязнь первична, поиск видимых поводов для этой неприязни — вторичен. Во многом земноводные противны нам, потому что чужды.

Но тогда самыми красивыми должны быть обезьяны? Тоже нет. Уж слишком похожи на уродливых людей.

Итак. Приятная теплая пушистость. И неприятная холоднокровность голая, ассоциирующаяся с холодной склиз- костью (хотя змея на ощупь сухая и теплая, лучше, чем кажется!).

И приятный для глаз цвет. Хотя, отмечая красивый узор змеи, мы все равно ее не любим, и даже называя «красивой», вкладываем в это слово немного другой смысл, немного отчужденный, немного условный, натянутый. Красивая змея и красивая кошка — две большие разницы.

Но главное — линия! Обводы. Очертания. Пропорции. Вызывающие ощущение грации, ловкости, силы, стремительности. Маленькая лань красивее мощного быстрого буйвола. Обводы, грация! И цвет вдобавок.

Чем лебедь красивее гуся? Ведь один хрен биология. А шея длиннее и плавно изогнута. И уголки крыльев чуть топырятся, как у стильной машины. И цвет белоснежный.

Дельфин — умный, игривый, млекопитающий. Акула — тупой древний хищник. А-а, почему акула красива? Обводы плавные стремительные, движения легкие скользящие.

То есть. Комбинация черт, свойств и ассоциаций, складывающихся в красоту животного, получается:

Линия. Цвет. Движение. Осязательные ассоциации. Биологическая близость.

Оно же:

Плавность очертаний и определенные пропорции тела. Плавность, ловкость и стремительность движений. Воображаемая приятность на ощупь. Братство по биологическому классу.

Один параметр реальный: внешний вид. Второй — вспомогательный, подстегивается к нему: характер движения.

Третий параметр ассоциативный: приятность на ощупь, позитив или негатив накладывается на зрительное восприятие красота-некрасота. Для змеи эта ассоциация в минус, для волка в плюс. Красота акулы остается красотой несмотря на ассоциацию с холоднокровной и скользкой (хотя в реальности шершава) рыбой: превозмогает; хотя ассоциация отрицательная должна уменьшать ощущение красоты. А пушистость хорька увеличивает ощущение грации, изящества, красоты (ну, хоть определенной).

Четвертый параметр: древний ископаемый инстинкт. Ящеры и змеи — наши биологические враги, они нас уничтожали, не давали нам дышать, жрали нас, беззащитных. У них другое мышление, их труднее понять, с ними труднее ладить. Чужие. И только после Великого Катаклизма, когда самые страшные из них все вымерли, мы, теплокровные, живородящие, млекопитающие, смогли жить и пошли в великую эволюцию.

Красота как линия, пропорция, цвет, движение, плюс ассоциации и инстинкты, накладывающиеся на ощущение от зрительного восприятия объекта.

Не в идеале дело, дети мои. Белуха и дельфин совершеннее акулы. Леопард не идеальнее умного свирепого медведя. Таракан идеальнее божьей коровки.

23. Красота имеет, скажу я вам сейчас, две составляющие. Одна — непосредственное визуальное восприятие и ощущение от него. Это — линия и цвет. Плюс пропорции. Композиция, можно сказать. Плюс движение — т. е. очертания и пропорции в каждый миг времени в своей меняющейся последовательности.

Еще раз:

Движение — это сумма последовательно меняющихся очертаний.

Как могут быть красивы очертания, так может быть красивым движение. (На этом построено большинство танцев.)

Вторая составляющая красоты — ассоциативна, инстинктивна, и эмоционально корректирует первую. Ассоциации могут усиливать ощущение красоты от линии и цвета, а могут ослаблять.

Образ объекта как носителя совокупных качеств корректирует восприятие формы объекта как красоты.

24. А вот вам цветочек аленький. А хоть и желтый подсолнух, чайная роза, тюльпан-гвоздика-орхидея, гербарий принесите. Ну — и где польза? Нет — аромат розы и лилии прелесть их увеличивает, но это в прошлом: продукты гидропоники пахнут только прибылью.

Ну — и где идеал? Что красивее — георгин или ландыш? Вьюнок, репейник, василек. А вот цветок вовсе незнакомый — что? лотос? — а тоже красив.

Линия и цвет. Линия и цвет. Округлое и стреловидное, чашеобразное и махровое, атласное и плиссированное: плавное, симметричное, повторяющееся. Эстетически целесообразное и геометрически логичное, я бы сказал.

Что? Цвет — пчел привлекать? О'кей — но мы-то не пчелы, и цель с пчелами у нас разная, и зрение разное, и нюх разный. А форма пчелам на что? А нам тем более?

25. Как прекрасна птица, парящая в небесной синеве, простершая крылья! Парит гордый орел. Парит гордый буревестник. Альбатрос белоснежный. Ворона уже плохо парит, она не очень красивая, хотя самая умная и приспособленная. Гриф парит лучше всех, часами на высоте самолета, но у него шея голая, клюв большой крючком массивным, и вообще падаль жрет: гриф только снизу-издали красивый, а так нет.

Воробушек милый, но не очень красивый, скромненький. А снегирь красивее, грудка алая, носик вороненый. А радужный попугай просто красавец, только еврейский нос немного портит. Но летает — фр-р-р-р! — некрасиво, суетливо и неграциозно, хотя вообще неплохо.

Яркий цвет, красивая гамма, — понятно. Соразмерные пропорции, плавный полет, — понятно. (Как прекрасно и страшновато летит бесшумно в сумерках сова — плавно и ровно, как по натянутой проволоке. И как суетливо трепыхаются летучие мыши.) — Но почему так хочется смотреть на распластанные в небе крылья? Почему красив плавный парящий полет, скольжение чаек над кораблем, ястреба над степью?

Нет, шо-то в этих пропорциях, в этом зависании в высоте есть такое… красивое.

26. Красивый человек, красивый зверь, красивый пейзаж, красивый цветок. Красивый костюм, красивый автомобиль, красивый дом. Красивый шахматный этюд, красивая теория. Красивый поступок, красивый жест. Красивый танец, красивая музыка, красивая песня, красивые речи. Друг Аркадий, не говори красиво.

Что общего? Эстетическое наслаждение. В основе — эмоция от формы объекта. Про эмоции говорить еще придется.

27. Изучать так изучать, как сказал археолог, потроша банковский сейф.

Давайте попробуем классифицировать и рассортировать объекты красоты. В основном, так. Для понятности.

Нерукотворная красота. Неживая природа. Или так: предметы' природные неодушевленные. Пейзажи. Горы и ущелья, моря и реки, леса и долины. А также деревья, кусты, цветы, травы.

Творная красота, но не руко. Люди и животные. А также рыбы. (Гм, — красивые насекомые оказываются между животными и цветами: мы ценим цвет и форму, но они очень другие, и их почти не жалко; что цветок сунуть в гербарий, что бабочку в коллекцию…)

Рукотворная красота. Первая — прикладная: здания, одежды, орудия и предметы пользования. Вторая — чистая, декоративная: узоры и орнаменты, живопись и скульптура, музыка и хореография (то, что вне прикладного, обрядового, религиозного и т. п.): искусство.

Искусство придется делить на визуальное, акустическое, синтетическое — танцы с музыкой. (Драма — вообще отдельная проблема!)

А также красота рефлексивная. Очень трудно точное слово подобрать. Этот эффект происходит в нашем сознании. Красота поступка. Красота решения задачи. Красота речи (не мелодика голоса, но комбинации слов и понятий). Красота от сочетания понятийных категорий. Красота как комбинация мыслей, как комбинация сознания. В основе лежат — мыслительные процессы без прямых вещественных возбудителей. Красота вторичная, производная.

28. Вот эта «рефлексивная» красота — что такое?

Есть информация о фактах. Реальных или идеальных. Поступках или мыслительных актах. В области этической или области интеллектуальной. Эта поступающая в мозг информация носит извещательный характер. Не есть основа для действия. А точнее — вот как: оценка эстетическая этой информации происходит вне зоны практической, вне нужды как-то реагировать на информацию эту действием.

Эстетическое действие происходит интеллектуальным путем: мы принимаем закодированную информацию, раскодируем ее, понимаем — то есть встраиваем в более общую систему представлений, находя ей там правильное место, — и оцениваем относительно соседних имеющихся в системе информационных блоков. И тогда у нас возникает внерацио- нальная эмоция удовольствия. Удовольствие от бесполезной для нас абстрактной информации. Которая чем-то отличается от принятого стереотипа.

В красоте решения, мысли, задачи, — всегда есть что-то неожиданное, нестандартное, не сразу могущее прийти в голову, в чем-то опрокидывающее прежние представления, в чем-то нарушающее ваши уж было заготовленные ожидания. Нечто эффективное, свежее, требующее от решителя незаурядного, мощного интеллекта.

Красота как акт мощного мышления. Как взлом стереотипа. Как неожиданность. То есть? —

Красота как знак высокого качества. Еще?

Красота как повышенный объем информации. Ожидаемое как бы знали наперед, но получили сверх ожидаемого, иначе ожидаемого, есть над чем поразмыслись, есть чем впечатлиться.

Нестандартная информационная комбинация. Повышенная целесообразность решения.

Красивый поступок — это нестереотипный и сверх нормы этики, несущий повышенное этическое содержание.

Красивая мысль (решение) — это нестереотипная и сверх нормы рациональности, несущая повышенное интеллектуальное содержание.

«Избыточно-нестандартная» информация возбуждает участок мозга сверх «обычного» и распространяется на соседний, на центр удовольствия. Это ощущение и называется «красотой решения» и т. д.

Таков церемониал, сказал поэт.

29. А прозаик сказал: «Все это, бабка, химия…» Ужас, граждане. Работа мозга, гений наш благородный человеческий, — это электричество и химические соединения. Нелегко сознавать, что ты есть материальная структура. Но чувства и мысли — они тоже значат!

На рубеже XX века художники узнали, что все это химия. Имелось всеобщее головокружение от успехов науки. Креативное мышление творцов требовало новых форм. Маяковский сбрасывал Пушкина с парохода современности.

Раз главное — это впечатление, то художники начали передавать впечатление, отходя от фотографического канона. Сначала импрессионисты изящнейше разводили и смешивали цвета. Постимпрессионисты нажали на чистый грубый цвет и сильную грубую линию. Короче, абстракционисты попытались передавать суть предмета и проблемы через линию и цвет. Композиции из линий и цветовых пятен.

Поразительная история! Но от комбинаций разных линий, прямых, кривых, плавных и ломаных, и цветовых пятен всех форм, — ощущение красоты все-таки не появлялось. Линии могли быть плавные или угловатые, воздушные или жирные; цвета — яркие или глухие, агрессивные или мягкие; это бывало прикольно, но красоты в этом платье голого короля не видел никто, кроме придворных.

Продвинутые художники разъяли форму на части, и из элементов стали собирать искусственные объекты, долженствующие минималистски изображать нечто: создавать эмоцию — позитивную или негативную, агрессивную или умиротворительную. Все разновидности модерна и постмодерна создали библиотеку наукообразной демагогии, объясняющей примитивную мазню как художественный акт. Но красота не получилась.

30. Существует ли красота как условно-искусственная форма, которой не было как природного объекта? Йес — архитектура. Золотое сечение. Колонны. Пропорции и углы. То есть:

Красоту можно расчислить. Чем и занимались эллинские зодчие. Соотношение параметров, пропорции объекта могут восприниматься как красота.

Но. Любой подобный объект имеет смысл. Храм, торговые ряды, стела с надписью, монумент-памятник. Эстетический аспект объекта может доминировать, красота может быть главным смыслом и назначением храма или монумента. И однако она выступает как форма объекта, первичное назначение которого, базовое, непреходящее, — молиться богам, или помнить героев, или укрывать от непогоды, — не подчинено красоте.

Красота зодчества и т. п. подразумевает наличие первичного смыслосодержащего объекта.

Даже египетские пирамиды, если бы не несли функцию усыпальниц фараонов (крошечная камера в огромном массиве), были бы чем-то бессмысленным и грандиозно-шизофреническим.

Красота есть форма объекта, но не объект сам по себе.

Красотой не исчерпывается содержание объекта.

Попытки свести содержание объекта к «чистому» материальному носителю красоты — мн-ээ, скорее не удались.

31. Самое прекрасное в эстетике — что любого оппонента можно объявить дураком. Он не прав! У него дурной вкус и тупой мозг.

Потому что — а орнамент что такое?! Это графически организованное пространство, не более чем. Без всякого смысла и содержания, кроме эстетического. Линия и цвет дают красоту. Таки дают!

Линии и цвета, геометрически организованные в симметричные и ритмично повторяющиеся сочетания. Создают приятное впечатление. Комфортное, желаемое. Красиво.

Линия, цвет, симметрия, пропорция, соотношение; гармония; банальность.

И однако! Орнаментом украшают мечеть, ставни, ткань, ковер, обои. Но в качестве произведения искусства сам по себе орнамент на стену не вешают. Хотя он явно красивше и совершеннее абстрактной картины. О-па:

Красота как имя прилагательное. Качество, свойство, особенность. Объема, массы и цвета со вкусом не имеет.

Так что нарисовать Красоту при помощи отдельных абстрактных линий не удастся.

32. Маэстро — музыку!

Как формальная абстракция музыка есть прообраз всех искусств. О красоте музыки объяснять нечего.

Ну, и как ее потреблять, кроме как слушать? И как ее приватизировать, кроме как посадить любимого музыканта в свой личный зиндан?

Музыка только для слушанья и создается, и существует. Можно сказать:

Потребительское наслаждение от музыки в точности ограничивается эстетическим наслаждением. Это тот случай, когда эстетическое и есть потребительское. Или наоборот. Двуединство эстетического и потребительского.

Нет, на ней можно делать деньги и славу, вокруг нее можно кормиться, ею можно вдохновлять людей на битву, она может внушать веселье и печаль. На желании людей слушать музыку можно делать бизнес. Но потребление самой музыки останется чисто эстетическим.

Что есть музыка? Звукоряд. Организация аудиопространства. Структуризация акустической среды. Соединение звуков, не несущее абсолютно никакой утилитарной информации. Гений чистой красоты! — ничего, кроме эстетики. Симметрия, гармония, повторяемость, ритм.

Как воздействует музыка? Да-да: сильно, прекрасно, вдохновляюще! А конкретнее? Через слуховой нерв раздражение передается в мозг и возбуждает куст клеток в центре слуха. А если звук сложный, из нескольких нот, то возможна такая комбинация из нескольких нот некоторой длительности и некоторой силы звучания, что в результате возбуждения слухового участка мозга — возникает эмоция. Чуток веселая, или чуток печальная, или чуток задумчивая такая эмоция. Чуйство возникает, чурбаны.

Красота есть объект (?), эмоционально воспринимаемый субъектом, причем вне утилитарно-прикладных возможностей в принципе.

33. Если уничтожить всех людей, то с объектами красоты возникнет напряженка. Объекты останутся, а красота исчезнет. Животные и птицы видят и слышат не так, как человек. Замучишься ты сусликам играть Чайковского.

Человек определяет, красив ли объект. Через ощущение определяет.

Красота как объект существует вне человека и независимо от него. Красота как качество объекта существует только через восприятие субъекта.

Красивым мы называем то, что производит на нас положительное эстетическое воздействие. Грубее: красиво то, что кажется нам таковым.

34. А что такое, собственно, эмоция? Она как возникает, как действует, каков ее механизм? Или то же самое: какова физиология восприятия красоты? В общем:

Изображение или звук возбуждают зрительный или слуховой участок мозга. И. Возбуждение некоторого рода, некоторой комбинационности и некоторой интенсивности — почему-то распространяется на соседний участок мозга, ответственный за настроение. С этого участка идут соответствующие сигналы органам эндокринной системы. А также сердечно-сосудистой. Возникает что? Стресс. А что? Да, любая психо-физиологическая (она же, можно сказать, нейро-эндокринная) реакция на внешний раздражитель есть стресс. В нашем случае — приятный, полезный, позитивный, небольшой стресс — эустресс, как говорил великий Ганс Селье.

Подбрасывается чуток гормонов, чуток сахарку, чуток эндорфинов. Чуток поднимается давление и учащается пульс. А поскольку вся эта механика связана с мозгом обратной связью, то начальная эмоция-сигнал-причина закрепляется на какое-то время, продлевается.

И разные комбинации звуков или изображений возбуждают центры радости или печали в мозгу, причем комбинации возбуждаемых клеток многочисленны, и оттенки чувства красоты многочисленны, различны по интенсивности и длительности; и оттенки настроения, рождаемые восприятием красоты, разнообразны и многочисленны.

Эстетическое чувство может быть менее развитым и более развитым — изощренным, многообразным, тонким. Хотя основной механизм прост.

И вот с этой эмоцией, с этим мини-стрессом, с этими гормонами и сахаром, — ничего не надо делать. Вот такой род кайфа без действия.

Приятное желаемое ощущение без действия.

Род наркотика.

35. Чисто условно, хотя ничего тут особенно условного, а это на самом деле, — мировоззрение человека можно подразделить на мировосприятие и мироотношение. Восприятие — скорее пассивно, «прием», — отношение скорее активно, «передача». Мировосприятие как бы предшествует мироотно- шению и переходит в него: то есть информация к сведению переходит в информацию к размышлению, информацию к отношению, информацию к реализации этого отношения. В зависимости от того, что я мировоспринял, я реагирую и планирую, как мне быть-жить и действовать. (По анекдоту: мировосприятие — «кругом все дерьмо!», мироотношение — «а и хрен с ним!».)

Вот мировосприятие и мироотношение человека в общем и целом есть двоякого рода: критический реализм и романтический реализм. Человек что-то воспринимает как оно есть, оно ему нравится не полностью, приемлемо не во всем, и ему что-то надо переделать. Это — главное отношение. Процентам к девяноста пяти-семи-девяти человек так относится: не идеал, есть недочеты, хорошо бы это было переделано немного. А несколько процентов всего — жутко нравятся, идеализируются, вдохновляют, принимаются за идеал действия, взывают к подражанию, распространению, хвале: романтизация героев, прошлого и т. д.

Критический реализм — это ниже планки: переделать. Романтический реализм — это выше планки: подражать.

Красота — это планка. Это, пардон за банальность, гармония. Руками не трогать. Переделывать ничего не надо.

Красота — это согласие.

Да, все должно быть именно так. И пусть так и будет. Красота — это согласие человека с миром. Вообще человек с этим миром не согласен, он в нем переделыватель. Но кое с чем иногда — согласен. Благостно воспринимает, и хорошо ему.

36. Здесь необходимо извиниться перед читателем и объявить перерыв на рекламную паузу. Нам передает привет доктор Фауст. Он остановил свое мгновенье, потому что оно наконец было прекрасно.

Немцы недаром балдеют от мудрости Гете. Жизнь — это движение и изменение. Красота — это остановленный миг вечности. То есть больше изменять (делать) уже ничего не надо.

37. Человек стремится к максимальным оптимальным ощущениям напрямую. (Это одно из основных положений энергоэволюционизма.)

Красота — вариант максимального ощущения, получаемого ни от чего у а «просто так». Это тот интереснейший случай, когда стремление к максимальному ощущению не влечет с собой никакого стремления к действию по переделу чего бы то ни было в мире.

38. Почему из всех времен суток прекрасней прочих закат? Краски богаче? Или нервы вечером устали и склонны к меланхолии, и это добавляет настроения? А если это живопись, картина в музее, и стоим мы перед закатом в полдень? Ассоциации, помним свое вечернее состояние?

Вечером человек не такой, как утром, это всем ясно. А краски — это волны определенной длины, которые мы воспринимаем. Мироощущение человека утреннего и вечернего различно. Утренний человек более трезв, прагматичен и склонен к действию. Вечерний человек более устал, задумчив и склонен к задумчивости. Суточные циклы организма, понимаешь. Романтический ужин при свечах — это тебе не задорное утро в цехе. Вечерний человек, более чувствительный насчет ощутить красоту, краски заката воспринимает более глубоко и комфортно, нежели утренний человек воспринимает краски восхода.

39. Вольно эстетам смеяться над ковриком с лебедями на фоне замка. Мещанин имеет в этом ту самую красоту, что эстету является через Вермеера или Дали.

Будучи помещены в мир безобразия, мы найдем красоту и там.

Основа красоты — в способности субъекта воспринимать красоту.

Красота объекта относительна.

Способность и потребность субъекта испытывать чувство красоты — абсолютна. Первична и определяюща.

40. О, всей высокой душой Человек с большой буквы стремится к Красоте с большой же буквы. Но когда ворона перебирает клювом яркий лоскуток и клок блестящей жестянки, которыми она украсила свое жилище, — разве ее воронья душа не радуется красоте жизни? Украшения доставляют ей положительные эмоции — и никакой пользы.

Не пользой единой.

41. Изначально эмоциональный аппарат любого существа направлен на получение пользы для жизни и избегание вреда. По мере развития и изощрения эмоционального аппарата его потребности дистанцируются от вреда-пользы и начинают искать удовлетворения где ни попадя. Наслаждение отделяется от пользы. Самая грубая обманка — наркотик.

Но к этому необходимо добавить вот что. Человек по сущности своей — энергоизбыточен. Его энергия психическая, эмоциональная — также избыточна. Человек склонен к ярости и наслаждению более, чем необходимо для выживания и воспроизводства. Этот энергоизбыток и есть движущая сила культурной эволюции.

Эмоциональный избыток человека ищет, к чему прицепиться. Он ищет по сторонам не только возможность и повод переделывать мир. Он ищет по сторонам возможность испытывать наслаждение, ни хрена при этом не брякая палец о палец.

Для этого наслаждения нужно особое состояние души, сверх среднего возбужденное и чуткое. И нужна некая организация, структуризация внешнего объекта в сочетаниях линий и красок, которая через зрительный нерв возбуждает мозг именно таким образом.

«Эстетически развитый человек» — это тот, кто путем обучения и повторения научился испытывать чувство красоты от созерцания все большего числа все более разнообразных объектов. Причем в этих объектах предметная образная основа играет все меньшую роль. А формальная атрибутика — все большую роль. Также и симметричная, ритмическая, пропорционально-гармоническая основа играет все меньшую роль (как простая и общедоступная) — а несимметричная, формально-фрагментарная, асинхронная основа — роль все большую.

42. В большом ряде случаев мы имеем бесспорную относительность и условность красоты. В нее надо «въехать», как в двенадцатитоновую музыку или вообще восточную мелодику.

Наилучший показатель условности красоты — это мода, условная и относительная по своей сущности. Обвыкшемуся в своей моде человеку мода другой эпохи почти всегда кажется нелепой и некрасивой. Ибо его жажда прекрасного насчет внешнего вида людей пластично лепится к тому, что наблюдает вокруг ежедневно — в каноне условно лучших образцов моды.

43. ПОШЛОСТЬ. Ну как же можно не сказать о пошлости, коли речь о красоте!

Эстету пошл коврик с лебедями. Или стихи Асадова. Или обвешанная брюликами купчиха. Или быдло в реалити-шоу. Но — люди эстетически невзыскательные видят в этом красоту! Они искренне испытывают те же чувства, что эстет — при полотне Брака или стихах Пастернака.

Что есть пошлость? Банальность, эпигонство, примитив? Отсутствие глубины, многозначности, оригинальности? Но если речь идет о вечных ценностях — любви, патриотизме, порядочности? Что тут можно сказать нового?.. Или — вообще теперь молчать?..

А самый первый-первый художник, который нарисовал пруд с лебедями — он был гений? Или уже тоже сразу пошлый? А примитивный Руссо или Пиросмани — они пошлые? Или гении? Или кому как?

Меня крючит от сладкоголосой песни: «А я люблю мои места родные, мои родные милые места». Или: «Как упоительны в России вечера». Комар вас в промежность не жалил. А вечера в фиордах или на тропических островах вам сильно противны? Но людей — трогает до слез!

В общем и целом получается так:

Пошлость — это изображение сильных чувств примитивным образом ниже эстетических представлений субъекта.

Образный уровень объекта (высокий) и эстетический уровень объекта (низкий) находятся в диссонансе с точки зрения субъекта.

Или:

Пошлость — это диссонанс между высоким образным и низким эстетическим уровнями объекта.

Во! Ай да сукин сын! Кто? Ну, я знаю…

Поскольку образный уровень (любовь, смерть, труд) довольно объективен, а эстетический (выбор слов, интонаций, поз и т. д.) — довольно субъективен и зависит от эстетики искусства эпохи и моды в социальном слое, — то пошлость есть нечто необъективное, относительное, вкусовое.

Можно еще проще? Все можно, если попросить по- хорошему:

Вкус — это способность ощущать соответствие формы содержанию.

Пошлость — это несоответствие слабой формы сильному содержанию, при котором содержание гибнет.

Для кого гибнет? Для того, у кого вкус тоньше, чем у автора пошлости. А для его единочувственников — ат-личное содержание!

43-А. Пока форма развивается по пути усложнения, изощрения, многослойности — преимущество эстета над чуркой явственно. А вот когда в эпоху модерна и постмодерна идет примитивизация формы — то о дегенерации культуры мы говорим в отдельной главе. Это уже контркультура.

44. Одно из главных стремлений человека — стремление к положительным эмоциям.

Стремление к положительным эмоциям может оформляться в действия к достижению цели. А может оформляться в «прицепление» эмоции к готовому объекту, когда не требуются действия.

Принципиальное отличие человека от всех прочих созданий — не просто пятикратные энергозатраты на единицу действия, не просто энергоизбыточность, но энергоизбыточность психическая. Резко повышенная мощность центральной нервной системы, оформленная в разум. Избыточная для простого выживания мощность процессов в центральной нервной системе имеет одним из аспектов повышенную мощность эмоциональную.

Человек эмоционально избыточен.

Он радуется и грустит, наслаждается и страдает решительно больше, чем необходима для совершения действий по выживанию и воспроизводству.

Вообще эмоция — толчок к действию. Но:

У эмоциональной сферы — свой КПД. Не вся энергия пороха идет в полет пули, не вся энергия лампочки — в свет; не вся энергия эмоций — в действие. Природа работает с запасом. Эмоциональный запас должен неслабо перекрывать минимально необходимый для действия, чтоб всегда преодолевать инерцию покоя, инстинкт лени, и со вздохом, потянувшись и ворча, идти что-то делать.

Запас эмоций есть всегда, ибо их КПД никогда не может равняться ста процентам. Всегда есть НЗ эмоций на крайний смертельный случай (его только долгой мукой в концлагере выжечь можно, пожалуй).

Избыточно эмоциональный человек, стремясь к положительным эмоциям сверх возможных действий, испытывает эти положительные эмоции также от минимальных (визуальных, акустических) контактов с внедейственными, внеполезными, внепотребительскими предметами. Определенные особенности форм этих объектов служат пусковыми раздражителями для центральной нервной системы человека. Возникающие при этом положительные эмоции мы и называем в частности ощущением красоты.

Источник и причина красоты — в способности и потребности субъекта ощущать красоту.

45. С точки зрения голой и последовательной целесообразности выживания — способность ощущать красоту излишня, избыточна.

Но для достижения цели — необходим несколькократный запас сил и средств живого существа, ибо в природе много препятствий и неожиданностей. Недаром в зоопарках живут втрое дольше, чем в дикой природе.

Эмоциональный запас, и запас избыточный, — необходимый аспект человеческого устройства.

Ну, а красота — естественное и необходимое следствие этого необходимо-избыточного эмоционального запаса.

Можно сказать:

Ощущение красоты — это энергетически оптимальный, безрасходный, сброс эмоционального излишка и удовлетворение потребности в положительных ощущениях.

46. Остается только ответить, чем красивое лицо красивее некрасивого. Вопросик такой вечненький, на минуточку.

Для начала: красивое лицо для негра, китайца и европейца выглядят по-разному. Относительность лица налицо. Ну, эпоха и социальный слой тоже некоторое значение имеют.

Дальше. В любой деревне есть первый красавец и первая красавица. Так что относителен не только тип красоты, но и степень.

А дальше, к наличествующему лицу мы (увы, о горе мне!) подходим с линейкой Пифагора и циркулем Розенберга и начинаем мерить. Чем Парфенон красивее Христа Спасителя, а Казанский собор — Исаакия? Пропорциями, пропорциями. И вот это соотношение линий и углов, прямых и радиусов, носов-губ-ушей-бровей и т. д. и вызывает (какой пр-римитив…) ощущение красоты. Излучение гормонов и прелесть мимики мы сейчас не рассматриваем.

По-живому: вся мощь полового отбора подключается к восприятию красоты евонной/ейной, и сильно застит взор, и любовь зла, и любишь козла. А по-теоретическому, без «человеческого фактора», а чисто по внешности — увы, вот так довольно примитивно.

А почему любимая всегда красивее нелюбимой? А потому что, глядя на ее черты, ты испытываешь сильнейшие положительные эмоции, и уже плевать, какие это черты. Красота — для чужих, любимая красива всегда.

….

[Отрывки черновика.] Способность испытывать ощущение красоты — это свидетельство избытка психической энергии человека сверх необходимого:' стресс возбуждаем нейтральным объектом внеприкладной формы.

Способность ощущать красоту — это немотивированное позитивное возбуждение в поисках точки приложения.

Стремление к красоте и отвращение к уродству — это преобладание позитивного отношения к жизни: это эстетическая плоскость все того же стремления достичь счастья и избегать страдания, которое есть стимул к действию и переделыванию мира.

Красота — это чистый экстракт счастья без провоцирующего стимула к действию. Красота — это чистый экстракт счастья без иллюзии необходимого достижения и обладания.

Наличие красоты для человека — это избыток эмоций по отношению к действиям.

Как разум есть психическое оформление избытка энергии — так эстетика есть оформление избытка психической энергии вне прикладной сферы как реально не мотивированных положительных эмоций.

Способность ощущать красоту — это дополнительный выпускной клапан психической энергии и одновременно форма переживания немотивированных положительных эмоций.

Акт восприятия красоты как утилитарно не мотивированная эмоция — аналогичен поллюции как сексуальному клапану: непроизвольный акт пика и сброса эмоционального напряжения. Эмоциональное напряжение в избытке — первично. Красота подобна эротической грезе: подсознание ищет оформленный образ в сознании, ассоциирующийся с имеющимися эмоциями.

Эстетика — это абсолютизация немотивированных эмоций в немотивированных формах. Это расширение и изощрение эмоциональной сферы по формам, направлениям, материализациям и комбинациям приложений к объектам.

…Юнг безусловно должен сказать, что красота природная, внесоциальная и внеисторическая, есть архетип, коллективное бессознательное. Социально-исторический же тип красоты вариабелен, т. е. представления о прекрасном входят в подсознание в детском процессе заполнения обучающихся емкостей разума.

Стремление к красоте и способность ощущать красоту — это аспект и следствие стремления энергоизбыточного человека к максимальным ощущениям.

….

<3ачеркнутые фразы.> Чувство красоты — это антипод депрессии и хандры, каковые есть эмоциональный ресурс в негативе.

К красоте более склонен неустойчивый тип психики: таков художник. Красота переживается неврастеником неврастенично, истериком истерично.

Красота — это система как форма. Разрозненные элементы системы сами по себе не несут ее качества.

«Красота спасет мир» в переводе на современный разговорный язык звучит: «Стремитесь к совершенству, идиоты, а то вам хана!»

Вот есть два экземпляра знаменитой картины. Оба втюханы владельцам за огромные деньги. Собирают экспертов, тонких знатоков живописи, лучших в мире профессионалов по изучению творчества этого художника. И они расходятся во мнениях. И только радиоуглеродный анализ, предположим, поможет разобраться. И тогда подделка теряет цену, и владелец рвет волосы.

Если эксперты не могут различить два исполнения одного шедевра — то какая вам разница? Гениальность и блеск картины — как могут измениться от химико-физического анализа ткани?..

То есть. Эстетическое качество изображения измениться от экспертизы не может. Меняется социальный статус артефакта! Да: ты благородный храбрец, красавец-силач, — но ты не граф, ты самозванец! ты не древней крови, твой дед крестьянин…

Оставим в стороне эдакую биржу мировой мафии торговцев картинами, которые накачивают цены знаменитых полотен, превращая их в своего рода акции, на игре которыми богатеют. Это только механизм. А мы о сути:

Бешеная цена выражает культовое отношение к знаменитой картине великого мастера. Цена означает: мы все считаем это обалденной ценностью. Мы знаем, мы верим, мы убеждены: именно этот экземпляр имеет для нас огромное эстетическое и общекультурное значение. Это — одна из вех в нашем социокультурном пространстве. Это — один из штрихов нашего представления о мире.

То есть. Именно этот художник, и именно его картина, а не любое число неотличимых копий, — одна из системообразующих ценностей нашего социума. Наш взгляд на разные предметы, а сейчас в частности на эту картину, объединяет нас в народ и социум. Ибо социум объединяется именно единством взглядов людей по разным поводам.

Системообразующая функция шедевров. Ее никто не может отменить.

«Шедевр», строго говоря, означает: первый по качеству и значению среди примерно подобных себе. Верхний камень огромной горы предметов искусства своего рода. Верхнего никто и ничто не может отменить, заменить или стать вровень. Ибо он в принципе первый.

Социокультурное пространство мифологично по своей природе. Объективные критерии мешаются с условными. Любое искусство условно. А-а! — социокультурное пространство тоже структурировано!! В нем есть периферия и центр, вершина и окружающее ее понижение. И Главный Шедевр на вершине. И другие шедевры пониже. Как места в зале — по значению, по рангам гостей.

Структурированность социокультурного пространства — одно из отражений, один из аспектов структурированности социума как такового. Это психологический аспект структурированности социума. И это эстетическая форма структурированности единого социопсихологического пространства.

Если признать подделку социально равной подлиннику. То тогда и другие картины других художников, современников этого главного, надо признать не хуже. Качество их также прекрасно! И тогда любой, что ли, поднаторев в технике, станет не хуже Рафаэля и Пикассо! (Гм. Особенно Пикассо…) И непонятно будет — каковы же наши художественные ценности и взгляды? И эстетическое отражение социума развалится на куски — что отражает системный распад, дегенерацию, упадок…

Особенно легко подделывать «современное искусство», где мазню ослиным хвостом даже эксперты не отличат от знаменитого и дорогого полотна знаменитости. А здесь-то в чем разница???!!! А в том, что мы условились: это — гений, а это — осел. То есть: здесь социальная сущность шедевра обнажена до предела. Любой может намалевать такое. Но только «подлинник мастера» имеет рыночную ценность, а через нее социальную ценность, а через нее нас убеждают в эстетической ценности.

«Знаковая картина» — это эстетический знак социума. Системообразующий знак социума в эстетической плоскости. Знак структурообразующий — на уровне психологии социума.

«Культовая картина» — это что? Это артефакт социального культа на уровне эстетики. Эдакий психологический репер на карте эстетики. «Культ» означает: не фиг думать — ценить и восторгаться надо! Думать меньше — восторгаться больше! Характерно, что именно с падением собственно эстетического уровня современного искусства — появилось понятие и термин «культовый» насчет искусства. Ибо «культовым» можно сделать любой предмет, если уговориться всем, чтоб испытывать к нему определенное отношение: отношение общее, одинаковое, единообразное. Не один ли хрен: поклоняться роще, скале, куску хрусталя, идолу или куску ткани с пятнами и линиями. Смысл поклонения религиозного и эстетического, конечно, разный. Но системообразующая сущность единого поклонения, структуризация сознаний всех индивидов в единообразное сознание по этому поводу, — вот это единение одно и то же по сути.

…Отбор подлинника среди адекватных неотличимых копий — это поиск артефакта как системообразующей ценности культурно-психологического пространства социума. Это социальная коррекция общественного сознания: всем думать так! всем считать так! всем иметь за шедевр только это, а не то и то! Это — стремление социума к единообразию оценок, к четкости систем координат. Чтоб — едино!

Это, стало быть, чувство очищения страданием, которое испытывает зритель, сопереживая героям трагедии. Чувство печальное, и однако вдохновляющее и возвышающее. По универсальному гению Аристотеля примерно так.

Уточним: если упал самолет — это трагедия, но это не та трагедия. Это катастрофа, это ужас, это скорбь, это страшное невезение. Но не трагедия в античном, в театральном, в эстетическом смысле. Кстати, смотря с кем был самолет. Может, это вообще праздник для народа. Важно — кто упал! Но главное — как упал.

Нет зрелища более излюбленного богами, чем смертный в борьбе с роком. Вот трагедия — это смертный в борьбе со своим роком. Причем рок побеждает, но смертный жутко борется до конца. Эдип. Язон. Ахилл. Сид. Отелло. Оптимистическая трагедия.

Гм. А вот маленький человек жил-жил плохо, а потом заболел и умер. Это трагедия? Вроде да. А почему тягомотина? А потому что жизнь и смерть отнюдь не каждого тянут на трагедию. Все мы смертны. А могильщики пьют и шутят.

Трагедия — это испытание человека на прочность во всем диапазоне вплоть до полного разрушения.

И под этими невозможными, непереносимыми нагрузками, — герой являет то величие души, которому просто нет поводов проявиться в обстоятельствах обычных, нормальных, где жить можно. Обнажаются качества, скрытые в обыденной жизни. Являет себя глубинная суть его натуры — и она величественна и тверда.

Трагедия — это сагитальный разрез души человеческой, после которого остаться в живых уже невозможно. Трагедия выявляет в человеке то глубинное и основополагающее, чего иначе не увидеть. И только если в этой глубине обнаруживается характер несгибаемый и благородное мужество, бесстрашие перед смертью и готовность принять судьбу не склоняя головы и сражаясь до конца, — вот только тогда это Трагедия. А иначе — история жизни и гибели еще одного человека из всех живших на земле.

Трагедия — это тест на героизм, так сказать.

Такого человека особенно жалко, потому что он хороший и храбрый, и ведет себя достойно в любых обстоятельствах. И ему особенно сочувствуешь. И одновременно им гордишься — он супер, он достоин всего лучшего.

Вот это сочетание глубокого сочувствия и возвышающей гордости — и называется катарсисом. Сочувствия, потому что уж так он хорош, и так ему трудно, и так хочется, чтобы он победил и остался в живых, и так жалко его, и почему гибнут такие люди, а шваль всякая живет. И любовь есть в этом чувстве, потому что невозможно не тянуться душой к такому человеку, и влечение испытываешь к нему сильное. И горе потери, и тоска с печалью, что так устроен мир, что погибают в нем самые лучшие, самые благородные, самые сильные и красивые. — И гордость за него, что он не сдался и не уронил себя. И гордость, что ты тоже принадлежишь к этому народу, к роду людскому, это ведь — о каждом из нас, как мечтал бы он действовать в подобных обстоятельствах, если б попал в них… и если хватило бы сил и мужества. И ощущение сил своих огромных — вот что человек может! и вот что может каждый из нас, и я могу. И готовность внутреннюю тоже быть героем, и тоже бороться беззаветно и умереть бесстрашно, чтоб плакали люди по тебе и гордились тобой.

Катарсис — это смешение скорби и гордости, достигающих такой силы, что они смешиваются в одних и тех же слезах. Это счастье, рождающееся из горя, в котором герой явил непобедимость.

Рассуждение о юморе — это в эстетике аналог короткой обязательной программы в фигурном катании. Маршальский жезл не жезл, но майорский погон достать из солдатского ранца представляется что пора.

Если я не прав — поправляйте:

1. Сначала разделим объективную и субъективную составляющие.

У каждого есть представления о смешном: ситуации, выражения, классические анекдоты. При этом один смеется там, где другой молчит тупо и неодобрительно. Чувство юмора весьма индивидуально по силе и эстетической оформленности — и однако возбуждается внешними и вполне объективными факторами. Т. е.: повод к смеху объективен как событийный факт — но субъективен по восприятию: чего ржать?

2. Субъективная составляющая может быть разделена на физиологическую и культурную. Смех — это процесс весьма физиологический, причем малоподконтрольный. Внешний же возбудитель смеха задействует в человеке культурную программу, в системе которой он и расценивается как смешной.

3. Ложимся на дно вопроса и рассматриваем истоки. Что есть смех с точки зрения физиологии: механизм запуска и произведения смеха каков?

Это возбуждение и разрядка возбуждения. В одном из участков центральной нервной системы возникает очаг сильного, неконтролируемого возбуждения. Возбуждение спонтанно и скоротечно, и в считанные десятки секунд сбрасывается через смех.

Что происходит при этом возбуждении? Выбрасывается адреналин. Кортизол. И еще выбрасываются эндорфины. И это воспринимается как сильная положительная эмоция.

4. Адреналин есть готовность и приказ: «Дерись или беги». Его впрыск сопровождается скачком давления, усилением сокращений сердца, выбросом сахара, активизированное дыхание вдувает в организм больше кислорода для окисления и перевода вещества в работу, температура тела повышается от начинающих активнее выделяться калорий, мышцы непроизвольно напрягаются. Силы увеличиваются! И им требуется какое-то применение! (Иначе, без расходования поданных ресурсов по назначению, стресс будет иметь уже скверное следствие — долго не снятые реакции дадут трещинки в сосудах, отложения бляшек, снижение иммунного уровня, от чего болезни развиваются в слабых местах, и т. д.) Стресс требует разрешения. Так устроен организм. И не только наш — но любого животного.

Смех — это стресс.

Гм. Будем точнее и внимательнее.

Вот вся совокупность описанных физиологических процессов — это и есть стресс как реакция организма на внешний раздражитель. Значит, следует сказать так: предваряющее и обуславливающее смех состояние организма есть стресс.

Смех — это способ разрешения стресса. Снятия стресса, следствие стресса, результат стресса.

5. При этом не страшно, не опасно, не трудно, и ничего не надо делать. А напротив — еще и приятно. А что приятно без конкретных дурных побочных следствий — то организму полезно. Положительные эмоции поддергивают иммунитет, латают дыры в организме, повышают активность и выживаемость. (Они значат: жить — хорошо! ты — нужен, хорош, правилен, победителен! — так живи, этот мир — твой.)

Смех — это оптимальная позитивная форма разрешения стресса без каких бы то ни было действий.

5-А. Повод к смеху вторичен. В том смысле, что первична сама способность организма смеяться. Где есть способность — есть и потребность. А повод всегда найдется.

Повод для смеха относителен — механизм смеха абсолютен.

Подводники знают, что после пережитой под водой опасности, неожиданной и смертельной для лодки и экипажа, когда вот только что пронесло, — бывают периоды массового неудержимого смеха — вдруг, над любой ерундой: хохочут хором и пытаются повторить какое-то сказанное слово, или жест, или гримасу чью-то — в сущности не важные. Адреналин выходит.

«Напал неудержимый смех» — это знакомо любому. Показанный палец вызывает взрыв хохота, невозможно остановиться, и еще несколько раз, утихнув было, приступы смеха возобновляются. Повод может быть изначально ерундовый. А вот под настроение. А вот начал — и не перестать.

Пока адреналин и эндоморфины выше среднего уровня — будет ржать, как конь.

Настроение бывает смешливое и несмешливое, когда одни и те же поводы вызывают разную реакцию.

Молодые девушки куда смешливее старых ворчунов. У них что — чувство юмора лучше? Нет — юный организм веселее, гормоны брызжут!

6. Так сам-то смех — это что такое? Как это «разрешение стресса» выглядит?

Очень сильные пульсирующие сокращения мышц. Переходят в мелкие повторяющиеся спазмы. Прежде всего — мышцы живота, межреберные и грудные мышцы, диафрагма, — то, что работает при дыхании. После сильных и долгих приступов смеха может болеть живот (прям как после тренировки).

Мышцы бедер, поясницы, плеч, шеи, — человек мелко и активно трясется. Активная мимика сменяется бессильной гримасой. Можно махать руками, топать, перегибаться и т. д.

Сильные, мелкие, частые спазмы мышц, обеспечивающих дыхание, буквально ударами выбивают воздух из легких. Короткими сильными толчками воздух вылетает через ритмически спазмирующуюся гортань. Голосовые связки также работают сильными раздельными толчками.

Прибавьте к этому, что после смеха оказывается: вы вспотели, у вас текут слезы и сопли, вы буквально устали от смеха. Все правильно: активизировалась деятельность слезных и слюнных желез, повысилось потоотделение и температура тела.

Смех — это работа. Это сброс энергии, мгновенно изготовленной организмом под влиянием неожиданного внешнего раздражителя.

Сброс быстрый, безопасный, эффективный и приятный.

7. Почему безопасный? Потому что ситуация безопасна. Не надо ничего предпринимать. И это жутко приятно. Сильное возбуждение есть — а опасности и необходимости действовать нет.

8. Тогда, черт возьми, что это за ситуации, на которые организм так возбуждается, а опасности нет никакой? Кстати — фильм ужасов тоже безопасно возбуждает, но юмор там обычно отсутствует. Сильные ощущения без реальной опасности, которые поставляет фильм ужасов, — это еще не юмор.

— Объективную составляющую юмора можно условно разделить на юмор ситуативный и вербальный.

Вербальный же юмор можно разделить на, опять же, ситуативный — и стилистический. Речь может просто передавать события, вызывающие смех. А может речь содержать такие словосочетания, применять слова в таких значениях, что это забавно и смешно само по себе.

Но то общее, что есть во всех формах юмора — это нарушение ожидания. Юмор — это нарушение привычной связи явлений и/или слов. Юмор — это разрушение трафарета. Юмор — это нештатная ситуация. Юмор — это неожиданность. То есть:

Юмор — это фактор неожиданности в окружающей среде.

9. Упала ветхая старушка — это не смешно. Упал супермен на ровном месте — это может быть смешно.

Человек раздевается и заходит в парилку. Это нормально. Раздевается — и оказывается с веником и шайкой на производственном собрании, — это смешно.

Чарли Чаплин — это маленький, слабый, добрый и незадачливый посрамляет больших, злокозненных и сильных, им этого вроде и не желая.

Мышонок, издевающийся над котом — это смешно. Наоборот — это кошачьи охотятся на мелких грызунов.

Под человеком разваливается стул, и он падает на пол: смешно. Человека двое бросают на пол, — не смешно.

Гурман сует в рот дрянь и отплевывается: может быть смешно. Человеку силком пихают дрянь в рот, — не смешно.

Список можно продолжать до бесконечности. Юмор останется чем-то взламывающим ожидание, привычку, трафарет, норму.

Юмор — это вместо ожидаемого, нормального, никак не затрагивающего твоих представлений о течении жизни — ты получаешь нечто, что привлекает внимание, требует осознания, не вписано в стереотип представлений о жизни.

Юмор — это нарушение стереотипа.

10. Мы выжили в этом мире, потому что сумели преодолевать все опасности. Мир не застал нас врасплох.

Мы были некогда почти вовсе в гомеостазе с природой. Были ее частью. И любое изменение в окружающей среде — требовало внимания, рассмотрения, оценки, приспособления. Любое изменение могло оказаться гибельным. При любом изменении необходимо было принять решение: это опасно? или нет? бежать? или нет? или драться?

Инстинктом выживания любое нарушения стереотипа в окружающей среде воспринимается как фактор повышенной опасности.

Любое животное опасается всего незнакомого и непонятного. «Непуганые звери» быстро истребляются или быстро учатся распознавать опасность. Осторожность, предусмотрительность, готовность к опасности — залог выживания.

Высокоэнергетичный человек (те самые в пять раз больше калорий потребляемой энергии на кило живого веса!) — выжил и победил еще потому, что особенно зорко, готовно и сильно реагировал на все окружающее. Гм. На стадии развития австралийских аборигенов вообще убивали всех чужих. На всякий случай. Для большей гарантии выживания своей группы.

На новом месте кошка забьется под кровать и будет настороженно блестеть оттуда глазами сутки. В незнакомом месте, да еще ночью, вы вздрагиваете от шороха и подпрыгиваете от неожиданного и незнакомого голоса. Вид необъяснимых явлений типа НЛО вызывает у человека жутковатый холодок.

Инстинктивная реакция на нарушение стереотипа — адреналин.

Инстинктивная реакция на адреналин — драться или бежать.

Или смеяться.

11. Если эффект смешного, вот возникновение и формирование позыва к смеху, разделить на стадии, то получается примерно так:

Сначала нечто привлекает неожиданно наше внимание.

Затем (стадии коротки, все происходит чрезвычайно быстро) оказывается, что это «нечто» не может быть автоматически внесено в одну из знакомых цепей событий. Автоматический определитель «опасно-безопасно», «хорошо-плохо», «нужно-ненужно», — не срабатывает.

Тогда, и это значит, — происходит сбой в системе постоянного инстинктивного автоматического контроля по координации всех реакций организма в окружающей среде. Вспыхивает сигнал: «Что-то не так!»

Вслед за сигналом «что-то не так!» организм выполняет совершенно инстинктивный комплекс действии: «Готовься!» Это чувство сродни испугу, но испугом его назвать еще нельзя. На этой стадии адреналин, кортизол, сахар, напряжение, — резко растет. Взлетает пик внутреннего напряжения организма.

Но одновременно с мобилизацией организма по команде «Готовься!» растет возбуждение участка головного мозга, ответственного за распознавание и анализ информации извне. Что и естественно. Надо же знать, к чему готовиться. Надо понять нештатную ситуацию, чтобы оптимально на нее отреагировать. Центральная нервная система стремительно возбуждается. Идет осознавание ситуации.

Оп! — и возникает положительная обратная связь между корой головного мозга и гормональной системой плюс мышечная. Инстинктивный напряг мышц и подпрыг активности эндокринологии повышает активность мозга. А повышение возбуждения мозга, в свою очередь, еще больше повышает активность выделения гормонов и сахара.

Процессы подготовки к неожиданности «на любой случай, на всякий случай, н^ непонятный случай, на возможную угрозу» — и процесс осознания информации, которая характеризует этот случай, процесс расшифровки события, поиск решения, как действовать, — эти два процесса идут параллельно и умножая, подкрепляя и провоцируя, друг друга.

И вот мозг приходит к выводу, что ситуация совершенно безопасна. Ничего экстремального. И более того — вообще ничего предпринимать не надо. (Более того — все это в рамках общей ситуации, неопределенно долгой, что все спокойно, и ничего не грозит, и ничего плохого не предвидится.)

А дальше вот что. Стремление избегать опасности — это инстинкт. И стремление понимать (как необходимое предварение любых действий) — это тоже инстинкт. Удовлетворение инстинкта есть безусловная положительная эмоция. Механизм возникновения и переживания положительной эмоции имеет физиологический уровень: биохимический, биоэлектрический, биоэнергетический и ряд еще. Углубляться в это сейчас — отдельное исследование для нейрофизиологов и т. д. Мы только одно отметим: впрыскиваются эндорфины. И возникает чувство удовольствия, удовлетворения, радости, подъема: эйфория наступает. Потому что — уф-ф, все слава богу, а мы-то уж было напряглись, вот дураки.

Интеллигенция — это этическая оппозиция тоталитарного государства. Интеллигенция — это интеллектуальная часть среднего класса, в отсутствие демократических прав и свобод поставленная в положение этической оппозиции. Интеллигенция — это интеллектуальная оппозиция тоталитарного государства, не могущая реализовать свои взгляды, политически и социально. Интеллигенция — это интеллектуальная прослойка общества, утверждающая мораль при господстве аморального государства.

Итак, за осознанием ситуации — следует облегчение, что в ситуации нет ничего плохого.

Мозг играет отбой тревоги.

Впрыскиваются эндорфины.

А адреналина с сахаром в это время в организме до фига; ну, заметно выше нормы.

А делать, предпринимать ничего не надо. А раз не надо, организм не хочет. (В природе вообще все устроено по принципу максимальной экономии энергии, если нет необходимости ее расходовать в общем процессе энергопреобразования на еще более высоком уровне.)

Вот впрыск эндорфинов на адреналин, кортизол и сахар и есть физиология смеха. Она же основа физиологии юмора.

Выделенную энергию надо «сбросить» самым легким, безопасным, простым, нейтральным образом. Будучи при этом в прекрасном настроении. И мышцы начинают трястись, спазмироваться, конвульсировать, голосовые связки вибрируют, акустические волны расходятся в сотрясении воздуха. Плюс пот, температура, слезы и т. п.

Смех — это рефлекторный сброс избыточной энергии стресса, оказавшегося положительным.

11-А. А кстати. Насчет того, что пять минут смеха — час жизни. При этом положительном стрессе. С активизацией всего организма. С подскоком обмена веществ. С избытком энергии. С избытком физиологического вещества энергии, если можно так выразиться о гормонах и глюкозе. Что происходит?

Чуть активнее идет выделение всяческого шлака. Чуть активнее идет заживление всяких микроповреждений и микропатологий, которые в организме всегда есть, текущий ремонт — это часть процесса жизни организма в среде. Чуть больше энергии психической, оно же отчасти биоэлектрической и биохимической, подается главным местам организма, — и поддерживает места слабые.

Отлично вентилируются и очищаются легкие. Кстати, интересно было бы сделать химический анализ газовой смеси, выдыхаемой при хохоте: как с глюкозой и гормонами в частицах выдыхаемой жидкости — в норме ли, или много выше?

А поддерг активности органов и мышц — это как прогон и прогрев застоявшегося двигателя, чтоб все притерлось и поддерживалось в форме. Глаза блестят от гормонов, лица раскраснелись от тока крови, подмышки вспотели от потосброса температуры и шлаки идут с потом, а кресло описано, потому что сфинктер ослаб в спазмах, а с мочой тоже полезно вывести излишек тепла и массы в окружающую и охлаждающую среду (пардон за подробности).

…Но повторим кратко стадии возникновения этого упоительного процесса, после которого организм справедливо чувствует себя как после двух суток санатория с сауной:

12. Если кратко перечислить стадии, получается:

— фиксация нестереотипного,

— внимание,

— настороженность,

— непонимание,

— тревога,

— осознавание,

— облегчение,

— удовольствие.

Настороженность, сопровождающаяся непониманием, переходит в тревогу, сопровождающуюся осознаванием.

Заметим, что тревога вспыхивает быстро, осознавание же происходит медленно, и после осознания требуется еще время на подтверждение того, что это так, а не иначе. То есть стадию-процесс «осознавание» можно подразделить на:

а) проверить информацию и убедиться, что она именно такова, нестереотипная, не ясная автоматически;

б) перебор деталей и вариантов, стараясь идентифицировать явление в системе знакомых представлений;

в) понимание: сведёние полученной информационной комбинации к знакомым знакам, блокам, логическим цепям: размещение полученной информации в общей информационно-ориентировочной системе;

г) подтверждение: проверить связи нового информационного блока со смежными постоянными в общей информационно-логической системе, «прозвонить» их и закрепить повтором.

(Пока сознание осознает, инстинкты могут поддать столько адреналина с сахаром, что у человека наступит «адреналиновый шок» — впадет в ступор, оцепенеет. Стресс заблокирует аналитические и командные центры, избыток адреналинового возбуждения сместит очаги возбуждений в коре головного мозга. Связь станет отрицательной: чем сильней стресс — тем хуже соображение.)

13. Теории юмора, если всерьез, не может быть вне координации с теорией стрессов, физиологии и нейрологии. Гуманитарные рассуждательства тут ничего не решают.

14. Довольно трудно прясть нить из морских ежей. У нас каждый узелок проблемы дает пучки побегов в разные стороны. Все в жизни так взаимосвязано, это просто ужас какой- то! Поэтому вернемся сейчас как бы чуток назад и заметим кое-что необходимое. Именно:

Как говорят боксеры, «в боксе главное — ноги». Не только перемещаться неутомимо. Но и — по положению ног можно знать, что сделает противник в следующий миг. Положение ног предшествует и смене центра тяжести, и удару. Классный боксер понимает и чувствует противника, и через то на миг предвосхищает все его действия.

Так вот. Человек, фиксируя окружающую среду органами чувств. И храня в памяти многочисленные варианты многочисленных взаимодействий разных объектов окружающей среды. И имея представления о том, что как делается и каковы взаимосвязи объектов в природе. Всегда предвидит, что сейчас произойдет.

Человек всегда экстраполирует настоящее.

Самое ближайшее будущее в рамках обычных стереотипов представляется человеку практически стопроцентно верным, он это будущее буквально знает, он в нем уверен. Что дом не рухнет в течение следующей минуты, что в конце урока прозвенит звонок, что раздетая девушка окажется девушкой, а не юношей, что сунутая в воду рука станет мокрой. И несть числа.

Мы живем в мире известных наперед ситуаций. Ну, сказать так будет натяжкой… Мы живем в мире известных нам причинно-следственных связей. Ну, не всегда известных… и не всегда они срабатывают. Но — однако:

Ориентирование в будущем — это ориентирование в настоящем.

Чтобы встать и пойти из комнаты на кухню, надо твердо знать, что на кухне нет бармалея, что кухня находится на месте, что там не царский будуар и не сортир со стульчаком вместо газовой плиты, что зад не приклеился к стулу и т. д. д.д.д. д.д. д. д.

Мы твердо знаем, от кого-чего можно и нужно ожидать чего. Человек плывет вперед по океану стереотипов до горизонта.

Любое действие — это шаг к желаемому результату. И у всех так.

Чтобы вообще существовать, необходимо ориентироваться в окружающей среде и происходящих в ней событиях. Причем не только на исчезающе малый миг настоящего — но и твердо знать ближайшее будущее!

Чем ближе будущее — тем тверже мы его знаем.

Каждая будущая секунда обладает несомненностью настоящей.

Следующесекундное будущее и настоящее — это одно и то же.

(Экстремальные ситуации войны и смерти мы сейчас не рассматриваем. Умирающий обычно не склонен к юмористическому восприятию мира.)

А поэтому:

Любое нарушение стереотипа окружающей среды оказывает на человека дезориентирующее воздействие. А это очень серьезно!! Ошибка в представлениях о мире на одну сотую процента — означает, что ты неточно представляешь себе мир, и нечто подобное может наступить в любой последующий миг, и хрен его знает, что делать тогда и что делать сейчас!..

Птица, которая вдруг полетит хвостом вперед, может внушить ужас! Ибо это — сверхъестественное! Что-то в мире не так. Или ты сошел с ума, тогда все не так и неизвестно как может быть в любой миг.

Юмор — это несовпадение ожидаемого и полученного. Должного и случившегося. Не стандарт. Дезориентация.

14-А-Б-В. Юмор — это нештатная информация.

Юмор — это искажение информационного стереотипа.

Юмор — это информация, требующая дополнительного раскодирования.

Юмор — это нестериотипная информация, требующая нестереотипного раскодирования.

Юмор требует восприятия и мышления за переделами стереотипа.

Чувство юмора — это способность фиксировать, воспринимать и раскодировать нестереотипную информацию за пределами стереотипного мышления. (Под мышлением здесь узко подразумевается оперирование информацией, которое может носить невербальный характер, т. е. оперирование информацией свернутое, спрямленное от причины к следствию, подсознательное даже. Люди ведь не могут толком объяснить, почему смешное смешно. Они это воспринимают эмоционально, переводя представления в эмоции. Мгновенно и подсознательно сравнивают полученное с ожидаемым.)

Если коротко:

Чувство юмора — это способность раскодировать нестереотипную информацию.

Однако это неполное определение.

Нужна еще способность к веселью, без чего раскодированная информация будет понятна, но не будет смешна. То есть:

Субъективное имеет рациональную составляющую — способность мозга раскодировать нестереотипную информацию.

Субъективное имеет физиологическую составляющую — способность организма продуцировать гормоны и выделять внутреннюю энергию, без чего юмор остается мертвым и тем самым не является юмором, но эмоционально нейтральной нестереотипной информацией. Но:

Юмор — это эмоционально позитивная нестереотипная информация.

15. Культура и язык дают колоссальное количество возможных информационных связей в колоссальном информационном массиве. Культура и язык связаны с рефлексирующим мышлением. Говоря о юморе, мы подразумеваем более или менее культурного человека.

А что юмористического может быть в природе без культуры и языка? Что за нештатные ситуации? Ну, представим себе первобытного обезьяночеловека.

Упал на голову кокос и убил, размозжив череп. Не смешно. Упал ни с того ни с сего на довольно отдыхающего человека и набил шишку — неопасную, но торчащую промеж глаз. Смешно.

Упал старик и утонул в реке. Не смешно. Упал задумавшийся сильный самец и весь вымок, от неожиданности глаза на лбу и ухнул: но это неопасно. Смешно.

Ребенок упал в костер и обгорел. Не смешно. Воин задремал у костра, и у него задымился зад, он подпрыгнул и завопил. Смешно.

То есть. Ситуации нестереотипные, неожиданные, но неопасные и не требующие напряжений для разрешения. С точки зрения действий, расхода энергии, — ситуации нейтральные, не требующие вмешательства, — энергобезрасходные. С точки зрения информации — нестереотипные.

Заметим: пострадавшему больно, он прилагает усилия, чтобы нейтрализовать ситуацию и преодолеть боль. Смешно наблюдателям. Им хорошо. Делать ничего не надо. Они не пострадали. А нелепо и слегка пострадавший — фигня, ушиб пройдет, шерсть обсохнет. М-да: если бы тот сломал кости — надо лечить, выхаживать, помогать, жалеть, ничего смешного. Или тонущего спасать с риском для собственной жизни. А смех — это безопасно, беззаботно.

Подчеркнем: это не факт, что первобытные люди над этим смеялись. Мы проецируем на них наше сегодняшнее чувство юмора. А оно, будучи едино по конструкции, весьма вариабельно по степени и поводам.

16. Грубым тупым воинам могут быть смешны бессильные попытки раненого врага поразить их. Он явно ничего не может им сделать. Ему подобает лежать и умирать. А он неуклюже дергается, все хочет ткнуть мечом и не достает до них.

Он им до фени. Он враг. Его смерть — нормальна, она и требовалась. Его судороги безопасны. Он — развлекает. Его движения и желания слегка нарушают стереотип: надо же, уже покойник, а тоже еще что-то пытается сделать, пародируя битву своими конвульсиями!

17. Чувство юмора вполне определяется уровнем культуры. Не в принципе, повторяем, а в определении поводов для смешного.

В Средние Века казнь на городской площади была большим развлечением для народа, не избалованного шоу- бизнесом. И если приговоренный приходил в ужас на эшафоте и пытался вырываться, — это вызывало смех. Висельник плясал в петле под юмористические замечания публики, эрекция удушаемого вызывала смех, мочеиспускание по расслаблении сфинктеров удушенного вызывало смех! Это воспринималось как нарушение приличия (стереотипа поведения и табу), вполне зрителям безопасное, а вешали за дело, и ничуть его не жалко, и в любом случае — он чужой.

Еще в начале XIX века было в славных городах вроде Парижа и Лондона стильное развлечение — съездить в сумасшедший дом и полюбоваться в окошечки со специальной галереи, как нелепо ведут себя буйнопомешанные и идиоты. Сочувствовать было не принято, умалишенные они и есть умалишенные, а нелепость их действий веселила. Изящные дамы и шевалье указывали друг другу пальцами и заливались смехом. Взлом стереотипа без нужды действовать.

Все это зрелища экстремальные, нестереотипные, безопасные, дающие легкий приятный стресс, адреналин, а делать ничего не надо, получите ваши эндорфины.

(17-1.) Когда младенца подбрасывают вверх и ловят в надежные, родные, сильные руки, — он взвизгивает от приятного желаемого страха и заливается смехом. Это стресс, и адреналин с эндорфинами идут вместе (из разных мест), потому что делать ничего не надо и опасности нет. Чистая модель физиологии смешного.

Экстремальное зрелище из безопасного положения дает аналогичный эффект. И тут любое неловкое или обычно непринятое движение или действие могут служить поводом к смеху, пусковым моментом к смеху.

18. Возьмем грубую буффонаду, которую можно назвать комедией травм. Арлекин бьет Пьеро палкой. Или Петрушка бьет старосту. Или ковбои лупят друг друга по мордасам и ломают на куски бар. Пинки, удары доской по затылку, стуканья головой об фонарь, и далее по всему перечню.

Знаете, если в серьезном бое на дубинках один снесет череп другому — победителю могут аплодировать, приветствовать криком, но смеха не будет, ибо не над чем ржать. Удар сапогом в мошонку делает мужчину инвалидом, и никто в драке не смеется.

Мы — в безопасности, для развлечения, — смотрим кино, где актеры изображают бойцов, всерьез сражающихся. Не смеемся. А вот комедия со сражениями — смеемся. Черт возьми. И тот фильм, и другой, — условны, безопасны, развлекательны, и сцены драк — формально аналогичны! В чем разница?

Ну, во-первых, в комедии мы не сочувствуем избиваемым. Они вообще персонажи условные, двумерные, для битья и нелепиц созданные. А серьезным мы сочувствуем, в это кино мы эмоционально вникаем, их чувства проецируем на себя. Ты не заржешь над получившим дверью в лоб человеком, если это твой ребенок.

А во-вторых:

19. Ситуативный юмор обычно носит ситуативно-знаковый характер. Юмористичность ситуации стилистически обозначается тем, как на нее реагируют участники. Если падает в крови с выпущенными кишками — это натуралистическая драма. Если громко пукает, пучит глаза и подпрыгивает, — это комедия.

Знаковая стилистика через мимику, жест и фразу просто подсказывает зрителю, смеяться над этим или нет. Содержание знака комедии, знака смешного, примерно таково: это не страшно, не опасно, сочувствовать не надо, тебя это никак не касается, это именно развлечение.

То есть:

Знаковая стилистика может делать одну и ту же ситуацию фактом личного опыта — или условной пародией на факт личного опыта.

Если действие подается всерьез — мы имеем стереотип трагического в его взаимосвязях. Если то же по фактологии действие подается как смешное — стереотип трагического взламывается мимикой, жестами и фразами, не подобающими стилистике, эстетике трагедии. Взбрыкивают ногами, крутят глазами, падают на ровном месте в лохани, тычут шпагой в свинью вместо противника.

И. Актер стилистически обозначает, как надо относиться к факту. Упасть от удара красиво и печально — или подпрыгнуть, схватившись за зад.

20. Строго говоря, чисто ситуативного юмора в искусстве не существует. Ситуативный юмор, клоунада, буффонада, бурлеск, гэг, карнавал, кривлянье, — это ситуация, снабженная знаком ее прочтения.

Строго говоря, трагедия от комедии отличается в первую очередь не ситуативно, но именно знаковой стилистикой. При желании любую великую трагедию можно поставить комически. Образцы чудовищно циничного черного юмора в фольклорных стансах конца советской эпохи — отличное тому подтверждение. Они вызывали неудержимый гогот страны, и сам гогочущий ощущал легкую неловкость, что гогочет над такой безнравственностью, над поношением святых вещей гогочет!.. Эффект достигался глумлением формы над содержанием. Стилистический знак выворачивал трагическую ситуацию эмоционально наизнанку.

(Дети в подвале играли в гестапо: Зверски замучен сантехник Потапов.)

Знаковый юмор сплошь и рядом вообще заменяет ситуативный. На дурной эстраде особенно. Актер «хлопочет мордой», корчит гримасы, движется вихляя и жестикулирует невпопад. Говорит с интонациями имбецила. При этом он может подавать эмоционально нейтральный текст и вступать в эмоционально нейтральные ситуации.

Но. Тупой публике это нравится — и должно нравиться! Ибо знак смешного однозначно включает ее восприятие. Ей скомандовали: это — смешно! И она, пришедшая смеяться, желающая и готовая всюду находить смешное, но эстетически весьма неизощренная, радостно находит повод для смеха в любом отходе от стереотипа. Мимика неестественная, жесты неестественные, сказали, что это смешно, — а ведь и действительно смешно.

Чем тупее публика — тем проще и сильнее должен кривляться ее смешитель и развлекатель.

(22!!! Я не хочу писать исследование о юморе, я не собирался его исследовать, я хотел всего лишь заметить на трех страницах об его стрессовом характере образования и энергетическом характере смеха!.. Эстетика смешного в основе энерго-физиологична, все!..)

23. Знак смеха — это знак взлома стереотипа. Поэтому простейший способ вызвать смех (у нехитрой аудитории) — это неестественное поведение в явно не трагическом ключе: кривляться, проще говоря. Грубая примитивность этого лобового приема отвращает эстетически развитую аудиторию.

Простейшие формы взлома стереотипа как юмора — это:

Нарушение правдоподобия. Утрированная маска клоуна, огромные ботинки, штаны дикой ширины и дикого цвета. Писклявый голос с неестественными интонациями. Нереальная неуклюжесть. Нереальная глупость. Нереальная неумелость. Утрированная мимика. Предметы нереальной формы (гигантский перочинный нож, например). Животные, вдруг говорящие и/или совершающие «осмысленные» поступки в связи с действиями актера.

Нарушение естественной реакции. Пугаться чего-то явно нестрашного. Или небрежно идти навстречу смертельно страшному. Ронять предметы, которые легко можно удержать, а ронять их не с чего. Падать ни с того ни с сего. Корячиться под легким грузом — и/или легко тащить нереально «тяжелый» груз. Производить мимику и жестикуляцию, не соответствующую обыденности повода.

Неожиданное продолжение. Почти то же. Когда актер вдруг падает при передаче ему легкой картонной коробочки, или вдруг пугается невинной птахи, или вдруг собирается дать по морде страшному силачу, или вдруг после падения с высоты на твердость ощупывает ужасные «вывихи» и «травмы» и встает, продолжая действовать как здоровый.

Нарушение табу. Показать зад, сделать неприличный жест, задрать юбку даме, издать неприличный звук. Практически весь сексуальный юмор связан с нарушением половых табу, принятых сейчас в данном обществе. Шире — нарушение норм поведения, именуемых обычно приличиями. Весь фекальный юмор, столь популярный у примитивного простонародья, основан на том, что кто-то обделался, или упал в дерьмо, или влез в него, или публично навонял, — и тем самым получил неприятность вопреки обычному избеганию такой ситуации.

То есть. Человек делает что-то, чего никто от него не ожидал. Не предвидел. Что не принято. Не похоже. Не укладывается в обычные, принятые, привычные, предсказуемые, предвиденные рамки.

24. А как же по десятому разу смотрят комедию, наизусть зная все следующие ситуации? Ну, во-первых, ржания того дикого, что в первый раз, быть уже не может. А во-вторых, стереотип нормы жизни не меняется. Уже известный вариант взлома стереотипа — все равно остается взломом. Но! —

В смехе по десятому разу уже нет неожиданности — зато есть удовольствие от ситуации. Этот юмор обретает все более эстетизированный характер: уже зная, что будет сделано, мы получаем удовольствие от того, как это сделано.

С тридцатого (числительное условно) повторения — мы уже перестаем смеяться. Но понимаем и отмечаем, что это смешно. То есть:

— С повторением юмористической ситуации ее эмоциональное восприятие резко снижается — но стойкое положительное эмоциональное восприятие сути и конструкции ситуации остается.

25. Нельзя обойти смехом братьев наших меньших. Есть ли у них чувство юмора? Это риторический вопрос.

Юмор — это удовольствие от безопасной нештатной ситуации. И некоторые существа обладают достаточным умом для этого.

Ворона скатывается на заду с церковного купола, опираясь когтями и хвостом. Ее это развлекает. А вот ворона бесшумно планирует сзади-сбоку поперек «осевой линии» собаки, чиркает ее вытянутыми задними когтями по крестцу и радостно рвет вверх, оглядываясь (!) на подпрыгнувшую и тявкающую собаку. И так может раз за разом.

Кошка охотится за вашими босыми ногами, и ваши взвизги (явно не злые всерьез) ее развлекают. Козлик поддаст вам рогами в зад, и страшно вдохновится вашим падением носом в землю, и постарается повторить свой удачный опыт.

Игра и юмор — родственники. Речь идет о невсамделишной ситуации. Нападение на друга, родственника, члена прайда и стада — ситуация нештатная, взлом стереотипа. Можно повозиться, погоняться, раззадориться, сбросить немножко энергии. А заведомая безопасность игровой ситуации делают ее приятной, комфортной.

Те же элементы, ребята. Формально экстремальная ситуация, требующая выброс адреналина, но одновременно же безопасная, что должно давать некоторый выброс гормонов удовольствия, и тут же происходит сброс энергии в режиме положительных эмоций.

Животному таки нужно что-то соображать, чтобы искусственно смоделировать себе такую ситуацию.

Способность мозга животного оперировать объемами информации, причем информации не сиюмгновенно конкретной, а экстраполируемой, — несравненно, на порядки, ниже, чем у человека. Но — есть. Есть. И информационные объемы несравненно меньше, и операционные мощности несравненно меньше. Но есть. У высших животных — очень даже есть.

26. Потребность в юморе и наличие чувства юмора не связаны жестко с развитием интеллекта. Самые тупые жлобы могут ржать по тупым поводам: адреналин с эндорфинами найдут, к чему прицепиться, была бы способность с потребностью. А самые, гм, интеллектуальные деятели могут страдать отсутствием чувства юмора. Были великие ученые и даже великие писатели, у которых с чувством юмора было совсем плохо. Ну — серьезные люди.

В депрессии организм угнетен. Адреналин уменьшен, эндорфинов нет. И нет вокруг ничего смешного. Жизнь — дерьмо, и стереотипы этого дерьма не интересуют несчастного.

Счастье ассоциируется у нас с веселым настроением. Смешливостью, задорностью, бодростью, оптимизмом. Гм. Человек может быть благополучен, добр и умен. Но не очень возбудим. Мрачноват. Гормональный обмен у него такой. Он все понимает. Но ему не смешно.

Вообще это можно считать не то чтобы патологией — но все-таки таких людей, умных без юмора, малая доля. Потому что юмор — это способность мозга к возбуждениям, и ум — это способность мозга к возбуждениям. А уж когда может возбуждаться — то возбуждается все. Гений чаще всего холерического темперамента, сексуально гиперактивен и отлично чувствует юмор. Умный человек с плохим чувством юмора — это как силач со слабой поясницей или слабыми икрами. Диспропорция в развитии всего комплекса мышц. Ну так отсутствие чувства юмора у умного человека — это диспропорция в уровне деятельности всей гормональной системы и уровне возбуждения (и развития) разных участков коры мозга.

В общем же юмор напрямую связан с умственным развитием человечества, с накоплением культуры и способностью ориентироваться в культурном пространстве.

27. Чем большей информацией располагает мозг. Чем полнее информирован он об окружающей среде. Чем объемнее может смоделировать все возможные ситуации. Тем больше «программ-полуфабрикатов» он имеет в своей информационно-оперативной системе. Тем больше стереотипов, связывающих варианты реальности в объемные долгосрочные программы, он имеет. Тем лучше ориентируется в окружающей среде. Тем эффективнее, адекватнее и полнее способен ответить на любые изменения в окружающей среде, которые будут им зафиксированы. Тем больше в этом огромном информационно-стереотипном пространстве содержится возможностей для сбоев, нарушений, сломов стереотипных соприкосновений. То есть — тем полнее пространство, где существует юмор. Тем больше и насыщеннее среда, где может зарождаться юмор.

Засмеяться над небольно упавшим — несложно. Но чтобы смеяться над бесчисленными ситуациями — надо сначала создать цивилизацию.

Юмор — это продукт культурно-психологического пространства.

Нужно абстрактное мышление и огромная память, чтобы стереотипы реальных ситуаций перешли с уровня инстинктивного восприятия на уровень отвлеченный информационно-операционный.

28. Запас картин жизни и вариантов жизни в нашем мозгу неизмеримо больше реального варианта жизни перед глазами.

Создавать смешные ситуации в воображении можно бесконечно. Если воображение — то есть способность мозга моделирующе оперировать информацией, хранящейся в памяти, отдельно от происходящего реально перед глазами сейчас, — если воображение способно моделировать сбои стереотипов, безопасные по последствиям, небольшие по масштабам и экстремальные по форме, — то можно юморить бесконечно. Но. Способность к юмору ограничивается запасом психической энергии, для того предназначенной.

Как нельзя сожрать сразу в одиночку склад деликатесов, — так нельзя смеяться бесконечно. Не хватит возможностей выделения адреналина, сахара, кортизола и эндорфинов. Они не могут поступать на смеховом уровне долго. Не хватит элетропотенциала клеток держать долго очаг возбуждения в мозгу, который и ведает смехом. Через физиологию не перепрыгнешь.

При этом:

У человека более умного, интеллектуально развитого, культурно нагруженного, информации в голове больше, и связывающих ее стереотипов больше, и вариантов связок больше. И вариантов сбоев стереотипов — ему тоже понятно больше. Чтобы фиксировать сбой стереотипа — надо предварительно знать о стереотипе.

У умного больше поводов для смеха, чем у дурака. Так что во многой мудрости — не печали больше, в ней всего больше, и радости тоже.

И. У умного больше энергии для смеха, чем у дурака. Ибо один и тот же темперамент возбуждает эндокринную систему — и возбуждает «интеллектуальные» зоны мозга для умственной работы. (Правда, это при условии, что умный и дурак росли и формировались в одной среде, получали один культурный багаж в те же сроки.)

Психическая энергия лежит и в основе ума, и в основе чувства юмора.

29. Тупой юмор «ниже пояса» и кривлянье искренне несмешны умному. Почему? В основном потому, что для него здесь нет взлома стереотипа. Все просто и ожидаемо. Примитивно, как для математика задача для первого класса школы не может составлять ни малейшего интереса, — и предложение радоваться решению этой задачи вызывает недоуменное презрение. Вот если бы упал на задницу президент, проходя меж телекамер на инаугурацию! — вот это было б да. Вот если бы высморкалась в скатерть английская королева! Вот если бы штаны упали у дирижера в финале концерта Чайковского! Да, это тоже был бы очень тупой юмор, но это был бы убойный юмор, ибо этот взлом стереотипа решительно невозможно предвидеть.

Кривляки подчеркивают своим утрированным кривляньем, что это именно не так, как в жизни, и поэтому смешно. И тупой аудитории ясно: это смешно! А физиолого-психологическая потребность в положительных эмоциях делает остальное.

Тупая публика, осведомленная о том, что программа юмористическая, любое отклонение от правдоподобия считывает как знак юмора.

30. Тонкий юмор, составляющий наслаждение интеллектуалов и эстетических гурманов, малопонятен тупым или недоступен вовсе. Если тупому неизвестен или непонятен стереотип ситуации — как он может отреагировать на его взлом?

Когда, скажем, в фильме Бунюэля одна легко похмельная дама говорит осуждающе другой: «Ты посмотри, как дрожат руки у скрипача», зритель должен понимать и движения рук скрипача, и дрожание рук с помелья, и изящные приметы похмелья дам, и несоответствие их музыкальной первобытности их стильному образу жизни, что ведет к трактовке техники скрипичной игры как похмельной дрожи. Все-таки это юмор не для самых тупых. Для самых тупых скрипач должен наблевать в скрипку — хохот обеспечен.

Когда глупая медсестра подает больному ректальную свечу на подносе с мензуркой воды, и он печально замечает: «Да, у меня такое лицо, что можно перепутать», — зритель должен быть хотя бы осведомлен о назначении этого маленького предмета, иначе смешно не будет.

(Советские военные в американских фильмах вызывали хохот в России: масса нелепых ошибок. Однако американские военные в советских фильмах вызывали такой же хохот в Америке.)

31. В чем эффект пародиста? Один актер имитирует другого актера, или не актера, подражая его речи, жестам, манерам, интонациям. Забавляет уже то, что один человек делает свойственное другому человеку: взлом реальности забавен как факт.

Плюс легкие утрирования и несоответствия поведению реального прототипа. Эдакие клевки-проломчики в стереотипе образа.

Пародист словно создает зыбкий контурный портрет вокруг реального образа, и этот изображаемый контур то точно совпадет с поведением и обликом оригинала — то вдруг в некоторых местах «отклеивается», «отстает» от реального героя. Совпадение забавляет мастерством пародиста и тем, что явно один человек явно ведет себя точно как другой. Расхождение — забавляет взломом стереотипа образа реального героя.

32. Карикатура, шарж, — это изобразить героя так, чтоб он был и узнаваем — и явно искажен. Искажения гротескны, несут явный знак юмора — т. е. отсыл к взлому стереотипа внешности без трагичности и сочувствия. И этот взлом стереотипа внешности, как знак юмора, отсылает к подразумеваемой ситуации, обозначаемой и оставшейся за полем зрения. Такая условная внешность ассоциируется и соответствует нестереотипному поведению. — Черты смешного, невозможного, глупого, нелепого, чудаковатого, — выражают характер условного комичного человека — совершающего условные комичные поступки.

33. Знак юмора в одной знаковой системе — дает отсыл к юмору и в других знаковых системах. Можно сказать, что:

Знак юмора полисистемен.

Если человек представляется комичным на уровне облика, или на уровне поведения, или на уровне разговора, — то юмор-знак на одном лишь уровне дает воспринимающему сознанию отсыл и на другие уровни, подразумевая их комическое соответствие проявленному знаку.

Юмор синтетичен.

34. Поэтому плохой комик юморит на всех уровнях: он и кривляется, и падает, и нелепо одет, и нелепо говорит. Тупому зрителю — чем понятнее, тем смешнее.

Хороший комик предпочтет выдерживать твердый реализм во всех слоях действия — кроме отдельных деталей в одном лишь слое. Скажем: серьезное лицо, хороший костюм, ловкие манеры, и всегда роняет на ногу соседу любой предмет, который берет в руки. Несоответствие этой черты всем остальным несет больший комический эффект, чем нелепость во всем.

Умный зритель предпочитает именно второй вариант.

Избыток комического уничтожает эффект комического.

Избыток комического уничтожает неожиданность. Невозможно взломать стереотип там, где он находится в ежесекундно ломаемом вдребезги состоянии.

Крошево стереотипа и взлом стереотипа — разные вещи.

(Это аналогично тому, что бесконечно простирающаяся сцена свального греха, он же групповой секс, по прошествии времени возбуждает мало, что отлично знают сексопатологи. Но отдельные откровенные касания и показы движущейся к сближению пары, где общая поверхность воспитанности и пристойности прокалывается иглами сдерживаемой и рвущейся страсти, возбуждает гораздо больше. Это аналогично проститутке, одетой в невинную гимназистку. Знак разврата, взламывающий стереотип невинности, действует сильнее, чем знак разврата во все тело без признаков чего-либо иного.)

35. Юмор языковой подразделяется, пожалуй, на три основные формы.

а). Передача ситуации. Здесь функция языка чисто служебная: передать то, что случилось. Шванк, фацетия, микроновелла, комическая ситуация передается через вторую сигнальную систему.

б). Передача ситуации не только событийной, но и языковой. Остроумный ответ. Язвительный вопрос. Непонимание фраз друг друга в диалоге. То есть: взлом мыслительно-языкового стереотипа теми же мыслительно-языковыми средствами. Не так понял другого и ответил в другую степь. Мы-то вместе с первым говорившим понимали как он, правильно и логично, а второй-то собеседник понял все не так и ответил ну дико; или второй собеседник знал что-то, чего не знали мы, и ка-ак открыл это своим ответом, мы аж полегли. На такой конструкции построены все анекдоты.

в). Стилистический юмор. Это уже тоньше и интереснее!

Все слова в языке обладают сочетаемостью с кругом других слов. Круг сочетаемости у слов разный. Основные глаголы и существительные сочетаются почти с чем угодно в языке. Степень сочетаемости тоже разная. От стопроцентной до весьма сомнительной и индивидуальной: «высокий столб», «высокий порыв», «высокий долг», «высокий голос».

Стилистическое мастерство писателя, стилистическое богатство языка, — это умение и возможность сочетать несколько слов из сотен — тыс*1 ч в языке так, чтобы возникал дополнительный стилистический эффект. То есть в сочетании появлялся оттенок чувства, оттенок значения, которого можно добиться только вот сочетанием этих слов, если поставить их рядом вот в таком порядке. (Как оттенок цвета достигается смешиванием нескольких красок, а вообще в чистом виде такой краски вроде и нет.)

Сочетаемость слов — часть общей конструкции языка. Эта сочетаемость весьма подвижна, вариабельна. Но очерчена пределами. Есть то, что уже не сочетается: «зеленый свист» или «восхитительное отвращение». Слова должны быть одного смыслового ряда и не противоречить друг другу.

Ну так принципы сочетаемости тоже стереотипны. Все возможные конкретные сочетания трехсот тысяч слов, конечно, перечислить и заучить нельзя. Но сочетаемость рядов, групп и гнезд любой приличный носитель языка понимает и чувствует. «Любезный враг» или «боковая птица» звучит невразумительно, неправильно.

Стереотип сочетаемости — это в основе блоки типа:

Лайнер? — серебристый!

Фрукт? — яблоко!

Друг? — верный!

Невеста? — юная! И т. д.

Произнося любое слово — мы уже определили круг стереотипа: какие слова могут стоять рядом с этим, следовать за этим. А могут следовать совсем не все.

И вот мы употребляем грамматически корректную конструкцию, все падежи и склонения на месте, окончания согласованы, слова подобраны из совместимых смысловых рядов. И пишем доброжелательно:

Ушибленная невеста.

Заботливый враг.

Взлетающий друг.

Гнилой лайнер.

Парализующий фрукт. И т. д.

Имеем взлом стереотипа сочетаемости. Это — самые простые, двусловные, лобовые примеры. На деле словосочетаемость в языке шире, тоньше, ажурнее, пространнее. Надо еще добавить единство интонации текста, эмоционального уровня текста, определяемого ими словаря. И вот вам:

«Проповедовал своей лошади доктрину вечного проклятия, решая в положительную сторону вопрос о бессмертии ее души». Это возчик орет на лошадь. Мастер О. Генри. В этой развернутой фразе взломан не только стереотип вербального сочетания «проповедовал лошади» и далее. Но и стереотип сочетания событийной сцены и ее словесного оформления. Проповедуют — в церкви, матерят — лошадь. Сочетают по половинке разломанных стереотипов — и возникает юмористический эффект.

г). Взлом стереотипа сочетаемости слов — тесно связан со взломом семантического стереотипа слова, что и есть основной тип языкового юмора. Из контекста явствует, что слова употребляются «чуть-чуть» не в том смысле, как обычно принято. Семантическая функция слова в контексте «чуть-чуть» непривычная, неожиданная, нестандартная, нерядовая. Между словом и его значением образуется некоторый люфт. Фраза перестает быть стилистически нейтральной — хотя все слова по отдельности могут в ней быть стилистически нейтральны.

«Остап вытер свой благородный лоб». «Комары стонали, но сесть не решались». «Сметливое и решительное лицо студента, в восьмой раз пересдающего экзамен».

Суть иронического стиля — во взломе вербально-семантического стереотипа. Эффект иронического стиля — автор говорит вроде бы одно, но мы понимаем несколько другое. Возникает легкое такое умственное напряжение, вызванное повышенной информационной нагрузкой фразы. Мы поспешно экстраполируем словосочетание в нескольких вариантах, отмечаем, как оно звучит в стереотипе, и в каких стереотипах существуют соседние слова и их сочетания, и каково их стилистическое оформление и эмоциональный уровень, и что же это за нештатная информация нам гонится, где пониманию предшествует миг недоумения, и за ним следует миг удовольствия. А если взлом стереотипа явный, сильный, то может вызвать смех.

«Она была похожа на боксера-средневеса, что, впрочем, совсем не плохо, если вам нравятся женщины, похожие на боксеров-средневесов».

«Если развести этот бульон водой, его вполне хватило бы на десять бедняков».

«Кому и кобыла невеста, — словоохотливо откликнулся дворник».

Смысл фразы не соответствует ее форме. Смысл фразы выходит за пределы ее формы. Смысл фразы в чем-то противоречит ее форме. Смысл фразы более емок и многослоен,

чем следует из ее формы. Стереотип фразы взломан.

Внимание слушателя повышено, раскодирование затруднено, смысл в первый миг неожиданен и непонятен. Несоответствие конечно-понятого смысла и начально-формального смысла и есть конструкция иронии-юмора. Микро-стресс, сопровождающий микро-процесс понимания, и есть физиологический механизм иронии-юмора.

Ирония — это форма вербального юмора, где слова употребляются не в буквальном значении, но в большей или меньшей степени в переносном, т. е. обратном смысле. Т. е.:

Ирония — это взлом семантического стереотипа слова.

36. Здесь мы достигаем той нехитрой истины, что тонкий юмор существует только для интеллектуально развитых людей. И более того:

Юмор прямо связан с умственным развитием человека.

Способность воспринимать юмор прямо связана с объемом и уровнем информационно-операционной способности сознания. Чем больше знаешь, чем больше стереотипов хранишь и можешь моделировать — тем больше сбоев и взломов этих стереотипов ты можешь фиксировать, отмечая и степень взлома.

Активный словарь среднего человека составляет несколько тысяч слов (2–4). Грамматика среднего человека проста и стандартна. Языковых тонкостей средний человек не слышит, как не слышит полутонов в музыке человек с обычным (плохим) музыкальным слухом. Языковые «изыски» простому человеку непонятны, ибо он не видит разницы между стереотипом и его взломом. Ибо его собственные языковые построения неуклюжи и в основном неправильны (!). Если почитать стенографическую запись прямой речи разных людей, то говорить — т. е. мыслить! — в поле законов языка умеет небольшой процент. Большинство — косноязычно. Косноязычие — это косномыслие, бо словами мыслим, братие.

(37. Тогда встает старый вопрос: почему многие умные люди небогаты, а многие богатые — не шибко-то умны?

Ну так необходимо же разграничивать интеллект как способность оперировать объемами абстрактной информации — и ум как способность находить оптимальные средства для достижения желаемой цели на приемлемых условиях.

Постоянство желания, сильный характер и устойчивость к стрессам, плюс неразборчивость в средствах и эгоизм, — гарантируют вам жизненный успех во всех областях. Кроме, конечно, требующих особых способностей: музыка, шахматы, физика и т. п. Но мощный интеллект при робком характере, моральной строгости и отсутствии жизненной цели оставят вас средне зарабатывающим интеллигентом, гордым, ироничным и неприкаянным.

Мыслитель-аналитик и практик-преуспеватель — это два разные типа ума, оба нужные в социуме. Интеллектуальная и вербальная тупость практика могут не мешать ему интуитивно разбираться в людях, принимать верные решения в интеллектуально очень простых условиях, и продавливать эти решения.

Большие люди — это отнюдь не большие умы, это крупные характеры. Характер — это судьба. Ум — это еще не судьба. Ум носит подчиненное и обслуживающее значение относительно характера, нельзя это забывать.

…Поэтому богатый человек, наблатыканный в своем бизнесе и удачливый, умный по части построения отношений с людьми и делания карьеры, — интеллектуально может быть заурядность, а по части тонкого юмора вполне жлоб.)

38. Здесь мы достигнем следующей истины, которая уже не совсем бесспорная и пока еще не факт что истина. А именно:

Юмор есть не только качество при интеллекте, — но юмор есть аспект интеллекта и его составляющая. Кто умнее, в смысле интеллектуальнее, в смысле мудрее в осмыслении всего вообще, вот кто объемнее и тоньше понимает вообще жизнь, — вот у того лучше и чувство юмора.

Здесь необходимо оговорить, что ирония есть часть и род юмора, и имеется в виду именно она в основном и в первую очередь.

Ирония — это дуализм вербальной семантики. (Нравится наукообразное изложение? Точно? Или нет?) Ладно:

Ирония — это придание слову противоположного смысла.

Или:

Ирония — это открытие в слове противоположного смысла.

Или:

Ирония — выражение словом смысла, обратного обычному смыслу слова.

Однако лицевой, стереотипный, смысл всегда наличествует также. Имеется в виду, вернее на слуху. Тогда:

Ирония — это смысловая полифоничность слова. Оно значит одно, но одновременно мы имеем в виду другое. Тогда получается:

Ирония — это контекстуальная полифония. То есть мы вкладываем в текст, посредством интонаций, намеков, смысловых нюансов, знаков особого отношения к сказанному, — вкладываем в текст еще один, или далее несколько смыслов. Тогда вообще пахнет, что:

Ирония — это вербально-семантическая диалектика. Все сказанное одновременно и так, и не так, и наоборот, понимаешь.

Простейший случай: сказать трусу: «Ну, ты герой». Это насмешка, высказанная через явно противоположное утверждение. Стоп! Что имеем? Взлом семантического стереотипа. Типично и обычно слово значит одно — а в нашем контексте значит другое.

«Как освежает вода», — сказал человек, выбравшийся из проруби, или наоборот, почти из кипятка. Стереотипное значение сломано, ибо слушателю ясно, что вода ужасна.

«Как добр и милосерден по природе своей человек», — вздыхает историк, восстанавливая детали страшной резни. Подразумевается опровержение слова смыслом.

Что же происходит, когда мы обозначаем нечто через его противоположность? Труса называем героем, горе — счастьем, провал — удачей. Мы рассматриваем явление с обеих сторон: прямой и обратной. С лица и изнанки. Это «стереофоническое» понимание, объемное. То есть:

Иронический подход к объекту представляет больше информации, чем буквальный. И производит с этой информацией большую операцию, чем буквальный.

Буквальный подход — это констатация. Буквальный подход — это аналитический стереотип. Иронический подход — это следующий этап анализа, привлечение следующей информации для его характеристики, и изображение глубинной, объемной, «двойной» картины объекта (явления, процесса, предмета).

Грубо говоря, ироничность — это способность видеть объект с лицевой и с обратной стороны одновременно. Это стихийная диалектика. Это постижение мира в его противоположностях. Ирония тяготеет к задумчивости. К рассуждательности. Она чревата вздохом над несовершенством бытия. Это насмешка с грустью в одном флаконе.

…Вот я и говорил, что мудрые люди обычно склонны к иронии, а ироничные часто являют природную мудрость.

39. И тогда мы вспоминаем, что ирония — это оружие слабых, ирония — это сопротивление рабов. И тогда мы вспоминаем еврейский юмор — ну, можем вспомнить.

Еврейский юмор скорее печален, чем весел. Чаще задумчив, нежели смешон. Строго говоря, чаще это не столько юмор, сколько именно ирония.

«Рабинович здесь живет? — Нет. — А разве вы не Рабинович? — А разве это жизнь?..»

Значения слов обыгрываются в нестереотипном смысле, причем не обязательно противоположном.

Когда коренной одессит Жванецкий начинал свою миниатюру: «И что характерно — министр мясной и молочной продукции есть, и он хорошо выглядит», — хохот советской публики вызывало именно то, что мяса и молока в стране вечно не хватало, и отрасль была в завале. Ирония давала слоеный смысл, стопку из нескольких контекстов сразу. «Еще в школе нас отучают говорить правду», — начинал Жванецкий, и зал падал с кресел: лживая страна, лживая политика, лживая история, и сама школьная правда — это тоже нечто лживое под благородным правдивым соусом: школьников как раз декларативно воспитывают говорить правду.

Поскольку еврейская история весьма печальна, а положение было вечно зависимым, и язык следовало держать за зубами, то оставалось изъявлять жуткое веселье по поводу своих огромных благ и невиданного счастья. К этой форме трудно было придраться недоброжелателю: эта форма позволяла балансировать на грани серьезности и издевки, а издевка могла мгновенно обратиться на себя самого, терпящего и переживающего такие беды и тяготы.

Нет сил не вспомнить кратко канонический анекдот: умерла первая жена, еврей женился на ее сестре, и та умерла, женился на третьей, приходит к ее родителям: «Вы сейчас будете смеяться, но Рива тоже умерла».

Похоже все-таки, что умение видеть предмет с разных сторон, находить смешное в печальном, принимать горе и улыбку в одном флаконе — это признак мудрости. То бишь способности сознания объемно оперировать информацией, создавая полифоничные модели.

40. Английский юмор противоположен еврейскому по эмоциональной тональности, но весьма сходен конструктивно. Есть хорошее определение английского юмора: людям свойственно шутить, когда опасность прошла; мужественные люди могут шутить перед лицом надвигающейся опасности; но когда люди шутят во время опасности — это и есть английский юмор.

Английский юмор — это юмор с каменным лицом. Его фон — всегда выдержанность, невозмутимость, стойкость, спокойствие. Это юмор хорошего тона. Это эхо характера, откованного викторианской эпохой.

В английском юморе стереотип выдержки и стереотип нештатной ситуации (нештатного вопроса и т. д.) взламываются друг об друга, как два яйца. Комический эффект рождает их несоответствие.

Человек тонет в Темзе и орет о помощи, потому что не умеет плавать. Джентльмен на мосту предлагает соседу пари: ирландец. «Почему ирландец, сэр? — Я тоже не умею плавать, но не ору же об этом на весь Лондон».

Корабль идет на гибельный поединок с германским крейсером. «Как вы относитесь к тому, чтобы погибнуть смертью храбрых, джентльмены? — С отвращением! — Но есть ли у нас выбор, джентльмены? — Похоже, что нет». (А. Мак-Лин, «Его Величества корабль "Улисс"».)

Сам факт шутки в экстремальной обстановке — это уже юмор как несоответствие. В адреналиновом экстремальном состоянии шутка, кстати, может вызывать бешеный смех. «Юмор висельников» — это отдельная тема! (Но у меня нет больше сил на трактат о юморе.)

Дополнительная же черта английского юмора — это формально корректное снижение ситуации до кретински низкого уровня. Т. е. стереотип ломается в сторону от высокого к обыденному.

Нищий сидит в продавленном соломенном кресле на дырявом сыром чердаке, жует корочку и курит трубку, набитую окурками. Входит посыльный юриста, объявляет его наследником хрен знает каких домов, счетов, земель и собаки. Нищий окутывается трубочным дымом, покачивает носком драного ботинка и осведомляется: «Вот как? И какой же породы собака?»

41. Не знаю, шо у тебя за бабки, но пора их подбить:

Объектная сущность юмора — неожиданный взлом информационного стереотипа без негативных последствий и необходимости действовать.

Физиологическая сущность юмора — стресс как реакция на нештатную информацию с резким выделением адреналина, кортизола и сахара, после же этапа тревоги и раскодирования информации — наступает этап облегчения и впрыск эндорфинов.

Сущность смеха — сброс стресса, сброс избытка энергии, подброшенной организму с гормонами и сахаром, с которой решительно нечего делать.

Чувство юмора — это способность фиксировать взлом информационных стереотипов как поводы к интеллектуальной и физиологической активности с эмоциональным позитивом в результате.

Ирония — это игра смыслами.

….

(Заметки на полях:) Смехотерапия, все шире применяемая в последнее время хорошими клиниками при лечении разных тяжелых заболеваний, на физиологическом уровне основана на том простом, что повышение гормонального уровня и активизация обмена веществ оказывают общенормализующее и общеукрепляющее действие. (На уровне психологическом, что есть коррелят отношений социальных и взаимоотношений с окружающей средой вообще, хорошее настроение означает — социальную и природную востребованность, оно же перспективу, оно же нужность и правильность твоего существования «по жизни», оно же удачливость и по- бедность, то есть твое нахождение на острие эволюции, твою отборность для дальнейшего развития жизни, — то есть: смысл твоей жизни, большее хотение жить, уверенность жить, счастье и оптимизм жить. Хорошее настроение означает: моя жизнь подпитывается и охраняется великой и любящей меня системой, которая меня поддерживает, мною дорожит и меня бережет, и которой я необходим, и она с благодарностью и пониманием встречает мои действия. Хорошее настроение превращает «я» в «мы», и это большое «мы» увеличивает силы и здоровье «я».)

…Смех и агрессия могут переходить друг в друга, и могут отменять и/или заменять друг друга. То есть. Энергия может пойти в действие «дерись или убегай». Или энергия может сброситься с положительной эмоцией, что, кстати, приветствуется инстинктом индивидуального самосохранения. Если враги насмешили друг друга — у них исчезает желание убивать друг друга… ну, не всегда исчезает, и мы не имеем в виду злорадный смех, но вообще уровень агрессивности явно снижается. (Физиология и социология жутко взаимосвязаны!)

…Юмор — это показатель уровня психоэнергетического жизненного запаса. Ржи, конь ретивый!

1. Что есть культура? В широком смысле слова. Культура есть совокупность продукта, произведенного человечеством, — материального, интеллектуального и духовного.

2. Культура включает в себя все здания, автомобили, станки и самолеты. Мебель, одежду и бытовую технику. Зонтики и авторучки. Заводы и ателье. Совокупность материально- предметного продукта.

А также знания их технологий. Всю сумму знаний, даваемых школой, институтом, аспирантурой, НИИ, лабораториями и кафедрами. Все, что написано во всех книгах, хранящихся во всех библиотеках мира. Совокупность информационного продукта.

3. А также все структуры отношений общества, всю ментальность, обряд, ритуал, свод законов, нравственную систему, представления о добре и зле. Все это включает в себя человеческая культура вообще и культура конкретной цивилизации, или группы стран, или страны, этноса, народа, в частности.

Ценностная ориентация. Шкала престижей. Система моральных ценностей, предписаний и табу. Привычки, обычаи, манеры.

Язык, объем лексики и частотность употребления, грамматика. Все это входит в культуру, является ее аспектами и секторами.

4. Говоря жестче:

Культура включает в себя морально-этическое структурирование общества и личности.

Морально-этическая структура личности и общества взаимообусловлены друг другом, соответствуют друг другу, определяют друг друга. Из того, каков каждый — складывается мораль и этика всего общества, а общество своей моралью и этикой стремится отштамповать каждого по своей матрице. Иначе оно и не может существовать. Морально-этическое единство и согласие членов общества есть необходимое условие его существования.

Мораль и этика личности есть слепок общества.

Мораль и этика общества есть слепок личности.

Нет-нет, конечно: с поправками на масштаб, отклонения, необходимость разнообразия и брак в работе. С элементом метафоры. Но в общем так.

(5. Интродукция.

Лирико-информационное отступление.

Почему так часто приходится начинать рассуждение и определение истины с повторения и формулирования вещей давно известных и даже банальных?

Потому что необходимо очертить границы поля, в пределах которого будет находиться истина. Необходимо оговорить систему, в которой решается задача. Необходимо проследить, куда тянутся корни растения, которое непонятно цветет? и чем питаются те корни в глубине, и с чем соединены? Необходимо вникнуть в образ мыслей преступника с самых начальных, простых, бесспорных вещей, — чтобы далее и последовательно пойти по его следам и найти там, где он затаился сейчас.

Исходная тонка любого рассуждения должна быть бесспорна и банальна.

Каждое звено рассуждения должно быть бесспорно и банально.

Сцепка звеньев должна быть жесткой и бесспорной.

А вот выбор звеньев, их комбинация, их мозаика, которая сцепляется в цепь, и направленность этой цепи, и ее привод к искомой цели, — вот в этом и заключается искусство, мудрость и прочее в этом духе.

Банальность исходной точки и простая жесткость сцепки отнюдь не означают банальность итоговой истины. Но напротив — есть необходимое условие не сформулированной ранее истины в итоге.

Восхождение к вершине начинается с удобных ботинок.)

6. ФИЛОСОФИЯ — ЭТО СОЧЕТАНИЕ ИЗВЕСТНЫХ ФАКТОВ В НЕИЗВЕСТНУЮ ИСТИНУ

7. Теперь мы возвращаемся к вышееформулированным банальным фактам насчет того, что этика есть часть культуры, а личность — часть общества. Ну, и дальше что?

А дальше еще одна банальность. Что… нет, все-таки формулировать четко банальности тоже надо постепенно.

Что вот есть материальные ценности. Здания, машины и жратва. Они существуют объективно. Материальные объекты. Убей всех нейтронной бомбой — материальные объекты останутся. Пока не рассыплются. Но тогда их молекулы и атомы переместятся в другие материальные объекты. Сохраняемость материи в природе.

А есть ценности интеллектуальные, духовные, информационные, культурные. Они есть только в нас: наших головах, нашей памяти, они записаны в нашей центральной нервной системе. Поэзия и ритуал, наука и спорт, — это все тоже ценности культуры. Но томик стихов или футбольный мяч — это только материальные носители и хранители этой культуры. А звучание поэзии и ее смысл, искусство футбола и его смысл, — для этого нужны мы, наши представления, страсти, системы условностей нашего ума. С исчезновением человечества мяч и бумага останутся, но футбол и поэзия исчезнут: им просто негде станет быть. Они есть посредством нас.

Есть объективный и субъективный аспекты культуры.

Объективный и субъективный аспекты культуры неразрывно связаны.

Субъективный аспект культуры — это сумма информаций в сознании личности.

Объективный аспект культуры есть следствие субъективного.

8. И что? И то, что когда младенец рождается — он учится ходить, говорить, пользоваться ложкой и горшком, одеждой и мебелью. Учится он всему! Перенимает! Иначе младенец среди волков вырастет животным и будет вести себя волкоподобно.

Личность — это человек, усвоивший культуру общества. И привычки, и науку, и рабочие навыки, и представления о должном и недолжном, и т. п. Потом он передаст эту культуру своим детям, ученикам, товарищам, встречным и т. д. Иногда сам в нее чуть-чуть чего внесет, придумает. Дети-внуки- правнуки-и-так-дал ее…

9. Культура самовоспроизводится. Посредством нас. Нас учили старшие, потом мы учим младших. Вал информации нарастает. В потоке нового теряется кое-что старое, иногда не важное, а иногда и хорошее, но что же делать…

В этом самовоспроизводстве культура постепенно изменяется. Кое в чем. Сердцевина остается. Вроде бы… Моральный императив, добро и зло, правила общежития. Научно- технические знания нарастают. Навыки выживания в лесу или придворного этикета исчезают.

10. В основе культуры лежит созидательный импульс человека.

Объективно этот человек создает все, что есть. Своим трудом. Потому что хочет. Или — потому что находится в таких отношениях с другими людьми, таких условиях жизни, что — должен создавать! Для пропитания. Чтобы не умереть и оставить потомство. И вообще хочет жить и быть счастливым.

Субъективно — именно потому, что хочет создавать. Или находится с другими людьми в таких отношениях, что хочет создавать, ради того, чтобы прокормиться. И вообще жизнь утроена так, что он хочет совершать такие действия, чтобы посредством их создавалась культура, пусть не ради культуры, а ради покупки машины.

(11. А теперь, мои дорогие интеллектуальные идиоты, наступает та самая точка любого истинно корректного рассуждения, где банальности кончаются, и ерничающий шут прорубает болтовню до основ.)

12. В основе самовоспроизводства культуры лежит самовоспроизводство созидательного импульса человека.

Потому что энергетически избыточный потенциал человека может быть оформлен и в разрушение, и в адаптацию к жизни в ледяной пустыне, и во что угодно.

13. Созидательный импульс в человеке может быть оформлен и реализован только с оформлением социальной адаптации. Социально вписанный человек, находящийся в социально корректных отношениях с прочими членами социума, только и способен что-то поддерживать и создавать в условиях социума.

14. Посредством чего самовоспроизводится культура вообще и созидательный импульс человека в частности? О.

Через всю систему воспитания и обучения — в семье, яслях, детском саду и школе, институте и заводском цеху, армии и больнице. Везде дается сумма профессиональных навыков — но и сумма социальных навыков. Как ты должен себя вести с другими.

15. Самовоспроизводство культуры посредством передачи человеку всей информации и воспитанием из него социальной личности включает в себя, как мы уже говорили, ценностную ориентацию, престижную шкалу, систему приоритетов, все это в сущности одно и то же. То есть это:

Как себя вести; что такое хорошо и что такое плохо; к чему стремиться в жизни; кому и чему подражать.

То есть:

Самовоспроизводство культуры включает в себя передачу модели поведения, идеала личности и жизненных смыслов.

Вот мы и добрались до сути.

16. Где берет человек идеал личности, к которому стоит стремиться? Где берет модель поведения? Откуда узнает и понимает про жизненные смыслы?

Родителей он обычно полагает не сильно удачниками: вот они рядом, обыденные до ужаса. Наставникам не очень доверяет, потому что дистанция между их поучениями и собственными достижениями часто фальшива и оскорбительна. А сверстники и старшие друзья — они, конечно, авторитетны… но откуда они-то черпают информацию?

Каким надо быть? Как надо жить? К чему надо стремиться? Как следует использовать свою единственную жизнь?

Эти вопросы в обязательном порядке задает себе любой молодой человек, да?

В зависимости от ответов на эти вопросы культура самовоспроизводится с теми или иными отклонениями, или же максимально копирует прошлое.

17. Реклама стремительно разрушает нашу культуру. Реклама формирует потребителя. Реклама дает смысл жизни в потреблении. Реклама уничтожает духовные стимулы. Реклама создает потенциального иждивенца, ибо нет никаких моральных препятствий к тому, чтобы потреблять не работая. Лучший человек — это тот, у кого есть самые престижные вещи. Это психология дикаря.

18. Имманентный парадокс цивилизации в том, что ее развивающий механизм постепенно и неизбежно перерастает в уничтожающий.

Реклама поднимает потребление, тем поднимает производство, тем создает рабочие места, тем стимулирует развитие науки и техники, тем повышает процветание общества, тем стимулирует людей богатеть и делать карьеры. Тем заставляет их больше думать о себе, нежели об обществе, и находить способы больше зарабатывать, меньше работая, подталкивая к юридическим уловкам, уголовно ненаказуемому мошенничеству и воровству, переносу производства в дешевые заграницы, — эгоизму, цинизму, падению морали, замене рабсилы дешевыми мигрантами, нарастанию иждивенческих настроений в обществе, наплевательству на общие интересы и нужды, урыванию своего куска от общего пирога любыми средствами, рассматриванию социума как поля охоты и кормежку, загниванию и распаду социума.

Вот такой извечный круг…

19. Но мы забежали.

КУЛЬТУРА ЕСТЬ РАЗНОСТЬ МЕЖДУ БИОЛОГИЧЕСКОЙ И СОЦИАЛЬНОЙ ФОРМАМИ СУЩЕСТВОВАНИЯ МАТЕРИИ

Культура — это разность потенциалов между биологическим и социальным уровнями существования материи.

20. Искусство несет много функций. Эстетическая — лицевая, так сказать, генеральная из всех.

Рассматривая искусство исторически, легко видно, что оно восходит к простейшему изменению подручных предметов без прикладной цели: а так, чтоб приятней было, а интересно, а для забавы, — а для красоты. Узор нарисовать или вырезать. Шкуру сшить поаккуратнее, чтобы концы не торчали.

20-А. Если совсем глубоко. То происхождение и корень искусства можно привести к сексуальной привлекательности для более удачной передачи генов.

Индикаторы генетической и индивидуальной значимости в природе — все эти яркие галстучки птиц, алые гребни и пышные хвосты, ветвистые рога и густые гривы, — все это природное начало искусства. Черт возьми! Лично мы с вами не собираемся совокупляться с фазанами или львами, но их сексуальная индикация привлекает наш глаз в эмоционально положительном смысле. А они прихорашиваются, приосаниваются, распускают что могут и скачут как умеют.

Таким образом. Женщина подчеркивает свою женственность. А мужчина свою мужественность. Как все животные на Земле, которым это доступно. Всеми природными способами. А также дополнительно способами придуманными, добавочными, искусственными.

Женщина подчеркивает грудь, бедра, талию, ягодицы. А также глаза, волосы, зубы. Здесь подкрасим, тут подвесим, причешем, стянем, намажем. Черт возьми! Искусство моды как сексуального привлечения было древнейшим!

Мужчине нужна мощь и свирепость. Плечи, руки, лик ужасный для наведения паники на врагов. Красит, татуирует, выскабливает, наматывает.

Это у нас получается сугубо витальная, прикладная, вспомогательная роль искусства, способствующая выживанию и размножению. Самка и самец хотят соединить гены с лучшим партнером.

21. Начинаются телодвижения, обряды и ритуалы, танцы и песни. И все они имеют направление к более удачному выживанию. Подбодрить охотников, умилостивить богов, навести страху на врагов, подчеркнуть привлекательность девушек и храбрость и удачливость воинов.

22. Изначальный импульс животно-первобытного искусства — стремление к повышению адаптации в социуме и ландшафте.

Это получается утилитарная теория происхождения искусства.

На самом деле все несколько сложнее и, можно сказать, многослойнее. Ибо субъективно в основе позыва украсить палку резьбой вместо бездумного лежания в свободный час — лежит избыток энергии, требующий реализации в каком бы то ни было действии, то есть в любой подручной форме переструктуризации бытия.

Но субъективно-психологическая мотивация — всегда лежит в индивидуальной основе объективной переструктуризации мира. Не потому дикарь узор режет (а хоть и не дикарь, а хоть и сегодняшний мальчик в парке), что прельстить кого задумал, а потому что просто хочется.

23. Изначальная психологическая мотивация к искусству — а просто хочется.

Хочется, чтоб было красиво. Оригинально. Впечатляло. Прельщало. Привлекало. Ужасало, когда надо!

24. Двуединство утилитарного и психоэнергетического происхождения искусства ведет к бесконечным спорам и парадоксам. О божественной сущности красоты, о богоизбранности художника, либо наоборот, о целесообразности всего вплоть до вульгарного детерминизма эстетики.

25. Не только глазами. Литература! Первобытный миф — это вся абстрактная наука. А также философия и религия. Примитивный пересказ событий — это история, и сообщение о войне или охоте.

Рассказ об удачной охоте или битве — это возвеличить бойца, и вдохнуть веру в свое племя, и уверенность в будущем.

Такая первобытная история и журналистика — это и важнейшее средство групповой самоидентификации. Мы — удачливые, храбрые, хорошие. И я — один из нас!

Групповая самоидентификация неразъемно соединена с групповым самоутверждением. Мы — это ого-го! Мы — можем! Мы — круче всех! Мы все преодолеем и сделаем все, что нам надо!

26. А вот стремление к самоутверждению — есть психологическое и социальное оформление инстинкта жизни.

Какой бы предмет ни разглядывал рядовой Иванов, он все равно представлял женщину. Какой бы вопрос ни рассматривали мы с вами, вы все равно придем к инстинкту жизни, за которым стоит Вселенский Закон переструктуризации бытия. Между этим Законом и всеми действиями человека — прослеживаемая цепь атомно-молекулярных, клеточно- биологических и психологическо-социальных механизмов.

Вот для этого и надо предварительно оговорить границы поля. Часть можно понять только в рамках целого.

27. Однако об искусстве и его утилитарном происхождении, хотя утилитарность здесь лишь часть целого.

Любое средство на ограниченном участке рассмотрения всегда становится самоцелью. Понятно ли, товарищи массовые? Яснее всего это видно на примере бюрократии. Бюрократ есть не часть общегосударственного механизма, но исполнитель функции внутри своей клеточки. Его интересует идеальность своего функционирования в рамках клеточки, приказа и инструкции. Сбой процесса за пределами его клеточки его не колышет.

На ограниченном отрезке полета стрела не должна поразить цель — она лишь должна устойчиво и быстро лететь (привет от Зенона).

ПО МЕРЕ УСЛОЖНЕНИЯ ПРОЦЕССА ПРОИСХОДИТ СМЫСЛОВОЕ РАСЧЛЕНЕНИЕ

Хотели быть победоносными и добычливыми — для этого надо быстро бегать тоже — стали соревноваться в беге — выделили самых быстрых — они стали тренироваться — на дальних и коротких дистанциях необходимы разные качества — стайеры стали тощи, плавны и нечеловечески выносливы — и когда такой стайер добежит до врага или добычи, враг пришибет его кулаком или кабан размотает по кочкам. Это уже не важно. Смысл действий стайера — бежать сорок километров без устали. Зачем?.. Ну, условились так. Ритуальный аспект спорта.

28. Так и искусство. Росло и ветвилось, изощрялось и богатело. И чем огромней и многообразней оно становилось — тем туманнее размывался общий смысл, дробился на частности, и каждый участок рассматривался как собственная система со своими ценностями и целями.

За деревьями перестал видеться лес. Виды, роды и жанры искусств существовали в собственных системах условностей. Поэты пленяли рифмой, художники похожестью и яркостью, архитекторы гармонией форм, а музыканты благозвучием. Везде были новаторы и эпигоны, таланты и бездари, течения и направления.

Какая утилитарность?! Разве что денег слупить с читателя-зрителя-слушателя.

29. Итак, мы сводим вместе самовоспроизводство культуры и функции искусства.

Функции познавательная, развлекательная, воспитательная, эстетическая. При желании можно подразделить и выделить много. «Переживательная», «ободрительная», «отражательная», «умудрительная», «протестная», а также «социальная», «психологическая», «чувствам обучательная», «предупреждающая».

Но. Любое искусство. Есть часть, сектор и аспект. Культуры. Изображаемой и передаваемой воспринимателю. В своей системе условностей.

Производство искусства. Есть неотъемлемая часть самовоспроизводства культуры. Чрезвычайно показательная часть! И весьма важная.

Искусство, как яркие индикаторные знаки живого существа, сигнализирует, каков энергетический потенциал этого существа. То бишь всей культуры. Здоровье цивилизации. Ее потенция и жизнестойкость.

30. Мы говорили, что культура самовоспроизводится прежде всего и обязательно через самовоспроизводство созидательного импульса человека.

Каждый человек, взрослея и формируясь, воспринимает в свое существо, свое сознание и подсознание, всю основу культуры своего человечества. В разном объеме, йес. С разным успехом. И тем не менее.

Через что воспринимает, под влиянием чего формируется и складывается его личность? Через все. Это ландшафт и пейзаж, климат и жилье. Это личности и поведение родителей и друзей, школа и улица. А также телевизор и кино, газеты и учебники, и тому подобное. Книги? — ах, да…

31. Важнейшая из всех функций искусства — это самовоспроизводство культуры. Эта объективная функция не зависит от воли художника.

Развлечение и поучение, красота и моральная поддержка, — все это так, все это прекрасно, но все это входит в генеральное русло — самовоспроизводство культуры.

Какое бы произведение искусства каким бы образом ни потреблял человек, — в первую очередь значимо то, что под его влиянием, большим или меньшим, положительным или негативным, принимая его или отвергая, человек еще на один штрих, как след-царапина алмазного резца, формируется как носитель и воспроизводитель своей культуры, член своего социума.

Это влияние может быть прямым, под воздействием просмотра-прослушивания-прочтения ярких, эмоциональных, впечатляющих произведений в первую очередь.

Это влияние может быть косвенными: духовная элита потребляет, воззрения распространяются, парахудожники изготавливают ширпотреб для масс. Или через взгляды и эстетику лидеров социума и журналистов, высказывания авторитетов, повторения дикторов телевидения. Через знаки доверия: премии, ордена, должности авторов произведений, малопонятных массам. Через статьи учебников и уроки школы.

Это влияние прежде всего, понятно, сказывается на детях и подростках — людях в период формирования личности.

32. До ужаса вечна и банальна идея об эмоционально-воспитательном значении искусства. Хороши бы были спартанцы, если бы присланные афинянами флейтисты играли им вместо боевых маршей «Плач замученных детей» Малера!

Трубадуры рыцарских замков воспевали подвиги и любовь к прекрасным дамам. Робин Гуд… Тристан и Изольда… Песнь о Сиде… И т. д…

То есть. Искусство давало идеал поведения. Идеал личности. Шкалу ценностей. Шкалу престижа. И — что? каким же требовалось быть по этому довольно примитивному искусству? — Верным. Храбрым. Сильным. Справедливым. Преданным стране и государю (законному). Умеющим побеждать, любить, и умирать за идеал. Без страха и упрека.

Грязное, бедное, неграмотное Средневековье было заполнено тупым быдлом и жадными жестокими баронами. Но идеал сиял! где-то там наверху, ниже Богородицы, но выше нас! Не жалели себя, не щадили других, и построили нашу Великую Цивилизацию!

Социум был ориентирован на Героя! Будь героем! Не сможешь — так хоть потянешься как можно выше.

33. Герой был образцом для подражания.

Кодекс чести был образцом для подражания.

Люди первого сорта — они храбро умирали за идеал. И заслуживали всего.

Толпа подражала героям. То есть. Поведение социума всегда, по определению, копирует поведение элиты. Элита героизировала толпу. Образ жизни быдла был второсортен, несчастен, во многом вынужден. Канон поведения быдла был подчинен, пригнут. Дети играли в рыцарей и героев! А также в благородных разбойников.

34. Эпический разбойник обладает всеми качествами рыцаря — он просто находится в противоположной социальной группе. Простолюдин хочет быть героем — и победить их, как герой!

35. Итак. Искусство эпохи подъема цивилизации — несло идеал поведения, соответствующий подъему цивилизации. Герой был носителем системообразующих ценностей.

36. И тут прекрасная тенденция дала течь, и произошло несчастье первое.

Развиваясь, изощряясь, ширясь и мудрея, искусство «выработало» героя. О героях было сказано в принципе уже все. Ничего нового нарисовать, написать, рассказать и спеть было уже невозможно. Так: подставляй другие имена, названия и даты.

Но изменение есть имманентное качество Бытия! Все течет и изменяется не потому, что сказал Гераклит, а потому что нет существования без действий, они же изменения во всех смыслах. Неизменны лишь Законы Бытия — и Изменение главный из них.

Когда покупатели разбирают лучший товар, то обделенные начинают прицениваться к оставшемуся товару и находить ему применение. Разобрав героев, художники неизбежно обратили взоры к маленькому человеку.

Живопись всегда впереди литературы. Сначала увидеть — потом осмыслить. Живописец всегда немного животное — он мыслит образами, а не словами. Короче, Брейгель был Великий Художник.

И следом господа литераторы узрели маленького человека! И ну его описывать!.. Сколь чувств и глубин в сей козявке! Человек есмь!

Классицизм давал героя, выполняющего долг. Романтизм давал героя, для которого собственные чувства и разумения могли быть предпочтительнее государственного долга. Представление о справедливости разошлось с представлением о легитимной власти. Хо…

Сентиментализм зарыдал над глубинами простых душ. Да при чем тут власти, страны, подвиги. Все жить хочут и право имеют…

И суровой поступью, путем своим железным, вышиб двери критический реализм. Кому Бальзак с Диккенсом, кому Достоевский с «Идиотом». Один из нас! Жизнь как она есть! Муки и радости рядовых людей! Вот тебе зеркало — не вороти рожу! Проникнись, осознай, вот оно все каково на самом- то деле!

Рядовые люди стали объектом внимания искусства. Вся их сложность, противоречивость, порой изломанность. Их метания, поиски смысла. Их маленькие добродетели и маленькие пороки.

Искусство сменило масштаб рассмотрения на человека. С великанов обратилось к рядовым. Мерку великих доблестей и пороков сменило на миллиметровую линеечку для маленьких людей.

При смене масштаба маленькие были столь же значимы и глубоки, как великие! И даже интереснее: они больше метались и путались в разностях жизни. Они были многограннее, изощреннее, непредсказуемее, чем великие! Великий — твердо знает долг и идет на подвиг. А маленький болтается, как броуновская молекула в проруби.

36-А. Самовоспроизводство культуры получило неприятный доворот. В сторону самовоспроизводства человека с мировоззрением маленького человека. Прежде он был маленьким, да знал, что хорошо быть как большой. А теперь он начал знать, что он и сам по себе нормален. Ничего. Достоин. Тоже хорош. И даже злые власти и богачи с героями ему должны.

36-Б. Но первое следствие было до крайности интересно! Имело противоположный характер! А именно тот, который первые авторы первых «маленьких человеков» имели в виду: «Господа, нельзя же так, ведь они — наши братья во Христе, слабые и зависимые, они тоже достойны всего. Им надо помочь, создать им достойную жизнь!»

Инерция самовоспроизводства культуры велика. И. Люди с мировоззрением героев — шли совершать подвиги ради освобождения и счастья людей с мировоззрением мелких обывателей! Но сами герои-борцы этого не понимали. Они полагали, что все маленькие люди — они только по социальному положению ничтожны, по бесправию и необразованности своей. А если дать им равные права и свободы, хлеб и оружие, — они сразу поднимутся над собой и станут ну прям тоже как герои. А как же! Униженный человек — он достоин! Его несправедливо унизили!

Ну, потом пришел век революций, и освобожденное быдло распяло своих героев с их благоглупым воззрением. Так всегда бывает.

36-В. Мелко-бытовое мировоззрение, изживая реликты героизма, ширилось, как пырей в огороде. И художники поставляли быдлу параискусство на потребу: любуйся собой, быдло.

36-Г. Горе в том, что и крупные таланты, большие художники, все больше ковырялись пинцетом в поносе быдла: а лишь бы создать нечто новое. А как же. Искусство — это открытие, шаг вперед, вверх и вглубь. И никто не возразит — таки да…

37. Книгопечатание дало журналы, а там и газеты. Романтический герой стал насаждать справедливость в пользу бедных. Или решал свои сугубо личные задачи. Но поначалу еще любил вращаться в аристократических кругах. Ибо на самом деле — народ тянулся к герою!.. Человек тянется к силе, мощи, победоности, подвигу! К катарсису, черт вас всех побери, тянется! И чтобы — роскошь, и страсть, и благородство непереносимое!.. Это по форме — бульварщина и пошлость. А по ответу на потребности души потребителя — это сила и красота.

Поэтому весь XIX век российский народ больше всех прочих книг читал лубочного «Милорда Георга» Матвея Комарова. Чем приводил в неистовство Некрасова, которого читать не хотел.

38. А вот и кино. А это уже промышленность — и надо давать прибыль. Умных меньшинство — а нас интересует большинство.

Поэтому форма — героическая, романтическая, авантюрная. Конец желателен хороший. Добродетель торжествует, порок наказан.

39. А вот и телевидение, для нас важнейшее из искусств. Теперь можно почти не читать и редко ходить в кино. И умирают тиражи газет — интернет есть.

Телевидение борется за массовую аудиторию. Бог телевидения называется Рейтинг. Это суровый бог, и он требует жертв. Интеллигентные телевизионщики плачут, но жертвы приносить надо. «Искусство требует жертв…» Добро бы Искусство! Бабло требует жертв!..

Психологи и маркетологи на прикорме телевидения. Нащупаны самые рейтинговые жанры и формы. И! — вот:

Сериалы и ток-шоу. Реалити-шоу и горячие репортажи. Главное условие — доступность массам и интересность массам.

40. И вот, в эпоху СМИ, у нас не то чтобы произошла, но завершилась принципиальная подмена. Подмена героя муляжом.

Герой более не тот человек, кто совершил подвиг. Спас страну. Или одного ребенка. Или сделал открытие, пожертвовав здоровьем. Раньше — про него рассказывали, пели, слагался миф, воздействовал на воображение, делался частью мировоззрения народа.

Раньше реальный герой лежал в основе самовоспроизводства культуры. В моральном аспекте то есть, в мировоззренческом. Идеал поведения. Шкала ценностей. И через искусство — театр и поэзию, живопись и скульптуру, — образ героя внедрялся в личности членов социума.

Теперь герой стал измышляться, конструироваться, создаваться воображением, талантом и творческими способностями художника. Шерлок Холмс стал более героем для масс, нежели сам Конан Дойль или начальник отдела расследования убийств реального сыскного бюро.

А вместо рыцаря и гиганта стал измышляться маленький обычный человек. Тем более что классическая литература с XIX века куда как поднаторела в этом занятии.

Мелочь пузатая, умственно несостоятельное быдло, сконструированное сценаристами и продюсерами так, чтоб посильней заинтересовывать массового человека, стало героями ТВ-искусства.

Самовоспроизводство культуры пошло по снижающейся. Если масса должна тянуться к тебе — потребителей будет меньше, чем если ты опустишься к массе.

41. Но перед этим произошла еще одна принципиальнейшая подмена героя в культуре.

Герой быстро погибает и малочислен в принципе. Живьем его видит и знает только ближайшее окружение, и то иногда недолго. Толпа видит и слышит героя в единичных случаях.

А узнает откуда? А через посредников.

Сказители и трубадуры рассказывают и поют. Летописцы и писатели пишут. Актеры в театрах и на площадях играют, изображая героев и их деяния.

Вы слыхали, как он пел? Читали, как он написал? Видели, как он сыграл? Это класс!

Писателишки и актеришки занимали то же положение, что «романист» на советской зоне. «Тиская рбманы», он развлекал лагерную блатную элиту. За это прикармливали и не обижали. Но место свое прислужническое он знал. Несколько презираемое сословие, хотя и развлекательное.

И вот растет производительность труда. Совершенствуются производственные отношения. Все больше ничего не производящих граждан могут прокормить производители. Все больше газет, театров, киностудий и телекомпаний. Все больше актеров, певцов и хохмачей.

А героев все меньше! А искусство на них внимания обращает все меньше! А массы привлекаются к потреблению искусства и параискусства все шире!

Гм. Герой может быть немногословен, неловок в обществе и неинтересен внешне. Зато его имитатор — актер — может быть красив, ловок, красноречив и необыкновенно обаятелен! И аура изображаемого героя, бойца и любовника, начинает переходить на имитатора-актера, труса и импотента, предположим.

А, собственно, зачем нам реальный герой? Если мы можем придумать и сконструировать, описать и сыграть, любого героя, какого захотим? Логично. Правда искусства, строго говоря, в подлинных прототипах не нуждается.

Ну, а когда реальный артист играет вымышленного героя — то объектом поклонения становится артист куда более, чем герой, которого не было.

А почему артист должен обязательно изображать героя? Он может прекрасно петь. Плясать. Декламировать. Занимать зрителя собой!

О! — а музыкальные группы! Вот они, герои! Что они делают? Играют и поют. Ну и что? И то, что толпы ловят на этом кайф! А людям необходимо ловить кайф! Петь и орать в унисон! Растворяться в мощном общем ритме и пульсе!

И статус артиста к XXI веку взлетел до небес. Он богач. Он знаменитость. Он престижен. Он кумир. Он — объект зависти и подражания.

Там, где ты ничего не можешь создать, ты должен разрушить.

Не Александр и не Цезарь. Не Робин Гуд и не Ланселот. Не Ленин и не Керенский. Не Петр и не Наполеон. Никаких Сергеев Лазо, Зой Космодемьянских, Дюпти-Туаров и Чингиз- ханов. Элвис Пресли! Битлз! Боярский.

…Жизнь так устроена — за какую ниточки ни потяни, размотается весь клубок.

42. Героя в социопсихологическом представлении масс заменил имитатор, лишь изображающий героя. Эмоционально-подражательный комплекс потребителя в большой мере перенесся с образа героя на образ — а вернее имидж — самого имитатора.

43. Становясь и.о. героя сам, артист-имитатор постепенно в большой мере вообще освободился от подражания герою. Артист стал самим собой, привлекая потребителя своей профессиональной деятельностью — пением, танцами, декламацией, ролевым изображением.

И личность собственно артиста, уже дистанцируясь от его искусства, стала объектом интереса и подражания.

44. Также героев заместили спортсмены. Ритуальное шоу востребовало на себя эмоциональную энергию толпы, не могущую привязаться к войне, борьбе за выживание народа, и вообще ни к каким коллективным действиям, забирающим все возможное напряжение сил.

45. Телевизионные ведущие, дикторы и шоумены также стали героями пустынных горизонтов масс-медийной эпохи. Таланты редки, большинство взаимозаменяемо. Любая балда, год ежедневно торчащая в ящике, делается в представлении масс «звездой». Почему? Потому что на нее устремлено много внимания масс.

46. Стихийно, эмпирически, констатируя и не анализируя, шоу-индустрия стала эксплуатировать социальный инстинкт человека, повелевающий стремиться к верху социальной иерархии путем подражания и перенимания привычек и манер поведения. Светская жизнь прошлых веков превратилась в гламурную паражизнь медийной эпохи.

Шикарный богатый потребитель стал одним из главных героев эпохи. (Сюда и рекламщиков, и производителей, и т. д.)

47. Слыханное ли дело? Портные тоже стали героями! Богачами и знаменитостями! «Он чем знаменит? — Ой, он такие пиджаки придумывает!»

48. Банкиры и спекулянты. А эти чем герои? О, денег до хрена, кто гламурен, кто рулит правительством, кто отстегивает от украденного бабки на сирот и науку. Спасибо товарищам ворам за наше счастливое детство.

49. 50. 51. Мало того!!! Преступники тоже стали героями! Убийцы и мошенники, проститутки и казнокрады: пишут мемуары и продают их за большие деньги, выходят на страницы журналов и дают интервью. А что? Есть спрос! Это неординарно, поэтому примечательно, поэтому интересно, поэтому можно сделать бабки, поэтому замесите мне этого маньяка покруче и подайте публике с приправой. Пусть хавает.

52. Таким образом, первый аспект несчастья — сугубо эстетический. Красота и совершенство, достигнув в своей системе предела, неизбежно продолжили свое поступательное движение в процессе имманентного изменения бытия, и вступили из стадии застоя в стадию распада. С вершины все тропы ведут вниз, повторяю я уже полжизни.

Спустившись с вершины, искусство преодолевает теневую зону до следующей вершины в будущем. Сойдя с шоссе, ползет по вполне вонючему болоту. Ибо необходимо преодолевать уже существующие формы и идеи.

53. Поскольку форма этого «современного искусства» на первый и простой взгляд явно проигрывает старой, ретроградно-классической, то критики, теоретики, знатоки и сами художники придумали гениальное объяснение. Произведение искусства есть не то, что ты видишь, — а то, что при этом художник имел в виду. Ищите скрытые смыслы!

Смыслы стали вчитывать в любое дерьмо, если оно объявлено произведением искусства. Ящик консервов как товар отличается от ящика консервов как произведения искусства — тем, что художник объявил свой ящик произведением искусства! Заявил, что вложил в него смыслы — и предложил посвященным эти смыслы увидеть и ими впечатлиться и насладиться.

Даже удивительно, до каких изощренных построений способен дойти развитый разум, чтобы выдать в объективном результате элементарное шарлатанство.

54. Не в том беда, что шарлатанство. А в том, что уродство.

Повторенная и скопированная в миллионный раз красота — объявляется эпигонством, примитивом и пошлостью. Недостойной эстетически развитых людей.

А примитивные фигуры и аляповатые краски объявляются шедевром, потому что никто раньше не додумался изображать это все вот именно так.

Уродливые псевдоскульптуры, аляповатые полотна, кретинские планшеты с наклеенными предметами («инсталляции») и т. д.

Элитарная литература? Архитектура? Музыка? Вот и у пчелок с бабочками то же самое.

55. Второй аспект несчастья — в подмене героя раскрашенной пустышкой, моральным уродом или ничтожеством.

56. Нет, деточки мои. Это не «Осторожно, Искусство!». Это важнейший и неотъемный аспект самовоспроизводства культуры. Каковое самовоспроизводство сегодня регрессирует. В жопу идет, кратко и честно говоря.

57. Наемный убийца, презренное существо, которое за деньги убивает все равно кого, которое почиталось мразью ниже любого уровня достоинства, — сегодня называется киллер, и это совсем неплохо. Он храбр, ловок, силен, умел. Он часто обаятелен и умен. У него такая работа, и он рискует жизнью. Он просто рыцарь!

Блядь называется трудящейся в сфере сексуального обслуживания, она же путана.

Вор, мошенник и аферист называется бизнесменом.

Казнокрад называется политиком.

Бандит? Классный парень, настоящий мужчина, держит слово, сделает что угодно.

Они появились вне зависимости от искусства? Бесспорно.

Так что вы имеете против искусства?

Легитимизацию зла. Вот что мы имеем.

Принципиальный отказ различать порок и добродетель. Вот что мы имеем.

Все люди грешны. Хотя в разной степени. Но для этого должно существовать само понятие греха — и его отличие от добра. Если грешник не будет даже сознавать, что он грешник, — о каком исправлении может идти речь?

Моральный императив удерживает людей от большего грехопадения. Польза таки есть. Все-таки руль повернут в сторону добра, и хотя помогает не стопроцентно, но польза хоть какая есть.

Сальдо между грехом и добром должно быть хоть чуток в сторону добра; или хоть в равновесии.

Христианин обязан сказать, что отказ от осуждения зла и уравнивание его в человеческих симпатиях со злом — есть грех, зло, ошибка, требующая исправления и наказания. Атеист может просто дать по морде.

58. Боже мой! Когда Достоевский плакал вместе с Раскольниковым над Сонечкой Мармеладовой, и вместе с Сонечкой — над Раскольниковым, — сколько в этом было любви и сострадания!.. жалости и неприятия зла! Убийца и проститутка — тоже люди, добрые и несчастные, запутавшиеся и любящие, тянущиеся к справедливости и свету! Да увидьте же их, поймите их, восплачьте над ними!..

Заставь дурака Богу молиться, он и лоб расшибет.

Раскольников и Мармеладова как нормальные члены общества. Прекрасной души люди. Да они лучше всех! Рука об руку — в большую жизнь. Согрешил — покаялся — вышел в святые. Где мой топор? Где мой презерватив?

59. А Горьковский Челкаш! А Сатин! Как ничтожны и презренны мещане с их зверской тягой к труду и благополучию… Как прекрасен вольный человек, раскованный нонконформист! М-дэ… В Восемнадцатом году Горький жутко каялся в юном кретинизме, а в тридцатом пошел в услужение разбойнику Челкашу и шулеру Сатину. Сурово судит Господь…

Да. Любимой пьесой Гражданской войны были «Разбойники» Шиллера.

60. Даже скучно повторять о депрессивных ничтожествах великого художника Кафки, психически неадекватных ничтожествах великого художника Камю и грязных мерзких ничтожествах великого художника Миллера. Была еще сексуально- фекальная грязь великого художника Пазолини, так его удавил на пустыре пояском любовник-гомосексуалист.

Иногда я начинаю любить Ницше и монументальную скульптуру III Рейха и Советского Союза.

61. А-а-а!!! Должно ли искусство изображать правду жизни?! Должно ли искусство не иметь запретных тем?! Должен ли художник быть свободен?! И сколько можно обрушиваться на искусство, вместо того чтобы обратиться к реальности, изображаемой этим искусством! Можно подумать, что если искусство не изобразит эту реальность или приукрасит ее, так она от этого перестанет существовать или изменится!..

Да, кстати, — искусство это тоже реальность. И иногда более реальная, чем люди из плоти с их поступками.

Понятно, что никакое произведение не может изобразить всей правды, но лишь ее часть.

Насколько эта изображенная часть будет соответствовать всей правде и выражать ее — вопрос таланта и мировоззрения художника. У гения и бездари, оптимиста и пессимиста, — результат будет разный.

Но. Но. Но! Что бы ни изображал художник — его собственная душа, его собственное мировоззрение, его собственные идеи присутствуют в творении неизбежно. В этом смысле: любое произведение — это автопортрет художника.

Художник может быть Белый, Черный и Никакой. Большинство художников — никакие.

Никакой художник — это импотент. Он может лапать, но не может оплодотворить. Он изображает кусок действительности и называет это реалистическим искусством. Жизнь героя или жизнь подонка — ему однохренственно. Он художник, и он изображает.

Все идеалы и воззрения художника неизбежно видны в произведении. Если это «просто кусок жизни» — художник есть ноль.

62. Ноль можно навести на зло и на добро. Но уже в выборе объекта сказывается мировоззрение художника.

63. Врач и мясник имеют дело с кровью, плотью, ножами и страданиями. Только цели у них разные; также и результат.

Картина сэппуку и картина вырезания аппендицита — это разные картины.

64. Когда искусство выжало все из добра, оно обратилось ко злу. Отработав по полной программе подвиг и добродетель — обратилось к гнуси и пороку. Достигнув совершенства в красоте — взялось за уродство. Утвердившись в сложности и изяществе формы — перешло к примитиву.

65. Возникло новое направление в искусстве — быдлореализм.

66. Быдлореализм — это изображение жизни в формах жизни, не несущее никакой дополнительной нагрузки и информации, где объектом изображения и матрицирования является быдло и его обычная жизнь.

67. Быдлореализм не имеет эстетической или интеллектуальной ценности и не ставит перед собой такую задачу.

68. Быдлореализм не имеет никакого мировоззрения, кроме элементарных основ психосоциальной адаптации среди себе подобных.

69. Быдлореализм рассчитан на максимально широкую аудиторию быдла как наиболее доступное для нее искусство.

70. Быдлореализм утверждает, что человек должен иметь свободное право выбора быть ли ему человеком или быдлом.

71. Быдлореализм утверждает честь, достоинство, интеллектуальную и моральную полноценность быдла наравне с человеком. Быть быдлом не стыдно, а нормально.

72. Быдлореализм основывается на ценностях первого порядка: секс и потребление.

73. Быдлореализм принципиально снимает импульс к интеллектуальному и моральному самосовершенствованию, к высоким целям и вообще ценностям высших порядков.

74. Что характерно. Принципы и установки быдлореализма успешно эксплуатируются государством — с целью придать быдлу патриотизм, законопослушание, нетребовательность в быту и конформизм взглядов. Существует (и всегда имело место) государственное искусство, быдлореалистичное по форме и государственно-рабское по содержанию, где изображаемому быдлу имплантированы социально полезные для государства взгляды и установки.

75. Основные роды искусства быдлореализма — это телесериалы, реалити-шоу, кинофильмы и отдельные издательские проекты.

76. Пока дойдешь до конца — окажется, что все уже сказал по дороге. «Мужик! Ну, в общем, ты меня понял!» — закричал вслед наглый и встрепанный попугай.

Аргументация художника в защиту полной свободы искусства традиционна и железно верна.

Искусство не должно знать запретов.

Искусство отличается от пошлости мерой таланта и вкуса автора.

Каждый видит в искусстве то, что ему ближе. Испорченный человек видит испорченное, высокий — прозревает высокое.

Искусство развивается, сегодняшние формы не должны копировать вчерашние.

Если вам не нравится изображаемое в искусстве — вините и улучшайте реальность, а не ее отражение художником.

77. Мистер Оскар Уайльд был талант, эстет, педераст и невеликого ума мужчина. Но мысли тоже имел.

«Всякое искусство совершенно бесполезно», — завершил он вступление к эпохальному роману декаданса «Портрет Дориана Грэя». Художники вдохновились, декаденты прослезились, вечный тезис о бесполезности искусства отлично привязался к древку знамени Экономического и Социального Прогресса. Даешь Равенство, изобилие и агитки.

Истинное искусство, то есть, не только чуждо утилитарности, но может противоречить взглядам самого творца, и жить отдельной от него жизнью, и его вообще убить. И плевать на художника — Искусство важнее.

Гм. Правда, портрет Дориана был прекрасен и реалистичен. Искусство Уайльда было синонимом рукотворной Красоты.

78. А красота есть гармония. А гармония есть истина. А истина есть добродетель. Было такое хрестоматийное античное суждение.

Поэтому искусство, по античному разумению, никак не могло быть бесполезно. Ибо объектом его изображения была Красота.

Искусство делает людей добродетельными, полагали наивные античные рационалисты.

— …Давно то было, — помолчав, сказал Махно. — Не помню.

79. У современного культуртрегера взгляды на взаимоотношения Искусства и Жизни — плетеные, витые, неоднозначные.

Или — искусство на жизнь не влияет.

Или — влияет от обратного: ужаснувшись изображенным порокам, люди исправляют свою действительность.

Или — влияет избирательно, открывая свою суть лишь достойным и подготовленным.

Но чтобы искусство влияло на жизнь так, что люди начинают подражать изображенным характерам и сценам, перенимая манеры и ценности героев… — ну, это примитивно, это слишком плоско, это банально и неверно.

Выражаясь шершавым языком школьного учебника: воспитательная функция искусства есть нечто низкое, вульгарное, примитивное и социологически-прикладное. А уж воспитывать методом подражания, чтоб под положительных героев косили, а тех, кто похож на отрицательных героев, чуждались, — ну, это вовсе малограмотная ерунда.

80. Дети играют в героев. Познавая мир и формируясь как личности? Они хотят быть непобедимыми бойцами, но пока еще не хотят быть банкирами и адвокатами.

Детский инстинкт тонко чует истинную табель о рангах.

Фильм «Чапаев» и книга «Как закалялась сталь» больше сделали для формирования поколения, чем… но бог с ним, мы не о воспитании солдат и строителей. Мы о самовоспроизводстве культуры.

81. Самовоспроизводящая сила любой системы по мере существования и развития ослабевает. Будь то биологический организм или социальный институт.

В биологическом организме это понятнее и изученнее. Он состоит из клеток, а клетка свободы выбора не имеет, в отличие от человека в социуме. В биологическом организме клетки кожи заменяются на чуточку-чуточку иные по соотношению элементов, это все изменение обмена веществ называется. И кожа теряет упругость и гладкость.

И мышечные клетки дрябнут и скукоживаются. И все больше поступающей в организм энергии идет не на мышцы и не на движение, а в соединительные ткани и в жир. Это — экономичнее. Требует меньше энергопреобразования от организма. Машина снижает обороты, в ней меньше пара.

И повреждения все чаще чинятся не полноценными клетками, а соединительной тканью, или холестериновыми бляшками, или клетками примитивными и нефункциональными, зато требующими для производства мало энергии и отлично размножающимися. Они называются раковыми. Рак — это попытка организма поддержать материально-механическую целостность при меньших энергетических возможностях. Это просадка самовоспроизводства системы на клеточном уровне.

82. «Современное искусство» — это рак нашей культуры. Замена высокого на низкое, сложного на простое, прекрасного на уродливое. Под это можно подбивать любую идеологическую и эстетическую базу. Придумывать любые…измы. Пускаться На любые логические ухищрения.

Коробки из бетона и стекла не равнокужтурны архитектурным шедеврам. А также про живопись, скульптуру, музыку и «элитную» литературу.

М-да. Старость не радость. Не надо ля-ля. Хрипит, пукает, воняет, ходит с костылем, зубов мало. В костюме с галстуком выглядит представительно, но лучше не раздевать.

Вот и про культуру развитой цивилизации.

Вершина цивилизации — это перегиб от подъема к упадку. Культура на перегибе трещит.

83. Показывая и не осуждая быдло — ты стимулируешь самовоспроизводство быдла.

Изображая примитив и уродство — ты стимулируешь самовоспроизводство уродства.

ЛЮБОЙ КУЛЬТУРНЫЙ АКТ — ЕСТЬ АКТ САМОВОСПРОИЗВОДСТВА

Искусство — это тоже, как-никак, культурный акт.

84. Художник жаждет самореализации. Стремится к самоутверждению через славу и деньги. Хочет выделиться и привлечь к себе внимание.

На раннем этапе культуры это совпадает со стремлением к совершенству, красоте, добродетели.

На позднем этапе культуры это возможно лишь в форме ростков-стрелок-побегов с мощного поля красоты и добра — в новое, культурно еще не освоенное пространство… где остались неохваченными лишь примитив, дисгармония и грязь. Альтернатива — эпигонство, масскульт.

Искусство упадка деструктивно и депрессивно. Взламывать закосневшее созданное и опровергать созидательное и победительное.

Оформитель диалектики Гегель был скучным, косноязычным и весьма мудрым человеком.

Деструкция и депрессия без осуждения и поражения множат деструкцию и агрессию.

85. «У человека должен быть выбор», — говорят либералы.

У человека не должно быть выбора. Или микрон в сторону совершенства, и усилие к этому пути есть условие существования человека. Или микрон в сторону животного, для чего усилий не нужно, и это отсутствие усилия гарантирует сползание к гибели нашей культуры и цивилизации. Это неизбежное макроследствие из микроудовольствий потребительского быдла.

«Современное искусство» — это трупные пятна великой культуры, содрогающейся в тщетных спазмах самовоспроизводства и рождающей дебильных последышей старческого лона, некогда могучего и плодоносного.

С вершины все тропы ведут вниз. Много лет я повторяю себе эту сентенцию.

Контркультура. Контрискусство. Контридеология. Контрмораль. Контрсоциум. Контрцивилизация.

Станция Березайка, кому надо вылезай-ка.

1. Родоначальником всей нынешней контркультуры по чести и совести следует назвать Ницше, этого Ваньку Каина европейской философии. Феномен Ницше нуждается в отдельном изучении. Причина его не столько в авторе, сколько в адресате. Образованный класс разросся вширь и ополз внутри себя. Появился класс образованщины. Вечные студенты, амбициозные учителя, тщеславные социалисты и эмансипированные курсистки. Позиционируя себя моральной элитой общества, они ревниво рвались законодательствовать во мнениях. Передовые социальные взгляды обязаны были соотноситься с передовыми интеллектуальными взглядами. Уровень доступности этих передовых интеллектуальных взглядов должен был импонировать писателям и журналистам, этим выразителям и поучателям информационного восстания масс в эпоху подъема масс-медиа. Так легитимизировалась субъфилософия, понятная гимназистам, террористам, нигилистам, милитаристам и онанистам. Именно ницшеанства алкал Раскольников. Гнилой интеллигенции выписали индульгенцию: будь суперменом, подтолкни падающего, женщине плетку. Страдающий маниакально-депрессивным психозом и содержимый сестрой Ницше сублимировал, воспевая то, что было ему и близко недоступно. Так червь призывает червей быть как орлы! Червям жутко понравилось: будем как солнце!

Воробьиные грезы о ястребах и альбатросах расправляли грудки пугливых интеллигентов. Замызганные феминистки декламировали о грозной страсти прекрасных тел. Хилые лузеры вдохновлялись призывом к жестокости и силе. Идиоты балдели от своей философской образованности. Эрзац-элита получила эрзац-идеологию.

Ницшеанство выступило как анти-все. Анти-христианство, анти-мораль, анти-добродетель. Анти-общество и антикультура.

Бог умер. Это означало исчезновение любых надличностных ценностей. Вредно и лживо все, что не идет на пользу лично тебе, раз ты сильный.

Ну, моральные уроды встречались всегда. Иногда им били морду; иногда изгоняли из племени, иногда расстреливали перед строем. Не ново. Ново то — что это моральное уродство приветствовалось образованной прослойкой!

Вот это и надо понять.

2. Де Сад! Де Сад! Он первый, он! за сто лет до Ницше! Убивать, резать, мучить, истязать самых родных людей — это прекрасно! это в душе человека!

Черт возьми. Наполеон убил массу людей! Но не потому, что ему нравилось убивать. Он имел идеалы и стремился к благу, а вышло как всегда. Де Сада Наполеон велел держать в дурдоме. Иногда он был гуманист.

Что характерно: де Сад выступил в эпоху дегенерации и крушения великой монархии — в канун перелома эпох. Доктор Гильотен уже чертил свой зловещий агрегат! Скоро, скоро рухнут и поменяются моральные нормы, права и обязанности, устои государства!

Гильотинирование художником морали — всегда предшествует массовым и публичным казням.

Крушению эпохи — естественно предшествует отрицание ее устоев художниками и мыслителями, идеологическим авангардом общества.

3. Великий XIX век как никакой другой приблизил человечество к процветанию и счастью. Наука и техника. Благосостояние и социальная справедливость. Медицина и образование для всех.

Обнищание пролетариата, через профсоюзные и социалистические движения, сменилось улучшением его жизни. Детский труд ограничен и запрещен, женский труд ограничен и ночью запрещен, рабочий день ограничен 8 часами, неделя — 40! Всеобщая бесплатная медицинская помощь, всеобщее бесплатное среднее образование. Все люди — братья, долой сословные перегородки, интеллигенция идет в народ. Писатели и художники бичуют эксплуатацию. Женщины получают избирательное право, развод, прием в высшие учебные заведения. И к концу XIX века идеология образованного класса Европы — это: социализм, равенство, милость к падшим, права всех сословий, моральная ответственность высших перед низшими.

Гуманизм как европейская идеология вступает к концу XIX века в стадию институализации: от убеждений и взглядов — к законам и государственным учреждениям, которые эти взгляды претворяют в жизнь. Через века борьбы и грез, ценой морей крови и великих трудов, жизнь для всех делается побогаче, погарантированее, посправедливее. И никто никого не презирает — напротив: русские интеллигенты женятся на проститутках, учат грамоте крестьян. Телесные наказания отменены! Отменяются все виды жестоких казней, публичная казнь, в некоторых странах, как в России, вообще отменена смертная казнь. Образец социального отношения к низшим себе: сочувствие, помощь, доброта, сознание несправедливости того, что кому-то в жизни повезло меньше, чем тебе. Вина перед неимущими!

Не забудьте опыт французской демократии, английской демократии, правящей американской демократии! Короче: бедный трудящийся человек, обделенный судьбой и природой, в моральном отношении как бы становится выше всех.

Как бы более богатые, сильные, здоровые, красивые, умные и везучие обязаны ему помогать, сочувствовать, чем-то ради него жертвовать. Ибо это — справедливость, христианство, и вообще так надо, иначе ты дерьмо и жлоб. Социально- психологический евангелизм.

И эта моральная повинность многих гнетет. Но признаться стыдно и неприлично. Надо быть хорошим!

Вот тут и появляется Ницше, психически и физически больной затворник, в гробу всех видал, и говорит откровенно: да пошли они на хрен, все эти убогие! Пусть неудачник плачет! Мир принадлежит победителям! Дарвинизм опять же, естественный отбор.

И образованщине это жутко нравится. Это куда лучше, чем лечить вонючих тупых крестьян или учить алкоголичных циничных пролетариев. Вот пускай они станут суперменами! И мы их обнимем! А ублюдки пусть стонут, они на лучшее не годны.

4. То есть. На тот момент гуманизм дошел до своей вершины и аж на ней подпрыгивал. И тут пришел сифилитик с усами и сказал: поскольку всегда надо идти дальше, а дальше уже гуманизму идти некуда, то как диалектическое развитие гуманизма должен настать анти-гуманизм. Правда, он мыслил иными словами, но суть дела была именно такова.

5. А религии, кстати, в конце XIX века жилось в Европе плохо. Вот как Вольтер выразился насчет «последний аристократ удавится на кишках последнего попа», вот так наука стала религию пинать. Авторитет науки рос, и пинки крепчали. Мыслящие люди все стали науку уважать, изучать, стали видеть жизнь в парадигме науки, как сказали бы сейчас. А от религии стали отходить все дальше. Дарвин, опять же. Наука! Если церковь против — тем хуже для церкви. Все ударились в естествознание! Веровать стало признаком ретроградства, некоего умственного мещанства, отсталости. Знаком низкого интеллектуального качества. Антипрогрессивным это выглядело.

И тут — бац! — Ницше дает объявление: «Бог умер». Коротко и ясно. И очень современно. Не хрен потому что. Хватит попам долгогривым жечь Джордано Бруно. Сами произошли от обезьян, а гонору столько, что ризы от золота не гнутся.

Друзья дорогие! Всем этим нигилистам и социалистам и курсистам было же от восемнадцати до тридцати лет! Редко- редко кто потом не остепенялся в нормальную жизнь, чтоб только в воскресенье после обеда посудачить о философии под портвейн. Им в ницшевых похоронах Бога прикол был. весело им было, стебно! Вроде и философия — а вроде и все просто и симпатично. И поколению предков это поперек хвоста! И государственной религию фигу с маслом, освященную наукой и философией!

А уж социалисты все были атеисты, принципиально и поголовно. Где есть наука — там поповщине не место.

Так что ницшевские похороны Бога были по социально- историческому моменту ну точно кстати.

6. А в философии имели место свои сложности. Самым сложным из четырех великих мудрецов всех времен и народов оставался Гегель. Настолько сложным, что его не понимал Кьеркегор, а Шопенгауэра просто крючило от «этого шарлатана». Вы что же думаете, граждане православные и католики, а равно мусульмане с иудеями, а хоть бы и протестанты с буддистами, — легко ли было студенту понимать Гегеля?! Он вчера выпил, он думает Катьку к наслаждению склонить вечером, ему брюки нужны новые, не лезет в него Гегель. Вы вот сами положите рядом Гегеля и Ницше, и посмотрите, кого вы сможете читать, а кто мозги в ком репейников вам превратит.

Если «народная философия» Шопенгауэра стала доступной интеллигентам, но не всем, и думать надо, — то Ницше стал доступен тундре. Это было интеллектуально, это было модно, это было круто и продвинуто, и это было доступно.

Ницше в философии на рубеже XX века — это было как сейчас (2010 год) в литературе Мураками или Чак Паланик. Не просто, а очень просто! И со знаком качества. Не надо думать, не надо изощряться, не нужна предварительная культурная подготовка. И удовлетворяет интеллектуальным амбициям.

Сложность, дойдя до предела, скачком сменяется предельной простотой. Ницше заложил контрфилософский фундамент контркультуры.

7. Признание, востребованность и слава Ницше есть феномен не философский — но социокультурный, социопсихологический и исторический. Ибо коллективное сознательное всегда получает то, что подает ему на лифте из требуемой глубины коллективное подсознательное.

Кумир является нам тогда, когда мы обращаем на него взор, ощущая потребность в явлении такого кумира. В нем более нашей сознательной работы, нежели его собственной, если говорить об уровне гениальности. Основа гениальности кумира — наша социальная потребность в ней.

8. Философия и политика презирают друг друга, как сиамские близнецы, избравшие разные профессии. У них одна кровеносная система.

Анархизм! Родился, развился, укрепился. И все шире овладевал умами трудящихся масс. Отличное учение:

Долой государство. Власть — всегда зло. Никакого бюрократического аппарата. Не повелевать и не подчиняться. Одни трудящиеся договариваются с другими трудящимися о совместном производстве или обмене товарами. Горизонтальные связи свободных сторон. Для координации действий — общее собрание может дать кому-то конкретные полномочия, и может в любой миг выборного сместить. Воля народа — Закон, высший, подлинный и единственный. Свободные сообщества свободных тружеников дают максимальную производительность труда и максимальные условия для развитей способностей каждого, — и все это в условиях максимальной справедливости. Инициатива каждого максимально свободна. И никто никому не смеет ничего приказать.

Прудон, Штирнер, Бакунин, Кропоткин, — это были серьезные люди, блестяще образованные и талантливые. Они знали философию, историю и экономику хорошо. Они вполне научно обосновали то, к чему всегда призывали восставшие рабы, угнетенные низы: разнести государство вдребезги, все честно поделить и всем свободно трудиться, и тогда все будет хорошо.

Сегодня учение анархо-коммунизма и анархо- синдикализма можно назвать всемерным торжеством гражданского общества. На хрен государство, сами все решим, ведь это мы работаем и все создаем.

Не в том дело, что анархизм не учитывает психологию индивида. Не в том дело, что анархисты не могли быть знакомы с моим энергоэволюционизмом и не понимали сущности структуризации социальной материи. Дело в простом и коротком — для нас сейчас важном: анархизм есть социальная энтропия. Снижение сложности и энергосодержимости социальной структуры. Можно сказать так:

Анархизм есть политикоэкономический неопримитивизм.

Много нужно теории, чтоб призывать к тому же, что и полупьяная братва Стеньки Разина: долой приказы и приказных, всем жить свободно и по справедливости.

Не в том дело, что анархизм невозможен на практике. Потому что нужен Закон, чтоб не было свар и злоупотреблений. И нужны люди, следящие за соблюдением Закона. А это и есть государство. И не в том дело, что анархизм невозможен теоретически — ибо декларирует резко упрощенное общество с отсутствием отрицательной мотивации к труду, а отсутствие принуждения неизбежно снижает коллективную производительность; а социальный инстинкт, неотменимый в принципе, заставляет реальных людей структурировать социальную систему и занимать в ней максимально высокое место.

А в том дело, что серьезные люди создали политическое контручение. Отрицающее все предшествующее усложнение социума. Отрицающее государство как венец социальной эволюции. Проповедующее разрушение до основанья и возврат к «условно-первобытной» простоте социальных отношений.

Политика — это максимальная форма самовоздействия людей через созданную социальную структуру на себя самих, форма самая всеохватная, эффективная, скрупулезная и тотальная. Можно сказать:

Анархизм — это контрполитика.

9. Однако социалисты были люди еще более серьезные, чем анархисты. И что же проповедовали они, разнообразные и огненные социалисты-революционеры, социалисты-демократы, социалисты-интернационалисты и все их бесчисленные фракции? Они проповедовали разнообразные формы перехода ко все тому же безгосударственному, бесклассовому обществу. Гражданско-производительному, так сказать, безвластному общежитию.

Не в том дело, что одни из них были радикалами, а другие консерваторами. Что одни пролили моря крови, а другие мирно добились высочайшего уровня жизни для трудящихся своих стран.

А в том дело, что в конце XIX века поднималась огромная волна социализма, захватывающая все больше умных и хороших людей, каковой социализм решительно и научно отрицал в перспективе государство вообще, научно обосновывая политико-экономический примитив.

Социализм как контрполитическая перспектива.

Социализм — это политическая практика как средство воплощения контрполитической теории.

Цель политики — отмена политики.

Диалектическая контрполитика.

10. Именно. Вот если анархизм — это простая, одноэтажная, одноходовая и прямая контрполитика — то социализм это контрополитика двухходовая, двухэтажная, одно посредством другого.

Идея становится материальной силой лишь тогда, когда она овладевает массами, — сказал товарищ Ленин. Мысль, возможно, неглубокая, но семьдесят лет ее выдавали за откровение. Верная, однако. Хотя идея атомной бомбы массам малопонятна.

Итак. Рубеж XX века.

Идея контрполитики овладевает массами. И все больше — лучшими и мыслящими людьми.

11. Ветер Истории вздувает паруса эпох и пробивает свое дыхание во все щели. Единство культуры удивительно нам, чье зрение фасетчато, как у пчел, и сосредоточено на узком отграниченном участке.

После Великого Чикагского пожара 1871 г. возникает новая архитектура. Она скупа и функциональна. Несущая нагрузка переносится с кирпичных стен на стальной каркас. Оконные проемы лишаются украшений и прочерчивают плоскости ровными пунктирами прямоугольников. Гигантские коробки из стекла и бетона идут на смену шпилям, фронтонам и колоннам. XX век начинается с небоскребов. Салливен и Райт были великие новаторы. Контрархитектура была создана.

Не в том дело, что как раз тогда Чарлз Пирс создавал прагматизм, каковой параллелизм во времени любят трактовать как взаимосвязь. Прагматизм как философия не есть принципиальное стремление к минимализму в форме, уж тогда следование «бритве Оккама» должно привести философствующего архитектора к бетонным кубикам. Прагматизм не вульгарный бытовой утилитаризм, но принцип видения системы мира. Прагматизм отнюдь не контрфилософия.

Чтобы нагляднее убедиться в принципиальной сущности контрархитектуры, можно по зданию в стиле готики, барокко, ампира, поставить рядом с «чикагским» образцом и пятиэтажной хрущобой. Родство двух последних напоминает родителя в костюме и ребенка в домашней одежде. Ровные плоскости, прямые углы и ряды окон. «Проще уже не имело смысла».

Влияние окружающей среды на интеллект и нравственность с ментальностью изучаются давно. Красота города хоть как-то влияет положительно. В безликих бетонных ущельях растут туповатые и агрессивно-депрессивные потомки.

Архитектура до последней четверти XIX века — ныне заставляв толпы туристов бродить бесконечно по Парижу и Лондону, городам Италии и уцелевшим уголкам Германии. Бетонные соты меняют на загородные дома или домики все, кому позволяют средства.

Манхэттен прекрасен, ибо он вознесся на месте разномастных скороделок в великом порыве к будущему, к новому прекрасному миру. Стеклобетонные коробки в старых городах превращают мир в единый офис, где процесс зарабатывания денег и траты денег лишен смысла. Контрархитектура стирает историю, индивидуальность, эмоциональные излишества. Строго говоря, красота — это эмоциональное излишество.

Что примечательно? Что уровень техники стал высок, как никогда! Конструкционные возможности — велики, как никогда! Денег много, как никогда! И? И мы имеем результат, казалось бы обратный логичному и ожидаемому. Ибо вместо максимальной сложности и выразительности и индивидуальности формы — мы получили минимальную сложность, минимальную выразительность и минимальную индивидуальность формы. Хау!

Почему?! «Это отвечало духу времени». Я и говорю — ветру Истории. Беременность контрархитектурой надуло ветром — тем самым, который раздул Чикагский пожар.

Купола, шпили, арки, контрфорсы, — резко ушло все. Искусство зодчества в основном заменилось сопроматом. Избыток возможностей не пошел впрок. Произошел качественный скачок — сложное превратилось в простое.

Чикагский пожар был энтропийной бомбой архитектуры.

Архитектура — это организация окружающего пространства.

Архитектурный стиль — это лицо и анкета эпохи.

Контрархитектура — это кризис созидательной потенции социума. Не материальный, не научный, не политический. Кризис системный. Мы строим примитивно — а вот потому что так мы считаем нужным.

В расширяющемся и укрепляющемся пространстве контрархитектуры вылуплялись, как скверные насекомые из милых куколок, и все остальные контры из своих благовидных предшественников.

12. Любите ли вы театр? Ну так ему тоже пришел конец в то же самое время.

Потому Антон Павлович Чехов и великий драматург, что он сидит на переломе театральных эпох, как король на именинах. Как ведьма на крышке гроба. Ибо. Чеховская пьеса лишила театр драматургической сущности. Нет больше сюжета, нет композиции, нет действия с его развитием и интригой. Нет трагедии, нет комедии, нет блестящих диалогов, монологов впрочем тоже блестящих нет. Есть серые люди в серой обыденности, а внутри у них тоже чувства, души, желания и мечты. И вот в этом аморфном комке разговоров они высказывают прямо, а больше косвенно, свои жалобы и пожелания. Все? Йес, сэр, это все.

Вся чеховская пьеса — это один большой экзерсис. Режиссер должен поставить, а актер должен сыграть, любые заданные чувства в любых заданных условиях. Вот сесть в саду за стол с самоваром и пить чай так, чтоб зритель чувствовал, что за этим самым чаепитием с незначащим разговором складывается счастье героев и разбиваются их судьбы. Трудность в том, чтобы зрителям при этом не было глубоко плевать на душевные терзания актеров,

Чехов опустил текст в подтекст. Внешне ничего не происходит. Но поставить и играть надо так, чтобы как бы происходило, в чувствах происходило, а действия не важны.

Появился «режиссерский театр», появился «спектакль» как театральный факт заместо пиесы, которая стала лишь сырьем для спектакля, из которого режиссер вылепит что угодно в меру своего уникального таланта. Появились режиссеры новой школы, которые могут поставить «на театре» телефонную книгу. И актеры, которые смогут ее сыграть. И знаете? Появились зрители, которые могут это смотреть!

Контртеатр на рубеже XX века прочно занял место у рампы.

…А потом был Беккет. Где уже вовсе ничего не происходит. Театр абсурда, понимаешь. И был Олби — «король вне Бродвея». И чудовищная скука постановок, каковую скуку критики впаривали за элитарное качество.

То есть. Сильные сюжеты, головокружительные интриги, яркие характеры, остроумные диалоги, драматические сшибки, — это все было оставлено коммерческому синематографу как атрибутика кича. Шекспир им кич. Они выше.

Характерно, что Пиранделло, Сартр, Дюренмат, — велики. драматурги XX столетия, — обожали ударный сюжет и острые коллизии. Но более великими утвердили Беккета и Ионеско с их вялым абсурдом.

Великий и многогранный театр XIX века — упростился, сплющился, слинял, спустил кураж, и стал — контртеатр.

Не надо забывать о декорациях. Они подверглись упрощению, условнению (пардон за слово) и стебу. Театральный художник гневно отказался от амплуа эпигона-реалиста и стал воплощать художественный замысел в лучших современных традициях авангардизма. Сцена напоминала помещение для трудотерапии в сумасшедшем доме.

И костюмчики актерам стали шить абстрактно-условные. И двигаться исполнители стали порой, как на совместной прогулке отделений геморроя и плоскостопия.

Этот негодяй Петипа довел до такой виртуозности хореографию классического балета, что смотреть отточенно- корявые перемещения балета современного хочется гораздо меньше.

Контртеатр — это театр, который полтора века назад знатоки сочли бы неумелым, нетехничным, неталантливым, и с умственным вывихом режиссера, страдающего эстетической идиосинкразией.

Контртеатр — это театр, где формальное обеднение и упрощение есть эстетический принцип.

А вы, молодой человек, не уходите, таки к вам это тоже относится.

13. На рубеже XX века Лондон был богаче, как и сейчас, но Париж был столицей духа. Революция и Наполеон перевернули Францию. И литература, лишь один из штрихов всей жизни, французская литература XIX века была впереди планеты всей. Впереди в тупик и уперлась.

Великий Флобер был фигурой переломной. Он был реалист, и он был гиперреалист, и он был блестящий стилист. И при этом он был анти-романтик и анти-метафорист. «Мадам Бовари» — это великая правда и великое мастерство. Не надо наворотов! Долой все необязательное! Нагая правда в нагой фразе.

«Постфлоберизм», — ввел бы я такое слово. Мастер умер, а движение продолжалось. К черту красоты и условности, к черту навороты и банальности. Будь проще, и к тебе потянутся лавры. Если идет дождь, то нечего наяривать: «В безбрежной серой пелене переплетались и звенели серебряные струи» и прочая лабуда, а вот так прямо и надо написать: «Шел дождь». Честно, кратко, без стилистического эпигонства и финтифлюшек.

После I Мировой, в дешевом интернациональном Париже, молодой Хемингуэй привел эту манеру в канон и миф XX века. Скупо, кратко, честно, просто. Правда, гм, за хемингуэевской простотой стояло мастерство. Отбор и порядок слов были выверены и точны. И смысл текста уходил в подтекст. (Привет от чеховских спектаклей!)

Но не всем же быть Хемингуэями. И распад литературы пошел по нескольким направлениям сразу.

Пруст убрал из литературы действие, растянув изящный ажур психологии по всем поводам.

Кафка убрал из литературы смысл, оставив депрессивный абсурд бытия.

Джойс в «Улиссе» убрал из литературы все: он все повторил, имитировал, стилизовал, описал, применил, — и создал гигантский экзерсис на тему одного дня одного человека, а вообще там ничего не происходит. Эдакий анти-шекспир.

Это жутко привлекло никчемушника по имени Генри Миллер: как здорово, что можно писать без всякой там стилистики, без всяких там сюжетов и композиций, без всяких там умных мыслей и сильных чувств. Ура! Это — продвинуто! Это — клево! Прибавим простоты, откровенности, заурядности, дерьмеца, сношений, вонючести в меру, романтизьмом чтоб не пахло, а главное — заурядность! Заурядность как принцип. Заурядность порывов, мыслей, чувств, действий, всего. Вот суть гиганта Миллера.

Возникла паралитература со знаком качества, присвоенным самозваной элитой. Эдакий порноОскар. Быдло вышло на авансцену.

И хрен бы с ней, сосала бы свою пайку возле параши! О нет. Теперь уже с позиций контр-литературы отвергался канон литературы старой: крупные характеры, сильный сюжет, горячие страсти и отточенный стиль. Мастерство и неумелость поменялись местами. Смердяков выжил из дому д'Артаньяна. Киплинга объявили автором детской «Книги джунглей» и хва с этого империалиста, а Лондона — беллетристом для юношества.

Литература, будучи важнейшей формой культурного самовоспроизводства, стала гнить заживо, отравляя ядом своего распада все вокруг.

Ибо важнейшее, что отличает контр-литературу от литературы — это снижение профессионального качества в области формы — и снижение эмоционально-интеллектуального уровня при распаде морали в области содержания. Формальная и содержательная энтропия. Все по хрен дым.

14. Живопись всегда впереди! Зрение — оно ведет, а остальное потом.

«Черный квадрат» Малевича — о, это непревосходимый эстетический символ эпохи! Чтобы нарисовать такую картину, достаточно быть идиотом с кистью и черной краской. Это можете вы, я, ваши дети и таджик-гастарбайтер из дворницкой. Но чтобы додуматься нарисовать такое, и выставить, и объявить символом, — вот это попахивает гениальностью. Подафитесь фашими грезовскими головками, тернеровским светом, импрессионистскими тенями и босховскими фантасмагориями. Вот — вам!!! Хавайте. И как схавали!..

«Черный квадрат» — это точка в конце великой истории великого искусства нашей цивилизации. Это отпечаток головы, ударившейся в тупик в конце тоннеля. Полное логическое завершение всегда есть абсурд — получите. Знак конца. Отрицание всего бывшего. Противопоставление любому изображению. Всем контрам контр.

Появился он, ясен день, не на пустом месте. Все виды модернизма волной подкатывались к конструктивизмам, абстракционизмам, дадаизмам, а допрежде того — к разным неопримитивизмам. И вдруг оказалось, что уметь рисовать — не обязательно! Владеть рисунком и цветом — не обязательно! Это и без тебя уже сделано. Главное — что-то отличающееся изобразить, необычное, привлекающее внимание.

На конкурсе красоты наибольшее внимание привлечет уродина. Таковой и явилась модернистская живопись. По достижении совершенства — диалектическим развитием процесса явится разрушение совершенства.

На переломе остался великий Ван-Гог. На верху остался неподражаемый Дали — и Пикассо вечно чернеет от ненависти к вечному сопернику в той вечности, где пребывают они все. Эти двое — совместили движение с созиданием, взлом старых форм с созданием новых. Я имею в виду Ван-Гога и Дали, «Герникой» наслаждайтесь сами.

Любая выставка «современного искусства» — это эстетическая проекция дегенерации эпохи.

15. В музыке последнего века — также имеется упрощение. Бродвейский мюзикл пришел на смену классической опере. Нет, хороший мюзикл — это прекрасно! Мы говорим лишь о формальном упрощении музыки. И джаз, и рок, и битлы — это прекрасно. И роковые обработки классики, собирающие полные залы, — это тоже прекрасно. Но: серьезная музыка стала именно «классической» музыкой. Знатоки и любители ломятся. Но писать ее сейчас — вне моды дня. Она «несовременна». «Современная» — проще или много проще.

16. Мода! Ни в чем, наверное, контркультура не проявляется так, как в моде.

Назначение моды — дресс-код. Функция моды — социальная идентификация. А вот эстетика моды — неотрывна от всей эстетической сферы социума.

Европейская мода много веков предъявляла достаток и социальную значимость через явно дорогие ткани и кружева, золотые побрякушки и драгоценности. XIX век выступил с унификацией мужских мод — черное и белое, сукно и полотно, резкое упрощение покроя. Дамские моды держались пышности упорнее, вплоть до накладных ягодиц, — но кринолины и корсеты, корсажи и шлейфы, буфы и рюши, — тихо уплывали в прошлое. И тут грянули войны.

Винтовка и пулемет содрали с войск яркую мишуру. Офицеры оделись в хаки. Традиционное воинское убранство — перестало быть таковым. Герой слинял в одночасье. Какие разноцветные мундиры?!

Война легла страшным рубежом между еще XIX и уже XX веком. За ней — о: кстати о моде! Женщины задрали юбки так, что бабушки умерли бы от ужаса. Сначала открыли щиколотки, и тут же икры, и — вот и колени! А эти купальные костюмы — боже, трусы и лифчики, и все!..

По сравнению с веками прошлыми — одежда стала гораздо проще — раз, гораздо унифицированнее — два, и гораздо откровеннее — три. На мужчинах изменения легче прослеживать — у них считанное число предметов туалета.

Сначала отказались от шляп. Потом — от шарфов. Потом — от галстуков.

Женщины пошли по улице с обнаженными до лобков животами, и ягодицы полезли из брюк.

О золотые шестидесятые! — вошли в моду рваные джинсы и как бы грязные майки. И туфли на босу ногу. И недельные щетины.

Таким образом. Сегодняшний франт. Обозначает себя часами, по которым только знаток различит их дикую цену. Аналогичных достоинств ботинками. Сорочкой средней паршивости вида, с лейблом самых дорогих домов. А именно: значение моды — перешло к значению знака моды. Оригинал и подделка неразличимы! и только наметанный глаз знатока отличит престижное от позорного.

Но главное и принципиальное: из шикарного дома идет к шикарной машине обтерханый небритый вахлак, барахло которого дорого и престижно, но вид имеет'помойный. Вахлаки пьют дорогое пойло в шикарном кабаке, а на человека в отглаженном костюме и красивом галстуке смотрят как на плебея. Красота, аккуратность, яркость, броскость, — это пройденный этап. Неброскость, небрежность, псевдонеряшливость, — это стиль.

Это контрмода. Контркультура в моде.

17. Все внешние визуальные проявления контркультуры могут быть объединены понятием «контрэстетика». Это относится ко всем родам и жанрам искусства, чистого и прикладного.

18. Красота сменяется «контркрасотой», если вам угодно называть контркрасотой уродство. И волны этой контркрасоты расходятся широко, затапливая души сточными водами гниющей цивилизации.

19. В кино, этом важнейшем из искусств, возникает спрос на унтерменшей. Мэрилин Монро и Керк Дуглас остались в прошлом. Герои и героини являются из королевства кривых зеркал. Теперь у них грязные волосы, корявые лица, нескладные фигуры. У киношного Александра Македонского лицо плачущего педераста, Иван Грозный — помойный бомж в белой горячке, Робин Гуд — одутловатый и тормозной неудачник; и вместо комплекса величия — комплекс неполноценности на фэйсах лузеров. Режиссеры назвали это: показать внутренний мир человека. Они путают внутренний мир с содержимым кишечника. Герой выработан — подайте мелкого человечка в герои!

Восстание масс продолжается. И жажда загнать быдло в хлев нарастает.

Так вдобавок режиссерам надоели радостные цвета экрана, и в моду вошло глушить изображение сине-черной глухой гаммой с недостатком света. Это «стильно».

20. Люба ж ты моя, 68-й годочек! Отгремели твои петарды, отплескались флаги, отгромоздились баррикады студенческих кварталов и отзвенели бутылки с молотовскими коктейлями, полыхая огнем в черствеющей памяти.

И испражнялись прилюдно, отрицая ваши приличия. И совокуплялись публично, презирая вашу стыдливость. И матюгами поливали юные образованные девицы, обличая ваше ханжество. И курили траву, и воняли немытостью, и жили в свальном грехе. И не желали работать, и заводить семьи, и подчиняться правилам.

Вот это и был огненный знак на несокрушимой стене твердыни: «ВЗВЕШЕНО — ОЦЕНЕНО — ОТМЕРЕНО». Кончен бал, погасли свечи, пиздец котенку. Свободная и гуманная цивилизация — своей передней линией, своим юным поколением, отрицала себя, отравляла себя, уничтожала себя.

Это было крайнее проявление контр-цивилизации. Она — отрицала все. Государство, труд, семью, мораль.

Пророк и теоретик «третьей волны», аналитик «футурошока», кровник мой и земляк Элвин Тоффлер постигал это как переход к иному, неведомому и неотвратимому, но естественному и прогрессивному будущему. Да нет, умный старик… Конец цивилизации еще не означает перехода к новой цивилизации и необходимость приспособиться к ней. Системное крушение означает крушение системы (пардон кто понял). Новая цивилизация начнется с принципиально другого: именно с синтеза элементов в системные блоки.

21. Распад социальной ткани ведет к некрозу всего социума, но отнюдь не к перерождению его заживо в новый социум. Сначала старый социум сдохнет, удобрив останками оголившийся пустырь Истории. А потом, через века, из буераков дикости, прорастет на этом месте новый социум, стараясь вобрать крохи прежней культуры, которые уцелели в памяти.

22. Шо мы называем контр-цивилизацией?

Контр-цивилизация — это когда цивилизация в своем развитии, в эволюции своей, всеми своими принципиальными и основными проявлениями переходит меру и диалектически превращается в свою противоположность, отрицая себя самое. Если не нравится вполне архаичное слово «самоё», церковнославянский рудимент в коктейле блатного жаргона, поставьте «саму».

Государство постепенно дает все больше свободы гражданину — и впадает в анархию, из которой некогда и возникло как система координации нужд и усилий.

Мораль расшнуровывает корсет, сбрасывает парик… и в конце концов голая толпа в животной естественности превращается в первобытное стадо троглодитов, с которого все началось.

Гуманизм превращается в подлую трусость.

Доброта превращается в слабость.

Толерантность превращается в отрицание истины и безразличие.

Сила становится слабостью, ибо ее все равно нельзя применять!

Жрите, шакалы! Я не из вашей стаи.

23. И оформилась контр-мораль. Обобщение этого всего на базовом уровне эмоций и человеческих отношений. На уровне представления о должном в деяниях наших грешных.

И девка, принесшая в подоле, стала более почетным членом общества, чем мать в семье. Матери-одиночке — помощь и сочувствие государства в первую очередь.

И гомосексуалист стал более неприкасаемым, чем нормальный мужчина. Извращение получило название «нетрадиционной сексуальной ориентации». Так стрелка компаса может указывать на выгребную яму: это нетрадиционный компас. И за публичное неодобрение всовывания члена в мужскую задницу в цивилизованных странах уголовно наказывают. А извращенцы устраивают свои парады, где театрально демонстрируют свои ласки извращенцев, а полиция их охраняет, а муниципальные чиновники идут в первых рядах.

И СПИД, в основном получаемый гомосексуалистами через прямую кишку любовника или наркоманами через общий шприц, нельзя называть стыдной болезнью, а надо жалеть и лечить, и только.

Не стыдно быть наемным убийцей — о них снимаются добрые и веселые кинофильмы. Не стыдно избирать проститутку в парламент — а что? она тоже имеет право! Не стыдно быть вором: а пусть сначала суд докажет, а мы через дорогого адвоката оспорим его решение.

Нельзя казнить садистов-детоубийц, это негуманно. Хотя их мало порвать на мелкие куски. Социуму запрещено избавлять себя от социальных раковых клеток!

Исчезло слово «честь». Это уже понятие историко- литературное. У царских офицеров, у королевских мушкетеров, и легионеров и дворян была честь. Мы — а мы чего? мы по закону, для блага человека…

Если ты видишь насильника — его нельзя убить, нельзя изувечить, нельзя применить к нему оружие, и оружия иметь тебе нельзя. Можно его тихо оттащить и позвать милицию. То есть: невмешательство, социальная пассивность, асоциальность, — вменены в закон!

Вдумайтесь в это: Закон подавляет социальное самосохранение!

И — в развитом государстве — не стыдно быть нахлебником-социалыциком.

24. И вдруг появился Контр-Закон!

По нему нельзя депортировать взад обратно на родину нелегальных мигрантов. То есть: любой человек имеет право прийти и поселиться где хочет, не заботясь никакими законами. И за нарушение закона о границе, за нарушение законов о миграции, о натурализации и т. д. — его нельзя посадить, и нельзя выгнать, и ничего ему нельзя делать, а надо его содержать. Контр-Закон уничтожает закон и лишает его смысла.

По Контр-Закону нельзя избить вора и отобрать у него свое.

По Контр-Закону нельзя убить убийцу. Тебя накажут за это строже, чем наказали бы его за убийство невинных.

По Контр-Закону все великие герои прошлого оказались бы преступниками, убийцами, самоуправцами.

Закон — это выражение структуризации социума.

Контр-Закон — это выражение деструктуризации социума, когда система переходит из сильного состояния в слабое.

Контр-Закон — это вектор ослабления социальной системы.

А откуда он взялся? А Закон диалектически переполз в свою противоположность. Совершенствовался-совершенствовался, пока не впал в дегенерацию. Бытие есмь!..

25. И появилась контр-идеология. Если идеология — это настрой общества на единую и важную задачу, спроецированный на плоскость представлений о нуждах и устройстве мира. То контр-идеология — это значит: человек! ты — главное! все — для тебя! и пусть никто не смеет капать тебе на мозги общими задачами!

Контр-идеология — это либеральная идеология, строго говоря. Это песня из «Последнего дюйма»: «Какое мне дело до вас до всех, а вам до меня!»

Контр-идеология — это запрет на идейное объединение социума в стремлении к единой цели.

26. Этика и эстетика недаром похоже называются. Красоту, добродетель и истину недаром почитали родственными. Уродливость облика и мыслей… короче кретинству формы соответствует идиотизм содержания.

Переход гуманизма в контр-гуманизм примерно таков:

Педоцид (он же инфантицид), то есть уничтожение детей, наблюдался у многих народов на ранних стадиях развития. И даже уже на государственном уровне существования — тоже имел место! Рождались дети, а не прокормить всех было. Как вам поговорочка народненькая: «Пошли Господь скотину с приплодцем, а детишек с приморцем»?! Но — это только выражение желания. А когда «простодушные благородные дикари» излишних, по их мнению, младенцев просто выбрасывали, — это было в порядке действий. Племени не прокормиться с ними!

Хоть у спартанцев, хоть у эскимосов, имел место племенной отбор: старики осматривали новорожденных. Сильных оставляли, слабых и увечных выкидывали. Это чудовищно жестоко по отношению к человеку, к ребенку, к индивидууму. Но это гуманно по отношению к социуму в целом: нужны работники, воины, матери, иначе хана нам всем вместе, враги победят, вырежут, сожрут, завладеют нашим всем.

Набирала мощь культура, мягчел закон и нрав, совершенствовалась медицина, снижалось значение физического здоровья индивида. Пожалуйте заглянуть на противоположную сторону процесса:

Вот рождается младенец, больной неким ужасом. Он олигофрен. Или у него букет каких иных неизлечимых болезней. Генный дефект. Он маленький, беспомощный, он тоже живое существо, он хочет есть, он жаждет ласки, он человечек. Мать оставила его в роддоме, страна бедная, ей его не поднять, и вообще не хочет. И — семейные пары развитых стран в массовом и общепринятом порядке усыновляют этих несчастных, они же дефективных, детей, и всячески внедряют их в общество.

Это очень гуманно, прекрасно и благородно по отношению к каждому из бедных детей. И это разрушение своего народа, своего социума и своей цивилизации, слегка отсроченное во времени. Это импорт генного брака. Это впрыск импортного генного брака в генофонд своего социума. Это социогене- тическое саморазрушение. Это генетическое самоубийство социума.

«Людей с ограниченными возможностями», т. е. инвалидов всех видов, многие из которых передают гены своего инвалидства, будет становиться все больше, социум будет к ним адаптироваться все полнее, здоровье среднего человека будет все снижаться, процент генетических дефектов будет все прогрессировать. Дефективный народ не имеет исторической перспективы. В перспективе — этническое замещение нации народами менее гуманными и более здоровыми и плодовитыми. Что мы и наблюдаем сегодня: процесс пошел. А этническая замена неизбежно влечет культурную коррекцию мутирующего социума.

Одна крайность — гитлеризм: уничтожение уродов. Другая крайность — контр-гуманизм: всеми средствами науки обеспечивай физическое существование всех больных младенцев и тяни их всю жизнь среди здоровых, фактически заменяя здоровых больными.

Каждый социум сам должен сделать свой выбор. Платить за этот выбор цену он тоже будет сам.

27. Противоречие между интересами индивида и социума имманентно и диалектично. Что есть вторая сторона единства их интересов. Это — не сложно.

Если противоречие между интересами индивида и социума всегда решать в пользу индивида — вместо диалектического единства выйдет хрень собачья. И социум, разрушенный для блага каждого отдельного индивида в каждом отдельном случае, уже не позволит всем этим индивидам вообще жить.

Без ограничения интересов индивида — невозможно само существование индивида, ибо он нежизнеспособен вне социума.

Контр-гуманизм — это самоотравление социума через запрет избавляться от деструктивных социальных мутаций.

28. Главная ошибка контр-гуманизма, ошибка принципиальная и смертоносная, вот в чем. Он масштабно эклектичен. Он не имеет единой системы координат в мире, где необходимо ориентироваться. Вместо линейки для измерения явлений — у него такая раздвижная штука под названием «зоилова мера». Он не желает понимать той несложной вещи, что мир есть единая система, где все взаимосвязано. Так банально, аж противно!!! А он не понимает.

Здесь вот какая штука. Принято считать: свобода человека должна быть ограничена только свободой другого человека. Живи сам — и давай жить другим. Если твои действия никому конкретно не приносят вреда — значит, ты имеешь право, и все хорошо. Бездельник, тунеядец, пацифист, гомосексуалист, наркоман, развратник, — если они все вопросы с партнерами и встречными решают по доброму согласию, вреда никому не приносят, а свою судьбу имеют право решать сами.

Примитивная ошибка в том, что человек, существующий только как монада социума, рассматривается здесь как самодостаточная единица, независимая в своих действиях от социума. Социальные последствия индивидуального поведения — либеральный контр-гуманизм рассматривать отказывается. Контр-гуманизм отвергает обобщения и объективный характер индивидуальных действий.

Перечисленные проявления свободы: снижают рождаемость в социуме и делают его выморочным, ведя к самоликвидации и этническому самозамещению; разрушают трудовую мотивацию; разрушают моральные критерии; разрушают инстинкт социального самосохранения; разрушают генофонд социума; ослабляют, подрывают, разрушает, развращают, разъедают, снижают, и т. д.д.д.

Товарищи идиоты и господа дубье! Нельзя же рассматривать связи и последствия поступков человека в социуме только на личностном конкретном уровне — и в упор не видеть связей и последствий поступка на уровне социальном, объективном, общественном.

29. Групповой человек выжил в том убеждении, что он отвечает за всю группу, и вся группа отвечает за него.

«Я отвечаю за все!» — вот мировоззрение человека социального.

«Каждый отвечает только за себя!» — лозунг контргуманизма.

Каждый из нас своими поступками делает свою группу, свой социум, сильнее или слабее. Представление о том, что я могу жить как хочу, а «социально сознательные» пусть как сами хотят, — мировоззрение не только паразитическое, но разрушительное.

Система взглядов предшествует действию. Разрушительная система взглядов предшествует разрушению.

…В наступающем Хаосе и следующем за ним Новом Средневековье — тунеядцы, наркоманы, гомосексуалисты и жулики будут беспощадно истреблены. В лучшем случае им дадут вымереть. В худшем случае их будут уничтожать физически — что и сегодня имеет место в ряде стран, не причисляемых к «передовым», но находящимся на историческом подъеме. Пусть не говорят, что они не были предупреждены.

30. В сущности, контр-культура характерна прежде всего снятием табу.

Культура есть — что? Повышение структуризации социума с повышением уровня и вариантов форм энергопреобразования.

Контр-культура есть — что? Понижение структуризации социума (при том, что эффективность и вариабельность энергопреобразования по инерции может сколько-то расти).

То есть:

Контр-культура — это социальная энтропия. Снижение креативного потенциала социума.

Оно же:

Контр-культура — это эволюционный регресс социума. Ибо направление эволюции — в усложнении устройства, повышении уровня структуризации социума. Тем самым и увеличении количества социальных форм, ячеек и перегородок, в увеличении количества и форм императивов и табу.

31. Регулирование половых отношений — важнейший и показательный раздел культуры. Рубеж XX века характеризовался сильнейшей либерализацией морали. В развитых странах возникли движения нудистов типа лиги «Долой стыд!» — голые мужчины и женщины с этим лозунгом на лентах через плечо вышли на улицы. Возникла теория полового акта как «стакана воды»: хочешь пить? — ну попей, чего турусы разводить. Наиболее продвинутые социалисты разрабатывали декреты об обобществлении женщин.

И уже в тридцатые годы «философы» франкфуртской школы с негодованием обосновали священное право личности на любые формы секса без всяких ограничений. Не смеют попы и фашисты ограничивать прирожденное право личности на наслаждение.

Контр-мораль совершила диалектический оборот и вернулась к бездумным привычкам первобытных эскимосов, так и оставшихся в реликтовом строе каменного века: пусть каждый трахается с каждым, не обращайте внимания. Эскимосы остались в социально-эволюционном тупике и начали перенимать чужую высокую культуру. Чужая же высокая пришла к их первобытности.

32. Под словом «культура» в самом широком смысле понимается вся совокупность всего человеческого продукта: материального, интеллектуального и духовного. Под словом «цивилизация» в этом случае надо понимать человечество, существующее в лоне этой культуры и осуществляющее ее, будучи одновременно сами сформированы ею. То есть: культура и ее люди воедино.

В таком случае: контр-цивилизация — это люди воедино со своей контр-культурой. И что они делают? Они свертывают свою цивилизацию, схлопывают, заканчивают, уничтожают. Такой этап.

33. Волки режут и жрут старых, ослабших и больных оленей. Молодой и здоровый им не по зубам: силен, быстр.

Добычей варваров падали только контр-цивилизации. Цивилизация варвару не по зубам — на то она и цивилизация, поднявшаяся из варварства.

Сначала цивилизация должна потерять волю к борьбе и жизни.

Поставить личное благо выше общего. Разучиться убивать и умирать.

Справедливость попрать Законом, а Закон попрать Выгодой. Утерять Идеалы — то есть надличностные цели, благие и необходимые для всех, ради которых стоит жертвовать жизнью каждому, если необходимо. То есть:

Контр-цивилизация — это цивилизация, отказавшаяся от тех качеств, которые определили ее формирование, подъем и расцвет, и принявшая те представления, которые сулят максимум благ каждому при распаде общего. Человекоподобный наслаждающийся самоед.

Контр-цивилизации предшествуют отдельные проявления контр-эстетики и контр-морали. Они развиваются, множатся, и постепенно охватывают всю сферу культуры, где стержневыми являются идеология и мораль.

34. Какова причина и движущая сила гибели цивилизации? Причина — системная и эволюционная. Система существует только в динамике ее развития, как эволюционирующий социум, тут остановиться и зафиксировать все формы существования раз и навсегда невозможно. Системные качества и структуры подсистем, эволюционируя, рано или поздно начинают дегенерировать, переусложняться, терять эффективность. Изменение есть Закон Бытия. Достигнув оптимума, идеального устройства для своих возможностей, система изменяется дальше и идет к распаду. Это относится и к биосистемам, и к социосистемам, и к Универсуму вообще.

Движущая сила гибели цивилизаций — та же, что вся движущая сила Истории. Это изначально позитивный энергетический импульс Вселенной. То, что Шопенгауэр называл Мировой Волей, а мы можем назвать энергией. И проявляется она через Всемирный Закон Структуризации, о котором уже говорилось. И через Всемирный Закон Энтропии, о котором говорилось гораздо раньше и не нами.

Энтропия есть диалектическое продолжение Структуризации. Цивилизация образовалась, развилась, поднялась, достигла пика, стала слабеть, затем она должна разрушиться и умереть.

«Ген старения» найти, допустим, можно. Но этот ген — лишь материальное выражение Закона, который можно корректировать в частностях, но нельзя изменить в принципе. Ты удалишь или изменишь этот ген? Ну так сдохнешь от чего-то другого в другой момент, вот вся разница.

Поэтому когда мудрый Гегель или наивный Фукуяма говорили о некоей идеальной цивилизации, которая уже никогда не будет изменяться, это нельзя счесть ничем, кроме глупости. Ибо не понимать основ и сущности Бытия, витиевато рассуждая об абстрактных материях, есть признак интеллекта в ущерб уму.

Нет ничего вечного, кроме изменений?

35. Поскольку цивилизация включает в себя прежде всего людей. Поскольку цивилизация создает себя посредством разума и действий людей. То и контр-цивилизация осуществляет себя через людей — их взгляды, их отношения и их действия.

Энтропия, как проникающая в поры деревянного клина вода, чтобы затем разбухнуть и разорвать каменную глыбу, — энтропия проникает в мелкие щели социальной надстройки. Через штрихи контр-искусства и контр-морали тонкая смерть течет к сердцу цивилизации. И люди, чья сущность всегда жаждет изменений, особенно в молодости, уничтожают свой мир с той же закономерностью, что предки его создавали.

Достаточно, если поймут немногие. Достаточно, если один. Достаточно, если ни одного. Господь поймет, а остальные не важны.