|
||||
|
Заключение: после государства Как показано в этом исследовании, правительство и государство — вовсе не одно и то же. Правительство — это лицо или группа лиц, которые заключают мир и ведут войну, принимают законы, осуществляют правосудие, собирают налоги, управляют денежным обращением и поддерживающие внутреннюю безопасность, действуя от лица всего общества, в то же время стараясь обеспечить лояльность народа и, возможно, некоторую степень его благосостояния. Государство же является всего лишь одной из форм, которую исторически принимает организация правительства, и эту форму, соответственно, неверно было бы считать вечной и само собой разумеющейся в большей мере, чем предшествующие. Первой областью мира, познакомившейся с именно таким типом правительства, стала Западная Европа, где государство начало зарождаться около 1300 г. и где решающие изменения произошли в период между смертью Карла V в 1558 г. и заключением Вестфальского мира 90 лет спустя. Говоря очень упрощенно и опуская множество деталей, относящихся к разным странам, этот процесс развивался следующим образом. Ведя борьбу с универсализмом, с одной стороны, и с партикуляризмом, с другой, и одержав победу, небольшое число «абсолютных» монархов консолидировали территориальные владения и сконцентрировали политическую власть в своих руках. Одновременно с этим, для того чтобы осуществлять как гражданский, так и военный аспекты этой власти, они начали строить обезличенную бюрократию, а также необходимую для ее содержания налоговую и информационную инфраструктуру. Как только бюрократия укрепилась, в силу самой ее природы — состоящей в том, что правила, на которых она строилась, не могут быть произвольно нарушены без риска полного распада — вскоре привела к тому, что она стала забирать власть из рук правителя в свои собственные, тем самым порождая государство в собственном смысле. Государство, тесно связанное с падением средневекового мира и последующими гражданскими и религиозными войнами, изначально задумывалось прежде всего в качестве инструмента для установления правопорядка в отношениях людей и групп между собой. Однако спустя примерно полтора века с момента своего рождения оно встретилось с пламенеющим национализмом и стало присваивать его, придавая себе тем самым этическое содержание. Созданное войной и для войны — зачастую используя преступные методы как против своих конкурентов, так и против собственных подданных, как отмечали критики, начиная с Макиавелли[1031], — к тому времени оно стало гораздо сильнее любой другой политической организации в Европе и на других континентах. В результате государство как институт стало распространяться на остальную часть мира до тех пор, пока во второй половине XX в. в той или иной форме его триумф не стал практически полным. Повторяя определение, данное ранее, скажем, что в сравнении с предыдущими формами правительства важнейшими характеристиками государства являются следующие. Во-первых, будучи суверенным, оно отказывается делиться какими-либо из вышеупомянутых функций с другими, но концентрирует их в собственных руках. Во-вторых, будучи территориально организованным, оно имеет власть над всеми людьми, которые живут в пределах его границ, и только над ними. В-третьих, что самое важное, это абстрактная организация. В отличие от всех своих предшественников во все времена и где бы то ни было, государство не идентично ни правителям, ни тем, кем они правят; оно является не человеком и не сообществом, но невидимой сущностью, известной как корпорация. Будучи корпорацией оно обладает своей независимой личностью или юридическим лицом. Последнее признается законом и может вести себя, как если бы оно было человеком — заключать договоры, владеть собственностью, защищать себя и т. п. В последние годы XX в. стало очевидно, что благодаря третьей характеристике государства (то, что оно обладает корпоративной личностью) первые две начинают становиться избыточными. В основном угроза государству исходит не от индивидуумов или групп, подобных тем, что осуществляли функции правительства в тех или иных сообществах в разные времена и в разных местах до 1648 г. Она исходит от других корпораций: иными словами, от таких же «искусственных людей», имеющих такую же природу как само государство, но отличающихся от него как в отношении контроля над территорией, так и в плане обладания суверенитетом. Некоторые из этих корпораций имеют территориальную природу, но большинство — нет. Одни являются региональными, и они крупнее, чем государства, другие обладают меньшим размером и носят исключительно локальный характер[1032]. Некоторые являются межправительственными, другие — неправительственными. Одни имеют прежде всего политическую природу, другие созданы с разными другими целями, такими как делание денег, защита окружающей среды, распространение некоего религиозного учения или пропаганда какого-нибудь благого дела, от уменьшения загрязненности среды до прав животных. Как сказал недавно один эксперт[1033], у всех у них есть общее — то, что они больше, чем государство, связаны с современными технологиями, в частности, в области связи и транспорта. В результате некоторые из них могут стать гораздо богаче, чем большинство государств; или принять на себя некоторые из государственных функций; или избежать контроля государства, создавая колонии и переводя свои ресурсы за пределы его границ; либо влиять на мнения его граждан больше, чем могут правительства; либо (как в случае многочисленных партизанских и террористических организаций) успешно сопротивляться государству с оружием в руках; либо, что бывает нередко, реализовать некую комбинацию всех этих вариантов. Во многих случаях отступление государства является добровольным. Например, так происходит, когда оно снимает с себя ответственность за выплату пособий, социальное страхование, образование и т. п.; или когда оно стремится найти лучшие возможности торговли, открывая границы, интегрируя свою инфраструктуру с соседями, вступая в международные организации разного рода и подчиняясь правилам, которые эти организации могут установить. В других случаях это происходит непреднамеренно и является результатом действия мощных экономических, технологических и культурных воздействий, которые, хотя и затрагивают разные регионы по-разному, находятся за пределами контроля со стороны даже самых могущественных государств, и которым государства если и могут противостоять, то только ценой отсталости, в то время как каток истории неумолимо движется вперед. Наконец, нередко процесс отступления государства происходит по умолчанию. Не то, чтобы оно решает, интегрироваться или отступать — просто происходит медленная эрозия качества тех благ и выгод, которые оно может предоставлять и предоставляет. Оборотная сторона медали — это преобладающее среди граждан многих развитых стран чувство, что, когда приходит час предоставлять обещанное, государство просто не выполняет своих обязательств и расплачивается (если вообще расплачивается) фальшивой монетой. И поэтому, чтобы защитить свое будущее и будущее своих детей, им не остается иного выбора, кроме как позаботиться о себе самим, причем такими способами, которые никак не зависят от воли государства и, возможно, осуществляются даже против его воли. По мере того как современное государство оставляет командные высоты, которых оно достигло между 1945 и 1975 гг., некоторые из его наиболее характерных институтов с большой вероятностью приходят в упадок. К их числу относятся, что довольно естественно, находящиеся в государственной собственности хозяйственные предприятия (которые от Китая до Британии либо ликвидируются, либо распродаются); системы социального страхования (чья доля в ВНП падает повсеместно)[1034]; система правосудия (в некоторых странах частное правосудие, так же известное как «аренда судьи», начинает одерживать верх, поскольку работает быстрее и дешевле, чем та, которую предоставляет государство); тюремная система (все развитые страны, от Австралии и Британии до США, в отчаянии ищут более дешевой альтернативы тюремному заключению и экспериментируют с частными тюрьмами)[1035]; вооруженные силы (многие из которых, сильно сокращенные после окончания «холодной войны», до сих пор стремятся найти себе новые задачи, от поисково-спасательных работ до ведения войны с наркотиками); полиция (которая дополняется, а часто заменяется частными службами безопасности); государственные школы (которые превращаются в учебные заведения для детей низших классов, поскольку состоятельные родители либо посылают своих детей в частные школы, либо обращаются к домашнему обучению); государственные средства массовой информации (которые, помимо того, что требуют значительных субсидий, зачастую являются прекрасной иллюстрацией словосочетания «тоска зеленая»); и статистический аппарат (который в той мере, в какой он оперирует в терминах отдельных государств, становится все более бессмысленным). Так или иначе, но все эти и другие государственные службы сокращаются по всему миру. По мере того как другие организации занимают место отступающего государства, они, без сомнений, будут стремиться играть его роль во многих из этих аспектов. В отличие от нынешних членов международного сообщества, каждый из которых является сувереном, большинство из них, вероятно, не сможет осуществлять исключительный контроль над той или иной определенной территорией, и вместо этого они вынуждены будут делить этот контроль с другими организациями. Вместо того, чтобы быть хотя бы формально равными, каковыми являются государства, некоторые из них, несомненно, будут выше, а другие — ниже. Иными словами, мы говорим о мире, где правовая структура будет находиться в большей гармонии с теми политическими реалиями, которые уже сложились, а во многих местах никогда не исчезали. Организации, которые в будущем будут выполнять функции правительства, будут более фрагментированными, более интегрированными друг с другом, чем те, к которым мы привыкли за последние примерно 300 лет. В отличие от государств, которые, хотя бы теоретически, являются равными по статусу, новые структуры, скорее всего, сформируют иерархические отношения друг с другом. Иногда суверенитет будет разделен, как это может со временем произойти на Святой Земле. Иерархическая структура, по которой одни политические образования «более равны», чем другие, так же означает, что они будут действовать, отделенные несколькими уровнями от своего населения. Это несет в себе опасность того, что они будут в меньшей степени представлять население и, следовательно, менее демократическими, чем большинство современных государств — подобно тому, как уже сегодня высшие «еврократы» (чиновники ЕС) и генеральные секретари ООН назначаются или выбираются правительствами, а не народами соответственно Европейского союза и мира. Как и до 1648 г., все эти организации будут взаимодействовать и вести торг друг с другом. Несомненно, иногда они также будут использовать либо собственные вооруженные силы, либо, что кажется все более и более вероятным, привлекаемые на договорной основе, для осуществления насильственных действий друг против друга. В то время как подобная ситуация не будет чем-то новым для жителей большей части «третьего мира» — для которого ничто так не характерно, как тот факт, что государство так никогда и не смогло установить эффективную монополию на насилие — во многих развитых странах влияние на безопасность повседневной жизни почти наверняка будет отрицательным. Люди и организации, которые привыкли мирно покоиться на груди государства, будут вынуждены в большей степени защищать себя сами (что они уже и делают) например, покупая различные виды специального оборудования, укрепляя территории, где они живут и работают, ставя собственную охрану, в униформе или без нее, и, возможно, даже создавая собственные вооруженные силы под соответствующим командованием (несомненно, состоящим из отставных офицеров и сержантов). В сравнении с тем, что мы наблюдали в 1914–1945 гг., акты насилия в основном будут носить локальный, спорадический характер и будут невелики по масштабам. Нет сомнений, что в будущем нас ждут многочисленные конфликты, такие как в Боснии, Шри-Ланке или Руанде; террористы и партизаны не только будут по-прежнему постоянно напоминать о себе во многих странах, но нельзя исключать и возможности применения ими химического, биологического и ядерного оружия[1036]. Однако вопреки страхам многих и надеждам немногих, Третьей мировой войны (которая означает широкомасштабное столкновение между супердержавами, каждая из которых правит значительной частью континента или полушария) почти наверняка не будет. Но если она все же произойдет и ядерное оружие будет использовано в значительных количествах, то в результате мы вернемся не просто в довестфальский период, но в каменный век. Для людей и организаций, которые ограничены рамками отдельных государств и зависят от них в плане защиты, средств к существованию, образования и других услуг, такая ситуация означает плохие новости. Для столь разных групп, как правительственные служащие и получатели социальных выплат (особенно те, которые надеются получать пособия в будущем) — это означает «мене мене текел упарсин», зловещее предзнаменование. Либо они начнут подыскивать себе экономический статус, а иногда и физическую защиту, в другом месте, либо, вероятнее всего, у них нет будущего. Как было и в предшествующие периоды, когда распадались империи и появлялись феодальные структуры, зачастую этот «поиск в другом месте» означает потерю свободы через превращение в клиентов более сильных и богатых, будь то отдельные люди или, что является более вероятным вариантом для большинства, корпорации разных видов. Весьма возможно появление нового низшего класса, лишенного политических и гражданских прав, подобного тому, что существовал даже в самых «передовых» странах вплоть до Великой Французской революции и даже позже. Некоторые могут сказать, что от Калифорнии до Италии этот класс уже существует в виде незаконных иммигрантов, гастарбайтеров и так называемых экономических граждан[1037], т. е. людей, которые, хотя и платят налоги и имеют по крайней мере ограниченный доступ к системе правосудия и социальным услугам, предоставляемых принимающей страной, тем не менее лишены политических прав. И наоборот, организации и люди, чьи богатство и статус не зависят от государства, которые ориентированы на международные связи и готовы использовать возможности, открывающиеся перед ними во всех областях, от глобальных коммуникаций и торговли до частного образования, окажутся в выигрыше и, как утверждают некоторые аналитики[1038], уже получают выгоду за счет всех остальных. С ослаблением государства многие из них, безусловно, обнаружат, что легче и целесообразнее трансформировать все свои преимущества в прямую политическую власть. Вместо обычного лоббирования и подкупа, как это происходит сегодня, они будут править — по крайней мере, выполняя некоторые функции правительства, в отношении лишь некоторых людей и только до известной степени. Будут ли наступающие изменения приобретением или потерей для каждого конкретного человека, зависит от пола, семейных отношений, экономического положения, социального статуса, рода деятельности, членства в организациях и так далее. Превыше всего это вопрос нашего желания отставить устоявшиеся представления и прийти к соглашению с ожидающим нас «дивным новым миром». В некоторых местах изменения произойдут мирно. Результатом станет беспрецедентное процветание по мере того, как национальные границы будут терять свое значение, технологии продолжат движение вперед, откроются новые экономические возможности, а системы транспорта и связи позволят разным культурам обогащать друг друга. Региональные и локальные организации переживут новый приток жизненных сил, как это уже происходит, inter alia[1039], в Испании (Каталония), Британии (Шотландия и Уэльс), Бельгии (фламандские и валлонские регионы) и Австралии (многие штаты, из которых она состоит, в настоящее время имеют собственных представителей за рубежом). Наконец, те, кто захочет избежать хотя бы некоторых видов назойливого вмешательства государства в свои дела, смогут добиться этого, либо перебравшись в другое место, либо связываясь друг с другом посредством Интернета. В других местах отступление государства будет иметь менее благоприятные последствия. В лучшем случае восстановление «рынка» вместо административного управления и системы социальных пособий будет означать уменьшение уверенности в завтрашнем дне и зачастую довольно сильное нарастание социального хаоса. В худшем случае может наступить полный крах, и люди могут оказаться под властью и управлением более авторитарных и безответственных организаций. Смогут ли последние поддерживать мир, как между собой, так и с тем, что останется от старых государств, будет зависеть от конкретных обстоятельств; если не смогут, то в этом случае публичная власть может рухнуть, вспыхнет насилие, прольются реки крови комбатантов и некомбатантов, и по крайней мере на некоторое время произойдет возврат к более примитивным формам жизни. Наконец, могут оставаться регионы и страны, которые продолжать прозябать, как это было всегда, не следуя по пути ускоряющегося развития, но и не впадая в еще больший хаос, на что можно лишь надеяться[1040]. В итоге баланс опасностей и открывающихся возможностей, вероятно, окажется примерно равным. Об отступлении государства не стоит жалеть, но и завтрашний мир не будет много лучше или хуже того, который на наших глазах отходит в мир теней. Мао Цзедун, которого однажды спросили о том, на что будет похоже будущее, ответил характерными стихами: Солнце по-прежнему будет всходить, Примечания:1 Между прочим (лат.). — Прим. пер. 10 Интереснейшее обсуждение этого вопроса см. в работе: H. I. Hogbin, Law and Order in Polynesia: A Study of Primitive Legal Institutions (London: Christopher's, 1934), особенно в главе 4; L. K. Popisil, Kapauku Papuans and Their Law (New Haven, CT: Yale University Press, 1958). 103 О роли храма как альтернативного центра накопления богатства и осуществления власти см.: M. V. Fox, ed., The Temple in Society (Winona Lake, MN: Eisenbach, 1988). 104 Tadmor, The Iscriptions of Tiglat Pileser III, p. 43. 1031 Одно из последних исследований: С. Tilly, «War Making and State Making as Organized Crime» in Evans, et al., Bringing the State back in, p. 169–191. 1032 О форме, которую могут принимать такие организации, см.: К. Ohmae, «The Rise of the Region State,» Foreign Affairs, 72, 2, Spring 1993, p. 78–87; и на другом конце спектра: G. Gottlieb, «Nations Without States,» Foreign Affairs, 73, 3, May-June 1994, p. 100–112. 1033 J. Mathews «Power Shifts», «Foreign Affairs,» 76, 1, January-February 1997, p. 50–66. 1034 Одним из немногих исключений является Норвегия, которая, плавая в озере нефти, продолжает держать их на плаву, но только ценой деиндустриализации. 1035 О приватизации правосудия и особенно тюремных систем в Америке см.: R. Fitzgerald, When Government Goes Private: Successful Alternatives to Public Services (New York: Universe Books, 1988), ch. 3. 1036 В своем интервью «Панораме» 14 сентября 1997 г. генерал Лебедь заявил, что из 100 портативных ядерных устройств, произведенных для советских сил специального назначения, местонахождение двух третей неизвестно. 1037 См.: S. Sassen, Losing Control? Sovereignty in the Age of Globalization (New York: Columbia University Press, 1996), ch. 2. 1038 См., напр.: A. Toffler and H. Toffler, The Third Wave (New York: Morrow, 1980); Reich, The Work of Nations, особенно Part 3. 1039 Среди прочих (лат.). — Прим. пер. 1040 Об этих трех возможных исходах, которым даны названия «postmodern state», «premodern state» и «modern state», см.: Н. Н. Holm and G. Sorenson? «International Relations Theory in a World of Variation» in Holm and Sorenson, eds., Whose World Order? Uneven Globalization and the End of the Cold War (Boulder: Westview Press, 1995), p. 202ff. |
|
||
Главная | Контакты | Нашёл ошибку | Прислать материал | Добавить в избранное |
||||
|