• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

Планета, на которую мы опустились в конце нашего долгого полета среди звезд, была первой из тех, которые нам удалось посетить. На некоторых из них мы провели (в соответствии с местным календарем) только несколько недель, а на других – по несколько лет, вместе пробираясь в разум кого-нибудь из местных жителей. Когда наступало время нашего «отъезда», часто случалось, что наш «хозяин» вместе с нами отправлялся в дальнейшие странствия. Поскольку мы перемещались из мира в мир, а впечатления нагромождались друг на друга словно слои геологических пород, – возникало ощущение, что затраченного на этот «круиз» времени хватило бы на многие жизни. Но наши родные планеты постоянно присутствовали в наших мыслях. Что касается меня, то только после того, как я ощутил себя самым настоящим изгнанником, я понял истинную цену оставленной мною маленькой драгоценности – союзу двух личностей. Для того, чтобы лучше понять любой из встреченных мною миров, я сравнивал его с тем далеким миром, в котором возникла моя собственная жизнь, а главным критерием был быт, созданный женщиной и мной.

Прежде, чем я постараюсь описать, а, вернее, обрисовать бесконечное разнообразие исследованных мною миров, я должен сказать несколько слов о том, каким образом происходило само путешествие. После только что описанных мною событий мне стало ясно, что метод бесплотного полета бесперспективен. Да, благодаря ему мы могли абсолютно четко наблюдать видимые черты нашей галактики. И мы часто применяли его, чтобы понять, где мы находимся после того, как совершали очередное открытие с помощью метода психического притяжения. Но поскольку бесплотное перемещение было путешествием в пространстве, а не во времени, и поскольку, к тому же, планетные системы были редким явлением, – было маловероятно, что этот метод чисто физического полета наугад может дать какие-то результаты. А вот психическое притяжение – стоило им овладеть – оказалось очень эффективным. Этот метод зависел от силы нашего воображения. На первых порах, когда наше воображение находилось в жестких рамках представлений, свойственных жителям наших родных планет, мы могли устанавливать контакт только с мирами, в значительной степени похожими на наши. Более того, мы обязательно наталкивались на эти миры как раз в тот момент, когда они переживали точно такой духовный кризис, в каком пребывает нынешний Homo Sapiens. У нас складывалось такое впечатление: для того, чтобы проникнуть в какой-либо мир, мы, в своей основе, должны быть похожи на обитателей этого мира или тождественны им.

По мере того, как мы перемещались от одного мира к другому, мы все больше понимали принцип нашего движения и возможности его использования. Кроме того, в каждом из исследованных нами миров мы находили союзника, который помогал нам понять суть его мира, расширяя тем самым пределы нашего воображения и способствуя дальнейшему изучению галактики. Наша компания росла как снежный ком и это было очень важно, поскольку в результате наши силы многократно увеличивались. На заключительной стадии нашего путешествия мы совершили открытия, которые можно смело считать находящимися бесконечно далеко за пределами любого отдельно взятого и не пользующегося посторонней помощью человеческого разума.

В самом начале путешествия мы с Бваллту решили, что оно является нашим исключительно частным делом. Затем, когда у нас уже появились помощники, мы продолжали верить, что являемся единственными инициаторами великого космического путешествия. Но по прошествии некоторого времени, мы вошли в психический контакт с другой группой исследователей космоса, состоявшей из обитателей еще неизвестных нам миров. В результате целой серии трудных, а зачастую и вредных экспериментов, мы объединили наши силы. Поначалу это выглядело как дружное сообщество, которое, впоследствии переросло в то странное единение разумов, уже испытанное мною и Бваллту во время нашего первого межзвездного путешествия.

А когда мы повстречали еще немало подобных групп, мы поняли: несмотря на то, что каждая маленькая экспедиция стартовала в отдельности, всем им было суждено рано или поздно повстречаться. Ибо, какими бы разными не были эти группы в самом начале своего пути, постепенно они развили свое воображение до такой степени, что рано или поздно просто не могли не установить контакты друг с другом.

Со временем стало ясно, что мы, представители самых разных миров, являемся малой частью одного из тех великих движений, посредством которых космос пытается познать себя и даже находящееся за его пределами.

Из вышесказанного никак не следует, что я, участвуя в огромном процессе самопознания космоса, берусь утверждать, будто та история, которую собираюсь поведать, является абсолютной правдой. Конечно же, она не заслуживает того, чтобы считаться частью абсолютной объективной правды о космосе. Я, человеческий индивидуум, могу только крайне поверхностно и в очень искаженном виде воспринимать сверхчеловеческое ощущение общего «Я», изучаемого бесчисленными исследователями. Данная книга не может быть ничем иным, как карикатурой на то, что с нами происходило на самом деле не имеющей отношения к действительности. Более того, несмотря на то, что мы были и остаемся множеством, извлеченным из множества миров, на самом деле мы являемся всего лишь мельчайшей частичкой всего разнообразия космоса. Таким образом, даже в кульминационный момент нашего исследования, когда нам показалось, что мы проникли в самую суть реальности, нам достались лишь небольшие обрывки истины, да и то в символическом, а не буквальном смысле этого слова.

Мой рассказ о той части путешествия, в ходе которого я установил контакт с мирами, более или менее похожими на человеческий, может быть достаточно точным. То, что касается контактов с совершенно иными мирами, далеко от истины. В своем описании «Другой Земли» я вряд ли допустил больше искажений, чем допускают наши историки в своих рассказах о прошлом Homo Sapiens. Повествуя о мирах, не похожих на человеческий, и о фантастических существах, повстречавшихся во время путешествий по галактике, всему космосу и даже за его пределами, я буду вынужден говорить вещи, которые не будут иметь почти ничего общего с действительностью, если их воспринимать буквально. Я могу надеяться только на то, что в моей истории содержится истина, подобная той, какую мы иногда находим в мифах.

Поскольку сейчас мы были свободны от оков пространства, мы с одинаковой легкостью путешествовали и по ближайшим, и по самым удаленным от нас тропам галактики. Мы далеко не сразу установили контакт с разумами из других галактик. Виной тому были не разделяющие нас огромные пространства, а, скорее всего, укоренившийся в нас провинциальный образ мышления – странная сосредоточенность только на своих интересах, которая в течение долгого времени препятствовала приему посланий из миров, расположенных за пределами Млечного Пути. Я более подробно опишу эту любопытную ограниченность, когда буду рассказывать о том, как нам удалось, в конце концов, преодолеть ее.

Освободившись от оков пространства, мы освободились и от оков времени. Некоторые миры из числа тех, что мы исследовали в самом начале нашего путешествия, прекратили свое существование задолго до образования моей родной планеты; другие были ее современниками; третьи родились уже тогда, когда наша галактика была старой, Земля погибла, а большинство звезд погасло.

По мере того, как мы рыскали во времени и пространстве, то отыскивали все больше и больше тех редких зернышек, что называются планетами. По мере того, как мы наблюдали за отчаянными попытками разных рас поднять свое сознание на уровень абсолютной ясности, которые заканчивались катастрофой, вызванной либо каким-то внешним фактором, либо, что бывало гораздо чаще, каким-то пороком, свойственным самой природе рас, – нас все больше начинало угнетать ощущение бесполезности и неорганизованности космоса. Лишь только несколько миров сумели достичь той ясности сознания, благодаря которой они стали совершенно непостижимыми для нас. Но некоторые из этих, достигших высшей степени развития, миров существовали в самом начале галактической истории. Ничего из того, что мы смогли узнать о более поздних стадиях развития космоса, не давало основания предположить, что какие-либо галактики (не говоря уже о космосе в целом), в конце концов достигли (или, в конце концов, достигнут) большего пробуждения духа, чем в потрясающих мирах ранней эпохи. Только на более поздней стадии нашего исследования мы доросли до понимания той величественной и в тоже время душераздирающей, полной иронии кульминации, по отношению к которой весь этот длиннейший процесс воспроизводства миров был всего лишь прологом.

В первой фазе наших приключений, когда, как я уже говорил, наши способности к телепатическим исследованиям были еще не развиты, – все посещаемые нами миры корчились в муках духовного кризиса, который был нам хорошо знаком по жизни наших родных планет. Я пришел к умозаключению, что у этого кризиса имеются два аспекта. С одной стороны, это был эпизод в борьбе духа за овладение способностью к истинной общности во всемирном масштабе; а с другой стороны – кризис представлял собой определенную стадию в решении вековой задачи по выработке единственно верного духовного отношения к вселенной.

В каждом из этих миров – «зародышей» тысячи миллионов индивидуумов один за другим мгновенно появлялись на свет только для того, чтобы в течение всего лишь нескольких мгновений космического времени наугад побродить по жизни, а потом исчезнуть. Большинство из них были способны до определенной степени на тот интимный вид общения, который называется личной привязанностью, но почти у всех чужак всегда вызывал страх и ненависть. Даже любовь их была непостоянной и лишенной озарений. Почти всегда они просто искали спасения от усталости или скуки, страха или голода. Подобно представителям моей расы, они так до конца и не пробуждались от сна примитивности. Только немногих из них, крайне редко и очень непродолжительное время утешало, вдохновляло или мучило истинное просветление. И совсем немногие обретали ясное и постоянное видение и даже постигали один из аспектов истины; но их полуправду почти всегда воспринимали, как абсолютную истину. Раздавая эти маленькие обрывки истины, эти индивидуумы в равной степени помогали своим собратьям и сеяли среди них смятение.

Почти в каждом из этих миров любой индивидуальный дух, в какой-то момент своей жизни, достигал определенного (невысокого) уровня просветления и духовной целостности только для того, что снова плавно или резко погрузиться в ничто. По крайней мере мне так показалось. Во всех этих мирах жизнь проходила в пути к не до конца понятной цели, всегда остававшейся за ближайшим холмом. Здесь пролегали широкие дороги скуки и разочарований, изредка пересекаемые светлыми тропинками радости. Здесь можно было увидеть восторг от личной победы, совокупления и любви, интеллектуального озарения, создания произведения искусства. Здесь можно было увидеть религиозный экстаз; но здесь, как и везде, восторг и экстаз омрачались их неправильным пониманием. И здесь можно было увидеть безумный экстаз ненависти и жестокости по отношению к отдельным личностям и целым группам. Иногда, в ходе начальной стадии нашего путешествия, нас настолько потрясало то невероятное количество страданий и жестокости во всех этих мирах, что мужество покидало нас, наши телепатические способности слабели и мы сходили с ума.

И все же, большинство этих миров было ничем не хуже нашего мира. Как и мы, они достигли той стадии развития, когда дух, наполовину пробудившийся от дикости и еще очень далекий от зрелости, мог испытывать самые отчаянные страдания и проявлять самую страшную жестокость. Подобно нашему миру, эти полные трагизма, и все же жизнелюбивые миры, увиденные нами в начале нашего путешествия, страдали от неспособности разума угнаться за меняющимися условиями. Разум вечно отставал, вечно пользовался старыми концепциями и следовал старым идеалам, непригодным в новых условиях. Как и нас, их постоянно мучила жажда общения на том уровне, какого требовало их положение, но которого не могли достичь их несчастные, трусливые, эгоистичные души. Истинным общением, основанным на взаимных уважении, понимании и любви, могли похвастаться только пары индивидуумов или небольшие группы друзей. Но племя или нация слишком легко изобретали фальшивую общность стаи, завывающей в унисон от ненависти и страха.

Был один аспект, в котором сходство всех этих рас с моей проявлялось особенно ярко. Воспитание абсолютно всех рас зиждилось на странной смеси насилия и доброты. Каждая раса следовала то за апостолами насилия, то за апостолами доброты. Ко времени нашего визита многие из этих миров содрогались в конвульсиях от этого конфликта. В недавнем прошлом было произнесено немало лицемерно-хвалебных речей о доброте, терпимости и свободе; но эта политика провалилась, поскольку в ней отсутствовали искренность, убежденность духа, истинное уважение к личности индивидуума. В скрытом виде процветали все формы эгоизма и мстительности, впоследствии переросшие в открытый бесстыдный индивидуализм. Затем пришедшие в ярость народы отвернулись от индивидуализма и ударились в поклонение стаду. В то же самое время, испытывая отвращение к неоправдавшей себя доброте, они стали открыто восхвалять насилие, безжалостность ниспосланного Богом героя и свирепость вооруженного племени. Племена, полагающие, что их Богом является доброта, вооружались для борьбы с другими племенами, которых они обвиняли в поклонении злу. Высокоразвитая техника насилия грозила привести цивилизацию к гибели. Год от года доброты становилось все меньше. Только очень немногие индивидуумы могли понять: мир следует спасать не молниеносным применением насилия, а постоянной добротой. И уж совсем немногие понимали: доброта будет эффективной только в том случае, если станет религией, а длительный мир не наступит до тех пор, пока многие индивидуумы не обретут ту ясность сознания, которая во; всех этих мирах была уделом лишь немногих.

Если бы я принялся описывать в подробностях все исследованные нами миры, то пришлось бы написать не одну книгу, а столько, что их хватило бы на всемирную библиотеку. Я могу посвятить только несколько страниц всем тем многочисленным видам миров, которые мы обнаружили на начальной стадии нашего путешествия, прочесав всю нашу галактику вдоль и поперек. Некоторые из этих типов насчитывали только несколько миров, другие – десятки или сотни.

Наиболее многочисленным из всех типов разумных миров был тот, к которому принадлежит планета, хорошо знакомая читателям этой книги. С недавнего времени Homo Sapiens стал льстить себе утверждением, что, если он и не единственный разум в космосе, то, по крайней мере, уникальный, и что миры, пригодные для разумной жизни любого вида, вообще представляют собой крайне редкое явление. Эта точка зрения до смешного неверна. В сравнении с невообразимым количеством звезд, разумные миры действительно являются большой редкостью; но мы открыли тысячи миров, очень похожих на Землю и заселенных существами, которые по сути своей являются людьми, хотя внешне они не похожи на существо, которое мы именуем человеком. «Другие Люди» принадлежали к числу рас, явно родственных человеку. Но на более поздней стадии нашего путешествия, когда наши исследования уже не ограничивались мирами, достигшими знакомого нам духовного кризиса, мы наткнулись на несколько планет, заселенных расами, почти идентичными Homo Sapiens – теми созданиями, из которых состоял род человеческий в самом начале своего существования. Мы не натолкнулись на эти миры раньше, потому что, по той или иной причине, они были уничтожены еще до того, как достигли нашего нынешнего уровня развития мышления.

После того, как мы сумели расширить рамки нашего исследования и перейти от самых высокоразвитых миров к мирам, отставшим от нас в умственном развитии, – мы еще долго не могли установить никакого контакта с существами, так и не достигшими уровня Homo Sapiens. Кроме того, хоть мы и проследили историю многих миров и видели как они либо гибли в результате какой-нибудь катастрофы, либо погружались в застой, неизбежно ведший к упадку – было несколько миров, с которыми мы, несмотря на все наши усилия, утратили связь как раз в тот момент, когда они, казалось, созрели для прыжка на более высокий уровень мышления. Гораздо позднее, когда наше «коллективное» существо окрепло в результате присоединения других высших душ, мы обрели способность еще раз вернуться к этим мирам обладающим наиболее захватывающей историей.

Хотя все миры, которые мы посетили в начале нашего путешествия, корчились в конвульсиях кризиса, хорошо известного нашему миру, не все из них были заселены существами, биологически сходными с человеком. Расы, наиболее похожие на человека обитали на планетах, сходных по размеру и природным условиям с Землей и «Другой Землей». Несмотря на все капризы биологической истории, все они, в конце концов, стали прямоходящими, что, по всей видимости, наиболее подходило для жизни в такого рода мирах. Почти у всех у них две нижние конечности использовались для передвижения, а две верхние – для манипуляций. Почти все имели какое-то подобие головы, содержавшей мозг и органы «дистанционного» восприятия, а также отверстия для дыхания и приема пищи. Одни из этих квазилюдей своими размерами превышали нашу самую большую гориллу, другие были меньше нашей мартышки; впрочем, мы не могли точно определить их размеры, поскольку у нас не было привычных стандартов и масштабов.

Но и этот, наиболее близкий к человеку тип отличался крайним разнообразием. Нам встречались покрытые перьями и похожие на пингвинов люди, которые явно произошли от пернатых; на некоторых маленьких планетах мы обнаружили людей-птиц, сохранивших способность к полету и, в то же время, обладавших мозгом, по размерам вполне соответствующем человеческому. Даже на планетах большого размера, но обладавших исключительно плотной атмосферой, люди имели возможность летать на своих крыльях. Нам также встречались люди, произошедшие от беспозвоночных и, уж конечно, не от млекопитающих слизняков. Люди этого типа обрели необходимую твердость и гибкость членов благодаря скелету, напоминавшему «плетеную корзину» и состоящему из тонких костей.

На одной маленькой, но очень похожей на Землю, планете мы обнаружили квазичеловеческую расу, которую, вероятно, можно назвать уникальной. Хотя жизнь на этой планете разливалась примерно также, как и на Земле, все животные достигшие высокого уровня развития, в сравнении с известными нам типами, имели одно очень существенное отличие. В отличие от всех наших позвоночных, их органы не дублировались. Поэтому человек этого мира напоминал половину земного человека. Он ковылял на одной короткой косолапой ноге, удерживая равновесие с помощью хвоста, похожего на хвост кенгуру. Из его груди торчала одна рука. Правда, у нее были три кисти и очень цепкие пальцы. Над его ртом виднелась единственная ноздря, над которой располагалось единственное ухо, а на макушке раскачивался хоботок, делившийся на три стебелька, на каждом из которых имелось по глазу.

Чрезвычайно оригинальный и довольно широко распространенный тип квазилюдей иногда появлялся на планетах, размеры которых превышали размеры Земли. Из-за более сильной гравитации здесь поначалу возникал шестиногий тип, а не хорошо нам знакомый четвероногий. На таких планетах в изобилии водились маленькие шестилапые грызуны, элегантные шестиногие травоядные, шестиногие мамонты, у которых даже имелись бивни, а также многие разновидности шестилапых плотоядных. Люди этих миров происходили, как правило, от маленьких, похожих на опоссума созданий, поначалу использовавших первую из своих трех пар конечностей для устройства гнезд или лазания по деревьям. Со временем передняя часть тела выпрямлялась, постепенно приобретая форму, напоминающую земного человека, у которого торс оказался на месте шеи. В сущности, это был кентавр с четырьмя ногами и двумя руками. Мы чувствовали себя очень странно в этом мире, где все удобства цивилизации были рассчитаны на людей такого типа.

В одном из таких миров, в размерах значительно уступавшем всем остальным, человек уже не был кентавром, хотя среди его далеких предков были и кентавры. В дочеловеческих фазах эволюции, под давлением окружающей среды, горизонтальная часть тела кентавра настолько ужалась, что передние и задние ноги, в конце концов, срослись в одну пару коротких и толстых ног. Таким образом, человек и его ближайшие предки стали двуногими, отличавшимися большим задом, напоминавшим турнюр эпохи королевы Виктории, и ногами, внутренняя структура которых по-прежнему напоминала об их происхождении.

Один из самых распространенных видов квазилюдей я должен описать более подробно, поскольку он играет важную роль в истории нашей галактики. Определенная группа миров была заселена людьми, которые, хотя и отличались друг от друга формами и судьбой, но произошли от одного пятиугольного морского животного, типа «морской звезды». Со временем это создание один из своих зубцов превратило исключительно в орган восприятия, а четыре других использовало для передвижения. Потом у нее появились легкие, сложная пищеварительная система и единая нервная система. Прошло еще какое-то время, и орган восприятия обзавелся мозгом, а четыре других зубца приспособились к беганию и лазанию. Мягкие колючки, покрывавшие «морскую звезду», превратились в некое подобие колючего меха. По прошествии определенного периода времени, появилось прямоходящее, разумное, двуногое, снабженное глазами, ноздрями, вкусовыми органами, а, иногда и органами электрического восприятия, создание. Хотя у этих созданий были очень смешные лица, а рот находился на животе, они были очень похожи на людей. Впрочем, их тела были покрыты характерными для этих миров колючками или жирным мехом. Одежды они не знали, за исключением тех, кто жил в арктических регионах и нуждался в ней для защиты от холода. Их лица, конечно же, были мало похожи на человеческие. Высоколобая голова зачастую была украшена диадемой из пяти глаз. Большие, расположенные по отдельности ноздри были органом дыхания, обоняния и речи, и представляли собой диадему, находившуюся пониже глаз.

Внешность этих «человекоподобных иглокожих» была обманчива, ибо, несмотря на безобразность лиц, их образ мышления, в основе своей, ничем не отличался от нашего. Их ощущения были очень похожи на наши, если не считать того, что в некоторых мирах они были более чувствительны к цвету. С теми расами, которые обладали электрическим органом восприятия, нам пришлось несколько туго, чтобы понять их мысли, нам пришлось познать целую гамму новых ощущений и огромную систему незнакомых нам символов. Электрические органы восприятия улавливали даже самые незначительные изменения электрического поля, в котором находился индивидуум. Поначалу, этот орган восприятия использовался для обнаружения врага, снабженного электрическими органами нападения. А затем, он стал использоваться, в основном, для общения. Он сообщал информацию об эмоциональном состоянии собеседника. Кроме того, он имел и метеорологическую функцию.

Я должен подробно описать еще одну очень характерную и интересную особенность этого мира.

Я считаю, что ключом к пониманию этой расы является ее странный метод размножения, который можно назвать «коллективным». От каждого индивидуума мог отпочковаться новый индивидуум; но произойти это могло только в определенное время года и в результате стимуляции какой-то пыльцой, выдыхаемой всем племенем и разносившейся по воздуху. Ультрамикроскопические пылинки этой пыльцы были не клетками-зародышами, а «генами» – элементарными наследственными факторами. Занимаемая племенем территория была постоянно слегка «надушена» его пыльцой; но если племенем овладевали бурные эмоции, облако пыльцы становилось настолько плотным, что его можно было увидеть, как некую дымку. Оплодотворение было возможно только в очень редких случаях. Выдыхали пыльцу все индивидуумы, но вдыхали ее только те, кто созрел для оплодотворения. Все ощущали эту пыльцу, как ощущают аромат насыщенных и нежных духов, к которому каждый индивидуум добавлял свой особенный запах. Любопытный психический и физиологический механизм заставлял любого возбужденного индивидуума стремиться к стимуляции запахом всех или подавляющего большинства племени. В самом деле, если облако пыльцы было недостаточно сложным, то зачатия не получалось. Перекрестное оплодотворение племен происходило во время войн и в результате бесконечного перемещения людей, свойственного современному миру.

Таким образом, любой представитель этой расы мог родить ребенка. Любой ребенок воспринимал родившего его индивидуума, как мать, а своим отцом считал все племя. Беременные особи считались святыми, и о них заботилось все общество. Когда «иглокожий» ребенок отделялся от родительского тела, он, как и все подрастающее поколение, становился предметом общей заботы племени. В цивилизованных обществах его передавали под опеку профессиональных сиделок и учителей.

Нет надобности объяснять важные психологические последствия такого способа продления рода. Это племя не ведало того восторга и отвращения, которое мы испытываем от контакта с порождением нашей плоти. С другой стороны, индивидуумы очень остро чувствовали постоянно меняющийся запах племени. Невозможно описать ту странную разновидность романтической любви, которую каждый отдельный индивидуум периодически испытывал по отношению ко всему племени целиком. Сопротивление, подавление, извращение этой страсти были источником и наиболее возвышенных, и наиболее мерзких достижений этой расы.

Коллективное отцовство давало этому племени единство и силу, совершенно неведомые более индивидуалистичным расам. В примитивную эпоху племена представляли собой группы из нескольких сотен или тысяч индивидуумов, но в современный период их численность значительно увеличилась. Однако, во все времена, здоровое чувство преданности племени должно было зиждиться на личном знакомстве. Даже в самом многочисленном племени, каждый его член по отношению к любому другому был, по крайней мере, «другом друга его друга». Телефон, радио и телевидение позволили племенам, численность которых равнялась приблизительно численности населения наших небольших городов, в достаточной степени поддерживать общение друг с другом.

Но рост численности племени, рано или поздно, достигал того предела, за которым он становился уже опасным. Даже в самых маленьких и самых разумных племенах постоянно присутствовал конфликт между естественной привязанностью индивидуума к племени, его уважением к своей собственной индивидуальности и к индивидуальности его собратьев. Но если племенной дух малых и больших племен, благодаря равновесию между уважением к обществу и уважением к личности, отличался добротой и благоразумием, то у самых больших и несовершенных в умственном отношении племен постоянно наблюдалось стремление подавить личность. Представители такого племени могли перестать осознавать себя самих и своих собратьев как личности, а стать простыми составляющими племени. Такое общество вырождалось в руководствующееся только инстинктами стадо животных.

В ходе истории, лучшие умы расы поняли, что высшим искушением индивидуума было его желание полностью подчиниться племени. Пророки снова и снова понукали людей оставаться верными самим себе, но их проповеди почти всегда звучали впустую. Величайшие религии этого странного мира провозглашали любовь не к ближнему своему, а к самому себе. Если люди нашего мира жаждали пришествия царства, в котором они все будут любить друг друга, то «иглокожие» отчаянно молились за дарование им силы быть «самими собой», не капитулируя перед обществом. Как мы компенсируем наш неисправимый эгоизм религиозным поклонением обществу, так эта раса компенсировала неисправимую стадность религиозным поклонением индивидууму.

Конечно, в наиболее чистом и завершенном виде, религия, основанная на «любви к себе» была почти тождественна «любви к ближнему» в ее наиболее приемлемом виде. Любить – означает желать самовыражения любимого человека и находить в самой его деятельности случайные, но жизненно важные элементы собственного развития. С другой стороны, для того, чтобы быть верным самому себе, всему своему потенциалу, требуется любовь. Индивидуальному «Я» требуется дисциплина, чтобы оно могло служить большому «Я» общества и самовыражению духа расы.

Но религия «любви к себе» принесла «иглокожим» не больше пользы, чем нам принесла религия «любви к ближнему». Заповедь «Возлюби ближнего своего, как себя самого» чаще всего вызывает у нас желание воспринимать ближнего своего, как бледную копию себя самого, и ненавидеть ближнего, если он не соответствует этому представлению. А у представителей этой расы, заповедь «будь верным самому себе» вызывала желание быть верным образу мышления племени.

Современная индустриальная цивилизация привела к тому, что многие племена перешли за грань разумной численности. Она также породила «суперплемена» и «племена в племенах», соответствовавшие нашим нациям и социальным классам. Поскольку экономическая система представляла собой «племя», жившее по принципу коллективизма, а не индивидуализма, то класс собственников представлял собой группку маленьких и процветающих племен, а рабочий класс – большую группу больших и нищих племен. Под их давлением идеология «суперплемени» полностью овладела умами всех индивидуумов.

В цивилизованных регионах планеты суперплемена и непомерно разросшиеся естественные племена создали поражающую воображение тиранию разума. Индивидуум еще мог вести себя разумно и с воображением по отношению к своему естественному племени, по крайней мере, если оно было маленьким и по-настоящему цивилизованным. Он мог общаться со своими естественными соплеменниками на таком уровне, какой был неведом на Земле. В сущности, он мог быть личностью, уважающей себя и других, критически смотрящей на вещи. Но во всех – национальных или экономических делах, связанных с суперплеменами, он вел себя совершенно по-другому. Все идеи нации или класса, он, как и все его соплеменники, воспринимал безропотно и с фанатизмом. Стоило только ему увидеть какой-нибудь символ или лозунг его суперплемени, как переставал быть личностью и становился чем-то вроде тупого животного, способного только на стереотипные реакции. В некоторых случаях его разум становился абсолютно глухим к любому мнению, противоречащему точке зрения его суперплемени. Любая критика вызывала слепую ярость, либо вообще была неслыханным делом. Индивидуумы, которые в тесном кругу своего маленького родного племени были способны на сочувствие и взаимопонимание, превращались в орудия безумной нетерпимости и ненависти, направленные против национального или классового врага. Пребывая в таком состоянии, они могли пойти на любое самопожертвование во имя предполагаемого величия своего суперплемени. Они демонстрировали большую изобретательность в осуществлении своих мстительных замыслов по отношению к врагам, которых, тем не менее, при благоприятных обстоятельствах могли считать добрыми и умными, как и они сами.

Ко времени нашего визита в этот мир дело, похоже, шло к тому, что страсти толпы разрушат эту цивилизацию полностью и навсегда. Этот мир все больше попадал под влияние маниакальной идеологии суперплемени; в сущности, он руководствовался не разумом, а эмоциями, вызываемыми практически бессмысленными лозунгами.

Нет надобности рассказывать, как в этом смятенном мире, после периода хаоса, начал складываться новый образ жизни. Это произошло только после того, как суперплемена развалились под воздействием экономических сил автоматизированной индустрии и в результате непримиримого конфликта между ними. Индивидуальный разум, наконец-то, снова стал свободным. У расы возникли совсем другие перспективы.

Именно в этом мире мы впервые испытали дразнящее ощущение потери контакта с туземцами как раз в тот момент, когда они, создав на своей планете что-то вроде социальной утопии, начинали чувствовать первые болезненные толчки духа, возвещавшие о скором переходе на тот план разума, что находился за пределами нашего понимания или, по крайней мере, нашего тогдашнего понимания.

Один из «иглокожих» миров нашей галактики – самый многообещающий, – раньше других поднялся к сияющим вершинам, но был уничтожен в результате астрономической катастрофы. Солнечная система, в которой он находился, вошла в плотную туманность. Поверхность каждой планеты была расплавлена. В некоторых других подобных мирах мы увидели, как борьба за более высокий уровень мышления закончилась полной неудачей. Мстительные и суеверные поклонники культа толпы уничтожили лучшие умы расы и оболванили остальную ее часть обычаями и принципами, навсегда уничтожившими жизненно важные источники чувствительности и приспособляемости, на которых зиждется все умственное развитие.

Помимо миров «иглокожего» типа, тысячи других квазичеловеческих миров безвременно закончили свое существование. Один из них, ставший жертвой любопытной катастрофы, пожалуй, заслуживает небольшого рассказа. Здесь мы нашли расу, очень похожую на род человеческий. Когда ее цивилизация достигла стадии, примерно соответствующей нашей, когда идеалы масс не базируются на какой-то устоявшейся традиции, и естественная наука является рабой эгоистичной промышленности – биологи открыли метод искусственного оплодотворения. И надо же такому случиться, чтобы как раз в это время получил широкое распространение культ иррационализма, безжалостности, инстинкта и «божественно» – примитивного дикаря! Особое поклонение вызывала личность, в которой варварство сочеталась с умением подчинить себе толпу. Несколько стран оказались во власти таких тиранов, да и в так называемых «демократических» странах такие личности тоже вызывали особое восхищение общественности.

И в тех, и в других странах женщины жаждали заполучить «дикаря» в любовники и иметь от него ребенка. Поскольку в «демократических» странах женщины достигли значительной экономической независимости, – их желание быть оплодотворенными «дикарем» привело к коммерциализации этой идеи. Мужчины популярного типа принимались на работу в синдикаты и сортировались в соответствии с пятью степенями желанности. За умеренную плату, устанавливаемую в соответствии со «степенью» отца, любая женщина могла быть оплодотворена «дикарем». Пятая «степень» была настолько дешевой, что это удовольствие оставалось недоступным только для нищих женщин. Оплата за обычное совокупление с мужчиной даже самой низкой «степени», была, конечно, гораздо выше, поскольку спрос значительно превышал предложение.

В недемократических странах события приняли другой оборот. В каждой из этих стран, на «модном» тиране сосредотачивалось обожание общественности. Он был героем, ниспосланным богами. Он сам был божеством. Каждая женщина страстно хотела, чтобы он был, если не ее любовником, то хотя бы отцом ее детей. В некоторых странах искусственное оплодотворение семенем Хозяина было знаком высшего благоволения к идеальным женщинам. Впрочем, женщинам любого класса разрешалось быть оплодотворенными семенем официально назначенных «дикарей» – аристократов. А в некоторых странах Хозяин сам снисходил до того, чтобы быть отцом всего будущего поколения.

Результатом этого странного обычая – искусственного отцовства «дикарей», который процветал во всех странах в течение жизни целого поколения, а реже и в течение более длительного периода, явилось изменение структуры всей этой квазичеловеческой расы. Для того, чтобы сохранить способность приспосабливаться к вечно меняющейся окружающей среде, раса должна любой ценой сохранить «соль земли» – небольшую, но могучую группу людей, обладающих оригинальным образом мышления. В данном мире концентрация этой «соли» стала очень слабой и утратила свою эффективность. В результате отчаянно сложные проблемы современного мира постоянно решались не так, как следовало бы. Цивилизация разлагалась. Раса вошла в такую фазу развития, которую можно было бы назвать «псевдоцивилизованным варварством», поскольку она опустилась даже ниже человеческого уровня и была уже неспособна измениться к лучшему. Такое положение дел существовало на протяжении нескольких миллионов лет, пока раса, наконец, не погибла в результате набегов маленьких, похожих на крыс, животных, ибо не смогла изобрести никакого средства борьбы с ними.

Нет надобности описывать странности судьбы многих других квазичеловеческих миров. Скажу только, что несмотря на гибель цивилизации в результате ожесточенных войн в некоторых из них, все-таки ухитрилась уцелеть «личинка возрождения». В одном мире мучительное равновесие между старым и новым установилось, похоже, навечно. В другом мире наука достигла таких высот, что стала слишком опасной в руках незрелого человечества, которое, в результате глупой случайности взлетело в воздух вместе со своей планетой. Диалектический процесс развития нескольких других миров был прерван вторжением инопланетян. В результате этих и им подобных катастроф, к описанию которых я еще вернусь, население галактических миров сократилось в десятки раз.

В заключение скажу, что в одном или двух из этих миров, в ходе типичного мирового кризиса, естественным образом возникла новая и более высокоразвитая в биологическом смысле раса. Благодаря своему разуму и обаянию она пришла к власти, распространила свое господство по всей планете и убедила аборигенов прекратить размножение, заселила планету существами своего высшего типа, создала человеческую расу, вышедшую на уровень коллективного мышления, и в своем развитии быстро вышла за пределы нашего, утомленного исследованиями понимания. Прежде чем наши контакты с этими расами прервались, мы с удивлением заметили: как только новый вид вытеснил старый и взял под контроль всю обширную экономическую и политическую деятельность, он понял всю тщетность этой лихорадочной и бесцельной жизни. И он принялся хохотать над ней. На наших глазах старый порядок стал уступать место новому и более простому, при котором в мире должно было остаться только небольшое племя «аристократов», обслуживаемое машинами, свободное от монотонно-утомительного труда и от роскоши, сосредоточившееся на исследовании космоса и разума.

В некоторых мирах этот переход к более простому образу жизни произошел не в результате вмешательства нового вида, а в результате победы нового образа мышления над старым.

По мере того, как мы продолжали наши исследования и приобретали все больше и больше помощников в исследуемых мирах, усиливалась способность нашего воображения постигать иные формы жизни. Хотя мы имели доступ только к мирам, корчившимся в конвульсиях знакомого нам духовного кризиса, – мы постепенно овладевали умением устанавливать контакт с существами, структура разума которых была очень далека от человеческой. Сейчас я должен попытаться дать читателю хоть какое-то представление об этих основных «нечеловеческих» разумных мирах. В некоторых случаях, различия между нами и этими, столь непохожими на нас ни в физическом, ни даже в умственном отношении существами, не были, все же, такими глубокими, как в случае с мирами, которые я опишу в следующей главе.

Вообще, форма тела и разума обладающих сознанием существ является выражением характера той планеты, на которой они живут. Например, на некоторых больших и покрытых водой планетах, мы обнаружили цивилизацию, созданную морскими организмами. На этих огромных небесных телах никакие крупные сухопутные существа, похожие на человека, выжить бы не смогли, – гравитация пригвоздила бы их к земле. В воде размеры значения не имели. Одна из особенностей этих больших миров заключалась в том, что из-за давящей гравитации на их поверхности не было ни значительных возвышений, ни глубоких впадин. Поэтому они, как правило, были покрыты мелким океаном, на поверхности которого, виднелось несколько архипелагов маленьких, низких островов.

Я опишу один из таких миров – огромную планету, являвшуюся спутником очень яркого солнца. Если мне не изменяет память, эта звезда располагалась неподалеку от плотно утыканного планетами центра галактики и появилась в более поздний период ее истории. Она дала жизнь планетам, когда многие старые звезды были уже покрыты коркой дымящейся лавы. Из-за очень сильного излучения, свойственного этому солнцу, ближайшие к нему планеты имели (или должны были иметь) штормовой климат. На одной из таких планет, существо, похожее на моллюска, обрело способность двигаться по поверхности моря в своей похожей на лодку раковине и, таким образом, получило возможность следовать за дрейфующими растениями, служившими ему пищей. Прошли века и его раковина стала еще более пригодной для навигации.

Теперь существо уже не просто дрейфовало: оно обзавелось неким подобием паруса – мембраной, торчавшей из его спины. Со временем появились и многочисленные разновидности этого наутилоида. Одни из них так и остались небольшими, а другие решили, что большой размер является преимуществом и превратились в настоящие живые корабли. Один из них, наиболее разумный, стал повелителем этого большого мира.

Корпус его был твердым, имел обтекаемую форму и очень напоминал лучшие клиперы девятнадцатого века. Размерами он превышал нашего самого большого кита. Его задний щупалец или плавник превратился в руль, который иногда использовался в качестве двигателя, как хвосты у рыб. Впрочем, если небольшое расстояние эти существа могли преодолеть своими собственными силами, то дальние путешествия они, как правило, совершали с помощью большого паруса. Простые мембраны их предков превратились в целую систему костей-мачт, костей-рангоутов и похожих на пергамент парусов. Система управлялась мускулами. Сходство с кораблем усиливали расположенные у носа, опущенные книзу глаза, по одному на каждом «борту». Глаза располагались также и на верхушке «грот-мачты» и играли роль «вперед смотрящего». Мозг обладал органом, способным улавливать магнитное поле и являвшимся надежным инструментом для определения местонахождения. В носовой части «корабля» имелись два длинных щупальца-манипулятора, которые во время движения плотно прижимались к «бортам». В сущности, это была пара очень надежных рук.

Может показаться странным, что у существ такого вида мог развиться разум, подобный человеческому. Однако, во многих мирах этого типа, к такому результату привела цепочка случайных совпадений. Переход от вегетарианства к плотоядию способствовал развитию хитрости, необходимой для охоты на гораздо более быстрые подводные существа. У охотников прекрасно развился слух, и их уши улавливали движение рыбы даже на очень большом расстоянии. Вкусовые органы, расположенные по обоим «бортам» вдоль всей «ватерлинии», реагировали на любое изменение в составе воды, что позволяло охотнику выслеживать добычу. Прекрасно развитые органы слуха и вкуса, всеядность, разнообразные манеры поведения и страсть к общению, – способствовали развитию разума.

Неотъемлемым признаком развитого мышления является речь. В этом мире существовали две ее разновидности. Для общения на близком расстоянии использовалось отверстие в задней части организма, выпускавшее под водой струи газа, контролируемые подводными ушами. Для общения на большом расстоянии служил быстро колеблющийся щупалец, расположенный на вершине одной из «мачт». С его помощью, подобно семафору, подавались сигналы.

Организация коллективных экспедиций за рыбой, изобретение ловушек и сетей, занятия сельским хозяйством в море и на побережье, строительство портов из камня и мастерских, использование тепла вулканов для плавки металла, создание ветряных мельниц, строительство каналов на островах с целью поиска минералов и плодородной земли, постепенное изучение и нанесение на карты огромного мира, использование солнечного излучения в качестве движущей силы механизмов, все эти и другие достижения были порождением разума и основой для его развития.

Это очень странное ощущение – проникнуть в разум мыслящего корабля: увидеть у себя под носом пену разрезаемых тобою волн, почувствовать обжигающе-холодные или ласково-теплые потоки, струящиеся вдоль твоих боков, почувствовать давление воздуха в парусах, когда ты идешь против ветра, услышать под ватерлинией шелест и шепот далеких косяков рыбы, и, в прямом смысле этого слова, услышать очертания морского дна с помощью эха, достигающего твоих подводных ушей. Это очень странное и ужасное ощущение: попасть в бурю, почувствовать, как раскачиваются мачты и грозят разорваться паруса, как по твоему корпусу ожесточенно бьют маленькие, но яростные волны этой огромной планеты. И не менее странное ощущение – наблюдать, как другие большие живые корабли вспахивают морские просторы, кренятся, ловят своими желтыми или красновато-коричневыми парусами изменчивый ветер. Чрезвычайное странное ощущение – понимать, что эти объекты не созданы человеком, а сами являются мыслящими, обладающими сознанием и целью существами.

Иногда мы видели сражение двух живых кораблей, во время которого они рвали друг другу паруса похожими на змей щупальцами, вонзали в мягкие «палубы» друг друга металлические ножи, или, находясь расстоянии, палили друг в друга из пушек. Потрясающе-восхитительное ощущение – обнаружить присутствие жаждущей близости стройной самки – «клипера», помчаться за ней по волнам, словно пиратский корабль, преследующий торговое судно, рыскать, лавировать, настигать, мимоходом лаская ее корпус своими щупальцами, – вести любовную игру этой расы! Странное ощущение – сцепиться бортами и взять ее на абордаж. Не менее приятно было наблюдать, как корабль – «мама» ухаживает за своими детьми. Кстати, нужно упомянуть, как именно происходили роды. Новорожденные сбрасывались с палуб матери, как маленькие лодки, – одна с левого борта, другая – с правого. Потом они присасывались к ее бортам. Когда у них было игривое настроение, они резвились вокруг матери, как утята, или распускали свои детские паруса. В плохую погоду и во время длительных путешествий их «поднимали на борт».

Ко времени нашего визита, данные от рождения паруса, стали дополнять мотором и винтом, крепившимися к корме. На многих берегах выросли большие города из бетона. Нас привели в восторг широкие каналы-улицы. Они были заполнены «народом» – парусными и паровыми кораблями. В сравнении с гигантами-взрослыми, дети казались буксирами или рыбацкими шхунами.

Мы обнаружили, что именно в этом мире самая обычная для любой цивилизации социальная болезнь – раскол общества, вызванный экономическим развитием, на две совершенно непонимающие друг друга касты, – приняла наиболее потрясающие формы. Разница между взрослыми представителями двух каст была настолько велика, что мы, поначалу, приняли их за два разных вида и решили, что являемся свидетелями победы нового и более развитого вида, возникшего в результате биологической мутации своих предшественников. Но это предположение было очень далеко от истины.

Внешний вид «хозяев» отличался от внешнего вида «трудящихся» примерно так же, как внешний вид королевы пчел или муравьев отличается от внешнего вида простых особей. «Хозяева» были более элегантны и имели очень стройные очертания. Они обладали парусами большей площади, и в хорошую погоду развивали более высокую скорость. Но стройные очертания делали их менее пригодными для плавания по неспокойному морю; с другой стороны, они отличались склонностью к риску и более высоким уровнем навигаторского мастерства. Их щупальцы-манипуляторы были менее мускулистыми, но зато они могли выполнять операции, требующие большой точности. Эти особи отличались также и более тонким восприятием. Хотя небольшое количество аристократов превосходило лучшую часть рабочих и в физической силе, и в отваге, большинство из них было менее выносливым и физически, и умственно. Они часто становились жертвами многочисленных разрушительных болезней, совершенно неведомых трудящимся. В основном, это были болезни нервной системы. С другой стороны, стоило одному из них подхватить какое-нибудь из тех инфекционных заболеваний, которые были широко распространены в рабочей среде, и редко приводили к смертельному исходу, – болезнь почти всегда заканчивалась гибелью больного. Аристократы были также очень подвержены умственным расстройствам, в особенности, невротическому преувеличению собственной значимости. Они были организованы и контролировали все, что происходило в мире. А трудящиеся, хотя и страдали от болезней и неврозов, порожденных плохими условиями жизни, психологически отличались более крепким здоровьем. Впрочем, им ужасно мешал комплекс неполноценности. Они были изобретательными и умелыми мастеровыми, хорошо справлялись с небольшими мероприятиями, но стоило им столкнуться с проблемой более значительного масштаба, как у них наступал странный паралич разума.

Ко времени нашего визита новые научные открытия повергли этот мир в смятение. До сих пор считалось, что божьей волей и в силу закона биологической наследственности природа обеих каст остается вечно неизменной. Но сейчас стало ясно, что это не так, и что физические и умственные различия между классами объясняются исключительно воспитанием. С незапамятных времен касты формировались чрезвычайно любопытным образом. Все дети, рожденные на левом борту матери, определялись в касту хозяев, вне зависимости от того, к какой касте принадлежали их родители; все, родившиеся на правом борту, становились трудящимися. Поскольку господ должно быть, конечно же, гораздо меньше, чем трудящихся, то такая система приводила к огромному излишку хозяев. Эта проблема решалась следующим образом: рожденные на правом борту дети трудящихся и дети аристократов, рожденные на левом борту, оставались со своими родителями; но рожденных на левом борту детей трудящихся, которые потенциально могли стать членами касты хозяев, еще в младенческом возрасте приносили в жертву. Некоторых из них обменивали на детей аристократов, родившихся на правом борту.

Как раз в период наступления индустриализации, растущей потребности в дешевой рабочей силе, распространения научных идей и ослабления религии, и было сделано шокирующее открытие: дети, рожденные на левом борту, вне зависимости от классовой принадлежности своих родителей, ничем не отличались от рабочих ни в физическом, ни в умственном смысле, если они воспитывались в рабочей среде. Промышленные воротилы, нуждавшиеся в дешевой рабочей силе, организовали движение протеста против безнравственного жертвоприношения младенцев. Они требовали, чтобы «лишним» рожденным на левом борту детям проявляли милосердие и давали им возможность жить в качестве рабочих. А тут еще и некоторые неблагоразумные ученые сделали еще более «сенсационное» открытие: дети, рожденные на правом борту, но воспитывавшиеся в семьях аристократов, приобретали стройные очертания, большие паруса, нежное телосложение и господский образ мышления. Аристократы попытались помешать проникновению этих сведений в рабочую среду, но им помешали несколько идеалистов из их собственной касты, принявшихся проповедовать новомодную и подстрекательскую доктрину социального равенства.

На протяжении всего нашего визита этот мир пребывал в ужасном смятении. На «отсталых» океанах старая система оставалась незыблемой, но во всех «развитых» регионах велась ожесточенная борьба. На одном большом архипелаге произошла социальная революция, в результате которой к власти пришли рабочие фанатики, пытавшиеся посредством безжалостной диктатуры организовать жизнь общества таким образом, чтобы уже следующее поколение представляло собой новый единый тип, сочетающий лучшие черты, как рабочих, так и аристократов. В других местах хозяева убедили трудящихся в низменности и лживости новых идей, которые обязательно должны были привести к всеобщей бедности и страданиям. Был сделан ловкий ход: распущены смутные, но упорные слухи, будто «материалистическая наука» поверхностна и, вообще, ведет не туда, а механизированная цивилизация уничтожает духовный потенциал расы. Мастерски пропагандировалась идея некоего корпоративного государства «левого и правого бортов». Равновесие между ними должен был поддерживать любимый народом диктатор, обретающий власть «по божественному праву и воле народа».

Нет нужды рассказывать о той отчаянной борьбе, которая развернулась между обществами разных типов. Открытое море и прибрежные воды окрасились кровью мировых войн. Война велась насмерть, и все лучшие, человечные и благородные порывы были раздавлены военной необходимостью. На одной стороне линии фронта – жажда единого мира, в котором каждый индивидуум сможет жить свободной, общественно полезной, полноценной жизнью, уступила место стремлению наказать шпионов, предателей и еретиков. На другой – смутное и, к сожалению, направленное в неверное русло стремление к более возвышенной и менее меркантильной жизни – было ловко трансформировано реакционными лидерами в чувство мести по отношению к революционерам.

Материальная ткань цивилизации очень быстро была разорвана в клочья. Только когда раса опустилась до уровня почти нечеловеческой жестокости, когда все безумные традиции, равно как и подлинная культура больной цивилизации были уничтожены – дух этих «людей-кораблей» снова смог отправиться в свое великое путешествие. Спустя многие тысячи лет, этот мир вырвался на высший план бытия, о котором я, по-прежнему, могу только гадать.