• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

Одним из самых усердных исполнителей империалистических планов Тито и англо-американцев на Балканах: явился Трайчо Костов, суд над которым происходил в Софии в декабре 1949 г.

Костов находился в рядах коммунистической партии с 1919 г. Он был старым троцкистом.

«Мое моральное падение началось в 1930 г.»,— писал он в своих показаниях следственным органам. Как член левосектантской троцкистской фракции в рядах Болгарской коммунистической партии, он в своей политической деятельности старался изолировать рабочий класс от «его естественного союзника — крестьянства», боролся против таких коммунистических вождей, как Димитров и Василь Коларов, саботировал кампанию в защиту Димитрова во время Лейпцигского процесса; именно он, по договоренности со своими троцкистскими единомышленниками Бела Куном и Валецким, направил Тито в Югославию и т. д. Но он сумел во-время «переориентироваться», как он выразился, избежать исключения из коммунистической партии и сохранил возможность и дальше оставаться в ее рядах. Ему удалось так обмануть доверие партии, что «в начале 1935 г. он оказался в числе тех, кому коммунистическая партия, находившаяся в подполье, поручила изгнать из партии левосектантских фракционеров и обеспечить проведение новой линии партии в соответствии с указаниями Димитрова».

29 апреля 1942 г. подпольный Центральный Комитет партии был обнаружен фашистской полицией, и Костов был арестован. Он был вызван на допрос к начальнику отделения полиции Николе Гешеву, ведавшему борьбой против коммунистической партии, и через несколько дней подписал обязательство о тайном сотрудничестве с полицией.

«Если немцы проиграют войну,— думал я,— Гешев уйдет с ними, и мое обязательство работать на полицию отпадет. Под влиянием этих соображений, но главным образом из страха смерти, я заявил Гешеву, что готов принять его предложение». И Костов тотчас же подписал обязательство стать шпиком.

Трусость — не оправдание, и Костов прекрасно знал, на что он идет. Гешев предупредил его об этом:

«Каков бы ни был исход войны... коммунистическая партия, несомненно, будет попрежнему существовать, и нам нужен будет сотрудник вашего типа, руководящий деятель коммунистической партии, с помощью которого мы будем получать информацию из первоисточника... Как вы понимаете, мы должны предвидеть события и обеспечить себя на будущее».

Вот почему Костов был приговорен к пожизненному тюремному заключению, тогда как шесть других членов партии, занимавших менее ответственное положение, были расстреляны 23 июля 1942 г.

Подобное же благоволение снискал себе и другой обвиняемый, член Центрального Комитета Союза коммунистической молодежи Болгарии Иван Масларов, который также продался полиции.

Эти два предателя избежали смерти под предлогом самых необычных смягчающих вину обстоятельств. Что касается Костова, то обстоятельства эти были следующие: «Тяжелое семейное положение, плохое состояние здоровья и идейные заблуждения». Сам Костов признал, что эти смягчающие обстоятельства совершенно не соответствовали действительности и что суд отнесся к нему снисходительно благодаря заступничеству высокопоставленных покровителей. К тому же Костову трудно было бы опровергнуть показания двух членов военно-полевого суда, который его судил,— полковника Младенова и капитана Христова, засвидетельствовавших, что военный министр ходатайствовал перед военно-полевым судом о таком приговоре.

В сентябре 1943 г., когда Костов находился в тюрьме в Плевне, посланный к нему человек передал ему инструкции Гешева. Последний сообщал Костову, что трое других заключенных — Никола Павлов, Иван Масларов и Стефан Богданов — также пошли на сговор с полицией и что Костов может с ними договориться. «Гешев предлагал мне использовать мое влияние в Центральном Комитете партии, чтобы парализовать партизанское движение».

Костов послушно выполняет эти указания и настаивает перед партией, чтобы партизаны прекратили свои действия. Однако он получает строгий выговор за эту «ошибочную оценку политической обстановки».

Затем Костов пытается объединить вокруг себя своих сообщников-шпионов и использует их, чтобы поднять свой престиж в глазах других политических заключенных.

Поэтому в момент освобождения в сентябре 1944 г. он прослыл «стойким» и «мужественным» членом партии, одним из тех, кого при фашистской диктатуре заточали в тюрьму и пытали, но от кого ничего не добились.

В отсутствие Димитрова и Коларова Костов вновь становится секретарем ЦК Болгарской коммунистической партии, а его коллеги-шпики сейчас же назначаются на руководящие посты: Богданов — в Управление государственной безопасности, Павлов — в Центральный Комитет и Масларов — в отдел кадров ЦК партии.

Банда шпиков разыскивает в архиве полиции свои досье, чтобы их уничтожить. Но досье исчезли. Павлов высказывает предположение, что Гешев сжег их при поспешном бегстве. Они уже торжествуют, но в ноябре 1944 г. их постигает разочарование.

Однажды Костов был на приеме у главы английской миссии при Союзной Контрольной Комиссии по перемирию с Болгарией генерала Оксли. После завтрака генерал удалился, оставив Костова наедине с полковником Уильямом С. Бейли.

«Последний был очень тесно связан с доктором Г. М. Димитровым (Гемето), известным правым деятелем аграрной партии, которому он помог бежать в Турцию, а позднее в Египет»,— сообщает Костов.

Бейли не тратит времени на любезности и без всяких предисловий прямо сообщает Костову, что он все про него знает.

«Именно по нашему заданию,— сказал он,—Гешев завербовал вас в 1942 г. и передал нам ваши письменные показания и ваше заявление...» «Бейли заявил мне, что Интеллидженс сервис на меня рассчитывает».

Костов снова капитулирует:

«Известно, что когда протягиваешь Интеллидженс сервис палец, то она берет всю руку, а потом и всего человека. Вот почему я и не помышлял о сопротивлении...»

Связь между шпионом и его хозяевами должен был обеспечивать известный промышленник Кирилл Славов, который также пролез в партию и занимался экономическим вредительством через Союз промышленников.

Но, разумеется, иностранные разведки рассчитывали не только на этих двух людей. Уже в 1942 г. они организовали целую шпионскую сеть на случай поражения Германии и установления в странах Восточной Европы народной власти.

Иван Тутев, агент английской разведки с 1936 г., получает новые директивы в 1943 г. через посредство известной английской шпионки, близкой к бывшему царскому двору Султаны Рачо-Петровой.

Иван Стефанов стал агентом Интеллидженс сервис в 1932 г. В 1935 г. шеф Интеллидженс сервис в Софии Стэнли Браун дает ему следующие указания:

«...Он сказал мне, что я не должен оставлять коммунистического движения, если даже в действительности я имею враждебные коммунистам взгляды или столкнусь с неприятностями со стороны полиции. С другой стороны, я должен продолжать в партии свою деятельность как троцкист».

Через посредство своего старого агента Кирилла Славова и его осведомителя Начева англичане и американцы получают материалы о «ходе расследования, предшествовавшего процессу Николы Петкова» (показания Начева).

Цоню Цончев, завербованный американцем Джеймсом Кларком, сообщает интересные данные о политике, проводимой УСС:

«Я в виде шутки заметил ему [Кларку.— Р. Ж.], что он скорее должен интересоваться фашистами, потому что среди них, а не среди коммунистов американцы могут найти симпатизирующих им людей. Однако Кларк возразил мне, сказав, что это совершенно не так. Наоборот, он считает вполне возможным и вероятным, что и среди людей с коммунистическими взглядами найдутся друзья Америки, а это будут самые ценные для нее помощники».

«Именно эти люди могут понадобиться, особенно в критический момент»,— добавил Кларк.

Костов со своей стороны уточняет:

«Согласно сведениям, которые я получил от Славова, он взялся организовать в стране экономическое вредительство, действуя через своих доверенных лиц среди коммерсантов и промышленников.

Славов сказал мне, что он тайно предложил людям из его окружения под различными предлогами снижать выработку промышленных предприятий. Он заверил меня, что его люди уже добились конкретных результатов».

Но обратимся к югославам, которые и здесь продемонстрировали свое беспредельное вероломство.

В ноябре 1944 г. Кардель приехал в Софию и имел с Костовым двухчасовую беседу. Это свидание было тайным, поскольку при нем никто не присутствовал. Югославский министр передал Костову привет от его старого друга Тито, а затем информировал его о том, чего от него ждут.

«Кардель доверительно сообщил мне,— пишет Костов,— что во время войны англичане и американцы снабжали югославских партизан оружием и амуницией с условием, что по окончании войны Тито будет держать Югославию в стороне от СССР и не позволит Советскому Союзу установить свое влияние не только в Югославии, но и на Балканах. Американцы и англичане, по словам Карделя, приняли твердое решение — ни в коем случае не допустить отрыва от блока западных держав тех стран, которые могут быть освобождены Советской Армией. На этой основе между Тито, с одной стороны, и англичанами и американцами — с другой, еще во время войны была достигнута определенная договоренность. Во исполнение ее, продолжал Кардель... югославское правительство... считает, что не следует окончательно связывать Югославию с СССР, а надо проводить свою самостоятельную политику, поддерживать и развивать связи с западными государствами, учитывая их значительные интересы на Балканах, и использовать их помощь в целях экономической реконструкции Югославии».

Первый шаг, который надо было сделать, — это добиться ухода советских войск из Югославии, как только будут закончены военные действия на ее территории.

«Однако этого недостаточно,— сказал мне Кардель.— Советские войска должны оставить и Болгарию, ибо англичане и американцы крайне заинтересованы в том, чтобы не допустить установления советского влияния южнее Дуная.

Кардель заметил, что Тито и югославское руководство в целом считают лучшим средством для достижения этой цели немедленное присоединение Болгарии к Югославии, используя для этого широко популярную среди народов Югославии и Болгарии идею федерации южных славян. «Тогда,— объяснил мне Кардель,— Болгария перестанет считаться неприятельским государством, превратится в составную часть союзного государства, и присутствие советских войск на ее территории окажется излишним и ничем не оправданным».

«Надо действовать быстро и решительно,— подчеркнул Кардель,— чтобы поставить мир перед совершившимся фактом, с которым в конце концов придется примириться».

«Англичане и американцы,— сказал он,— определенно обещали Тито, что они не будут мешать присоединению Болгарии к Югославии».

По словам Карделя, они предупредили Тито, что заявят формальный протест и поднимут шум в своей печати, чтобы вину за создание федерации по своему обыкновению возложить на СССР и использовать это как повод для отказа от некоторых своих обязательств по отношению к СССР».

Дело было тем более спешным, что нужно было осуществить его до возвращения Димитрова.

«Кроме того, подчеркнул Кардель, югославы, безусловно, стоят на том, чтобы Тито в объединенном государстве являлся как политическим, так и военным руководителем...»

Костов следующим образом комментирует свой рассказ:

«Должен по совести сказать, что лично я ничего не имел против перспективы невозвращения в страну Димитрова, что было выгодно и удобно не только Тито, но и мне».

Костов уже видел себя главным руководителем самой крупной из республик федерации. Он поставил вопрос о федерации на обсуждение Политбюро ЦК Болгарской коммунистической партии и подчеркнул, что это мероприятие должно быть осуществлено быстро, чтобы англичане и американцы не пронюхали об этом и не помешали всему делу.

Но — увы! — руководство партии запрашивает мнение Димитрова, который, учитывая общую обстановку и положение Болгарии, высказывается отрицательно.

Костов терпит первую неудачу.

«Проект договора о присоединении Болгарии к Югославии, заготовленный еще в начале января 1945 г., не был подписан по не зависящим от Костова причинам»,— говорит его сообщник Стефанов.

Спустя некоторое время агент Костова для связи с Интеллидженс сервис организует его встречу с Уильямом Бейли.

«Смысл моего разговора с Бейли можно резюмировать следующим образом,— говорит Костов.— Он рекомендовал мне... в наших же интересах с момента прихода к власти нового правительства создавать для него дополнительные трудности, делая еще более тяжелыми последствия войны, сея недовольство среди населения на почве недостаточного снабжения и вызывая недоверие масс к правительству и к его способности восстановить народное хозяйство».

«Это дело Славова,— сказал Бейли.— Что же касается вас, то вы должны закрывать глаза на дезорганизацию народного хозяйства и способствовать назначению на ответственные посты лиц, к которым проявляют интерес англичане...»

Я воспользовался удобным случаем, чтобы проверить у Бейли, верно ли то, что было сказано мне Карделем, и поставил англичанина в известность о встрече с Карделем и о его советах. Бейли ответил, что ему было известно, что с югославской стороны последует такое предложение, и объяснил мне, что это дело не чуждо ни англичанам, ни американцам. Бейли заметил, что поставленные им передо мной задачи нисколько не противоречат советам, данным мне Карделем относительно осуществления федерации, так как и те и другие преследуют одну и ту же цель: отрыв Болгарии и Югославии от СССР».

Бейли сообщил Костову о тех условиях, которые принял Тито во время войны, чтобы добиться американской помощи в обмен за свое предательство. Это целиком совпадало со сведениями, которые уже раньше сообщали Бранков и другие.

«Бейли подчеркнул, что реальная помощь уже оказывается Югославии в больших размерах по линии Международной организации помощи странам, пострадавшим от войны (ЮНРРА), и что эта помощь еще больше возрастет после войны».

«Вы в Болгарии,— сказал в заключение Бейли,— также должны трезво оценить создавшуюся обстановку и последовать примеру Югославии. Тогда обе страны смогут жить в будущем как единое государство, достаточно сильное, чтобы устоять перед нажимом СССР...»

В марте 1945 г. на Всеславянский собор в Софию прибыл Милован Джилас. Костов принял его в своем кабинете. Джилас упрекнул его в том, что он не осуществил план Тито.

«Следовало сообщить Политбюро, хотя бы и вопреки действительности, что Димитров дал положительный ответ, принять на основе этого решение, объявив на скорую руку федерацию. Цель оправдывает средства,— заявил мне Джилас».

Итак, надо наверстать упущенное время, для чего «следует широко пропагандировать в народных массах идею присоединения к Югославии, доказывая, что для маленькой и бедной Болгарии нет, мол, никакого будущего вне Федерации южных славян».

Ниже мы увидим, как Костов и его сообщники попытались навязать Болгарии этот довод.

По мнению Джиласа, на первый план следовало пока выдвинуть задачу немедленного присоединения Пиринского края к Македонской народной республике. Югославские дипломатические представители в Софии должны были наладить это дело и установить необходимые связи между министерствами внутренних дел обеих стран.

Сказано — сделано.

Для начала члены костовской клики назначаются на наиболее важные посты, если они еще таковые не занимали.

Иван Стефанов, старый друг и двоюродный брат известного троцкиста Раковского, завербованный в Интеллидженс сервис в 1932 г. Стэнли Брауном и восстановивший контакт с этой организацией в 1945 г. (при помощи шпионов Бейли и Гозлинга), стал министром финансов.

Никола Павлов, с которым мы уже встречались в плевненской тюрьме — заместитель министра строительства и путей сообщения.

Н. Начев, агент Интеллидженс сервис с 1941 г. (один из служащих промышленника Славова, которому он за соответствующее вознаграждение доставлял различные сведения), стал заместителем председателя государственного комитета по хозяйственным и финансовым вопросам. Этот комитет был своего рода государством в государстве, что позволяло Костову принимать решения по экономическим вопросам без утверждения их правительством.

Борис Христов в 1928 г. был анархистом, и вполне естественно, что в 1943 г. он сделался осведомителем полиции. Находясь на посту торгового представителя в СССР, он снабжал информацией югославского коммерческого атташе в Москве.

Цоню Цончев, который был доносчиком еще в 1924 г., когда он являлся членом Союза коммунистической молодежи, стал в 1941 г. с помощью шпионов Оскара Андерсена и Джеймса Кларка американским агентом.

Он занимал пост управляющего Болгарским народным банком.

Кирилл Славов[33] агент Интеллидженс сервис, был директором государственного объединения резиновой промышленности. Этот пройдоха был крупным капиталистом. Еще в период фашистской диктатуры, он, по свидетельству своего осведомителя Начева, «подготовлял почву». Славов «нанимал на свою фабрику коммунистов, преследуемых властями. Чтобы завоевать их доверие и приобрести среди них влияние, он оказывал им материальную помощь. Он действовал так ловко, что после 9 сентября, когда была установлена власть Отечественного фронта, он не только очутился в рядах компартии, но и завоевал репутацию самого прогрессивного предпринимателя, друга и доверенного лица партии...»

Иван Тутев, завербованный Интеллидженс сервис в 1936 г. в Берлине, был директором внешней торговли.

Были и другие, десятки других, занимавших либо руководящие посты, либо важные посты на разных ступенях административного и хозяйственного аппарата.

Таким путем обеспечивалась организация экономического вредительства.

Что касается работы по подрыву национального единства, то в этой области действовала другая группа, в которой состоял, например, Васил Ивановский, осведомитель полиции с 1942 г., назначенный инструктором отдела пропаганды ЦК коммунистической партии и председателем Македонского национального комитета культурно-просветительных учреждений, и Илья Боялцалиев, который в 1942 г. просил о зачислении его в полицию, при немцах служил офицером оккупационного корпуса в Югославии, действовавшего под командованием немцев, а впоследствии превратился в политического руководителя строительных рабочих Софии. Поскольку он был братом македонского министра Христо Боялцалиева, было совершенно естественно, что он готов верно служить Тито.

Это лишь некоторые из предателей.

Бывший министр финансов Стефанов с большим цинизмом рассказывал о планах банды:

«Мы стремились действовать таким образом, чтобы вызвать недовольство народных масс и скомпрометировать политику партии. Мы полагали, что могли достигнуть этого, осуществляя вредительство и другую антинародную деятельность в определенных масштабах. Однако для подобной деятельности необходимо было завербовать еще и других лиц...

Костов поручил мне вести подрывную работу в области финансов и табачной монополии.

...Мне помогал заместитель министра Георгий Петров, ранее работавший в финансовом отделе Высшего экономического совета.

По моему предложению Петров был назначен в 1946 г. генеральным секретарем министерства финансов. Сведения, которыми я располагал о нем, говорили о том, что это карьерист, который в целях удовлетворения своих честолюбивых стремлений поддерживал вплоть до 9 сентября 1944 г. дружеские связи с влиятельными профашистскими кругами тех учреждений, где он работал.

...До 1949 г. включительно финансовый план разрабатывался по моим указаниям на основе приблизительных данных о выполнении его статей за предыдущий период. При этом не делалось никаких попыток использовать все возможности для накопления резервов, которые позволили бы удовлетворить нужды трудящихся в области здравоохранения, образования и снабжения, а также обеспечить более значительные кредиты для производства строительных работ».

«Прокурор Димчев: К чему это приводило на практике?

Стефанов: К замедлению темпов общего развития страны, ее культурного и экономического развития. Уже тот факт, что за тот период в три с лишним года, когда я находился во главе министерства финансов, бюджетные поступления оказались выше, чем это было предусмотрено планом, свидетельствует о том, что мы не произвели настоящего учета всех возможностей. Во время разработки государственного бюджета, опять-таки согласно моим директивам, мы занизили контрольные цифры приходной части бюджета, завысив в то же время расходную часть. Этим государству был нанесен явный ущерб. В самом деле, так как намеченная сумма поступлений была ниже той, которая могла быть получена в действительности, то, после того как она была получена, финансовые органы уже не заботились о том, чтобы получить все суммы, которые к ним могли поступить».

Вредительская деятельность проводилась в вопросах бюджета, налогов, денежного оборота, валютного обмена, если таковой имел место. Она затрагивала и промышленность: важнейшие заводы закрывались под предлогом осуществления концентрации промышленности, тогда как второстепенные, дефицитные предприятия продолжали функционировать.

То же самое происходило и в сельском хозяйстве. В силу недостаточного контроля над обложением кулаков, саботировавших создание коллективных хозяйств и прятавших хлеб, кулаки имели возможность скрывать часть своих доходов и таким путем сохранять свои позиции. Кроме того, проводилась реквизиция хлеба во время молотьбы, что вызвало недовольство крестьян-бедняков, и т. п.

Югославским агентам давалась возможность проникать повсюду, даже в министерства. В течение двух с лишним лет, вплоть до мая 1948 г., специальный агент Ранковича Иован Божевич работал в болгарском министерстве внутренних дел. Такая же картина наблюдалась в Государственной плановой комиссии, в Главном статистическом управлении и т. д.

Вредительство проводилось и в области внешних сношений. С Румынии требовали оплаты в золоте через швейцарские банки (чтобы кое-кому легче было поживиться) за пшеницу, которую Болгария обязалась поставить в 1946 г., когда в Румынии была сильная засуха. Отказывались поставлять табак Советскому Союзу, предлагая его в то же время капиталистическим странам; во время торговых переговоров с болгарской стороны были предложены крайне низкие цены за советские товары, тогда как за болгарские товары требовали у станов* ления завышенных цен.

Как известно, производство табака является основной отраслью болгарской промышленности. В 1947 г. часть урожая табака была сожжена, а в 1948 г. посевная площадь под табаком была сокращена на 20 процентов. В результате Болгария не смогла воспользоваться своим единственным ходовым товаром, чтобы в обмен на него приобрести промышленное оборудование, необходимое для ускорения темпов индустриализации сельского хозяйства.

«С другой стороны, недостаточное количество сельскохозяйственных продуктов и перебои в снабжении городского населения, естественно, вызывали очень сильное недовольство»,— показал Стефанов. Мы это знали по собственному опыту и в результате общения с населением. В то же время снабжение сельского населения промышленными товарами было совершенно недостаточным до самого последнего времени».

Не было, в сущности, ни одной отрасли народного хозяйства, куда бы не проникли вредители. И все-таки, хотя широко организованное вредительство и подтачивало основы болгарской экономики, наблюдалось улучшение жизненных условий и каждый день приносил все новые достижения. Однако темпы этого улучшения были очень медленными, поэтому пропаганда в пользу Тито оказывала свое действие. Создавали впечатление, что Югославия развивается быстрее и, преодолевая трудности, успешно движется к новой, более высокой ступени экономического развития. Федерацию южных славян изображали, таким образом, как желательную и превозносили ее достоинства.

Приезд Тито в Софию был обставлен торжественно. Пропаганда была поставлена неплохо.

Ранкович дал Костову новые указания.

«Чтобы подчеркнуть, что настало время придать нашей работе в Болгарии еще больший размах, Ранкович стал распространяться о том, что речь идет не о каком-то исключительно югославском или болгарском деле, а о деле, имеющем более широкое, между,-народное значение. По его словам, план Тито... находил благоприятный отклик и в других государствах Юго-Восточной Европы.

Пустившись на еще большую откровенность, Ранкович стал развивать перспективу, что в случае успеха политика Тито станет не только политикой Югославии и Болгарии, но будет усвоена и Венгрией, и Румынией, и Албанией. «Тогда,— воскликнул Ранкович,— образуется большая общность стран Юго-Восточной Европы во главе с Федерацией; под руководством Тито она составит внушительную силу, с которой другие государства не смогут не считаться».

Затем Костов встретился с Тито.

«Когда я спросил Тито о внешнеполитической ориентации Югославии, он выразил свое пренебрежение к англичанам, которые, по его словам, исчерпали все свои возможности и теперь должны будут уступить место преуспевающему американскому империализму. Тито дал мне понять, что ориентация югославской внешней политики принимает все более проамериканское направление, в отличие от прежнего, проанглийского. Он советовал и нам, болгарам, установить связи с американцами, что принесет нам большие выгоды. Я просил Тито, если возможно, оказать нам содействие в этом направлении, и он мне обещал это сделать.

Позднее я спросил Тито, почему он не назначит посланником в Болгарию человека более деятельного, чем больной и ничего не делающий Ковачевич. Тито ответил, что югославское правительство решило при первой возможности направить в Болгарию одного из наиболее активных работников министерства иностранных дел — Обрада Цицмила, который успешно работает в Венгрии, но которого теперь пора отозвать оттуда».

Когда в мае 1947 г. Цицмил был назначен послом в Болгарию, он сообщил Костову о предстоящем разрыве отношений Югославии с СССР и просил его активизировать работу в Болгарии. Новый посол оказался действительно очень деятельным. Он все время поддерживал контакт с Костовым, но дело не подвигалось. Поэтому, когда Тито прибыл в Софию, он снова стал упрекать Костова.

«Тито упрекал меня за нашу медлительность и предупредил, что если все будет идти такими темпами, то события могут застать нас недостаточно подготовленными... По уверению Тито, внутри Югославии он располагал уже достаточными силами и хорошей организацией, чтобы выполнить свой план с успехом. А Болгария отстает, что является серьезной помехой в деле осуществления последующего одновременного отрыва балканских стран от Советского Союза.

Тито в резких выражениях высказал свое несогласие с политикой СССР в отношении плана Маршалла. Он подчеркнул, что такие экономически отсталые в своем развитии государства, как Югославия и Болгария, не смогут обойтись без американской помощи.

«Но в качестве предварительного условия оказания нам помощи,— сказал Тито,— американцы требуют разрыва наших отношений с СССР».

Тито также подчеркнул, что американский план предусматривает увеличение антисоветских сил не только в Югославии и Болгарии, но и во всех странах народной демократии».

В ходе дальнейших переговоров Тито побуждал Костова к совершению государственного переворота и заверил его, что готов оказать ему помощь «даже вооруженными силами».

«Вскоре я узнал через Цицмила,— показывал Стефанов на процессе,— что в Югославии действительно проведены военные приготовления для оказания нам вооруженной помощи».

Когда Костов в свое оправдание сослался на отрицательное отношение Димитрова к вопросу о присоединении Болгарии к Югославии, Тито не смог сдержать своей ненависти к Димитрову. «До каких пор этот старик будет стоять на моем пути!» — воскликнул Тито.

Костов хотел подождать смерти Димитрова, но Тито убеждал его физически уничтожить последнего.

Однако предоставим слово Тито. Он сам показывает, какой сетью лжи он опутал свою страну и самого себя.

«Тито заявил[34] что он не снимает пока в Югославии лозунга о социализме, который пользуется большой популярностью в массах, но что он ведет дела так, чтобы сорвать строительство социализма и сделать неизбежным реставрацию капитализма. Он добивается этого путем отрыва Югославии от СССР и стран народной демократии и ее решительного присоединения к блоку западных держав.

«Дело поставлено так,— заявил Тито,— что отход от СССР и его союзников будет представлен как вопрос национальной чести и достоинства. Мы будем ссылаться на то, что, мол, с национальным достоинством югославов не считаются, их участие в освободительной войне против немцев отрицают, что СССР и страны народной демократии вмешиваются во внутренние дела страны, третируют Югославию как неравноправного союзника и т. д.»

«После того как этот отрыв совершится и Югославия присоединится к англо-американскому блоку, «вину за это перед массами,— сказал Тито с усмешкой,— мы возложим на страны народной демократии во главе с СССР, внушая массам, что эти страны якобы отказывают нам в помощи и сотрудничестве и принуждают нас искать эту помощь и сотрудничество там, где нам в них не отказывают. Что же касается тех людей в Югославии и в югославской коммунистической партии, которые попытаются восстать против такой нашей ориентации,— добавил Тито,— то мы достаточно подготовлены, чтобы расправиться с ними самым решительным образом, но это уже будет делом рук Ранковича».

Ранкович присоединил к этому свои советы опытного убийцы. «Надо применять,— сказал он,— более решительные способы действия, не останавливаясь перед тем, чтобы в случае необходимости обезвредить и даже уничтожить своих противников силой».

Тито указал Костову, что все его действия согласованы с англичанами и американцами. Это подтвердил и назначенный в конце 1947 г. новый представитель США в Софии Доналд Рид Хит.

«Все то, что американцы захотят вам сообщить,— сказал мне Рид Хит,— будет предварительно согласовано с югославами и передано вам через них».

«Рид Хит сказал мне, что я должен воспринимать советы, которые я буду получать от Тито и его ближайших сотрудников, как советы американцев, и что в этом отношении между ними и Тито существует полная договоренность»[35]

Резолюция Информбюро затруднила сношения заговорщиков друг с другом. Белград стал проявлять большую настойчивость, и Костов, видя, что здоровье Димитрова все ухудшается, готовился к захвату власти. Приготовления были в полном разгаре, но, к несчастью для заговорщиков, в конце 1948 г. Костов совершил ряд оплошностей, разоблачивших его националистические убеждения и его враждебное отношение к СССР.

«Эти враждебные акты не остались незамеченными партией. В начале декабря 1948 г. вопрос был поставлен на Политбюро, и вскоре после рассмотрения моих необдуманных и злонамеренных действий в Центральном Комитете Болгарской коммунистической партии для меня стало ясно, что мои преступные замыслы разгаданы.

В апреле 1949 г. ...я был снят с руководящих постов в партии и правительстве, а в июне выведен из состава ЦК БКП. Я стал прибегать к самым разнообразным приемам, чтобы ввести в заблуждение Центральный Комитет и партию. Чтобы спасти то, что еще можно было спасти, я написал множество противоречивых заявлений, в которых то признавал свои ошибки, то отрицал их. Однако было уже поздно. На третьем пленарном заседании ЦК у меня хватило смелости попытаться произвести раскол, противопоставляя Центральный Комитет Политбюро и провоцируя кризис партии. Но мои враждебные планы по отношению к партии не имели ни малейшего успеха, и мне не удалось остановить развитие событий.

20 июня 1949 г. я был арестован. Вполне вероятно, что моя провокационная позиция в ЦК во время обсуждения вопроса о националистическом уклоне сыграла роль «камня, который опрокинул телегу», как гласит болгарская пословица».

Мы уже указывали, почему Тито стремился к отторжению Пиринского края: он видел в этом первый шаг к присоединению Болгарии к Югославии в качестве седьмой республики. Это было бы первой победой македонского национализма, который Тито непрестанно раздувал еще до окончания войны.

В 1944 г. генерал Апостолский[36] и глава правительства Югославской Македонии Колишевский получили задание вести агитацию в Македонии.

Генерал Вукманович-Темпо заявил в то время Стойчеву, одному из свидетелей на процессе Костова:

«Надо присоединить Пиринский край к Югославии теперь же, не дожидаясь победы. Сейчас операцию провести легче, и это в ваших интересах, так как, поскольку Югославия станет союзной страной, вы не должны будете платить репараций».

Планы создания «Великой Македонии» были так близки к осуществлению, что Вукманович создал нечто вроде легиона, который должен был помочь греческим сепаратистам провести эти планы в жизнь. Легионом должен был командовать Апостолский. Последний создал официальное представительство Югославской Македонии в Белграде, откуда он руководил действиями в пользу Тито.

В силу болгаро-югославских соглашений по вопросам культуры югославским учителям в Пиринском крае разрешалось обучать детей македонскому литературному языку.

Титовские агенты использовали до конца полученные ими возможности. Учителя оказались обыкновенными империалистическими агентами, которые вели протитовскую пропаганду. Новоиспеченные книгопродавцы оказались агентами югославской охранки, а актеры, присланные и» Белграда и Скопле (главный город Югославской Македонии),— агитаторами.

Всю эту братию поддерживали главные агенты Тито в Софии, а прикрывали их Костов и его люди. Показания подсудимого Николы Начева дополняют общую картину. Вот как Начев излагает разговор между фабрикантом Славовым, агентом Интеллидженс сервис, и Костовым:

«Костов заявил о своем согласии на это присоединение [Пиринского края к Югославии.— Р. Ж.], которому должен предшествовать референдум среди населения Пиринского края. Этот референдум должны были тщательно подготовить агенты Тито, специально посланные туда с этой целью, так чтобы присоединение выглядело как результат свободного волеизъявления местного населения. Кроме того, Костов сказал Славову, что сторонники Тито работали в этом направлении с 1946 г. под общим руководством депутата от Пиринского края Ивана Масларова, но и сам он кое-что сделал».

«Одним словом,— признался сам Костов,— македонские националисты работали с воодушевлением, создавая в Пиринском крае государство в государстве. Они постепенно развертывали пропаганду, в основе которой лежал своего рода террористический тезис: «Рано или поздно,— говорили они,— присоединение Пиринского края к Македонской народной республике станет совершившимся фактом, и тогда горе тем, кто ему противился».

Резолюция Информационного бюро нарушила эту сепаратистскую деятельность, но действия болгарской группы не прекратились, только они продолжались в несколько иной форме.

Речь шла о том, чтобы использовать как основное ядро Македонский национальный комитет в Болгарии, ввести в него сторонников Тито и превратить его в новое орудие националистической агитации. Калайджиев, выступавший в качестве свидетеля на процессе Костова, показал, что в связи с сопротивлением болгарских македонцев Тито заявил ему:

«Дайте мне только этих пиринских болгар, и через два года они у меня станут македонцами».

Посланцы Тито были настроены точно так же. Представитель правительства в Скопле (Югославская Македония) Ивановский заявил:

«Кто в Скопле против нас, тот конченный человек».

Таково представление о демократии, принятое в Белграде.

Указав, что пиринские македонцы — прежде всего болгары, Каладжиев заявил: «Мы легко могли бы мобилизовать общественное мнение и разоблачить захватнические стремления Тито, однако мы не успели это сделать». Обеспокоенный этой демократической оппозицией, Костов поручил одному из своих сообщников организовать роспуск Македонского национального комитета. Его должна была заменить новая организация, в которой большинство принадлежало бы агентам Тито.

Вмешательство нынешнего министра иностранных дел Поптомова, повлекшее за собой арест виновных, окончательно искоренило предательство. Если бы политика Костова восторжествовала, Македония снова превратилась бы в пороховой погреб Балкан, как это было в течение долгого времени.

Во всей этой истории особого внимания заслуживает вопрос об экономических взаимоотношениях между Болгарией и Советским Союзом.

Мы уже знаем, что клика Костова проводила вредительскую деятельность во всех областях народного хозяйства, вплоть до внешней торговли. Ее подрывная деятельность особенно вредно отражалась на взаимоотношениях с СССР. Требования болгарских представителей могли вызвать трения между обеими странами и привести к обнищанию Болгарии, задержав восстановление ее экономики.

Один из обвиняемых по делу Костова, Борис Христов, давал показания по этому вопросу. Он был одним из главных участников переговоров в Москве. Инструкции, полученные им от Костова, были совершенно ясны:

«Наша страна должна занять независимую позицию, то есть проводить такую политическую линию, чтобы мало-помалу, но наверняка выйти из-под влияния Советского Союза. Он сказал мне, что Болгария обязательно должна избавиться от односторонних связей с Советским Союзом и установить связи с западными странами, главным образом с Англией и Америкой».

Христов принял эти инструкции к исполнению, несмотря на указания, которые дал делегации Георгий Димитров.

Вследствие требований, выдвинутых болгарской делегацией, переговоры очень затянулись; только вмешательство Димитрова предотвратило их срыв. Тем не менее министерство внешней торговли СССР авансировало Болгарию товарами, в которых, оно знало, Болгария очень нуждается.

«В то время как мы саботировали и срывали переговоры,— говорит Христов,— советские корабли везли товары для нашей страны».

В следующем, 1946 году повторилось то же самое. Болгарская делегация своими требованиями всячески тормозила переговоры.

«Несмотря на наше упорство,— рассказывает Христов,— представители Советского Союза сумели двинуть переговоры вперед, и все вопросы, один за другим, разрешались, при этом в благоприятном для Болгарии смысле. Но все же переговоры проходили с большим трудом. В этот момент снова вмешался Димитров. Он дал нам совершенно ясные и категорические указания: занять такую позицию, которая позволит закончить переговоры в наикратчайший срок, установить наиболее справедливые цены на болгарские и советские товары, прийти к соглашению с советскими представителями в атмосфере братской дружбы».

Соглашение было заключено.

В 1947 г. возобновились переговоры о новом соглашении, и болгарские делегаты, выполняя директивы Костова, всеми силами старались помешать им.

«Переговоры происходили в напряженной обстановке, и возникла серьезная опасность, что наше народное хозяйство останется без необходимых товаров. Но и на этот раз по приказу советского правительства в нашу страну еще до окончания переговоров были посланы советские товары, необходимые нашей промышленности, в частности текстильной, которая таким образом была спасена от кризиса и простоя».

В 1948 г. Трайчо Костов лично отправился в Москву, чтобы проследить за выполнением своих инструкций.

«Но в 1948 г. наши усилия не могли дать желаемых результатов. Мы не добились своей цели. Несмотря на наши старания, торговые переговоры и в этом году закончились для нас благоприятно: был заключен договор, за ним последовало заключение отдельных торговых соглашений. Этот торговый договор был весьма выгоден для нашей страны».

«Прокурор: Но этот договор был заключен с большим опозданием?

Борис Христов: Да, торговое соглашение было подписано с запозданием, и, если бы Советский Союз не авансировал нас товарами, наша промышленность была бы их лишена, и это вызвало бы затруднения в нашем народном хозяйстве».

Мы думаем, что эти факты позволяют сделать некоторые выводы.

Они являют собой прежде всего яркий пример международной пролетарской солидарности и вместе с тем свидетельствуют о великодушном и чутком отношении Советского Союза к Болгарии.

Советские руководители протянули руку помощи болгарскому народу. Они понимали, что, каковы бы ни были цели и политические ошибки болгарских делегатов, болгарский народ не должен страдать от последствий их политики.

Американские империалисты не могут понять этой высокой политики и проявления подлинной дружбы, но болгарский народ понимает и глубоко признателен руководителям советского народа.

Совершенно ясно, что оба народа связывает такая тесная дружба, что и сотни костовых никогда не смогут их разобщить.

Примечания:

3

Сборник «Совещание Информационного бюро коммунистических и рабочих пaртий», М., Госполитиздат, 1949, стр. 27.

33

Автор допускает здесь ошибку. Среди подсудимых на процессе Костова был не Кирилл Славов, а Иван Славов-Гевренов. Неверно и то, что Кирилл Славов был директором государственного объединения резиновой промышленности, которым был Славов-Гевренов. (Прим. ред.)

34

Показания Костова. (Прим. автора.)

35

Показания Костова. (Прим. автора.

36

Генерал Апостолский — майор генерального штаба бывшей королевской югославской армии, агент Интеллидженс сервис. В настоящее время командующий Сараевским военным округом. (Прим. ред.)