• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

На рубеже тысячелетий человечество вступило в новое качество, существенно изменившее лицо современного мира, всю систему мировых связей и отношений.

Этот тезис стал привычным в рассуждениях политиков и экономистов, философов и социологов самых разных научных направлений и политических симпатий. Все согласны с тем, что человечество переживает период интенсивного формирования новых общемировых экономических, политических и культурных систем, далеко выходящих за рамки отдельных государств.

Отсюда и вошедший в повседневный обиход термин «глобализация». Это слово потому и получило широкое распространение, что благодаря своей политико-экономической нейтральности оно допускает самые разноречивые, зачастую диаметрально противоположные трактовки. А их с каждым годом становится все больше. В мире нет единства в оценке сущности, движущих сил и последствий глобализации. Дискуссии переходят в спор, страсти накаляются. Это и немудрено – глобализация затрагивает интересы каждого жителя планеты.

Сторонники глобализации приветствуют «новый мировой порядок» (или НМП), якобы несущий человечеству невиданное доселе благоденствие: повышение уровня и качества жизни, новые рабочие места, широкий и свободный доступ к информации, улучшение взаимопонимания между различными культурами и цивилизациями. Стирание всяческих – государственных, национальных и культурных – границ на пути свободного движения товаров и людей, капиталов и идей тоже относится к благам «нового мирового порядка». Людям обещается сглаживание социальных противоречий и обеспечение всеобщего мира и безопасности.

Словом, весь мир – наш общий дом. Чуть ли не всемирный коммунизм, только на иной – рыночной, товарно-денежной – основе.

Противники нового мироустройства предпочитают говорить о «мондиализме», «мировом заговоре» и даже о наступлении апокалиптического «Царства Зверя», в котором не останется места для Человека, его национальной, культурной и личной самобытности, духовных идеалов.

Оппонентов глобализации становится все больше, и действуют они все активнее. Практически все заседания новых мировых центров экономического господства – Международного валютного фонда, Всемирного банка, Всемирной торговой организации – вызывают демонстрации протеста. Массовыми акциями антиглобалистов сопровождаются встречи в рамках Большой восьмерки и Большой двадцатки – двух основных клубов, где решаются проблемы глобальной политики.

Основные оппоненты глобализации – это часть общественных и политических сил государств, в которых зреет понимание, что господство международных финансовых спекулянтов делает мировую экономику все более нестабильной и несправедливой.

Усиливается неравенство между социальными слоями и классами. Углубляется социально-экономическая пропасть между развитыми капиталистическими странами-эксплуататорами и угнетенными странами-пролетариями, которым уготована участь сырьевого придатка и помойной ямы для «золотого миллиарда».

Противники глобализации возмущены ростом политического влияния транснациональных корпораций, диктующих свою волю целым государствам и народам. Они обвиняют творцов «нового мирового порядка» в беспардонном вмешательстве в дела суверенных государств, причем все чаще – вооруженном. Прибегая к прямой агрессии против «непокорных», разжигая по всему миру межэтнические и межконфессиональные конфликты, Запад по сути развязал новую, «ползучую», мировую войну, в которой уже погибли миллионы людей.

Не может не тревожить состояние земной экологии – она откровенно приносится в жертву интересам капитала. Раскрученная Западом эгоистичная сверхпотребительская гонка, поглощая все больше природных ресурсов, ведет к необратимым изменениям окружающей среды с катастрофическими для человечества последствиями.

В не менее трагическом положении пребывает «экология духа». Люди испытывают страшный напор монополизированных крупным капиталом средств массовой информации. Их атакует низкопробная масскультура с ее культом насилия и разврата. Под видом «свободной циркуляции идей и информации» осуществляется политика информационно-культурного империализма.

Манипуляция сознанием и чувствами людей, их интересами и потребностями, принудительная унификация духовного мира на самом низком и примитивном уровне превращают человечество как общность личностей в бездумную и покорную массу.

Явление, именуемое глобализацией, представляет собой сложный узел противоречий, который затягивается все туже и туже. Человечество становится все более могущественным в научно-техническом спектре и все более беззащитным перед лицом последствий, порожденных техническим прогрессом. Растет число тех, кто понимает: развитие производительных сил не разрешит проблемы и противоречия современного мира.

Значительная часть населения планеты продолжает жить в ужасающей нищете: по данным ООН, в мире сейчас 1 миллиард 200 тысяч человек голодающих. Причем их число постоянно увеличивается (за прошедшие несколько лет это 100 миллионов человек). От голода ежедневно погибают 25 тысяч человек, большая часть страдающих от недоедания – дети. Несмотря на этот чудовищный факт, «золотой миллиард» человечества – население ведущих капиталистических государств, охваченное идеей безудержного потребления – продолжает нещадно эксплуатировать остальные страны, являющиеся для них основными поставщиками сырьевых ресурсов и источниками дешевой рабочий силы.

Угрожающий характер приобретают многочисленные очаги военной опасности, пожирающие жизни тысяч людей и грозящие перерасти в третью мировую войну, кровавые национальные и религиозные конфликты, международный терроризм и торговля наркотиками.

Потрясения, вызванные мировым финансово-экономическим кризисом, разразившимся в 2008 году, заставили многих государственных и политических деятелей планеты усомниться в правильности пути, по которому идут ведущие капиталистические державы.

С наступлением кризиса, словно под напором снежной лавины, рухнули многие теоретические конструкции идеологов глобализма, славивших его пришествие. Ведущие западные экономисты неожиданно для себя обнаружили, что мировая финансовая система – дутый пузырь, банальная финансовая пирамида, выстроенная американцами.

Руководители ряда западных стран, крупнейшие мировые эксперты вынуждены были признать, что западные стандарты потребления заводят мир в тупик, а экономическая система современного капитализма, не имеющая нравственной составляющей, становится неэффективной. Так, Нобелевский лауреат в области экономики Пол Кругман прямо заявил, что рынок, построенный на аморальных ценностях, себя не оправдал. А генеральный секретарь ООН Пан Ги Мун распространил послание, в котором среди важнейших причин нынешнего глобального кризиса назвал алчность и коррупцию. Джордж Сорос убежден, что старая модель мироустройства взорвалась, и вернуться к ней уже не удастся. Неоднократно на эту тему высказывался и президент Франции, чьи взгляды на современную экономическую систему западные СМИ окрестили «новым капитализмом Саркози».

Что же кроется за модным термином «глобализация», вызывающим столь неоднозначную и бурную реакцию?

Если исходить из буквального значения слова, то «глобальный» значит «объемлющий всю планету». Бесспорно, некоторые важные черты современных процессов такой термин отражает. Но остаются в тени другие, не менее существенные реалии. Например, термин «глобальный» сводит социальные противоречия к противоречиям географическим: мировые противоречия «разверстываются» по географическим координатам «Запад – Восток» или «Север – Юг». При этом их сущность заведомо упрощается, зато им придается как бы «вечный» и безальтернативный характер.

Глобализм и глобальность – явления не однопорядковые. Глобальный характер имеют многие природные процессы на Земле, прежде всего изучаемые геологией, географией, метеорологией, экологией и другими науками. И когда обнаружилось, что ряд общественных процессов – технологических и экономических, политических и культурных – начинает приобретать такой же общепланетарный характер, для их изучения были в первую очередь востребованы специалисты и методы именно этих наук.

Однако естественные науки, при всех их бесспорных достоинствах, не раскрывают сущность и специфику общественной формы движения. Максимум, что они могут, – это эмпирически констатировать процесс превращения человечества и созданной им цивилизации в единое целое, охватывающее весь земной шар, а также строить количественные и структурные модели процесса, пробовать делать прогнозы путем их экстраполяции и т. п. К этому и сводятся на 9/10 современные футурологические исследования. Например, нашумевшие в начале 1970-х годов доклады Римского клуба.

Но естественнонаучные и математические методы не отвечают, да и не могут ответить на вопросы, является ли глобализация объективным, необходимым и неизбежным процессом, каковы его движущие силы, общие и специфические формы. Это просто не их предмет.

Если исходить из очевидного факта неуклонного расширения масштабов человеческой деятельности, вряд ли можно считать процесс глобализации качественно новым явлением в жизни общества. На самом деле она зародилась с началом человеческой истории.

Расселение первобытных племен по всему земному шару – разве это не один из первых ее шагов? Какое завоевание цивилизации ни взять – пользование огнем, одомашнивание диких животных, земледелие, ирригация, металлургия, изобретение колеса, паруса, не говоря уже о достижениях промышленной революции XVIII–XIX веков, – каждое знаменует собой все более масштабное овладение человеком силами природы, расширение пределов его деятельности. Эпоха Великих географических открытий внесла в глобализацию вклад ничуть не меньший, чем создание систем космической связи.

Глобализация в более конкретном смысле есть процесс развития интегрированного мирового хозяйства, в котором экономика отдельных стран составляет лишь звено единого мирового целого. Этот процесс основывается на развивающемся и углубляющемся международном разделении труда. Его путь пролегал через завоевательные войны, синтез культур, образование и распад рабовладельческих империй.

Следующим этапом глобализации стало развитие мирового рынка на базе уже капиталистического способа производства, в условиях свободной конкуренции. Огромную роль здесь сыграли великие географические открытия. Этап этот тоже сопровождался завоевательными войнами, взаимопроникновением культур и образованием колониальных империй: британской, французской, испанской, португальской, голландской и т. п.

Характеристику этого этапа дали К. Маркс и Ф. Энгельс в «Коммунистическом манифесте». Они писали: «Крупная промышленность создала всемирный рынок, подготовленный открытием Америки. Всемирный рынок вызвал колоссальное развитие торговли, мореплавания и средств сухопутного сообщения. Это, в свою очередь, оказало воздействие на расширение промышленности, и в той мере, в какой росли промышленность, торговля, мореплавание, железные дороги, развивалась буржуазия, она увеличивала свои капиталы и оттесняла на задний план все классы, унаследованные от Средневековья… Потребность в постоянно увеличивающемся сбыте продукции гонит буржуазию по всему земному шару. Всюду должна она внедриться, всюду обосноваться, всюду установить связи».

Маркс указал и на явление духовной, культурной глобализации: «Плоды духовной деятельности отдельных наций становятся общим достоянием. Национальная односторонность и ограниченность становятся все более невозможными, и из множества национальных и местных литератур образуется одна всемирная литература».

Третий этап глобализации проходил уже на базе монополистического капитализма, который был определен В. И. Лениным как империализм. Его основные признаки: перерастание конкуренции в монополию; сращивание промышленных монополий с банковскими и образование финансового капитала; экспорт капитала и образование международных монополий; завершение территориального раздела мира и начало борьбы за его передел.

Есть все основания утверждать, что и нынешний этап глобализации является стадией в развитии империализма, которая сопровождается дальнейшим обострением присущих ему противоречий.

Во-первых, человечество достигло такой ступени развития, когда неконтролируемый рост хозяйственной деятельности, свойственный капитализму, а также перенаселение Земли привели к антропогенной, то есть вызванной деятельностью человека, перегрузке планеты. Как показал опыт последних десятилетий, решить общецивилизационные задачи капитализму не под силу. Например, усилия ООН прекратить разрушение окружающей среды были сорваны транснациональными корпорациями, особенно американскими монополиями.

Во-вторых, резко усилились и видоизменились противоречия социально-экономического характера. Они выражаются в растущем отрыве уровня экономического и социального развития развитых стран от развивающихся, процветающего «золотого миллиарда» от погружающегося в нищету большинства обитателей нашей планеты.

И потому сегодня правильнее говорить не о глобализации вообще, а о современном этапе глобализации – глобализме.

Понятие «глобализация» соотносится с понятием «глобализм» примерно как «империя» с «империализмом». Империи существовали несколько тысяч лет назад, а империализм как особая стадия капитализма возник лишь на рубеже XIX–XX столетий. Так и глобализация сопутствует всей истории, а глобализм, как новая стадия капитализма, стал реальностью на рубеже XX–XXI веков.

Процессы глобализации, то есть экономической, политической и культурной интеграции человечества, протекали крайне неравномерно, в острых социально-экономических противоречиях. Глобализация XX и особенно XXI веков отличается наибольшей неравномерностью развития и наивысшим накалом борьбы и противоречий. Это вытекает из ее новых особенностей, накладывающих отпечаток на характер современных противоречий, на общий фон развития. Каковы же эти новые особенности?

В технологическом плане современный этап глобализации характеризуется тем, что распространение хозяйственной деятельности человечества по поверхности земной суши практически близко к завершению. Одновременно идет все более решительное освоение Мирового океана и ближнего космоса. Созданная человеком «вторая природа» (производственная, энергетическая, транспортная, коммуникационная, жилищная и другие инфраструктуры) по масштабу и задействованным в ней потокам энергии становится соизмеримой с пространствами и энергиями окружающей среды – геосферы. Превращение разумной жизни в геологический фактор и становление ноосферы – это предвидение В. И. Вернадского все более зримо осуществляется в наше время.

В экономическом плане неуклонно углубляется мировое разделение труда, усиливается внутриотраслевая и межотраслевая кооперация. Производственные взаимосвязи и технологические цепочки сплошь и рядом «перешагивают» национальные границы, опутывая весь земной шар.

Параллельно идет процесс концентрации и интернационализации собственности на средства производства. Возникают все более мощные транснациональные производственно-экономические объединения, со своими наднациональными органами координации, регулирования и управления. Идет становление глобальной экономики как единого организма, в котором все взаимосвязано.

В политической сфере происходят аналогичные процессы. Экономическая интеграция побуждает переходить к все более тесным межгосударственным взаимосвязям, снятию барьеров на пути движения товаров, капиталов, рабочей силы. Из фазы, когда международные отношения регулировались двусторонними и многосторонними соглашениями и организациями, мир переходит к международным объединениям более высокой степени политической интеграции. Наглядный тому пример – интеграция стран Западной Европы в единый Европейский союз с особыми наднациональными политическими органами.

Наконец, в мире неуклонно усиливаются взаимодействие и взаимообогащение различных культур. Идет становление единого всемирного культурного пространства.

Современная эпоха отличается тем, что экстенсивные формы глобализации явно приблизились к своему логическому завершению. Развитие «вширь» практически закончилось, наступает эпоха развития «вглубь». Глобализация переходит в интенсивную фазу. Это проявляется, во-первых, в том, что возникли и множатся именно глобальные проблемы, разрешить которые уже нельзя силами отдельных государств, для этого требуются совместные усилия всего человечества. Это проблемы сохранения окружающей среды, обеспечения продовольствием растущего населения Земли, поиска новых источников энергии, сохранения мира и выживания человечества в ядерную эпоху и т. д.

Во-вторых, мы живем в эпоху гигантского ускорения мировых интеграционных процессов. Главным ускорителем стала «информационная революция». Благодаря современным информационным сетям многие экономические, политические, культурные события в любой точке земного шара практически мгновенно влияют на дела во всем мире. Ускорилась оперативность принятия управленческих решений и их реализации. Возникла техническая возможность глобального управления.

Таким образом, с одной стороны, наблюдается объективная потребность во всемирном Центре политического и экономического регулирования, а с другой – формируются материально-технические возможности возникновения и функционирования подобного Центра. Назрел качественный перелом в развитии человеческой цивилизации. Для него практически все готово:

1) человечество отныне может развиваться только как целое, иначе не справится с проблемами;

2) человечество в принципе уже может сознательно и планомерно управлять этим развитием;

3) уровень современной техники позволяет решать самые сложные задачи, которые могут возникнуть на этом пути.

Важный фактор: глобализация, выросшая на основе интеграции, стала обретать свои реальные черты, свой реальный облик только тогда, когда образовались мощные компьютерные системы, когда стало интенсивно формироваться единое информационно-финансовое пространство. Это 90-е годы XX века. В этом смысле глобализация – явление новейшего времени, которое находится в процессе становления и развития. Однако качественные характеристики этого явления уже коренным образом повлияли на ход истории.

Мировая история знает четыре «глобальные технологические революции». Первая произошла на заре человеческой истории. Она связана с появлением домашних животных и знаменует собой переход человечества от примитивной экономики собирательства к качественно более высокой, кочевой цивилизации и культуре.

Следующая «глобальная революция» связана с освоением первых земледельческих технологий. Она, в свою очередь, ознаменовала переход наших далеких предков к оседлому образу жизни, который и создал предпосылки для развития человечества в том виде, как мы его сегодня наблюдаем.

Третьей «мировой революцией» стала революция промышленная, индустриальная. Ее предпосылки зрели еще с момента разделения труда в средневековых европейских мануфактурах, но по-настоящему она началась после появления первой паровой машины – прообраза огромного семейства промышленных механизмов, до неузнаваемости изменивших жизнь человека. Продолжалась промышленная революция по мере освоения новых источников энергии – химических и атомных – вплоть до второй половины XX века.

И, наконец, четвертая «глобальная революция» – это революция информационная. Связана она с беспрецедентно быстрым развитием технологий массовой коммуникации, заложивших технологическую основу процессов современной глобализации.

Современные ученые видят суть глобализации в резком расширении и усложнении взаимоотношений как людей, так и государств, в ускорении процессов формирования планетарного информационного пространства, мирового рынка капиталов, товаров и рабочей силы, в интернационализации проблем техногенного воздействия на природную среду. При этом среди главных предпосылок глобализации на первое место чаще всего ставится информационная революция, которая и обеспечивает технологическую базу глобализации, теснейшим образом связанную со стремительным развитием глобальных информационных сетей.

Благодаря новейшим информационным технологиям становятся возможными и экономическая глобализация, и интернационализация капитала и труда, и другие подобные им явления. Словом, создание мирового информационного пространства является одним из основных, если не основным, условием глобализации.

Информация, становясь непосредственной производительной силой, представляет собой ресурс, кардинально отличающийся от традиционных условий производства. Этот ресурс характеризуется неисчерпаемостью и безграничностью, а потому нормы на издержки при создании того или иного информационного продукта установить практически невозможно.

Изменения в информационной сфере ознаменовали наступление новой эпохи. Открывается новая эра в истории цивилизации – эра интенсивного освоения неистощимого информационного ресурса.

Начиная с конца XIX столетия, наука каждые 20–30 лет радикально меняет картину мира. Вот и сегодня новые «правила игры» в глобальном мире формируются в первую очередь под влиянием тех гигантских возможностей, которые открывают новые технологии во всех важнейших областях человеческой деятельности: промышленности и сельском хозяйстве, финансовой сфере и военной стратегии, геополитике и религии, в образовании и культуре.

Развитие электронных средств коммуникации предоставило возможность практически мгновенно перемещать гигантские капиталы с одного конца планеты на другой. При этом финансовая деятельность, то есть управление денежными потоками, за последние годы превратилась едва ли не в основной двигатель глобализации.

Само по себе это, конечно, неплохо. Но, как известно, любое достижение можно обернуть как во благо, так и во вред человечеству. Перекатывающиеся по всему миру в погоне за максимальной прибылью финансовые волны грозят смыть и государственные границы, и суверенитет, и национальную самобытность народов. А это создает предпосылки для нагнетания международной напряженности и ожесточенных конфликтов.

Получив невиданную ранее мобильность, виртуальные деньги перестали быть жестко связанными с реальным сектором экономики, с материальным производством. Сейчас, даже по самым оптимистическим подсчетам, в этих сферах удерживается не более 10 % финансовых средств. Остальные 90 % задействованы в области «торговли воздухом», то есть чистой спекуляции, не имеющей отношения к производству товаров и услуг. Иначе говоря, господство спекулятивного капитала – важнейшая характеристика современной глобализации.

Всем памятны причины последнего финансово-экономического кризиса. Вокруг американской системы кредитования виртуальный финансовый сектор разросся так, что многократно превысил объем реальной экономики. Торговать долгами и прочими обязательствами стало проще и выгоднее, нежели получать доходы от вложений в промышленность. Деньги стали делаться даже не из денег, а из несуществующих активов. Лопнувший финансовый пузырь вызвал потрясение практически всей мировой экономики.

Существенной характеристикой нового глобального мира стало постоянное сокращение числа людей, занятых производительным трудом. И это не случайно. Когда деньги воспроизводят сами себя, минуя товарную стадию, привлекательность вложений в материальное производство уменьшается. Кроме того, новые технологии позволяют резко повысить эффективность труда при сокращении числа работающих, а следовательно, и фонда заработной платы.

В результате человечество столкнулось с гигантской по сложности задачей: куда девать «ненужные» рабочие руки? Специалисты считают, что при сохранении нынешних тенденций в грядущем веке для функционирования мировой экономики будет достаточно 20 % трудоспособного населения. И, как пишет известный американский экономист и философ Джереми Рифкин, автор книги «Конец занятости», тем 80 %, которые останутся не у дел, обеспечены колоссальные проблемы.

Статистика показывает: в мировом масштабе армия безработных «пролетариев», лишенных возможности заработать на жизнь, постоянно растет. При этом от людей невозможно скрыть, что их труд стал не нужен не потому, что они ленивы или малоквалифицированны, а потому что архитекторы «нового мирового порядка» избрали такую модель глобализации, при которой предусмотрены удовлетворение потребностей и соблюдение прав лишь малой части человечества – «золотого миллиарда». А остальным отведена роль людей второго сорта.

О наступлении информационной, постиндустриальной эпохи заговорили в научных кругах еще в 60-е годы XX века. Тогда же, практически одновременно в Японии и США, был введен в научный оборот термин «информационное общество». Бурный всплеск интереса к этой сфере произошел после выхода в свет в 1973 году книги известного американского социолога Д. Белла «Грядущее постиндустриальное общество», что повлекло за собой рождение множества футурологических концепций.

Теория информационного общества начала разрабатываться в трудах таких теоретиков, как М. Порат, Й. Масуда, Т. Стоуньер, Р. Катц. В основе теории лежит утверждение, что растущие темпы развития информационных технологий переводят все человечество в качественно новое состояние глобального информационного единства.

Среди многочисленных теоретиков, подготовивших почву для широкого распространения концепции информационного общества, следует особо выделить два имени – канадца Херберта Маршалла Маклюэна и американца Элвина Тоффлера.

Маклюэн рассматривал коммуникационные технологии как решающий фактор общепланетного торжества либерально-демократической системы ценностей. Он утверждал, что только в условиях массового распространения печатного – а теперь, в первую очередь, электронного – слова становятся возможными и частная собственность, и демократизация общества на основе избирательного права, поскольку именно печатным словом формируется исходный элемент западного общественного устройства – предельный индивидуализм, максимальная атомизация человека.

Еще в 1962 году Маклюэн ввел понятие «электронное общество», заявив о необходимости изучать современную культуру прежде всего с точки зрения того, какое место занимают в ней электронные средства коммуникации. Маклюэн сконцентрировал свое внимание на телевидении, поскольку оно определяет тенденции, характерные для всех СМИ.

Результатом его исследований стал знаменитый тезис о превращении мира, благодаря новейшим средствам коммуникации, в «глобальную деревню».

По мнению Маклюэна, телекоммуникации, масс-медиа и компьютерные сети как бы продолжают центральную нервную систему каждого человека до образования «глобального объятия», сжимающего пространство и время на нашей планете до предела. Оно вовлекает человека в происходящее. Всё оказывается взаимосвязано, и в результате формируется бурно обновляющаяся иллюзия, будто все знают всё обо всех. «Земной шар, связанный электричеством, оказывается не больше деревни», – эти слова канадского социолога стали одним из самых популярных афоризмов своего времени.

В 80-е годы Маклюэна затмил своей популярностью Э. Тоффлер, который в книге «Третья волна» сформулировал весьма своеобразную концепцию исторического процесса. Он выделил в истории три волны, три глобальные эпохи: первая волна – аграрная (до XVIII века), вторая – индустриальная (до середины XX века) и третья – информационная (начиная с 50-х годов прошлого столетия). Тоффлер первым подробно описал революционные изменения, происходящие в современном мире в «техносфере», «социосфере», «информационной и властной сферах», а также «биосфере» и «психосфере», показал взаимоотношения между ними.

С начала 90-х годов XX столетия в развитии идей постиндустриализма наступил новый этап. Он связан прежде всего с именами двух экономистов: Питера Дракера и Мануэля Кастельса.

П. Дракер, один из создателей современной теории менеджмента, в 1995 году опубликовал книгу «Посткапиталистическое общество». Идеи Дракера по смыслу близки философу Фрэнсису Фукуяме с его знаменитым тезисом о «конце истории». Дракер тоже провозглашает наступление эпохи преодоления традиционного капитализма, а основными признаками происходящего сдвига объявляет переход от индустриального хозяйства к экономической системе, основанной на знаниях и информации.

Это, по мысли Дракера, должно способствовать преодолению недостатков капиталистической частной собственности и взаимного отчуждения людей – результат неконтролируемого развития западного индивидуализма. Затем последует формирование новой, «улучшенной», системы ценностей современного человека, что приведет к изменению роли и значения национального государства. По мнению Дракера, современная эпоха – это эпоха радикальной трансформации капиталистического индустриального общества в «общество знания» (know-ledge society).

Но самым фундаментальным исследованием феномена информационного общества является, пожалуй, сочинение М. Кастельса «Информационная эпоха: экономика, общество и культура» (1998). Испанский экономист дает развернутый анализ современных тенденций мирового развития, приводящих к формированию основ общества, которое он называет «сетевым». Отправными точками его умопостроений являются планетарные информационные сети, глобальная экономика и международные финансовые рынки как основные признаки формирующегося «нового мирового порядка».

Согласно концепции Кастельса в последние десятилетия в мире появилась экономика нового типа, которую он называет «информациональной и глобальной».

«Информациональной» новая экономика именуется ученым потому, что производительность и конкурентоспособность субъектов этой экономики (будь то фирма, регион или нация) зависят в первую очередь от их способности генерировать, обрабатывать и эффективно использовать информацию, основанную на знаниях. Глобальная же она потому, что основные виды экономической деятельности, такие как производство, потребление и циркуляция товаров и услуг, а также их составляющие (капитал, труд, сырье, управление, информация, технология, рынки), организуются в глобальном масштабе с использованием разветвленной сети, связывающей экономических агентов.

Но главное, утверждает Кастельс, заключается в том, что в новых исторических условиях достижение оптимального уровня производительности труда и конструктивной конкуренции возможно лишь «внутри глобальной взаимозависимой сети». Эта глобальная сеть в своих основных чертах уже сформировалась в последней четверти ХХ века как результат «революции в области информационных технологий». Именно такая революция предоставила необходимую материальную базу для создания новой глобальной экономики.

Историческая взаимосвязь между лежащим в основе экономики знанием и революцией в сфере информационных технологий породила «новую, отличную от ранее существовавшей экономическую систему». С этим тезисом трудно не согласиться. Особенно наглядно он подтверждается историческими сравнениями, характеризующими значение «человеческого фактора» в мировой экономике.

Так, например, с 1800 по 1860 год доля производственного капитала в совокупном фонде развития ведущих стран Запада достигала 80 %, а доля расходов на образование, здравоохранение и НИОКР – соответственно 20 %. То есть, грубо говоря, из каждой сотни долларов инвестиций 80 вкладывалось «в железо» и лишь 20 – «в человека».

Но во второй половине ХХ века произошли кардинальные изменения. Доля «инвестиций в человека» в совокупном фонде развития резко возросла. Если в 1950 году она составила 47–48 %, то к концу прошлого столетия достигла 67–69 %. И продолжает увеличиваться.

Западные философы выстроили своеобразную концепцию последовательной смены культурных эпох – от культуры изрекаемого слова через культуру чтения набранного текста до культуры аудиовизуальных СМИ. Цивилизации первой эпохи в своем развитии опираются прежде всего на устную речь, второй – на развитие технологий печати. Для третьей эпохи характерно доминирование электронной информации, которая сочетает словесный, зрительно-образный и звуковой ряды. Причем смена культурных эпох происходит вследствие революционных открытий в области средств коммуникации.

Сегодня очередная информационная революция происходит буквально на наших глазах. Огромными темпами растет число пользователей Интернета. В 1993 году их было только 3 миллиона человек, в 2000 году это число выросло до 350 миллионов, а в 2010-м приблизилось к 2 миллиардам.

Информационная революция оказала воздействие на средства массовой информации, прежде всего на широкое распространение электронных СМИ. За последние годы многократно увеличилась глобальная сеть Интернет-изданий. Скорость, с какой новые средства массовой коммуникации завоевывают мир, поражает. Под их мощным воздействием рождается новая глобальная культура, так называемая «культура реальной виртуальности».

Бурное распространение информационных технологий при правильном их использовании могло бы привести к целому ряду позитивных изменений в жизни общества. Рост скорости передачи сообщений, увеличение объема передаваемой информации, ускорение обработки получаемых данных позволяют значительно улучшить качество жизни современного человека. Более того, информационная революция могла бы оказать благотворное влияние и на политические процессы: рост информированности населения позволяет привлечь более широкий круг людей к решению важнейших проблем современности.

Однако на деле большая часть социальных последствий глобализации в области информатики весьма противоречива. Наибольшую тревогу вызывают сомнения в способности человечества контролировать плоды информационной революции и обеспечить их конструктивное использование.

Специалисты отмечают тревожные изменения в психике людей, постоянно работающих в Интернете. Наука установила: человеческий мозг, мыслящий, как известно, образами, устроен так, что в определенных случаях не отличает реальное событие от вымышленного, которое разыгрывается в его воображении.

Обследование фанатов Интернета показало, что их психология и даже черты характера довольно быстро меняются в сторону тех ценностных ориентиров, которые содержит виртуальная информация сети, а реальная жизнь постепенно отходит на второй план, превращаясь в досадную помеху.

«Диктатура СМИ» закладывает в сознание подрастающего поколения «ценности», ведущие к моральному разложению. В частности, разрушительное воздействие на психику детей и подростков оказывают сюжеты, связанные с насилием, сцены сексуально-порнографического характера, всевозможные азартные развлечения.

Люди и политические силы, которые контролируют гипнотизирующий массового потребителя информационный поток, получают возможность формировать и изменять мировоззрение и самосознание целых народов и континентов. Причем, вложение капитала в процесс формирования мировоззрения людей становится сегодня самым выгодным бизнесом. Эта качественно новая черта, присущая эпохе глобализации, дает основание самым внимательным образом отнестись к предостережениям некоторых ученых о возможности скорого наступления эпохи «глобального сетевого тоталитаризма».

Не случайно в странах, наиболее развитых в области средств массовой коммуникации, наблюдается постоянное снижение доверия к большинству общественных структур, будь то партия, профсоюз или церковный приход. Рушится институт семьи, растет число гражданских судебных процессов. Индивидуалист-одиночка, живущий в иллюзорном мире, а именно таков психологический портрет идеального пользователя сети, больше не нуждается в «устаревших» общественных связях и социальных институтах. Персональный компьютер и связь с Интернетом – вот все, что ему нужно для «полноценного» существования.

Очевидно, что мы имеем дело с формированием базовых условий для установления тоталитарных режимов, опирающихся на электронные средства подавления человеческой индивидуальности. Ведь именно те социальные структуры и институты, которые вытесняет из нашей жизни Интернет: конфессиональные общности, профессиональные союзы, различные группы и клубы для неформального общения и т. п., – являются главным препятствием на пути возникновения тоталитаризма, который возможен там, где личность остается в одиночестве перед натиском сил, рвущихся к господству над ней.

Эти тенденции все больше проявляются и на международном уровне, и к ним вполне применима формула: «Кто управляет информацией, тот управляет миром». История человечества знает три разных способа управления информацией, каждый из которых существовал в определенную эпоху, на определенном уровне развития средств массовой коммуникации.

Первый: силовое, принудительное регулирование процессов доступа к информации и ее производству. Проще говоря, цензура. Этот способ, характерный и для эпохи рукописной традиции, и для периода печатных СМИ, на протяжении большей части человеческой истории был главным и единственным орудием управления информацией, применявшимся в первую очередь государственной властью.

Появление и стремительное развитие электронных СМИ – сначала радиовещания, а затем и телевидения – положило конец диктату цензуры. Государство потеряло возможность контролировать массовый доступ населения к информации, источники которой располагаются за рубежом. В связи с этим главенствующим способом контроля в этой области стало управление процессом подачи информации.

Основное внимание манипуляторов массовым сознанием переместилось от того, «какую информацию получает потребитель?», к тому, «в каком виде он ее получает?». Учитывая, что во многих семьях телевизор работает не менее 7–8 часов в сутки, способ и форма подачи информации, а также манипулирование комментарием способны – даже без искажения фактов – менять отношение телезрителя к тому или иному событию в заданном направлении.

Например, в период перестройки телевидение обрушило на нас шквал разрушительной информации, который хаотизировал мышление, уничтожая его традиционные опоры. Для создания предпосылок к слому советской государственности потребовалось расшатать общественное сознание, сломать сложившуюся систему ценностей. И телевидение тогда отлично справилось с этой грязной задачей. Оно взяло на себя роль силы, подрывающей способность людей к рациональному мышлению, повело сокрушительную атаку на все нравственные нормы, выступив в роли инструмента разрушения «культурного ядра» нашего общества.

Цель была достигнута путем «разоблачения», шельмования, высмеивания и охаивания всех ценностей, символов, героев советской эпохи. В результате была значительно ослаблена морально-психологическая защита общества.

Характерный пример такой манипуляции массовым сознанием – война в Чечне, точнее то, каким образом она долгое время подавалась российскому телезрителю. Подавляющее большинство видеокадров с мест событий представляло собой зрелище взрывов, обстрелов, разрушений и гибели после военных акций российских войск. К тому же, часто они подавались с глумливой интонацией и комментарием, унизительным для федеральных войск и комплиментарным для боевиков. Между тем известно и доказано, что картина последствий войны оказывает сильнейшее воздействие на подсознание, восстанавливая общественное мнение против стороны, совершившей акт разрушения.

Поэтому, например, телекомпании США, освещая военные действия в Ираке или Афганистане, показывают только те фазы действий, в которых отсутствует образ их последствий. Ни одного кадра с видом разрушений, ни единой картинки с беженцами, ранеными детьми или мертвыми телами!

Наконец, есть способ контроля над информационной сферой, имеющий в основе технологию управления процессом восприятия информации. Это наиболее тонкий, скрытый процесс, его эффективность измеряется степенью воздействия на массовое сознание. Этот способ предполагает не просто программирование массового сознания, а производство индивидуумов с заранее заданными характеристиками, жизненными установками и моральными качествами.

Достижение такого результата стало реальным именно в эпоху Интернета, многократно расширившую возможности влияния на человека, на глубинные основы его мировоззрения и самосознания, когда специалисты по психологии массовых коммуникаций разработали методики манипуляции информационными потоками, на порядок более эффективные, чем традиционные способы подачи информации.

Впрочем, правильнее будет сказать, что технология управления информационными потоками включает в себя и все прежние способы «промывания мозгов» – от прямой цензуры до тенденциозного комментария, но только на качественно более высоком уровне. Аналитики отмечают, что в результате человек практически лишается возможности противостоять внешним воздействиям на его психику.

И действительно, с каждым днем поток новостей, рекламы и тому подобных «информационных продуктов», становится более плотным и все сильнее давит на нас. Но возможности человеческого мозга воспринимать и обрабатывать информацию имеют свои пределы. Значит, если внимание человека постоянно «загружено» потоком образов и понятий, имеющих определенный психологический (политический, идеологический, культурный) код, то воспринимать иную точку зрения он физически не способен.

При этом принцип свободы слова остается вроде бы ненарушенным. Силы, которые управляют информационными потоками, просто вытесняют представителей иной точки зрения на обочину. И тогда любой вид оппозиции «владыкам эфира» станет уделом маргинальных групп, политических сектантов. Они, формально имея полную свободу выражать свою точку зрения, потеряют всякую реальную возможность донести ее до сознания своих сограждан.

А если учесть, что подавляющая часть источников информации находится в руках западных глобалистов, это открывает перед ними широчайшие возможности для «информационной диктатуры» в невиданных ранее масштабах.

В этой ситуации начинают работать иные социальные законы, подобно тому, как в математике действуют законы больших чисел, отличающиеся от «традиционных» числовых закономерностей.

Тот, кто добивается господства в важнейшем секторе информационного поля, обретает контроль и над всем полем, будь то отдельно взятое государство или все международное сообщество. В этом – особенность и главная черта глобализма.

На пороге качественно нового этапа в развитии человечества остаются открытыми многие важнейшие вопросы.

Что принесет нам ближайшее будущее? Чьи социальные, политические и национальные интересы восторжествуют, а чьи будут подавлены? А если интересы различных социальных групп, классов, государств будут согласованы и гармонизированы, то какими способами?

Нетрудно понять: за подобными вопросами стоит один, главный – вопрос о власти. Согласно тезису классиков марксизма-ленинизма его выдвигает всякая революция, даже научно-техническая. Речь идет о власти не только политической и экономической, но и информационной, культурной, духовной.

Развитые капиталистические страны так называемого «первого» мира, или «золотого миллиарда», отвечают на этот вопрос четко и однозначно: отныне и впредь глобализация пойдет под нашим руководством. Человечество будет жить и развиваться по нашим предначертаниям и моделям. На разработку и отладку таких моделей мобилизованы лучшие интеллектуальные силы Запада. На их реализацию расходуются гигантские финансовые, материальные и военные ресурсы.

Известный американский ученый, специалист по вопросам международных отношений, занимавший в 1987–1988 годах пост президента Американской ассоциации политологов, Кеннет Уолтц называет глобализацию «причудливым продуктом 90-х годов, изготовленным в Америке».

США, несомненно, являются главным ускорителем процессов глобализации. Однако было бы опрометчиво заключать их в такие узкие рамки. Чтобы понять природу глобализации, уяснить механизмы формирования глобального общества, нужно прежде всего обратиться к истокам этого процесса. А истоки глобализации следует искать в послевоенном кризисе капиталистического мира, в неспособности классических либеральных демократий обеспечить стабильность своего господства и удовлетворить аппетиты транснациональной элиты.

Вызов «второго» и «третьего» мира

Идеологи глобализма чаще всего обосновывают его необходимость и неизбежность «объективной логикой исторического процесса». Одновременно пытаются убедить мировое общественное мнение в своих самых лучших чувствах, самых благородных и чистых намерениях, доказывают, что именно глобализация приведет к благоденствию всех и каждого, к всеобщему процветанию. Тщательно скрывается, что в выигрыше окажется лишь так называемая избранная часть человечества – «золотой миллиард» граждан развитых стран Запада – за счет нещадной эксплуатации остального населения Земли. Чтобы убедиться в лицемерии и лукавстве современной идеологии глобализма, давайте непредвзято взглянем на историю ее становления.

Победа Советского Союза во Второй мировой войне привела к качественным изменениям соотношения сил на мировой политической арене. Главный удар по мировой капиталистической системе нанесло создание международного сообщества социалистических стран.

В конце 1940-х – начале 1950-х годов в странах Восточной Европы к власти пришли народно-демократические и коммунистические партии, взявшие курс на строительство социализма.

В январе 1949 года по инициативе Болгарии, Венгрии, Польши, Румынии, Советского Союза и Чехословакии была создана межправительственная организация экономического сотрудничества и интеграции социалистических стран – Совет экономической взаимопомощи (СЭВ). 1 октября 1949 года в результате революции была провозглашена Китайская Народная Республика, которая 14 февраля 1950 года заключила с СССР Договор о дружбе, союзе и взаимной помощи сроком на 30 лет. В мае 1955 года в Варшаве представителями Албании, Болгарии, Венгрии, ГДР, Польши, Румынии, СССР и Чехословакии был подписан Договор о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи. В противовес НАТО социалистические страны создали военно-политический блок Организация Варшавского договора.

В результате этих глобальных перемен огромная территория и громадные ресурсы стали недоступны для грабительской эксплуатации со стороны западных монополий. Капиталистический рынок потерял значительное число реальных и потенциальных потребителей. Появился «второй» мир – социалистический, альтернативный «первому», капиталистическому. Притягательность его идеалов для огромных масс населения Земли росла год от года, став реальной угрозой господству «демократических ценностей свободного мира».

Другим серьезным ударом по мировой системе классического капитализма стали начавшееся после Второй мировой войны крушение колониальной системы и выход на арену мировой политики стран так называемого «третьего» мира.

В апреле 1955 года по инициативе Индии, Индонезии, Бирмы, Пакистана и Цейлона в Бандунге прошла конференция, в которой приняли участие 29 стран Азии и Африки. Конференция решительно осудила «политику расовой дискриминации и сегрегации», что в переводе на обычный язык означало решимость бороться с западным влиянием в политике, экономике и культуре.

Политический вызов западному господству был официально сформулирован в «Декларации о содействии всеобщему миру и сотрудничеству», провозгласившей знаменитую концепцию «мирного сосуществования», отвергающую, по сути, все традиционные политические инструменты эпохи классического капитализма. В основу политики мирного сосуществования были положены ставшие с тех пор всемирно известными «пять принципов»:

1) взаимное уважение территориальной целостности и суверенитета;

2) ненападение;

3) невмешательство во внутренние дела друг друга;

4) равенство и взаимная выгода;

5) мирное сосуществование.

Превращение развивающихся стран в активную политическую силу, особенно после создания в 1961 году Движения неприсоединения, стало еще одним признаком катастрофического падения влияния мировой капиталистической системы.

Запад, наконец, осознал, что в рамках прежнего мировоззрения, традиционного теоретического багажа, сложившихся методов и принципов воздействия на мир он уже не может удерживать свои позиции в мировой политике.

Вызов, брошенный капитализму странами «второго» и «третьего» мира, спровоцировал появление идеологических концепций, авторы которых попытались осмыслить новые социально-политические реалии и сформулировать эффективную модель «обновленного капитализма».

Так, в 1954 году Р. Гвардини сформулировал ставший позднее весьма распространенным тезис о наступлении конца Нового времени, о «закате эпохи модерна», которую он отождествлял с эпохой классического капитализма. Ж. Баландье в 1955 году предложил теорию, согласно которой страны «третьего» мира рассматривались как всемирно-исторический аналог «третьего сословия», ниспровергшего в свое время господство феодальной аристократии и создавшего современные капиталистические государства. В 1957 году, опираясь на более ранние идеи известного английского историка и социолога Арнольда Тойнби, П. Дракер предложил концепцию «социального постмодерна».

Все эти теории, концепции и доктрины имели в конечном итоге одну главную цель: преодоление системного кризиса, в котором оказался Запад перед лицом «советской угрозы» и национально-освободительного движения в странах «третьего» мира. Неудивительно, что именно в это время, в момент бурных социально-политических перемен и интеллектуальных брожений, возник Бильдербергский клуб, один из важнейших командных центров современной глобализации.

В мае 1954 года близ голландского городка Остербек в отеле «Бильдерберг», который и дал название клубу, состоялось первое совещание учредителей этой международной организации, все действия которой доселе окутаны плотным покровом таинственности. В ее состав вошли виднейшие представители всех слоев западной элиты: влиятельные политики, крупные финансисты, промышленные магнаты, высокопоставленные военные, ведущие аналитики и руководители ряда наиболее авторитетных средств массовой информации.

Целью клуба было провозглашено «улучшение отношений западноевропейских стран с США». Однако повестка дня первых же заседаний говорит о его целях лучше всяких официальных заявлений. Первое заседание было посвящено «защите Европы от коммунистической опасности», второе – «коммунистическому влиянию внутри Европы», третье – «коммунистической угрозе в Азии». Именно борьба с коммунизмом была признана первоочередной задачей западного мира.

Ускорение интеграционных процессов на Западе, превращение их в глобальные стали второй важнейшей целью Бильдербергского клуба. В частности, его рекомендации сыграли огромную роль в создании наднациональных структур Западной Европы.

Активное участие этой организации в объединении Европы свидетельствует, что процессы глобализации с самого начала носили управляемый характер. Это следует особо подчеркнуть, ибо рукотворный характер современного глобализма коренным образом отличает нынешнюю эпоху от всех предыдущих.

Экономическая, научная и военная мощь человечества достигла того рубежа, когда оно, впервые за всю историю, способно сознательно и целенаправленно видоизменять собственную среду обитания. Вот только сумеем ли мы обратить эту способность себе во благо?

Рубежным этапом в формулировании идей глобализации можно считать конец 60-х – начало 70-х годов XX века. К этому времени послевоенный период стремительного экономического роста в развитых странах Запада окончательно исчерпал свои возможности. Параллельно с этим росло и крепло международное содружество социалистических государств. В 1968 году провалом завершилась попытка американских спецслужб спровоцировать гражданскую войну в Чехословакии. Одновременно невиданные по масштабу молодежные – студенческие и рабочие – волнения потрясли большинство внешне благополучных стран Запада.

Лозунги бунтующей молодежи носили откровенно антикапиталистический и антибуржуазный характер. Тогда же проявились первые последствия бесконтрольного загрязнения окружающей среды, породившего вскоре мощное экологическое движение «зеленых».

Эти потрясения привели к новому всплеску попыток преодолеть тупики и пороки классического капитализма. В 1967 году видный американский экономист Джон Гэлбрейт предложил теорию «нового индустриального общества», которая получила широкое распространение в среде западной интеллигенции. В это же время в научный оборот усилиями американского социолога Д. Белла и француза А. Турена входит ставшее ныне общеупотребительным понятие «постиндустриального общества». Ряд западных ученых (Х. Маклюэн, Е. Масуда, Дж. Нэсбит) предложили для обозначения нового социального строя использовать термин «информационное общество», а некоторые (Ж. Фурастье, А. Кинг и Б. Шнайдер) считали предпочтительным термин «общество услуг».

На деле все эти исследования имели главной целью разработку новой модели мироустройства, которая позволила бы Западу вернуть утраченное в борьбе с социализмом мировое лидерство.

В 1974 году И. Валлерстайн, опираясь на исследования школы французского историка Ф. Броделя, окончательно сформулировал свою концепцию мир-системного анализа, ставшую краеугольным камнем современной глобализации. Благодаря этой теории вызревавшая в умах западной элиты идея о «новом апартеиде» – разделении мира на высокоразвитую западную «метрополию» и вечно нищие сырьевые «окраины» – получила наконец свое квазинаучное обоснование.

Системный подход к социальным явлениям не был к тому времени новостью в общественных науках. Главной находкой Валлерстайна стало вычленение во всякой социальной системе «ядра» и «периферии», что дало возможность идеологам глобализации формулировать свои идеи «на научной основе», не оглядываясь на «устаревшие» ценности классической демократии и не опасаясь обвинений в расизме и человеконенавистничестве.

Наконец, в 1967 году на IV Генеральной ассамблее Всемирного Совета Церквей (ВСЦ) было впервые откровенно заявлено главное требование архитекторов «нового мирового порядка»: принципиально изменить всю конструкцию современного мироустройства.

Вскоре после этого мир капитализма был потрясен очередным кризисом – на этот раз энергетическим. В 1973 году, из-за введенного арабскими странами эмбарго на продажу нефти, цены на «черное золото» в считанные дни выросли в пять раз, что повлекло за собой общий кризис всей капиталистической системы.

Рост цен на энергоносители, особенно сильно ударивший по странам, не имеющим собственных энергоресурсов, привел к новому обострению внутренних противоречий во всей мировой системе капитализма. Трещины в отношениях между ведущими западными государствами даже поставили под сомнение доминирующее положение США в западном мире. Все это всерьез испугало представителей новой транснациональной элиты, которым ранее казалось, что с созданием Бильдербергского клуба они, наконец, взяли ситуацию под контроль.

В ответ на новые вызовы в июле 1973 года по инициативе президента банка «Чейз Манхэттен» Д. Рокфеллера, бывшего госсекретаря США Г. Киссинджера, политолога З. Бжезинского и президента итальянской фирмы ФИАТ Дж. Аньели была создана Трехсторонняя комиссия, которая объединила политиков и представителей деловых кругов не только США и Западной Европы, но и Японии. Таким образом была создана мощная база для стратегической консолидации стран, чье население должно было составить пресловутый «золотой миллиард» новых хозяев мира.

Как и Бильдербергский клуб, Трехсторонняя комиссия, являясь формально неофициальной общественной организацией, на деле стала оказывать громадное влияние на реальную политику ведущих западных держав. Для примера достаточно вспомнить, что при Дж. Картере в администрацию президента США вошли целых 19 членов этой комиссии, а Збигнев Бжезинский занял ключевой пост советника президента по национальной безопасности. Что касается современности, то сегодня в Трехстороннюю комиссию входят свыше 300 членов, кооптируемых в ее состав руководящим комитетом.

Таким образом, каждый этап кризиса мировой капиталистической системы завершался созданием новых «неформальных» организаций западной элиты, предназначенных для глобального переустройства современного миропорядка.

Это позволяет сделать важный вывод: процессы современной глобализации, помимо объективных причин, лежащих в их основании, во многом носят рукотворный характер. А значит, тот вариант мироустройства, который нам предлагают ныне трубадуры «нового мирового порядка», не является исключительно результатом объективного развития исторического процесса.

Римский клуб – подделка под «здравый смысл»

Несмотря на гигантские усилия западной элиты по воплощению идей глобализации в жизнь, реальные успехи на этом поприще поначалу были невелики. Скоро выяснилось, что серьезных препятствий значительно больше, чем казалось на первый взгляд. Например, общественное мнение в самих западных странах, никак не желавшее расставаться с идеалами и ценностями традиционной демократии и классического гуманизма.

Публично и гласно бороться с общественным мнением, целенаправленно видоизменять устоявшиеся мировоззренческие архетипы больших людских масс всегда очень сложно. И такие закрытые, закулисные организации, как Бильдербергский клуб и Трехсторонняя комиссия, справиться с этой задачей не могли. Для ее решения была создана новая, специальная структура под названием Римский клуб. Именно он принялся за «перестройку сознания» граждан индустриально-развитых стран – прежде всего европейцев, у которых все еще были сильны национальные корни.

Римский клуб был образован в апреле 1968 года в Риме, где по инициативе крупного итальянского предпринимателя, вице-президента фирмы «Оливетти» Аурелио Печчеи собрались ученые, бизнесмены и общественные деятели из десяти стран. Он был основан как международная неправительственная и некоммерческая организация, официально поставившая перед собой задачу системного анализа особенностей развития человечества в эпоху научно-технической революции. Другой важнейшей задачей клуба стало исследование причин и темпов нарастания глобальных кризисных явлений экономического, политического и экологического характера.

Римский клуб имеет гораздо более демократическое внутреннее устройство, чем Бильдербергский клуб и Трехсторонняя комиссия. У него нет обязательного для всех членов устава, на заседаниях Клуба не ведутся протоколы. По неписаным правилам в него входит не более 100 членов – ныне это представители более 30 стран. Координирует деятельность клуба Исполком из восьми человек. На конгрессах клуба, проходящих один раз в два года, принимаются решения о проведении тех или иных исследований, обсуждаются результаты завершенных проектов, принимаются решения о формах и методах продвижения в общественное сознание необходимых понятий и идей.

Один из отличительных признаков Римского клуба с момента его основания – подчеркнутая внешняя деидеологизированность, ориентация на решение проблем, общих для всего человечества, всех стран, вне зависимости от их социально-экономического строя и политической ориентации. Поэтому еще во времена холодной войны от Советского Союза членами Римского клуба стали академик Е. К. Федоров и член-корреспондент АН Д. М. Гвишиани. В 1987 году к ним присоединились академик Е. М. Примаков и писатель Чингиз Айтматов. А в июле 1989 года в СССР была учреждена даже специальная национальная «Ассоциация содействия Римскому клубу».

Деятельность клуба с самого начала основывалась на трех фундаментальных принципах. Его основатели утверждали, что:

во-первых, в связи с тем, что перед мировым сообществом встали проблемы, решение которых невозможно в рамках отдельно взятой страны, необходимо мыслить в глобальном масштабе. Эпоха, когда каждое государство, каждый народ решали свои проблемы изолированно и самостоятельно, закончилась;

во-вторых, необходимо мыслить перспективно, так как невозможно решать глобальные проблемы, думая только о текущих делах. Обязательным условием является рассмотрение общественных, экономических процессов и политических стратегий в долгосрочной перспективе;

в-третьих, для решения глобальных проблем необходимо тесное сотрудничество всех государств. Постоянно углубляющаяся интеграция наций является необходимым условием конструктивного и стабильного развития.

Главной заслугой Римского клуба его участники считают то, что им удалось внедрить в общественное сознание представление о мире как о единой системе, для существования и развития которой необходимо общими усилиями справиться с проблемами, не поддающимися локальным, частным решениям.

Именно Римский клуб предложил для обозначения этих вопросов популярный ныне термин «глобальная проблематика».

Основатель Клуба А. Печчеи писал: «Ни одна из этих проблем не может быть решена за счет применения основанных на линейном подходе методов прошлого… Как показал опыт, на определенном уровне развития они начинают пересекать границы и распространяться по всей планете, невзирая на конкретные социально-политические условия, существующие в различных странах, – они образуют глобальную проблему».

Для ознакомления мировой общественности с такими проблемами Римский клуб организует и проводит ежегодные конференции и регулярно публикует специальные доклады, причем некоторые из них оказали мощнейшее влияние на идеологию современной глобализации. Доклады готовят независимые рабочие группы, исследующие по заказу Клуба «критические аспекты складывающейся в мире ситуации». Исследовательские проекты выполняются учеными из разных стран и оплачиваются крупными фирмами.

Всего по заказу Римского клуба было подготовлено около 20 таких документов. Серия докладов Римскому клубу наглядно отражает историю внедрения в общественное сознание идеологии современной «глобализации по-американски».

Первый доклад Римскому клубу, получивший название «Пределы роста», выполненный группой исследователей под руководством Денниса Медоуза и опубликованный в 1972 году, произвел настоящую сенсацию и вызвал бурную полемику во всем мире.

Исследование было выполнено на основе концепции, которую разработал известный ученый, профессор Массачусетского технологического института Дж. Форрестер, автор книги «Мировая динамика».

Результаты исследования поразили всех. Авторы сделали вывод, что при сохранении существующих тенденций экономического развития в первой половине XXI века произойдет «глобальная катастрофа». Для предотвращения этого катаклизма они рекомендовали, не больше и не меньше, перейти к стратегии «нулевого роста» мировых объемов производства и потребления.

Неудивительно, что такие выводы и рекомендации вызвали ожесточенные, долго не утихавшие споры. Многие специалисты сочли модель неадекватной и не способной отразить всю сложность мира и глобальной проблематики, а заключения об опасностях экономического роста – опасными и вредными. Мировая общественность была в шоке, но на это и рассчитывали.

Сам президент Римского клуба А. Печчеи писал: «Нам казалось, что воззвание Римского клуба произведет нужный эффект лишь в том случае, если оно будет представлено в какой-то новой, непривычной, образной форме. Это должно было напоминать лечение шоком. Ведь до тех пор, пока люди с различными уровнями образования не смогут увидеть действительность такой, как она есть, а не такой, какой она была раньше или какой они хотели бы ее видеть, – им так и не постигнуть смысла мировой проблематики».

Скандал – лучшая реклама. Поэтому после публикации «Пределов роста» Римский клуб в мгновение ока сделался известным самой широкой общественности десятков стран мира. Однако организаторы Клуба не собирались всерьез пропагандировать идею «нулевого роста». Скандал нужен был для того, чтобы на этом фоне предложить шокированной западной общественности иные, «приемлемые» пути решения глобальных проблем в русле построения пресловутого «нового мирового порядка».

Поэтому спустя два года после первого доклада в 1974 году появился второй доклад, который подготовили немец Э. Пестель и американец М. Месарович. На сей раз он был сделан на основе предложенной Месаровичем иной модели мира, которая теперь «учитывала региональные особенности». Доклад назывался «Человечество на переломе» и предлагал в ответ на критику идеи «нулевого роста» концепцию «органического роста», согласно которой каждый регион мира должен выполнять свою особую функцию, подобно клетке живого организма.

Авторы заявляли, что недифференцированный рост неизбежно приведет к катастрофе. Поэтому человечество для решения кризисных ситуаций должно выбирать «органический рост и развитие». Правда, открытым оставался главный вопрос: кто будет распределять по регионам функции – одному индустриальную, а другому, скажем, сырьевую – и определять ресурсные квоты, которые необходимы народам и государствам для их «органического развития»?

Впрочем, любому, кто был хоть немного знаком с деятельностью Бильдербергского клуба и Трехсторонней комиссии, долго гадать на эту тему не приходилось.

Следующим важным этапом деятельности Римского клуба стал доклад под названием «Цели для человечества», подготовленный в 1977 году под руководством профессора философии и политологии из США Э. Ласло. В этом документе Римский клуб наконец открыто заявил о своей главной цели – изменении системы идеалов и ценностей всего мирового сообщества. В докладе была предложена амбициозная концепция «нового гуманизма», выдвигалась идея о первостепенном значении тех личных человеческих качеств, которые обеспечат «революцию сознания» и последующее за ней преображение общества.

Чтобы начать такую революцию, необходимо, по мнению авторов концепции, прежде всего сформулировать цели мирового развития и познакомить с ними широкую общественность. Для этого рабочая группа под руководством профессора Ласло проанализировала «атлас целей» различных регионов, стран, религиозных конфессий. Опросив большое число представителей самых разных сфер и направлений человеческой деятельности, группа Ласло предложила человечеству четыре глобальные цели.

Первая: международная безопасность, прекращение гонки вооружений, исключение войн и конфликтов, отказ от насилия.

Вторая: решение продовольственной проблемы в глобальном масштабе, ликвидация голода, создание мировой системы, позволяющей удовлетворить потребности в продовольствии всех людей на Земле.

Третья: глобальный контроль за использованием энергетических и сырьевых ресурсов, разработка рационального и экологически безопасного энергопользования, контроль над технологией, экономически эффективное природопользование.

Четвертая: глобальное развитие, ориентированное на качественный рост, а именно: повышение качества жизни и справедливость в распределении материальных и духовных благ.

Такая классификация, при всей ее внешней привлекательности и благородстве, имеет «двойное дно». С одной стороны, попытки добиться международной безопасности и ликвидации голода не могут вызвать возражение. С другой стороны, резонно задаться вопросом: не является ли необходимый для этого «глобальный контроль за использованием энергетических и сырьевых ресурсов» новой формой всемирной диктатуры финансовых тузов и транснациональных корпораций?

В таком случае добиться добровольного подчинения народов Земли интересам «золотого миллиарда» будет чрезвычайно сложно. Именно поэтому – откровенно игнорируя классовые противоречия, национальные и цивилизационные различия – авторы нового доклада заговорили о «глобальной солидарности», путь к которой откроют «перестройка сознания» и формирование нового «глобального этноса».

Обеспечить такое единообразие призван универсальный «новый стандарт гуманизма», который должен универсально определять как нормы поведения отдельного человека, так и параметры государственной политики целых стран. Отсюда – лишь один шаг до концепции «гуманитарных интервенций», оправдывающей применение силы против тех государств, где якобы необходимо «восстановление попранной справедливости».

Известность, которую получил Римский клуб, привела к тому, что под его маркой в 70—80-е годы XX века было опубликовано немало интересных и небесполезных докладов, посвященных актуальным проблемам современности и напрямую не связанных с главной целью Клуба – внедрением в общественное сознание идей глобализации.

Среди них доклад лауреата Нобелевской премии по экономике Я. Тинбергена «Перестройка международного порядка» (1976); доклад «За веком расточительства» (1978), подготовленный под руководством британского физика Д. Габора, итальянского специалиста в области управления У. Коломбо и посвященный возможностям использования мирового научно-технического потенциала для решения энергетических, сырьевых и продовольственных проблем; доклад «Нет пределов обучению» (1979), подготовленный под руководством американца Дж. Боткина, марокканца М. аль-Манджры и румына М. Малицы; доклад итальянского экономиста О. Джарини «Диалог о богатстве и благосостоянии» (1980), в котором автор предложил задуматься о способах потребления и создать новую концепцию хозяйствования, представляющую собой синтез экономики и экологии; проект «Будущее Океанов» (1984), выполненный под руководством Э. Манн-Боргезе, а также целая серия докладов, посвященных различным аспектам взаимоотношений между «Севером» и «Югом».

Одним из важнейших из них с точки зрения обоснования неизбежности западного варианта глобализации был опубликованный в 1980 году доклад «Маршруты, ведущие в будущее: к более эффективным обществам», подготовленный директором Международного института управления Б. Гаврилишиным (США). Автор предлагал обсудить модель будущего мирового порядка, основанную на сосуществовании различных культур, религий, образов жизни, а также, что следует подчеркнуть, на едином коллегиальном руководстве всей планетой.

Прекрасно понимая, что экономические и технологические заимствования сами собой не приведут к унификации человечества, автор особое внимание обращал на необходимость изменения системы ценностей и политического устройства в тех странах, где они «отстали от изменений в области экономики и технологии», что «чревато возникновением кризисных явлений».

Справедливости ради следует отметить: опыт социализма не прошел даром для теоретиков глобализации. Так, например, неограниченная свобода конкуренции и предпринимательства, по Гаврилишину, более не способна обеспечить эффективность общественного строя. Отвергая социально-классовый подход, автор, тем не менее, в духе утопистов позапрошлого века предлагал «пробудить дремлющие в каждом обществе принципы группового сотрудничества».

Следующим важным этапом подготовки общественности к принятию идеологии глобализации стал доклад Э. Пестеля «За пределами роста» (1987). Доклад был посвящен памяти основателя и первого президента Римского клуба А. Печчеи и как бы подводил итоги пятнадцатилетним дебатам о пределах роста. Автор доклада заявил, что «дух ответственности должен и может перешагнуть через все государственные и региональные границы, чтобы люди… были духовно и практически подготовлены к решению проблем, затрагивающих наше глобальное всемирное достояние – океаны, внешнее пространство, воздух, которым мы дышим… Именно здесь лежит главная возможность открыть перед миром дорогу к органическому росту и развитию».

В общем, в документах, подготовленных Римским клубом, часто можно согласиться с той их частью, которая констатирует наличие реальных проблем и, нередко, вполне адекватно их описывает. Но в главном – как решать эти реально существующие глобальные проблемы – доклады Римского клуба признать объективными нельзя. Заведомая ангажированность их авторов сказывается в упорном стремлении толкнуть человечество на скользкий и опасный путь глобализации в ее американизированном варианте – жестоком, антигуманном и в конечном итоге бесперспективном.

Трехэтажная цивилизация

В западной литературе теоретическое обоснование нового глобального мироустройства весьма обширно и эклектично. Среди его «духовных отцов» выделяются имена социолога И. Валлерстайна, философов К. Поппера и Ф. Фукуямы, «серого кардинала» американской внешней политики З. Бжезинского, финансиста Ж. Аттали.

И. Валлерстайн рассматривает мировую капиталистическую систему как первую историческую форму глобального мироустройства, которая развивается во взаимодействии трех регионов: высокоразвитого ядра, вечно нищей периферии и буферной полупериферии. Однако недостатки классического капитализма, по его мнению, делают неизбежными разрушительные кризисы, которые потрясают мир с периодичностью раз в 50—100 лет.

Согласно концепции Валлерстайна, преодоление этих недостатков капиталистического мироустройства, доминирующего на планете с начала XVI века, возможно лишь в рамках новой глобальной системы. И конец XX столетия как раз знаменует собой такой переломный исторический момент – момент перехода от эпохи капитализма к новому устройству мира.

Вопрос о том, что придет на смену мировой капиталистической системе, Валлерстайн оставляет открытым.

Теоретиков «глобализации» в этих рассуждениях привлекают прежде всего идеи Валлерстайна о том, что мир есть единая система, состояние которой определяется характером взаимодействия ядра (это в их понимании, конечно, Запад), периферии, то есть стран бывшего «третьего» мира, и своего рода «буферной зоны», состоящей из сырьевых и технологических придатков Запада.

К. Поппер получил широкую известность как автор популярной на Западе книги «Открытое общество и его враги». Смысл его рассуждений сводится к следующему: человеческое познание несовершенно по своей природе, абсолютная истина, идеальная модель общественного устройства – недоступны человеку.

Поппер откровенно утверждает, что «история смысла не имеет». А потому призывает человечество довольствоваться такой формой организации общества, которая в максимальной степени открыта для модернизации. Иначе говоря, открытое общество – это общество, в любой момент готовое принести свои исторические ценности, культурные обычаи и духовные традиции в жертву «бытоулучшительным» и технологическим новациям.

Чем же так привлекает теоретиков и практиков глобализации идея открытого общества? Они стараются отыскать здесь моральное обоснование своим планам, найти тот универсальный принцип, который станет объединяющей ценностью в мозаичном и противоречивом мире, слагающемся из множества различных норм, традиций, религий и обычаев. Им жизненно необходим механизм, который поможет «переварить» своеобразие народов и государств в соответствии с единым стандартом нового мироустройства.

Известный биржевой спекулянт и активный сторонник глобализации Дж. Сорос в одной из своих статей пишет, что идея открытого общества «отдает должное достоинствам рыночного механизма, но не идеализирует его. Она признает роль иных, не рыночных ценностей в обществе. С другой стороны, этот принцип, признавая свойственное нашему глобальному обществу многообразие, все же является достаточной концептуальной базой для создания необходимых институтов».

Под «институтами» знаменитый миллиардер имеет в виду всемирную систему политических, финансово-экономических и военно-стратегических организаций, которые должны стать эффективными инструментами установления глобальной диктатуры финансовых воротил.

Геополитический аспект глобализации обстоятельно разработан З. Бжезинским, одним из главных идеологов американского внешнеполитического курса второй половины XX века. Бжезинский утверждает, что кратчайший путь к глобальному мироустройству лежит через всестороннюю гегемонию «последней сверхдержавы» – Соединенных Штатов Америки. «Цель политики США, – пишет он в своей книге "Великая шахматная доска", – должна состоять из двух частей: необходимости закрепить свое господствующее положение и необходимости создать геополитическую структуру, которая будет способна смягчать неизбежные потрясения и напряженность», вызванные принудительной перекройкой мира по шаблонам нового мирового порядка.

Ближайшим этапом такой перекройки должно стать, по Бжезинскому, создание «сети международных связей вне рамок традиционной системы национальных государств». Уже сейчас, признается он, «эта сеть, сотканная межнациональными корпорациями, создает неофициальную мировую систему для всеохватывающего сотрудничества в глобальных масштабах». Под давлением транснациональных корпораций создается новая международно-правовая база для легального утверждения повсеместного господства олигархических финансовых групп, для их вмешательства во внутренние дела суверенных государств, препятствующих установлению такого господства.

Процесс пересмотра основных норм международного права идет полным ходом. Так, на «саммите тысячелетия», проходившем под эгидой ООН в сентябре 2000 года, на котором присутствовало 188 руководителей суверенных государств, тогдашний генеральный секретарь ООН Кофи Аннан заявил: «Наши послевоенные институты создавались под международный мир, а сейчас мы живем в мире глобальном. Эффективное реагирование на этот сдвиг – основная институционная задача, стоящая сегодня перед мировыми лидерами».

Его предшественник на посту генсека ООН, Бутрос Гали, был еще откровеннее. «Сегодня речь идет не только о том, чтобы поддержать мир между государствами, – писал он в 1994 году. – Необходимо найти средства урегулирования разногласий, которые разделяют народы внутри самих государств. Эти новые задачи коренным образом меняют смысл, который международное сообщество до последнего времени вкладывало в поддержание мира. Допустимо ли, чтобы какое-либо государство, прикрываясь своим суверенитетом, попирало на своей территории права человека?.. Можно ли по-прежнему рассматривать как государства те территории, где отсутствует преемственность в политике?.. Из этого, на мой взгляд, следует, что вмешательство в целях исправления недостатков, присущих недемократическим государствам, является моральным долгом международной организации».

Сербия, Ирак, недвусмысленные угрозы в адрес других стран являются достаточно яркими иллюстрациями того, какими методами будет проводиться это «вмешательство в целях исправления». Россия и многие другие страны имеют все основания беспокоиться, что их очередь в этом скорбном списке – не за горами.

Пока в мире существуют влиятельные силы, противящиеся такому сценарию развития, подавляющая военная и политическая мощь США необходима для того, чтобы эффективно блокировать любые попытки противостояния новому мироустройству. Этот этап строительства «нового мирового порядка» будет продолжаться, по мнению Бжезинского, еще несколько десятилетий, после чего будет создана «реально функционирующая система глобального сотрудничества, которая постепенно возьмет на себя роль международного "регента", способного нести груз ответственности за стабильность во всем мире». Такая глобальная система, в конце концов, «надлежащим образом узаконит роль Америки как первой, единственной и последней истинно мировой сверхдержавы».

Ж. Аттали, бывший финансовый советник президента Франции и первый руководитель Европейского банка реконструкции и развития, создал историософскую теорию глобализации, которую изложил, в частности, в книге «Линии горизонта».

Согласно этой теории человеческая история представляет собой последовательную смену общественно-экономических формаций, различающихся в первую очередь фундаментальными ценностями, положенными в основу человеческого бытия. На этом основании он выделяет эпоху, когда господствующим было религиозное сознание с его культом Священного. Затем – эпоху завоеваний с ее культом Силы и личностью Монарха, Вождя как олицетворения этой Силы. И, наконец, – эпоху торговли и взаимообмена, которую Аттали характеризует как Торговый Строй с его культом денег в качестве универсальной и абсолютной ценности.

В рамках такой теории Торговый Строй является высшей и конечной формой развития человечества. Именно он, опираясь на фантастические достижения науки и разработки новейших технологий, сумеет наконец объединить все человечество в рамках единого глобального общества, не признающего никаких национальных, государственных и религиозных различий. Новый человек, рожденный Торговым Строем, будет свободен от каких бы то ни было «ограничивающих влияний» – от национальных корней, культурных традиций, государственных и политических пристрастий, даже от постоянных семейных связей.

Поэтому Аттали называет новую цивилизацию, которая утвердится в результате победы такого мироустройства, цивилизацией Кочевников, не связанных друг с другом и с миром ничем, кроме универсальных финансовых связей.

Наконец, идеологическим прикрытием повсеместного насаждения НМП является модная концепция «конца истории» американского профессора Ф. Фукуямы, согласно которой нынешняя цивилизация Запада в форме либеральной демократии с ее ценностями эгоистического индивидуализма, «свободного рынка» и «универсальных прав человека» является конечной стадией развития человечества.

Итак, в основание философии глобализации творцов «нового мирового порядка» положены следующие главные идеи:

«мир-системный» подход Валлерстайна, представляющий человеческое сообщество как систему взаимодействующих регионов «ядра», «периферии» и «буферной зоны»;

модель «открытого общества» Поппера, как социальный механизм постоянной модернизации, а точнее, вестернизации;

гегемонизм США «по-бжезински», как геополитическое основание нового передела мира;

торговый Строй Аттали, как цивилизация денег, превращающихся из простого средства платежа в абсолютную, универсальную ценность;

теория Фукуямы, рассматривающая этот строй венцом истории.

Нетрудно заметить, что западная «философия глобализации» имеет явно консервативно-охранительный характер.

В историческом аспекте она сводится в конечном счете к тому, чтобы любой ценой удержать развитие в прежних качественных рамках, в сложившихся западных канонах. То есть остановить общественное развитие и в буквальном смысле слова «прикончить» историю. Глобализация в ее нынешнем виде альтернативы не имеет – таково последнее ее слово.

В социальном плане она направлена на замазывание противоречий, а не на их разрешение. С ее точки зрения, противоречия сторонников и противников глобализации – плод недоразумения. Просто спорщики говорят о разных сторонах одного и того же предмета: одни – о достижениях прогресса, а другие – о его издержках. Поэтому не спорить им нужно, а объединяться. Пусть одни двигают вперед научно-техническое и экономическое развитие, а другие – заботятся о минимизации его побочных отрицательных последствий. Те же, кто этого не понимает, – есть просто ретрограды и враги прогресса.

Вопрос о том, насколько реальна подобная идиллия, даже не ставится.

Что же касается собственно научного аспекта проблемы, то все термины и определения, изобретенные буржуазной мыслью для обозначения процесса глобализации и современного его этапа, сводятся к более или менее подробному описанию внешних его признаков. Это даже не определения, а, скорее, иносказания, не решающие вопроса о сущности данного процесса, его движущих сил, конкретных форм и особенностей.

Изъяны методологии

В целом в теории глобализации можно выделить три фундаментальных методологических порока.

Первый порок — это нарочитый и вульгарный позитивизм.

Социальные явления рассматриваются «прорабами глобализации», как правило, в полном отрыве от моральных норм и ценностей, от нравственных запретов и ограничений. Нравственность сплошь и рядом клеймится как «идеология», от которой авторы различных теорий глобализации торжественно отрекаются. Так, к примеру, уже упоминавшийся М. Месарович заявлял, что он рассматривает мир «не с незыблемых идеологических позиций», а основывается «непредубежденно… на научной методике».

По этому поводу можно лишь заметить, что опыт давно показал: обещание «свободы от идеологии» при изучении общества является верным признаком идеологической предубежденности и ангажированности такого исследователя.

Второй порок. Методология архитекторов «нового мирового порядка» основана на принципе крайнего индивидуализма.

В изображении теоретиков глобализации человечество предстает как конгломерат автономных индивидов, лишенных не только представлений о каких-либо нормах этики, но и национальных, и религиозных характеристик. Народы и культуры, этносы и цивилизации сознательно выводятся за скобки исследований. И происходит это по той причине, что любые национальные и культурные особенности являются для глобализаторов лишь досадной помехой. Немецкий ученый Э. Гэртнер верно заметил: «Народы как действующая сила представляют собой для Римского клуба, для Киссинджера и для Трехсторонней комиссии только источник опасности, угрожающий их мировой системе».

Такое упорное игнорирование очевидных реальностей преследует дальнюю цель – поставить под сомнение суверенитет народов над их территорией и ресурсами. В конечном счете глобализаторы стремятся изменить само представление о праве владения, ведь они намереваются поставить под свой контроль ресурсы всего мира.

Третий порок. Методология подхода к поиску равновесия капиталистической системы хозяйствования.

До сего времени стабильность Запада обеспечивалась широкомасштабным перераспределением ресурсов и отходов, для чего использовались, как «буферные емкости», страны «третьего» мира. Но в последнее время осуществлять такое перераспределение вопреки воле народов становится все труднее. Вследствие этого мы можем наблюдать важный мировоззренческий сдвиг в идеологии глобализации. На наших глазах происходят отказ от демократии и обоснование диктатуры – и все это под лукавым лозунгом «сохранения международной стабильности и мира».

Так, один из докладчиков Римского клуба Э. Ласло прямо говорит о «глобальной системе», управляемой «благотворительной диктатурой технократической элиты». Ему вторит соавтор второго доклада Римскому клубу Э. Пестель: «Два важных института нашей западной демократии, парламентская демократия и социальное свободное рыночное хозяйство, страдают известной слабостью – они способны реагировать преимущественно лишь краткосрочно».

Антидемократический пафос второго доклада был настолько неприкрытым, что в Германии, например, пресса так прокомментировала этот доклад: «За отсутствием благоразумия мировой план требует диктатуры, чтобы функционировать. И поэтому… для политики он не приносит пользы, поскольку в качестве решения может предложить лишь войну».

Идея замены демократии на диктатуру элиты – не случайная оговорка. Это, если можно так выразиться, credo – символ веры идеологов глобализации. Еще в 1970 году один из главных архитекторов глобального мира З. Бжезинский в своей работе «Между двумя эпохами. Американская роль в технотронную эру» сформулировал две принципиально важные идеи: о необходимости замены нынешней западной демократии господством элиты и о создании наднациональной власти путем объединения элит ведущих государств мира. Это должно привести к «постепенному появлению все более контролируемого и направляемого общества».

Фактически Бжезинский публично провозгласил, что западная демократия становится тормозом для глобалистов на пути установления «нового мирового порядка». При этом Бжезинский выразился предельно откровенно: «Освобожденная от сдерживающего влияния традиционных либеральных ценностей, элита не будет колебаться при достижении своих политических целей, применяя новейшие достижения современных технологий для воздействия на поведение общества и удержания его под строгим надзором и контролем». Если это не новая версия жесточайшего «технотронного тоталитаризма», то что?

Яснее всего методологическая порочность и аморальность идеологии глобализации видны в концепции «золотого миллиарда» – новой расы господ, которую составит население ведущих капиталистических стран. Независимо, заметим, от нравственного, культурного и умственного уровня своего развития.

Ж. Аттали, например, формулирует тезис о грядущей судьбе «золотого миллиарда» совершенно недвусмысленно. «В грядущем новом мировом порядке, – говорит он, – будут и побежденные и победители. Число побежденных, конечно, превысит число победителей. Они будут стремиться получить шанс на достойную жизнь, но им, скорее всего, такого шанса не предоставят. Они окажутся в загоне, будут задыхаться от отравленной атмосферы, а на них никто не станет обращать внимания из-за простого безразличия. Все ужасы XX столетия поблекнут по сравнению с такой картиной».

Чтобы подготовить мировое общественное мнение к этой новой форме беспощадного апартеида, в культуру Запада долгие годы массированно и целенаправленно внедряется двойной стандарт: человечество недвусмысленно разделяется на «избранных» и «остальных». Учитывая эту тревожную тенденцию, в процессах глобализации некоторые ее противники видят не что иное как возникновение репрессивных структур глобального фашизма. Новая раса господ – «золотой миллиард» – сплачивается и создает соответствующие институты для предупреждения угрозы «революции бедных».

Для такого вывода, увы, есть серьезные основания. Многие эксперты предупреждают нас, что в современном неолиберализме произошло соединение некоторых «родовых признаков фашизма». Среди них:

отказ от свободного рынка в отношениях с «чужими», ориентация на административно-командные рычаги глобального, всемирного «генерального плана»;

потребность в создании особой высшей расы – «золотого миллиарда»;

замена естественного, традиционного языка неолиберальным «новоязом» с полностью искаженным смыслом ключевых понятий и слов.

«Добреет» ли капитал?

И на Западе, и у нас очень много говорят и пишут о том, что в течение ХХ века, и особенно во время начавшейся после Второй мировой войны фазы глобализации, капитализм радикально переменил свою природу. Он-де утратил свой хищнический эксплуататорский характер, обратился лицом к человеку, удовлетворению его потребностей, все больше и больше служит «общему благу». В доказательство ссылаются на благосостояние, в котором буквально купается население стран «золотого миллиарда». Немножко терпения, выдержки – и капитализм во всем мире окончательно обретет «человеческое лицо», «поделится» своими благами с теми, кто в них нуждается, все так будут жить.

Призывы потерпеть мы часто слышали от гайдаров, чубайсов, грефов и прочих «реформаторов». Но, что греха таить, порой даже представители российской патриотической среды проводят принципиальную грань между отвратительным и антинародным «диким» капитализмом, который навязан России ельцинским режимом, и капитализмом «цивилизованным» – скандинавского образца, который едва ли уже не полностью превратился в «рыночный социализм». С первым будем-де всеми силами бороться, а пришествие второго – от всей души приветствовать.

Что тут сказать? Капитализм по многим параметрам, действительно, уже не тот, каким был в начале XX века. Но почему? В этом стоит внимательно разобраться.

Ленин в свое время отмечал наличие в России, как, впрочем, и в любой другой капиталистической стране, двух разновидностей капитала: демократического («народнического») и черносотенного («октябристского»). Хочется максимально полно процитировать выдержку из его письма А. М. Горькому от 3 января 1911 года, это имеет самое непосредственное отношение к нашей теме.

«…Кроме как в росте капитализма, – пишет Ленин, – нет залога победы над ним. Ни одной реакционной меры вроде запрещения трестов, ограничения торговли и т. п. марксисты не защищают. Но каждому свое: Хомяковы и К° пусть строят железные дороги через Персию, пусть посылают Ляховых (Н. А. Хомяков – крупный помещик, государственный деятель, один из организаторов колониальной политики царизма на Востоке. В. П. Ляхов – полковник, участвовал в подавлении национально-освободительного движения в Иране. – Г. З.), а марксистов дело – перед рабочими обличать. Жрет-де и сожрет, душит и задушит, сопротивляйтесь.

Сопротивление колониальной политике и международному грабежу путем организации пролетариата, путем защиты свободы для пролетарской борьбы не задерживает развитие капитализма, а ускоряет его, заставляя прибегать к более культурным, более технически высоким приемам капитализма. Есть капитализм и капитализм. Есть черносотенно-октябристский капитализм и народнический капитализм…

Международный пролетариат теснит капитал двояко: тем, что из октябристского превращает его в демократический, и тем, что, выгоняя от себя капитал октябристский, переносит его к дикарям. А это расширяет базу капитала и приближает его смерть. В Западной Европе уже почти нет капитала октябристского; почти весь капитал демократический. Октябристский капитал из Англии, Франции ушел в Россию и в Азию. Русская революция и революции в Азии = борьба за вытеснение октябристского капитала и за замену его демократическим капиталом. А демократический капитал = последыш. Дальше ему идти некуда. Дальше ему капут».

Последний вывод и по сей день остается теоретически безупречным. Другой вопрос, как и каким способом осуществляется это предвидение. Здесь нет и не может быть автоматизма. Возможны варианты. Но в этом нет ничего необычного, ибо, как сказал Герцен, «подчиняясь одному закону, железо падает, а пух летит».

Капитал действительно цивилизуется, но лишь постольку, поскольку сталкивается с возрастающим сопротивлением, ведь против него ведется борьба. А обретение капиталом «человеческого лица» в метрополиях прямо связано с глобализацией и еще более кровно – с глобализмом, с переносом наиболее жестоких и бесчеловечных форм эксплуатации из метрополий в колонии и зависимые страны.

Капитал сумел в известной мере приспособиться к изменившимся условиям, пошел на заметные уступки требованиям рабочего класса. Он вынужден был считаться с необходимостью развития системы социальной защиты людей труда, не забывая, конечно, в первую очередь о своих собственных интересах. Но, констатируя эти перемены, не следует забывать и о том, что сделал он это вовсе не добровольно. Изменившиеся условия – это прежде всего результат победы Октябрьской революции в России и порожденный ею мощный всплеск борьбы трудящихся во всем мире за свои экономические, социальные и политические права.

Столкнувшись с возрастающим социальным протестом и экономическим кризисом, капитал имел и на практике опробовал два альтернативных варианта действий. Наиболее рельефно эта альтернатива выявилась в ходе мирового экономического кризиса конца 20-х – начала 30-х годов прошлого века. Тогда в США президентом Ф. Рузвельтом был провозглашен «новый курс», а Гитлер приступил к насаждению «нового порядка» – сначала в Германии, а затем и во всей Европе.

Между этими путями были существенные различия по форме, но было и много общего по содержанию. Оба они – прямая реакция на радикальное изменение мирового соотношения сил труда и капитала в результате победы Октябрьской революции. В то же время оба пути основаны на усилении государственного вмешательства в экономику и оба доказали свою эффективность с точки зрения функционирования капитала. Но Рузвельт ориентировался на компромисс и уступки трудящимся, Гитлер – на «закручивание» гаек. В обоих случаях уступки «своему» рабочему классу были компенсированы усилением эксплуатации в других сферах. И, наконец, главное: оба правителя выражали, каждый на свой лад, стремление различных империалистических группировок того времени к мировому господству – фактически отстаивали свой вариант глобализации. Поэтому они не могли не схлестнуться в смертельной схватке.

Но примечательно, что историческая инициатива была уже не в руках капитала. Какой путь возобладает – это решал уже не сам капитал, а победивший в России социализм. Именно Советский Союз своим могучим вкладом в победу над гитлеровской Германией зачеркнул фашистскую альтернативу развития мирового капитализма. Так наше Отечество еще раз решающим образом повлияло на ход Истории в мировом масштабе и спасло планету от страшной беды – победы черносотенного, фашистского капитала. Поэтому в том, что капитализм обрел в некоторых странах «человеческое лицо», никакой его заслуги нет. Это целиком заслуга социализма, служившего реальным экономическим, политическим и моральным противовесом капитализму.

Сегодня, когда противовес ослаб, фашистская альтернатива вновь подняла голову, пытается встать во весь рост. Приметы тому можно видеть повсюду, и в первую очередь в нарастании агрессивности мирового империализма в экономике и политике. Капитал возвращается на круги своя.

Все это доказывает, что классический марксистско-ленинский анализ фундаментальных тенденций развития капитализма нисколько не устарел. Особенную актуальность в нынешних условиях приобретает задача современного, творческого прочтения ленинской теории империализма. Именно она поможет глубже понять суть глобализации как комплексного исторического процесса со своими внутренними закономерностями и отличительными чертами.

Родимые пятна империализма

В написанной в 1916 году работе «Империализм как высшая стадия капитализма» Ленин отнес к числу родовых черт империализма пять главных признаков:

1. Концентрация производства и рост монополий.

2. Сращивание банковского капитала с промышленным и образование в результате этого синтеза финансового капитала.

3. Вывоз капитала, приходящий на смену вывозу товаров.

4. Раздел мира между империалистическими державами и начало борьбы за его передел.

5. Паразитизм и загнивание капитализма на его империалистической стадии.

Рассмотрим их применительно к нынешнему положению дел.

Первый признак. Концентрация производства и рост монополий – такова первая родовая черта империализма.

«Громадный рост промышленности и замечательно быстрый процесс сосредоточения производства во все более крупных предприятиях являются одной из наиболее характерных особенностей капитализма» в его высшей империалистической стадии, пишет Ленин. На протяжении XX столетия эта черта современного империализма проявлялась все более выпукло, приобретая поистине грандиозные масштабы.

Даже крупнейшие мировые монополии, достигшие, казалось бы, пределов роста, тем не менее продолжают расширяться и укрупняться. Сейчас процесс концентрации производства и роста монополий перешел в новое качество. В целях повышения эффективности производства монополии используют и жесткое централизованное планирование, и решительное административное регулирование, и комплексное социальное обеспечение работников.

Но главное в том, что, присваивая себе функции, изначально свойственные государству, современные ТНК приобретают все более зримые черты суверенности, до сего момента свойственные только исторически сложившимся национальным государствам. Они изо всех сил рвутся стать субъектами международного права, стремятся узаконить силовые структуры, заводя под вывеской служб безопасности собственные армию и полицию, пытаются под разными личинами внедриться в международные политические организации.

Такая тенденция грозит радикальной дестабилизацией всей мировой политической системы. Если в предыдущие эпохи главными субъектами мировой истории были народы и государства, ими созданные, то «новый мировой порядок» предполагает совершенно иную глобальную структуру управления.

По мысли его архитекторов, новая глобальная конструкция должна опираться на гигантские транснациональные корпорации, действующие на основе принципов финансово-экономической эффективности. Именно они составят тот узкий круг новых хозяев мира, которые придут на смену «старомодным» государствам с их традиционными ценностями суверенитета, национальной независимости, культурной самобытности и исторической преемственности.

Мир переживает новую эпоху завоеваний, которая пришла на смену колониальной. Но если прежде в качестве главных завоевателей выступали государства, то теперь ими стали предприятия-конгломераты, частные промышленные и финансовые группы, которые претендуют на роль вершителей судеб мира. Никогда их круг не был столь малочисленным и столь могущественным.

Второй признак. Концентрация капитала и образование финансового капитала в результате сращивания банковского капитала с промышленным.

«Развитие капитализма дошло до того, что главные прибыли достаются "гениям" финансовых проделок, – пишет Ленин. – Банки перерастают из скромной роли посредников во всесильных монополистов, распоряжающихся почти всем капиталом всей совокупности капиталистов, превращающих тысячи и тысячи раздробленных хозяйств в единое общенациональное капиталистическое, а затем и всемирно-капиталистическое хозяйство. Получается перерастание банков в учреждения поистине универсального характера».

Здесь Ленин предсказал одну из важнейших черт современной глобализации – господство финансового капитала, полностью подчинившего себе капитал промышленный, производительный. На протяжении прошедшего столетия значение банков как финансовых регулировщиков мирового хозяйства постоянно возрастало. А с внедрением в эту область компьютеров и появлением глобальных информационных сетей спекулятивный капитал прочно занял господствующие позиции практически во всех сферах человеческой деятельности. Процесс глобализации финансовых рынков также ускорился. Теперь колебания обменных курсов, процентных ставок и курсов акций в различных странах теснейшим образом взаимозависимы. Любые изменения в одном сегменте рынка сотрясают всю систему.

К началу нового столетия этот процесс, как и процесс концентрации производства в рамках THK, перешел в новое качество. Оно характеризуется прежде всего самодостаточностью крупнейших международных финансовых групп. Деньги начинают воспроизводить сами себя, минуя товарную стадию. Виртуальные финансовый и фондовый рынки значительно ускоряют такие процессы.

Третий признак. Масштабный вывоз капитала.

«Для старого капитализма, – утверждает Ленин, – типичен был вывоз товаров. Для новейшего капитализма, с господством монополий, типичным стал вывоз капитала. Для стран, вывозящих капитал, почти всегда получается возможность приобрести известные "выгоды", характер которых проливает свет на своеобразие эпохи».

Этот признак сегодня еще актуальнее, чем в 1916 году. Вывоз капитала с развитием процессов экономической глобализации возрос многократно. Более того, с ростом могущества транснациональных корпораций он стал едва ли не важнейшей составляющей их финансового благополучия.

В новой глобальной финансовой системе переброска огромных капиталов с континента на континент стала минутным делом. Сегодня гигантские капиталы с легкостью перемещаются по всей планете, обретя, благодаря информационным сетям, невиданную мобильность. И оседают эти капиталы зачастую очень далеко от своих хозяев.

Тем не менее, есть в этом, на первый взгляд хаотическом, движении некоторая закономерность. Если следовать логике ленинского рассуждения, то, ответив на вопрос, какую главную выгоду преследуют современные экспортеры капитала, мы сумеем понять, в чем состоит своеобразие нынешней эпохи.

Вообще-то ответ на этот вопрос известен. Многие ученые-экономисты еще в советское время отмечали, что вывозимый ТНК капитал вкладывается в мировую экономику не абы как, а с ясным намерением в кратчайшие сроки сформировать качественно новую глобальную схему международного разделения труда. После распада СССР этот процесс заметно ускорился. Сегодня видно, что главная особенность такой схемы в том, что весь мир оказывается поделенным на несколько специализированных и неравноправных экономических зон.

Первая зона включает в себя высокоразвитые страны Запада и их стратегических партнеров – таких, как Япония. Их население в совокупности и составляет знаменитый «золотой миллиард». Это своего рода метрополия новой глобальной колониальной империи, где будут сосредоточены основные органы власти и управления. В нее войдут «высокоорганизованные пространства», где «власть измеряется количеством контролируемых денег», ставших «единым эквивалентом, универсальной мерой всякой вещи».

Именно такую картину рисует нам один из главных идеологов глобализации и «нового мирового порядка» Жак Аттали в книге «Линии горизонта». По его прогнозам, в этом новом мире «наиболее ценной собственностью станет гражданство в пространстве доминирующих стран», которое «станет предметом купли-продажи на свободном рынке паспортов».

Но высочайший уровень потребления, предусмотренный архитекторами НМП для «золотого миллиарда», требует огромного объема производства товаров и услуг. Подавляющая часть этой индустрии будет сосредоточена в так называемой «технологической зоне». В нее, по мысли стратегов глобализации, должны войти страны «второго эшелона», которые будут исполнять роль сырьевых резервуаров и сборочных цехов, обеспечивающих необходимое качество жизни обитателям «высокоорганизованных пространств».

Наконец, в третью зону глобального разделения труда войдут «экономически неперспективные» регионы, на территории которых страны «золотого миллиарда» не имеют сколь-либо значительных финансовых интересов. Они будут предоставлены сами себе – но ровно настолько, насколько эта свобода не затронет сложившуюся систему мироустройства.

В этом случае главной опасностью для мировой стабильности станут угрозы благополучию Запада со стороны периферийных «низкоорганизованных пространств», чье нищее население, загнанное в финансово-экономическое гетто, станет вечным вызовом прочности и эффективности «нового мирового порядка». Нейтрализовать эти угрозы архитекторы НМП намерены с помощью глобальной военно-политической диктатуры.

Таким образом, основная выгода современных экспортеров капитала заключается в «ползучем» завоевании контроля над мировой экономикой и установлении на этой основе новой глобальной схемы международного разделения труда.

Это, кстати, хорошо заметно по иностранным инвестициям в российскую экономику. Давайте посмотрим, куда вкладывает Запад свои деньги? Какие области нашей экономики он стимулирует? И какие цели при этом преследует?

В самих по себе иностранных инвестициях ничего плохого нет. Если они вкладываются в реальный сектор экономики и помогают решать проблемы социально-экономического развития России, их можно только приветствовать. Действительность, к сожалению, далека от этой идеальной схемы. Десять лет практически «бесконтрольного» развития в России «дикого рынка» позволяют уверенно утверждать: западные инвестиции группируются по трем основным направлениям.

Подавляющая часть их направляется для участия в финансовых спекуляциях. В этой области крутятся огромные, даже по западным меркам, деньги. Так, например, вложения западных инвесторов в мошенническую пирамиду ГКО составляли десятки миллиардов долларов. И играли на рынке ГКО не какие-нибудь маргиналы-аферисты, а крупнейшие западные банки и финансовые компании. Только «Дойче банк» вложил в ГКО до 40 % своих активов. Среди других крупных участников этой аферы такие всемирно известные имена как «Чейз Манхэттен банк», «Мэррил Линч», «Соломон бразерз» и многие другие.

Результат таких «инвестиций» хорошо известен: крушение в 1998 году рубля, четырехкратный рост курса доллара и, соответственно, внешнего долга России, едва ли не полная утрата финансовой независимости страны и углубление внутреннего экономического кризиса.

Второе направление западных инвестиций — сырьевые отрасли российской промышленности. Все они так или иначе направлены на то, чтобы создать исправно работающий, под западным контролем, механизм перекачки дешевого российского сырья в страны «золотого миллиарда».

Сейчас самыми доходными статьями российского экспорта являются нефть, газ, нефтепродукты, каменный уголь, черные и цветные металлы, круглый лес и пиломатериалы. В совокупности эти виды сырья приносят львиную долю доходов от российской внешней торговли.

Запад сделает все, чтобы упрочить эту тенденцию. Ведь если взять разведанные природные ресурсы в США, то в денежном эквиваленте их, по оценке специалистов, приходится по 16 тысяч долларов на одного человека, в Европе – по 6 тысяч долларов, тогда как в России – по 160 тысяч долларов.

Третье направление иностранных инвестиций – финансирование процессов сокращения российских вооружений и расширения вредных производств, наподобие радиоактивных могильников, а также некоторых предприятий химической промышленности. Здесь западные интересы столь очевидны, что какие-либо комментарии просто излишни.

В целом можно вполне обоснованно утверждать, что главной целью иностранных инвестиций в российскую экономику является стремление как можно крепче привязать нашу страну к «мировой экономической системе» и включить ее в новую глобальную схему международного разделения труда в качестве сырьевого донора и технологического придатка стран «золотого миллиарда».

Четвертый признак. Раздел мира и борьба за передел поделенного.

«Эпоха новейшего капитализма показывает нам, – пишет Ленин, – что между союзами капиталистов складываются известные отношения на почве экономического раздела мира, а рядом с этим, в связи с этим между политическими союзами, государствами, складываются известные отношения на почве территориального раздела мира, борьбы за колонии, борьбы за хозяйственную территорию».

Это ленинское наблюдение и по сей день не устарело. Однако набирающая скорость глобализация всех областей человеческой деятельности – экономики и политики в числе первых – наложила печать на характер нынешнего этапа борьбы за передел поделенного.

Разрушение СССР и последовавший затем распад мировой системы социализма спровоцировали новый передел мира, основным содержанием которого стали глобальная экспансия мирового империализма во главе с США и, как закономерное следствие такой экспансии, перетекание политической власти из легитимных структур – правительств суверенных государств – в руки неформальных лидеров мировой экономики, группирующихся вокруг закрытых элитарных международных организаций, наподобие Бильдербергского клуба или Трехсторонней комиссии.

Сегодня мировая финансовая элита вплотную приблизилась к обретению политической власти в невиданных ранее масштабах. Главная опасность такого положения дел в том, что править миром собираются люди, никем на это не уполномоченные, никем не избранные, зачастую вообще мало кому известные, не связанные никакими публичными обязательствами и не предъявившие обществу никаких программ, по которым можно было бы судить об их истинных намерениях.

Пятый признак. Паразитический характер и загнивание империализма, то есть торможение научно-технического прогресса и развития производительных сил.

«Империализм, – пишет Ленин, – есть громадное скопление в немногих странах денежного капитала, достигающего, как мы видели, 100–150 миллиардов франков ценных бумаг. Отсюда – необычайный рост класса или, вернее, слоя рантье, т. е. лиц, живущих «стрижкой купонов», – лиц, совершенно отделенных от участия в каком бы то ни было предприятии, – лиц, профессией которых является праздность. Вывоз капитала, одна из самых существенных экономических основ империализма, еще более усиливает эту полнейшую оторванность от производства слоя рантье, налагает отпечаток паразитизма на всю страну, живущую эксплуатацией труда нескольких заокеанских стран и колоний».

В сущности никакого качественного перелома в развитии мирового империализма за минувшие сто лет не произошло.

Весьма характерен конкретный механизм, с помощью которого «золотой миллиард» обеспечивает для себя односторонние преимущества, возможность процветать за счет остального мира: насаждение двойственных экономических порядков, одного – для себя, второго – для других. Только все это ныне скрыто от простого взгляда и хитроумно камуфлируется. Таким образом формируются страны-господа и страны, их обслуживающие.

Однако концентрация капитала и обобществление труда объективно подрывают рыночные отношения в сфере крупного производства. Современный мир отличает глобальное регулирование мировой экономики, глобальные налоги, снятие государственных барьеров на пути движения свободного капитала, подчинение всех стран универсальному порядку, диктуемому Международным валютным фондом, который определяет политику не только на мировых рынках, но и в отдельных государствах. Навязывается бюрократическая организация экономики в интересах глобальной элиты, для которой существуют только ее собственные групповые интересы и потребности, а остальной мир рассматривается как средство их удовлетворения. Все эти проявления исключают рынок и свободную конкуренцию.

Высшая стадия империализма

В странах «ядра» капитализма – США, Японии, ведущих европейских государствах – идут процессы централизации, продолжается формирование разветвленных механизмов государственного регулирования, включая обеспечение передовых достижений научно-технического прогресса, освоение технологий планирования и долгосрочного прогнозирования, усложнение структуры управления.

В самых наукоемких и высокотехнологичных отраслях, определяющих экономический рост и составляющих основу современного технологического способа производства – авиастроении, ракетно-космических технологиях, телекоммуникациях, ядерной энергетике, газовой промышленности – уже нет свободной конкуренции частных собственников. Практически везде есть конкуренция наднациональных и государственных структур, финансирующих значительную часть научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ, частных фирм, которые осваивают наиболее перспективные технологии, формируют стратегию развития и воздействия на процессы конкуренции.

То есть на передовых направлениях экономического роста происходят такие тенденции мощной концентрации капитала, государственной власти и интеллекта, что говорить о свободном рынке просто несерьезно.

Одновременно остальному миру навязывается ультралиберальная модель, а по сути – режим управляемого хаоса, чтобы скрыть механизм неэквивалентного обмена, посредством которого «золотой миллиард» эксплуатирует периферию. Этот механизм опирается на диспаритет цен, концентрацию и удержание развитыми странами интеллектуальной ренты, долговую зависимость.

То есть в сфере крупного производства рыночные, товарно-денежные отношения технологически изжиты. Однако они насильственно навязываются «золотым миллиардом» угнетенным странам для обеспечения механизмов неэквивалентного обмена или, попросту говоря, ограбления.

«Свободный рынок» уже не естественная стихия, необходимая для развития экономики. Теперь он являет собой специальный инструмент эксплуатации периферии. В глобальном масштабе рынок превратился в свою противоположность. Из сферы, где «по идее» должны обмениваться эквиваленты, он превратился в сферу, обеспечивающую неэквивалентный обмен.

Ленинский тезис об империализме как загнивающем капитализме сегодня стал предметом бесчисленных шуточек эстрадных юмористов. В самом деле, не смешно ли говорить о каком-то загнивании на фоне охватившей Запад лихорадочной потребительской гонки? Но при внимательном рассмотрении оказывается, что капитал неуклонно загоняет производительные силы человечества в тупик.

Общеизвестно явление, когда монополии скупают патенты на различные технические изобретения не за тем, чтобы внедрить их в производство, а с прямо противоположной целью. Такая практика продолжается и поныне. Но дело не только в том, что патенты кладутся под сукно. А в том, что атмосфера бешеной гонки по прямой неблагоприятна для поиска иных направлений развития производительных сил. И тому есть глубокие причины, заложенные в природе капитала.

Капитал есть «предмет» бескачественный. Количество – это и есть его единственное качество. Поэтому капитал не знает никакой иной формы своего развития, кроме линейного количественного возрастания. Миллион долларов – хорошо, миллиард – еще лучше, а триллион – вообще прекрасно.

Постоянный выход за любую достигнутую на данный момент границу Гегель называл дурной бесконечностью. Стремление к такой бесконечности есть, по сути, не прогресс и не развитие, а механическое приписывание нулей к единице. И беда, когда такого рода «развитие» искусственно навязывается органическим системам – общественным и природным, которые не знают чисто количественного развития, отделенного от качественного совершенствования.

Капитализм, доминирующий сегодня на большей части земного шара, внешне почти неузнаваемо преобразился за пять веков существования, но сохранил, тем не менее, в неприкосновенности свои главные, сущностные определения.

«Производство вообще» как вечная и естественная предпосылка человеческой жизни по-прежнему выступает в конкретно-исторической форме производства стоимости и прибавочной стоимости – капитала, который по сути своей не имеет внутренней качественной меры и стремится лишь к бесконечному количественному возрастанию.

Именно данный ключевой момент – подчинение производства разнокачественных человеческих благ, материальных и духовных потребительных стоимостей чисто количественным законам производства прибыли, то есть меновой стоимости, вытекающая отсюда роль денег как господствующей меры всех вещей и отношений определяет лицо капиталистического способа производства, всю сопутствующую ему систему базисных и надстроечных ценностей, приоритетов и целей, мотивов экономического и социального поведения.

Они заключаются в том, что:

богатство общества отождествляется в первую очередь с «огромным скоплением товаров» (К. Маркс), полезных лишь постольку, поскольку они способны принять денежную форму;

общественный прогресс отождествляется соответственно с бесконечным умножением количества и разнообразия товаров;

производство рассматривается прежде всего как всеобщая эксплуатация физических и интеллектуальных сил человека, ресурсов природы. Господствует принцип: «Что возможно теоретически, то непременно должно быть реализовано практически»;

эффективность производства оценивается преимущественно в категориях количества, без учета качественной стороны дела – текущих социальных издержек, а также возможных последствий для окружающей среды и жизни будущих поколений;

человек выступает как изолированный «социальный атом», частный собственник, находящийся в состоянии вечной «войны всех против всех»;

естественной ареной и условием человеческого существования признается рынок – товаров, рабочей силы, капиталов, идей и т. д.

Все эти специфические особенности резко отличают капитализм от предшествующих ему общественно-экономических формаций.

«У древних, – писал К. Маркс, – мы не встречаем ни одного исследования о том, какая форма земельной собственности и т. д. является самой продуктивной, создает наибольшее богатство. Богатство не выступает как цель производства… Исследуется всегда вопрос: какой способ собственности обеспечивает государству наилучших граждан?» С Марксом солидарен и Макс Вебер, по выражению которого капиталистическая погоня за прибылью как самоцель «противоречит нравственным воззрениям целых эпох».

Отделив, впервые в мировой истории, цели производства от целей человека, капитализм оказал исключительное революционизирующее воздействие на развитие производительных сил, становление мировой системы хозяйства. Но с каждым новым рывком вперед в этой области одновременно выходят на новый уровень и противоречия капиталистической системы.

Об этом наглядно свидетельствует период после Второй мировой войны, когда за счет мобилизации и нещадной эксплуатации материальных, трудовых и духовных ресурсов большей части земного шара группа развитых капиталистических стран вступила в стадию так называемого потребительского общества. На этой стадии максимизация массового потребления становится не менее важным условием функционирования капитала, чем максимизация производства.

Анализируя суть произошедшей перемены, крупнейший советский философ М. А. Лифшиц писал: «Было время, когда своеобразие капитализма по отношению к другим способам производства, более ограниченным целями потребления, ясно выражалось в ускоренном развитии производства средств производства. Теперь магнитная стрелка прибыли охотно поворачивается в другую сторону, что привело к некоторому изменению структуры конечного продукта промышленности. В поисках еще не исчерпанных источников жизни капиталистическое общество как бы вернуло свое внимание производству предметов потребления… Но так как основной принцип капиталистического строя остался неизменным, то не может быть и речи о производстве для человека, которое определялось бы его действительными потребностями, взятыми с общественно полезной точки зрения в данных исторических рамках. Парадокс заключается в том, что, обратившись на новой технической ступени к сфере потребления, где более важную роль играет природная, качественная сторона, капитал так же безразличен к содержанию дела и так же захвачен духом безграничного возрастания стоимости, как всегда. При самом лучшем качестве исполнения полезность предмета может быть совершенно фиктивной или даже отрицательной величиной – все равно массовая продукция, определяемая бизнесом, догонит вас и будет навязана вам всей обстановкой жизни».

Речь идет, по сути, о новой форме принуждения к сверхинтенсивному труду, о новейшем способе функционирования капитала, находящего источник прибыли в постоянном переформировании вкусов потребителя. Потребление, как и все стороны общественного бытия при капитализме, фетишизируется. Из естественной функции человеческого организма оно превращается в особый ритуал, в новую «священную обязанность» индивида, от ревностного исполнения которой целиком зависит его социальный статус.

Принуждение к труду выступает, таким образом, в невиданной парадоксальной форме принуждения к потреблению, которое осуществляется разнообразными средствами манипуляции, в первую очередь при помощи рекламы, навязывающей человеку все новые и новые виды потребностей в материальной и духовной сферах.

Искусственный, а часто и извращенный, характер потребностей становится скорее нормой, чем исключением, поскольку «новизна ради новизны» превращается в главное потребительное свойство товара, отодвигающее на задний план объективную ценность любого предмета.

Для внешнего наблюдателя, не включенного в подобную систему отношений, принуждение к потреблению кажется вещью совершенно непостижимой и, во всяком случае, куда более привлекательной, чем нужда и недопотребление. В последнем он, разумеется, прав. Капитализм впервые в истории создает объективные предпосылки для ликвидации голода и нищеты. Но делается это в такой форме, которая означает еще большее углубление отчужденного характера капиталистических общественных отношений. Это констатируется всеми сколько-нибудь серьезными и честными мыслителями, каких бы политических и философских взглядов они ни придерживались.

Э. Фромм, например, начинает свою «Революцию надежды» следующим характерным пассажем: «Призрак бродит среди нас, но ясно видят его лишь немногие. Это не прежний призрак коммунизма или фашизма. Этот новый призрак – полностью механизированное общество, нацеленное на максимальное производство материальных благ и их распределение, управляемое компьютерами. В ходе его становления человек, сытый и довольный, но пассивный, безжизненный и бесчувственный, все больше превращается в частицу тотальной машины. С победой нового общества исчезнут индивидуализм и возможность побыть наедине с собой; чувства к другим людям будут задаваться человеку с помощью психологических и прочих средств или же с помощью наркотиков».

Индивидуальная свобода все более утрачивает свое действительное содержание и низводится до возможности выбирать среди сотен и тысяч беспрерывно меняющихся, но фактически идентичных видов одного и того же товара (кандидата в президенты, телесериала, продукта масскультуры и т. п.) в заранее заданных жестких рамках. Однако даже этот суррогат свободы для меньшинства по-прежнему опирается на возрастающую несвободу большинства. Сверхпотребление «золотого миллиарда», проживающего в господствующих капиталистических странах, базируется на хроническом недопотреблении, относительном и абсолютном обнищании большей части населения Земли.

Империализм тормозит общественное развитие. Причем самыми изощренными способами.

Во-первых, культивирует и воплощает на практике теории «пределов роста», «нулевого роста» и т. д. Конечно, для «периферии», не для себя.

Во-вторых, искусственно консервирует рыночную стихию, насильственно навязывая ее эксплуатируемым странам, как средство сдерживания их развития.

В-третьих, капитализм по-прежнему подчиняет производство вещей производству прибавочной стоимости и тем самым удерживает его в прежних качественных границах, то есть в рамках линейного количественного роста. А это явный тупик с точки зрения социальной и экологической.

Наконец, в-четвертых, препятствует развитию подлинной свободы и самодеятельности человека. Тормозит развитие личности как главного и, по сути, единственного общественного богатства.

Итак, следуя ленинской логике, «новый мировой порядок» как конечную цель глобализации можно назвать высшей стадией империализма. По сравнению с классическим империализмом он имеет ряд особенностей. Эти особенности характеризуют его «генетическую» связь с предыдущими историческими формами существования капитализма и в то же время подчеркивают новые черты.

Основные признаки «нового мирового порядка», то есть империализма эпохи глобализации, можно сформулировать так:

1. Окончательное порабощение капитала производственного, промышленного капиталом финансовым, спекулятивным, ставшим самодостаточным и получившим возможность к воспроизводству, минуя товарную стадию.

2. Превращение рыночных отношений в искусственно культивируемый механизм обеспечения неэквивалентного обмена. В оболочку, за которой скрывается внеэкономическое принуждение, ограбление целых стран и народов.

3. Закрепление новой глобальной модели «международного разделения труда», многократно усугубляющей несправедливость, вопиющее социальное неравенство в планетарных масштабах.

4. Бурный рост политического влияния транснациональных корпораций и финансово-промышленных групп, претендующих на неограниченный суверенитет и правосубъектность в системе международных отношений.

5. Утрата национальными правительствами контроля над процессами, происходящими в мировой экономике. Ревизия фундаментальных норм международного права, направленная на отказ от понятия государственного суверенитета и создание структур глобальной власти – пресловутого мирового правительства.

6. Информационно-культурная экспансия как форма агрессии и разрушения традиционных ценностей. Духовная унификация на самом низком примитивном уровне.

7. Паразитарный характер. Основные выгоды от внедрения высоких технологий и объединения ресурсов транснациональные корпорации используют лишь в своих интересах, обрекая остальной мир на неизбежные нищету и деградацию.

8. Загнивание и качественное торможение технического прогресса.

В последнее время некоторые отечественные ученые-марксисты говорят о том, что современная эпоха глобализации подтверждает известный прогноз К. Каутского о возможности вступления капитализма в фазу «ультраимпериализма», которая, как писал он, «поставит на место борьбы национальных финансовых капиталов между собой общую эксплуатацию мира интернационально-объединенным финансовым капиталом». Это, по мысли Каутского, могло бы «создать эру новых надежд и ожиданий в пределах капитализма». Например, привести человечество к миру и разоружению.

Ленин тогда же показал полную несостоятельность подобных надежд. Однако он не отрицал, что, исходя из общей тенденции, ультраимпериалистическая фаза возможна: «Не подлежит сомнению, что развитие идет в направлении к одному-единственному тресту всемирному, поглощающему все без исключения предприятия и все без исключения государства». Но при этом подчеркивал, что «развитие идет к этому при таких обстоятельствах, таким темпом, при таких противоречиях, конфликтах и потрясениях, – отнюдь не только экономических, но и политических, национальных и пр. и пр., – что непременно раньше, чем дело дойдет до одного всемирного треста, до «ультраимпериалистского» всемирного объединения национальных финансовых капиталов, империализм неизбежно должен будет лопнуть, капитализм превратится в свою противоположность».

Этот прогноз в принципе оправдывается, хотя и не без противоречий и зигзагов.

Модные ныне разговоры о глобализации как о «новой капиталистической революции» не имеют под собой оснований. Наоборот, налицо стремление капитала любой ценой, какими угодно средствами предотвратить и затормозить назревшие перемены, диктуемые современным уровнем развития производительных сил. Имеет место лишь количественное нарастание в социально-экономических рамках и условиях, остающихся по сути своей неизменными.

Эксплуатация и все сопутствующие ей противоречия капитализмом не преодолены, а лишь поменяли форму, перешли в иную плоскость. Если еще можно с известной долей условности говорить о некотором притуплении социально-классовых противоречий внутри общества «золотого миллиарда», то факт сильнейшего обострения тех же противоречий в международном плане налицо. Они просто оказались вытесненными в мировую политику и теперь разделяют мир по оси «богатый Север – нищий Юг» не менее радикально, чем раньше разделяли пролетария и его эксплуататора в масштабах отдельно взятой страны. Произошло не сглаживание, а глобализация противоречий капитализма.

И нарастание, и обострение этих противоречий не могли не привести к новой волне насилия – единственного, как выясняется, средства, с помощью которого империализм может отстаивать свои эгоистические интересы.

В начале ХХ века основоположники геополитики немецкий географ Фридрих Ратцель, шведский политолог Рудольф Челлен, французский географ Поль Видаль де ля Бланш, американский адмирал и военный историк Альфред Мэхэн, британский географ Хэлфорд Макиндер и другие сформулировали комплекс понятий, законов и концепций, которые и составляют предмет классической геополитики.

Вот важнейшие из них.

Одной из основ политики любого крупного государства является стремление к территориальной экспансии. Основатель немецкой школы геополитики Ратцель писал: «Государства на всех стадиях своего развития можно рассматривать как организмы, которые всегда сохраняют связь со своей почвой и поэтому должны изучаться с географической точки зрения. Как показывают этнография и история, государства развиваются на пространственной базе, все более сопрягаясь и сливаясь с ней, извлекая из нее все больше и больше энергии. Таким образом, государства оказываются пространственными явлениями, управляемыми и оживляемыми этим пространством… Государства вписываются в серию явлений экспансии Жизни, являясь высшей точкой этих явлений».

Ратцель считал пространственную экспансию государств естественным природным процессом, подобным росту живых организмов. Он сформулировал несколько законов пространственного роста государств. В соответствии с ними классическая геополитика провозглашает неизбежность, естественность и целесообразность расширения государственной территории. Согласно такой теории, новое пространство благотворно влияет на государственный организм, являясь ценным источником, из которого государственное чувство черпает новые силы и ресурсы. Именно Ратцель ввел в научный оборот знаменитое понятие «жизненного пространства», ставшее затем одним из основополагающих терминов фашистской геополитики.

«Природную» схему «естественного роста государств-организмов» систематизировал другой геополитик, шведский ученый Челлен, ярый пан-германист по своим политическим убеждениям. Именно он предложил называть геополитикой «науку о государстве как географическом организме, воплощенном в пространстве». Он же довел до логического конца экспансионистские идеи Ратцеля.

Жизнь государств, согласно Челлену, подчинена неумолимому закону борьбы за существование, который проявляется в борьбе за пространство. Оправдывая тягу Германии к завоеваниям, он еще в 1916 году писал: «Жизнеспособные государства, чье пространство ограничено, подчинены категорическому политическому императиву: расширять свою территорию путем колонизации, объединения или завоеваний различного рода».

Одним из важнейших законов функционирования и развития государства Челлен считал закон автаркии. Если в природе всякий организм самодостаточен, то таковым должен быть и государственный организм. А это означает, что государство не должно быть ни чисто индустриальным, ни чисто аграрным, дабы не попасть в зависимость от других держав.

Еще одна важная закономерность современной геополитики связана с именем крупнейшего немецкого политолога К. Хаусхофера, одного из авторов классического определения термина «геополитика». Геополитика, полагал Хаусхофер, есть «учение о зависимости политических событий от земли. Она опирается на широкий фундамент географии, в особенности политической географии как учения о политических пространственных организмах и их структуре… В духе такого понимания геополитика стремится дать оружие для политической деятельности… Геополитика должна стать совестью государства».

С этой точки зрения Хаусхофер и сформулировал свою знаменитую панрегиональную модель мира, которую предложил в 1931 году в работе «Геополитика сверхидей». Он утверждал, что для избежания кровопролитных конфликтов мир должен быть разделен между великими державами на несколько зон влияния, так называемых «панрегионов», получивших позже наименование Больших пространств.

При этом каждая держава, участвующая в таком разделе мира, должна получить собственную сферу влияния, которая представляет собой территориально, экономически и политически самодостаточную систему, способную удовлетворять свои потребности собственными ресурсами. Только так, по мнению Хаусхофера, можно свести к минимуму вероятность войн, главной причиной которых является борьба за новые территории и ресурсы.

При таком варианте раздела «мирового пирога» Соединенным Штатам, согласно хаусхоферовской схеме, должны достаться оба американских континента, Германии – большая часть Европы и вся Африка, Японии – Австралия и Океания.

Если немецкие ученые уделяли основное внимание исследованию процессов становления и роста государств, то представители англо-американской геополитической школы акцентировали внимание на другой проблеме. Предметом их первоочередных интересов были способы борьбы за мировое господство.

Главным нервом такой глобальной борьбы, полагали англо-американские геополитики, во все времена является противостояние континентальной (евразийской) и морской (прибрежной) цивилизаций, противостояние континентальной и морской мощи, теллурократии (власти суши) и талассократии (власти моря). Именно это фундаментальное противоречие, согласно классикам американской геополитической школы, всегда определяло характер международных отношений.

Еще в конце XIX века А. Мэхэн предлагал изучать логику мировой истории сквозь призму борьбы морских и континентальных государств за господство в мире. Он даже выделил особую «зону конфликта» – участок пространства между 30-й и 40-й параллелями, изобилующий заливами и островами, изрезанными сложными линиями береговой черты – где суша и океан как бы проникают друг в друга. Именно здесь, полагал Мэхэн, неизбежно сталкиваются интересы ведущих морских и континентальных держав, которые в его время олицетворяли Британская и Российская империи.

Американский адмирал, будучи представителем «океанской» страны, конечно, проводил идею об определяющем влиянии морской мощи на исторический процесс. Он считал, что контроль над Мировым океаном, необходимый для завоевания глобального господства, может быть обеспечен в результате прочного военно-политического альянса Великобритании и США. Только такой альянс даст океанской цивилизации возможность навсегда отбросить континентальные государства в глубь суши, лишив их серьезного влияния на мировую историю и политику.

Исследуя мировые процессы в контексте борьбы морской и континентальной держав, британский географ Х. Макиндер в 1904 году сформулировал еще одну геополитическую закономерность: все важнейшие исторические события, влияющие на судьбы мира, в течение нескольких последних тысячелетий происходят не где попало, а в определенных географических регионах, располагающихся на границе вокруг континентального пространства Евразии. Это пространство получило название «географической оси истории», которую позже стали называть областью Хартленда (сердцем мира).

Развивая эту схему, Макиндер выдвинул идею деления мира на три региона: «осевой регион» (pivot area), «страны внутреннего или окраинного полумесяца» (lands of inner or marginal crescent) и «страны внешнего или островного полумесяца» (lands of outer or insular crescent).

«Осевым регионом», согласно этой концепции, является огромная континентальная часть Евразии, фактически совпадающая с границами Российского государства в XIX–XX веках. За пределами «осевого региона» располагается большой «внутренний полумесяц», который образуют Германия, Австрия, Турция, Индия и Китай. Дальше находится «внешний полумесяц», в который британский географ включал Британию, Южную Африку, Австралию, Соединенные Штаты, Канаду и Японию.

Предложив такую геополитическую структуру мирового пространства, Макиндер выявил главную закономерность классической геополитики: с географической точки зрения все государства в своей политической стратегии обречены на постоянное маневрирование «вокруг осевого государства, которое всегда является великим». Какие бы политические союзы ни создавали правительства и вожди, какие бы конкретные вопросы региональной политики ни служили для них формальным поводом, стратегической точкой отсчета для всей мировой политики всегда будет оставаться непримиримая борьба за «сердце мира», обладание которым есть ключ к мировому господству.

Формула мирового господства

Знаменитый английский геополитик утверждал, что в ХХ веке ведущим морским державам – Великобритании и США – для достижения мирового господства необходимо решить главную задачу: не допустить возможного союза ведущих континентальных держав Хартленда – России и Германии. А для этого между ними нужно создать буферную зону, своего рода «санитарный кордон» из восточноевропейских государств.

После Октябрьской революции этот замысел был воплощен британским министром иностранных дел лордом Джорджем Керзоном в решениях Парижской мирной конференции, которая подвела итоги Первой мировой войны.

С учетом политических реалий начала ХХ века Макиндер так сформулировал закон мирового господства: «Кто контролирует Восточную Европу, тот господствует над Хартлендом, кто господствует над Хартлендом – тот контролирует Мировой остров, кто контролирует Мировой остров – тот господствует над миром». Грандиозные битвы Второй мировой войны и последовавшее за ней глобальное противостояние США и СССР в войне «холодной» во многом подтвердили правоту этой теории.

Американские геополитики, в целом признавая схему Макиндера, несколько видоизменили ее ключевую формулу в соответствии со своей заокеанской точкой зрения. В обновленном виде эта геополитическая теория была сформулирована Николасом Спайкменом, который вслед за британским геополитиком ядро евразийского континента именовал Хартлендом, но периферию Евразии (макиндеровский «внутренний полумесяц») предложил называть Римлендом, то есть окраинной землей, полагая, что именно она является ключом к глобальному владычеству.

Римленд – место постоянных войн, район извечного столкновения различных цивилизаций – есть, на взгляд Спайкмена, важнейший геополитический регион мира, поэтому он изменил формулу Макиндера следующим образом: «Кто контролирует Римленд – тот господствует в Евразии; кто господствует в Евразии – тот контролирует судьбы мира».

По сути эта схема почти не отличается от классических построений Макиндера, но ее идеологическая форма была для американских политиков чрезвычайно важна: в ней путем геополитической подмены обосновывался совершенно новый взгляд на значение современных государств. Получалось, что с точки зрения политической географии не Россия, а именно США занимают центральное положение в мире, так как через Атлантический и Тихий океаны они граничат с Римлендом, а через Северный Ледовитый океан – с Хартлендом. А значит, и контролировать судьбы мира сподручнее всего именно американцам.

Для этого, по мнению Спайкмена, США должны были прежде всего установить прочный контроль над Римлендом, окружающим, подобно петле, огромный континентальный массив Евразии. Именно эта задача и стала доминантой внешнеполитического поведения США во время «холодной войны»: практически вся евразийская периферия была покрыта сетью американских военных баз, обеспечивших решающее влияние США в ключевых географических точках региона.

Путь к мировой гегемонии, ныне предлагаемой Соединенными Штатами всему человечеству под маской «глобализации по-американски», был начат Вашингтоном еще в середине прошлого столетия с установления контроля над Римлендом…

Геополитика ядерного века

После Второй мировой войны, в связи с бурным развитием авиации и космонавтики, которые в военном отношении значительно уменьшили геополитические выгоды островных государств, и особенно в связи с появлением ядерного оружия, были предприняты попытки модернизировать традиционные представления классиков геополитики. Получили популярность идеи о том, что в ядерный век технология сменяет географию в качестве основного фактора геополитики, что в борьбе за военное превосходство значение естественно-природных особенностей планеты изменяется вместе с ростом технологических возможностей человека.

Попытку внести коррективы в традиционные геополитические представления с учетом реалий ядерной эпохи предпринял в 1952 году англичанин А. Северски. В основе его концепции лежало разделение мира на два больших «круга воздушной мощи», центрами которых являлись индустриально развитые регионы Советского Союза и Соединенных Штатов. Зона советской «воздушной мощи» покрывала большую часть Евразии, а зона США – обе Америки. Ключ к мировому господству, по мнению Северски, будет в руках у того, кто сумеет контролировать воздушное пространство обоих этих стратегических регионов.

Самую обстоятельную геополитическую концепцию эпохи биполярного мироустройства разработал американский ученый Саул Коган. Он предложил различать геостратегические регионы, которые характеризуются общностью хозяйства, систем коммуникаций и идеологии; и более мелкие единицы – геополитические районы, которые отличаются географической близостью, общностью образа жизни, истории и культуры.

В итоге у Когана получилось два геостратегических региона: «зависящий от торговли морской мир», ядром которого являются США, имеющие прямые выходы к трем океанам, и «евразийский континентальный мир», ядром которого является промышленный район СССР: европейская часть Союза, Урал, Западная Сибирь и Северный Казахстан. Американский геостратегический регион включает в себя, по схеме американского геополитика, четыре геополитических района. Советский – два: собственно русский Хартленд в совокупности с Восточной Европой и восточноазиатский континентальный регион.

Южную Азию Коган выделил отдельно, полагая, что она потенциально обладает качествами самостоятельного геополитического региона и может со временем им стать. Сегодня, по мере бурного роста экономической и военной мощи Китая, это предположение американского геополитика становится все более реальным…

Впрочем, при более тщательном рассмотрении новых теорий нетрудно заметить, что и А. Северски, и С. Коган, и другие представители англо-американской школы геополитики в своих теоретических построениях основывались на концепциях Макиндера и Спайкмена и ничего принципиально нового не предлагали. Это, видимо, и дало основание американскому геополитику Х. Болдуину заявить в 1970 году, в самый разгар «холодной войны»: «Геополитическая концепция Макиндера – Спайкмена в основном останется правильной и в будущем»…

Самую основательную попытку пересмотреть положения классической геополитики в ракетно-ядерную эпоху предпринял представитель французской школы геополитики генерал Пьер Галуа. И сделал он это уже на излете биполярного мироустройства в 1990 году, когда было опубликовано его сочинение «Геополитика. Истоки могущества». Следуя традиции французской геополитики, П. Галуа четко отделяет геополитику как от географического детерминизма, так и от политической географии.

Современная геополитическая теория, в отличие от классической, на его взгляд, должна расширить число элементов, которые принимаются в расчет при составлении различных моделей и схем мировой геополитики. К традиционным параметрам – географическому положению, ландшафту, климату, численности населения, наличию транспортных артерий и т. п. – нужно добавить новые, прежде всего наличие оружия массового поражения и средств его доставки. Обладание таким оружием, по мысли Галуа, уравнивает силы владеющих им государств, независимо от их территориальных характеристик.

Помимо суши, моря и воздушного пространства в качестве важнейшего параметра современной геополитики французский ученый называет космическое пространство. Серьезным новшеством является то, что к числу основных элементов современной геополитики Галуа относит возможность целенаправленного управления массовым сознанием и поведением людей. Ее содержание во многом определяют возрастающая роль средств массовой информации и коммуникации, особенно электронных, а также наличие детально разработанных технологий по программированию общественного мнения.

В отличие от большинства американских ученых, Галуа демонстрирует более трезвый взгляд на ближайшие перспективы развития человечества. Его не вдохновляют утопии наступающего либерального рая, которые рисуют Фрэнсис Фукуяма и прочие сторонники мондиализма. Если ведущие державы будут и дальше проводить прежнюю эгоистическую политику, говорит Галуа, мир будущего так и останется не миром гармонии и согласия, но миром разбалансированности и беспорядка.

Концепция Галуа и по времени появления, и по содержанию является переходной между геополитическими построениями ракетно-ядерной эпохи и геополитикой эпохи глобализации. Впрочем, по его мнению, несмотря на изменение параметров и элементов, сущность геополитики остается неизменной.

Из лагеря глобалистов нередко доносятся восклицания, мол, глобализация изменяет все укоренившиеся представления о политике, в том числе о контроле над пространством. Теряют смысл привычные представления о мировом господстве, о противостоянии морских и континентальных держав. А территориальная экспансия и вовсе является верным признаком архаичного мышления. Словом, послушать их – глобализация чуть ли не отменяет необходимость геополитики.

Безусловно, рост взаимозависимости в области экономики и финансов, тенденции экономической интеграции неизбежно приведут к изменениям в сфере политики и культуры. Это вещи, очевидные для любого мало-мальски грамотного марксиста. Экономический базис во все времена определял и всегда будет определять политическую и идеологическую надстройку.

Рост производительных сил, приводящий к качественным изменениям в производственных отношениях, неизбежно приведет в итоге к кардинальным переменам во всей системе государственно-политического, духовно-нравственного и культурного устройства общества. Однако открытым и дискуссионным остается вопрос о том, какими будут эти перемены.

Тут следует остановиться на одном важном моменте. Некоторые противники глобализации склонны трактовать этот процесс как злокозненный умысел неких тайных сил, целенаправленные действия мировой закулисы. Мы не собираемся ставить под сомнение само существование тайных сил, претендующих на управление миром. Деятельность таких организаций, как американский Совет по международным отношениям, Бильдербергский клуб и Трехсторонняя комиссия (Трилатераль), куда входят очень влиятельные политики и бизнесмены и действия которых покрыты завесой таинственности, – наглядное тому свидетельство.

Бесспорно, эти силы сегодня пытаются извлечь максимальную выгоду из глобализации и реализовать на практике сценарий «глобализации по-американски». Однако из этого не следует, что глобализация – явление полностью рукотворное. Нужно отдавать себе отчет: процессы глобализации носят объективный характер, часто они происходят независимо от наших желаний и намерений.

Тот, кто не понимает этого факта, обречен остаться Дон Кихотом от политики. И даже если его борьба с глобализацией будет благородной по своим целям и справедливой по содержанию, реального влияния на политические процессы она оказать не сможет. Нужно понять тенденции и закономерности глобализации как объективного процесса развития производительных сил и производственных отношений. Только тогда можно создать стратегию вхождения России в новую эпоху с наименьшими потерями.

Как же воздействуют набирающие обороты процессы глобализации на геополитику?

Первое, о чем можно с уверенностью говорить, – качественный рост влияния средств массовой информации на геополитические процессы. Сегодня геополитические воззрения у значительной части общества формируются через СМИ, главным образом электронные. Телевизионный репортаж из «горячей точки» при помощи удачно подобранного видеоряда и тщательно расставленных акцентов формирует у населения заданный журналистом образ региона, народа или страны.

Масс-медиа в современном обществе начинают играть уже не вспомогательную роль, как это было ранее, но становятся самостоятельным геополитическим фактором, способным оказывать самое существенное влияние на исторические судьбы народов. Нам это должно быть понятно как никому. В эпоху «перестройки» и в ходе развала СССР наш народ на себе испытал, какую огромную роль играет информация в установлении контроля над территорией.

Захват всех основных советских СМИ прозападной русофобской группировкой, массированная обработка общественного мнения под лукавым лозунгом «гласности» сыграли далеко не последнюю роль в ускорении процессов дезинтеграции как в Советском Союзе, так и в международном социалистическом содружестве.

Создание виртуального «образа врага» в лице нашего народа и государства привело к ликвидации социалистического лагеря и к распаду СССР. Расходы США на поддержку «перестройки» и «гласности» окупились сторицей: геополитический противник был повержен.

Усиление влияния массового сознания на все стороны жизни современного общества, на которое обратил внимание еще испанский философ Хосе Ортега-и-Гассет, о геополитических последствиях которого писал Галуа, в эпоху глобализации начинает играть все более заметную роль. В геополитике возрастает значение психологического фактора. Спецоперации по целенаправленному изменению общественного мнения с использованием новейших средств телекоммуникации и тонких способов воздействия на массы начинают играть не меньшую роль, чем военная угроза или экономический шантаж.

Достаточно вспомнить 1993 год: прямую трансляцию расстрела Дома Советов и демократический шабаш на экране, буквально «заразившие» антисоветской и русофобской истерией всю страну. История повторилась в 1996 году: антикоммунистическая истерия в период президентских выборов, целенаправленное запугивание населения «грядущими репрессиями» достигли невиданного напряжения.

Цели таких акций очевидны: подавление у народа воли к сопротивлению, сохранение власти, разрушение традиционных культурных и духовных ценностей нации. Неудивительно, что непосредственное участие в этих событиях принимали заокеанские советники российских правителей, ибо США, как никто, были заинтересованы в полном и окончательном ослаблении своего векового геополитического противника.

Но все же главная особенность современной геополитики не связана с глобализацией прямыми причинно-следственными связями. Речь идет о разрушении системы биполярного устройства мира и попытках США и НАТО создать систему однополярного глобального миропорядка.

Причинами гибели СССР являются не только и даже не столько внешние, сколько внутренние факторы. Конечно, враждебные действия США и всего «океанского» геополитического блока сыграли свою роль, но все-таки не они, а перерождение и предательство верхушки КПСС стали решающим фактором крупнейшей геополитической катастрофы ХХ века. Американцы же лишь использовали в своих интересах выгодную геополитическую конъюнктуру, приложив после крушения Советского Союза максимум усилий, чтобы в одиночку продиктовать остальному миру правила «нового мирового порядка».

Соединенные Штаты uber alles

В начале ХХ столетия, как только Соединенные Штаты начали превращаться в одну из ведущих империалистических стран, идеологи американского гегемонизма заявили о притязаниях Америки на господство во всем мире.

Историк Б. Адамс еще в 1901 году в статье «Новая индустриальная революция» провозгласил неизбежность грядущего столкновения с Россией. Он писал, что осуществление планов американского мирового господства требует прежде всего установления гегемонии и контроля над Евразийским континентом, а это неминуемо приведет к конфликту с Россией. Адамс безапелляционно заявлял, что «в мире нет места двум центрам богатства и империи. Один организм должен победить и уничтожить другой. Слабый организм должен погибнуть… Американцы должны понять, что это будет война не на жизнь, а на смерть – борьба уже не против отдельной нации, но против целого континента».

Продолжая традиции Адамса и других идеологов американского гегемонизма, в 80-е годы ХХ века Р. Кохейн и Дж. Най разработали теорию «гегемонической стабильности». Под гегемонией Кохейн понимал такой порядок международных отношений, когда одно государство – разумеется, Соединенные Штаты – «является достаточно сильным, чтобы утверждать основные правила, регулирующие межгосударственные отношения, и обладает волей поступать таким образом».

Однако в то время на пути к вожделенной мировой гегемонии США стояли СССР и его союзники. После окончания «холодной войны» начался пересмотр американского внешнеполитического курса, ориентированного ранее на стратегию геополитического «сдерживания».

Новую стратегию, в которой США выступили с откровенными претензиями на мировое господство, одними из первых, как и следовало ожидать, озвучили Г. Киссинджер и З. Бжезинский. Киссинджер заявил, что после «холодной войны» США остались «единственной сверхдержавой, которая обладает возможностью вмешательства в любой части земного шара». Бывший американский госсекретарь, правда, говорил и о сложностях на пути американского мирового господства.

Другие политики идут в своих выводах еще дальше. Так, к примеру, координатор от США в Комитете НАТО по Восточной Европе и России А. Страус в 1997 году опубликовал на страницах журнала «Полис» статью, в которой заявлял об однополярном мире как о свершившемся факте. Страус даже утверждал, что однополярность является «конечной точкой эволюции», а наступление эпохи однополярного мира просто «отмечено печатью неизбежности». Гегемонии США, по заявлению Страуса, нет и не будет абсолютно никакой разумной альтернативы, кроме всеобщего хаоса.

Ему вторит другой известный американский политолог Т. Грэхем: «У США попросту нет соперников по всем параметрам власти – военному, экономическому, финансовому, культурному – и таковых не видно даже на горизонте. В результате возможности США формировать меняющийся мировой порядок огромны как никогда».

Словом, в современных геополитических условиях некоторые влиятельные американские политики поддались соблазну использовать в корыстных, клановых интересах объективные тенденции глобализации. На таком фоне весьма показательно, что линия на установление американской гегемонии на планете не зависит от того, кто находится в данный момент в Белом доме: демократы или республиканцы. Это консолидированная стратегия всей американской элиты, уверовавшей в свое право бесконтрольно распоряжаться судьбами остальных народов и государств.

Такое прискорбное заблуждение привело к тому, что в последние десятилетия развитие человечества стало крайне однобоким. Опыт показывает: система мироустройства, предлагаемая Соединенными Штатами, основана на вопиющем социальном и национальном неравенстве. Такая система заведомо обречена на неустойчивость. Однако у американцев, похоже, уже имеется свой рецепт преодоления протеста миллионов «новых пролетариев», униженных и оскорбленных. Так, известный гарвардский экономист Т. Фридман предлагает решить проблему просто, без лишних сантиментов: мир должен быть укреплен «наличием американской мощи и желанием Америки использовать эту мощь против тех, кто стал бы угрожать системе глобализации… Невидимая рука рынка никогда не будет работать без невидимого кулака».

Сегодня этот кулак, однако, хорошо видим всем. В военной области он угрожает непокорным огромной мощью НАТО. В финансовой – грозит долговой удавкой со стороны Международного валютного фонда и Всемирного банка. Используя эти международные структуры как орудия своей экспансионистской политики, США даже Организацию Объединенных Наций пытаются превратить в один из институтов собственной гегемонии, в инструмент «глобализации по-американски».

Кризис ООН, подрыв вековых устоев и основополагающих принципов международного права, в частности принципов государственного суверенитета, нерушимости границ и невмешательства во внутренние дела государств, – таковы первые злые плоды построения однополярного мира. Агрессивные действия против Югославии и Ирака недвусмысленно указывают, в каком опасном направлении будут развиваться события на международной арене, если мир пойдет на поводу у американских идеологов глобализма.

Показательно, что даже в самих США далеко не все пребывают в восторге от планов осуществления «глобализации по-американски». От иллюзий, связанных с претворением в жизнь этого замысла, предостерегает, в частности, влиятельный политолог К. Уолтц в своей статье «Глобализация и американская мощь».

Экономическая и финансовая глобализация, утверждает он, ведет к тому, что мировая экономика становится все более взаимозависимой и интегрированной. Механизм управления такой системой становится все сложнее. Некоторые американцы, не без иронии пишет Уолтц, искренне уверены, что именно Соединенные Штаты призваны выполнять функцию этого глобального механизма управления, а другие государства должны быть им за то глубоко благодарны. Один британский дипломат по этому поводу саркастически заметил, что «о существующем в мире желании жить в условиях американского лидерства можно прочесть только в Соединенных Штатах. Во всех других частях мира можно прочесть об американском высокомерии и односторонности».

Действительно, если население земного шара составляет сейчас около 6,8 миллиарда человек, то численность США – немногим более 300 миллионов (примерно 4,5 % от общего числа проживающих на Земле). Причем большая часть жителей планеты прекрасно понимает, что гегемония США – угроза национальным интересам не только традиционных соперников и конкурентов Америки.

Серьезное беспокойство проявляют и европейские союзники Соединенных Штатов. Не случайно и Бжезинский, и Киссинджер, и другие «архитекторы» современной американской геополитики так много говорят о необходимости сохранения «атлантистской солидарности» после окончания «холодной войны».

Одновременно американцы недвусмысленно предупреждают: «американские интересы стали слишком значительны для того, чтобы забота о них была оставлена европейцам». Они готовы поддерживать единую Европу только в обмен на свою доминирующую роль на континенте. Поэтому «важным пунктом трансатлантической повестки дня является развитие новых отношений между Евросоюзом и США, которые отразят признание Европой за Соединенными Штатами привилегированного статуса внутри Евросоюза».

Итак, идеологи «глобализации по-американски», которую один из критиков очень метко охарактеризовал как «привилегированный глобализм за счет демодернизации и примитивизации жизни народов», для обоснования американского гегемонизма активно используют геополитическую аргументацию. В современной политической практике США и НАТО используется весь перечень закономерностей, выявленных классиками геополитики в течение двух последних столетий. Характерно, что все это делается под шумок лукавых разглагольствований о «демократизации» и «гуманизации международных отношений».

Вспомним: Ф. Ратцель и Р. Челлен еще в начале XX века утверждали, что стремление к территориальной экспансии в сфере военно-политического влияния является доминантой государственной политики. В официальной американской пропаганде такие воззрения называют «проявлением отсталости и архаичности мышления». Однако задумаемся: чем можно объяснить упорное продвижение НАТО на Восток, расширение сети военных баз США на Ближнем Востоке и объявление огромных пространств разрушенной советской сверхдержавы районами своих «жизненных интересов»?

А. Мэхэн и Х. Макиндер уже столетие назад сформулировали учение о том, что противостояние континентальной и морской держав есть главный нерв мировой борьбы за преобладание на планете. Официальная позиция Вашингтона сегодня отвергает такое деление. Но при желании можно без труда заметить, что США, оставаясь бесспорным лидером «океанской», «атлантической» цивилизации Запада, чрезвычайно нервно реагируют на любые признаки военного или политического сближения России с другими державами Евразии, будь то Индия, Китай или Иран.

Не отказались американцы и от борьбы за контроль над русским «сердцем мира». Стремление к установлению контроля над Хартлендом, к чему призывали еще Х. Макиндер и Н. Спайкмен, сегодня проявляется в том, что Вашингтон, не стесняясь, почти открыто всеми средствами поддерживает политический раскол на территории бывшего СССР, сея рознь и подозрительность между Россией и остальными странами СНГ, особенно между Россией и Украиной, Россией и Казахстаном. А почему? Не потому ли, что воссоединение этих стран в рамках нового военно-политического союза неминуемо восстановит наш почти что утерянный ныне контроль над «географической осью истории»?

Однако сколь бы ни были искусны идеологи и практики однополярного мироустройства, у них ничего не получится. Построение планетарного Pax Americana – дело гиблое. Похоже, даже Бжезинский и Киссинджер не верят в то, что мировое господство США продлится долго. «В конце концов, – пишет Бжезинский, – мировой политике непременно станет все больше несвойственна концентрация власти в руках одного государства».

Многополярный мир

По мнению многих ученых, аналитиков и политологов, на смену биполярному миру, рухнувшему вместе с окончанием «холодной войны», должен прийти многополярный мир. Дело в том, что ресурсы даже такой богатой страны, как США, ограничены, а значит – сохранить гегемонию в длительной перспективе американцам не удастся. Но главное не это. Неизбежность многополярного мироустройства зиждется на более фундаментальном основании.

Однополярность, или, что то же самое, мировая гегемония одного государства, противоречит логике исторического процесса. Еще основатель французской геополитики П. Видаль де ля Бланш выдвинул тезис о том, что сам человек, а не только географическая среда, должен рассматриваться в качестве важного геополитического фактора. Русские геополитики Ф. Тютчев, В. Ламанский, В. Семенов-Тян-Шанский и другие тоже рассматривали культурные и религиозные факторы как важнейшие предпосылки для надежного контроля над пространством.

Показательно, что современные американские авторы, в случае необходимости активно использующие идеи классиков геополитики, откровенно игнорируют весьма продуктивную концепцию «Большого пространства». Идеологическим предлогом для этого служит тот факт, что автором одной из наиболее популярных версий концепции был немецкий ученый К. Хаусхофер, запятнавший свое имя сотрудничеством с нацистами.

Но истинная причина такого нарочитого невнимания, конечно, иная. Дело в том, что сама мысль о возможности создания нескольких экономически и политически самодостаточных регионов в корне подрывает всю теоретическую базу современной американской версии глобализации.

Что касается России, то нам, говоря о «Больших пространствах», целесообразнее обращаться не к Хаусхоферу, а к нашему отечественному ученому, задолго до него выдвинувшему эту замечательную идею. Речь идет о русском мыслителе Н. Данилевском. В своей знаменитой теперь работе «Россия и Европа» (1869) он рассматривал Россию как особый культурно-исторический тип, отличный от других, в том числе и от европейского, романо-германского.

Задолго до Хаусхофера русский мыслитель предлагал выделить на планете три региона, причем в качестве критерия брал не только физико-географические признаки.

Данилевский полагал, что власть и влияние в мире должны быть разделены между тремя активными деятелями всемирной истории: Европой, Славянством и Америкой: «Сообразно их положению и общему направлению, принятому их расселением и распространением их владычества, – власти или влиянию Европы подлежали бы преимущественно Африка, Австралия и южные полуострова Азиатского материка; Американским Штатам – Америка; Славянству – Западная, Средняя и Восточная Азия, т. е. весь этот материк за исключением Аравии и обоих Индийских полуостровов». Иными словами, подход Данилевского к определению границ Больших пространств носил комплексный характер, он прекрасно понимал, что самый надежный контроль над территорией может обеспечить цивилизационная близость народов.

Таким образом, исторически сложившееся деление человечества на различные культурно-исторические типы, или, как принято говорить сегодня, на различные цивилизации, является фундаментальной основой установления многополярного мироустройства. А значит, Россия, как центр восточно-православной евразийской цивилизации, должна целенаправленно собирать вокруг себя цивилизационно близкие народы и терпеливо выстраивать новое российское «Большое пространство», в котором внутренние противоречия будут сняты на основании нового синтеза тысячелетних духовных традиций и научно-технических достижений XXI века.

Самые дальновидные представители англоамериканской геополитической школы уже обратили внимание на цивилизационный подход. Американский ученый Самуэль Хантингтон в своей знаменитой книге «Столкновение цивилизаций и передел мира» пишет, что «Западу пришло время оставить свои иллюзии относительно универсальности и заняться укреплением, сплочением и повышением жизнеспособности своей цивилизации среди всех прочих. Не в его интересах вмешиваться без разбору в конфликты других народов».

Многие критикуют Хантингтона за его концепцию конфликта цивилизаций, причем нередко с морализаторских позиций, мол, конфликт цивилизаций – это плохо. Но изъять конфликтность из истории глупо и невозможно – все равно что запретить смену времен года.

Азы диалектики гласят: развитие происходит через борьбу противоположностей, борьба противоположностей абсолютна, тогда как единство относительно. Поэтому задача ответственных политиков заключается не в ликвидации конфликтности в международных отношениях как таковой, что невозможно, а в тщательном выстраивании баланса интересов и недопущении перехода конфликтов в «горячую» стадию.

Однако события последних лет наглядно показывают, что Запад готов без колебаний применять военную мощь там, где того требуют интересы «нового мирового порядка».

Слуга тиранов, страж свободы…

«Золотой миллиард» утверждает свое господство на планете, не брезгуя откровенным насилием, постоянно демонстрируя готовность решительно подавлять любую оппозицию в угоду своим глобальным интересам. Агрессивная политика западных стратегов глобализации резко обостряет региональные конфликты, грозит вовлечь мир в полномасштабную мировую «войну цивилизаций» с непредсказуемым исходом.

Военная сила как инструмент насилия и принуждения во все эпохи была призвана решать различные формы одного и того же вопроса – вопроса о власти. Меняется лишь масштаб претензий: если «рядовой» мафиозный босс готов удовлетвориться властью, которую обретает, скажем, благодаря «теневому» контролю над некоторым сектором прибыльного бизнеса, то Вашингтону с его глобальными амбициями и власть требуется тоже глобальная, в масштабах всей планеты.

Различается и нравственное содержание вооруженного насилия. Когда в 1945 году Красная Армия штурмовала Берлин, она несла на своих знаменах святые лозунги борьбы за свободу и независимость тысячелетней России, выступавшей в то время в державной оболочке Советского Союза. Когда натовские армады в 1999 году бомбили беззащитный Белград, они пытались кровью мирных сербов решить экономические и геополитические задачи кучки мировых финансовых воротил, рвущихся к господству над миром.

Исторический опыт позволяет выделить несколько основных функций военной силы в соответствии с задачами, которые она призвана решать.

Внутриполитическая функция военной силы ориентирована на решение так называемых «внутрисистемных» конфликтов, то есть на завоевание и удержание политической власти в рамках исторически сложившихся суверенных государств. Именно эту функцию выполняли в Древнем Риме преторианцы, а в октябре 1993-го в России – наемники-танкисты из Кантемировской дивизии, безжалостно расстрелявшие Дом Советов.

Внешнеполитической функцией военной силы является решение «межсистемных конфликтов», то есть, пользуясь ленинским определением, участие в переделе мира между основными центрами сил, сложившихся в данную историческую эпоху. Такую задачу решали греко-персидские войны во времена античности, арабские завоевания раннего Средневековья, войны Наполеона на заре капиталистической эпохи и гитлеровская агрессия, ознаменовавшая «расцвет» мирового империализма. Сегодня – это основная функция вооруженных сил США и блока НАТО.

Во всех случаях геополитические функции военной силы заключаются в завоевании и удержании контроля над сушей, морем, воздухом, космосом. Ради этого римские легионеры из века в век раздвигали границы своей великой империи, ради этого английские, французские, испанские войска вели жестокие войны за обладание заморскими колониями, ради этого лихие казаки Ермака Тимофеевича «замиряли» бескрайние сибирские просторы Евразии, а «холодная война» второй половины ХХ столетия переместилась даже в безвоздушное пространство космических глубин.

Не менее важной во все времена была и экономическая функция вооруженного насилия: удушение вражеской экономики и создание наиболее благоприятных условий для своей всегда считалось важнейшим залогом скорой и полной победы. Расцвет Древней Руси, контролировавшей знаменитый торговый путь «из варяг в греки», упадок средневековой Генуи после турецкой оккупации средиземноморских проливов, неудавшаяся «континентальная блокада» Наполеона и недавняя нефтяная война в Персидском заливе недвусмысленно свидетельствуют об огромном значении этого аспекта военных операций.

Но нынешняя эпоха – эпоха всесторонней глобализации и обостренной борьбы за передел мира – в новых условиях имеет специфику. Она связана с тем, что сегодня все исторически сложившиеся функции вооруженной силы архитекторы «нового мирового порядка» пытаются совместить в глобальной военной политике США. Эта политика, давно претендующая на планетарный масштаб, является важнейшим орудием, с помощью которого человечеству пытаются навязать вопиюще несправедливую модель «глобализации по-американски».

«Большая дубинка» планетарной диктатуры

Стремление Соединенных Штатов к глобальному военному превосходству вызревало последовательно, начиная чуть ли не с конца ХУЛ века, а во второй половине ХХ столетия в Вашингтоне уже открыто провозгласили свою заветную цель: достижение безусловного «глобального лидерства», то есть глобальной, общепланетарной диктатуры. Важнейшей опорой такого однополярного мироустройства архитекторы НМП считают военное насилие, которое для благозвучия в последние годы маскируют различными лукавыми терминами наподобие «принуждения к миру» и «гуманитарной интервенции».

Отправной точкой этого процесса можно считать так называемую «доктрину Монро», выдвинутую пятым президентом США Джеймсом Монро еще в 1823 году. Доктрина, результат растущего военного и экономического могущества Америки, опиралась на ключевую идею разделения мира на две основные зоны влияния – европейскую и американскую. Под лозунгом «Америка для американцев!», прикрываясь лицемерной «заботой» о «беспрепятственном развитии стран Латинской Америки», США поставили своей целью любыми путями вытеснить европейские державы из Западного полушария и занять там доминирующее военно-политическое положение.

За соответствующим «научным обеспечением» подобных притязаний дело не стало. Теория «естественных границ», доктрина «политического тяготения» и концепция «американской системы» утверждали мнимые права Соединенных Штатов на исключительность их положения по отношению к странам Центральной и Южной Америки. «Доктрина Монро» стала первой идеологической конструкцией, обосновавшей наличие «жизненных интересов» США за тысячи миль от их собственной территории.

Первый результат удачного практического применения доктрины – аннексия Техаса, принадлежавшего Мексике. Соединенные Штаты рвались к побережью Тихого океана, прекрасно понимая важнейшее стратегическое значение прибрежной полосы. На этом пути их не остановили ни война с Мексикой, ни противодействие Англии, стремившейся сохранить под своим контролем Орегон – обширную область на северозападном океанском берегу, ни возможные осложнения в отношениях с Испанией и Россией, также имевших там свои территориальные интересы.

Именно в 1845 году, в разгар этих событий, в Соединенных Штатах была сформулирована доктрина «предопределения судьбы» («Manifest destiny»), ставшая важнейшей мессианской и идеологической основой американского гегемонизма. В ее рамках превосходство американцев над остальными нациями и народами Земли рассматривалось как самим «Богом предопределенное».

В середине XIX века начинается активное военно-политическое освоение Соединенными Штатами Тихого океана. Отправляется ряд исследовательских и военно-морских экспедиций. Происходят «открытие» Японии коммодором Перри (1854) и подписание крайне выгодного для США соглашения, а также заключение договора Америки с Китаем (1858). Активно идет проникновение на Гавайский архипелаг, Филиппины и другие тихоокеанские острова.

30 марта 1867 года Россия и США подписали договор о продаже Аляски. Пользуясь ослаблением России после Крымской войны и шантажируя ее военным давлением, американцы сумели заключить его на крайне выгодных для себя условиях. За огромную территорию площадью 577 390 квадратных миль Соединенные Штаты заплатили всего 7,2 миллиона долларов золотом. Вся вторая половина XIX века, особенно его последние десятилетия, ознаменовалась дальнейшей активизацией внешней политики США.

Действуя в духе «доктрины Монро», Соединенные Штаты упорно стремились к господству в Западном полушарии. Выдвинутая в 1895 году «доктрина Одни» (по имени государственного секретаря Р. Одни, ее разработавшего и предложившего) фактически провозглашала основой американской внешней политики готовность без колебаний применять военную силу для вмешательства во внутренние дела латиноамериканских стран.

Конечным результатом такого вмешательства должны были стать полное вытеснение европейских держав из этого региона и установление безраздельного господства США, которое после реализации «доктрины Одни» и поныне никем не оспаривается.

Кто владеет морем, тот владеет миром…

Первая официальная концепция глобального американского экспансионизма появилась в конце XIX столетия в виде доктрины «морской мощи». И это не случайно, ибо с течением времени военная составляющая играла в американской политике все большую роль.

Географическое положение Соединенных Штатов, господствовавших на североамериканском материке, между двумя океанами, предопределило «океанское» направление их глобальных притязаний. Ощущая себя по отношению к остальному миру «большим островом», американцы быстро оценили принципиальную важность морских коммуникаций для завоевания мирового господства.

История распорядилась так, что в XX веке США суждено было постепенно принять из рук дряхлеющего британского льва многовековую эстафету океанской имперской традиции.

Довольно долго – до тех пор, пока границы мирового политического процесса совпадали с границами Евразии, – роль островной империи, носительницы и защитницы основ и ценностей торговой «морской» цивилизации, принадлежала Англии, противостоявшей континентальной мощи России (с конца XIX века и Германии). Когда же мировые горизонты расширились настолько, что серьезное влияние на политические процессы в мире стали оказывать события, происходившие в Новом Свете, «большой остров» Америки мало-помалу заступил в глобальном политическом механизме на место маленького английского островка.

Процесс этот требовал идеологического и военно-стратегического оформления. Основой для него стала так называемая «доктрина морской мощи», сформулированная на исходе прошлого столетия американским адмиралом Альфредом Мэхэном. Главным лозунгом доктрины стало категорическое утверждение «Кто владеет морем – тот владеет миром!», впоследствии определившее все военно-политические программы США в XX веке.

Мэхэн стал одним из главных идеологов силовой американской экспансии. В его изложении программа обеспечения глобального американского лидерства вполне конкретна: создание мощного военного флота, основание в различных частях света крупных военно-морских баз и воспитание у населения соответствующего «национального духа».

В области гуманитарных наук основой для мировоззренческого обеспечения американского экспансионизма в конце XIX века стали теории так называемой «англосаксонской школы» (университет Дж. Гопкинса) о превосходстве англосаксов над остальными народами. Согласно им именно англосаксонский мир сумел создать все лучшее, чем обладает человечество. И теперь на Соединенных Штатах лежат «право» и «обязанность» распространить эти «выдающиеся достижения» по всему миру.

Для подкрепления этих мнимых прав США развили невиданные темпы милитаризации экономики.

В 1883 году они приступили к коренной модернизации военно-морского флота на новой технической основе. А через 10 лет американский флот занимал уже не 12-е, как в начале модернизации, а 5-е место в мире, уступая по мощи только флотам Англии, России, Германии и Франции.

Столь быстрый рост позволил США усилить экспансию. Постоянное экономическое и политическое давление на Гавайи завершилось в 1893 году присоединением островов к Соединенным Штатам, обретшим таким образом плацдарм для усиления влияния на Тихом океане и в Юго-Восточной Азии. В 1990-х годах к США был также присоединен еще ряд тихоокеанских островов: Самоа, Фиджи и другие. В результате испано-американской войны 1898 года, развязанной американцами под предлогом «освобождения» Кубы, к Соединенным Штатам отошли Филиппины, Пуэрто-Рико и Гуам. Сама Куба оказалась фактически полуколонией США.

К концу XIX века территория США выросла в 10 раз. По основным экономическим показателям страна вышла на 1-е место в мире, опередив все европейские державы. Начало XX столетия стало для США неким водоразделом, рубежом, на котором окончательно определился переход к «океанской» политике глобального экспансионизма.

Начало широкомасштабному переходу внешней политики США к откровенной имперской практике положил Теодор Рузвельт, президент Соединенных Штатов с 1901 по 1908 год. Сами американцы прямо называют его «первым империалистом». Доктрина Т. Рузвельта, получившая красноречивое название политики «большой дубинки», предполагала решимость Вашингтона применять военную силу уже не только против своих латиноамериканских «клиентов», но и против европейских держав.

Одновременно с этим все более пристальное внимание Соединенных Штатов продолжали привлекать страны Юго-Восточной Азии. Политика «открытых дверей», активно внедрявшаяся американцами в начале ХХ века в Китае и Корее, имела целью облегчить им проникновение в эти страны и вытеснить оттуда европейцев и японцев. Главной своей опорой американцы продолжали считать военную силу. Так, в 1907 году для демонстрации усилившейся американской морской мощи в Тихий океан была отправлена большая эскадра военно-морских сил США.

Мало-помалу началось проникновение даже в такие далекие от Америки регионы мира, как Северная Африка и Ближний Восток. Здесь США прежде всего привлекали Египет, Турция и Персия. В отношениях с Турцией, например, для решения ряда вопросов, затрагивавших американские интересы, США прибегли к привычному средству – провели в 1903 году у берегов Османской империи (в Сирии) внушительную демонстрацию своей военно-морской мощи.

Начавшаяся в 1914 году в Европе Первая мировая война непосредственно не затрагивала интересов США. Объявив нейтралитет, американцы использовали его статус для активной наживы на кредитах и военных поставках в воюющую Европу. Только к началу 1917 года, когда анализ соотношения сил воюющих сторон показал неизбежность поражения немцев, Соединенные Штаты не могли удержаться от соблазна вступить в войну на стороне заведомых победителей. Тем более что после ее окончания предстоял существенный передел мира, от которого американцы жаждали получить максимальную выгоду.

20-е и 30-е годы прошлого столетия характеризуются постепенным, последовательным и неуклонным военным проникновением Америки во все уголки земного шара. В Европе Соединенные Штаты стремились к восстановлению германской мощи (план Дауэса) в противовес Англии, Франции и Советскому Союзу. В Латинской Америке продолжали политику диктата в духе «большой дубинки». В Китае, поддерживая Чан Кайши, противодействовали усилению японского влияния, одновременно активно строя в своих тихоокеанских владениях сеть военных баз – опорных пунктов силовой экспансии.

Вступление в декабре 1941 года (после разгрома в Перл-Харборе тихоокеанского флота США) во Вторую мировую войну стало для Соединенных Штатов тем Рубиконом, перейдя который, они решительно и безоглядно устремились к борьбе за мировую гегемонию.

Первоначально войну встретили в Америке с большой настороженностью. Объединенный комитет начальников штабов вооруженных сил США, ответственный за выработку военной стратегии, в 1941 году не исключал даже возможности поражения и потери государственной независимости. Однако довольно скоро решительное преобладание в Соединенных Штатах получили круги, воодушевленные открывавшимися перспективами грандиозного передела мира в духе Pax Americana.

Росту американского гегемонизма способствовали теснейшие связи Вашингтона с Лондоном. Переход США к политике глобальной экспансии не прошел бы так гладко, если бы Великобритания не делилась столь щедро с Соединенными Штатами своим огромным имперским опытом. Англия оказала американцам помощь в областях военной, политической, организационно-технической, особенно ценной при создании разветвленной сети спецслужб и налаживании взаимодействия всех частей огромного имперского государственного механизма.

После окончания Второй мировой войны американцы добились беспрецедентного роста своего влияния во всем мире. США не только закончили войну с наименьшими потерями по сравнению с остальными ее участниками, но и оказались в максимально выгодном положении для утверждения глобальной гегемонии. В Европе повержена Германия, в Азии – Япония. Англия, Франция и другие европейские державы (традиционные конкуренты Соединенных Штатов во внешнеполитической области) настолько ослабли в результате пятилетнего кровопролития, что не могли оказывать сколь-либо серьезного сопротивления растущей силе Америки. Созданные за время войны мощнейшие вооруженные силы США получили ядерное оружие, монополия на которое была равнозначна мандату на бесспорное мировое господство.

В сложившихся условиях единственным серьезным противником США, единственным существенным препятствием на ее пути к безусловному глобальному лидерству стал Советский Союз.

Дважды предатели

Революция и Гражданская война в России (1917–1921) особенно ярко высветили вековую враждебность Запада в целом (и Соединенных Штатов в частности) российской государственности и русской мощи. Американцы забыли все: активную поддержку, оказанную когда-то Россией становлению молодого американского государства, собственные благодарности и уверения в вечной дружбе – ведь впереди замаячила чрезвычайно соблазнительная возможность сокрушить русского колосса, избавиться от опасного геополитического конкурента и расчистить себе дорогу к мировому лидерству.

США и Запад оказались предателями дважды. До революции 1917 года, еще будучи союзниками Российской империи, они всячески поощряли на ее территории деятельность антиправительственных либеральных группировок, приветствовали «демократическую» оппозицию в Думе, практически содействовали организации и проведению Февральской буржуазной революции (точнее было бы назвать ее государственным переворотом). Затем, когда несшая основную тяжесть войны Россия оказалась таким образом вброшенной в водоворот жесточайшей и кровопролитнейшей смуты, они предали своих «демократических друзей» и приложили немалые усилия для ее расчленения и устранения с мировой политической арены в качестве единого, мощного, централизованного государства.

И лишь железная воля партии большевиков да величайшее напряжение всех народных сил смогли остановить неминуемую катастрофу. Мы заплатили за свою независимость безмерную цену: разруха, голод, нищета, трагедия кровоточащего разрыва исторической преемственности русского бытия.

В январе 1918 года Соединенные Штаты выдвинули обширный план последовательного переустройства мира, получивший название «14 пунктов президента Вильсона». Этот план, в частности, предполагал:

1-й пункт – провозглашение принципа «открытых договоров» и запрещение тайной дипломатии, то есть подведение всех дипломатических процессов международной политики под контроль стран-победительниц, в первую очередь США;

2-й пункт – «свобода морей», то есть устранение лишних барьеров на пути комплексного и интегрированного развития единой «океанской» цивилизации Запада;

3-й пункт – равенство условий торговли, то есть практика «открытых дверей», обеспечивающая богатым американцам преимущество перед их западноевропейскими конкурентами;

4-й пункт – сокращение вооружений, то есть стремление США ослабить Японию и Англию, обладавших тогда военным превосходством;

5-й пункт – «беспристрастное решение колониальных вопросов», то есть передел поделенного в пользу победителей;

6-й пункт – право России «принимать независимое решение относительно ее собственного политического развития и ее национальной политики», то есть гарантия ее приема в Лигу Наций «при том образе правления, который она для себя изберет».

На первый взгляд очень благородно, не правда ли? Все это очень напоминает те заявления, которые не устают и сегодня делать западные лидеры, говоря о будущей роли России в глобальном мире. Но – не будем торопиться.

Смысл «шестого пункта» детально разъяснил представитель государственного департамента США Д. Миллер в специальном меморандуме для английского министерства иностранных дел. Он сообщил, что «формулировка президента Вудро Вильсона не рассматривает вопроса о русских территориях с точки зрения единой России и никоим образом не препятствует рассмотрению вопроса об отдельных районах или образованиях в России». Фактически это означало курс на отторжение от Российской империи не только Польши и Финляндии, но Эстонии, Латвии, Литвы и Украины.

Дальнейшие откровения Миллера выходят за рамки самого смелого воображения. «Кавказ придется, вероятно, рассматривать как часть проблемы Турецкой империи»; «Среднюю Азию отдать под протекторат какой-нибудь европейской державе»; даже в Великороссии и Сибири должны быть созданы самостоятельные и «достаточно представительные правительства».

Пункты с 7-го по 13-й в плане Вильсона касались послевоенного положения Германии, Франции, Балкан, Австро-Венгрии, Ближнего Востока, Аравийского полуострова и стран Персидского залива. 14-й пункт предусматривал создание Лиги Наций, которая должна была стать сверхгосударственным координирующим органом глобальных перемен.

В американском плане оказалось лишь одно слабое звено: Россия не пожелала умирать тихой «естественной смертью» в соответствии с волей заокеанских сценаристов и закулисных стратегов.

Главным результатом Второй мировой войны стало образование двух сверхдержав – СССР и США, сосредоточивших вокруг себя два крупнейших геополитических блока: «океанский» Запад и «континентальный» Восток.

Американцы остро почувствовали угрозу своим гегемонистским планам. Практически сразу после окончания войны Соединенными Штатами был взят курс на достижение решающего военного превосходства над Советским Союзом. СССР в его новом державном качестве воспринимался американцами как главная угроза их глобальным интересам и самому существованию «свободного мира». Следствием такого мировоззрения стал 45-летний период «холодной войны», закончившийся в 1985–1991 годах поражением СССР и распадом советской сверхдержавы в результате предательства высшего руководства страны.

Политика «холодной войны» была впервые публично обоснована Уинстоном Черчиллем в его знаменитой речи в Фултоне (США) 5 марта 1946 года. Черчилль открыто потребовал создания англо-американского военно-политического союза для борьбы с «мировым коммунизмом во главе с Советской Россией». На самом деле речь шла о необходимости уничтожения мощного геополитического конкурента, России, которая была неприемлема для Запада равно в монархической, коммунистической и любой иной форме.

Черчилль, впрочем, был не первый, кто призвал к крестовому походу для решения «русского вопроса». Годом раньше президент США Гарри Трумэн в своем послании Конгрессу подчеркнул, что победа во Второй мировой войне поставила американский народ перед лицом «постоянной и жгучей необходимости руководства миром». В другом послании президента Конгрессу, датированном 12 марта 1947 года, фактически содержалась внешнеполитическая доктрина Соединенных Штатов, направленная на реализацию этой «жгучей необходимости» путем силового вытеснения СССР с тех позиций, которые он занял в результате победы в Великой Отечественной войне.

«Доктрина Трумэна» стала отправной точкой послевоенной внешнеполитической эволюции Америки, которая в самом общем виде может быть разделена на шесть этапов.

Первый этап – своеобразное «головокружение от успехов» (1945–1948). Наличие ядерной монополии создало у США иллюзию всемогущества, способности самостоятельно, не учитывая мнения даже союзников, решить в свою пользу многовековой спор о глобальном лидерстве. Президент Трумэн недвусмысленно заявил, что «не поколеблется принять решение на применение атомной бомбы, если на карту будет поставлено благосостояние Соединенных Штатов».

В соответствии с «доктриной Трумэна» было разработано несколько сценариев ведения войны против СССР. Все они предполагали одностороннее и «превентивное» использование Соединенными Штатами ядерного оружия для разгрома Советского Союза.

Из года в год росло количество предлагаемых для использования ядерных боезарядов. В 1947–1948 годах атомной бомбардировке предполагалось подвергнуть 15–20 наших городов, а согласно плану «Дропшот», разработанному к 1949 году, на советские объекты должны были обрушиться уже 300 атомных бомб. К этому времени, однако, стала ясна безосновательность столь радужных надежд. Главный удар по ним нанес Советский Союз, создавший в 1949 году собственное ядерное оружие.

Второй этап эволюции американской военной политики стал результатом осмысления новых геополитических реальностей. Он занял всего два года (1948–1949). Его главный результат – военно-политическое оформление «океанского» геополитического блока, завершившееся созданием блока НАТО.

Третий этап охватил 1950-е годы. Его концепцию определили три основных фактора:

1. Принятый в начале 1950 года «план СНБ-68» (курс на первоочередное увеличение военной мощи США), предусматривающий затраты на вооружение в размере до 20 % национального дохода.

2. Официально провозглашенная стратегия «массированного возмездия», исходившая из наличия решающего преимущества США над Советским Союзом в ядерных вооружениях и средствах их доставки.

3. Форсированное развитие НАТО, чьи вооруженные силы только за период с 1949 по 1952 год увеличились в четыре раза!

Но к концу 1950-х годов стало ясно, что СССР сумел найти адекватный ответ на американскую стратегию массированного возмездия. В России были созданы межконтинентальные баллистические ракеты. Впервые за всю историю Соединенных Штатов их территория перестала быть неуязвимой. Осознание этого простого факта вызвало шок у всего американского общества, что потребовало пересмотра устоявшихся военно-политических концепций.

Четвертый этап американской военной политики приходится на 1960-е годы. Начался он с пересмотра прежних постулатов в пользу стратегии «гибкого реагирования». В ее основу с учетом растущей мощи стран социалистического лагеря был положен отказ от «массированного возмездия» и переход к «дозированному» применению силы «соразмерно с масштабами возникшей опасности». На деле это означало признание американским руководством того факта, что США утратили возможность безнаказанно утверждать свое «глобальное лидерство» прямым военным путем.

На том, однако, дело не кончилось. Глобальный баланс сил продолжал меняться не в пользу США. В начале 1960-х годов они превосходили Советский Союз по ядерным средствам доставки в 10 раз; к концу десятилетия это превосходство исчезло. В 1961 году валовой национальный продукт США троекратно превосходил объединенный западноевропейский и японский; через 15 лет эти показатели сравнялись. Необходимость нового пересмотра военно-политической концепции становилась очевидной.

Пятый этап пришелся на 1970-е годы. Была выдвинута так называемая «доктрина Никсона», опиравшаяся на новую военно-политическую стратегию «реалистического устрашения». В ее основу были положены три главных принципа: стремление сохранить превосходство в стратегических ядерных силах; требование значительного увеличения вклада союзников в «противостояние коммунистической агрессии»; признание необходимости переговоров с Советским Союзом.

Шестой этап американо-советского соперничества связан в первую очередь с именем Р. Рейгана. Тенденция последовательного роста советского влияния в послевоенный период не на шутку встревожила транснациональную торгово-финансовую олигархию, главный двигатель «глобализации по-американски». По этой причине данный этап прошел под знаком резкого усиления антисоветизма.

«Америка вновь должна поверить в себя!» – этот лозунг Рейгана вместе с его определением СССР как «империи зла» ярче всего отразил изменение стратегического курса США. Начались активные поиски нереализованных экономических возможностей, способных обеспечить Штатам технологический отрыв в гонке вооружений.

Но удача подкараулила американцев совсем не там, где они ждали. К концу 1980-х годов Советский Союз, находившийся в зените державной мощи, был попросту предан переродившейся верхушкой партийной номенклатуры.

Пиррова победа дяди Сэма

Победа в «холодной войне» была воспринята Западом как сигнал к форсированной реализации своих глобальных планов. Но однополярность, при которой США обретают монополию на управление миром, несовместима с существованием крупных суверенных государств. Вряд ли эти суверенные государства согласны добровольно поступиться своим суверенитетом в пользу закулисных архитекторов НМП. Поэтому военный аспект утверждения нового миропорядка в последнее десятилетие приобрел едва ли не главное значение.

Началом силовой фазы глобализации можно считать войну в Персидском заливе (1991), в ходе которой было задействовано почти полтора миллиона человек, 10 440 танков, свыше 12 300 артиллерийских систем, около 3000 боевых самолетов и 2000 вертолетов, более 200 военных кораблей. Затем последовали удары по боснийским сербам (сентябрь 1995), вновь по Ираку (сентябрь 1996), по Судану и Афганистану (август 1998), по Югославии. За два с половиной месяца натовской агрессии на Югославию было совершено 35 000 воздушных налетов и сброшено 22 000 тонн бомб. В марте 2003 вновь последовало вторжение США и их союзников в Ирак.

Главной целью всех этих акций было практическое подтверждение американской заявки на мировое господство, которое вскоре получило и свое официальное оформление. Так, в докладе министра обороны США президенту и конгрессу, сделанном в 1997 году, недвусмысленно утверждалось: «Мы не хотим борьбы на равных, мы хотим иметь возможности, которые обеспечат нам решающее преимущество».

Такого преимущества, по мысли авторов доклада, можно достичь путем «усиления постоянного военного присутствия на заморских территориях… превосходством в информационной сфере… созданием национальной системы ПРО», а также предотвращением «смещения дружественных США правительств оппозиционными силами». Пентагон без обиняков рекомендует Белому дому «не ограничиваться деятельностью по защите мира и стабильности на всей планете», но проводить активную экспансионистскую «стратегию вовлеченности в мировые дела».

Такой акцент на военно-политических аспектах обеспечения американских претензий на мировое господство характерен не только для Пентагона. В декабре 2001 года Национальным советом по разведке США был подготовлен доклад под названием «Глобальные тенденции до 2015 года». В этом документе перед США и их союзниками ставится задача «осуществить стремительную технологическую революцию, одновременно поддерживая военный потенциал, позволяющий… решать проблемы, возникающие по обеим сторонам разделенного мирового пространства…

когда выгоды, приносимые глобализацией, получат далеко не все».

Политика «принуждения к глобализации» с опорой на военную силу стала, по сути, официально признанной и утвержденной политикой Вашингтона. Причем военные операции США и их союзников приобретают со временем все более ярко выраженный террористический характер. Так, если удельный вес жертв среди мирных жителей составил в Первой мировой войне 5 %, во второй – 50 %, то в корейской войне (1950–1953) жертвы гражданского населения возросли уже до 84 %, в войне во Вьетнаме они составили около 90 %, а в ходе агрессии НАТО против Югославии превысили и этот показатель.

Зная это, вряд ли стоит удивляться тому, что 11 сентября 2001 года бумеранг террористической войны вернулся и ударил по самим Соединенным Штатам. Теперь уже мало кто сомневается, что победа Запада в «холодной войне» второй половины XX века имеет все шансы стать настоящей «пирровой победой». Международные эксперты уже заговорили о том, что война с международным терроризмом «вряд ли будет короче или дешевле, чем 40-летняя «холодная война», которая обошлась Западу в 10 триллионов долларов».

Третья мировая…

Сегодня на планете фактически разгорается Третья мировая война. В политическом и социологическом лексиконе появляется все больше новых терминов и эпитетов для характеристики отдельных ее этапов. Сначала она была «холодной», потом – «прохладной», затем – «теплой». И вот теперь, вместе с наступлением глобализма, она стремительно переходит в открыто горячую фазу.

Много уже сказано о том, что глобализация есть война нового типа. Сегодня, однако, мы видим, что и обычная, «горячая» война является непременным спутником империалистической глобализации. Человечество сидит на пороховой бочке, вокруг которой вспыхивают все новые и новые искры. И любая из них может привести к тому, что цепная реакция насилия захлестнет весь земной шар.

Если кто-то и сомневался до сих пор в правомерности отождествления империалистической глобализации с войной, то варварская воздушная атака на американские города 11 сентября 2001 года и столь же варварская агрессия США против Афганистана и Ирака рассеяли последние иллюзии относительно благотворности для человечества «нового мирового порядка», насаждаемого богатейшими империалистическими странами.

Капитализм демонстрирует полную неспособность обеспечить человечеству мир и спокойствие. Внутренние противоречия «нового мирового порядка» обостряются, и он стремительно перерастает в новую мировую войну.

В эпоху «глобализации по-американски» стирается грань между насильственными и ненасильственными методами империалистической политики. Крупная международная финансовая спекуляция уносит не меньше жизней, чем атомная бомбардировка. Однако ее организаторы («финансовые алхимики», по выражению международного спекулянта Сороса) не только не объявляются военными преступниками, но позиционируются уважаемыми деятелями и претендуют даже на роль учителей человечества.

Выдающийся русский ученый-патриот А. А. Зиновьев свидетельствует: «Незадолго до своего возвращения в Россию я встретил одного из известных деятелей "холодной войны". И он мне прямо сказал: "Мы вас, русских, уничтожим – но только гуманными методами"».

Запад настаивает на своем «праве» убивать мирное население «гуманно» и «цивилизованно» – «всемирным разделением труда», «свободой торговли», финансовыми диверсиями, долговой кабалой, экономическими санкциями, блокадами, голодом, наркотиками, СПИДом, «планированием семьи», духовным растлением, «точечными» и «ковровыми» бомбардировками, на худой конец. Но, упаси Господи, не так грубо, «негуманно» и «нецивилизованно», как были уничтожены шесть тысяч обитателей нового Вавилона на Манхэттене.

События 11 сентября 2001 года вывели на авансцену мировой политики еще одну глобальную силу, используемую в борьбе за передел мира, – международный терроризм. Это придало международным отношениям не только новую идейно-политическую и геополитическую многомерность, запутанность, но и опаснейшую для судеб мира остроту. Наиболее ярко это проявляется сегодня в России, на Ближнем Востоке, на территориях США и ряда других западных стран.

Но было бы ошибкой причислять международный терроризм к антиглобалистским силам. В таком отождествлении заинтересован прежде всего сам империализм в целях пропагандистской дискредитации растущего во всем мире антиглобалистского движения. На деле же, как подчеркивал Фидель Кастро, террор всегда использовался врагами человечества в качестве орудия для того, чтобы сокрушить и подавить борьбу народов за свое освобождение. Он никогда не может быть орудием по-настоящему благородного и справедливого дела.

Трактовка современных событий как новой мировой войны обязывает ко многому. Обе предыдущие мировые войны завершались революциями, знаменовавшими собой крупнейшие сдвиги в социально-экономическом и политическом соотношении сил на мировой арене. Речь, стало быть, идет ни много ни мало как об определении перспектив новой социальной революции.

Есть войны, выход из которых может быть только революционным. Революция есть ответ на угрозу, которую несет война человеческой цивилизации и культуре. Революциями завершаются именно те войны, те схватки социальных хищников, которые угрожают разрушить основы человеческой цивилизации и культуры. Революция есть ответ человечества на попытку втянуть его в процесс саморазрушения, когда человечество стоит перед альтернативой: либо втянуться в сватку социальных хищников, либо свергнуть их, обуздать.

Если мы применяем к глобализации понятие войны не в переносном и метафорическом, а в прямом и научном смысле этого слова, то и анализ этой войны должен быть строго научным и объективным.

Война есть продолжение политики мирного времени иными, насильственными средствами, – этот тезис был и остается незыблемым по сию пору. Можно много говорить о новых формах и методах ведения войны, но ее суть останется нераскрытой, останутся неясными пути антивоенной борьбы, если не будут найдены ответы на целый комплекс вопросов: каково экономическое и социальное содержание политики, продолжением которой является данная война? Чья это политика? Какие новые средства насильственного продолжения политики принесла с собой война? Какое место среди этих средств занимает комплекс явлений, именуемый международным терроризмом?

Лишь ответив на эти вопросы, можно искать ответ на главный вопрос: как бороться с войной вообще и, в частности, с одним из ее самых бесчеловечных порождений – современным терроризмом. Здесь многое окутано наукообразным туманом, скрывающим истинную суть явлений. После 11 сентября возникла масса спекуляций на темы о мировом геополитическом, расовом, этническом и религиозном противостоянии и, наконец, о начале «битвы цивилизаций» и новом «крестовом походе».

Сегодня становится все более очевидным, что ключевые задачи творцов «нового мирового порядка» следующие.

1. Добиться открытого, юридически закрепленного выстраивания мира в «пирамиду подчинения». На вершине ее будут находиться США, рядом, но чуть ниже, их союзники, а в самом низу – государства «третьего мира». Там же останутся прозябать Россия, Украина, Белоруссия, республики Закавказья, Средней Азии, другие постсоветские страны.

2. Создать уже не теневую, а открытую наднациональную структуру власти, подчиненную США. Власти по своей сути диктаторской, враждебной миллиардам жителей планеты.

3. Установить контроль над мировыми источниками энергии и сырья. Подчинить себе финансовую систему, и тем самым взять в свои руки всю экономику планеты.

4. Осуществить военный разгром стран, пытающихся защищать свои национально-государственные интересы. Расправиться с лидерами, которые противостоят американской гегемонии.

5. Жестко контролировать информационные потоки. Навязать миру свою систему ценностей. Подавить всех инакомыслящих под предлогом причисления их к террористам.

6. Полностью и окончательно блокировать Россию как силу, способную противостоять таким планам. Сделать это, в том числе, за счет военного присутствия НАТО на территории бывших республик СССР. Воспрепятствовать геополитическому и национальному возрождению постсоветского региона.

7. Запустить «качели террора», создав атмосферу страха и отчаяния. Лишить тем самым человечество воли и способности к борьбе за свои права, за лучшую жизнь.

Цель глобализма ясна – пройтись асфальтовым катком по всем национальным различиям, привести все и вся к единым стандарту и знаменателю. Вместо сближения и взаимообогащения стран и народов – полный слом. Причем нет смысла искать какие-то идеологические, культурные, религиозные, национальные, расовые, цивилизационные и даже геополитические соображения. Все это не более чем инструменты и средства для достижения или прикрытия других задач. Истинное намерение – экономическое, политическое, культурно-информационное господство узкого круга «избранных» над остальным человечеством, эксплуатация трудовых и природных ресурсов Земли исключительно в собственных корыстных интересах.

Эта цель объединяет империалистических хищников, невзирая на различия между ними. Теория о «превосходстве арийской расы» не помешала Гитлеру заключить стратегический союз с милитаристской Японией.

Империалистическая глобализация есть борьба за порабощение, раздел и передел мира, его ресурсов. Это борьба объединенного империализма против мировой «периферии», борьба различных империалистических группировок между собой.

Война, которую ведет мировой империализм («золотой миллиард») против остального, угнетенного и эксплуатируемого, человечества, не затихает уже полтора столетия и принимает все более изощренные и жестокие формы. Как и при любом грабеже, бандиты сначала отбирают у своих жертв имущество, а затем начинают делить добычу. И дележ подчас более жесток и кровав, чем ее отъем.

Сегодня существует гигантский разрыв в уровне социально-экономического развития между странами «золотого миллиарда» и остальным человечеством. По данным ООН, 3,5 миллиарда человек на Земле не имеют возможности тратить ежедневно даже 2 доллара. Архитекторы «нового миропорядка» заинтересованы в том, чтобы этот разрыв не только сохранялся, но и возрастал.

Но являет ли собой этот обращенный против «третьего» мира общий империалистический фронт нечто абсолютно единое и монолитное? Ряд обстоятельств свидетельствует о том, что это не так.

«Новый империализм»?

Не так давно возникла и укрепилась иллюзия, будто мировой империализм един, а эпоха межимпериалистических противоречий и уж тем более войн канула в Лету. Однако даже самое поверхностное рассмотрение свидетельствует об ином. В условиях господствующего капиталистического способа производства ограниченность мировых ресурсов предполагает не только их неравномерное распределение между эксплуатируемыми и эксплуататорами, но и конкуренцию за них в среде самих эксплуататоров. Обе мировые войны произошли в ХХ веке из-за обострения межимпериалистических противоречий.

До поры до времени эти противоречия оставались как бы на втором плане, могли быть скрыты и не выходить на поверхность. Во всяком случае, не принимать форму вооруженной борьбы между ведущими империалистическими группировками. И ясно, почему. На пути империалистического глобализма и мондиализма стояла мировая система социализма, которая в течение многих десятилетий сдерживала империалистическую агрессию, сберегла миллионы жизней на Земле. Но после того как объединенным империализмом была одержана победа в «холодной войне», межимпериалистические противоречия неизбежно должны были выйти и вышли на первый план.

Именно об этом все мы основательно подзабыли, хотя и внутренние противоречия никуда не исчезли. Крушение Советского Союза могло их только обострить, но никак не сгладить.

Сегодня на поверхность мировых событий и войн всплыл международный терроризм.

Самое странное в этой войне то, что до сих пор никто, даже США, подвергшиеся самой мощной атаке «международного терроризма», не смогли вразумительно сформулировать его настоящие, а не бутафорские цели. Только невнятные рассуждения о каких-то кровожадных злодеях, которые из чистой мизантропии взрывают весь мир.

И никому не приходит в голову сообразить, что если эта версия верна, то всему миру пора задуматься не о злодеях, а о себе.

Ненавидящие весь свет маньяки были и будут всегда. Однако они всегда были и остаются одиночками. Но нынешняя война такова, что ее не по силам развязать одиночкам. Здесь видны усилия огромной разветвленной, предельно законспирированной и строжайше дисциплинированной организации. У этих террористов, несомненно, есть вполне «рациональные» цели, их идейное обоснование и воля к их претворению. Поэтому новая мировая война есть продолжение борьбы за передел мира, которую разные империалистические группировки ведут между собой.

В силу многих обстоятельств российская левая и патриотическая мысль в последние годы уделяла преимущественное внимание анализу традиционного «театра военных действий». Теперь настало время обратить внимание и на новый ТВД.

Гипотез о природе «нового империализма» высказано уже немало, и ни одну нельзя сбрасывать со счетов. Сложность анализа в том, что он не заявляет о себе открыто и предпочитает действовать чужими руками. Ясно лишь то, что он располагает колоссальным финансовым и организационным потенциалом.

Как только речь заходит о реальных экономических аспектах происходящего, трубадуры всяческих «антитеррористических операций» как в рот воды набирают. Послушать их, выходит, что терроризм вообще не имеет конкретных целей, он – воплощение абсолютного зла и беспричинной мести.

Однако оставим такие мотивы терроризма голливудским триллерам, хотя не исключено, что они играют свою роль, особенно на уровне индивидуального поведения конкретных исполнителей тех или иных терактов. Но и этого достаточно, чтобы искать «новую силу» не вне, а внутри империалистической системы.

В современном мире четко просматриваются несколько узлов межимпериалистических противоречий.

Противоречия между группировками в рядах «старого империализма», внутри «золотого миллиарда». Существует несколько центров экономического господства, конкурентная борьба между которыми ведется с нарастающим ожесточением. Это Северная Америка, Европейский союз, ряд стран Юго-Восточной Азии. Этому географическому треугольнику соответствует треугольник финансовый: «доллар – евро – иена». Весьма мощную и особую по своим интересам группу образуют ведущие нефтедобывающие страны, включая Россию.

Противоречия между национальным и транснациональным капиталом в его рафинированном виде, очищенном от какого бы то ни было национального содержания и территориальной, географической привязки. Ведь капитал как экономическая категория абсолютно космополитичен, в его природе не содержится ничего, что побуждало бы его уважать чьи бы то ни было интересы, кроме собственных.

По мере концентрации и транснационализации капитала в мире складывается некая новая космополитическая «элита», для которой национально-государственные интересы Америки ничуть не дороже национально-государственных интересов Афганистана или Ирака. И если этой «элите» по каким-то причинам будет выгодно бомбить США или Западную Европу, она это сделает без колебаний.

Ответом на эту угрозу является сильная ксенофобская расистская и неофашистская струя под «патриотическими» лозунгами во внутриполитической жизни практически во всех странах «золотого миллиарда». «Гражданская милиция» в США, к которой принадлежал самый известный американский террорист Тимоти Маквей, партия Ле Пена во Франции, аналогичные ей партии в других европейских странах. Это тоже своеобразный антиглобализм, но откровенно реакционного, фашистского толка.

Противоречия между экспортерами, больше всего выигрывающими от глобализации мировой экономики, и производителями, ориентированными на внутренний рынок.

Противоречия по линии «новая экономика» – «старая экономика» внутри любой экономически развитой страны.

Противоречия между капиталом реальным и капиталом фиктивным, спекулятивным. О силе последнего свидетельствует хотя бы тот факт, что объем сделок на международных финансовых рынках в десятки раз превышает объем мировой торговли.

Противоречия «легального» бизнеса и бизнеса «нелегального» (рэкет, наркоторговля, работорговля). Транснациональная организованная преступность достаточно сильна, чтобы претендовать на свою долю власти.

Перечень внутри– и межимпериалистических противоречий можно было бы продолжить. История движется по спирали, которая в данном случае более похожа на порочный круг. Как будто возвращаются времена, предшествовавшие Первой мировой войне. Период внутриимпериалистической консолидации сменяется периодом внутриимпериалистической конфронтации. Все взаимосвязано, и из этого переплетения рождается некий «новый» империализм, применяющий арсенал нетривиальных средств борьбы, в том числе и террор.

Мир превращается в арену ожесточенной схватки двух кровавых хищников – империализма «старого» и империализма «нового», условно говоря: глобального милитаризма и глобального терроризма. Каждый из них хочет поделить мир по-своему. Именно отсюда исходит сегодня главная угроза миру и безопасности.

Подробный анализ каждого из узлов позволяет не огульно, а обоснованно представить себе экономическое и социальное «лицо» организатора терактов. В них могли быть заинтересованы многие силы, и притом далеко не все указывает на «арабский след».

Все громче, хотя и анонимно, заявляет о себе некая новая – более молодая, более хищная и наглая, более изощренная и изобретательная империалистическая группировка, претендующая на более весомый кусок пирога, а может быть, и на весь пирог. Эта мощная анонимная сила (нечто вроде «огненосных творцов» из романа братьев Стругацких «Обитаемый остров») полна решимости сокрушить Соединенные Штаты в том виде, в каком они сегодня существуют. Удар направлен не по военной машине США, а по их экономической, социальной и технологической инфраструктуре.

Перед лицом этой смертельной для себя угрозы «старый империализм» поспешил объявить ее «угрозой всему цивилизованному человечеству». И это верно, но только совсем в другом смысле, не в том, как трактуют США: действительной угрозой человеческой цивилизации и культуре является нынешняя схватка двух империалистических хищников – «старого» и «нового». И реальным избавлением от данной угрозы является борьба человечества против обоих хищников.

Что может противопоставить этим атакам официальная Америка? Только немедленные, производящие впечатление на обывателя ответные действия. Срочно найти и сурово покарать преступников! Вот и приходится «искать кошелек не там, где потеряли, а там, где светлее». Словом, необходимо эффектное, грандиозное шоу.

Всем, а уж американским генералам в первую очередь ясно, что никаких проблем, связанных с терактами 11 сентября, «антитеррористическая операция» Соединенных Штатов в Азии не решает и решить в принципе не может. С точки зрения борьбы с терроризмом вся эта операция целиком и полностью бессмысленна. Она может лишь усилить акции противодействия. Во-первых, реальные силы террористов базируются вовсе не в Афганистане, не в Ираке и вообще не в какой-то конкретной стране. Во-вторых, «ковровыми» бомбардировками победить терроризм невозможно, ибо тот действует в совершенно иной плоскости.

Стало быть, бросок США и НАТО на Афганистан и Ирак – «из другой оперы». Это демонстрационные акции прежде всего для внутреннего пользования. Американские власти можно понять. Ведь им ничего не остается кроме как ломать комедию. Обыватель видел дымящиеся развалины Всемирного торгового центра, поэтому ему нужно показать такие же дымящиеся развалины – око за око! Ведь правда о подлинной сути событий настолько неприглядна, что открывать ее обывателю нельзя.

События в Афганистане и Ираке жестко определили вектор политики, навязываемой планете на обозримую эпоху. Война США против исламского мира является шагом, логически вытекающим из решений вашингтонской сессии Совета НАТО в 1999 году. Начат слом ялтинской системы, всего послевоенного баланса сил в мире. Речь идет о ликвидации ведущей роли ООН и Совета Безопасности как гарантов этой системы. Провозглашается право НАТО вторгаться в любую страну, которая чем-либо не устраивает этот блок.

Цинизм такой политики проявляется уже в том, что даже террористические акты, унесшие тысячи жизней в Нью-Йорке и Вашингтоне, американская верхушка пытается с максимальной эффективностью использовать для решения своей главной задачи – завоевания абсолютного мирового господства.

Новая война преследует цели, не имеющие отношения к борьбе с терроризмом. С какой стороны ни взглянуть, это ярко выраженная империалистическая, несправедливая война.

Активное участие России в этой войне на стороне США чревато для нашей страны тяжелыми последствиями. Основная наша ошибка – стремление любой ценой войти в «клуб грабителей». Но там, во-первых, Россию не ждут. Если это внутренняя разборка, то Россия будет просто стерта в порошок между жерновами противоборствующих сторон. А во-вторых, «клуб грабителей» исторически обречен, и участие России в войне на его стороне противопоставляет ее всему человечеству.

Две империалистические войны, которые вела Россия – Русско-японская и Первая мировая – закончились революциями. У народа просто не было иного выхода перед лицом национально-государственного краха, кроме свержения тех, кто привел страну на край гибели. Втягивание России еще в одну империалистическую войну закончится тем же – падением правящего режима.

Одна из главных военных проблем новой эпохи – так называемая асимметричность военных конфликтов, которая может заставить пересмотреть многие устоявшиеся в конце прошлого века взгляды на военную мощь государства и эффективность применения вооруженной силы. Ярчайший пример такой «несимметричной» войны – кампания по борьбе с «международным терроризмом», развязанная Америкой и ее союзниками в ответ на взрывы в Нью-Йорке и Вашингтоне 11 сентября 2001 года.

В этот день практически мгновенно по самому мощному государству мира был нанесен удар стратегического масштаба, в котором вообще не были задействованы вооруженные силы и средства борьбы. А чтобы создать хотя бы видимость адекватного ответа на этот ошеломляющий удар, Соединенным Штатам пришлось создавать военную коалицию, куда вошли десятки государств; концентрировать за тысячи миль от собственной территории гигантскую группировку военно-морских и военно-воздушных сил; тратить десятки миллиардов долларов на афганскую войну;

серьезно скорректировать свою внешнюю политику по целому ряду геостратегических направлений. И все это, во всяком случае, пока, так и не привело Америку к достижению тех целей, которые были заявлены ею сразу после сентябрьской катастрофы.

Основные отличия «несимметричных» войн новой эпохи по сравнению с «классическими» вооруженными конфликтами прошлого таковы:

преимущественно межцивилизационный, а не межгосударственный характер конфликтов. Сегодня в Афганистане это противостояние наиболее радикального, религиозно-пассионарного крыла исламской цивилизации Западу с его псевдорелигией безграничного эгоизма и грубых чувственных страстей;

применение новых, неожиданных, невоенных форм и средств насилия. Еще совсем недавно, например, никто не мог предположить, что в таком качестве можно использовать гражданскую авиацию и почтовую связь;

тайный характер руководства, организации и политических целей по крайней мере одной из воюющих сторон. Организаторы взрывов 11 сентября, например, не только не заявили о себе, но и не сформулировали открыто целей своей борьбы;

неспособность обычного, даже самого современного и высокоточного оружия поразить врага, наносящего удары тайно, изнутри, используя социальную, экономическую и политическую структуру противника. Крылатые ракеты бесполезны против террористов, рассылающих заразу в почтовых конвертах, отравляющих водохранилища или взрывающих себя в гуще гражданского населения;

неприменимость привычных правовых норм. В «несимметричной» войне нет «официальных» воюющих сторон, здесь не с кем вести переговоры и заключать мир, не от кого принять капитуляцию в случае победы и т. д. Да и как определить, что победа состоялась?

Двойное дно технотронной цивилизации

Особую озабоченность внушает практически неограниченная возможность применения в военных целях так называемых технологий двойного назначения (ТДН).

В мире вновь созрела ситуация для применения оружия массового поражения. Более того, доступность разных типов оружия не снижается, а, наоборот, расширяется при переходе за некоторый порог поражающей силы. Самые опасные средства (радиационные, химические, бактериологические) оказываются более доступными, чем обычные типы оружия (стрелкового, артиллерии, бронетехники и т. п.).

Инфраструктура современных мегаполисов напичкана производственными и научно-исследовательскими объектами, представляющими неограниченные возможности для ведения радиационной, химической или бактериологической войны современного уровня. И мир уже испытал на себе глобальное, хотя и непреднамеренное применение радиационного оружия – Чернобыльскую катастрофу.

При нынешней глобальной напряженности и соответствующем состоянии умов каждая производственная, энергетическая и транспортная авария внимательно анализируется с точки зрения возможности создания аналогичной ситуации в целях политической борьбы. Воздушная атака на Нью-Йорк показала, какой разрушительный потенциал может быть в подобных случаях задействован.

Общепризнанна необходимость строгого контроля над созданием, развитием и распространением ТДН. Здесь, кстати, США – во главе, причем не только из соображений безопасности, но и для борьбы с конкурентами. Но возможности контроля без изменения социально-экономических условий крайне ограничены, ведь одним из наиболее общих законов развития капиталистического способа производства является тенденция к превращению производительных сил в разрушительные.

Сегодня безопасность заключающих в себе колоссальный убийственный потенциал ядерных, энергетических, химических, биотехнологических производственных комплексов не может быть полностью обеспечена ни чисто полицейскими, ни сугубо инженерными средствами. Эта проблема имеет ярко выраженный социально-экономический и социально-психологический характер. А между тем общественное сознание с каждым днем преодолевает один за другим барьеры морального и психологического неприятия все более разрушительных видов оружия.

Уже в основе Чернобыльской катастрофы лежала глубокая деформация «человеческого фактора» – неадекватность поведения персонала, отсутствие самокритичности и самоконтроля, потеря инстинкта самосохранения и сохранения рода. Операторы современного «социального Чернобыля» демонстрируют психологическую деградацию во всевозрастающих масштабах. Поэтому планируемые США ответные силовые акции, идеология которых восходит к приснопамятной «политике канонерок» столетней давности, могут лишь усугубить ситуацию и породить новые акции «непропорционального мщения», не направленного на достижение рациональной цели.

Снятию моральных запретов способствует масса факторов: от бомбардировок мирного населения до подстрекательских, смакующих насилие публикаций прессы и особенно телепередач.

Как в Средневековье публичные казни не способствовали искоренению преступности, а, наоборот, вели к ожесточению нравов, прямая трансляция Манхэттенской катастрофы вызвала у многих зрителей не шок и не негодование, а явно нездоровое любопытство, которое может лишь подтолкнуть к подражанию. Да и вообще, мы не отклонимся далеко от истины, если скажем, что Манхэттенский теракт был загодя спланирован не в горных афганских пещерах, а именно американскими триллерами, фильмами ужасов и катастроф.

Эта, казалось бы, пошлая и ирреальная «развлекуха» имела точную психологическую цель – смести все и всяческие моральные барьеры на пути шествия ницшеанского «сверхчеловека», но по иронии истории она ударила по создателям и бездумным потребителям этих глубоко преступных «зрелищ», ничем не отличающихся от фашистской пропаганды. И страны, где даже сомнение в гитлеровских преступлениях уже является уголовным преступлением, все это бездумно потребляли!

Такова логика «развития» общества саморазрушения: от «Махэттенского проекта» (именно так назывались работы по созданию атомной бомбы) – к Манхэттенской катастрофе.

Необходимо искать новые, всеобъемлющие ответы на поставленные жизнью вопросы безопасного развития человеческого рода в гармонии с обществом и природой. Крупнейший вклад в этот поиск внес научный руководитель ликвидации последствий Чернобыльской катастрофы, безвременно и трагически ушедший от нас академик В. Легасов, который сформулировал качественно новую концепцию безопасности.

Наряду с очевидными грозящими человечеству опасностями военно-политического, технологического и экологического порядка он выделил еще одну существенную угрозу, связанную с отчуждением все большего числа людей от управления экономикой и производством, с непомерной перекачкой интеллектуальных ресурсов из гуманитарной в техническую сферу, с потерей обществом нравственных правил и ориентиров, с распространением вследствие этого наркомании, проституции, новых болезней.

Предупреждения Легасова о новых угрозах по сей день поняты и учтены очень немногими, а определенный им социокультурный аспект безопасности и по сей день остается, если судить по поведению политиков, недоступным большинству.

Это доказывает, что ТДН распространены не только в технологической сфере. Одна из важнейших в современном мире технологий двойного назначения – СМИ, особенно эфирные и сетевые.

Уж кто-кто, а «акулы пера» отлично сознают, что тезис о прессе как «только зеркале» и «независимом выразителе свободного общественного мнения» не более чем миф для одурачивания обывателя. Пресса всегда была инструментом власти. А бурное развитие телекоммуникационных технологий превратило СМИ в особую ветвь власти уже не в переносном, а в прямом смысле слова. Но беда в том, что эта власть нелегитимная – самопровозглашенная и самоуправная.

Электронные СМИ являются мощным оружием массового воздействия, фактически средством ведения войны самого новейшего и опасного типа – концептуальной. И это требует жесткого контроля над ними со стороны общества. Существуют же строгие правила хранения и использования охотничьего оружия или промышленной взрывчатки, уголовное наказание за их применение не по назначению. А в отношении электронных СМИ – лишь расплывчатые гражданско-правовые нормы.

Например, любому, даже непосвященному человеку, ясно, что медицина относится к сфере ТДН, поэтому в праве существует мера ответственности, в том числе уголовной, за незаконное врачевание. Мера разумная и оправданная, но как только ее пытаются применить к «инженерам человеческих душ», начинается вселенский вой. «Мы только отражаем действительность, но не формируем ее!» – вопят деятели, хорошо знающие, что дело обстоит ровно наоборот.

Мировое сообщество стоит перед необходимостью крупнейшей, действительно глобальной «переоценки ценностей». Рано или поздно ему придется признать, что «технологии двойного назначения» существуют не только в науке и технике, но и в сфере социальных отношений, и они не менее опасны и разрушительны. Глобализация это ярко подтверждает. Характеризуя ее как нового типа войну, можно предложить такую предварительную дефиницию: это война с применением в качестве оружия «социальных технологий двойного назначения». Необходимо признание целого ряда социальных институтов такими же ТДН, как ядерная энергетика или гражданская авиация. И установить над ними жесткий контроль.

Новое орудие глобализма

Одной из форм ведения войн нового типа стал международный терроризм. Изобретено и совершенствуется новое оружие, перед которым вся колоссальная военная машина «старого империализма» оказалась бессильной и бесполезной.

Что заставляет думающих людей настаивать на том, что современный международный терроризм есть орудие империалистического глобализма?

Не секрет, что террористический акт 11 сентября истолкован и воспринят многими, как сторонниками, так и противниками глобализации, как акт революционный, как справедливый удар по империализму, глобалистским амбициям Соединенных Штатов Америки и их союзников. Но так ли это? Отнюдь!

Терроризм как средство революционной борьбы давно показал свою неэффективность и бесперспективность. Подобные жесты отчаяния не могут привести к освобождению человечества, к слому «нового мирового порядка». Однако терроризм зарекомендовал себя эффективным средством в другом. Реальная история современного международного терроризма в целом и отдельных террористических группировок в частности свидетельствует о том, что они есть порождение империалистической политики, орудие, с помощью которого достигается сразу несколько целей:

дискредитация освободительного движения;

борьба со странами, социально-экономическими системами и политическими режимами, мешающими осуществлению планов установления НМП;

использование терроризма как оружия для межимпериалистических «разборок».

Терроризм в его современной форме имеет глубокие социальные корни – это порождение крайней нищеты и безысходного отчаяния угнетенных масс, вынуждающих людей на крайние формы протеста. Целые народы обречены на нищету и вымирание. Вот вам питательная среда для самых диких эксцессов.

Но вместе с тем эти дикие эксцессы являют собой неотъемлемую оборотную сторону бесчеловечных эксплуататорских отношений, извращенную форму высвобождения социальной энергии масс. Поэтому в качестве оружия борьбы трудящихся за социальное и национальное освобождение терроризм давно уже обнаружил свою полную бесперспективность и негодность, о чем свидетельствует хотя бы опыт русских народовольцев и эсеров. Зато он продемонстрировал высокую эффективность в прямо противоположном плане: как средство «канализации» социального протеста в ложное русло. И в этом качестве из индивидуального и адресного терроризм превратился в массовый и безадресный, в орудие устрашения и деморализации народных масс эксплуататорскими классами.

Это и мафиозный террор – «эскадроны смерти» латиноамериканского образца и т. п. Это и фашистский террор, непосредственно перерастающий в геноцид. Это и государственный терроризм, применяемый «великими» империалистическими державами против целых стран и народов. Это и международный терроризм – угоны самолетов, взрывы и пр., играющие роль страшилки для обывателя и нередко прямо инспирируемые западными спецслужбами для оправдания их вмешательства во внутренние дела других государств.

Но нужно четко различать: одно дело, в чьих реальных интересах совершаются подобные широкомасштабные теракты, и совсем другое – из какой социальной, национальной и религиозной среды вербуются исполнители.

Как любая антинародная сила, терроризм нуждается в благопристойном идеологическом прикрытии – социальном, национальном, религиозном и т. п. Иначе невозможно рекрутировать на свою сторону достаточное количество «пушечного мяса». Поэтому нужно всегда видеть разницу между вожаками и обманутыми народными массами. К чувствам, верованиям и даже предрассудкам масс мы обязаны относиться с уважением. Но тех, кто бессовестно эксплуатирует эти качества людей в своих корыстных целях, надо беспощадно разоблачать.

Террористическая среда вовсе не обязательно мусульманская и арабская. В поисках новых добровольных «камикадзе» и «шахидов» американцам не надо обращать свои взоры только за океан. Известно, например, что в США время от времени случаются массовые немотивированные убийства, совершенные озверевшими от «американского образа жизни» маньяками.

Если бы современный терроризм был только жестом отчаяния, незрелой формой освободительного движения, его, как говорится, «детской болезнью», вопрос о нем решался бы значительно проще и теоретически, и политически. Революционное движение вообще, и русское особенно, давно и однозначно определило свое резко отрицательное отношение к террору как форме революционной борьбы.

Именно империализм в первую очередь заинтересован в том, чтобы отождествить революционные и национально-освободительные движения с международным терроризмом. Это позволит ему на «законных» основаниях повсеместно преследовать борцов за социальное и национальное освобождение. Но и прогрессивные силы попадут в коварную политическую и идейную ловушку, если признают в террористах борцов за свободу.

Нет, настоящие народные революции так не делаются. Чтобы не попасть в ловушку, следует осознать, что современное явление, именуемое «международным терроризмом», – одна из новых страшных угроз, которые несет человечеству именно империалистическая глобализация. Это ее неизбежный спутник и один из многих практикуемых мондиализмом методов всемирного геноцида.

Международный терроризм есть оборотная сторона, изнанка мирового империализма – порождение, прямое продолжение и неотъемлемая часть «нового мирового порядка», империалистического глобализма. «Цивилизованное человечество», «международное сообщество» и прочие благоглупости сегодня не более чем псевдонимы империализма, возглавляемого Соединенными Штатами.

Да, терроризм – страшная угроза человечеству. Но империализм не менее страшен. Более того, это угроза первичная. Главный международный террорист сегодня – США. Примеров откровенно террористических действий США хоть отбавляй.

Кроме того, только полные профаны могут не понимать, что все террористические организации так или иначе находятся под контролем западных спецслужб. И тот, кто закрывает на это глаза, есть либо лицемер, либо страус, прячущий голову в песок.

Не менее пошлы и бесполезны причитания о недопустимости «двойных стандартов» в оценке фактов вооруженной борьбы. Вспоминается, как российское руководство просило Америку признать, что чеченские сепаратисты – такие же террористы, как и люди бен Ладена. Такие же, да не такие! Ведь чеченские боевики действовали и действуют в ущерб России, а, следовательно, в соответствии с американскими интересами. Выходит, для США они не террористы, а повстанцы.

Полностью солидарны с таким подходом и западноевропейские страны, демонстративно пропускающие мимо ушей все требования Москвы о выдаче известного чеченского сепаратиста и террориста А. Закаева. Авторам подобных просьб невдомек, что «двойные стандарты» – это и есть конкретно-исторический, социальный и классовый подход, без которого политика превращается в бессистемную трепологию об «общечеловеческих ценностях».

Терроризм и законные методы ведения вооруженной борьбы

«Террор» и «терроризм» – термины крайне одиозные и демонизированные (причем не всегда бескорыстно) в современную эпоху. Чтобы охарактеризовать ту или иную вооруженную акцию как терроризм, то есть уголовное преступление, необходим конкретный правовой анализ каждого отдельного случая. В разных условиях одна и та же акция может быть расценена и как терроризм, и как диверсия, лежащая в русле действий партизанской войны.

Кто такая Зоя Космодемьянская, героически отдавшая свою юную жизнь за Советскую Родину? Террористка или партизанка? Фашисты повесили ее как террористку. Так что решающий признак терроризма как уголовного преступления – не в формах вооруженного насилия, а в его социальном и политическом содержании. И здесь «двойные стандарты» не то что нежелательны, но, наоборот, крайне необходимы.

Мы против терроризма как уголовного преступления. Но убийство насильника в ситуации необходимой самообороны не есть уголовное преступление. Насилие вообще далеко не всегда признается уголовным преступлением.

Сам по себе терроризм есть не более чем одна из форм ведения вооруженной борьбы наряду, например, с войной. И в качестве таковой формы он обладает рядом специфических черт. Однако в оценке конкретных актов террора должны учитываться не только эти черты, но и конкретные социальные цели, социальное и политическое содержание того или иного акта. Лишь такой комплексный подход позволяет верно судить о существе любого явления.

Так, русские социал-демократы (и большевики, и меньшевики) в полемике сначала с народовольцами, а позже с эсерами многократно заявляли и подчеркивали: «Мы против терроризма как средства ведения революционной борьбы. Но не потому, что нам жаль погибших царских сатрапов, а потому, что такое средство не ведет к победе, а, наоборот, препятствует ей». Словом, «мы пойдем другим путем».

Не помогут понять и уяснить суть происходящего банальные и лицемерные фразы о том, что решать политические проблемы, добиваться политических целей военно-силовыми методами нельзя. Ну а как быть, если сторона, к которой предъявляются требования, плевать хотела на «политические средства»?

Поборникам прогресса не стоит зарекаться от применения насилия против социальной реакции, угрожающей существованию человечества. И категорически недопустимо огульно подводить любое вооруженное выступление за национальное и социальное освобождение под юридическую категорию терроризма, то есть уголовного (политического или военного) преступления. Если стоять на точке зрения, не допускающей актов возмездия, это значит страдать «юридическим кретинизмом» самого примитивного пошиба.

Вот очевидный пример. В годы Великой Отечественной войны белорусские партизаны в точном смысле слова терроризировали немецко-фашистских оккупантов. Вызовет ли у кого-то этот факт нравственное отторжение, моральный протест и требование юридического преследования? Ясно, что такое можно ожидать только со стороны крайних лицемеров, намеренно путающих все моральные и правовые понятия. Такого рода террор, когда земля горит под ногами у агрессора, у оккупанта, не противоречит нравственному чувству нормального человека и гражданина. А если переложить аналогичную коллизию на землю Палестины, что получится?.. Приравнивать борцов за национальное освобождение к международным террористам – значит глумиться над истиной и здравым смыслом. Это значит злонамеренно смешивать понятия террора с партизанской войной и диверсиями, признаваемыми международным правом законными методами ведения войны.

Террор и война, терроризм и милитаризм – ближайшие социально-политические родственники. Роднит их то, что в основе обоих явлений лежит убийство (увечье) противника без суда и следствия. Различие же заключается в том, что если война преимущественно нацелена на уничтожение живой силы противника, то основной целью террора являются запугивание и деморализация противника. Террор есть устрашение посредством насилия. Понятно, что грань между террором и войной весьма зыбка и подвижна – война может нередко переходить в террор на сословной, классовой, религиозной, национальной, расовой основе и наоборот.

Особенно известен в истории классовый террор, которым сопровождаются гражданские войны, – террор революционный и контрреволюционный. Некоторые полагают, что поскольку гражданская война – война классовая, она не знает линии фронта в традиционном смысле слова. Подобно тому, как на «обычной» войне всякий, находящийся по другую сторону линии фронта и одетый во вражескую форму, подлежит уничтожению или взятию в плен, в гражданской войне всякий, принадлежащий к враждебному сословному, классовому лагерю, подлежит уничтожению или пленению.

Такой взгляд на сущность классовой борьбы пытались культивировать примкнувшие к Великой Октябрьской социалистической революции мелкобуржуазные элементы. Так, например, М. Лацис (Судбарс), в 1918 году видный чекист Восточного фронта, писал в казанском журнале «Красный террор» о критериях, по которым подлежит уничтожению классовый враг: «Не ищите в деле обвинительных улик о том, восстал ли он против совета оружием или словом». Главное, по его мнению, принадлежность данного индивида к дворянскому или купеческому сословию…

Кстати, нынешние обличители «ужасов большевистской революции» узнали об этих словах, как и вообще о существовании этого малотиражного журнала, исключительно из 37-го тома Полного собрания сочинений В. И. Ленина. Однако умолчали о том, что подобные взгляды встретили не одобрение, а резкий отпор Ленина и были названы им нелепостью.

Даже в условиях Гражданской войны нелепо судить о ком-то лишь по его принадлежности к враждебному классу. Человек виновен только в том случае, если совершил конкретное преступление. Таков принцип любой законности, а тем паче законности революционной. В нем Ленин был убежден и твердо отстаивал его на практике. Ровно через год после революции, 8 ноября 1918 года, в условиях разгорающегося пожара Гражданской войны VI Всероссийский Чрезвычайный съезд Советов принял постановление о революционной законности, в основу которого была положена записка Ленина «Набросок тезисов постановления о точном соблюдении законов». Ввиду того, что именно вопрос об отношении большевиков к законности подвергся наибольшему извращению, этот ленинский документ заслуживает быть воспроизведенным здесь полностью:

«I. Законность должна быть повышена (или строжайше соблюдаема), ибо основы законов РСФСР установлены.

II. Экстренные меры войны с контрреволюцией не должны ограничиваться законами при условиях:

(a) точное и формальное заявление соответствующего советского учреждения или должностного лица о том, что экстренные условия гражданской войны и борьбы с контрреволюцией требуют выхода из предела законов;

(b) немедленное сообщение такого заявления в СНК, с копией для местных и заинтересованных властей.

III. При всех конфликтах или трениях, или недоразумениях, или спорах о пределах ведомства и тому подобное между должностными лицами или учреждениями Советской власти – все эти лица и учреждения обязаны немедленно составить самый краткий протокол с обязательным указанием даты, места, имен должностных лиц или названия учреждения и кратчайшего указания (не изложения) сути дела. Копия протокола обязательно передается другой стороне.

IV. Такие же краткие протоколы обязано составить каждое должностное лицо или учреждение Советской власти, если любой гражданин Республики обжалует какое бы то ни было мероприятие (или волокиту…) этого должностного лица или учреждения. Копия обязательно сообщается жалующемуся гражданину, а другая высшему учреждению.

V. За явно неосновательное, грубым злоупотреблением являющееся, требование протокола грозит преследование по суду.

VI. Отказ в выдаче протокола с ясно написанной фамилией должностного лица является тяжким преступлением по должности».

Слуга двух господ

Взаимопроникновение спецслужб и террористических организаций вплоть до их сращивания – один из неизбежных спутников и отличительных признаков терроризма. Немало тому примеров знает отечественная история.

Кем был, например, агент-провокатор Азеф, руководитель боевой организации партии социалистов-революционеров – представителем Охранного отделения в рядах эсеров или представителем эсеров в охранке? Но кем бы ни был Азеф, боевая организация являлась орудием в руках охранки, которая решала свои собственные задачи, не имевшие ничего общего с задачами эсеров. Такие, например, как убийство Столыпина руками агента Киевского Охранного отделения Богрова.

Судьба всех тайных террористических организаций одна – рано или поздно они превращаются в орудие (чаще слепое, нередко и зрячее) в руках спецслужб, в орудие провокации и достижения грязных целей. Спецслужбы овладевают террористическими организациями как путем проникновения в них, так и путем их создания. Террористы всегда действуют так или иначе под контролем спецслужб. Бен Ладен, например, объявленный Белым домом главным врагом всего рода человеческого, обрел свою нынешнюю мощь не без американской помощи.

Ливийский лидер Муамар Каддафи как-то заметил, что Усама вовсе не «террорист номер один», как его пытаются представить западные СМИ, он всего лишь «агент ЦРУ номер один». В исламском мире Каддафи – человек весьма осведомленный. Он знал, что говорил. Для такого утверждения есть все основания.

Отправной точкой феерического взлета карьеры бен Ладена стала борьба против советского военного присутствия в Афганистане. Тогда, в начале 1980-х годов, при покровительстве главы саудовской спецслужбы Турки аль-Фейсала, молодой Усама, разбогатевший на строительных подрядах, стал создавать в различных странах Ближнего и Среднего Востока вербовочные пункты для набора моджахедов, готовых воевать с «Красным Шайтаном» в Афганистане. За спиной аль-Фейсала уже тогда маячила тень ЦРУ, в дальнейшем активно поддерживавшего все антисоветские начинания исламских фундаменталистов.

Организация бен Ладена первоначально получила название «Мактаб аль-Хидмат» (МАХ), в переводе – «Бюро обслуживания». Ее центральный офис был открыт в Пакистане, в Пешаваре. Уже в самом начале Усама потратил на становление МАХ 45 миллионов долларов. Организация делилась на два отдела: «Бейт аль-Ансар» и «Бейт аль-Каида», которые занимались идеологической и военной подготовкой наемников-добровольцев.

Чтобы оценить размах деятельности МАХ, достаточно сказать, что только через одно нью-йоркское отделение этой организации было завербовано более 200 человек, в основном американцев арабского происхождения. При вербовке каждому наемнику вручалось на личные расходы 180 долларов. Ежемесячная «зарплата» боевика составляла от 300 до 1500 долларов. Для большинства нищих жителей Пакистана, Йемена или Иордании это было огромной суммой.

Вскоре, уже под прямым патронажем Вашингтона, бен Ладен создал региональную «благотворительную» организацию, получившую название «Исламский фонд спасения». Фонд этот, по расчетам ЦРУ, должен был стать одним из главных проводников исламского экстремизма суннитского толка. Таким образом, по мысли стратегов из Лэнгли, Америка убивала сразу двух зайцев: усиливала антисоветское идеологическое влияние в Афганистане и республиках Средней Азии, одновременно вытесняя из этого региона влияние враждебного США шиитского Ирана.

Наконец в конце 1980-х годов на базе «Исламского фонда спасения» и была создана организация под названием Аль-Каида (Основа), которую теперь Вашингтон объявил своим главным врагом! Вот уж, воистину, тот случай, к которому в полной мере приложима известная поговорка: нечем заняться – создай себе проблему и затем героически преодолевай ее последствия…

Аль-Каида вобрала в себя все структуры и ресурсы прежних организаций бен Ладена. Пользуясь благосклонностью ЦРУ, она очень быстро переросла региональные рамки и распространила свою деятельность на весь мир.

Радикальные исламские «революционеры», целые фундаменталистские группировки со всех концов земли устремились под гостеприимный кров бен Ладена. Сам он провозгласил, что намерен «пожертвовать свое богатство рыцарям, которые никогда меня не разочаровывали, которые никогда не насытятся смертью. Они сражаются с улыбкой, простые люди в мирной жизни и демоны на войне…».

После вывода советских войск из Афганистана и последовавшего затем распада СССР агрессивная политика США стала вызывать в мусульманском мире все большее раздражение. В результате американские спецслужбы очень быстро утратили контроль над своим бывшим ставленником, и Аль-Каида отправилась в самостоятельное плавание.

Но неудача с бен Ладеном мало чему научила покровителей экстремистов из ЦРУ. В Лэнгли по-прежнему считали, что мусульманский фундаментализм должен сыграть важную роль в борьбе США за мировое господство.

С помощью своих «отмороженных» подопечных американцы пытались осуществить одновременно несколько задач. Считалось, например, что наличие радикальных мусульманских организаций, постоянно угрожающих собственному правительству, обвиняющих его в предательстве и продажности, поможет сделать более сговорчивыми политические элиты в тех странах исламского мира, где они тяготеют к светской форме правления и западным ценностям.

Другой важной задачей, в решении которой должны были помочь Вашингтону религиозные фанатики и беспринципные террористы, стало «утверждение геополитического плюрализма на постсоветском пространстве», или, проще говоря, максимальное ослабление российского влияния в странах СНГ. Ну и, наконец, разжигание межрелигиозной вражды казалось спецам из ЦРУ подходящим средством для стимулирования в нашей стране сепаратизма. Таким образом предполагалось связать Россию изнуряющими внутренними конфликтами и практически устранить ее от решения ключевых вопросов международной политики и нового мироустройства.

Примерами этой безумной политики напичкана вся политическая история США конца XX века. Так, скажем, в Алжире (в то время как боевики из так называемых Вооруженных исламских групп путем жестоких терактов и массовых убийств мирных жителей стремились развязать кровавую гражданскую войну, а государственная власть, как могла, сдерживала их натиск) официальный Вашингтон не раз устами президента Клинтона осуждал «нарушения прав человека алжирскими властями». Неудивительно, что в середине 1990-х годов в различных изданиях, выпускавшихся исламистами (в Египте, например), можно было найти самые положительные, восторженные оценки внешнеполитической деятельности США, связанной с проблемами радикального ислама.

Америка усиленно раздувала пожар фундаментализма повсюду, где только считала это соответствующим своим «национальным интересам». Именно покровительство Соединенных Штатов боснийским мусульманам, чей лидер Алия Изетбегович неоднократно провозглашал самые радикальные лозунги, спровоцировало многолетнюю и кровавую боснийскую войну. Прямая защита Вашингтоном террористов из албанских исламистских организаций стала причиной беспрецедентно циничной агрессии НАТО против православной Сербии, породила македонский кризис, привела к провозглашению независимости Косово.

В Чеченском конфликте Вашингтон тоже сознательно занял антироссийскую позицию поощрения сепаратистов. Террористы Басаева и Хаттаба взрывали в Москве дома, убивали мирных жителей – стариков, женщин и детей, а в Госдепе США открыто принимали эмиссаров «независимой Ичкерии» и не переставали бубнить о необходимости «политических переговоров» с бандитами. Надеясь на собственную неуязвимость, США пытались извлечь максимальную пользу из взаимного ослабления своих главных геополитических конкурентов. Что из этого вышло, весь мир увидел 11 сентября 2001 года…

Чечня – генеральная репетиция

Особая историческая судьба России предопределена тем, что в силу своего географического положения и размеров, многонациональности и многоконфессиональности, она сосредоточивает в себе противоречия, свойственные миру в целом. Причем эти противоречия Россия переживает подчас раньше, чем остальной мир.

В современной России борьба кланов с применением террористических методов – бытовое, повседневное явление. Чеченская война стала миниатюрной внутрироссийской моделью этой новой мировой войны. Социально-экономическое содержание обеих чеченских войн – то же, что и процессов, происходивших в России в целом. Это борьба за раздел и передел собственности. Разница лишь в формах борьбы, а не в сути. Такая же бандитская разборка с максимальным вовлечением в нее государственных силовых структур.

В то время как организаторы такой политики отсиживались за высокими заборами под защитой вооруженной до зубов охраны, рекой лилась кровь ни в чем не повинных людей. Варварские взрывы в Каспийске, Владикавказе, Буйнакске, Волгодонске, Москве, трагедии в Беслане и в Театральном центре на Дубровке, страшные теракты в метро унесли сотни жизней.

Реальные причины воцарившегося в стране невиданного террористического и криминального беспредела – следствие либерально-демократических преобразований, которые продолжаются до сих пор. Тот же чеченский «сепаратизм» взращен и вскормлен правящим режимом.

Много толков было о том, что действующих в России террористов направляют и финансируют из-за рубежа. Кое-кто с радостью ухватился за эту версию, предпочитая сделать ее основной. И это явное лукавство. Заграничный след реален, но только не следует превращать его в спасительную индульгенцию для правящего режима. Международные бандиты хлынули в Россию не наобум, а только после того, как убедились, что почва для них взрыхлена и удобрена.

Пока не преодолены глубокие социальные причины терроризма, справиться с ним невозможно. Свидетельство тому непрекращающиеся террористические акты на Северном Кавказе, в частности, разгул терроризма в Дагестане и в других регионах страны. Например, по данным Прокуратуры РФ, в СевероКавказском федеральном округе в 2010 году число экстремистских преступлений выросло более чем в четыре раза.

В этой связи полезно обратиться к опыту Франции – последней европейской страны, пережившей в начале 1960-х годов массированную атаку политического терроризма. Террористическую войну вела так называемая Секретная армейская организация (ОАС), протестовавшая против предоставления независимости Алжиру. Ее костяк составляли профессиональные военнослужащие Иностранного легиона (не только французы, но и многочисленные наемники из других стран), имевшие огромный опыт ведения боевых действий в Алжире и Индокитае.

После провала путча в Алжире в 1961 году ОАС перешла к тактике массового террора как в Алжире, так на территории Франции. Пик террористических актов пришелся на 1962 год. Практически ежедневно в местах массового скопления людей – кафе, кинотеатрах, универмагах – гремели взрывы пластиковых бомб. Были моменты, когда в Париже взрывалось до трех – четырех таких бомб ежедневно.

Ответные действия французских властей могут считаться образцом ведения антитеррористической борьбы. При этом функционирование всех конституционных демократических институтов власти было сохранено. Президент, правительство и парламент взаимодействовали в обычном режиме. Чрезвычайное положение не вводилось.

Да, конечно, все французские спецслужбы действовали в высшей степени слаженно, профессионально и предельно жестко, в результате чего ОАС была полностью разгромлена уже к концу 1962 года. Однако успех был достигнут не только благодаря работе сугубо силовых ведомств. Он был бы абсолютно недостижим без целого ряда пропагандистских, политических и социальных мероприятий президента де Голля. К ним в первую очередь следует отнести следующие:

1. Активнейшая контрпропаганда в рядах противника и среди населения, апеллирующая к фундаментальным общенациональным ценностям и национальной гордости французов. В критические моменты – введение элементов цензуры в СМИ.

2. Эффективная социальная помощь составлявшим главную питательную среду для террористов нескольким миллионам алжирских французов, вынужденных переселиться из Алжира на историческую родину. Трудоустройство, жилье, пособия и т. д.

3. Политика экономического роста, усиление государственного регулирования экономики вплоть до национализации ряда ключевых отраслей промышленности, прежде всего в сфере машиностроения и высоких технологий.

4. Укрепление обороноспособности страны, масштабная модернизация вооруженных сил, оснащение их новейшими типами вооружений. Именно в эти тревожные и нестабильные годы была создана французская атомная бомба.

5. Укрепление внешнеполитической независимости и государственного суверенитета Франции. Именно в 1966 году Франция вышла из военной организации НАТО, из состояния «холодной войны» с Советским Союзом и восстановила с ним традиционные дружественные отношения.

6. Четкая и честная опора верховной власти на народное мнение и волеизъявление. Де Голль не только сформировал конституционные устои демократии, но и уважал их. Несмотря на формальную сверхавторитарность конституции Пятой республики, дающей президенту огромные полномочия, правительство всегда формировалось парламентским большинством. Крупные государственные мероприятия выносились президентом на одобрение референдума. И когда в 1969 году одно из его предложений не получило народной поддержки, де Голль добровольно ушел в отставку, обеспечив законную демократическую передачу власти своему преемнику.

Вот вам практически готовая программа борьбы с экстремизмом и терроризмом!

Но наших поклонников «достижений мировой цивилизации» она, естественно, не интересует. Поэтому раковая опухоль сепаратизма и терроризма только разрастается. Активно действуют могущественные силы, заинтересованные в дальнейшем разжигании войны в Кавказском регионе, наживающие на ней несметные прибыли.

Что можно сделать в подобных обстоятельствах?

Не просто рубить «вершки», то есть пресекать терроризм силовыми средствами. Гораздо важнее выпалывать «корешки» – устранить его социальную базу и причины.

Где искать корни терроризма?

Сказанное выше полностью применимо к общемировой ситуации. Никакие силовые акции США и их союзников, сколь бы мощными и продолжительными они ни были, не смогут искоренить терроризм. Борьба с международным террором станет эффективна только если будет направлена на искоренение глубинных причин, порождающих это страшное явление. Сами причины, вызвавшие в течение последнего десятилетия всплеск международного терроризма, можно разделить на глобальные, геополитические, экономические, правовые, расовые и религиозные.

Важнейшей глобальной причиной современного кризиса является беззастенчивое и агрессивное стремление Запада к мировому господству, попытка Вашингтона навязать всему человечеству несправедливую, дискриминационную модель «глобализации по-американски.

Главной геополитической причиной нынешнего разгула международного терроризма стал развал СССР, вызвавший фундаментальную дестабилизацию всей мировой системы безопасности и породивший, с одной стороны, «вакуум влияния» на огромных пространствах, тяготевших ранее к советскому геополитическому блоку, а с другой – опасные иллюзии США о возможности форсированного достижения единоличного «глобального лидерства».

Экономической основой глобальной нестабильности современного мира является искусственно насаждаемый и поддерживаемый Западом беспрецедентный разрыв в уровне социально-экономического развития между странами «золотого миллиарда» и остальным человечеством. В основе этой беспрецедентной несправедливости лежит крайне неравномерный доступ различных стран и народов к природным, информационным и иным ресурсам развития. Уже сейчас граждане так называемых «развитых стран», составляющие менее 20 % мирового населения, потребляют более 70 % производимой на планете энергии, 75 % обработанных металлов и 85 % деловой древесины.

Международно-правовые причины разразившегося кризиса тоже вполне очевидны. Это в первую очередь демонстративное попрание Соединенными Штатами норм международного права, которые стесняют их глобальные имперские амбиции и мешают американским «ястребам» осуществлять незаконно присвоенные себе функции «мирового жандарма».

Наиболее пагубную роль играет игнорирование американцами и их союзниками по НАТО Устава ООН, неприкрытое упование на «право силы», позволяющее им произвольно «назначать» суверенные, независимые страны «изгоями» и объявлять источниками международного зла целые народы. Плоды такой безответственной политики в полной мере уже ощутили на себе Ливия и Иран, Судан и Сомали, Югославия и Македония, Ирак и Афганистан.

Не менее губительное воздействие на систему международной безопасности и стратегической стабильности оказывают расширение НАТО на Восток. Это дает России полное основание считать, что Запад во главе с США осознанно и целенаправленно производит последовательный демонтаж всей международно-правовой системы, на которой базировалась наша национальная безопасность еще со времен разгрома фашизма. Оставить такую угрозу без внимания российское руководство не имеет права – это было бы преступлением перед собственным народом.

Не являются секретом расовые причины ненависти, которая питает международный терроризм. Подавляющее большинство народов и государств сегодня считает главным источником расовой дискриминации и ксенофобии США и западные страны, веками проводившие политику нетерпимости и апартеида по отношению к покоренным племенам своих обширных колоний.

Главной религиозной причиной глобальной нестабильности является агрессия бездуховного западного либерализма, враждебного нравственным ценностям и святыням всех без исключения мировых религий. Спросите православного священника или мусульманского муллу – они в один голос скажут вам, что именно Запад является главным растлителем душ их разноязыкой паствы.

Удивительно ли, что такая экспансия Запада порождает ответную реакцию, которая в некоторых исламских странах, в условиях повальной нищеты и политической нестабильности приобретает крайние, экстремистские формы?

Оба хуже!

Действительную угрозу государственной и территориальной целостности России представляет не отдельно взятый терроризм, а схватка центральных и региональных криминально-олигархических кланов. Именно они, а вовсе не народы, ведут междоусобную, в точном смысле слова, империалистическую войну за раздел и передел России.

Мировая ситуация ничем принципиально не отличается от внутрироссийской. США втягивают весь мир в такую же авантюру, в какую втянута Россия на Кавказе. Ближайшая внешнеполитическая задача – остановить втягивание России в новые войны в ущерб ее коренным геополитическим интересам.

Объединяться с империализмом против терроризма – такой же абсурд, как объединяться с северным магнитным полюсом против южного. Пока существует империализм, будет существовать и терроризм. И никакие военные схватки между ними, никакая «победа» империализма над терроризмом не принесут человечеству ни мира, ни справедливости, ни благополучия. Наоборот, человечество все дальше будет втягиваться в новую мировую войну, пока не поймет, что оба дерущихся – в равной мере его смертельные враги.

Вопрос не в том, «на чью сторону встать – на сторону террористов или на сторону НАТО», как в свое время ставил его президент США Буш. Он публично заявлял, что «гнев подсказал правильное решение: каждая страна должна сделать выбор – либо она с нами, либо с террористами». Но проблема в другом – как изменить мировые общественные отношения, чтобы из них не рождались такие уродливые и смертельно опасные для человечества явления, как государственный терроризм США и НАТО, как дикие акции экстремизма – симптом наступления нового варварства. Силы мира и прогресса обязаны обратиться против них обоих, как близнецов-братьев. Их борьба – это симптом саморазрушения глобализма и мондиализма.

Именно с этих позиций может быть сформулирована задача для России, да и для всего человечества, не дать втянуть себя в процесс саморазрушения «нового мирового порядка» в качестве «пушечного мяса».

Всякое иное решение прямиком ведет к глобальной катастрофе.

Вот тот действительно реальный оселок, на котором испытываются сила и идейная зрелость нарастающего антиглобалистского движения. Оттого, как пройдет оно, это испытание, зависит судьба человечества на десятки и сотни лет вперед.

Да, антитеррористический фронт жизненно необходим человечеству. Но нужно при этом понимать: он может быть только антиимпериалистическим. Или его не будет вовсе.

«Двухполюсный» мир недавнего времени опирался на неустойчивое равновесие противостоящих социально-экономических систем – мирового империализма и мирового социализма. И, как ни парадоксально, этот реальный баланс, основанный на глубокой внутренней конфронтации, был более прочен и более перспективен для мирного, ненасильственного развития человечества, разрешения его противоречий, чем мнимый «баланс», основанный на лицемерных декларациях о приверженности «общечеловеческим ценностям». Первый был основан на действительной силе, а второй не основан ни на чем существенном, что принималось бы во внимание в мировой политике. Ведь именно социализм как мировая сила не позволил процессу империалистической глобализации полностью свернуть на фашистскую дорожку.

Глобализм – это псевдосближение и псевдоединство. На самом деле он культивирует раскол и антагонизм, в первую очередь в экономике и политике. Недаром же он метко назван «новым апартеидом». Глобализм – единство мира неорганическое (грубое, механическое), поэтому для его поддержания у империализма все чаще не находится иных средств, кроме насилия. Насилие и войны вытекают из внутренней природы глобализма.

Сегодня этот процесс создал на планете качественно новую обстановку. Ныне быстро меняется содержание международных отношений и мировой политики, меняются их субъекты. Новизна ситуации в том, что современные международные отношения и мирохозяйственные связи – это уже не только отношения между государствами и блоками государств.

Суверенные национальные государства, а также их экономические, политические и военные блоки не являются более единственными субъектами мировых отношений, мировой политики. На арену выходят новые «игроки». Наряду с государствами в мире энергично действуют не знающие государственных или культурно-цивилизационных границ глобальные силы со своими интересами, далеко не всегда совпадающими с интересами отдельных государств. Более того, сами национальные государства все чаще выступают на международной арене не в качестве суверенных субъектов международных отношений, а как орудия в руках этих глобальных сил. Происходит эрозия государственного суверенитета. Это касается не только стран-пролетариев, но и стран-эксплуататоров, не исключая США.

Цель глобалистов: нагнетая психоз и перманентную военную истерию в мире, гарантировать Западу полное превосходство и привилегированное положение.

Стремительно стали расти порожденные и выпестованные Западом силы разрушения и фанатичной ненависти. Они тоже готовы на любое преступление во имя самоутверждения. И в этом качестве нужны Западу как оправдание его гегемонистской политики, насильственной глобализации мира.

Потому каждый честный человек сегодня задается вопросом: что сделало возможным сползание человечества к новой катастрофе – к новой мировой войне?

Как ее избежать? Чем можно предотвратить глобальное закабаление мира? Обречено ли человечество на печальную судьбу, уготованную ему западными творцами «нового мирового порядка» и обслуживающими их интересы идеологами? Ответ однозначный: нет! В истории не бывает фатальных неизбежностей.

Да, глобализация – это объективный, необходимый процесс, сопровождающий человечество на всем протяжении истории. Но вместе с тем это процесс общественный, протекающий в деятельности и взаимоотношениях индивидов, социальных групп, слоев, классов, наций, цивилизаций. Он связан непосредственно с их целями и интересами. И это диктует особую методологию его изучения, овладеть которой можно лишь обратившись к классическому марксистско-ленинскому теоретическому наследию.

Марксист, писал Ленин, «не ограничивается указанием на необходимость процесса, а выясняет, какая именно общественно-экономическая формация дает содержание этому процессу, какой именно класс определяет эту необходимость».

Развивая этот тезис, Ленин пришел к выводу огромной принципиальной важности: пути реализации исторической необходимости «по природе своей» многообразны. История задает преимущественно вопрос не о том, «быть или не быть», а о том, «как именно быть». Она не знает однозначного, заранее жесткого предопределенного развития событий. Одному и тому же объективному процессу могут давать содержание разные общественно-экономические формации. Одну и ту же необходимость могут определять разные классы и социальные группы. И в зависимости от этого крупнейшие общественные проблемы могут разрешаться разными путями. Общественная борьба ведется из-за того, какой именно из этих путей развития возобладает.

Что такое современные глобальные проблемы – явление, возникшее из «прогресса вообще», или оно связано с вполне определенными общественными отношениями? Этот вопрос тщательно обходится и замазывается буржуазными теоретиками глобализации. Откуда, например, происходит хищнический, расточительный характер современного индустриального производства, ведущий к ресурсному и экологическому кризису? Присуща ли эта особенность «производству вообще» или она вытекает из подчинения материального производства рыночным законам извлечения максимума прибыли, законам накопления капитала, не знающего пределов в своем стремлении к возрастанию?

Глобальные проблемы – общие для всего человечества. Однако порождены они не всем человечеством, взятым как целое, а конкретной социально-экономической формацией – капитализмом, группой наиболее развитых капиталистических стран. Так возникает следующая дилемма. Либо все человечество должно отдуваться за капитализм, решая за свой счет его проблемы, либо сам капитализм превратится для человечества в проблему, угрожающую его благополучию и даже существованию.

Во второй половине ХХ века мировая общественность осознала и закрепила это прозрение в декларациях международных форумов, в первую очередь на конференции ООН в Рио-де-Жанейро 1992 года: распространение на весь мир западной модели производства и потребления невозможно ввиду ресурсных и экологических ограничений. Из этого бесспорного факта следует, что, поскольку западная модель в глобальном масштабе нереализуема, человечеству следует искать иной способ существования и развития. Назовем этот гипотетический способ «устойчивым развитием» – термином, столь же широким и нейтральным, как и глобализация. Но что дальше?

А дальше оказывается, что из одного бесспорного факта могут быть сделаны и делаются совершенно разные, даже диаметрально противоположные социальные и политические выводы. Концепция устойчивого развития может иметь совершенно разные интерпретации.

Один из возможных выводов исходит из того, что Мальтус был в принципе прав: «закон убывающего плодородия почвы» непреложен, второе начало термодинамики универсально. Поэтому решение состоит в том, что западная модель производства и потребления должна быть сохранена только в странах «золотого миллиарда», а остальному миру придется пойти на жертвы. Идеи Римского клуба сводятся в конечном счете к идее количественного сдерживания развития производительных сил в прежних качественных, капиталистических, рамках. Таким образом, безудержный буржуазный прогрессизм, бесконечная потребительская гонка имеют своей изнанкой глубокий исторический и технологический пессимизм, выражением которого и служит концепция «конца истории».

Другой возможный вывод заключается в том, что западная модель производства и потребления должна быть преодолена, снята. Общественный прогресс должен обрести качественно новое измерение.

Вариантов развития, обусловленных противоположными социально-классовыми интересами, на мой взгляд, всего два.

Первый сводится к ограничению или даже прекращению роста уровня мировой экономики при консервации нынешней структуры производства, распределения и потребления. Он рассчитан на то, чтобы увековечить деление человечества на «золотой миллиард» и эксплуатируемую им периферию, установить глобальное господство развитых капиталистических стран с помощью «нового мирового порядка».

Второй путь предполагает неуклонное повышение уровня благосостояния всего населения Земли при обязательном сохранении глобального экологического равновесия на основе качественного изменения производительных сил, способа производства и потребления, гуманистической переориентации научного и технологического прогресса.

Человечество на протяжении всей своей истории движется к единству, к интеграции. Это естественный, неодолимый процесс. И не менее естественно, что на разных исторических этапах интеграция принимает разные, в том числе и альтернативные, формы. История знает тому не один пример.

Глобализация в том виде, в каком ее пытаются реализовать сегодня творцы «нового миропорядка», – с Интернетом, Международным валютным фондом, «золотым миллиардом» привилегированных потребителей и «гуманитарными интервенциями» НАТО – явление сравнительное молодое. Будучи порождением научно-технической революции, оно возникло на ее гребне во второй половине XX века.

Возможно, нынешние архитекторы «нового мирового порядка» искренне уверены, что, перекраивая мир по своим либеральным лекалам, они, подобно языческим богам-демиургам, творят новую Вселенную, идут, как первопроходцы, новыми, неизведанными путями. Но это не так.

По ходу исторического развития человечества рождались и умирали великие империи, расцветали и гибли могучие культуры, достигали вершин величия и славы государства и народы, обращаясь затем в прах. Эти могучие цивилизации, эти обширные культуры потому и остались в нашей памяти, потому и заслужили у потомков название великих, что каждая из них предлагала человечеству свой универсальный проект устройства. Таковы, к примеру, древнеперсидский, македоно-эллинистический, римско-имперский, халифатский, западно-христианский, монгольский, восточно-христианский и другие проекты глобализации…

Каждый из этих проектов прошлого опирался на ограниченную экономическую и техническую базу и стремился распространить свое влияние лишь на доступную и обозримую (в определенной эпохе) часть мира, или Ойкумену, как говорили древние греки. Но только расширение Ойкумены до пределов земного шара придало интеграционным процессам подлинно глобальный характер и превратило уже весь мир, а не ограниченную его часть, в арену соперничества альтернативных путей глобализации.

История социальной и политической борьбы ХХ века наглядно продемонстрировала, что на современном этапе интеграция человечества может происходить в двух разных формах – в форме империалистической глобализации и в форме социалистической интернационализации, которые противоположны друг другу практически во всех сферах и измерениях общественной жизни: в экономике, в политике, в международных и межгосударственных отношениях, в государственном строительстве, в жизни наций, в науке, в культуре и искусстве и т. д.

Соперничество этих двух форм (тенденций) и образует ключевое содержание современного исторического процесса. Начало новой альтернативы было положено победой Великой Октябрьской социалистической революции в России. Она открыла человечеству перспективу пути в социалистическом, коммунистическом направлении.

Таким образом, глобализация – процесс неоднозначный и многовариантный. Однако разобраться в этих вариантах невозможно, если оставаться на уровне понимания глобализации, господствующем в современной западной литературе.

Согласно историко-материалистическому пониманию общественного прогресса, основной и определяющей мировой тенденцией, пронизывающей все ступени развития человеческого общества, движущей силой его все более глубокой и всесторонней интеграции является процесс обобществления труда.

Сущность данной экономической категории всесторонне освещена в трудах Маркса и Ленина. Ряд ее аспектов применительно к современной эпохе мы попытаемся выяснить.

Весомейший вклад в усиление обобществления труда вносит капиталистический способ производства. Более того, капитализм сам создает предпосылки для дальнейшего продолжения этого процесса уже иным, свободным от эксплуатации человека человеком и классового антагонизма, путем. Как формулирует этот тезис Ленин, «обобществление труда, в тысячах форм идущее вперед все более и более быстро и проявляющееся особенно наглядно в росте крупного производства, картелей, синдикатов и трестов капиталистов, а равно в гигантском возрастании размеров и мощи финансового капитала, – вот главная материальная основа неизбежного наступления социализма».

Итак, наиболее общее определение совокупности современных явлений, обозначаемых термином «глобализация»: капиталистическая форма обобществления труда, достигшая всемирного масштаба.

Историческая миссия капитализма состоит в том, что он ликвидирует изолированность, ломает перегородки и тем самым создает объективные предпосылки развития всесторонних связей и отношений между народами. Но вместе с тем он накладывает на них свою глубокую печать. Все больше проявляет себя тенденция к замене многообразия общественных связей и отношений одной-единственной универсальной связью – денежной. «Буржуазия, – сказано в "Манифесте коммунистической партии", – не оставила между людьми никакой другой связи, кроме голого интереса, бессердечного "чистогана"».

Капиталистический способ производства создает материальные предпосылки подлинно всемирной, «глобальной», истории. Но дальше – неизбежная развилка. Между империалистическим глобализмом и социалистическим интернационализмом есть существенная, принципиальная разница. Ибо глобализм строится на всевластии капитала, а интернационализм – на всевластии труда.

Однако существуют альтернативные формы обобществления труда. В современную эпоху оно может происходить либо в форме все более жесткого подчинения труда капиталу, либо в форме освобождения труда из-под власти капитала.

Глубочайшее, всемирно-историческое содержание этой альтернативы станет ясно, если вспомнить, что в марксистском понимании категории труда и капитала по своему содержанию значительно шире их традиционной узко экономической интерпретации. Труд есть прежде всего родовой признак человека, способ его существования, развития – индивидуального и общественного. Его сущностью является не простая затрата энергии, а творчество. Так, согласно К. Марксу, всеобщий труд есть «всякий научный труд, всякое открытие, всякое изобретение».

Капитал же – это овеществленный, мертвый труд, приобретший денежную стоимостную форму и господствующий над трудом живым. Закон его развития – беспредельное количественное нарастание, лишенное какой-либо качественной определенности. Капиталу в принципе безразлично, благодаря какому именно виду труда он возрастает – производству лекарств или фабрикации наркотиков. Поэтому историческое противостояние труда и капитала имеет очень глубокий сущностный характер и охватывает не только экономические, но практически все важнейшие аспекты человеческой жизни.

Глобализация несет в себе зародыш, материальную возможность перехода к новому, более справедливому общественному укладу. Но чтобы эта возможность превратилась в действительность, ее надо освободить от нынешней, капиталистической общественной оболочки.

Необходимы:

коренная смена существующей капиталистической модели производства и потребления;

формирование принципиально нового технологического уклада, нового типа производительных сил человечества;

преодоление идеала «всеобщего потребления» и потребительского образа жизни.

Человечество оказалось на развилке истории. Но мир вовсе не обречен двигаться в русле сценариев западных творцов «нового мирового порядка».

Если провести чисто формальное, сугубо поверхностное сличение доктрин, может показаться, что апологеты империалистической глобализации, «нового мирового порядка» и приверженцы социалистического и коммунистического будущего человечества проповедуют схожие ценности и идеалы. В самом деле, в обеих системах видное место занимают сближение народов и наций, стирание государственных границ. Немудрено: и там, и там в конечном счете проявляются наиболее фундаментальные тенденции развития производительных сил и мировой экономики, перерастающей ограниченность и обособленность – национальную, государственную, культурную. Объективная основа этого движения – обобществление труда, идущее в процессе развития как производительных сил, так и производственных отношений. Обобществление, перешагивающее через национальные и государственные границы.

Социальный прогресс всегда преодолевает прежние формы общественного устройства, ломает старое. Но ломать можно по-разному, и не всякая ломка старого есть прогресс. Можно ломать действительно отжившее, мешающее движению вперед. Но в безудержной погоне за «новым» можно сломать и фундаментальные, непреходящие основы существования человека и общества. Капиталистический прогресс чем дальше, тем больше перешагивает эту принципиальную, опасную грань. Созданные капитализмом могучие производительные силы превращаются при переходе через эту грань в силы разрушения. Причем разрушения не только материального, но и духовного.

Еще полтора века тому назад К. Маркс вскрыл эту диалектику перехода прогрессивной работы капитализма в свою противоположность в блестящих статьях о британском владычестве в Индии, разрушавшем местный патриархальный строй: «Все, что английская буржуазия будет, вероятно, вынуждена осуществить в Индии, не принесет свободы народным массам и не улучшит существенно их социального положения, ибо и то и другое зависит не только от развития производительных сил, но и от того, владеет ли ими народ. Но что буржуазия непременно будет делать, – это создавать материальные предпосылки для осуществления как той, так и другой задачи. Разве буржуазия когда-нибудь делала больше? Разве она когда-нибудь достигала прогресса, не заставляя как отдельных людей, так и целые народы идти тяжким путем крови и грязи, нищеты и унижений?»

Искусственное затягивание капиталистического господства сверх отведенных ему логикой истории сроков приводит к тому, что тяжкий путь крови и грязи остается, а прогресс исчезает. И тогда движение капиталистической цивилизации вырождается в то, что можно назвать антиисторическим прогрессизмом. В безудержную гонку за новизной ради новизны, в которой каждая вновь достигнутая ступень зачеркивает предыдущую, ведет к утрате исторической традиции и преемственности. Историческое, то есть полноценное, развитие глубоко отличается от поверхностного мелькания моды на одежду, автомобили, «стиль жизни», «идеи». Все может стать предметом быстротекущей моды, но далеко не все выдерживает превращения в моду.

Ничего худого нет в моде на одежду и прически. Серьезные же идеи и ценности от превращения в моду выхолащиваются и гибнут. И это прямое следствие господства капиталистического способа производства, безразличного к объективному существу и ценности любого предмета и любого дела – лишь бы оно приносило прибыль. Эта мертвящая тенденция лежит в фундаменте глобализма, «нового мирового порядка».

И глобализация, и интернационализация – суть пути объединения человечества, сближения народов, государств, экономик, культур. Но интернационализация – это объединение в интересах всего трудящегося человечества, в интересах равноправного самобытного развития народов, повышения их благосостояния, взаимообогащения культур. А глобализация – это объединение в интересах «золотого миллиарда», направленное против интересов большинства человечества, против самобытного развития народов.

Судьба национального

Центральным моментом, определяющим различие между глобализмом и интернационализмом, является их разное и противоположное отношение к национальному, как особому явлению, играющему огромную, часто ключевую, роль в жизни человечества.

Среди всех проблем общественного развития национальные вопросы всегда были самыми деликатными, затрагивающими самые чувствительные струны человеческой души. Здесь люди, как правило, наименее объективны, в наибольшей степени подвержены воздействию, так сказать, «коллективного бессознательного». И это нередко вынуждало теоретиков и политиков прибегать к недомолвкам и иносказаниям. Но нигде так не нужна полная ясность, как в национальном вопросе. Ведь спекуляция на национальных чувствах, использование их в качестве прикрытия узкокорыстных социальных интересов – старый и почти беспроигрышный прием всех эксплуататоров.

Под оболочкой национальных чувств очень часто скрываются национализм и шовинизм, которые насаждаются эксплуататорами для того, чтобы увести народы от стремления к свободному развитию своей культуры и государственности. Но попробуйте объяснить человеку, что его патриотизм и чувство национального достоинства бессовестно эксплуатируются кем-то в нечистых эгоистических целях, – и вы сильно рискуете быть побитым каменьями.

Как нащупать ту грань, что отделяет национальный рассудок от национального предрассудка? Быть может, именно колоссальная сложность этой задачи и горький опыт неудач приводили в отчаяние многих революционеров и реформаторов, начиная с апостола Павла, заставляя мечтать о тех заоблачных временах, когда не будет уже «ни эллина, ни иудея». Или приходить к выводу, что интересы одних народов соответствуют целям общественного прогресса, а интересы других – в корне ему противоречат…

Мы рассматриваем «национальное» как естественноисторическую категорию, которая охватывает собой все, что придает качественную определенность большим человеческим общностям, их культуре и языку, психическому складу, верованиям, традициям, привычкам, государственным и другим социальным институтам, превращая эти человеческие «общности» в народы и нации. Природа национального была и по сей день остается предметом жарких научных дискуссий. Разброс мнений здесь очень велик – от полного растворения национального в социальном, до признания его чисто природно-биологическим явлением.

Конечно, национальное существует и проявляет себя только в человеческом обществе, но оно и не делится без остатка на производственные отношения. Это всегда подчеркивала марксистско-ленинская теория. В частности, работы Ф. Энгельса и И. В. Сталина по языкознанию убедительно опровергли вульгарно-социологическое понимание национального как идеологической надстройки над экономическим базисом, возникающей на одних этапах его развития и бесследно исчезающей на других.

Базис, бесспорно, накладывает на национальное свою печать. Так, например, язык различных классов и социальных слоев неизбежно несет на себе явственный след социально-классовых различий и противоречий. Но всегда ли это идет языку на пользу? Каждый знает, что далеко не всегда. Всевозможные, рожденные общественным разделением труда социальные и профессиональные жаргоны могут язык обогатить, а могут и изувечить. Общественные отношения придают языку определенную историческую форму и вместе с тем сковывают его. Свободное развитие народной, национальной языковой стихии объективно требует освобождения от этого социального гнета.

Мы видим сегодня, как подавляется русское национальное начало во всех сферах жизни, в первую очередь в языковой. Например, во что уже превращен русский язык в эфире и на улице, благодаря «приобщению к мировой цивилизации»? В некую разновидность «пиджин-инглиш» – языкового суррогата, сфабрикованного в свое время английскими колонизаторами для общения с прислугой из «отсталых народов».

Бывают социально-экономические условия, сковывающие и извращающие национальное развитие, угрожающие самому существованию национального. И бывают условия, раскрепощающие национальное, открывающие простор его свободному развитию.

В наше время это различие проявляется особенно ясно и наглядно – в противостоянии двух путей мирового развития: глобализации и интернационализации. Хотя в основе обоих лежит общая объективная тенденция к сближению народов, осуществляется она в разных формах, разными и даже противоположными путями развития национальных отношений, национального сознания, национальных культур.

Глобализм отрицает национальное как нечто безнадежно устаревшее и мешающее его победному шествию. Транснациональные корпорации (олицетворение глобализма) суть учреждения сверхнациональные, наднациональные, вненациональные, анациональные.

В противоположность глобализму интернационализм даже этимологически резко отличается от него. Интернациональный – значит межнациональный, то есть ни в коем случае не отменяющий и не зачеркивающий национальное. Без национального нет и не может быть интернационального. И наоборот, интернационализм немыслим без патриотизма. Интернационализм вырастает на основе взаимодействия и сотрудничества народов, взаимообогащения культур и языков, кооперации национальных экономик.

Для глобализма же все эти взаимодействия – самый опасный противник. Если интернационализм способствует национальному развитию, органически включая в себя патриотизм, то глобализм обедняет и коверкает национальное, «укладывая» его в две взаимодополняющие пары – космополитизм и шовинизм, друг без друга не существующие.

В мире есть масса охотников по наивности или по злому умыслу отождествлять интернационализм с космополитизмом, а патриотизм – с шовинизмом. Однако на деле космополитизм антагонистично противоположен интернационализму, так же как и шовинизм антагонистично противоположен патриотизму.

Какая судьба уготована нациям при социализме и при капитализме? Программная цель коммунизма – уничтожение классов и, следовательно, преодоление классового раскола нации. Даже ранние фазы социалистического развития нацелены на ликвидацию эксплуатации и классовых антагонизмов, на последующее стирание существенных социально-экономических различий между дружественными трудящимися классами одной нации, одного государства. А разве устранение классового раскола нации не открывает широкую дорогу к подлинному национальному единению и свободному национальному развитию?

Социализм нацелен на ликвидацию почвы, на которой возникают межнациональные противоречия и антагонизмы. Ведь питающие их национализм и шовинизм – не что иное, как классовый интерес эксплуататорского меньшинства нации, незаконно драпирующийся в тогу общего национального интереса. Социализм создает предпосылки сближения наций на основе сотрудничества и взаимообогащения, но не ведет к национальной и культурной унификации. Не изоляция, а всестороннее социальное, экономическое, культурное общение свободных равноправных наций – таково условие их самобытного развития.

Капитализм же, хотя и требует для своего развития образования национального государства, отождествляет национальный интерес с интересом господствующего класса, эксплуататорского меньшинства нации (что хорошо для «Дженерал Моторз», то хорошо для Америки). Пытаясь увековечить классовое разделение общества, он пытается увековечить тем самым и раскол нации. Разделяя мир на нации-эксплуататоры и нации-пролетарии, он разжигает межнациональные противоречия.

Если под этим углом зрения посмотреть на историю капитализма, то она окажется историей того, как социальные и экономические отношения, социальные и экономические вопросы обряжаются в одежды национальных отношений и национальных вопросов. Национальное же сводится до сиюминутного социального и экономического. Но национальное значительно старше капитализма и переживет его. Капитализм сковывает и извращает национальное развитие. Поэтому сегодня главная свобода национального развития – в отделении его от капиталистической формы.

То же касается и развития национальных культур. Проблема защиты национальной и культурной идентичности, самобытности никогда еще не стояла так остро, как сегодня. На повестке дня не консервация на уровне «старины», а защита права на свободное развитие. Взаимодействие с иными культурами ему не только не препятствует, но, наоборот, способствует.

Социалистический интернационализм как раз и предполагает взаимодействие и взаимообогащение национальных культур. Глобализм же кровно заинтересован в культурной и языковой унификации на крайне пониженном, максимально примитивном уровне. Здесь культура и язык превращаются не более чем в функцию капитала, так как и сам человек, его личность превращены в функцию капитала, в один из «моментов» его кругооборота. «Культура» капитализма сводится к рекламе, навязыванию образа жизни как комбинации потребностей.

Втянутая в такой кругооборот личность необратимо деформируется, примитивизируется. Глобализм формирует некий новый, «глобальный язык» (преимущественно на основе английского), который все больше и больше примитивизируется. Англоязычные вкрапления не обогащают, а обедняют национальные языки, способствуют не расширению, а сужению их лексической и понятийной базы.

Глобализм – это даже не ассимиляция одной национальной культуры другой. Это подчинение всех национальных культур единому, пониженному космополитическому и, по сути, антикультурному стандарту. Формирование на их месте масскультуры, нацеленной на превращение человека в функцию капитала, на полное вытравление из человека всего того, что мешает или просто не требуется для исполнения этой функции.

Поэтому «глобалистская культура» – это ни в коем случае не культура Запада, если иметь в виду под этим понятием почти трехтысячелетнюю европейскую культурную и научную традицию, берущую начало в античном мире. Сегодня в мировом духовном пространстве столкнулись не Запад и Восток, а культура и антикультура, в равной мере враждебная как западной, так и восточной культурной традиции. Ленинский тезис о борьбе «двух культур», существующих в каждом классово-антагонистическом обществе, сегодня актуален как никогда.

Современное российское общество ныне являет собой арену, на которой эта борьба протекает в наиболее острых формах. И в то же время она ярко окрашена в неповторимые, исконно русские тона и как бы продолжает спор, который длится уже третье столетие.

Сегодня очевидно, что пресловутый тезис о «возвращении в цивилизацию» есть воспроизведение наихудших черт и традиций космополитического западничества: «Россия – страна изначально дикая, варварская, выпавшая из истории цивилизованного человечества». Но и противостоявшее западничеству крыло «славянофильства», которое защищало экономическую отсталость и крепостнические порядки под видом защиты национальной самобытности, было ничуть не лучше.

Русская революционно-демократическая мысль в лице ее ярчайших представителей – Белинского, Герцена, Чернышевского, Добролюбова, Салтыкова-Щедрина, Г. Успенского – указала пути демократического разрешения вопроса, явила пример верного понимания русского национального характера. Особые черты русского народа эти люди видели в непримиримости ко всяким половинчатым, фальшивым решениям, в горячем стремлении вырваться из старого, крепостнического ярма без подчинения новому рабству буржуазной цивилизации, в трезвой способности отбирать лучшее среди достижений современной культуры, не поддаваясь внешним эффектам, обманчивой видимости комфорта и благополучия.

Эти черты с наибольшей полнотой воплощены в «феномене Пушкина». Его гениальное творческое наследие показало и доказало: культура только тогда становится подлинно национальной и народной, когда достигает мирового, интернационального значения, становится органичной составляющей мировой культуры.

В советской истории спор повторился еще раз в новых социальных и значительно более драматичных политических формах. Образно выражаясь, это была борьба советского интернационализма против троцкизма как предтечи, как особой, псевдореволюционной формы глобализма, отрицавшего какую-либо национально-культурную ценность России и ее народов, видевшего в нашем Отечестве всего лишь «охапку хвороста» для разжигания пожара мировой революции.

Сегодня утверждение о необходимости продолжить самобытный путь нашего исторического развития сталкивается с не менее ожесточенными нападками современных глобалистов. Только и разницы, что теперь они прикрываются не ультрареволюционной фразой, а либерально-космополитической терминологией. Кричат не о невозможности построения социализма «в отдельной стране», а о невозможности существования России вне рамок «глобальной цивилизации».

Впрочем, суть от этого не меняется: и старые, и новые «сокрушители» России отрицают саму возможность самостоятельного «российского пути» в рамках многополярного мира. И те и другие видят в России лишь плацдарм для достижения целей, чуждых интересам нашей страны и нашего народа.

Империалистическая глобализация становится фактором, разрушительно действующим на всемирную историю, на интернациональную мировую культуру, как плод взаимодействия самостоятельных и самобытных культур. Она создает свою, космополитическую культуру, которая навязывается всем извне и «сверху», разрушая национальные культуры и замещая их абстрактными «общечеловеческими», а на деле – сугубо буржуазными ценностями атомизированного индивида.

Образуемое такого рода индивидами «гражданское общество» – не всемирное общечеловеческое состояние, а именно буржуазное общество, возводящее свои специфические отношения и ценности в ранг абсолютных и вневременных общечеловеческих. Поэтому на самом деле за рамками гражданского общества остается большинство, подобно тому, как за пределами античных обществ, античных демократий оставалась огромная масса рабов, этих, по определению Аристотеля, «говорящих орудий».

Но если без античного рабства не было бы мировой культуры, то современное изощренное рабство уже не является необходимым условием развития цивилизации. Наоборот, оно стало тормозящим фактором. Приоритет личности перед обществом – не более чем декорация, ширма, за которой скрывается тоталитаризм потребительского общества. Царящая в нем демократия есть демократия для немногих привилегированных слоев (по-нашему, номенклатуры). Как писал Достоевский, воочию познакомившись с образцовым для своего времени буржуазным политическим строем и госаппаратом Франции эпохи Луи Наполеона: «Что такое liberte? Свобода. Какая свобода? Одинаковая свобода всем делать все что угодно в пределах закона. Когда можно делать все что угодно? Когда имеешь миллион. Дает ли свобода каждому по миллиону? Нет. Что такое человек без миллиона? Человек без миллиона есть не тот, который делает все что угодно, а тот, с которым делают все что угодно».

Здесь мы подходим к одному из ключевых вопросов современности, в котором позиции социалистического интернационализма и капиталистического глобализма также диаметрально противоположны – к вопросу о судьбе государства.

Коммунизм предполагает естественное постепенное «отмирание» или, лучше сказать, «засыпание» государства как особого, отделенного от общества аппарата публичной власти. По мере своего «засыпания» государство должно уступить место самоуправлению общества. Глобализм же предполагает форсированную ликвидацию национальных государств и их суверенитета ради усиления наднациональной власти, всемирного государства, мирового правительства.

Глобализация не устраняет внутренних противоречий, свойственных любому классовому государству, но переводит их на более высокий уровень, доводит до мирового масштаба. Государство здесь отнюдь не «засыпает», но, наоборот, усиливает свои функции, особенно карательные, жандармские.

По мере отрыва такого государства от национальной, территориальной, «почвенной» основы все более обнажается его чисто классовая суть как машины политического господства и экономической эксплуатации. Это «всемирное государство» уже цинично загоняет в резервации целые страны и народы, душит долгами национальные экономики. Оно планирует геноцид и отдает приказы на «ковровые» бомбежки, стирая с лица земли города и деревни. Это государство вскармливает террористов, плодит агентов влияния и окутывает ложью всю планету. Оно присвоило себе право распоряжаться ресурсами всех стран и народов, карать любого лидера, защищающего национальные интересы. Очевидно, что это диктаторское и разбойничье государство. Вряд ли народы Земли согласятся быть заложниками такого государства, такого «нового мирового порядка».

Пути прорыва

Современная глобальная ситуация диктует человечеству задачу обеспечить справедливое и гармоничное развитие, преодолевая расточительный характер индустриальной цивилизации, переходя от принципа всеобщей эксплуатации к принципу всеобщего сбережения – природной среды, материальных ресурсов, труда. Возможность такого поворота заключена в объективных тенденциях развития производительных сил, в назревающем новом революционном перевороте в области производительных сил – переходе от индустриальных к постиндустриальным технологиям.

Однако выдвижение на первый план человека как главной цели производства вступает в глубокое противоречие с капиталистической формой прогресса и требуют качественного преобразования господствующих ныне форм производства, распределения и потребления. На смену социально несправедливой, опустошительной для природы и разрушительной для личности человека потребительской гонке, на смену «сверхпотреблению» как функции производства и обращения капитала должно прийти гуманизированное, «очеловеченное» потребление в противоположность потреблению, искусственно созданному и распропагандированному, необходимому капиталу, но не человеку.

Естественные экологические ограничения диктуют обществу стратегию рациональной экономии, снижения расхода материальных ресурсов и энергии на душу населения. А это, в свою очередь, неизбежно потребует усиления общественного характера материального потребления. Суть его в том, что общество обязуется обеспечить каждому своему члену стабильный и достойный человека уровень индивидуального потребления и личного комфорта и вместе с тем постоянно повышающийся, все более многообразный уровень потребления в сфере общественного, коллективного бытия.

Решение подобной задачи предполагает глубокую реконструкцию всей бытовой инфраструктуры. Выход на принципиально новую ступень развития систем общественного транспорта, связи, информации, здравоохранения, питания, создание густой сети центров образования, творчества и отдыха, клубов, театров, парков, стадионов, музеев, библиотек и т. д.

Главный фундаментальный сдвиг должен произойти во взаимоотношениях производства и природы, что позволит преодолеть многие экологические противоречия и ограничения. Его суть в воссоединении существующих сегодня порознь производственных и природовосстановительных процессов в единый технологический процесс, органически встроенный в круговорот живой и неживой природы (к чему ближе всего земледелие).

Должно произойти уподобление производства процессам жизни и, тем самым, радикальное изменение смысла трудовой деятельности человека: если до сих пор природа служила, казалось бы, вечным и неисчерпаемым базисом труда (индустриальный тип технологии), то теперь, наоборот, труд должен превратиться в основу сохранения и воспроизводства природной среды (постиндустриальный тип технологии).

В качестве главного критерия эффективности производства вводится безопасность как комплексное свойство человеко-машинных систем в единстве его технических, экологических, эргономических, социально-психологических и культурно-нравственных аспектов.

Конвейерное серийное производство уступает место гибкому автоматизированному производству, чем достигается возможность его максимальной индивидуализации, выпуска изделий на заказ, под конкретную потребность.

Повышается ресурс технических систем за счет закладываемой в них еще при проектировании возможности непрерывной модернизации, что позволит разрешить острую проблему «морального» старения, добиться значительной экономии производственных издержек.

На основе совершенствования транспортных и телекоммуникационных систем происходят рациональное рассредоточение производственных мощностей, деурбанизация среды человеческого обитания.

Плацдармом технологического прорыва будут служить:

дальнейшее совершенствование систем автоматизированного управления производственно-технологическими процессами, накопления, обработки и передачи информации (микроэлектроника, оптико-волоконная техника, большие и глобальные информационные сети, «искусственный интеллект»);

овладение новыми источниками энергии и средствами ее аккумуляции и передачи (управляемый термоядерный синтез, высокотемпературная сверхпроводимость);

овладение новыми методами переработки сырья и обработки материалов (когерентные излучения с высокой плотностью потока энергии, криогенная техника);

овладение новыми природными процессами (микробиотехнология, тонкая химия).

Технологический прогресс совпадает в своем социально-экономическом измерении с процессом реального обобществления труда, то есть усиления его коллективного характера, возрастания взаимосвязи различных отраслей и секторов производства, повышения его управляемости. Обобществление труда – «главная материальная основа неизбежного наступления социализма», изживания частной собственности и преодоления рыночной стихии на основе планового регулирования производства и подчинения его общенародным и глобальным целям, общественному контролю.

Политические преобразования в интересах трудящихся, сильное государство на основе народовластия, установление общественной собственности на средства производства ускоряют процесс, придают ему сознательный, планомерный характер.

Вместе с тем исторический опыт свидетельствует: неравномерное и многообразное течение технологического прогресса и происходящая отсюда неизбежная технологическая многоукладность обусловливают сохранение на достаточно длительный период экономической многоукладности, многообразия форм собственности: общественной, индивидуально-трудовой, а на некоторых уровнях и частной, их конкуренцию между собой на почве товарно-денежных отношений. Характерное же для раннего социализма стремление к формально-юридическому обобществлению (огосударствлению) недостаточно созревших для этого секторов народного хозяйства может оказывать на экономическое и социальное развитие не менее негативное воздействие, чем искусственное сохранение частной собственности в тех отраслях, где она уже организационно и технологически изжита.

Это заставляет пересмотреть традиционные представления о скоротечности переходного периода к «полному», развитому социализму. Устойчивое развитие экономики требует, чтобы уровень юридического обобществления производства соответствовал уровню его реального организационно-технологического обобществления. Они образуют два встречных процесса и требуют от государства поддержания их разумного взаимного баланса.

Однако решающую роль в прорыве к постиндустриальным технологиям и обществу устойчивого развития сыграет высокотехнологичный и наукоемкий обобществленный сектор производства, планомерно регулируемый государством, власть в котором принадлежит трудящемуся народу.

Опыт раннего социализма

На заре Советской власти Ленин неоднократно повторял, что можно и должно «учиться социализму у организаторов трестов». С экономической точки зрения, социализм – это капиталистическая монополия, обращенная на пользу всему обществу, находящаяся под его контролем и переставшая в силу этого быть капиталистической. Однако этого еще очень мало, это лишь элементарная материальная предпосылка нового общества. Ведь всякая монополия неразрывно связана с унификацией, таит в себе возможность экономического застоя, социального загнивания и политического тоталитаризма.

Антиутопии Оруэлла, Хаксли, Замятина и множества других менее даровитых авторов рисуют картину не социализма, а перенесенные в будущее и доведенные до абсурда черты государственно-монополистического капитализма.

К сожалению, в силу целого ряда исторических причин в реальной практике социалистического строительства эти черты получили немалое развитие. А в идеологии обрело широкое распространение принадлежащее одному из непримиримых оппонентов Ленина – А. Богданову – представление о том, что «идеальной моделью» социализма является «крупнокапиталистическое предприятие, взятое специально со стороны его трудовой техники». Было оставлено без должного внимания прямое предупреждение Ленина о том, что эта «фабричная» дисциплина, которую победивший капиталистов, свергнувший эксплуататоров пролетариат распространит на все общество, никоим образом не является ни идеалом нашим, ни конечной целью, а только ступенькой, необходимой для… дальнейшего движения вперед».

В конечном итоге все это привело к еще большему блокированию главной материальной и моральной основы социализма – общественной энергии и инициативы трудящихся, свободной самодеятельной организации народа, нарастанию элементов экономического и политического отчуждения.

В дальнейшем, когда проблемы непосредственного выживания страны были успешно разрешены и встала задача развития социализма на его собственной основе, было допущено еще одно грубое упрощение социалистической идеи.

Принципиально верный лозунг «максимального удовлетворения возрастающих потребностей трудящихся» остался на уровне абстрактного, внеисторического представления о человеческих потребностях, их связи со способом производства. Из поля зрения выпало то обстоятельство, что большинство потребностей не даны человеку «от природы», а носят общественный характер, определяются уровнем развития его способностей и служат ему для реализации их в окружающем мире. Вне такого понимания коммунистический принцип «От каждого – по способностям, каждому – по потребностям» совпадает с буржуазным идеалом «сверхпотребления» и целиком обессмысливается.

Общественное богатство и прогресс были отождествлены с буржуазной формой «огромного скопления товаров» и их беспредельного умножения. Поэтому на практике весь пафос принятой в 1961 году III Программы КПСС оказался сведенным к задаче по существу некритического копирования западного общества потребления на том же самом производственно-технологическом базисе. Это, с одной стороны, обрекало социалистическую экономику на заведомо проигрышную роль ведомого, а с другой – лишило адекватной экономической основы две другие провозглашенные Программой задачи – формирование новых общественных отношений и воспитание нового человека, превратило их в задачи сугубо «идеологические», а потому нерешаемые.

Поэтому более правилен вывод Ленина: учиться коммунизму следует вовсе не у «организаторов трестов», а только на опыте всей мировой культуры, развивая ее, созидая более высокие и богатые формы человеческого общежития, чем «потребительское общество», преодолевая неизбывное мещанство буржуазного образа жизни.

И если мы хотим всерьез учиться коммунизму на опыте всей мировой культуры, на высших достижениях науки, мы обязаны двигаться вперед, глубоко осмыслить ряд новых факторов и тенденций, проявившихся во второй половине XX столетия. Ленинское определение империализма как высшей и последней стадии капитализма остается непреложным. Но современная ситуация этими ленинскими характеристиками уже не исчерпывается. Время властно требует творческого развития теории, создания эффективной научной методологии для оценки современного состояния человечества.

Сегодня очевидно, что Россия не устраивает архитекторов «нового мирового порядка» не только как главный носитель альтернативного капитализму социалистического пути развития, но и значительно шире – как древняя самобытная цивилизация, со своей самостоятельной системой духовных, нравственных, общественных и государственно-политических ценностей.

Одним из основных препятствий на пути глобализации по западному рецепту стратеги НМП считают русский народ с его тысячелетней историей, драгоценными национальными качествами соборности и державности, с его глубокой верой, неистребимым альтруизмом и решительным отторжением торгашеских приманок буржуазного либерально-демократического «рая».

Очередная стратегия Запада по завоеванию мирового господства на сей раз формируется в рамках геополитических доктрин, основанных на противопоставлении «океанской империи» США и атлантического Большого пространства «континентальной державе» России, по-прежнему контролирующей евразийское «сердце мира».

А это значит, необходимо обогатить ленинскую методику анализа НМП двумя важными подходами, уже показавшими свою эффективность в последние годы: геополитическим и цивилизационным. Собственно говоря, их применял и Ленин. Например, его широко известные слова о том, что «империализм ведет к усилению национального гнета», а «стремление монополии к господству» сопровождается «эксплуатацией все большего числа малых наций небольшой горсткой богатейших наций», вполне соответствуют современной картине агрессивной экспансии стран «золотого миллиарда», богатеющих за счет остального человечества.

Понятия «цивилизация», «геополитика», «национальная самобытность», «традиционные ценности», «религиозные святыни», «культурно-исторический тип», «соборность», «державность» и многие другие, им подобные, должны стать для нас столь же привычными и бесспорными, как классические понятия «производительные силы», «классовая борьба» или «общественно-экономическая формация».

Только тогда мы сумеем создать серьезную научно-методологическую базу, соответствующую реалиям современного мира и способную стать мощным орудием подготовки комплексной стратегии возрождения Великой России. Тогда станет ясно, что в конце XX века произошло не крушение социализма как такового, а распад одной из его конкретно-исторических форм, оказавшейся излишне монополизированной и догматизированной и потому плохо приспособленной к решению задач в условиях стремительных мировых перемен. Более эффективная форма социализма уже вызревает на наших глазах, несмотря на яростное сопротивление гонителей.

Синтез ленинской методологии и наследия лучших отечественных мыслителей должен стать основой современного русского социализма и залогом возрождения великой социалистической державы.

Правящие круги исходят из того, что новое глобальное мироустройство в принципе уже сложилось и стало необратимым. Поэтому теперь для России главное – «успеть вскочить на подножку уходящего поезда», держать курс на «гармоничное вхождение» в уже готовый глобальный мир.

Но есть два основных возражения против этого курса.

Во-первых, в том глобальном мире, который кроится ныне по западным лекалам, достойного места для России нет и никогда не будет.

Во-вторых, говорить о каком-то необратимом завершении становления «нового мирового порядка» нет оснований. Вопреки всем заклинаниям идеологов глобализма «конец истории» не наступил и не наступит. С каждым днем становится все очевиднее, что «глобализация по-американски» – не единственно возможный путь человечества в будущее. В мире все более мощно и активно проявляют себя иные экономические, социальные, политические и духовные тенденции, противостоящие глобализму. Борьба за то, каким быть миру в новом столетии, продолжается.

Мы, граждане России, не можем остаться в стороне от этой борьбы. Внутренние наши задачи неотделимы от внешних. Возродить Отечество, защитить государственную независимость, экономическую самостоятельность и национальную самобытность России возможно не в самоизоляции от внешнего мира, а только активным участием в широком интернациональном движении за новое, справедливое мироустройство.

То, что называется «мировой капиталистической системой», все более обособляется сегодня в виде транснациональной, космополитической, надгосударственной силы, не имеющей официального названия, но претендующей на роль мирового правительства. И никакого реального «баланса сил» в мире не будет, если этой глобальной космополитической силе не будет противопоставлена столь же глобальная интернациональная сила.

Кризис социализма и натиск глобализма

Всемирная альтернатива глобализму наиболее полно и адекватно воплощена в социалистической идее. Но последнее десятилетие ХХ века прошло под знаком глубокого кризиса мирового социализма и всего международного левого движения. Широко бытует мнение, что социализм как идея и как социальная система не прошел проверки временем, исчерпал свой творческий потенциал. Однако моя позиция заключается в том, что нынешний кризис социализма – это кризис роста, а не кризис упадка.

В истории уже случалось нечто подобное. В начале XX века вступление капитализма в стадию империализма в огромной степени видоизменило и расширило материальные предпосылки и социальную базу социализма. Вторая промышленная революция – переход от века пара к веку электричества – не только подняла производительность труда, но и сделала производство более гибким и мобильным, изменила профессиональный и интеллектуальный облик рабочего. Монополистическая концентрация производства стала таким шагом в обобществлении труда, который значительно облегчал переход производительных сил в общественную собственность и организацию планомерного управления ими в интересах трудящегося большинства. Наконец, империалистическая колониальная экспансия по всему миру пробудила угнетенные народы, поставила их в ряды участников антиимпериалистической борьбы, превратила в стратегический резерв социалистического движения.

Но вместе с тем произошло то, что также нередко случается в истории, – идейное и политическое руководство «официального социализма» (социал-демократия, объединенная во Второй Интернационал) отстало от этого бурного роста. Реальности новой эпохи не побудили его к совершенствованию стратегии и тактики. Наоборот, социал-демократическое руководство, впечатленное «триумфальным шествием» капитала, все больше склонялось к гнилому компромиссу с ним, к политике «социального партнерства».

В таких обстоятельствах первое же серьезное обострение империалистических противоречий не могло не привести к моральному и политическому краху социал-демократии, который стал очевиден с началом Первой мировой войны, когда социал-демократические «верхи» практически всех европейских стран перешли на социал-империалистические позиции и благословили братоубийственную бойню.

Кризис социализма начала ХХ века породил гигантскую волну разочарования, безверия и отчаяния, окрашенную в различные идеологические цвета – от самой черной реакции (например, Муссолини был одним из вождей итальянской соцпартии, главным редактором ее газеты) до крайнего левачества. Ренегатское лизоблюдство и анархо-декадентский бунт – все это ядовитые продукты распада «официального социализма» начала прошлого века. И только русский большевизм – ленинизм – выстоял среди хаоса. Ленинизм сумел учесть в теории и на практике реалии эпохи империализма, сплотить новые силы, совершить социалистическую революцию и положить начало новому, Третьему Интернационалу. Мировой социализм возродился в новом облике коммунизма.

Ныне мы переживаем аналогичный виток исторической спирали на новом уровне. Вступление империализма в стадию глобализма также весьма видоизменило и расширило материальные предпосылки и социальную базу социализма. И вновь «официальный социализм» отстал от движения истории.

Сегодня глобализм потому и чувствует себя всесильным и безраздельным хозяином планеты, что не встречает больше должного сдерживания. Развал СССР, разрушение социалистического содружества, реставрация капитализма в странах Восточной Европы, России и других республиках Союза серьезно ослабили противовесы, которые обеспечивали современной цивилизации относительные равновесие и стабильность.

Вина и ответственность за то, что у глобализма развязаны руки, лежат на партийно-государственной бюрократии, правившей в Советском Союзе, представители и наследники которой и поныне правят в России. Она цинично предала дело социализма, государственные интересы страны, национальные интересы народов. Людьми, неравнодушными к будущему нашей страны, внимательно проанализирован как положительный, так и отрицательный опыт советского социализма, извлечены необходимые выводы и политические уроки.

Однако неправильно закрывать глаза и на то, что кризис мирового социализма не исчерпывается развалом Советского Союза и восточноевропейского социалистического лагеря.

Дала трещину интернациональная солидарность левых сил. Трудящиеся Советского Союза не получили морально-политической поддержки братьев по классу в борьбе против воцарения антинародных режимов и реставрации дикого капитализма. Даже кровавый государственный переворот в России в октябре 1993 года не вызвал в мире ни бури народного возмущения, ни действенных акций солидарности.

Повсеместно ослабло влияние коммунистических партий и выросло влияние социал-демократии, пришедшей к власти во многих странах Запада. Однако социал-демократия все меньше оправдывает свое название. Окончательный ее поворот к реакции произошел весной 1999 года, когда политические лидеры, именующие себя «социалистами» и «демократами», открыто поддержали варварскую фашистскую агрессию НАТО против Югославии, а затем против Афганистана, не имеющую отношения к борьбе с международным терроризмом и направленную на укрепление военно-политической гегемонии глобализма.

В. И. Ленин в свое время указывал, что Первая мировая война стала возможной во многом благодаря тому, что лидеры Второго Интернационала, изменив делу международной солидарности трудящихся, благословили братоубийственную бойню. Европейская социал-демократия потерпела крах в 1914 году. Сегодня история повторяется. Мы вновь являемся свидетелями политического и морального краха верхушки нынешнего Социнтерна, скатившейся на откровенно империалистические позиции. Политика «социального партнерства» окончательно разоблачила себя как преступное соучастие в дележе добычи от ограбления других стран.

Развязывая одну войну за другой, глобалисты, похоже, забыли, что в прошедшем столетии практически все войны рано или поздно завершались народными революциями. Западу кажется, что с наступлением глобализма он изобрел средство перехитрить историю и остановить ее течение. Однако это заблуждение и притом очень опасное. И не только для тех, кто заблуждается. Чем дольше будет оттягиваться разрешение насущных проблем, тем более жестокими будут «муки родов» нового общества. Выдержит ли их человечество? Не превратится ли тогда «конец истории» из фигуры речи в реальное событие?

Человечество оказалось на пороге крупномасштабных потрясений во многом благодаря тяжелому кризису социализма как на Востоке, так и на Западе. Оттого, как скоро и на какой основе удастся его преодолеть, зависит будущее мира. Реально противостоять исходящей от глобализма угрозе способно только массовое движение трудящихся, организованное в национальном и международном масштабе.

Социальная база антиглобализма

Возрождение международного левого движения возможно: 1) путем расширения его социальной базы; 2) глубоким теоретическим осмыслением новых реальностей современной эпохи; 3) на платформе антиглобалистской борьбы; 4) путем объединения всех подлинно левых, подлинно социалистических сил; 5) на основе поддержки национально-освободительной борьбы народов против «нового мирового порядка», за свободное, демократическое и самобытное развитие всех народов мира.

Антиглобалистское движение набирает силу во всем мире. Вместе с тем его идейно-политическая платформа остается пока весьма размытой и неопределенной. Впрочем, иного трудно было бы ожидать – любое широкое общественное начинание проходит в своем развитии период идеологического «разброда и шатаний». Но и давать затянуться этому периоду нельзя. Единство действий должно обеспечиваться не только наличием общего противника, но и общим пониманием основных целей и задач борьбы. Или прогрессивные и истинно демократические силы объединятся и спасут этот снова охваченный безумием мир, или мы все погибнем. На повестке дня создание широкого союза антиглобалистов, своего рода антиглобалистского Интернационала.

Наступление глобализма существенно расширило социальную базу сопротивления всевластию капитала. Нужно только уметь выявить специфические черты этой силы, от сознательности, организованности которой зависит судьба всей планеты. Это, во-первых, современный рабочий, или, говоря шире, производительный класс. Во-вторых, это национально-освободительные движения. В-третьих, – движения, борющиеся за спасение культуры от бездуховности, за спасение природы и ее ресурсов от хищнической эксплуатации.

Рабочий класс меняется по мере того, как меняется характер производительного труда. В ходе научно-технического прогресса, по мере повышения наукоемкости производства, усиления его автоматизации, роботизации, гибкости создание материального богатства все больше зависит не столько от непосредственного приложения труда и его продолжительности, сколько от мощи и масштабов организуемых и приводимых в действие трудом потоков вещества, энергии и информации. То есть в конечном счете – от степени научного овладения обществом и индивидом природными и технологическими процессами.

Производительный труд становится трудом преимущественно интеллектуальным. оэтому в качестве главной основы производства и богатства начинает выступать «развитие общественного индивида» (Маркс). Меняется структура инвестиций. Главными становятся вложения в человека – в воспитание и образование, в науку и культуру, в социальную сферу и здравоохранение. Поэтому и мерой общественного богатства становятся уже не рабочее время и создаваемая в течение него меновая стоимость, а его сбережение, то есть свободное время как пространство, необходимое личности для непрерывного и всестороннего развития.

Изменение характера труда ведет к неуклонному повышению значения его творческих мотивов и стимулов. Из вынужденной необходимости или обязанности, остающейся еще в пределах буржуазного горизонта, очерченного протестантской этикой, труд постепенно превращается в самоцель. Приобретает самостоятельную потребительную ценность как естественный, наиболее соответствующий природе человека способ существования здорового организма, процесс развития и реализации творческих способностей личности.

С изменением характера труда безвозвратно уходят времена, когда производству требовался частичный работник – человек-винтик. В современных передовых отраслях неуклонно возрастает удельный вес умственного труда. Научно-исследовательские и опытно-конструкторские разработки, информационно-программное обеспечение становятся неотъемлемой, а нередко и ведущей частью производства. Ряды производительных работников все больше пополняются представителями научной и технической интеллигенции.

На этой основе постепенно складывается новое передовое ядро рабочего класса, включающее в себя работников производительного физического и умственного труда. Они объединены научной организацией производства и сознательной дисциплиной, современными технологическими процессами, требующими высокой степени координации трудовой деятельности, постоянного творчества, высокой специальной подготовки и общекультурного развития.

Современный передовой класс является носителем социального прогресса и выразителем общенародных интересов.

Это, во-первых, производители вещественного, высокотехнологического и наукоемкого продукта (hardware) – ученые, конструкторы, технологи, управляющие, квалифицированные рабочие, в деятельности которых преобладает умственный труд.

Это, во-вторых, производители невещественного, программного продукта (software), обеспечивающего функционирование производственных и информационных систем и социальной инфраструктуры. В деятельности этого отряда трудящихся в качестве ведущей производительной силы выступают наука, научное знание, высокое индивидуальное развитие самого работника.

Это, в-третьих, все те, кто обеспечивает воспроизводство самого человека как субъекта труда и общественной жизни, – воспитатели, учителя, преподаватели вузов, врачи, производители услуг в сфере развивающего досуга и т. д. Сегодня именно через их труд осуществляются главные производственные инвестиции – вложения в человека, в его индивидуальное развитие. Поэтому они также являются в полном смысле слова производительными работниками.

Во взаимоотношениях этого нового класса с капиталом особенно рельефно вскрывается тот факт, что эксплуатация имеет два аспекта: материальный и гуманитарный, духовный. Глобализация обнажает огромный пласт духовной эксплуатации труда капиталом. После того как трудящийся обретает определенный достаток, выясняется, что духовное обнищание – вещь не менее реальная, чем обнищание материальное. Человек превращается в «машину для потребления», в послушное звено в цепочке оборота капитала «деньги – товар – деньги».

Огромные усилия употребляются на то, чтобы скрыть от человека эту вторую сторону эксплуатации. Отсюда гигантская машина изощренного программирования человеческого поведения. Вместо воспитания личности – манипулирование сознанием, потребностями с помощью коммерческой рекламы и PR-технологий. Вместо систематического образования – узкопрофессиональное натаскивание, штампование «одномерного человека». Вместо высокого искусства – примитивный, механизированный шоу-бизнес, личностная, культурная и национальная унификация.

Это и есть информационно-культурный империализм, интеллектуальная и духовная унификация, приведение к единому примитивному знаменателю. На почве капитализма духовное производство увядает и, наоборот, расцветают всевозможные его суррогаты. Угроза для духовной и творческой самостоятельности, самобытности, самоопределения личности приобретает массовый планетарный характер.

Другой формой борьбы капитализма за мировое господство является борьба против национальной самобытности народов. Идеология либерализма, которую исповедует финансовый капитал, выступает против исторической традиции, против суверенности и независимости национальных государств.

Становление антиглобалистского движения

Западные средства массовой информации уделяют внимание только громким одноразовым акциям протеста, приуроченным к заседаниям «восьмерки», «двадцатки», МВФ, ВТО и т. д. И всячески замалчивают то, что в период массовых акций, и особенно в Интернете, идет постоянный диалог, вырабатывается общая платформа, координируются действия различных организаций.

Конечно, это весьма сложная и противоречивая задача, ведь в идеологическом и политическом плане антиглобалистское движение имеет очень пестрый характер. В его рядах мы видим и коммунистов, и левых социалистов, анархистов, защитников окружающей среды, активистов профсоюзов, молодежных и женских организаций, правозащитников, представителей национальных меньшинств и другие группы политически активных людей. У каждой группы протестующих против глобализации есть свои организации и свои приоритеты.

Вот только несколько примеров антиглобалистских организаций.

«Глобальные акции народов против свободной торговли и ВТО» – одна из наиболее влиятельных антиглобалистских организаций. Ее члены принимают активное участие почти во всех действиях протеста, но являются сторонниками «мягких» акций и не одобряют насилия.

«Глобальное сопротивление» – организация базируется в Великобритании, также выступает против силовых действий. Ее лозунг – «Другой мир возможен!». Среди прочих примеров всемирной несправедливости организация отмечала мизерную зарплату российских рабочих.

«Федерация анархистов» принадлежит к числу наиболее радикально настроенных группировок. Ее цель – создание новой бесклассовой социальной системы. Во главу угла ставит борьбу рабочего класса и достижение положительных изменений путем революционных переворотов.

«Друзья планеты» – организация в основном озабочена экологией. Она активно сотрудничает с японскими экологами, совместно с ними осуждает США за выход из Киотского протокола. Участвует почти во всех европейских акциях протеста.

«Хранители радуги» – объединенное экологическое движение России и Украины. Оно не против глобализации, а против того, как она осуществляется. Как и его западные единомышленники, движение требует закрытия МВФ, роспуска ВТО, списания долгов бедных стран, введения закона против финансовых спекуляций и реформирования или дробления ТНК.

Западная пропаганда часто отождествляет массовые антиглобалистские акции с движением луддитов – разрушителей машин. Другие вспоминают «новых левых», парижский май 1968 года, хиппи, сексуальную революцию и другие формы анархического мелкобуржуазного протеста. При этом хозяева капиталистического мира выражают твердую уверенность: перемелется – мука будет. Те, кто сегодня бунтуют, завтра войдут в глобальную «элиту», повторят путь, например, вождя леворадикальной молодежи 1960-х годов, а в последующем – министра иностранных дел ФРГ Й. Фишера. Третьи клеймят антиглобалистов как ретроградов, фундаменталистов и изоляционистов, стремящихся обратить вспять движение истории, возродить Средневековье.

Абсолютно «чистых» явлений ни в природе, ни в обществе не бывает. Во всяком действительно серьезном революционном общественном движении и вокруг него переплетается множество разнородных сил и интересов. С глобализацией можно бороться по-разному. Сопротивление капиталистической экспансии во все сферы жизни может быть прогрессивным и может быть реакционным. Можно ненароком впасть в реакционные мечты о возврате в прошлое.

История знает немало примеров, как движения, выражающие интересы массы, выступали в реакционной форме. Нивелирующему воздействию капитализма противопоставлялась местная ограниченность. Защита самобытности сочеталась с отказом от более общих идей гражданского равенства с возвращением к монархии, а на другом полюсе той же системы крайностей – с демоническим разочарованием, войной против общества.

Действительно, капитализм накладывает свою печать и на силы, противостоящие ему. Он рождает стихийные обратные разрушительные силы, рождает ложные, тупиковые формы протеста, не выходящие за пределы буржуазного горизонта. Есть буржуазный порядок и есть столь же буржуазный беспорядок. Это анархизм и мелкобуржуазное левачество, наркокультура и сексуальная революция, и многое тому подобное. Все это ассимилируется буржуазным бытом и «глобальной культурой». И нельзя закрывать глаза на то, что, переплетаясь с революционным движением, такие явления ослабляют его, отравляют своим дыханием. Характернейший тому пример – международный терроризм, злонамеренно отождествляемый с антиглобализмом.

Нужно помнить общую диалектику развития общественных движений и их идеологических доктрин: отделить зерна от плевел может только практика, реальный опыт борьбы, в ходе которой окончательно выясняются ее реальные, а не воображаемые цели, складывается настоящее идейное единство.

Борьба против общего зла порой сплачивает столь разнородные силы, что общего термина для обозначения их единства поначалу просто не найти – приходится прибегать к термину отрицающему, опровергающему. Так, современное движение именуется антиглобалистским. Против чего оно выступает, более-менее ясно. Но важно, чтобы всем было понятно, за что оно выступает, какие цели преследует.

Здесь можно с удовлетворением отметить, что мировые интеграционные процессы рождают уже не только формальное, не только негативно-протестное, но и реальное, позитивно-созидательное единство разнообразных сил, которые принято именовать сегодня антиглобалистскими. И дело не в их самоназваниях и даже не в лозунгах, а в социальной сути, в объективных общественных тенденциях, которые они сознательно или бессознательно выражают.

И главное, что радует, – это все более отчетливо выраженный интернациональный характер антиглобалистского движения. Транснациональному и космополитическому «новому мировому порядку» противостоит интернациональная сила. И потенциально она, конечно, значительно шире того круга лиц и организаций, которые принимают непосредственное участие в уличных акциях протеста.

Сегодня не только общий противник, но и реальное, нарастающее взаимопереплетение всех сфер общественного бытия и существующих в них интересов ведут к сближению, а то и полному совпадению классовых, национальных, общедемократических и общекультурных задач, стоящих перед широкими трудящимися массами. Это единство уже проявляло себя в эпоху Октябрьской революции в России, которая решала одновременно и социалистические, и общедемократические задачи социально-экономического, политического, национального и культурного развития.

Отношение любого человека, любой организации к глобализму и антиглобалистским движениям определяется в конечном счете принципиальным пониманием прогресса и его противоречий. «Окуклиться» и отсидеться в стороне от происходящего не удастся никому. Грядут серьезные перемены во всех сферах общественного бытия. Однако отсюда не следует, что эти грядущие перемены предопределены жестко и однозначно. Перед человечеством – целый «веер» путей дальнейшего развития и реальная возможность выбора.

Интеграция человечества безусловно нужна. Но ее форма должна быть справедливая, гуманная, равноправная. Прогрессивные силы обязаны сплотиться для борьбы с экспансией «нового мирового порядка».

Мое искреннее убеждение: только социалистическое, коммунистическое ядро антиглобалистского движения может дать реальную, а не реакционно-утопическую альтернативу глобализму и «новому мировому порядку». Наш исходный тезис – единство классовой борьбы трудящихся за социальное освобождение и национально-освободительной борьбы народов за независимость, свободное, демократическое и самобытное развитие.

Антиглобалистское движение приобретет еще больший размах и укрепит свое единство на основе следующих целей совместной борьбы:

За освобождение труда от эксплуатации и социальную справедливость.

За интернационализм и патриотизм как основополагающие ценности человеческого и международного общежития. Против шовинизма и космополитизма.

За национальную и государственную независимость.

За права человека – не только гражданские и политические, но и социально-экономические: на труд, отдых, образование, медицинскую помощь, социальную защиту.

За свободу слова и информации. Против информационного тоталитаризма и культурного империализма, за общественный контроль над СМИ.

За защиту природной среды от разрушительного воздействия современного мирового разделения труда и разрушительного воздействия «потребительской гонки».

За право народа на восстание, на самозащиту от агрессии и вооруженную борьбу с угнетателями, интервентами.

Против международного терроризма. За четкое разграничение терроризма и национально-освободительной борьбы.

Против расовой и национальной дискриминации, всех форм апартеида.

Против долговой кабалы.

Против тотального полицейского контроля над личностью.

За роспуск агрессивных военных блоков.

Возможная платформа нового, Антиглобалистского Интернационала никого не ограничивает и ничего не предрешает относительно конкретных форм общественного устройства, которые изберет человечество в будущем. Но она базируется на том, что человечество не по чьей-либо доброй или злой воле, а объективно и неуклонно продвигается к все более тесному и всестороннему единству. Это очевидный, бесспорный факт, причем факт позитивный. Любые попытки обратить это движение вспять, возродить изоляционизм реакционны. Решение следует искать не позади, а впереди.

Однако для судеб человечества, для судеб всего рода Homo sapiens далеко не безразлично, каким путем и к какому единству оно идет. Идет ли оно к дальнейшему подчинению труда капиталу или освобождению труда от капитала, к превращению труда в естественную жизненную потребность? Идет ли оно к единству многообразия, к ассоциации, «в которой свободное развитие всех есть условие развития каждого», или к единству однообразия, к мировой казарме, в которую загоняет человека и человечество власть капитала? Идет ли оно к установлению над миром олигархической власти узкого круга лиц или к демократическому взаимодействию и сотрудничеству суверенных стран и народов?

Именно здесь, на почве этих самых общих и глубоких философских вопросов и разворачивается мировая социально-экономическая, политическая и духовная борьба. И исход ее далеко еще не предрешен.