• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

Что мы с тобой, Ваня, знаем из русской литературы, русской культуры вообще, если, скажем будем исходить из школьной программы?

Что ты читал у Пушкина? Пожалуй, ответишь без запинки - «Евгений Онегин». И то, не потому что читал, а потому что «проходили», писали даже сочинение «Образ Татьяны в поэме Евгений Онегин». С некоторой заминкой вспомнишь повесть «Дубровский». Ну и уж совсем невероятно, если назовешь «Капитанскую дочку». Фильм, видимо смотрел про Емельяна Пугачева.

Вот и весь, Ваня, твой Пушкин.

А ведь у него не только те, что я назвал, произведения есть. Например, маленькие трагедии. Среди них одна из лучших «Моцарт и Сальери». Года три назад телевидение предложило мне сыграть как бы в шутку, а получилось, всерьез, роль Моцарта. Сальери играл Константин Боровой. Получилось неплохо.

Все смотрели с удовольствием. Фильм получил немало откликов телезрителей. В подавляющем большинстве - удивлялись, не могли представить, что Жириновский способен играть такую роль. Причем, сыгранную, если и не на равных с покойным Иннокентием Смоктуновским, то во всяком случае не так уж плохо.

А что мы знаем из школьной программы о Горьком?

Сегодня, по-моему, его вообще исключили из списка изучаемых писателей, если не ошибаюсь. Почему?

Сперва сами же замучили нас горьковской «Матерью», «Песней о Соколе», «Старухой Изергиль» - действительно самые худшие и тенденциозные вещи. «Буря, пусть сильнее грянет буря!», - как сейчас помню. Наизусть заставляли учить. Ну, и кому, на хрен, нужна эта буря?

Или старуха эта. Сидит какая-то баба-яга, курит самокрутку, то ли цыганка, то ли молдаванка, хрен ее поймет. Вспоминает молодость, кто и как ее трахал. Выплывает этот Данко. Для неё, может быть, и любимый. Ну, а мне на черта он сдался? Что я как читатель, как учащийся паренёк получу духовно от знакомства с этим обормотом? Да, ничего, пустое всё как песок в руке - не удержать.

«Море смеялось», - это уже лучше.

Всегда, когда смотрю на море, вспоминаю эту горьковскую крылатую фразу. Хорошо. Просматриваю его 30-томное собрание сочинений и нахожу там массу неизвестных и на редкость глубоких произведений. Скажем, цикл рассказов «По Руси» - это же прекрасно! Или посмертный роман-исследование о жизни поколения рубежа Х1Х-ХХ веков «Жизнь Клима Самгина».

Мы тоже с тобой, Ваня, живем на рубеже веков ХХ и ХХ1-го. Интересно знать, что думали 100 лет назад? Думаю, - да.

Сорок лет жизни описал Горький как бы глазами Клима Самгина.

Но мне почему-то из-за плеча этого смого литературного Клима всё время видится выглядывающее скуластое лицо молодого Пешкова. Тут же вспоминаются другие его замечательные биографические повести «Детство», «В людях» и особенно - «Мои университеты», где он описал попытку собственного самоубийства.

Моими университетами, Ваня, я называю годы учебы. Сначала в школе. Потом - в университете.

Но что куда важнее и значимее - познание жизни. Те уроки, которые изо дня в день даёт нам самый суровый, но и самый справедливый университет - повседневная жизнь.

Первый класс в школе - сентябрь 1953 года - я запомнил не первым звонком, не первой партой, за которую сел впервые учиться, не первым завтраком в школьной столовой. Я запомнил его доргой - как шёл из школы.

Шёл один, без мамы, она всегда на работе, в руках новенький портфель. Именно в тот момент я и ощутил новое качество в своей жизни - учащегося, когда надо не бегать и орать, а думать головой. Запомнил первую учительницу - Марию Петровну Семисалову. Запомнил ее первые обращенные к нам слова: «Ребята, теперь вы не просто мальчики, вы ученики, вы - школьники». Почему без девочек? Потому что смешанные школы ввели только после смерти Сталина только с сентября 1954-го.

С момента рождения я всюду шёл один, сам, напролом и напрямик. И всегда у меня было чувство какой-то досады, горечи, неудовлетворенности, потому что я никогда не испытывал радости, никакой радости.

Никто меня не поздравил, никто не обнял, никто не приголубил. Маме всегда было некогда, она работала.

Я спал, когда она уходила на работу, и уже засыпал, когда она возвращалась с работы, иногда я не видел ее подолгу.

И даже в воскресенье, этот единственный выходной день, - субботу сделали выходным, когда я уже покинул родной дом, - в воскресенье она тоже была занята чем-то, всегда была занята: надо было стирать, мыть, убирать, а тем более, что квартира-то была коммунальная.

А ведь вся она, эта квартира, раньше была наша. В 1940 году ее получил первый муж моей матери. Он был полковником, военнослужащим. Ему, жене и пятерым детям дали трехкомнатную квартиру на семерых.

Но началась война и стали подселять. Сперва забрали одну комнату, потом вторую. К концу войны мама осталась в одной комнате.

Мама умерла в мае 1985-го. Я оглянулся на ее жизнь, и мне стало больно: действительно, она ничего радостного не видела. Всю жизнь - унижения и оскорбления.

Это, видимо, была участь всего нашего народа. Мои мать и отец родились в Российской империи, отец - в 1907 году, мать - в 1912 году. И весь этот век они мучились.

Сначала царь и Российская империя, потом революция и гражданская война, потом Великая Отечественная война, и эти вечные переезды, вечные какие-то формальности, паспорта, прописки, можно - нельзя, переместились через всю страну, из Европы в Азию. Умерли раньше времени. И вся жизнь в переездах. Сколько городов, сколько квартир поменяли...

Всю нацию посадили на колеса.

Весь русский народ - на повозке, дребезжа по проселочным дорогам, по ухабам. Весь двадцатый век. И немцев разбили, и в космос вышли. Но разрушили семьи, все устои, потеряли архивы, родственные связи.

Сколько людей перемешалось, потерялось.

А как хорошо было в начале века. Российская империя. И отец, и мать были оба подданными Российской империи. Потом проведут границы, и это будет уже не Украина и не Польша, это будет уже не Пензенская губерния, а Мордовская республика, не город Верный, а Казахская автономия, а потом Союзная республика, и, наконец, независимый Казахстан. За что, за что такая напасть на мою семью? За что такая мука для всего русского народа?

Первый школьный класс. Он мне запомнился тем, что я шёл один, с портфелем, в белом костюмчике, вверх по улице Дзержинского, туда, где я жил, на улицу Дунганскую. Позже ее переименовали в улицу Масанчи.

Евроазиатский город Алма-Ата. Там почти не было ничего азиатского, но география заставляла считать его азиатским. Четыре тысячи километров от Москвы на юго-восток. Китай и Индия были к нам ближе, чем Москва.

Я одиннадцать лет проучился в одной школе. Средняя школа с производственным обучением. Из нас готовили автослесарей 2-го разряда. С 8-го класса мы ходили на авторемонтный завод на практику два раза в неделю. Уходили почти на весь рабочий день, с 8 утра до 16 часов.

Национальный гнёт я испытывал с самого детства. Принимали в институты полуграмотных и совсем неграмотных жителей аулов. Приезжают в город, кошмы трясут, чего только в этих кошмах нет. Люди совсем другой культуры, а их втягивают в городскую жизнь. Они потом тянут родственников из аулов. Дискриминация русских, национальный гнёт повсюду, подавление везде - в экономике, культуре, юриспруденции.

Мы изувечили нашу страну, сделали ее отсталой.

Мы русскую нацию, самую передовую, заставили уйти вниз. Силой заставили. Материально, через законы, через психологическое давление.

И теперь нам говорят, что без иностранцев нам не обойтись, что мы не можем опираться на самих себя. Это же беда. Это я видел мальчиком, как начиналось. У меня был внутренний протест заложен в душу.

Я закончил 11 классов, и мы в последний раз сфотографировались всем классом, и у меня есть фотографии класса за каждый год. Мы расстались. После школы все, в основном, остались в Алма-Ате, в другие города уехали два-три человека, в том числе и я.

И были девочки в нашем классе и в параллельном, которые мне чем-то нравились, были свидания, были поцелуи, звонки, встречи. Были эти юношеские переживания, очень чистые, а потом все это перегорело.

Прибытие в Москву.

Нужна адаптация, и опять материальные затруднения, опять койки, общежития, вся эта коммунальность, когда по четыре человека живут в одной комнате.

Снова эти общие туалеты, столовые, снова общественное питание, да и тяжелая учеба в языковом вузе, где много новых дисциплин, высокие требования, - сразу всё это надавило на тело и душу восемнадцатилетнего юноши.

И в то время, когда нужно было влюбляться без памяти, встречаться с девушками, я сидел за учебниками. А потом уже, в 20-21, это было не то, что-то изменилось, как-то упустил я этот особо ранний прилив любовной лирики, некому было меня правильно настроить, и это, конечно, в чём-то обеднило мою душу.

Может быть, сыграла роль и любовь к матери. Я ведь рос без отца. И всё, на что была способна моя детская душа, было направлено на мою мать, я очень её любил. И не мог себе представить, что она умрет или куда-то исчезнет.

Наверное, весь потенциал любви захватила сыновняя любовь к матери, в том числе и потенциал любви юноши к девушке. Ведь душа одна, любовная энергия одна, а направленность была вся к матери. Я любил ее. Очень любил. Это была двойная любовь, тройная. Двойная - потому что за отца, а тройная - потому что я видел ее страдания. Я очень ей сочувствовал, иногда я видел её слёзы, спрашивал: «Мама, почему ты плачешь?». А она отвечала: «Вырастешь, сынок, потом поймешь». И потом я понял, как тяжела была ее жизнь.

Меня рано стали волновать социальные проблемы, и я покупал книги: основы политических знаний, основы экономики, философии.

В то время выходили популярные книги по общественным наукам. Я их читал, мне хотелось их читать. Я стал думать о будущей профессии.

Самое первое желание - мне хотелось стать военным офицером. Два моих старших брата были в армии, может быть, это как-то влияло.

Воинские части проходили мимо нашего дома - кавалерия, военная техника, просто солдаты. Это производило сильное впечатление на меня, мальчика. Очень много тогда выходило фильмов про войну. И военная тематика меня подталкивала к тому, чтобы я стал офицером, закончил военное училище.

Потом меня потянуло к юридической специальности, захотелось быть следователем. Видимо, фильмы про преступников, убийц, воров, следователей тоже меня взволновали.

И, наконец, третья направленность - стать дипломатом.

Один из родственников, муж двоюродной сестры, как-то сказал: «Володя, поезжай в Москву, поступи в МГИМО, стань дипломатом. Вот это жизнь».

Действительно, внешняя политика меня интересовала. Я рассматривал долго географический атлас, меня привлекали другие страны, я любил уроки географии. Меня тянуло к политике. Философия, экономика, внешняя политика, социальные проблемы, национальный вопрос - всё это я уже как-то ощущал на себе, на практике. В конечном счете, всё перебродило, и я решил ехать в Москву, поступать если не в МГИМО, то в его восточный вариант - Институт восточных языков при МГУ.

Это был гуманитарный вуз, уже не было нелюбимых предметов математики, физики, химии, биологии. Были только гуманитарные.

Хотя и здесь были нелюбимые. Допустим, введение в спецфилологию и вообще филологические дисциплины мне не нравились.

История мне нравилась, но факультет назывался - историко-филологический. И почему-то я попал на филологическое отделение. Почему я не написал в заявлении: история - Турция, а написал; турецкий язык - литература? Оказался на филологическом отделении. Тоже была ошибка. И слава богу, что попал на турецкое отделение, а ведь мог бы и на монгольское, и на вьетнамское, или какой-нибудь африканский язык: бамбара или малинке.

Приезжаю в Москву и, что вы думаете, опять вижу нацменов. Живу в общежитии - они там во всю гуляют, шикуют: деньги, вино, девочки. Ничего не делают. На всякий случай им троечки ставят.

Приезжает национальный кадр, сын Председателя Совета министров Грузии - ничего не делает! Я с отличием заканчиваю - меня в армию. Они на тройки - их на загранработу. Что ты будешь делать?

Приезжаю к туркам, они мне жалуются: кто у вас работает? Кого присылаете? Вот ваш турецкий язык - это турецкий язык. А у них... Всё это я видел в учёбе, в работе, в загранработе - всюду. Везде я сталкивался с тем, что идёт губительная «национальная политика».

А теперь Россию называют «империей», упрекают нас, что мы, русские, «жили за счет других народов», подавляли их «самосознание», их национальную гордость», захватили всюду власть.

Сначала мы кухарок пустили к управлению государством, потом чабанов. И вот сегодня мы имеем отсталость.

Однако, вернемся к МГУ.

Был я и в студенческом лагере Джемите под Анапой, на Черном море, в Пицунде - в ущелье, в доме отдыха под Москвой - Красновидово, от МГУ, лыжные прогулки, опять были танцы, какие-то знакомства с девушками.

Но по-настоящему в эти студенческие годы у меня не было никакой девушки. А мне так хотелось влюбиться в кого-то, ухаживать за кем-то, но не получилось, не смог я.

Видимо, сам виноват. Слишком был озабочен социальными проблемами, слишком много сил и энергии тратил на учебу. Это была цена невезению в личной жизни.

Я целиком отдался учебе, пытался в занятиях найти какое-то удовлетворение.

С отличием закончил Московский университет, в актовом зале МГУ на Ленинских горах я получил красный диплом. Но никого не было со мной, некому было порадоваться за меня, вместе со мной. Я отнёс этот красный диплом к себе в общежитие, в комнату, и даже не с кем было выпить фужер шампанского. Я был совсем один.

Потом была армия. Почему-то многие не хотят идти в армию, но я чувствовал, что мне это нужно. Меня тянуло к политике, и я понимал, что служба в армии мне поможет, даже и в смысле биографии, потому что всегда ведь могут спросить: «Почему вы не служили в армии? Почему вы обошли этот важнейший институт нашей общественной жизни?». Тем более, я служил как офицер, лейтенант, в Политическом управлении штаба Закавказского военного округа.

Тогда в Грузии еще правил Мжеванадзе, это был последний грузинский «царь», первый секретарь ЦК компартии Грузии. Взяточничество и кумовство при нём процветали самым пышным цветом. Я застал этот период, а когда я уже уехал, в 1972 году назначили Шеварднадзе, который пытался андроповскими методами наводить порядок в Грузии в течение всего периода до 1985 года, пока Горбачев не перевёл его в Москву.

Два года армии были для меня очень полезны.

Во-первых, я узнал саму армию, узнал политработу. Узнал какие-то аспекты, связанные со спецпропагандой, разведкой, глубже изучил национальный вопрос. Я неплохо знал национальные проблемы и раньше, но Закавказский район всё-таки отличается от Средней Азии. И здесь тоже я увидел ситуацию, которая впоследствии привела к перестроечным моментам.

По-настоящему там ведь не было советской власти и не было в руководстве настоящих коммунистов - всё это гнильё, псевдокоммунистическая пена. И главная-то беда была отсюда, с юга. Все беды России - на юге. Поэтому, пока мы не решим южный наш узел, мы не выберемся из затяжного кризиса, который будет периодически повторяться.

Я с трудом получил комнату 26 кв. м. В гостинице жить было бы тяжело и дорого, и ходил я к членам военсовета, к начальникам, еще к кому-то. Платил всего три рубля в месяц. В коммунальном доме.

Конечно, опять эти большие коридоры, общие кухни, туалеты. Ну, а одна комната была моя. Я нашёл себе соседа, Васю Малика, - парень с Украины, он окончил в Сумах училище спецсвязи, где готовят специалистов для 8-х отделов штабов. И почти два года мы там с ним жили. А последние несколько месяцев я жил один.

Я познал Грузию, бывал в Армении, Южной Осетии. Изучил жизнь, быт, культуру народа.

Почему-то не было у меня желания изучить грузинский язык. За два года, общаясь с грузинами, я мог бы изучить язык, но я знал только две-три расхожие фразы и больше ничего не понимал. И не хотелось, совершенно не лежала душа изучать этот язык.

Устал я, наверное, изучать иностранные языки, чувствуя себя везде в состоянии дискриминации, - то в Алма-Ате, где главенствовал казахский язык, то в Турции - турецкий. Но все-таки Турция, действительно, другая страна. Теперь Грузия - грузинский, рядом Азербайджан - азербайджанский язык...

Я изучил этот край, был в командировках. В войсках читал лекции. Писал листовки. Изучал Турцию, Иран, Ближний Восток, арабский мир. Всё это было полезно для общего развития - глубже познать внутренние процессы в стране, а также и внешнеполитические.

Всё это смыкалось с моим будущим занятием, закладывало фундамент более глубоких знаний по Ближнему Востоку. Я был уже специалистом, востоковедом. А теперь пошла практика.

То я в Турции, то на Кавказе, в детстве я жил в Средней Азии - всё это помогало глубже узнать и проблемы, связанные с мусульманской религией; грузинская церковь, армянская церковь и курды. Непосредственно я мог их видеть и наблюдать в Закавказье и в Турции. Так что всё было полезно.

Здесь в столице был тоже гнёт - политический. Я б/п - беспартийный. Тем более в работе, близкой к политической, это особенно остро ощущалось, ибо и по первому образованию, и по второму я так или иначе был связан с госаппаратом, с работой в центральных учреждениях, где связь с партией была безусловным явлением, обязательным, и я как беспартийный был заранее обречен на второсортную роль, я был никому не нужен.

Кадровики моё «дело» отодвигали в сторону, как только видели графу «партийность» - б/п, я как бы был другой расы, другой касты.

В этот период мне очень пригодилась моя вторая специальность - юриста.

Я поступил на службу в издательство «Мир» сначала рядовым юрисконсультом, потом возглавил юридический отдел издательства. Но и там я не чувствовал себя полноправным сотрудником - я был беспартийным.

На партийных собраниях коммунистов, где иногда я присутствовал, случалось, они говорили: «А вот теперь закрытая часть собрания, Владимир Вольфович, Вам нужно уйти». И я уходил. Это было очень противно. Но все эти моменты как бы били в одну точку.

Я не мог работать там, где я хотел. Но всё отрицательное, кирпичик по кирпичику, составляло фундамент, и при создании определенных внешних условий это соединилось с моим накопленным внутренним положительным потенциалом для политической деятельности.

Уже в зрелые годы, в 30 лет, я хотел заниматься политикой по-настоящему, быть обязательно в какой-нибудь новой политической партии, мечтал, что эта партия будет иметь своих депутатов в парламенте, когда он станет многопартийным, мечтал возглавить парламентскую оппозицию, фракцию моей партии в парламенте. Может быть, в перспективе получить пост министра.

Я думал и раньше о высоких должностях, но это не было у меня какой-то навязчивой идеей или мечтой солдата стать генералом. Просто я видел этих людей, их окружение, неспособность их руководить страной.

Я понимал, что такие недалекие, порою просто глупые люди достигают таких высот благодаря системе, которая позволяла им это.

При многопартийной системе, и я был уверен в этом, талантливые люди получат больше возможностей для своей политической деятельности. Была начальная цель - создать или войти в новую политическую партию, оказаться в парламенте и действовать в рамках фракции той политической партии, благодаря которой я оказался в парламенте, чтобы там отстаивать идеи своей партии, работать на рост ее авторитета и добиться, чтобы партия стала правящей.

Для меня как для личности не было никогда фанатизма в том, чтобы обязательно достичь какой-то высоты. Но фанатизм, пожалуй, был в том, чтобы осуществилась цель, идея, приверженцем которой я стал.

Хочу сказать несколько слов о своей жене Галине. Чувствую вину перед ней. Поскольку выбирал ее для женитьбы в 71-м году не потому, что глубоко любил, а, как на выставке, она была лучше других, которых я мог рассматривать в качестве кандидаток.

Но я не могу полюбить одного человека, полюбить другой любовью в качественном измерении или в количественном. Но таковы чувства.

Мне и сейчас не нравятся мои чувства, мое внутреннее дыхание. Я, как бы просматривая назад наши отношения, ловлю себя на мысли, что я, наверное, отомстил ей. Мы поженились в 71-м, в январе. И 7 лет было более или менее. А потом разлад наступил. И я виноват, и она, может быть, в чем-то не права. И мы жили раздельно.

Игорьку было 6 лет. И 10 лет я видел его лишь 1-2 раза в месяц. Это нанесло большую травму моей душе, моему сердцу, моим чувствам.

Потом мы вновь стали чаще встречаться, где-то с 89-го или с 90-го года. И, наверное, те 10 лет, с 78-го по 88-ой, я компенсировал своим отчуждением и охлаждением Галине Александровне с 89-го по 99-й. Сейчас мы более терпимы друг к другу, скоро 30 лет нашего союза. И в чем-то мы одинаковы.

Она не очень чувствительная, я бы сказал, лиричная, а больше прагматичная, суховатая, жестковатая. И я оказался не таким, каким мог бы быть , наверное.

Наверное, мы стоим друг друга.

Но не надо мстить никогда. Дети не виноваты. Это плохая месть, когда мы друг на друге вымещаем злобу, ненавидим, ругаемся, по судам таскаем друг друга, по органам опеки.

Поэтому и выросли миллионы детей, у которых родители не смогли создать теплого домашнего очага. И особенно мне жалко мальчиков, которые выросли без отцов.

Я сам такой. Понимая, как именно мальчику не хватает теплой руки отца, на шее, на плечах, сухих мужских слов, которые помогли дать правильные оценки по жизни.

Вырастают мальчики, как березки, тонкие, чувствительные вместо того, чтобы выросли молодые тополя и, может быть, даже дубки.

Это беда любого общества.

Не получается с семьей у человечества. если мы перешли к многополярности, к многоукладности, к многопартийности во всем, семья осталась консервативной частью нашей жизни.

Многие живут гражданским браком, вообще не вступают в брак, а половина браков распадается. И вот здесь человечество тоже должно найти новые формы союза между мужчиной и женщиной, новые виды отношений.

Это нужно, чтобы мы оградили детей своих от холодного детства, от тоски, что рядом нет папы. И сердце мальчика сжимается, когда он слышит грубый разговор его мамы с его папой или когда он должен украдкой встречаться со своим отцом.

И когда он видит их враждебное отношение, тяжело такому парню расти.

Жизнь и так сложна, и так много неудач поджидает его на пути, а тут за спиной нет никаких тылов.

И с бабушками отношения нарушаются, и все вымещается на нем, на этом маленьком человечке, имя которому сын. Поэтому мне тяжело перед женой своей Галиной Александровной и еще тяжелее перед сыном.

Я так хотел иметь сына, очень любил и, наверное, люблю сегодня своего сына Игоря. Но я ему не дал то, что должно быть в семье - радость общения, теплый взгляд отцовский, доверительные глаза с вопросом у твоего наследника «Как жить?», «Что делать?», «Как относиться к обществу?».

И ты не можешь ответить: перед тобой закрытая дверь.

Даже еще могут вызвать милиционера, поскольку ты громко стучишь в эту дверь и кому-то это не нравится. Это вечная вражда, теща, тесть, свекровь, свекор, зятья, невестки, шурины, девери. Наверное, родственники больше всего пакостят друг другу. Но может быть, это пружина? И нужны противоречия в отношениях между членами семьи? Все мы родственники, душой мы все родственны, потому что одинаково переживаем.

Нет счастья на земле. Мы все его ждем, ищем, все еще кажется: там, за поворотом, стоит она, та самая, которую ждешь всю жизнь, добрая, ласковая, нежная.

Я помню: в классе мне нравилось несколько девочек. Потом я по-доброму относился к Свете Волковой. Потом еще одна Светлана из Ленинграда. Но не получилось по юности ни с кем из них сойтись.

С Галиной сошелся, но не смог успеть создать нужную основу союза, чтобы не наступало искусственных разрывов, а самое главное, чтобы не осталось злобы, ненависти.

Страдают они, наши дети. И они вырастают сухими, озлобившимися, не очень уважающими своих родителей, потому что росли на дурном примере, видели, как измываются друг над другом папа с мамой, перемалывают друг другу косточки, слова пакостные говорят, а детская душа все это слышит, видит и мучается детское сердце, не имея возможности повлиять на восстановление союза двух родителей.

И скорбь обрушивается на тонкие плечи малыша, который вырастает во враждебном мире и не знает, что таких, как он, миллионы, миллионы и миллионы.

Поэтому мы и болеем чаще, поэтому мы и умираем раньше, поскольку сами наносим себе вред, сами раним душу и сердце, создаем кровоточащие раны, десятки лет мучаются, сотни миллионов людей на земле, не имея возможности, не сумев создать своё собственное счастье.

А видимо, его и нет. Мы его ждем так же, как ждали коммунизма. И мы ждем расцвета при капитализме, а жизнь - это вот сумерки, когда наступает ночь или когда еще не наступило утро.

Жизнь - это как бы 5 утра или 7 вечера, когда не светит еще ярко солнце и небо закрыто тучками, нет впереди светлого горизонта. Жизнь - это мокрый дождичек, жизнь - это осень.

Иногда она сливается с весной, но почти никогда не бывает лета теплого и приветливого.

Всегда это осень, когда «листья желтые над городом кружатся, листья желтые нам под ноги ложатся, и от осени не спрятаться, не скрыться, листья желтые, скажите, что вам снится».

Вот такой, видимо, и представляется и остается жизнь для абсолютного большинства людей.

Я объехал всю планету - и нигде я не увидел счастливого человека.

Кому на планете жить хорошо?

Ответ простой - никому. Ни президенту самой большой страны, ни самому богатому человеку, ни бомжу, умирающему на чужом чердаке или в осенней грязной канаве.

Мучается человек. Для этого он и пришел в этот мир, для борьбы, для скитания. Он вечный скиталец, человек, идущий по планете.

Только в кино бывают хорошие кадры, хорошие концовки. Они обнимаются, целуются, клянутся в вечной верности, любви на век, но ничего этого нет в жизни. Не зря говорят: медовый месяц всего один, медовый месяц. А потом тяжкая, постылая, мерзкая жизнь, вечная осень, за которой лишь лютая зима, в которой мы все можем замерзнуть, и иногда замерзаем, и никогда не наступающее лето, потому что у нас украли Крым.

Мы не можем ехать отдыхать в Ялту или в Евпаторию. У нас загажено Сочи.

Я сам являюсь частью души Ивана, сам-то я не могу ее запахнуть, но я хочу уже это сделать. Я хочу, чтобы выросли сухие мальчики, которые не будут плакать, стонать, которые будут смотреть спокойно на все происходящее, будут всегда хладнокровные.

И пусть будет осень. У нас есть теплое пальто, хорошие ботинки, сытый желудок, здравые мысли, тугой кошелек, ключи от машины, ключи от дома, своя контора, да и осенью жить неплохо.

В конце концов я сам люблю это время года, потому что все стихает, все наконец понимают безумство лета, этот страшный август 2000-го года, когда все тонуло, все горело, все плыло и все стонали, со всех газет, со всех телеэкранов.

И количество самоубийств возросло в 100 тысяч раз.

100 моряков легли на дно Баренцево моря, как и сотни лет уже ложатся русские моряки на морские днища, защищая свою Родину, и это их удаль молодецкая, это их честь, и это их мужская судьба, чтобы не слышать мерзких разговоров их жен, что маленькая зарплата, что не те звездочки на погонах, что не те обои на стенах квартир.

Идея заключается в том, чтобы хорошо стало жить нам всем в нашей стране.

Поэтому, когда мне не удавалось работать там, где я хотел, меня это, может быть, и унижало, и обижало, но я не мечтал кому-то отомстить за то, что мне не дали возможности стать дипломатом, не дали возможности работать в МИДе, в других аналогичных учреждениях. Я готов был и в другой сфере находить себя и использовать свои возможности.

Иногда некоторые мои противники говорят: «Откуда он взялся, мы его не знали! Человек образованный, с двумя университетскими дипломами, говорит на европейских языках - откуда он появился здесь, этот обломок той, процветающей России прошлого века?»

Остальные чувствовали себя изгоями, пролетариями, не узнанной и непознанной интеллигенцией... Естественно, что я занял особую нишу на политическом небосклоне России последних нескольких лет.

Но это органично вытекало из моей прошлой жизни - из того, что я родился и вырос в далекой Азии, в южной республике, служил в армии в Закавказье, получил юридическое образование, изучил иностранные языки.

Сегодня многие молодые люди стремятся создать партии. Но это - партии-однодневки, партии, как мода. «И у меня партия, и я - лидер партии, и мы выпускаем нашу газету, и мы проводим съезд, и мы требуем кого-то в отставку, кого-то наказать...»

Это игра в политику, и она заканчивается, это пена, которая сходит.

В любой стране мира остаётся 5-6 партий, которые формируют политический небосклон, где разворачивается деятельность ведущих политических сил. Но 40-50- 100 партий, конечно, долго существовать не будут.

А сейчас нужно время, ведь люди хотят самовыразиться, особенно у нас, где долго был однопартийный режим. Естественно, после такого длительного периода однопартийного будет «очень многопартийный» режим. Но в конечном итоге всё сведётся к 3-4-5 партийной системе.

Этого достаточно для выражения основных политических взглядов населения и групп избирателей.

Я думаю, что занятие политикой - это дело полезное и благородное, и опасное. Как занятие любой другой профессией. Но здесь обязательно нужно образование. Обязательно.

Когда я читаю биографии лидеров некоторых политических партий России, то там часто встречаются: электрик 6-го разряда или строитель, или шахматист, или писатель, или биолог, то меня это всегда немножко удивляет.

Как можно, имея такие узкие знания, в такой узкой сфере, заниматься политикой? Здесь нужен широчайший кругозор. Нужно иметь познания в философии, в истории, в филологии, в литературе, в социологии, в юриспруденции, в политологии - в самом широком спектре. Быть немножко журналистом, писателем, лидером, оратором, знать иностранные языки, разбираться в экономических проблемах, экологии, воспитании детей, деятельности правоохранительных органов, государственной безопасности. Армия, молодежь, спорт, искусство - очень-очень много проблем нужно изучить.

Писатель волен писать обо всём, но он может не касаться какой-то темы, которую он плохо знает.

Политический лидер должен иметь познания во всех сферах. Должен разбираться в вопросах религии. Так не бывает: вчера - слесарь, сегодня - лидер партии.

И вот он уже грамотный, он говорит: у нас будет русская республика, и всё тут. Ничего у нас не будет! И партии этой не будет скоро.

Но право каждого - провозгласить свою партию и считать, что он способен даже возглавить правительство. Ничего не поделаешь. Я с большим уважением отношусь к ним.

И Виктор Иванович Корчагин, и Баркашов, и ряд других деятелей, писатель Лимонов тоже пытаются возглавить какие-то политические группировки. Но лучше бы, чтобы каждый занимался своим делом. Россией часто управляли технические специалисты.

Почти все они заканчивали технические вузы. Косыгин, например, - текстильный институт, кто-то - металлургический, кто- то сельскохозяйственный, кто-то торговый, но почти не было в руководстве страной лиц с широким гуманитарным образованием.

И не было в руководстве лиц, которые бы свободно владели европейскими языками, знали бы зарубежье до того, как пришли к власти. А тем более, хорошо знали бы свою собственную страну. И не открывали бы ее в шестьдесят лет.

То, что нынешний Президент России Владимир Путин имеет высшее юридическое образование, даёт ему большой козырь. Это второй после Ленина юрист, который достиг вершины власти.

Путин - не просто президент. Он, Ваня, один из представителей моего поколения. Младший представитель.

А к моему поколению принадлежат многие из политической элиты России. Это - мой постоянный соперник на выборах Президента и думских выборах Геннадий Зюганов (1944 г. рождения), Геннадий Селезнев (1947), Михаил Касьянов (1957) - самый, пожалуй, молодой, Аман Тулеев (1944), Сергей Степашин (1952), Владимир Рушайло (1953), Илья Клебанов (1951), начальник Генерального штаба Квашнин (1946), военачальники, которые сегодня воюют в Чечне - Трошев (1947), Бабичев (1950), Шаманов, ульяновский губернатор (1951), убиенный Рохлин (1947), Вячеслав Трубников (1944), губернаторы Владимир Яковлев (1944), Анатолий Лисицын (1947) и десятки других.

Это говорит о том, что мое поколение сегодня находится на высших ступенях. Оно по сути держит в своих руках бразды правления страной. Точнее - ещё именно держит.

Управлять не дают выкормыши и последыши Горбачева - Ельцина.

Но я думаю, что это временная пауза.

Как только Путину удастся взять, наконец, под свой полный контроль свою администрацию в Кремле и Аппарат в Белом доме, дела в стране пойдут намного лучше и эффективнее. Быстрее станут решаться самые неотложные задачи.

Борис Березовский – тоже мое поколение. Берёза хитрый, самый хитрый жук, хитрее, чем Киссинджер, Бжезинский, а уж тем более любая наша свора политологов, всех вместе взятых. Внук Молотова - Никонов, чудак Марков, или Сатаров, ещё десяток бурбулисов и прочих. Павловские и прочие. Распутин - щенок по сравнению с Берёзой.

Первый раз я о нем услышал, когда был на даче, первое Успенское хозяйство от президента. «Где-то рванули руководителя Логоваза. Фамилия его Березовский». Я ему как-то позвонил, уже после этого, он еще был руководителем Логоваза и говорю: «Борис Абрамович, у меня «Мерседес», нельзя ли у вас подремонтировать подешевле, коль скоро мы с вами в одном дачном хозяйстве оказались?»

По-моему, там дешевле не сделали. Но в любом случае вне очереди, побыстрее, что-то было плюс-минус.

А так я его знать не знал.

Потом уже все эти тусовки, стыковки. Он приезжал ко мне на переговоры, я - к нему на Новокузнецкую, на дачу. Он ко мне на дачу. Всё лето мы встречались, раза 3-4 был контакт. Но, естественно, свой сценарий.

Просто он у меня любил спрашивать моё мнение. В этом смысле он прав. Я всегда давал какой-то отдельный сюжет и отдельную точку зрения, то, что другие не могли.

Этот человек - типичный еврей, особенно по внешним данным.

Евреи все как народ деградируют. 4000 лет. Их мордуют. Естественно, они загибаются. Самая вырождающаяся нация.

Вот монголы, наоборот, - расцветают. У них и сифилис, и туберкулез. Но благодаря Советской России всё излечили. Нация, глядишь, воспрянет духом. Мясо жрут свежее каждый день. Не пьют. Буддисты.

А евреи вырождаются. Небольшого роста. Худые. Злые все. Лысоватые. В очках. Глазки бегающие. Ручки трясущиеся. Размер одежды 48-50 - не больше. Обувь 41-42. С кучей болезней. Чёрненькие. И вот Берёза - типичный их представитель. Ну, ничего не надо показывать. Спроси, что такое современный еврей, лицо Берёзы - всё, больше ничего не надо.

Березовский все время ориентировал Россию на Запад, а я все время стараюсь сделать так, чтобы русский народ все эти дурацкие мифы поменьше воспринимал.

Самый дурацкий миф, что якобы Запад нам поможет. Никогда ни в чём не поможет. И что без Запада мы пропадём. Никогда не пропадём! Или что нужно выслушивать рецепты и выполнять рекомендации МВФ, Всемирного банка. И везде евреи, конечно, и в МВФ, и во Всемирном банке. Все это не нужно.

Бездефицитный бюджет. Ваня, объясняю.

Бюджет - это сумма расходов и доходов. Например, сумма доходов у нас, условно говоря, 100 миллиардов рублей. И расходов тоже должно быть 100 миллиардов в течение года. Тогда получаются равные доходы и равные расходы.

А дефицит - это разница между доходами и расходами. Допустим, у нас на год 100 миллиардов рублей доходов мы собираемся собрать, все налоги, всё, что продадим за рубеж: газ, нефть, военную технику; и расходы - все, кто получает у нас из госбюджета, армия, полиция, все госслужащие, учителя, врачи и пр.

Так вот, если эти расходы превышают доходы, то есть у нас по доходам 100 миллиардов рублей ожидается в 2001 году, а мы израсходовали на 31 декабря 2001 года 101 миллиард рублей, то всё, - у нас дефицит, то есть разница - расходы больше, чем доходы.

Эти чокнутые товарищи из МВФ или Всемирного банка нам говорят: «Ребята, бюджет должен быть только бездефицитный». То есть если мы ожидаем доходы 100 миллиардов, то мы должны израсходовать только 100.

По рекомендации Запада - пускай сдохнет 5-6 миллионов русских: их нельзя кормить в этом году, иначе у вас будет превышение расходов над доходами, то есть дефицит, разница между расходами и доходами. Представляешь, как нас за идиотов держат? А что значит: не допускать превышение расходов?

Значит, денег должно быть столько, сколько мы заработали.

Но товары есть в магазинах. Ведь мы можем выпустить денег больше. Это же бумажки, напечатали, выпустили.

Например, собрали 100 миллиардов, а выпускаем в оборот еще 1 миллиард.

Люди купят себе питание, одежду, рассчитаются с долгами. Ничего не случится.

Нет, говорят, нельзя, вы не имеете права. Если вы свои расходы увеличите путем выпуска дополнительного количества денег, всё, мы вам помогать не будем. И нахер нужна нам их помощь. Они нам никогда не помогали. Никогда! И вот этот миф я хочу развеять.

Как строить наше российское государство…

Конечно, Госсовет. 20 лучших губернаторов по стране собрать. Президент - 21-ый. А Совет Федерации вообще ликвидировать, ненужная палата.

Госдума. Выборы только по партийным спискам.

И в Госдуме должны быть только президентская партия, левые и патриоты. Пока это одна лишь партия, ЛДПР.

Вот трехпартийный парламент. Депутатов только 300, Ваня. Почему? Равное количество депутатов от равнозначных избирательных округов. То есть у нас приблизительно около 100 миллионов избирателей, делим условно на 300, по 300 тысяч избирателей в каждом из 300 округов. Вот 300 депутатов в Государственной Думе. Всё!

А то сегодня Томская область, 700 тысяч избирателей - 1 депутат, Ненецкий автономный округ, Северо-Ворсточная часть Архангельской области, город Нарьян-Мар, 30 тысяч избирателей - тоже 1 депутат.

Как же так? Агинский Бурятский автономный округ в Читинской области, 20 тысяч избирателей, Корякский на севере Камчатки, 20 тысяч избирателей. То есть округа разнятся в 20-30 раз. За плечами одного депутата 700 тысяч избирателей, даже миллион, за плечами другого - 20 тысяч избирателей.

Это плохо. Поэтому равные округа. А равные - это приблизительно 300 округов у нас. И 300 депутатов.

Почему? Потому что 450 много. Если оставить 450, то нужно, чтобы 1 депутат был от 500 тысяч избирателей. Тогда получается приблизительно 107 миллионов избирателей. Поэтому лучше равные числа, 300 тысяч избирателей дают 1 депутатское место. И равномерно по стране они располагаются без всяких национальных приоритетов.

Президента надо переименовать. По-русски назовем. Давайте - Верховный правитель или царь. Не монархия, но царь как глава государства. Зачем чужое дурацкое слово «президент»?

Поэтому берём сверху. Царь.

Надо ли его избирать народом? Нет.

Избирать Президента надо на заседании Государственной Думы. Народ изберет лучших депутатов, 300 человек.

Они в свою очередь двумя третями (не менее 200) должны проголосовать за главу государства.

Мы с тобой, Ваня, 100 миллионов избирателей, избрали 300 депутатов Государственной Думы. Русский парламент.

А они, 300 хороших ребят, избрали нам хорошего русского царя на 5 лет.

И Дума на 5 лет, и царь на 5 лет.

Потом новая Дума принимает решение, оставить царя еще на 5 лет или нового избрать.

И это всё дешевле, а иначе нам дорого обходятся двойные выборы. И Госдуму избираем, и президента избираем, и губернаторов избираем, и мэров избираем, и глав администраций районов, и муниципальных советников - и вечные выборы, и вечная подтасовка, фальшивка, коррупция.

А у нас с тобой будут всего одни выборы - депутатов Государственной Думы. Они изберут царя, царь назначит 20 или 40 губернаторов. Вместе с губернаторами назначит градоначальников. А губернатор назначит воевод.

Нужно ввести новую территориальную единицу. Район - слишком мал. 3 района объединить сегодня (сегодня в России 2750 районов), получится воеводство. Русское слово «воеводство» и начальник этого воеводства воевода.

Губернаторы назначат воевод, а воеводы назначат старост во все населенные пункты. Всё. Власть сформирована: царь в Москве, губернаторы на местах, градоначальники в городах, воеводы в уездах, как это по-старому называлось, и в любом населенном пункте, от 3 дворов до 10-20 тысяч, староста, печать и секретарь у него.

Всё. Весь его аппарат. Вот схема управления. И власть исполнительная, и власть законодательная, и есть кому посоветовать в Госсовете царю-батюшке.

И судебную реформу провести. Один должен быть Верховный суд, а в нем 4 палаты. Конституционная - высшая, уголовная - за все уголовные преступления, гражданская палата по всем гражданским делам и арбитражная - все хозяйственные споры.

Это должны быть пожизненные судьи, самые авторитетные и с очень высоким денежным содержанием. Больше, чем у президента страны. Самые хорошие дома им дать, дачи - всё дать. Но чтобы они вершили правосудие, а не были свидетелями произвола, который уже 100 лет царит в стране.

И пресса, полная свобода. Но на равных условиях. Если вашу газету покупают, издавайте. Но если не покупают, мы, государство, мы, народ, вам денег не будем давать. Соберутся талантливые журналисты, учредят свою газету. Если они хорошо пишут, у них купят эту газету, чтобы был доход, чтобы газета продавалась по цене выше себестоимости ее.

То есть - в типографии она стит 30 копеек, а народ будет покупать ее за рубль. Вот 70 копеек будет доход у них с каждого номера. Если у них миллион тираж, по 70 копеек, получается 700 тысяч дохода. Вот их деньги. А при чем здесь дотации? То есть помощь им со стороны государства?

И церковь, конечно. Православие в первую очередь. Все храмы вернуть, все богатства им вернуть.

Духовные училища, семинарии, монастыри - все учреждать каждый день и повсеместно. Вместо колоний, Ваня.

Если парнишке тяжело жить, лучше его в духовное училище да в монастырь, чем на улицу, в детскую колонию, а потом по тюрьмам. И как хорошо заживем-то!

Но это не всё ещё, Ваня.

Экономика! Вот простой вариант, Ванёк. 7 министерств ключевых нужно срочно создать и им в подчинение передать, как в госсектор, следующее. Первое: Минтоп - Министерство топлива, туда отдать всё, что горит: газ, нефть, уголь, лес, торф, то есть все виды топлива, все виды энергетики, атомную энергетику - всё там. Минтоп - всё то, что даёт свет, тепло и энергию для машин. Вот она, мощная русская сверхнациональная топливная компания в руках государства.

Второе - транспорт, Ваня. МПС - Министерство путей сообщения. Царь специально назвал не Министерство железнодорожного транспорта, а Министерство путей сообщения, то есть всё, что движется, должно быть в этом министерстве. Сейчас мы должны в это новое МПС загнать железные дороги, воздушный транспорт, морской, речной, автомобильный и трубопроводный - всё, что движется. И это будет сверхнациональная транспортная компания. Такой монстр, у которого никогда нигде не будет конкурентов.

Минметалл. Все металлургические заводы в руки государства.

Но нужен ключ. В любом деле нужен ключ. Если эти три министерства создать, а не создать четвертое, то они не смогут хорошо работать.

Четвертое, ключевое, - Министерство оборонной промышленности, Миноборонпром.

Любая экономика любой страны всегда в виде пирамиды: наверху что-то есть.

Например, банановая республика производит бананы. И вся экономика подчинена созданию машин по сбору бананов, по их обработке, по их фасовке, упаковке, рассылке и продаже. Или кофе производит страна. Всё под кофе делается. Или животноводческая страна, всё под животноводство. Или пивная страна - под пиво.

А у нас таким ключом экономики, который может всю экономику взвинтить вверх, - это военная промышленность. Военно-промышленный комплекс, сокращенно ВПК. Министерство оборонной промышленности, Миноборонпром, и будет ключом зажигания к нашему новому автомобилю, ко всей экономике.

Это будет эффект пирамиды, то есть она заработает как пирамида власти.

На местах, может, много хороших чиновников, но если нет президента, ничего не получится.

То же самое в медицине. Если нет Министерства здравоохранения, самые лучшие районные врачи ничего не сделают. Им никто не пришлёт новое оборудование и новые лекарства.

Так и здесь. 1000 лет Россия воевала. Поэтому самое развитое у нас, конкурентоспособное, лучшего качества - это наша военная техника. Это четвертое министерство - Миноборонпром - заставит работать в бешеном темпе всю экономику.

Затем – Министерство финансов. Вся государственная казна.

Дальше. Все средства информации должны работать на процветание России. Иначе они не нужны. Всё это должно быть в руках нового Министерства пропаганды, вся агитация. В первую очередь - телевидение, конечно. Нужно создать центральное телевидение России, загнав туда 1-ый и 2-ой каналы, государственное, подконтрольное, под надзор.

Вторую кнопку отдать Петербургу, это наша вторая столица. И там поставить патриота-журналиста во главе, тоже 2-ой дополнительный государственный канал для конкуренции.

Нужно еще 5-ую кнопку сохранить за государством, «Культура».

А вот 3-ий оставить в Москве. Москва-столица, должна иметь собственный канал. НТВ оставить, 4-ый. 6-ой, ТВ и все остальные, ради Бога. Но тендер, то есть торги, заплатите за каждый ваш выход в эфир, за каждую тарелку условно 10 тысяч долларов.

Тарелка, имеется в виду спутниковая связь для телевидения, когда через тарелки вы ловите телесигналы.

Вот три государственных канала - 1-ый, центральное телевидение России, 2-ой - Петербург, 5-ый - Культура. А уже 3-я кнопка Москва, 4-ая НТВ, 6-ой - ТВ-6 и все остальные только на коммерческой основе. И за бешеные деньги.

И тогда у нас будет нормальная агитация, пропаганда, информация, нейтралитет будет, полная свобода, но никто не будет беспардонно врать, искажать, чернить. Будут государственные каналы, которые всё это нейтрализуют.

А главное - мы заработаем огромные деньги. Ведь Гусинский бесплатно влез в эфир. Ни в Израиле, ни в Америке не смог бы влезть в эфир.

Вот эти 7 министерств - Минтоп, МПС, Минметалл, Минобороны, Минсвязь, Минфин, Минпроп - обеспечат развитие страны на ближайшие 10-20 лет и на все последующие годы, если своевременно проводить очищение от той грязи, которая всегда налипает на всех, и на людей, и на госаппарат, на пропаганду, на культуру.

И тишина в стране! Застой не нужен, болото не нужно, но будет нормальная спокойная жизнь,

Ваня, вот это всё я Путину говорю.

Мы уже не один раз встречались.

Но вот мешают ему пока реализовать мои рекомендации. Он очень динамичный человек, пытливый, аналитик, ну в разведке все аналитики, там же тем только и занимаются, что думают, размышляют, прокручивают возможные сценарии.

Его работа заставила быть аналитиком. Ну и происхождение. Всё-таки Петербург, университет, юрист - это мне всё близко.

Я тоже считаю себя относящимся к разумному слою общества, который коммунисты называли интеллигенцией, совинтеллигенция. Я тоже учился в Москве, университет, юрист. Он немецкий хорошо знает, я -турецкий, да ещё и французский, да ещё и английский, да ещё и немецкий...

Он на меня хорошее впечатление производит. Может, со временем это будет неплохой государь…