• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

А специалисты уже тогда говорили, что этого контингента недостаточно, что зря Пентагон отказался от более весомых воинских группировок. Но еще более страшной ошибкой было легкомысленное отношение к программе поведения Соединенных Штатов после победы. Никто не задумался заранее над проблемой массового разграбления имущества прежнего режима. Американские солдаты не имели ни малейшего представления, что им следует делать, когда они встретят массовое разграбление. Американцы оказались невеждами и в теории, и на практике. Чего стоит одно лишь решение распустить разбитую армию Хусейна! Неспособность предвидеть мертвящий крах государства обошлась победителям более чем дорого.

Фрэнкс 9 апреля 2003 года докладывал о 30 тыс. убитых иракцах – в этот день американские войска вышли на берег Тигра, военно-морская пехота ворвалась в центр Багдада и, как уже говорилось, шестиметровая статуя Саддама рухнула наземь.

Быстрая победа в долине Тигра и Евфрата, несомненно, воодушевила американцев. Она изменила психический ландшафт в Соединенных Штатах. Да, еще задолго до начала войны были массовые протесты. Но с момента вторжения страна довольно быстро «собралась вокруг флага», и необходимое национальное единство было достигнуто под руководством верховного главнокомандующего. Американцы, безусловно, были поражены «шоком и ужасом» бомбардировок Багдада, пришедших при помощи телевидения буквально в каждый американский дом. Эффект бомбардировок при гаснущей луне был невероятен. Три недели Америка жила в постоянном ажиотаже.

Иракские потери были очевидны. И только около ста американцев погибли в этой первой битве. Опросы общественного мнения говорили об энтузиазме большинства. Победу ведущие называли только «благородной». Лишь малое меньшинство испытывало неловкость при виде того, как сильнейшая армия мира добивала малую и слабую страну, даже не найдя убедительной причины для вторжения в ее пределы.

Но чем действительно были, если можно так сказать, смущены американцы, так это военным ответом иракской армии, которая все же три недели сражалась. Военно-политическое руководство Ирака активно использовало пропагандистские ресурсы страны для оказания противодействия ведущейся против Ирака психологической войне. Сильной стороной Ирака в этом вопросе являлся тотальный контроль государства и спецслужб за информацией, ее источниками и каналами получения внутри страны. Иракская пропаганда преследовала две цели: 1) максимально затруднить информационно-психологическое воздействие противника на собственное население и вооруженные силы путем осуществления контрпропагандистской работы; 2) оказать давление на население и военно-политическое руководство арабских стран региона, чтобы убедить их не оказывать поддержки США и их союзникам.

Во второй половине апреля война стала терять динамизм, поражение Ирака стало очевидным. Сократилась численность журналистов. А главной темой оставшихся репортеров были нехватки: недостача воды, электричества, телефонной связи, задержки с подачей продовольствия, исчезновение – главное – безопасного пребывание в столице и городе. Грабеж охватил город. Грабили все – общественные учреждения и частные квартиры. Особенно заметно было практическое исчезновение знаменитого Иракского музея и ряда других общенациональных учреждений.

Что американцы занесли себе в актив? Обобщая опыт обеих войн: они убили многих руководителей Аль-Каиды, разгромили Талибан, засадили (позднее) в камеру Саддам Хусейна, запустили конституционный и электоральный процесс. Саудовская Аравия словно бы отбилась от Аль-Каиды. Мощные антитеррористические центры были созданы в США. И с тех пор противник не нападает на Америку.

Раздраженный Буш пожаловался верному союзнику, австралийскому премьеру Ховарду: «Каждый раз, когда я напоминаю о жестокости режима Саддама, адвокаты-законники говорят, что так не следует говорить – идет война. Мне позволяют говорить только о деятельности, похожей на террористическую. Эти адвокаты-законники ужасны». Генерал Уэсли Кларк даже на фоне явного триумфа говорил о «фундаментальных стратегических ошибках. Структура войск была ошибочной». Но самым неадекватным было планирование процесса, связанного с послевоенным урегулированием. Таким образом, мы имеем пример победы над вооруженными силами противника, но не выигрыш войны в целом... Администрация Буша не только не поняла сути современной войны, но и допустила большие политические ошибки»[157].

В компании ближайших друзей Кеннет Аделман задал нехороший вопрос: «Я поражен тем, что мы не нашли оружия массового поражения». Вулфовиц: «Мы найдем его». Чейни: «Мы обязательно найдем его». Друзья вспоминали яркие места из речей своих противников. Джим Бейкер настаивал на гораздо более широкой коалиции союзников. Лоуренс Иглбергер по телевидению сказал, что «война может быть оправданной только в том случае, что существует доказательство того, что Саддам сам готовится к атаке на Соединенные Штаты. Имя Пауэлла уже само по себе вызывало смех». Чейни: «Колин всегда имел важную оговорку по поводу нашего курса».

Гарнер отчаянно стремился в Багдад. Он хотел как можно быстрее свести друг с другом американских и иракских бизнесменов и строителей. Три контракта уже были подписаны (из 13 первостепенных). Но Фрэнкс не пускал Гарнера в столицу: «Пусть там закончатся бои». Гарнер давно знал Фрэнкса и бросился к нему в катарскую штаб-квартиру: «В Багдаде создается опасный вакуум и именно мы должны заполнить его». Он сумел убедить командующего. 21 апреля 2003 г. Гарнер с командой из восьми человек вылетел в Багдад и занял стоящий в центральной части города дворец с 258 комнатами.

Жара стояла страшная. Электричество подавалось с перерывами, водопровод барахлил. Из Морокко прилетела в качестве первого заместителя Гарнера Маргарет Татвайлер – 12 лет работавшая с Джеймсом Бейкером в самых разных ипостасях. Увидев окружающее, Татвайлер пришла к выводу, что Ирак – это катастрофа и даже гений Бейкера не смог бы наладить нормальную жизнь. Татвайлер нравился Гарнер, «но он не был Джеймсом Бейкером» и не разбирался в вашингтонских хитросплетениях. И был невежлив с прессой.

Татвайлер подружилась с женой известного курдского лидера Талабани – Херо Талабани. В одной из дискуссий Херо повернулась к Татвайлер и сказала примечательные слова: «Мы от вас, американцев, ожидали гораздо больше».

28 апреля 2003 г. генерал-лейтенант Джей Гарнер еще стоял пред 350 избранными американцами иракцами в багдадском Центре Конвентов. Один из прибывших иракских иммигрантов – Канан Макийя говорил о необходимости либеральной конституции. Кто-то из окружающих спросил Гарнера: «Кто ответственен за нашу политику?» Гарнер, ни минуты не сдерживаясь, ответил: «Вы отвечаете за это». В зале воцарилась тишина, кто-то ахнул, и сведущим стало ясно, что никто не отвечает за важнейшее дело. Что у американцев нет идей, каким курсом идти, что делать дальше. «Эффективное руководство в любом кризисе требует баланса умеренности и надежды. Эта администрация – в своих худших проявлениях – мечется между излишней секретностью и неожиданными прямолинейными предупреждениями о „неизбежности“ террористических атак с применением оружия массового поражения на нашей земле, предупреждения, которые часто имеют вид отвлекающих маневров, отвлекающих от коробящей администрацию критики в адрес официальных мер по предотвращению терроризма»[158].

В окружении Рамсфелда все более популярной становилась идея, что «вояка» Гарнер, нелюбимец всемогущей прессы – символ отсталости и примитивизма. В конечном счете находившийся во главе оккупационной администрации Ирака генерал Гарнер стал казаться Вашингтону лишенным необходимой жесткости. Список претендентов на более высокую роль «вице-короля», «личного представителя президента» постоянно сокращался. Отсекали, прежде всего всех, кто занимал высокие посты при президенте Клинтоне. Именно так на первый план попала фигура Пола «Джерри» Бремера, шестидесятиоднолетнего специалиста по терроризму, близкого к Киссинджеру, владельца консультативной фирмы. Бремер выглядел очень моложаво и по его прическе трудно было догадаться о его возрасте.

24 апреля 2003 г. Рамсфелд позвонил госсекретарю Пауэллу и предложил кандидатуру Бремера. Пауэлл попросил время подумать. Эрмитидж проверил все 23 года работы Бремера на дипслужбе. Он и Пауэлл нуждались в союзнике в Багдаде. Бремер мог быть таким союзником и государственный секретарь высказался о Бремере положительно.

Вместо ORHA была создана Коалиция временного руководства. В данном случае все решал министр обороны Рамcфелд. Не предупредив руководителя прежней американской администрации Гарнера, он решил заменить его. Уже 8 апреля Рамсфелд составляет список из 100 американцев, которым назначено управлять Ираком. На пост «главы оккупационной администрации» предполагалось назначить известную личность – бывшие сенаторы, губернаторы, министры, руководители администраций. Рамсфелд выделил 10 наиболее приемлемых кандидатов и представил их президенту. Бывший государственный секретарь Джордж Шульц (83), возглавлявший строительную «Бектел корпорейшн» – главного государственного подрядчика – считался фаворитом. Второе место в списке военных занимал Пол Вулфовиц (тот тянул за собой на пост премьера иракского премьера Челаби). Представитель президента будет обладать абсолютной властью во всем Ираке.

Гарнер был заменен руководителем Временной коалиционной власти – «посланником президента» Полом «Джерри» Бремером.

Через несколько недель Гарнера пригласили в Белый дом для встречи с президентом Бушем. Присутствовали все те, кто втянул Америку в иракскую авантюру: вице-президент Ричард Чейни, министр обороны Дональд Рамсфелд. Советник по национальной безопасности Кондолиза Райс. Никто из них даже не попытался спросить Гарнера о ситуации в Ираке, можно ли рассчитывать на стабильность в стране. Президент Буш удачно пошутил: «Хотите в следующий раз в Иран?» – «Нет, сэр, мои ребята и я больше нацелены на Кубу»[159].

Гарнер покинул Овальный кабинет, запомнив «порочную ухмылку Чейни». В целом у Гарнера сложилось впечатление, что именно Чейни был злым гением войны. По мнению генерала, слабым местом Буша было практически полное отсутствие любознательности даже в отношении наиболее значимых событий его президентства. Это и сделало немыслимо большим влияние Чейни. «Буш знал только то, что приносил в его офис Чейни». По всем описаниям очевидцев, «готовность Буша и его советников жить в искусственном мире, оторванном от смертельно-серьезных процессов, начатых ими самими; беззаботность Буша создала климат, в котором с большой охотой и эффективностью могли действовать Чейни и Рамсфелд, вдвоем перекрывшие дорогу к президенту»[160]. Чейни и Рамсфелд перекрыли влияние многих организаций – от госдепартамента до ООН. Это оказалось возможным в свете исключительной осведомленности и Чейни и Рамсфелда – результат многих десятилетий, проведенных вокруг различных президентов и в Вашингтоне вообще.

Два курдских лидера – Массуд Барзани и Джалал Талабани в эти столь значимые для Ирака дни нашли общий язык, и в апреле 2003 г. выразили желание участвовать в новом правительстве в Багдаде. Это вызвало обеспокоенность Гарнера. Он вместе с Деритой 22 апреля полетел на север в иракский Курдистан для встречи с Талабани и Барзани. Толпе курдов Гарнер сказал: «Для меня это словно вернуться домой», что вызвало овацию. Залман Халилзад из СНБ работал с курдами уже больше года.

Гарнер нашел возможность позвонить Колину Пауэллу и тот спросил, что Гарнер делает на севере Ирака?. Ответом была «Подготовка конституции». Тогда-то Буш и решил окончательно заменить Гарнера новой главенствующей фигурой. В СНБ составили схему взаимодействия новых властей в Ираке. Надо всеми стоял «личный представитель президента».

Гарнер не знал о всех интригах. Он вернулся в Багдад и, собственно, начал работать в роли верховного административного распорядителя. Город был в руках грабителей, американцы еще не пришли в себя. В 6 вечера 24 апреля Рамсфелд позвонил Гарнеру: «Между прочим, президент избрал Джерри Бремера своим посланником в Ираке». Гарнер безусловно был шокирован. Рамсфелд продиктовал ему номер Джерри Бремера. Гарнер ощутил себя преданным: «Эти сукины дети... я разбил все, что мог».

Буш спросил Бремера, зачем ему эта адская работа? Бремер знал как отвечать. «Потому что я верю в Америку, которая освободила иракцев. Я думаю, что могу помочь в этом деле». 30 апреля Рамсфелд вылетел в Ирак.

1 мая 2003 г. президент Буш надел форму авиации Национальной гвардии Техаса и приземлился на борту американского авианосца «Абрахам Линкольн», стоявшего у входа в бухту Сан-Диего. Авианосец вывели из гавани, чтобы Буш появился из небес, а не прозаически прошел по установленной с берега лестницы. Нет сомнения, что многие американцы были тронуты этим церемониалом, в котором Джордж Буш выглядел военным героем. Президент объявил: «Главные боевые операции в Ираке закончены. Война против террора не будет бесконечной. Мы видим поворотный пункт». «Миссия окончена», победа достигнута и американских солдат ждет возвращение.

Но, заметим, заместитель руководителя СЕНТКОМ – генерал Джон Абузаид признал, что страна не умиротворена.

Вашингтон, как уже говорилось, создал Организацию реконструкции и гуманитарной помощи (ORHA), которую возглавил генерал Джей Гарнер, перемещавшийся между Пентагоном и Кувейтом в течение нескольких месяцев. Эта деятельность не принесла весомых результатов и 1 июня 2003 г. Гарнер был снят и исчезла ORHA. Гарнеру вручили неизбежную награду, но никто из стоявших в Белом доме рядом с ним и президентом Бушем – Чейни, Рамсфелд, Райс – даже не удосужились спросить «как там?», что препятствует воцарению желательного для американцев порядка. А президент пошутил в присущей ему манере: «Следующий – Иран?». «Нет» сказал Гарнер. «Ребята больше говорят о Кубе». После таких сцен нетрудно поверить, что Чейни – злой гений этой администрации. Ведь именно ему пришло в голову, что после 11 сентября Саддам стал опаснее всех. Народ Ирака заслуживал лучшего анализа.

Американцы убедились в том, что «прогресс» в Ираке будет сложным. ORHA вначале была рассчитана на то, что для решения своих проблем им понадобится несколько недель и ORHA предполагала создать Внутреннюю иракскую власть как основу будущей государственной власти. ORHA начала – по всей видимости – весьма удачное госстроительство. Англичане послали своим представителем в Ирак бывшего посла в Египте Джона Сойерса, но уже в сентябре направили на его место сэра Джереми Гринстока (бывшего представителя Лондона в ООН). В Ирак отправились 60 британских добровольцев. Лондон восстановил в Багдаде свой офис.

Англичанин Сойерс в интервью газете «Таймс» напомнил, что в первый год после смерти Франко в Испании функционировали 200 политических партий и понадобилось 18 месяцев, чтобы их численность сократилась до нескольких. (То же самое произошло и в Боснии).

Важные предпосылки войны против Ирака оказались ложными. Ведомая Америкой коалиция не была готова к массовому послевоенному вызову оккупации, реконструкции, борьбе с инсургентами, с политической трансформацией Ирака. События в Ираке интенсифицировали радикальную воинственность мусульман во всем исламском мире. Даже содержание военнопленных оказалось тяжелой задачей для США. Возбужденные американцы заменили в качестве проконсула в Месопотамии Гарнера Полом Бремером. Но тот (как оказалось позднее) знал об Ираке еще меньше.

12 мая 2003 г. транспортный самолет американских ВВС С-130 подлетел к излучине реки Тигр. Бежевая от пыли и черная от гари она уже струилась от лучей высоко поднявшегося солнца. Помощники указали назначенному послом США в новом Ираке Полу Бремеру, профессиональному дипломату, на горящие государственные здания – офисы партии БААС. Вместе с Бремером прилетела команда высших воинских чинов во главе с четырехзвездным генералом от авиации Ричардом Майерсом – председателем Объединенного комитета начальников штабов. Днем ранее Бремер и Майерс вместе сошли с огромного С-17, вылетевшего из столичной базы Эндрюс (Мериленд) в Дохе (Катар). Отсюда С-130 через Кувейт перебросил их в Багдад. Американские военные и дипломаты были в полете 48 часов.

От предложения возглавить администрацию в Ираке до вылета в Багдад прошло две недели. Он наспех набрал команду, подобно тому как несколькими неделями ранее набрал административную команду Джей Гарнер, которого сейчас замещал Бремер. Роковой для президента Буша вопрос решали две группы спешно призванных людей.

Бремер никогда прежде не бывал в Багдаде. Его карьерный подъем был обеспечен местом начальника внутреннего штаба государственного секретаря Генри Киссинджера, а затем руководителя антитеррористической деятельности при президенте Рейгане. Ближайшая точка, где он служил, была афганским Кабулом. Он уже купил большую ферму в Вермонте и готовился к отдыху завершающей стадии жизни, когда прозвучал призыв из Вашингтона.

Но прозвучал звонок от руководителя аппарата вице-президента Чейни – «Скутера» Либби и от Пола Вулфовица – заместителя министра обороны Рамсфелда. Американцы создавали Офис реконструкции и гуманитарной помощи (ОРХА). Спустя несколько дней Бремер был уже в Овальном кабинете президента. Тот превознес деловые качества Бремера. «Посол приступает к своей новой работе при полной поддержке федеральной администрации»[161]. Бремер упомянул о цифре 500 000 солдат – прогнозе оптимума РЭНД Корпорейшн, но президент смолчал. Буша покорила приведенная Бремером цитата из его речи «Положение в стране: „Свобода – это не американский подарок миру. Это подарок Бога человечеству“». На этой весьма высокопарной ноте короткая встреча и закончилась.

Бремер очень быстро обнаружил свою «ахиллесову пяту» – разветвленную сеть нефтепроводов, через которые к внешнему миру шло основное сырье Ирака – нефть. По северным нефтепроводам сырая нефть шла из северных месторождений (Киркук, Мосул) по Турции к терминалам Средиземного моря. На юге, из района дельты Тигра и Евфрата шли более короткие нефтепроводы к танкерным терминалам Персидского залива. В целом в Ираке было семь тысяч нефтепроводов, радикально защитить которые было просто невозможно. Эта инфраструктура чрезвычайно устарела. И все же Бремер надеялся получать примерно миллиард долларов в год – при главном условии, что нефтепроводы не будут постоянно взрываться.

У Ирака было около 20 тысяч километров электрических линий высокого напряжения – они тоже стали целью как повстанцев, так и грабителей, собиравших медь. Розовый довоенный сценарий рушился по причинам, которые реализм должен был подсказать американцам. Разрушенный американцами Ирак нуждался в 55–75 млрд дол. для восстановления страны[162].

Но судьбу страны решал не только (и не столько) финансовый голод. Брошенная рукой повстанца граната обрывала нефтепроводы, останавливая жизнь в стране. Появились снайперы, стали образовываться повстанческие отряды. Наступил момент американцам понять, что безнаказанно крушить жизнь целых народов невозможно.

22 июля 2003 г. сыновья Саддама Хусейна Кусай и Удай были убиты. Созданная в эту ночь телевизионная станция американской коалиции демонстрировала их трупы всем иракцам. Большой проблемой были деньги. 2,5 млрд дол., ассигнованных американским конгрессом в апреле 2003 г. кончались в августе того же года. Бремер запросил еще 5 млрд.

Пресса представила Бремера как «застегнутого на все пуговицы» исполнительного чиновника, человека консервативных взглядов. Для него начались две недели «вживания в образ» – интенсивное знакомство с ситуацией в Ираке и вокруг. Ему в помощь был придан опытный дипломат, знаток региона Клейтон Макманавей. Культуру региона предположительно знал Хьюм Горан. Коалиция уже имела в Ираке более 600 гражданских служащих. Но речь уже шла о тысячах американцев в гражданской одежде.

Его новый пост – Администратор при Коалиционной временной власти (КВВ) в Ираке и число помощников быстро росло в течение коротких дней. Пресса писала о Бремере как об «американском вице-короле» в захваченном Ираке. На деле он был личным представителем президента Буша в завоеванном Ираке. Буш завтракал с ним за четыре дня до полета в Багдад. Оба были известны как сторонники «правильного» питания и стол их был зеленым. И как спортсмены: Буш поднимал тяжести и занимался джоггингом, а Бремер предпочитал троеборье и марафон. Бремер попросил о строгом единоначалии в оккупированном Ираке, просил о значительном увеличении численности америанских войск в Ираке (об этом убедительно говорил предоставленный ему аналитический документ РЭНД корпорейшн, настаивавшей на цифре 500 тысяч солдат). 9 мая Бремер был назначен «личным представителем президента» в Ираке, что означало командование всеми американскими силами в регионе.

А в реальной практике подчинялся непосредственно министру обороны Дональду Рамсфелду и в этом отношении не имел в своем подчинении 170 тысяч коалиционных войск, контролирующих страну в 25 млн человек населения. В Багдаде располагались 40 тысяч человек. Ими распоряжался СЕНТКОМ, одно из командований Пентагона. От сосен горного Курдистана на севере (здесь жили 20 процентов жителей Ирака – курдов) до болотистого Шатт-эль-Араба на юге (где преобладали шииты – 60 процентов населения) стояли войска США и их союзников. Войска стояли и в Центральном и Западном Ираке, где на плоской равнине жили сунниты (19 процентов населения), традиционно владеющие страной, которую традиционно называли «плодородным полумесяцем». Это была Месопотамия, родина древнейших цивилизаций.

В Катаре 11 мая его встретил предшественник, все еще носивший титул «посланника президента» – Джей Гарнер. Он вручил список из десяти осуществленных задач и Бремер сказал в ответ «О.К.» Генералу Майерсу Бремер явно не нравился. Но ключевая фигура – министр Рамсфелд не желал ничего слушать на эту тему. Тема массовых грабежей вызывала такой комментарий Бремера: «В Гаити в сходных обстоятельствах мы повесили шесть грабителей»[163].

Бремер занял Республиканский дворец в излучине Тигра. Это было ошибкой – дворец, построенный в 1950-е годы, был отрезан от главных центров деятельности оккупационной администрации, от обычной и культурной жизни столицы. И в нем не было электричества и воды – результат прямого попадания американского снаряда в систему кондиционеров воздуха.

Из министерств сохранило рабочий вид только Министерство нефтяной промышленности – американским солдатам было приказано охранять его и его архивы – ничто не могло сказать более ясно об американской заинтересованности в южных и северных месторождениях «черного золота». Бремер признал, что американская армия является оккупационной. Сам он придерживался обычая надевать элегантный темный костюм, белую рубашку и галстук, что делало его белой вороной среди военных униформ. Вечерами он отсылал электронной почтой письма супруге Френсис в США. Пока он верил в то, что «не существует организованного сопротивления оккупации, структурного единства среди тех, кто стреляет в наших солдат»[164]. Правы ли были оптимисты? Вице-король Бремер склонен был верить в это; сам он в первые дни не бросал джоггинг и рано утром охрана видела его бегающим в дворцовом саду среди павлинов. А затем огромные дворцовые зеркала отражали его пытающимся принять душ из кувшина. Но даже его здоровый американский оптимизм угасал в стране, где нападавшая сторона разрушила государственную инфраструктуру, лишив население двух базовых ценностей – электричества и канализации.

Первое, к чему обратились американцы, ими созданная ОРХА, было создание основ цивилизации. Бремер отверг пятнадцатитомную отписку – произведение государственного департамента, порученное малосведущим лицам с задачей восстановления разгромленной страны. Быстрого восстановления Ирака не предвиделось. Всякий, кто читал этот план, рассчитанный якобы на скорое восстановление страны, удивлялся его примитивности. Напомним, что и здесь первостепенной задачей ОРХА ставилось восстановление добычи нефти.

Великой иронией звучат слова посла Бремера, что «если бы удалось захватить и выслать за границу Саддама Хусейна или его сыновей Удая и Кусая, „не было бы войны, разрушений и беженцев – американцы твердо знали бы об отсутствии в Ираке оружия массового поражения“[165].

В списке американцев было 946 мест, где на иракской земле могло находиться оружие массового поражения, но пока никаких успехов на этом фронте американцы не имели.

Штаб вице-президента Ричарда Чейни предписал Гарнеру и Бремеру осуществить жесткую «дебаасизацию». Гарнер имел больший опыт и сразу же воспротивился; он был за снятие лишь высших чинов БААС, оставляя прежней систему управления страны. Но Бремер воспротивился самым резким образом: «Я здесь именно для этого». Гарнер предупредил, что тогда Главный администратор не сможет управлять страной. Глава ЦРУ на Ближнем Востоке сказал, что изгнание 50 тысяч ведущих баасистов сделает их авангардом свирепой борьбы с американцами. Стоит ли их ожесточать? Бремер упрямо ответил, что прибыл в Багдад «именно для реализации этой цели». 15 мая Бремер подписал «приказ № 2» о роспуске иракского министерства обороны и внутренних дел. Гарнер взвился: он хотел использовать 200–300 тысяч иракских солдат для более быстрого создания новой системы власти, для формирования нового полицейского корпуса, для создания новой системы безопасности. Это была убийственная ошибка американцев. Они крушили последние опоры порядка в стране.

А группа иракских генералов прибыла со списком в 137 тыс. человек, готовых служить новому режиму. Они просили 20 долларов подъемных каждому. У ЦРУ был свой список и в президентском дворце засели за согласование списков. Все разрушил Бремер: «Мы нуждаемся в новой, созданной с нуля армии». Гарнер: «Джерри, ты можешь разрушить армию за день, но для ее создания нужны годы». То же и с полицией.

Главный военный советник президента Буша, Рамсфелда и Совета национальной безопасности генерал Майерс не был проконсультирован относительно роспуска иракской армии. Он был поставлен пред свершившимся фактом. Но в дальнейшем фактом является то, что на протяжении всех последующих лет американцы создавали свою иракскую армию именно из этого материала – из старой иракской армии. 16 мая Бремер подписал указ о «дебаасизации». Американцы крушили основы цивилизованной жизни в стране. Бремер в воспоминаниях пишет о «море недовольства».

А в среде американцев зрело взаимное недовольство. «Мы не собираемся просто присутствовать при деяниях Бремера», – сказал министр обороны Рамсфелд Майерсу. В рассуждениях Майерса тоже слышна едва прикрытая досада относительно всемогущества Бремера. (Позднее Рамсфелд скажет, что был удивлен советом Вулфовица и Фейта начать глубокую дебаасизацию. Мнение министра о Бремере: «Я редко разговаривал с ним. Он, несомненно, подходил к делу иначе, чем генерал Гарнер»[166]. Лишь позже стало понятно, что это – элемент критики.

А к северу от Багдада еще шли бои, и в этой обстановке генерал Эбизаид сменил центурионоподобного генерала Фрэнкса. Теперь особое значение приобрела связь Эбизаида с Гарнером. Их пока не волновала военная сторона дела. Иракцы были плохо экипированы и их сопротивление не представлялось «знаком будущего». Гарнер сказал Эбизаиду (потенциальному главе СЕНТКОМа): «Джон, я предсказываю, что все пойдет ужасно. После „дебаасификации“ нам понадобятся 10 лет, чтобы восстановить страну, и не меньше трех лет мы будем отсылать домой трупы наших солдат». Эбизаид согласился и попросил Гарнера остаться в Ираке, но получил безоговорочный отказ.

Пройдет время и о том, что они не знали о предстоящей «дебаасификации» заговорят очень многие ответственные лица в Вашингтоне.

А Бремер сказал группе проамериканских иракцев: «Вы должны понять, что у вас нет правительства, что таковым являемся мы»[167]. Это было то, против чего Гарнер предупреждал: открытое имперское правление. На следующий день Гарнер и его коллеги вылетели из Ирака.

(Бремер позже создаст свое временное правительство и в нем будут деятели, подобранные Гарнером. Так правительство возглавляли поочередно Аллави и Джаффари – выдвиженцы Гарнера).

Теперь у Бремера были полностью развязаны руки. Чтобы его либерализм был виден отовсюду, он одним из первых приказов разрешил профессорам путешествовать за границей. Он воссоздал телевизионную станцию. Багдадский университет сам избрал свое руководство. Сам Бремер купался в лучах славы – посещал детские сады, госпиталя, пускал в строй электрогенераторы. Госслужащие начали получать зарплату по четырем категориям.

Следовало платить фермерам за приближающийся урожай, и Бремер обратился к представителю ООН. Тот ответил, что готов платить иракскому правительству. На что Бремер ответил: «Я – иракское правительство». Под давлением американцев ООН выделило деньги.

17 мая 2003 года генерал Гарнер процитировал китайского стратега Сан Цзу: «Не следует ложиться спать, если число твоих противников превысило их численность ранним утром». Именно это имело место в Ираке. За несколько дней численность противников Америки увеличилась на 350 тысяч – 50 000 баасистов и 300 000 безработных солдат.

А Бремер входил в роль вице-короля. Он прерывал заседания остаточной администрации Гарнера; призывал самого Гарнера в любую требующуюся ему минуту. И ветеран пришел к выводу, что унижений ему достаточно. Он уезжает в Штаты. Бремер уговаривает: «Нашей целью является добиться в этой ситуации успеха любой ценой». (Пройдут годы и в мемуарах Бремер изольет всю горечь в отношении людей Гарнера, которые, по его мнению, не отличались лояльностью и «выносили весь мусор со двора». Люди Гарнера считали, что Бремер не может использовать талант генерала и боится его соперничества. Ряд специалистов «желал, чтобы Гарнер остался. Они полагали, что у Гарнера лучшее понимание происходящего, чем у Бремера... хотя он не носит пиджак и галстук – он не понимает, что иракцы обращают внимание на формальные моменты»[168].

Отметим, что в этом отношении Бремер был безупречен. Он каждый день надевал костюм с белой рубашкой и галстуком. Ботинки «Тимберленд» вкупе с темным костюмом производили особое впечатление. Некоторые считали, что его выдвижение – результат их общей с президентом религиозности. Вокруг стояли двадцатилетние выпускники лучших американских университетов, восхищенные своим боссом. Эта молодая команда охотно высмеивала Гарнера, «не имеющего даже лэптопа». Люди Гарнера звали окружение Бремера «космические ковбои» (это была реакция на фильм Клинта Иствуда, где все астронавты собираются для последнего космического полета) или «бригадой детей-неоконов».

Близкий Рамсфелду ДеРита в конце мая решил отметить отбытие в штаты групповым обедом в центре Багдада. Все прошло успешно и ДеРита написал об этом министру. Тот удовлетворенно отметил: «Ну, с Ираком все, кажется, встало на нужную колею»[169]. Однако в тот же день произошел взрыв на одной из немногих хороших дорог, ведущих к багдадскому аэропорту. Случайный эпизод?

Более настораживающие сообщения пришли из Эр-Риада. Здесь имела место атака на три квартала, где жили преимущественно западные бизнесмены. Из 34 убитых восемь были американцами – и большое число раненых. Президент Буш немедленно послал в саудовскую столицу для встречи с наследником саудовского престола главу ЦРУ Джорджа Тенета. Тому стало ясно: в дело вмешалась Аль-Каида.

Об этом Тенет сказал наследному принцу Абдулле: «Они убьют вас. Они используют вашу страну как стартовую площадку для ударов по Соединенным Штатам. Это резко ставит под угрозу американо-саудовские отношения». Принц Абдулла согласился на тесное сотрудничество саудовской разведки с американцами. ЦРУ все более доверяло саудовской разведке и передвало ей, в частности, декодированный перехват террористических организаций. Но саудовцы закусили удила: они сомневались в качестве американских переводов. Арабский, на котором говорят в Саудовской Аравии, в Марокко, в Тунисе, Йемене, сильно отличается. Тогда американцы стали передавать саудовским коллегам оригиналы радиоперехватов на арабском языке.

А Гарнер путешествовал по иракским провинциям – начиналось жаркое иракское лето. Его природный оптимизм увядал на глазах. Согласно одному из его ближайших сотрудников, он сказал задумчиво после посещения древнего Вавилона: «Мы никогда не исправим все это».

После первой недели прибывания в Ираке и Бремер решил сделать первые обобщения в докладе президенту: «Мы должны сделать ясным для каждого, что мы предельно серьезны, что Саддам и баасисты никогда не вернутся». И желаемое: «Роспуск элементов БААС, армии и полиции был воспринят населением с удовлетворением... Повсеместная благодарность американцам... В Мосуле один из крестьян принял меня за президента Буша (наверное, у него плохо работает телевизор) и жарко расцеловал».

Окружение Бремера убеждало само себя, что армию Саддама действительно следовало распустить: «Почему мы обязаны платить армии, потерпевшей поражение?»

Начальник штаба Гарнера – Уолт Слокомб ответил так: «Потому что мы не желаем увидеть их на противоположной стороне борьбы». Слокомб работал в Пентагоне во времена президентства Билла Клинтона. И сейчас он противостоял Бремеру, который утверждал, что «поскольку армия распалась, мы не собираемся ей платить». Американцы (Бремер через Рамсфелда) в конце мая 2003 года распустили все, что осталось от иракской армии. На улицах Багдада начали собираться толпы, протестующие против этого решения американцев.

26 мая 2003 года пятитысячную толпу иракцев возглавил генерал-майор иракской армии Сахиб аль-Мусави: «Мы требуем максимально скорого формирования правительства, воссоздания безопасности, восстановления общественных институтов и передачи заработной платы всему военному персоналу». Катарский телеканал «Аль Джазира» размножил эти идеи. «Если наши требования не будут удовлетворены, то в следующий вторник начнется взаимоотчуждение иракской армии и народа с одной стороны, и оккупационных сил с другой... Нашим семьям нечего есть»[170]. Минимальным было требование раздать по двадцать долларов каждому прежнему военнослужащему.

26 мая 2003 г. две машины американской пехоты наехали на с виду невинный пакет посреди шоссе, ведущего в аэропорт. Машину разворотило и один солдат погиб. Запомним его имя: двадцатипятилетний Джереми Смит, рядовой из Миссури. Люди Гарнера были уверены, что это солдаты только что разогнанной иракской армии отвечают за свое унижение. Американская армия потеряла лучшую возможность держать иракских военных, во главе со своими генералами и полковниками, под контролем. «Они бы выполнили любые наши приказы, но теперь мы поставили их в невыносимое положение. Они были под полным нашим контролем, а теперь мы не знаем откуда ждать удара». Представитель ЦРУ задумчиво сказал: «Это только начало».

27 мая Гарнер написал особый меморандум президенту. При всей прямоте, он не написал в этом письме о трех главных ошибках, содеянных Бремером: широкая дебаасификация, изгнание военных, закрытие новорожденного Иракского совета. Возможно, это письмо могло оборотиться холодным душем, но Гарнер отказал себе в прямодушии. Сколько иронии можно ощутить в благодарности за «командование военного периода». А что означало хвалить Бремера, который никогда в своей жизни не руководил никакой организацией? Посол Бремер бился за максимальные полномочия, но не знал как их использовать.

К примеру, он уволил 40 тысяч учителей, потому что они были баасистами, но теперь страна была обречена на невежество. Сам Бремер был смущен. Американскому журналисту из «Вошингтон пост» он признается: «оккупация – отвратительное слово, ни один американец не воспримет его легко, но оккупация – это факт. Президент Буш всегда говорил, что мы будем здесь настолько долго, насколько требуется для завершения нашей работы, ни дня больше. В то же время, мы должны быть уверены, что не уходим на день раньше».

А президент Буш в Польше и во Франции утверждал, что найдены лаборатории, производившие биологическое оружие для Саддама Хусейна. «Правда, – пишет Боб Вудвард, – заключалась в том, что подобного оружия не было найдено»[171]. Фальшивых заявлений было сделано немало, но ничего, что могло бы удовлетворить мир.

И Буш не знал, что американцы за четыре дня до указанных интервью уже запустили в «передвижные лаборатории» специалистов, чей диагноз не допускал двусмысленностей: лаборатории не имеют отношения к биологическому оружию. Лаборатории исследовали погодные условия. Теперь американцы создали команду из 1400 специалистов для поисков ОМП. Некоторые американские офицеры уже подали в отставку, объясняя свои действия тем, что, после сокрушительной победы все попытки найти ОМП завершились фиаско, и что Ирак ждет страшный хаос в дальнейшем.

2 июня 2003 г. около тысячи солдат собрались в Багдаде у ворот СРА – Американской администрации в знак протеста против роспуска армии. Американская разведка отметила широкое освещение этого события в арабской прессе и в целом – в средствах массовой информации. «Аль Джазира» и «Аль Арабия» дали полнометражные репортажи. Впервые прозвучали угрозы об атаках смертников, лишенных средств к существованию людей. Внимание американцев привлекли угрозы начать организованную войну против американской оккупации. Один из выступающих арабов – бывший офицер – сказал, что «мы все станем смертниками. Я превращу шестерых своих дочерей в людей-бомб и начну убивать американцев».

В ответ Джерри Бремер сказал: «Мы не поддадимся шантажу и угрозы терроризма не заставят нас изменить наши программы». Он отметил, что происходящее – первое открытое проявление недовольства в Ираке за многие годы – это и есть прогресс.

Президент Буш остановился в Катаре в ходе своего ближневосточного турне, и Бремер отправился к нему из Багдада. Они беседовали в тени президентского лимузина на пути из аэропорта в штаб-квартиру СЕНТКОМа в отеле «Риц».

«Я, господин президент, оптимистичен в двух пунктах: у Ирака превосходные ресурсы, он плодороден и здесь достаточно воды, не говоря уже о колоссальных нефтяных месторождениях. Второе: иракцы трудолюбивы и энергичны». Однако Бремер тут же добавил, что «психологически иракцы раздавлены» после многих лет правления Хусейна.

Тенет вмешался со своим: «Как вы думаете, найдут что-либо?»

Бремер: «В этом есть сомнения».

Президент: «Если бы вы были королем, что бы вы запросили?»

Бремер: «Военных не интересует мирное строительство. Нам нужна группа сведущих и преданных делу восстановления Ирака людей. Это первое. Второе – не следует так биться в поисках Оружия массового поражения. Все названные тысяча мест уже проверялись едва ли не в 1991 году. При помощи этого пресловутого листа просто нельзя найти ОМП. Пусть это оружие ищет разведка. Невозможно перекопать всю страну. Ищите специалистов, тех, кто был в этом деле, а не врывайтесь во все незнакомые дома».

Тенет: «Это имеет смысл. Чертовы военные ничего не могут организовать правильно. Президент начинает беспокоиться по этому поводу». В эти минуты Тенет не думал о своих аргументах типа «мяч сверху вниз в баскетбольную корзину», так повлиявшие на президента Буша. Тенет назначил Дэвида Кэя (63) – который был убежден в наличии у Саддама ядерного оружия – своим представителем по ОМП в Ираке. Его на всякий случай провели через детектор лжи и он прошел психологический тест. Следующую неделю американцы рыли землю везде, где возникало минимальное подозрение.

Чтобы сгладить впечатление, Тенет организовал приглашение Кэя на ужин с министром Рамсфелдом в Пентагоне. Рамсфелд отказался брать на себя какую-либо ответственность за поиски ОМП – теперь это дело Тенета. Кэй увидел мастерское обращение Рамсфелда с коллегами: «Он был титаном бюрократической борьбы». Если ОМП не будет найдено, это никак не поколеблет положение министра обороны. Отныне Кэй – с его огромной армией поисковиков – мог полагаться только на Тенета. Вместе они должны были придать смысл 16 знаменитым словам Буша из Послания о «Положении страны»: Британское правительство узнало, что Саддам Хусейн пытался недавно добыть некоторое количество урана из Африки.

Но 6 июля 2003 г. «Нью-Йорк Таймс» опубликовала статью, в которой говорилось, что «сделка Ирак-Нигер в ядерной сфере никогда не имела места». Журналист Роберт Новак в своей статье назвал имя жены посла Вильсона – Валери Плейм, которая работала на ЦРУ. Министерство юстиции США начало процесс выяснения, как имя действующего агента ЦРУ стало всеобщим достоянием – этим делом занялся специальный следователь Патрик Фицджеральд из Чикаго.

Гарнер возвратился в начале июня 2003 г. в Соединенные Штаты. После испытанного унижения ему никого не хотелось видеть, особенно в Пентагоне. И обсуждать иракскую аферу он уже не хотел. Но отказать Рамсфелду он не мог. Встреча состоялась 18 июля 2003 г. Они сидели за маленьким столом в ставшем знаменитым личном кабинете министра. Гарнер обратился к Рамсфелду со следующим: «Вы приняли три трагически ошибочных решения: дебаасификация, полный роспуск армии, полное отторжение прежнего правящего слоя Ирака. Среди них самой большой ошибкой был роспуск армии. Теперь сотни тысяч дезорганизованных, безработных вооруженных иракцев бродят без дела. Потребуются долгие годы, чтобы воссоздать иракскую армию. Американские меры загнали в подземелья от 30 до 50 тысяч баасистов. Кому они склонны проявить лояльность? „Джерри Бремер не может быть приемлемым лицом правительства для иракского народа. Народу необходимо иракское лицо“. И последнее. Еще есть время исправить ошибки, повернуть нежелательные процессы вспять».

Доналд Рамсфелд не был под впечатлением: «Я не думаю, что мы можем что-либо исправить. Давайте останемся там, где мы находимся».

(В 2006 году журналист Боб Вудвард напомнил Рамсфелду эту беседу. Министр ее помнил слабо). Гарнер и Рамсфелд пошли в другую комнату, где их ждали Вулфовиц, Фейт, Райан Генри, ДеРита, Тори Кларк, генералы Рэйс и Кейзи. Гарнеру вручили медаль за выдающуюся общественную службу. Гарнер не хотел этой медали, но расплавился пред публикой, не сказав ей ничего такого, что он говорил наедине Рамсфелду. Встреча с президентом была полна шуток и экзотических воспоминаний, но о существенных вопросах Гарнер, наученный Рамсфелдом, уже не говорил. Все сошлись на том, что прежде всего нужна конституция (свободная от этнических и религиозных особенностей региона), а все остальное приложится. Говорили даже о конституции, созданной на принципах Иисуса Христа. Бушу это нравилось в высшей степени. Гарнер процитировал одного из иракских клириков, что Ирак должен стать 51-м штатом. Все согласились, что это превосходная идея.

Корреспондент «Тайма» не рискнул поместить услышанное в своем журнале. «Никто не поверит». А Буш требовал рассказов о том, как простые иракцы благословляли Буша и Блэра. «Вот это здорово». От самого президента Гарнер узнал, что Бремер был избран ему на замену никем иным как Рамсфелдом. Министр не повел и бровью – а ведь это он говорил Гарнеру, что лично президент в конце апреля избрал главой американской алминистрации в Ираке Джерри Бремера и что даже время выезда Бремера в Багдад было делом рук президента Буша. Рамсфелд сидел в молчаливом согласии.

Президент Буш обнял Гарнера за плечи: «Джей, не хочешь миссии в Иране?» Гарнер: «Мне и ребятам больше нравится Куба – ром, сигары и женщины красивее». Президент Буш: «Ну, ладно, пусть будет Куба»[172].

За всеми этими шутками Гарнер не осмелился заговорить о главном – о своих разногласиях с Бремером, о будущем Ирака, о трагических ошибках, сделанных в несчастной стране. Напротив, теперь он говорил, сколь удачным был выбор Бремера, о мечтах шиитов построить государство на принципах Иисуса Христа, о том, что каждый на улицах Багдада прославляет президента Буша.

Боб Вудвард утверждает, что не существует никаких доказательств того, что президент Буш знал об ошибках дебаасизации, роспуска армии и всем прочем. Спустя два года Вудвард спросил Гарнера в его доме в Орлано, сказал ли он президенту о насущных нуждах? Гарнер: «Я был военным человеком и моим командиром был Дон Рамсфелд».

Вудвард: «Но ведь из-за этих ужасных ошибок мы находимся в таком сложном положении два с лишним года спустя. Вы осознаете это?» – «Абсолютно». «Вы смотрите новости и видите эти ужасные бои. Вы не хотите повернуть время назад?» – «Для меня высшим уровнем командования был Дональд Рамсфелд. И если бы время обернулось, я поступил бы точно так же».

«Но, если бы сказали президенту тяжелую правду, вы бы спасли много жизней?» – «Я сказал это человеку, которому подчинялся и мне невозможно было перейти на уровень президента». Именно эти ошибки скоро отзовутся в американской армии. Заметим, что и сам президент Буш не задавал неудобные для себя вопросы. Возможно, это и есть главное на этом раннем этапе иракского сопротивления. В атмосфере королевского двора неприятные вопросы и задавать было неприятно. А вокруг сидели Чейни, Кондолиза Райс и Дональд Рамсфелд, для которых всходила заря нового мира. Они не видели, что это зарево над Багдадом.

18 июня 2003 г. Дэвид Кэй отправился в Ирак с 1400 инспекторами в решающем поиске Оружия Массового Поражения. В команде были все вспомогательные службы, даже свой капеллан и специалисты по отдыху. Основой отряда были 40 специалистов по оружию массового поражения и несколько аналитиков. Отряд был полностью обеспечен переводчиками. Кэй разделил отряд на специалистов по ядерному, химическому и биологическому оружию, по ракетным технологиям и по обеспечению жизнедеятельности отряда.

Прежде всего переслали в Катар все кажущиеся необходимыми документы и многие из них перевели на английский язык. Был создан глоссарий, содержавший такие арабские выражения как «ядерное оружие», «биологическое оружие», «антракс», «ботулин» и т. п. Увы, документы не дали ничего нового. Часть отряда отказалась броситься в Ирак, пока в нем не будет оборудована «цивилизованная площадка» с горячей водой, регулярной пищей и койками для полноценного сна. Но Кэй жестко потребовал начать проведение поисковой операции в самом Ираке, невзирая на условия жизни.

Кэй переселился в кондиционируемый контейнер в аэропорту, остальные разбились на группы и примкнули к военным. Довольно скоро Кэй пришел к выводу, что «ядерные схемы рушатся полностью. Выявилась довольно отчетливая картина иракских ядерных усилий, не достигших уровня даже 1991 года. Отряд повернул в сторону химического и биологического оружия. Мир в это время обсуждал возможность ядерной сделки Нигер-Ирак, что, собственно, стало символом дикредитации американских усилий. Все яснее становилось, что Вашингтон избрал в качестве повода вторжения в Ирак неубедительный мотив.

5 июля 2003 г. глава ЦРУ Джордж Тенет обсуждал иракские проблемы в Совете национальной безопасности. Оба ведомства признали, что «16 слов» о Нигере в Послании президента «О состоянии страны» оказались, мягко говоря, сомнительными. Но ясно было, что и ЦРУ и СНБ допустили грубейшие ошибки. 8 июля газета «Нью-Йорк таймс» поместила следующий текст: «Учитывая то, что мы знаем сейчас, указание на попытку Ирака добыть уран в Африке не должно было быть включено в текст президентского послания «О состоянии страны»»[173].

Демократы тут же призвали к расследованию: «Что еще мы не знаем?» А в ходе поездки президента по Африке Кондолиза Райс сказала журналистам: «Если бы директор ЦРУ сказал: „Изымите это из речи“, это место было бы немедленно изъято». Буш уловил нить спасения: «Речь была полностью просмотрена и одобрена ЦРУ». Тенет впал в уныние – он знал, что даже его человек в правительстве Саддама Хусейна отрицал африканскую сделку. Но ясно было и то, что Тенета при всех делали козлом отпущения.

В личном плане Тенет был в ярости, но его загнали в угол и он выпустил желаемое президентом заявление: «Первое. ЦРУ поддержало тест выступления президента „О состоянии Союза“. Второе. Я ответственен за процесс проверки, доверенный моему агентству. И третье. Президент имел все основания верить, что предоставленный ему текст проверен. Эти 16 слов не должны были появиться в тексте президента»[174]. Но заставили повиниться и Энди Хэдли, взявшего часть вины на возглавляемый им Совет национальной безопасности. Президент был «отгорожен» от обвинений.

Такие люди как Эрмитидж знали, что не Буш, а вице-президент Чейни настаивал на том, что Саддам восстанавливает свою ядерную программу. В частном разговоре Эрмитидж и Тенет сошлись на том, что Хэдли выступил «агентом» связки Чейни–Рамсфелд. В американских кругах заговорили о некомпетентности Тенета. О его давнем противостоянии Райс.

2 октября 2003 г. человек Тенета Дэвид Кэй дал отчет о первых трех месяцах поисков ОМП. «Пока мы ничего не нашли». По поводу ОМП, был ли президент неверно информирован? «Нет». А правдой ли было то, что Тенет говорил с такой убежденностью, используя баскетбольные аналогии? «Ведь вы не нашли средств массового поражения». – «Мы нашли проекты реализации таких программ. Реальное оружие могло было быть создано быстро».

8 февраля 2004 г. президент Буш во время передачи NBC Встреча с прессой сказал: «Я ожидал найти запасы оружия... Мы думали, что у Саддама есть оружие». «Думал ли президент, что это была ошибка в калькуляции?» – спрашивает журналист Боб Вудвард[175].

Администрация Буша говорила о двенадцати месяцах, необходимых для построения нового Ирака. Их главным источником были эмигранты, ненавидевшие БААС и готовые на все ради его крушения. ОРХА ощутила себя «сиротой» сразу же после падения режима Хусейна. Прочитав планы госдепа на послевоенный период, Бренер приказал отставить несуразные тексты.

Но уже примерно через четыре месяца, осенью 2003 г. поверхностное долгосрочное планирование Пентагона на следующий, послепобедный период и «оккупация Ирака очевидным образом вызвала подъем ужасающе эффективной партизанской войны, направленной против американцев»[176]. К концу мая в Ираке находились уже 17 бригад сухопутных войск. К ранее дислоцированным добавились 1-я бронетанковая дивизия, 4-я пехотная дивизия, 3-й разведывательный полк, а также бригада из состава 1-й пехотной дивизии.

Смертельные враги Саддама позабыли даже назвать – не то, что определить и проанализировать проблемы установления нового режима в Ираке. Между тем иракцы ожидали, что эти воинственные американцы подключат электричество, дадут воду, отремонтируют дома и прогонят с улиц воров.

Дипломатия, сопровождавшая вторжение Вашингтона в Месопотамию была поверхностной и излишне самоуверенной. Ее курс измарал всякую легитимность начала войны и, соответственно, ограничила степень международной поддержки вторжения. Но даже западный мир, его безусловное большинство осуждали «односторонность» Вашингтона, называя rogue state не Ирак, а Соединенные Штаты. Увы, для тех из американцев, которые были в Ираке и наблюдали эволюцию этой страны, было ясно, что Соединенные Штаты вмешались далеко не в краткосрочную операцию.

В течение нескольких дней стало ясно, что американская армия и ее союзники «приготовлены к войне, но не к миру». Воинские части на протяжении нескольких месяцев не могли даже восстановить электрического освещения в одном лишь Багдаде, не могли восстановить цивилизованной жизни хотя бы на уровне режима Саддама Хусейна, не могли обеспечить работой огромную массу иракцев, вернуть к труду демобилизованную иракскую армию.

Вторжение американских и союзных с ними войск в долину Тигра и Евфрата многое изменило на Ближнем Востоке.

Во-первых, изменился Ирак и изменилось соотношение сил на Ближнем Востоке.

Во-вторых, Ирак разделил арабский мир: арабская умма изменилась после американского вторжения. Возросла критика проамериканских режимов и понизилось доверие к этим правительствам.

В-третьих, обнаружилось отсутствие масштабного видения у американского правительства. Возросло единство арабской уммы, потеряли свою реалистичность американские планы (демократизация и т. п.).

В-четвертых, возросла политическая нестабильность в арабских странах, что сказывается на положении Соединенных Штатов в регионе. Нападения на американские войска стали нормой для окружающих Ирак стран.

В-пятых, Ирак объединил официальный ответ арабского мира. Основные арабские столицы находились в недоумении – они не знали, как реагировать на американскую битву в Ираке. Высокую цену платят как те, кто поддерживает США, так и те, кто им противостоит. Официально преобладает поддержка Америки; неофициально растет недовольство. Многие страны полагают, что крушение Ирака ставит их «следующими» в очереди американских жертв.

В-шестых, Ирак расколол американское общество. Этот раскол имел место еще до начала войны, но он стал гораздо более видимым после вторжения. Многие общенациональные опросы, проведенные в США, делают очевидным, что сомнения в рациональности войны вызывают массовое недовольство. Население спрашивает о судьбе обещанного оружия массового поражения, которое Ирак должен был использовать в течение нескольких часов после начала войны.

В-седьмых, перед американским народом встал вопрос о мнимых связях официального Багдада с Аль-Каидой. В результате возросло мнение, что война не сделала положение Америки более надежным и безопасным. (Хотя неоконсерваторы продолжают отстаивать противоположную точку зрения).

«Чейни и Рамсфелд не были готовы к принятию идеи, что в сентябрьской атаке не было руки Саддама Хусейна и что связи между секулярным правительством в Багдаде и фундаменталистами Аль-Каиды были призрачными. Резонно было бы предположить, что низвержение Саддама имеет очень отдаленное отношение к освобождению иракского народа... Для Чейни и Рамсфелда война решила проблему Саддама Хусейна, а не иракскую проблему, она давала безопасность, а не справедливость... Администрация Буша с гордостью заявила, что создание новой нации – это не дело американцев, пусть это делают другие»[177].

Обескураженные американцы резко увеличили ассигнования на Ирак. Они создали 40-тысячную полицию и приступили к созданию союзной иракской армии, основу которой, так или иначе, составили офицеры предшествующего режима. В ноябре 2003 года был сформирован первый батальон новой, прозападной армии. Но это не спасло карьеру еще одного проконсула – американского посла Бремера; 12 ноября 2003 года он был отозван в Вашингтон за безвластие и неумение наладить контакты с местным населением.

Но положение было уже не поправить: громадное большинство иракцев жаждало ухода американской коалиции. И все песнопения о демократии в Ираке с каждым месяцем становились абсурдом. Все больше иракцев полагалось на насилие как на средство напрячь терпение привыкшей к роскоши страны. А президент Буш полагался на Временный правящий совет, члены которого решали обыденные проблемы, но не осмеливались (пока) проявить свою мусульманскую цивилизационную сущность.

Заместитель Рамсфелда – независимый Вулфовиц впервые посетил Ирак в июле 2003 г. и был во многом разочарован. В частности, его полностью разочаровала новая полицейская служба. По мере роста насилия осенью 2003 г., Вулфовиц стал одолевать Рамсфелда, указывая своими филиппиками генералу Санчесу: «Силы безопасности Ирака должны быть устрашающими».

Но не менее важно отметить, что погруженный в огонь Ирак меняет весь мир. Роль ООН пала самым очевидным образом. Такие страны, как Франция и Германия, заняли позицию, противоположную американской. Противоречия довольно быстро вышли за пределы Ирака. Усилился антиевропейский элемент в американском видении Европы. Такие американские идеологи как Пол Кеннеди (2003) и Роберт Каган (2003) утверждают, что Европа неспособна противостоять Америке, если даже нефть региона будет жизненно нужна европейской индустрии.

Ирак интенсифицировал проблему терроризма. Односторонние действия Соединенных Штатов обострили проблему гуманитарных несчастий. Изменилась сама концепция военной мощи. Война в Ираке изменила все основные представления о параметрах мощи. Эта мощь не замиряет послевоенный Ирак и не примиряет его основные общины – шиитов (67 процентов населения) суннитов и курдов. Высокотехнологичное оружие не может соревноваться с довольно примитивной ракетой, стоимостью в 5 тыс. дол., которая сбивает самолет, стоимостью 50 млн дол.

В такой ситуации возможны все сценарии. Основные «игроки» на сцене не знают, что им делать. Складывается практический союз Европы, ООН, и арабского мира против американского высокомерия, столь жестоко проявившего себя в Ираке.

Американская администрация объясняла ситуацию в послевоенном Ираке как проблему, связанную с неоправдавшимися ожиданиями, «некоторой недооценкой сложностей» и с тем, что устранение Саддама снимет угрозу со стороны партии БААС. Белый дом также полагал, что значительное количество иракских военных и полицейских сплотятся вокруг американцев, и, наконец, верил в то, что иракские чиновники останутся на своих местах и продолжат работу[178].

Улучшения, на которые рассчитывали американцы, осуществлялись на удивление медленно. На курдском севере, практически не тронутом боевыми действиями (Саддам не осуществлял над этим регионом контроль) жизнь продолжалась без особых перемен. Но у курдов были свои проблемы. Они предъявили претензии на нефтеносный район города Киркука, чему воспротивились не только арабы, но и тюркское население района. Но недовольна была и курдская администрация, чьи доходы от нефти резко сократились – сократился крайне прибыльный доход от нелегальной торговли нефтью с Турцией.

На юге – в контролируемой англичанами зоне Басры вначале дело казалось приходящим в норму: подача электричества, воды, возобновление комбинат-крекинга нефти Хор аль-Зубайр и частичное восстановление порта Умм-Каср. Авиакомпания «Катар Эйрвэйз» начала полеты (дважды в неделю) в приходящую в себя Басру. В отличие от американцев, англичане использовали свой колоссальный колониальный опыт, и хотя несколько представителей Королевской военной полиции близ Амара были убиты, в целом это было нетипично для более мирных отношений англичан и иракцев на юге страны.

Но в центре страны американцы столкнулись с проблемами, которые они оказались не в состоянии решить. В Багдаде подача электричества и запасов воды теперь уже не превышала 50–70 процентов довоенного уровня. Открылась лишь половина прежней численности школ.

Но все портила американцам проблема безопасности – особенно в глубине суннитского треугольника, в западной части страны, в Багдаде, где саддамовские лоялисты ожесточенно сражались. Здесь ослабление американского диктата было неизбежно.

Трудно определить, какое влияние оказал на общеполитический процесс запрет на деятельность партии Арабского социалистического возрождения – БААС. Но отметим, что именно секулярные кемалисты привели Турцию в лагерь Запада – только после того как из страны после 1918 года бежал имам. Американцы же поступили наоборот. Они сокрушили антифундаменталистов, и в итоге получили исламскую республику Ирак, в которой две трети шиитов, полагаясь на симпатию и помощь шиитской исламской республики Иран, выступили против одной трети населения страны – суннитов (из которых прежде происходил Саддам Хусейн).

Вероятно, крупной ошибкой Вашингтона был полный роспуск иракской армии. Эти люди умели воевать и вскоре получили мотив: жизнь в послесаддамовском Ираке быстро опустилась до точки невыносимости. Выброшенные на мертвый рынок 400 тысяч вчерашних солдат и офицеров, лишившихся довольствия и зарплат, стали готовой силой сопротивления. Американцы первоначально наметили начало создания новой армии на конец июня 2003 года, но значительное время Ирак был просто питательной средой цивилизационного и патриотического сопротивлений на фоне отчаянных попыток американцев сколотить послушное правительство из неизвестных иракскому народу деятелей, единственным достоинством многих из них было знание английского языка и видимость лояльности американцам.

В июле 2003 г. американцы решили создать новый орган – Политический Совет, некоего предшественника нового иракского правительства, который назначил членов Совета Временных министров. Его задачей было решать проблемы ежедневного управления страной, а также ревизовать школьное образование, создать новую судебную систему. Предпарламент – Совет из 200 членов обязали создать проект новой конституции, которой предстояло пройти национальный референдум. Но все это было легко лишь на бумаге. Непреодолимое началось с вопросе о степени федерализма, на котором настаивали столь удобные до сих пор американцам северные курды.

В июле 2003 г. Бремер одобрил состав Временного правящего совета Ирака из 25 членов, каждый из которых был одобрен американцами. (Гарнер уже пытался создать нечто подобное). Теперь наступила жесткая борьба за выделение из этой группы лидера. Несмотря на явный раскол шиитов, суннитов и курдов, Совет все же пришел к определенному решению: председательство совета будет ротироваться среди девяти человек, каждый из которых будет президентом на протяжении месяца.

Отметим то обстоятельство, что в избранной девятке все ее члены были эмигрантами и завязали связи с американцами задолго до описываемых событий. Они вернулись в Ирак вслед за американскими танками. Белый дом не знал, радоваться ли ему, или грустить. Кто же собирается взять ответственность за страну? Пока такой фигурой продолжал оставаться Бремер.

Существенно отметить, что в Вашингтоне летом победного 2003 года довольно быстро образовалась партия республиканских политиков, крайне недовольных быстрым восстановлением иракского государства – какой бы вид это государство ни приняло. Заговорили о коварстве арабов, о том, что возрожденный Ирак не преминет напомнить о своем всемирном унижении. Укрепились позиции противников федерализма (федерации ХХ и XXI веков давали мало оснований для оптимизма), которые боялись, что основная масса иракцев с готовностью выступит против попыток курдов укрепить свою самостоятельность. Ирак, мол, уже выработал устойчивую национальную идентичность. Выход стали искать в разделе политического влияния между шиитами, суннитами и курдами.

Курдам это не нравилось; они желали жить и учить детей на своем языке. Американцам же все больше мнилось возрождение БААС, тайной основой которой будет мщение. Итак, осень 2003 года победоносная Америка встретила, видя радикализацию шиитов, озлобление суннитов и недовольство курдов. Триумфом дипломатии это назвать было трудно.

А антиамериканские элементы в Ираке надеялись на то, что в 2004 году Америка будет занята президентскими выборами, что позволит БААС и прочим постепенно возродить свои организации. А население Ирака почти монолитно желало ухода оккупационных сил (кроме, понятное дело, коллаборационистов).

Желая привлечь на свою сторону молодежь, американцы осенью 2003 года открыли все 22 университета и 43 технических колледжа, равно как и большинство средних школ, 240 госпиталей и более 1200 клиник. В Ираке появились 170 газет, спутниковое телевидение, Интернет. Во многом это была лишь благопристойная поверхность: в госпиталях не было оборудования, а родители не отпускали своих детей, желая видеть их живыми. Террорист-самоубийца взорвал здание представительства ООН (убив представителя этой организации Де Мело).