• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

В предыдущих частях моего письма я ознакомил вас с искусной и практической работой крысы. В этой главе, имеющей более абстрактный характер, я бы хотел порассуждать на тему, кому и чему мы обязаны понятием политической игры. Кто наши предшественники? Откуда крысы набрались всего этого? Они создали себя? Являются ли они частью традиции?

Итак, с вашего позволения я совершу своего рода воображаемое путешествие к тому, что я называю философской традицией «воли к власти». Конечно же, вы поймете, что, как и в обычном путешествии, здесь имеется элемент случайности: посетили ли мы все самые лучшие, яркие и значимые места? В этом мы никогда не можем быть уверены полностью. Я позволил себе использовать то, с чем сталкивался сам и что показалось мне достаточно интересным для нового освещения темы «Как быть крысой».

Задумывались ли вы о том, как замечательно, что мы можем размышлять и говорить о политических играх так, как это описано в моем письме по поводу «бытия крысы»? Я имею в виду не техническую сторону или писательские способности, а используемую терминологию. Когда мы впервые столкнулись с властью, когда начали думать и писать о ней?

Мне кажется, следует вернуться в то время, когда кто-то понял, что люди способны получить больше пищи, возделывая землю, выращивая на ней урожаи и разводя домашний скот, чем охотясь и собирая растения.

Возникновение фермеров сопровождалось несколькими непредвиденными сопутствующими явлениями, из которых наиболее важным стало строительство городов. Для этого было несколько причин: излишки продуктов и зарождение ремесел обусловили возникновение рынков. Затем между городами начались войны, что заставило нас еще больше задуматься о войне и мире. Появился правящий класс, и его представители стали собираться вместе.

Эти города отличало то, что люди жили там не из-за семейных связей или принадлежности к племени, а просто потому, что там был их дом. Возникает вопрос: как лучше управлять таким городом, таким полисом? Что разумно? Что мудро?

Это привело к появлению первых трактатов о политике, о власти и правлении, которые учили нас рассуждать о власти и политике, учили тому, что правильно, а что могло пойти не так. Одно из первых и самое известное повествование на эту тему – «Государство» – принадлежит Платону. В нем он описывает свое идеальное представление о городе (размер которого сопоставим с размером современной небольшой компании): как он выглядит, как им следует управлять и каковы должны быть правомочия правителя.

Помимо своего идеала он рассматривает еще четыре «несовершенные модели», от которых призывает отказаться: тимократию[16], олигархию, демократию и тиранию. Для крысы эти «несовершенства» наиболее интересны, так как на них мы можем обучаться и оттачивать свои бойцовские навыки.

Тимократию вряд ли можно считать гармоничной. Группировки борются друг с другом за славу и богатство. Все это в еще большей степени превалирует в олигархии, где личное богатство определяет ваше право высказываться по различным вопросам. Современный Платон сказал бы, что ваш пакет акций важнее вашего права голоса. Он также отвергал демократическую модель. Если слишком много граждан могут высказываться, то они будут отстаивать свои собственные интересы и почувствуют вкус к власти. Это приведет лишь к анархии и борьбе всех со всеми. Похоже на то, как вы будете слушать менеджера среднего звена, рассуждающего о корпоративной демократии. Последняя модель – тирания – также не вызывает симпатии у Платона. Характеристикой тирана является то, что он удерживает в полисе абсолютную власть. Это не может вылиться ни во что хорошее, так как ведет только к своенравию, которое в конце концов повредит «общему благу».

Нет, Платон выбирает придуманную им утопию, государство, управляемое (очевидно) философом, который благодаря знанию того, что есть добро, красота и истина, наилучшим образом подходит для направления по правильным путям всех и вся. Многие профессиональные правители сочтут данную концепцию привлекательной, так как большинство из них придают огромное значение тому, что именно им принадлежит высшее знание вопросов правления.

Мы можем многое обсуждать в «Государстве» Платона, но меня интересует то, что он познакомил нас с детальной и законченной моделью власти и знания. Мы, крысы, можем быть сколь угодно практичными, но всегда используем ту или иную схему для организации нашей компании и собственной деятельности. Теперь мы можем обсуждать организации с позиций полей сражений, арен интересов человеческого муравейника, кишащего интригами групп и отдельных людей. И этим обязаны строителям политических моделей, первым из которых был Платон.

Помните, я проводил различие между словесной и физической борьбой? Первую я считаю частью арсенала крысы; вторую отдаю на откуп глупцам и идиотам. Это различие было проведено вполне отчетливо еще 3500 лет назад в Древней Греции. Там учили обеим дисциплинам – риторике и военному делу. Видите?

Риторика была частью базового «политического» образования, важным навыком правителя, точно так же как сегодня это важный навык крысы. Изучали все виды риторических приемов и знакомились с основным положением, касающимся не столько необходимости говорить правду, сколько взывания к сердцам и воображению других, чтобы направить их в нужном для вас направлении. Этому до сих пор обучают на современных курсах, только теперь это называется рекламированием, связями с общественностью, внутренним общением, изменением внедрения менеджмента и как быть крысой.

Каким было обучение у греков? Какова была программа? В 430 г. н.э. философ Квинтилиан написал книгу об ораторском искусстве, которая называлась «Institutio Oratoria». В ней он утверждает, что учиться говорить нужно начинать смолоду. Если, будучи молодым человеком, вы решили обучаться этому ремеслу, то занимаетесь специальными играми и упражнениями. Вам дают широкий спектр практических и теоретических знаний, необходимых прекрасному оратору. Вы готовите себя, отыскивая в своей памяти и других источниках различные мысли, образы и обрывки информации. Вы учитесь упорядочивать этот материал так хитро и расчетливо, чтобы максимально воздействовать на слушателя, нажимая на все нужные кнопки. Для этого вы используете набор стилистических приемов: воображение, соглашательство, преувеличение, контрасты. Вы также учитесь воздействовать на слух при помощи ритма, тембра, ударения, стука. А потом используете сочетание всего, что знаете.

Так как оратор (ритор) появляется на сцене, имеются инструкции по тому, как себя вести, как одеваться, жестикулировать или нет. Все эти актерские навыки развиваются в вас в таком направлении, чтобы вы могли добиться того, за что ваши клиенты платят деньги: требуемого воздействия на людей.

Итак, вы можете понять, что все это в наши дни входит в репертуар презентаций и тренингов по общению. Мы многим обязаны тем, кто практикует риторику и учит ею пользоваться, так как они в значительной степени помогают нам манипулировать сотрудниками, менеджерами и покупателями. Большая часть мировоззрения крысы происходит именно от них.

Любой, кто заявляет, что мировоззрение и задача компании есть нечто большее, чем риторика, и что к этому нужно относиться соответствующим образом, пусть идет и занимается чем-нибудь другим. Каждого коллегу, менеджера, подчиненного, гуру и т.п., приходящих к нам с энным «истинным» анализом рынка, тенденций, спроса и нашей компании, – каждого из них следует встречать с величайшей подозрительностью, потому что правда в очередной раз используется в качестве риторического оружия. Но если, с другой стороны, вы можете победить при помощи риторики кого-то другого, то – вперед и с песней.

В письме я уже говорил о сокращении альтернатив противника и приводил вам соответствующие примеры. Это давно заезженная тема в борьбе за власть и интересы. Известное определение правителя заключается в том, что это человек, ограничивающий альтернативы поведения других для достижения собственных целей.

Одним из самых показательных известных мне примеров является возникновение и дальнейшее развитие христианства. Здесь мы наблюдаем приемы сокращения, которые и сегодня используются в теориях менеджмента. Когда христианство распространилось в районе Средиземноморья, в различных регионах появились несколько его разновидностей, которые в основном носили теологический, ритуальный и управленческий характер. Следовало верить или нет в то, что Иисус был сыном Господа или что он был обычным человеком с необычными способностями? Нужно ли быть посвященным в духовный сан, чтобы вести церковную службу? Должна ли церковь широко привлекать людей в свое лоно, следует ли управлять ею из центра или достаточно местного самоуправления? Во что мы в действительности верим?

Эти вопросы возникали в раннехристианской церкви, что усиливало расслоение и споры на разных уровнях. В книге Томаса Риза[17] о Ватикане и организации Римской католической церкви содержится одно непреднамеренно сделанное замечание об истинных мотивах этой церкви: страх перед тем, что она может быть разделена на отдельные небольшие церкви, что она потеряет единство, и огромный страх перед дезинтеграцией. Были обсуждены и позже внедрены различные меры, которые характеризуются только одним: они сокращали варианты.

В первые столетия (и много позже) католической церкви существовала договоренность о стандартизированных правилах, как если бы она была многонациональной. Вводились канонические книги о единении веры; особые правила предписывались тем, кто проводил церемонии, и был создан институт священнослужителей; латинский язык был введен как церковный для проведения служб, а также была установлена форма проведения церковных сборов.

Если вы видите во всем этом что-то другое, а не то, что является единственной правдой, то вы здесь лишь гость. Используя современный рафинированный язык, мы сказали бы, что данная организация при помощи целей, точек зрения, стандартных практики и сообщений пыталась заставить всех двигаться в одном и том же направлении, для чего исключила любую попытку спонтанного изменения.

Данная традиция важна для крысы: она должна увеличивать число вариантов для себя, одновременно сокращая варианты для других. Это наиболее выгодно для крысы. Если боссы и их советники досаждают компании постановками целей, точками зрения и стандартами, то следует закричать: «Итак, вы пытаетесь сократить количество моих возможностей!». Пока это соответствует вашим интересам, волноваться не стоит. Но если это противоречит вашим интересам и ограничивает ваши действия, то крыса должна начать игру.

Вы читали о том, что гадство требует значительного мастерства в понимании и анализе арен, интересов, источников власти, тактики и картины в целом. Для нас вполне нормально говорить о подобных вещах, хотя обычно мы пользуемся рафинированным языком. Однако данные навыки относительно новые, и их появление было задокументировано недавно. Нам нужно вернуться всего на пять столетий назад.

Мы попадаем в бурлящую Европу. Торговля расцвела, как никогда ранее, люди обсуждают новые изобретения, такие как книгопечатание. В центрах власти ходят слухи о новых морских маршрутах, которые пытаются найти португальцы, чтобы с меньшими затратами возить специи из Азии, тем самым разбив монополию торговых компаний Венеции. В Сагреше, в Португалии, основан новый центр, своего рода научный институт, где занимаются сбором информации от моряков и картографов. Так же, как позднее, в XX в., бесчисленное количество ученых со всего мира работали над созданием модели ДНК человека, там, на солнечном побережье юго-восточной Европы, пытались составить карту морей со всеми особенностями и характеристиками, держа в уме лишь одну цель: проложить безопасный путь к богатствам Африки и Азии.

Европа живет, и я даже не буду говорить об изменениях в живописи, о новой архитектуре, о философах, начавших писать эссе, где сочетались сердце и разум. Нам нужно пристально взглянуть на одного человека того времени, который как никто другой понимал игру во власть и даже писал об этом: Никколо Макиавелли (1469-1527) – оппортунист и такой гуманный, пожалуй, слишком гуманный, мыслитель.

Каждый, кто проследит за его жизнью, обратит внимание на частые перемены, которые случались в Италии того времени. Туристы, посещающие «горячие точки» Тосканы, Рима, Неаполя и побережья Чинка-Терра, поймут, как трудно поверить в то, что Италия времен Макиавелли больше напоминала современный Афганистан. Это была безнадежно разделенная страна, в которой жестоко сражались знатные вельможи и жадные до власти церковники.

Кто контролировал Флоренцию, Милан, Рим? Какие войны шли тогда? Правда ли, что набираются новые армии? Сместили ли правительство Флоренции? Правда, что оно бежало из города? Каких иностранных интервентов следует ожидать? Франция наш союзник или враг? Не требуется богатого воображения, чтобы понять, что знать – горожане и священнослужители говорили об этом во время своих встреч.

В этой беспокойной Италии Макиавелли оказался нужным человеком в нужном месте и в нужное время. Он обладал талантом анализировать этот змеиный клубок, понимать тайные намерения различных партий, формулировать гипотезы об этих намерениях и составлять свои собственные планы. А так как его талант был признан настоящими правителями (и потому что, вероятно, он очень умно организовал свой «обмен информацией»), в 1498 г. Макиавелли был назначен на теплое местечко секретаря второй канцелярии Республики Флоренция. Сейчас мы можем сравнить его функции с работой генерального секретаря министерства – наивысшей должностью, которой может достичь госслужащий. Так как в те времена политические лидеры сменялись быстро (впрочем, как и сейчас), а государственные служащие сохраняли свои посты, в подобных канцеляриях знания и опыт накапливались и становились важным источником власти.

Макиавелли сохранял это верховное и наделенное властью положение в течение 14 лет. Его работа заключалась в составлении отчетов правителям о состоянии дел во Флоренции и за ее пределами. От него также требовалось выполнять дипломатическую работу. В качестве посла он регулярно посещал королевские дворы Европы и места расположения войск, чтобы решить, представляют они опасность для Флоренции или нет.

Франс Ван Дорн в предисловии к датскому переводу книги «Государь»[18] пишет: «Он соединял то, что знал, с тем, что слышал, он анализировал замечания, сделанные во время разговоров, при которых присутствовал, он проникал в психологическую и человеческую подоплеку событий». Мы видим, как великий талант Макиавелли описывается со скрупулезной точностью. И мы узнаем сущность «крысы»: анализ скрытых значений.

Однако карьера Макиавелли не получила счастливого завершения: он покинул свой пост, когда произошли изменения на самом верху. В 1512 г. банкиры Медичи, управлявшие Флоренцией до 1492 г., вернули себе власть в результате серии интриг. И как мы видим сегодня, когда происходят изменения на самом верху, двор вынужден покинуть сцену, потому что новые правители хотят иметь новые глаза и уши, которым могут доверять.

Итак, Макиавелли был смещен и, проведя некоторое время в тюрьме, возвратился на свою ферму на холмах Тосканы. Именно там он написал свою знаменитую книгу «Государь», в которой рассказывает, как правители должны добиваться власти, усиливать и удерживать ее, и приводит примеры того, как люди должны реагировать на различные обстоятельства.

Наконец, я хотел бы отметить четыре аспекта идей Макиавелли, о которых уже писал в своем длинном письме. Первое: его пессимизм. Каждый, кто смотрит на мир его глазами, не может подавить в себе трезвого чувства разочарования. Это иллюстрирует следующая цитата:

В общем, вы не можете сказать, что люди неблагодарны, своенравны и гипокритичны, что они бегут от опасности и сосредоточиваются на финансах. Если вы добры по отношению к ним, они будут делать для вас все. Они даже готовы пожертвовать своей кровью, своими пожитками, своими жизнями и своими детьми ради вас, пока необходимость этого остается недостижимо далекой. Но как только она приближается, они поворачиваются к вам спиной[19].

Второе: мышление Макиавелли аморально. Я не говорю, что подобная аморальность должна сильно проявляться в нашей повседневной деятельности, но лучше анализировать компании и организации аморально и грубо, чем в нашей привычной рафинированной манере. Снова процитирую Макиавелли:

Для поддержания позиции власти правителю требуется часто вступать в конфликт с надежностью, благотворительностью, гуманностью и религией. Именно поэтому он должен быть мысленно готовым двигаться другим курсом, если капризы судьбы и меняющиеся ситуации потребуют этого. И ему не следует, как я уже говорил, игнорировать добро, когда это возможно, но в то же время он всегда должен быть готовым заключить в объятья зло, если этого требуют причины.

Такой язык больше не используется на конференциях и семинарах. Здесь мы слышим эхо тайн, которые уже не проникают в наше мышление, но которые мы продолжаем использовать в каждодневной работе.

Третье: я хотел бы подчеркнуть здравый смысл Макиавелли – его не заботят возможные фантазии людей о власти, но заботят те, кто касаются этих вопросов и самих событий. Опираясь на свой опыт, он наблюдает за тем, как поступают люди в политической игре, и трансформирует это в приземленное и реалистичное руководство.

В отличие от того, что так часто встречается в наши дни, его анализ реальности не окрашивается постоянными обвинениями или счастливым ожиданием того, что скоро все станет намного лучше, что все превратятся в «счастливых работников». Его собственные слова:

Я игнорирую все, что нафантазировано о правителях, и сосредоточиваюсь исключительно на реальности.

И, наконец, я хотел бы подчеркнуть, что Макиавелли точно подмечал совпадения. Он знал, что правитель должен оставаться внимательным к капризам судьбы, чтобы при необходимости приспособиться к ним:

Я верю, что тот, кто приспосабливает свой метод в зависимости от временных обстоятельств, будет процветать; и наоборот, тот, кто не подлаживает свои действия под текущие обстоятельства, не будет процветать.

На этой последней цитате мы должны покинуть ренессанс Макиавелли и попрощаться с человеком, сыгравшим важную роль в развитии крысы, написав о ее мастерстве.

Значительная часть крысиного репертуара была создана не так давно и развивалась в тюрьмах, сумасшедших домах и больницах XVIII и XIX вв. Когда сегодня мы просим служащих пройти персональное тестирование, полное и всеобъемлющее, или обязываем их посещать центр развития, мы используем кропотливую работу врачей-пионеров, тюремных надзирателей, психиатров и гигиенистов, живших один-два века назад.

Все системы, которые мы применяем для выявления глубоко запрятанных личностных характеристик, поступков, умения и потенциала, – все те аналитические процессы, которые сегодня мы считаем совершенно нормальными, – являются результатом работы с преступниками, сумасшедшими, больными людьми и неумелыми работниками. И сегодня они не утратили своего значения.

Давайте сначала остановимся на борьбе с грязью[20]. Во-первых, рассмотрим больницы. Невозможно вообразить больший контраст, чем тот, что имеется между санаторием и современной больницей, которая постепенно принимает все большее сходство с современным аэропортом, с его залами прилета и отлета. В санатории все больные содержатся вместе; современные больницы возвращаются к концепции первых клиник. Каковы были их отличительные черты?

Итак, «легочников» помещали с другими «легочниками», а «желудочников» с другими «желудочниками». Болезни классифицировались в соответствии с пораженным органом или частью тела. Это было не только концептуальное «расчленение», но и физическое. «Легочное» отделение было заполнено людьми, страдающими заболеваниями легких. Конечно же, такое физическое отделение уже не так обязательно, как раньше. Разделяя и упорядочивая больных, врачи надеялись получить улучшенную базу данных для развития эффективных методов лечения.

То же самое справедливо в отношении тюрем. Французский философ Фуко в его замечательной работе о возникновении современной тюрьмы[21] точно описывает произошедшие там изменения. Если вы преступник, то вас запрут в какой-нибудь глубокой темнице с другими подобными вам преступниками. Каждый, кто видел фильм «Midnight Express» («Полуночный экспресс»), имеет представление о существовавших там порядках.

Но в XVIII в. люди начали строить в Европе иные тюрьмы, в которых заключенные помещались под стражу в отдельные камеры и проходили интенсивную программу перевоспитания. Главной целью было превращение заключенных в милых, дружелюбных, законопослушных граждан.

Теперь психиатрия. В XIX в. у психиатров возник трудно объяснимый порыв составить карту человеческого разума во всем его многообразии. Классификации сменяли друг друга, развивались и обсуждались; растущему числу психических заболеваний присваивались названия, которые заносили в таблицу подобно элементам Периодической системы. Началось безумие измерений.

В то же самое время просвещенные граждане начали борьбу с нищетой и нечистотами – с этими порождениями индустриализации.

Города были грязны и зловонны, пригороды задыхались в черном фабричном дыму. Опасности инфекций и революции стали неизбежны.

Началось великое движение по оцивилизовыванию граждан. Были проложены канализационные системы, контролировался рост населения, были сформированы медицинские службы и построены новые дома с отдельными небольшими кухнями, вынуждавшими людей питаться культурно и правильно (в гостиной).

Все усилия направлялись на борьбу с «грязью» и внедрение гигиены. Грязью обозначалось все незапланированное и неподконтрольное: случайность, болезнь, безумие, сумасшествие, нерациональность, сладострастие. Другими словами, было сделано все возможное для сокращения независимых отклонений. Мы уже обсуждали, что современные компании и сегодня используют эти гигиенические меры. Делают это с помощью анализа, оценки и исследования наших служащих, боссов и покупателей и классификации их по различным категориям. Наша современная способность подвергать людей обследованию при помощи наблюдения в большой степени объясняется работой классификаторов и чудаков-измерителей последних 150 лет. До сих пор профессионалы, шикарные консультационные агентства и «сумасшедшие» профессоры придумывают новые методы оценки, контрольные системы, методики классификации, тесты и электронные системы оценки эффективности. Все это создано для подчинения другого человека посредством наблюдения и для получения контроля над любым отклонением.

Сварливого философа Гераклита обычно считают самым древним выразителем концепции, что «раздор есть отец всего». В нескольких сохранившихся фрагментах его трудов он пишет, что возникновение и развитие мира, возникновение богов и людей объясняется первичной силой, которую мы могли бы описать как «борьбу» и «конфликт».

Все является результатом борьбы противоположностей: воды с огнем, бога с богом, бога с человеком, человека с человеком. Все течет, все меняется вследствие существующих конфликта и борьбы. Конфликт существует всегда; конфликт существует повсеместно.

Этим вступлением я хочу подвести нас к последним размышлениям на нашу тему: «Как быть крысой». Будучи расчетливыми крысами, обязательно ли мы последуем нашему самому примитивному инстинкту, прислушаемся ли к глубинному позыву? Мы просто не можем поступить иначе, потому что являемся общественно сознательными индивидуумами. Рассмотрим три различные мыслительные школы, которые помогут нам решить, является ли бытие крысы нашим предназначением или нет.

Назовем первую из рассматриваемых мыслительных школ социологией. Под этим мы подразумеваем все разнообразные философии, которые убеждают нас в том, что мы вовлечены в конфликт и взаимодействие, так как являемся общественными животными. Мы зависим друг от друга, чтобы выжить и наслаждаться хорошей жизнью. Так было, когда мы были охотниками и собирателями, и так есть до сих пор в нашем современном обществе, похожем на сплетенную сеть.

Самодостаточный человек – человек, являющийся автономным, независимым и гордым, способным контролировать свои добродетели и пороки, – стоит отдельно от остальных. Он свободен от всех интересов и желаний. Такой человек может существовать только в сказках и героических эпосах, но не в обычной жизни. Даже финансово независимые люди вынуждены ходить за едой в супермаркеты или, что более вероятно, в трехзвездные рестораны. Мы все зависим друг от друга. Как сказал немецкий социолог Норберт Элиас (Norbert Elias), каждый, кто живет и работает в современном обществе, является частью длинной цепи зависимостей.

Такая перспектива особенно удобна для точного понимания происходящего в современных компаниях и организациях. Мы сразу замечаем цепочки взаимных зависимостей между относительно автономными единица ми, каждая из которых блюдет свои собственные интересы'и цели, готова работать с другими только ради взаимной выгоды и будет сражаться при возникновении угрозы нулевого варианта, когда победа одного приведет к поражению другого. Управление такой цепочкой взаимных зависимостей требует использования бартера, постоянной опеки, вмешательства, угроз, соблазнения, образования новых союзов и смещения фигур на самый край королевства.

В современных сетевых организациях все это играет еще большую роль, так как каждый в той или иной степени зависит от всех остальных. Профессионалы вскоре оказываются вовлеченными во все процессы взаимного влияния и манипуляций от верхушки до самого дна. И эта борьба за власть (ибо именно так я могу с уверенностью ее назвать) больше не принадлежит старым и мудрым мужчинам и женщинам; нет, молодые профессионалы еще в самом начале карьеры сталкиваются с тем, что обычно разыгрывалось за закрытыми дверями в комнате для совещаний.

Все это может, конечно, создать иллюзию дружелюбия и относительной уравниловки в бизнес-группах, в рабочей практике (какие еще существуют современные модные термины?), где участвуют порывистая молодежь и умудренные опытом представители старшего поколения, которые работают вместе в качестве «независимых предпринимателей». Однако мы никогда не должны забывать, что в таких цепочках взаимозависимости всегда существуют люди и отдельные группы, которые могут предложить больше, чем другие[22].

Эти конфликты в нашей работе и вокруг нее возникают из цепочки взаимных зависимостей, в которых мы живем, и участвовать в них – наша «судьба». Мы ничего не можем поделать, потому что являемся общественными животными.

Вторую философию, которую нам следует изучить, если мы хотим выяснить, предназначены ли мы быть крысами, я бы назвал биологической. Эта философия зародилась в XIX в. и до сих пор оказывает мощное влияние на наши современные жизни.

Конфликт, в который мы вступаем друг с другом, точно направлен на выживание и необходимость иметь потомство. Или, как однажды сказал Докинс[23], мы не что иное, как механизмы выживания наших генов. Что бы мы ни делали, в конце концов нам предъявят счет: способствовали ли наши действия выживанию и необходимости продолжения рода или нет? Во многом наше поведение основывается на этой биологической почве – стремлении к сотрудничеству, соперничеству и заботе, а также тенденции убивать и совершать геноцид.

Мы все знаем, что соперничество существует у многих животных, особенно у животных одного вида. Конфликты возникают из-за территории, пропитания, привлекательных самок. Каждый день природа снова начинает нескончаемую войну за выживание и размножение. Все это шипение, мычание, рычание – все эти звуки являются примитивным выражением мысли «Я выживу».

Внешнее проявление этой борьбы – лапы, когти, крылья – меняется от вида к виду и даже варьируется внутри одного вида. Иногда животные обращают друг друга в бегство или угрожают друг другу; или участвуют в ритуальных танцах, чтобы выяснить, кто сильнее и кто совокупится с ожидающей самкой; либо они сражаются группа на группу, как, например, стаи волков борются одна против другой. Они ранят друг друга; некоторые схватки приводят к смерти.

Неужели мы лишь жестокие, коварные человекообразные обезьяны? На этот счет существуют разные мнения. Некоторые книги подтверждают, что так оно и есть; другие утверждают, что в действительности мы весьма милые создания.

Но что означает теория Дарвина для политической борьбы за власть в наших компаниях? Следует ли нам считать, что каждый, кто использует грязные приемы, подкапывается под менеджера, пытается осуществить свои желания до достижения сорокалетия, просто борется за выживание и передачу своего генетического материала? Являются ли удары в спину, разлагающие слухи, разрушение репутаций, отбрасывание в сторону самого опасного противника, удары и победы, непрекращающееся соперничество в компаниях и организациях всего лишь сценами естественного и жестокого сценария?

Неужели человек – это лишь мешок с теплой водой, белками, генами и костями, отчаянно борющийся за выживание? Если это так, то наша политическая игра есть не что иное, как биологическая программа. И нам остается лишь униженно склонить головы и сказать: я – грязная, порочная крыса, и я ничего не могу с этим поделать.

В этом письме я хотел бы обсудить последнюю мыслительную школу, которая приведет крысу на философскую сцену. Свет, кулисы, занавес – все это определяется вопросом «бытия». Здесь мы имеем дело именно с реальной характеристикой «бытия» – является ли оно физической, химической, биологической или социальной реальностью. Имеется ли перманентный фактор, сохраняющий активность от момента Большого Взрыва до появления человечества?

Итак, мы добрались до Ницше[24] – философа, который в XIX в. думал над этой проблемой. Прочитав его наблюдения, вы получите всеобъемлющий образ крысы, который одновременно радует и внушает дискомфорт. Он не в ладах с нашими либеральными и гуманными идеями о профессиональном поведении.

Хотя Ницше противился поиску реальных факторов «бытия», однако он не мог избежать этого. Он выделяет один фактор, который всегда является активным, а именно «волю к власти». Это сила и энергия, двигающие все вперед в природе и человеческом обществе. В одной из своих поздних работ «По ту сторону добра и зла» он писал:

Это должны быть воля к власти, желание расти, увеличиваться, привлекать, достигать превосходства, не опираясь на моральность или внеморалъность, а в силу своего существования и потому что жизнь сама по себе есть воля к власти.

Ницше пишет: что бы мы ни делали, во всем, что происходит, присутствует воля к власти. Он рассуждает в своей неподражаемой манере:

Допустим, наконец, что удалось бы объяснить совокупную жизнь наших инстинктов как оформление и разветвление одной основной формы воли – воли к власти, как гласит мое положение; допустим, что явилась бы возможность отнести все органические функции к этой воле к власти и найти в ней также разрешение проблемы зачатия и питания (это одна проблема), – тогда мы приобрели бы себе этим право определить всю действующую силу единственно как волю к власти. Мир, рассматриваемый и обозначаемый в зависимости от его «интеллигибельного характера», был бы «волей к власти», и ничем кроме этого.

Ницше полагает, что все в жизни биологического и физического мира управляется волей к власти. Но обратите внимание, что предыдущая цитата довольно гипотетична. Он оставляет себе пространство для маневра.

В другой его философской работе «Also Sprach Zara-thustra» («Так говорил Заратустра») он уже не так осторожен. Посмотрите, как он описывает жизнь:

В каждый миг начинается бытие; вокруг каждого «здесь» катится «там». Центр всюду. Кривая – путь вечности.

Жизнь заявляет свою собственную волю. Что это за воля, остается решать нам. Но это воля к власти. И что он подразумевает под выражением «кривая – путь вечности»? Только то, что эта власть совершает странные движения, чтобы реализовать себя. Любовь к людям? Только очередной извилистый путь, чтобы достичь власти. Щедрость, мораль? Не что иное, кроме власти. Все есть власть, потому что воля к власти есть «бытие».

Довольно об этом мыслителе. Вернемся к нашей простой, повседневной корпоративной теме: как «сделать» другого, как я могу быть крысой? Какие основы вывели эти вопросы для Ницше? Что бы он подумал об организациях и компаниях?

Скорее всего, он заявил бы, что наши современные организации в сегодняшней глобальной рыночной экономике есть не что иное, как кривые – пути вечности, созданные волей к власти. В офисах, на собраниях, в наших попытках изменений, в открытых и тайных заговорах мы движемся в ритме «воли к власти». И вам следует с подозрением относиться к гуманным и либеральным методам работы, предлагаемым формам руководства, а также к консультациям об участии и путях развития: здесь воля к власти может быть особенно явной.

Итак, если вы – крыса, то вам остается только следовать вашим самым основным инстинктам. Вы проживаете жизнь, и во всей вашей дружелюбности, порочности, открытой стратегии и тайных точно рассчитанных конфликтах скрывается не что иное, как… воля к власти. Благодаря Ницше вы, наконец, можете стать совершенно одобренным к употреблению мерзавцем. Слава Богу!

Я продемонстрировал вам несколько исключений из традиции, потому что каждый подлый прием, который вы используете, имеет свои корни и своих прародителей. Каков вывод? Чем мы обязаны традиции?

Во-первых, мы должны сказать «спасибо» людям, которые благодаря предложенным ими терминологии и моделям провели разграничение между «политикой» и нормальным ходом жизни. Мы увидели, что дискуссии о власти и игра во власть возможны только в лоне больших общественных коллективов – в городах. Мы наблюдали, что борьба за власть включает не только жестокость, но и все разновидности приемов манипулирования, которые мы используем и поныне (риторика). Затем мы внимательно взглянули на важную характеристику власти – способность сокращать количество вариантов выбора у других. В этом особенно преуспела раннехристианская церковь. Ренессанс научил нас искусству борьбы за власть. В аморальной и приземленной манере Макиавелли преподнес нам первую книгу рецептов этой борьбы. Мы благодарны XVIII и XIX столетиям за репертуар приемов достижения власти при помощи наблюдения. С тех времен и до сего дня мы можем отделять чистоту от грязи, причем последнюю мы можем счищать либо отбрасывать. И наконец, мы исследовали следующее утверждение: все есть конфликт. Мы рассмотрели конфликт с трех различных сторон: во-первых, в качестве последствия цепочек социальной взаимозависимости; во-вторых, как биологическую борьбу за выживание; и в-третьих, как выражение воли к власти, которая пронизывает всю сущность физического, биологического или социального бытия.

Разыгрывая грязный прием, вы поете по партитуре, написанной социологией, биологией или философией.

Пришло время эпилога.