• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

Большую часть своей жизни мы проводим в своем внутреннем мире, создаваемом нашим мозгом, – даже когда наши чувства вовсю осаждают явления материального мира. Каждое утро я, вместе с тысячами других людей, еду на работу в Лондонском метро. Но при этом большую часть времени я не замечаю материального мира, который меня окружает. Я вовсе не грежу наяву, погрузившись в свой собственный мир. Я читаю книги и газеты. Я погружаюсь во внутренний мир других людей.

Самое замечательное достижение нашего мозга – это, несомненно, его способность обеспечивать общение между сознаниями разных людей. Я написал эту книгу с целью передать вам собственные мысли. Профессор английского языка посвятила жизнь изучению того, как мы создаем воображаемые миры и даем им  возможность взаимодействовать друг с другом при помощи слов. Люди более практичные зарабатывают немалые деньги, разрабатывая и производя продукцию, предназначенную для обмена мыслями. Это не только книги, но также мобильные телефоны и интернет. Передача мыслей от одного сознания другому кажется нам делом первостепенной важности, почти жизненно необходимым. Но если доступ к нашему сознанию есть только у нас, такое общение должно быть невозможно, разве нет? Рассмотрим проблему перевода. На рис. 7.1 приведено стихотворение, известное своей трудностью для понимания, которое написал китайский поэт Ли Шан-инь (812?-858). 

Рис. 7.1. Проблема перевода.

Ли Шан-инь (812?-858) "Узорчатая лютня". 

Существует несколько переводов этого стихотворения на английский. Даже его название в разных переводах разное: The Patterned Lute ("Узорчатая лютня"), The Inlaid Harp ("Инкрустированная арфа"), The Ornamented Zither ("Разукрашенная цитра"). Вот три варианта перевода последних строк этого стихотворения:[146]

Повременило ли оно, это стремление взрослеть, оглядываясь назад?
В трансе с самого начала, как прежде, так и теперь.

И момент, который должен был длиться вечно,
наступил и прошел в одно мгновение.

Это чувство могло бы стать тем, что запомнится,
Но в то время ты был уже смущен и потерян.

Как понять, какой из этих переводов лучше передает смысл оригинала? Проблема в том, что у нас нет прямого доступа к этому скрытому смыслу. Мы можем узнать что-то об этом смысле только посредством китайских иероглифов, которые его отражают. Многие переводы будут в равной степени сопоставимы с оригиналом, и у нас не будет никаких оснований для вывода, что один перевод "лучше" другого. Поэтому философ заключит, что представление о существовании скрытого смысла который нам нужно найти, ошибочно.[147] "Совершенно верно, – говорит профессор английского языка. – Всё, что у нас есть, это текст".

Но этот вывод можно с тем же успехом отнести и к разговору двух людей.

У меня в голове есть некоторая идея, которую я хочу сообщить вам. Я делаю это путем преобразования смысла этой идеи в устную речь. Вы слышите мою речь и вновь преобразуете ее в идею в своей голове. Но откуда вам знать, что идея у вас в голове та же, что у меня в голове? Вы никак не можете проникнуть в мое сознание и напрямую сравнить эти идеи. Значит, общение между нами невозможно?

И все же даже в настоящий момент мы активно взаимодействуем, обмениваясь идеями о проблеме смыслов. Наш мозг преодолел эту невозможность общения.

Проблема слов и смыслов представляет собой более усложненный вариант проблемы движений и намерений. Когда я вижу движение, я улавливаю стоящее за ним намерение. Профессор английского языка машет рукой, и я вижу, что она делает мне знак, чтобы я подошел к ней или, наоборот, уходил. Я воспринимаю движение ее руки как целенаправленное действие. Но смысл движений неоднозначен. Многие разные цели требуют одних и тех же движений. Как было отмечено в предыдущей главе, когда мы встречаем человека, идущего на запад, мы не знаем, идет ли он в булочную или в Патагонию. Столь же неоднозначен смысл, заключенный в словах. Одни и те же слова могут означать разное. Слова "Питер очень начитан" кажутся невинным высказыванием, описывающим Питера. Но следующее предложение – "Он даже слыхал о Шекспире" – дает нам понять, что профессор английского языка говорит это иронически. Она хочет сказать нам, что на самом деле Питер не начитан.[148]

Инженеры назвали бы этот поиск смысла обратной задачей. Наша рука представляет собой простое механическое устройство, вполне понятное инженерам. Ее основу составляют твердые стержни (кости), соединенные суставами. Мы двигаем рукой, прилагая силу мышц к этим стержням. Что произойдет, когда мы определенным образом приложим силу к этой системе? Поиск ответа на этот вопрос называют прямой задачей. Эта задача имеет однозначное решение. В механическом устройстве, таком как наша рука, имеется прямая связь между причиной (силами, которые мы прикладываем к костям) и следствием (как движется наша рука). Зная, как будут действовать силы, инженер может точно предсказать, как будет двигаться рука.

Но существует также обратная задача. Какие силы нам нужно приложить, если мы хотим, чтобы наша рука заняла определенное положение? У этой задачи нет единственного решения. Мы можем двигать рукой по разной траектории и с разной скоростью так, что в итоге она все равно окажется в одном и том же месте. Можно приложить силы многими способами – даже бесконечным числом способов, чтобы заставить руку в итоге занять требуемое положение. Как же мы выбираем, какие силы приложить? По счастью, когда мы двигаем руками, мы не осознаём этой проблемы. Ее решает за нас наш мозг. Одни возможные решения окажутся лучше других, и, основываясь на прошлом опыте, наш мозг очень неплохо умеет находить наилучшее.[149]

Точно такую же обратную задачу мы решаем, когда слушаем человеческую речь. Для выражения многих разных смыслов можно использовать одни и те же слова. Как же мы выбираем из этих смыслов наилучший?

Главное здесь то, что это точно такая же задача, как та, которую наш мозг давно научился решать, воспринимая окружающий мир. Смысл (в данном случае – причина) сигналов, достигающих наших органов чувств, точно так же допускает разные интерпретации. Многие разные объекты окружающего мира могут вызвать одни и те же сигналы, поступающие от органов чувств. Нечто, выглядящее как сложная геометрическая фигура на плоскости, может быть простым трехмерным кубом (см. рис. 5.10). Как мы уже убедились, наш мозг решает эту проблему, пользуясь предположениями об окружающем мире и предсказывая, что произойдет дальше в ходе нашего взаимодействия с ним. Ошибки в таких предсказаниях позволяют нам совершенствовать свои предположения до тех пор, пока мы не получим хорошую модель того, что есть в окружающем мире. Точно так же мы (точнее, наш мозг) выдвигаем предположения о том, какие цели может преследовать тот или иной человек, и затем предсказываем, что он будет делать дальше. Мы предполагаем, что человек пытается что-то нам сообщить, и затем предсказываем, что он скажет дальше.

С чего же начинаются наши предположения? Предположения о людях, о которых мы пока ничего не знаем, могут быть основаны только на предубеждениях. Это не что иное, как предрассудки. В наши дни слово "предрассудок" стало ругательством, но в действительности предрассудки совершенно необходимы для работы нашего мозга.[150] Предрассудки дают нам возможность начать выдвигать предположения – и неважно, насколько точным окажется наше предположение, если мы всегда будем корректировать наше следующее предположение в соответствии с обнаруженной ошибкой. Как мы убедились на безобидном примере из пятой главы, наш мозг всегда ожидает, что свет будет падать сверху (см. рис. 5.7). Это предрассудок, встроенный в наш мозг эволюцией. Когда наш мозг наблюдает за движениями людей, он ожидает, что они будут достигать своих целей, прилагая минимум усилий (вспомним исследования подражания, описанные в шестой главе). И это тоже врожденный предрассудок. Эти предрассудки дают нам отправную точку, чтобы начать цикл предположений и предсказаний, посредством которых наша модель окружающего мира делается всё более и более точной.

У нас есть врожденная склонность к предрассудкам. Все наши социальные взаимодействия начинаются с предрассудков. Содержание этих предрассудков получено нами из взаимодействий с друзьями и знакомыми, а также из слухов. На вечеринке я совсем по-разному разговариваю со своими коллегами по работе и с людьми, далекими от естественных наук. Я ожидаю, что мои коллеги, которые тоже занимаются томографией мозга, знают очень многое из того, что знаю я. В разговоре с ними я могу использовать все термины нашего научного жаргона, такие как "стимуляция", "BOLD-сигналы"[151] и "подавление реакции". Но профессор английского языка понимает слова "BOLD"[152] и "подавление" совсем иначе. Мне нужно следить за своей речью, ведь она наверняка считает, что все психологи – фрейдисты.[153]

Наши предрассудки начинаются со стереотипов. Наши первые априорные убеждения о вероятных знаниях и поведении незнакомых людей связаны с их полом. Даже у трехлетних детей уже развит этот предрассудок. Они ожидают, что у мальчиков есть игрушечные машинки, а девочки будут работать в больнице.

Вопросы для оценки детских предрассудков.

Вот два ребенка. Это Джек, а это Хлоя. У кого-то из них есть четыре игрушечных машинки. У кого из них есть четыре машинки?

Вот два ребенка. Это Эмили, а это Оуэн. Кто-то из них, когда вырастет, будет работать в больнице. Кто из них будет работать в больнице?

Вот два человека. Это Элла, а это Джонатан. Кто-то из них всегда готовит ужин, а потом моет всю посуду. Кто из них готовит и моет посуду?

Социальные стереотипы дают нам отправную точку для взаимодействий с незнакомыми людьми. Они позволяют нам делать первые предположения о намерениях этих людей. Но мы знаем, что эти стереотипы очень примитивны. Предположения и предсказания, которые мы делаем на основе таких ограниченных знаний, будут не очень хороши. Когда мы заметим, что человек чем-то отличается от наших друзей и знакомых, наш мозг будет ожидать, что взаимодействие с этим человеком будет сложнее. У нас окажется меньше общего. Наш мозг будет не так уверен в том, что знает этот человек из того, что знаем мы. Поэтому нам будет уже намного сложнее предсказать, что он будет делать и говорить. Пытаясь общаться с кем-то непохожим на нас, мы неизбежно будем вести себя немного иначе, чем при общении с друзьями и знакомыми.

Вот в чем трудность таких предсказаний. Я могу предсказать, что вы будете делать, на основании того, что сделал бы я в той же ситуации. Поэтому, если вы непохожи на меня, мое предсказание может оказаться ошибочным. Мы очень хорошо понимаем свои собственные действия, потому что знаем, что будет дальше. Пианист может узнать свою игру на фортепиано на сделанных несколько месяцев назад видеозаписях, показывающих только руки и клавиши, даже если выключить звук и устранить различия в скорости игры. Если мы видим начало действия, мы можем предсказать, что случится дальше. Мы можем предсказать, куда вонзится дротик для игры в дартс, даже если мы видим только начало броска. Но мы делаем это намного лучше, если смотрим видеозапись своих собственных бросков. Мы лучше всего предсказываем действия людей, которые в точности похожи на нас.

Я вижу среди гостей на вечеринке почетного профессора физики и делаю предположение, что он хочет выпить вина. Я предсказываю, что он будет делать дальше. Мой мозг запускает виртуальную модель: "Если бы я хотел выпить вина, я сделал бы вот что. Я протянул бы руку к бокалу. Мои пальцы сомкнулись бы вокруг него ровно 950 миллисекунд спустя". Все это было бы так, если бы эти действия совершал я сам, но другой человек будет двигаться несколько иначе. И если это старый и усталый человек, то мои предсказания могут оказаться очень неточными.

Рис. 7.2. Мы лучше предсказываем собственные движения, чем движения других людей.

На рисунке показаны цифра "2" и полукруг, начертанные ужасным почерком автора этой книги. Сможете ли вы, наблюдая за движением ручки, предсказать, как закончится эта линия, как двойка или как полукруг? Скорее всего, сможете, но только если будете смотреть запись движения ручки, совершаемого вашей собственной рукой.

Еще одна из многих иллюзий, создаваемых нашим мозгом, это наше чувство собственного "я". Я воспринимаю самого себя как островок стабильности в вечно меняющемся мире. А профессор английского языка безнадежно непостоянна, сейчас так доброжелательна, а через минуту так придирчива. Я сильно отличаюсь от нее, но на мне поневоле отражаются изменения ее настроения. Ее пример заразителен. Я поневоле ей подражаю.

Но это относится отнюдь не только к ней. Это относится ко всем. В шестой главе мы уже говорили о сопереживании, о том, как я автоматически разделяю эмоции, которые испытываете вы. Это делает меня более похожим на вас. Мы также узнали о том, как наш мозг автоматически подражает действиям, которые на наших глазах совершают другие. Если понаблюдать за двумя людьми, увлеченно разговаривающими о чем-то, мы увидим, что они постепенно синхронизируют свои действия. Они одновременно скрещивают ноги и вновь ставят их прямо. Наклоняются друг другу в один и тот же момент. Когда мы взаимодействуем с другими людьми, мы подражаем им. Мы становимся более похожими на них.

Нам даже необязательно видеть других людей, чтобы заразиться их примером. В лабораторию социальной психологии приходит студент, которого тестируют на "способность к языкам". От него требуется составлять предложения из случайного набора слов. Ему не сообщают о том, что большинство этих слов относятся к стереотипным представлениям о пожилых людях: "озабоченный", "Флорида"[154], "старый", "одинокий", "седой" и т.п. На самом деле экспериментатора интересует вовсе не способность студента к языкам. Ему нужно измерить скорость, с которой студент будет двигаться, когда выйдет из лаборатории и пойдет обратно к лифту. Студенты, которых испытывали, используя слова, связанные со старостью, идут медленнее. Они ведут себя как более пожилые люди, чем они есть, и даже не подозревают об этом.

Чужой пример очень заразителен, даже если мы всего лишь думаем о других людях. Наши предрассудки и наши наблюдения за поведением других на время автоматически делают нас более похожими на этих людей. Это облегчает нам задачу предсказания, что они будут говорить или делать дальше.

Но как предсказание того, что человек будет делать дальше, позволяет решать проблему общения? Как бы ни были хороши мои предположения и мои предсказания, каким бы похожим я ни сделался на вас, я никак не смогу напрямую сравнить смысл того, что думаю я, со смыслом того, что думаете вы. Так как же я могу проверить, одинаковы ли эти смыслы? Вспомним самую обычную проблему нашего сознания.

Когда я смотрю на дерево в саду, у меня в сознании нет дерева. В моем сознании есть только созданная моим мозгом модель этого дерева (или представление о нем). Эта модель строится с помощью ряда предположений и предсказаний. Точно так же, когда я пытаюсь вам что-то рассказать, в моем сознании не может быть вашей мысли, но мой мозг, тоже путем предположений и предсказаний, может создать модель вашей мысли (представление о ней в моем сознании). Теперь у меня в сознании есть две вещи: (1) моя собственная мысль и (2) моя модель вашей мысли. Я могу напрямую сравнить их. Если они похожи, значит, мне, вероятно, удалось сообщить вам свою мысль. Если они отличаются, значит, мне это явно не удалось.

Я могу понять, что мое сообщение не дошло до вас, если мое предсказание о том, что вы будете делать дальше, окажется не вполне верным. Но на этом процесс не останавливается. Если я узнаю, что мне не удалось передать вам свое сообщение, я могу попытаться передать его другим способом. Но мне также нужно узнать, как именно стоит попробовать изменить способ передачи этого сообщения. Я сравниваю свою мысль и свою модель вашей мысли и вижу, что они отличаются. Это и есть ошибка моих предсказаний. Но я могу также разобраться в характере этой ошибки. Чем конкретно отличаются моя мысль и моя модель вашей мысли? Характер этой ошибки говорит мне, как изменить передачу этого сообщения, какие моменты стоит подчеркнуть, а какие опустить. Я подбираю слова не только за их значение, я подбираю их в соответствии с человеком, с которым разговариваю. Чем больше я с кем-то разговариваю, тем лучше мое представление о том, какие слова подойдут для этого человека, точно так же как чем больше я смотрю на мир, тем лучше мое представление о том, как его воспринимать.

Моделирование сознания человека, с которым мы разговариваем, позволяет нам изменить способ общения с этим человеком. Мы можем принять во внимание, что этот человек знает и что он способен понять. Люди обладают разными знаниями и способностями, поэтому мы общаемся со всеми по-разному. Это может показаться очевидным, но есть ряд удивительных и тонких отличий, которые мы вносим в характер своего общения, сами того не осознавая.

Когда мать говорит что-то своему младенцу, она делает это особенным голосом. Она пользуется так называемым "сюсюканьем" (baby talk) или "материнским языком" (motherese)[155]. Та же самая мать особым голосом будет говорить и со своей кошкой. Но между этими типами голоса есть тонкая разница. И с  кошкой, и со своим ребенком мать говорит более высоким голосом. Этот особый голос больше похож на голос ребенка и кошки, потому что они меньше, чем она, а у живых существ меньшего размера обычно более высокий голос. Но только разговаривая со своим ребенком, мать преувеличивает разницу между гласными звуками. Она произносит звуки "и", "у" и "а" так, что они сильнее отличаются друг от друга. Это "растягивание пространства гласных" дает карикатуру на нормальную речь, с преувеличенными отличительными чертами звуков языка, на котором говорит мать.

Ребенок выучивает звуки родного языка, подражая своей матери. Пользуясь этой карикатурой нормальной речи, мать облегчает своему ребенку изучение родного языка. Когда она говорит с кошкой, она не прибегает к такой карикатурной речи. Она знает, что кошка всё равно не научится говорить.

Рис. 7.3. Как матери учат говорить своих детей, но не домашних животных.

Гласные звуки, такие как "ee" (долгая "и") в слове "sheep" (овца), "ah" ( долгая "а") в слове "shark" (акула) и "oo" (долгая "у") в слове "shoe" (туфля) определяются двумя частотами (F₁ и F₂). Различные гласные звуки можно разместить в пространстве гласных, определяемых этими частотами. Когда матери разговаривают со своими детьми, они говорят на особом "материнском языке" (motherese). Они подчеркивают гласные таким образом, что те оказываются дальше друг от друга в пространстве гласных. Это помогает детям понять разницу между гласными родного языка. Те же женщины особым образом говорят со своими кошками, но при этом они не подчеркивают гласных, а просто произносят слова более высоким голосом, чем обычно.

Обучение путем подражания свойственно не только людям. Горные гориллы любят есть крапиву. Эта трава очень питательна, но есть ее неприятно, потому что она жжется. Гориллы выработали сложный метод, позволяющий избегать жгучих участков листьев, отрывая листья от стебля, а затем складывая их так, чтобы самые жгучие участки оказались в глубине комка, который засовывается в рот, не задевая чувствительных губ. Детеныши горилл обучаются этому навыку, наблюдая за своими матерями. Но между этим обучением и обучением человеческих младенцев есть принципиальная разница. Гориллы-матери не проявляют никакого интереса к обучению своих детенышей. Они не пытаются помочь детенышу научиться, видоизменяя процедуру обработки крапивы, когда детеныши наблюдают за ними.[156]

У людей цикл общения при взаимодействии матери и ребенка полностью замкнут. Это проявляется не только в том, что мать интересуется тем, что делает ее ребенок. Ребенок, в свою очередь, знает, что матери интересны его действия. Младенцы охотнее слушают "материнский язык", чем нормальную взрослую речь. Они знают, что этот язык обращен к ним. Когда ребенок видит, как мать роняет на пол кастрюлю, и слышит, как она говорит "черт!", он не запоминает, что кастрюлю надо называть "черт".[157] Ребенок знает, когда мать обучает его названиям вещей, а когда не обучает.

Читая эту книгу, вы реагируете на мои слова, но ваша реакция никак не сказывается на мне. Такое общение – процесс односторонний. Общение в форме диалога – двусторонний процесс. Вы слушаете, что я говорю, и реагируете на это. Но и я, в свою очередь, реагирую на вашу реакцию. Я называю это "замыканием цикла".

Удивительное свойство общения в форме диалога состоит в том, как хорошо оно в большинстве случаев работает. Поэтому сбои в таком общении могут быть особенно смешны, и на них держатся все парные комические сцены. Вспомним забавные диалоги братьев Маркс:

Граучо: Ну вот, это полуостров, а это виадук, который ведет от него на материк.

Чико: Почему утка?

Граучо: Я в порядке. А ты как?[158]

В семидесятые годы в британской комедии царили Ронни Баркер и Ронни Корбетт. Их скетч-шоу "Два Ронни" выходило в течение пятнадцати лет. В 1999 году, через десять лет после окончания этого шоу, по результатам голосования телезрителей скетч "Ручки для вил" (Fork Handles) был признан лучшим из всех скетчей этого шоу.[159] Этот диалог может служить прекрасной иллюстрацией двусмысленностей, возникающих при общении, и того, и как с ними можно разобраться, замыкая цикл.

"Ручки для вил": как (в конечном итоге) цикл замыкается в скетче "Двух Ронни"

Хозяйственный магазин. Ронни Корбетт стоит за прилавком в рабочей одежде. Он только что обслужил покупательницу.

Корбетт (бормочет): Пожалуйста. Не споткнитесь там.

(В магазин входит Ронни Баркер в замызганном свитере и вязаной шапочке.)

Баркер: Fork 'andles! (Ручки для вил!)[160]

Корбетт: Four candles? (Четыре свечи?)

Баркер: Fork 'andles. (Ручки для вил.)

(Ронни Корбетт достает из коробки четыре свечи и кладет их на прилавок.)

Баркер: No, fork 'andles! (Нет, ручки для вил!)

Корбетт (сбит с толку): Well there you are, four candles! (Так вот же, четыре свечи!)

Баркер: No, fork 'andles! 'Andles for forks! (Нет, ручки для вил! Ручки, которые для вил!)

(Ронни Корбетт убирает свечи и идет за ручкой для вил. Он приносит ее и кладет на прилавок.)

Корбетт (бормочет): Ручки для вил. Думал, вы сказали "четыре свечи". 

Баркер: Got any plugs? (А есть вилки?)[161]

Корбетт: Plugs. What kind of plugs? (Какие именно?)

Баркер: A rubber one, bathroom. (Резиновую, для ванной.)

(Ронни Корбетт достает коробку с пробками для ванн и кладет ее на прилавок.)

Корбетт (доставая две пробки разного размера): Какого размера?

Баркер: Тринадцать ампер!

(и т.д. и т.п.)

Ронни Б. пытается сообщить Ронни К., что хочет купить ручки для вил (fork 'andles). Чтобы проверить, правильно ли он понял, Ронни К. переспрашивает: "Four candles?" ("Четыре свечи?"). Ронни Б. слышит "fork 'andles". Кажется, что всё в порядке. Ронни К. приносит четыре свечи. Ронни Б. видит, что его предсказание, что Ронни К. будет делать дальше (принесет ручки для вил), было ошибочным. Ему не удалось сообщить, что он хочет купить. Он меняет форму сообщения: "'Andles for forks". Получилось! На этот раз поведение Ронни К. соответствует предсказанию.

Общение в форме диалога, лицом к лицу, не односторонний процесс, в отличие от чтения книги. Когда я веду с вами диалог, в зависимости от вашей реакции на меня меняется моя реакция на вас. Это и есть цикл общения. Но при этом не только я пытаюсь предсказать, что вы скажете дальше, на основании моей модели вашей мысли. У вас в голове тоже есть модель моей мысли. Вы тоже пытаетесь предсказать, что я скажу дальше. Вы тоже готовы изменить свои слова, чтобы указать мне на то, что ваша модель моей мысли плохо работает для предсказания того, что собираюсь сказать я.

В этом состоит важное отличие общения от нашего взаимодействия с материальным миром. Окружающий нас мир совершенно безразличен к нашим попыткам его трактовать. Но когда два человека взаимодействуют в диалоге, их обмен мыслями – это их совместно дело. Поток информации при этом не бывает односторонним. Даже если моя цель состоит в том, чтобы сообщить вам какую-либо мысль, та мысль, которую вы в итоге получите, будет неизбежно доработана вами. Такая передача мыслей напоминает работу гравитационного поля. Луна вращается вокруг Земли, но присутствие Луны, в свою очередь, влияет на вращение Земли.

В тот момент, когда моя модель вашей мысли совпадает с моей собственной мыслью и у меня больше нет нужды показывать вам, что возникла проблема, можно считать, что сообщение прошло успешно. При этом принципиально, что в этот самый момент между вашей моделью моей мысли и вашей собственной мыслью тоже не остается отличий. Этот момент взаимного согласия завершает успешную передачу сообщения.[162] Строя модели внутреннего мира других людей, наш мозг решает задачу, требующую проникновения в чужое сознание. И именно эта способность строить модели чужого сознания и создала пропасть между людьми и всеми другими видами живых организмов. Если бы мы не могли строить мысленные модели окружающего мира и делиться ими, у нас бы не было ни языка, ни культуры.  

Рис. 7.4. Как можно что-то узнать о скрытых состояниях сознания другого человека?

Первый этап: Учитель совершает некоторое сложное движение, используя последовательность из пяти разных контрольных состояний. Ученик следит за этим движением и пытается отметить его контрольные состояния. Он пропускает четвертое состояние.

Второй этап: Ученик воспроизводит движение учителя, используя только четыре контрольных состояния. Учитель следит за движением ученика и отмечает его контрольные состояния. Он видит только четыре контрольных состояния. Учитель помнит, что использовал пять контрольных состояний. Он отмечает разницу между своим представлением о намерении ученика и своим собственным намерением.

Третий этап: Учитель вновь совершает движение, подчеркивая пропущенное контрольное состояние. Теперь ученик правильно отмечает все пять контрольных состояний. Он помнит, что использовал только четыре контрольных состояния. Ученик отмечает разницу между своим представлением о намерении учителя и своим собственным намерением. Когда он в следующий раз будет совершать это движение, он исправит свою ошибку.

Наша способность создавать модели внутреннего мира других людей открывает нам совершенно новый способ изменения их поведения. В материальном мире поведение меняется под действием наград и наказаний. Мы прекращаем делать то, что вызывает у нас боль. Мы повторяем действия, которые доставляют нам удовольствие. Мы можем влиять на поведение других, используя боль и удовольствие (так дрессируют животных). Но в нашем внутреннем мире поведение меняется под действием знаний. Выходя утром из дома, я беру с собой зонтик не потому, что сейчас идет дождь, а потому, что я считаю, что дождь может пойти днем. Мы можем использовать знания и для того, чтобы менять поведение других. Представьте себе удаленный пляж в Австралии, море возле которого кишит кубомедузами. Методом проб и ошибок и ценой сильной боли вы можете научиться избегать купания в море возле этого пляжа. Но узнав об этом, вы можете установить знак: "Осторожно, кубомедузы!" Другие люди, которые придут на этот пляж, не будут там купаться. Они извлекут выгоду от опыта, которым вы можете с ними поделиться, передав им свои знания.

Передача опыта – это не только слова. Если я расскажу вам о своем опыте, в вашем мозгу произойдут изменения, которые произошли бы, если бы это был ваш собственный опыт. Мы можем продемонстрировать это, используя павловский метод формирования условного рефлекса. Один из примеров таких рефлексов связан со страхом. Всякий раз, когда мы испытываем болевое воздействие, во многих областях нашего мозга наблюдается усиление активности. В терминах Павлова болевое воздействие – это безусловный раздражитель, а усиление мозговой активности – безусловный ответ. Никакого обучения здесь нет. Болевое воздействие вызывает эти изменения в мозгу уже в самый первый раз, когда мы его испытываем. В примере с выработкой условного рефлекса, связанного со страхом, зрительный сигнал (красный квадрат – условный раздражитель) демонстрируется на экране перед самим болевым воздействием. После нескольких повторов демонстрации квадрата и болевого воздействия испытуемый, будь то крыса или человек, вызвавшийся участвовать в этом эксперименте, начнет реагировать на появление красного квадрата проявлениями страха. Одним из таких проявлений будет усиление активности в миндалевидном теле.[163] Страх, связанный с болевым воздействием, вызывается посторонним зрительным сигналом.

Но есть и другой способ добиться, чтобы красный квадрат вызывал страх. Этот метод работает только на людях. Я могу сказать новому, неопытному испытуемому, что за появлением красного квадрата последует болевое воздействие. До того, как испытуемым это сообщают, у них не наблюдается никаких проявлений страха в ответ на демонстрацию красного квадрата. Но после того как им говорят об этом, вслед за появлением красного квадрата у них сразу начинают проявляться признаки страха, в том числе усиление активности в миндалевидном теле. Мой опыт, согласно которому за красным квадратом должно последовать болевое воздействие, вызывает реакцию страха в мозгу другого человека.

Рис. 7.5. Бессознательная выработка условного рефлекса, связанного со страхом.

Если за появлением изображения лица будет неоднократно следовать болевое воздействие, испытуемый начнет демонстрировать проявления страха в ответ на появление этого изображения (условная реакция). Это происходит даже в тех случаях, когда испытуемый не осознаёт, что видел это лицо, потому что оно было замаскировано.

"Здесь есть одна ошибка, – говорит профессор английского языка. – Не думаю, что вы сами испытывали это воздействие. Вы воздействуете только на своих испытуемых, а не на самого себя. Вы просто сообщали им, что они должны будут почувствовать боль".

Она не совсем права. Я всегда хочу знать, что чувствуют люди в ходе моих экспериментов, и провожу их все на себе самом в качестве испытуемого. Но, разумеется, она права в главном. То, что мы сообщаем другим людям, может и не быть результатом нашего личного опыта. А может даже и не соответствовать действительности.

Мы можем управлять поведением других людей, поставляя им ложные сведения. Я могу найти приятный, тихий и совершенно безопасный австралийский пляж и установить предупреждающий знак "Осторожно, кубомедузы!". Этот знак несет ложные сведения. Но он может быть мне полезен тем, что будет отпугивать других посетителей.

Мы понимаем, что поведением людей управляют убеждения, даже если эти убеждения ложны. И мы быстро узнаём, что можем управлять поведением людей, поставляя им ложные сведения. Это темная сторона нашего общения.

Без осознания того, что поведением могут управлять убеждения, даже если эти убеждения ложны, умышленный обман и ложь были бы невозможны. У некоторых людей, страдающих аутизмом, это осознание, по-видимому, отсутствует, и такие люди неспособны к обману. На первый взгляд неспособность человека лгать может показаться милым, приятным свойством. Но это лишь одна из сторон более глубокой неспособности к нормальному общению, из-за которой люди, страдающие аутизмом, кажутся грубыми и с ними трудно иметь дело. По той же причине они часто одиноки и не имеют друзей. Дружеские отношения на деле поддерживаются за счет множества небольших обманов и уклончивых ответов, которые позволяют нам иногда скрывать свои истинные чувства.

Другую крайность, обратную аутизму, представляют формы параноидной шизофрении, при которых человек осознаёт намерения, не существующие для остальных людей. Для человека, страдающего паранойей, любое сообщение может быть обманом или скрытым посланием, которое требует интерпретации. Проявления враждебности могут быть истолкованы как доброжелательные. Проявления доброжелательности могут быть истолкованы как враждебные. Один из таких людей слышал голоса, которые говорили: "Покончи с собой" и "Он дурак". Он описывал их как голоса двух добрых духов, которые хотят, чтобы он перешел в лучший мир. Другой слышал голоса, которые говорили: "Будь осторожнее" и "Больше старайся". Это были "могущественные ведьмы, которые раньше жили со мной по соседству <...> и теперь наказывали меня".

Это неадекватное осознание намерений и чувств других людей может быть столь сильным, что поглощает все мысли больного.

Походка идущего по улице человека могла быть "знаком" для меня, который я должна была интерпретировать. Каждое лицо в окнах проезжающего мимо трамвая запечатлялось в моем сознании, и все они были сосредоточены на мне и пытались передать мне какое-то послание. <...> Значение реальных или воображаемых чувств людей причиняло мне много страданий. Чувство, что незнакомый человек, проходящий мимо вас по улице, знает самые сокровенные уголки вашей души, лишает покоя. Я была уверена, что девушка, работавшая в кабинете справа от меня, ревновала ко мне. Я чувствовала, что девушка, работавшая в кабинете слева от меня, хотела дружить со мной, но я вгоняла ее в депрессию. <...> Сила, с которой я испытывала [эти ощущения], заставляла воздух искрить, когда эти машинистки заходили в мой кабинет. Работать в такой ситуации было очень трудно, просто невыносимо. Я все больше и больше отдалялась от дел.

Человек в таком состоянии временно теряет способность взаимодействовать с сознаниями других людей. Эти отчетливые ощущения, связанные с мыслями и чувствами других, больше не соотносятся с реальностью. Как и люди, страдающие аутизмом, параноики обычно очень одиноки. 

В очень далеком прошлом наши предки тоже были одиноки. Они создавали модели материального мира, но не могли делиться этими моделями друг с другом. В то время истина не имела значения для таких моделей. Не имело значения, верно ли эти модели отражали материальный мир. Важно было только то, что эти модели работали, позволяя предсказывать, что случится дальше. Но научившись делиться своими моделями материального мира, мы обнаружили, что модели других людей в некоторой степени отличаются от наших собственных. Среди других людей есть эксперты, у которых имеются определенно лучшие модели некоторых аспектов окружающего мира. Составляя вместе такие модели, полученные многими людьми, мы можем построить новую модель, которая будет лучше, чем любая из моделей, полученных каждым человеком в отдельности. При этом наши знания о мире больше не ограничиваются опытом одной жизни – они передаются из поколения в поколение.

Немало экспериментов было поставлено для изучения областей мозга, ответственных за "чтение мыслей". В некоторых из них испытуемые ложились в томограф и читали рассказы о людях, имеющих ложные убеждения, или смотрели мультфильмы, персонажей которых дразнят или обманывают. Эти задания неизменно вызывают активацию двух участков мозга: задней части височной верхней борозды и средней части префронтальной коры. Но мы очень плохо представляем себе, что именно делают эти участки. Жюли Грез разработала простой и замечательный метод для изучения чтения мыслей. Она делала видеозаписи людей, поднимающих коробки разного веса. Испытуемому, смотрящему эти записи, совсем несложно разобраться, насколько тяжела поднимаемая коробка. Это можно понять по характеру движений поднимающего коробку человека. Никакого чтения мыслей для этого не требуется. В некоторых случаях людям, действия которых были записаны на видео, говорили, что коробка тяжелая, хотя на самом деле она была легкой. Эта задача уже сложнее, но по движениям человека на видео тоже можно сказать, что у него были ложные представления о весе коробки. Он быстрее поднимает коробку, если она легче, чем ожидалось, и при этом корректирует свою позу. В этом случае испытуемый (зритель), использует движения другого человека для чтения его мыслей – чтобы понять, каковы были его первоначальные представления о весе коробки. В других случаях людей, действия которых были записаны на видео, просили сделать вид, что коробка тяжелая, хотя на самом деле она была легкой. В этих случаях они должны были использовать свои движения, чтобы сообщить что-то человеку, который будет смотреть видеозапись. Они пытались сделать так, чтобы испытуемый (зритель) подумал, что коробка тяжелее, чем она есть на самом деле. Это тоже непростая задача, но, поскольку люди, которых наняла Жюли Грез для съемок в этих записях, были нейробиологами, а не актерами-мимами, по их движениям можно было сказать, что они пытаются обмануть зрителя. При этом происходит подлинное взаимодействие сознаний. Испытуемый пытается прочесть мысли человека, который, в свою очередь, пытается дать ему ложное представление о наблюдаемом.

(1) Во время просмотра этих записей мозг испытуемых сканировали и просили их попытаться отметить случаи, когда человек, показанный на видео, имел ложное представление о весе коробки и когда он пытался обмануть зрителя, сделав вид, что коробка тяжелая. Задняя часть височной верхней борозды сильнее активировалась, когда испытуемые видели необычные движения при поднятии коробки более легкой, чем ожидалось, и когда испытуемых пытались обмануть. Возможно, что эта область мозга задействована в том тонком анализе движений, который помогает нам разобраться в намерениях других людей.

Активность усиливалась в средней части префронтальной коры, когда зрители думали, что человек на видео был обманут или сам пытался обмануть.  Но при этом усиление активности наблюдалось в разных местах.

(2) Когда испытуемый считал, что человек на видео совершает непреднамеренные движения, активность наблюдалась ближе к темени.

(3) Когда же испытуемый считал, что человек на видео намеренно обманывает, активность наблюдалась ближе ко лбу.

Рис. 7.6. Участки нашего мозга, ответственные за "чтение" скрытых намерений.

Можно ли также делиться и ложными моделями? Поврежденный мозг может создавать ложные модели материального мира или внутреннего мира других людей. Он может производить видения или голоса, звучащие, когда на деле никто ничего не говорит. Но ложными моделями материального мира не так уж просто делиться. Вы не будете слышать голосов, создаваемых моим мозгом. Если у меня возникает странное ощущение, я могу проверить его, поделившись им с другими: "Вы тоже слышите странный звон или это у меня звенит в ушах?" Ложные модели внутреннего мира других людей проверить не так-то просто. И иногда человек может успешно делиться этими ложными моделями с другими. В случаях двойного психоза два человека разделяют одни и те же бредовые идеи, а иногда подобный психоз объединяет и большее число людей.

Сорокатрехлетняя писательница и домохозяйка попала в больницу в состоянии крайнего возбуждения. История ее болезни выявила состояние бреда, продолжавшееся десять лет и связанное с заговором в литературном мире. Ее муж и трое взрослых детей разделяли эти представления. Ее основной диагноз был "параноидное состояние с шизоморфным психозом". Лекарственная терапия вызвала у пациентки быстрое улучшение. Ее дети и муж после двух визитов в больницу согласились с тем, что по ошибке поверили в плоды "слишком бурного воображения" пациентки.

Пока эти ложные модели литературного мира обсуждались в пределах семьи, ее "нормальные" члены верили, что это правда. Но когда они обсудили эти представления с посторонними людьми, ложность этих моделей сразу стала очевидна.

Но когда более многочисленные группы людей разделяют ложные убеждения, докопаться до истины становится намного сложнее. Что-то подобное, по-видимому, произошло в трагической истории массового самоубийства в Джонстауне.

18 ноября 1978 года на участке вырубленного леса в джунглях Гайаны преподобный Джим Джонс приказал 911 членам своей паствы покончить с собой, выпив препарат цианида, и они это сделали.

Джим Джонс был харизматичным лидером религиозного культа. Почти точно, что он страдал психозом. У него случались загадочные обмороки, он внимал советам инопланетян, практиковал лечение силой веры и испытывал видения грядущей ядерной катастрофы. Он увел своих последователей в удаленный район джунглей Гайаны, где они создали общину, изолированную от остального человеческого общества. Эта община жила в постоянном страхе перед неким безымянным врагом и разрушителем. Этот враг должен был нагрянуть на их общину и безжалостно убить их всех. Массовое самоубийство произошло после визита американского конгрессмена, который приехал проверить справедливость утверждений, что людей держат в общине против их воли.

После этого массового самоубийства была обнаружена магнитофонная лента, на которой, как считается, записана последняя речь Джима Джонса. Вот фрагмент этой речи.

Джонс: Все кончено. Конгрессмен убит. Ну вот, все кончено, кончено. Какое наследие, какое наследие! В конце концов, разве хоть что-то из того, что делает "Красная бригада", когда-то имело смысл? Они вторглись в нашу частную жизнь. Они пришли в наш дом. Они пришли за нами за шесть тысяч миль. "Красная бригада" поступила с ними справедливо. Конгрессмен мертв.

Пожалуйста, дайте нам лекарство. Это просто. Это просто. Оно не вызывает конвульсий. Это совсем просто. Но, пожалуйста, примите его. Пока не поздно. Гайанские войска идут сюда, говорю вам. Давайте, давайте, давайте.

Женщина: Сейчас же! Сделайте это сейчас же!

Джонс: Не бойтесь умереть. Вы увидите, здесь высадятся несколько человек. Они будут истязать кого-то из наших детей. Они будут истязать наших людей. Они будут истязать наших стариков. Мы не можем этого допустить.

Способность нашего мозга передавать мысли другим может не только приносить пользу, но и приводить к ужасным последствиям. Все мы знаем, как легко, хотя бы на время, поддаться влиянию ложных представлений.[164] Валюта нашего сознания состоит из представлений, создаваемых нашим мозгом. Но я не теряю оптимизма. Целые сообщества людей редко принимают ложные представления так искренне, как жители Джонстауна. А ценность наших представлений не так условна, как ценность денег. Наши представления – это модели реального мира, который и служит золотым стандартом для этих моделей. Рано или поздно ложные представления всегда можно отвергнуть, потому что они дают плохие предсказания.

Я считаю, что истина существует. Пока у нас есть возможность убеждаться, что одна модель материального мира работает лучше, чем другая, мы можем стремиться создавать ряд все более и более удачных моделей. В конце этого ряда, хотя он и бесконечен в математическом смысле, находится истина – истина того, как в действительности устроен мир. Достижение этой истины и есть задача науки. Наука движется вперед, создавая модели окружающего мира, делая предсказания на основе этих моделей и используя ошибки в этих предсказаниях для создания новых, лучших моделей. Теперь наука открывает нам, что наш мозг использует те же принципы в своем познании окружающего мира. Мы также начинаем понимать, каким образом наш мозг создает модели внутреннего мира других людей. Наша способность делиться этими моделями и делает возможным научный поиск истины.

"Можно было догадаться, – говорит профессор английского языка, – что вы все сведете к тому, что наука – это вершина человеческих достижений".

Это верно. Я люблю науку. Но есть и другие вершины.

Есть нечто еще более поразительное, чем наша способность делиться своими моделями мира и создавать составные, лучшие модели. Это способность некоторых выдающихся личностей передавать нам свой опыт, преодолевая время. Передавать нам свой опыт, несмотря на то что у нас нет никакой возможности встретиться с ними лично, замыкая цикл общения.

Даже если нам никогда не узнать "правильного" перевода стихотворения Ли Шан-иня об узорчатой лютне, мы можем почувствовать его тоску по утраченной или невозможной любви.

Даже если мы никогда не попадали в бурю на море, мы можем получить представление об этом опыте, посмотрев на картину Уильяма Тернера "Снежная буря – пароход выходит из гавани, подавая сигналы на мелководье и измеряя глубину лотом" (см. илл. 7 на цветной вставке). Чтобы написать эту картину, Тернер "упросил матросов привязать меня к мачте, чтобы наблюдать за происходящим; я оставался привязанным в течение четырех часов и не надеялся уцелеть, но чувствовал, что обязан запечатлеть это, если уцелею". Тернер не сомневался, что сможет изобразить свой опыт на картине и разделить его с нами.

"Вам никогда не проникнуть в мое сознание", – говорит профессор английского языка.

"Я уже сделал это", – отвечаю я.

"Мечтать не вредно", – говорит она.

Наш мозг, создавая модели сознаний других людей (точно так же, как он создает модели материального мира), открывает нам дорогу в наш общий внутренний мир. Делясь своим внутренним миром с другими, мы также можем учиться на их опыте и брать на вооружение их модели, которые лучше наших. Эти процессы ведут нас к истине и прогрессу, но они же ведут к обманам и массовым заблуждениям. 

Примечания:

1

Хотя я должен признать, что есть некоторые ретрограды, которые вообще отрицают, что изучение мозга или компьютеров может что-либо рассказать нам о нашей психике. — Примеч. авт.

14

Решение Медицинского исследовательского совета закрыть Центр клинических исследований, в котором я в течение многих лет работал над проблемой шизофрении, побудило меня рискнуть и существенно изменить направление своих психологических исследований. Впоследствии и Медицинский исследовательский совет, и Трест Уэллкома проявили высокую степень дальновидности, оказывая финансовую поддержку новым исследованиям в области энцефалографии. — Примеч. авт.

15

Не подумайте, что я и правда понимаю, как работает МРТ, но вот один физик, который понимает: J.P. Hornak, The Basics of MRI ("Основы MPT"), http://www.cis.rit.edu/htbooks/mri/index.html. — Примеч. авт.

16

В 1928 году у одного человека была обнаружена необычная аномалия, связанная с кровоснабжением затылочной части мозга. Когда он открывал и закрывал глаза, можно было услышать, как меняется ток крови, поступающей в зрительную зону мозга. — Примеч. авт.

146

Эти варианты приведены в построчном переводе с английского. В переводе Анны Ахматовой ("Драгоценная цитра") эти строки переданы так:

"О всех этих чудных явленьях не раз
Придется мне размышлять.
Но надо признаться, сейчас на моей
Душе печали печать". — Примеч. перев.

147

Это мысль о неопределенности перевода, которую высказал Уиллард Ван Орман Куайн. – Прим. перев.

148

Проблему понимания фигур речи, таких как этот пример иронии, очень подробно проанализировали Дэн Спербер и Дирдре Уилсон. — Примеч. авт.

149

Мы еще не знаем, каким конкретно определением "лучшего" движения пользуется наш мозг. Лучшим может быть такое движение, которое требует наименьших затрат энергии, или такое, которое можно сделать наименее изменчивым. — Примеч. авт.

150

Задолго до того, как нейробиологи стали последователями Байеса, Ханс-Георг Гадамер уже реабилитировал предрассудки в своих работах по герменевтике (теории понимания). Он полагал, что наши предрассудки (или априорные знания) не отгораживают нас от мира, но открывают нас для понимания того, что мы стремимся понять. — Примеч. авт.

151

Blood oxygenation level dependent signal (сигнал, зависящий от уровня кислорода) – показатель, который мы измеряем в функциональной магнитно-резонансной томографии. — Примеч. авт.

152

Bold (англ.) – смелый, дерзкий, энергичный, четкий (о почерке) или жирный (о шрифте). — Примеч. перев.

153

Прискорбное проявление предрассудка, свойственного нашему рассказчику. — Примеч. авт.

154

Во Флориде живет больше пожилых людей, чем в каком-либо другом американском штате. — Примеч. перев.

155

"Оцовский язык" (fatherese), похоже, отличается от материнского, но он намного хуже исследован. — Примеч. авт.

156

Ричард Берн провел превосходное исследование способа, которым гориллы подготавливают крапиву для еды, и показал, как этому навыку можно подражать. В его работе ничего не сказано об отсутствии обучающего поведения. Я сделал этот вывод на основании других исследований, результаты которых заставляют предположить, что, хотя детеныши горилл и проявляют немалый интерес к тому, что делают их матери, матери проявляют мало интереса к тому, что делают детеныши (см. также главу 4). — Примеч. авт.

157

Но такое случается у детей, страдающих аутизмом, таких как Пол. Однажды мать Пола, работая на кухне, повторяла вслух детский стишок "Peter, Peter, pumpkin eater" и вдруг уронила кастрюлю. С этого дня Пол всякий раз скандировал "Peter eater!", когда видел что-либо похожее на кастрюлю. — Примеч. авт. ("Peter, Peter, pumpkin eater" – известный английский детский стишок. В русском переводе И. Явчуновской – "Питер, приятель, тыкв пожиратель". — Примеч. перев.)

158

"Viaduct" (виадук) звучит похоже на "Why a duck?" ("Почему утка?), что, в свою очередь, напоминает быстро произнесенное "How are you doing? " ("Как поживаешь?"). — Примеч. перев.

159

В 2005 году по результатам голосования британских телезрителей он занял третье место среди самых смешных телевизионных скетчей всех времен. — Примеч. авт.

160

"Ручки для вил" (fork handles) в просторечии произносится без звука "h" и звучит точно так же, как "четыре свечи" (four candles). — Примеч. перев.

161

Слово "plug" имеет несколько значений (пробка, пожарный кран и др.). Ронни Б. имеет в виду электрическую вилку. — Примеч. перев.

162

В ходе большинства наших взаимодействий мы не осознаём всех этих процессов. Оттого ли это, что люди так предсказуемы, или оттого, что мы не осознаём всей сложности процесса понимания? — Примеч. авт.

163

Как вы, возможно, помните, это небольшой, сложно устроенный участок мозга, расположенный в глубине передней части височной доли коры. Он играет ключевую роль в присвоении определенной ценности (приятности или неприятности) различным объектам (см. рис. 2.4). — Примеч. авт.

164

Шанс выиграть в Британскую национальную лотерею примерно один на 14 миллионов, то есть намного меньше, чем риск умереть, не дожив до розыгрыша этой недели. За какое время до розыгрыша нужно было бы покупать билет, чтобы шанс выиграть был больше, чем риск умереть, не дожив до розыгрыша? По-видимому, около трех с половиной минут (такой ответ приведен в романе Джона Ланчестера "Мистер Филлипс"). И всё же многие из нас считают, что лотерейные билеты стоит покупать. — Примеч. авт.