• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

Прошло немного времени и меня, как и положено глазастому и ушастому русскому писателю, одолела любознательность. И я завела с маман разговор о месте любовного чувства в жизни женщины. Женщины средних лет. В том смысле: а в эти годы еще случается? Не в кино, а в действительности? Ну, а если случается, то почему не с тобой? И ответ был совершенно не тот, который я предвидела: ни объяснений насчет неземной и пламенной любви к отцу, ни изъявлений преданности по отношению к нам, ни проповедей на тему семейных ценностей. Я слушала–слушала и в какой–то момент попросила: «Ма, напиши мне письмо. Вот сядь за компьютер, создай файл и напиши все, о чем говорила. Я, с одной стороны, сравню в свое время, насколько это будет похоже или непохоже на мое представление о любви. А с другой стороны, не я от твоего имени, а ты сама расскажешь публике, как относится к любви нормальная современная женщина за сорок». Письмо я, конечно, подредактировала. Но не сильно. Чтобы было с чем сравнивать через два десятилетия.

«Дорогая, эта «любовь ва–банк» — игра не для меня. И не то, чтобы я была трусихой, которая боится сильного чувства или осуждения окружающих… Нет, я, конечно, не боевая валькирия с мечом, конем и золотистым париком – боюсь многого и многим не хочу рисковать. Потому что вижу: выигрыш моих потерь не окупит. Когда мне было столько лет, сколько тебе, я ждала большой–пребольшой любви и без зазрения совести пожертвовала бы ради нее практически всем. Казалось, после слияния в экстазе пространства–времени не существует. Как бы финальный поцелуй на фоне заката под радостный музон – и эти семь секунд длятся вечно, сопровождаясь вечным же блаженством. Да, такое упустить – очень обидно. Тем более, что в юности страстно хочешь верить в совершенство. И в первую очередь – в совершенные отношения между людьми.

Ведь разговоры и песни про благополучно обретенную половинку не одной тебе мозги канифолят. К тому же в молодые годы комплекс неполноценности так действует, что сама себя ощущаешь недоделанной, несамодостаточной и оттого ужасно хочется себя «дополнить» и усовершенствовать. Это самое «дополнение к себе» легче всего искать где–нибудь в эмоциональной сфере. Потому что остальные сферы не слишком доступны, и никто тебе дверку не придержит: заходи, мол, дорогая, не тушуйся! Нет, туда надо пробиваться, проникать, укореняться, расти… Бодяга на много лет. А хочется, чтобы все содеялось быстро – лучше сию минуту. И дожидаться успеха чертову уйму лет никакого желания нету. Потому что кажется: в тридцать, максимум в тридцать пять жизнь заканчивается. По крайней мере, жизнь эмоциональная: человек высыхает, становится холодным и расчетливым… Какие уж тут взрывы чувств, какие майские дни, какие именины сердца? Вообще, юность так богата эмоциями, что воспринимает их как инструмент и как сырье для строительства счастья. Но мы в двадцать – а некоторые и в тридцать, и даже в пятьдесят – понятия не имеем, что эмоциональная сфера – самая прихотливая и непредсказуемая среди всех. Сначала именно это свойство вызывает в нас желание «покорить» ее, точно Эверест. А после покорения вершины наслаждаться красивыми видами и заслуженной славой первостатейного альпиниста. Немецкая писательница Рикарда Хух верно заметила: «Любовь – это награда, полученная без заслуг». Кто бы от такой удачи отказался: получить приз — и даже без всякого лотерейного билета?

Неудивительно, что мы все в свои двадцать или раньше отправляемся одним и тем же маршрутом: большую любовь искать. Меняем партнеров, шлифуем мысленный идеал, ищем «условия максимального благоприятствования» и все такое… А потом набредаем на проблемы, о которых старшие знают, но молчат. Или не молчат, но все равно — кто станет слушать старших, когда тебе двадцать, и в крови у тебя гормональная буря? И все таки, реализуя себя в романах, неизбежно запинаешься все о тот же порожек: всякое существование вне романа рано или поздно становится ожиданием вне жизни. То есть между периодами, когда у тебя «кто–то есть», наступает своего рода безвременье, вакуум. И хочется побыстрее вырваться на воздух. И даже если у тебя хватит терпения не наделать глупостей, все равно выглядишь ужасно: день–деньской стоишь у окна, свесив косы, точно сказочная Рапунцель в ожидании сказочного же рыцаря, а время, как в песенке из фильма «Король–олень», «с башни сыплет звон» — и остается только надеяться, что, прибыв к заветной башне, пресловутый рыцарь воспримет тебя как прекрасную принцессу, а не как старушку–консьержку.

И всему этому «любовецентризму» сильно способствует какой–то общенациональный и общекультурный инфантилизм, какой–то затянувшийся романтизм. Романтиков XIX века еще можно понять: им требовалось взорвать устойчивое убеждение, что эмоциональная сфера не имеет значения, что брак – всего лишь сделка, а человек – всего лишь товар. По крайней мере, пока не дорастет до покупателя. Но сейчас, через двести лет, отдавать любви на откуп всю человеческую жизнь – чистой воды спекуляция. На невинном детском ожидании чуда и на столь же невинном подростковом стремлении самоутвердиться. Но, естественно, всему свое время. И тетенька лет сорока с гаком, бьющаяся в соплях и мятущаяся в непонятках на предмет отсутствия в ее жизни любви страстной, — зрелище довольно убогое. Вернее, и убогое, и повсеместно распространенное. Ну ладно, если бабе не хочется приходить вечером в пустую квартиру или все выходные напролет в телевизор пялиться. Это как раз понятно: человек – животное не столько общественное, сколько семейное. Но мечтать о взрыве, о безумии, о катаклизме или еще о какой–то там глобальной эмоциональной катастрофе – идиотизм.

Любовной стихией и так невозможно управлять. Ее нельзя ввести в русло, придать ей регулярность, периодичность, цикличность и комфортность. Самая отлаженная система знакомств, самый широкий выбор партнеров, самая развитая индустрия общения не дают никакой гарантии, что любовные приключения окажутся приятными и будут следовать один за другим бесперебойно, дабы поддержать твое «чувство глубокой занятости и полной востребованности». Или полной занятости при глубокой, гм, востребованности. Но даже если тебе повезет, и все выйдет именно так – то есть идеально – когда–нибудь, наконец, можно устать и от свиданий, будь ты хоть образец раскрепощенности. Вот так проснешься утром, глянешь на себя в зеркало и подумаешь: «Опять пудриться, опять причесываться, опять красоту наводить, опять передвигаться легкими стопами, на каблуки взгромоздившись… Да ну…» К тому же предсказуемость результата снижает привлекательность чего угодно. И тем более – сексуальной интриги. А то, что действие раз от разу движется приблизительно одним маршрутом – это даже слепой заметит.

Нет, я не о том, что «мужикам только одного и надо». У каждой из нас (и у каждого из них) «стандартный» сюжет свой. Он складывается из черт нашей натуры, из наших «отборочных критериев», из нашего представления о «наилучшем партнере» и из наших привычек вести роман тем или иным руслом. Вот и все – указатели расставлены, маршрут отработан. Ап! И все, как цирковые хищники, рассаживаются по тумбам в ожидании команды. Кому–то, может, придет в голову: ну вот, все заранее известно, все просчитано, будущие любовники команды ждут — а сама говорила, что эмоциями управлять нельзя! Так и есть, нельзя. В ситуации «зацикленности» в рамках единственного (с некоторыми вариациями) сюжета мы по–прежнему не управляем своими эмоциями. Скорее уж, они управляют нами. Злость, скуку, раздражение и депрессию при разрыве мы, как говорится, «не заказывали» — но получаем их, словно нелюбимый травяной чай, входящий в дешевый комплексный обед. Не нравится? Делай индивидуальный заказ и плати вдвое.

Однообразие всего – и любовных радостей, и любовных разочарований – преображается в тончайшую игру красок и оттенков только для особой категории людей. Для любителей и ценителей. Для коллекционеров. Им не скучно заводить очередной роман. Каждый поворот сюжета доставляет им истинное наслаждение. Они перебирают подробности содеянного, словно филокартист – дурацкие открытки с котятами: вот это сиамский, вот это британская голубая, вот это наш сибирский, а вот рыжий с усами – пардон, это я в молодости… Им интересно и трогательно – и совершенно невдомек, что аудитория помирает от скуки, не ощущая упоительности самого процесса каталогизации. Но коллекционеры – уникальны. А обычные люди в массе своей устают от единообразия романов, похожих друг на друга, будто пельмени от Сан Саныча.

И тогда в утомительное «производство полуфабрикатов» снова внедряется (в качестве разнообразящего приема) ожидание, вера, а так же надежда. И все вышеперечисленное направлено на чудо, которое непременно придет и раскрасит жизнь всеми цветами спектра. Главное – дождаться и ощутить. После чего утомительная вереница интрижек сразу приобретет смысл – в качестве «пробных шаров» перед судьбоносным ударом, то есть даром. Вот так и кочует человеческое сознание от мечты к разочарованию и обратно. Кого–то это устраивает. Ну что поделаешь, если этот кто–то — игрок по натуре. Не игроку в жизни не понять, сколько наслаждения в нервном ожидании, в затаенном дыхании и в мысленном гадании – выпадет — не выпадет? Сойдется – не сойдется? Но ведь не все же такие Парамоши азартные[72]? Есть и совершенно другие люди. Им рациональность подавай, предсказуемость. Им не нравится, когда откуда ни возьмись является под дверь незваный гость, представляется емким прозвищем из ненормативной лексики и на вопрос «Чего надо?» уклончиво отвечает «Да так… Пришел».

Только категория игроков почему–то в большом идеологическом почете. Именно идеологическом – искусство их облизывает, пресса их умасливает, общественное мнение их на этот… ну… на флагшток вывешивает. А категория людей основательных, которым есть что терять, поэтому терять ой как неохота – она со времен Максима Горького в «гагарах» и «пингвинах» ходит. То отсутствующее «наслажденье битвой жизни», то «тело жирное», в утесах спрятанное[73], публику не устраивает. Сказывается вековое отсутствие среднего класса. А ему несвойственно объединяться в армады пропагандистов и расклейщиков листовок. Представители этого слоя общества все больше поодиночке пролетариат эпатируют:

«Я – буржуа. Лупи меня, и гни,

И режь! В торжественные дни,

Когда на улицах, от страха помертвелых,

Шла трескотня В манжетах шел я белых…

Я – нахал,

Нахально я манжетами махал»[74].

Вот и я – нахалка, которой есть чем махать, есть, что терять, есть, чем жертвовать. И ужасно не хочется – ни терять, ни жертвовать. Ни вами, ни Левкой, ни своим буржуазным счастьем».

Примечания:

7

«Энциклопедия монстров. Избранные материалы из архивов Лондонского Криптозоологического общества». Раздел «Зверолюди». Статья «Убей меня нежно…»

72

Парамонов, персонаж книги М.Булгакова «Бег».

73

М.Горький «Буревестник».

74

А.Грин «Буржуазный дух».