• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

Маркион Синопский из Понта занимает уникальное место вистории гностической мысли, равно как и в историихристианской Церкви. В отношении последней он был наиболеенепоколебимым и подлинным "христианским" гностиком, иименно по этой причине бросил величайший вызов христианскойортодоксии; или, точнее, его вызов, более чем любая другая"ересь", определил потребность формулированияортодоксального вероучения как такового. В рамкахгностической мысли уникальность его позиции такова, что егоклассификация целого движения была отвергнута не меньшимколичеством комментаторов, чем классификация Гарнака.

Он действительно является исключением из многихгностических правил. Он единственный из всех вдумчивоподошел к страстям Христовым, хотя его интерпретация и быланеприемлемой для Церкви; его учение полностью свободно отмифологической фантазии, которой наслаждалась гностическаямысль; он не рассуждает о первоначалах; он не выдвигаетмножество божественных и полубожественных фигур; онотвергает аллегорию в понимании и Ветхого, и НовогоЗаветов; он не требует обладания высшим, "пневматическим"знанием или принципом присутствия в человеке тогобожественного элемента, который мог быть его источником; онполностью основывает свою доктрину на том, что онпровозглашает буквальным значением евангелия; благодаряэтому религиозному ограничению он полностью свободен отсинкретизма, столь характерного для гностицизма в целом; и,наконец, подобно Павлу, который был для него исключениемсреди апостолов, он делает веру, а не знание средствомискупления. Последнее обстоятельство, кажется, поставилоМаркиона вне непосредственно гностической доктрины, еслисчитать ее ключевым понятием гносис. Однако в акосмическомдуализме как таковом, самым непреклонным представителемкоторого является Маркион, представление о НепознаваемомБоге противопоставлено идее космоса и карающего этот космоснизшего Бога-творца, а совокупность взглядов на спасениекак на освобождение от свирепой власти этого Бога благодарядругому Богу является настолько исключительно гностической,что любой, исповедующий ее в данной исторической среде,должен был считаться гностиком не просто по способуклассификации, но в том смысле, что гностическиепредставления, которые существовали повсюду, действительносформировали его мышление. Подобное представлениечрезвычайно сильно связывает Маркиона с общим гностическимтечением мысли, но понятие "иного-чужого" в его ученииприобретает совершенно новый смысловой оттенок.

В самой краткой формулировке евангелие Маркиона былоевангелием "другого, всеблагого Бога, Отца Иисуса Христа,который спас из тяжких оков вечную жизнь несчастногочеловечества, которое не было ему родным". Представление оботсутствии родственных связей между истинным Богом и миромсформировано гностицизмом в целом: но представлениеМаркиона о том, что Он чужой даже для объектов Егоспасения, что люди даже по своей душе или духу для Него -- инородцы, является полностью его собственным. Этодействительно сводит на нет один из основных принциповгностической религии, гласящий, люди чужие в этом мире, чтоих возвращение в божественную сферу -- это возвращениедомой, и что спасая человечество высший Бог спасает СамогоСебя. Согласно же Мариону, человек в своей завершеннойформе, подобно всей природе, является творением мировогоДемиурга и, до пришествия Христа, его законной инеограниченной собственностью. Поэтому "естественно", чтони одна его часть не чужда этому миру, пока человек, как ивсе сотворенное, остается для Всеблагого Бога чем-тосовершенно инородным. Богу нет смысла спасаться из мира, ив связи этим как-то вмешиваться в его существование;утрачивают смысл и гностического рассуждения том, что впроцессе творения какие-то Его эманации оказалисьвовлеченными в мир по причине отступничества илиневежества. Следовательно, никакой генеалогии или истории,которая бы связывала Демиурга со Всеблагим Богом, нет.Первый является божественностью в действии, обнажающей своюсущность в сотворенной ею вселенной, и выступает антитезойВсеблагому Богу даже не как зло, а "просто так". Однако,столь несимпатично обрисованный, он становится Князем Тьмы.В разработке антитезы между этими двумя Богами, с однойстороны, и разработке значения спасения через Христа, сдругой стороны, состоит оригинальность учения Маркиона.

Касательно второй проблемы, Гарнак утверждает: "Навопрос о том, от чего Христос спасал нас -- от демонов,от смерти, от греха, от ига плоти (все это ответы из самыхранних дней), -- Маркион отвечает полностью: Он спасалнас от мира и его Бога для того, чтобы сделать нас детьминового, другого Бога". Возникаке вопрос: по какой причинеВсеблагой Бог заинтересовался судьбой человечества? Ответна это -- нет никакой причины, за исключением егоблагости. Он не собирает потерянных детей из изгнанияобратно в их дом, но свободно принимает чужеземцев, чтобывзять их из земли угнетения и несчастья в новый дом Отца.Соответственно, так как они -- изначальнаясобственность не его, а мирового Бога, их свобода испасение "покупается" Христом. Маркион здесь апеллирует кГал. 3:13: "Христос искупил нас" (и, между прочим, двапослания, читай также Гал. 2:20: "выкупил меня", чтобы"возлюбить меня" -- одно из текстовых толкований,характерных для Маркиона) и доказывает, что он "именновыкупает тех, кто обратился к нему, как чужеземцев". Ценаискупления -- кровь Христова, которая проливается не воимя отпущения грехов или очищения человечества от вины, неради искупления греха преступления Закона, -- корочеговоря, не во имя примирения человечества с Богом, но дляотмены притязаний Творца на его собственность.Обоснованность этих притязаний подтверждается, равно как исправедливость Закона, которому люди, будучи созданиямимирового Бога, обязаны подчиняться до тех пор, покаостаются его собственностью. В этом смысле Маркионпринимает аргумент Павла, касающийся Закона, иинтерпретирует относящиеся к нему высказывания апостола, вдругих отношениях неудобные для его позиции, котораяподчеркивает обоснованность откровения Ветхого Завета. ЕгоМаркион признает действительным, достоверным документоммирового Бога и в своей интерпретации примыкает к иудейскимтолкованиям в противовес современникам христианам,настаивая на буквальном значении и отвергая аллегорическийметод, который Церковь применяла к Ветхому Завету с цельюподчеркнуть его соответствие Новому. Он не только незаинтересован в подобном соответствии, он даже не допускаетего, понимая Ветхий Завет как откровение Бога, которыйсотворил мир и управляет им. В свете этого Маркион можетпринимать буквальный смысл утверждений, которые Церквиудавалось примирять с христианским откровением лишь спомощью аллегорической интерпретации. Так, Маркионсоглашается с иудеями, что обещанный им Мессия, земной сынмирового Бога, действительно еще придет и создаст своецарство на земле, как говорили пророки. Только это неотменяет спасения, которое несет Христос и котороевнекосмично по своей природе: оно не изменяет ход мировыхсобытий в лучшую сторону; в сущности, оно изменяет толькоперспективу будущей жизни спасенной души и, через обретениеверы в это будущее -- духовные условия ее нынешнегосуществования, ориентируя ее на уход из мира -- т.е. наокончательное саморазрушение. В оставшееся им времяпребывания на земле поведение верующих определялось нестолько положительной заботой о святой жизни, сколькоотрицательной -- об уменьшении соприкосновений свладением Творца (см. ниже). Грядущее блаженство можноприблизить здесь только верой, и вера в действительностиявляется лишь формой, которая позволяет воплотитьсябожественному дару, принесенному Христом, через отказ оттого, от чего можно отказаться: те, кто остались подвластью Творца, поступили так по своему выбору. Такимобразом, ни "пневматический опыт", ни озарение избранника"гносисом", трансформирующим его природу или выявляющим внем скрытый божественный элемент, не согласуются с этимопределяемым Законом взаимодействием между Всеблагим Богом,Карающим Творцом и душами, которые первый принял вотцовство. Спасенные -- это верующие, а не "гностики",хотя вера с ее убежденностью несет свой опыт блаженства.

Это то, что касается сотериологии.

Свою теологию Маркион разработал в форме "антитезисов":это заглавие одной из его последних книг. Большинство этихантитезисов построены на противопоставлении атрибутов двухБогов. Один -- "ремесленник" (Демиург), "Бог творения"(или "поколения"), "правитель этого эона", "знающий" и"утверждающий"; другой -- "тайный" Бог, "неведомый""непознаваемый", "незнакомый", "чужой", "другой", "иной", атакже "новый". Познать Бога-творца можно по его творению, вкотором раскрывается его сущность. Мир выдает не только егосущность, но и его характер. Стоит только посмотреть наничтожный результат его трудов. "Задирая носы, бесстыдныемаркиониты берутся оспаривать работу Творца: "В самом деле, -- говорят они, -- мир сей -- грандиозноепроизведение, достойное его Бога!" (Tertullian, ContraMarc. 1.13). В другом месте Тертуллиан подмечает выражениявроде "этих ничтожных стихий" и "этой каморки Творца".Свойственные Творцу "ничтожества, слабости инесообразности" его творения проявляются в его обращении счеловечеством и даже с избранными им людьми. Этому Маркионприводит доказательство из Ветхого Завета, которыйпредставляется ему "истиной" в указанном смысле. Егостержнем является Закон, и это приводит нас к самой важнойантитезе и у Маркиона: антитезе "справедливого" Бога и"благого" Бога. С христианской точки зрения, признание двухисключающих друг друга Богов -- наиболее опасный аспектдуализма Маркиона, ибо полярность справедливости имилосердия, воплощенных в одном Боге, служит причинойнатянутости всей теологии Павла. Для Маркиона недалекая (и,следовательно, увлекающаяся блеском формальной логичности)справедливость и благо исключают друг друга и поэтому немогут пребывать в одном и том же Боге: представление окаждом Боге, особенно об истинном Боге, должно бытьнедвусмысленным, что является заблуждением всеготеологического дуализма. Справедливый Бог -- это Бог"Закона", а Благой -- Бог "Евангелия". Маркион, здесь,как и везде, упрощая Св. Павла, понимает "справедливость"Закона как просто формальную, ограниченную, карающую имстительную ("око за око, зуб за зуб"): такого родасправедливость воздаяния за совершенное зло являетсяосновной характеристикой Бога-творца. Таким образом Бог,которого Христос обвинил в несправедливости, это неперсидский Ахриман, не абсолютная тьма -- Маркионоставил дьявола существовать отдельной фигурой в пределахвласти Творца, -- и не материя; это праведный мировойБог, любящий Закон и пророков, которые несли его в массы.Моральная добродетель, ориентированная на Закон и тем самымвследствие внутренних мировых установок склоняющаяся кбезнравственности, не включается в понятие запредельного спасения.

Насколько Бог-творец известен, предсказуем и"справедлив", настолько истинный Бог неведом, инороден иблаг. Он неведом, ибо мир не может ничего о нем сказать.Поскольку он не принимал участия в творении, в природе ненайти следа, который бы указывал на его существование. Какрезюмирует Тертуллиан: "Бог Маркиона естественнонепознаваем и ни в чем, кроме Евангелия, не проявляется"(ук. соч. V. 16). Не будучи создателем мира и человека, онтакже представляется им чем-то инородным. В самом деле,никаких естественных оков, никаких предвечных уз, которыебы связывали его с созданиями этого мира, нет, равно какнет и обязательства с его стороны заботиться о судьбечеловека. То, что он не причастен к физическому управлениюмиром, для Маркиона самоочевидно: он должен исключить изЕвангелия как иудаистские вставки, подобные словам Господа,так и вставки об Отце, памятующем о каждой малой птахе икаждом волоске на голове человека. Отец, о которомвозглашает Иисус Христос, не мог бы беспокоиться о делахприроды или ее Бога. Это целиком отменяет представление обожественном провидении в этом мире. Только действиеВсеблагого Бога изменяет мир, и единственным случаем такогодействия была миссия Его Сына, предназначенная спасти людейот мира с его Богом: "Этого одного деяния для нашего Богадостаточно, ибо он освободил человека своей высшей ивысочайшей благостью, которую предпочитают все кузнечики"(Тертуллиан, указ. соч. I. 17). Мы видим, что представлениео благости Бога зиждется на понятии инаковости этогопоследнего, не имеющего никаких мотивов для заботы очеловеке. Благость Его спасительного действия выше, еслиБог из своего иного далека обращается к тем, кто Ему чужой:"Человека, эту поделку Бога-творца, лучший Бог избрал длясвоей любви, и для своего же блага он трудился, чтобынизойти с третьего неба к этим ничтожным стихиям, врезультате чего даже был распят в этой каморке Творца" (тамже, 14).

Таким образом только отношение Всеблагого Бога к мирусотериологично, то есть направлено против него и его Бога.Что касается человека, то отношение к нему этого другогоБога ничем не обусловлено и поэтому является актом чистогопрощения. Здесь Маркион вновь по-своему трактует антитезуПавла: антитезу "прощения, даваемого даром", и "оправданияделами". Это даваемое людям даром прощение служит одним изстолпов христианской религии; но если у Павла "даром"означает "перед лицом человеческой вины и несовершенства",т.е. в отсутствие каких-либо человеческих заслуг, то уМаркиона оно означает "перед лицом взаимной инаковости",т.е. ввиду отсутствия каких-либо связей. В данном случае недействуют ни ответственность, ни отеческая привязанностьтворца к его созданиям, ни описываемый гностическойтрадицией феномен включенности Всеблагого Бога в в судьбудуш (и мира) в связи с описанными ранее генеалогическимиотношениями; так что для Него нет ничего, что бы он могвновь открыть или восстановить. Наконец, в отсутствиепредшествующих деяний невозможно говорить о прощении ипримирении: если люди прежде и грешили, то они определенноне могли грешить против Него. Данный пункт представляетсобой первую истинную взаимосвязь между этим Богом итворениями, не его собственными, созданными через актпрощения без прошлого, и отношение обретает полноту в этомвиде. Христианский читатель задумается, что же здесь делаетхристианское понятие о божественной любви и милосердии.Призыв к раскаянию, опасность осуждения, страх и трепет,искупление вины -- все эти составляющие христианскогопослания исключены. Но здесь можно отметить, что покаМаркион упразднял парадокс Павла о Боге, который справедливи благ и пред лицом которого человек -- все ещепровинившийся возлюбленный, он все более подчеркивалпарадоксальность прощения, даваемого непостижимо,беззаботно, без предварительных условий и подготовки к нему -- неизменное таинство божественной благодати кактаковой. По этой причине Маркион должен считаться одним извеликих поборников парадоксальной религии.

Не менее непреклонным, чем в теологической доктрине, былМаркион и в наставлениях о поведении, на ней основанных.Возможно, разумеется, что в его работах не описаны главныеи дополнительные условия божественного прощения, и в ещеменьшей степени им свойственно определение совершеннойчеловеческой природы через добродетель вклассическо-языческой манере. В принципе, представление оположительной нравственности как способе регулирования и,следовательно, утверждения существования человека в системетворения уже было разработано, кроме учения о Законе, черезкоторый творец осуществляет свою власть над людскими душамии которому спасенные больше не подчиняются: следование емумогло бы усилить власть космоса, что неизбежно отодвинулобы момент окончательного разрыва его оков. Это последнееусловие определяет характер морали, которую предписывалМаркион. Ее принципом было: не завершать, но ослаблять миртворца и добиваться по возможности минимального с нимсоприкосновения. "Отрицая Демиурга, Маркион выступаетпротив использования вещей этого мира" (Clem. Alex. Strom.III. 4. 25).

Аскетизм, таким образом предписываемый, является, строгоговоря, не делом этики, а предметом метафизическогопостроения. Одним из его аспектов было избеганиеосквернения мира, главный аспект -- скореепрепятствовать, чем способствовать замыслу творца, или дажедействовать в противовес ему: "[Маркион] верил, что ондосаждает Демиургу, воздерживаясь от того, что он делал илиутверждал" (Hippol. Х. 19. 4). "Постоянное воздержание" ввопросах пищи есть "во благо разрушениями пренебрежения, иотвращения к трудам творца" (Jerome Adv. Jovinian., II.16). Особенно ясна цель запрещения половых сношений ибрака: "Не желая помогать продолжению мира, созданногоДемиургом, маркиониты провозглашают воздержание отсупружества, бросая вызов их творцу и торопя Благого,который призвал их и который, говорят они, является Богом вдругом смысле: поэтому, не желая что-либо оставить здесьвнизу, они обратились к воздержанности не из моральныхсоображений, но от враждебности к их создателю и нежеланияиспользовать его творение" (Clem. Alex. цит. соч.). Здесьосквернение плотью и ее вожделениями, столь широкораспространенная тема в эту эпоху, даже не упоминается; наего место становится*[4] аспект размножения, который делаетсексуальность негодной -- тот самый аспект, который вглазах Церкви единственный оправдывает сексуальность, какразрешенную природой. Маркион здесь приводит настоящий итипично гностический аргумент, самую полную разработкукоторого мы встретим у Мани: размножение являетсяизобретательной уловкой архонтов для неограниченногоудержания душ в мире. Таким образом, аскетизм Маркиона, вотличие от ессеев или позднего христианского монашества, непредполагал дальнейшего освящения человеческогосуществования, но был в сущности отрицательным с точкизрения гностического мятежа против космоса.

Используя свое понимание Св. Павла в качестве мерилатого, что является истинно христианским, а что -- нет,Маркион подверг писания Нового Завета суровой проработке,чтобы отделить истину от того, что он относит к позднимфальсификациям. В первое время это была работа не только покритическому рассмотрению библейского текста, но и вобязательном порядке -- других документов раннегохристианства, однако сама идея канона была постигнута ивоплощена христианской Церковью. Ветхозаветный канон былсоздан задолго до иудаистских теологов, но ни одна изнадежных и достоверных книг не цитировалась так часто, какСвященное Писание в изменчивой массе христианских трудов.Канон, который Маркион положил для Церкви, был, понятно,беден по содержанию. То, что Ветхий Завет полностью осталсяза его пределами, само собой разумеется. Из известного внаше время Нового Завета были приняты только Евангелие отЛуки и десять Посланий Павла; послания тоже с некоторымиисправлениями и опущениями того, что Маркион принимал заиудаистские вставки. Последние также, на его взгляд,вторглись и в Евангелие от Луки, которое в целом онрассматривал как достоверное, т.е. данное Богом (а неЛукой); следовательно, оно нуждается в осторожномредактировании: история рождества, например, с ее ссылкамина Давида, должна быть убрана, а также и многое другое (мыотмечали уже исключение 12:6). Этих главных особенностейдостаточно, чтобы проиллюстрировать общий характеркритической работы Маркиона с текстом. В ответ на попыткуМаркиона протолкнуть свой канон и на его полную трактовкухристианского послания, отличную от церковной, Церковьпродолжила создание ортодоксального канона и ортодоксальнойдогмы. В отношении первого, главная битва была засохранение или отбрасывание Ветхого Завета, и если"Священное Писание" к нашему времени содержит оба Завета,этим оно обязано тому факту, что учение маркионитов неполучило развития. В области догматики удар антимаркионитовнаправлен на ранние формулировки, как то "Regula fidei",которой Ориген предваряет свой главный труд, "DePrincipiis", содержащий эмфатическое утверждение: "Это Бог,простой и благой, Отец нашего Господа Иисуса Христа, самдал закон, и пророков, и евангелия, это Бог апостолов иВетхого и Нового Заветов".

В любом случае маркионитство осталось проблемойхристианства до наших дней. И независимо от всех дискуссийпо поводу вероучения, послание нового, другого БогаМаркиона никогда не перестанет затрагивать человеческуюдушу.