• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

Пока мы не сможем понять язык мероитов, источники для суждения о мероитской религии будут ограничены рельефами на стенах храмов и теми немногими сообщениями, которые оставили нам классические авторы. Информация, сообщаемая этими авторами, не очень способствует прояснению вопроса, поскольку они проявляли почти полное непонимание того, что верования других народов могут отличаться от их собственных, и зачастую пытались, как это делалось ими при описании египетской религии, просто отождествлять местных богов со своими собственными.

Изучение сонма божеств, изображенных на памятниках, приводит нас к пониманию того, что народ Мероэ позаимствовал значительную часть своих официальных религиозных понятий из Египта, а большинство богов этого народа и их изображения всегда очень похожи на соответствующих богов страны фараонов. Но были у них и свои собственные боги, аналогов которым у египтян не существовало, и по крайней мере один из них, Апедемак, стал самым значительным богом «острова Мероэ». У нас нет никаких сведений о местной религии Куша периода египетского захвата, но напатанские религиозные традиции представляются практически точной копией фиваидской религии позднего Нового царства с доминированием Амона, бывшего в той же мере государственным богом Напаты, в какой он был богом Египта. Храм в Джебель-Баркал был возведен для служения Амону и, как мы видели, оставался важным религиозным центром и долгое время после того, как политическое влияние Напаты сошло на нет.

Первые мероитские цари безусловно полагали преданность Амону в качестве главного элемента своего пребывания на троне, и по надписям времен Амани-нете-йерике, Харсиотефа и Настасена мы можем судить о почитании, которым он был окружен. Надписи эти сделаны на египетском языке, и в религиозных представлениях, которые раскрываются в них, перед нами предстает совершенная их адекватность египетским верованиям. Вполне возможно, что эта официальная религия, восходящая к религиозным представлениям времен начала египетского проникновения, замыкалась в кругу царской фамилии, царского двора и храмового жречества.

На рельефах храмов и часовен при пирамидах мы видим множество изображений богов, причем и здесь на всем протяжении мероитской истории представлены главным образом египетские боги. На рельефах часовен при пирамидах Мероэ, которые иногда достаточно далеко отстоят от египетских художественных традиций, изображены боги, опять-таки известные и представленные в современном им Египте.

Чтобы обнаружить собственно мероитские божества, мы должны обратиться к храмам, и в этом отношении особую значимость приобретает Львиный храм в Мусавварат-эс-Софре. Храм этот, как уже отмечалось, посвящен богу-льву Апедемаку, неизвестному в египетском пантеоне богов, но бывшему весьма почитаемым в Мероэ, хотя и, по всей видимости, незнакомому в северной части царства. Рельефы и надписи на стенах храма дают нам обширную информацию о мероитской религии в III в. до н. э. и заслуживают более пристального внимания. Обращаясь прежде всего к южной стене, мы видим царя с лицом, обращенным налево, и богиней Исидой, стоящей за ним; прямо перед царем изображена меньшая фигура принца в виде жреца Исиды в двух поселениях, названия которых часто встречаются в этих текстах и предположительно идентифицируются как Мусавварат-эс-Софра и Вад-бен-Нага соответственно. Прямо перед царем стоит шеренга из шести богов, предводительствуемых Апедемаком; он держит в левой руке лук и стрелы и в ней же сжимает веревку, к которой привязан пленник. Вся его внешность, равно как и вооружение, однозначно предполагает, что перед нами изображен бог-воин величайшей значимости. Частые упоминания его в мероитских текстах вполне проясняют его роль, так что, как представляется, он наряду с Амоном был главным богом мероитов. Символом его был лев; это животное, которое должно было населять «остров Мероэ» в больших количествах, ловили, вероятно, в младенческом возрасте и держали в Мусавварате, где оно играло какую-то роль в храмовых церемониях. Один из рельефов на стене этого храма изображает львенка, несомого в процессии, а другой – прирученного льва, сидящего на поводке с ошейником. После Апедемака следовал Амон, здесь он занимал второе место, поскольку данный храм был посвящен богу-льву, но все равно оставался могущественной и значимой фигурой. За ним по старшинству следовал другой бог в человеческом египтизированном виде, имя которого, больше нигде не известное, было Себевимекер; за ним шли Аренснуфис, Гор[54] и Тот[55]. Представляется, что почитание Аренснуфиса было ограничено пределами Нубии да еще, возможно, он был известен в Филах; таким образом, он мог быть по происхождению мероитским богом. Двое последних являются хорошо известными египетскими божествами. На северной стене храма имеется подобное же изображение царя и принца, перед которыми снова стоит шеренга богов. Отдельные участки этой стены были разрушены, поэтому точно определить фигуры божеств не представляется возможным, но во главе их стоит снова Апедемак, за ним – неизвестная богиня, бог и снова богиня, за ней следует бог Амон, изображенный на этот раз, как обычно, с головой овна, а за ним – богиня Сотис, Гор и Исида.

Особая значимость этого рельефа заключается в том, что надписи на нем сделаны на египетском языке, причем среди них есть молитвы богам или обращения к ним, что позволяет узнать нечто, касающееся отношения верующих к этим божествам. В молитве к Апедемаку говорится:

«Славься, Апедемак, властитель Наги; великий бог, властитель Мусавварат-эс-Софры; блистательный бог, главенствующий в Нубии! Лев юга, сильная рука. Великий бог, снисходящий к тому, кто взывает к нему. Тот, кто таит (?) тайну, скрытую в его существовании, кто не различим взглядом. Кто собрат мужчинам и женщинам, кому нет преград ни на небе, ни на земле. Кто дает пропитание всем людям и носит поэтому имя «Великий Бодрствующий». Тот, кто направляет свое горячее дыхание на своих врагов и носит поэтому имя «Великая Сила». Кто поражает своих врагов... Тот, кто карает всех, творящих преступление против него. Кто готовит место для того, кто отдает себя ему. Кто дает тому, кто взывает к нему. Властитель жизни, великий в величии своем».

Молитва эта имеет много аналогов в египетских религиозных текстах птолемеевской эпохи и демонстрирует, что Апедемак сам по себе был исключительно мероитским богом, хотя те, кто составлял молитвы ему, были хорошо знакомы с египетскими религиозными ритуалами.

Первая часть надписи в честь Себевимекера, однако, не имеет никаких египетских параллелей и, поскольку этот бог известен нам только по данному региону, представляет особый интерес, раскрывая исключительно местное религиозное творчество. Этот бог говорит:

«Я даю тебе все, что нужно ночью, все, что происходит днем. Я даю тебе на радость годы под солнцем и месяцы под луной. Так говорит Себевимекер, властитель Мусавварат-эс-Софры, дающий жизнь подобно богу-солнцу во веки веков».

И в другом месте:

«Я даю тебе время жизни, бог солнца на небе, так говорит Себевимекер, великий бог во главе Нубии».

Об этом боге мы ничего не знаем, кроме того, что сообщают нам эти надписи, но, соотнося его с Апедемаком на задней стене Львиного храма, на стенах которого они изображены единственными из всего сонма богов, мы можем предположить, что он был одним из главных богов этого региона, хотя и не встречается больше ни в одном другом мероитском городе. По тому, что он заявляет сам о себе, он представляется богом-созидателем. Это косвенно подтверждается тем, что на этой стене храма фриз с изображением знака анкха, знака жизни, проходит ниже его ног, тогда как ниже ног Апедемака, бога войны, находятся изображения пленников, связанных по рукам и привязанных к боевым слонам.

Себевимекер известен нам только по Мусавварат-эс-Софре, но его более высокопоставленный коллега, бог-лев, знаком нам по находкам в нескольких других городах, из которых самым важным является Нага, где храм также посвящен ему. На его примечательном и уникальном изображении в Наге, на наружной поверхности задней стены, Апедемак представлен в виде единственного бога, принимающего поклонение от царственной фамилии. Он изображен только на южной плоскости двух внешних поверхностей боковых стен, где, как и в Мусавварат-эс-Софре, он возглавляет шеренгу богов, к которым приближаются в молитвенных позах царь, царица и принц. За ним следуют Гор, Амон, Хонсу[56] и Хнум[57]. На противоположной стороне также изображена царская фамилия, но на этот раз стоящей перед несколькими богинями – Исидой, Мут[58], неизвестной богиней выраженной африканской наружности (возможно, единственное изображение некоей местной богини), Хатор[59] и Сатис[60]. Таким образом, здесь снова представлена портретная галерея египетских божеств, в которую включены также бог-лев и неизвестная богиня. Рядом со всеми этими божественными фигурами присутствуют краткие надписи мероитскими иероглифами, которые в ряде случаев можно прочесть как имя божества, но в остальном остаются непонятными.

На двух пилонах этого храма лев изображен помогающим царю и царице побеждать их врагов (рис. 33); на обращенной кнаружи поверхности пилонов Апедемак представлен в виде змея, появляющегося из цветка (рис. 34). На внутренней их поверхности имеется его обычное изображение – пронзающим врагов. Таким образом, все части храма несут свидетельства мощи бога-льва, который также был известен и в других частях «острова Мероэ» – в Львином храме в городе Мероэ, в Базе; тогда как Умм-Усуда, «мать львов», сохранила в своем имени память об этом властном боге.

Было высказано предположение, что Апедемак также считался воплощением солнца, что культ льва и культ солнца, в сущности, идентичны. Доказательств этому в изображениях собственно Апедемака нет, предположение основывается целиком на аналогиях с культом солнца в Сирии и Персии. Нет сомнения в том, что многие небольшие храмы в Мероэ – и не только на окраинах, представленные храмом Солнца в Мероэ и храмом в центральном комплексе Мусавварат-эс-Софры, но также и небольшие молельные помещения, или cella, с четырьмя колоннами – имеют тесные параллели с храмами Западной Азии, что может быть свидетельством влияния этого региона. Если эта точка зрения правильна, то бог-солнце, высеченный в скале Джебель-Квели, имеющий четкие признаки сирийского эллинистического стиля, может быть тем же самым богом в другой его ипостаси. Вне всякого сомнения, он изображен в виде бога военной победы, точно таким же образом, что и Апедемак.

Другим местным культом было обожествление слона, изображения которого часто встречаются в Мусавварат-эс-Софре. Мы не знаем здесь никаких рисунков, которые можно было бы интерпретировать как бога-слона, хотя некоторые архитектурные детали, напоминающие слонов, дают представление о том, что отдельные части комплекса были посвящены обрядам, предметом которых было это животное. В Вад-бен-Наге, однако, была найдена небольшая статуя божества в форме слона, и нет никаких сомнений, что слон, как и лев, считался богом.

Некоторое подтверждение мнения Геродота о культе Исиды и Осириса для погребальных целей может быть усмотрено в очень большом количестве столов для жертвоприношений во время погребения с мольбами к этим богам. Так как Осирис был традиционным египетским богом мертвых, а Исида его женой, факт этот можно считать еще одним моментом доминирования египетских понятий. На многих из столов изображены совершающие возлияния богиня Нефтис и бог Анубис, связанные с культом мертвых в Египте. Хотя форма этих столов для жертвоприношений и надписи на них мероитские, теологические понятия, воплощенные в них, являются египетскими.

Существование другого бога-солнца можно предположить исходя из распространения имени Mesh во многих погребальных текстах на больших северных кладбищах в Караноге и Шаблуле. Поскольку наше понимание этих текстов весьма невелико, это является не более чем предметом предположений, но, тем не менее, предположений весьма интересных: мог существовать и некий местный культ, отправлявшийся в пока еще не открытом археологами храме.

Мероитские погребальные обычаи демонстрируют нам ту же самую смесь местных и египетских традиций, которую мы видим и во всех других аспектах этой культуры. Самые ранние царские погребения в Курру, датирующиеся периодом до возвышения Мероэ, являются продолжением традиции, в которой тело погребалось на ложе, как и на гораздо более раннем кладбище около 1800 г. до н. э. в Керме. Впоследствии этот обычай был несколько изменен, и тело мумифицировалось. Были также найдены керамические сосуды, в которые помещались внутренние органы покойного, а также полный набор египетских амулетов и shawabtis[61]. К тому времени, как стало использоваться кладбище в Нури, обычай этот почти полностью сошел на нет, и лишь немногие из самых ранних погребений производились на ложе. Вместо этого вошла в обычай распространенная в Египте практика захоронений в каменном или деревянном гробу, сделавшая их неотличимыми от египетских погребений. Некоторые из них, вероятно, были чрезвычайно богатыми, поскольку даже в разграбленных захоронениях было найдено большое количество амулетов и shawabtis.

Кладбища в Мероэ много добавили к нашим знаниям о погребальных ритуалах. Самые ранние захоронения на Южном и Западном кладбищах, которые использовались еще до эпохи Аспелты, представляют особый интерес, поскольку на них мы можем наблюдать одновременное существование двух традиций. Здесь были обнаружены два совершенно различных типа захоронений. Первый, или местный, тип представляет собой прямоугольную могилу, в которую кладется не мумифицированное тело, обычно на левом боку, на деревянное ложе, как и в самых ранних погребениях в Курру. Такого рода погребения содержат богатый набор оставляемых в могиле вещей того же типа, что и в Курру и ранних погребениях в Нури (рис. 51). Гробница № W.609 на Западном кладбище представляет собой хороший пример такого типа погребений; в ней содержится большое количество фаянсовых амулетов, а также бус, алебастровых чаш и сосудов из серебра и бронзы. Содержимое других захоронений куда беднее; они намного теснее и содержат мумифицированные тела, помещенные в деревянные гробы и часто запеленутые в покрывала с молитвами того типа, что хорошо известен по современным им египетским захоронениям. Гробница № W.571 хотя и отличается довольно богатым набором оставленных в ней вещей для гробниц подобного рода, является типичной в других отношениях (рис. 52). Одновременное наличие двух столь различных типов погребений весьма примечательно и позволяет сделать предположение о существовании двух отдельных сообществ людей, живших в Мероэ в то время. Весьма вероятно, что погребения на ложе являются захоронениями местной мероитской аристократии, в то время как погребения египетского типа в гробах принадлежат колонии египетских ремесленников и писцов.

Рис. 51. Гробница № W.609 из Мероэ и три отдельных предмета, найденных в ней на отмеченных местах; а – бронзовая ваза; б – глазированный стеатитовый скарабей; в – алебастровая ваза

Как и в Нури, погребения на ложе, как представляется, не осуществлялись на всем протяжении мероитской эпохи, и погребения в гробах становятся обычной практикой до ее конца. Множество захоронений было разграблено и повреждено, и лишь незначительное число их осталось целым. В частности, до наших дней уцелело очень мало от царских погребений на Северном кладбище, где цельные гробы или их фрагменты составляют лишь исключение. Два захоронения в пирамидах № 11 и № 12 содержат гробы; во многих других остались только каменные скамьи, на которых, как можно предположить, некогда покоились гробы. Видимо, многие из этих гробов были сделаны из дерева, но несомненно деревянные фрагменты их были найдены только в пирамидах № 15 и № 17, которые относятся ко II в. н. э. Можно было бы высказать предположение, что мумификация покойников имела место на всем протяжении мероитской эпохи, но все тела были так нещадно изуродованы грабителями, что нельзя с уверенностью сказать, сколь долго господствовал этот обычай.

Рис. 52. Гробница № W.671 из Мероэ с отмеченным расположением обнаруженных в ней предметов: 1 – 5, 10 – алебастровые кувшины; 6 – четыре из десяти скарабеев или печатей в форме скарабеев; 7 – амулет из амазонита в виде жертвенной купели; 8 – остатки налобных бус; 9 – цилиндрическая подвеска из горного хрусталя, заключенного в золотой футляр; 11 – золотой самородок (найден лежащим отдельно)

До нас дошли многочисленные погребения, относящиеся к самому началу I в. н. э. В большинстве из них наряду с «основным» покойным, лежащим в гробу, были найдены и скелеты без гробов, лежащие на полу могилы. Все это весьма напоминает возврат к обычаю жертвенных погребений, как в Керме, где слуг покойного в ходе его погребения убивали, чтобы они сопутствовали своему хозяину и после смерти. В отдельных случаях в могилах были найдены также скелеты домашних животных.

Кладбище с могилами в курганах, находящееся к востоку от пирамид, в большей своей части относится уже к постмероитскому периоду; на нем снова встречаются погребения на ложе. Кладбище № 500 датируется мероитским периодом, но у нас нет никакой информации о характере захоронений на нем. По общему его описанию можно понять, что в гробницах погребались люди куда более бедные, чем на больших царских кладбищах. Предметы, оставленные в захоронениях, большей частью состоят из гончарных изделий, лишь в немногих случаях встречаются подвески и столы для жертвоприношений.

Кладбища на севере дают больше информации о погребальных обычаях простого народа. Самые большие из них – в Караноге и Фарасе. По ним можно судить о существовавших тогда погребальных обычаях, хотя имеются незначительные местные отличия. Тела покойных не мумифицировались, большинство из них было погребено без гробов, причем тело помещалось в могилу на спине, вытянутым во весь рост, в большинстве случаев обернутым в материю. В Караноге это был лен, тогда как в Мероэ в основном находят хлопковые ткани. В захоронениях оставлялось некоторое количество погребальных даров, обычно это были гончарные изделия, хотя нередки и бронзовые сосуды, бусы и кольца. В нескольких могилах рядом с покойниками были положены луки и стрелы, никакого другого оружия в могилах найдено не было.

Рис. 53. Погребальная стела из Каранога

Перед входом в гробницу было принято ставить стол для жертвоприношений, обычно с надписью на нем, хотя имеются и вариации этого обычая (рис. 35, 36, 53). В ряде случаев здесь же возводилась стела и любопытная фигура – получеловек-полуптица, которая в египетской религии символизировала человеческую душу. Большинство из этих культовых предметов было найдено опрокинутыми, так что редко можно было с уверенностью заключить, кому они принадлежали и где находились изначально, хотя, предположительно, они помещались в нишу в надземной части гробницы.

Этот по необходимости краткий обзор дает некоторое представление о погребальных обычаях, хотя и основан лишь на части находок, сделанных в царских погребениях юга и погребениях обычных жителей севера страны. Пока не будут проведены раскопки нецарских погребений в южных провинциях, у нас не будет полной картины мероитской практики погребений. Равным образом мы не сможем до той поры прийти к выводу, принадлежат ли погребения различных типов на северных кладбищах двум различным социальным группам. Однако разброс в богатстве оставленных в могилах предметов, как это было в Фарасе, говорит в пользу такого предположения.