• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

Московский дворец спорта. Через пятнадцать минут наша команда начнет свой последний в сезоне матч. Потом, после окончания встречи, – торжественная церемония награждения победителей, спуск флага чемпионата страны по хоккею.

ЦСКА – «Спартак». Два популярнейших спортивных коллектива. И потому трибуны заполнены, хотя все уже ясно, хотя встреча эта не играет никакой роли для распределения призовых мест. Я люблю вот таких болельщиков. Для них главное – не счет, не очки, не места. Для них важнее всего – сам хоккей, сама игра. Эти любители спорта умеют наслаждаться искусством ведущих мастеров хоккея, их темпераментной борьбой на ледяной площадке. Для этих болельщиков турнирная таблица менее важна и интересна, чем соревнования мужества, интеллекта, атлетизма и воли.

…Разминка заканчивается. Судьи вызывают команды на поле.

И вот мчатся на огромных скоростях хоккеисты, сверкают коньки, вскипают у бортиков яростные схватки, молнией выписывает зигзаги шайба. Начался хоккей!

Мы любим хоккей за удаль, за огневой характер игры, где порой совсем не просто разобраться в вихре происходящих событий. Клокочущая схватка страстей, скрытая борьба характеров, пышущий жаром темперамент – таков хоккей.

Хоккей – это соревнование не только мужества и скорости. Это и соревнование умов. Лишь тот может мечтать о победах, кто умеет мгновенно, как шахматист в цейтноте, разбираться в самых сложных, постоянно изменяющихся ситуациях, кто научился едва ли не ежесекундно находить наилучшее решение из всех возможных, кто умеет, наконец, предвидеть, предугадывать дальнейший ход происходящих на хоккейном поле событий.

Хоккеисту нужна не только мудрость шахматиста, но и точность снайпера. Отдать шайбу прямо на клюшку мчащегося партнера, попасть на большой скорости в незащищенный уголок ворот – право же, ничуть не легче, чем пять раз подряд выстрелить из пистолета в заветную «десятку».

И еще одну важную черту можно подметить у классного хоккеиста. Его… музыкальность. Умение чувствовать ритм игры, ритм или, напротив, аритмичность атак, умение менять этот ритм в зависимости от игровой ситуации.

Все это привлекает к хоккею не только сотни тысяч спортсменов, но и миллионы болельщиков. Яркое, красочное зрелище хоккейного поединка – это всегда праздник. Праздник чувства и красоты. Праздник юности и спорта. И мне всегда кажется, что люди, сидящие на трибунах, чутьчуть похорошему завидуют нам, хоккеистам. И им, видимо, тоже хочется попробовать свои силы.

…Однако игра продолжается, и темп ее все нарастает. Все стремительнее атакуют спортсмены, все быстрее – не успеваешь порой и следить – мечется шайба.

На ходу, не останавливая игры, проводим смену составов.

На площадку выскакивают Зайцев, Ромишевский, Ионов, Моисеев, Мишаков. Самое быстрое наше звено. Вот Зайцев перехватывает шайбу, передаст ее за воротами Ромишевскому, и Игорь, набирая скорость, устремляется в атаку. Спартаковцы поспешно откатываются назад. Перед Ромишевским свободный участок льда, он может продвигаться сам, но шайба уже летит к Жене Мишакову. Быстрее, быстрее! Мишаков наклоняется вправо, обманывая нападающего спартаковцев, а шайба у левого бортика, у Толи Ионова. Нет, нет, у Толи она была только какое-то мгновение, он только коснулся ее, а сейчас шайбу отбивает спартаковский вратарь, парируя внезапный сильнейший бросок Юрия Моисеева.

Пока я успеваю отметить про себя отличную скорость, с какой развивалась атака, шайбой снова овладевают армейские хоккеисты. Они неторопливо откатываются назад, на свою половину поля, чтобы спустя несколько секунд, в одно касание передавая шайбу друг другу, снова на огромной скорости ворваться в зону соперника.

Я смотрю, как играют эти хоккеисты, и, отвлекаясь от происходящего на поле, думаю о том новом, абсолютно непонятном для Мориса Ришара коллективизме, который отличает действия наших спортсменов.

Разумеется, и на Западе хоккей носит коллективный характер.

Один спортсмен, даже самый большой мастер, обыграть целую команду не может. Одному трудно, практически невозможно, получив шайбу в своей зоне, провести ее до ворот соперника, обыграв по пути пять человек, тоже, кстати, мастеров. И потому хоккеисты продвигаются вперед, передавая шайбу друг другу, стараясь обыграть команду соперников не в одиночку, а общими усилиями, вместе, командой.

В пасе всегда участвуют два человека. Тот, кто пасует, передает шайбу комуто. И тот, кто этот пас, эту передачу принимает. Поэтому мы и говорим, что хоккей – игра коллективная. Как, впрочем, и любая другая игра: футбол, волейбол, баскетбол, регби, ручной мяч, водное поло, где победа завоевывается трудом всего коллектива спортсменов.

Все хоккеисты в мире играют в пас. Но коллективизм нашего хоккея существенно отличается от коллективизма канадских хоккеистов, и именно в этом я вижу одну из самых главных причин успехов наших мастеров на международных соревнованиях.

Наша школа хоккея не похожа на канадскую прежде всего тем, что советские хоккеисты пасуют значительно чаще и больше. Чем это обусловлено?

Однако прежде несколько необходимых пояснений. Нужно отличать технический коллективизм (пас) от тактического (игра без шайбы). И именно в понимании тактического коллективизма канадские тренеры и специалисты особенно далеки от нас.

Известно, что скорость атаки или контратаки в хоккее зависит от скорости движения шайбы. И именно поэтому Игорь Ромишевский в той контратаке, о которой я рассказывал, даже имея возможность беспрепятственно продвигаться с шайбой вперед, решил отдать ее Мишакову. Как бы быстро он ни бежал – шайба всегда быстрее.

Когда Ромишевский отдал пас Мишакову, то один из защитников противостоящей команды бросился к нашему нападающему, стремясь помешать ему овладеть шайбой. Это закономерно: соперник вынужден реагировать на каждый пас. Следовательно, большое количество передач увеличивает эффект атаки. Ведь цель паса – иметь свободного, как бы лишнего игрока. И если соперники сделали в ходе матча 150 передач, а мы пасовали 270 раз, то это значит, что у нас было на 120 игровых моментов больше, то есть было больше благоприятных условий для развития атаки и в конце концов для взятия ворот.

Но дело не только в количестве передач. Пас должен быть точным и скрытным, замаскированным; как в той ситуации, когда Мишаков, сделав ложный финт, имитировал движение вправо, а шайбу при этом передал влево, на бегущего вдоль бортика Ионова.

Чтобы пас был неожиданным для соперника, нужно умело использовать приемы обводки. При этом передача должна быть активной, иначе говоря, шайба должна попасть не просто к свободному игроку, а к тому, кто находится в наиболее удобной для развития атаки позиции. А этот пас партнеру, находящемуся в наилучшем положении, будет тем более опасен, если не один, а дватри хоккеиста стремятся выйти на опасную для соперников позицию.

Разумеется, не следует забывать, что пас вовсе не является единственным и универсальным средством ведения атаки. Шаблон, стандарт, схематизм мысли и действий убивают, мертвят самую благую идею. И если вся игра команды будет строиться на одних лишь передачах. шайбы, соперник легко сможет пресекать подобные атаки еще в зародыше.

Я умышленно не касаюсь здесь пока обводки как одной из возможностей обыграть соперника. Пока я говорю только о тех преимуществах, которые приносит коллективная игра в пас. Но хотел бы попутно заметить, что в условиях большой плотности игроков чрезвычайно важную роль играет пас в ходе обводки. Такой передачей: достигается подчас не одна лишь скрытность намерений: обыгрываются и ближайший и – . нередко – другие хоккеисты соперника, не ожидающие столь острого и смелого решения.

Мы сами не сразу пришли к такому пониманию паса, коллективизма в игре. В первые годы мы весьма старательно подражали более опытным спортсменам других стран. Однако свои ошибки бывают особенно заметны, когда их повторяет кто-то другой и когда на них смотришь как бы со стороны. В 1952 году к нам приезжала шведская команда АИК. И вот что нам бросилось в глаза: шведские хоккеисты чаще всего дают пас, уже ввязываясь в единоборство с противником. Такой принцип игры у них был превращен в. догму. Они пасуют как бы от худой жизни, когда нет другого выхода.

Эта особенность отличает игровой почерк, не только, скандинавских, но и канадских и американских спортсменов. Если канадец или швед имеет перед собой участок свободного льда, то он скорее сам «протянет» через него шайбу. Наш же хоккеист, напротив, поступит иначе: повышая скорость контратаки, немедленно передаст шайбу вперед партнеру. Ведь, кроме всего прочего, когда защитник (или нападающий) долго держит у себя шайбу, то соперники в эти время успеют плотно прикрыть его товарищей.

Боюсь, что можно увидеть у меня противоречие: в одном месте я рекомендую давать пас, ввязываясь в единоборство, а несколькими строками дальше осуждаю зарубежных хоккеистов, которые пасуют, как правило, на грани единоборства.

Здесь, поверьте, нет противоречия. Все зависит от конкретной игровой обстановки. Наш спортсмен всегда стремится дать пас, и прежде всего тогда, когда партнер находится впереди, ближе к цели, когда он остался, хотя бы на секунду, без опекуна, когда мы контратакуем. Но если возникла иная ситуация, если все партнеры прикрыты, если требуется обострить обстановку, привлечь к себе главное внимание соперников, то в этом случае целесообразно использовать обводку и выждать, пока партнер – опять же хотя бы на секунду освободится от опеки. А в этом случае уже должен последовать внезапный скрытый пас.

Формулу сокрытия своих намерений можно было бы выразить так: «Пасуя, грози обводкой, вступая в единоборство, угрожай пасом».

Пасом кто-то должен руководить. У заокеанских спортсменов эту функцию обычно выполняет тот, кто владеет шайбой. А у нас – тот, кто без шайбы, кто стремится занять наиболее выгодную позицию. Значит, них четверо зависят от одного, а у нас – один от четверых. И потому с нашими хоккеистами бороться труднее, ибо, за четырьмя следить сложнее, чем за одним.

Такой метод блестяще себя оправдал на люблянском и венском чемпионатах мира, где советская сборная была, самой результативной командой. В Любляне мы забросили в ворота соперников 55 шайб – почти в два раза больше, чем наши главные конкуренты! Еще более убедительной была наша результативность в Вене -58 шайб заброшено и лишь 9 пропущено. Команда и хоккеисты, играющие в одно касание, выглядят порой на поле менее эффектно, чем команда, где спортсмены часто и много играют в одиночку, увлекаются индивидуальными проходами, обводкой противника. Зато игра первой команды чрезвычайно эффективна.

Однако при таком хоккее, при игре в одно касание спортсмен, отдающий пас, часто остается в тени (особенно в глазах неквалифицированных зрителей), и потому на такую манеру игры могут идти не все спортсмены, а только те, кто ради общего успеха согласен быть как бы на втором плане, только те, у кого хороший, добрый характер. Кто, перефразируя Константина Сергеевича Станиславского, любит не себя в хоккее, а хоккей в себе.

Я твердо убежден, что подлинный коллективизм в современной классной хоккейной команде возможен, только в том случае, когда в ней, в этой команде, играют добрые, умные, хорошие и скромные люди, умеющие уважать и любить своих товарищей, люди, которые всегда готовы бескорыстно прийти на помощь другу.

Несколько лет назад играл в ЦСКА молодой защитник. Внимательно наблюдая за его игрой, я пришел к выводу, что хоккеиста экстракласса, способного отстаивать честь советского спорта в борьбе за мировую хоккейную корону, из него не выйдет. Уж слишком честолюбив был этот парень и минуты буквально не мог оставаться на втором плане. Нехорошая жадность к шайбе не давала ему возможности играть в одно касание.

Володя (так звали хоккеиста) спорил со мной, говорил, что я не прав, что он знает себя, свои характер лучше, чем кто-то другой, что играть в хороший хоккей он тоже может. Чуть ли не на спор выходил на площадку играть в одно касание, но проходило восемьдесять минут – Володя увлекался происходящим на поле, переставал следить за собой, терял контроль над действиями и как результат передерживал шай6у, стремясь сам эффектно (непременно эффектно!) – так, чтобы обратили внимание зрители, – обыграть соперника.

Большой мастер из Володи так и не вышел. И главная причина, из-за которой спортивная биография этого хоккеиста сложилась не так уж удачно, таилась в его внутренних человеческих качествах. Володя – плохой товарищ, себялюбец и потому так и не смог вырасти в выдающегося хоккеиста, хотя казалось, что он располагает для этого всеми возможностями.

Так хоккейные проблемы перерастают в общечеловеческие.

Все мы, советские люди, воспитаны в духе коллективизма.

И говоря об особом коллективизме в нашем хоккее, мы, тренеры, должны отдать дань высокого уважения семье, школе, институтской и рабочей среде, пионерии, комсомолу, партии, последовательно и терпеливо воспитывающим в душах нашей молодежи это бесценное нравственное качество.

В конце 40х годов я играл в одной тройке с выдающимися мастерами хоккея Всеволодом Бобровый и Евгением Бабичем.

Бобров был сильнее пас, и потому мы, его партнеры по звену, должны были подчинять свою игру ему, подыгрывать Всеволоду. Потом, когда я ушел на тренерскую работу, моё место занял Шувалов, но и при нем распределение обязанностей в этой тройке осталось прежним: на долю Бабича и Шувалова падал самый большой объем физической подготовительной работы. Быстрому и техничному Боброву оставалось, как правило, завершать начатую комбинацию голом, что он и делал блестяще.

Результативность Боброва была феноменальной. Достаточно сказать, что в среднем за игру он забрасывал дветри шайбы (точнее – 2,4). У лучших же хоккеистов сегодняшнего дня этот коэффициент значительно ниже двух, и только у Фирсова и Александрова он равен 2.

Безусловно, тройка Боброва была выдающейся. И потому но ее образу и подобию, по тем же принципам комплектовались и другие звенья. Такое же, на пример, распределение обязанностей было и в, тройке, в которое играли Михаил Бычков, Николай Хлыстов и Алексей Гурышев, где Гурышев был, забивающий, а Хлыстов и Бычков ему подыгрывающими.

Считалось, что такой принцип подбора троек, распределения функций внутри, них не противоречит коллективизму. Все равно, говорили нам, вы ведь играете в звене совместно, хотя и на Боброва. Ваша тройка – коллектив, в котором выделяется сильнейший. И в этом ничего страшного или порочногo нет.

Нам приводили в пример оперу. В опере ведь тоже есть не только солисты, но и второстепенные исполнители. Без этого, доказывали нам, не может быть оперы.

Принцип разделения коллектива на солистов и рядовых исполнителей, если не сказать статистов, переносили и на хоккей. Правда, в хоккее, как и в других видах спорта, солистов чаще называли «звездами».

Любопытная деталь. В опере львиная доля аплодисментов достается на долю солиста, премьера. То же получалось и в хоккее: и журналисты, и спортивные руководители, и любители спорта – болельщики громадную долю успеха всей команды относили обычно на счет выдающейся хоккейной «звезды».

Но вот опера провалилась. Кто виноват в провале? В театре, безусловно, виноват бывает чаще всего солист, ведь именно его пришли послушать зрители. А в хоккее? Кто угодно, только реже всего – солист, «звезда». Тут виновными оказывались обычно его партнеры, рядовые исполнители. Они, мол, недостаточно хорошо подыгрывали своему лидеру, не сумели обеспечить его точными и своевременными передачами, не так и не вовремя отдавали ему шайбу.

Нет, я (поймите меня правильно) не против хоккеиста» такого масштаба и такого таланта, как Всеволод Бобров, Алексей Гурышев и другие «звезды» того времени. Их роль в развитии хоккея, в обогащении технического арсенала этой игры, в успехах того или иного коллектива исключительно велика. И я не ратую за стирание ярких индивидуальностей, за хоккеистовсереднячков. Я совсем не против и той славы, которой окружены Хоккейные солисты. Ведь слава эта может быть могучим стимулом для овладения спортсменом высотами мастерства.

Сейчас я веду разговор о другом – насколько правомерно было наше понятие «коллективизма в хоккее» при построении тройки 1+2.

Думается мне, что в этом построении сказывался не столько обдуманный тактический замысел тренеров, сколько ужасная в то время бедность на игроков экстракласса. Игроков, умеющих завершать атаки на ворота противника забитой шайбой.

И я рассказываю сейчас об этом не для того, чтобы както упрекнуть наших хоккеистов первых призывов. Причина такой игры объясняется, как читатель, надеюсь, понимает, не их личным характером. Просто иногда, обстоятельства бывают сильнее нас.

Не могу, однако, вместе с тем сказать, что подобное понимание коллективизма было единственным и лучшим выходом из создавшегося положения. И прежде всего потому, что такое построение троек не способствовало росту и воспитанию высококлассных игроков. Подыгрывающие всегда становились в зависимое положение от «звезды» и постоянно ощущали свою второстепенность. Тем самым порой незаметно для себя хоккеист суживал свою игровую задачу, видел свой маневр только в том, чтобы подыгрывать «забивающему». А это значит, что он не полностью использовал свои возможности.

Если игровое задание не предусматривает инициативы игрока, максимальное раскрытие его способностей, то хоккеист в этом случае приносит команде пользу меньшую, чем мог бы.

К тому же довольно откровенное разделение внутри троек на амплуа «подыгрывающих» и «забивающих» значительно ограничивало и возможности тройки в целом, ее боеспособность. У каждого была своя, определенная, отчетливо выраженная задача, и потому соперникам было легче, учтя особенности тройки, подлаживаться под ее игру, находить какое-то средство против ее атак.:

Но, пожалуй, главная опасность состояла в том, что выделение, в тройке «лидера», «премьера», «звезды» не способствовало росту класса самой «звезды», порождало, и довольно часто, так называемую «звездную» болезнь – зазнайство, самоуспокоенность, откровенное пренебрежение «звезды» к товарищам по команде.

Правда, истоки этой болезни я не хочу видеть только в характерах самих хоккеистов. Тут во многом повинны и тренеры, ставящие «звезды» в исключительное положение, часто потворствующие им, и… журналистыкомментаторы. Да, да, и они тоже, если не больше. Сейчас я перелистываю подшивки старых газет и вижу особенно ясно, как несправедливо много писали об одних хоккеистах и как мало, напротив, о других, о тех, без чьих усилий и без чьего мастерства были бы незаметны на хоккейном небосводе «звезды».

Вот один, другой, пятый, десятый отчеты, в которых сквозит одна мысль: матч выиграл Всеволод Бобров. А о его партнерах порой ни слова. Даже его замечательные товарищи по хоккейной тройке подчас принижались, замалчивались спортивными репортерами. Что уж говорить о других, менее талантливых спортсменах, совсем терявшихся на фоне ореола «звезды».

Я до сих пор не понимаю, как можно было «не замечать», например, Николая Хлыстова, этого невысокого, быстрого, техничного парня, умеющего использовать хлесткий удар Алексея Гурышева. О Гурышеве, как большом мастере, говорили и писали более чем достаточно. И он это, конечно, заслужил. Но как часто забывали маленького Колю Хлыстова! А ведь сошел Хлыстов, и сразу же не стало былого Гурышева, грозного нападающего, опасного для всех вратарей.

Ну, бог с ними, с неискушенными любителями спорта, бог с ними, теми репортерами, кто видел на поле только «звезды». Но ведь этой «звездной» слепоте были подвержены и некоторые руководители нашего хоккея.

Вспоминается трагикомическая, история.

1953 год. Наши хоккеисты приняты в Международную федерацию хоккея. Цюрих ждет участников предстоящего первенства мира. С особенным нетерпением ждут сборную СССР: новички всегда интересны. Тем более что совсем недавно, неделю назад, советские хоккеисты выиграли в Вене студенческие игры, победив сильные команды Чехословакии и Польши со счетом 8: 1 и 15: 0.

Интерес к предстоящему чемпионату мира все возрастал. Мы с волнением готовились к первым трудным испытаниям.

И вдруг нам объявили, что в Цюрих команда не поедет: болен Всеволод Бобров. А без Боброва, были уверены руководители нашего хоккея, мы победить не сможем.

В коллектив» в команду сильнейших хоккеистов страны не верили. Верили в одного хоккеиста. Обидно!

Я был потом в Цюрихе. Смотрел все игры. Турнир проходил в два круга. И тогда был уверен и сейчас верю, что мы могли выступить успешно: команда была готова.

Нас, тренеров и спортсменов, такой «коллективизм» не устраивал. Мы чувствовали всю несправедливость взаимоотношений игроков, установившихся в то время в некоторых хоккейных командах. Нам было ясно, что коллективизм и у нас должен быть до конца последовательным, точно таким же, как в любом коллективе советских людей.

Но если принцип построения нападающей тройки 1 + 2 (один лидер забивающий и два ему подыгрывающих) мы отвергаем, то как, «а каком принципе строить тогда тройку нападения? Может быть, составить ее из трех асов – трех Бобровых? Тем более что со временем игроков высокого класса стало больше. Но могут ли играть в одном звене три Бобровых, три замечательных, но совершенно похожих друг на друга, по своей игровой атакующей манере мастера? Думаю, что нет. А вот три незаметных, классно подыгрывающих Бабича могут. Да еще как! Против такой тройки, уверен, не устояли бы самые сильные и опытные защитники мирового хоккея. Ибо подыгрывающий Бабич умел все – и мастерски завершать атаки, и давать партнерам неожиданные и коварные пасы, и играть, если нужно, в обороне.

Когда звено составляют три сильных, творчески разнообразных хоккеиста, которые понимают, что независимо от их силы они в команде и в тройке равны, то такое звено представляет собой значительно большую опасность для соперников, чем то звено, где играют тоже три таких же сильных мастера, но два из них при этом понимают, что они обязаны подчинять свою игру лидеру, играть на него. Конечно, не всегда и далеко не в каждой команде можно составит» тройки по принципу «трех Бабичей». Обычно кто-то из хоккеистов оказывается сильнее. Но и тогда роль этого сильного не должна подавлять «партии» своих товарищей. Продолжая сравнивать хоккей с оперой, я бы сказал, что в хоккее солирует не один, а трио.

Приведу пример из практики команды ЦСКА.

В звене «Б» у нас играли Леонид Волков, Валентин Сенюшкин и Анатолий Фирсов. Не секрет, что Фирсов был индивидуально самый сильный хоккеист в этом звене. Но манера его игры такова, что он никогда не просил играть на него, а сам с огромным удовольствием играл на своих; товарищей. Такие взаимоотношения в команде укрепляют как всю тройку, так и авторитет ее лидера, играть с которым становится и полезно и интересно. В нашей команде принято поощрять за игру на партнера, за заботу о товарище. Тем самым мы стимулируем коллективные действия. Ведь каждому хочется быть отмеченным и тренерами и друзьями, получить высокую оценку своих действий.

При таком подходе к игре изменилось и смысловое содержание паса. Теперь хоккеисты стремятся не просто отдать пас, а ищут такую ситуацию, в которой этот пас будет особенно удобен и полезен партнеру. И, отдавая шайбу, они снова тут же спешат на помощь товарищу, открываются, отыскивая свободное место.

Мало того, теперь спортсмены все чаще «жертвуют» собой ради партнера. Владея шайбой, они идут на столкновение с соперником (рискуя даже получить ушибы), ввязываются в силовую борьбу у борта, чтобы создать наиболее удобное положение товарищу по звену.

Для меня хорошей проверкой чувства товарищества у спортсменов является их реакция на забитую шайбу. Я смотрю, рады ли хоккеисты успеху товарища, рады ли они, что их партнер стал автором гола, разделяют ли они его счастье. И что бы там ни говорилось, что взрослым мужчинам, атлетам, спортсменам целоваться на поле не пристало, я знаю, что когда Александров целовал Сашу Альметова или Саша Веню, то за этими проявлениями дружеских чувств самая искренняя признательность товарищу за то, что он завершил их общие усилия, и – соответственно – благодарность за хорошую передачу, за помощь.

Именно нашим, современным пониманием коллективизма обусловлена во многом та тактическая идея, которая определила сущность игры сборной СССР на чемпионате мира и Европы в Вене.

И раньше, до этого чемпионата, мы использовали тактику силового давления. Вспомните, пожалуйста, как в матче с чехословацкой командой в Любляне эта тактика принесла нам успех на первых же минутах.

Однако тактика силового давления в нашем понимании: совершенно не похожа на ту тактику силового давления, которую изобрели на родине хоккея – в Канаде.

Принципиальное отличие заключается в том, что канадские защитники фактически не участвуют в решении игровых задач, связанных с этой тактикой, они быстро раскрывают зону, действуют позиционно, не ввязываются в рискованную борьбу, теряют территорию. Наши же защитники, запирая соперника в его зоне, довольно активно участвуют в атаках. Вспомните, например, что первая шайба в ворота чехословацкой команды в Любляне была заброшена после того, как А. Рагулин овладел шайбой в углу поля.

В нашей интерпретации тактики в силовом давлении участвуют пятеро хоккеистов, а у канадцев – лишь трое. Но втроем против пятерых – в матче равных команд успеха не добьешься.

Иначе трактуем мы в этой тактике и смысл силового столкновения: если у канадцев игрок сталкивается только для того, чтобы отделить соперника от шайбы, то наш, сталкиваясь, должен не терять контроль над шайбой, а второй хоккеист у нас при этом старается не только подхватить шайбу, но следить и за тем, чтобы прервать пас, если контратака соперника все-таки удается. Наконец, третий игрок у канадцев главным образом перекрывает борт, мы же призываем наших хоккеистов опекать кого-то из соперников – того, кто может участвовать в атаке.

Довольно часто использовали мы в ответственных матчах и прессинг в собственной, своеобразной интерпретации.

Но вот после Любляны появилась идея сочетания этих двух тактических идей.

До сих пор мы, как правило, использовали лишь какую-то одну, хотя иногда в некоторых матчах, в разные игровые отрезки применяли поочередно обе. Подсчитав с карандашом в руках свои ресурсы, мы пришли к выводу, что такая «двойная» тактика наиболее полно раскрывает наши возможности и явится полной неожиданностью для соперников.

Было ясно, что наши хоккеисты при такой игре смогут всем составом хорошо накатываться, а это очень важно, ибо, накатываясь, мы вместе с этим «укатываем» и соперника, и, стало быть, перед командой открывается множество «зеленых улиц» – самое важное условие для многочисленных пасов, главное оружие советского хоккея.

Высокая сообразительность, инициатива спортсменов – непременное требование той манеры игры, к какой мы хотели перейти, но этого у нас, слава богу, хватает. В ходе такого скоростного катания мы смогли с большей эффективностью выполнить свои творческие задумки.

Эта наша тактика явилась глубочайшей неожиданностью для соперников, и сборная ЧССР так и не смогла тогда, в Любляне, да и позже, в Вене, найти необходимые контраргументы.

Конечно, могут!

Встречаясь со мной, Морис Ришар высказывал опасение, что при нашем коллективизме может произойти нивелировка хоккеистов. Ему почему-то показалось, что такой коллективизм не способствует расцвету личности, появлению ярких талантов.

Прав ли Морис Ришар?

Да нисколько! В любом матче каждому игроку предоставляется возможность показывать все свое мастерство, все свое умение. И зрители, и спортивные обозреватели, и специалисты по достоинству смогут оценить его класс. Особенно большая ответственность падает на хоккеиста, когда он один, когда никто помочь ему не может. Наверное, любители спорта, бывающие на играх нашей команды, уже заметили, что едва лишь ЦСКА оставался в численном меньшинстве, как на поле немедленно появлялся Александр Альметов. Этому мастеру не было равных в индивидуальной борьбе, в умении подержать шайбу, в искусстве защищаться против численно превосходящих СНА соперника. А. Альметов не солист, но это игрок экстра-класса, «звезда» в хорошем смысле слова.

Под стать Александру и его друзья по тройке Константин Локтев и Вениамин Александров. Разносторонние, техничные, умные, эти нападающие поразительно дружны. Среди них не было игроков подыгрывающих и игроков, забивающих шайбы. Они прекрасно умели и то и другое. И я понимаю, как трудно было играть соперникам против этой тройки.

Творческий почерк этих трех хоккейных асов различен. Они отличались друг от друга и своей игровой манерой, и обводкой и финтами, и привычкой по-своему держать клюшку. Но они были едины в главном – во взглядах на общие принципы игры, они одинаково понимали хоккей. И оттого их согласованность в действиях носила уже во многом интуитивный характер.

Порой неискушенные любители хоккея, да и не только они, но и некоторые спортивные комментаторы задаются вопросом: кто выиграл бы, если против Бабича, Шувалова и Боброва сыграли бы Локтев, Альметов и Александров?

Вопрос, конечно, наивный. Не те времена, и не тот хоккей. Локтев, Альметов и Александров, безусловно» умеют все, что умели их предшественники, но, кроме того, они пошли и дальше (не могли не пойти: ведь хоккей в целом, как и жизнь, прогрессирует!).

Возьмем хотя бы Александрова, его и сейчас называют вторым Бобровым, но играет Александров иначе. Он сумел избавиться от увлечения индивидуальной игрой. И о нем, как и о Локтеве и об Альметове, не скажешь, что кто-то на него работает. Он сам может и любит играть на товарищей и остается при этом ярчайшей «звездой» на хоккейном небосклоне.

Я говорил уже, что при игре в одно касание игрок может оставаться в тени. Но вот когда в одно касание играло звено Альметова, то разве можно, например, не заметить Александрова! Вы посмотрите только, как и сейчас удивительно четки, остроумны и коварны его пасы, как поразительно точны они по силе и неожиданны по решению.

К такому пониманию коллективизма, когда спортсмены, не стараясь выделиться, буквально забывая о себе, делают все возможное, чтобы партнер мог сыграть успешно, долгое время никак не могли привыкнуть специалисты хоккея на Западе.

Поскольку в советской команде все играли с равным мастерством, пусть не эффектно, но зато исключительно эффективно (стали чемпионами мира!), то дело порой доходило до курьезов. Правда обидных для нас курьезов.

Так, например, жюри первенства мира 1963 года, проходившего в Стокгольме, решило вручить три приза лучшим игрокам турнира (лучшему вратарю, лучшему защитнику и лучшему нападающему), хоккеистам всех стран – призеров чемпионата, кроме… команды победительницы.

Один из руководителей Международной федерации хоккея, господин Ахерн, объясняя это решение, заявил, что в нашей команде нет «звезд», что у нас некому вручать приз.

Это нас здорово обидело. Господин Ахерн, уважаемый в мировом хоккее человек, допустил очевидную и грубую подмену понятий. У нас действительно не было в сборной солистов (и мы гордимся этим!). Но ведь в сборной СССР было немало игроков экстра-класса, по-настоящему выдающихся хоккеистов.

Люди, решающие судьбы трех призов лучшим игрокам турнира, просто не поняли, что у нас этот приз можно было вручить чуть ли не каждому спортсмену. Все были равны, все сыграли здорово! Уж никак не хуже прославленных хоккеистов из других команд.

В следующем году на Олимпийских играх в Инсбруке наши хоккеисты вновь стали чемпионами. И снова организаторы турнира не могли решить, кого же из советской команды нужно награждать специальным призом. Тогда было принято соломоново решение: отдали приз капитану нашей сборной Борису Майорову, чтобы он передал его в команду, и тогда мы сами решили, кто же у нас был сильнейшим.

На общем собрании хоккеисты согласились с тренерами, что приз надо передать Эдуарду Иванову. Конечно, все играли самоотверженно, все до конца отдавали свои силы победе. Все действовали с огромным мужеством, все, когда было нужно, ложились под шайбу, закрывая ей путь в ворота. Но даже в этой дружной и самоотверженной команде выделялся своим поразительным мужеством Эдуард Иванов.

Он бросался под шайбу не только тогда, когда это было уже необходимо. Эдуард сам непрерывно искал возможность проявить свое мужество, самозабвенно, с эдаким ухарством, не жалея себя, бросался с открытым лицом под броски шайбы, не щадил себя в поисках жесткого единоборства. И все это он делал с улыбкой. И тем самым вдохновлял своим энтузиазмом остальных.

В 1965 году в Тампере стало известно, что мы станем чемпионами мира за тур до окончания соревнований. И к нам, руководителям советской команды, обратились организаторы турнира с просьбой назвать им лучшего, на наш взгляд, нападающего нашей сборной.

Вместе с Аркадием Ивановичем Чернышевым, старшим тренером сборной СССР, мы проставляем оценки хоккеистам за каждую встречу. По своей игре, по сумме набранных баллов среди других наших нападающих выделялись трое – Александр Альметов, Константин Локтев и Вячеслав Старшинов.

Все обдумав и все взвесив, мы решили рекомендовать Старшинова.

Почему? Потому, что Вячеслав в этом турнире показал не только игру выдающегося мастера, но и проявил себя замечательным товарищем. Он сделал все, что от него зависело, чтобы помочь дебютанту первенства Анатолию Ионову. Вячеслав хорошо понимал, как волнуется его молодой товарищ, и потому в каждой встрече, в каждом игровом моменте давал – незаметно, ненавязчиво – понять Толе, что он, новичок, нисколько не уступает в мастерстве своим опытным товарищам. Он помог Ионову войти в игровой ансамбль как равному и тем самым дал Анатолию возможность играть в полную силу.

А на первенстве мира в Любляне, где мы в четвертый раз подряд стали чемпионами мира, нашей команде уже вручили не один, а два из трех индивидуальных призов – приз лучшего нападающего получил Константин Локтев, а приз лучшего защитника – Александр Рагулин.

Так же два приза из трех достались нашим хоккеистам и на венском чемпионате мира. Виталий Давыдов был объявлен лучшим защитником, а Анатолий Фирсов – сильнейшим нападающим. Так – под влиянием убедительных побед советского хоккея – изменились взгляды и вкусы тех, кто когда-то утверждал, что у нас нет ярких талантов. Ничего не скажешь – любопытная и приятная эволюция некоторых концепций!

Итак, и сегодня в нашем хоккее есть «звезды». И среди них, парней, глубоко любящих хоккей, преданных этой игре, на мой взгляд, выделяется своим особым фанатизмом, увлеченностью Анатолий Фирсов.

Несколько лет Фирсов входит в число лучших. Он олимпийский чемпион, четырежды чемпион мира и Европы, несколько раз получал медали победителя первенства СССР, о нем много пишут и говорят, но слава ни в коей мере не испортила его. Безусловно, это самая далекая от «звездной» болезни «звезда». Конечно, Анатолий не меньше других радуется успехам команды и своим успехам, но эта радость, это упоение победой не сбивают его с толку, не порождают зазнайства. Первые шаги в спорте Толя делал в спортивном коллективе завода «Красный богатырь». Там он двенадцатилетним парнишкой играл в хоккей с мячом.

Знакомство с шайбой началось в «Спартаке». Затем в 1961 году Анатолий пришел в ЦСКА, я здесь полностью раскрылся его необыкновенный спортивный талант. Фирсов стал «звездой» первой величины.

В игре Анатолия поражает его скорость. Прежде всего скорость мысли. Порой мне кажется, что игра Фирсова состоит из непрерывного ряда озарений: в горячей, напряженной обстановке, мгновенно ориентируясь, он находит самые неожиданные решения. Затем скорость исполнения того или иного технического приема, паса, обводки. И в-третьих, скорость бега. Три скорости, взятые вместе и перемноженные. Он мыслит в игре, не отделяя задуманное от исполнения, думает синхронно с действиями и действует синхронно с поисками правильного решения.

В матче Анатолий всегда очень разный. Даже партнеры по звену, хорошо как будто знающие товарища, никогда не могут с определенностью сказать, что сделает он в следующее мгновение, и потому они стараются быть всегда наготове, всегда ждут от Фирсова паса.

Толя поразительно восприимчив ко всему новому, никогда не удовлетворяется уже найденным и апробированным. Помню, весной 1963 года после чемпионата мира я решил использовать его ловкость, предложил ему новый финт – «конек – клюшка». Суть его в том, что хоккеист, владеющий шайбой, вдруг проносит клюшку над шайбой, как бы теряя ее, и затем, усыпив внимание соперника, коньком подталкивает шайбу вперед, к клюшке. Технически довольно трудная штука. Это мое предложение осложнялось еще и тем, что Анатолий играет на левом крае и, стало быть, «удобной» правой ногой он мог подтолкнуть шайбу только к борту, но не к воротам – по кратчайшей прямой.

И тем не менее уже через неделю в очередном матче Толя с блеском продемонстрировал этот финт. И подталкивал он шайбу… левым коньком. Чтобы читатель понял, насколько это трудно, скажу, что финтом «конек – клюшка» в нашем хоккее в совершенстве владеет до сих пор один лишь Фирсов.

И дело, конечно, не только в одной одаренности Анатолия. Успехи Фирсова объясняются его… жадностью к хоккею. Ему всегда не хватает времени. И на тренировке. И в игре. После каждой тренировки он вместе со своими юными партнерами по звену Володей Викуловым и Витей Полупановым остается минут на 15–20 «повозиться» с шайбой. От него чаще всего я слышу просьбу позаниматься с его тройкой дополнительно. Тренируется он и в те дни, когда остальные хоккеисты на лед не выходят, использует любую свободную минуту для занятий.

На тренировках Фирсов работает с полной нагрузкой. Склонен к силовой борьбе. Более всего любит проверить себя на самых наших могучих защитниках – А. Рагулине, О. Зайцеве.

В минувшем сезоне Фирсов провел свыше ста игр, и все-таки, когда я говорю, что он должен отдохнуть и потому в очередном матче участвовать не будет, на меня смотрят обиженные и печальные глаза Анатолия, и в них – молчаливый упрек тренеру: неужели нельзя поставить на игру?

В ходе матча Фирсов охотно принимает жесткую борьбу. И это совсем не случайно: среднего роста, худощавый, Толя внешне никак не напоминает гиганта, склонного во всех случаях демонстрировать свою исполинскую силу. Во вкусе Фирсова к жесткой игре проявляется его понимание законов развития хоккея, чувство времени: как бы ни затягивалось решение вопроса о встрече канадских профессионалов и советских хоккеистов, встречи эти не за горами. И Фирсов сам, без чьей бы то ни было подсказки готовится к ответственным матчам.

Когда речь идет о Фирсове, нужно сразу же сказать и о той роли, которую играет в спортивной подготовке этого мастера его жена. Надя, пожалуй, не хуже тренера знает, как важно хоккеисту соблюдать строгий режим, и потому делает все возможное, чтобы помочь мужу. В этой семье к хоккею относятся серьезно, им увлечены по-настоящему, и даже пятилетняя дочь Фирсовых Иришка сидит у телевизора, когда транслируется матч, где играет папа: она уже знает половину игроков нашей армейской команды.

Говорить с Толей Фирсовым о необходимости строгого спортивного режима было бы по меньшей мере странно. Его любовь к хоккею исключает даже самую возможность каких-либо отступлений от намеченной программы подготовки к соревнованиям. Я знаю, что в те дни, когда у нас тренировки нет, Толя сам позанимается столько, сколько ему нужно. У него даже дома есть штанга, и надо сказать, что у штанги не бывает выходных дней.

Но глубоко ошибается тот, кто вдруг подумает, что для хоккеиста Фирсова все интересы замыкаются на собственной личности. Совсем нет! Комсорг сборной СССР Фирсов стал отличным и добрым учителем для своих младших товарищей Викулова и Полупанова. Он не только на тренировке или в игре следит за ними, помогает им, учит их. Он даже отпуск с женой планирует так, чтобы поехать отдыхать вместе со своими молодыми партнерами (кстати, Анатолий еще и сам молод, он родился в 1941 году).

Лейтенант Анатолий Фирсов мог, я не сомневаюсь, стать лучшим нападающим турнира и в Любляне. Но он прежде всего думал о своих юных друзьях и потому делал все, что от него зависело, для успеха дебютантов сборной.

Убежден, что человеческая добропорядочность Анатолия Фирсова, его жадный интерес и великая любовь к игре позволят ему долго и ярко служить нашему хоккею, передавая одновременно бесценный свой опыт юным спортсменам. И не случайно на каждой тренировке именно около Фирсова чаще всего собирается молодежь.

Расскажу, как Анатолий Ионов попал в сборную страны в 1965 году.

Перед началом первенства мира по хоккею, которое проходило в небольшом финском городке Тампере, стало ясно, что в сборной открылась вакансия: Евгений Майоров не может выступать в ее составе. В то время как всё его товарищи, непрерывно совершенствуя свое мастерство, с каждым годом играли все надежнее и увереннее, Евгений не рос как хоккеист. Он и раньше был значительно слабее своих партнеров по звену, но мы вынуждены были мириться с этим: не было более сильной замены. Но вот несколько хоккеистов по классу своей игры «достали» Евгения. Кроме того, и это очень важно, изменился характер нашей игры: современный хоккей требует, чтобы каждой спортсмен был бойцом. А Евгению не всегда, хватало силенки и выдержки. Были выдвинуты два кандидата – Анатолий Ионов и Юрий Моисеев. Оба они играют в одной тройке ЦСКА. Я не раскрою, видимо, большой тайны, если расскажу, что вначале тренерский совет склонялся в пользу Моисеева. Юрий – талантливый, очень быстрый хоккеист. Прирожденный крайний нападающий. Необыкновенно устойчив на коньках, он после самых резких столкновений с защитниками все-таки умудряется не потерять шайбу, может эффективно обойти нескольких соперников и создать голевую ситуацию. Своей подвижностью Моисеев буквально вымучивает соперников.

Всеми качествами опасного нападающего обладает и Анатолий Ионов. Правда, проявляются они у него менее эффектно. И поэтому, играя в одном звене с Моисеевым, Анатолий както теряется на фоне бурной, темпераментной, искрометной игры Юрия. Создается зрительное впечатление, что Моисеев играет просто лучше. И потому на его долю так часто достаются аплодисменты зрителей.

Однако все эти хорошие качества Юрия Моисеева подчас мешают ему. Увлекаясь индивидуальной игрой, он может порой и забыть о товарищах, передержать шайбу, опоздать с пасом.

Нам же в сборной команде нужен был спортсмен, который, играя рядом с Вячеславом Старшиновым, хоккеистом, как нам подсказывало чутье, «среднего и ближнего боя», то есть с хоккеистом, особенно опасным вблизи ворот соперника, был бы в состоянии постоянно создавать Старшинову условия для взятия ворот, сам оставаясь как бы в тени.

И потому звено это усилилось не только оттого, что Ионов заменил Евгения Майорова, но и оттого, что в новом амплуа еще ярче засверкал талант Старшинова.

Я сомневался, что Юрий Моисеев сможет до конца подчиниться такому тренерскому замыслу. Но был уверен, что Ионов при его скромности и необыкновенной доброжелательности к людям, при его внимательнейшем отношении к товарищам, при его искреннем желании всегда играть так, как это нужно коллективу, с этой задачей справится.

Так и получилось. Анатолий успешно дебютировал в чемпионате мира и играл, прямо скажем, здорово.

И вполне справедливо ему было присвоено звание заслуженного мастера спорта.

Все получилось правильно и закономерно! Скромный, не рвущийся к славе хоккеист, спортсмен, исповедующий принципы подлинного хоккейного коллективизма, получал и всеобщее признание и общесоюзную известность.

Но не противоречит ли все только что сказанное тому, о чем я говорил несколько ранее? Нет ли здесь, в этом нашем тренерском замысле – Ионов играет на Старшинова, – возврата к игре на «звезду», подчинение роли одного хоккеиста другому?

Такого возврата здесь нет. Мы не против того, чтобы один хоккеист играл на другого, умело использовал и раскрывал его сильные индивидуальные качества. Мы не против этого! Но при одном непременном условии: чтобы не только первый работал на второго, но и второй на первого. Вот что важно!

В. Старшинов не только здорово использовал помощь Ионова, но и сам помогал ему. Так, в самых ответственных матчах с командами Швеции и Канады Толя Ионов забил четыре шайбы и две из них с подачи Старшинова. Мы за талант, который умело питается соками партнеров, но и сам в такой же степени умеет и любит играть на товарищей!

И не надо, мне кажется, выделять одного нападающего, забросившего много шайб, если его успех по праву делят с ним его товарищи.

Перед поездкой в Вену мы проводили товарищеский матч со сборной Швеции в городе Лександе. Из восьми шайб пять в тот вечер забросил Вячеслав Старшинов. И журналисты, после возвращения команды в Москву написав много об этом успехе Старшинова, ничего не написали о том, кому Слава обязан этой своей необыкновенной результативностью. Ведь все пять шайб были им заброшены так или иначе с участием Бориса Майорова. Борис жертвовал собой, шел на жесткую блокировку соперника, проявляя мужество, терпение и находчивость. Слава забросил две шайбы между ног шведского вратаря, но вратарь ничего не мог поделать, потому что рядом с ним маячил, мешал ему, сбивал его с толку, отвлекал на себя Майоров. Кстати, в этот день завязалась дуэль Бориса со Штольцем, и обычно хладнокровный швед был выведен из равновесия. Майоров все время атаковал и атаковал соперников, постоянно давал отличные пасы партнерам. В этой встрече наш капитан заслужил самую большую похвалу.

Я написал эти строки не для того, чтобы укорить в чем-то Вячеслава. Ни в коем случае. Речь здесь только о том, повторяю, что нельзя забывать простую истину: хоккей – спорт коллективный.

Настоящий коллективизм (в том числе и в хоккее!) – это единая цель, единая мысль, единая воля, единая дисциплина наконец. И тот, кто более одарен, кто больше знает и умеет, должен нести и большую ответственность за дело всего коллектива. Вот почему мы, тренеры, взяли на вооружение один из основных макаренковских принципов воспитания: как можно больше уважения к человеку, как можно больше требовательности к нему. Кто лучше владеет клюшкой, кто лучше играет, с того и спрос больше. Ведущий мастер должен помогать своему партнеру совершенствовать мастерство, подстраховывать его в игре. Раньше коллективизм в ряде наших команд был, если так можно выразиться, «вымученным». Спортсмены играли коллективно потому, что таков был приказ тренера, но удовольствия от своей игры они подчас совсем не получали.

Мы – за коллективизм естественный, когда хоккеисты получают удовольствие от дружной игры, игры, в которой все уважаются в равной степени.

Настоящий коллективизм, товарищеская взаимовыручка, постоянная готовность немедленно и бескорыстно помочь товарищу воспитываются прежде всего самой атмосферой всей нашей жизни.

Когда спортсмен читает в газетах, видит и слышит, как помогают друг другу в повседневной обстановке его товарищи по работе, друзья, знакомые и незнакомые люди, он особенно ясно и отчетливо понимает, что подобные отношения – обычная норма нашей жизни, что отступления от них – это нарушение одного из главных принципов коммунистической морали.

Занятия в институтах, в вечерних школах, техникумах, повышая общеобразовательный и культурный уровень спортсменов, расширяют их кругозор, помогают им более верно и правильно оценивать отношения между людьми, видеть подлинную ценность каждого человека. И институт и школа, обогащая своих питомцев всеми теми богатствами, которые на протяжении веков копило человечество, незаметно, исподволь воспитывают в них чувство подлинного коллективизма.

Немало значит, и особенно для молодых хоккеистов, пример старших, опытных товарищей. Когда наши мальчишки, юнцы, только что пришедшие в команду, видят, как коллективно, в пас, в одно касание, без сожаления расставаясь с шайбой, оставаясь подчас незаметными исполнителями, играют такие выдающиеся мастера, как Вениамин Александров и Борис Майоров, Вячеслав Старшинов и Анатолий Фирсов, то они не могут не понимать, что именно так и нужно играть.

Важную роль в воспитании коллективизма в действиях наших армейских хоккеистов играет и стимулирование за игру на партнера, за заботу о товарище.

Мы отказались от негласного соревнования хоккеистов, похожего на соперничество отдельных игроков. Оно у нас заменено соревнованием звеньев. Звено, играющее наиболее удачно, коллективно, по-настоящему современно, мы стараемся выделить, отметить как лучшее, достойное подражания.

Одним из самых интересных стимулов для хоккеистов ЦСКА является получение рекомендации в сборные команды страны.

Несколько лет назад мы ввели у себя правило или, может быть, традицию, не знаю, как это и назвать, включать спортсмена в сборную СССР только после одобрения его кандидатуры всем коллективом. На общем собрании хоккеисты довольно энергично обсуждают каждого кандидата в сборную. И тут уж берегись себялюбец или карьерист!

Кстати, история, включения в сборную Советского Союза Анатолия Ионова, то обстоятельство; что при обсуждении кандидатур на поездку в Тампере предпочтение (при прочих равных достоинствах) было отдано самому скромному и доброму товарищу, тому, кто чаще других бывал в игре как будто бы незаметен, заставит, видимо, задуматься тех спортсменов, кто рвется в сборные города или области, республики или страны, забывая о друзьях, о своих партнерах.

Коллективизм в хоккее – это, конечно, не только игра в одно касание, игра на партнера, не только забота о товарище в ходе жаркого хоккейного поединка. Коллективизм в хоккее – это и отношения между спортсменами за пределами хоккейной площадки. Это ответственность каждого человека перед коллективом, перед командой за самого себя. За свою учебу в школе или в институте. За свои успехи в труде, в военной службе. За свои дела, за свои поступки.

Хочу пояснить эту мысль на примерах. Принимая сборную страны, мы вместе с Аркадием Ивановичем Чернышевым изложили кандидатам свои требования. Перечисляя их, мы говорили о тех больших самоограничениях, без точного и строгого исполнения которых немыслимо достичь высот мастерства в современном спорте. Готовы ли спортсмены их принять? Мы просили сразу, не подумав, не отвечать. Требования серьезные, и хоккеисты должны были это понять. На раздумья дали три дня, и когда ребята, кандидаты в сборную команду, обещали отдать все свои силы предстоящей борьбе за мировое первенство, обещали отказаться от того, что может хоть сколько-нибудь помешать их подготовке, то это прозвучало как обет, как клятва.

Предсезонный сбор в тот год проходил на юге, в Алуште. Соблазнов было много. И далеко не все кандидаты в сборную сумели сдержать свое слово. Были случаи нарушения режима дня, уклонения от тренировок и даже ссоры между отдельными игроками. И когда осенью решался окончательный вопрос укомплектования сборной, мы приложили все усилия, чтобы в ее состав не попали те, кто не очень-то уважительно относился к спортивному режиму, к установленным с общего согласия порядкам, ну и, конечно, не были допущены в команду люди с тяжелым характером.

Кстати сказать, с каждым годом все большую и большую роль при отборе кандидатов в сборную играет психологический фактор – ведь победы добивается только дружный, сплоченный коллектив, а игроки, даже большие мастера, но обидчивые, угрюмые, способные затеять ссору, приносят команде не столько пользу, сколько вред. И тут, мне кажется, важно учитывать любые мелочи. И всегда очень требовательно относиться к спортсменам – ко всем независимо от их мастерства и звания.

Глубокой осенью 1962 года, готовясь к первенству мира, мы совершали турне по Канаде. Команда наша, выступающая в значительно обновленном и омоложенном составе, играла успешно: в десяти встречах мы добились девяти побед.

Но вот стало известно, что три наших нападающих – Александр Альметов, Константин Локтев и Виктор Якушев, нарушая обет, данный торжественно коллективу, тайком курят.

Собрание команды было бурным. Все трое клятвенно заверяли, что никогда никаких срывов спортивного режима они не допустят. Что нужно было делать – простить нарушителей или наказать их?

Считаю, что решение тогда было принято правильное: Альметова и Якушева оставили в команде условно, до первого замечания. А капитана команды Локтева из сборной вывели. Ведь он был капитаном! И, поймите правильно, отчислили не за курение. А за обман коллектива. За нарушение клятвы. За то, что, будучи капитаном, служил плохим примером для молодых игроков.

И в этом решении я вижу проявление подлинного коллективизма. Сурового, требовательного. Но прямого, честного! Легче, конечно, было простить уважаемого человека и сильного спортсмена… Легче, но… способствовало бы это укреплению команды? Думаю, нет.

А почему оставили в команде Альметова и Якушева? Может быть, побоялись, что потеряем целую плеяду талантливых мастеров? Нет, не поэтому. Ведь наказание прежде всего преследует цели воспитания человека, и мы верили, что Александр и Виктор поймут, какое доверие оказывают им товарищи, оставляя их в коллективе.

Советские хоккеисты стали в том сезоне чемпионами мира, хотя в команде не играл один из лучших нападающих страны – Локтев.

Хочу отметить, что спустя некоторое время Константин вернулся в сборную. Своей игрой, своим отношением к товарищам, строгим исполнением всех требований коллектива он честно заслужил это право. А в сезоне 1966 года он был признан лучшим нападающим мира. Наказание не убило его, а помогло ему выровняться, повзрослеть. И это еще раз подтвердило справедливость нашего решения.

Хочу рассказать еще об одном случае неуважения к коллективу и реакции команды на него.

Может быть, поклонники ЦСКА заметили, что во всех последних играх сезона 1965 года в составе армейской команды не выступал вратарь Виктор Толмачев.

Раскрою секрет. По решению всего коллектива Виктор был удален из команды на полтора месяца.

На тренировке Толкачев не выполнил распоряжения тренера Бориса Павловича Кулагина и, разговаривая с ним в присутствии всего коллектива, бросил такую фразу: «Я – основной вратарь… Уйду, еще пожалеете…»

Это обидело ребят, и они сказали Виктору, что и играть-то с ним больше не хотят. Они предложили отчислить Виктора из команды. И только после того, как Толмачев, поняв, видно, что ведет себя нечестно, не по-товарищески, попросил у всех прощения, было решено ограничиться удалением Толмачева на полтора месяца до конца сезона.

Измена коллективизму, неуважение к коллективу всегда бывают наказаны…

Такова логика нашей жизни. И потому в нашем хоккее торжествуют принципы спортивного коллективизма. Такого, подчеркиваю, коллективизма, который вовсе не исключает, а, напротив, предполагает свободный и полный расцвет талантов.

Овладев шайбой, наши соперники сразу бросились в атаку. Они хотели с первых минут встречи навязать армейцам свою волю, свой ритм игры, стать хозяевами положения.

Оборона ЦСКА приведена в боевую готовность. Все понимают, как важно сдержать этот первый порыв соперника. Первая атака отбита. Но нападающие противника снова выскакивают на удобную позицию, и тугая литая шайба с огромной скоростью летит в ворота. Я знаю, как хочется увернуться, укрыться от этого маленького снаряда, но, закрывая собой ворота, защитник армейцев бросается вперед и принимает шайбу на грудь. Свисток судьи останавливает игру. Защитник поднимается, и я перехватываю его едва уловимый взгляд в нашу сторону…

Мне грустно и обидно. Этот здоровый и сильный парень просит отметку за свое мужество, беспокоится, что мы вдруг не заметим его бросок под шайбу…

В «Толковом словаре» Даля сказано: «Мужество – стойкость а беде, духовная крепость, доблесть; храбрость, отвага, спокойная смелость в бою и опасностях; терпение и постоянство».

В этом, подробном, раскрытии понятия «мужества» я всегда выделяю для себя два последних определения – терпение и постоянство.

В самом деле, ведь мужество – это не только проявление в ходе матча смелости, доблести, самоотверженности. Этих качеств, продемонстрированных в ходе жаркого, захватывающего своим напряжением хоккейного поединка, еще мало, чтобы можно было назвать человека по-настоящему мужественным: если спортсмен будет вести себя на поле трусливо, то зрители его просто освищут, а тренер снимет с игры. Такую трусость не простят и товарищи по команде. Вот именно поэтому мужество и может быть подчас не идущим от сердца, а показным, как у того защитника, о котором я только что рассказывал.

Мужество – это прежде всего колоссальное трудолюбие. Творчество ежедневное, напряженное.

Мужество в хоккее – это регулярные тренировки. Работа с выдумкой, с огоньком, а не просто от сих до сих. И как бы тебе ни хотелось отдохнуть, сделать себе какое-то послабление, каким бы плохим ни было твое настроение, ты не должен, не имеешь права выбиваться из тренировочного ритма и испортить настроение своим товарищам.

И если ты не можешь закрепиться в основном сен ставе, если рядом есть более сильные, если тебе не повезет, случится беда и ты выйдешь из строя, не сможешь играть неделю, месяц, два, ты все равно будешь работать с прежней отдачей сил, чтобы вернуться в свой коллектив.

Двенадцатый сезон играет в ЦСКА защитник Володя Брежнев. Сложный и интересный характер у этого парня. Сложная и очень нелегкая спортивная судьба у него.

Старший лейтенант Брежнев стал чемпионом мира, заслуженным мастером спорта, удостоен правительственной награды. И все это пришло к нему в тридцать лет. А до этого он восемь лет – настойчиво, упрямо – шел к своей цели, к высотам мастерства.

О, это был совсем не гладкий путь!

Впервые я услышал о Брежневе, когда он заканчивал действительную службу. Помню, ездил специально в Ленинград, чтобы посмотреть его в матче команды Ленинградского института физкультуры с командой МВО, за которую он выступал. После той игры у меня осталось двойственное впечатление. Я сидел на скамье рядом с ним и видел, как переживает он успех или неудачу своих товарищей, как рвется он в бой, как тяжело ему было дождаться своего выхода на лед.

Такая любовь к хоккею подкупала. Но играл он, пожалуй, не лучше других, хотя и выделялся своим атлетическим телосложением, своей силой. И объясняется этот парадокс тем, что, полюбив хоккей, Володя еще не научился отдаваться ему до конца. Кроме того, рассказали мне, Брежнев был не в меру самолюбив, капризен, болезненно реагировал на казавшиеся ему несправедливыми замечания тренеров и товарищей. Было, одним словом, о чем подумать, перед тем как сделать ему предложение. Ведь, например, тот же Владимир Испольнов, играющий с Брежневым в паре, был тогда, пожалуй, сильнее.

И все-таки мы пригласили Брежнева в ЦСКА.

У нас Володя многому научился. Освоил, познал немало «секретов» большого хоккейного мастерства. Изменился его характер. Я помню Володю Брежнева в первые дни пребывания в нашей команде вспыльчивым, обидчивым парнем. Наверное, психологически это можно понять: когда человек чувствует себя в коллективе неуверенно, ему порой кажется, что его не уважают, что над ним смеются, и потому Володя всегда с какой-то обидой воспринимал все шутки, улыбки ребят.

С годами Брежнев менялся. Росло его мастерство, и вместе со спортивным совершенствованием, вместе с Брежневым хоккеистом рос и Брежнев человек. И это было самым отрадным. Хоккей помогал человеку выпрямиться, поверить в свои силы, почувствовать себя полноценным членом коллектива.

Володя стал больше тренироваться. Не убегал от высоких нагрузок. Стал лучше играть. Некоторые матчи проводил просто с блеском. Был активен, бесстрашен, росла его огневая мощь: бросков Брежнева стали бояться все вратари.

Владимира включили кандидатом в сборную. В.1961 году он даже ездил на первенство мира. Но полноправным членом сборной страны он стать никак не мог. По уровню, своего мастерства Володя балансировал где-то между пятым и шестым защитниками нашего хоккея. (Напомню, что в составе сборной на Олимпийские игры или на чемпионат мира обычно выезжало пять игроков оборонительных линий.)

Володе не удавалось окончательно закрепиться в этой пятерке. Все, казалось, было у него для этого, и все-таки…

Позже мы поняли, в чем дело. Выяснилось, что Брежнев весьма болезненно переносил нервное напряжение последних тренировок. Как раз тех, где окончательно решалось, кто же из защитников поедет на мировой чемпионат. (Вот она, психологическая закалка спортсмена, которой мы не всегда уделяли должного внимания!)

Достаточно было Владимиру узнать, что тренеры видят в нем возможного кандидата в сборную, как Володя становился неузнаваемым. Слишком волновался и играл значительно хуже. Проводил контрольные встречи очень неровно, со срывами. И мы, тренеры, решали брать с собой того, кто выступал хотя и менее ярко, но зато более надежно.

Володя, конечно, на нас обижался.

Наверное, мы совершали ошибку. Конечно, мы обязаны были более внимательно присмотреться к этому хоккеисту. Понять его и помочь ему. Кстати, хочу, сказать, что могла бы нам тогда помочь и комсомольская группа хоккеистов ЦСКА. Его друзья, пожалуй, лучше нас должны были знать характер своего товарища. Уверен, что сейчас, когда так окрепла дружба внутри армейского коллектива, когда интереснее, разнообразнее и полезнее стала работа комсомольцев, такая история была бы невозможна: мы быстрее бы разобрались в его сложном характере.

…Наконец принято решение включить Брежнева в сборную страны. Но случилась беда. Перелом позвоночника. Сорок пять долгих дней провел он в больнице. Потом пришлось лежать еще дома.

Но Володя не чувствовал себя одиноким, покинутым или забытым. Товарищи постоянно навещали его, держали в курсе событий и новостей, напоминали, что очень ждут его, что он необходим команде. Такая забота товарищей удесятеряла силы, укрепляла веру в себя. И Володя вернулся в строй. И снова заиграл. Даже лучше, чем прежде.

В этом рассказе о Брежневе мне хочется подчеркнуть одну чрезвычайно важную мысль. Не попав в сборную, Володя, погоревав немного, начинал работать с полной отдачей сил, с удвоенной энергией. И это была работа не только и даже не столько на себя, сколько для команды. Он слишком предан был ей, чтобы позволить себе капризничать, расслабиться, работать меньше, чем следует.

Владимир Брежнев, хоккеист, на сине-красной фуфайке которого выведена крупная цифра 6, вносил и вносит большой вклад в победы армейских хоккеистов. Шесть раз ему по заслугам вручалась золотая медаль чемпиона СССР.

Для команды он готов на все. Он бросил курить в 27 лет, а курил до этого, кажется, целую вечность.

Володя стал спокойнее, покладистее. Научился себя контролировать. И если, как я рассказывал, с ним прежде порой даже боялись шутить, то сейчас он один из самых уважаемых и веселых людей в коллективе.

Володя – редактор и художник нашей стенгазеты.

Уже несколько лет газета хоккейной команды и ее боевые листки занимают первое место в конкурсах спортивного клуба ЦСКА. Мне нравится, как он работает: с выдумкой, энергично, творчески.

Вместе с человеческой добротой, с хорошим и спокойным характером пришли и новое отношение к игре, новая дисциплина и новое понимание хоккея. И совсем не случайно вошел Владимир в число ведущих защитников страны. Дважды он в составе команды становился чемпионом мира, ему присвоено высокое звание заслуженного мастера спорта СССР.

Спорт, хоккей помогли Брежневу воспитать характер, стать цельным, волевым и мужественным человеком. А его человеческое мужество, его терпение и постоянство помогли совершенствованию спортивного мастерства.

Он не побоялся начать все сначала. Он, уже известный спортсмен, кандидат в сборную страны, ушел из одного вида спорта в другой. Туда, где еще ничего не умел. Где все надо было начинать сначала, с азов, буквально с нуля. И хотя встретили его скептически, хотя многие говорили ему, что он ошибся, поступил опрометчиво и даже глупо, что надо, пока не поздно, отступить, вернуться, он не сдался. Не ушел. Не вернулся. Выстоял и победил.

Пусть эти слова звучат немножко напыщенно, но Игорь Ромишевский заслужил самую высокую похвалу за свое мужество. За умение решительно и твердо идти к намеченной цели. За верность своему спортивному идеалу.

Игорь играл в хоккей с мячом за «Урожай» (Перово) и калининградский «Вымпел». Играл хорошо. И уже осенью 1960 года накануне первенства мира по хоккею с мячом был включен в сборную Советского Союза.

Однажды в теплый осенний день тренеры ЦСКА предложили ему попробовать свои силы в хоккее с шайбой. Пригласили прийти на тренировку в «Сокольники», на каток с искусственным льдом.

Игорь потом рассказывал, что приглашение принял с радостью. Но не потому, что мечтал попасть в ЦСКА. Просто очень соскучился по льду. Ведь для хоккея с мячом искусственных полей пока еще нет.

И вот Игорю дали длинную, совершенно непривычную клюшку и поставили в тройку с опытными армейскими хоккеистами. Не знаю до сих пор, что почувствовал в те два часа сам Ромишевский, но нам он понравился. Понравился своим упорством, своей жаждой борьбы за шайбу, а еще – своей удивительной интуицией, чувством партнера. Конечно, играл он неумело, терялся, никак не мог найти себя на небольшой площадке. Не мог справиться с упругой шайбой, уловить ритма и темпа новой игры.

Сам он позже говорил, что хоккей с шайбой покорил его сразу, раз и навсегда. И добавлял, как будто извиняясь, что в его решении освоить новую игру немаловажное значение имела и тяга к хорошему, гладкому льду. Ему, техничному спортсмену, хотелось избавиться, наконец, от постоянных неурядиц с хоккейными полями, страдающими и от распутицы, и от сильных морозов, и от дождей.

Когда стало известно, что Ромишевский уходит из хоккея с мячом, то знатоки спорта этому просто не поверили. Начать все сначала? И где? В ЦСКА, где хороших хоккеистов и так более чем достаточно? Были и такие скептики, кто, увидев Игоря, выразительно вертел пальцем около лба: от добра добра не ищут.

А Игорь, однажды попробовав силы в новой игре, полюбил ее навсегда. И как ни мешали ему, ни нервировали его крики и свист некоторых болельщиков (мы почему-то всегда только хорошо пишем о наших любителях спорта, а ведь среди них есть и люди, ровно ничего не понимающие в спорте, и просто недоброжелатели), как ни трудно ему приходилось, Ромишевский успешно овладел секретами мастерства.

В первое время он играл так, что и сам пород не понимал, что происходит на площадке. Бешеный темп не увязывался с его прежним хоккейным мышлением.

Раньше Игорь играл в нападении. Привык к широкому маневру, легко покрывал большие расстояния. Здесь играть так, как раньше, было уже нельзя.

Перед Ромишевским стоял и своеобразный психологический барьер: нужно было поверить, что он может обрести в нападении ЦСКА свое постоянное прочное место. А в этом нападения играли Александров, Локтев, Альметов, Волков, Сенюшкин…

Как и раньше в хоккее с мячом, Ромишевского поставили в нападение. Но за время выступлений в ЦСКА в игровой психологии спортсмена произошли изменения. Мы, к сожалению, не сразу поняли, что Игорь както незаметно начал терять веру в свои способности нападающего, но зато постепенно пришел к выводу, что может надежно сыграть в обороне.

Мы заметили, что Игорь, владея шайбой, крайне неохотно ввязывается в силовую борьбу, почти не рискует, играет както слишком уж осторожно. Но мы ни на минуту не усомнились в его мужестве. Потому что знали: Игорь – парень волевой, бесстрашный. Позже выяснилось, что Игорь не боится быть сбитым на лед, не боится боли, но очень боится потерять шайбу. Он решил почему-то, что на такой маленькой площадке, где у нападающего с одной стороны высокий деревянный борт, а с другой – стокилограммовый защитник, трудно прорваться к воротам соперника. Но зато Игорь брался доказать любому нашему нападающему, что он, этот нападающий, его, играющего в защите, не пройдет.

И тогда мы удовлетворили просьбу Игоря и перевели его в оборону.

Я рад, что Ромишевский подсказал нам это решение. В новом амплуа полностью раскрылся его талант., Его как защитника трудно обыграть, он очень цепкий и хорошо чувствует, где и как будет обводить его нападающий. Одновременно Игорь умеет сам атаковать ворота соперника. Не случайно в сезоне 1964/65 года он, играя в обороне рядом с такими мастерами защитниками, как Э. Иванов, А. Рагулин, В. Кузькин, опередил их всех по своей результативности. По итогам последних сезонов Ромишевский был включен кандидатом в сборную Советского Союза.

На этом можно было бы поставить точку, но раз разговор зашел о Ромишевском, не могу не рассказать еще об одном случае.

Это произошло несколько лет назад в городе Серове, где проводился финальный турнир команд второй группы. В турнире принимали участие и армейцы Куйбышева, где в это время проходил своеобразную стажировку Ромишевский.

Накануне Игорь получил травму, и врач запретил ему играть в последнем, решающем матче.

Казалось бы, Ромишевский может спокойно примириться с этим. В конце концов все, что от него зависело, он сделал. И уже было известно, что по окончании последнего матча он направляется в ЦСКА.

И тем не менее Игорь вышел на лед. Он сумел както убедить врача, что может выдержать еще один матч. Врач постоянно дежурил у борта площадки и делал спортсмену обезболивающие уколы. Ромишевский доиграл эту встречу. Он до конца воевал за тот коллектив, откуда завтра уходил. Иначе поступить он просто не мог.

Любопытно, что во время наших бесед и встреч с иностранцами Игорь бывает переводчиком. Он уже неплохо говорит по-английски, но по-прежнему не расстается с учебниками и словарями.

Сейчас лейтенант Советской Армии Ромишевский успешно закончил факультет электронносчетной техники. Часто бывая в длительных поездках, Игорь, не всегда имел время позаниматься столько, сколько нужно. Но я верил в Игоря, зная его характер, убеждён, что он станет высококлассным специалистом.

Кстати, Игорь тянется за своим старшим братом. Тот тоже когда-то играл в хоккей с мячом. Сейчас, защитив диссертацию, стал кандидатом физико-математических наук.

Подлинное мужество несовместимо с грубостью. Грубит трус, хулиган. Смелый и сильный хоккеист играет резко, мужественно, но никогда не ударит соперника исподтишка. Мужество игрока необходимо его команде, грубость же всегда вредит ей.

Приведу одну, к сожалению, не такую уж редкую запись из дневника: «23 августа. «Торпедо», Горький. Подкопаев. Удаление. Снят с игры».

В тот день мы проводили товарищескую встречу с горьковскими хоккеистами. Наш молодой защитник Николай Подкопаев сыграл грубо и был удален на две минуты. Я снял его с игры.

На следующий день мы с ним беседовали. Мне хотелось, чтобы он понял, что грубость – проявление не мужества, а трусости. Я просил его всегда, когда он идет на столкновение с соперником, помнить, что может пострадать и он сам. Я думаю, что каждый игрок должен помнить об этом всегда.

И еще одну истину нужно было запомнить Подкопаеву на всю жизнь. Когда его удалили с поля, то всю нагрузку пришлось переложить на плечи оставшихся на площадке ребят, на тех, кто вынужден был теперь играть в численном меньшинстве. Я говорил Николаю, что мы все должны беречь друг друга, не перекладывать на плечи товарища всю тяжесть борьбы.

Такие случаи бывают, к сожалению, довольно часто. Какой-то юнец нагрубит, нахамит, отправится на скамью оштрафованных, а старшие товарищи должны; за него отрабатывать, защищаясь против численно превосходящих сил соперника.

Мужество – это умение отказаться от драки. Знаю, как трудно сдерживать себя, как обидно спокойно переносить грубость какого-нибудь не в меру ретивого спортсмена, как велико искушение дать ему сдачи, но подлинное мужество требует выдержки и терпения.

Мужество у различных спортсменов проявляется не одинаково. У Александра Альметова оно было иным, чем у Константина Локтева, а мужество Анатолия Фирсова не похоже на мужество Александра Рагулина.

Возьмем Константина Локтева. Он был старше всех в команде: Полупанов и Викулов, включенные вместе с Локтевым в сборную СССР, моложе его на тринадцать лет.

Казалось бы, Костя обладал не только высоким мастерством, но и огромным опытом, он мог бы поберечься, работать на поле меньше. Но Локтев выделялся своей страстностью и неутомимостью, большим радиусом действий и значительным объемом работы. Он не щадил себя и в каждой встрече стремился играть с полной отдачей сил – так, чтобы принести команде наибольшую пользу.

Иную окраску имело мужество Альметова: манера игры Александра обусловлена его высочайшей техникой.

Я уже говорил, что когда армейцы играют в равных составах с соперником, то мужество Альметова было почти незаметно. Но когда нас меньше, Саша являл собой образец бесстрашия.

Альметов не боялся рисковать, он всегда искал наиболее острые решения, стремился найти кратчайший путь к воротам соперника. И хотя в современном хоккее скорости чрезвычайно возросли, а бдительные защитники ни на секунду не дают покоя нападающим, Альметов все-таки умудрялся демонстрировать и даже совершенствовать свою отточенную технику в ходе самого напряженного поединка. А ведь для этого необходимо обладать настоящим мужеством.

Конечно, Александр уступал в силе многим своим товарищам. Но этот свой недостаток, если можно о нем говорить (так незаметен он), Саша с лихвой перекрывал прекрасно развитым игровым мышлением. А сила ведь всегда уступает уму.

И правильно, разумеется, поступал Александр, избегая неоправданного силового единоборства, всякого рода стычек и столкновений. Ему все это совсем не нужно: ввязавшись в такую игру, он погряз бы в ней, и его талант, мастерство могли бы померкнуть.

Альметов противопоставлял силе свою филигранную технику, свое необычайное игровое чутье и этим как бы гипнотизировал противника, подавлял его волю. Любопытно, как выполнял Альметов указания тренеров прикрыть того или иного соперника.

На турнире в Тампере в матче против шведской команды мы поручили Александру опекать самого сильного шведского хоккеиста Нильссона. Выслушав задание тренеров, Альметов задал только один вопрос: – А можно я буду играть так, что не я его, а он меня опасаться будет?.. И не я за ним, а он за мной следить станет?.. Мы, конечно, разрешили.

Грозный шведский нападающий был полностью нейтрализован. Думал он на поле, кажется, только об одном – как бы удержать советского хоккеиста.

Было бы хорошо, конечно, если бы Альметов обладал силой Старшинова. Это был бы поистине уникальный мастер. Но…

Своеобразно мужество и Вячеслава Старшинова. И особенно засверкала эта его грань таланта в последних двух сезонах, когда он стал играть не на дальнем, как прежде, а на ближнем пятачке. Именно здесь, у ворот соперника, где вскипают самые яростные схватки, где защитники особенно жестки. Старшинову удается наиболее полно проявлять лучшие бойцовские качества своего характера. В заключительном и самом ответственном матче чемпионата мира 1966 года СССР – Чехословакия Старшинов был душой команды и в первые четыре минуты матча забросил две из трех шайб, по существу решивших исход матча.

Играя вдали от чужих ворот, Старшинов проводил на поле без замены по дветри минуты. Сейчас, находясь на самом горячем месте, он «наигрывается» за минуту. Больше, полнее стала его отдача игре, большую пользу стал приносить он своему коллективу.

Иногда говорят и пишут, что Старшинов – игрок совершенно недисциплинированный. Это и так и не так. Действительно, играя в клубной команде, Старшинов порой позволяет себе слишком уж вольно трактовать существующие правила, иногда попросту грубит. Но тот же Старшинов, выступая за сборную команду страны, совершенно преображается. Там к нему предъявляют высокие требования, он прекрасно знает цену удаления и потому действует на поле корректно, не теряя контроля над собой. Не удивительно, что во время розыгрыша первенства мира по хоккею 1965 года он за все игры был лишь однажды удален с поля на две минуты, как говорится, «по собственной инициативе».

В своеобразной форме проявляется мужество и у такого талантливого мастера, как Вениамин Александров.

Когда-то было модой писать и говорить о его осторожности и трусости. Но так ли это?

Нет, нет и еще раз нет! Александров – смелый, решительный и мужественный хоккеист. Уже одно количество заброшенных им шайб – 320 – говорит само за себя. Александров является самым результативным игроком в истории нашей сборной. В чемпионатах мира на его боевом счету 63 шайбы. И в 1966 году на первенстве мира он превзошел всех по результативности. Высокую результативность показал Александров и в Вене. И это в трудных и резких поединках с канадцами, чехами и шведами! В тех матчах, где решалась судьба мировой короны, где борьба не допускала никаких компромиссов. Только мужественный спортсмен, умеющий и рисковать, где нужно, и играть внимательно, расчетливо и в то же время крайне опасно для ворот соперника, мог добиться такого результата.

В самом деле, шайбу в матче с сильным противником не забросишь, если не будешь рисковать. Ведь поразить ворота обороняющейся команды с фланга или от синей линий трудно. Значит, надо стремиться поразить цель с удобной острой позиции. А зона броска охраняется особенно внимательно. И, забрасывая шайбу, играя остро у чужих ворот, хоккеист всегда рискует получить удар или толчок.

Так как же Александрова можно объявлять трусом? Может, наверное, повезти в одном-двух матчах, но не в каждом же, да еще на протяжении нескольких сезонов!

Взятие ворот в острой атаке, когда хоккеисты мчатся на огромных скоростях, всегда связано для атакующего с определенным риском. Но Вениамин и в самых напряженных моментах никогда не теряет хладнокровия, ничто не может отвлечь его от броска, от взятия ворот.

Хотелось бы еще раз обратиться к статистике. Александрову принадлежит абсолютный мировой рекорд (пусть официально и не регистрируемый) – он одиннадцать раз участвовал в чемпионатах мира. Вениамин – пятикратный чемпион мира, восьмикратный чемпион Европы. Олимпийский чемпион. Нет в мировом хоккее спортсмена, который бы так долго и столь успешно защищал спортивную честь страны.

Вспоминаю свои беседы с Морисом Ришаром. Когда я спросил его, как удалось ему забросить свыше пятисот шайб, играя с такими сильными соперниками, какими являются профессионалы высшей канадо-американской лиги, Морис ответил, что он всегда видел цель и, во-вторых, старался обмануть вратаря с помощью финта или паузы, когда нервы вратаря не выдерживают и он начинает двигаться в сторону предполагаемого полета шайбы. А еще Ришар сказал, что он старался всегда терпеть, не обращать внимания на удары охотящихся за ним защитников. Ведь он хорошо знал, как по-настоящему злятся на него соперники, когда он, забрасывая шайбу, обесценивал их (в прямом и буквальном смысле – речь идет о капиталистическом мире!).

Мне кажется, что наш Александров по манере своей игры, по умению сохранять спокойствие в самой горячей ситуации как раз и напоминает Мориса Ришара, этого блестящего мастера атаки.

Нет, мужество – это не драка. Мужество – это сложная и прекрасная черта человеческого характера, и наш хоккей воспитывает ее в своих бойцах.

Лишь однажды отступили мы от своих принципов. Нас вынудили тогда отступить…

Торопится время, и меняются наши взгляды на хоккей. Вспоминаются годы становления у нас новой игры. Мы, хоккеисты первого призыва, тогда не бегали, а, кажется, летали на коньках по полю; финты были свободными, изящными и, наверное, красивыми; защитники не ловили нападающих на корпус, не швыряли на борт, не загоняли в углы. Они отличались мягкостью и, по нынешним временам, чуть ли не нежностью.

Правда, встречаясь с зарубежными соперниками, мы испытывали подчас некоторое неудобство, что ли. Неудобство от их игры, которая казалась нам слишком жесткой.

Но наши хоккеисты были в этих встречах по-прежнему верны своей манере. Молча сносили грубость, сдерживались даже в тех случаях, когда соперники умышленно наносили им травмы. Мы помнили об интернациональной дружбе спортсменов и потому в международных матчах были особенно осторожны и даже деликатны.

Мы утешали себя той мыслью, что вознаграждение за нашу терпеливость все равно придет и мы будем рассчитываться с грубым соперником не ударами, не толчками, не местью, а шайбами, которые будут заброшены, когда судьи удалят с поля хоккеистов грубиянов. Победа, думалось нам, хорошая компенсация за несправедливость.

Такая манера игры завоевала нам популярность у зарубежных поклонников хоккея, которые не могли не восхищаться нашей выдержкой и стойкостью.

Но долго так продолжаться не могло. С одной стороны, нас все больше и больше возмущали судьи, которые «не видели» хулиганства на поле. Возмущали и сами соперники, наглые и драчливые. Но, с другой стороны, ведь правила хоккея разрешали силовую борьбу! И отказ от нее лишил нас многих тактических и особенно психологических преимуществ.

Наши хоккеисты, продолжая оставаться рыцарями и джентльменами, упорно стали овладевать искусством силовой борьбы.

Осенью 1962 года во время нашего турне по Канаде нам пришлось провести один из матчей в городе Гамильтоне с командой юниоров любителей «Гамильтон Рэд Уингс» («Гамильтонские красные крылья»), усиленной девятью профессионалами, игра которых, откровенно грубая, отличается особой жестокостью.

Соперники советских хоккеистов много наслышались (напомню, что до этой встречи мы уже одержали несколько побед над канадскими командами) о нашем умении терпеть, о нашей, как они считали, трусости, которая в общем-то являлась совершенно фантастической выдумкой. Канадские профессионалы были готовы смять, подавить русских. И вот шайба в игре. С первых же секунд канадцы играют немыслимо жестко, грубо. Создается ощущение, что они чуть ли не заранее наметили себе жертвы. Они откровенно хулиганят: наносят удары клюшкой даже по лицу, лезут в драку.

И что самое странное: молчат судьи. Им как будто даже импонирует такая игра. Зрители не свистят, не протестуют, Они ничему не удивляются: к такой игре привыкли, да тут еще свои «бьют» чужих…

Оканчивается период. Пока ничья – 1:1. Лица у наших ребят в кровоподтеках. Кое-кто уже не может продолжать встречу.

И тут-то мы, тренеры, не выдержали. Вместе с Аркадием Ивановичем Чернышёвым мы после некоторых колебаний объявляем хоккеистам: каждый, именно каждый, должен продумать, как он будет действовать на поле, чтобы дать острастку зарвавшемуся противнику. Мы сказали, что никому не простим никакой осторожности, призвали ребят действовать смело, решительно, резко, быть настоящими хоккейными бойцами.

Опасаясь, что ребята нас не так поймут, что во втором периоде на поле начнется откровенная потасовка, какие бывают во встречах профессионалов, мы объяснили, что хамить, хулиганить, как канадцы, ни в коем случае нельзя. Играть жестко, но стараться удерживаться в рамках. Ловить соперников в углах, у бортов поля, подводить их к нашим защитникам и внезапным столкновением лишать их устойчивости, а возможно, и желания играть.

И вот началось! Это было соперничество не в мастерстве. Не в технике и тактике. Это была сшибка характеров, суровая проверка воли, лихая мужская схватка, сражение, Где и со стороны наших хоккеистов правила трактовались подчас, наверное, слишком вольно.

И вдруг… мы заметили, что канадцы растерялись, события разыгравшиеся на поле, оказались для них полнейшей неожиданностью. Они, оказывается, и не думали, не подозревали, что советские хоккеисты могут и умеют постоять за себя. Не знали, что молодежь у нас и сильная, и смелая, и самолюбивая, что характер у русских людей удалой, что и подраться наши умеют не хуже других.

В первом же игровом отрезке после совершенно правильного силового приема один канадец покидает поле. Немного позже, сильно хромая, уходит другой.

Это был колоссальный психологический удар.

Канадцы не выдержали. Они привыкли к безнаказанной грубости на поле во встречах с советскими хоккеистами, а тут…

Здоровые, сильные, задиристые парни, только что откровенно хамившие, побежали к судьям жаловаться на наших хоккеистов. Они требовали, чтобы советские спортсмены играли более корректно.

Трибуны продолжали хранить молчание. Мне кажется, что зрители даже не поняли, что бьют уже канадцев. Бьют по правилам, но довольно ощутимо.

Судьи взяли сторону канадцев и начали удалять наших хоккеистов.

Но мы, тренеры, решили выдержать такую игру до. конца. Даже находясь в численном меньшинстве, ребята играли по-прежнему жестко, укрощая распоясавшихся соперников. После второго периода уже вели мы – 5: 1.

В раздевалке оживленно и даже… весело, хотя у многих синяки, шрамы, кровоподтеки. Кто-то из ребят, обращаясь к тренерам, говорит с укоризной:

– Если бы раньше разрешили так играть, меньше бы. у нас ушибов было…

Неожиданно к нам в раздевалку приходят руководители канадского клуба. Приходят с предложением играть корректно, честно. Объясняют, что через несколько дней им играть матч на первенство своей лиги и они опасаются, что при такой игре могут недобрать состав на предстоящую встречу. Такая, как сегодня, игра им может дорого обойтись.

Мы ответили, что рады их предложению. Что тоже хотим играть по-настоящему, спортивно, корректно. Но предупредили: престиж свой уронить не позволим, на грубость будем отвечать самой жесткой игрой. Ну, а что силы, воли, мужества нам не занимать – в этом канадцы уже убедились…

На мой взгляд, в тот день мы нашли удачный ключ к «укрощению» грубого противника. Мы отвечали не его же оружием, не разухабистой, откровенной дракой, а умением вести жесткую силовую борьбу в рамках правил, сдерживая себя и играя на грани удаления. А в правилах хоккея, надо сказать, заложено немало и острых иголочек и тяжелых кувалд, дающих вместе все возможности для приведения в чувство самого наглого противника, пытающегося испытать нашу смелость, выдержку и мужество.

Может быть, мы были не правы? Может быть, следовало выпрашивать у канадцев корректную игру? Не думаю! Ведь канадцы не хотели идти нам навстречу; Они были уверены, что мы их боимся, что мы не умеем играть в силовой хоккей. А поскольку договориться о корректной игре было нельзя, то следовало заставить противника отказаться от грубости, заставить его уважать нас. В конце концов мужество – это не только «терпение и постоянство», но и – вспомним Даля – «доблесть, храбрость, отвага, спокойная смелость в бою и опасностях. Однако я должен заметить, что мы, тренеры, смогли пойти на такой рискованный шаг только потому, что были уверены в рыцарстве наших ребят. Мы знали: в самой ожесточенной борьбе они не утратят контроля над собой, не превратятся в заурядных хулиганов.

Хоккей – игра не только красивая, но и мужественная.

И проявляется мужество в разных формах. Все зависит от характера матча, от соперника. В одном случае надо сдерживаться, мужественно принимать все обиды и несправедливости, в другом – так же мужественно давать понять сопернику, что команда его не боится.

Думаю, что скоро, в ближайшие годы, состоится серия наших игр с профессионалами. Кажется мне, что скоро лопнет терпение профессионалов, что надоест им наша гегемония на официальный мировой престол. Должно же их в конце концов задеть, что русские, молодая по возрасту команда, бросили им открытый вызов.

К грядущим сражениям с чародеями шайбы мы готовимся не только в плане совершенствования своей тактики, техники, физической подготовки, но и в плане волевой, психологической настроенности, внутренней собранности. Каждый хоккейный солдат должен знать, что ждет его впереди. Вот почему мы провели несколько соответствующих экспериментов во время турне по Канаде и в городе Калинине, где однажды сыграли Я0 канадским профессиональным правилам с командой «Шербрук Биверс» – обладателем кубка Аллана.

Это был нехороший матч, хоккеисты часто и много дрались. Это был грязный хоккей. Но мы оказались вынуждены провести этот эксперимент, чтобы канадцы не застали нас врасплох.

Перед будущими встречами мы будем настаивать, чтобы матчи эти проводились в рамках правил – в конце концов и правила профессионалов не позволяют устраивать на поле побоища и драки. Там сказано лишь, что силовая борьба разрешена по всему полю. К такой силовой борьбе мы готовы. Но на всякий случай мы решили пойти навстречу канадцам и поиграть в этот грубый, ужасный хоккей.

Любопытно, что уже на двадцать восьмой минуте, когда на поле происходила настоящая потасовка, по рекомендации судей матч прекратился. В судейской комнате собрались судьи и тренеры, чтобы выяснить, как же играть дальше. Мой коллега, играющий тренер Джордж Рой, бывший профессионал, который, судя по его внешности – рубцам на лице, отсутствию зубов, – повидал на своем веку немало, предложил прекратить матч в таком виде и начать играть по нашим любительским правилам.

Экспериментом мы остались довольны. Дело, как понимает читатель, конечно, не в победе с разгромным счетом 15: 4. Гораздо важнее другое – мы почувствовали, что можем играть в разный хоккей, в том числе и в самый жестокий, и ради победы наши спортсмены способны на самопожертвование. Нас порадовало, что никто из ребят в этом матче не был травмирован, хотя тренеры на всякий случай решили ведущих своих игроков поберечь. В этот день места Альметова, Александрова, Локтева, Кузькина, Брежнева, других наших лидеров заняли молодые, чуточку безрассудные ребята, из тех, кому безразлично, с какого этажа прыгать – первого или четвертого, если это в интересах дела.

В конечном итоге мужество, все поведение спортсмена на поле должно быть подчинено одной цели – победе. А идти к победе можно разными путями.

Морис Ришар недоумевал:

– У кого вы учились?.. Почему так своеобразна ваша игра?

Мы учились у многих, у всех понемногу. Старались подметить, перенять все интересное.

Но прежде всего искали свое, свои пути. Собственное творческое лицо. Собственную, неповторимую манеру. Мы хорошо понимали: копия, даже самая мастерская, никогда не превзойдет оригинал.

Я всегда выступал и выступаю против копирования почерка зарубежных, команд. И делаю это не из-за квасного своего патриотизма, а потому, что перенос черт, качеств какой-то иностранной школы хоккея без учета национальных особенностей, специфики развития этой игры в своей стране – дело никчемное и даже вредное.

Канадцы, особенно профессионалы, – самые техничные игроки в мире. Это бесспорно. И разумеется, у них есть чему поучиться. Но сводить магистральный путь развития отечественного хоккея к работе над одной только техникой нельзя: для того чтобы быть с шайбой, как канадцы, на «ты», нужны годы. Нужно новое поколение хоккеистов: с теми, кому 25, многого не добьешься.

Где же выход? Как мы можем догнать канадцев? Мне кажется, что выход может быть один – совершенствуя технику, ликвидируя технические огрехи в своей игре, опираться на сильные стороны нашего хоккея, против которых противники не нашли противоядия.

Несколько цифр. Процент результативности наших нападающих был раньше равен 9. Другими словами: из каждых 100 атак у нас 9 завершаются голом. У канадцев процент успешно завершаемых атак выше – 20–23, а у профессионалов достигает даже 30. Но когда канадские хоккеисты играли с нами в Стокгольме, то этот процент упал у них до 8,5, в то время как у нас он возрос до 11. В ходе встречи с канадцами на чемпионате мира в Тампере разница результативности наших нападающих и форвардов из-за океана была еще выше: у нас – 18 процентов успешных атак, а у них – всего 7,5.

В Любляне мы победили канадцев со счетом 3:0.

Наши мастера задушили посланцев страны кленового листа своим бешеным темпом, заставили, вынудили их часто ошибаться. Канадские спортсмены не привыкли играть в таком игровом режиме и потому уступали нам не только в скорости, умении играть коллективно, но и в… технике.

По итогам турнира в Вене список самых результативных хоккеистов возглавили пять наших нападающих – Анатолий Фирсов, Виктор Полупанов, Вениамин Александров, Александр Альметов и Владимир Викулов. Это случайность? Простая удача? Нет, нет и еще раз нет! Годы объемного, пытливого труда позволили наконец-то нашим хоккеистам стать высокорезультативными мастерами. При этом очень приятно подчеркнуть, что у каждого из них есть свой, фамильный почерк, проявляющийся в той или иной манере атаки, взятия ворот.

Особенность нашей техники заключается в том, что она базируется на высокоразвитом атлетизме. Мы понимали, что отменная физическая подготовка в наших условиях (напоминаю, что наш хоккей отставал от канадского лет эдак на 30–40, и этот разрыв предстояло сократить в 7-10 лет) была практически единственной кратчайшей тропинкой к высотам технического мастерства. И потому наша техника надежна, ей не мешает игра в высоком темпе, советские хоккеисты и на больших скоростях отлично распоряжаются шайбой.

Чтобы овладеть техникой, мы положили немало труда. Еще раз о результативности. В 1958 году результативность советской национальной команды во время турне по Канаде равнялась 4 процентам. А сегодня? Сборная СССР в Вене установила свой рекорд: 20 процентов наших атак во всех семи матчах были успешными, а в трех последних играх цифра эта снизилась лишь немного – до 16 процентов. Звено, где играют Викулов, Полупанов и Фирсов, установило мировой рекорд, перекрыв все достижения шведов, чехов, американцев и канадцев: 45 процентов их атак оканчивались успешно, взятием ворот соперника. 30 забитых и З пропущенные шайбы – таков итог их выступлений на льду венского Штадтхалле. И этот рекорд установили вчерашние мальчишки, двадцатилетние хоккеисты, ведомые прославленным асом Анатолием Фирсовым.

Почему, говоря о технике, я ограничиваюсь рассказом только о возросшей результативности наших хоккеистов? Нет ли здесь подмены понятий? Думаю, что нет. Результативность аккумулирует в себе все аспекты технического мастерства хоккеиста. Результативность – это и техника владения шайбой, и широкая ориентировка, и смелость, и бойцовские качества, и творческое понимание хоккея, и умение предусмотреть развитие атаки, предугадать третий или четвертый ход собственного розыгрыша шайбы или намерений соперника.

Хотелось бы, кстати, добавить, что результативность спортсмена зависит во многом и от его характера. Вряд ли будет удачлив спортсмен, если он эгоист, недобрый человек, думает только о себе, забывая о партнерах, если он не готов к самопожертвованию.

Казалось бы, успехи советского хоккея в последние годы должны были утвердить всех в верности избранного нами пути. Но вот в 1965 году один из наших самых уважаемых тренеров и специалистов выступает в журнале и призывает наших игроков к универсализации, объясняя это свое предложение тем, что универсалами являются все крупнейшие профессиональные канадские мастера.

Да, канадцы – виртуозы, универсалы. Канадские профессионалы – игроки высокого класса. За их игрой кроется высочайшее индивидуальное мастерство. Вот почему они пока еще пренебрегают тактическими новшествами и играют по старинке, по немудреному принципу: где шайба, там и играй. Вот почему они и играют на любом месте.

Автор статьи считает, что уже пора потребовать и от наших хоккеистов умения играть на любом месте. В конце концов, поясняет он, мы и сейчас действуем по принципу «пять в атаке, пять в обороне».

Но «все в нападении, все в защите» – это вовсе, к сожалению, не значит, что каждый наш хоккеист одинаково хорошо играет на любом месте. Все-таки абсолютное большинство нападающих у нас существенно отличается от защитников. Хотя бы, например, умением более успешно завершать атаки команды. И пока почти все наши универсалы – это, как правило, середняки. Они вроде все умеют и нападать и защищаться, – но получается это у них посредственно.

Я твердо уверен, что в наших условиях, когда команда представляет собой необычайно дружный, сплоченный коллектив, сильный именно своим коллективизмом, выдающимся мастером можно считать лишь того, кто обладает яркими чертами спортивного таланта, какими-то индивидуальными качествами, присущими только ему одному и дающими право ему выступать в определенном амплуа.

Хоккей, в сущности, «своеобразное многоборье», где компонентами мастерства являются техника броска, передача, ведение шайбы, а также ловкость, сила, мужество, чувство партнера, хитрость, интуиция и т. д. Мой идеал не средний многоборец, равный во всех элементах мастерства, а многоборец с какими-то блестящими индивидуальными качествами, со своим «коньком», пусть даже что-то и не умеющий хорошо делать.

Вот почему я считаю совсем неправильным, когда иные наши тренеры воспитывают у своих подопечных Всего понемножку, подтягивая слабые стороны, меньше обращают внимания на яркие черты дарования парня. Это, мол, и так у него в порядке.

В связи с этим несколько строк хотел бы посвятить Валерию Никитину, хоккеисту Воскресенского «Химика». Я лишь недавно хорошо узнал его– в те дни, когда он был включен в состав сборной СССР и направился на венский чемпионат мира.

Валерий, на мой взгляд, хороший, честный, трудолюбивый и скромный хоккеист. В Вене он сделал для команды все, что мог. Никитин здорово помог коллективу, когда мы перевели его в нападение и когда ему пришлось играть – фактически без тренировок, не сыгрываясь специально, – со звеном Старшинова. Он там выполнял сложную роль и справился с ней неплохо. Валерий – человек очень скромный, пытливый, толковый. Он хорошо понимает хоккей, с ним приятно поговорить, и я рад, что с ним познакомился.

Но Валерий, к сожалению, хоккеист-универсал. Поблагодарив его после чемпионата мира, мы откровенно сказали, что жалеем о его неудачной хоккейной судьбе. Да, неудачной. Я не оговорился. Он поздно попал в сборную, и не потому, что его не «замечали» тренеры: Никитин игрок, к сожалению, не яркий, не выдающийся. И не его в этом вина.

Может ли быть чемпионом мира команда, состоящая из десятка игроков такого плана?

Думаю – вряд ли.

У Валерия нет ярких отличительных черт игрового почерка. Физические данные у него посредственные, нет взрывного рывка. Есть, правда, ловкость, на которой базируется его довольно высокая техника. Но это не техника Александра Альметова или Бориса Майорова, Виталия Давыдова или Анатолия Фирсова, – уровень ее ниже. Искусство Валерия менее совершенно, чем искусство других хоккеистов сборной. Защитник Валерий средний, и мы, откровенно говоря, побаивались за него. На столкновения он по-настоящему не идет, потому что не привык к ним, его этому не учили. Никитина неверно было бы сравнивать с могучими нашими защитниками – А. Рагулиным, О. Зайцевым, В. Кузькиным, Э. Ивановым, но он и В. Давыдову, самому «маленькому» нашему защитнику, уступает в силовом единоборстве. Наконец, Валерий не может считаться классным защитником еще и потому, что не умеет распоряжаться шайбой в одно касание. Валерий в этом отношении стоит среди защитников на последнем месте.

Но я пишу об этом не для того, чтобы еще раз напомнить Никитину о его недостатках. И я прошу Валерия не сердиться на меня, что я говорю здесь о нем в таком плане. Дело в другом. Валерий – лучший среди тех, кого хотели воспитать универсалами. Но даже лучший уступает остальным хоккеистам сборной. Стало быть, нужно говорить об ошибочности всей линии на подготовку хоккеистов-универсалов. И не вина, еще раз напоминаю, а беда Валерия, что из него хотели воспитать пресловутого универсала. В «Химике», где взята линия на универсализацию, Никитин играет долгие годы, и вот результат. Не случайно в этой команде не воспитан ни один высококлассный игрок, правда там начинал играть А. Рагулин, но нынешним Рагулиным он стал все-таки, простите за нескромность, в ЦСКА и в сборной.

У Валерия нет конкретного амплуа, и если он полезно играл на чемпионате мира, то только за счет своего мужественного характера и самолюбия, и я сожалею, что нам пришлось его критиковать, он достоин, только благодарности.

Чтобы стать высококлассным мастером, сегодня уже просто необходимо обладать какой-то своей, неповторимой гранью таланта, уметь делать то, что никто другой, не умеет. Что стоил бы Александр Альметов, если бы потерял вдруг свой коронный финт? Что стоил бы Вячеслав Старшинов, если бы не его удивительная хватка, чутье позиции, колоссальная работоспособность? Что представлял бы собой Борис Майоров, если бы не было у него каскада столь остроумно и четко исполняемых финтов?

А разве был бы у нас Бобров, крупнейший мастер своего времени, если бы его заставляли действовать как универсала не только в нападении, но и в обороне?

В истории нашего хоккея я знаю только одного блестящего универсала – Николая Сологубова. Но это, был уникальный самородок, хоккеист «милостью божьей».

Некоторые утверждают, что, мол, наши ведущие мастера прошлого были значительно сильнее, ярче, искуснее мастеров сегодняшнего дня. А посему нам нужно учиться у них, равняться на них.

С первым утверждением я полностью согласен. Учиться у ветеранов нужно. А как может быть иначе? У кого же тогда учиться, как не у ветеранов? Опыт таких мастеров, как Иван Трегубое, Николай Сологубов, Дмитрий Уколов, Альфред Кучевский, динамовцы Александр Уваров, и Юрий Крылов, и Валентин Кузин, умеющих играть блестяще и в нападении и в оборине, достоин самого глубокого изучения.

А вот равняться на них в самом буквальном смысле. Над этим надо еще подумать. Я уже писал о наивном споре, кто сильнее – тройка Боброва или звено Альметова? Стоит ли сегодня равняться во всем на ту выдающуюся тройку? Думаю, что сегодня уже поздно равняться и на звено Альметова. Время выдвигает новые эталоны.

За последнее пятнадцатилетие хоккей сильно изменился. Выросло техническое и тактическое мастерство хоккеистов. Увеличились скорости атак, стали значительно шире применяться приемы силовой борьбы. Играть сейчас так, как играли ветераны, вряд ли разумно.

И это не только в хоккее. То же самое можно сказать и о любом виде спорта.

Пятнадцать лет назад наш рекорд по прыжкам в высоту подбирался к 2 метрам, сейчас он приближается к 2 метрам 30 сантиметрам. Разница, как видите, существенная.

И если обратиться к тактике современного хоккея, то будет тоже отчетливо видна разница, которая отделяет его от нашего хоккея образца 1950 года. Действия хоккеистов происходят сейчас в более сложной, нежели прежде, игровой обстановке. Возросла полезность каждого хоккеиста, его игровая «деловитость». Неизмеримо увеличилось число попыток атаки ворот, а именно в этом смысл игры, наиболее впечатляющий момент хоккея.

Вспомним еще раз выдающегося в прошлом нападающего Всеволода Боброва. Этот мастер обладал неповторимыми взрывными действиями. Его финты и обводка, четкие броски приносили команде ощутимый успех.

Но убежден, что всего этого было бы далеко не достаточно, чтобы ярко играть за классную команду сегодня. У Боброва всегда ощущался холод к коллективной игре, он тяжело и даже порой неумело расставался с шайбой.

А посмотрите, как действует сегодня на поле один из лучших нападающих – Анатолий Фирсов, играющий, кстати, как и Бобров, на левом крае. Если вспомнить особые достоинства ветерана – тонкую обводку и умелое взятие ворот, то даже и в этом Фирсов выше прославленного мастера прошлого. У него шире набор технических средств, солидное преимущество в беспрерывном взрывном каскаде финтов. Анатолий «фехтует» клюшкой так, как никто в нашем хоккее не умел и не умеет этого делать. И результативность его весьма высока. В сезоне 1966 года он твердо занял первое место, намного опередив всех других мастеров хоккея. На венском чемпионате он оказался самым счастливым форвардом – 11 шайб забросил сам и 11 раз дал пасы, после которых успеха добились его партнеры.

Но самое ощутимое преимущество Фирсова заключается в объеме его действий, в разнокрасочности и неожиданности его тактических решений. Анатолий с большой охотой играет на партнеров, и именно благодаря ему растет как на дрожжах молодое звено с Виктором Полупановым и Владимиром Викуловым.

И еще одним выгодно отличается сегодняшний хоккеист от ветерана – своей неуемной жизнедеятельностью и живучестью. Под термином «живучесть» я понимаю проявление спортсменом мужества, умение навязать активное силовое единоборство сопернику и хладнокровно переносить самые резкие столкновения с ним.

Любой тренер хочет, чтобы его питомцы прекрасно владели всеми компонентами хоккейного мастерства. Но что делать, если к нам в команду приходят совсем не идеальные спортсмены. Приходится мириться с этим, заниматься их воспитанием и искать, часто трудно искать, то звено, ухватившись за которое вытянешь всю цепь.

Вспоминаю, как пришел к нам в ЦСКА Юрий Моисеев. Это был хоккеист, обладавший необычайной скоростью, но техника его игры была довольно слаба, и потому я хотел построить занятия с ним так, чтобы Юрий приучился в ходе матча кататься медленнее, но играть более технично. Потом мне стало ясно, что скорость, своеобразная живучесть, индивидуальная черта Моисеева – это его преимущество, что ему простонапросто мала площадка, что перестраиваться ему совсем не нужно: куда разумнее попытаться использовать его сильные стороны.

И за дватри сезона он сделал довольно существенный шаг вперед в освоении техники. Но вот что примечательно: осваивая технику, Юрий не утратил своего основного качества – высокого скоростного порыва.

Както шутя Юрий предложил, чтобы он и его партнеры по «звену» Женя Мишаков, Толя Ионов и Игорь Ромишевский приделали к конькам своим какие-нибудь специально изобретенные для них счетчики. И тогда всем стало бы ясно, утверждает Юрий, что в каждой игре они пробегают в полторадва раза больше, чем любые хоккеисты из любого другого звена и любой другой команды.

Посмотрите, как сразу и неожиданно становятся вдруг в третьем периоде малоподвижными и совсем не техничными хоккеисты, игравшие в первых двух периодах против Моисеева и его партнеров. Все объясняется просто: Моисеев, Мишаков, Ионов своим темпом, своей скоростью выбили соперников из колеи, измучили их. И потому именно в конце матча Моисеев с товарищами становятся особенно результативными – самые техничные их соперники не имеют больше сил сопротивляться им.

Однако исправить недостаток не такто просто. И если у кого-то, нет стартовой, скорости, то, даже занимаясь упорно долгие годы, все равно добьешься немногого. Так, может, быть, лучше предложить этому хоккеисту такое амплуа, когда он сможет здорово играть на накате, на дистанционной скорости? И тогда в этом амплуа его недостаток может быть почти незаметен. Хоккеист компенсировал его какимито другими особенностями своего мастерства.

Еще один пример. В связи с некоторыми изменениями в тактике атаки мы несколько лет назад увеличили объем работы Вениамину Александрову. И игра его потускнела. Александрова теперь не хватало на главное – на завершение атак. Резко снизилась результативность. Пришлось отказаться от мысли, что Александров может безболезненно, оставаясь высококлассным хоккеистом, совмещать большой объем работы с индивидуальными качествами своего мастерства.

В конце концов я убедился, что в наших условиях, на современном этапе развития отечественного хоккея, подошедшего уже к своему совершеннолетию, универсализация – это… безответственность, расплывчатость каждого амплуа в команде и вместе с тем беда для самого хоккеиста. Мы, тренеры, не имеем права забывать, что спортсмен живет в большом спорте яркой жизнью всего 8-10 лет, и потому надо, чтобы он за это время полностью раскрыл свое спортивное дарование, чтобы не проходил все эти годы в «середнячках».

Прошли времена, когда игроки многих команд были столь наивны, беспомощны и неопытны, что один быстрый защитник мог на скорости обыграть сразу всех соперников, когда контратаки развивались настолько медленно, что этот защитник успевал вернуться обратно. Хоккей наш окреп и возмужал. Общий класс спортсменов значительно вырос. И потому возросла ответственность каждого хоккеиста за строгое исполнение игрового задания.

Не надо нам копировать канадцев, заставляй хоккеистов быть универсалами. Давайте творить, учиться, дерзать! Искать свои и тактические и технические приемы. Давайте идти своим путей!

Теперь сами канадцы внимательно следят за развитием нашей школы игры. Вовсе не случайно, что тренер сборной Канады Бауэр, побывав на тренировке советских хоккеистов в городе КолорадоСпрингс, построил на следующий день тренировку своей команды по нашему конспекту.

Примечательный факт. Очень примечательный. Вот именно поэтому Морис Ришар и старается понять советский хоккей, во многом непохожий на тот хоккей, в который играют на его родине.