|
||||
|
|
Последние удары Как контрнаступление под Дальником превратилось в отвлекающий удар (23 сентября — 1 октября) После того как комбинированным контрударом при участии морского десанта удалось отбросить противника от города в Восточном секторе было решено улучшить положение и в Южном. Это был последний сектор, из которого противник имел еще возможность обстреливать Одессу. В этот раз замысел операции строился на использовании Ленинтальского клина против противника и разгроме группировки, его занимавшей. Вторая наступательная операция задумывалась штабом ООР еще более масштабной, чем первая. Удар планировалось нанести силами трех дивизий в общем направлении на Ленинталь — Петерсталь. К 27 сентября закончилась перегруппировка войск в Южном секторе. Переброшенная сюда 157-я дивизия заняла позиции на 8-километровом участке между 95-й и Чапаевской, полосы обороны которых значительно сократились. Сюда же были переброшены и два артполка, прибывшие в Одессу вместе с 157-й дивизией, что вдвое увеличило плотность артиллерии на этом участке. Также в сектор были переброшены и опоздавшие к контрудару в Восточном секторе танковый батальон 157-й дивизии в составе 15 машин и 422-й артполк. Остальные дивизии были основательно пополнены за счет ставших активно поступать маршевых рот, количество которых в последней декаде сентября постоянно увеличивалось. Только за 21–24 сентября в Одессу прибыло 15 маршевых рот общей численностью 3500 человек, а с 25 но 30 сентября — еще 21 рота, общей численностью 4800 человек. Наличие достаточного количества подкреплений позволило дивизиям занять оборону в двухэшелонном порядке, а 95-я дивизия даже вывела во второй эшелон два полка из трех. Южный сектор прикрывался пятью румынскими дивизиями, но все они понесли большие потери в предыдущих наступлениях. Они уже не могли наступать, и устойчивость их в обороне тоже была весьма условной. Военный совет ООР поддержал предложение командующего Приморской армией Софронова об организации контрудара, начальник штаба ООР генерал-майор Шишенин, правда, не был столь оптимистичен, считая, что сил для такого удара недостаточно, но последнее слово осталось за командующим ООР контр-адмиралом Жуковым, и план операции стал разрабатываться. Предпринять контрудар в первоначально запланированные сроки, однако, не удалось. 27 сентября командующий Черноморским флотом Октябрьский сообщил Военному совету ООР, что в ближайшее время боеприпасы регулярно подвозиться не будут и имеющиеся боекомплекты следует всячески экономить. Так на обороне Одессы впервые стали сказываться последствия назревающего в Крыму кризиса. Аналогичная ситуация сложилась и с авиационной поддержкой. Вся бомбардировочная авиация Черноморского флота была перенацелена на Перекопский перешеек, и с 25 сентября ни один полк больше в Одессу не прилетал. Приморская армия имела в наличии только полбоекомплекта для основных калибров полевой артиллерии вместо пяти, обещанных Шапошниковым Одессе на сентябрь. Член Военного совета, дивизионный комиссар Воронин предложил наступать с имеющимся боекомплектом при поддержке штурмовых ударов лишь одного 69-го ИАП, считая, что недостаток артиллерии и авиации компенсируют удары гвардейских минометов, но его инициативу не поддержал никто, а командующий Приморской армией Софронов дипломатично назвал ее «слишком большим риском». В итоге операция была отложена на неопределенное время, а на расходование имеющихся боеприпасов был введен лимит, составлявший 1/16 боекомплекта в сутки. Но через 2 дня, 29 сентября транспортами «Белосток» и «Восток» были доставлены из Новороссийска 35 вагонов боеприпасов. Однако через несколько часов в штаб ООР поступила телеграмма командующего Черноморским флотом, адресованная командующуюму ООР Жукову и члену ВС Азарову. Телеграмма касалась просьб о получении ранее выделенных Одессе боекомплектов, но ситуации не проясняла:
Туманные упоминания о важном решении вызвали в штабе ООР легкий переполох. Через 25 минут после получения телеграммы собралось расширенное заседание Военного совета, на которое, кроме председателя Военного совета ООР Жукова и членов Военного совета Азарова, Воронина и Колыбанова, присутствовали и командующий Приморской армией, заместитель командующего ООР Софронов, начальник инженерной службы Хренов и начальник штаба ООР Шишенин. Заседание Военного совета было открыто Жуковым довольно своеобразно: «Я не мог не собрать Военный совет в связи с получением телеграммы Октябрьского. Это ответ на телеграмму мою и Ильи Ильича, в которой мы указывали, что недостаток боезапаса может привести к срыву готовящейся операции. Не следует выносить содержание ответа за эти стены. Обсуждать нам пока нечего: завтра приедет заместитель наркома, и тогда все станет ясно». Обсуждать действительно никто ничего не стал. Только начальник штаба ООР генерал-майор Шишенин поинтересовался у командующего Приморской армией: «Продолжать подготовку? Тем более, что боезапас поступит своевременно. Ваше мнение, Георгий Павлович? — на что получил ответ Софронова: — Пока нет ясности, конечно, подготовку не свертывать». После этого очень короткого совещания, фактически сведшегося к указанию не разглашать сведения о полученной телеграмме, штаб ООР продолжил готовиться к наступлению и ночью закончил подготовку боевого приказа и составление плановой таблицы наступления в Южном секторе с нанесением главного удара в направлении Ленинталя. Операция назначалась на 1 октября. Однако днем 30 сентября обстановка полностью изменилась. В связи с полученными из штаба ЧФ указаниями приказ № 0026 о переходе в наступление был заменен на «новый приказ № 0026, по которому армия, продолжая оборонять свои позиции, в ночь с 30.09.41 г. на 1.10.41 г. приступает к перегруппировке своих сил». В условиях неполной информации, поступающей из штаба ЧФ, смысл перегруппировки свелся к выводу 25-й СД в армейский резерв. Однако и этот приказ просуществовал совсем не долго и в свою очередь был отменен на следующем заседании Военного совета ООР. В ночь на 1 октября в Одессу наконец прибыл заместитель наркома ВМФ вице-адмирал Левченко, который и отдал распоряжение об экстренном созыве Военного совета. Состав участников заседания был тем же, что и накануне, с той лишь разницей, что теперь пригласили и командира Одесской военно-морской базы Кулишова. Заседание Военного совета открыл Жуков, который сообщил, что получена директива ставки об эвакуации Одессы, и зачитал ее:
Закончив чтение директивы, Жуков предложил: «Я думаю, обсуждать и обмениваться мнениями будем после выступления Гордея Ивановича». После этого коротко выступил заместитель наркома ВМФ: «Части 51-й армии под натиском противника отошли на рубеж села Ишунь… По существу там нет надежных оборонительных сооружений, и угроза захвата Крыма противником становится реальной. С потерей Крыма мы можем потерять и Одессу, так как питать Одессу с Кавказа, если враг захватит крымские аэродромы, будет почти невозможно. Военный совет флота доложил о сложившейся обстановке в Ставку Верховного Главнокомандования и внес свои предложения. Пока борьба за Крым идет на Перекопе, есть возможность организованно вывести войска из Одессы и усилить ими оборону Крыма. Потеря Одессы, как доложил Военный совет флота в Ставку, если Крым нам удастся удержать, — меньшее зло. Предложение Военного совета флота об эвакуации Одессы и переброске войск в Крым Ставкой Верховного Главнокомандования принято. Теперь наша задача — решить, как наилучшим образом выполнить директиву Ставки». — А не слишком ли торопятся товарищи с нашей эвакуацией? — спросил Жуков. — Но, видимо, с потерей Крыма утрачивается смысл удерживать Одессу, — возразил Воронин. — Угроза потери Крыма не есть еще сама потеря, — сказал Колыбанов. — Над Одессой не раз нависала угроза захвата, а ведь держимся… Может быть, удержим и Крым?.. Мы ведь убедили всех, что Одессу не сдадим, что Одесса есть, была и будет советской. И вдруг — самим уходить… Дела-то наши здесь пошли на улучшение. Тут надо все взвесить… Азаров обратился с похожими вопросами к самому Левченко: — Вы были в Крыму в последние дни? Неужели там настолько безнадежная обстановка? Неужели потеря Крыма неотвратима? — Да, обстановка в Крыму тяжелая. Я объездил его весь. Был на Перекопе. В районе Ишуни. И должен прямо сказать: с теми силами, которые есть в Крыму, надежды удержаться на Ишуньских позициях нет. Потеря Крыма повлечет за собою потерю Одессы. Морские коммуникации будут под постоянными ударами авиации противника. Он незамедлительно посадит свою авиацию на аэродромы Крыма. Вся трагедия в том, что там нет сил, которые могли бы сдержать противника. Пятьдесят первая армия не в состоянии… Для того чтобы вы яснее поняли обстановку, могу вам сообщить следующее: Военный совет флота доложил в Ставку, что положение пятьдесят первой армии на грани катастрофы, часть ее дивизий без оружия, командование чувствует себя неуверенно, войска уже отходят к Ишуни, где нет надежных оборонительных сооружений; усилить войска можно только за счет Одессы. По-моему, решение Ставки единственно правильное и торопливости в нем никакой нет. — Но может быть, все-таки следовало бы просить, — обратился к нему Жуков, — чтобы нас оставили в Одессе? Как вы на это смотрите? — Надо все взвесить, — сказал Азаров. — Я такую телеграмму подписывать не буду, — сказал Воронин. — А что, если с боем прорваться к Николаеву и пробиться в Крым? Как вы, Георгий Павлович, смотрите на это? — обратился он к Софронову. — Эта идея заслуживает внимания, — ответил Софронов. — Армаду, которую создали мы в Одессе, трудно будет эвакуировать морем, тем более что авиация противника активно действует на коммуникациях. К единому мнению члены Военного совета так и не пришли. Предложение Воронина прорваться в Николаев никто не поддержал. Так как директивой Ставки ответственность за вывод войск ООР из боя и выбор способа их переброски в Севастополь перекладывались на командование ООР, а ошибка в принятии такого решения могла привести к гибели Приморской армии, было решено прервать заседание, чтобы еще раз все взвесить и спокойно обдумать. Пока шло заседание, из Севастополя в штаб ООР стали поступать сообщения, что транспорты из портов Крыма и Кавказа выходят порожняком в Одессу: Военный совет флота уже приступил к выполнению директивы Ставки об эвакуации. Поэтому медлить дальше становилось неудобным. К приходу транспортов Военный совет должен был принять какое-то решение. Отмалчиватся дальше означало ставить под угрозу выполнение директивы Ставки. Через несколько часов после перерыва члены Военного совета вновь собрались у Жукова. К этому времени у командующего ООР уже имелось собственное решение. — Я предлагал послать телеграмму с просьбой оставить нас в Одессе, — сказал Жуков. — Но взвесив все «за» и «против», пришел к выводу, что этого делать не следует. Я как командующий должен точно выполнить требование Ставки и призываю всех вас к этому… Транспорты уже идут в Одессу. Нужно не только подчиниться, но и сделать все, чтобы успешно решить поставленную задачу. После такой постановки вопроса все члены Военного совета согласились с доводами Жукова. — Я очень рад, — заключил Жуков, — что у всех нас единое мнение. Теперь нужно решить, какие части и как будем эвакуировать, ориентировочно определить сроки эвакуации, продумать, как обеспечить скрытность. Во время заседания была получена еще одна телеграмма из Севастополя, адресованная вице-адмиралу Левченко и Военному совету Одесского оборонительного района. В ней передавались указания наркома ВМФ, касающиеся отхода из Одессы. Также не приняв какого либо решения, но сообразовавшись с директивой Ставки, нарком обращал внимание на то, чтобы при эвакуации Одессы не повторилась трагедия Таллина, и требовал соблюсти скрытность по крайней мере в начале эвакуации. Перед уходом последнего эшелона было приказано нанести противнику сильный удар, создав видимость наступления, и тем самым вынудить его в момент ухода Приморской армии заняться приведением себя в порядок; заранее подготовить к взрыву и поджогу все военные объекты. В качестве пункта высадки рекомендовалась Ак-Мечеть, но при этом предлагалось продумать вариант высадки в тыл перекопской группировки противника, в первую очередь 3-го морского полка. Посовещавшись, члены Военного совета решили, что одновременно с эвакуацией следует проводить уже практически подготовленное наступление в Южном секторе, но теперь уже с задачей дезориентировать противника. Учитывая пожелания Кузнецова, эвакуацию решили начать немедленно, с отправки наиболее укомплектованной 157-й стрелковой дивизии и приданной ей артиллерии, в несколько раз более значительной силы, чем 3-й морской полк, о котором шла речь в указаниях наркома. Вице-адмирал Левченко одобрил это решение. Разработку плана вывода войск из секторов и постепенной эвакуации из Одессы решили возложить на генерал-лейтенанта Софронова и ежесуточный план эвакуации утверждать Военным советом. Начать эвакуацию запланировали уже 1 октября. Сразу же после заседания Военного совета к контр-адмиралу Жукову были приглашены командир и комиссар 157-й стрелковой дивизии. Они были ошеломлены сообщением Жукова о предстоящей эвакуации. — А нельзя ли нам остаться пока в Одессе, хотя бы не первыми уходить? — поинтересовался у него Томилов. — К сожалению, нельзя. Командиру дивизии было приказано направить в порт 633-й стрелковый полк через несколько часов, учтя время, необходимое на посадку и погрузку, чтобы затемно 1 октября он смог уйти из Одессы. Так как заранее переброска полка не планировалась, для этой цели было решено использовать два находившихся в это время в порту транспорта — «Украину», только что привезшую боеприпасы, и «Жан Жорес», доставивший продовольствие. Следующей ночью планировалось отправить 716-й полк. Полки должны были уходить со своей артиллерией, тыловым хозяйством и кухнями. Томилов предложил прикрыть отход дивизии с позиций своим лучшим, 384-м полком, которым командовал полковник Соцков. Согласившись с этим, Жуков решил пойти чуть дальше и оставить 384-й полк, как и часть дивизионной артиллерии, для участия в наступлении 2 октября. Легкий артиллерийский полк 157-й дивизии решено было выводить побатарейно по такому маршруту, который не выдавал бы его движения в порт. Такое же решение было принято и в отношении 422-го гаубичного тяжелого полка. Но и его эвакуация предусматривалась лишь после того, как он поддержит огнем наступление 2 октября. Несколько позже была отложена и эвакуация 716-го СП, который до окончания контрудара в Южном секторе решено было оставить в качестве армейского резерва. Отвлекающий удар под Дальником (2–4 октября) После того как на Военном совете было решено не отменять ранее запланированный контрудар в Южном секторе, план операции пришлось значительно изменить. Теперь осуществить наступление предстояло меньшими силами, чем предполагалось ранее, так как рассчитывать на участие в нем 157-й дивизии в полном составе не приходилось. И цель операции была уже иной — дезориентировать противника, скрыть от него начавшуюся эвакуацию. В 14 часов 15 минут 1 октября командующий Приморской армией отдал приказ о переходе с утра 2 октября в наступление в Южном секторе обороны. В своем дневнике генерал-лейтенант Софронов красочно сформулировал задачи предстоящей операции: «Сегодня день большой подготовительной работы. Завтра, 2.Х. — наступление… с задачей разгромить противника против нашего левого фланга[404], уничтожить и захватить его материальную часть. Глубина операции 5–6 км, с ограниченной целью — набить морду противнику, пугнуть его „Р“-дивизионом 8-го гвардейского полка, а потом самим приступить к выполнению новой директивы». Перед тем как приказ о наступлении был отдан, Военный совет ООР заслушал доклад начальника штаба Приморской армии полковника Крылова о готовности войск к наступлению. 25-й Чапаевской дивизии, которой были приданы 384-й стрелковый полк 157-й дивизии, 422-й гаубичный полк, прибывший в Одессу вслед за 157-й дивизией и в боях еще не участвовавший, 265-й корпусной артиллерийский полк, танковый батальон старшего лейтенанта Юдина, гвардейский дивизион реактивных минометов и два дивизиона 397-го артиллерийского полка, предстояло наносить главный удар, наступая в общем направлении на Ленинталь, и овладеть хутором Дальницкий. 2-я кавалерийская дивизия, удар которой являлся вспомогательным, получала несколько меньше средств усиления — ей придавались 99-й гаубичный полк, 1-я батарея береговой обороны Одесской военно-морской базы и бронепоезд «За Родину». Она должна была овладеть рубежом безымянной высоты в километре от Ленинталя и Кляйн-Либенталем. Начало наступления намечалось на 10 часов утра после артиллерийской подготовки и залпов гвардейского минометного дивизиона. Заместитель наркома Левченко принял решение остаться в Одессе для наблюдения за контрударом. 25-я стрелковая и 2-я кавалерийская дивизии с приданными им частями в ночь на 2 октября заняли исходные позиции для наступления. Поздно вечером на КП армии приехал генерал-майор Петров. На это он испросил разрешения у командарма, после того как получил боевой приказ и плановую таблицу боя. Командир Чапаевской дивизии, решавшей завтра основную задачу, хотел о чем-то переговорить лично с Софроновым. День, полный переживаний для всех, кто был ознакомлен с директивой Ставки, принес Софронову еще и большое личное горе: в штаб ООР пришла телеграмма о том, что на фронте, на Московском направлении погиб в бою его старший сын. Связисты, ни с кем не посоветовавшись, вручили телеграмму командарму прямо за ужином. Софронов встретил горе мужественно. Он сразу же вернулся к делам, выслушав доклад о подготовке к наступлению, сообщавший о том, что полки 95-й дивизии, выводившиеся во второй эшелон, снова заняли оборону на переднем крае. Потом командующий долю наедине разговаривал с Петровым. Содержание разговора Петрова с командармом осталось неизвестным, но после его ухода Софронов сказал начальнику штаба армии полковнику Крылову: — Тревожится Иван Ефимович за завтрашнее… Думаю, напрасно. Обещал быть к утру у него на КП… Скорей всего Петрова смущало выключение из плана наступления двух полков 157-й СД, об эвакуации которой он еще не знал. Отпустив Крылова, Софронов сказал, что еще «помозгует» над планом вывода из боя основных сил армии. Он остался работать над ним до утра. Ясности по этому вопросу пока не было. На протяжении дня командарм несколько раз обсуждал план вывода войск с Жуковым, предлагаемые меры не устраивали командующего ООР и Софронов снова садился за расчеты: принять окончательное решение пока не удавалось. Бессонная ночь для Софронова была уже второй подряд — после приезда Левченко в штабах никто не спал. Несколько часов спустя за полковником Крыловым пришел адъютант Софронова, старший лейтенант Шанин: командующий хотел дать какие-то указания. Когда Крылов вошел к командарму, Софронов сидел за рабочим столом в расстегнутом кителе, как-то неестественно откинувшись набок. Пальцы лежавшей на бумагах руки стиснули дымящуюся папиросу. Генерал был очень бледен. — Что с вами, Георгий Павлович? — встревожился начальник штаба. — Вызвать врача? — Погоди, сейчас пройдет, — не очень внятно проговорил Софронов, не меняя позы. — Резануло сейчас по сердцу, будто ножом… Шанин, вошедший вслед за Крыловым, бросился за врачом. Выглянув в коридор, Крылов подозвал двух первых попавшихся работников штаба, и вместе они уложили командарма на стоявшую в нескольких шагах от стола койку. Через несколько минут появились дежурный врач и медсестра. Софронов впал в полузабытье. Быстро принесли и стали устанавливать над койкой кислородную палатку. Врач шепотом сказал Крылову, что у командующего, по-видимому, инфаркт. На командный пункт к генералу Петрову, куда собирался Софронов, для непосредственного контроля над операцией к 9 часам утра выехали заместитель наркома ВМФ Левченко, командующий ООР Жуков, члены Военного совета Колыбанов и Азаров. Телефонной связи с Петровым не было, работал только буквопечатающий аппарат СТ-35. За сорок минут до начала контрудара Крылов прочел с ленты телеграмму Петрова: комдив Чапаевской докладывал, что из-за неготовности 422-го гаубичного полка вынужден перенести артподготовку и наступление на один час[405]. Не считая этой поправки, дальше все шло по плану. 20-минутную артподготовку в 9.40 начали залпы «катюш», эффект действия которых во многом зависел от неожиданности их применения. Дивизион экономил боезапас и произвел за день всего 5 залпов. Затем огонь открыли береговые батареи, гаубичные полки, артиллерия атакующих дивизий, а на участке наступления 25-й дивизии — еще и артдивизионы Западного сектора. В 10.00 25-я стрелковая дивизия одновременно с 384-м полком и кавдивизией перешли в наступление. Наступление началось по плану и развивалось успешно[406]. На участке, обработанном гвардейскими минометами, противник сразу оставил первую линию обороны, начав беспорядочный отход. 384-й стрелковый полк прорвал линию обороны противника и продвигался в направлении хутора Дальницкий. На некоторых участках противник побежал. Танкисты Юдина ворвались в Ленинталь. Кавдивизия, встретив сильный и организованный отпор противника, закрепившегося на высотах 66,6, 54, 7, 48, 7, продвинулась совсем незначительно, и левый фланг контрудара сразу стал отставать от правого. Крылов оставался на командном пункте армии. Когда выдавалась свободная минута, он справлялся о состоянии командующего. Врачи, дежурившие около него, докладывали: больной спокоен, дремлет, его состояние не ухудшается. Становилось очевидным, что в наиболее критические для обороны Одессы дни, когда надо было, продолжая бои, постепенно отправлять войска в Крым, командарм выбыл из строя. Танковый батальон старшего лейтенанта Юдина, состоявший в основном из бронетракторов[407], прорвался через позиции 2-го полка 1-й пограничной дивизии румын, усиленного 8-м и 36-м пулеметными батальонами. 1-й батальон румынского полка в беспорядке отступил, понеся значительные потери от огня преследовавших его танков. Впоследствии в донесении Юдина сообщалось о том, что батальон в ходе боя уничтожил до тысячи солдат противника. Цифра, конечно, была явно завышенной, но тем не менее танки нанесли 2 октября противнику наибольший урон за все время их участия в боевых действиях под Одессой. Однако во время прорыва румынам удалось фланговым огнем отсечь от батальона пехоту. Оставшись без пехоты, танки Юдина, преодолев отдельными группами передовые позиции противника и обстреливая отходящего противника, сосредоточились к западу от Ленинталя, скопившись в низине, где они были защищены от огня противотанковых орудий. Ситуация, в которую попал батальон, во многом напоминала ту, в которой румынские танки оказались под Карпово. Не дождавшись пехоты и оказавшись изолированным во вражеском тылу, батальон должен был теперь прорываться в обратную сторону. На пути его отхода румыны успели сосредоточить значительное количество полевой и противотанковой артиллерии. Тихоходные бронетрактора вынуждены были двигаться прямо на позиции вражеской артиллерии. Снаряды румынских пушек легко пробивали слабую броню, но у батальона не было другого выхода, кроме как прорываться прямо через вражеские батареи. Румынские артиллеристы расстреливали бронетрактора в упор, но затем прислуга вражеских орудий разбежалась, бросив пушки, когда танки ворвались на их позиции. Батальон потерял в бою до трети танков[408], в том числе и танк комиссара батальона. Сам комиссар батальона, старший политрук Мазолевский пропал без вести[409]. На захваченных позициях танкистам достались богатые трофеи. Согласно поданному комбатом донесению, было захвачено 24 орудия различных калибров, которые буксировали все сохранившие ход танки, а также пулеметы и минометы, которые, чтобы увезти, пришлось крепить на танки и буксируемые ими орудия. Во второй половине дня сопротивление противника стало нарастать. Ошеломленные в первые часы внезапностью удара обеих дивизий и мощью сосредоточенного огня артиллерии, перегруппировавшись, румыны надежно закрепились на 2-й оборонительной линии[410]. Выполнив в полосе дивизии ближайшую задачу, генерал Петров в 17 часов приостановил наступление. Он доложил командующему ООР, что должен привести в порядок и выровнять части, ликвидировать образовавшиеся разрывы. Как и во время контрудара в Восточном секторе 22 сентября, из-за неравномерного продвижения атакующих частей в наступлении к середине дня возникла пауза, необходимая в этот раз для сокращения разрыва с кавдивизией. На это, как и в прошлый раз, ушло около 2 часов. Но если во время удара в Восточном секторе румыны не успели за это время подтянуть резервы, расположенные относительно далеко, то в этот раз передышка была активно использована обеими сторонами. После проведенной перегруппировки и принятия Петровым решения о продолжении с 19 часов наступления, добиться значительного продвижения войскам уже не удалось. Принятое без учета сложившейся обстановки решение уже не отвечало изменившимся обстоятельствам. Румыны немедленно начали контратаки, опираясь о второй оборонительный рубеж. 384-й СП, наиболее боеспособный из всех частей, участвовавших в наступлении, отразив контратаку румынского батальона, попробовал продолжать наступление, имея задачу взять высоту 75,8. Полк был остановлен, не дойдя до нее на южных скатах высоты 72,5 и южных окраинах хутора Дальницкий, где был вынужден закрепиться и перейти к обороне. После прекращения наступления румыны снова возобновили контратаки и, интенсивно обстреливая позиции полка, стали пытаться обойти его с правого фланга. Находясь под перекрестным огнем, подразделения полка несли большие потери. К концу дня полк потерял треть личного состава. 287-й СП, отбив атаку румынского батальона, поддерживаемого двумя танками, закрепился, опираясь на высоту 63,1, имея перед собой части противника, приблизительно равные ему по численности[411]. 31-й СП не был контратакован, но взять находившиеся перед его фронтом высоты 42,1 и 48,0 тоже не смог. Огневых средств, имевшихся в полку и приданных ему, было явно недостаточно, чтобы подавить многочисленные огневые точки, ведшие интенсивный огонь с обеих высот. Оба полка 25-й дивизии также понесли большие потери. 350 человек было потеряно ранеными, число убитых мне выяснить не удалось. Учитывая создавшееся положение и значительность сил, которые противник успел сосредоточить на 2-й линии обороны, Петров решил не вводить в бой 54-й СП, находившийся в резерве, и в 21.00 прекратил наступление. Во 2-й кавалерийской дивизии положение было еще более тяжелым. Части дивизии и до перерыва в наступлении сильно отставали от своего правого соседа — 25-й СД. После приостановки наступления румыны перешли в контратаки и на ее участке. В 18.30 превосходящие силы противника с высоты 66,8 атаковали 15-й КП, смяв его правый фланг. Занимавший его эскадрон отошел на позиции, занимаемые им до наступления, остальные эскадроны укрепились на высоте 54,7, успешно отражая атаки противника. Между батальонами полка образовался опасный разрыв[412]. Опасаясь уничтожения полка по частям, командир дивизии ввел в бой свой резерв — 7-й полк, поставив ему задачу занять высоту 66,8, на которую опирался противник, действуя против правофлангового батальона 15-го КП. Нанеся удар из-за правого фланга 15-го КП, 7-й полк, в свою очередь обойдя румын, отбросил их к высоте 66,8, но взять ее не смог. Румыны, заняв господствующие высоты вели по подразделениям полка сильный огонь как с атакуемой им высоты, так и с соседней высоты 42,1. Чтобы не нести излишних потерь полк, прекратил наступление и стал закрепляться в полукилометре перед высотой 66,8[413]. На участке прорыва, отодвинувшего линию фронта в западном направлении на 6 км от Одессы, установилось неустойчивое равновесие[414]. Отразив все контратаки, 25-я СД и 384-й полк Аксенова к ночи прочно закрепились на линии, проходившей через хутор Дальницкий и гряду отлогих холмов западнее Дальника. Понесенные во время контрудара потери оказались значительно выше сентябрьских. 384-й полк потерял треть своего состава, другие части — несколько меньше. Несмотря на обилие захваченных трофеев, в которые, по донесениям Петрова входили 44 орудия, и уничтожение «не менее четырех батальонов пехоты», достигнутое положение из-за понесенных потерь не было прочным. Понесшие большие потери войска без поддержки корабельной артиллерии, не достававшей до Ленинталя, и флотской авиации, переставшей «ходить из Крыма» с начала боев на Перекопском перешейке, отбили румынские контратаки с большим трудом. Ночью на участок прорыва была переброшена свежая 27-я пехотная дивизия румын и введен в бой ее 35-й пехотный полк, а два полка и пульбат 1-й пограндивизии сменили части 1-й гвардейской дивизии в районе хутора Дальницкий, после чего противник возобновил контратаки, нанося основной удар на правом фланге 25-й СД. К 8.30 утра небольшие группы румын прорвались к высоте 68,5 в 1,5 км восточнее хутора Дальницкий[415]. Для ликвидации прорыва в бой был введен 1-й батальон 54-го стрелкового полка[416]. В связи с нехваткой огневых средств Петровым, фактически осуществлявшим все руководство боевыми действиями в Южном секторе, в бой был введен бронепоезд «За Родину!», пытавшийся своим огнем прижать пехоту противника к земле и подавить часть его огневых средств. Бронепоезд действовал на участке от 1-й заставы до Сухого лимана и Татарки, поддерживая 2-ю кавалерийскую дивизию полковника Новикова, находившуюся в наиболее тяжелом положении. Базировался бронепоезд на 2-й заставе. Сначала он вел огонь с позиции 16-й железнодорожной батареи, а затем, чтобы поддержать части на восточном берегу Сухого лимана, командир бронепоезда лейтенант Чечельницкий повел его на Овидиопольскую ветку, откуда открыл огонь по боевым порядкам противника, непрерывно маневрируя и иногда подходя к переднему краю на 500 м. Ответным огнем румынской полевой артиллерии были повреждены одна из бронеплощадок и паровоз. Попаданием в бронеплощадку был выведен из строя расчет 76-мм орудия. Тяжело ранило лейтенанта Маркова и четырех бойцов. Загорелись ящики с боеприпасами. Уцелевшие бойцы сбросили их с бронеплощадки, предотвратив взрыв. Военфельдшер Большаченко и медсестра Литвиненко пробрались из своего вагона на бронеплощадку и вовремя оказали раненым первую помощь. Снарядом пробило тендер, из котла вытекала вода. Старый машинист Богатов, более тридцати лет проработавший на транспорте, сумел, экономно расходуя воду, маневрировать до израсходования боеприпасов. Расстреляв боезапас, бронепоезд своим ходом отошел к 1-й заставе, откуда его на буксире отвели на ремонт. Поддерживал части Южного сектора и бронепоезд № 21 под командованием капитана Конгура, он обстреливал пехоту и огневые точки противника в районе высоты 48,7. Но потери постоянно росли, и удерживать увеличившийся в результате наступления участок фронта 25-й стрелковой дивизии становилось все труднее[417]. В течение ночи на 4 октября части дивизии и действовавший совместно с ней 384-й СП вынуждены были отойти на исходные позиции, которые они занимали перед наступлением 2 октября. При этом дивизии пришлось произвести и частичную перегруппировку. Участвовавшие в контрударе полки 157-й СД: 384-й стрелковый и 422-й гаубичный были отведены в армейские тылы для дальнейшей отправки в Крым. К рассвету 4 октября 384-й полк сосредоточился на станции Застава в готовности к посадке на корабли. На передовой его сменил 54-й полк Чапаевской дивизии. Однако 4 октября в Крым удалось отправить только 422-й гаубичный артполк, вывезенный на военном транспорте «Волга». На выделенный же для транспортировки 384-го СП крейсер «Красный Кавказ» вместо него погрузили по распоряжению командования ООР наиболее ценное имущество, предназначенное для эвакуации, что вызвало бурную реакцию командующего флотом, сообщившего Жукову: «Не для этого я посылал вам крупный боевой корабль». 384-й стрелковый полк удалось отправить только на следующий день, тремя судами, вывозившими тылы Приморской армии. В целом второй контрудар Приморской армии получился значительно слабее первого и имел только демонстрационное значение. Без мощной артиллерийской и авиационной поддержки и без участия в ударе 157-й СД дивизии, как это первоначально планировалось, рассчитывать на успех было трудно. После ввода противником в бой новой дивизии удерживание позиций становилось невозможным. Несмотря на понесенные потери 384-й полк сохранил боеспособность, как это и предусматривалось первоначальным замыслом Софронова в соответствии с указаниями Левченко. Организация этого контрудара была значительно лучше неудачного контрнаступления под Кагарлыком, и несмотря на то, что удержаться на захваченных позициях частям 25-й дивизии не удалось, ее отступление не привело к катастрофическим последствиям и сохранило основные силы частей, участвовавших в контрнаступлении. Этот контрудар показал, что командование Приморской армии научилось за два месяца жестоких боев эффективно управлять войсками даже в таких сложных условиях, как при нанесении контрудара без необходимого численного превосходства. Прикрытие эвакуации (3–14 октября) После нанесения второго контрудара румынские войска в Южном секторе оказались в том же положении, в которое их коллеги 10 днями раньше угодили в Восточном. Перейдя к обороне и интенсивно укрепляя позиции, на которые им пришлось отойти, румыны лихорадочно искали резервы, способные стабилизировать положение на передовой. Южный сектор в эти дни являлся наиболее важным для обеих сторон, и активные боевые действия после наступления под Ленинталем велись только в нем. 1-я гвардейская дивизия, находившаяся перед правым флангом 25-й СД, была выведена в тыл, и ее участок заняла в дополнение к своему 1-я пограничная дивизия, которая располагала всего двумя боеспособными полками — 2-м и 5-м, и поэтому была усилена 6-м пулеметным батальоном. Потрепанные румынские дивизии удерживали крайне маленькие участки фронта. На всем протяжении Южного сектора теперь находились в одноэшелонном порядке 7 пехотных дивизий, в то время как частям Западного сектора противостояли 3 пехотных дивизии, а в Восточном секторе против наиболее слабой 421-й СД оборонялись 1-я и 13-я пехотные и 1-я кавалерийская дивизии. В такой ситуации, без получения пополнений, румынские войска были не в состоянии перейти к широкомасштабным наступательным действиям. Румыны сильно укрепили господствующие высоты на участках своих дивизий и, опираясь на них, заняли прочную оборону. 2-я кавалерийская дивизия, пытавшаяся 3 октября потеснить румын с трех занимаемых ими перед фронтом дивизии высот, ни одной из них занять не смогла[418]. Командование ООР, после того как задачей армии стало продержаться до 20 октября, при этом сокращая линию фронта в соответствии с эвакуацией удерживающих ее частей, значительно спокойнее относилось к планам тактических отходов на более выгодные рубежи. Генерал-майору Петрову удалось получить разрешение на такой отход для частей 25-й СД. По иронии судьбы смена позиций сразу показала преимущество подобной тактики. Румынское командование, привыкшее, что советские части отходят только в самом крайнем случае, решило попытать счастья и ввело в бой свежий 75-й пехотный полк 27-й пехотной дивизии, только вчера прибывшей из-под г. Бражов и находившейся во втором эшелоне. Попытка закончилась плачевно — 3-й батальон полка был полностью разгромлен подразделениями 287-го СП[419]. Однако количество войск, защищающих рубежи Южного сектора, уменьшалось, участвовавшие в контрударе 384-й СП 157-й СД и 422-й гаубичный артполк отводились в тыл для последующей эвакуации, и командованию армии пришлось принимать дополнительные меры, чтобы сделать линию фронта максимально прочной. В ночь на 4 октября было принято еще более радикальное решение — отвести 25-ю СД на исходные позиции. Это объяснялось тем, что прежний участок обороны дивизии имел на треть меньшую протяженность, что становилось особенно важным в условиях эвакуации 157-й СД[420]. При этом прежний участок был сильно укреплен, опирался на господствующие высоты, имел более удобную в оборонительном отношении конфигурацию и был более удобен для жесткой обороны. Вместе с тем командование ООР не собиралось полностью переходить к оборонительной тактике. Весь день 4 октября 2-я кавдивизия продолжала попытки овладения тремя высотами, находившимися перед ее фронтом, и снова не добилась особых успехов[421]. Удары дивизии отвлекали на себя значительные силы противника. Румыны бомбили и обстреливали кавалеристов с воздуха и при поддержке своей артиллерии переходили в контратаки. Около 4 часов дня кавалеристам удалось занять одну из высот — 66,8, но через три часа она была снова занята противником[422]. К концу дня части дивизии обошли высоту с севера и с юга. Но после того как ночью румыны активизировали действия южнее этого участка, кавдивизии стало уже не до наступательных действий[423]. События румынского контрудара, нанесенного 5 октября в Южном секторе, ввиду своей важности рассмотрены в отдельной главе. После того как прорыв противника был ликвидирован, а его последствия устранены, в секторе установилось затишье, продолжавшееся два дня. В других секторах противник активных действий также не вел, так как не располагал для этого достаточными силами. Ввиду того, что фронт в Южном секторе был максимально приближен к окраинам города и по результатам локального удара, нанесенного ими 5 октября на левом фланге Южного сектора, румыны по-прежнему считали его наиболее перспективным и постепенно производили замену потерявших боеспособность частей на свежие. Командование же Приморской армии продолжало проводить подготовку линии фронта к предстоящей эвакуации войск. Вечером 7 октября командование 421-й СД дивизии получило указание выделить один батальон в армейский резерв для парирования возможных ударов противника[424]. С целью «уплотнения боевого порядка» для 95-й СД протяженность обороняемого участка решено было сокращать, что позволяло увеличить концентрацию огневых средств, а также повысить устойчивость обороны за счет использования в системе обороны дивизии трех населенных пунктов и двух высот. Этим же вечером командование 95-й СД получило распоряжение «отвести частично правый фланг дивизии на заранее подготовленный рубеж: Грязелечебница — Гниляково — Б. Дальницкая». К утру 8.10.41 г. 241-й СП также выводился в армейский резерв и сосредоточивался в районе хутора Бурды[425]. Оставив от каждого батальона по взводу в качестве прикрытия, дивизия к утру 8 октября без особых проблем заняла новый оборонительный рубеж. А для 25-й СД, согласно принятому к этому времени плану двухэтапной эвакуации, было решено протяженность позиций, наоборот, увеличить — за счет передачи ей участка 2 КД. Однако учитывая серьезность такого шага, перед принятием решения командиры 54-го СП и 3-го батальона 3-го морского полка, которым передавался ее участок, должны были «с рассветом 9.10.41 г. произвести рекогносцировку оборонительного участка 2-й КД на предмет предстоящей смены частей 2-й КД частями 25-й СД»[426]. Однако начавшиеся 9 октября тяжелые бои в Южном секторе[427] наглядно показали, что идея отвода 2-й КД абсолютно неосуществима, как и весь план поэтапной эвакуации. Это еще больше осложнило положение частей ООР и их командования. Войска Приморской армии не имели возможности исполнять распоряжения, связанные с поэтапной эвакуацией из-за противодействия противника, и не имели приказа на подготовку к одномоментной эвакуации. После того как к ночи положение в секторе удалось стабилизировать, на фронте наступило кратковременное затишье. Утром 10 октября противник значительных действий не предпринимал, но в 14.30 перешел в наступление на участках 25-й и 95-й СД, силами двух батальонов прорвав фронт 90-го СП в районе хутора Кабаченко, но был отброшен ударом полкового резерва. Части правого фланга 25-й СД в районе высоты 61,7 также несколько отошли назад. Вечером румыны предприняли две попытки перейти в наступление на участке 25-й СД, но оба раза были остановлены артиллерийским огнем еще до того, как смогли приблизиться к советским позициям[428]. Захваченный в этот день разведчиками пленный показал, что 6 октября на «Одесский фронт» прибыла 18-я пехотная дивизия в составе 90-го, 91-го и 92-го пехотных полков и три артполка. Ночью части 25-й и 95-й СД пытались восстановить положение на своих участках, но утром румыны снова контратаковали. На рассвете 11 октября до двух рот противника вклинилось в передний край 25-й СД севернее высоты 61,7. В 9.00 они нанесли удар в Западном секторе на участке 90-го СП и после упорного боя захватили Холодную Балку. В 11.30 румыны попытались развить успех в Южном секторе. Два батальона без артподготовки внезапно перешли в атаку. Как сообщило в штаб армии командование сектора: «Впереди шел поп с крестом в руке». Сосредоточенным огнем артиллерии обеих дивизий Южного сектора румын удалось отбросить на исходные позиции, причем атака была быстро свернута на почтительном расстоянии от советских окопов. В Восточном секторе в это время происходило примерно то же самое. Два румынских кавалерийских эскадрона атаковали в пешем строю на участке 421-й СД и так же быстро отошли на исходные позиции. Скорей всего обе атаки носили демонстрационный характер, и должны были предотвратить переброску сил в Западный сектор, где румыны уже больше двух часов вели наступление из района Гниляково, а затем и от Холодной Балки. Части дивизии с трудом сдерживали натиск противника, опираясь на населенные пункты, расположенные южнее Холодной Балки. Срочно образованная артиллерийская группа под командованием начальника артиллерии 25-й СД полковника Пискунова своим огнем замедлила продвижение противника, стремившегося развить успех в южном направлении. Перебрасывать резервы из других секторов командованию армии не пришлось, так как продвижение противника удалось остановить вводом в бой дивизионного резерва. Оборону частям 95-й СД облегчало наличие значительного количества населенных пунктов на этом участке. Подразделения дивизии укрепились на северо-западных окраинах Андреевки, западной окраине Гниляково, на станции Дачной и на хуторе Кабаченко. Румыны пытались штурмовать все 4 населенных пункта, но захватить ни один из них не смогли. К вечеру атаки противника ослабели, после чего части 95-й дивизии попытались контратаковать сами, но без особого успеха[429]. Ночью румыны возобновили атаки на подразделения 90-го СП в районе хутора Кабаченко, а с 10 часов утра 12 октября начали мощный артобстрел Андреевки, продолжавшийся 2 часа. Бой за село продолжался больше 4 часов. Дальнейшее удерживание села, все плотнее охватывавшегося румынами, могло привести к большим потерям. В этой ситуации командование армии, зная, что в Одессу выехал член Военного совета ЧФ Кулаков, в задачи которого входило оценить обоснованность изменения сроков и порядка эвакуации, приняло решение не защищать Андреевку до последнего, а отвести подразделения 95-й СД на 500 м юго-восточнее Андреевки. Это давало румынам возможность охватить не только западные, но и восточные окраины Гниляково. Но в обстановке приближающейся эвакуации продвижение противника к окраинам Одессы с такой скоростью являлось приемлемым и допустимым. В ночь на 13 октября, когда разрешение на изменение сроков эвакуации было наконец получено командующий армией, генерал-майор Петров отдал боевой приказ № 0034, в котором план одноэтапной эвакуации основных сил армии прямо увязывался с изменением обстановки на фронте:
13 октября румыны продолжали прощупывать прочность советской обороны на отдельных участках. Командование ООР со своей стороны проводило мероприятия, имитирующие подготовку к наступлению. В порту под прикрытием дымовых завес создавалась видимость разгрузки транспортов, прибывающих для эвакуации, благо количество транспортов[431] было не слишком большим и не вызывало подозрений. Колонны укрытых брезентом грузовиков изображали переброску подкреплений в дивизионные тылы. В эфир выходили армейские рации с ранее не используемыми позывными. Бомбардировочная авиация ЧФ вновь целиком переключилась на поддержку Одесского оборонительного района, чего не случалось с момента обострения обстановки в Крыму. Береговые батареи и армейская артиллерия усилили обстрел переднего края противника. Передний край румын в ночное время усиленно освещался ракетами, а в дневное — имитировались мероприятия по его доразведке и уточнению целей. Войскам был выдан трехдневный сухой паек и по 2,5 боекомплекта винтовочных патронов. Предпринятые меры дали результаты. Утром 14 октября в штаб ООР стали поступать донесения о том, что румыны приступили к дополнительному укреплению переднего края. Причем это укрепление велось настолько активно, что противник задействовал большинство развернутых на передовой подразделений. Боевая активность противника резко снизилась, уменьшилась и интенсивность обстрела переднего края. В порту авиация противника еще 13 октября принялась бомбить прибывающие суда, пытаясь препятствовать мнимой выгрузке пополнений, и сумела повредить транспорт «Грузия». Необычность принятого к исполнению плана и активные мероприятия по дезинформации привели к тому, что эффект внезапности был достигнут. Румынское командование, не исключавшее возможности эвакуации Приморской армии, также не могло исключить и возможность контрудара. Общее состояние войск 4-й румынской армии не позволяло проводить крупных наступательных действий, кроме случая отхода советских войск с занимаемых позиций. А начав наступать после установления факта отхода советских войск румынское командование имело бы крайне малые шансы на успех — так как передний край был усиленно минирован и до полуночи прикрывался значительными (по 1200 человек от дивизии) арьергардами, поддерживаемыми огнем береговых батарей и боевого отряда кораблей ЧФ, в который входили крейсера «Червона Украина» и «Красный Кавказ» и эсминцы. Корректировочная группа эскадры ЧФ флота должна была эвакуироваться одной из последних. В целом, несмотря на меняющуюся обстановку и разногласия с командованием ЧФ по поводу сроков и последовательности эвакуации основных сил армии, командование ООР смогло обеспечить эффективную оборону оборонительного периметра в крайне непростой, завершающий период обороны города. Последнее наступление (3–5 октября) Не достигнув в первый день контрнаступления под Дальником заметных успехов, 2-я кавдивизия весь следующий день пыталась выполнить поставленные накануне задачи, безуспешно штурмуя все три высоты, находящиеся перед ее фронтом. К вечеру 3 октября, по показаниям захваченных пленных, которые подтверждались документами, захваченными у убитых в бою офицеров, было установлено что «высоты 66,8, 54,9, 48,7 сильно инженерно оборудованы».[432]. Тем не менее наступление дивизии продолжилось и на следующий день[433]. С 10 утра части дивизии возобновили наступление, по-прежнему пытаясь взять все три высоты сразу. Медленно, но неуклонно продвигаясь вперед, эскадроны, действовавшие в пешем строю, постепенно обошли высоту с флангов, выдвинулись к ее восточным скатам, сблизились с противником, и на некоторых участках стали возникать рукопашные схватки. Воспользовавшись тем, что наступающие советские части находились в сфере действия минометного огня, румыны в районе высоты 66,8 осуществили комбинированный артиллерийско-минометный налет, сочетавшийся с бомбардировкой с воздуха, после чего силами одного батальона перешли в контратаку. Однако этих сил не хватило на то, чтобы опрокинуть советские подразделения. Отразив атаку противника огнем стрелкового оружия, эскадроны в 16 часов атаковали сами и сбросили румын с гребня высоты[434]. Но превосходство в артиллерии, минометах и пулеметах на этом участке по-прежнему оставалось за противником. Больше трех часов румыны непрерывно вели обстрел гребня из всех имевшихся орудий, минометов и пулеметов, после чего около 20 часов перешли в наступление, уже более крупными силами, и снова захватили высоту. Упорный бой продолжался до полуночи[435]. Не удержав высоту, части дивизии тем не менее смогли сохранить за собой позиции в 200 м севернее и южнее высоты[436]. Ночью румыны нанесли внезапный контрудар на левом фланге дивизии, явившийся полной неожиданностью для ее командования. Около 3 часов ночи румынская пехота мелкими группами неожиданно форсировала Сухой Лиман, используя промежутки, не занятые частями, и полное отсутствие ночного наблюдения. Переправив таким образом на восточный берег целый батальон, румыны без артподготовки, быстрым ударом захватили винодельческую станцию в районе украинского института виноградарства и виноделия им. Таирова, являвшегося основным опорным пунктом 2-й КД на этом участке, и продолжали развивать наступление. Комдив Новиков успел сообщить о прорыве в штаб ООР и попросил артиллерийской поддержки. Связь с полками уже была нарушена, и комдив принял довольно рискованное решение: взяв свой личный резерв, попытаться восстановить положение в районе винодельческой станции. После этого связь со штабом дивизии также оборвалась. Командующий Одесской ВМБ контр-адмирал Кулишов приказал исполнявшему после гибели капитана 1-го ранга Иванова обязанности начальника штаба базы капитану 3-го ранга Деревянко организовать поддержку дивизии всеми возможными огневыми средствами. Деревянко приказал командиру 42-го артдивизиона Денненбургу к 5 часам утра отправить в штаб 2-й КД начальника штаба дивизиона капитана Терехова с корпостами 1-й и 39-й батарей и по указанию комдива открыть огонь. Корпост 411-й батареи оставлялся в резерве. Немного позднее к Новикову было решено отправить и флагманского артиллериста базы Филиппова. Однако связь со штабом дивизии восстановить не удавалось, и вместо флагарта базы была выслана мобильная, хорошо вооруженная группа под командованием заместителя начштаба базы Бабурина, имевшая радиостанцию и телефонистов для прокладки в случае необходимости новой линии связи. Группа имела задачу уточнить обстановку и по возможности установить связь со штабом дивизии. Ввиду неясности обстановки командование ООР не исключало и возможности глубокого прорыва противника вдоль берега. Такой прорыв прежде всего представлял угрозу для береговых батарей и для самой военно-морской базы, так как винодельческая станция находилась сравнительно недалеко от Аркадии, где находились штаб и политотдел базы, а также часть ее тыловых подразделений. В распоряжении штаба базы находился только 2-й морской полк, занимавшийся охраной флотских объектов. Однако полк был слабо вооружен и сильно недоукомплектован, так как за счет его состава постоянно пополнялся 1-й морской полк Осипова, ведший активные боевые действия. Начальник штаба полка, майор Северин, получил распоряжение «приготовить резервные подразделения к выступлению с рассветом на помощь Новикову». Но никакими резервами 2-й морской полк не располагал. Для формирования подразделения пришлось взять личный состав с ремонтирующихся кораблей. Не задействованные в поддержке частей канлодка и сторожевые корабли из отряда Вдовиченкова получили распоряжение приготовиться к выходу на боевые позиции. Положение осложнялось и практическим отсутствием общего командования, так как общее руководство боевыми действиями до этого осуществлялось при обязательном участии заболевшего командующего Приморской армией Софронова, формально являвшегося заместителем Жукова, но фактически осуществлявшего все руководство боевыми действиями. Поэтому о предпринятых мерах было доложено начальнику штаба ООР Шишенину и начальнику штаба Приморской армии Крылову. Начальники штабов распоряжения одобрили, но утверждать их пришлось командиру военно-морской базы. Окончательно ситуацию усугубило то, что с 5.00 стали поступать тревожные сообщения с правого фланга кавдивизии, а с 6.00 — и из Западного сектора. В течение 10 минут части противника неожиданно перешли в наступление на участке 7-го полка[437] 2-й КД, нанося главный удар с южной окраины Дальника и отметки 2,4, в направлении Болгарских хуторов, а вспомогательный удар — на Татарку, явившуюся для них второстепенным направлением. Противник атаковал в Западном секторе более крупными силами, используя части свежей 18-й пехотной дивизии. Часть корректировочных постов, не успев отойти, попала в окружение. К 7.00 румыны заняли Болгарские хутора. Татарку взять, правда, так и не смогли, но до батальона противника прорвалось к высоте 31,2 и вело бой на ее западных скатах. В 6.00 в Западном секторе, на участке 90-го СП после короткой артподготовки два батальона 26-го пехотного полка 2-й пехотной дивизии румын перешли в наступление в направлении высоты 71,4[438]. Пока в штабах решали, что можно предпринять в сложившейся ситуации, с КП 2-й кавдивизии Деревянко позвонил его заместитель Бабурин и доложил, что связь со штабом дивизии восстановлена, противник остановлен, а состав его сил уточняется. Несмотря на то, что силы, действовавшие перед фронтом кавдивизии и отбросившие ее с занимаемых позиций, не были известны, командир дивизии собирался с рассветом переходить в наступление. Перед корабельными и батарейными постами уже были поставлены соответствующие задачи. После краткого совещания собирающуюся контратаковать противника кавдивизию решено было усилить батальоном 54-го полка, отрядами моряков 2-го морского полка и пограничников, а также штурмовать части противника с воздуха. Контрудар решено было наносить в 7 часов утра при поддержке огня береговых батарей, бронепоезда «За Родину!», авиации и корабельной артиллерии[439]. К этому времени разведка установила движение румынских подкреплений к подразделениям, переправившимся через лиман. Артиллерия 2-й кавалерийской дивизии, не жалея снарядов, вела неподвижный заградительный огонь, чтобы затруднить противнику переправу через лиман. Но румыны так и не успели достаточно усилить свою группировку на восточном берегу Сухого лимана. 1-й батальон 54-го СП и отряд НКВД перешли в контрнаступление, причем из-за нехватки бойцов при этом создалась угроза оголения фронта по восточному берегу Сухого лимана. Для прикрытия этого участка командир отряда НКВД, старший лейтенант Попков оставил переданные в его подчинение аэродромную и стрелковую роты из состава 31-го СП соседней 25-й СД и составом отряда перешел в контратаку с целью уничтожения переправившегося противника. После ожесточенного, но непродолжительного боя румынские части начали отход за Сухой лиман, решив не ввязываться в упорные бои за маленький плацдарм на самом побережье, сильно уязвимый для огня корабельной артиллерии. На правом фланге дивизии выбить противника оказалось сложнее. Румыны заняли высоту 31,2 и начали интенсивно укреплять занятые позиции. По докладам наблюдателей, «до полка противника производило окопные работы». На участок прорыва пришлось перебросить 15-й и 20-й кавполки, поддержав их огнем 411-й береговой батареи. Участок прорыва начали обстреливать и другие батареи, и даже реактивные минометы. «Катюши» выпустили весь остаток боезапаса, после чего ушли с позиций, и утром следующего дня дивизион, как это и планировалось, был эвакуирован в Крым крейсером «Красный Кавказ». Попытки летчиков 69-го ИАП штурмовать румынские части встретили яростное сопротивление авиации противника. В воздушных боях обе стороны потеряли по две машины: были сбиты два истребителя «Ме-109» и два «И-16». Однако все контратаки румынам удалось отразить, и бой принял затяжной характер. В 16.30 румыны начали артподготовку, которая продолжалась в течение полутора часов. В 17.50 противник силами до батальона нанес удар в направлении высоты 69,6, а через десять минут два румынских батальона атаковали высоту 94,5. В результате боя к концу дня все три полка кавалерийской дивизии отошли на 1–2 км. Взять Татарку противнику так и не удалось[440]. На левом фланге Южного сектора румыны в наступление больше не переходили. Весь восточный берег Сухого лимана, после того как он был очищен от противника, удерживали отряд НКВД, рота 31-го СП и аэродромная рота[441]. В Западном же секторе дела шли значительно успешнее, чем в Южном. Генерал-майор Воробьев перебросил к высоте 71,4 все резервы, имевшиеся в его распоряжении. 90-й СП и дивизионный резерв одновременно атаковали противника с разных направлений. В тяжелом бою румынский 26-й пехотный полк потерял два батальона из трех. Его 3-й батальон был целиком уничтожен, а второй — полностью разгромлен и утратил боеспособность. Его остатки вынуждены были выходить из боя повзводно и даже отделениями. Связь между обоими батальонами и командиром полка прервалась еще до того, как стало ясно, что бой полностью проигран. Не сориентировавшийся в ситуации командир 1-го батальона, находившегося во втором эшелоне, приказал выставить перед отступающими завесу заградительного огня. Румынские подразделения, преследуемые бойцами 95-й СД, попав в безвыходное положение, вынуждены были сдаваться в плен[442]. В ночь на 6 октября на заседании Военного совета командование ООР и Приморской армии обсуждало сложившуюся ситуацию и пришло к выводу, что «в связи с создавшейся 5.10 обстановкой, которая получилась благодаря бездеятельности комсостава, 2 КД создала угрозу боевому порядку армии»[443]. Решения Военного совета были оформлены частным боевым приказом командирам 25-й стрелковой и второй кавалерийской дивизий, отданном в 2 часа ночи:
В приказе констатировалось, что противнику удалось прорвать фронт и предусматривался комплекс мер, которые требовалось применить для стабилизации положения. Наиболее важными из них являлись повышение управляемости 2-й КД и эффективности ее артиллерии, укрепление обороны Татарки за счет переброски туда 1-го батальона 54-го стрелкового полка и усиление огневой поддержки частей 2-й КД за счет перенацеливания части огневых средств 25-й СД. Вопрос о восстановлении положения уже не ставился, так как в соответствии с имеющимся планом поэтапной эвакуации дивизии, напротив, как могли, сокращали фронт. Предпринятые шаги должны были лишь исключить возможность взятия противником Татарки. Но достаточно ли этих мер, могло показать только время. Последний кризис (9 октября) В ночь на 6-е октября на участке 25-й СД противник выставил громкоговорящие установки и «пытался вести контрреволюционную агитацию». Причем текст передаваемых сообщений из соображений секретности был изменен даже в журнале боевых действий Приморской армии: в нем указывалось что передавался текст: «Сдавайтесь, все равно Одесса 6.10.41 нами будет взята». Однако ЧВС ООР Азаров впоследствии вспоминал, что текст был совсем другого содержания: «Одессу большевики оставляют. Ваше сопротивление бесполезно». Реакция ВС ООР была молниеносной. По району расположения установок был открыт огонь, и передача прекратилась, после чего начальник политотдела получил от Военного совета указание послать в части политработников с задачей помочь командирам и комиссарам в разъяснении того, что «Одессу будем защищать до конца» и что «никакие провокационные призывы врага не должны поколебать нашу волю». Но разговоры о предстоящем уходе из Одессы уже оказали свое влияние на морально неустойчивых бойцов. В городе и в порту было задержано несколько человек, покинувших подразделения. Свое поведение они объясняли слухами о том, что «Одессу сдают без боя». 7-го и 8 октября на участке 2-й кавалерийской дивизии, являвшейся в этот момент самым слабым звеном в обороне армии, было тихо. Румынские войска не были готовы к крупному наступлению, об этом говорили предельно узкие полосы фронта, нарезанные для их дивизий[445], но участок обороны 2-й КД по-прежнему являлся «лакомым кусочком» для противника — ее полки имели меньше тяжелого вооружения, чем остальные, были уязвимы при передвижении и меньше приспособлены к ведению пехотного боя. В ночь на 9 октября противник неожиданно начал атаки во всех секторах обороны, что раньше обычно являлось признаком большого наступления. В Восточном секторе до батальона противника перешло в наступление в районе Новой Дофиновки, и два батальона наступали вдоль железной дороги. Их атаки в основном носили беспокоящий характер и прекращались на почтительном расстоянии от советских позиций[446]. В Западном секторе румыны ночью, а затем и днем атаковали в районе хутора Кабаченко и высоты 71,4. Эти атаки также носили больше демонстративный характер и имели целью воспрепятствовать переброске резервов в Южный сектор. Ни на одном из участков противник успеха не имел. В самом Южном секторе румыны вели себя несколько иначе — по позициям 25-й СД велся артиллерийско-минометный огонь, и производилась постоянная разведка переднего края. На участке 2-й КД, где и планировался главный удар, боевые действия начались несколько позже. В 5.30, без артподготовки, румыны начали неожиданные атаки в районе Татарки. Атаки проводились с крайним ожесточением и фактически без перерывов между ними. Вскоре румыны ворвались на южную окраину Татарки. Одновременно румыны мелкими группами снова стали пытаться форсировать Сухой лиман и просачиваться к отметке +9,0[447]. К 7 часам утра боевые действия велись уже на всем фронте дивизии. Однако взять Татарку противнику так и не удалось. Не сумев развить успех на этом участке, румыны быстро изменили направление главного удара и в 12 часов, введя в бой резерв «силою не менее полка», нанесли удар в обход Сухого лимана. В это же время румыны предприняли более крупную попытку форсировать Сухой лиман — в районе бывших соляных промыслов через него попытались переправиться 2 эскадрона кавалерии. Сил отряда НКВД и двух поддерживающих его рот уже не хватало для удерживания берега лимана, и они начали медленный отход. Создалась критическая ситуация. Все части левого фланга южного сектора были связаны боем, и парировать удары противника командующему армией генерал-майору Петрову было нечем. В район лимана было решено дополнительно перебросить 3-й батальон 3-го морполка и бронепоезд «За Родину». На южном участке прорыва был сосредоточен огонь трех береговых батарей — 1-й, 39-й и 411-й, наступающих румын штурмовали истребители 69- го ИАП. При поддержке 1-го батальона 54-го СП в 15 часов моряки перешли в атаку, но добиться успеха не смогли. Бой продолжался до вечера и не прекратился с наступлением темноты. Только к полуночи румын удалось выбить из района отметки +9,0 и отбросить на исходные позиции. При этом батальон 54-го полка понес настолько большие потери, что по окончании боя был немедленно выведен в резерв и занял позиции в тылу, северо-восточнее Татарки[448]. В румынском ударе, несмотря на возникшие в связи с ним серьезные проблемы, не было задействовано значительных сил, и он носил характер разведки боем, имевшей целью прощупать прочность советских позиций на прибрежном фланге Южного сектора. Румынское командование старалось выяснить, насколько сохранена боеспособность и прочность в обороне войск Южного сектора после боев последних дней и отвода 25-й дивизии на исходные позиции. Эти небольшие по масштабу удары румынских войск имели большое значение для разработанного командованием ООР и утвержденного Ставкой плана эвакуации Приморской армии. События 9 октября окончательно продемонстрировали, что на передачу участка 2-й КД 25-й СД последует немедленная реакция противника, и поэтапный вывод войск с занимаемых позиций может привести к уничтожению части армии. Примечания:4 Скаты с увеличенной крутизной, затруднявшие преодоление рвов. 40 ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 16, л. 24. 41 ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 16, л. 25. 42 ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 16, л. 27. 43 ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 32, л.127. 44 ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 32, л. 129. 403 ЦАМО РФ, ф. 148, а оп. 3763, д. 96, л. 52, 53. 404 Дальник. 405 ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 32, л. 277. 406 ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 21, л. 279, 280. 407 Из 35 машин, введенных в бой, настоящих танков было несколько. 408 По различным данным, от 6 до 11. 409 ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 32, л. 282. 410 ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 32, л. 278. 411 ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д.???. 412 ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 32, л. 279. 413 ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 32, л. 280. 414 ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д.21, л. 282, 283. 415 ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 21, л. 285, 286. 416 ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 32, л. 287. 417 ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 21, л. 288. 418 ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 21, л. 289. 419 ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 32, л. 281. 420 ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 32, л. 286. 421 ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 21, л. 291. 422 ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 21, л. 294, 295. 423 ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 32, л. 287. 424 ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 32, л. 297. 425 ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 32, л. 288. 426 ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 32, л. 299. 427 ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 21, л. 316. 428 ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 32, л. 306. 429 ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 32, л. 308. 430 ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 6, л. 106. 431 До последнего дня, когда пришел сразу 21 транспорт. 432 ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 32, л. 281. 433 ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 21, л. 291. 434 ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 32, л. 286. 435 ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 21, л. 294, 295. 436 ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 32, л. 287. 437 Бывшего 7-го кавалерийского. 438 ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 32, л. 291. 439 ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 21, л. 297. 440 ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 21, л. 300–302. 441 ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 32, л. 292. 442 ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 32, л. 293. 443 ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 32, л. 294. 444 ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 6, л. 101–102. 445 Большие они удерживать уже не могли. 446 ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 21, л. 316. 447 ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 32, л. 302. 448 ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 32, л. 303. |
|
||
|
Главная | Контакты | Нашёл ошибку | Прислать материал | Добавить в избранное |
||||
|
|
||||
