• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

15 августа в Одессу прибыл учебный корабль «Днепр», на котором находились 600 моряков-добровольцев из Севастополя. Из Одессы «Днепр» должен был эвакуировать в Новороссийск мирных жителей и 4 тыс. т зерна. Моряки были направлены для пополнения 1-го морского полка, а командир корабля, капитан 2-го ранга Моргунов и военком корабля полковой комиссар Бубличенко направились к комиссару Одесской ВМБ, полковому комиссару Дитятковскому и попросили его рассказать экипажу корабля, как моряки защищают Одессу на суше. Комиссар базы согласился, но когда он прибыл на борт «Днепра», выяснилось, что вместо эвакуируемых и зерна корабль принимает на борт значительные количества каких-то военных. Еще больше военных находилось на причале, ожидая своей очереди. Количество грузившихся поразило военкома базы — из них можно было сформировать как минимум один батальон, при этом многие из них были вооружены, и на причале имелись даже станковые пулеметы.

«Непонятно, — удивился командир „Днепра“, — моряков доставляем сюда, — а красноармейцев забираем отсюда». У руководившего погрузкой прокурора Приморской армии бригадного военюриста Корецкого удалось выяснить, что эвакуация производится по решению Военного совета армии.

Дитятковский связался по телефону с контр-адмиралом Жуковым, являвшимся командиром Одесской ВМБ и по совместительству, начальником гарнизона Одессы.

Д: — Известно ли вам о посадке на «Днепр» войсковых частей?

Ж: — Нет.

Д: — Что будем делать?

Ж: — Поговорю с командующим армией или членом Военного совета.

Ни командующего армией, ни члена Военного совета Жуков разыскать не смог и дал Дитятковскому новые указания.

Ж: — Посадку допускать нельзя.

Д: — Но часть военнослужащих уже на борту, а на причале их еще не меньше тысячи.

Ж: — Приостановите посадку. Еду в штаб армии.

Через некоторое время Жуков прибыл к трапу в сопровождении начальника штаба Приморской армии генерал-майора Шишенина. Под его нажимом Шишенин отдал распоряжение прекратить погрузку.

Тогда комендант Одесского порта капитан-лейтенант Романов доложил, что военнослужащие были приняты и на другие транспорты, которые уже ушли из Одессы в Севастополь. Транспорты эти были немедленно установлены, ими оказались «Армения», «Кубань», «Пестель», «Азов» и «Восток». После чего Жуков немедленно доложил о них командующему Черноморским флотом. Октябрьский приказал транспорты ввести в Казачью бухту, задержать и организовать немедленное их обследование на предмет выявления дезертиров.

После такого решения командующего флотом армейскому руководству и дальше делать вид, что ничего не происходит, становилось уже просто неудобно. Реакция командующего Приморской армией генерал-лейтенанта Софронова была молниеносной.

В порт был отправлен ЧВС Приморской армии Воронин, который при объезде порта, произведенном им совместно с Жуковым, разъяснил последнему, что ВС армии проводит эвакуацию из Одессы наиболее ценных специалистов, не нужных при обороне города. Одновременно член Военного совета вынужден был признать, что у отправляющихся командиров и красноармейцев действительно имелось при себе много оружия. Также выяснилось, что кроме рядового и начальствующего состава Приморской армии в Новороссийск направляются и довольно много сотрудников органов милиции и НКВД, также имеющих при себе стрелковое оружие и гранаты.

Вечером того же дня Жуков и Дитятковский были вызваны к Софронову. В присутствии члена Военного совета армии дивизионного комиссара Воронина, повышенным тоном, не предлагая вошедшим сесть, командующий армией поинтересовался:

— Вы что, решили установить двоевластие в Одессе? Для вас не обязательно решение Военного совета армии?

— Мы не знали, что Военный совет армии решил отправить из Одессы более двух тысяч бойцов. Знаем только о категорическом указании Военного совета Юго-Западного направления, подписанном Буденным, Хрущевым и Покровским: Одессу не сдавать ни при каких условиях. Вы же отправляете бойцов и командиров из Одессы, причем с оружием, — ответил Жуков.

— Это специалисты, — сухо сказал Софронов. — Мы решили отправить их в тыл. Ваше дело выполнять решения Военного совета, а не срывать их.

— Флот прислал в Одессу добровольческий отряд. В нем тоже немало ценных специалистов, — не выдержал Дитятковский, — электрики, минеры, радисты, дизелисты…

Но Софронов в дискуссию вступать не стал и лишь объявил Жукову:

— Вы освобождаетесь от обязанностей начальника гарнизона Одессы. Эти обязанности возлагаются на полковника Коченова, начальника восемьдесят второго укрепленного района. Завтра получите приказ.

— Есть! — ответил Жуков и снял пенсне. — Разрешите быть свободным?

— Да.

17 августа решение командующего армией было оформлено соответствующим приказом, который ввиду важности принимаемых решений был подписан и членами Военного совета армии.

Сов. Секретно

Экз. № 4

ПРИКАЗ

ВОЙСКАМ ПРИМОРСКОЙ АРМИИ

17 августа 1941 г № 003

Действующая Армия

Для подготовки обороны г. Одесса и порта ПРИКАЗЫВАЮ:

1. Непосредственное руководство подготовкой и организацией обороны возложить на начальника 82 управления УР полковника Коченова.

2. Назначить Начальника 82 управления УР Начальником гарнизона, 82-е Управление УР штабом обороны г. Одесса с передачей ему всех функций штаба начальника гарнизона Одессы.

3. Контр-адмирала Жукова освободить от обязанностей начальника гарнизона г. Одесса.

4. Оборону г. Одесса и порта организовать согласно утвержденного мной плана.

5. Органам местной власти организовать бесперебойное снабжение местного населения продовольствием, водой, медико-санитарным обслуживанием.

6. Штабу обороны проверить и организовать охрану и местную противопожарную оборону города и порта. На случай общего городского пожара для изоляции некоторых районов от пожара организовать подвижные пожарные команды.

(КОМАНДУЮЩИЙ ПРИМОРСКОЙ АРМИЕЙ) (ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТ СОФРОНОВ) (ЧЛЕНЫ ВОЕННОГО СОВЕТА) (ДИВИЗИОННЫЙ КОМИССАР ВОРОНИН) (БРИГАДНЫЙ КОМИССАР КУЗНЕЦОВ) (НАЧАЛЬНИК ШТАБА) (ГЕНЕРАЛ-МАЙОР ШИШЕНИН[123].)

Но инцидент этим, конечно, исчерпан не был. В тот же день освобожденный от обязанностей начальника гарнизона Жуков вместе с Дитятковским телеграфировали Военному совету флота и вице-адмиралу Левченко, что Военный совет Приморской армии спланировал эвакуацию из Одессы 2563 военнослужащих, 437 винтовок и 11 пулеметов. Доклад был составлен с флотской обстоятельностью. В нем упоминалось и об острой нехватке стрелкового оружия и живой силы на оборонительных рубежах города, а также о том, что несмотря на неоднократные доклады Жукова Военному совету Приморской армии, в порту и на станции скапливалось большое количество неразгруженного оружия и боеприпасов, которое затем было уничтожено налетом вражеской авиации. При этом моряки не забыли указать и то, что Военный совет армии считает, что, препятствуя посадке на транспорты военнослужащих, командование базы создает в осажденном городе двоевластие. В заключение моряки просили «принудить Военный совет Приморской армии к решительным действиям и прекратить эвакуацию рядового и младшего начсостава из Одессы».

Одновременно Военный совет Черноморского флота доложил о случившемся главнокомандующему Юго-Западного направления маршалу Буденному, а также адмиралу Кузнецову и маршалу Шапошникову, правда, уже в несколько иных выражениях. Командование флота сообщало, что «Военный совет Приморской армии начал эвакуацию войск из Одессы с оружием и на транспортах, предназначенных для перевозки женщин, детей и ценных грузов. 16 августа на транспортах… Военным советом армии было направлено больше двух тысяч человек бойцов и командиров. С огромными трудностями удалось их высадить с транспортов, но все же 600 человек начсостава и бойцов с пулеметами, винтовками, гранатами и боезапасом были задержаны в Севастополе». Далее Военный совет ЧФ в ярких красках описывал, что «…в Одесском порту царил хаос, был огромный наплыв войск. Они требовали посадки на транспорты, причем предъявляли документы, подписанные начальником тыла и прокурором армии от имени военного совета», делая вывод что, «…Военный совет Приморской армии не собирается защищать Одессу до последнего бойца, так как большое количество оружия вывозилось. Имея это оружие, можно было сформировать новые части из местного населения и поставить их на защиту города» и просил принять решительные меры по наведению порядка в Приморской армии и в городе, вплоть до отстранения от должностей тех руководителей, которые не выполняют решений высшего командования.

Сколько частей можно сформировать, используя вывозимые 437 винтовок и 11 пулеметов, Военный совет флота, естественно, не сообщил. Развитие дальнейших событий показало, что командование флота вкладывало в слова «защита до последнего человека» совершенно конкретный смысл и в случае критического развития событий было готово посылать в бой даже практически безоружных людей, не имеющих никакого вооружения, кроме нескольких гранат, как это произошло 24 августа.

При этом член Военного совета ЧФ Азаров на всякий случай послал из Николаева с отходившим самолетом в Одессу находившемуся там заместителю наркома ВМФ, армейскому комиссару 2-го ранга Рогову записку с кратким изложением ситуации и просьбой поддержать Жукова.

Получив такой доклад, вице-адмирал Октябрьский приказал командиру Одесской военно-морской базы «на все отходящие из Одессы и Очакова пароходы, как военные, так и гражданские, сажать только раненых, женщин, детей и стариков» и запретил «принимать на корабли и вывозить из Одессы и Очакова не только военных но и гражданских лиц, способных носить оружие, от 18 до 55 лет». При этом командующий флотом, «учитывая, что дезертирство идет под видом всяких командировок», распорядился «никаких документов для данной категории лиц не принимать», за исключением приезжающих «из высших штабов и центральных учреждений» и учредил собственную «контрольно-комендантскую службу». Об этом приказе он уведомил командующего Приморской армией и просил Военной совет Южного фронта утвердить его распоряжение.

В ответ Военный совет Приморской армии донес главкому Юго-Западного направления Буденному, командующему Южным фронтом Тюленеву и наркому ВМФ Кузнецову о недисциплинированности контр-адмирала Жукова, который, нарушая приказ по армии, снимает всех военнослужащих с пароходов. Софронов и Воронин просили отменить распоряжения командующего Черноморским флотом и указать ему, что все решения Военного совета армии по эвакуации обязательны и для флота.

Задействовав все доступные им способы влияния на ситуацию, обе стороны, сознавая, что размах конфликта уже сопоставим с накалом боевых действий, с тревогой и надеждой ожидали вмешательства в склоку Ставки Верховного Главнокомандования.

И такое вмешательство не заставило себя долго ждать.

Уже в ночь на 19-е августа Ставка издала директиву, подписанную Сталиным и Шапошниковым:

ДИРЕКТИВА СТАВКИ ВГК

№ 001066

НАРОДНОМУ КОМИССАРУ ВОЕННО-МОРСКОГО ФЛОТА, ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕМУ ВОЙСКАМИ ЮГО-ЗАПАДНОГО НАПРАВЛЕНИЯ, КОМАНДУЮЩИМ ВОЙСКАМИ ЮЖНОГО ФРОНТА И ЧЕРНОМОРСКИМ ФЛОТОМ

ОБ ОРГАНИЗАЦИИ ОБОРОНЫ ОДЕССЫ

19 августа 1941 г. 02 ч. 45 мин.

Командующим Одесским оборонительным районом назначить контр-адмирала Жукова с непосредственным подчинением его командующему Черноморским флотом.

Контр-адмиралу Жукову подчинить все части и учреждения бывшей Приморской армии, все части Одесской морской базы и приданные ей корабли.

Задачи:

а) Одесский район оборонять на рубеже Фонтанка, Кубанка, Ковалевка, Отрадово, Первомайск, Беляевка, Маяки, ст. Каролина-Бугаз до последнего бойца;

б) при организации обороны уделить особое внимание созданию и развитию оборонительных инженерных сооружений.

Создать тыловые оборонительные рубежи и привести в оборонительное состояние город:

в) мобилизовать и использовать все способное население для обороны города и района; создать запасные части;

г) изъять из тыловых частей и учреждений весь излишний начальствующий состав и использовать их для службы в строю;

д) установить в городе и в районе жесткий порядок и соответствующий режим для гражданского населения. Всех немцев в районе взять на особый учет и под жесткий контроль;

е) выявить в районе и городе наличие вооружения, военной техники и другого военного имущества, использовать для обороны и донести.

Все ненужное для обороны имущество эвакуировать. Эвакуацию производить во всех случаях лишь с разрешения контр-адмирала Жукова (…)

4. Получение подтвердить.

(И. СТАЛИН) (Б. ШАПОШНИКОВ[124].)

Вся полнота военной власти в Одессе этой директивой передавалась контр-адмиралу Жукову, бывшему ранее комендантом Одесской ВМБ и по совместительству начальником Одесского гарнизона. Теперь он назначался командующим Одесским оборонительным районом. При этом Приморская армия как бы упразднялась и именовалась в директиве «бывшей», хотя прямого распоряжения о ее расформировании не было. Каким образом контр-адмирал будет решать задачу обороны «до последнего бойца» и как будет командовать вверенными ему частями Приморской армии, Ставка не уточнила.

Директива, помимо вопроса о командовании, полностью перешедшего теперь к флотскому начальству, ставила и точку в затянувшемся конфликте, ставшем причиной его передачи. Все нужное и пригодное для борьбы с врагом должно было использоваться на передовой, а что нужно и что не нужно для обороны города — теперь решал флот.

В соответствии с директивой Ставки командование ООР на следующий день отдало собственный приказ, запрещающий выезд из Одессы всем, способным носить оружие:

ПРИКАЗ

ВОЙСКАМ ОДЕССКОГО ОБОРОНИТЕЛЬНОГО РАЙОНА

20 августа 1941 г. № 08 г. Одесса

О запрещении выезда из Одессы лицам в возрасте от 18 до 55 лет

Ввиду того, что за последнее время участились случаи отъезда и попыток к выезду из Одессы лиц, способных носить оружие, ПРИКАЗЫВАЮ:

1. На все транспорта, военные и торговые, сажать только раненных, женщин, детей и стариков по специальным пропускам.

2. Не принимать на транспорта гражданских лиц и военнослужащих в возрасте от 18 до 55 лет, какие бы документы они ни предъявляли.

3. Не допускать на территорию порта лиц, не имеющих специальных пропусков. Всех лиц, проникших на территорию порта и пытающихся незаконно выехать, арестовывать и сдавать коменданту города.

4. Разрешить организованный выезд рабочих, служащих и курсантов, эвакуируемых вместе со своими учреждениями по особому плану.

5. Начальнику охраны тыла Одесского оборонительного района выделить в распоряжение военного коменданта торгового порта наряд для контрольно-пропускных постов, патрули для охраны порта в соответствии данных мною ранее указаний и приказать нач. облмилиции выделить дополнительный наряд у ворот Торгпорта.

6. Личную ответственность за исполнение этого приказа несет начальник охраны тыла Одесского оборонительного района. Основание: Приказание военного совета ЧФ от 18.8.41 г.

(КОМАНДУЮЩИЙ ОДЕССКИМ ОБОРОНИТЕЛЬНЫМ РАЙОНОМ) (КОНТР-АДМИРАЛ ЖУКОВ) (ВОЕНКОМ) (ПОЛКОВОЙ КОМИССАР ДИТЯТКОВСКИЙ) (НАЧАЛЬНИК ШТАБА) (ГЕНЕРАЛ-МАЙОР ШИШЕНИН[125].)

Однако Военному совету Черноморского флота и эти, предписанные указанием с самого верха, меры показались недостаточными, и он сформировал постоянную оперативную группу из политработников, которая тут же отправилась в Одессу под началом ЧВС ЧФ, бригадного комиссара Азарова, назначенного членом Военного совета создаваемого Одесского оборонительного района.

Вообще командование флота постоянно подчеркивало, что для успешной обороны Одессы необходим переход всей власти в городе к военно-морскому командованию. Нарком ВМФ Кузнецов предложил командующему ЧФ, вице-адмиралу Октябрьскому, предупредить контр-адмирала Жукова, что, исходя из опыта Николаева, он должен командовать как военными, так и гражданскими учреждениями, к не желающим подчинятся принимать меры на месте, и если понадобится — применять оружие.

Член Военного совета ЧФ, дивизионный комиссар Кулаков впоследствии вспоминал, что «командующий ООР облекался всей полнотой власти в районе Одессы. Ему подчинялась как военно-морская база с приданными кораблями, так и сухопутные войска — Приморская армия. Он был обязан мобилизовать и использовать для обороны города и района все способное к этому население, направить в строй весь излишний состав тыловых частей и учреждений».

Командование Приморской армии, скорее всего, узнало о телеграмме Ставки по своим каналам. Сразу по получении телеграммы Ставки Жуков вместе с Дитятковским снова были вызваны к генерал-лейтенанту Софронову. И снова при разговоре присутствовал ЧВС Приморской армии Воронин.

— Жалуетесь? — поинтересовался Софронов, выглядевший, впрочем, по впечатлению моряков, значительно подобревшим.

— Не жалуемся, а излагаем свою точку зрения, — уточнил Жуков.

— К чему нам ссориться, дело-то у нас общее, — заметил Софронов.

В ответ Жуков поинтересовался, знает ли Софронов о решении, принятом Ставкой и, услышав:

— Никаких решений мы не получали, — достал телеграмму и протянул ее командующему армией. Прочитав телеграмму, Софронов несколько занервничал, передал телеграмму Воронину, и перейдя на «ты», сказал последнему:

— Читай. — Прочитав телеграмму, Воронин не смог скрыть нахлынувших чувств и заявил:

— Не понимаю, что мне теперь делать в Одессе. Уеду.

— Не стану задерживать, — не отказал себе в маленьком удовольствии продемонстрировать, кто здесь теперь хозяин, Жуков.

— А я солдат и никуда не уеду, — заметил Софронов. — Готов подчиниться. Дадите дивизию — буду командовать дивизией.

Доведя до сведения Военного совета Приморской армии принятое Ставкой решение, Жуков не избежал искушения попытаться и вовсе обойтись без командования Приморской армией. Свой первый приказ, ставящий боевые задачи частям ООР, он отдал войскам напрямую, в ночь на 20 августа. Командование Приморской армии, узнав о нем только из докладов, сделанных по телефону командирами дивизий и учитывая, что в директиве Ставки армия была названа бывшей, всерьез задумалось о том, сохранится ли дальше Приморская армия как оперативное объединение.

Однако командование войсками ООР без участия военных продлилось совсем недолго. На следующий день был создан штаб ООР, начальником которого был утвержден бывший начштаба Приморской армии генерал-майор Шишенин. Приморскую армию было решено не расформировывать. Генерал-лейтенант Софронов был назначен заместителем командующего ООР по сухопутным войскам с сохранением за ним должности командующего Приморской армией. При этом само флотское командование не придавало ее дальнейшему функционированию как самостоятельной единицы особого значения. ВС ЧФ флота, в телеграмме об утверждении генерал-майора Шишенина начальником штаба ООР, о кандидатуре нового начальника штаба Приморской армии высказался предельно лаконично: «Вместо Шишенина генерал Софронов назначит сам». В итоге начальником штаба Приморской армии Софронов назначил начальника оперативного отдела штарма полковника Крылова.

Одновременно был образован и Военный совет ООР, в который вошли прибывший из Севастополя бригадный комиссар Азаров, секретарь Одесского обкома партии Колыбанов, имевший звание бригадного комиссара и член Военного совета Приморской армии Воронин, передумавший куда бы то ни было уезжать. В Военном совете Приморской армии Воронина заменил бригадный комиссар Кузнецов.

Вместо Жукова командиром Одесской военно-морской базы был назначен командовавший до этого Николаевской ВМБ контр-адмирал Кулишов.

Одесса, как и многие другие осажденные города, испытывала большие трудности в снабжении всеми видами вооружения и боеприпасов. Положение осложнялось еще и тем, что, в отличие от Севастополя и Сталинграда, в городе не был образован собственный комитет обороны. А самые ценные в оборонном отношении предприятия были эвакуированы из города вместе с работавшими на них специалистами по решению ГКО.

До начала развернутой в июле эвакуации в Одессе было 110 крупных промышленных предприятий и более 300 мелких заводов, артелей и мастерских. Эвакуировать из Одессы успели довольно много. Было вывезено 30 предприятий «союзного и республиканского значения» и 150 менее крупных промышленных объектов, институтов и госучреждений.

Основные мощности, которые можно было использовать для производства вооружения, оказались вывезенными вместе с работавшими на них специалистами. Так, уже к 9 июля были вывезены все машины и оборудование «Крекинг-завода», а к 12 июля — станкостроительного завода им. Ленина. К концу июля были вывезены завод им. XVII партсъезда, фабрика им. Воровского, джутовая фабрика, рыбоконсервный комбинат, нефтеперегонный завод и завод «Запчасть».

После этого началась эвакуация и других производств. В июле частично было эвакуировано оборудование электростанции, заводов им. Октябрьской революции, им. Январского восстания, «Большевик», сахаро-рафинадного завода, обувных мастерских, колбасной фабрики, швейной фабрики, большой мельницы, цементного завода. Была эвакуирована и перевалочная база горючего вместимостью около 200 тыс. тонн.

При этом необходимость организации производства для нужд обороны города никем не предусматривалась, и ни одно из оставшихся предприятий не было подготовлено к выпуску оборонной продукции.

Первые попытки наладить самостоятельное производство вооружения в Одессе были предприняты еще до объявления города на осадном положении. После создания Приморской армии ее Военный совет дал руководству города несколько заданий по производству техники и вооружения.

Эти задания были переданы наиболее крупному предприятию, на котором после начала эвакуации еще осталось достаточно оборудования, позволявшего производить вооружение — краностроительному заводу им. Январского восстания. Завод начал строить бронепоезд, который должен был стать подвижным резервом Приморской армии и одновременно разворачивать производство минометов.

Большая часть завода была эвакуирована, часть его персонала также была вывезена, а часть находилась на фронте. Нехватка оборудования и людей не позволила заводу выполнить заказы самостоятельно. В строительстве бронепоезда заводу оказывали помощь паровозные депо «Одесса товарная» и «Одесса сортировочная».

При выпуске минометов помощь оказали завод «Красный профинтерн» и невывезенные остатки исходных материалов и оборудования с эвакуированного «Крекинг-завода».

Производство минометов в июле стали разворачивать и на заводе сельскохозяйственного машиностроения им. Октябрьской революции. Это предприятие заводом также можно было назвать весьма условно, так как большая часть его оборудования и кадров была вывезена на восток. Завод был эвакуирован практически полностью (на новом месте, в Рубцовске, он был переименован в «Алтайсельмаш» и производил оборонную продукцию и сельхозтехнику), количество его рабочих уменьшилось в 10 раз, а в цехах осталось только устаревшее и примитивное оборудование.

11 августа директор завода им. Январского восстания Ликутин и секретарь партбюро Головин передали Приморской армии изготовленный предприятием бронепоезд, ставший официально именоваться как «№ 22».

К этому времени на заводе уже был налажен и выпуск минометов. Опыт выполнения обоих заказов показал, что, учитывая плачевное состояние оставшейся в городе промышленности, налаживание любого оборонного производства в Одессе возможно только при взаимодействии и кооперации оставшихся мощностей невывезенных предприятий между собой. Поэтому по инициативе руководства завода им. Январского восстания в городе было произведено первое обследование состояния промышленных учреждений, техникумов и лабораторий. Естественно, что все обнаруженное при этом оборудование было отправлено на завод.

Военный совет Приморской армии достиг на этом поприще определенных успехов.

В датированном 15 августа докладе Главному политуправлению РККА и ВМФ член Военного совета Приморской армии, дивизионный комиссар Воронин сообщал: «Для обороны используем местные резервы. Уже выпустили 10 танков, на днях сделаем еще до десятка. Сделали два бронепоезда, один из них каждый день участвует в боях и делает большие дела… Делаем котелки, подсумки, походные кухни, все, что требуется для бойца и для боя. Жаль, что не можем делать пушек, пулеметов, винтовок и снарядов».

Но до образования ООР ни городские, ни военные власти вопросами производства вооружения комплексно не занимались, ограничиваясь решением отдельных, наиболее остро стоявших проблем.

После того как вся полнота власти и ответственности за оборону города была возложена на командование ООР, отношение к организации оборонной промышленности изменилось быстро и самым коренным образом. Уже 22 августа Военный совет ООР провел совещание с руководителями партийных и советских органов города и области, на которое были приглашены и руководители наиболее важных предприятий.

Обсудив вопросы обеспечения обороны всем необходимым, совещание создало оперативно-производственную группу, подчиненную Военному совету. На нее возложили централизованное управление оставшейся после эвакуации промышленностью, налаживание производства вооружения, снаряжения, боеприпасов, ремонт боевой техники и регулирование дальнейшей эвакуации оборудования.

В эту группу, также известную под названием оборонной комиссии, вошло пять человек: возглавивший ее заместитель председателя Одесского облисполкома Мизрухин, подполковник Коробко, военинженер 3-го ранга Каличенко, капитан Коган и младший лейтенант госбезопасности Вальтух.

Используя сохранившийся аппарат облплана и отдела местной промышленности облисполкома и мобилизовав 25 счетных работников из различных учреждений, группа в течение трех-четырех дней взяла на учет все основные материальные ресурсы города и области. Привлеченные к работе представители заводов обследовали состояние предприятий и определили, что они могут производить для обороны и какую боевую технику могут ремонтировать. В дальнейшем оперативно-производственная группа взяла на себя все вопросы, связанные с изготовлением боеприпасов, вооружения и ремонтом техники.

Оставшиеся в Одессе крупные предприятия были разукомплектованы, так как все наиболее ценное оборудование давно отправилось на восток. Для организации на них военного производства, как и прежде, приходилось свозить на них недостающие станки с менее значимых предприятий, а также применять кооперацию между предприятиями.

26 августа в связи с получением Военным советом ООР указаний от Военного совета ЧФ об организации выпуска оборонной продукции бюро Одесского обкома партии в этот же день приняло постановление «О дальнейшем расширении и организации новых производств для нужд фронта и обороны Одессы». Фактически это постановление уточняло и детализировало основные меры по развитию оборонного производства, намеченные на заседании Военного совета ООР 22 августа. Постановлением был утвержден список предприятий, которые должны были в первую очередь перестроиться на производство вооружения и боеприпасов. К ним относились, кроме уже упоминавшихся заводов им. Январского восстания, им. Октябрьской революции и судоремонтного № 1, заводы им. Петровского, им. Дзержинского, им. 10-летия Октября, «Красная гвардия», «Кинап», судоремонтный № 2, «Транспортер», «Большевик», «Красный Профинтерн», «Красный Октябрь», «Красный сигнал», Реммаштреста, товарных весов, мебельная фабрика, предприятия управления трудовых резервов и промысловой кооперации. Кроме уже начатого сосредоточения оборудования на наиболее перспективных предприятиях постановлением предусматривалось перераспределение сырья, материалов и рабочей силы между предприятиями, а также организация круглосуточного использования имеющихся мощностей.

Принимаемые меры были направлены на максимально ускорение ремонта имевшихся в городе неисправных танков и бронемашин, пушек и минометов, стрелкового вооружения, автотранспорта и походных кухонь. Тогда же было решено широко использовать подвижные мастерские, способные производить мелкий ремонт прямо у передовой.

Планировалась и массовая организация производства рельсовых противотанковых препятствий, шанцевого инструмента (лопаты, кирки, топоры), штыков и кинжалов, специальных запалов для бутылок с горючей смесью, детонаторов терочного действия для ручных гранат, ручных и противотанковых гранат, противотанковых и противопехотных мин и упрощенных взрывателей к ним, взрывчатого вещества, гусениц для грузовых автомашин, колючей проволоки и малозаметных препятствий, различного снаряжения для армии[126]. Из тяжелого и среднего вооружения считалось возможным производить «в соответствии с нуждами фронта и требованиями военного командования» бронепоезда, бронетанковые машины на базе гусеничных тягачей, 50- и 82-мм минометы и окопные огнеметы. Обком партии совместно с оборонной комиссией установили каждому предприятию новое производственное задание, в котором четко определялись профиль и количество военной продукции.

5 сентября Военный совет Одесского оборонительного района доложил командованию Черноморского флота о выполнении указаний Ставки и Военного совета флота от 26 августа: «Минометы, огнеметы делаем на месте и в достаточном количестве. Вступил в строй третий бронепоезд. Через 1–2 дня вступят в строй 30 мелких танков. Слабым местом является недостаток винтовок, нечем восполнить убыль пулеметов и пушек. Эти виды вооружения производить на месте не можем, так как оборудование заводов вывезено».

Военный совет после создания оборонной комиссии вмешался в ее работу всего один раз, 7 сентября, правда вмешательство это произошло «не от хорошей жизни», а было вызвано имевшимися в производстве вооружения недостатками, которые оказались неприемлемыми даже по меркам осажденного города.

Количество бракованной продукции среди выпускаемого заводами вооружения, видимо, было так велико, что Военный совет ввел особый порядок сдачи оборонной продукции предприятиями — только по актам, обязав президиум облисполкома утверждать такие акты и тем самым возложив на него, по существу, функции государственной приемной комиссии.

Одним из путей исправления ситуации с оружием, которого в условиях блокады города с суши постоянно не хватало даже для сравнительно немногочисленных частей ООР, стал ремонт имеющихся в городе военной техники и вооружения, которым стали заниматься больше десятка одесских заводов.

За время существования ООР на заводах было отремонтировано 42 танка, 600 автомашин, более 300 орудий, часть из которых выездные бригады для экономии времени чинили прямо у передовой, 962 пулемета, 6742 винтовки и 1284 оптических прибора.

В результате в организации оборонной промышленности, фактически на пустом месте, были достигнуты значительные успехи. По некоторым видам вооружения проблему нехватки оружия даже удалось полностью решить собственными силами.

В донесении Военного совета ООР Ставке 13 сентября сообщалось: «Неплохо обстоит дело с производством минометов. Местная промышленность ежедневно дает 30 минометов 50-мм и 5 минометов 82-мм. Таким образом, некомплект по минометам в ближайшие дни будет покрыт. Если хорошо будут поступать по линии артснабжения мины, то минометы явятся могучим огневым средством».

В целом ВС ООР удалось решить стоявшие перед ним задачи. Оборонное производство в осажденном городе постоянно наращивалось и до окончания обороны города не исчерпало своих возможностей. К моменту принятия решения об эвакуации остались нереализованными многие намеченные планы. В частности, не были закончены в производстве два бронепоезда, а также не было завершено начатое производство оборудования и снаряжения для войск армии на зимний период.

Из всех видов вооружения наиболее сложное положение в Одессе было с бронетехникой, так как ее почти не имела даже Приморская армия.

Первым шагом, предпринятым в этом направлении, было налаживание в городе выпуска бронепоездов. Первый бронепоезд, получивший впоследствии обозначение № 22, делался на заводе им. Январского восстания, который был создан в 1930 г. из железнодорожных мастерских и имел опыт выпуска железнодорожных кранов.

Для создания бронепоезда были использованы обыкновенный товарный паровоз и пульмановские платформы, которые обшивались слоеной броней, делавшейся из корабельной стали. Бронепоезд имел 4 45-мм орудия, 12 станковых пулеметов и считался легким.

Несмотря на то что завод изначально имел возможности для выпуска тяжелой железнодорожной техники, после того как большая часть его оборудования оказалась вывезенной, директору завода Ликутину пришлось проявить немало инициативы, чтобы сосредоточить на заводе оборудование, позволявшее наладить выпуск бронепоездов.

Правда, другая инициатива, с которой тогда же выступило руководство завода, оказалась значительно менее полезной. Сданный 11 августа в торжественной обстановке бронепоезд укомплектовали создавшими его рабочими, которые на нем же отправились на фронт. После этого завод им. Январского восстания быстро производить бронепоезда уже не мог, переключившись в основном на выпуск танков, и в дальнейшем их делали другие заводы — им. Октябрьской революции и судоремонтный завод № 1. При этом сроки изготовления новых бронепоездов оказались более длительными, так как на «Январке» до войны все-таки выпускались краны на железнодорожном ходу. В результате установленный впоследствии план по выпуску бронепоездов удалось выполнить только частично.

Из запланированных еще 4-х бронепоездов 3 выпускались уже на других предприятиях. На судостроительном заводе № 1 был построен бронепоезд «Черноморец»[127], «За Родину» был выпущен заводом им. Октябрьской революции. На 4-й бронепоезд не успели установить вооружение, 5-й бронепоезд не удалось закончить вообще.

В дальнейшем бронепоезда имели более мощное вооружение — два 45-мм орудия на них были заменены на 76-мм.

В это же время завод им. Январского восстания начал выполнять и другой заказ фронта. Среди воинских эшелонов, застрявших под Одессой после того как была перерезана железная дорога на участке Помошная — Одесса, было несколько составов с сильно поврежденными советскими танками, которые не успели вывезти. Используя все возможности, подбитые танки старались доставить в город. Часть из них приходилось уже отбивать у врага.

Так бронепоезд № 21, ворвавшись на уже захваченную противником станцию Карпово и отбросив врага от железнодорожных путей, доставил в Одессу несколько платформ с неисправными танками и демонтированными исправными двигателями, оставшимися от какой-то ремонтной части.

По разным данным, в начале августа в Одессу различными путями удалось привезти от 17 до 26 Т-26 и БТ-7. Танки были сильно разбиты, а уцелевшие их части основательно изношены, но все-таки это были танки. На их восстановление были брошены все имеющиеся силы. Восстановлением танков занимались 16 созданных для этой цели бригад.

Наибольшие трудности возникали с восстановлением двигателей. 6 танков удалось восстановить, используя несколько двигателей, захваченных бронепоездом № 21. С восстановлением остальных машин было сложнее. Не хватало много необходимых деталей, а получить их было неоткуда. Используя найденные в штабе Приморской армии схемы систем танков БТ-7 и Т-26, по ним начали изготовлять на месте недостающие части.

Для восстановления моторов понадобилось много поршневых колец, а в городе не только не нашлось таких деталей, но не оказалось и специального металла для их отливки. После долгих поисков главный инженер завода Романов составил сплав чугуна с примесью никеля, марганца, кремния и фосфора, оказавшийся вполне пригодным для этой цели. Было восстановлено еще 2 танка. Завод продолжал ремонтировать разбитые машины и дальше, по мере их поступления, но количество танков, которые удавалось восстановить таким путем, несмотря на то, что к их ремонту привлекались и другие предприятия, в частности, завод им. Октябрьской революции, по-прежнему оставалось крайне незначительным.

Поэтому в городе постоянно появлялись предложения об организации производства собственной бронетехники. Правда, не все из них можно было реализовать. Проект бронирования трамваев для превращения их в маленькие бронепоезда, конечно, так и остался на бумаге.

Проект о переделке гусеничных тягачей в легкие танки также был воспринят сначала с недоверием. Однако флагманский инженер по приборам управления огнем артиллерии Одесской военно-морской базы капитан Коган и военинжинер Обедников при помощи главного инженера завода им. Январского восстания все-таки сумели заручиться поддержкой Военного совета.

Для опытов были выделены три машины СТЗ-НАТИ, а капитан Коган получил бумагу, предписывавшую всем организациям города содействовать ему в поиске необходимых материалов. Авторы проекта обязались изготовить 3 танка в десятидневный срок.

Танки собирались на краностроительном заводе им. Январского восстания, выпускавшем до войны и 15- и 20-тонные краны на гусеничном ходу. Первым вопросом, с которым пришлось столкнуться создателям танка, было отсутствие брони. В осажденном городе нельзя было найти в необходимых количествах даже легкой противопульной брони.

Поэтому в качестве броневого покрытия было решено использовать 8–10-мм листы корабельной стали, имевшиеся на судоремонтных заводах, прокладывая их 10-мм слоем резины или 20-мм досками. Для испытания такой брони на заводе был сооружен простейший полигон. Выяснилось, что трехслойная броня способна надежно защищать экипаж от пуль и осколков снарядов и мин. Следующей проблемой стала установка вращающихся башен. Оборудования, способного изготовлять шаровые погоны для них, на заводе уже не осталось. Подходящий для этих целей карусельный станок удалось найти в трамвайных мастерских.

Решить вопросы с установкой вооружения было несколько проще. В башнях двух танков были установлены пулеметы, а в третьем 37-мм — горная пушка. Своеобразные войсковые испытания изготовленных машин было решено провести в Южном секторе обороны. Из трех самодельных танков сформировали взвод, усилив его одним настоящим. Ввиду опасности подобных «испытаний» экипажи были сформированы только из добровольцев — знакомых с техникой красноармейцев, моряков и заводских рабочих.

Командование взводом принял старший лейтенант Юдин. Вскоре танки приняли участие в одной из контратак 25-й Чапаевской дивизии под Дальником. Результат применения танков превзошел все ожидания. Румыны, не ожидавшие встретить какую-либо бронетехнику, были легко выбиты из передовых окопов. Скорость новые «танки» развивали не больше 25–30 км в час. Осколки и пули, как и ожидалось, оставляли на их броне в основном лишь вмятины, а если и пробивали, то не насквозь. Правда, огня румынских противотанковых пушек новые танки не выдерживали. Их броня пробивалась даже огнем 35-мм пушек, а единственный 45-мм снаряд, попавший в один из танков, прошил его навылет, легко пробив трехслойную броню, но не задев, к счастью, ни двигатель, ни экипаж. Тем не менее командовавший в это время дивизией генерал-майор Петров, на всякий случай опередив собственное донесение о результатах испытаний, тут же обратился в штаб армии с просьбой оставить танки у него в дивизии. По результатам боя в дивизии было придумано и наименование новых танков, так и оставшееся за ними в истории: НИ — «На испуг».

Военный совет ООР немедленно принял решение переделать в такие танки еще 70 тракторов. Производственной группе поручалось использовать для этого кроме завода им. Январского восстания еще четыре завода: судостроительный, сельскохозяйственного машиностроения им. Октябрьской революции, им. Красной Гвардии и им. Старостина.

Отдельные узлы и детали для массово выпускаемых машин в дальнейшем изготовляли ремонтные мастерские трамвайного парка и городской электростанции, завод бетономешалок и мастерские школ ФЗУ. За неимением стандартного вооружения машины вооружались пулеметами всех систем, даже скорострельными авиационными.

Однако на быстрое выполнение такого заказа рассчитывать было трудно.

Капитан Коган вскоре доложил в ВС ООР об угрозе срыва заказа по переоборудованию тракторов в танки: для сварки брони был нужен кислород, а его запас иссякал.

В результате весь кислород, имевшийся на одесских заводах, был взят на строгий учет, для его выработки использовали оборудование предприятий, изготовлявших газированные напитки. Но всего этого оказалось мало. Тогда срочно послали запрос в Севастополь. Из зарядных станций флота были доставлены на кораблях баллоны с кислородом. И все же, несмотря на принятые меры и жесткую экономию в расходовании кислорода, в связи с быстро развивавшимся производством вооружения наступил «кислородный голод». Ликвидировать его было непросто, так как все годные установки по изготовлению кислорода оказались эвакуированными.

Военный совет дал оперативно-производственной группе задание — создать кислородную станцию. В результате тщательных поисков на заводе им. Калинина были обнаружены остатки разобранной и давно вышедшей из строя станции. К ремонту и восстановлению станции привлекли самых опытных слесарей. Различные предприятия принялись изготовлять недостающие и требующие замены детали. И на третьи сутки после решения Военного совета станция дала первый кислород. В дальнейшем она до конца обороны снабжала кислородом не только производство танков, но и все нуждавшиеся в нем предприятия Одессы.

Всего за время обороны города в танки удалось переделать около 50 тракторов.

Помимо нехватки бронетехники очень остро стоял вопрос недостатка артиллерии, минометов и артиллерийских боеприпасов. Части Одесского оборонительного района в начале обороны города располагали всего 303 орудиями и минометами.

Но и это скудное количество артиллерии не могло использоваться с максимальной эффективностью. Учет запасов, произведенный командованием Приморской армии 11 августа, после завершения отхода от Днестра, выявил большой некомплект 76,2-мм снарядов, а 122-мм были израсходованы фактически полностью и оставались только в пределах неприкосновенного запаса.

Военный совет армии ввел жесткий лимит ежедневного расхода боеприпасов, а гаубичный дивизион 256-го артполка, полностью расстрелявший имевшиеся боекомплекты, был временно отведен в тыл. В условиях снарядного голода резко возросла нагрузка на минометы, которых после отхода с Днестра также стало не хватать.

Недостаток артиллерии решено было частично компенсировать за счет использования самодельных минометов.

На заводах им. Январского восстания и Октябрьской революции было решено наладить выпуск 50-мм и 82-мм минометов. В ночь на 21 августа директор завода им. Январского восстания Ликутин был вызван в областной комитет партии. Секретарь обкома Колыбанов и находившийся там командующий ООР Жуков поставили перед ним задачу — в пятидневный срок наладить выпуск 50- и 82-мм минометов, в которых войска испытывали острую нужду. В 4 часа утра на состоявшемся у директора совещании было определено, что нужно заводу для выполнения задания.

Для изготовления стволов использовались трубы для перегонки нефти с Одесского нефтеперерабатывающего завода, которые растачивали на заводе «Красный Профинтерн». Для стрельбы из 82-мм минометов частично использовались трофейные мины от применяемых румынами 81-мм минометов немецкого производства. Производство минометов было организовано сразу на 8 одесских заводах; основная часть их выпускалась на краностроительном заводе им. Январского восстания, причем первые минометы завод начал давать через три дня. Испытания на полигонах и на фронте показали их хорошие боевые качества. В дальнейшем завод производил по 25–30 минометов в день. Всего было выпущено более тысячи 50-мм минометов и около 200 — 82-мм.

Производимого количества минометов в условиях нехватки артиллерии все равно было недостаточно, поэтому в оборонную комиссию поступали предложения начать выпуск таких экзотических видов оружия, как металлометы, паровые катапульты и даже производить катапульты деревянные.

Металлометы стали выпускаться довольно широко, всего их было произведено около 150 шт., часть из которых была выполнена в мастерских городской электростанции. Для их производства использовались обнаруженные на складах судоремонтных заводов № 1 и 2 запасы труб, применяемых при ремонте судовых машин. Эти трубы были изготовлены из упрочненного чугуна, а внутри футированы высокопрочной сталью. Имевшие внутренний диаметр 120–150 мм трубы с одной стороны заделывались наглухо, и в этом месте устанавливался электрозапал. Стреляли такие металлометы железным ломом и жерствой (верхний слой каменистой почвы) на дистанцию до 200 м.

По некоторым данным, в городе было произведено и около десятка паровых катапульт, способных кидать 20–40-килограммовые бомбы, начиненные смесью взрывчатки с железным ломом, на расстояние около 300 м.

К концу августа изготовление различных видов военной техники было налажено более чем на 20 одесских предприятиях.

Завод «Большевик», производивший в мирное время линолеум, за одни сутки изготовлял до 2 т взрывчатых составов, которые шли на изготовление кустарных мин и гранат. Артель детской игрушки производила противотанковые и противопехотные мины, корпусами которых являлись разнообразные консервные банки и короба для хранения киноленты. Посудный завод имени Петровского изготовил более 300 000 ручных гранат. В корпуса гранат в качестве взрывчатого вещества заливали не тротил, а аммиачную селитру (значительные запасы которой имелись на заводе «Большевик») с перемешанными в ней деревянными опилками. Капсуль-детонатор и запал на его основе, пригодные для детонации аммиачной селитры, пришлось создавать с нуля. Их в короткий срок смогла разработать группа преподавателей Одесского индустриального института под руководством профессора Лопатто.

5 сентября новый запал был испытан комиссией из представителей инженерного, химического и артиллерийского отделов штаба ООР, установившей пригодность предложенных капсюлей-детонаторов. Производство гранат считалось одним из важнейших. Для его организации с фронта была отозвана часть опытных рабочих, а все 285 человек, работавшие на посудном заводе, были переведены на казарменное положение. В кооперации с заводом «Большевик» на заводе им. Перовского быстро наладили производство и стали ежедневно выпускать 15–17 тыс. гранат.

Из-за нехватки металла и отсутствия отливочных форм был создан импровизированный вариант «оборонных рубашек». Они образовывались с помощью накручивания вокруг корпуса гранаты 3-мм проволоки. Выпускались и более примитивные гранаты, состоявшие из обыкновенных жестяных консервных банок с грубо припаянными рукоятками. Из-за отсутствия возможности производить стандартные детонаторы было развернуто широкое изготовление терочных запалов. Суточный выпуск таких гранат был доведен до 5 тыс. штук.

Стекольный завод изготовил 90 000 бутылок с зажигательной смесью. На первых порах они изготовлялись без запалов. Прежде чем бросить такую бутылку в цель, надо было заменить пробку смоченной в бензине паклей и поджечь ее, а это требовало определенной сноровки и времени. Во время боя и даже при обучении применению таких бутылок нередко происходили несчастные случаи, поэтому вскоре были разработаны простейший терочный запал и более сложный химический воспламенитель. Запалы к бутылкам «ГС» выполнялись с помощью мощностей артели «Комсомолка».

В мастерских городской электростанции изготовлялись минометные детали, металлометы и противотанковые рогатки. Завод «Кинап», выпускавший в мирное время киноаппаратуру, в дни обороны специализировался на ремонте пулеметов, винтовок, оптических приборов и изготовлении мин. За время обороны города завод отремонтировал около 600 пулеметов, 470 винтовок и 1248 оптических приборов, изготовил 54 тыс. противотанковых и противопехотных мин и много разного снаряжения.

Завод им. Октябрьской революции, на котором после эвакуации осталось лишь примитивное, устаревшее оборудование, а количество рабочих уменьшилось почти в десять раз, на первом этапе обороны занимался ремонтом артиллерийских орудий и изготовлением шанцевого инструмента. В конце августа, получив новую программу, руководство завода начало интенсивно расширять производство. Цеха, по примеру завода им. Январского восстания, пополнили свезенным с мелких производств оборудованием, а для работы на станках стали обучать не занятых на производстве домохозяек. В результате завод начал участвовать в оборудовании бронепоездов и бронетракторов, производить минометы и мины, доведя выпуск последних до 15 минометов и 1000 мин в день.

За все время обороны города импровизированное военное производство сумело выпустить столько продукции, что часть ее использовалась не только в Одессе, но и в дальнейшем при обороне Севастополя.

Успешное применение румынами на участке 25-й Чапаевской дивизии во время ее контратаки огнеметов натолкнуло командование ООР на мысль о том, что неплохо перенять «румынский опыт». Военинженер 3-го ранга Лощенко, работавший в отделе химической защиты Приморской армии, предложил наладить производство дальнеструйных траншейных огнеметов собственной конструкции, используя баллоны для газированной воды.

Огнемет Лощенко, вследствие недостатков имевшихся производственных мощностей и используемых для его производства деталей, получился довольно массивным и в 6 раз превосходил по весу фугасный огнемет ФОГ-1. При этом рабочая емкость резервуара по сравнению с ФОГ-1 увеличилась всего в 2 раза. Дальность огнеметания у него была ниже и достигала всего 35–40 м. Серьезным преимуществом этого импровизированного огнемета являлась возможность изменять количество выстрелов. С одной зарядки их можно было сделать до 60, регулируя количество выбрасываемой огнесмеси. ФОГ-1 такими возможностями не обладал. Из-за отсутствия в осажденном городе вязких огнесмесей и загустителей, позволяющих наладить их производство, вместо боевой огнесмеси использовалось в основном обычное дизельное топливо, имевшееся в настолько больших количествах, что при эвакуации города остатки его пришлось взорвать вместе с хранилищами. Производство траншейных огнеметов было технологически простым, поэтому их производили сразу на 10 одесских заводах.

Военный совет одобрил предложенную Лощенко конструкцию и дал задание оперативно-производственной группе запустить огнемет в производство. Но так как возможности производства огнеметов были ограничены, их решено было применить только в случае если если противник прорвется к самому городу. На всем протяжении последней линии обороны с интервалами в 100–150 м появились траншейные огнеметы — 550 штук. Это позволяло создать в нужном случае огневой пояс протяженностью в 55–60 км. Для подготовки их расчетов отделом химзащиты была сформирована команда по подготовке траншейных огнеметчиков. В короткий срок команда подготовила и отправила на позиции 1022 огнеметчика.

150 огнеметов было установлено и на баррикадах «для усиления мощи баррикадной защиты». Для их обслуживания было подготовлено еще 300 бойцов-огнеметчиков из состава местных отрядов самообороны.

Одновременно с производством траншейных огнеметов производилось переоборудование бронированных гусеничных тягачей А-20 «Комсомолец» в огнеметные танки. Всего таким образом было переоборудовано 8 машин[128].

В сентябре отдел химзащиты получил в большом количестве доставленные транспортами ампулы с жидкостью «КС». Ампулы с успехом применялись авиацией Приморской армии для поражения живой силы и аэродромов противника. По поступившим донесениям, за все время обороны города с их помощью было уничтожено 26 самолетов противника и подожжено 2 аэродрома.

В соответствии с приказом Народного Комиссара Обороны № 0285 от 13 августа 1941 г. отдел химзащиты Приморской армии в августе деятельно готовился к защите от отравляющих веществ, в случае если бы таковые были применены румынской армией. Несмотря на то, что людей в строевых частях катастрофически не хватало, в каждой дивизии были сформированы отдельные роты химзащиты, которые были сняты с фронта и прошли краткосрочные сборы под руководством отдела. Особой необходимости в таких ротах не было, так как помимо них в дивизиях существовали еще и отдельные дегазационные взводы. Но так как приказ наркома требовал «сделать службу химической защиты неотъемлемой частью боевого использования войск», такие роты были созданы и, согласно тому же приказу наркома, использование их не по специальности запрещалось.

Отдел химзащиты наладил широкий выпуск не только огнеметов, но и бутылок с горючей смесью и запалов к ним.

Для производства бутылок был специально пущен в эксплуатацию стекольный завод, находившийся на консервации. Ввиду нахождения в городе больших запасов топлива производство бутылок было решено развернуть максимально широко.

Первоначально бутылки с горючей смесью выпускались в самом примитивном виде — без запалов и поджигались вставленной в них паклей. Позднее было налажено производство сначала упрощенных запалов, а потом и более сложных химических воспламенителей. Выпуск запалов велся настолько широко, что значительно перекрывал потребности самой Приморской армии. Из всех произведенных в городе 200 тыс. запалов для нужд оборонительного района было использовано около 120 тыс. 50 тыс. запалов было отправлено в 9-ю армию и 30 тыс. в 51-ю.

Но и самими бутылками с горючей смесью Приморская армия была обеспечена в количестве, превышающем ее потребности.

Оставшиеся неиспользованными бутылки, как и полуфабрикаты при эвакуации города, решено было перебросить в Крым. При этом в суматохе эвакуации разрядить уже имевшие запалы бутылки не хватило времени и в таком виде они грузились в трюмы даже судов, имевших пассажиров, что привело к нескольким пожарам.

После наведения порядка при транспортировке все имеющиеся запасы бутылок и запалов были переброшены в Севастополь, где отдел химзащиты снова наладил их производство.

В первой половине июля, в связи с тем, что противником было перерезано железнодорожное сообщение с Одессой, в город вернулись несколько эшелонов с бронетехникой, направлявшейся на ремонт в крупные промышленные центры. Количество этой техники было значительно выше, чем об этом обычно писалось в книгах, посвященных истории обороны города. В основном это связано с тем что в поле зрения авторов в основном попадали лишь танки БТ-7 и БТ-5. Однако в город вернулись около 50 машин, среди которых были и бронеавтомобили БА-10 и плавающие танки, и даже один огнеметный.

С принятием решения об организации обороны города восстановлением танков занялся отдел автобронетанковых войск Приморской армии, который прежде был «безлошадным», так как собственных танковых частей армия не имела. На базе частично эвакуированного завода им. Январского восстания была создана ремонтная база, для работы на которой использовались инженерно-технический персонал и рабочие самого завода, имевшего опыт по изготовлению подвижных кранов, а также рабочие, присланные для ускорения ремонта с других предприятий и возвращенные из войсковых частей, оборонявших Одессу.

Ремонтно-восстановительная работа тормозилась отсутствием запчастей и различных необходимых приборов. Некоторые недостающие детали пробовали производить на месте (в частности, производились даже танковые аккумуляторы), используя оборудование, оставшееся на различных предприятиях и мастерских города после эвакуации. Остальное искалось всеми возможными способами. Так, часть приборов и оборудования снималась с сбитых и поврежденных самолетов, своих и противника.

В связи с отсутствием моторов М-5 их приходилось заменять моторами М-17, для чего в танках БТ-5 приходилось производить конструктивные изменения кормовой части броневой коробки.

За 2 месяца рембазой были восстановлены 44 машины следующих типов: БТ-7 — 10 штук, БТ-7м — 2 шт., БТ-5 — 4 шт., БТ-2 — 1 шт, Т-26 — 2 шт, Т-20 — 8 шт, БА-20 — 5 шт, Т-37 и Т-38 — 12 шт.

По мере выхода из ремонта танки принимали активное участие в боях на различных участках фронта. В качестве танковых экипажей использовались взятые из частей армии водители и артиллеристы.

Ввиду сложности складывающейся обстановки танкисты вынуждены были принимать участие и в ночных атаках, что обычно не решались делать румыны.

Учитывая слабое бронирование имевшихся танков, танкисты, которые все были добровольцами, очень берегли свои машины. В боях под Одессой отмечено большое количество случаев, когда танкисты, выскакивая из танков, уничтожали вражескую пехоту огнем стрелкового оружия и гранатами, чтобы избежать повреждения машин, каждая из которых была на вес золота и спасала своим участием в бою много жизней наших бойцов.

Башенный стрелок Волошин во время одного из боев, видя, что огневую точку противника не удается уничтожить с дальней дистанции и опасаясь, что противник, засевший в развалинах каменного здания, уничтожит танк гранатами, если машина подойдет ближе, под обстрелом покинул танк, подполз к дому и забросал пулемет противника гранатами.

Старший лейтенант Юдин, ставший впоследствии командиром отдельного танкового батальона Приморской армии, во время атаки заметил укрывшееся в глубоком групповом окопе отделение румынских солдат, которое не успело вовремя отойти. Подкравшись к противнику с членами своего экипажа, угрожая гранатами, Юдин обезоружил находившихся в окопе, посадил всех десятерых солдат противника на танк и вывез к своим, захватив при этом находившиеся в окопе станковый и ручные пулеметы.

Во время контрудара под Ленинталем такое поведение танкистов было массовым, что было зафиксировано в докладах командиров наступавших частей и в журнале боевых действий Приморской армии.

Однако в непрерывных ожесточенных боях танки все равно повреждались и гибли. Все участвовавшие в боях танки получили значительные повреждения, и все прошли различные повторные ремонты. Некоторые из машин ремонтировались значительно больше — 5–7 раз. Танки БТ всех моделей во время ремонта были усилены дополнительным бронированием. Как вспоминал об этом побывавший в то время в Одессе в качестве военного корреспондента писатель Константин Симонов, «танки чинили все вместе — и рабочие, и танковые экипажи, два-три дня назад вышедшие из боя. Танки в основном были БТ-5 и БТ-7. У них, как обнаружилось на этой войне, была слишком легко пробиваемая броня, и в мастерских решили: раз чинить, так чинить, и наклепывали на башни танков дополнительные листы брони. Это несколько утяжеляло танки, не соответствовало техническим расчетам, но в бою, как говорили, оправдывало себя».

Из 10 танков БТ-7, принимавших наиболее активное участие в боях, погибло 5.

Параллельно с ремонтом танков в Одессе был налажен массовый выпуск танков НИ на базе тракторов СТЗ-5. За 2 месяца был выпущен 31 такой танк. На базе имевшихся танков всех типов был сформирован Отдельный танковый батальон трехротного состава.

С 14 сентября началось производство еще 15 танков НИ. На танках Т-26 устанавливались огнеметы. На 13 тягачах «Комсомолец» были установлены по 4 направляющих для стрельбы авиационными реактивными снарядами[129].

Непрерывное использование танков в боях вело к накоплению опыта их применения и повышению их эффективности. Во время контрнаступления в Восточном секторе 22 сентября наибольшая скорость продвижения была у полков 157-й дивизии, поддерживаемой танками. Во время контрнаступления в Южном секторе отдельный танковый батальон уже действовал как самостоятельная тактическая единица, совершив рейд в глубь обороны противника и уничтожив там значительное количество румынской артиллерии.

Пожалуй, ни на одном театре боевых действий такое минимальное количество бронетехники не применялось так активно, как под Одессой. Первые танки при обороне города вводились в бой в составе всего одного взвода. Постепенно их количество удалось довести сперва до роты, а потом и до батальона. Начав с перелома хода отдельных, небольших боев одесские танки превратились в эффективное боевое средство, оказывавшее влияние на развитие наступательных операций на целых участках фронта.

К концу тяжелых августовских боев людские резервы Одесского оборонительного района были по существу исчерпаны, и без пополнения с Большой земли город держаться дальше уже не мог. Понимая это, Ставка резко увеличила число пополнений, направляемых в Одессу, изменив систему их комплектации. Если в августе Одесский оборонительный район пополнялся извне только за счет Черноморского флота, регулярно направлявшего отряды моряков-добровольцев из своей главной базы, то к концу месяца возможности флота уже не позволяли это делать, а все больше обострявшаяся обстановка и растущее число потерь делали такой способ пополнения армии совершенно не достаточным. Поэтому Ставкой было принято решение поручить пополнение Одесского оборонительного района живой силой Северо-Кавказскому военному округу.

С 30 августа по 2 сентября в Одесском порту высадилось десять маршевых батальонов — 10 тыс. бойцов. За неделю с 5 по 12 сентября Одесса получила еще пятнадцать батальонов. Численность пополнения, прибывшего с Большой земли только за две недели, составила 25 350 человек. А всего за время обороны города в Одессу прибыло из СКВО 30 408 человек, включая 395 человек среднего начсостава, 2629 младшего начсостава и 27 386 человек рядового состава[130].

По соединениям люди распределялись с учетом понесенных там потерь. Двадцать пять тысяч новых солдат, влившихся в Приморскую армию, позволили на некоторое время приблизить состав основных боевых частей к штатным нормам и даже создать небольшие резервы.

Но на то, чтобы сформировать недостававший в 421-й дивизии стрелковый полк, людей уже не хватило. И общая численность войск, обороняющих Одесские рубежи, не увеличилась по сравнению с тем, что имелось в частях месяц назад, так как армия потеряла за месяц боев около 20 тыс. человек только ранеными.

Состав прибывавших пополнений был разным. В первых маршевых батальонах, направленных в Одессу, когда силы Приморской армии были на исходе, а фронт обороны быстро сокращался, в город направлялся лучший мобилизационный контингент. В основном это были донецкие шахтеры и рабочие крупных заводов Сталинграда, часто участники Гражданской войны. Почти все они имели военную подготовку, а некоторые — и боевой опыт.

Но посылать в Одессу таких красноармейцев десятками тысяч, конечно не представлялось возможным. В следующих партиях стали попадаться люди, совсем не обученные военному делу. И чем больше увеличивалось количество присылаемых пополнений, тем больше оказывалось среди него необученных бойцов.

Штаб армии не имел возможности предварительно проверять подготовленность пополнения. Ко времени прибытия транспортов в порт вызывали представителей частей, которые тут же принимали выделенные им контингента, сажали солдат на машины или вели их к фронту в пешем строю. Обычно в тот же день новые бойцы попадали на передовую.

Но в связи с большими потерями в частях Приморской армии низкая подготовка, а позднее — и полная необученность поступающих пополнений стала быстро превращаться в серьезную проблему. Все 4 дивизии Приморской армии после месяца боев уже с большой натяжкой можно было назвать кадровыми. По уровню подготовки рядового состава они все больше напоминали дивизии народного ополчения.

Еще до прибытия маршевых батальонов кадровых бойцов, имевших опыт боев за Днестром, в дивизиях оставалось очень мало. В основном они были укомплектованы заменившими выбывших из строя кадровых бойцов одесскими запасниками старших возрастов, ополченцами и матросами, которые часто не имели не только надлежащей подготовки но и армейского обмундирования.

После того как пополнения стали прибывать в довольно значительных количествах, из частей стали поступать доклады об их полной неподготовленности к боевым действиям. Командир 287-го СП капитан Ковтун-Станкевич доложил командиру дивизии, а тот сообщил в штаб армии, что в полку оказались совершенно не обученные люди, никогда по державшие в руках винтовки. О том же докладывал и начальник политотдела Чапаевской дивизии Бердовский.

Возвращать из соединений необученных запасников, конечно, не стали. Штаб армии поручил командирам дивизий и полков организовать занятия с ними в своих тылах. Командиры частей были кровно заинтересованы в том, чтобы эти люди как можно быстрее стали мало-мальски умелыми солдатами, и обучение шло максимально быстро. Но тем не менее сложилась ситуация, в которой прибывшее пополнение нельзя было сразу же направить в бой даже при чрезвычайно упрощенных требованиях к подготовке, существовавших в осажденном городе.

В условиях непрерывного давления противника и его подавляющего численного превосходства от быстроты ввода в бой пополнений впрямую зависело положение на фронте.

Поэтому для повышения уровня подготовки прибывающего пополнения пришлось ввести специальный порядок. Приняв в порту пополнение, представители частей были обязаны немедленно выяснять путем опроса, кто из красноармейцев не знает винтовки, никогда из нее не стрелял, кто никогда не держал в руках гранату. Таких бойцов строили отдельно, и по пути к фронту они проходили «школу на марше» — так была названа система обучения, диктуемая обстановкой.

В заранее намеченных пунктах, на подходящей местности устраивались привалы. Привалы не для отдыха — для занятий. Встречать пополнение посылали сержантов или старослужащих красноармейцев, способных доходчиво преподать новичкам основы военных знаний. Учили самому необходимому — как держать винтовку, как заряжать, как целиться и производить выстрел. Все это чисто практически, с боевой стрельбой по расставленным целям. Каждый получал также возможность метнуть не только учебную, но и боевую гранату[131].

Три-четыре учебных привала и составляли всю «школу на марше». Но прошедшие ее люди уже не вздрагивали от собственного выстрела и не боялись взять в руки гранату. А главное — начинали верить, что сумеют быстро перенять у товарищей то, чего еще не знали. Конечно, распределять этих красноармейцев по взводам, по отделениям требовалось продуманно — так, чтобы рядом оказались бывалые бойцы, потому что люди, научившиеся за несколько часов обращаться с винтовкой и гранатой, не умели ни окапываться, ни применяться к складкам местности.

Ни о каких тактических и боевых навыках речь, конечно, не шла. По сути шансы выжить в бою, особенно в наступательном, у бойца, прошедшего такую подготовку, увеличивались незначительно. Но по возможности пополнение старались не использовать сразу на наиболее опасных участках, и если позволяла обстановка, бойцы продолжали доучиваться в обороне.

Прибывавших с пополнением людей из-за крайней ожесточенности непрерывно идущих боев не только не успевали учить, их не успевали и учитывать. Во многих частях и подразделениях, находившихся на переднем крае, учет личного состава отсутствовал на всех уровнях — как в штабах, так и в подразделениях. На это не было как времени, так и людей, так как штабы одесских дивизий и полков сами нередко принимали участие в боях и имели минимальный состав.

Поступление пополнения в части без соответствующего оформления приводило к тому, что командиры подразделений не знали своих бойцов, многие из которых выбывали из состава части убитыми или раненными после первого же боя. Подобное, в свою очередь, приводило к увеличению количества дезертиров, которые «остаются невыявленными до тех пор, пока их не задержат»[132].

Сложившаяся крайне тяжелая обстановка породила и проблемы с персональным учетом потерь и погребений. Как отмечалось в приказе № 8 командования ООР от 1 сентября 1941 г.: «Вторые экз. медальонов в штабы полков не передаются. Доставка трупов на дивизионные пункты сбора и погребения в братских могилах не осуществляются. Схемы расположения братских могил в штабах дивизий, как правило, отсутствуют»[133].

Меры по исправлению такого положения предпринимались постоянно, но полностью навести порядок в учете, и живых, и мертвых удалось только после того, как румынское наступление являвшееся по сути боевыми действиями на уничтожение, окончательно выдохлось, так и не решив поставленных задач.

Не меньшей проблемой, чем необученность пополнения, являлась и его невооруженность.

Военный прокурор Одесской (421-й) СД Лавринович сообщал военному прокурору Примармии Корецкому, что «в Одесск. Стр. дивизии наблюдаются случаи, когда новое пополнение прибывает с винтовками без патронов, а некоторые вовсе без того и другого. 31.8 с.г. прибыло пополнение во 2-й СП в количестве 140 чел. с винтовками без подсумков и патронов, и все 140 чел. без патронов были направлены на передовую линию. В пути следования политрук этой роты вынужден был просить у политрука 38 батареи 134 ГАП снабдить их боевыми патронами. Добившись одного ящика патронов, там же, на передовой, патроны были распределены»[134].

За все время обороны города Одесса получила 33 тыс. человек пополнения в виде маршевых батальонов. По меркам осажденного города, этого хватило бы на укомплектование пяти дивизий. Но все это огромное количество людей было перемолото в каждодневных боях, не дав Приморской армии ощутимого преимущества. Но в таком положении не было вины ни командования Приморской армии, ни Ставки Верховного Главнокомандования. По всему фронту шли тяжелейшие бои, в гигантских котлах гибли целые армии. Для формирования полноценных дивизий не было ни достаточного количества командных кадров, ни достаточного тяжелого вооружения.

Это наглядно демонстрирует ситуация с поставляемым в Одессу стрелковым оружием. К началу сентября ООР получил 11 тыс. винтовок, 400 ручных и станковых пулеметов и 800 автоматов.

Появление в частях большого количества необученных бойцов, довольно ограниченно годных к ближнему бою и откровенно не подготовленных для боя даже на средних дистанциях, вынуждало командование искать способы для повышения огневой мощи стрелковых взводов.

Из солдат, имевших достаточный боевой опыт, пытались готовить снайперов или хотя бы достаточно метких стрелков. Перед командирами батальонов и рот была поставлена задача подготовить хотя бы по два таких стрелка в каждом взводе.

Из тех же соображений была усилена и подготовка пулеметчиков, так как из-за потерь ими часто назначали солдат, более-менее сносно владевших винтовкой, но при этом слабо понимавших, с каких дистанций и по каким целям они должны вести огонь.

Еще раньше возникла необходимость организовать учебу новых командных кадров.

Для замены часто выбывавших из строя командиров взводов, рот и батальонов были взяты все, кто для этого годился, из армейских тылов и из начсостава хозяйственных подразделений. Как докладывал ЧВС ООР Воронин ЧВС ЧФ Кулакову, «для пополнения комсостава… взяли младший комсостав у милиции, ряд политработников, находящихся в резерве и имеющих военную подготовку, послали командирами рот».

На должности среднего комсостава массово выдвигали опытных сержантов и даже отличившихся красноармейцев. Многим из них звание младшего лейтенанта присваивалось без каких-либо курсов, просто по представлениям командиров частей, где говорилось, что они уже фактически командуют взводами. Их командирской школой было поле боя.

Но других кандидатов на выдвижение все-таки пытались хоть немножко подучить в более спокойной обстановке. Имевшийся в штабе армии отдел боевой подготовки до конца августа фактически не использовался по своему назначению, а его состав давно уже применялся в основном как офицеры связи. Отделу поручили составить программу предельно краткосрочных курсов младших лейтенантов и открыть такие курсы.

В сентябре курсы активно заработали, производя выпуски младших лейтенантов каждые десять дней. И нередко через день-два фамилии молодых командиров уже фигурировали в боевых донесениях, где отмечались отличившиеся подразделения.

До окончания обороны города курсы дали частям более трехсот новых командиров взводов. А всего в Одессе было произведено в младшие лейтенанты около семисот сержантов, красноармейцев и краснофлотцев. Разумеется, они во многом уступали лейтенантам, прошедшим нормальную подготовку. Но имея боевой опыт и огромное желание бить врага, они справлялись со своими обязанностями, хотя иногда отсутствие опыта приводило и к трагическим результатам.

Так, 3 сентября лейтенант Таран, командир 2-й роты 2-го СП Одесской дивизии, около 18 часов маршем вывел свою роту на занятие нового рубежа, хотя знал, что недалеко от него расположен противник. В результате во время перехода строем румыны открыли по роте минометный и пулеметный огонь, и «люди были вынуждены разбежаться». В результате рота понесла ничем не оправданные потери.

Однако, несмотря на работу курсов и массовый выпуск командиров с недостаточным уровнем подготовки, командных кадров все равно не хватало. Ожесточенность боев и невысокий уровень подготовки комсостава приводили к очень высокому уровню его потерь. За один месяц 95-я стрелковая дивизия потеряла, главным образом за счет ранений, три штатных состава командиров взводов и рот. При этом часто заменить выбывшего можно было только сержантом. Некомплект командиров имели и все штабы. К середине сентября в дивизиях недоставало почти половины командного состава. В Приморской армии в это время не хватало 2 комдивов с надлежащим опытом, 6 командиров полков и 200 командиров батальонов и рот.

Еще 3 сентября Военный совет ООР счел необходимым довести до сведения Верховного Главнокомандования, что маршевые батальоны лишь восполняют боевые потери частей, и что нехватка техники и людей, особенно командного состава, снизила боеспособность войск, и они не в состоянии оттеснить противника из районов, откуда обстреливается город. Чтобы отбросить врага назад и держать Одессу вне обстрела, говорилось в телеграмме, посланной в Ставку, нужна еще одна хорошо вооруженная дивизия.

Во время оборонительных боев, сопровождавшихся частыми переходами в контратаки и контрнаступления различных масштабов, количество раненых в войсках Одесского оборонительного района постоянно росло. Только за первый месяц боев оно составило 25 тыс. человек.

Ни Приморская армия, ни город не были изначально готовы к приему такого количества раненых. Санитарный отдел Приморской армии, который был развернут из санслужбы 14-го стрелкового корпуса, возглавил военврач 2-го ранга Соколовский. Систему госпиталей, пригодную для обслуживания действующей армии, ему пришлось создавать практически с нуля.

Материальная база санотдела организовывалась в большой спешке из того, что оказалось под руками, в том числе из нескольких санитарных поездов и летучек, позаимствованных из тылов 9-й армии и в суматохе отступления попавших в Одессу. От самого 14-го корпуса санотделу достались только 2 медсанбата и один госпиталь, что было явно недостаточно при ведении широкомасштабных боевых действий. Сеть госпиталей было решено разворачивать на базе городских лечебных учреждений.

Таким образом были превращены в военные госпитали 3 городские клинические больницы, клиники мединститута, больницы водников и железнодорожников. В санаториях и курортах были развернуты госпитали для выздоравливающих и легкораненых. Для лечения ранений были перепрофилированы и специализированные медицинские институты. На базе эвакуированной Филатовской глазной клиники возник госпиталь для бойцов с ранениями глаз, который возглавил ученик академика Филатова Шевалев, ставший главным офтальмологом Приморской армии. В стоматологическом институте лечили челюстно-лицевые ранения. Создавались и другие госпитали узкого профиля. И общеклинические, и специализированные госпитали обеспечивал необходимыми инструментами продолжавший действовать в городе завод медицинского оборудования. Врачи других городских медицинских учреждений, а также многие медработники, снятые с военного учета по состоянию здоровья или возрасту, также привлекались к работе в госпиталях.

Весь персонал больниц переводился на казарменное положение, в них предельно увеличивалось число коек, назначался комиссар и некоторое количество военных врачей и медсестер, знакомых с спецификой лечения ранений. Это создавало дополнительные трудности, в которые не всегда вникал особый отдел Приморской армии.

Так, 10 октября Соколовский сообщил в докладной записке начальнику Особого отдела армии, что «военврач 3 ранга Редькобородый Иван Макарович, отпущенный в город из госпиталя при санатории ВЦСПС, обратно в госпиталь не вернулся. Разыскать его в городе по месту жительства ул. Чичерина № 37 не удалось.

Ст. операционная сестра того же госпиталя при санатории ВЦСПС Юрченко Мария Ивановна самовольно 7 октября ушла из госпиталя и до сего времени не вернулась. Разыскать ее также не удалось».

Соколовский просил принять меры к розыску пропавших и в случае необходимости привлечь их к ответственности. Начальник Особого отдела армии понял его просьбу весьма своеобразно и наложил на докладную записку резолюцию: «Надо разыскать и шлепнуть»[135].

В конечном итоге большинство одесских лечебных учреждений вошли в госпитальную базу Одесского оборонительного района. Ежедневно в эти медучреждения поступало от 800 до 1200 раненных бойцов и жителей города.

Санитарный отдел Приморской армии был пополнен многими видными медиками, которые по разным причинам не были эвакуированы из города. Армейскими медиками стали профессора Лысенков, Коровицкий, Курышкин, Шевалев, Целлариус, Харо, Корец, Венжер и другие. Профессор Коздоба, бывший членом Одесского обкома партии, стал ведущим хирургом самого крупного из госпиталей, развернутого во 2-й рабочей больнице[136].

Профессор Кофман, работавший на кафедре общей хирургии Одесского мединститута, стал главным хирургом Приморской армии. Этот незаурядный человек и крупный ученый, имевший опыт военно-полевой хирургии (во время финской войны ему уже пришлось стать военным врачом, тогда он был старшим хирургом стрелкового корпуса), сделал необычайно много не только для одесской, но и вообще для отечественной военно-полевой хирургии, поэтому о нем стоит рассказать подробнее.

В кратчайшие сроки он организовал в Приморской армии систему помощи раненым с четким перечнем объема помощи на каждом этапе. Кофман ввел в одесских медсанбатах и госпиталях метод поточной хирургии. Метод этот, используемый при недостатке врачей-хирургов с высокой квалификацией, оказался незаменимым в специфической обстановке Одесского оборонительного района, когда во время крупных контрударов и при отражении массированных наступлений противника в один день иногда медицинская помощь требовалась тысячам раненых. В условиях поступления большого количества пациентов с тяжелыми ранениями более опытные[137] хирурги, переходя от одного операционного стола к другому, выполняли наиболее сложные элементы операций, а их менее опытные коллеги — более легкую часть.

Кофман создал в Одессе, а впоследствии и в Севастополе, курсы для санинструкторов и санитаров по оказанию первичной хирургической помощи, что значительно повысило выживаемость раненых при их эвакуации с передовой.

В невероятно трудных условиях, в которых находилась Приморская армия все время своего существования, Кофман успевал заниматься не только практической и организаторской, но еще и научной работой. За год войны он написал 8 научных работ по различным вопросам военно-полевой хирургии, разработал методические указания для полковых врачей, упрощенную технику производства многих неотложных операций, изложенную им в брошюре «Замечания по организации и технике первичной обработки ран в войсковом районе», изданной в Одессе санитарным отделом Приморской армии, под его руководством был подготовлен изданный в Москве в 1943 г. сборник «Военная медицина в условиях обороны Одессы и Севастополя».

К сожалению, Валентин Соломонович Кофман не дожил до победы. Во время эвакуации Севастополя он, отдав свой пропуск на самолет военфельдшеру Кононовой, только что родившей ребенка, остался с неэвакуированными бойцами и ранеными Приморской армии, добровольно разделив их судьбу, и погиб на мысе Херсонес.

Для обеспечения хирургического лечения тяжелораненых, поступавших в больших количествах, еще 25 июля, во время боев на Днестре, в городе была создана станция переливания крови, к которой были прикреплены более 18 тыс. добровольных доноров. Ежедневно кровь сдавало около 500 человек. Таких объемов хватало для производства сложных операций, но для возмещения кровопотери у тяжелораненых его было недостаточно, и в госпиталях в массовом порядке применялись кровозамещающие жидкости.

Большое количество квалифицированных гражданских медиков, работавших под руководством военных врачей, и достаточное количество имевшихся в городе и доставлявшихся в него медикаментов и инструментов позволило возвращать в строй до 75 % раненых, при низком количестве заражений крови, инфекционных осложнений и ампутаций.

Но даже при хорошо налаженной работе по приему и лечению раненых одесские госпитали не могли обеспечить всем тяжелораненым необходимое им длительное лечение. Для сохранения пропускной способности госпиталей, даже несмотря на то, что значительное количество раненых удавалось вернуть в строй, было необходимо практически ежедневно эвакуировать из госпиталей примерно такое же и даже большее количество раненых, чем то, которое в них ежедневно поступало.

Поэтому каждую ночь к разгрузившимся в Одесском порту судам, которым надлежало до рассвета покинуть гавань, подьезжали автобусы и грузовики автороты санотдела Приморской армии и дневной конвейер, когда по сходням и трапам сносили ящики с различными грузами для осажденного города, сменялся ночным, когда на корабли непрерывно заносили носилки с ранеными. За одну ночь из города успевали вывезти одну-две тысячи раненых. Своеобразный «рекорд» был установлен 18 сентября, когда было эвакуировано 2719 человек. В целом санитарной службе армии удалось обеспечивать эвакуацию из города фактически каждого тяжелораненого в течение двух недель с момента его поступления на лечение.

В сентябре, в отличие от августа, выезд санитарных машин в порт уже не отменялся из-за артиллерийских обстрелов, так как ночей, в которые район порта не обстреливался, больше не было. Врачи-эвакуаторы, руководившие погрузкой раненых и постоянно находившиеся на причалах, работали в касках.

Шоферы автосанроты работали круглосуточно. Ночью они возили раненых в порт из госпиталей, а днем из дивизионных медсанбатов, полковых и батальонных медпунктов[138] доставляли раненых в госпитали.

Санитарная служба армии, создававшаяся фактически с нуля, сумела справиться с огромной нагрузкой, которая легла на нее в августе, а в сентябре уже была готова к любым изменениям обстановки, происходившим в осажденном городе, в том числе и к перебазированию госпиталей в совершенно не приспособленные помещения.

Из раненых, которые могли в течение 3-х недель вернуться в строй, формировался отдельный батальон выздоравливавших и нуждавшихся в восстановительном лечении, в который в связи со все более ухудшавшейся обстановкой постепенно направлялось все большее количество выздоравливающих бойцов. Выздоравливавшие командиры долечивались в специально отведенном для этих целей одном из бывших одесских санаториев. Во время августовского кризиса в Восточном секторе батальон выздоравливающих был брошен на передовую, где его состав распределили между секторами, после чего он был фактически создан заново, еще большим, чем первоначально — в начале сентября были дополнительно сформированы 4 новые роты. И в середине сентября, во время румынского наступления под Ленинталем, батальон снова был введен в бой.

Но и без этих чрезвычайных мер каждый день из батальона выздоравливающих выписывалось в части до 500 человек, в дни кризисов это число иногда увеличивалось почти вдвое. По одесским меркам, это было пополнение не менее важное, чем маршевые батальоны — те поступали нерегулярно, и бойцы в них, в отличие от выздоравливающих, не имели боевого опыта, а нередко — и военной подготовки.

До 2 сентября 1941 г. вопрос о направлении раненых в батальон выздоравливающих и о выписке их в действующие части решался даже без Военно-врачебной комиссии, предусмотренной приказом НКО № 184 от 1940 г. ВВК для «медицинского освидетельствования раненых и больных» была создана приказом командования ООР № 14 от 2 сентября 1941 г. после того, как пополнения в виде маршевых рот стали прибывать в Одессу в достаточном количестве.

При этом комиссия должна была руководствоваться в свой работе не только регламентирующим ее приказом НКО, но и устными инструкциями и указаниями начальника санотдела ООР о порядке и ходе медосвидетельствования раненых и больных.

Не менее показателен был и состав комиссии — в нее входили 3 военврача 2-го ранга и представитель политуправления Примармии[139].

Вклад военно-медицинской службы Приморской армии в оборону Одессы трудно переоценить. В условиях, когда на счету был каждый человек, тысячи раненых смогли вернуться в строй и тысячи были спасены и вывезены на Большую землю. Но даже такие невероятно трудные условия явились по воле судьбы для медслужбы Приморской армии всего лишь «репетицией», заложившей основы того, что ей пришлось в значительно больших масштабах делать для спасения людей в осажденном Севастополе.

25-я, 95-я стрелковые, 1-я кавалерийская дивизии и другие части, входившие в состав Приморской армии и находившиеся в непрерывных боях с противником с первых дней войны, к началу оборонительных боев за Одессу уже имели значительный некомплект личного состава.

Для доукомплектования частей до штата по решению ВС Приморской армии райвоенкоматами г. Одессы была проведена «мобилизация людского состава в возрасте от 18 до 55 лет». Но так как на территории города уже было сформировано 8 истребительных батальонов[140] и отряды народного ополчения, составившие так называемый «Одесский полк», то проведенная мобилизация не смогла надолго покрыть потребности армии в живой силе, которые из-за жестоких боев постоянно росли.

В городе помимо партийного набора, осуществленного по инициативе Одесского обкома партии, была проведена и вторичная общая мобилизация, при которой призывались не только состоящие на общем учете[141], но и лица, состоящие на специальном учете. Кроме того, были переосвидетельствованы «все лица, которые по физическому состоянию здоровья ранее были признаны негодными к военной службе».

Как сообщал Отдел укомплектования штаба Приморской армии, «на пополнение войсковых частей весь людской состав, годный для несения военной службы, в возрасте от 18 до 55 лет, был полностью призван и направлен в войсковые части». Таких оказалось 16 743 человека.

Большинство этих людей не имело ни опыта военной службы, ни военной подготовки, так как при обоих мобилизациях в городе был привлечен тот контингент, который по каким-то причинам не был призван с началом войны.

Все пополнение, призванное по мобилизации райвоенкоматами г. Одессы поступало в 136-й запасной стрелковый полк. Считалось, что в него должно поступать и «все пополнение, прибывающее с маршевыми ротами». Они должны были задерживаться в полку на 1–2 дня, где за это время проверялась их подготовка. Последующая отправка пополнения из полка в действующие части должна была производиться «исключительно из числа обученных».[142] Однако на самом деле значительная часть пополнения (по некоторым данным, до 15 тыс. человек, т. е. почти половина всех прибывших) была направлена сразу на передовую, минуя полк.

Это объяснялось прежде всего исключительной напряженностью обстановки, не позволявшей задерживать поступающее пополнение на требуемый срок в тылу, а иногда и значительным количеством поступающего одномоментно пополнения. Пополнения в Одессу подвозились на крупных транспортах, доставлявших и по 5 тыс. человек за раз, что превышало пропускные способности полка, и так обучавшего одновременно 4–5 тыс. человек[143].

Сам полк также не все время имел возможность проводить подготовку мобилизованных и необученного контингента из маршевых рот, так как во время кризиса под Беляевкой в полном составе был отправлен по решению Военного совета на укрепление Южного сектора обороны, где был почти полностью уничтожен фактически за один день боев.

Вместо полка был сформирован запасной стрелковый батальон, который через неделю также убыл на фронт, на этот раз в Восточный сектор, после чего полк сформировали во второй раз.

Сама Приморская армия также, как могла, пыталась пополнять некомплект личного состава за счет внутренних резервов. По решению Военного совета армии был «пересмотрен весь красноармейский и младший начсостав тылов армии и дивизий, откуда были изъяты и переданы в боевые части бойцы молодых возрастов, и взамен их были даны бойцы более старших возрастов, причем все тыловые подразделения были оставлены в сокращенном составе, которые со своими задачами вполне справлялись»[144].

Сокращения штатной численности затронули и начсостав Приморской армии. Особенно радикальными они оказались в Полевом управлении штаба армии, где было сокращено 58 % личного состава. Все сокращенные были отправлены на вакантные командные должности в боевые части.

Одновременно было произведено и изъятие большей части табельного оружия из тыловых подразделений, которое «немедленно было передано в боевые части, где ощущалась острая нужда». При этом выяснилось что во многих тыловых подразделениях, даже в госпиталях и квартирно-эксплуатационной части, обнаружилось значительное количество неучтенного оружия, в том числе и остродефицитного автоматического. В различных службах и учреждениях тыла армии, в госпиталях и квартирно-эксплаутационной части изымались автоматические винтовки, пистолеты-пулеметы Дегтярева[145] и даже станковые пулеметы.

За время обороны Одессы в ней было сформировано 29 новых частей, в том числе одна дивизия[146], один полк, 4 отдельных батальона, 9 отдельных рот, 3 отряда и 3 бронепоезда.

В то же время на протяжении всей обороны города отношение командования армии к призванным в нее одесситам было устойчиво негативным[147] и оставалось таким даже почти через полгода после окончания обороны города, в марте 1942 г. когда, отчитываясь о деятельности отдела укомплектования штаба Приморской армии командование армии отдельно указало, что «отмечая хорошие, высокие боевые качества пополнения, прибывшего с маршевыми ротами из СКВО, следует отметить, что среди пополнения, призванного по г. Одессе, оказалось немало лиц, проявивших трусость, дезертирство и сдачу в плен».

Во время обороны города командование армии стояло на еще более жестких позициях по отношению к одесситам. 11 октября отозванные из всех частей красноармейцы-одесситы были заблаговременно эвакуированы из Одессы, за день до того, как приказ об эвакуации был доведен до командиров всех частей[148].

Приказов, донесений или каких-либо других документов, поясняющих причины возникновения такого поведения командования армии, мне обнаружить пока не удалось. Защитники Одессы защищали город с исключительной самоотверженностью, и в условиях организованно и последовательно ведущейся обороны города фактов переходов к врагу и сдачи в плен было довольно мало. По всей Приморской армии за весь 73-дневный период обороны зарегистрировано всего 336 подобных случаев. При этом массовых случаев перехода на сторону врага зафиксировано не было. Наибольшими были переходы 7–10 человек[149] Были зафиксированы случаи подобного поведения бессарабцев, и даже сотрудников органов НКВД, информация же о подобных случаях среди одесситов на настоящий момент мне не известна.

Как бы то ни было, подавляющее большинство сражавшихся с врагом жителей города честно выполнили свой долг перед Родиной и вместе со всеми заплатили высокую цену за победу.

Из 16 743 одесситов, добровольно ушедших на защиту города и призванных по мобилизации, 11 октября на транспортах «Земляк», «Чехов» и «Волга» было эвакуировано не более 4 тыс. человек.

В то время как части Одесского оборонительного района вели жестокие бои с противником на оборонительных рубежах города, тылы армии жили своей особенной жизнью, законы которой не всегда диктовались только сложившейся в осажденной Одессе обстановкой.

Во время самых ожесточенных боев в конце августа группа контроля при Военном совете ООР занималась тем, что она называла «ликвидацией случаев политической беспечности и повышение революционной классовой бдительности».

Повышение бдительности осуществлялось ловлей тыловых работников на том, что они допускали представителей этой самой группы к исполнению ими своих служебных обязанностей[150] по контролю, не требуя у них удостоверений личности.

Таким путем было выявлено немало проявивших «политическую беспечность и благодушие». Среди «утративших высокое чувство ответственности за сохранение военной государственной тайны, за повышение революционной и классовой бдительности» оказались начальник тыла 2-й кавдивизии, начальник головного обувно-вещевого склада Приморской армии, командир 136-го запасного стрелкового полка и другие «большие и малые начальники».

Учитывая статус проверяемых персон, никаких оргвыводов сделано не было, если не относить к таковым предупреждение командующего ООР, что «впредь за проявление подобных безобразий буду привлекать к суровой ответственности вплоть до отстранения от должности»[151].

Вместе с тем, даже по линии политико-воспитательной работы в среде начсостава Приморской армии имелись куда более серьезные проблемы. В результате невыносимо тяжелых условий на передовой процветало пьянство. Насколько широко оно было распространено среди командного состава, можно судить по сообщениям командования ООР о том, что «в последнее время наблюдаются случаи, когда некоторые командиры и политработники занимаются чрезмерным употреблением спиртных напитков, в результате чего в нужный момент оказываются не способными руководить боевой деятельностью вверенных им частей».

По этому поводу выходили многочисленные приказы и распоряжения, которые по существу являлись лишь официальной реакцией на очередной громкий случай.

Громкими случаями считалось пьянство среди командиров и комиссаров дивизий и полков, но меры в подобных ситуациях применялись довольно мягкие.

И самым громким было дело начальника оперативного отдела Резервной армии (штаб которой создавался в Одессе в августе 1941 г. на базе штаба Одесского военного округа) генерал-майора Егорова, который «прибыл в штаб ОдВО и, не приступая к работе до 15 августа с. г., пьянствовал в санатории комсостава»[152]. Егоров был арестован и в сентябре был отдан под суд «за пьянство и невыполнение боевого приказа» с согласия самого Верховного Главнокомандующего, о чем была издана специальная директива Ставки[153].

Выговоры за пьянство с предупреждением, что при повторении подобных случаев они будут преданы суду, получили комиссар 25-й СД старший политрук Халин и исполняющий обязанности комиссара 287-го СП старший политрук Разоренов.

Прежний комиссар 287-го СП, батальонный комиссар Широков был наказан более сурово: приговором военного трибунала армии осужден за пьянство и дебош к 5 годам лишения свободы, без поражения в правах, с лишением звания «батальонный комиссар». Но решением командарма приговор исполнением до окончания военных действий был приостановлен с условием, что «если тов. Широков проявит себя стойким защитником Родины, то приговор в его отношении не будет приведен в исполнение»[154].

Больше всего шуму после истории с Егоровым наделал случай с командиром 2-й кавдивизии полковником Рябченко, который за пьянство был снят с должности «как не справившийся с возложенными на него обязанностями по управлению частями» и назначен командиром стрелкового полка, после чего «в состоянии опьянения был ранен и от ран умер».[155].

Еще более острой, чем на передовой, ситуация с пьянством была в тылу. Большая часть тыловых служб Приморской армии из-за относительно малых размеров оборонительного периметра находилась в Одессе.

И как с удивлением отмечало командование ООР, «вместо полнейшего порядка и организованности, которые должны быть прямым следствием расквартирования в городе большого количества военнослужащих, наблюдается обратное… Тылы частей и соединений, расположенных на территории г. Одесса, чрезвычайно разбросаны и растянуты. Растянутость и бесконтрольность создает почву для самовольных отлучек, пьянок».

Бардак в тылу носил масштабный характер. За две недели в городе только комендантскими патрулями было задержано 1042 человека рядового и младшего командного состава, не имеющих увольнительных.

На то, чтобы найти в Одессе тыловые подразделения своей части, у бойцов иногда уходили целые дни. Случалось, что расположение тыловиков не знало и их командование. Занятие зданий без разрешения и самовольная смена адреса были широко распространенной практикой.

Никем не контролируемые тыловики нарушали правила расквартирования, приводили в расположение частей женщин легкого поведения и сами периодически устраивали самые настоящие притоны.

«По ул. им. Пастера № 25 в квартире гр-ки О. была задержана группа командиров, которые систематически привозили туда продукты, спиртные напитки и устраивали пьянки, такой же притон был обнаружен на 10 ст. Большого Фонтана». Доходило до того, что командование ООР предлагало «специальным приказом по тылу определить точные границы тылов, частей и соединений Одесского Оборонительного района. Не допускать растянутости и неразберихи. Не допускать сосредоточения боеприпасов в одном месте, что имело место до сих пор», видимо, серьезно опасаясь, что «неразбериха и злоупотребления в тылу могут привести и к взрывам боеприпасов»[156].

Массовый характер носили и случаи мародерства. Начальник штаба Одесского оборонительного района генерал-майор Шишенин констатировал в своем приказе, что «со стороны отдельных красноармейцев… допущен ряд преступно-нетерпимых случаев, позорящих звание воинов Красной армии.

В колхозе „Червоный партизан“ Сухомлинскго сельсовета у колхозников уведены две коровы, телка, застрелена свинья. В колхозе „Вольный бурлак“ застрелены 4 свиньи.

В колхозах пригородной зоны г. Одессы со стороны отдельных красноармейцев практикуется самочинство, носящее характер хищения отдельного имущества и продуктов»[157].

Случаи мародерства постоянно происходили в колхозах пригородной зоны, а не в полосе действующей армии, в основном в колхозах «Червоный партизан», «Вольный Бурлак», «Карла Либкнехта», «20 лет Октября» и «Перекопской Победы». В большинстве случаев такого рода хищения колхозных продуктов проводились «под угрозой применения оружия и с участием вольных граждан, перевозимых на машинах из частей г. Одесса до колхозов и обратно»[158].

После того как положение на фронте удалось стабилизировать с прибытием в Одессу 157-й СД, командование ООР получило возможность навести порядок и в тылу.

Начальнику управления тыла ООР были установлены жесткие сроки «искоренения всех указанных безобразий», и к 21 сентября порядок в городе был наведен. Он оказался действительно прочным. Во время беспорядков, произошедших в Одессе 9 октября из-за появления в городе слухов о прорыве румын в районе Татарки, решающую роль в наведении порядка в городе сыграл именно одесский гарнизон.

Примечания:

1

Население которой на тот момент составляло более 600 тыс. человек.

12

3–6 машин.

13

Таких, как налеты 22 июля.

14

ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 32, л. 102–103.

15

ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 32, л. 96.

123

ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 3, л. 27.

124

ЦАМО РФ, ф. 148а, оп. 3763, д. 90, л. 50, 51.

125

ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 3, л. 28.

126

Одежда, обувь, ремни, сумки, котелки и пр.

127

№ 21.

128

ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 32, л. 283а.

129

ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 32, л. 290.

130

ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 32, л. 330.

131

Благо это оружие, производимое в Одессе, имелось в достаточных количествах.

132

ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 3, л. 36.

133

Там же.

134

ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 18, л. 26.

135

ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 12, л. 4.

136

В этом госпитале почти все отделения возглавили одесские профессора.

137

Чаще военные.

138

421-я дивизия, созданная из сводной группы комбрига Монахова и отрядов народного ополчения, своего медсанбата не имела.

139

ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 3, л. 47.

140

7 районных и один железнодорожный.

141

Таких уже оставалось мало.

142

ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 32, л. 331.

143

ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 32, л. 330.

144

ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 32, л. 331.

145

Которых во всей армии имелось всего около 600 штук.

146

Несмотря на название «Одесская», формировалась она из частей Восточного сектора обороны, а одесситами лишь пополнялась.

147

Доклады о низких боевых качествах одесситов направлялись даже Мехлису.

148

ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 32, л. 308.

149

В одном случае бойцов полка НКВД.

150

То есть проведению проверок.

151

ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 3, л. 49.

152

ЦАМО РФ, ы. 96а, оп. 1711, д. 1,л. 45.

153

ЦАМО РФ, Ф. 48, оп. 3408, д. 4, л. 178.

154

ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 12, л. 21.

155

ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 3, л. 50.

156

ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 3, л. 51–52.

157

Картофеля, свеклы, моркови и т. д.

158

ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 4, л. 16.