• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

Проведя за ночь перегруппировку своих сил, утром 22 августа противник начал крупное наступление на правом фланге Восточного сектора, главной целью которого являлась Ильинка. После часовой артподготовки, начатой в 8 часов, части 15-й ПД перешли в наступление, нанося основной удар на Ильинку, а вспомогательные — по высотам 69,7 и 52,4[171].

Несмотря на длительность проведенного обстрела, у командования ООР не возникло опасений за прочность обороны на этом участке, и через час, в 10.00 части левого фланга сектора, в свою очередь, сами перешли в наступление на противника. 1-й морской полк имел задачу овладеть Булдинкой, погранполк — высотой 41,7.

Морякам удалось продвинуться на 1 км, после чего около 12 часов они были остановлены у высоты 37,5. Попытка обойти высоту с фланга успеха не имела, они были остановлены огнем с соседней высоты 59,8, правда, при этом им удалось уничтожить не успевшую удрать батарею противника. Румыны стали подтягивать к месту удара свежие силы и потеснили моряков обратно к Шицли. Чтобы удержать село, Монахову пришлось ввести в бой 249-й конвойный батальон и 150-й батальон связи.

Однако к этому времени обстановка осложнилась и на правом фланге сектора, в районе Ильинки. После упорного боя румынам удалось сбросить с одной из высот занимавший ее батальон 136-го запасного полка, не имевший тяжелого вооружения. Командир сектора комбриг Монахов вынужден был отправить к Ильинке одну роту 150-го батальона связи, а две остальные бросил в бой на участке 1-го морского полка. Отправленное на правый фланг сектора подкрепление оказалось недостаточным. Положение осложнилось еще и тем, что командование ООР в связи с ухудшением положения в Западном секторе, в свою очередь, было вынуждено перебросить туда из Восточного сектора бронепоезд № 22[172].

В результате положение на левом фланге удалось стабилизировать, а на правом — нет. К Ильинке дополнительно перебросили 3-й батальон 54-го СП, но находившиеся на этом участке подразделения понесли за день слишком большие потери, и с прибытием батальона положение не изменилось[173]. Ночью обстановка резко ухудшилась на всем протяжении сектора, и особенно в районе Ильинки. Румыны захватили подступы к селу и теперь непрерывно атаковали саму Ильинку, в которой закрепился 3-й батальон 54-го полка. Ночные атаки были предприняты и в центре, и на левом фланге, хотя там они не носили столь интенсивный характер. Моряки Осипова сумели удержать свои позиции, в основном это удалось и пограничникам. Только одна рота 3-го батальона 26-го погранполка, не удержав позиций, начала беспорядочно отходить, но была остановлена заградотрядом, выставленным на южной окраине Старой Дофиновки, и возвращена на прежние позиции[174].

Днем 23 августа атаки противника продолжались с неослабевающей силой. Командованию сектора пришлось провести перегруппировку сил, чтобы усилить оборону в районе Ильинки. Теперь туда были дополнительно переброшены 2-й батальон 26-го погранполка и 2-й батальон 54-го СП[175].

Спасать положение пока удавалось за счет мощной огневой поддержки кораблей Черноморского флота. Крейсер «Красный Крым» и эсминцы «Дзержинский» и «Фрунзе» обстреливали румынские части, находившиеся в районе Булдинки и Свердлово. 20 машин 69-го ИАП штурмовали противника с воздуха, хотя основную часть вылетов им приходилось делать для штурмовки частей противника, перебрасывавшихся в Южный сектор. Для отвлечения внимания противника в Восточном секторе привлекли даже партизан — в районе Ясски-Троицкое они сожгли два склада и автодорожный мост. Однако положение в секторе продолжало ухудшаться, а резервов у комбрига Монахова больше не было[176].

Пока в районе Ильинки шли тяжелые бои, все внимание командования ООР было приковано к ним. Поэтому удар, нанесенный 23 августа румынами встык 54-го стрелкового и 1-го морского полков, явился для командующего Приморской армией определенной неожиданностью. Сначала атакам противника не придали серьезного значения, но как вспоминал позднее член Военного совета ООР Азаров: «Надежда на то, что к вечеру наступательный порыв противника иссякнет, не оправдалась».

Прорвав оборону на стыке полков и вклинившись между их боевыми порядками, румыны смогли приблизиться к 412-й батарее на расстояние 2 км и, обходя минное поле, находившееся под обстрелом, стали охватывать батарею с флангов. Начальник Восточного сектора обороны комбриг Монахов доложил командующему войсками Одесского оборонительного района контр-адмиралу Жукову о критической обстановке, сложившейся в районе 412-й батареи.

Парировать этот удар противника командованию ООР было нечем. Оба полка были связаны боем и не могли перебросить на угрожаемый участок достаточно бойцов. Ни командование Приморской армии, ни командование ООР резервов на этот момент также не имели. Как сообщалось в оперсводке штаба армии за этот день: «Обученные резервы исчерпаны полностью, необученных имеется 400 человек».

В числе этих «необученных» были две только что прибывшие невооруженные маршевые роты, предназначавшиеся, ввиду своей полной неподготовленности, для пополнения 2-го морского полка, занимавшегося охраной военно-морской базы. О том, как было принято решение о введении их в бой, подробно рассказал в своих мемуарах бывший член Военного совета ООР Азаров.

Договорившись с командующим авиацией ООР комбригом Катровым о выделении истребителей для штурмовки наступающего противника, контр-адмирал Жуков, вызвав к себе начальника штаба ОВМБ Иванова и члена Военного совета ООР, бригадного комиссара Азарова, стал выяснять, какими резервами для ликвидации прорыва противника располагает база. Иванов доложил, что в 1-м батальоне 2-го морского полка есть две прибывшие на пополнение маршевые роты, но они не вооружены. По телефону связались с полком. Комиссар батальона Бондаренко подтвердил, что винтовок для вооружения рот в полку не имеется. На вопрос командующего «Как они владеют гранатой?» Бондаренко ответил: «— Бросали болванку, а настоящую гранату никто еще не бросал… Устройство гранаты и обращение с ней большинство знают.

— Что будем делать? — спросил Жуков, выжидательно посмотрев на Азарова.

— Нужно посылать тех, кто умеет обращаться с гранатой. Другого выхода нет», — ответил Азаров.

Жуков приказал Бондаренко готовить людей и сообщил, что через час прибудут машины для отправки на передовую. Азаров сообщил Бондаренко о своем желании выехать в батальон. Присутствие в батальоне Члена военного совета ООР показалось излишним и командующему ООР, и даже комиссару батальона.

«— Я прошу Вас остаться в штабе, — сказал Жуков. — Члену Военного совета подменять комиссара батальона или политрука роты — этого еще не хватало!

— Шахтеры народ хороший. Немало коммунистов. Справимся и сами, — поддержал его по телефону Бондаренко, добавив: —Нам бы оружие…»

Но взять стрелковое оружие в Одессе на тот момент было неоткуда. 2-й морской полк, несший охранные функции, давно имел уже одну винтовку на несколько человек. Все «лишнее» оружие было изъято из штабов и тыловых подразделений, органов НКВД и любых других организаций, в которых оно когда-то имелось. За счет внутренних резервов был вооружен 1-й морской полк и истребительные батальоны.

Теперь эти резервы были исчерпаны. Командование ООР уже запросило у Ставки 5000 винтовок, но их еще нужно было получить. Шахтеров вооружили гранатами, саперными лопатками и кинжалами — все это производилось в Одессе в достаточном количестве. Командиром сводного отряда был назначен старший лейтенант Силин, комиссаром — политрук Пронин. Отряд на машинах был переброшен на участок 1-го морского полка Осипова.

Сведения о бое довольно противоречивы и мне известны только по воспоминаниям очевидцев событий. Документальных подтверждений пока обнаружить не удалось. По воспоминаниям Азарова, отряд шахтеров перешел в атаку на стыке 1-го морского и 54-го полков, куда румыны к расширившемуся к этому времени участку прорыва успели подтянуть роту пехоты, усиленную минометными расчетами. Командовавший отрядом Силин был убит, его заменил политрук Пронин, который был ранен в живот. Командир полка Осипов доложил по телефону о том, что «у них очень большие потери». Раненых шахтеров, в том числе и Пронина, удалось вынести только с наступлением темноты.

Однако попытка ввода в бой не вооруженных стрелковым оружием людей не была единственной. На следующий день в ОВМБ для отправки на тот же участок, к Монахову, был сформирован сводный отряд, в который было включено свыше 150 человек. Людей снова отправили бы в бой без винтовок, если бы не вмешательство командира эсминца «Фрунзе» Бобровникова, отдавшего им 50 винтовок со своего эсминца.

Сейчас трудно судить, насколько такие шаги были оправданны и необходимы. Героическая гибель шахтеров, конечно, не решила судьбы города. Через день Чебанка была сдана и румыны получили возможность обстреливать город. Но образовавшееся вклинение противника в Восточном секторе, если бы его вовремя не остановили и если бы румыны, расширив его, успели ввести в стык между полками значительные резервы, могло бы привести к значительно более тяжелым потерям на этом участке и к гораздо более кровопролитным боям, как позднее это произошло под Ленинталем.

24 августа центр румынских ударов окончательно сместился в Восточный сектор. Атаки начались еще ночью, чтобы избежать противодействия береговой артиллерии и огня кораблей Черноморского флота. Сосредоточив значительные силы между Куяльницким и Хаджибейским лиманами, в ожесточенном ночном бою румынской пехоте удалось выбить 3-й батальон 54-го Разинского полка из села Ильинка и с хутора Черевичный[177] Однако продолжать наступление на узком перешейке после восхода солнца противник не рискнул, опасаясь понести потери от огня береговой и корабельной артиллерии[178].

Утром румыны произвели перегруппировку и несколько изменили направление удара, нанося его теперь в полосе между Куяльницким и Большим Аджалыкским лиманами. Поддерживаемой танками пехоте удалось вклиниться в стык между 54-м СП и 26-м полком НКВД.

Батальон 26-го полка НКВД и 2-й батальон 54-го СП, понеся тяжелые потери, начали отходить, и румыны, развивая успех, стали продвигаться в сторону Лузановки, создавая угрозу обхода 1-го морского полка.

Брошенная на участок прорыва рота 1-го морского полка под командованием одного из самых опытных офицеров полка, капитана Ламзина попала в окружение. Ламзин, уже попадавший в похожую ситуацию 12 августа, сумел занять выгодные позиции, на которых рота отбивалась от противника в течение всего дня, понеся значительные потери, главным образом от минометного огня противника.

По району вклинения открыли огонь 21-я береговая батарея, 726-я морская подвижная батарея, а позже и два корабля — эсминец «Фрунзе» и канонерская лодка «Красная Грузия». В основном им приходилось поддерживать огнем 54-й полк, попавший в наиболее трудное положение. После того как 3-й батальон понес большие потери в ночном бою, полк отражал наступление противника фактически двумя батальонами. Погранполк ничем не мог помочь своему соседу, так как сам подвергался значительному давлению противника. Это было частью новой тактики, примененной румынами в попытке нейтрализовать огонь береговой и корабельной артиллерии. Одновременно с давлением на полк НКВД противник в пространстве между Аджалыкскими лиманами вел наступление и на 1-й морской полк, а в Межлиманье силами пехоты и кавалерии теснил 249-й отдельный батальон НКВД. Командование 1-го морского полка сообщало, что полк атакован двумя полками пехоты противника. Для поддержки морского и пограничного полков были выделены 2 подвижные батареи ОВМБ и 4 корабля из отряда контр-адмирала Вдовиченко — устаревшие эсминцы «Незаможник» и «Шаумян» и канлодки «Красный Аджаристан» и «Красная Армения».

Поэтому больше огневых средств для поддержки 54-го полка командование ООР выделить не смогло. Как не раз бывало в подобных случаях, последней попыткой стабилизировать положение стало применение авиации. Флотская авиация пришла из Крыма и нанесла удар по основной группировке румын, наступающей на 54-й полк. В этот день впервые в бой была введена 1-я эскадрилья 40-го авиационного полка пикирующих бомбардировщиков, имевшего на вооружении самолеты ПЕ-2. После удара авиации румынский натиск ненадолго ослабел, а затем возобновился с новой силой.

Через несколько часов упорного боя советские части стали отходить с занимаемых позиций почти по всему фронту Восточного сектора[179].

Морской полк отошел из Новых Беляр, а пограничный оказался прижатым к Александровке. В Межлиманье 249-й конвойный батальон, понеся большие потери, был отброшен к Августовке.

Хуже всего ситуация сложилась на участке 54-го полка. Понеся большие потери, полк не только оставил позиции на побережье Куяльницкого лимана, но и отошел с северных окраин поселка Гильдендорф и усадьбы совхоза Ильичевка. Румыны стали угрожать и Корсунцам.

Во второй половине дня румынская пехота прорвала оборону и 1-го батальона полка юго-восточнее хутора Шевченко. Начальник сектора комбриг Монахов ввел в бой свои последние резервы, несколько замедлив продвижение противника. Находившийся в окружении капитан Ламзин уловил этот момент и воспользовался им для попытки прорыва к основным силам. Понеся потери, роте тем не менее удалось выйти из окружения.

Но использование малочисленного резерва не смогло изменить ход боя. Румыны к ночи заняли Корсунцы и отбросили пограничный полк от Александрова. Теперь следующим поселком, который можно было бы использовать в качестве опорного пункта, становилась Лузановка, расположенная на 4 км ближе к Одессе. А ее от Пересыпи отделяла только станция Сортировочная.

Похожая ситуация, хотя и не настолько напряженная, начинала складываться и на участке конвойного батальона, потерявшего большую часть личного состава и находившегося на грани утраты управляемости и боеспособности. И там противник также мог выйти к Пересыпи, правда, для этого ему потребовалось бы захватить еще два населенных пункта: Прицеповку и Повары.

Таким образом, возникала непосредственная угроза прорыва противника в город и порт. В такой ситуации огневой поддержки береговой артиллерии, кораблей и авиации становилось уже недостаточно — так как обстрел наступающего противника приходилось вести на слишком большом участке фронта. Требовалось изыскание и срочное введение в бой хоть каких-то резервов. В ситуации развивающегося в течение 4-х дней кризиса все боеспособные части уже были задействованы на передовой. Где взять резервы?

Ни командующий Одесским Оборонительным районом Жуков, ни командующий Приморской армией Софронов не могли сразу дать ответа на этот вопрос. Все командование обороной Одессы, включая Жукова, Софронова, Воронина и Шишенина, выехало в Восточный сектор, пытаясь решить, с каких наименее угрожаемых, хотя и тоже атакованных противником участков войска можно перебросить на более угрожаемые.

Одновременно Жуков отдал командующему Одесской ВМБ контр-адмиралу Кулишову распоряжение еще раз «прочесать» все находящиеся в его распоряжении корабли и части и набрать хоть сотню бойцов, которых можно было бы перебросить на участок 54-го полка.

К концу дня для отправления в отряд комбрига Монахова было отобрано более 150 человек. При этом ввиду чрезвычайности ситуации матросов решено было отправить на позиции без стрелкового оружия, с одними гранатами, как и шахтерскую роту. Положение неожиданно спас командир эсминца «Фрунзе» Бобровников, корабль которого в этот момент зашел в гавань для устранения мелких повреждений, полученных от огня румынской артиллерии. Узнав, что набранные для фронта моряки не имеют ни одной винтовки, Бобровников подошел к штабному офицеру с предложением: «Да разве ж можно в бой и без винтовок? Забирайте наши, мы в Севастополе отчитаемся и пополнимся». И он убедил штабиста загрузить в его легковую машину 50 винтовок, с которыми морской отряд и отправился на передовую.

Критическая ситуация требовала принятия мер, невозможных в другой обстановке. Самому Жукову уже приходилось поступать почти так же, как и Бобровникову. Командующий ООР приказал командиру бригады ПВО Шиленкову направить в распоряжение Монахова два зенитных артдивизиона. Тог возразил: «Вы с меня строго спрашиваете за прикрытие города. Сегодня отбиваем уже четвертый налет. А вы оголяете меня». На что Жуков ответил: «А если враг прорвется в город через Пересыпь, кому тогда понадобится ПВО?»

Однако мер, принимаемых для стабилизации положения, было недостаточно. Фронт Восточного сектора протяженностью 30 км был уже слишком велик для занимающих его войск.

Нужно было срочно уплотнить боевые порядки, иначе они оказались бы прорванными. Все войска, оборонявшие Восточный сектор, располагались в одноэшелонном порядке и каких-либо резервов для предотвращения возможного прорыва уже не имели. Угроза того, что румыны, прорвав фронт в Восточном секторе, сумеют отрезать прибрежный участок от остальной его части и, возможно, ворвутся на окраины города, становилась все более реальной.

Румыны активно развивали наметившийся успех. В районе Чебанки образовывался выступ в линии фронта, который, если его не срезать, мог быть использован противником как для фланговых ударов по обоим участкам Восточного сектора, так и для прорыва к Пересыпи.

К вечеру командующий Приморской армией сообщил начальникам штабов ООР и Приморской армии Шишенину и Крылову, что пришел к выводу о том, что «надо переводить морской полк на усиление 54-го».

Из всех компромиссных решений, которые пришлось принимать командованию ООР в этот день это было самым сложным. В тылу 1-го морского полка у Чебанки находилась 412-я стационарная батарея береговой обороны, вооруженная 180-мм орудиями — одно из самых мощных огневых средств оборонительного района. Батарея имела целый комплекс бетонных оборонительных сооружений, а изношенные из-за частой стрельбы стволы ее орудий несколько дней назад были заменены на новые.

Для принятия такого решения потребовалось провести 2 совещания членов Военного совета ООР. Военный совет Черноморского флота и сам нарком ВМФ в этой ситуации помочь Одессе также не могли. Позиция Кузнецова была сформулирована в присланной им телеграмме:

«Новой дивизии для Одессы выделено быть не может. Оружием будет оказана посильная помощь… Вам поставлена задача при имеющихся средствах удержать Одессу, и здесь должно быть проявлено упорство, мужество и умение. Примите все меры к удержанию противника на этих позициях, не допускайте ближе к городу.

(Кузнецов».)

После обсуждения всех возможных вариантов было решено участок между Большим Аджалыкским и Аджалыкским лиманами оставить, правофланговые части Восточного сектора отвести на линию Вапнярки и Александровки, после их отхода 412-ю батарею взорвать, а личный состав сосредоточить в Одессе.

Таким образом, части Восточного сектора оставляли узкую полосу вдоль побережья Одесского залива восточнее Большого Аджалыкского лимана, сокращая фронт обороны и укрепляя позиции Разинского полка. Правда, возможность прикрыться Большим Аджалыкским лиманом неизбежно должна была привести к смещению центра боевых действий на 12-километровый участок между Большим Аджалыкским и Куяльницким лиманами и дальнейшему сужению периметра обороны, позволяющему противнику начать артиллерийский обстрел Одессы, но других возможностей стабилизировать фронт у командования ООР 24 августа не было.

В конечном итоге ВС ООР отправил донесение Военному совету Черноморского флота, в котором сообщалось, что «ввиду прорыва противника в направлении Гильдендорф — Повары и угрозы потери станции Сортировочная[180] участок между Аджалыкскими лиманами оставляется, 412 батарея подрывается, морской полк направляется на ликвидацию прорыва», после чего командир Восточного сектора получил приказ использовать морской полк для восстановления положения на участке 54-го полка.

Когда начальник артиллерии ОВМБ, полковник Николаев и инженер-полковник Цигуров ночью прибыли на 412-ю батарею с письменными полномочиями руководить ее подрывом, командир батареи капитан Зиновьев стал звонить Жукову, выясняя, нет ли здесь какой-нибудь ошибки.

Командиру Одесской военно-морской базы контр-адмиралу Кулишову вместе с его начальником штаба поручили подготовить к утру не менее трех тральщиков и шести сторожевых катеров для снятия личного состава 412-й батареи в случае, если противник будет мешать отходу по суше и держать миноносцы «Фрунзе», «Смышленый» и «Беспощадный» в готовности прикрыть отход огнем.

С батареи были эвакуированы семь 45-мм орудий, три установки счетверенных пулеметов, минометная батарея и захваченные румынские танкетки, использовавшиеся для корректировки огня. Орудия батареи всю ночь вели непрерывный огонь по противнику, как вспоминает большинство участников событий, до полного израсходования боеприпасов, правда, по другой версии, часть боеприпасов вместе с ремонтной мастерской батареи были вывезены по Николаевской дороге.

Личный состав батареи позднее влился в морской полк. В связи с острой нехваткой постоянно выбиваемого в боях командного состава командиры орудий батареи стали командовать отделениями и взводами, а некоторые старшины — и ротами, командир батареи капитан Зиновьев был назначен командиром батальона.

Потери, понесенные частями Восточного сектора в дневном бою 24 августа, были настолько велики, что командование ООР затруднялось с решением их дальнейшей судьбы. В 2.30 ночи Военный совет даже принял поспешное решение «(в) связи с большими потерями личного состава частей и в соответствии с указаниями Ставки… остатки 249-го конвойного батальона, морполк, 150 ОБС, 1/26 погранполка отвести (в) р-он свх. им. Ворошилова, влить как пополнение в 54-й СП с дальнейшей задачей восстановить положение участка 54-го СП. Рубеж (54-го СП)… восстановить и удерживать во что бы то ни стало»[181].

Одновременно Военный совет принял и решение «(в) р-не свх. им. Ворошилова иметь артиллерию для подавления батарей противника, могущих вести огонь по порту и городу Одесса», что распыляло огонь и без того немногочисленной артиллерии Восточного сектора. В дальнейшем оба эти решения себя не оправдали, морской и пограничный полки были сохранены как самостоятельные единицы, хотя в течение нескольких дней именовались приданными 54-му СП остатками отрядов моряков и НКВД, а для подавления дальнобойной артиллерии противника более эффективным оказалось использование артиллерии береговой обороны и Черноморского флота.

В ночь на 25 августа противник возобновил ночные атаки на 54-й полк, еще больше потеснил его и к утру полностью занял Гильдендорф. Морской полк, осуществлявший в это время отход с позиций, помочь ему пока ничем не мог, так как находился на марше, с большим трудом отрываясь от противника. Для огневого прикрытия его отхода были выделены 3 корабля и 2 береговые батареи. Для непосредственного прикрытия отхода батальонов командир полка Осипов приказал оставить на позициях от каждого батальона по взводу с пулеметами.

Отход с позиций 2-го батальона, находившегося в середине участка, должен был занять, по сделанным расчетам, около полутора часов. Командир полка оставил для прикрытия взвод под командованием сержанта Оболадзе, служившего до формирования 1-го морского полка инструктором в школе старшин базы.

Оболадзе, успевший приобрести за 10 с лишним дней боев значительный опыт и командовавший сначала отделением, а потом и взводом, получил задачу прикрывать одним взводом в течение полутора часов участок протяженностью в полтора километра. Однако поставленная задача не только не смутила сержанта, но напротив, он предложил командиру батальона оставить для прикрытия всего одно отделение из 7 человек.

Батальон перед рассветом скрытно отошел. Сержант, обладавший незаурядными командными способностями, выбрав выгодную позицию и установив на ней станковый пулемет, расставил бойцов таким образом, что в течение полутора часов боя отделение не потеряло ни одного человека, а противник, так и не сумев приблизиться к его позициям, вынужден был начать их обход. В этот момент приказ об отходе отдал и Оболадзе. Отход отделения получился менее удачным, чем сам бой. Отделение потеряло нескольких человек, был тяжело ранен в голову и Оболадзе. До боевых порядков батальона уцелевшие моряки, несшие раненых, смогли добраться только к вечеру.

За свой подвиг сержант был награжден орденом Красного знамени. Второе «Красное знамя» он получил за участие в обороне Севастополя. В дальнейшем Оболадзе было присвоено звание лейтенанта, и он вступил в командование ротой.

Морской полк занял позиции между Разинским и пограничным полками, его огневую поддержку стала осуществлять 21-я батарея Кузнецова, направившая в полк для постоянного нахождения свой корректировочный пост.

В 5.30 утра 54-й полк при поддержке 150-го отдельного батальона связи, погранполка, 1-го морского полка и остатков конвойного батальона перешел в наступление, имея конечной целью захватить Ильинку и Чеботаревку. Через час после начала наступления поддержавшая его последними снарядами 412-я батарея была взорвана.

В это же время, чтобы затруднить продвижение противнику, взорвали и часть гати Большого Аджалакского лимана.

Весь день 25 августа прошел в попытках восстановить утраченное положение[182].

К 13 часам пограничники вышли к северной окраине Александровки, моряки — к агрокомбинату Ильичевка, а 54-й СП — к южным окраинам Гильдендорфа, на которых завязались тяжелые бои. Гильдендорф дважды переходил из рук в руки. Подтянув два батальона из резерва, румыны к 19 часам окончательно выбили 54-й СП из Гильдендорфа, но для упрочнения своего положения на других участках сектора сил у них уже не было.

На участках моряков и пограничников наступление развивалось успешней. В результате контратак при поддержке авиации, корабельной и береговой артиллерии румын удалось вытеснить из Александровки, Корсунцов и агрокомбината Ильичевка, что снова повлекло большие потери.

Во многом исход боя определили активные действия авиации и артиллерии. 69-й ИАП совершил за день больше 80 боевых вылетов, что составило примерно по 4 вылета на машину, и даже 82 ОАЭ была введена в бой, бомбя противника с гидросамолетов МБР-2.

Румыны оказали активное противодействие, особенно гидросамолетам. Чтобы избежать потерь, МБР-2 старались наносить удары в темное время суток, и румыны решили в 9 часов утра обстрелять гидроаэродром в Хаджибейском лимане. Возможно, противнику удалось при этом осуществить корректировку огня своей артиллерии. Обстрел оказался исключительно эффективным. Два самолета затонули, еще один разбился при посадке, а сама эскадрилья немедленно перебазировалась на крымское озеро Донзулав. В этот день гидросамолеты больше не летали, успев сделать за сутки 14 вылетов[183].

К вечеру румыны установили в районе Чебанки дальнобойную батарею и начали обстрел порта. Несмотря на то, что огонь велся не прицельно и обстрел был ожидаем, он вызвал большое беспокойство командования ООР[184].

Срочно предпринятые береговой артиллерией попытки подавить батарею результата не дали, так как обнаружить ее в складках местности так и не удалось, после чего был сделан вывод, что противник «часто меняет позиции». В итоге часть береговой артиллерии и боевых кораблей была на какое-то время выключена из системы огневой поддержки частей Приморской армии и стала вести огонь по площадям.

Ухудшение обстановки в Восточном секторе привлекло к ситуации внимание Ставки.

Начальник Генерального штаба маршал Шапошников от имени Ставки Верховного Главнокомандования направил командующему Черноморским флотом вице-адмиралу Октябрьскому телеграмму, в которой выражалась тревога по поводу хода боевых действий на фронте под Одессой, где советские войска за последнюю неделю отошли на разных участках на расстояние от 4 до 20 км от линии, указанной в директиве Ставки от 19 августа как основной рубеж обороны.

«Сужение пространства оборонительного района, — указывалось в телеграмме, — чревато опасными последствиями для обороны Одессы. Необходимо: 1.Потребовать от войск большей устойчивости в обороне. 2.Проявлять исключительную настойчивость и до конца использовать людские ресурсы района на пополнение боевых потерь. 3. Не допускать потери оружия бойцами, учитывая затяжной характер боев… При этом всегда иметь в виду затруднения снабжением оружия. 4. Максимально развернуть работы на глубину района, включая территорию города, полностью использовать силы местного населения, средства и возможности Одессы». Военный совет Черноморского флота на сложившуюся ситуацию и телеграмму Ставки отреагировал весьма своеобразно, доведя ее указание до сведения командования оборонительного района в следующей форме: «Вы еще не только можете, а обязаны, — говорилось а директиве Военного совета Черноморского флота, — набрать и послать на передовые позиции до 6–7 тысяч. Возьмите все войска НКВД, милиции, где два писаря, кока, делопроизводителя, кладовщика, казначея и т. д., оставить одного, а где пять — три отправить на фронт. Вы не взяли еще все, что можно взять».

Тем не менее Военный совет флота, не имея значительных людских резервов, направил в Одессу очередной отряд моряков-добровольцев численностью 1600 человек и решил частично компенсировать ситуацию, усугубившуюся с потерей 412-й батареи направлением в Одессу новых эсминцев, вооруженных 130-мм орудиями. Их осколочно-фугасные снаряды при разрыве давали несколько сотен осколков, имевших разлет до 300 м и являлись эффективным средством борьбы с вражеской пехотой, находящейся вне укрытий, какой бы боевой порядок она ни занимала.

Помимо этого, ВС Черноморского флота, после того как один отряд моряков был брошен в бой совсем без винтовок, а другой лишь благодаря вмешательству командира эсминца «Фрунзе» Бобровникова смог избежать этой участи, сообщил в базу, что высылает с ближайшим конвоем 3250 винтовок. «Лишних» винтовок в таком количестве в Севастополе, формировавшем собственные части морской пехоты, тоже не было, и они были доставлены в главную базу флота авиацией.

Войска Восточного сектора уже поддерживало максимальное количество кораблей, которые могла выделить Одесская ВМБ без ущерба для конвоирования и периодической поддержки других секторов, — четыре эсминца и три канлодки. Каждый полк непрерывно поддерживали два корабля, еще один вел огонь по Межлиманью. База и флот к этому времени имели уже достаточно корректировочных постов, чтобы огонь каждого корабля велся только с корректировкой, что значительно повышало его эффективность. Интенсивная огневая поддержка кораблей замедляла наступление противника. Чтобы избежать потерь от огня морской артиллерии, румыны вынуждены были активно применять ночные атаки. Но в ночное время снижалась эффективность и румынских средств усиления, и огневой поддержки. Поэтому противник активно искал другие возможности понизить эффективность действий кораблей Черноморского флота. По мере приближения противника к городу все больше сил кораблям и Одесского отряда, и присылаемым на его усиление из других баз флота приходилось тратить на контрбатарейную борьбу и отражение атак вражеской авиации.

Продвижение противника в Межлиманье окончательно лишило Одессу поддержки гидроавиации. Румыны получили возможность обстреливать гидроаэродром в Хаджибейском лимане. В условиях постепенного сужения оборонительного периметра другой подходящей базы, пригодной для действия двух гидроэскадрилий найти не удалось. Гидросамолеты вынуждены были перебазироваться в Крым.

Чтобы не уменьшать поддержку частей ООР с воздуха, и так имевшую весьма скромные размеры, в Одессу было переброшено небольшое количество штурмовиков Ил-2 и истребителей Як-1. 40-й авиаполк пикирующих бомбардировщиков подполковника Морковкина наносил удары уже 22 машинами. Все базирующиеся в ООР машины, независимо от их типа, использовались с максимальной интенсивностью как бомбо-штурмовые, совершая до 7 штурмовок за день.

Сокращение линии фронта в Восточном секторе, сопровождавшееся увеличением силы ударов, наносимых кораблями и авиацией Черноморского флота, несколько стабилизировало обстановку в секторе, но положило начало непрерывным обстрелам Одесского порта, так как его гавань, после того как от линии фронта ее отделяло только 15 км, стала досягаема для румынской артиллерии. Возможностей для действенной контрбатарейной борьбы у Одесской ВМБ и приданных ей кораблей в целом было достаточно, как и артиллерии, способной подавлять дальнобойные румынские батареи, но вся имевшаяся артиллерия была необходима для огневой поддержки войск ООР, с трудом сдерживавших натиск противника.

После жестоких двухдневных боев румынские войска, понесшие значительные потери, особенно в кровопролитных ночных схватках под Гильдендорфом, а также от ударов авиации и огня артиллерии, временно утратили пробивную способность. Больше суток противник занимался перегруппировкой, выдвинув теперь в первую линию 15-ю дивизию и части 5-й дивизии[185]. Поэтому широких наступательных действий румыны вести пока не могли. Что не помешало им, впрочем, к вечеру захватить агрокомбинат Ильичевка[186].

Командование ООР использовало возникшую относительную передышку для укрепления обороны, понимая, что это всего лишь «затишье перед бурей». В сектор из армейского резерва был переброшен 5-й кавалерийский полк[187].

Воспользовавшись временным прекращением атак противника, 3-й батальон 54-го СП захватил южную окраину Ильинки[188].

Вечером 26 августа, с наступлением темноты, впервые за все время обороны города была опробована и ночная корректировка — на случай возобновления противником массированных ночных атак. Корректировщики, выдвинувшиеся в передовые окопы, хорошо наблюдали разрывы и оказались в состоянии вносить поправки. Командованием базы метод был утвержден для постоянного применения, но как показало время, высокую эффективность он имел только при использовании опытных корректировочных постов и для широкого применения годился мало. Сомнений, что румыны будут пытаться развивать успех в этом направлении, не было — части противника здесь находились на самом близком расстоянии от города.

27 августа атаки противника в Восточном секторе возобновились с новой силой. Для предотвращения переброски сил с других участков оборонительного периметра и отвлечения части кораблей от Восточного сектора отвлекающие удары наносились румынами и в Западном и Южном секторах[189].

В Западном секторе румынские части атаковали позиции 161-го стрелкового полка, но контратакой были отброшены на исходные позиции. Советские подразделения захватили в качестве трофеев два миномета, два пулемета и 20 винтовок, взяли 18 пленных. Подтянув подкрепления, румыны снова атаковали позиции полка. На этот раз им удалось потеснить батальоны полка и занять хутора Октябрь и Важный. Однако закрепить успех противнику не удалось.

На помощь 161-му полку были переброшены 13-й отдельный разведывательный батальон и одна батарея 97-го отдельного артдивизиона. Положение на этом участке было восстановлено, хутора Октябрь и Важный вновь были заняты советскими частями. Однако восстановление положения было достигнуто дорогой ценой. При захвате хуторов, не имевших важного значения, разведбат 95-й стрелковой дивизии, имевший хорошую подготовку и значительный боевой опыт, понес большие потери. В бою был смертельно ранен его командир, старший лейтенант Долгий. 241-й полк успешно отразил все атаки противника, пытавшегося прорвать его оборону вдоль железнодорожной линии Выгода — Одесса.

В Южном секторе румынские части в первой половине дня без особого успеха пытались атаковать советские подразделения на разных участках. Во второй половине дня румыны значительными силами[190], сосредоточившись в районе Фрейденталя, после усиленной артиллерийско-минометной подготовки предприняли наступление на позиции 287-го полка 25-й Чапаевской дивизии, которым командовал[191] капитан Ковтун-Станкевич. Части дивизии также смогли удержаться на занимаемом рубеже и отбросить противника назад собственными силами.

Значительных успехов эти действия не имели, и целей, для которых они были предприняты, в результате достигнуто не было. Из Восточного сектора не был снят ни один из 7 кораблей поддерживающих его огнем.

Но в самом Восточном секторе обстановка снова стала осложняться.

Силами до трех дивизий румыны с утра возобновили наступление на рубежи обороны по обе стороны Куяльницкого лимана. Потеснив подразделения 54-го полка на участке восточнее Куяльницкого лимана, противник снова захватил Александровку, а также Гильдендорф, хутор Шевченко и, непрерывно атакуя, продолжал продвигаться по направлению к морскому побережью в районе села Фонтанка. Снова создалось критическое положение. Противник сумел верно определить направление главного удара. Рядом с Фонтанкой была расположена береговая батарея № 21[192], которая играла важную роль в огневой поддержке войск Восточного сектора. Значение этой батареи особенно возросло после потери 412-й у Чебанки. В случае захвата неповрежденной батареи противником он мог использовать ее орудия для обстрела города, а выбивать его оттуда было бы уже нечем.

Нескольким мелким группам противника удалось просочиться через линию обороны и приблизиться к месту расположения 21-й батареи, но они были уничтожены бойцами 26-го погранполка НКВД. Тем не менее Фонтанка и батарея оставались под сильной угрозой захвата неприятелем. Осложнилось положение и на участке между Куяльницким и Хаджибейским лиманами. Противник прорвал фронт в районе Ильинки и бросил в брешь свежие силы. Державший здесь оборону 3-й батальон 54-го полка вынужден был оставить село.

Комбриг Монахов, снова израсходовавший все резервы, был вынужден ввести в бой присланный ему на помощь 7-й кавполк, сменивший пробывший в секторе всего сутки, но уже понесший большие потери 5-й[193]. Его командир майор Лебедев исключительно грамотно командовал полком в сложной обстановке, успевая поддерживать и 54-й полк слева и 1-й морской полк справа. Он не предпринимал ненужных контратак, но когда этого требовала обстановка, ходил в них и сам, и при этом его полк не понес таких тяжелых потерь, как его соседи, хотя для его поддержки штабом базы не было выделено ни одного корабля. Не имевший еще телефонной связи со штабом базы Лебедев во второй половине дня отправился на КП своего соседа справа — морского полка.

После его появления на КП в штаб Одесской ВМБ позвонил командир 1-го морского полка Осипов и без особого энтузиазма сообщил: «Пришел ко мне новый сосед слева, пешая конница. Сперва выпытал у меня, кто поддерживает меня огнем, а сейчас хочет что-то доложить вам».

Лебедев взяв трубку сразу перешел к делу: «Я вижу в море много кораблей. Осипова поддерживают три корабля. Может, уважите один? Ведь у меня только полковая батарея».

С разрешения командира базы, контр-адмирала Кулишова Лебедеву выделили канонерскую лодку «Красная Грузия», находившуюся на ремонте. Канонерская лодка вышла из порта с бригадой ремонтников на борту, которые продолжали устранение повреждений уже на огневой позиции, во время ведения огня.

Однако румыны продолжали усиливать натиск, вводя в бой свежие силы и по сути снова навязывая частям сектора бой на уничтожение. Противник снова ворвался в Александровку, но выбить из нее пограничников не смог. Устоять погранполку помогло перенацеливание на его участок огня кораблей и береговой артиллерии.

Морской полк также оказался прижатым к недавно отбитому им у противника агрокомбинату Ильичевка и снова понес тяжелые потери. Чтобы сохранить его боеспособность, в полк срочно влили 200 человек, спешно собранных в тылах базы.

Положение 7-го кавалерийского полка и после ввода в бой румынских резервов оказалось лучшим, чем у его соседей. Кавполк единственный из частей Восточного сектора удержался на занимаемом им рубеже, при минимальной огневой поддержке, оказываемой ему кораблями флота. Для стабилизации положения на его участке оказалось достаточным поддержать его огнем еще одной канонерской лодки — «Красная Армения». Весь день полк держался без поддержки эсминцев и береговых батарей. При этом Лебедев, ранее ухитрявшийся как-то поддерживать обоих своих соседей, и теперь сумел помочь Разинскому полку отбить атаку противника.

В течение дневного боя противнику не удалось ни опрокинуть советские части, ни выдавить их с занимаемых позиций[194].

Напротив, к вечеру румын выбили с хутора Шевченко. С наступлением темноты противник попытался не снижать интенсивности наносимых ударов, а напротив, через 10 минут после захода солнца перешел в наступление, пытаясь нанести полкам сектора до получения ими пополнения такие потери, чтобы они физически оказались не в состоянии оборонять позиции, с которых не отступали.

Атаки продолжились по всей линии обороны, при этом румыны пытались активно поддерживать свои части огнем артиллерии. Советские корабли и береговые батареи, опробовавшие накануне метод ночной корректировки, также приняли активное участие в бою. Поле боя, по которому одновременно били советская и румынская артиллерия, непрерывно озарялось разрывами десятков снарядов разного калибра и сильно напоминало кромешный ад, в котором, невзирая на артиллерийский огонь, наступали и оборонялись солдаты обеих сторон, продолжали работать минометы и по-прежнему полосовали воздух пулеметные очереди. Огонь советской артиллерии, имевшей большой опыт корректировки, оказался в ночных условиях значительно эффективнее румынского. В журнале боевых действий Приморской армии за этот день сделана запись, лаконичная, но тем не менее исчерпывающе передающая то, что творилось тогда на участке между Корсунцами и хутором Черевичный: «Бой продолжался до 22.00 27.8.41 г. с неослабевающей силой».

Если днем сил на контрбатарейную борьбу не хватало, так как все огневые средства были задействованы для поддержки своих войск, то ночью советские береговые батареи при помощи специально созданных для этого штабом базы теодолитных постов смогли переключиться на подавление вражеских батарей.

После того как по докладам теодолитных постов две батареи противника прекратили огонь, интенсивность огня румынской артиллерии заметно снизилась. Оставшись без эффективной огневой поддержки и находясь под непрерывным огнем корабельной артиллерии, румынские войска около полуночи были вынуждены прекратить атаки, и так не отличавшиеся особой эффективностью.

Ночное наступление румын войскам сектора удалось отразить, не понеся при этом значительных потерь, но с восходом солнца противник возобновил атаки. Против войск сектора действовали части трех румынских дивизий, имевших еще достаточно сил для нанесения мощных ударов. Стараясь по возможности нейтрализовать воздействие советской артиллерии, румынское командование прибегло в этот день к максимальному усилению своих наступающих войск всеми имеющимися в наличии средствами.

В бой была введена бронетехника, в том числе и танки, активно использовались артиллерия и авиация.

Сил на мощное наступление по всему фронту у румын уже не было, поэтому против ослабленного накануне 54-го полка активных действий уже не велось. Все силы противник сосредоточил на участках пограничного, морского и кавалерийского полков.

Румынам удалось верно определить направления своих ударов[195].

Наиболее угрожаемым направлением советское командование считало участок 54-го Разинского полка, непосредственно прикрывавшего Пересыпь. Прорыв на этом направлении давал противнику возможность не только выйти к порту, но и возможность отсечь все три полка, занимающих правый фланг оборонительного периметра. Поэтому на других участках оборона была значительно слабее. Но румыны не стали наносить удары по кратчайшему, но сильно укрепленному направлению, а стали атаковать на более уязвимых участках.

Резервов ни Приморская армия, ни Одесская ВМБ практически не имели. Из тылов базы и армии было взято все возможное, большая часть людей из плохо вооруженного 2-го морского полка, несшего охранные функции, была влита в 1-й. Из 73-го зенитно-артиллерийского полка ЧФ были взяты шесть 85-мм зенитных орудий и три счетверенных пулеметных установки, образовавшие резервный отряд, пополненный 120 бойцами. Командующий Приморской армией Софронов и командующий ООР Жуков, больше всего опасавшиеся прямого прорыва на Пересыпь, решили не передвигать этот свой единственный резерв к пограничникам а оставить его за Разинским полком.

Части 15-й румынской дивизии, уже несколько дней пытавшиеся захватить Александровку, на этот раз смогли добиться значительного успеха. Занимавший ее батальон 26-го погранполка был разгромлен во время жестокого боя и начал отходить. Командир батальона Фурсов погиб во время отхода и в батальоне возникло замешательство. Соседний батальон капитана Шейкина смог фланговым ударом остановить продвижение противника только у самой Вапнярки. Контратака позволила разгромленному батальону закрепиться на окраинах села.

Над полком нависла реальная угроза оказаться сброшенным в Одесский залив — до уреза воды оставалось не больше трех километров. Румыны усилили натиск и стали вклиниваться в боевые порядки полка. Командир полка майор Маловский, выдвинув пулеметную и стрелковую роты, восстановил положение. Понесшие большие потери батальоны полка все время сбивались румынами с занимаемых позиций и начинали отход. Командир полка, переходя из батальона в батальон и беря командование на себя, восстанавливал положение, часто возглавляя контратаки.

Во время одной из таких контратак, уже в самом селе, Маловский был тяжело ранен в обе ноги, но продолжал руководить боем, пока бойцы не сумели закрепиться. Командование полком принял командир одного из батальонов, капитан Рубцов.

Морской полк румынам удалось потеснить гораздо меньше. Румыны ворвались на северную окраину агрокомбината Ильичевка, но взять его не смогли — моряки закрепились на южной. Из-за того, что погранполк отошел на значительное расстояние, румыны на его стыке с 1-м морским полком смогли прорваться к Фонтанке, заняли ее и стали продвигаться к расположенной за ней 21-й батарее.

Когда пехота противника приблизилась к проволочному заграждению, личный состав батареи контратаковал ее и отбросил огнем стрелкового оружия и гранатами. Однако последние несколько дней батарея, ввиду усиливающейся угрозы захвата противником, вела практически непрерывный огонь по противнику, поддерживая то пограничный, то 1-й морской полк, стараясь успеть израсходовать весь имеющийся боезапас.

От непрерывной стрельбы стволы орудий раскалялись, и их приходилось поливать водой. От непрерывного огня нарезка стволов орудий стерлась и точность стрельбы ухудшилась. К концу дня, по израсходованию боезапаса, бойцы батареи были сведены в батальон под командованием комбата Кузнецова, влитый в 1-й морской полк. Саму батарею было решено пока не взрывать. Ее законсервировали, оставив для охраны хорошо вооруженный отряд из 20 моряков, имевший несколько пулеметов.

Несмотря на то, что морской полк был усилен батальоном, сформированным из личного состава 21-й батареи, его командир Осипов вечером позвонил в штаб Одесской военно-морской базы и поинтересовался, нельзя ли наскрести еще хоть сотню бойцов. Просьбу Осипова, пользовавшегося особым доверием командующего ООР контр-адмирала Жукова, как это случалось почти всегда, немедленно удовлетворили.

Командир базы контр-адмирал Кулишов приказал сократить состав подразделений охраны береговых объектов. На двери всех объектов повесили амбарные замки, оставив для их охраны двух человек, один из которых, вооруженный винтовкой, нес охрану, а второй, имевший ключ отпирал двери посетителям. Также в формируемый отряд были влиты команда обслуживания гидроаэродрома, эвакуируемого в Крым, и команда обслуживания базы железнодорожной батареи. Когда численность отряда достигла 100 человек, он был передан под командование майора Похидько и отправлен в распоряжение Осипова.

К вечеру атаки начались и на участке 54-го полка, который не смог удержать занимаемых позиций, оставил Ильичевку и снова отошел к Корсунцам. В Межлиманье конвойный батальон, усиленный пулеметной ротой, не смог удержать участок протяженностью 5 км, который вынужден был оборонять, и был выбит из Августовки. Батальон смог закрепиться на окраинах села Прицеповки и, несколько сузив фронт, занял прочную оборону. Бой, как и накануне, не прекратился с наступлением темноты и был таким же яростным[196].

Румыны предприняли попытку решить судьбу боя ночным ударом. В донесениях, поступавших из Восточного сектора, сообщалось что «противник автомашинами подбрасывает новые части, которые тут же вводятся в бой». Командование сектора также ввело в бой все наличные силы[197]. 54-й СП всю ночь отражал «непрерывные яростные атаки врага».

Однако несмотря на то, что ночные атаки хотя и продолжались до рассвета и назывались командованием армии в донесениях в штаб Южного фронта «яростными», они не были особенно интенсивными и носили в основном беспокоящий характер.

А вот с утра румыны повели наступление сразу во всех секторах, чтобы лишить командование оборонительного района возможности маневрировать по фронту огнем и резервами. Это говорило о том, что противник подготавливает главный удар и делает все, чтобы обеспечить ему успех[198].

И ждать главный удар, конечно, следовало в Восточном секторе. В этом, в общем, никто не сомневался, мнения командования ООР не сходились лишь в том, на участке каких именно полков Восточного сектора он в этот раз будет нанесен. Сомнения разрешил начальник штаба Восточного сектора Захарченко, который, позвонив на ФКП Одесской ВМБ, сообщил, что наступление, по данным разведки сектора, ведут части 5-й, 13-й и 15-й дивизий, а главный удар наносится по пограничному и морскому полкам.

Впрочем, скоро определить направление главного удара противника стало совсем не трудно — по полкам велся исключительно сильный для румынских возможностей артогонь и наносились удары авиации. В ответ, как это бывало в особо кризисные моменты, из Крыма пришла бомбардировочная авиация Черноморского флота.

К ночи погранполк понес такие потери, что получил разрешение от командующего ООР отойти от Вапнярки и, развернув правый фланг вправо, закрепиться у Макогонки.

Морской полк при активной поддержке эсминцев, ценой огромных потерь сумел в этот раз в основном удержаться на занимаемых позициях, потеряв, однако, важную высоту, расположенную к северу от Николаевской дороги. Потери, понесенные полком в этот день, были одними из самих больших за все время боев. В 1-м батальоне осталось в строю 42 человека, в 2-м — 80.

Потеря высоты могла привести к значительному ухудшению ситуации на всем правом фланге сектора — она вклинивалась в наши позиции между участками 1-го морского и 5-го кавалерийского полков, и из быстро установленных на ней легких орудий противник легко простреливал их боевые порядки. Самостоятельно захватить высоту полк уже не мог.

Отбивать высоту пришлось при помощи кавалерийского полка и при огневой поддержке крейсера «Червона Украина». 2-й эскадрон полка в пешем порядке повел наступление на зацепившегося за высоту противника. Румыны успели частично окопаться и окопать орудия, и хотя окопы были отрыты не в полный профиль, огонь 130-мм орудий крейсера не наносил противнику особого ущерба.

Бой за высоту быстро принял крайне упорный характер. После того как стороны сблизились на несколько сотен метров, «Червона Украина» вынуждена была перенести огонь на обратный скат высоты, а потом и глубже в тыл противника, так как осколочно-фугасные снаряды такого калибра дают разлет осколков до трехсот метров. Кавалеристы оказались наедине с румынскими пулеметами и неподавленными пушками противника. В бою погибли сначала командир эскадрона, старший лейтенант Котенков, получивший смертельное ранение, а затем и принявший командование комиссар эскадрона Петренко.

Румыны обороняли высоту до последнего. Их легкая батарея не стала отходить с позиций, когда еще была такая возможность, и продолжала вести огонь практически в упор до тех пор, пока ее не забросали гранатами. Стойкость румынских артиллеристов произвела впечатление и на советское командование. Позднее было объявлено, что в окопах за позициями артиллеристов размещались немецкие автоматчики, выполнявшие роль «заградотряда». Как писал в своих воспоминаниях об этом случае начальник штаба Приморской армии Крылов, «так обеспечивало гитлеровское командование „стойкость“ своих союзников».

Однако о принадлежности этих мифических «автоматчиков» к какой-либо конкретной воинской части, установленной по захваченным при них документам, так и не было сообщено ни в соответствующих донесениях, ни в каких-либо послевоенных исследованиях.

Несмотря на то что движение вдоль берега имело успех, противник нес большие потери от огня корабельной артиллерии, и румыны решили, что более перспективным станет направление Межлиманья.

После того как центр тяжести румынского наступления переместился влево, положение 136-го запасного батальона (он был сформирован вместо разгромленного под Беляевкой полка) стало быстро ухудшаться. Батальон отошел из Прицеповки. Натиск на перешеек усилился до такой степени, что возникла необходимость в организации заградительного огня.

Расположенные за позициями батальона батареи 134-го гаубичного полка выставили перед батальоном завесу разрывов тяжелых снарядов.

С высокого западного берега Хаджибейского лимана по прижатой к земле румынской пехоте открыли огонь батареи, находившиеся в распоряжении начальника артиллерии Восточного сектора, полковника Пискунова. Однако румыны, пользуясь численным преимуществом, сумели выйти из-под огня броском вперед. Батальон оказался смят раньше, чем артиллерия успела перенести огонь. Начальник штаба артиллерии сектора майор Васильев принял на себя командование остатками батальона и в конце концов сумел закрепиться в противотанковом рву перед Протопоповкой. На этой позиции остатки батальона смогли продержаться до подхода брошенного на ликвидацию прорыва 3-го батальона Разинского полка. После подхода подкреплений положение на перешейке стабилизировалось. Румыны продолжали атаки до вечера, но имевшихся у них сил, чтобы оттеснить оба батальона, было явно недостаточно[199].

54-й Разинский полк, получивший с утра усиление в виде двух прибывших из Севастополя отрядов моряков и двух зенитных дивизионов, снятых с системы ПВО города, с их помощью уверенно отражал непрекращающиеся атаки противника, и его 3-й батальон даже попытался во второй половине дня в очередной раз отбить Ильичевку, которую занимали незначительные силы противника, но встреченный сильным пулеметным огнем, вынужден был залечь, а затем и отойти, после чего в связи с прорывом противника в Межлиманье был переброшен под Протопоповку. На участок, занимаемый переброшенным батальоном, был направлен подвижный резерв Софронова в количестве 120 бойцов 73-го морского зенитного полка, имевших шесть 85-мм орудий и три счетверенные пулеметные установки. На этом неудачи полка не закончились. Один из прибывших отдельных зенитно-артиллерийских дивизионов, 19-й, был быстро обнаружен противником. Румыны стянули к месту появления дивизиона все находившиеся «под рукой» огневые средства и открыли сильный минометно-пулеметный огонь по орудиям и прислуге раньше, чем те успели укрепиться. В результате дивизион понес большие потери, главным образом ранеными[200].

Во второй половине следующего дня, после полуторачасовой артподготовки, в Восточном секторе начали наступление все три дивизии противника, которые поддерживались танками, артиллерией и авиацией. Удары наносились сразу на всех участках сектора[201].

В Межлиманье на этот раз противнику не удалось достичь никаких результатов. 136-й запасной батальон полка, ранее усиленный пулеметной ротой и 3-м батальоном Разинского полка, смог при поддержке огня крейсера «Червона Украина», лидера «Ташкент» и эсминцев удержать Прицеповку, обороняясь от двух румынских полков.

Правее два других батальона 54-го полка, опершись на Корсунцы и Соляные Мельницы, удержались на восточном берегу Куяльницкого лимана. В полк была влита часть матросов-добровольцев, прибывших из Севастополя.

Расположенные правее 54-го 5-й кавполк и 1-й морской полк также смогли отбить все атаки противника, морской полк после отхода погранполка вынужден был ввиду большого разрыва между ним и соседом загнуть свой правый фланг вправо и даже несколько назад. Но и воюя фронтом на север и на восток, полк смог отбить все атаки противника.

Однако пограничный полк из-за понесенных накануне потерь, которые не удалось полностью восполнить (так как на весь сектор пополнения из прибывших маршевых батальонов было получено всего 1500 человек), снова не смог отразить натиск противника и, несмотря на поддержку корабельной артиллерии, был вытеснен из Макогонки и прижат к Фонтанке[202]. Чтобы избежать обхода правого фланга, морской полк также был вынужден начать частичный отход. Начальник штаба морского полка Сталюков позвонил в штаб Одесской ВМБ, отвечавшей за действия флотских подразделений, и доложил:

«Пограничный опять отошел. Правый фланг оголен. В разрыв просочились подразделения противника и заняли высоту 53,0».

Высота 53,0 находилась рядом с законсервированной 21-й батареей, которую прикрывало всего 20 человек охраны. В нескольких сотнях метров за батареей находился стратегически важный мыс Е, а в двух километрах западнее — Крыжановка, прорвавшись через которую, противник опять мог получить возможность выхода к Лузановке и к Пересыпи.

Так как связь с батареей еще действовала, заместитель начальника штаба ОВМБ, капитан 3-го ранга Деревянко связался с батареей по телефону. Дежуривший на аппарате телефонист батареи доложил:

«Слева и справа отходят подразделения морского и пограничного полков. Пехота противника наступает густыми цепями. Наши двенадцать человек с пулеметами у проволочного заграждения в окопах.

Нас семь человек на позиции у орудий, какие будут указания по орудиям?»

Деревянко отдал распоряжение немедленно заложить подрывные заряды в стволы орудий.

Телефонист доложил, что «заряды заложены. На батарею движется много солдат противника. Многие подорвались на наших минах и запутались в проволочных заграждениях. Ползут к орудиям».

На этом связь с батареей прервалась. Обеспокоенный Деревянко доложил о прорыве командиру базы. Контр-адмирал Кулишов лично позвонил в морской полк, чтобы выяснить обстановку.

«Товарищ Осипов, доложите обстановку. Что с батареей?»

«Противник прорвался между морским и пограничным, атаковал батарею, продвигается к мысу Е и в направлении Крыжановки, отсекая пограничников. Комиссар полка Митраков с двумя ротами и взводом пулеметов бросились на ликвидацию прорыва. Обстановка неясна».

Обстановка прояснилась только спустя полчаса, когда в штаб базы перезвонил телефонист батареи и, извинившись, сообщил, что «отлучался в рукопашную».

Как выяснилось, напоровшись на колючую проволоку и мины, противник начал обходить батарею с двух сторон. Двенадцать матросов, отбивавших противника от батареи, вынуждены были перенести огонь на фланги, и румыны, воспользовавшись ослаблением огня перед батареей, стали преодолевать проволочное заграждение и минное поле. Выскочившие из казематов оставшиеся 8 матросов отбросили противника за заграждение, выиграв немного времени, необходимого для подрыва орудий.

Практически одновременно во фланг румынам ударили и матросы, посланные Осиповым. Теперь пришла очередь румын откатываться назад. Удар моряков, поддержанный пулеметным огнем с двух направлений, был настолько сильным, что матросам удалось не только отбросить противника, но и сомкнуть фланг с погранполком. Во время этого боя погиб и бывший командир батареи, командовавший батальоном морского полка, капитан Кузнецов.

В самый разгар боев в Восточном секторе командование оборонительного района приняло решение создать новую стрелковую дивизию, которая получила наименование Одесской. Решение это носило в основном формальный характер. Командование ООР, получившее морем в течение последних трех дней 10 000 человек пополнения в составе маршевых батальонов, могло бы сформировать из них новую дивизию, хотя бы и половинного состава, оставив для этих целей хотя бы половину прибывшего пополнения, но не имело для этого ни нужного количества техники и вооружения, ни командных кадров.

Поэтому все прибывшие подкрепления были распределены по секторам, хотя нигде, кроме Восточного сектора, крайней необходимости в принятии такого решения не было. Поэтому создание Одесской дивизии по сути свелось лишь к реорганизации структуры управления Восточным сектором обороны. Теперь правый фланг оборонительного сектора должна была защищать не сводная группа, а дивизия, как это и было принято в остальных двух секторах.

Создание новой дивизии было решено начать с вопроса о ее командире. Кандидатура командовавшего сектором с самого начала труднейших боев за него комбрига Монахова была в последний момент отклонена командующим ООР Жуковым и, соответственно, командующим Приморской армией генерал-лейтенантом Софроновым.

В приказе командования ООР № 9 о создании дивизии уже впечатанная фамилия Монахова была зачеркнута и заменена на фамилию другого кандидата на эту должность[203].

Вместо отклоненного Жуковым комбрига была предложена кандидатура полковника Коченова. Кто именно предложил его на эту должность, неясно. Жукову Коченов был хорошо известен, так как являлся начальником гарнизона Одессы, обязанности которого до него исполнял сам Жуков. Генерал-лейтенант Софронов знал Коченова не менее хорошо, так как до назначения начальником гарнизона тот являлся комендантом ТИУР, состав которого был влит в Приморскую армию. В любом случае Жуков его кандидатуру одобрил, и в ночь на 30 августа Коченов был вызван на КП Приморской армии к ее командующему Софронову. Кроме генерал-лейтенанта на КП находились начальник штаба Приморской армии Крылов, члены Военного совета ООР Азаров и Воронин и член Военного совета Приморской армии Кузнецов.

Командующий армией поинтересовался у Коченова, сможет ли он командовать дивизией в Восточном секторе. Коченов ответил, что «пока там не дивизия, а некий конгломерат», на что ЧВС ООР Воронин заметил, что «командовать нормальной дивизией всякий сумеет» и пояснил что наступательные действия от дивизии не требуются: «Там, между лиманами и морем, нам нужен новый укрепрайон. Пусть не по названию укрепрайон — по существу! С обыкновенной полевой фортификацией вместо дотов. Но с очень продуманной системой огня».

Организовывать «укрепрайон» Коченову было не из чего: все артиллерийское и пулеметное вооружение ТИУР давно было распределено по частям Приморской армии в качестве усиления, но согласие на командование Коченов, естественно, дал. Военкомом дивизии был утвержден бригадный комиссар Аксельрод, начальником штаба — полковник Захарченко. Комбриг Монахов[204] был назначен начальником гарнизона города вместо Коченова.

Во вновь создаваемую дивизию включались в качестве стрелковых полков 26-й пограничный, 1-й морской и временно — 54-й Разинский (который после замены его еще не сформированным 1327-м стрелковым полком надлежало вернуть 25-й Чапаевской дивизии, которая без него была способна только к оборонительным действиям) и 1-й батальон 136-го запасного полка — т. е. части, уже находившиеся на позициях. Также в дивизию вошли 64-й отдельный пулеметный батальон[205] и остатки 249-го конвойного батальона. Крайне обескровленные предыдущими боями полки дивизии были пополнены 1500 бойцов из прибывших маршевых батальонов и одесскими ополченцами. 1327-й СП было решено передать дивизии после того, как он будет сформирован.

Артиллерии у новоиспеченной дивизии имелось явно недостаточно — всего лишь подвижная батарея на тракторной тяге, ранее входившая в состав Дунайской флотилии. Поэтому Приморская армия собиралась передать дивизии 983-й артполк, с 36 орудиями.

Однако передача обоих полков сильно затянулась. 11 сентября, когда дивизия была переименована, согласно предписанию заместителя Наркома обороны Щаденко в 421-ю стрелковую, оба полка только значились в ее штатном расписании.

Одновременно с переименованием дивизии была изменена и нумерация части входивших в нее полков. 1-й полк морской пехоты стал 1330-м стрелковым, а 26-й полк погранвойск НКВД — 1331-м стрелковым. Проведенные переименования затронули и кавдивизию, ставшую 2-й кавалерийской. Окончательно формирование новой дивизии было завершено только после операции по высадке Григорьевского десанта.

Прорыв противника на позиции 21-й батареи произвел сильное впечатление на все командование Одесского оборонительного района. Имевшиеся в распоряжении противника силы были неизвестны, но они могли оказаться вполне достаточными для того, чтобы, прорвавшись через Пересыпь к порту, отрезать от него войска Западного и Южного секторов. За подобные предположения говорил и случай, произошедший уже во время заседания Военного совета. Оператор штаба армии, направленец по Восточному сектору[206] капитан Харлашкин, прервав доклад начальника штаба Приморской армии полковника Крылова, доложил:

«Командир погранполка Кудряшев сообщает, что видит со своего наблюдательного пункта движение колонны противника по Приморскому шоссе в сторону фронта. Просит ударить артиллерией».

Колонна противника была разгромлена огнем крейсера «Червона Украина».

Было собрано совещание членов Военного совета, на котором командующий Приморской армией Софронов оценил создавшееся в Восточном секторе положение как критическое. Командир базы Кулишов по поручению командующего ООР Жукова приказал начальнику штаба базы Иванову и коменданту порта Романову к утру приготовить расчеты на экстренную эвакуацию Приморской армии.

Подобные расчеты были сделаны исходя из того, что в случае экстренной эвакуации тяжелую технику и тыловое имущество придется бросить и уничтожить. Во второй половине ночи расчеты на экстренную эвакуацию были вчерне закончены и представлены командиру базы. Без тылов армию и базу можно было эвакуировать за три ночи с высадкой на мысе Тендра и в районе Ак-мечети — т. е. в ближайших пунктах, не занятых противником и пригодных для выгрузки войск.

Старшим по приему войск предполагалось назначить командира отряда кораблей Северо-западного участка Черного моря, контр-адмирала Вдовиченко.

На следующий день начальник штаба военно-морской базы, по повторному поручению Жукова ознакомившегося с содержанием расчетов, стал готовить на их основе соответствующий план. Работа над планом шла в обстановке полной секретности. Кроме командующих ООР и базой, начальника штаба базы, его заместителя и коменданта порта о подготовке плана не знал вообще никто. Ни командование Приморской армии, оперативно подчиненное Жукову, ни командование Черноморского флота, которому подчинялся он сам, не подозревали о подготовке подобного документа.

Кроме появления возможных панических слухов, командующий ООР, возможно, опасался и ответственности за инициативу по разработке подобного плана, на всякий случай слово «эвакуация» было убрано совсем, так чтобы весь документ был выдержан в духе требований Ставки и наркома ВМФ оборонять Одессу до последней возможности. В результате подготовляемый документ получил длинное название: «План выхода из окружения частей Приморской армии и Одесской военно-морской базы после боя на последнем рубеже Оборонительного района».

В итоге план включил в себя помимо необходимых расчетов схему расстановки судов по гаваням и расписание экстренной посадки частей Приморской армии с графиком их вывоза. Этот план имел одну интересную особенность, которая отличала его от всех подобных планов, принимавшихся как на Черноморском флоте[207], так и на других флотах. Он не имел законченного характера. Заместителю начальника штаба Одесской ВМБ, капитану 3-го ранга Деревянко было вменено ежедневно приезжать на ФКП к начальнику штаба базы Иванову (из соображений абсолютной секретности план не выносился из флагманского командного пункта) и корректировать и план, и схему, исходя из наличия судов, которые в это время находились в распоряжении ОВМБ.

Несмотря на то, что вопрос об эвакуации никто открыто не поднимал, он постоянно витал в воздухе, даже после того как обстановка несколько стабилизировалась. 7 сентября даже начальник Генерального штаба маршал Шапошников, неоднократно напоминавший в своих радиограммах о необходимости обороны Одессы до последней возможности, как это требовала Ставка, тем не менее заметил что «если Одесса будет эвакуироваться, необходимо взять с собой крупных ученых-медиков».

Основной задачей плана являлся вывод живой силы войск обороны из-под ударов противника при наличии угрозы полного ее разгрома и уничтожения.

Все эвакуируемые силы делились на три эшелона.

В 1-й включались тылы Приморской армии и ОВМБ — всего около 14 500 человек. 2-й эшелон образовывали части боевого обеспечения, запасные части, полевое управление армии и часть личного состава партийных и советских организаций г. Одесса — около 18 000 чел.

3-й эшелон — полевые части общей численностью около 37 000 человек.

Эвакуация первого эшелона предусматривалась вне плана в распорядительном порядке до начала общей эвакуации по особым приказаниям ВС ООР. В качестве перевозочных средств должны были использоваться транспорты, выполняющие перевозки оборудования заводов и армимущества.

Сам план предполагалось ввести в действие «в момент отхода сил обороны на основной оборонительный рубеж по всему фронту». С момента введения плана в действие должно было начаться сосредоточение в пунктах посадки частей 2-го эшелона.

Пункты посадки в зависимости от обстановки планировалось развернуть в Одесском порту, используя для этого баржи на буксирах, парусно-моторные суда порта и «стоящие в данный момент в порту транспорты».

В случае невозможности организации посадки в порту планировалась эвакуация с побережий Малого Фонтана и Аркадии.

После погрузки людей суда должны были двигаться в ближайший «свободный порт», которым на момент составления плана являлся м. Тендра. После перевозки второго эшелона суда должны были вернуться за первым. Моментом начала эвакуации третьего эшелона являлся момент отхода сил обороны по периметру на внешнее кольцо баррикад города.

Предполагалось, что все посадочные средства, прибывающие к кораблям с последними группами людей, после приема людей на борт берутся на буксир и уводятся в пункт высадки. По окончании посадки все тихоходные суда должны были строиться в две кильватерные колонны и двумя отрядами, под конвоем боевых кораблей следовать в пункт высадки. Пунктами высадки для 3-го эшелона назначались Ак-мечеть и Ярылгачь.

Так как при таком способе эвакуации большое значение приобретала не только скорость погрузки, но и скорость выгрузки, в пунктах высадки создавались командные группы, руководящие ею, аналогичные таковым в пунктах погрузки.

Части Тендровского оборонительного района и Каракинитского сектора должны были содействовать выгрузке, а их командиры, полковники Костюченко и Просянов должны были распоряжаться ими по указаниям Военного совета ООР.

Общее руководство отводом войск должен был осуществлять ВС ООР. С начала посадки штаба армии на корабль на него должен был переместиться и ВС Приморской армии. С момента начала посадки 2-го эшелона руководство эвакуацией переходило к командиру ОВМБ.

Прикрытие посадки первого эшелона должно было осуществляться силами ПВО ООР, отрядом кораблей ОВМБ и дозорными судами.

Прикрытие посадки второго и третьего эшелонов осуществлялось в дневных условиях с моря, воздуха и суши, в ночных — с моря и суши.

Прикрытие с моря осуществлял отряд контр-адмирала Вдовиченко, на него же возлагалось и прикрытие посадки эшелона с воздуха. Поэтому во время погрузки он должен был занимать места по «диспозициям, допускающим наиболее полное прикрытие места посадки огнем корабельной ЗА от атак авиации противника, от атак с моря (главным образом подводных лодок противника), а также допускающим поддержку артогнем сил обороны на основном оборонительном рубеже».

Предполагалось, что авиация ООР, «обеспечивая посадку людей от атак авиации противника, в то же время находится в готовности для оказания поддержки силам ООР, находящимся на основном оборонительном рубеже». (Как это предполагалось делать одновременно, неясно, видимо, авиация, по замыслу командования ОВМБ, должна была барражировать над участком посадки с полными подвесками либо штурмовать войска противника только пулеметно-пушечным вооружением.)

От действий противника с суши посадка второго эшелона прикрывалась «упорной обороной полевых войск на основном оборонительном рубеже».

Посадка третьего эшелона, т. е. собственно войск, являлась самым слабым местом плана.

Предполагалось, что «при наличии возможности» ее желательно произвести ночью. Последовательность отхода дивизий на посадку не была разработана, никаких планов на этот счет не существовало, и считалось, что она будет установлена в последний момент указаниями ВС в соответствии с текущей обстановкой.

Прикрытие посадки третьего эшелона с моря осуществлялось также силами отряда кораблей ООР и — по возможности — боевыми кораблями ЧФ.

При отходе боевых частей ООР на посадку их прикрытие с суши, которое сначала вообще хотели поручить истребительным отрядам в итоге решили осуществлять «арьергардными батальонами, выделяемыми командирами частей, занимающими оборону на баррикадах».

На переходе караваны тихоходных каботажных судов должны были прикрываться кораблями ЧФ. На всякий случай было максимально увеличено число дымзавесчиков[208], которые должны были прикрывать места посадки и высадки для затруднения ведения противником прицельного огня.

В целом план весьма напоминал авантюру, был сильно недоработан и вполне мог кончиться катастрофой. Подписал план замначштаба ООР и начштаба ОВМБ каперанг Иванов 4 сентября, но предусматривалось, что одобрить его в письменном виде должны были командующий ООР и члены Военного совета, для чего были сделаны соответствующие графы.

И даже после ликвидации непосредственной опасности на плане имелась карандашная пометка: «Передать в оперотдел штарма Приморской в личный сейф начштарма» 11.10.41.[209].

Однако план экстренной эвакуации так и остался невостребованным. Несмотря на то, что судьба осажденного города еще два дня висела на волоске, необходимости покинуть город из-за давления противника так и не возникло. Вовремя доставленные подкрепления и мужество бойцов, сумевших продержаться до их ввода в бой, переломили ход сражения в тот момент, когда казалось, что шансов на это уже нет.

Но непригодившийся план, при всем его несовершенстве, все же не был составлен зря. Он подстраховал Приморскую армию от полного уничтожения в случае неблагоприятного исхода боев за город. Командующий Одесским оборонительным районом своевременно подготовился к ситуации, с возможностью возникновения которой не желало считаться ни командование Черноморского флота[210] ни сама Ставка Верховного Главнокомандования.

На рассвете 31 августа в Одессу в сопровождении эсминца «Сообразительный», тральщика и трех малых охотников пришел транспорт «Днепр», доставивший еще 3000 человек пополнения. В это время враг продолжал теснить советские части в Восточном секторе. Румыны продолжали наступать силами 13-й и 15-й дивизий[211].

Противник ворвался в Фонтанку и продолжал теснить погранполк, отошедший за несколько суток с начала румынского наступления почти на 14 км, к мысу Е, одной из самых стратегически важных точек, способных заметно повлиять на ход всей дальнейшей обороны города[212].

Захват этого мыса, с которого просматривались причалы Одесского порта, позволил бы эффективно корректировать огонь вражеской артиллерии непосредственно по разгружающимся кораблям, организовать артиллерийскую блокаду и разрушение порта, что привело бы к сокращению снабжения армии. Захват же самого порта означал бы отсечение от него войск армии и частей базы, что привело бы к неминуемой катастрофе.

В Межлиманье, где румыны накануне захватили Прицеповку, батальоны запасного и 54-го полков были вынуждены отойти в Протопоповку. Во второй половине дня батальоны были выбиты и из Протопоповки, и из Поваров и оказались прижаты к высоте 52,5, рядом с Жеваховой горой, в трех километрах от Пересыпи. При потере этой точки с нее также становилась возможной корректировка огня по порту. Просматривался порт и с крыш занятой румынами Фонтанки.

Уже во второй половине дня, подтянув тяжелые батареи, противник пристрелял вход в порт, чтобы иметь возможность поражать проходящие через него суда, даже если они будут прикрыты дымзавесой. Вскоре начался прицельный обстрел и стоящих в гавани кораблей. Командование базой в спешном порядке стало укрывать их за высокими сооружениями — складами и холодильником, — там они пока не просматривались противником и поэтому поразить их даже при ведении огня с разных направлений было труднее.

Выбранная румынами тактика принесла успех уже на следующий день, когда эсминец «Шаумян», входя в гавань для ремонта, получил прямое попадание снаряда в мостик.

О сложившейся ситуации было доложено Военному совету ЧФ, который в свою очередь поставил в известность наркома ВМФ. В ответ замнаркома ВМФ адмирал Галлер и Военный совет ЧФ прислали радиограммы с рекомендациями создавать резервные причалы в районе Аркадии. Строительство таких причалов, в соответствии с полученными указаниями, было развернуто немедленно.

На оба участка прорыва тут же было направлено подкрепление, но на всякий случай командующий Приморской армией приказал перевести штаб Восточного сектора из Лузановки на завод им. Красина, расположенный на восточной окраине Одессы. Завод был расположен как раз напротив Межлиманья, и руководить оттуда боевыми действиями, приблизившимися к городу, было удобно. Таким образом Восточный сектор установил своеобразный печальный «рекорд»: его штаб, единственный из штабов секторов, отступил непосредственно на окраины города.

Погранполк откатился на высоту 47,4, расположенную в полутора километрах от мыса Е. Захват этого мыса, с которого просматривались причалы Одесского порта, позволил бы эффективно корректировать огонь вражеской артиллерии непосредственно по разгружающимся кораблям.

Помимо этого, румыны могли просто уничтожить полк на позициях — правый его фланг упирался в море, а в тылу находился берег залива: возможностей для отхода больше не было.

В качестве немедленных мер по стабилизации обстановки было решено усилить артиллерийскую поддержку погранполка и батальонов, находящихся в Межлиманье. На оба участка добавили по одному кораблю и береговой батарее. Для поддержки 26-го погранполка, находившегося в наиболее угрожаемом положении, был выделен крейсер «Червона Украина», также его дополнительно поддержали огнем один из дивизионов артиллерии Приморской армии и часть береговой артиллерии.

Два крейсера, пять эсминцев и две канонерские лодки, сосредоточившись в Одесском заливе в районе Пересыпи, повели непрерывный огонь по противнику. Под прикрытием непрекращающегося огня девяти кораблей, задачей которого было не дать противнику сосредоточиться для перехода в наступление, измотанные части поспешно закреплялись на высотах, к которым им пришлось отступить.

Командующий армией генерал Софронов сообщил комбригу Монахову, что утром, с приходом маршевых батальонов, выделит сектору тысячу штыков. Чтобы части смогли продержаться до их подхода, командующий ООР отдал распоряжение кораблям и береговой артиллерии вести огонь в течение всей ночи. Огонь велся по заявкам командиров полков, которые всю ночь провели на позициях, маневрируя огнем приданной артиллерии по угрожаемым участкам. В целях максимального повышения эффективности огня корректировочные посты, уже имевшие определенный опыт ночных действий, всю ночь корректировали огонь по указываемым им целям. Как сказал начальнику штаба Приморской армии полковнику Крылову начальник штаба ОВМБ Иванов, «корпосты в Восточном секторе предупреждены, что от них может зависеть судьба Одессы».

Из всех ночей осажденной Одессы эта, пожалуй, была наиболее тревожной. До самого рассвета со стороны рейда доносился грохот канонады 8 боевых кораблей (эсминец «Фрунзе» с наступлением темноты ушел с конвоем), а через город в восточном направлении летели снаряды береговой артиллерии.

Конвой в составе трех транспортов — «Березины», «Чапаева» и «Армении», доставивший, помимо боеприпасов и вооружения, ожидаемое очередное пополнение в количестве 2 тыс. человек, задержался в пути и в результате был обстрелян целых три раза — в море, при входе в порт и непосредственно у причалов. При поддержке огня «Червоной Украины» и «Сообразительного», пытавшихся подавлять вражеские батареи, транспорты удалось разгрузить, избежав потерь.

Оставшиеся корабли продолжали поддержку полков, помогая своим огнем отражать румынские атаки, которые возобновились с рассветом. Однако силы противника после недели непрерывных боев тоже были на исходе. Командиры морского и пограничного полков Осипов и Кудряшев в утренних докладах в штаб базы сообщили, что интенсивность атак противника значительно слабее, чем накануне, и занимаемые позиции удерживаются надежно[213].

Еще более оптимистичный доклад поступил из Межлиманья. Оттуда сообщили, что батальоны не только больше не отойдут, но и в состоянии вернуть часть потерянных позиций. Командующий ООР Жуков и член Военного совета ООР Воронин немедленно выехали на Жевахову гору, чтобы разобраться в реальности таких перспектив на месте. Командовавший батальоном 54-го полка, старший лейтенант Волошко заверил командующего, что батальон в состоянии перейти в контратаку. Адмирал приказал перенацелить на поддержку участка, прикрываемого уже двумя эсминцами, и третий — вооруженный 130-мм орудиями «Беспощадный». К 16.00 батальон Волошко действительно смог взять Протопоповку, овладев участком от нее до высоты 66,3[214].

Теперь настал черед румын пытаться восстановить положение. В последующие два дня Протопоповка несколько раз переходила из рук в руки. В конце концов Волошко, видя, что силы противника окончательно исчерпаны, стянув с селу большую часть занимавших участок подразделений, смог в нем надежно закрепиться, а через неделю смог захватить и Прицеповку. За эту неделю сентябрьских боев старший лейтенант был награжден орденом Красного Знамени.

К исходу дня во всем Восточном секторе наконец установилось затишье. Командиры полков впервые доложили, что противник окапывается, а в районе Фонтанки, где перед этим шли наиболее жестокие бои, даже сооружает проволочные заграждения[215].

Через день захваченные в ходе разведпоисков пленные покажут, что части противника, находящиеся в Восточном секторе испытывают некомплект до 50 % личного состава. Это была победа — скромная, почти незаметная, но победа. Четыре полка Восточного сектора, три из которых были обескровлены предыдущими боями, смогли в течение недели выдержать натиск трех вражеских дивизий, одна из которых, 15-я, являлась свежей. Румынам так и не удалось ни захватить мыс Е, ни удержать позиции у Жеваховой горы.

Бои конца августа в Восточном секторе явились одними из самых драматичных за все время Одесской обороны, знавшей немало жестоких сражений. Ситуация, возникшая здесь, несмотря на несравненно меньший масштаб событий, напоминала сложившуюся позднее в Сталинграде. Прорыв румын к мысу Е был для защитников Одессы примерно тем же, чем для сталинградцев — полный выход немцев к Волге. Позиции в Восточном секторе из-за своей близости к гавани являлись ключевыми, так как потеря их могла привести к отсечению Приморской армии от порта и сделать невозможным снабжение и эвакуацию войск.

Неделя боев показала относительную слабость 4-й румынской армии. У противника не хватало сил вести мощное наступление сразу в нескольких оборонительных секторах. В первую очередь для этого не хватало артиллерии. Тяжелые и полевые батареи румын не могли на равных конкурировать с береговыми батареями ООР и артиллерией кораблей ЧФ. Основную массу своей артиллерии противник вынужден был сосредоточивать на направлении главного удара. Непрерывный обстрел порта и частей Восточного сектора, например, осуществлял лишь 11-й тяжелый артиллерийский полк, что в такой ситуации, конечно, было недостаточным. Поэтому действительно мощные удары у румын так и не получилось наносить в нескольких секторах сразу. В результате в течение всей обороны города центр наступательных действий несколько раз смещался из одного сектора в другой. При этом значительно пополнить части, понесшие потери в наступательных боях, румыны тоже не могли.

Поэтому в такой ситуации после прекращения наступательных операций в Восточном секторе оставшиеся в нем 13-я и 15-я румынские дивизии сами оказались в уязвимом положении. Несмотря на то, что румыны максимально укрепили занятые ими позиции, и особенно Фонтанку, дальнейшие события показали, что проявить в обороне стойкость, подобную той, которую проявляли противостоявшие им советские войска, потеряв до половины своей численности, они не смогли, несмотря на высокий профессионализм их кадрового состава.

До самого окончания обороны города румыны так и не смогли больше перейти здесь в значительное наступление. Более того, героическая оборона защитников Восточного сектора, перемоловших здесь значительную часть двух вражеских дивизий, сделала возможным и последующий контрудар, и во многом способствовала успеху высадки Григорьевского десанта.

Не случайно, что и Ставка Верховного Главнокомандования, выделившая в конце концов Одессе свежую дивизию, сделала это целевым назначением, оговорив, что задачей это дивизии является именно исправление положения в Восточном секторе — жизненно важном для обороны города.

Примечания:

1

Население которой на тот момент составляло более 600 тыс. человек.

2

ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 5117, д. 2, лл. 87–188.

17

ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д.32, л. 102.

18

ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 32, л. ЮЗ.

19

ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 16, л. 14.

20

Связанные, по их словам, с намеченным румынами на 10 августа захватом Одессы.

21

ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 32, л. 106.

171

ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 21, л. 13.

172

ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 21, л. 15–16.

173

ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 32, л. 150.

174

ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 21, л. 17, 18.

175

ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 32, л. 153.

176

ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 21, л. 20, 21.

177

ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 32, л. 158.

178

ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 21, лл. 24, 25.

179

ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 21, л. 27, 28.

180

У Пересыпи.

181

ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 32, л. 160.

182

ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 21, л. 31.

183

ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 32, л. 160.

184

ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 21, л. 34, 35.

185

ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 21, л. 38, 39.

186

ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 21, л. 40–41.

187

ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 32, л. 165.

188

ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 32, л. 164.

189

ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 21, л. 45,46.

190

По некоторым донесениям, до одной дивизии.

191

После ранения его командира подполковника Султан-Галиева.

192

Вооруженная 203-мм орудиями.

193

ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 32, л. 166.

194

ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 21, л. 48–50.

195

ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д.21, л. 45, 46.

196

ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 21, л. 57–58.

197

ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 32, л. 169.

198

ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 21, л. 62.

199

ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 21, л. 65–67.

200

ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 32, л. 172.

201

ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 21, л. 72, 73.

202

ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д 32, л. 174.

203

ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 3, л. 35.

204

Так и не прошедший переаттестации и остававшийся комбригом даже в 1942 г., когда уже командовал дивизией.

205

Единственный из пульбатов Тираспольского укрепрайона, не распыленный по частям Приморской армии.

206

Офицер штаба, отвечающий за сбор поступающий информации из сектора и передачу распоряжений в него.

207

В том числе и от окончательного плана эвакуации Одесской ВМБ.

208

Их роль должны были выполнять все эсминцы, тральщики, охотники, сторожевые корабли и торпедные катера, а также самолеты авиации ООР и ЧФ.

209

ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 12, л. 14–20.

210

А Октябрьский, по воспоминаниям контр-адмирала в отставке Деревянко, нетерпимо относился к самому слову «эвакуация».

211

ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 21, л. 77, 78.

212

ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 32, л. 177.

213

ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 21, л. 81–83.

214

ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 21, л. 86.

215

ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 21, л. 90, 91.