• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

Задолго до появления на сцене истории национал-социализма, в Европе и, в частности, Германии, сложилось относительно устойчивое представление о славянских народах, как об этносах, слабо способных к разумному государственному устройству. Все политические успехи Руси и, позднее, России, в соответствии с этой чрезвычайно распространенной и живучей мифологемой, обуславливались наличием в руководящих слоях русского народа «германских» («скандинавских», «нордических» и т. п.) элементов. Собственно последним — в лице варягов — принадлежит и заслуга в образовании русской государственности.

Эта «норманистская» точка зрения, покоящаяся на хрестоматийной фразе из «Повести временных лет» о том, что «русская земля широка и богата, а порядка в ней нет», увы, пустила глубокие корни и в нашем Отечестве, и вплоть до XIX века была фактически господствующей[17].

Начиная со средневековых времен, практически все европейские путешественники, которым довелось посетить наши края, не прошли мимо соблазна указать на «неевропейский», «азиатский» характер Руси-России. Даже австрийский барон Сигизмунд фон Герберштейн (1486–1566), при всей своей благорасположенности к московитам, в своих знаменитых «Записках о Московитских делах» не отошел от этой традиции[18].

С укреплением положения Российской Империи на международной арене снисходительно-покровительственные тона сменились чувством неприкрытой вражды и даже ненависти, смешанной с презрением. Тезис о «дремучей», «варварской» стране, чуждой всякому прогрессу, активно поддерживали и многие русские интеллигенты, предпочитавшие проводить время в «просвещенной» Европе и громогласно сокрушаться о «необустроенности» и «отсталости» родной земли со страниц какого-нибудь лондонского «Колокола».

Неудивительно, что «свидетельства» последних, наряду с застарелыми предрассудками, привели к прочному убеждению очень многих европейцев о том, что народы, населявшие царскую империю, — суть сборище варваров, готовых во имя панславянских идей превратить землю в духовную пустыню, где не будет ничего, кроме рабства (впрочем, почвенически настроенные российские авторы, со своей стороны, также демонизировали Европу и забавлялись изобретением некоего «собственного русского пути»).

В немецком обществе также получила распространение точка зрения, согласно которой славяне определялись как полуазиатские племена; говорилось о несамостоятельности русских, об их неспособности навести в своей стране элементарный порядок, искоренить нечистоплотность и т. д. Впрочем, есть малочисленная категория людей, в основном благородного происхождения и с германскими корнями, сдерживающая напор «азиатских народов». Если кто-то в России еще не утратил связь с Европой, то только образованные слои российского общества. Какова будет их судьба, если наружу вырвется разрушительный «восточноазиатский» поток, предсказать было нетрудно[19].

Опасения этой категории немецких граждан было можно понять, ведь Германию и Россию связывали тесные взаимоотношения. Начиная с Петра I, немецкое присутствие на российских землях было весьма значительным. Интеллигенция и дворянство были представлены, в частности, остзейскими баронами, потомками лифляндского, курляндского, эстляндского и эзельского рыцарства [они были вассалами Тевтонского ордена. — Примем. авт.], верно служивших династии Романовых. Достаточно назвать только несколько имен — Паткуль, Миних, Вейсман фон Вайсенштайн, Крузенштерн, Беллинсгаузен, Багговут, Бистром, Литке, Бенкендорф, Тотлебен, Эссен, Вирен, Врангель, Фелькерзам, фон Плеве, Ренненкампф, фон Унгерн-Штернберг, Келлер…

Немцы внесли немалый вклад в создание регулярной русской армии, в развитие отечественной науки и образования, проявили себя самым лучшим образом во многих других областях. Разумеется, о том, сколько сделали немцы для России, было известно и в самой Германии. Именно поэтому часть немецкого общества серьезно переживала за судьбу России, и, естественно, не хотела, чтобы русские «забывали» о том, кто якобы «помог» им обрести европейский и в некотором роде «цивилизованный» вид…

Можно согласиться с мнением известного немецкого исследователя Карла Шлегеля, который полагает, что «образы, созданные немцами и русскими друг о друге, располагаются между полюсами великих ожиданий и столь же великого страха, притяжения и отторжения, культами русофильства и германофильства и образом врага, созданного пропагандой». Шлегель отмечает, что в XIX веке русские и немцы в своих взаимных оценках «исходили из такой категории, как „душа народа“, и научно исследовали его психологию. В результате получались идеальные типы „русского“ и „немца“. Их лучшие экземпляры населяли литературу в виде управителя Штольца из „Обломова“ Ивана Гончарова, простого солдата Гриши из романа Арнольда Цвейга „Спор об унтере Грише“ или образа мадам Шуша из „Волшебной горы“ Томаса Манна»[20]. Но были и другие — преимущественно коллективные — образы…

В 1848 году в революционном Берлине была напечатана листовка, авторы которой негодовали по поводу предстоящего вторжения русской армии в Европу, чтобы поддержать умирающие монархии. Листовка начиналась словами «Смерть русским!» и рассказывала, к чему следует готовиться немцам: «Эти казаки, башкиры, калмыки, татары и т. д. десятками тысяч горят скотским желанием вновь разграбить Германию и нашу едва рожденную свободу, нашу культуру, наше благосостояние, уничтожить, опустошить наши поля и кладовые, убить наших братьев, обесчестить наших матерей и сестер и с помощью тайной полиции и кнута уничтожить любой след свободы, человечности и честности». В конце агитки отмечалось, что среди «русских солдатских орд» культивируются идеи «ниспосланного» Богом панславизма, а император Николай I решил крепко покарать Германию и, таким образом, исполнить волю Господню[21].

Как видно из листовки, в глазах революционеров русские, как народ, ассоциировались с представителями кочевых племен, сохранивших дикие обычаи и нравы. Стараниями пропагандистов народы, населявшие Россию, слились в некое единое целое, которое было проще простого объединить под именем титульной нации.

Разумеется, устойчивый имидж России как «жандарма Европы» не для всех европейцев носил отрицательные коннотации. Представители знати и добропорядочные бюргеры различных германских государств и земель видели в русском царе спасителя от революционных беспорядков и анархии. Так, министр-президент Баварского королевства фон дер Пфордтен в 1851 году в разговоре с русским академиком Якоби заявлял: «При остром кризисе, который мы переживаем, мы обращаем наши взоры на Север [подразумевается Санкт-Петербург. — Примеч. авт.], где нашим глазам представляется единственный во всей истории пример неизмеримой материальной силы, поддерживаемой еще более великой моральной силой, восхитительным разумом и истинно христианской умеренностью. Провиденциальная миссия вашего великодушного императора стала для нас более ясной, чем когда-либо: в нем лежит будущее всего света»[22].

Многие немецкие традиционалисты, такие как философ Франц фон Баадер (1765–1841), возлагали на царскую Россию особые надежды, основывая их на сохранении здесь того «религиозного инстинкта», который в Западной Европе заглох под влиянием антирелигиозного просвещения[23]. Фридрих Ницше также видел в России «единственную державу, у которой есть еще время, которая может ждать, еще что-то обещать». Ему казалось, что «способность к воображению и к напряжению воли в наибольшей и неиспользованной мере присутствует у славян»[24].

Конечно, не все разделяли это восторженное отношение. Когда началась Крымская война, Сергей Аксаков писал сыну: «Какая злоба, какое предательство и неблагодарность в целой Европе против нас! Александр I спас от раздела Пруссию, а Николай I спас от падения Австрию. В Пруссии единогласно все были против нас, кроме короля, а в Австрии — кроме императора, Радецкого и Шлиха»[25]. Однако взаимные симпатии русских и немцев (преимущественно из среды дворянства и интеллигенции) вовсе не испарились полностью. Известно, что в 1870 году, когда началась Франко-Прусская война, Иван Тургенев заявил: «Сейчас я — немец»[26].

Впрочем, в дальнейшем стараниями всевозможных публицистов в Германии все больше и больше культивировались страхи перед славянской и, в частности, русской «угрозой». К. Шлегель констатирует, что «уже в пору Отто фон Бисмарка обозначилось опасное взаимное отчуждение русской и германской империй, которое на фронтах Первой мировой войны превратилось в противостояние. В силу этого в Германии лишилась основы переходившая из поколение в поколение консервативная русофилия, а в России — казавшаяся естественной ориентация на Германию»[27].

В дневнике прибалтийского немецкого писателя Виктора фон Хена (1867) встречается такой пассаж: «Казаки придут на своих лошадях с плетками и пиками и всех затопчут. У них нет никаких потребностей, они мастера разрушений, ведь у них нет сердца, и они бесчувственны. И вместо убитых сотен тысяч придут другие сотни тысяч, ведь они как саранча. И опять может предстоять решающая битва при Халене, об исходе которой никто не знает. Все это уже было. Монголы, пришедшие из глубины Востока, застряли в Силезии, славяне запросто могут остановиться у Атлантического океана. Пока их уничтожает только алкоголь, который в данных обстоятельствах может стать благодетелем для человечества»[28].

Данная цитата весьма показательна, она позволяет увидеть, какие стереотипы волновали сознание радикальных немецких шовинистов в то время. Как показывает отрывок из дневника, славяне — это несметное, брутальное племя, склонное к деструкции и не отягощенное моралью. Столь дерзкая оценка дополняется аллюзией, ставящей вневременный знак равенства между монголами и славянами. Нельзя также считать субъективным нюансом образ казаков, с которым автор, вероятно, связывал понятие о некоем «славянском авангарде», готовом ворваться в Европу и втоптать все живое в землю. Для В. фон Хена казаки — уже устоявшийся символ, олицетворяющий собой всеобщий кошмар, настоящий «азиатский апокалипсис».

Не менее резкие утверждения можно найти в политических требованиях генерала Фридриха фон Бернарди о завоевании русских прибалтийских губерний (1892). В своей анонимной брошюре «Videant consules» он не вел речь о том, насколько ужасны славяне, казаки или кого-либо еще, а говорил о целенаправленной борьбе против России, об установлении немецкого контроля над Балтийским морем. На фоне таких противников Германии, как французы, русские, по мнению фон Бернарди, являются национальными врагами немцев. Антирусскую позицию, подчеркивал генерал, ни в коем случае нельзя считать «следствием сиюминутного политического положения. Напротив, сегодняшняя политическая ситуация… подводит нас непосредственно к войне, которая станет необходимым выражением состояния, имеющего глубокие корни»[29].

В годы Первой мировой войны образ русского человека с легкой руки кайзеровских пропагандистов был превращен в «контрастного» индивида, заключающего в себе неразрешимое противоречие. Это противоречие живет в нем за счет непостижимого соединения меланхолии, славянского благодушия и жуткой кровожадности, унаследованной от «азиатских кочевников». Формирование такого типа людей было, по мысли авторов мифа, связано с тремя причинами: влиянием татарского ига, деспотичной формой правления в России и крепостным правом. Естественно, выходом для русских из «дремучего состояния» могло быть только покорение их страны немцами, знающими толк в том, как организовывать жизнь государства и его подданных.

Весьма показательную позицию заняли германские социал-демократы, в августе 1914 года поддержавшие военную политику имперского руководства. Гуго Гаазе, председатель фракции СДПГ в рейхстаге, заявил, что «для нашего народа и его свободного будущего… многое, если не все, поставлено на карту в случае победы русского деспотизма, запятнавшего себя кровью лучших представителей собственного народа»[30].

Таким образом, Российская Империя, как и несколько десятилетий назад, обвинялась в деспотизме и азиатском варварстве. Через обвинение русских в нежелании навести порядок в собственном государстве многие авторы внушали мысль о высшем предназначении германской нации для России, о колониальной миссии, несущей кардинальные преобразования.

Несмотря на то что во время Первой мировой войны Германия была противником России, в первые же годы после революции 1917 года в Рейх хлынул необычайно мощный поток русских беженцев. В начале 1920-х годов здесь обосновалось около полумиллиона изгнанников из «страны социализма»[31].

Германию в качестве своей второй родины выбирали в основном люди правых взглядов, многие из которых исповедовали радикальную борьбу с большевизмом, не брезгуя никакими средствами. Историк Михаил Назаров в этой связи пишет, что «часть правой эмиграции, помня о поведении правительств Антанты в Гражданской войне, не связывала с ними надежд на помощь… Правые русские эмигранты придавали большое значение укреплению национальных немецких сил, желая, чтобы они превратились либо во влиятельную оппозицию, либо сами переняли бы правительство»[32].

Те, кто придерживался более умеренных позиций — либералы, «непротивленцы» и т. п., — со временем предпочитали переместиться во Францию и Соединенные Штаты. Эта своеобразная самофильтрация русского эмигрантского сообщества достигла своего апогея после прихода нацистов к власти, а концу 1930-х годов в Третьем рейхе оставались почти исключительно те политически активные русские изгнанники, кто был вполне лоялен гитлеровскому режиму и разделял идею «крестового похода против большевизма».

Надо сказать, что русские эмигранты не нашли особенного участия к своей судьбе со стороны приютивших их немцев. Правые круги протестовали против чрезмерного — в условиях экономического кризиса, инфляции и безработицы — количества «приезжих с Востока», левые силы — видели в русских беженцах представителей враждебных классов (осенью 1922 года коммунисты на страницах своей газеты «Роте фане» открыто возмущались фактом наличия в Германии «высланной из России контрреволюционной интеллигенции», задаваясь вопросом, «как эти официальные связи с белогвардейцами согласуются с договором в Рапалло?»[33]). Позицию германских властей также сложно назвать дружественной: фактически речь шла о планомерном выдавливании эмигрантов с использованием всех находившихся в арсенале немецких чиновников бюрократических возможностей[34].

Все это совмещалось с устоявшимися пропагандистскими штампами, рисующими «восточные народы» в мрачных и презрительных тонах. В одном из школьных учебников Веймарской республики (1925) было написано: «Русский дух как таковой, видимо, не приспособлен к творческой созидательной деятельности; почти всем, что создано Россией во внешних и внутренних делах, она обязана немцам, состоявшим на русской службе, или прибалтийским немцам»[35].

Нельзя утверждать, что подобное отношение к русским господствовало повсеместно. Было немало немецких публицистов и ораторов (многие из них были сами выходцами из России или беженцами из «советского рая»), которые — по крайней мере внешне — проявляли сочувствие к покоренным большевизмом народам. Были и те, кто всерьез пытался усмотреть в новой России «свет с Востока», причем среди таковых находились не одни только коммунисты, но и критично настроенные по отношению к «ветхой» Европе консервативно-революционные мыслители… Освальд Шпенглер уже в 1919 году высказал мысль о том, что «русские вообще не являются народом, таким, как немецкий или английский; они содержат в себе возможность многих народов будущего, так же как германцы эпохи Каролингов… Русская душа является обещанием грядущей культуры»[36].

Интересно, что в ранний период деятельности (до 1923 года) Национал-социалистической немецкой рабочей партии (Nationalsozialistische Deutsche Arbeiterpartei — НСДАП) ее лидеры, идеологи и пропагандисты публично сочувствовали русским, видя в них «заложников мирового еврейства». В тексте одного из плакатов, приглашавшего на массовый митинг НСДАП, говорилось: «Мы, германские национал-социалисты, требуем, чтобы русскому народу была оказана помощь, но не путем поддержки его нынешнего правительства, а путем устранения его нынешних губителей. Кто сегодня жертвует для России, дает не для русского рабочего, а для его грабителя — еврейского комиссара»[37].

13 августа 1920 года Гитлер заявил, что во время октябрьского переворота погибло 300 тысяч русских, но ни одного еврея, и большевистская верхушка на 90 % состоит из евреев. 28 июля 1922 года вождь нацистов сказал, что в России 30 миллионов человек замучено до смерти, казнено в застенках или умерло от голода. Эти жертвы не последние: если начнется большевизация Германии, то гибель немецкой культуры и государства неизбежны; лучшее доказательство этому — судьба России[38].

В другом своем выступлении того же периода фюрер вещал: «В удивительном сотрудничестве демократия и марксизм сумели разжечь между немцами и русскими совершенно безрассудную, непонятную вражду; первоначально же оба народа относились друг к другу благожелательно. Кто мог быть заинтересован в таком подстрекательстве и науськивании? Евреи». Гитлер позволил себе даже следующую, полную негодования, сентенцию: «Да, Бебель, который не соглашался дать проклятому милитаризму ни единого солдата, ни единого гроша для защиты против Франции, — этот Бебель заявил: когда дело дойдет до войны с Россией, я сам вскину на плечо ружье»[39].

Подобные трактовки легко объясняются фактом довольно широкого присутствия в рядах первых национал-социалистов эмигрантов из России. Многие из них происходили из среды аристократов, армейских офицеров, политических деятелей, многие воевали в составе белых армий или под знаменами Добровольческого корпуса генерал-майора графа Рюдигера фон дер Гольца в Прибалтике. Потеряв семьи, имущество и Родину, они были охвачены идеей, что революцию в России устроили евреи и азиаты и вот-вот то же самое случится в Западной Европе.

Существенную роль в формировании идеологии НСДАП в 1919–1923 годы играли русские эмигранты, в частности, прибалтийские немцы. Как пишет К. Шлегель, «в результате образования самостоятельных Балтийских государств и проведенных в них демократических земельных реформ они потеряли свой жизненный базис и переселились в Германскую империю. Эта группа была не столь уж многочисленной, но благодаря своим влиятельным позициям в таких крупных балтийских городах, как Рига, Либава (Лиепая), Динабург (Двинск, он же Даугавпилс), Пярну, Ревель (Таллин) и Нарва, она имела необычайно сильное культурное влияние и обширные связи»[40].

Российские немцы, одинаково хорошо владевшие русским и немецким языками, образовали очень прочное промежуточное звено между правым флангом русской диаспоры и нацистами. Хотя среди них было немало людей, сохранивших преданность дому Романовых (к примеру, земляк Альфреда Розенберга Отто фон Курзель, уже будучи членом НСДАП, основал в Мюнхене «Русский монархический союз»[41]), большая часть со временем начала видеть в себе, как пишет исследователь Джон Стефан, «восточный бастион тевтонской цивилизации, форпост Deutschtum», то есть германизма[42].

Под влиянием русских эмигрантов — бывших «черносотенцев» — в нацистской партии в моду вошли выражения «еврейский большевизм» и «советская Иудея», и вскоре центральным пунктом национал-социалистического образа врага стал стереотип «еврейского большевизма», победившего в России в 1917 году, угрожавшего Германии в ноябре 1918 года и теперь стремившегося к господству над всем миром.

Автор классического исследования по ранней истории нацизма Конрад Гейден отмечал, что российские белоэмигранты, вставшие под знамена со свастикой, «очень желали вовлечь Германию в кампанию борьбы против Ленина… Было бы преувеличением назвать начинающуюся отныне внешнюю политику национал-социализма царистской. Но фактически ее духовные истоки находятся в царской России, в России черносотенцев и „Союза русского народа“. Вынужденные эмигрировать из России и скитаться на чужбине, эти слои приносят в Среднюю и Западную Европу свои представления, свои мечты и свою ненависть. Мрачное, кровавое русское юдофобство пропитывает более благодушный немецкий антисемитизм»[43].

В итоге «старое русское юдофобство» стало исходным пунктом германского национал-социализма в области его внешней политики, а русские эмигранты активно публиковались в центральной партийной газете — «Фелькишер Беобахтер» («Volkischer Beobachter», «Народный наблюдатель») и выступали на нацистских собраниях[44]. По одной из версий, и саму газету «Фелькишер Беобахтер» нацисты купили частично на деньги русских монархистов[45]. Альфред Розенберг в своих воспоминаниях также пишет о том, что «наиболее состоятельная финансовая поддержка оказывалась партии русскими белоэмигрантами, которые любой ценой хотели добиться выхода своей антисоветской пропаганде». Одним из основных спонсоров «Фелькишер Беобахтер» Розенберг называет генерала В.В. Бискупского[46].

Деятельность так называемого «русского» (или «русско-балтийского») сектора в нацистской партии, как правило, связывают с именем Макса Эрвина фон Шейбнер-Рихтера. Он родился 21 января 1884 года в Риге, в семье композитора и дирижера Карла-Фридриха Рихтера. В составе отрядов самообороны Макс Рихтер участвовал в подавлении революционных выступлений в 1905–1907 годах. После женитьбы на Матильде фон Шейбнер (и приобретения дворянской двойной фамилии) он в декабре 1910 года переехал в Мюнхен, где стал дипломированным инженером. Здесь к этому времени уже сформировалось ядро «русско-балтийской группы», которая позднее почти в полном составе вступила в НСДАП. В 1914 году Шейбнер-Рихтер поступил добровольцем в баварский полк легкой кавалерии, однако вскоре был отправлен в Турцию в качестве уполномоченного министерства иностранных дел. В декабре 1917 года его назначили офицером разведки при главнокомандующем Восточным фронтом в Прибалтике. Он активно участвовал в борьбе с большевиками, а в 1919 году вернулся в столицу Баварии, где через А. Розенберга установил контакты с русскими эмигрантами.

В ноябре 1920 года Шейбнер-Рихтер вступил в НСДАП и быстро вошел в ближайший круг Адольфа Гитлера. Одновременно он организовал русско-германское общество «Возрождение» («Aufbau»), целью которого стало объединение русских и украинских правых эмигрантов с германскими националистами. В списках общества тогда значились такие заметные фигуры русской эмиграции, как П.О. Гусаков, герцог Г.Н. Лихтенбергский и барон Кеппен. Несколько членов «Aufbau» потом служили Третьему рейху: Альфред Розенберг, Арно Шикеданц, генерал-майор Василий Бискупский, Петр Шабельский-Борк, полковник Иван Полтавец-Остраница[47]. Средства для партийной деятельности (как для «Aufbau», так и для НСДАП) Шейбнер-Рихтер умело добывал у эмигрировавших в Германию членов российской императорской фамилии[48]. Кроме того, он завел многочисленные связи среди промышленников, с королевским домом Виттельсбахов и церковными иерархами. В круг его друзей входили стальной магнат Фриц Тиссен, герой Танненберга генерал Эрих Людендорф.

В издаваемом обществом журнале постоянно подчеркивалось, что будущее немецкого народа — «в совместных действиях с Востоком, прежде всего с Россией», а врагами немецкого и всех «национально чувствующих народов» назывались «еврейско-интернациональная пресса» и особенно «интернациональный марксизм»[49]. Шейбнер-Рихтер писал, что «народы начинают понимать, где их враг, они видят, что под лозунгом извращенного, ложно понятого национализма они уничтожали друг друга в угоду общему врагу»[50].

В конце мая 1921 года под эгидой «Aufbau» фон Шейбнер-Рихтер организовал в Бад-Рейхенхалле съезд русских и украинских националистов. Со всей Европы в это баварское курортное местечко съехались делегаты, принявшие резолюцию о совместной борьбе против коммунистов, евреев и масонов. Важным итогом съезда стало также избрание Высшего монархического совета во главе с Николаем Евгеньевичем Марковым (1866–1945) — одним из самых известных лидеров «Черной сотни», депутатом Государственной Думы и антисемитским публицистом. Забегая вперед, отметим, что Марков будет активным сподвижником нацистов и участником громких пропагандистских антисемитских акций. Ему принадлежит следующая показательная сентенция: «По духу русское движение было аналогично национал-социализму и внесло неоценимый вклад в его зарождение и развитие»[51].

«К 1923 году, — отмечает историк Константин Семенов, — установились достаточно прочные связи между русским очагом в Кобурге — двором Великого князя Кирилла Владимировича — и НСДАП. Многие эмигранты посещали митинги последней, небезосновательно полагая, что „коричневое“ движение способно справиться с коммунизмом. Это стало причиной для участия ряда эмигрантов в „Пивном путче“ в ноябре 1923 года. Связующим звеном между нацистами и эмигрантами был Макс Эрвин фон Шейбнер-Рихтер»[52]. Немецкий историк Иоахим Фест пишет, что влияние фон Шейбнер-Рихтера «на Гитлера было огромным, и он был единственным из сподвижников Гитлера, погибших 9 ноября 1923 года у Фельдхеррнхалле, кого тот считал незаменимым»[53].

Шейбнер-Рихтер прямо или косвенно поспособствовал карьерному росту (в рамках НСДАП) целого ряда русских немцев. Пожалуй, наиболее загадочной фигурой среди них является Григорий (Грегор) Шварц-Бостунич — необычайно плодотворный антисемитский и антимасонский автор, который пользовался почти безграничным доверием рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера, и к 1944 году сумел дослужиться до штандартенфюрера СС[54].

Он родился 19 ноября 1883 года в Киеве в семье сотрудника полиции Вильгельма Бертольда Шварца (выходца из старинного рижского аристократического рода) и Ольги Бастуновой-Бостунич (ее отец был обрусевшим сербом, а мать, урожденная Риглер, происходила из Баварии)[55].

Задолго до революции Бостунич увлекся изучением теософии, оккультизма и астрологии, будучи при этом не чуждым и идеям черносотенных кругов. Он не принял ни Февральскую, ни Октябрьскую революции. В своих статьях и книгах Бостунич изображал большевизм как апокалиптическое явление и «выступление темных сатанинских сил». В 1920 году ему пришлось эмигрировать в Константинополь, откуда он перебрался сперва в Болгарию, затем — в Югославию, а в августе 1922 года — в Мюнхен. Все это время Григорий Бостунич выступал с антибольшевистскими лекциями, в которых уделял большое внимание «Протоколам сионских мудрецов» и разоблачению франкмасонства.

В Баварии Бостунич сошелся с Шейбнер-Рихтером, стал сотрудничать в ряде русских монархических изданий, но в конечном итоге, заявив о своем германском происхождении, примкнул к нацистской партии, на митингах которой он впоследствии неоднократно выступал в качестве оратора. В 1924 году Бостунич познакомился с Генрихом Гиммлером. В начале 1925 года он женился на медсестре, фанатичной нацистке Фриде Вольф. Его книги («Масонство и русская революция», «Еврейский империализм» и т. п.) пользовались неизменным успехом у националистически настроенной публики и выдержали множество изданий. В 1920-е годы он также сошелся с представителями «народнического» крыла НСДАП, в частности с нацистским гауляйтером Тюрингии Артуром Динтером, впоследствии исключенным из партии по приказу Гитлера за «сектантскую деятельность»[56]. Под влиянием «народников» Шварц-Бостунич «проникся» теорией Ганса Гербигера о «вечном льде», а также написал ряд сомнительных опусов, вроде «Евреи и женщина. Теория и практика еврейского вампиризма, эксплуатации домашнего и народного хозяйства» (опубликована в Берлине в 1939 году).

Известно, что Г. Гиммлер, будучи главой Охранных Отрядов, в течение некоторого времени (приблизительно до середины 1930-х годов) оказывал покровительство представителям «народнических» кругов. Неудивительно, что и Шварц-Бостунич сумел найти приют в «Черном ордене». В апреле 1935 года он получил чин гауптштурмфюрера СС, был назначен начальником 1 отдела (масонство) V управления службы безопасности (СД) и куратором «Музея масонства» в Берлине[57].

Через шесть месяцев Шварц-Бостунич был вынужден оставить свой пост по указанию шефа СД Рейнхарда Гейдриха, формально сославшегося на слабое здоровье «специалиста по масонству» (он был переведен в резервное подразделение «Ост» Общих СС в Берлине). На самом деле Гейдрих всегда был против покровительственного отношения Гиммлера в отношении Бостунича и не упускал возможности, чтобы подсунуть своему шефу аналитические материалы с разоблачением псевдонаучной деятельности «профессора». 19 июня 1941 года он информировал рейхсфюрера о том, что одна из работ Шварца-Бостунича представляет собой «бессистемную публикацию списка масонских преступников», перемежающуюся «скандалами и сенсациями». Из этого Гейдрих делает вывод о том, что Шварц-Бостунич «не может быть никаким фюрером СС» и в «политическом отношении не представляет из себя ничего иного, кроме как жалкого невежду».

Однако до этого — 12 октября 1935 года — Шварц-Бостунич был произведен в штурмбаннфюреры СС, а 30 января 1937 года — в оберштурмбаннфюреры СС. Вплоть до указанного рапорта Гейдриха он все еще продолжал выступать с лекциями, однако 26 сентября 1941 года получил от Гиммлера письмо, в котором рейхсфюрер с подчеркнутой вежливостью указывал: «Прошу вас правильно меня понять, но ваша лекторская и публицистическая деятельность в будущем может быть разрешена лишь после того, как я ознакомлюсь с ее содержанием и получу о ней полное представление».

Вся дальнейшая деятельность Шварца-Бостунича свелась в основном к написанию доносов в гестапо с жалобами на «саботаж чиновников». В феврале 1944 года он перебрался в Силезию. Видимо, из сострадания, Гиммлер дал указание приписать его к штабу XXI округа Общих СС, а 4 ноября 1944 года Шварц-Бостунич получил свой последний чин — штандартенфюрера СС. При приближении советских войск он выехал на Запад и сдался в плен американцам. Последнее упоминание о нем датируется маем 1946 года: его имя числилось в списке немецких военных преступников — офицеров войск СС, составленном Главным штабом американских войск в Германии.

Большим влиянием в НСДАП пользовался еще один российский эмигрант — Альфред Розенберг, небезуспешно претендовавший в партии на роль «главного идеолога» (а позже — «главного философа Рейха»). Он родился 12 января 1893 года в Ревеле в семье руководителя местного отделения Германской коммерческой палаты, осенью 1910 года поступил в Высшее техническое училище, которое в 1915 году из-за военного положения было переведено в Москву. Здесь Розенберг в начале 1918 года сдал государственный экзамен по архитектуре. Лично пережив кошмар большевистской революции, молодой прибалт принял решение эмигрировать в Германию через оккупированный германскими войсками Ревель.

Между прочим заметим, что факты биографии А. Розенберга были курьезным образом искажены известным журналистом С. Веревкиным («Бывший… русский офицер, участник Гражданской войны в России… Александр Васильевич Розенберг»[58]). На самом деле Розенберг никогда не служил в армии. В своих мемуарах он вспоминает, как хотел стать немецким солдатом после оккупации Ревеля германскими войсками: «Я отправился в комендатуру, чтобы спросить, когда можно записаться добровольцем. Несмотря на мое искреннее желание, мне было отказано, поскольку я жил на оккупированной территории»[59].

В конце 1918 года Розенберг прибыл в Мюнхен, где, познакомившись с Дитрихом Эккартом, вступил в знаменитое «Общество Туле» (в воспоминаниях Розенберг охарактеризовал эту организацию так: «Туле была одной из тех, которые отстаивали концепцию арийской расы, и их собрания посещали не только Дитрих Эккарт и Рудольф Гесс, но также и большинство антисемитски настроенных русских белоэмигрантов»[60]), а затем — в Немецкую рабочую партию, из которой затем сформировалась НСДАП.

Историк Йоганнес Баур утверждает, что «в первые послевоенные годы образ России еще не был у Розенберга столь однозначно русофобским, как в позднейших его сочинениях». Уже в самых ранних своих публикациях (например, сочинение «Еврей» относится к июлю 1918 года) Розенберг отождествлял большевиков с евреями, целью которых была «гибель России как государства», при этом «сотни тысяч лучших русских людей, стремившихся защитить свое Отечество… пали под пулями этих палачей»[61]. Розенберг вполне допускал равноправное сотрудничество с русскими националистами в борьбе против общих врагов — «еврейства» и большевизма. Более того, в «Фелькишер Беобахтер» он пророчествовал: «Придет время, когда… будет французская национал-социалистическая рабочая партия, английская, русская и итальянская»[62].

Розенбергу импонировали русские эмигрантские газеты, где Гитлера часто сравнивали с Петром Великим, и он позитивно оценивал труд «черносотенцев» по «изобличению» еврейства. Большевистская революция, писал он, была чуждым русской природе феноменом; она была восстанием «потомков монголов против нордических форм культуры», и потому была «стремлением к степи, ненавистью кочевников против корней личности», означала попытку вообще отбросить Европу[63].

Вплоть до 1923 года Розенберг поддерживал тесные отношения со своими товарищами по несчастью из числа русских эмигрантов. Совместно с основателем «Русского монархического союза» О. фон Курзелем в 1921 году он опубликовал стотысячным тиражом антисемитскую брошюру «Могильщики России» (в издании принимал участие также Дитрих Эккарт). Плодотворными можно назвать и его контакты с бывшим «черносотенцем», полковником русской императорской армии Федором Викторовичем Винбергом (1868–1927), проповедовавшим со страниц своих изданий — газеты «Призыв» и журнала «Луч света» — объединение «усилий православной и католической церквей для противостояния еврейско-масонским силам как антихристианским» (в журнале «Луч света» публиковался, в частности, Г.В. Шварц-Бостунич) [64]. Винберг входил в состав неформальной организации, занимавшейся активной пропагандой одного из источников разжигания ненависти к евреям — «Протоколов сионских мудрецов», которые потрясли немецкое общество и руководство НСДАП. Ближайшие соратники Винберга — будущие русские нацисты Сергей Владимирович Таборицкий и Петр Николаевич Шабельский-Борк — стали известными после покушения на либерального деятеля П.Н. Милюкова в марте 1922 года (жертвой этого акта стал отец известного писателя В.Д. Набоков[65]). Некоторые исследователи утверждают, что именно Винберг «помог» нацистам своими сентенциями о том, что «евреев может остановить только физическое уничтожение»[66].

После 1923 года во взглядах Розенберга произошло известное изменение, общее также для Гитлера и других теоретиков партии: Россия из потенциального союзника превратилась во внешнеполитического противника. Со стабилизацией советской власти стало излишним отделять друг от друга правителей и представителей национальной интеллигенции, участвовавших в Гражданской войне и оказавшихся в эмиграции. Если до 1922–1923 годов русская революция интерпретировалась, прежде всего, как продукт «еврейско-большевистского заговора», то позднее ответственность за такой ход истории возлагалась… на «расовые дефекты» самого русского народа[67].

Так, в публикации «Советская Иудея» (в журнале «Мировая борьба», № 2, июль 1924 года) Розенберг утверждал: «В том, что в России были сожжены тысячи имений, что сотни тысяч людей были казнены и вырезаны в бессмысленном порыве разрушения, видно лишь истинно русское начало». В подтверждение этого своего вывода он ссылается на соответствующие примеры и образы из русской литературы (упоминается «Капитанская дочка» А.С. Пушкина, «Идиот» Ф.М. Достоевского, «От двуглавого орла к красному знамени» П.Н. Краснова): «Если я думаю о русской революции, то первое, что мне приходит на ум — так это эпизод из „Идиота“, когда русский из зависти к чужим серебряным часам, без какого-либо морального сомнения закалывает их владельца словно скотину, не забывая перед этим рьяно перекреститься».

Впрочем, Розенберг все еще искренне сочувствует главной жертве революции — национальной интеллигенции: «В течение 1918 года все более или менее зрячие увидели, как спала маска большевистского сфинкса, и выяснилось, что большевизм не был и не является борьбой за социальную идею. Это политическая борьба евреев всех стран против национальной интеллигенции всех народов, чтобы с помощью натравленных против нее низших слоев народа уничтожить ее и на ее место поставить евреев или зависимые от них создания»[68].

Постепенно Розенберг начал приходить к мысли о необходимости расчленения СССР по национальному признаку и замене его мозаикой подчиненных Германии марионеточных государств. В 1927 году в Мюнхене была опубликована его брошюра «Будущий путь германской внешней политики», где он призывал руководство Веймарской республики всемерно поддерживать сепаратистские настроения в Советском Союзе. Он рассчитывал на поддержку нерусских народов в борьбе против русских, уже тогда «проповедуя» идею «санитарного кордона» для изоляции «Московии» от внешнего мира[69]. Отсюда становится ясно, почему во время войны, являясь главной министерства занятых восточных территорий («Reichsministerium fur die besetzen Ostgebiete»), он одобрял сепаратистские устремления украинцев и представителей других наций Советского Союза.

В своем главном сочинении — «Миф XX века» (1930) — Розенберг посвящает характеристике русской души целую главу. Вновь ссылаясь на Достоевского (именуя того «увеличительным стеклом русской души», через личность которого «можно понять всю Россию в ее трудном для объяснения многообразии»), «главный партийный философ» подчеркивает, что «существует абсолютно исконная потребность русского человека в его стремлении к страданию, в беспрерывном страдании… во всем, даже в радости»[70].

Розенберг полагает, что «русский — единственный в мире, кто не внес ни одной идеи в множество человеческих идей, и все, что он получил от прогресса, было им искажено. Русский хоть и движется, но по кривой линии, которая не ведет к цели, и он подобен маленькому ребенку, который не умеет думать правильно»[71].

Хотя автор и признает, что «Россия — это страна, которая сохранила в своей груди истинный образ Христа, предполагая однажды, когда народы Запада собьются с пути, вывести их на новый справедливый путь», причиной этого называется лишь «мучительное стремление подарить миру нечто самостоятельное».

Итоговый вывод печален: «В 1917 году с „русским человеком“ было покончено. Он распался на две части. Нордическая русская кровь проиграла войну, восточно-монгольская мощно поднялась, собрала китайцев и народы пустынь; евреи, армяне прорвались к руководству, и калмыко-татарин Ленин стал правителем. Демонизм этой крови инстинктивно направлен против всего, что еще внешне действовало смело, выглядело по-мужски нордически, как живой укор по отношению к человеку, которого Лотар Штоддард правильно назвал „недочеловеком“… Смердяков управляет Россией. Большевизм у власти мог оказаться в качестве следствия только внутри народного тела, больного в расовом и душевном плане»[72].

Справедливости ради, стоит отметить, что изначальное «русофильство» нет-нет, да и проявлялось у Розенберга и в последующие годы. Так, в письме к генералу Василию Бискупскому (своему приятелю в начале 1920-х годов) от 30 декабря 1931 года он заявлял, что «знал в России многих прекрасных людей» и «оглядывается в прошлое лишь с самой большой симпатией к ним и ко многому в русской жизни»[73].

Тем не менее к этому времени новый вектор партийной политики был определен, свидетельством чему стало появление в труде лидера НСДАП «Майн Кампф» расхожего утверждения о неспособности русских к государственному управлению. После смерти Шейбнера-Рихтера связи нацистской верхушки с русскими монархистами оказались прерваны, поэтому Гитлер мог без оглядки на чье-либо стороннее мнение писать: «Выдав Россию в руки большевизма, судьба лишила русский народ той интеллигенции, на которой до сих пор держалось ее государственное существование и которая одна только служила залогом известной прочности государства. Не государственные дарования славянства дали силу и крепость русскому государству. Всем этим Россия обязана была германским элементам — превосходнейший пример той громадной государственной роли, которую способны играть германские элементы, действуя внутри более низкой расы… В течение столетий Россия жила за счет именно германского ядра в ее высших слоях населения. Теперь это ядро истреблено полностью и до конца. Место германцев заняли евреи»[74].

Тем не менее деятельность нацистской партии продолжала положительно восприниматься радикально настроенной частью русской эмиграции, не желавших видеть в сентенциях идеологов НСДАП какого-либо оскорбления и унижения своего национального достоинства.

Несмотря на то что взгляды руководства партии на русскую проблему изменились, а близкое русско-немецкое сотрудничество в рамках НСДАП фактически сошло на нет, контакты по отдельным направлениям продолжались.

Так, с 1924 года активно действовало полувоенное формирование — «Русский вспомогательный отряд» («Russische Hilfstruppe»), имевший связи с НСДАП и регулярно участвовавший в занятиях Штурмовых отрядов (СА) — в местечке Ценден, примерно в 80 км к северо-востоку от Берлина, на территории обширного поместья бранденбургского юнкера Вильгельма фон Флоттова. В отряд входили ветераны армии генерал-майора Павла Бермондта-Авалова и русская эмигрантская молодежь. Члены русского отряда собирались в одной из пивных на Гайзбергштрассе. В 1928 году их формирование влилось в состав подразделений СА в Берлине-Шенеберге[75].

Никогда не порывал с нацистами уже неоднократно упомянутый генерал-майор Василий Викторович Бискупский[76]. После провала «Пивного путча» 9 ноября 1923 года он, по утверждению некоторых исследователей, укрывал у себя на квартире Адольфа Гитлера[77]. Несмотря на смерть фон Шейбнер-Рихтера, Бискупский старался не потерять контактов с нацистами. Он приветствовал триумф НСДАП в январе 1933 года и направился в Берлин, где встречался с различными партийными деятелями, занимавшими высокое положение. В апреле 1933 года генерал добился аудиенции у главы внешнеполитического ведомства НСДАП («Fussenpolitisches Amt der NSDAP»), «старого друга», — Розенберга, и предложил ему преобразовать министерство иностранных дел в более мощную структуру, способную стать противовесом Третьему интернационалу. Кроме того, он предложил Розенбергу организовать при НСДАП «русский отдел», построенный по принципу «конспиративной ячейки». Но здесь Бискупского ожидало фиаско[78].

Не унывая, он в конце 1933 года установил связь с рейхсфюрером СС Генрихом Гиммлером и отправил ему информацию о деятельности русских эмигрантов. В 1935 году он подготовил для СС сообщение о движении монархистов, начиная с 1920 года, включив в него всю информацию о степени их политической активности. Это сообщение произвело впечатление на рейхсфюрера СС и его окружение[79].

В мае 1936 года Бискупский при поддержке СС и Министерства пропаганды был назначен главой имперского координационного агентства по делам эмигрантов — Бюро русских беженцев («Vertrauenstelle fur Russische Fluchtinge»). Основанием для создания бюро послужила необходимость пресечь постоянные споры между различными эмигрантскими группировками и в интересах сохранения порядка и безопасности в обществе устранить этот источник нестабильности. В задачу бюро входил организационный учет, контроль и обслуживание всех проживавших в Германии русских эмигрантов. Ближайшими сотрудниками Бискупского стали убийцы В.Д. Набокова — П.Н. Шабельский-Борк (он стал секретарем управления) и С.В. Таборицкий (занял должность главы молодежного отдела)

Усилия, предпринимаемые В.В. Бискупским, были направлены на то, чтобы объединить русские группы эмигрантов вокруг его ведомства и укрепить, таким образом, его авторитет и положение в Германии, в ее властных структурах, а также среди выходцев из России; он вел активную политическую жизнь, питая надежду, что когда-нибудь избранная им форма коллаборационизма принесет пользу русскому народу — поможет с помощью немцев изменить политическую систему в СССР. Немецкая исследовательница Беттина Доденхофт замечает в этой связи, что «в СС были положительно оценены предложенные Бискупским планы воссоздания России»[80]. Однако едва ли эти планы имели под собой какую-то реальную почву. В любом случае, известно, что с началом войны ведомство Бискупского активно сотрудничало с СС и абвером на ниве привлечения для нужд германской армии (и, в частности, разведки) эмигрантов в качестве переводчиков и агентов[81].

Рупором нацистской идеологии в среде русских эмигрантов в Германии была издававшаяся в Берлине с июля 1933 года газета «Новое слово». Ее редактор — Владимир Михайлович Деспотули (1895–1977) пользовался покровительством Розенберга и, по слухам, имел тесные связи с СС (отсюда его прозвище — Гестапули)[82].

Надо сказать, что в первые годы после прихода нацистов к власти положительные чувства к Третьему рейху испытывали отнюдь не только политически ангажированные люди, но и вполне «умеренные» русские эмигранты. Так, известный мыслитель Иван Александрович Ильин, которого едва ли можно упрекнуть в расизме и антисемитизме, в мае 1933 года опубликовал в парижской газете «Возрождение» статью «Национал-социализм», в которой выступил фактически адвокатом Гитлера («Он остановил процесс большевизации в Германии и оказал этим величайшую услугу всей Европе»[83]). Справедливости ради, заметим, что в 1945 году Ильин в одной из своих статей писал: «Я никогда не мог понять, как русские люди могли сочувствовать национал-социалистам… Они враги России, презиравшие русских людей последним презрением»[84].

Между тем в самой Германии в 1930-е годы радикально настроенными эмигрантами было предпринято несколько попыток скопировать нацистский опыт и использовать последний в политической борьбе с большевиками. Уже летом 1933 года представитель подобных кругов русской эмиграции в Германии, русский нацист Н. Никольский опубликовал «Открытое письмо», в котором писал, что «русский национал-социализм зарождался и креп в душе русского эмигранта по мере того, как рос успех немецкого национал-социализма, объявившего беспощадную войну всем разрушительным силам своей страны… Нам не приходится здесь защищать честь России… нам не приходится слышать, что чувства патриотизма нам не присущи, что Достоевский, Толстой и Тургенев проповедовали те же идеи, которые проводятся сейчас коммунизмом, не слышим мы также призывов к искренней дружбе с Советской Россией и никто не говорит нам о том, что нас, эмигрантов, надо „прижечь каленым железом“… Но самое главное, что мы видим, — это, что именно здесь нанесен сокрушительный удар коммунизму»[85].

Автор письма был членом образованного 9 апреля 1933 года Российского освободительного национального движения (РОНД). Инициаторами его создания стали Н.П. Дмитриев, Щербина и несколько балтийских немцев во главе с Ф. Лихингером. Вскоре власть в организации перешла к бывшему белогвардейцу, члену НСДАП Андрею Светозарову (наст. Генрих Пельхау). Первый раз РОНД громко заявил о себе 1 мая 1933 года. В этот день в Берлине более 200 дружинников организации под русским флагом со свастикой в одной колонне в СА вышли на демонстрацию. Кроме берлинской ячейки филиалы РОНДа были открыты в Саксонии, Силезии и Гамбурге. Отношения между штурмовиками и дружинниками были настолько дружественными, что СА передали РОНДу трофейное знамя одной из частей русской императорской армии, захваченное немецкими войсками в годы Первой мировой войны, а гимн РОНДа исполнялся на мотив песни «Хорст Вессель» и начинался почти теми же словами[86].

Однако 27 сентября организация была закрыта в пределах Пруссии распоряжением Министерства внутренних дел. Запрет объяснялся тем, что руководству РОНД «не удалось поставить свое движение на почву национал-социалистической идеологии… в рядах движения находятся люди, которые не являются ни национал-социалистами, ни русскими по крови»[87].

Правда, уже в начале октября генерал-майор князь П.М. Бермондт-Авалов (1884–1973)[88] получил разрешение на организацию «Партии российских освобожденцев — Российского национал-социалистического движения» (ПРО — РНСД). Бермондт-Авалов был давно известен своей прогерманской ориентацией. Еще в апреле 1919 года он сформировал в Прибалтике из русских и немецких добровольцев партизанский отряд, выступивший против красных в союзе с немецкими добровольческими формированиями. В последующем он командовал русско-немецкой Западной добровольческой армией, входившей в состав армии генерала Юденича. В нарушение приказа последнего, Бермондт начал боевые действия против армии Латвии и занял Ригу, но его части были разбиты латвийскими и пришедшими им на помощь эстонскими войсками при содействии флота Антанты в ноябре 1919 года, а их остатки были вынуждены бежать в Пруссию.

Значительную роль в РОНД и РНСД играл барон Александр Владимирович Меллер-Закомельский (1898–1977, псевдоним — Мельский), редактировавший партийную газету «Пробуждение России». Кроме того, Меллер-Закомельский активно сотрудничал с германскими пропагандистскими организациями, в том числе — в геббельсовском «Антикоминтерне». На этом поприще он стал автором ряда публицистических произведений, в том числе — «У истоков великой ненависти. Очерки по еврейскому вопросу» (Берлин, 1942)[89]. Некоторое время Меллер-Закомельский совместно с В.Д. Головачевым руководил небольшой нацистской группой под названием «Немецко-русский штандарт» (Deutsche-russische Standart), влившейся впоследствии в РНСД. В одном из своих докладов Меллер-Закомельский кликушествовал: «Да, мы преклоняемся перед личностью Вождя Германской нации Адольфа Гитлера и видим в нем, как и в его союзнике Бенито Муссолини, духовного вождя мировых сил света, спасающих человечество от кромешной тьмы большевизма. Не деньгами купил Адольф Гитлер наши сердца, а силой своего духа и правдой своей идеи»[90].

В 1934 году на финансовой почве произошел конфликт между Бермондт-Аваловым и начальником штаба ПРО — РНСД, немцем с Дальнего Востока, капитаном Фрицем Мелленгофом. На сторону последнего в июле перешел весь берлинский филиал партии, а за Бермондтом осталось дрезденское отделение во главе с полковником Николаем Дмитриевичем Скалоном. 27 июля Бермондт-Авалов и Мелленгоф были ненадолго арестованы гестапо, и в дальнейшем отошли от политической деятельности (при этом Бермондт вообще эмигрировал в Америку).

Во главе РНСД оказался Н. Скалон. Историк А.В. Окороков отмечает: «Несмотря на настороженное отношение к русским национал-социалистам со стороны немецких властей, РНСД вскоре стала одной из влиятельных эмигрантских организаций. Отделы движения были созданы в 22 регионах Германии, в том числе в таких городах как Лейпциг, Аугсбург, Бреслау, Гамбург и Дармштадт, где на организованный РНСД „Русский вечер“ 10 апреля 1937 года пришли около 800 гостей»[91].

18 мая 1938 года в Берлине был организован так называемый «Российский национальный фронт» (РНФ), в который помимо РНСД вошли такие эмигрантские организации, как Русский национальный союз участников войны генерала А.В. Туркула, «движение штабс-капитанов» И.Л. Солоневича и Российский фашистский союз К.В. Родзаевского. Основание РНФ было «последней предвоенной попыткой объединения, предпринятой правыми кругами российской политической эмиграции». Однако «не имея координирующего органа и не предприняв никаких совместных действий, кроме заявлений и нескольких собраний представителей организаций-участников, РНФ в итоге так и остался только попыткой объединения»[92].

К началу войны с Советским Союзом число русских изгнанников (не говоря уже о представителях других национальностей Советского Союза), вполне искренне желающих поучаствовать в кампании на Востоке, было довольно внушительным. Многочисленные праворадикально настроенные эмигранты, в том числе соратники фашистских и профашистских организаций, давно были одержимы идеей «Второго похода» и мечтали — неважно с чьей помощью — вновь оказаться на Родине, чтобы перестроить ее в соответствии со своими убеждениями (порой довольно курьезными).

Один из идеологов этой части русских эмигрантов, Михаил Михайлович Гротт-Спасовский, на страницах печатного органа Всероссийской национал-революционной партии — журнала «Фашист» — писал: «Пусть немцы освобождают Украину. Пусть японцы освобождают Дальний Восток, Сибирь. Пусть еще кто-нибудь освобождает наш Север или Прикаспий и т. д. Буквально все способы и все средства хороши для разгрома СССР.

— Но ведь такое освобождение связано с отторжением, с захватом, с колонизацией!.. Значит, прощай Украина, прощай Сибирь, прощай наш Север или там Прикаспий! — волнуются слепыши, явно играя на руку большевикам.

Все такие рассуждения о „захватах“ вздор сплошной, — мы об этом писали уже не однажды. И еще раз подчеркиваем, — когда 180-миллионный народ сбросит цепи большевиков и расправит свои плечи, поверьте, он быстро сообразит, как с кем быть… Нечего бояться расчленения России. Коли будут созданы и охранены наше общерусское национальное единство и крепкая авторитарная власть, то будет воссоздана и сохранена и Великая Россия. Мы приветствуем освобождение России по частям, — мы приветствуем всякий удар по большевикам, в какой бы форме, где бы и как бы он не проявлялся»[93].

В эмигрантской литературе порой довольно искаженно показываются мотивы участия русских эмигрантов в вооруженной и пропагандистской борьбе с Советским Союзом. Как правило, утверждается, что основная часть эмигрантов пошла на эту «сделку с совестью» вынужденно, а на самом деле — якобы «предвидела» будущее «неминуемое» поражение нацизма и не питала иллюзий в отношении истинных планов верхушки Третьего рейха[94].

О степени этого «предвидения» говорит, к примеру, следующий факт, отмеченный в дневнике имперского министра пропаганды и народного образования Йозефа Геббельса. В записи от 7 июня 1941 года Геббельс отмечает: «Солоневич предлагает свое сотрудничество. В настоящее время еще не могу его использовать, но вскоре, определенно, это будет возможно»[95]. И действительно, в ходе войны И.Л. Солоневич стал одним из самых «тиражных» и печатаемых авторов на оккупированной советской территории.

С началом войны соратники праворадикальных эмигрантских организаций предоставили свои услуги различным ведомствам Рейха, и активно включились в «борьбу с большевизмом» — кто-то с пером, а кто-то с оружием в руках. Так, в составе вооруженных подразделений, созданных под эгидой СД, служили бывший руководитель испанского очага Всероссийской фашистской партии Игорь Константинович Сахаров, глава германского отдела той же организации Сергей Никитич Иванов, начальник 1-й группы бразильского сектора Всероссийской фашистской организации князь Леонид Сергеевич Святополк-Мирский[96].

Историк Леонид Решетников справедливо указывает на то, что «большинство эмигрантов все годы между двумя мировыми войнами жили с мыслью, что им еще придется с оружием в руках бороться с большевизмом. Понимая, что самим с советской властью им не справиться… эмиграция строила планы в расчете на „возрождающуюся“ после Версаля Германию»[97].

Наиболее активной организацией профашистского толка, поставлявшей эмигрантские кадры для вооруженной, идеологической и разведывательно-диверсионной борьбы с советской властью, являлся Национально-трудовой союз нового поколения (НТСНП, впоследствии НТС), который еще в довоенные годы охотно шел на сотрудничество с разведывательными службами Японии и Польши, а с началом Второй мировой войны — Германии[98].

Советский публицист Ефим Черняк в своей книге «Жандармы истории», в главе «Эсэсовское „освобождение России“» писал: «„Обработкой“ военнопленных в германских лагерях рядом с гестаповскими камерами пыток занимались контрреволюционная эмигрантская организация „НТС“… превратившаяся в агентуру Гиммлера, и руководимые ее главарями подсобные организации»[99].

Вместе с тем сотрудничество «новопоколенцев» с Третьим рейхом шло в основном по линии абвера и пропагандистских структур. Кроме того, члены НТС, не разделяя целый ряд положений национал-социализма, старались вести «свою игру», что всегда вызывало со стороны СС настороженное отношение, вскоре перешедшее в открытую вражду. Дело закончилось тем, что в 1944 году, когда эсэсовцы подчинили себе все разведывательные и контрразведывательные структуры Германии, НТС был фактически объявлен вне закона, а многие его представители оказались в концлагерях.

Американский исследователь А. Даллин охарактеризовал НТС как «решительную и хорошо организованную группу», которая «смогла внедриться практически во все германские структуры, связанные с русским вопросом… Но русские национальные интересы, как их видел НТС, взяли вверх над приспособленчеством, что привело к конфликту с гестапо и к аресту руководителей НТС летом 1944 года»[100]. Тем не менее известно, что несколько «новопоколенцев» служили и в подразделениях СД. В их числе были сотрудники «Цеппелина» — Николай Николаевич Рутыч (Рутченко) и Игорь Леонидович Юнг[101].

Несмотря на то что в первые месяцы войны более широкие возможности в деле использования эмигрантских кадров имелись не у СС, а у других ведомств и структур (вермахта, Министерства пропаганды, Министерства по делам оккупированных восточных территорий и т. д.), эсэсовцы не собирались отказываться от проведения «своей линии» в вопросе организации коллаборационизма на советских территориях. Более того, в планы СС входило полное подчинение русских коллаборационистских структур. Бывший сотрудник отдела пропаганды вермахта В. Штрик-Штрикфельдт свидетельствует, что летом 1942 года полковник К. фон Штауфенберг предупреждал его, что «СС, несмотря на свою теорию об унтерменшах, без стеснения пойдет по пути использования людей. И если Гиммлер возьмется за русское освободительное движение, он привлечет для СС и сотни тысяч русских. Одни поверят обещаниям, другие пойдут по бесхарактерности или из карьеризма»[102].

И действительно, как констатирует современный американский исследователь П. Биддискомб, «с началом войны служба внешней разведки СС начала предпринимать собственные попытки использования агентуры по ту сторону Восточного фронта, невзирая на то, что это предусматривало тесные контакты с русскими „недочеловеками“. В течение войны целый ряд параноидальных расистских эсэсовских аксиом были нивелированы…»[103]

Таким образом, вопреки распространенному мнению, русские эмигранты без особого труда могли включиться в работу (пропагандистскую, разведывательную, диверсионную и т. п.) на оккупированных территориях, разумеется, при условии изъявления лояльности в отношении нацистских властей. В тот момент речь еще не шла о привлечении национальных кадров непосредственно к вооруженной борьбе с СССР, т. к. высшее германское военно-политическое руководство отрицательно относилось к подобной перспективе. Впрочем, историк С.Г. Чуев справедливо отмечает: «Все измышления и указания гитлеровского руководства о недопущении эмигрантов к борьбе на Восточном фронте попросту игнорировались инстанциями на местах. Армейские структуры, органы абвера и СД активно использовали белоэмигрантов в своих целях.»

Вербовку эмигрантов для работы в интересах Службы безопасности и абвера осуществляли, в частности, ведомство генерала В.В. Бискупского, находившееся под плотным контролем СД, и созданное по его «образу и подобию» Управление делами русских эмигрантов во Франции (Vertrauensstelle der Russischen Emigranten in Frankreich)[104]. Использовались и другие каналы.

Таким образом, с первых лет существования НСДАП русские эмигранты приняли самое активное участие в становлении партии Гитлера, и хотя в последующем отношения между нацистами и выходцами из России несколько охладели, определенная часть бывших поданных Российской Империи связала себя узами сотрудничества с Третьим рейхом, полагая, что союз с немцами спасет их Отечество от большевиков и евреев. Безусловно, эмигранты не могли не видеть, сколь резкие заявления иногда делают лидеры НСДАП относительно славян. Однако данные сентенции часто воспринимались ими в смысле одного политического мнения, не определяющего общую стратегию Рейха, в которой, как думали они, главенствует тезис о беспощадной борьбе с «еврейским большевизмом» и сталинской системой, что само по себе исключало решение «славянского вопроса» или по крайней мере делало его вторичным на фоне еврейской проблемы.

Из статьи Ивана Ильина «Национал-социализм» (1933 год)

Европа не понимает национал-социалистического движения. Не понимает и боится. И от страха не понимает еще больше. И чем больше не понимает, тем больше верит всем отрицательным слухам, всем россказням «очевидцев», всем пугающим предсказателям. Леворадикальные публицисты чуть ли не всех европейских наций пугают друг друга из-за угла национал-социализмом и создают настоящую перекличку ненависти и злобы. К сожалению, и русская зарубежная печать начинает постепенно втягиваться в эту перекличку; европейские страсти начинают передаваться эмиграции и мутить ее взор. Нам, находящимся в самом котле событий, видящим все своими глазами, подверженным всем новым распоряжениям и законам, но сохраняющим духовное трезвение, становится нравственно невозможным молчать. Надо говорить, и говорить правду. Но к этой правде надо еще расчистить путь…

Прежде всего, я категорически отказываюсь расценивать события последних трех месяцев в Германии с точки зрения немецких евреев, урезанных в их публичной правоспособности, в связи с этим пострадавших материально или даже покинувших страну. Я понимаю их душевное состояние, но не могу превратить его в критерий добра и зла, особенно при оценке и изучении таких явлений мирового значения, как германский национал-социализм. Да и странно было бы, если бы немецкие евреи ждали от нас этого. Ведь коммунисты лишили нас не некоторых, а всех и всяческих прав в России; страна была завоевана, порабощена и разграблена; полтора миллиона коренного русского населения вынуждено было эмигрировать; а сколько миллионов русских было расстреляно, заточено, уморено голодом… И за 15 лет этого ада не было в Германии более пробольшевистских газет, как газеты немецких евреев — «Берлинер Тагеблатт», «Фоссише Цейтунг» и «Франкфуртер Цейтунг». Газеты других течений находили иногда слово правды о большевиках. Эти газеты — никогда. Зачем они это делали? Мы не спрашиваем. Это их дело. Редакторы этих газет не могли не отдавать себе отчета в том, какое значение имеет их образ действия и какие последствия он влечет за собою и для национальной России, и для национальной Германии… Но наша русская трагедия была им чужда; случившаяся же с ними драматическая неприятность не потрясает нас и не ослепляет. Германский национал-социализм решительно не исчерпывается ограничением немецких евреев в правах. И мы будем обсуждать это движение по существу — и с русской национальной, и с общечеловеческой (и духовной, и политической) точки зрения.

Во-вторых, я совершенно не считаю возможным расценивать новейшие события в Германии с той обывательско-ребячьей, или, как показывают обстоятельства, улично-провокаторской точки зрения, — «когда» именно и «куда» именно русские и германские враги коммунизма «начнут совместно маршировать». Не стоит обсуждать этого вздора. Пусть об этом болтают скороспелые политические младенцы; пусть за этими фразами укрываются люди темного назначения. Помешать им трудно; рекомендуется просто не слушать их соблазнительную болтовню. Их точка зрения не может служить для нас мерилом.

Наконец, третье и последнее. Я отказываюсь судить о движении германского национал-социализма по тем эксцессам борьбы, отдельным столкновениям или временным преувеличениям, которые выдвигаются и подчеркиваются его врагами. То, что происходит в Германии, есть огромный политический и социальный переворот; сами вожди его характеризуют постоянно словом «революция». Это есть движение национальной страсти и политического кипения, сосредоточившееся в течение 12 лет, и годами, да, годами лившее кровь своих приверженцев в схватках с коммунистами. Это есть реакция на годы послевоенного упадка и уныния: реакция скорби и гнева. Когда и где такая борьба обходилась без эксцессов? Но на нас, видевших русскую советскую революцию, самые эти эксцессы производят впечатление лишь гневных жестов или отдельных случайных некорректностей. Мы советуем не верить пропаганде, трубящей о здешних «зверствах», или, как ее называют, «зверской пропаганде». Есть такой закон человеческой природы: испугавшийся беглец всегда верит химерам своего воображения и не может не рассказывать о чуть-чуть не настигших его «ужасных ужасах». Посмотрите, не живет ли Зеверинг, идейный и честный социал-демократический вождь, на свободе в своем Билефельде? Тронули ли национал-социалисты хоть одного видного русского еврея-эмигранта? Итак, будем в суждениях своих справедливы. Те, кто жили вне Германии или наезжали сюда для обывательских дел и бесед, не понимают, из каких побуждений возникло национал-социалистическое движение. Весь мир не видел и не знал, сколь неуклонно и глубоко проникала в Германию большевистская отрава. Не видела и сама немецкая масса. Видели и знали это только три группы: коминтерн, организовывавший все это заражение; мы, русские зарубежники, осевшие в Германии; и вожди германского национал-социализма. Страна, зажатая между Версальским договором, мировым хозяйственным кризисом и перенаселением, рационализировавшая свою промышленность и добивающаяся сбыта, пухла от безработицы и медленно сползала в большевизм. Массовый процесс шел сам по себе; интеллигенция большевизировалась сама по себе. Коминтерн на каждой конференции предписывал удвоить работу и торжествующе подводил итоги. Ни одна немецкая партия не находила в себе мужества повести борьбу с этим процессом; и когда летом 1932 года обновившееся правительство заявило, что оно «берет борьбу с коммунизмом в свои руки», и никакой борьбы не повело, и заявлением своим только ослабило или прямо убило частную противокоммунистическую инициативу, — то процесс расползания страны пошел прямо ускоренным путем. Реакция на большевизм должна была прийти. И она пришла. Если бы она не пришла, и Германия соскользнула бы в обрыв, то процесс общеевропейской большевизации пошел бы полным ходом. Одна гражданская война в Германии (а без упорной, жестокой, бесконечно кровавой борьбы немцы не сдались бы коммунистам!) нашла бы себе немедленный отклик в Чехии, Австрии, Румынии, Испании и Франции. А если бы вся организаторская способность германца, вся его дисциплинированность, выносливость, преданность долгу и способность жертвовать собою — оказались в руках у коммунистов, что тогда? Я знаю, что иные враги немцев с невероятным легкомыслием говаривали даже: «что же, тем лучше»… Как во время чумы: соседний дом заражен и вымирает; ну что же из этого? Нам-то что? Слепота и безумие доселе царят в Европе. Думают о сегодняшнем дне, ждут новостей, интригуют, развлекаются; от всего урагана видят только пыль и бездну принимают за простую яму. Что сделал Гитлер? Он остановил процесс большевизации в Германии и оказал этим величайшую услугу всей Европе. Этот процесс в Европе далеко еще не кончился; червь будет и впредь глодать Европу изнутри. Но не по-прежнему. Не только потому; что многие притоны коммунизма в Германии разрушены; не только потому, что волна детонации уже идет по Европе; но главным образом потому, что сброшен либерально-демократический гипноз непротивленчества. Пока Муссолини ведет Италию, а Гитлер ведет Германию — европейской культуре дается отсрочка. Поняла ли это Европа? Кажется мне, что нет… Поймет ли это она в самом скором времени? Боюсь, что не поймет… Гитлер взял эту отсрочку прежде всего для Германии. Он и его друзья сделают все, чтобы использовать ее для национально-духовного и социального обновления страны. Но взяв эту отсрочку, он дал ее и Европе. И европейские народы должны понять, что большевизм есть реальная и лютая опасность; что демократия есть творческий тупик; что марксистский социализм есть обреченная химера; что новая война Европе не по силам, — ни духовно, ни материально, и что спасти дело в каждой стране может только национальный подъем, который диктаториально и творчески возьмется за «социальное» разрешение социального вопроса. До сих пор европейское общественное мнение все только твердит о том, что в Германии пришли к власти крайние расисты, антисемиты; что они не уважают права; что они не признают свободы; что они хотят вводить какой-то новый социализм; что все это «опасно» и что, как выразился недавно Георг Бернгард (бывший редактор «Фоссише Цейтунг»), эта глава в истории Германии, «надо надеяться, будет короткой»… Вряд ли нам удастся объяснить европейскому общественному мнению, что все эти суждения или поверхностны, или близоруки и пристрастны. Но постараемся же хоть сами понять правду Итак, в Германии произошел законный переворот. Германцам удалось выйти из демократического тупика, не нарушая конституции. Это было (как уже указывалось в «Возрождении») легальное самоупразднение демократически-парламентского строя. И в то же время это было прекращением гражданской войны, из года в год кипевшей на всех перекрестках. Демократы не смеют называть Гитлера «узурпатором»; это будет явная ложь. Сторонники правопорядка должны прежде всего отметить стремительное падение кривой политических убийств во всей стране. Сторонники буржуазно-хозяйственной прочности должны вдуматься в твердые курсы и оживленные сделки на бирже. И при всем этом то, что происходит в Германии, есть землетрясение или социальный переворот. Но это переворот не распада, а концентрации; не разрушения, а переустройства; не буйно-расхлестанный, а властно дисциплинированный и организованный; не безмерный, а дозированный. И что более всего замечательно, — вызывающий во всех слоях народа лояльное повиновение. «Революционность» состоит здесь не только в ломающей новизне, но и в том, что новые порядки нередко спешно применяются в виде административных распоряжений и усмотрений, до издания соответствующего закона; отсюда эта характерная для всякой революции тревога и неуверенность людей ни в пределах их правового «статуса» вообще, ни даже просто в сегодняшнем дне. Однако эти административные распоряжения быстро покрываются законами, которые обычно дают менее суровые, более жизненные и более справедливые формулы. Это во-первых.

Во-вторых, эти новые распоряжения и законы, изливающиеся потоком на страну, касаются только публичных прав, а не частных или имущественных. В них нет никакой экспроприирующей тенденции, если не считать опорочения прав, приобретенных спекулянтами во время инфляции и возможного выкупа земель, принадлежащих иностранным подданным. О социализме же в обычном смысле этого слова — нет и речи. То, что совершается, есть великое социальное переслоение; но не имущественное, а государственно-политическое и культурно-водительское (и лишь в эту меру — служебно-заработанное). Ведущий слой обновляется последовательно и радикально. Отнюдь не весь целиком; однако, в широких размерах. По признаку нового умонастроения; и в результате этого — нередко в сторону омоложения личного состава. Удаляется все, причастное к марксизму, социал-демократии и коммунизму; удаляются все интернационалисты и большевизаны; удаляется множество евреев, иногда (как, например, в профессуре) подавляющее большинство их, но отнюдь не все. Удаляются те, кому явно неприемлем «новый дух». Этот «новый дух» имеет и отрицательные определения и положительные. Он непримирим по отношению к марксизму, интернационализму и пораженческому бесчестию, классовой травле и реакционной классовой привилегированности, к публичной продажности, взяточничеству и растратам.

По отношению к еврейству этой непримиримости нет: не только потому; что частное предпринимательство и торговля остаются для евреев открытыми; но и потому; что лица еврейской крови (принимают во внимание два деда и две бабки, из коих ни один не должен быть евреем), правомерно находившиеся на публичной службе 1 августа 1914 года; или участвовавшие с тех пор в военных операциях; потерявшие отца или сына в бою или вследствие ранения; или находящиеся на службе у религиозно-церковных организаций — не подлежат ограничению в правах публичной службы (указ от 8 мая с.г.). Психологически понятно, что такие ограниченные ограничения воспринимаются евреями очень болезненно: их оскорбляет самое введение презумпции не в их пользу — «ты неприемлем, пока не показал обратного»; и еще «важна не вера твоя, а кровь». Однако одна наличность этой презумпции заставляет признать, что немецкий еврей, доказавший на деле свою лояльность и преданность германской родине, — правовым ограничениям (ни в образовании, ни по службе) не подвергается.

«Новый дух» национал-социализма имеет, конечно, и положительные определения: патриотизм, вера в самобытность германского народа и силу германского гения, чувство чести, готовность к жертвенному служению (фашистское «sacrificio»), дисциплина, социальная справедливость и внеклассовое, братски-всенародное единение. Этот дух составляет как бы субстанцию всего движения; у всякого искреннего национал-социалиста он горит в сердце, напрягает его мускулы, звучит в его словах и сверкает в глазах. Достаточно видеть эти верующие, именно верующие лица; достаточно увидеть эту дисциплину, чтобы понять значение происходящего и спросить себя: «да есть ли на свете народ, который не захотел бы создать у себя движение такого подъема и такого духа?..» Словом — этот дух, роднящий немецкий национал-социализм с итальянским фашизмом. Однако не только с ним, а еще и с духом русского белого движения. Каждое из этих трех движений имеет несомненно свои особые черты, черты отличия. Они объясняются и предшествующей историей каждой из трех стран, характером народов и размерами наличного большевистского разложения (1917 г. в России, 1922 г. в Италии, 1933 г. в Германии), и расово-национальным составом этих трех стран. Достаточно вспомнить, что белое движение возникло прямо из неудачной войны и коммунистического переворота, в величайшей разрухе и смуте, на гигантской территории, в порядке героической импровизации. Тогда как фашизм и национал-социализм имели 5 и 15 лет собирания сил и выработки программы; они имели возможность подготовиться и предупредить коммунистический переворот; они имели пред собою опыт борьбы с коммунизмом в других странах; их страны имеют и несравненно меньший размер и гораздо более ассимилировавшийся состав населения. А еврейский вопрос стоял и ставился в каждой стране по-своему. Однако основное и существенное единит все три движения; общий и единый враг, патриотизм, чувство чести, добровольно-жертвенное служение, тяга к диктаториальной дисциплине, к духовному обновлению и возрождению своей страны, искание новой социальной справедливости и непредрешенчество в вопросе о политической форме. Что вызывает в душе священный гнев? чему предано сердце? к чему стремится воля? чего и как люди добиваются? — вот что существенно. Конечно, германец, итальянец и русский — болеют каждый о своей стране и каждый по-своему; но дух одинаков и в исторической перспективе един. Возможно, что национал-социалисты, подобно фашистам, не разглядят этого духовного сродства и не придадут ему никакого значения; им может помешать в этом многое, и им будут мешать в этом многие. Но дело прежде всего в том, чтобы мы сами верно поняли, продумали и прочувствовали дух национал-социалистического движения. Несправедливое очернение и оклеветание его мешает верному пониманию, грешит против истины и вредит всему человечеству. Травля против него естественна, когда она идет от коминтерна; и противоестественна, когда она идет из небольшевистских стран.

Дух национал-социализма не сводится к «расизму». Он не сводится и к отрицанию. Он выдвигает положительные и творческие задачи. И эти творческие задачи стоят перед всеми народами. Искать путей к разрешению этих задач обязательно для всех нас. Заранее освистывать чужие попытки и злорадствовать от их предчувствуемой неудачи — неумно и неблагородно. И разве не клеветали на белое движение? Разве не обвиняли его в «погромах»?

Разве не клеветали на Муссолини? И что же, разве Врангель и Муссолини стали от этого меньше? Или, быть может, европейское общественное мнение чувствует себя призванным мешать всякой реальной борьбе с коммунизмом, и очистительной, и творческой, — и ищет для этого только удобного предлога? Но тогда нам надо иметь это в виду…

См.: «Возрождение» (Париж). 17 мая 1933 г. № 2906. С. 2–3.

Из книги И.Л. Солоневича «Россия и гитлеризм» (1938 год)

Для нас, русских, как впрочем и для всего остального мира, гитлеровский режим в Германии имеет две стороны, которые и противники и сторонники его путают безнадежно. Этот режим мы можем рассматривать с двух точек зрения.

1. Этот режим привел к чрезвычайному усилению Германии. Из разбитой в войне, ограбленной в Версале, опутанной долгами, раздираемой борьбой партий, наводненной агентурой Кремля и безоружной страны Германия в фантастически короткий срок, правда с огромными усилиями, восстановила и свою суверенность, и свою экономику, и свою вооруженную силу. Да, масла не хватает, но есть пушки. Мы, русские, очень хорошо знаем, что иногда при нехватке пушек не хватает не только масла, но и хлеба — у нас пушек не хватило. Никакой режим, противоречащий желаниям народных масс, не может создать сильного государства. Гитлеровский режим и формально, в результате целого ряда выборов, которые проходили по всем правилам веймарской конституции, и по существу — в результате огромного усиления Германии, необходимо признать режимом, целиком и полностью отвечающим интересам немецкого народа.

2. Всякое усиление всякого государства неизбежно вызывает опасения его соседей. Ведь недаром выросла английская система, благодаря которой Англия всегда выступала против сильнейшей державы на континенте. Все прошлое столетие сильнейшей державой на континенте была Россия, и английская политика неизменно направлялась против нас. Обязаны ли были мы считаться с опасениями Англии и сокращать свою военную мощь? Мы не были обязаны и мы не считались. Мы не считались даже и с договорами. По Парижскому договору, закончившему Крымскую войну, мы обязались не держать в Черном море военного флота. Во время франко-прусской войны Россия наплевала на этот договор и стала строить корабли, т. е. сделала то же самое, что сделала Германия по отношению к Версальскому договору. С Парижским договором мы поступили как с клочком бумаги — так же, как поступила с Версальским Германия. Англия с такой же легкостью наплевала на обязательства, данные ею во время войны арабам, отчего возмущенный полковник Лоуренс ушел в отставку. Польша с самого высокого дерева плюет на права национальных меньшинств, и в особенности русского, закрепленные целым рядом договоров. И вообще от всех этих вильсоновских и версальских либерально-пацифистских знамен остались только портянки, да и то рваные. Не нужно становиться в позу готтентотского моралиста и утверждать, что ежели Иванов силен, то это хорошо, ежели Смит силен — это тоже хорошо, но ежели силен Шмидт, то он прохвост, нарушитель договоров, империалист и вместо пива пьет невинную ритуальную еврейскую кровь.

3. Всякое усиление всякого государства таит в себе опасность для его соседа. Советская власть является для Польши лучшим из всех мыслимых соседей, ибо она обеспечивает слабость России. В известной степени усиление Германии опасно и для нас. И именно на этой опасности, на струнах нашей боязни за судьбы грядущей России играют наши доморощенные политики обоих вероисповеданий, как православного, так и иудейского. Вот именно здесь медвежья болезнь подавляюще преобладает над доводами истории, географии и логики.

Само собой разумеется: тот факт, что в мировую войну Германия являлась нашим врагом, сейчас не имеет ровно никакого значения. Таким же врагом она была и Италии, что не мешает существованию римско-берлинской оси. В 1905 году Германия обеспечивала нам дружественный нейтралитет, а Япония субсидировала революционное движение. В мировую войну мы сняли все войска с Дальнего Востока, а революционное движение субсидировала Германия. Все меняется в этом мире… но все-таки до мировой войны мы имели больше ста лет очень мирных и очень дружественных отношений с Германией.

Россия не является соседом Германии. Для того, чтобы овладеть Украиной надолго, т. е. на срок, превышающий длительность существования советской власти, нужно раньше и тоже надолго ликвидировать Польшу и Чехословакию, имея в тылу Францию и Англию и перед собой всю остальную послебольшевистскую Россию, которая за воссоздание своего единства и своей мощи будет драться, если нужно, десятилетиями, а если придется, то и веками. Это очень невеселая перспектива. Но она невесела для обеих сторон. Очень плохую услугу обеим сторонам оказывают те люди, которые толкают Германию к этой перспективе. В числе этих людей есть много русских. Эти русские, сами того не ведая (а может быть и ведая), кладут свои очень увесистые гири на антирусскую чашу весов. По существу, «русский вопрос» в Германии еще не решен. Есть различные высказывания и есть разные точки зрения, но окончательной линии еще нет. И в каком именно виде она сложится — еще неизвестно… Может быть — при наличии в тылу сильной национальной России — и колонии окажутся доступнее, чем сейчас.

См.: ГАРФ.Ф. 5853, oп. 1, д.65,лл. 188–189

Немецкий историк Герд Юбершер отмечает, что «война с СССР предназначалась для того, чтобы реализовать старую расово- идеологическую „восточную программу“ Гитлера. Было бы неверно думать, что Гитлер развязал „войну на Востоке“ из-за политических разногласий с Москвой или что он рассматривал эту войну всего лишь как стратегическую альтернативу, позволявшую ему за счет этого продолжить войну с Великобританией». Итак, фюрером движила идея осуществить «программную цель войны и идея приобретения „жизненного пространства на Востоке“»[105].

Программной целью войны против СССР называлась «мировоззренческая битва», борьба против «большевистского режима», который сродни «антиобщественному преступлению»[106]. На СС в этой войне возлагались некоторые специфические задачи. В «Инструкции об особых областях к директиве № 21 (план „Барбаросса“)» от 13 марта 1941 года, подписанной начальником Главного командования вермахта (ОКВ) генерал-фельмаршалом В. Кейтелем, говорилось, что рейхсфюрер СС «получает специальное задание, которое вытекает из идеи борьбы двух диаметрально противоположных систем. В рамках этого задания рейхсфюрер СС действует самостоятельно и на свою ответственность»[107].

«Специальное задание» Гиммлера состояло в том, чтобы проводить на занятой территории комплекс репрессивно-карательных мер, начиная от арестов и уничтожения советских партийных работников, офицеров НКВД, армейских политруков и заканчивая ликвидацией евреев. Именно на решение «еврейского вопроса» обращалось главное внимание. Уничтожение евреев было одной из центральных задач «крестового похода» против «еврейско-большевистской» системы.

Гиммлер отвечал за то, чтобы выполнение мероприятий, связанных со «специальным заданием», не нарушало хода боевых действий. Остальные детали он был обязан согласовать с главным командованием сухопутных войск (ОКХ). Эту задачу Гиммлер поручил шефу полиции безопасности и СД группенфюреру СС Рейнхарду Гейдриху.

Переговоры между ОКХ и главным управлением имперской безопасности (РСХА) завершились 26 марта 1941 года составлением совместного проекта приказа «О деятельности зондеркоманд и оперативных групп и команд в оперативной зоне»[108]. После согласования с ОКВ 28 апреля был подписан приказ «О регулировании деятельности полиции безопасности и СД в сухопутных войсках»[109]. 14 июня его дополнили еще одним приказом — «О военной организации и применении сил полиции порядка и полиции безопасности (СД)»[110].

В документах, регламентирующих деятельность оперативных групп полиции безопасности и СД («Einsatzgruppen der Sicherheitspolizei und des SD»), не было ни одного слова относительно того, чтобы русское население как таковое должно было быть подвергнуто планомерному уничтожению. Речь всегда и везде велась о ликвидации лиц, связанных с коммунистической партией, а также евреев. Итак, расовую войну нацисты собирались вести только против представителей еврейского народа. В отношении других национальностей, проживавших в Советском Союзе, борьбу следовало вести, исходя из политических соображений. А они, насколько известно, вращались вокруг одной идеи — устранения большевизма и его последователей.

2 июля 1941 года шеф PCXА Гейдрих подписал специальную директиву, адресованную начальникам СС и полиции на оккупированных территориях СССР. В четвертом разделе («Экзекуции») конкретно указывалось, кого следует уничтожать. Здесь были перечислены «…сотрудники Коминтерна, как и все профессиональные коммунистические деятели; сотрудники высшего и среднего ранга, а также наиболее активные сотрудники низшего ранга в партии, Центральном комитете, областных и районных комитетах; народные комиссары; евреи — члены партии и занятые на государственной службе, а также прочие радикальные элементы (диверсанты, саботажники, пропагандисты, снайперы, убийцы, поджигатели и т. п.)…»[111]

Израильский историк А. Шнеер, анализируя этот документ, делает следующий вывод: «Обращает на себя внимание то, что подобными распоряжениями только евреи — рядовые члены партии и государственные служащие — были обречены на смерть. К рядовым коммунистам и государственным служащим других национальностей смертная казнь в обязательном порядке не предусматривалась»[112].

Подобная политико-идеологическая линия присутствует и в распоряжениях, подготовленных Верховным командованием германских вооруженных сил. Внимание исследователей часто фокусируется на двух документах — приказе «О военной подсудности в районе „Барбаросса“ и об особых полномочиях войск» (от 13 мая 1941 года) и «Приказе о комиссарах» (от 6 июня 1941 года).

В первом документе говорится почти о полном освобождении немецких солдат от судебного преследования, в случае совершения ими противоправных действий в отношении советского гражданского населения. Приказ требовал силой подавлять любое сопротивление со стороны местных жителей, партизан и других групп людей, враждебно настроенных к вермахту. Почему приказ рекомендовал прибегать к жестким мерам? Ответ давался следующий: «При обсуждении подобных действий необходимо в каждой стадии процесса учитывать, что поражение Германии в 1918 году, последовавший за ним период страданий германского народа, а также борьба против национал-социализма, потребовавшая бесчисленных кровавых жертв, являлись результатом большевистского влияния, чего ни один немец не забыл».

Этот приказ, разумеется, дал толчок к серии актов неконтролируемого насилия. В приказе также прописывалось, кто из местного населения и за что подлежит наказанию. В нескольких пунктах документа встречается словосочетание «враждебные гражданские лица». В число этих лиц входили люди, сотрудничавшие с партизанами и коммунистами, оказывавшие им помощь, укрывавшие евреев и т. д. В приказе, кроме того, определялось, в каких случаях следует проводить расследование и привлекать военнослужащих к суду[113].

Второй документ — «Приказ о комиссарах» — приравнивал советских политруков к партизанам. От комиссаров следовало ожидать полного ненависти, негуманного и очень жестокого обращения с военнопленными. Поэтому брать их в плен было нельзя, а следовало «устранять» по приказу офицера вне непосредственной зоны боевых действий. Слово «комиссары» в нацистской терминологии фактически было синонимом слова «евреи».

«Приказ о комиссарах» на начальной стадии войны способствовал тому, что часть политруков (по разным оценкам, от 7 до 8 тысяч человек) были уничтожены. Но не везде военнослужащие вермахта выполняли этот приказ. Так, начальник Генерального штаба Франц Гальдер зафиксировал в дневнике, делая запись о боях 17-й танковой дивизии в сентябре 1941 года: «Поведение войск с комиссарами и т. д.: не расстреливают»[114].

В мае 1942 года «Приказ о комиссарах» был отменен. На смену ему пришли уже совсем другие распоряжения. Так, 29 апреля 1943 года начальник Генерального штаба генерал-полковник Курт Цейтцлер издал приказ № Р/500/43 «Местные вспомогательные силы на Востоке — добровольцы. Об отношении к командирам и бойцам Красной армии, перешедшим на сторону немцев». В первом пункте документа было подчеркнуто, что добровольно перешедшие на немецкую сторону советские офицеры, политруки, младшие командиры и бойцы «будут рассматриваться как противники советской власти, и к ним будут соответственно относиться». Согласно второму пункту, добровольно перешедших следовало тотчас отделять от основной массы военнопленных, обеспечивать их хорошим питанием, оставлять им ценные вещи (деньги, одежду, знаки различия и т. д.) и оказывать необходимую медицинскую помощь[115].

Политический акцент заметен и в вышедшей 6 июня 1941 года директиве ОКВ по проведению пропаганды в вермахте. В ней отмечалось: «…Противником Германии являются не народы Советского Союза, а исключительно еврейско-большевистское советское правительство со всеми подчиненными ему сотрудниками и коммунистическая партия». В директиве также рекомендовалось избегать таких выражений, как «Россия», «русские», «русские вооруженные силы». Вместо них следовало говорить: «Советский Союз», «народы Советского Союза», «Красная Армия»[116].

Из приведенного перечня документов, регламентировавших деятельность СС и вермахта на занятой территории Советского Союза, становится ясно, что основные усилия нацисты направляли на то, чтобы, во-первых, уничтожить СССР, как «восточноазиатское государство», где «у власти находятся евреи». Во-вторых, ликвидировать «еврейский большевизм», как «преступную идеологию», которая исторически связана с извечным нашествием татаро-монгольских орд и опасностью для Европы. В-третьих, истребить евреев, как народ, представлявший угрозу для существования немцев и Европы. В-четвертых, уничтожить как можно больше коммунистов и партийных чиновников. В-пятых, разгромить РККА, как средство, «используемое еврейскими комиссарами и фанатиками-большевиками в целях порабощения и террора». И, в-шестых, создать условия для проведения в будущем политики по переселению немецких колонистов на Восток и германизации представителей восточных народов, близких к «нордическому типу».

В осуществлении этих задач важное место уделялось коллаборационистам — представителям местного населения. О позиции СС и СД в этом вопросе свидетельствует бывший руководитель эсэсовской внешней разведки Вальтер Шелленберг: «Теория Гейдриха… заключалась в следующем. Военное поражение настолько ослабит советскую систему, что последующая засылка политических агентов в Россию довершит ее гибель»[117]. В качестве агентов в начале войны активно использовались завербованные абвером и СД русские эмигранты. Но в последующем акцент постепенно начал смещаться на коллаборационистов из числа советских военнопленных.

17 июля 1941 года Гейдрих подписал оперативный приказ № 8, адресованный командам полиции безопасности и СД «Об отношении к советским военнопленным».

Несмотря на то что основной объем документа посвящен механизму экзекуций над некоторыми политически враждебными категориями советских военнопленных, глава РСХА также требует от своих подчиненных выделять среди русских, находящихся в лагерях, лиц, «заслуживающих доверия… которых поэтому можно будет использовать в операциях по восстановлению оккупированных областей». Здесь же говорится, что «заслуживающих доверия лиц следует вначале привлечь к работе по фильтрации и к исполнению других заданий руководства лагеря… Если они оказываются подходящими для операций по восстановлению в оккупированных областях, то следует отказывать ходатайству об их возвращении на родину только в том случае, если они представляют интерес для контрразведывательной службы». В приложении 2 к этому приказу специально оговаривается, что необходимо находить среди пленных элементы, заслуживающие доверия, «невзирая даже на то, что речь идет о коммунистах»[118].

27 августа и 12 сентября 1941 года Гейдрих подписал дополнительные директивы, касающиеся основных направлений деятельности команд полиции безопасности и СД в лагерях для военнопленных. В частности, во втором из указанных документов еще раз подчеркивалось, что «задачей оперативных команд полиции безопасности и СД является выявление не только подозрительных элементов, а также и тех надежных элементов вообще, которые могут пригодиться для восстановительной работы в Восточных областях… Я предписываю, чтобы в еженедельных отчетах обращали внимание на пункт „4“ (число выявленных лиц, не внушающих подозрения). О военнопленных, не внушающих подозрения, которые перед этим занимали в советско-русском хозяйстве руководящие посты, следует особо указывать на отрасль их работы и последнее место службы»[119].

Первоначально отбор «заслуживающих доверия» военнопленных представители полиции безопасности и СД проводили в шталагах (стационарных лагерях для рядового и сержантского состава; Stammannschaftslager— Stalag) и офлагах (офицерских лагерях; Offizierlager — Oflag), сформированных на территории Рейха и Генерал-губернаторства. К концу лета 1941 года таковых насчитывалось 14 (7 шталагов и 7 офлагов для советских военнопленных). В лагеря для военнопленных на оккупированной территории СССР доступ оперативных команд СД был поначалу запрещен. Однако 7 октября 1941 года этот запрет был снят. 5 мая 1942 года Верховное командование вермахта (ОКВ) издало распоряжение о проведении проверок лишь в тех лагерях, которые находились восточнее старой германской границы, а 31 июля оперативные команды СД были выведены из лагерей, расположенных в Германии[120].

Отобранные представителями СД «заслуживающие доверия лица» размещались отдельно от основной массы военнопленных, а также задействовались в пропагандистской работе и использовались в качестве осведомителей.

Бывшие советские специалисты, изъявившие желание сотрудничать с немцами, направлялись в так называемый «Институт Ванзее», созданный под эгидой СД еще в середине 1930-х годов в Бреслау. С началом войны институт был передислоцирован в пригородный район Берлина и подчинен VI управлению РСХА и переориентирован на исследование вопросов, связанных с СССР: его сотрудники изучали положение в Красной армии, сельском хозяйстве, промышленности и других областях жизни Советского Союза[121].

В контексте нашего исследования нельзя пройти мимо такого интересного документа, как инструкция уполномоченного по продовольствию и сельскому хозяйству статс-секретаря, группенфюрера СС Эрнста Герберта фон Бакке о поведении должностных лиц на территории Советского Союза, намеченной к оккупации (от 1 июня 1941 года).

Герберт фон Бакке родился в Российской империи в 1896 году, в немецкой семье. Долгое время он жил в Батуме, где закончил гимназию. Во время Первой мировой войны в числе многих других немцев Бакке был интернирован, а после войны — переехал в Германию.

В 1922 году вступил он в СА, НСДАП, а затем в СС. В 1935 году Гиммлер назначил его пост начальника Главного управления расы и поселений СС. С 1941 года фон Бакке — уполномоченный особого штаба «Ольденбург», созданного для экономического и хозяйственного использования ресурсной базы занятых районов СССР в пользу Германии[122].

Инструкция фон Бакке (ее иногда еще называют «Двенадцатью заповедями поведения немцев на Востоке и их обращении с русскими») представляет собой свод рекомендаций, опирающихся на личный опыт общения с русскими, опыт немца, долго жившего в России. Этот опыт искусно переплетается с задачами, поставленными руководством Третьего рейха в войне против СССР, в первую очередь в части, касающейся экономической политики[123].

Говоря об огромном количестве общественных пороков, якобы сопровождающих жизнь русского народа, фон Бакке нацеливает свою аудиторию на жесткое пресечение подкупов, доносов, взяточничества и т. д. По мнению автора инструкции, русских не надо обращать на путь национал-социализма, главное «их сделать орудием» в немецких руках. Здесь Бакке особое внимание обращает на молодежь, «зараженную большевизмом». Если она не будет подчиняться, саботировать работы, — ее следует наказывать[124].

Инструкция фон Бакке — документ практического характера, поэтому в нем акцент сделан на такие качества, как решительность, мужество, смелость, хладнокровие и деловитость. «Вы должны быть людьми дела, — отмечает чиновник, — которые без всяких дебатов, без долгих бесплодных разговоров и без философствования устанавливают и проводят необходимые мероприятия. Тогда русский охотно подчинится вам».

Рекомендации фон Бакке не лишены и экскурса в прошлое. Отталкиваясь от норманнской теории, он формулирует основную мысль — русские всегда хотят, чтобы ими управляли. Так было на протяжении всей истории России: вначале господствовали монголы, потом поляки и литовцы, потом «самодержавие царей и господство немцев, вплоть до Ленина и Сталина».

В конечном итоге русские, сами когда-то призвавшие норманнов, вовсе не отказались от собственных слов: «Наша страна велика и обильна, а порядка в ней нет, приходите и владейте нами». Поэтому, напутствуя сотрудников своего аппарата, фон Бакке видит в них представителей Великой Германии, знаменосцев «национал-социалистической революции и новой Европы», чье присутствие на Востоке необходимо закрепить на целые столетия[125].

Тезисы фон Бакке отражают только одну из точек зрения нацистов на «восточную проблему». Хотя в них сконцентрировано немало пренебрежительных мотивов, унижающих достоинство местного населения, в документе не содержится фраз, призывающих к физическому истреблению. Нигде фон Бакке не пишет, чтобы должностные лица, занимающиеся вопросами экономики и продовольствия, убивали русских. Он, напротив, призывает немцев высоко держать свой авторитет в глазах «народов с Востока».

Нередко в связи со славянской политикой национал-социалистов упоминается так называемый «Генеральный план Ост», в котором, как утверждается, приведены основные доказательства того, как немцы в случае своей победы собирались поступить с «восточными народами». Считается, что в результате намеченных в плане мер «славянские народы будут ликвидированы как этнические единицы, а многие из них вообще истреблены»[126]. Советский публицист Л.M. Лещинский убеждал своих читателей, что «план Ост» предусматривал «физическое истребление всего еврейского населения Европы, массовые убийства поляков, чехов, словаков, болгар, венгров, физическое уничтожение 25–30 миллионов русских, украинцев, белорусов»[127].

Вместе с тем следует согласиться с мнением одного из наиболее авторитетных исследователей проблемы — польского историка Чеслава Мадайчика, который отмечает, что «информация о „Генеральном плане Ост“ до сих пор даже среди историков остается очень скромной. На эту тему… опубликовано лишь несколько статей и около десятка документов… „Генеральный план Ост“ — это отнюдь не однозначное понятие»[128].

Действительно, «Генеральный план Ост» представляет собой комплекс документов, посвященных вопросам заселения «восточных территорий» (Польши и Советского Союза) в случае победы Германии в войне. Концепция плана разрабатывалась на основе расовой доктрины под патронажем Имперского комиссариата по укреплению германской народности (Reichskommissariat fur die Festigung deutsches Volkstums RKV; РКФ). С 7 октября 1939 года его возглавлял рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер. Будучи убежден, что Восток будет принадлежать «Черному ордену», он поручил разработать проект по заселению немцами территории вплоть до Урала. После войны рейхсфюрер СС собирался представить план Гитлеру, чтобы гарантировать себе позицию единоличного властителя на Востоке[129].

При этом окончательного варианта плана «Ост» в виде некоего единого документа не существует. Все, чем на сегодняшний день располагают ученые, — шесть различных версий документа. Пять из них было подготовлено отделом планирования РКФ и один группой планирования из III управления РСХА[130].

Подобная работа, надо подчеркнуть, велась не только в СС, но также в Министерстве по делам оккупированных восточных территорий Альфреда Розенберга и в аппарате Германа Геринга, ответственного за четырехлетний план («Зеленая папка»). Разумеется, между ведомствами развернулась конкурентная борьба за то, чьи проекты наиболее реалистичные и перспективные. Поэтому следует вести речь о различных программах каждого министерства.

Несомненно, в некоторых пунктах точки зрения соперничающих организаций совпадали, однако этот факт еще не говорит о том, что было достигнуто согласие по всем принципиальным вопросам. Программа заселения постоянно перерабатывалась и уточнялась, и в конечном итоге уже не ограничивалась только восточными землями, но нацеливалась и на этническое преобразование западноевропейских областей, в результате чего «план Ост» получил другое наименование — «Генеральный план поселений» (в конце 1942 — начале 1943 года[131]). В дальнейшем, учитывая неблагоприятный для стран Оси характер войны, план утратил свою релевантность. Никто из высших руководителей Рейха, и в частности Гитлер, его так и не подписал.

В подготовке проектов по заселению Восточной и Западной Европы свои услуги в качестве экспертов предложили многие известные германские ученые, занимавшиеся вопросами аграрной политики, строительства, экономики, народоведения, антропологии и т. д. Среди них можно выделить антропологов Отто Рехе, Фрица Ленца и Ойгена Фишера. Их научные публикации, касавшиеся в том числе проблемы «демографического обеспечения немцами завоеванного Востока», имели характер частных мнений. Отчасти к ним прислушивались, но последнее слово всегда оставалось за теми, кто обладал в Рейхе большими властными полномочиями.

Первенство в разработке проектов по заселению восточных территорий, разумеется, принадлежало ведомству Гиммлера. Взяв за основу концепцию «меча и плуга» (которая практиковалась еще со времен Фридриха Великого), рейхсфюрер СС дал осенью 1939 года указания ординарному профессору и руководителю института агрономии и аграрной политики Берлинского университета Конраду Майеру[132] подготовить документ о переселении и освоении немецким населением Западных областей оккупированной Польши. В РКФ Майер (имевший к тому времени звание штандартенфюрера, а позднее — оберфюрера СС) возглавлял отдел планирования и почвы. Насколько позволяют судить документы, до середины 1941 года его подчиненные занимались исключительно «польским вопросом».

Аналогичная работа велась Расово-политическим управлением НСДАП. Его руководитель, профессор Вальтер Гросс[133], в ноябре 1940 года направил в СС секретный документ, посвященный тому, как следует обращаться с коренным населением Генерал-губернаторства. Гросс писал: «При обращении с лицами ненемецкой национальности на Востоке мы должны проводить политику, заключающуюся в том, чтобы как можно больше выделять отдельные народности… Выходцев из таких народностей… мы будем, разумеется, использовать в качестве служащих полиции и бургомистров. Главами у таких народностей могут быть только бургомистры и представители местных полицейских властей… Принципиальным вопросом при разрешении всех этих проблем является вопрос об обучении и тем самым вопрос отбора и фильтрации молодежи… Родители, которые с самого начала хотят дать своим детям лучшее школьное образование, как начальное, так и позднее, среднее, должны для этого обратиться с заявлением к высшим руководителям СС и полиции. Решение по заявлению принимается в первую очередь в соответствии с тем, является ли ребенок безупречным в расовом отношении и удовлетворяет ли он нашим условиям. Если мы признаем, что ребенок нашей крови, то родители будут иметь возможность послать своего ребенка на учебу в Германию…

Руководствуясь чувством и разумом, я считаю нормальным, что с детьми и родителями с момента их приезда в Германию будут обращаться в школе и в общественной жизни не как с париями, а что после изменения ими своей фамилии им с полным доверием… будет позволено включиться в жизнь немецкого народа. Не должно быть такого положения, чтобы дети чувствовали себя чуждыми в нашей среде, ибо мы ведь верим в нашу собственную кровь, которая благодаря ошибкам немецкой истории попала в чужую национальность, и убеждены, что наше мировоззрение и наши идеалы найдут отклик в одинаковых в расовом отношении душах этих детей…

В таком случае после последовательного осуществления этих мероприятий в течение ближайших десяти лет население Генерал- губернаторства будет состоять из оставшихся местных жителей… Это население, не имея своего руководства, будет служить источником рабочей силы, поставлять Германии ежегодно сезонных рабочих и рабочих для производства особых работ… При этом у него будет возможность больше есть и лучше жить, чем в условиях польского господства…»[134]

В марте 1941 года по указанию Гиммлера была проведена пропагандистская выставка «Планирование и построение нового порядка на Востоке», которую посетили видные деятели НСДАП, и в первую очередь заместитель Гитлера по партии Рудольф Гесс. Хотя выставка оказалась успешной и Гиммлер сумел добиться главенствующего положения в сфере подготовки переселенческих проектов, все же было бы преждевременным считать ее полной победой СС. Планы, разработанные отделом Майера, были еще мало привязаны к реальности, фактически — они существовали только на бумаге, и никто не брался сказать, каким образом они будут реализованы. Конечно, некоторые «эксперименты» в данной области уже к тому времени были проведены. Так, поляки принудительно выселялись с «исконно немецких земель» — из «Вартегау» и Верхней Силезии (а еврейское население частично было ликвидировано оперативными группами полиции безопасности и СД, частично выдворено на территорию Генерал-губернаторства и сконцентрировано в заранее предусмотренных местах для последующего уничтожения).

Если в отношении поляков использовался комплекс принудительно-исправительных мер, вызванный, безусловно, застарелой немецко-польской враждой, то в отношении чехов — другой. Здесь процесс начался еще в 1938 году, и серьезных притеснений со стороны немцев, как нередко утверждают некоторые историки, чехи не почувствовали, несмотря на то, что в аннексированных Германией Судетских областях возникло определенное волнение. Для Протектората Богемия и Моравия существовали планы на будущее иного порядка, нечто похожее на «наслаивание» на местное население руководящих ремесленных слоев из числа германского народа. Гейдрих, шеф РСХА, вступивший в должность Имперского протектора Богемии и Моравии осенью 1941 года, вполне откровенно говорил о последующем онемечивании чехов. Однако, по его представлениям, это должно было происходить «естественным путем», без форсирования событий, за счет «скрытой» германизации, исключающей применение силовых мер воздействия, уместных в других случаях.

Разумеется, подобные «щадящие» правила никоим образом не распространялись на коммунистов и евреев, равно и на тех, кто относил себя к убежденным противникам немецкой оккупации. В целом же Чехия, как регион, насыщенный индустриальными предприятиями, имевшими военную специфику, воспринимался руководством Рейха как важный цех, где «куется оружие победы». Поэтому ни о какой дискриминационной политике не могло быть и речи. К тому же нацисты всегда отмечали прилежание и трудолюбие чехов, и, безусловно, планировали сделать из них помощников немецких колонистов[135].

С началом войны против Советского Союза появилась потребность пересмотреть часть вопросов, касающихся заселения восточных областей. Майеру пришлось подготовить новый проект, учитывавший новую ситуацию. Интересы СС уже не ограничивались одними польскими землями; сама логика войны нацеливала подчиненных Гиммлера на советские территории, к которым внимательно присматривались.

Однако какими бы дерзкими ни были представления Майера, в его отделе не теряли чувство реальности. В документах очередного плана (за май 1942 года, основным разработчиком данного проекта выступил Институт сельского хозяйства при Берлинском университете, тесно контактировавший с РКФ), отправленных на подпись к Гиммлеру, содержались весьма осторожные мнения по поводу того, как вести колонизацию. Было предложено поэтапное заселение завоеванной территории в течение 25 лет. Вводились квоты по онемечиванию для различных национальностей. Местное автохтонное население планировалось выселить в сельскую местность и использовать в крупномасштабных аграрных мероприятиях. Для контроля областей с не преобладающим поначалу немецким населением предполагалось ввести форму «маркграфств». В документе разговор шел только о трех из них: Ингерманландия (Ленинградская область), Готенгау (Крым, Херсон) и Мемель-Нарев (Литва-Белосток). В Ингерманландии население городов должно было быть снижено с 3 миллионов до 200 тысяч человек. В Польше, Белоруссии, Прибалтике, Украине было намечено создание сети опорных пунктов (около 36), обеспечивавших эффективную связь маркграфств друг с другом и метрополией. Через 25–30 лет маркграфства должны были быть германизированы на 50 %, а опорные пункты на 25–30 %.

В конце плана подчеркивалось, что успех программы заселения будет зависеть от воли и колонизационной силы германцев, и если она выдержит эти испытания, то уже следующему поколению удастся сомкнуть северный и южный фланги колонизации (то есть заселить Украину и центральную часть РСФСР)[136].

Обратим внимание на такую немаловажную деталь. Ни в этом плане, ни в следующем, также составленном Майером, никаких статистических выкладок не делалось, как не было и конкретных цифр, какое количество жителей завоеванных областей подлежит выселению. Некоторые исследователи, прекрасно зная это, тем не менее заявляют о миллионах граждан, которых ожидала самая печальная участь. Цифры они выводят из разницы между фактическим количеством жителей и планируемым (с учетом немецких переселенцев и местного населения, «годного к онемечиванию»).

Данные подсчеты, на наш взгляд, не совсем корректны, поскольку они базируются исключительно на произвольных умозаключениях, в то время как подручные Майера не спешили оперировать цифрами попусту. Расовый волюнтаризм, неизменно сопутствовавший «исследовательской» деятельности РКФ, не был, однако, лишен прагматической линии, всегда отличавшей ведомство Гиммлера.

В контексте обсуждаемой проблемы часто фигурируют «Замечания и предложения по Генеральному плану Ост», составленные в виде служебной записки для министра А. Розенберга 27 апреля 1942 года референтом по расовым вопросам в политическом департаменте Министерства по делам оккупированных восточных территорий д-ром Э. Ветцелем. Чиновник сделал эти записи, ознакомившись с проектом, подготовленным группой планирования III управления РСХА в декабре 1941 года (сам источник утерян и до сих пор не найден). Как отмечает Ч. Мадайчик, «экспертное заключение Ветцеля было весьма критичным в отношении деталей и косвенно констатировало некомпетентность разработчиков из РСХА»[137]. Документ воспринимается многими исследователями неоднозначно, а некоторые вообще склонны считать его фальшивкой. Однако, на наш взгляд, эти «замечания и предложения» способны пролить свет на возможное будущее «народов Востока».

Источник состоит из четырех разделов: 1) «Общие замечания по генеральному плану Ост»; 2) «Общие замечания по вопросу об онемечивании, особенно о будущем отношении к жителям бывших прибалтийских государств»; 3) «К решению польского вопроса»; 4) «К вопросу о будущем обращении с русским населением».

В первом разделе Ветцель касается вопроса о переселении немцев на восточные территории. Переселение планировалось проводить в течение 30 лет после окончания войны. На пространствах бывшего СССР, завоеванных Германией, должны были остаться в немецком районе расселения 14 млн славян. Их предполагалось поставить под контроль 4,5 млн немцев. «Нежелательных в расовом отношении местных жителей» следовало отправить в Западную Сибирь. 5–6 млн евреев, находящиеся в восточных областях, подлежали ликвидации еще до начала основных мероприятий по переселению[138].

У Ветцеля возникают серьезные сомнения относительно осуществления этих пунктов программы. Если «еврейский вопрос» решить еще можно, то со славянами дело обстоит не так просто. Ветцель недоволен тем, почему такая инстанция, как РКФ, игнорирует факт поселения лиц, «пригодных для онемечивания, в пределах собственно германской империи»[139].

Далее чиновник критически относится к подсчетам численности славянского населения, предназначенного к переселению. Статистические данные, подготовленные в недрах РКФ, представляются Ветцелю ошибочными: они мало привязаны к реальности, совсем не учитывают того, какие народы дружественно или враждебно относятся к немцам[140].

Словом, из первого пункта записки Ветцеля не видно, чтобы немцы всерьез и с присущей им педантичностью собирались решать «славянский вопрос» самыми жесткими и бесчеловечными методами. Зато четко прослеживается желание нацистов подходить к реализации будущей программы дифференцированно. Во-первых, часть славян поселить на территории Рейха и «онемечить». Это «процедуру» должны пройти 14 млн человек. И, во-вторых, отправить в Западную Сибирь только «нежелательных в расовом отношении» славяноязычных граждан.

Во втором разделе Ветцель рассматривает мероприятия по так называемому «онемечиванию», т. е. включению в орбиту Рейха тех граждан, которые обладают «ярко выраженными признаками нордической расы, проявляющимися во внешнем облике, в поведении и в способностях»[141]. Уже из самой этой формулировки следует, что речь идет не только о тех людях, которые соответствуют «классическому образцу» («белокурые бестии» с правильным черепом), но и о тех, которые имеют близкие к нордической расе качества, — например, благородную сдержанность, холодную деловитость, умеренность и самообладание и пр. Этот пункт записки Ветцеля, на наш взгляд, согласуется с рекомендациями Ганса Гюнтера, как-то сказавшего: «Люди, сведущие в расологии, знают, что многие темноволосые и темноглазые личности являются более нордическими, чем многие голубоглазые блондины»[142].

Среди тех, кто подходил для «онемечивания», или расового «обновления» («Umvolkung»), в соответствии с критериями «нордического типа», были, к примеру, литовцы, эстонцы и латыши[143]. Представители этих народов, по Ветцелю, нужны для того, чтобы с их помощью осуществлять управление обширными территориями на Востоке. Прибалтийцы подходили на эту роль, так как они воспитывались в европейском духе и «усвоили по меньшей мере основные понятия европейской культуры»[144]. С учетом этих пояснений никак нельзя понимать под «онемечиванием» физическое уничтожение, на чем почему-то настаивают публицисты Д. Мельников и Л. Черная[145].

В третьем разделе Ветцель описывает предполагаемую линию поведения немцев по «польскому вопросу». Опираясь на историю взаимоотношений между нациями, он делает вывод, что поляки «являются наиболее враждебно настроенным» и «самым опасным народом»[146]. Вместе с тем он отмечает, что «польский вопрос нельзя решать путем ликвидации поляков». «Такое решение, — считает он, — обременило бы на вечные времена совесть немецкого народа и лишило бы нас симпатии всех, тем более что и другие соседние с нами народы начали бы опасаться, что в одно прекрасное время их постигнет та же участь»[147].

В том же разделе чиновник останавливается на будущей судьбе украинцев и белорусов. Ветцель говорит, что около 65 % украинцев будут переселены в Сибирь. То же самое планируется сделать и с белорусами, но переселены будут 75 %, а 25 % «подлежат онемечиванию»[148].

Последний раздел заметок посвящен «русскому вопросу». Ветцель считает его весьма важным в контексте «всей восточной проблемы». Здесь он приводит точку зрения доктора антропологических наук Вольфганга Абеля, предлагавшего или полностью уничтожить русских, или онемечить определенную их часть, имеющую «явные нордические признаки». Предложение Абеля Ветцель считает частной «инициативой», требующей еще дальнейших дискуссий, а потому и неопределенной. Конструкция «уничтожить или онемечить» — далека от конкретности. Чуть ниже Ветцель замечает: «Предложенный Абелем путь ликвидации русских как народа, не говоря уже о том, что его осуществление едва ли было бы возможно, не подходит для нас также по политическим и экономическим соображениям»[149].

Корпус документа пестрит явными фактическими ошибками. Так, в последнем разделе Ветцель пишет о горьковском и тульском генеральных комиссариатах, хотя чиновник не мог не знать, что эти территориальные единицы именовались в официальных бумагах округами (даже не генеральными округами, как Литва, Латвия, Эстония и Белоруссия)[150]. Сложно допустить, чтобы этот чиновник не был знаком со структурой собственного министерства.

Много в «замечаниях» и совершенно нелепых предложений. Скажем, Ветцель предлагает переселить часть поляков «в Южную Америку, особенно в Бразилию»[151].

Словом, напрашивается вывод, что заметки Ветцеля — «сырой» материал, далекий от какой-либо конкретики. Эти записи нельзя считать надежным документом, поэтому многие западные исследователи предпочитают на них не опираться.

Встречаются ссылки и на письмо Гиммлера бригадефюреру СС Грейфельту по поводу «Генерального плана Ост». Но из письма не видно, чтобы существовала какая-либо четкая программа по решению «славянского вопроса» в целом. Разговор идет только о поляках и прибалтийских народах. Рейхсфюрер СС говорит о том, чтобы в течение 20 лет после войны онемечить «население Эстонии и Латвии, а также всего генерал-губернаторства»[152]. Никаких указаний об истреблении в письме нет.

Словом, проекты К. Майера, записка Э. Ветцеля и письмо Гиммлера не дают, на наш взгляд, оснований утверждать, что немцы хотели решить «славянский вопрос» радикальным путем. Конечно, во время войны пропаганда разжигала ненависть к противнику, что выливалось в страшные факты, подобно зверскому (иначе и не скажешь) отношению к местному населению со стороны всякого рода карательных отрядов и зондеркоманд. Однако деятельность карателей регулировалась другими документами.

Внутри организации СС вопрос со славянами и колонизацией восточных территорий поднимался не раз. Гиммлер неоднократно говорил об этом в кругу приближенных лиц. Несмотря на ряд действительно жестких и однозначных заявлений («низшей расе всего нужно меньше, но больше всего нужно, чтобы самой этой расы было как можно меньше»[153]), его позицию все-таки нельзя назвать до конца твердой и окончательной.

Представления Гиммлера о славянах претерпевали изменения. Так, в январе 1941 года во время заседания в Вевельсбурге шеф СС доверительно сказал группенфюреру СС фон Бах-Зелевскому, что для осуществления его планов на Востоке нужно устранить 30 миллионов славян[154]. Это серьезное заявление впервые прозвучало на процессе в Нюрнберге из уст самого Бах-Зелевского (в ходе допроса 7 января 1946 года), пытавшегося сохранить себе жизнь: «Я считаю, что здесь имеется очень тесная связь с речью Генриха Гиммлера в начале 1941 года в Вевельсбурге, еще до начала похода на Россию. Гиммлер говорил тогда, что целью похода на Россию является сокращение числа славян на 30 миллионов человек»[155]. Заметим, что ряд исследователей утверждают, что Бах-Зелевский исказил подлинные слава своего шефа. Кроме того, как отмечает немецкий историк Карл Хюзер, указанная в показаниях дата гиммлеровской речи является «ошибочной, поскольку единственное совещание Гиммлера с группенфюрерами СС в замке Вевельбург имело место с 11 по 15 июня 1941 года»[156].

Известно также мнение рейхсфюрера СС о русском народе и будущем России, высказанное им в беседе с Феликсом Керстеном в Харцвальде (15 января 1943 года). Гиммлер тогда сказал своему врачу: «Когда в России будет искоренен большевизм, восточные территории перейдут под немецкое управление по образцу „марок“, которые Карл Великий учредил на востоке своей империи; методы управления будут аналогичны тем, с помощью которых Англия превратила свои колонии в доминионы. После полного восстановления мира и экономического процветания эти территории будут возвращены русскому народу, чтобы тот жил в полной свободе, и с новым правительством будет заключен мир и торговый договор на двадцать пять лет»[157]. Как замечает немецкий исследователь Бернд Вегнер, в сентябре 1942 года Гиммлер отвел будущей России «роль „форпоста“ в „решающей борьбе против Азии, которая рано или поздно непременно начнется“… На смену Великогерманскому рейху придет… Германо-Готский рейх, территория которого будет простираться до Урала». Двумя месяцами позже рейхсфюрер грезил, что «восточные земли… сегодня станут колонией, завтра районами переселения, а послезавтра будут присоединены к Рейху»[158].

Таким образом, Гиммлер высказывал по «русской проблеме» разные мысли, которые не всегда состыковываются с устоявшимися представлениями.

Протокол совещания у доктора Б. Клейста по вопросам онемечивания, в частности, по Прибалтийским странам (4 февраля 1942 года)

На заседании вместе с другими присутствовала группа представителей заинтересованных учреждений.

Вел совещание доктор Клейст. Кроме него, от министерства по делам оккупированных восточных территорий присутствовали: доктор Кинкелин, профессор фон Менде, руководитель рабочей группы Вейтнауер, оберрегирунгсрат Лабе, асессор Шютте.

Ведомство рейхсфюрера СС было представлено следующими сотрудниками:

Главное управление имперской безопасности — оберштурмбаннфюрер Гуммич, представлявший штандартенфюрера Элиха (при этом интересно, что, хотя Гуммич представлял наиболее заинтересованное и наиболее влиятельное учреждение службы рейхсфюрера СС, — мне хотелось бы напомнить, что генеральный план «Ост» был разработан именно там, — он вообще не произнес ни слова), а также партайгеноссе Гиргензон.

Главное управление по вопросам расовой и переселенческой политики — штандартенфюрер профессор Б.К. Шульц.

От рейхскомиссара по укреплению немецкой расы — начальник отдела Бубер.

От института по изучению приграничной и зарубежной обстановки — доктор Тейх.

Кроме того, в совещании участвовал профессор Ойген Фишер — от института антропологии имени кайзера Вильгельма.

После вступительного слова доктора Клейста, обрисовавшего те проблемы, которые вытекают из предполагаемого онемечивания Остланда, а также выступлений по этому вопросу профессора Фишера и доктора Кинкелина, слово взял Б.К. Шульц, подчеркнувший необходимость проводить различие между теми частями населения Остланда, которые с расовой точки зрения пригодны для онемечивания, и теми, кого нужно отвергнуть. Из его высказываний следовало, что он явно склоняется к мнению, что большая часть населения не годится для онемечивания. Он выступил за то, чтобы нежелательные в расовом отношении части населения были эвакуированы на Восток, тогда как расово приемлемые прошли бы онемечивание в коренной части Рейха или же, возможно, в Остланде. Выступивший затем Шуберт в еще более резкой форме высказал эту же мысль, заявив, что нежелательные лица должны быть выселены в Западную Сибирь. В начале выступления он еще раз подчеркнул единоличную компетентность в этих делах рейхскомиссара по укреплению немецкой расы. Он исходил из того, что проверка поляков выявила всего 3 процента ценных в расовом отношении и поэтому пригодных для онемечивания людей. Как мне позднее заявил Б.К. Шульц, эти данные Шуберта были неправильными. Полученные до сих пор результаты обследования, которое охватывало только сельское население, дали 5 процентов. В отношении городского населения, в котором доля расово полноценных должна быть значительно выше, до сих пор расового обследования вообще не проводилось. Шуберт не может не знать этих данных. У прибалтийских народов, продолжал Шуберт, число расово полноценных также невелико. Заселение территории немцами не выглядит невозможным. В ответ на эти высказывания с нашей стороны были выдвинуты следующие возражения: если те или иные народы в результате отторжения расово нежелательных частей будут разделены путем принудительной высылки последних в восточные районы, и в частности в Сибирь, то следствием этого может стать лишь то, что также и расово полноценные части народа с учетом существующих связей с другими частями народа не захотят и думать о своем онемечивании. Если им к тому же придется переселяться на территорию коренного рейха, то положение может еще более усугубиться в результате того, что для этих людей может не найтись подходящих мест работы и их социальное положение ухудшится, из-за чего их готовность подвергнуться онемечиванию может сойти на нет. Нужно взвесить, нельзя ли в результате индустриализации прибалтийского пространства растворить расово нежелательные части населения. Если им дать достаточно высокую оплату труда, поднять их культурный уровень, то в этом случае можно будет, вероятно, ожидать снижения у них рождаемости.

На это профессор Фишер возразил, что идея растворения представляется ему сомнительной, поскольку более высокий жизненный уровень может легко привести к повышению рождаемости (это высказывание Фишера представляется правильным только в том случае, если речь идет о явно асоциальных элементах расово неполноценных частей населения Остланда). Возражения против идей растворения были выдвинуты и со стороны представителей СС. Шуберт утверждал, что фюрер уже отдал приказ об их эвакуации. Партайгеноссе Гиргензон от Главного управления имперской безопасности после этого долго распространялся о том, что хотя принудительная эвакуация из Прибалтики расово неполноценных частей населения представляется крайне сомнительной и должна быть отвергнута, однако уже при царском режиме эстонцев, латышей и других народов наметилась тенденция к добровольному переселению в глубинные русские районы, если им там будут предоставляться надежные рабочие места. Он убежден в том, что и сегодня можно многого добиться путем такого рода добровольного переселения. Практика теперь показала, что с помощью русских кадров невозможно создать территориальную администрацию. Поэтому с учетом недостаточности в любом отношении немецких сил придется действовать с привлечением представителей других народов. Ему поэтому представляется весьма целесообразным внедрить туда расово нежелательных представителей прибалтийских народов в качестве среднего сословия. Этим людям нужно будет установить хорошую для их положения зарплату. Русификации вряд ли можно ожидать. Б.К. Шульц заявил на это, что у него тоже появились большие сомнения относительно принудительной эвакуации людей из этих стран в Сибирь. Нужно попытаться побудить их к добровольному переселению. К этой точке зрения присоединился и Шуберт. Он заявил, что немцы должны играть роль спартанцев, средняя прослойка из латышей, эстонцев и других — роль периэков, а русские занимать положение илотов. Мнение Гиргензона о том, что расово неполноценные части народов следует перемещать в глубины русского пространства по возможности добровольно, явно встретило одобрение у участников совещания. При этом был поднят также вопрос о чехах и поляках. Было высказано мнение, что чехов, если они окажутся нежелательными, можно было бы, вероятно, включить в состав средней прослойки, с условием, что дело не будет касаться подозрительных в политическом отношении лиц. Для поляков же, как отмечалось, можно рассматривать лишь возможность переселения в Западную Сибирь. К концу совещания для всех стало как бы то ни было ясным, что поселение немцев может происходить лишь таким способом, что сначала должны быть заселены близлежащие территории Вартсткого округа и т. п., а что касается Остланда, то необходимо сперва провести точную проверку расового состава населения, которая должна быть проведена не как расовый отбор, а замаскирована как гигиеническое обследование или нечто в этом роде, чтобы не вызвать беспокойства среди населения. Участникам совещания было также ясно, что все вопросы переселения на территории Остланда представляют собой задачи, к решению которых нельзя приступить немедленно.

Доктор Ветцель

См.: Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Сборник документов. Том 3. Кн. 1. Крушение «Блицкрига». 1 января — 30 июня 1942 года. М., 2003. С. 588–590.

Письмо Г. Гиммлера У. Грайфельду об осуществлении в Прибалтике генерального плана «Ост» (12 июня 1942 года)

По вопросу: Генеральный план «Ост» — правовые, экономические и территориальные основы преобразования восточного пространства.

Дорогой Грейфельд!

Я ознакомился с генеральным планом «Ост», который мне в целом нравится. В подходящий момент я хотел бы представить этот план фюреру. Для этого необходимо, однако, чтобы мы подготовили сводный план колонизации, который обобщал бы ранее составленные планы для Западного Данцига, Пруссии, Вартского округа и Верхней Силезии, Юго-Восточной Пруссии, а в общих чертах для Богемии и Моравии, равно как для Эльзас-Лотарингии, Верхней Краины и Южной Штирии. Все это нужно объединить в общем плане, в частности также в целях изготовления карт и производства общих расчетов.

Мне кажется, что в одном пункте меня неправильно поняли. Этот двадцатилетний план должен включать в себя тотальное онемечивание Эстонии и Латвии, а также всего генерал-губернаторства.

Мы должны осуществить это по возможности за 20 лет. Я лично убежден, что сделать это возможно.

Теперешнее положение покрыть территорию генерал-губернаторства и всего Остланда только опорными пунктами не соответствует моим мыслям и желаниям. Сложнее обстоит дело с Литвой. Здесь мы меньше сможем рассчитывать на онемечивание имеющегося населения. Правильнее разработать общий план колонизации и заселения этих территорий. И это должно быть сделано.

До того как мне будет представлен сводный план в той же форме, что и генеральный план «Ост», я прошу переслать мне для ознакомления проект, из которого была бы ясно видна наша потребность в людях, рабочей силе, денежных средствах и т. д. и, кроме того, указывалось, сколько и чего нам понадобится в каждом из годов четырехлетнего плана. Лишь после этого мы сможем решить, от чего можно отказаться, если что-либо окажется неосуществимым.

Хайль Гитлер!

Ваш Генрих Гиммлер

См.: Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Сборник документов. Том 3. Кн. 1. Крушение «Блицкрига». 1 января — 30 июня 1942 года. М., 2003. С. 625–626.

Согласно нацистской науке о человеческих расах, необходимо различать расовые и филологические признаки, которые зачастую могут не совпадать. Ведущий немецкий расовый теоретик Ганс Гюнтер писал: «Есть германские, романские и славянские языки, но нет германской, романской или славянской расы… Языковые границы никогда не являются расовыми… Раса и народ не совпадают… В расы следует объединять лишь такие группы людей, которые всегда воспроизводят себе подобных»[159].

Гюнтер и другие ученые, занимавшиеся расовыми проблемами в нацистской Германии, не раз подчеркивали, что, во-первых, в Европе нет «чистых», с расовой точки зрения, народов. Во-вторых, все народы, включая и немцев, представляют собой расовые смеси; и, в-третьих, ценность расы определяется не по тому, насколько она «полноценна» или нет, а по тому, насколько она «ценна» для определенной цивилизации[160]. Например, нордическая раса, по классификации Гюнтера, представляет ценность для европейской цивилизации. Она явилась духовно-творческим стержнем, повлиявшим на развитие Европы. Евреи, как представители переднеазиатской и ориентальной рас, не стояли у истоков европейской культуры, напротив, их появление в Европе было связано с ее упадком. Для немецкого народа, чья кровь и без того несет в себе компоненты других европейских рас (западной, динарской, восточной), — смешение с евреями нежелательно. Кровь евреев неевропейского происхождения, и поэтому она может так изменить облик немецкого народа, что получится «европейско-азиатско-африканское расовое болото, как в гниющей Римской империи»[161].

Касались немецкие ученые и «славянского вопроса». В частности, в 1938 году в Штутгарте вышла книга доктора философии, ассистента Антропологического института при Университете Бреслау Ильзе Швидецки «Расология древних славян». Это исследование, опиравшееся на богатый научный материал, в том числе и советских антропологов, давало беспристрастную оценку тому, кто такие славяне, и было полностью лишено какой-либо славянофобии. Швидецки писала: «…общий вид расовой картины славянских народов современности ясно обозначен уже в древнеславянское время. Хотя большая временная близость к индогерманско-праславянскому происхождению еще отчетлива, и именно — благодаря высокой доле присутствия нордического компонента, тем не менее в процессе распространения восточноевропеоидов во всех племенах особенный характер славян среди семьи индогерманских народов уже ярко выражен»[162]. Таким образом, Швидецки пришла к заключению о принадлежности славян (а стало быть, и русских) к белой европейской цивилизации. «Низшей» расой она их не считала.

Объективно говоря, в отношении практических выводов большинство ученых германской расологической школы того периода были более чем сдержаны в своих оценках. Например, глава расового ведомства НСДАП, профессор Вальтер Гросс в открытой партийной прессе настаивал на том, что никаких «высших» и «низших» рас не существует, кроме того, указывал, что, упирая на нордическую тему, нужно быть максимально сдержанным и корректным[163].

Возникает вполне закономерный вопрос: насколько руководители Третьего рейха и, в частности, Гитлер, прислушивались к мнению исследователей расовых проблем? Как видно из документов, расовые наработки германских ученых оказались востребованными при составлении, например, «Закона о гражданстве Рейха и Закона о защите германской крови и германской чести» (от 15 сентября 1935 года). Позволим себе процитировать один из отрывков: «Германская кровь не образует своей расы. Германский народ состоит из представителей разных рас. Но всем этим расам свойственно то, что их кровь взаимно совместима и смесь этих кровей в отличие от крови, которая им не родственна, не создает препятствий и напряжений. К германской крови можно, без сомнения, приравнять кровь тех народов, расовый состав которых родствен германскому народу. Это относится ко всем народам, населяющим закрытые пространства Европы. Кровь, родственная немецкой, одинаково рассматривается по всем направлениям. Поэтому гражданами Рейха могут стать представители живущих в Германии меньшинств, например, поляки, датчане и т. д.»[164].

Этот документ показывает, что нацисты не только прислушивались к мнению специалистов по расовым проблемам, но и применяли их наработки на практике. Причем ни о каком «окончательном решении славянского вопроса» не могло быть и речи. Проблема заключалась в том, чтобы собрать всю «здоровую европейскую кровь» под началом Рейха. Эта кровь, в первую очередь нордическая, по мнению нацистов, могла быть не только у поляков, но и у русских. Здесь можно привести слова рейхсфюрера СС Гиммлера из его выступления в Познани 4 октября 1943 года: «Все, что нации могут предложить в виде хорошей крови нашего типа, мы возьмем»[165]. А еще через десять дней, на очередном совещании, шеф СС отметил: «Я считаю, что в вопросе, касающемся населения иностранных государств, в особенности славян, мы должны исходить из немецкой точки зрения… Конечно, при таком смешении людей могут найтись хорошие расовые типы. Поэтому я полагаю, что нашим долгом будет взять себе их детей для того, чтобы убрать их из нежелательного окружения»[166].

Чем руководствовался Гиммлер, делая такие заявления?

Прекрасно знакомый с современными ему исследованиями по расологии, шеф СС исходил из того, что с древнейших времен нордические расовые ядра, как «носители света» и единственные представители «культуротворящей первичной силы», вторгались в массы других народов и подчиняли их себе. Пользуясь плодами труда покоренных этносов, люди нордической расы получили возможность развивать свои творческие задатки и двигать вперед всю человеческую цивилизацию[167]. Разумеется, в ходе этого сложного и продолжительного по времени процесса происходило определенное слияние между носителями нордической крови и теми, кто им повиновался. Расовое смешение не представляло опасности до тех пор, пока существовали жесткие ограничительные законы, а на вершине общественной иерархии, как, например, в древней Индии, находились люди нордического типа и благородного происхождения. Упадок же цивилизации происходил после того, как кровь благородного сословия, индоевропейцев, повсеместно смешивалась с кровью некогда покоренных народов. В результате наступал расовый хаос, духовное и нравственное вырождение, деградация, приводившая людей к грандиозной трагедии — к историческому концу их общества, созданного когда-то арийцами.

Конечно, опираясь на эту концепцию, Гиммлер учитывал реалии своего времени. Он понимал, насколько далеко ушло человечество по пути «первородного греха расового смешения». Европа, как «священный ареал белой цивилизации», уже давно подверглась массированной расовой атаке со стороны этносов, чья кровь губит нордическую расу и ведет ее к неминуемой гибели. Избежать трагического финала можно только в том случае, если будут приняты кардинальные и своевременные меры по защите людей с нордической и близкой к ней кровью, для чего нужно найти и вывести этих людей за рамки прежней «среды обитания», где они смешивались с кем попало, и объединить под эгидой СС.

Рассуждая подобным образом, Гиммлер не мог не смотреть на Восток Европы, где, как и на Западе, проживали расовые типы, кровь которых в той или иной степени соответствовала нацистским стандартам. Такие типы могли быть в Польше и в Советском Союзе, поэтому организация СС не ставила себе основной целью поголовно уничтожить славян. Задача была другая — везде, где только есть такая возможность и необходимость, отбирать «ценные» в расовом отношении «экземпляры», одновременно не забывая проводить мероприятия по пресечению вредоносного и паразитического влияния на германскую нацию со стороны «расово неполноценных» и политически враждебных элементов из разных народов.

Вышеуказанные представления неизбежно отразились и на пропагандистском обеспечении подчиненных Гиммлеру структур, в частности Войск СС.

Небезынтересным представляется вопрос о формировании и генезисе образа врага в эсэсовских пропагандистских материалах. Как уже отмечалось, главным своим врагом нацисты считали «еврейский большевизм», который нередко увязывался с «азиатчиной» и находил конкретное воплощение в образе «недочеловека» (Der Untermensch).

Ошибочными следует признать утверждения некоторых российских историков (например, Б.Н. Ковалева и О.Ю. Пленкова), что впервые в Германии термин «унтерменш» употребил 6 августа 1941 года постоянный автор нацистского официоза «Volkischer Beobachter» Густав Херберт[168]. Если бы отечественные исследователи были знакомы с брошюрой «Недочеловек», они бы по крайней мере обратили внимание на слова шефа СС Гиммлера, сказанные им в 1935 году: «До тех пор, пока существуют люди, борьба между человеком и недочеловеком будет являться историческим правилом»[169].

Еще с 1920-х годов этот же самый термин охотно употреблял в своих произведениях Альфред Розенберг, говоря о «гибели» русского народа, переставшего существовать после победы большевизма в России. Как отмечалось, Розенберг видел в большевизме «молодую, варварскую, разрушительную силу», власть «вырождения». В СССР появился «советский человек», а по сути своей — «недочеловек», который является «живым укором» по отношению к нордическому человеку. Известный американский исследователь нацистской пропаганды Э.Р. Герцштейн пишет, что в 1931 году штурмовики называли своих противников «коммунистическими недочеловеками»[170].

Собственно говоря, можно привести еще несколько десятков фактов, которые будут уводить нас в XIX век, когда в среде немецких националистов стало произноситься слово «унтерменш». Сегодня нельзя со стопроцентной уверенностью сказать, кто именно ввел его в оборот (Розенберг в «Мифе XX века» пишет, что впервые этот термин употребил Лотар Штоддард). Любопытно, что слово «недочеловек» использовалось и либеральной германской прессой, бичевавшей националистов-антисемитов, чьи заявления бросали тень на немцев, как нацию образованных людей. Нацисты увидели в слове «унтерменш» прекрасный образец для создания своего «образа врага». В конечном итоге они получили неограниченное право на его эксплуатацию, в зависимости от политической обстановки, и право на рецепцию тех его содержательных компонентов, которые были созвучны с пропагандой НСДАП.

Многие авторы связывают использование нацистами понятия «недочеловек» с философией Ницше. Так, Сергей Воропаев заявляет, что «в „недочеловеке“ нацистско-расистская пропаганда в течение 20 лет видела антипод ницшеанскому сверхчеловеку». Аналогичные сентенции можно обнаружить у немецких исследователей Кристиана Центнера и Гюнтера Дешнера[171].

Однако известно, что термин «унтерменш» появился раньше, чем учение Ницше о сверхчеловеке[172]. Более того, по замечанию Иринга Фетшера, «философия Ницше никогда не составляла центра нацистской идеологии; ни Гитлер, ни Розенберг, ни Геббельс не пользовались аргументами или формулировками Ницше»[173]. Конечно, некоторые нацистские пропагандисты зачастую применяли такие понятия ницшеанской философии, как «воля к власти», «сверхчеловек» и т. д. Но эти категории никогда не были основой нацистской пропаганды.

Нацистские органы пропаганды придали образу «унтерменша» зловещую универсальность. «Недочеловеком» мог быть кто угодно, в том числе и немец, предавший фюрера, нацию и Рейх. Однако в первую очередь использование термина был направлено на разжигание ненависти к большевикам и, прежде всего, к евреям (ядром идеологии военного времени, по словам Й. Геббельса, был антисемитизм[174]).

Брошюра «Недочеловек» была одним из проявлений военной пропаганды, где во главу угла был поставлен «образ врага», олицетворявший собой «абсолютное зло», которое связывалось с «еврейско-азиатским», «иудео-большевистским» и коммунистическим типом людей.

Герцштейн полагает, что эсэсовский памфлет — гимн расовой ненависти, оскорблявший «все народы Востока»[175]. Это, однако, не совсем так. Горизонт расовой неприязни здесь несколько шире (Герцштейн почему-то «забыл» про негров, чьи изображения в памфлете также присутствуют). Но основная порция грязи была предназначена евреям и большевикам («Сегодня олицетворение этой разрушительной воли носит имя „большевизм“»[176]).

Тот же исследователь заявляет, что «народы Востока» (а под ними он подразумевает русских) назывались в памфлете «грязными, монголоидными, скотскими ублюдками»[177] (ту же сентенцию слово в слово повторяет историк А. Гогун[178]). Однако в тексте подобных оскорблений не встречается (зачем Герцштейн обманывает читателя — не понятно). Еще дальше идет исследователь Б. Ковалев. На страницах его монографии появляются непонятно откуда позаимствованные слова о «славянско-татарской гидре с еврейскими головами» (то же самое пишет О. Пленков) [179]. И вновь ничего подобного мы в тексте документа не обнаруживаем.

Известный немецкий историк Вольфрам Ветте считает, что в СС «с помощью фотографической техники» исказили «лица славянам»[180]. Между тем достаточно заглянуть в брошюру, чтобы убедиться в нелепости подобных допущений. Не было никакой надобности ретушировать «славянские» лица, — пропагандисты вполне могли найти подходящие для их целей изображения советских военнослужащих — представителей еврейского народа. Под фотоснимками помещен следующий текст: «На этот раз еврей хотел действовать совершенно определенно и уверенно. Теперь он, сам произведя себя в офицеры, являясь комиссаром и командиром, принимает решения…»[181]

Цитируя один из отрывков, Ветте заявляет, что этот текст сопровождают фотографии представителей восточноевропейских народов[182]. Однако на соответствующих снимках, объединенных в два коллажа, видны лица негров, арабов, евреев, монголов[183], которые представлены в качестве маргиналов и представителей преступного мира. Если негры, арабы и монголы — восточноевропейцы, тогда профессор Ветте, надо полагать, плохо учил географию.

Среди западных ученых только Клаудия Кунц заняла более-менее обоснованную позицию. Она ограничилась замечанием, что в памфлете идет чередование расовых типов с описаниями опустошений, произведенных представителями «варварских рас — от Аттилы и Чингисхана до евреев, подчинивших себе Советский Союз»[184].

Брошюра «Унтерменш» была подготовлена к изданию Учебным управлением Главного управления охранных отрядов совместно с Комитетом полиграфии Юппа Даэлера и отпечатана в берлинском издательстве «Nordland GmbH» весной 1942 года. Памфлет был подготовлен коллективом пропагандистов во главе с гауптштурмфюрером СС Кенигом[185].

52-страничная (включая обложку) брошюра форматом А4 была снабжена богатым фотоиллюстративным материалом. Среди авторов и владельцев иллюстраций на последней странице обложки приведены агентства «Atlantic», «Associated-Press», «DAF-Gau-Bilderdienst», издательства «Nibelungen», «Orbis», «Presse-Bild-Centrale», «Landsbildschtelle Wien», фотографы Хельга Гласснер, Макс Гелльнер, Анна Винтерер, Ханс Ретцлафф, Эрна Лендвей-Дирксен, Шарлота Рорбах и другие. Указаны также Государственная лаборатория наглядных пособий, рота пропаганды СС и само Главное управление СС. Таким образом, снимки были сделаны не только немецкими военными корреспондентами в начальный период войны (лето — осень 1941 года), но и журналистами (в том числе американскими), побывавшими в СССР в 1920-е и 1930-е годы. Некоторые снимки СС экспонировались на выставке «Советский рай» (1942), пользовавшейся большим успехом, и не только в Рейхе, но и в оккупированных Германией странах (например, в Протекторате Богемия и Моравия).

К сожалению, нет точных сведений, каким тиражом выпустили брошюру. По-видимому, тираж был внушительным (не менее ста тысяч экземпляров). Изначально памфлет предназначался для военнослужащих войск СС, воюющих в Советском Союзе, то есть для ограниченной аудитории. Только в середине 1942 года тираж «Унтерменша» допечатали, а его читателями стали не только члены «Черного ордена», но граждане Рейха.

Основным композиционным приемом брошюры является противопоставление (лица настоящих европейцев — лица индивидов «низших рас»; молодежь Европы — забитые советские юноши и девушки; старики Европы — нищие люди преклонного возраста; крестьянские дворы — унылые колхозы; красивые дома Европы — жалкие лачуги; высокая культура — «дегенеративное искусство»; христианство — богоборчество).

Из 50 страниц памфлета только 10 не содержат «текстового и визуального дуализма». Но это было сделано с тем, чтобы усилить образный ряд, связанный, прежде всего, с преступлениями НКВД (в тексте — ГПУ), голодомором и другими злодеяниями сталинизма.

Перед глазами читателя встают портреты «еврейских комиссаров», евреев из гетто (в Генерал-губернаторстве), государственных деятелей (Черчилля, Рузвельта, Ла Гуардия, Сталина), поддерживавших, по мнению нацистов, политику еврейской мировой экспансии. Между ними, как убеждает памфлет, нет никакой разницы: «Все они — подельники и члены одной преступной шайки»[186]. Всем этим «унтерменшам» противостоят европейцы, начиная от простых людей (молодого итальянца, испанского рыбака, голландского моряка) и заканчивая военными (офицерами вермахта, СС, люфтваффе и кригсмарине). Они — защитники всего «доброго и хорошего, что есть на этом свете»[187].

К слову сказать, авторы брошюры положительно отзываются о славянах, в частности — о болгарских крестьянах. Далее, где идет сравнение бытовых условий, в которых живут европейцы и граждане СССР, с похвалой говорится о словацкой молодежи[188]. Наряду с этим памфлет пробуждает в читателях чувство жалости, особенно когда приводятся снимки, где запечатлены голодные, умирающие русские дети. Для усиления чувственного эффекта используются словосочетания «несчастное существо», «бедное маленькое создание», «малыши посреди ужаса» и т. д. Таким образом, пропагандисты вызывают ощущение сопереживания («даже столетия не в силах осушить это море выплаканных детских слез»[189]).

Материалистический подход к жизни, установленный в СССР, давал немало поводов для немецкой пропаганды. Например, под «увеличительное стекло» нацистов попала проблема борьбы с религией. В брошюре ей отводится целых четыре страницы. Эсэсовцы поместили снимки с разрушенными и оскверненными церквями, с храмами, чьи помещения оборудованы под склады. В отличие от «арийской Европы», где верят в Бога и каждому оставляют право на религиозную свободу, в СССР евреи и прочие «недочеловеки» разграбили церкви, а там, где «храмы вызывали раздражение больше всего» — их взорвали[190].

Тема преступлений большевизма — финальный аккорд брошюры. Здесь пропагандисты не жалеют черной краски. Ключевыми словами тут выступают «террор», «ужас», «пытки», «садизм» и «палачи».

Необходимо отметить, что тема военных преступлений и преступлений против человечности во время войны всегда была и будет козырной картой пропагандистских структур любой воюющей страны. Это — одно из эффективных средств манипулирования сознанием. С его помощью можно вносить раскол среди людей, которые по стечению различных обстоятельств попали на оккупированную территорию, и теперь их нужно настроить против государства, где они родились и жили. Можно вызывать ненависть у солдат своей армии, воюющей в чужой стране (что и делается в эсэсовской брошюре). А можно приписывать все преступления противнику, мобилизуя население на борьбу против оккупантов (именно этим занимались советские пропагандисты, отрицая какую-либо причастность СССР к убийствам в Львове, Самборе, Добромиле, Луцке, Кременчуге, Злочеве и в других местах).

Приводя фотографии изуродованных детей, изнасилованных и убитых женщин, эсэсовцы искусственно вызывали два чувства — сострадания и ненависти. Но на первое место они ставили ненависть. Она задает фон («террор и ужас — последние элементы устрашения, используемые недочеловеком»[191]), она заставляет присмотреться к деталям преступлений («сотни тел, разорванных в тесных тюремных камерах на куски… изрезанных в припадке кровожадности…»[192]), она же предупреждает («так же, как этих русских женщин, заставят плакать и вас, женщины Европы!»[193]) и она же призывает ко мщению («Европа! Защити себя!»[194]). Только на одной странице, где вновь появляются снимки скорбящих и утирающих слезы людей, мотив ненависти сменяется состраданием («ужасно неописуемо горе отцов, матерей, жен, невест, детей и сестер с братьями, у которых безо всякой вины жестоко отобрали самое дорогое и любимое на свете»[195]).

Пропагандисты СС не связывали понятие «унтерменш» со славянами и русскими. «Недочеловеком» мог быть «большевик», «комиссар» и т. д. Разъяснения на это счет были, кстати, даны в одном из эсэсовских циркуляров об употреблении слов «русский» и «красноармеец» (Rotarmist). Согласно этому документу, германской прессе и радио «принципиально вменялось в обязанность говорить не о России и русских», а называть военнослужащих РККА «советскими солдатами и красноармейцами»[196]. Эта же тенденция проглядывается и в брошюре.

Концепция «еврейского большевизма», нашедшая свое отражение в брошюре «Недочеловек», по мнению целого ряда исследователей, была призвана подтолкнуть эсэсовцев к уничтожению «славянских народов» СССР. Однако, в представлении немцев, уничтожения в первую очередь заслуживали евреи. Русские, утверждали нацисты, были порабощены евреями.

Итак, памфлет «Недочеловек» не являлся руководством по истреблению славян. В принципе подтвердил это сам глава СС во время встречи с генерал-лейтенантом А. Власовым (16 сентября 1944 года). Гиммлер подчеркнул следующее: «Брошюра, о которой вы мне напомнили, относилась исключительно к „большевистскому человеку“, продукту системы, к тому, что угрожает тем же Германии, что он сделал на вашей родине. В каждом народе есть „унтерменши“. Разница лежит в том, что в России „унтерменши“ держат власть в своих руках, в то время, как в Германии я посадил их под замок и засовы. Вашей первой задачей является провести ту же самую акцию и у вас в отечестве»[197]. Власова, насколько известно, данный ответ удовлетворил[198].

Надо, однако, сказать, что беседа между Гиммлером и Власовым состоялась в последний период войны, когда поражение Германии было предрешено. В этот момент нацисты обращались к любой возможности, чтобы отсрочить катастрофу. И обращение к Власову, который давно добивался, чтобы РОА приняла участие в борьбе против сталинизма, было весьма симптоматичным. Власов, прямо задавший вопросы об отношении немцев к русским, конечно, был опечален тем, что некоторые в Рейхе считали русских людьми «второго сорта», чему, как думал он, способствовала и эсэсовская брошюра. Тем не менее, на наш взгляд, Власов и его окружение переоценивали влияние памфлета. Уже в начале 1943 года брошюра была изъята практически из всех газетных киосков (хотя спрос на издание оставался[199]).

Тому, что «Недочеловек» исчез из продажи, историки, как правило, дают одно объяснение — памфлет был настолько «вызывающим и оскорбительным», что против него запротестовал даже Й. Геббельс, увидевший в нем едва ли не причину сокращения притока рабочий силы в Рейх из занятых областей СССР[200]. Подтверждение этой точки зрения мы можем найти в обзорном докладе по поводу антибольшевистской деятельности Министерства пропаганды от 31 декабря 1944 года. Здесь отмечается: «В отношении же „остарбайтеров“ Восточный отдел стремился, помимо само собой разумеющегося обслуживания пропагандным материалом, улучшить их судьбу и общее положение. К сожалению, почти во всех слоях среди чиновников и прочего населения все еще господствовало представление, почерпнутое из брошюры „Унтерменш“. Только против одной этой брошюры шла борьба в течение почти целого года, пока удалось добиться ее изъятия»[201].

На самом деле брошюра «Недочеловек», как одно-единственное издание, не могла формировать взгляды всего немецкого общества. На этом «поприще» трудились сотни немецких пропагандистов (из ведомства Й. Геббельса, из вермахта, из Управления прессы при Министерстве иностранных дел и т. д.). На оккупированной территории памфлет открыто не распространялся, а если все-таки туда попадал (по словам А. Казанцева, выпускники Дабендорфской школы пропагандистов РОА увозили с собой на Восточный фронт по нескольку экземпляров[202]), то в ограниченном количестве. В общих чертах брошюра не противоречила знаменитым указаниям Й. Геббельса «О пропагандистском обеспечении европейских народов» (от 15 февраля 1943 года), где говорилось, что «нельзя называть восточные народы… скотами, варварами», а следует подвергать критике Сталина и «чудовищность большевистской системы»[203].

Более того, «Унтерменш» не идет ни в какое сравнение с некоторыми известными образчиками советской военной пропаганды, наиболее одиозным представителем которой является Илья Эренбург. Тексты, опубликованные им в советских и иностранных газетах в период 1941–1945 годов, совершенно недвусмысленно и откровенно призывали к физическому уничтожению немцев и Германии[204].

Продолжая сопоставление, приходится констатировать и то, что нацисты никогда (даже и в ходе войны) не ущемляли права русских эмигрантов в том объеме, как это делалось в СССР в отношении немцев, предки которых издавна жили в России. Историк Виктор Кригер замечает, что «массовое поражение в правах и клевета на советских немцев обнажили тот факт, что пропаганда национальной ненависти, шовинистические высказывания и любой способ ущемления немцев не будет наказываться. „Много у нас к этой фашистской сволочи гуманизма“, — такой взгляд на ссыльных немцев был типичен не только для секретаря райкома одной из областей Северного Казахстана»[205].

Будущий литературовед Александр Дементьев в начале 1943 года издал книгу «Реакционная роль немцев и истории России». Год спустя тот же автор опубликовал тщательно подобранные фрагменты произведений классической русской литературы, в которых русские немцы представали в самом неприглядном виде. Эти две книги, как и бесчисленное множество других аналогичных публикаций, «были напичканы предубеждениями, подозрениями и измышлениями различного рода»[206].

Что касается нацистской и эсэсовской пропаганды (в частности, брошюры «Унтерменш») то она, как правило, не была специально направлена против славян. Борьбу с СССР эсэсовцы понимали как устранение «еврейско-большевистской системы», использующей различные народы для сохранения своей власти, — что в целом согласовывалось с общей тенденцией германской пропаганды на Восточном фронте. Немецкий историк Иохен Янссен отмечает, что «нацистская армейская пропаганда постоянно изображала войну против Советского Союза как нацеленную на освобождение порабощенных людей, в конце концов преследующую гуманные цели»[207].

Вместе с тем, поскольку большинство коммунистов относилось к русским, украинцам и белорусам, — война превращалась и в противостояние славянам. Однако это противостояние носило политическую, а не расовую (как в случае с евреями) окраску. Привлечение советских граждан на службу в СС и другие коллаборационистские формирования, безусловно, подтверждает это. Впрочем, сослагательный вопрос о месте славянских народов в послевоенном мире, захваченном нацистами, навсегда останется без ответа.

Примечания:

1

Жуков Д.А., Ковтун И.И. Русские эсэсовцы в бою. Солдаты или каратели? М., 2009. 320 е.; Жуков Д.А., Ковтун И.И. 1-я Русская бригада СС «Дружина». М., 2009. 368 е.; Жуков Д.А., Ковтун И.И. 29-я гренадерская дивизия СС «Каминский». М.: «Вече», 2009. 304 е.; Жуков Д.А., Ковтун И.И. Русская вспомогательная полиция. М., 2009. 68 е.; Жуков Д.А., Ковтун И.И. Русская полиция. М., 2010. 304 с.

2

См., например, статью М. Боброва о «Дружине» Гиль-Родионова и бригаде Каминского, приведенную в приложении к третьей части данной книги.

3

Хиллгрубер А. Предисловие / Фрелих С. Генерал Власов. Русские и немцы между Гитлером и Сталиным. Кельн, 1990. С. 8. Также интересно свидетельство некоего члена власовского Комитета Освобождения Народов России, который за подписью «д-р N» после войны опубликовал свои воспоминания: «Немногие из нас могли себе даже представить, что мы каким-то непонятным путем оказались чуть ли не на работе в СС». См.: Д-р N. По поводу т. н. «Власовского движения» / «Возрождение» (Париж). 1950. № 7. С. 108.

4

Steenberg S. Wlassov. Verrater oder Patriot? Koln, 1968.

5

Стеенберг С. Власов / Перевод с немецкого И. Сабуровой. Мельбурн, 1974. 256 с.

6

Стеенберг С. Генерал Власов / Перевод с английского А. Колина. М., 2005. 320 с.

7

В предисловии Стеенберг выражает благодарность, в частности, бывшему начальнику контрразведки РОНА Ф. Капкаеву и бывшему начальнику подразделения абвера в Локте А. Грюнбауму.

8

Цит. по: Стеенберг С. Указ. соч. С. 92. Как видим, автор не называет имени казненного командира. Однако известно, что командира 4-го полка майора Рейтенбаха непосредственно в Севске не было. Он действительно погиб в ходе событий, но несколько на ином направлении. Вероятнее всего, печальная участь постигла одного из его командиров батальонов (10-го — П. Константинова или 14-го — Н. Косырева), либо начальника штаба 4-го полка — А. Демина.

9

Ср.: «Осенью один полк стойко защищал Севск — и в этой защите уничтожен целиком: советские войска добивали и раненых, а командира полка привязали к танку и протащили насмерть». См.: Солженицын А.И. Архипелаг ГУЛАГ. М., 2010. С. 168.

10

См., например: Dallin А. The Кaminsky Brigade: А Case-Study of Soviet Disaffection / Revolution and Politics in Russia: Essays in Memory of B.I. Nikolaevsky. Bloomington, 1972. Р. 260.

11

Стеенберг С. Указ. соч. С. 110.

12

Дробязко С.И. Локотский автономный округ и Русская освободительная народная армия / Материалы по истории Русского Освободительного Движения: Сборник статей, документов и воспоминаний. М., 1998. Вып. 2. С. 197–198.

13

Ермолов И.Г. Локотская республика и Бригада Каминского, или «Шумел не просто Брянский лес». Орел, 1999. С. 49.

14

Ермолов И.Г. Гражданский и военно-политический коллаборационизм в южных районах Орловской области. История Локотского автономного округа и Русской Освободительной Народной Армии. Орел, 2008. С. 162–163; Ермолов И.Г. История Локотского округа и Русской Освободительной Народной Армии. Орел, 2008. С. 155.

15

Ермолов И.Г. Русское государство в немецком тылу. История Локотского самоуправления. 1941–1943. М, 2009. С. 214–215.

16

Не говоря уже о том, что генерал Шмидт в августе и сентябре физически не мог находиться в России. 14 апреля 1943 года он был арестован в Орле за высказывание пораженческих настроений и доставлен под охраной в Берлин. См.: Протокол допроса генерал-полковника Р. Шмидта. 2 апреля 1948 года / Генералы и офицеры вермахта рассказывают… Документы из следственных дел немецких военнопленных. 1944–1951. М., 2009. С. 164.

17

Норманнская теория, представители которой утверждают, что древние руссы — варяги — были родом из Скандинавии, возникла в первой половине XVIII века благодаря научной деятельности российских академиков Г.Ф. Миллера, Г.3. Байера и А.Л. Шлетцера. Одним из первых оппонентов этой теории был М.В. Ломоносов. См., например: Меркулов В.И. Эволюция взглядов Миллера по варяжскому вопросу / Г.Ф. Миллер и русская культура. СПб., 2007. С. 77–83.

18

См.: Герберштейн С. Великая Московия: Записки о Московитских делах. М., 2008. 336 с. Автор, наряду со многими похвальными качествами русского народа (религиозность, благочестие, храбрость), подчеркивает и слабости московитов. Труд фон Герберштейна пестрит сообщениями вроде того, что знатные люди в столице не гнушались подбирать шелуху от чеснока и лука и корки дынь, брошенные австрийским посольством. — Примеч. авт.

19

Война Германии против Советского Союза. Документальная экспозиция. Берлин, 1994. С. 15.

20

Шлегель К. Расколотое зеркало. Образы Германии и России в 20 веке / Берлин — Москва. 1900–1950. Мюнхен — Нью-Йорк — Москва, 1996. С. 21.

21

Война Германии против Советского Союза… С. 12.

22

Цит. по: Волковский H.Л. История информационных войн. Часть 1. СПб., 2003. С. 299.

23

Алексеев С. Бенедикт-Франц-Ксаверий Баадер / Брокгауз и Ефрон. Биографии. Энциклопедический словарь в 12 томах. Т. 1. М., 1991. С. 553–556.

24

Цит. по: Крауз Г.-К. «Закат Европы». Россия в исторической мысли Освальда Шпенглера / Германия и Русская революция. 1917–1924. М., 2004. С. 269.

25

Волковский Н.Л. Указ. соч. С. 312.

26

См.: Копелев Л., Кенен Г. Проигранные войны, выигранное благоразумие. Беседа о прошлом в конце эпохи / Германия и русская революция… С. 32.

27

Шлегель К. Расколотое зеркало… С. 21.

28

Война Германии против Советского Союза… С. 12. Хену принадлежит и следующая характеристика русского народа: «Они бессовестны, бесчестны, подлы, легкомысленны, непоследовательны, не имеют чувства самостоятельности, но только в навязанных формах культуры, которые требуют развитой, самостоятельной субъективности; но неизменно нравственны, тверды, надежны, когда речь идет об их собственном древнеазиатском примитивном образе жизни». Цит. по: Розенберг А. Миф XX века. Таллин, 1998. С. 155.

29

Война Германии против Советского Союза… С. 14.

30

Царуски Ю. От царизма к большевизму / Германия и русская революция… С. 105.

31

Стефан Дж. Русские фашисты: Трагедия и фарс в эмиграции. 1923–1945. М., 1992. С. 19.

32

Назаров М.В. Миссия русской эмиграции. М., 1994. С. 110.

33

Винник А.В. Германские власти и русский Берлин в 1920-е гг. / Русский Берлин. 1920–1945. Международная научная конференция 16–18 декабря 2002 года. М., 2006. С. 372.

34

После прихода к власти в Германии национал-социалистов в 1933 году там оставалось около 50 тыс. русских эмигрантов, из них примерно 10 тыс. — в Берлине. См.: Жданов Д.Н. Русские национал-социалисты в Германии (1933–1939 гг.) / «Россия и современный мир». 1998. Вып. № 3 (20). С. 8; Бочарова З.С. Урегулирование прав российских беженцев в Германии в 1920—1930-е гг. / Русский Берлин… С. 368–405.

35

Цит. по: Война Германии против Советского Союза… С. 15.

36

Цит. по: Крауз Г.-К. Указ. соч. С. 296.

37

Цит. по: Мазер В. История «Майн Кампф». Факты, комментарии, версии. М., 2007. С. 275.

38

Пленков О.Ю. Третий рейх. Социализм Гитлера (Очерк истории и идеологии). СПб., 2004. С. 258.

39

Цит. по: Гейден К. Путь НСДАП. Фюрер и его партия. М., 2004. С. 139–140.

40

Шлегель К. Берлин, Восточный вокзал. Русская эмиграция в Германии между двумя войнами (1919–1945). М., 2004. С. 159–160.

41

Баур Й. Революция и «сионские мудрецы». К вопросу об изменении образа России в ранней НСДАП / Германия и русская революция… С. 157.

42

Стефан Дж. Указ. соч. С. 38. Жизнь многих балтийских немцев настолько сильно переплелась с нацистским движением, что они, войдя в его ряды, оставались верными ему до самого конца. Показательна судьба прибалтийского немца Арвида Тейермана (род. в 1892 году). Во время Первой мировой войны он служил в русской императорской армии, а после революции выехал в Германию, где вступил в НСДАП. В 1930 году Тейерман уже командовал штандартом СА 42 в ГреЙфсвальде. В 1934 году он возглавил одну из бригад СА в Западной Померании. В ходе «Ночи длинных ножей» он был арестован эсэсовцами, однако Тейермана оставили в живых. В 1935 году он перешел в СС. в начале Второй мировой войны Тейерман служил в Командном штабе рейхсфюрера СС, с 1 апреля по 11 июля 1942 года — находился при штабе Добровольческого легиона СС «Нидерланды». С 12 декабря 1942 года по 9 апреля 1943 года он был прикомандирован к штабу высшего фюрера СС и полиции на Кавказе. 25 января 1945 года, будучи уже штандартенфюрером, Тейерман возглавил Кавказское соединение войск сс. См.: Семенов К.К. СА — Штурмовые отряды НСДАП. М., 2006. С. 267; Романько О.В. Мусульманские легионы во Второй мировой войне. М., 2004. С. 289.

43

Гейден К. Указ. соч. С. 61.

44

Там же. С. 62.

45

Российская эмиграция во Франции в 1940-е (публикация Д. Гудзевича и Е. Макаренковой) / Диаспора. Новые материалы. Т. 8.  СПб.; Париж, 2007.

46

Розенберг А. Мемуары. С комментариями С. Ланга и Э. фон Шенка. Харьков, 2005. С. 99.

47

Стефан Дж. Указ. соч. С. 39.

48

Ганфштенгль Э. Гитлер. Утраченные годы. Воспоминания сподвижника Фюрера. 1927–1944. М., 2007. С. 89.

49

Баур Й. Указ. соч. С. 159.

50

Гейден К. Указ. соч. С. 139.

51

Цит. по Демин В. Мои этапы. Севастополь, 2007. С. 540. Книги Маркова (например, «Войны темных сил») пользовались у немецких националистов большой популярностью. В 1934 году Марков был привлечен в качестве эксперта защиты для участия в Бернском процессе, организованном рядом еврейских организаций с целью доказать подложность «Протоколов сионских мудрецов». В 1935 году он был приглашен В. Флешауэром (сотрудником Й. Геббельса) в русскую секцию антисемитской пропагандистской организации «Мировая служба», а с 1936 года стал редактировать русский выпуск бюллетеня «Мировая служба. Международная корреспонденция по просвещению в еврейском вопросе». В те же годы Марков активно участвовал в работе над антисемитской энциклопедией «Segila Veri». Сотрудничество Маркова с ведомством Геббельса продолжалось и после 1941 года. См.: Богоявленский, Иванов А. «Курский зубр» / Воинство святого Георгия. Жизнеописания русских монархистов начала XX века. СПб., 2006. С. 109–142.

52

Семенов К.К. Русские фюреры СС / «Эхо войны» (Москва). 2008. № 2. С. 8.

53

Фест И. Гитлер. Биография. Путь наверх. М., 2006. С. 227. Э. Ганфштенгль утверждает, что план Мюнхенского путча «был фактически разработан Шейбнер-Рихтером» (Указ. соч. С. 98).

54

Редким сведениям о Г.В. Шварце-Бостуниче авторы обязаны историку А.И. Колпакиди, который любезно предоставил в наше распоряжение рукопись статьи М. Хабинейстера «Жизнь Грегора Шварца-Бостунича». — Примеч. авт.

55

Сам он в связи со складывавшимися обстоятельствами использовал то фамилию отца, то фамилию матери, а с 1924 года носил двойную фамилию — Шварц-Бостунич. На митингах НСДАП в 1920-е годы он также часто пользовался псевдонимом «доктор Грегор». — Примеч. авт.

56

Как известно, сам Гитлер был резким противником оккультизма и разнообразных «народнических» теорий; в «Майн Кампф» он именует «фелькиш-теоретиков» «невеждами и бездельниками», «тихими работничками», «ленивой и трусливой сволочью». Подробнее см., например: Жуков Д. А. «Оккультный рейх». Главный миф XX века. М., 2009. 352 с.

57

См.: Семенов К.К. Русские фюреры СС… С. 9. В НСДАП Шварц-Бостунич вступил в декабре 1931 года. При вступлении в СС у него возникли некоторые трудности, так как он не смог предоставить необходимые документы, доказывающие его арийское происхождение. В конечном итоге Шварцу-Бостуничу помогло личное поручительство Гиммлера, который называл его своим «любимым борцом» (в свою очередь, Бостунич именовал рейхсфюрера «искренне любимым шефом»). — Примеч. авт.

58

Веревкин С.И. Самая запретная книга о Второй мировой. М., 2009. С. 34.

59

Розенберг А. Мемуары… С. 55.

60

Там же. С. 76.

61

Баур Й. Указ. соч. С. 160–161.

62

Гейден К. Указ. соч. С. 138.

63

Цит. по: Артамошин С.В. Идейные истоки национал-социализма. Брянск, 2002. С. 125.

64

Назаров М.В. Миссия русской эмиграции… С. 112–113. О Ф.В. Винберге подробнее см.: Иванов А. «Я не изменил своей присяге». Гвардии полковник Федор Викторович Винберг / Воинство Святого Георгия. Жизнеописания Русских монархистов начала XX века. СПб., 2006. С. 532–542.

65

Осужденные на 14 и 12 лет соответственно, Таборицкий и Шабельский-Борк были освобождены через 5 лет, остались в Германии и впоследствии играли видную роль в русском эмигрантском сообществе. По некоторым сведениям, Таборицкий был членом НСДАП. См.: Чистяков К. А. Российская политическая эмиграция в Берлине во второй половине 1930-х гг. / Русский Берлин… С. 407, 416.

66

Williams R.C. Culture in Exile. Russian Emigres in Germany, 1881–1941. London, 1972. P. 34. M.B. Назаров утверждает, что фразы о «тотальном физическом уничтожении» евреев в книгах Винберга не содержится (Миссия русской эмиграции… С. 112). Й. Баур указывает на то, что Винберг требовал «истребления… бесконечно вредных для человека социалистических животных» (Указ. соч. С. 165).

67

Баур Й. Указ. соч. С. 161. К 1923 году Розенберг окончательно потерял надежду вернуться в Россию и стал воспринимать себя уже не как русского эмигранта, а как подданного Германии. — Примеч. авт.

68

Цит. по: Война Германии против Советского Союза… С. 24. Ср., например, со статьей А. Розенберга в «Фелькишер Беобахтер» от 26 ноября 1921 года, где начисто отсутствуют аллюзии насчет некой предрасположенности русских к революционному хаосу и виновником произошедшего называется исключительно «интернациональное еврейство»: «Но чтобы не дать русским людям проснуться и сбросить с себя этот еврейский кошмар, евреи в быстром темпе произвели уничтожение всей русской интеллигенции и вообще грамотных людей. Под лживым предлогом того, что преступления прошлого царского режима должны быть наказаны, большевистская власть послала иностранных наемников, чтобы убить каждого морского и армейского офицера, полицейского, государственного служащего, инженера, всякого, кто способен думать и анализировать события самостоятельно».

69

Стефан Дж. Указ. соч. С. 42.

70

Розенберг А. Миф XX века… С. 153 (глава 7, книга первая: «Борьба ценностей», часть вторая: «Любовь и честь»). Также приводятся многочисленные примеры из творчества Тургенева, Горького, Андреева, Чаадаева.

71

Там же. С. 155.

72

Там же. С. 157. Добавим, что коллега Розенберга, балтийский немец барон фон Мантойфель-Катцданге, анализируя революцию в России, отмечал: «Еврейский комиссар безраздельно управляет… как когда-то татарский хан. Ленин сам был татарином и во многом напоминал великих монгольских завоевателей, таких, как Чингисхан и Тамерлан…. Под этим углом зрения весь большевизм представляется новым монгольским нашествием, возвращением к монгольским набегам, которые однажды уже потрясли арийскую расу и арийско-германскую культуру, угрожая полным уничтожением».

73

Баур Й. Указ. соч. С. 161.

74

Hitler A. Mein Kampf. Munhen, 1935. S. 742–743. Приведенный отрывок относится ко второй части книги (глава 14: «Восточная ориентация или восточная политика»), опубликованной в 1927 году.

75

Стефан Дж. Указ. соч. С. 45–46.

76

В.В. Бискупский (1879–1945). Участник Русско-японской и Первой мировой войн, во время Гражданской войны — командующий войсками гетмана Украины П.П. Скоропадского (1918), премьер-министр т. н. Западнорусского правительства в Берлине (1919). Участник Капповского путча. О нем см.: Dodenhoeft В. Vasilij von Biskupskij — Eine Emigrantenkarriere in Deutschland 1918 bis 1941: Leben im europaischen Burgerkrieg. Berlin, 1995. S. 219–228.

77

Акунов В.В. Фрайкоры. Германские добровольческие отряды в 1918–1923 гг. М., 2004. С. 81.

78

Dodenhoeft В. Op. cit. S. 222. 28 июня 1933 года Бискупский был арестован баварским гестапо по обвинению в «принадлежности к агентам большевиков и ГПУ» (видимо, вследствие доноса многочисленных недоброжелателей из числа русских эмигрантов). 19 сентября он был освобожден (Ibid).

79

Ibid. S. 223.

80

Dodenhoeft В. Op. cit. В 1938 году Розенберг жаловался Гитлеру, что созданный в Министерстве пропаганды центр по борьбе с большевизмом предлагает в отношении будущей судьбы СССР совсем иную концепцию, чем разработал он. Вместо разделения России тамошние сотрудники хотят восстановления положения, существовавшего в России до революции.

81

Б. Доденхофт называет цифру в 1200 эмигрантов. Ibid. S. 227. Добавим, что информация о том, что Бискупский был якобы причастен к заговору против Гитлера в 1944 году, а в конце войны был арестован гестапо и умер в концлагере (см., например: Политическая история русской эмиграции. 1920–1940 гг.: Документы и материалы. М., 1999. С. 728), является ложной. В.В. Бискупский умер в Мюнхене 18 июня 1945 года.

82

О В.М. Деспотули см.: Встреча с эмиграцией. Из переписки Иванова- Разумника 1942–1946 годов. М. — Париж, 2001. С. 18–19.

83

Ильин И. Национал-социализм / «Возрождение» (Париж). 1933 год, № 2906, 17 мая. С. 2–3; Ильин И.А. Собрание сочинений. Статьи, лекции, выступления, рецензии (1906–1954). М., 2001. С. 316–324.

84

Цит. по: Решетников Л. «А Родина милей…». Белая эмиграция и Великая Отечественная война / «Родина». 2010. № 5. С. 64.

85

Цит. по: Окороков А.В. Фашизм и русская эмиграция (1920–1945 гг.). М., 2001. С. 339.

86

Жданов Д.Н. Указ. соч. С. 8–9.

87

Окороков А.В. Фашизм и русская эмиграция… С. 342.

88

Павел Рафаилович Бермондт родился в Тифлисе. По материнской линии принадлежит к княжескому грузинскому роду Авалишвили. Участник Русско-японской и Первой мировой войн. В 1919 году в Риге был усыновлен грузинским князем Аваловым, и по его имени стал называться Михайловичем. Перед Второй мировой войной эмигрировал в США.

89

Политическая история русской эмиграции… С. 750; Чистяков К.А. Указ. соч. С. 417. Упомянутая работа Меллера-Закомельского активно пропагандировалась в годы войны на захваченных гитлеровцами территориях, главы из нее публиковались в оккупационной прессе. См., например: Великие люди об иудеях / «Мелитопольский край». 1943 год. № 77 (185). 18 сентября. С. 2; Вольтер о евреях / «Эхо Приазовья» (Мариуполь), 1943. № 60 (83). 9 июля. С. 3.

90

Цит. по: Назаров М. Накануне 41-го: надежды и иллюзии… / «Родина» (Москва). 1993. № 7. С. 72.

91

Окороков А.В. Фашизм и русская эмиграция… С. 353.

92

Чистяков К.А. Указ. соч. С. 409.

93

Цит. по: Окороков А.В. Фашизм и русская эмиграция… С. 280 (со ссылкой на: Гротт М. Наши лозунги и наши мысли / «Фашист». 1937. № 32. С. 15).

94

Одним из наиболее характерных образчиков подобной точки зрения является книга члена НТС А. С. Казанцева (наст. — Г. Като) «Третья сила. Россия между нацизмом и коммунизмом» (М., 1994. 344 е.).

95

См.: Агапов А.Б. Дневники Йозефа Геббельса. Прелюдия «Барбароссы». М., 2002. С. 320.

96

Онегина С.В. Российский фашистский союз в Маньчжурии и его зарубежные связи / «Вопросы истории» (Москва). 1997. № 6. С. 156; Окороков А.В. Фашизм и русская эмиграция… С. 165, 166, 277.

97

Решетников Л. Указ. соч. С. 63.

98

Первые попытки НТСНП наладить контакты с германским Генеральным штабом относятся к весне 1938 года, когда в Берлин для консультаций прибыл секретарь Исполнительного бюро Союза М.А. Георгиевский. См.: НТС: мысль и дело. 1930–2000. М., 2000. С. 16–21. Идеологически довоенный НТСНП ориентировался на салазаровскую Португалию. См.: Окороков А.В. Фашизм и русская эмиграция… С. 458.

99

Черняк Е.Б. Жандармы истории. Контрреволюционные интервенции и заговоры. М., 1969. С. 425.

100

Dallin A. German Rule in Russia. 1941–1945. London. 1957. P. 526.

101

Чуев С.Г. Спецслужбы… С. 410, 426.

102

Штрик-Штрикфельдт В. Против Сталина и Гитлера. Генерал Власов и Русское Освободительное Движение. М., 1993. С. 125–126. К. фон Штауфенберг в указанное время был офицером организационного отдела Генерального штаба. 20 июля 1944 года совершил неудачное покушение на Гитлера в Ставке «Вольфшанце». Казнен.

103

Biddiscombe Р. Unternehmen Zeppelin: The Deployment of SS Saboteurs and Spies in the Soviet Union, 1942–1945 / Europe-Asia Studies. Vol. 51, № 6, 2000. P. 1115.

104

О деятельности этой организации см.: Полицейский отчет 1948 года («Русская колония в Париже»). Публикация Гудзевича Д., Макаренковой Е., Гудзевич И. / Диаспора: новые материалы. Т. 8. СПб. — Париж, 2007. С. 406, 462–463.

105

Юбершер Г.Р. «Пакт с сатаной ради изгнания дьявола». Германо-советский договор о ненападении и военные намерения Гитлера в отношении Советского Союза / Вторая мировая война. Дискуссии. Основные тенденции. Результаты исследований. М., 1997. С. 455.

106

Haider F. Kriegstagebuch: Tagliche Aufzeichungen des Chefs des Generalstabs des Heeres 1939–1942. Stuttgart, 1964. Bd.II. S. 335.

107

Цит. по: Преступные цели — преступные средства. Документы об оккупационной политике фашистской Германии на территории СССР (1941–1945 гг.). М., 1985. С. 21.

108

Krausnick Н. Hitlers Einsatzgruppen. Die Truppe des Weltanschauungskrieg- es. Frankfurt-am-Main, 1985. S. 118.

109

Ueberschar G.R. Hitlers Entschiup zum «Lebensraum» — Krieg im Osten. Der deutsche Oberfall auf die Sowjetunion. Frankftirt-am-Main, 1991. S. 249.

110

Krausnick H. Op. cit. S. 306.

111

Цит. по: Уничтожение евреев СССР в годы немецкой оккупации (1941–1944). Сборник документов и материалов. Иерусалим, 1991. С. 40.

112

Шнеер А. Плен. Советские военнопленные в Германии, 1941–1945. Москва — Иерусалим, 2005. С. 410.

113

Цит. по: Преступные цели — преступные средства… С. 29.

114

Кнопп Г. История вермахта. Итоги. СПб, 2009. С. 112.

115

Романько О. Мусульманские легионы… С. 294.

116

Дашичев В.И. Банкротство стратегии германского фашизма. М., 1973. Т. 2. С. 194.

117

Шелленберг В. Лабиринт. Мемуары гитлеровского разведчика. М., 1991. С. 189.

118

См.: Оперативный приказ № 8 начальника РСХА командам полиции безопасности и СД об отношении к советским военнопленным / Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Сборник документов. Т. 2. Кн. 1. Начало. 22 июня — 31 августа 1941 года. М., 2000. С. 618–624.

119

См.: Зегер А. «Гестапо-Мюллер». Карьера кабинетного преступника. Р-н-Д, М., 1997. С. 246; Дополнения к директивам начальника полиции безопасности и СД для команд, направленных в стационарные и пересыльные лагеря / Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Сборник документов. Т. 2. Кн. 2. Начало. 22 июня — 31 августа 1941 года. М., 2000. С. 511–512.

120

Холокост на территории СССР: Энциклопедия. М., 2009. С. 149–150.

121

Шелленберг В. Указ. соч. С. 266–267.

122

Залесский К. СС. Охранные отряды НСДАП. М., 2004. С. 38–39.

123

Преступные цели — преступные средства… С. 33.

124

Там же. С. 34.

125

Преступные цели — преступные средства… С. 33.

126

Цит. по: Фашистский «новый порядок»: политика, оккупационный режим / Война в тылу врага. О некоторых проблемах истории советского партизанского движения в годы Великой Отечественной войны. М., 1974. С. 324.

127

Лещинский Л.M. Хойзингер — военный преступник. М., 1961. С. 51. Понятно, что сентенция об убийстве чехов, словаков, болгар и венгров является не более чем чисто пропагандистским утверждением.

128

Мадайчик Ч. Существует ли синхронность между «Генеральным планом Ост» и «окончательным решением еврейского вопроса»? / Вторая мировая война… С. 670.

129

Мюллер Р.-Д. Торговый партнер или объект эксплуатации? / Россия и Германия в годы войны и мира (1941–1995). М., 1995. С. 206.

130

Относительно недавно вокруг «плана Ост» был поднят настоящий ажиотаж. В одном из материалов телекомпании НТВ сообщалось, что обнаружен текст «плана Ост». На самом деле речь идет о проекте проф. Конрада Майера, который давно имелся в широком доступе. Просто на сайте в Интернете, где он был размещен, появилось его факсимиле из Бундесархива.

131

Мадайчик Ч. Указ. соч. С. 673.

132

К. Майер (1901–1973) вступил в СС 20 июня 1933 года. В течение двух лет руководил учебными курсами при 51-м штандарте СС в Геттингете. В 1935 году, стал сотрудником Главного управления СС по расовой и переселенческой политике. С 1956 по 1968 год — профессор Университета в Ганновере, специалист по земельному планированию.

133

В. Гросс (1904–1945), доктор медицины, профессор. В 1925 году вступил в НСДАП. в 1933 году возглавил комиссию по народной и расовой политике, которая в апреле 1934 года была переформирована в Расово-политическое управление НСДАП. в сентябре 1942 года управление было расформировано, а Гросс — переведен начальником отдела расы и науки в Министерство А. Розенберга. Покончил жизнь самоубийством.

134

Цит. по: СС в действии. Документы о преступлениях СС. М., 1969. С. 503—

135

MullerR.-D. Hitlers Ostkrieg und die deutsche Siedlungspolitik. Die Zusammenarbeit von Wehrmacht, Wirtschaft und SS. Frankfurt a. Main, 1991. S. 103,203. По мнению немецкого историка Г. Умбрайта, в Протекторате в перспективе планировалось разместить внеимперских немцев («фольксдойче»), оставить примерно половину чехов, которых предстояло «онемечить», а остальных — переместить на Восток. См.: Умбрайт Г. Германская оккупационная администрация: концепция и типизация / Вторая мировая война… С. 572.

136

Ibid.

137

Мадайчик Ч. Указ. соч. С. 671.

138

«Совершенно секретно! Только для командования!». Стратегия фашистской Германии в войне против СССР. Документы и материалы / Сост. В.И. Дашичев. М., 1967. С. 109–111.

139

Там же.

140

Там же. С. 111.

141

Там же. С. 112.

142

Гюнтер Г. Указ. соч. С. 93.

143

Muller R.-D. Hitlers Ostkrieg… S. 20.

144

Цит. по: «Совершенно секретно! Только для командования!»… С. 112.

145

См.: Мельников Д.Е., Черная Л.Б. Преступник № 1. Нацистский режим и его фюрер. М., 1991. С. 374.

146

Цит. по: «Совершенно секретно! Только для командования!»… С. 113.

147

Там же. С. 114.

148

Там же. С. 115.

149

Там же. С. 117.

150

Там же. С. 118.

151

Там же. С. 114.

152

Цит. по: Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Сборник документов. Т. 3. Кн. 1. Крушение «Блицкрига». 1 января — 30 июня 1942 года. М., 2003. С. 625.

153

Цит. по: Филоненко С. И. Психологическая война на Дону: мифы фашистской пропаганды. 1942–1943. Воронеж, 2006. С. 63.

154

Hohne Н. Der Orden unter dem Totenkopf. Die Geschichte der SS. Augsburge, 1998. S. 290.

155

Из протокола допроса свидетеля Э. Бах-Зелевского. Стенограмма заседания Международного военного трибунала от 7 января 1946 года / Нюрнбергский процесс: Сб. материалов в 8 т. Т. 5. М., 1991. С. 267.

156

Huser K. Wewelsburg 1933–1945. Stellung und Bedeutung der Burg und des Konzentrationslagers Niederhagen fur Himmlers SS-Orden / Wewelsburg 1933 bis 1945. Kult und Terrorstatte der SS. Berlin. 1982. S. 7. См. также: Жуков Д.А. Вальхалла Гиммлера. История замка Вевельсбург / Тайны СС. «Черный орден» Гиммлера. М., 2010. С. 7–8.

157

Цит. по: Керстен Ф. Пять лет рядом с Гиммлером. Воспоминания личного врача. 1940–1945 гг. М., 2004. С. 352.

158

Цит. по: Вегнер Б. Второй поход Гитлера против Советского Союза. Стратегические концепции и историческое значение / Вторая мировая война… С. 517.

159

Гюнтер Г. Избранные работы по расологии. М., 2002. С. 115, 117.

160

Там же. С. 101.

161

Гюнтер Г. Указ. соч. С. 102.

162

Швидецки И. Расология древних славян. Царицын, 2008. С. 55. Данная работа также опубликована в: Тейлор И. Славяне и арийский мир. М., 2009. С. 287–412.

163

Авдеев В., Иванов А., Ригер Ю. Ганс Ф.К. Гюнтер — пророк нордической расы / Гюнтер Г. Указ. соч. С. 48.

164

Организация национал-социалистической немецкой рабочей партии. Рига, 2002. С. 638.

165

Цит. по: Мэнвэлл Р., Франкель Г. Генрих Гиммлер. Ростов-на-Дону, 2000. С. 190.

166

Цит. по: Звягинцев А.Г. Нюрнбергский набат. Репортаж из прошлого, обращение к будущему. М., 2006. С. 660.

167

Нольте Э. Фашизм в его эпохе. Аксьон Франсэз. Итальянский фашизм. Национал-социализм. Новосибирск, 2001. С. 420.

168

Ковалев Б.Н. Нацистская оккупация и коллаборационизм в России, 1941–1944. М., 2004. С. 237; Пленков О.Ю. Третий рейх. Война: до критической черты. СПб., 2005. С. 290. Оба исследователя, по всей видимости, встретили эту сентенцию у историка А. Даллина (Dallin A. Deutsche Herrschaft in Russland. 1941–1945. Eine Studie uber Besatzungspolitik. Dusseldorf, 1958. S. 81).

169

Цит. по: Недочеловек / Ковтун И. «Унтерменш». Технология ненависти. Харьков, 2009. С. 28.

170

Герцштейн Р.Э. Война, которую выиграл Гитлер. Смоленск, 1996. С. 452.

171

Энциклопедия Третьего рейха / Сост. С. Воропаев. М., 1996. С. 463; Zentner Ch. Adolf Hitler. Eine Biographie in Texten, Bildern, Dokumenten. Berlin, 1990. S. 69; Deschner G. Generalplan Ost — Besatzungspolitik in Russland / «Das Dritte Reich» (Hamburg). № 36. S. 424.

172

Гарин И.И. Ницше. M., 2000. С. 231.

173

Fetscherl. Friedrich Nietzsche und die Dialektik der Aufklarung, in Entdecken und Verraten. Zu Leben und Werk Friedrich Nietzsche. Wemar, 1999. S. 361.

174

Герцштейн Р.Э. Указ. соч. С. 452.

175

Там же. С. 451.

176

Недочеловек… С. 28.

177

Герцштейн Р.Э. Указ. соч. С. 451.

178

Гогун А. Черный PR Адольфа Гитлера: Документы и материалы. М., 2004. С. 36.

179

Ковалев Б.Н. Указ. соч. С. 237; Пленков О.Ю. Третий рейх. Война… С. 290.

180

Ветте В. Образ врага: расистские элементы в немецкой пропаганде против Советского Союза / Россия и Германия в годы войны и мира (1941–1995)… С. 229.

181

Недочеловек… С. 38.

182

Ветте В. Указ. соч. С. 228.

183

Недочеловек… С. 33–34.

184

Кунц К. Совесть нацистов. М., 2007. С. 277.

185

Штеенберг С. Генерал Власов. М., 2005. С. 139.

186

Недочеловек… С. 41.

187

Недочеловек… С. 35, 39.

188

Там же. С. 43, 59.

189

Там же. С. 46.

190

Там же. С. 68–71.

191

Недочеловек… С. 72.

192

Там же. С. 75.

193

Там же. С. 78.

194

Там же. С. 79.

195

Там же. С. 77.

196

Орлов Ю.Я. Крах немецко-фашистской пропаганды в период войны против СССР. М., 1985. С. 94.

197

Цит. по: Киселев А., прот. Облик генерала Власова (Записки военного священника). Нью-Йорк, б.г. С. 178. Примерно так же передает эти слова С. Штеенберг: «Он сказал, что обеим сторонам следует избегать обобщений. В памфлете речь шла о человеческих созданиях при коммунистической системе, которые угрожают России не меньше, чем Германии. Сам факт данной встречи доказывает, что никто не считает недочеловеками всех русских». См.: Штеенберг С. Указ. соч. С. 201.

198

Штрик-Штрикфелъд В. Против Сталина и Гитлера. Генерал Власов и Русское Освободительное Движение. М., 1993. С. 342–343.

199

Казанцев А. Третья сила. Россия между нацизмом и коммунизмом. М., 1994. С. 201.

200

Гогун А. Указ. соч. С. 36.

201

Обзор деятельности отдела работ д-ра Тауберта (антибольшевизм) рейхсминистериума пропаганды до 31.12.1944 / Жуков Д. Власовцы и нацистская пропаганда. М., 2000. С. 32.

202

Казанцев А. Указ. соч. С. 201.

203

Цит. по: Мюллер Н. Вермахт и оккупация (1941–1944). М., 1974. С. 378.

204

В самой известной статье Эренбурга «Убей немца!» (1942) содержатся, к примеру, такие строки: «Мы поняли: немцы не люди… Если ты не убил за день хотя бы одного немца, твой день пропал… Если ты убил одного немца, убей другого — нет для нас ничего веселее немецких трупов». Подробнее о личности Эренбурга см.: Урбан Т. Илья Эренбург как военный пропагандист / Россия и Германия в XX веке. Т. 3. Оттепель, похолодание и управляемый диалог. Русские и немцы после 1945 года. М., 2010. С. 324–349; Фомин Е. Певец расовой ненависти. Война Ильи Эренбурга / «Эхо войны» (Москва). 2008. № 3. С. 36-^0.

205

Кригер В. Политические процессы над немцами СССР в годы германо-советской войны / Россия и Германия в XX веке. Т. 1. Обольщение властью. Русские и немцы в Первой и Второй мировых войнах. М., 2010. С. 877.

206

Там же.

207

Янссен И. «Большевизм» как образ врага в учебной литературе для рейхсвера и вермахта 1933–1945 гг. Развитие и противоречия / Россия и Германия в XX веке… Т. 1. С. 306.